Мой тайный дневник

Табель

Начинаются зимние каникулы. Мы рады, хотя нам сегодня и раздали табели. Когда мы выходили из школы, все отличники спешили, хотели дома похвалиться. А нам спешить, было некуда, мы шли совсем медленно. Нам просто надо было поговорить, потому что Канторис и Шпала провалились.

Мы думали, как же их утешить. Но Канторис совсем не грустил, он смеялся:

— Вы или дураки, или не знаете, что происходит! Ведь скоро изобретут искусственные головы и будут их продавать. Родители мне уже пообещали купить, а до того времени я как-нибудь протяну.

Мы засмеялись.

Потом Канторис начал считать, сколько денег получит он за свой табель. Ему дома за каждую пятерку дают десять крон, за четверку — восемь, за тройку — шесть, за двойку — четыре, а за единицу ничего. Теперь он понесет большой урон, потому что у него в табеле две единицы. Канторис высчитал, что если по справедливости, то выходит всего сорок две кроны, а этого ему мало, потому что он хочет купить духовое ружье.

Тогда он вынул из портфеля ластик, освобождающий учеников от разных переживаний, стер две единицы и две двойки и вместо них вывел себе четверки — по восемь крон.

И Шпале посоветовал:

— Дай-ка сюда! Я сотру и тебе. Дашь мне за это две коробочки пистонов, и мы квиты.

Но Шпала был грустный и свой табель не дал.

Тогда вмешался Миша:

— Ты, Канторис, осел! После каникул все откроется.

Но Канторис смеялся и говорил:

— Ну и пусть. Пусть открывается. Ружье-то у меня уже будет! И тебе, так и знай, я его не дам.

Но нам все это не понравилось. Мы пошли дальше и жалели теперь одного только Шпалу, потому что он наш товарищ, с нашего двора и не взял резинку.

Когда мы подошли к дому, мы с Мишей тоже заспешили, но Шпала все еще не спешил, потому что он боялся показать родителям табель.

Миша сказал:

— И я боялся, когда однажды разобрал часы и понял, что все заметят, — ведь они каждые четверть часа стали бить по двенадцать раз. И боялся я целых десять минут, но больше уже не мог выдержать и сам сказал сестре, чтобы она всем рассказала. И она правда рассказала, и мне досталось, но я уже радовался, что мне не надо больше бояться.

Но Шпала все равно боялся: знал, что быть ему битым. Тогда мы засунули ему в штаны «Средневековый Рим» и подошли вместе с ним к самым дверям. Миша нажал звонок, а я сказал:

— Честь труду, тетя! Ян боится идти домой, потому что у него единица по математике.

Шпалова мама сказала:

— Так, значит, ты боишься? Ты бы лучше боялся, когда не учил уроков! А ну-ка, входи, повторим!

Нам было жалко Шпалу, и поэтому мы остались ждать за дверью, когда он начнет орать. Но он не заорал, хотя мы и ждали целую вечность. Уходили мы довольные.

Между собой мы договорились, что будем Шпале давать уроки математики. Конечно, не я, а Миша, потому что у меня самого никак не укладываются в голове дроби, особенно когда они между собой умножаются и становятся от этого все меньше.

Но и мне не хотелось идти домой. Ведь и у меня по математике тройка.

Долго еще мы стояли на дворе, и я наконец сказал:

— Канторису хорошо, есть надежда хоть на искусственную голову. Может, и мне начать на нее собирать?

Но Миша озлился:

— Собирай, коль считаешь, что без нее пропадешь! А я буду изобретателем. Изобретение надо вынашивать только в собственной голове! И подумай, а что, если в магазинной башке испортится какая-нибудь деталь? Тогда ты, выходит, и совсем дурак, да?

Миша был прав: пока что я еще не совсем дурак, и поэтому я сказал:

— Правильно, лучше буду собирать на мотоцикл.

Но Миша озлился:

— Собирай, коль считаешь, что без нее пропадешь! А я буду изобретателем. Изобретение надо вынашивать только в собственной голове! И подумай, а что, если в магазинной башке испортится какая-нибудь деталь? Тогда ты, выходит, и совсем дурак, да?

Миша был прав: пока что я еще не совсем дурак, и поэтому я сказал:

— Правильно, лучше буду собирать на мотоцикл.