Мой тихий ужас

3.9

За эти несколько месяцев прибывания в доме Райских я уяснила одну несложную вещь: их семья не просто яма, присыпанная полевыми цветами, а бесконечный колодец, со дна которого не виден солнечный свет.

И я стала заложницей хитрой ловушки.

– Что? – ошарашено переспросила я, на грани потери сознания. Меня словно вернули в инвалидное кресло, но уже с искалеченным сердцем.

– Я твой отец, Софа, – голос Елисея не дрогнул, пусть глаза тонули в печали. – Ты моя кровь. Мой внебрачный ребёнок. Моя единственная дочь.

Болезненный укол пронзил грудь. Он произнёс это так уверенно, будто не раз репетировал в мыслях каждое слово. Роковое признание, сделавшее меня инвалидом.

– Ложь, – почти беззвучно обвела я губами. – Это вранье.

– Нет, к счастью. К счастью для меня, – поправился мужчина, полагая, что эта новость на принесла мне восторга.

Туман из размышлений заполонил голову, но дал ни одного ответа. Единственное, о чём могла я думать, часом ранее и сейчас, так это ночи проведённой с Тихоном. Сладкие воспоминания в секунду покрылись густым слоем дёгтя.

– А как же мама? Божена знала об этом? – горький ком карябал горло.

Мужчина стыдливо кивнул.

– Конечно же, она всё знала…

Затяжная пауза заставила меня напрячься, когда казалось, что поводов для большего волнения попросту не осталось.

Елисей оправдал предостережение неуместно ёмкой фразой:

– Ты и её дочь тоже.

Сложно сказать, что меня пронзило больше: их долгое молчание или безобразно исполненная мечта. Внезапное появление родителей стало худшим моим обретением. Я бы пожелала ничего о них не знать.

Не знать, что холод, исходивший от Божены, был ничем другим, как материнской заботой. Не знать, что мужчина, подаривший мне жизнь, фривольно вздумал её сломать. И никогда не узнать о парне, который стал по-настоящему близок, а в итоге оказался моим…

И пусть Райский был убедителен, картинка не клеилась.

– Тогда почему я выросла в детдоме? – не в силах больше сдерживаться, я дала волю слезам. – Уже тогда сочли меня браком? Так получается, папочка? – непривычное слово прозвучало особенно едко.

– Если хочешь найти главного виновника, то взгляни на меня. Божена здесь ни при чём, – Елисей потянул ко мне руку, но я с отвращением отмахнулась. – Пожалуйста, Соня, выслушай. В том, что произошло, повинен лишь я. И никогда не прощу себя за это. Никогда.

Я прикусила солёную от слёз губу, тем самым требуя объяснений. Наперекор чувству сохранности, ведь новая правда способна полностью меня разрушить.

– У нас был роман с твоей матерью, – рассказ давался ему нелегко, мужчина то и дело прочищал горло. – Но молодой я не славился благородностью. Встретив другую женщину, я оставил Божену. Лишь спустя годы мне довелось узнать, что вместе с ней я бросил и свою дочь.

Елисей накрыл лицо руками. Мужчина задёргался, но отнюдь не в смехе.

– Она не сказала мне, что беременна. Не сказала, потому что ненавидела меня за предательство…

– И следовательно, ненавидела чадо предателя, – дополнила я шёпотом. Догадка была горькой, но хуже было это отрицать. – Поэтому от меня отказались?

– Не отказались, Софа. Нет. Ты всегда была под её присмотром. А когда гнев Божены спал, она осознала свою ошибку и забрала тебя. Правда, не нашла смелости во всём признаться. Ты была взрослой девочкой, но недостаточно взрослой для того, чтобы понять поступок матери.

– Вы хоть слышите себя?! Я никогда его не пойму!

– Знаю. И едва ли простишь меня. Впрочем, судьба меня уже наказала. Когда жена ушла от меня и, казалось, что все обременения сняты, я узнал о тебе. Божена была против этих встреч. Единственное, что я мог, так это предложить свою помощь. Божене, тебе и другим детям. Так я мог временами видеть тебя, – от нехватки воздуха мужчина оттянул ворот рубашки. – Затем авария. Не подумай, совершенно случайная. Как очередной упрёк судьбы за безответственность. Твоей маме ничего не оставалось, как отдать тебя мне. И я не смог справиться. Я снова всех подвёл.

Его исповедь киноплёнкой мелькала перед глазами. Пришлось взглянуть на свою жизнь с совершенно другого ракурса. Кадры смешались, превратившись в тучное месиво из фальши и неоправданного эгоизма.

