Микаэла
Я просыпаюсь утром в пустом доме. Моя первая мысль — Райан, должно быть, ушёл. Но когда прохожу мимо хозяйской спальни, то замечаю его спортивную сумку на полу рядом с комодом, так что он должен быть ещё где-то здесь. Я иду на кухню, чтобы сварить чашечку кофе, и, пока там, сделать себе тост. Наверное, мне следовало купить продукты для приготовления нормальной еды, но я не подумала. К тому же, я на самом деле не умею готовить, так что не уверена, насколько это была бы хорошая идея.
С чашкой кофе в одной руке и тостом в другой выхожу на улицу. На Венис-Бич март, поэтому погода может меняться, но сегодня тепло, поэтому я сижу в кресле и смотрю, как волны разбиваются о берег, пока ем свой завтрак и пью кофе. Я не знаю, куда пойти и что делать. Я приехала сюда, чтобы попытаться просто двигаться дальше. Сменить обстановку. Дать моей семье отдохнуть от беспокойства за меня. Но я не имею ни малейшего понятия, что, чёрт возьми, мне теперь делать, и пока всё, что я сделала, это провела ночь, плача в своей комнате.
Неважно, в Вегасе я или в Венеции, моё сердце всё равно болит. Комок в горле всё ещё остаётся. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я всё ещё представляю безжизненное тело Йена, лежащее в гробу — мама предупреждала меня не смотреть, но я должна была сама убедиться, что его действительно больше нет. В Венеции мои планы всё ещё рушатся, моё сердце по-прежнему разбито.
Я перебираюсь из кресла на шезлонг, чтобы лечь и устроиться поудобнее. Закрываю глаза и позволяю солнцу светить мне в лицо. Тепло напоминает о том, что в отличие от холодного тела Йена, погребённого в шести футах под землей, я всё ещё жива.
Я провожу утро, ничего не делая. Пытаюсь написать своё письмо Йену, но, как всегда, у меня ничего не получается. Нет ни слов, ни мыслей, ни чувств, которые я хотела бы записать. Всё, что я напишу, тем самым сделает смерть Йена реальностью. Мой муж мёртв и не вернётся. Дело в том, что последние пятнадцать месяцев были реальностью — я просто не хотела этого признавать. Вот почему я здесь. Только, похоже, здесь я делаю то же самое, что делала дома. Слёзы щиплют веки, но я закрываю глаза, прогоняя их.
«Первый шаг, — думаю я про себя, — больше не плакать». Я не смогу двигаться вперёд, если буду продолжать плакать.
Ближе к вечеру возвращается Райан. Он одет в пляжные шорты и шлепанцы, рубашка перекинута через плечо. Короткие волосы мокрые, а кожа загорела на солнце. Тело рельефное, от сильных мускулистых плеч до точёной груди, вплоть до рельефных кубиков пресса. У него несколько татуировок, покрывающих его кожу.
Я коротко отчитываю себя за то, что пялюсь на него, точно так же, как делала прошлой ночью, но затем мысленно закатываю глаза. Не то чтобы я изменяла Йену, поскольку его здесь нет. Возможно, я застыла на месте, не в силах двигаться дальше, но я не совсем потеряла самообладание. Я знаю, что мой муж ушёл и больше не вернётся. Знаю, что в конечном итоге мне придётся двигаться дальше. Однажды, я вероятно, снова выйду замуж, у меня будет семья. Мне всего двадцать лет. У меня вся жизнь впереди — в отличие от Йена. Но сама мысль о том, чтобы двигаться дальше, причиняет боль моему сердцу. Мысль о том, чтобы сделать шаг вперёд, но уже без Йена рядом, выворачивает наизнанку. Я не хотела двигаться вперёд без него. Я должна была идти с ним, создать с ним семью. Создать с ним жизнь. Как всегда, моё горло сжимается от эмоций, и приходится сдерживать рыдания. Я приказала себе больше не плакать. Я не смогу двигаться вперёд, если буду продолжать плакать.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на Райане. Он держит под мышкой доску для сёрфинга моего отца. Он кивает мне, и я заставляю себя улыбнуться ему. Улыбка кажется чужой, но в то же время я ощущаю внутри себя что-то приятное. По-своему я сделала шаг вперёд. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз улыбалась. Так что, да, я считаю улыбку шагом вперёд.