– Понимаю, детка, тебе нужно всё переварить, – искренне каялся Елисей. – Но я не мог больше молчать. Не мог, и причина тебе известна.

Тихон. Все камни снова полетели в него. Всегда и во всём они винят Тихона.

– Боже, – беззвучно проговорила я, лишь изредка находя время на вздох. – А что касается Веты? Она тоже ваш ребёнок? Или просто дополнение к любимой дочери? Ну а Тихон? – моя растерянность сменилась злостью. – Очередная ваша подделка, которую вы постеснялись бросить? Им вы залатали старые прорехи? Верно?!

– Я хотел тебя защитить…

– Тогда стоило начать с себя!

Заторможенно поднявшись с кровати, Елисей взялся за сердце. Его ни на шутку обеспокоенный взгляд блуждал по полу, будто ища поддержки в невесомости.

– Я всего лишь глупый старик и едва ли смогу правильно объясниться, – мне было заметно, как растёт паутинка в уголке его глаз. – Я поеду за Боженой. Уверен, она найдёт нужные слова. Мне нет оправдания, но меньшее, чего я хочу, так это лицезреть твою ненависть. Пожалуйста, Софа, дождись. Обещаю, что эта просьба станет последней. Подари мне этот шанс, пусть я его не заслуживаю.

Не дождавшись ответа, Елисей покинул комнату. Так и не узнав, что меня танцует далеко не ненависть; десяток противоречивых эмоций, но только не она.

Мне нужно было прийти в себя, Тихон.

Нужно было хоть на секунду отвлечься, ведь я сходила с ума.

Даже сейчас, обращаясь к тебе, я не могу сдержать надоедливых слёз. Душу так и кромсает затупленный нож.

Режет. Полосует. Уродует.

Елисей пропал на несколько часов, подарив мне время на сборы. Искажённой походкой я подходила к шкафу и возвращалась к кровати. Несмотря на катастрофический упадок сил, мной двигало желание поскорее убраться из этого дома.

А нужда поговорить с тобой тянула якорем...

– Софа? – окликнула Нелли, показавшись в комнате. – Тебе нужна помощь?

Остервенело закидывая вещи в сумку, я лишь покачала головой.

– Я помогу, – проявила настойчивость девушка. Без всякого допроса, без лишних вопросов. А ведь ранее она была куда проницательнее.

Стройная, привлекательная брюнетка, которой посчастливилось быть гувернанткой, а не кровной родственницей Райских, она знала о своей привилегии.

Мы одновременно поняли футболку с пола; наши колкие взгляды встретились.

– Ты всё знала, так? – скорее уточнила я.

Нелли не ответила, тем самым согласившись.

– И не удосужилась сказать об этом Тихону?

– Ему не следует об этом знать, – резко обрубила Нелли, вырвав вещь из моих рук. – Кто и может ему всё рассказать, так это Елисей. Мы не в праве в это лезть.

Меня пошатнуло от её хладнокровности.

– Значит, ты его никогда не любила, раз у тебя хватает совести так поступать.

Оторвавшись от процесса, Нелли потемнела в лице.

– Я берегу его. Это ли проявление равнодушия?

– Почему же ты не сберегла его от меня?! – психанув, я опустилась на край кровати. Мы будто бы говорили на разных языках. Ранее Нелли не казалась мне настолько чёрствой. Более того, я всем сердцем верила, что она такой не является.

– Всё ли рассказал тебе Елисей? – аккуратно переспросила девушка, заглянув мне в глаза. – Что ты узнала, Соня?

Её вопрос заставил меня задуматься. Но не склонил к ответу.

– Не моё дело, верно, – горько усмехнулась Нелли. – Я обычная горничная, со мной не стоит объяснятся. Марионетка в руках влиятельного хозяина, и только. Пустышка. Но если ты любишь Тихона, то ты не скажешь ему об этом. Не причинишь боль, которую испытываешь сейчас сама. Поверь, мне не удастся залечить эту рану, – на этом девушка ушла.

В словах Нелли была правда, но терялась связь. В её представлении чувства Тихона шли в противовес моим. Но мы оба были жертвами критических обстоятельств.

Или только мне так казалось? Что ещё я не успела узнать?

Лунный свет коснулся половиц и лежащего на полу Рона, придав непослушной шерсти мнимого благородия. Верный пёс сопел, утыкаясь влажном носом в щиколотку и щедро пускал слюни на прикроватный коврик.

Последний раз я прибывала в этих стенах…

– Я буду скучать по тебе, дружок, – произнесла тихо, проведя пальцами по растрёпанному ошейнику. – Береги своего хозяина. Он у тебя тот ещё негодник.