Он выходит на задний дворик и прислоняет доску к стене дома, затем смывает соленую воду со своего тела под душем на открытом воздухе. Закончив, хватает полотенце и вытирается.
Он заходит внутрь, а затем, спустя несколько минут, выходит обратно, одетый в шорты и футболку, на ногах те же шлепанцы. Я смотрю, как он идёт по пляжу к пирсу, понимая, что он так и не сказал мне ни единого слова. Интересно, может быть, он боится заговорить со мной, как будто опасается, что я могу сорваться на нём. Или, может быть, он просто пытается оставить меня в покое. Даже несмотря на то, что он был за границей, он должен знать о моей ситуации. Его родители — лучшие друзья моих бабушки и дедушки, и, несмотря на то, что его постоянно не было дома, я знаю, что он близок со своими, точно так же, как я со своими — или, по крайней мере, был близок, пока Йен не умер и я не оттолкнула всех.
Немного погодя я захожу внутрь, чтобы приготовить себе что-нибудь на обед. Райан купил чёртову уйму еды, но я не хочу прикасаться к ней без спроса, поэтому ограничиваюсь тем, что купила сама: пинтой мороженого и пакетом чипсов.
Наевшись вдоволь, чтобы больше не чувствовать голода, я ложусь вздремнуть, но поскольку на самом деле ничего не сделала за день, то не чувствую усталости, поэтому вместо этого просто лежу в постели и смотрю в потолок, позволяя своим мыслям блуждать в голове. Когда же я больше не могу этого выносить, вылезаю из постели, чтобы взять книгу, которую привезла с собой. Когда я открываю багаж, мне бросается в глаза маленькая коробка. Я не уверена в причинах зачем её взяла. Может быть, я боялась, что, если оставлю её дома, мне покажется, что я оставляю там и Йена. Я открываю её и просматриваю содержимое — чего не делала с тех пор, как заполнила её. В ней всё, что осталось от нашего с Йеном совместного времяпрепровождения. Письма, которые он мне писал, наши фотографии, его обручальное кольцо. Однажды, когда я ужасно себя чувствовала, то положила всё в коробку, чтобы больше не видеть этого. Я сказала себе: с глаз долой — из сердца вон. Очевидно, не сработало.
Прижимая к груди фотографию, на которой мы смеёмся и улыбаемся, слёзы начинаются литься градом. Моё сердце болит из-за Йена, но я так устала причинять себе боль, чувствовать себя разбитой.
Мой взгляд падает на камин, и на короткую секунду я подумываю бросить всё это туда. Тем самым вынуждая двигаться себя вперёд. Но потом прихожу в себя. Я бы, без сомнения, пожалела об этом, и не было бы никакой возможности вернуть что-либо из этого обратно.
Поэтому вместо этого я кладу коробку обратно в свой чемодан и, взяв единственное наше фото, забираюсь обратно в постель и плачу, пока не засыпаю. Завтра, говорю я себе. Завтра я начну ещё больше стараться двигаться дальше.
— Я возьму это, — Райан появляется из ниоткуда и выхватывает косяк, который я подносила к губам, из моих рук и бросает его на песок. — И заменю его этим, — он ставит передо мной аппетитно пахнущую тарелку с едой. Яичный омлет, который выглядит так, будто его смешали с ветчиной, сыром, грибами и перцем, домашняя картошка фри, идеально приготовленная, и нарезанные фрукты.
Райан исчезает, затем возвращается, жонглируя двумя стаканами апельсинового сока в одной руке и тарелкой с едой для себя в другой. Я забираю у него стаканы и ставлю их на стол.
— Чёрт, забыл приборы, — говорит он, ставя свою тарелку на стол.
Он возвращается через несколько секунд и садится, протягивая мне вилку и нож.
— Вау, мужчина, который умеет готовить. Что ещё ты умеешь делать?
— Курение — это не то, благодаря чему ты справишься, — говорит он, игнорируя мою шутку.
— О, точно, — я закатываю глаза вверх. — Я слышала о твоём комплексе спасителя, — я наклоняюсь над своей тарелкой с едой. — Но знаешь, что? Меня не нужно спасать. Что случилось со вчерашним парнем, который позволил мне спокойно разобраться?
— Я давал тебе возможность. Возможности закончилась, когда ты закурила косяк.
Не желая спорить, я встаю, и Райан делает то же самое.
— Садись и ешь, — он указывает на еду, и у меня, конечно, в этом момент начинает урчать в животе. Его бровь приподнимается, и я вздыхаю, сдаваясь.
— Хорошо, но никаких разговоров о том, как справляться или что-то в этом роде, — я беру вилку, протыкаю ломтик дыни и направляю его на него, одновременно пронзая тяжелым взглядом.
— Хорошо, — он беспечно пожимает плечами, ничуть не смущенный моим взглядом. — Поскольку мы оба знаем, что ты не делаешь ни того, ни другого, — он отправляет картофелину в рот и жует.
— Извини? — я подцепляю вилкой кусочек омлета и отправляю его в рот. Он пышный и ароматный. Вырывается громкий стон, и Райан смеётся.
— Курить травку — значит избегать, а не разбираться. Не справляться. Избегать.
— Я пытаюсь….
— Нет, это не так, — возражает он. — Вчера ты весь день ничего не делала, только ела дерьмовую еду и плакала, а сегодня просыпаешься и куришь косяк ещё до восхода солнца, — ладно, очевидно, что, пусть он и не разговаривал со мной, но был внимателен.
— Неважно, — я откусываю ещё кусочек от своей еды, а он начинает хихикать. — Что? — фыркаю я.
— Ничего, — он смеётся, качая головой и откусывая ещё кусочек от своей еды. Я пытаюсь и не могу игнорировать, тот факт какая у него сильная челюсть. Типа, как челюсть может быть сильной? Но почему-то его… — Ты ведёшь себя на свой возраст, — добавляет он, отвлекая меня от разглядывания его челюсти. — Я давно не общался с кем-то твоего возраста, а я самый младший в своей семье.
Правда? Он примерно на восемь лет старше меня и ведёт себя так, будто он ровесник моего отца. Я не утруждаю себя ответом на его замечание, не желая зарывать себя ещё глубже.
Мы доедаем остаток завтрака в тишине. Когда наши тарелки пустеют, он встаёт и идёт забрать мою тарелку, но вместо этого я забираю его у него из рук.
— Ты приготовил, значит я убираю.
Он следует за мной внутрь. На кухне ни пятнышка, так что он, должно быть, прибрался в процессе. Я ставлю посуду рядом с раковиной и поливаю её мылом, затем беру губку и начинаю мыть. Райан присоединяется ко мне, облокачиваясь на стойку, скрестив руки на груди.
— Как долго ты планировала здесь пробыть?
— Я не знаю, — говорю я, ставя чистую посуду в сито. — Моя мама сказала, что было бы полезно уехать куда-нибудь, и следующее, что помню, это как собираю сумку и направляюсь сюда.
— И они не знают, что ты здесь?
— Они знают, что я в безопасности. Я не сказала им, где я, но уверила, что со мной всё в порядке, и я на связи, чтобы они не волновались. Я не хотела бы, чтобы они присылали кого-нибудь проверить меня
— Мне нужно явиться на базу для моей командировки через пару недель.
— Командировки?
— Афганистан.
О, да. Он служит в армии. Я знала это. Я киваю, ком размером с мяч для гольфа застревает у меня в горле. Он уезжает за границу, в Афганистан. Подвергая свою жизнь риску. Также, как и Йен, если бы не это… я начинаю качать головой, пытаясь блокировать любые мысли о Йене.