Входная дверь хлопнула, вместе с тем вздрогнула я. До боли знакомые шаги становились чётче, реже становился пульс. А когда Рон сорвался с места, все мои мольбы увидеть Елисея потерпели крах.

– Салют всем жителем подземелья! – отозвался Тихон, наткнувшись на темноту. – Если вы решили устроить мне засаду, то у вас не вышло. С детства тащусь по ужастикам. Да и вы на чудовищ мало походите.

Я продолжала молчать, не сводя глаз с пыльного окна.

– Прости, что бросил тебя утром. Глеб устроил внеплановый бой, – продолжал Тихон, скидывая с себя кроссовки и спортивную куртку. – Но я знал, что одними извинениями не отделаюсь. Намутил тебе пижаму. Фирменную. Теперь такая только у тебя, и у жены Макгрегора.

На коленки упала длинная футболка с нашивкой «Everlast». Я же сжала простынь в кулаках, боясь произнести хоть слово.

– Так и знал, что тебя обрадуют только трусы выдающегося танцора, – его подбородок коснулся плеча, губы обожгли шею, а дыхание – душу. – Завтра же сниму их с участника «Тринити».

– Тихон, – прозвучало с неким укором. – Не надо.

Мне пришлось вывернуться, чтобы избежать его прикосновений.

– Да ладно? Настолько непростителен косяк? – удивился он, загородив собой последний свет. – Я не ждал лёгкости, но это слишком.

Теперь, когда он стоял передо мной, я вовсе позабыла о том, что хотела сказать. Насильно выработанная уверенность скопилась в убийственную слабость.

– Уверен, поцелуй тебя разморозит, – Тихон потянулся ко мне, но получил резкий отпор. – Да что с тобой такое? Вчера ты была более сговорчивой. Серьёзно, я не поспеваю за твои настроением. Может, выпишешь часы приёма? Сегодня ты нежная, завтра – стерва. Я и это готов стерпеть.

– Больше не придётся терпеть, – сухо отозвалась я, заглушая плачь в сердце. – Вчерашняя ночь была ошибкой. Некий эксперимент.

Улыбка спала с его лица. Брови сошлись.

– Эксперимент? И каков был итог, профессор? – огрызнулся Райский.

Если бы каждый удар сердца оставлял на мне трещину, я бы разлетелась на части. На миллион мельчайших осколков.

– Ничего. Пустота.

– Правда? А вот мне так не показалось.

Наперёд зная, что Тихон не уступит, я решилась на беспроигрышную атаку:

– Сомневаешься? Да кто полюбит такого, как ты – избалованного и неуправляемого ребёнка? Мальчишку, решившему, что ему всё дозволено, потому что его бросила мать. Но мир вокруг тебя не вертится, оттого и бесишься. Ты неудавшийся эгоист, Тихон, и всегда им останешься.

Криво улыбнувшись, парень опустился на колени. Мурашки пробежали по коже от его невозмутимой стойкости.

– Ты общалась с отцом, не так ли? Что в этот раз наговорил старик?

Ох, если бы я только могла всё тебе рассказать…

– В том, что ты мне противен, вины Елисея нет, – зато я утопала в ней по макушку. – Изменив мою жизнь, ты сделал её невыносимой.

– Соня…

– Я ненавижу тебя, слышишь?! – сглотнула я слёзы, поддавшись вперёд.

На его брови блестела кровь. На скуле вырисовывалось тёмное пятно. На переносице виднелась ссадина. Но главное разочарование затаилось где-то внутри.

Опустив голову, Тихон продолжал улыбаться. У него хватило на это сил.

– Значит, ненавидишь меня? – переспросил с иронией он. – А вот твои глаза говорят обратное. Но мне ли тебя переубеждать?

Приподнявшись на ноги, слегка Тихон покачнулся.

Я тот неудавшийся боец, который смог тебя сломить…

– Отличная месть, Соня. Но я даю тебе час, чтобы передумать.

Мне ли отрицать, что я влюбилась …

– Больше ты меня не увидишь. Никогда.

– А вот в этом не будь так уверена.

Как же ты ошибался, милый.

Как только Тихон покинул комнату, я кинулась к телефону. Все попытки дозвонится Славе были безуспешны. Наверняка он был значимой пешкой в игре Елисея.

Оставался лишь один…

– Бюро похотливых услуг слушает, – отозвался резвый голос в трубке.

– Мне нужна твоя помощь, Арс. Это крайне важно.

Мне так жаль, Тихон...

Прости, что узнаёшь об этом так. Прости за то, что причинила тебе боль. И прости за этот самый трусливый мой поступок.