— Эй, я держу тебя, — Райан притягивает меня в свои объятия, и только тогда я понимаю, что мои щёки мокрые от слёз. Он поднимает меня и относит на диван, усаживая рядом с собой.
— Мне жаль. Ты упомянул Афганистан, и это…
— Твой муж погиб на тренировках, верно?
Я киваю.
— Пятнадцать месяцев назад, — я смахиваю свои глупые слёзы и закрываю глаза, желая, чтобы они прекратились. — Я уже должна была забыть об этом… двигаться дальше. Вот почему я здесь.
— Я никогда не терял никого из близких мне людей так, как ты, — говорит Райан. — Но я потерял нескольких человек во время развёртываний, и я считал их семьёй. Я не уверен, что ты когда-нибудь полностью забудешь это, и нет чёткого расписания, когда тебе нужно двигаться дальше.
Я открываю глаза и впервые за долгое время ловлю себя на том, что улыбаюсь.
— Спасибо, — когда он бросает на меня смущённый взгляд, то я уточняю: —Ты первый человек, который не говорит мне, что пришло время двигаться дальше.
Райан кивает.
— Ты будешь двигаться дальше, когда будешь готова. Ты никогда не забудешь, но однажды, когда будешь готова, ты сделаешь шаг вперёд, а затем ещё один.
— Я хочу, — признаюсь я, по какой-то причине мне так легко с ним разговаривать. — Это просто… — я делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь сдержать слёзы. Я такая эмоциональная развалина. — У нас были планы, и теперь, каждый раз, когда я думаю о них… — я делаю ещё один глубокий вдох, а затем медленно выдыхаю, пытаясь побороть приступ тревоги, который, как я чувствую, приближается. Это происходит каждый раз, когда я думаю о будущем Йена и моём.
Райан протягивает руку и притягивает меня ближе к себе. Его ладонь гладит меня вверх и вниз по руке, успокаивая.
— Дыши, — шепчет он мне на ухо. — Просто дыши.
Его голос звучит повелевающе и в то же время успокаивающе, и я ловлю себя на том, что делаю то, что он мне говорит. Несколько минут спустя я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что благодаря его прикосновениям и словам я справилась со своей панической атакой.
— Я собираюсь прогуляться до пирса. Видел, у твоего папы в гараже есть несколько удочек и стульев. Мы могли бы взять с собой ланч и отправиться на рыбалку. Что скажешь?
Не задумываясь, я киваю. Один шаг вперёд.
— Да, конечно. Звучит заманчиво.
Пока я надеваю легинсы, спортивную майку, под которой спортивный бюстгальтер, и пару теннисных туфель, Райан упаковывает ланч-кулер и захватывает пару удочек и стульев. Он одет в свободные шорты-карго цвета хаки и чёрную рубашку, которая расстёгнута на груди. Я забираю у него кулер, чтобы он мог нести удочки и стулья, а затем мы отправляемся на пляж. Вода сегодня неспокойная, и я теряюсь в своих мыслях и звуках разбивающихся волн. Гулять с Райаном приятно. Он не пытается завязать вынужденный разговор. Ему просто нравится гулять вместе в тишине. И это не неловкое молчание. Это ощущается спокойно, и я чувствую себя расслабленно.
Как только мы добираемся до пирса, Райан покупает немного наживки, а затем мы находим место, где не слишком людно, чтобы расставить стулья. Он насаживает наживку на обе наши лески, а затем забрасывает их в воду, всё это выглядело у него так легко, а я сижу в своём кресле и наблюдаю. Он втыкает удочки в лунки и садится рядом со мной.
— Ты часто ходишь на рыбалку?
— Первый раз, — отвечает он со смехом. — Я посмотрел, как всё это делается в интернете, — он сексуально подмигивает мне, у меня же в ответ на это внутри всё начинает сжимается, а воздух выходит из лёгких. — Обычно я не из тех, кто сидит сложа руки, — добавляет он. — Но твой папа сказал мне, что я должен какое-то время ничего не делать.
— Вау, мои родители просто полны советов, — иронично посмеиваюсь я.
— Они хотят как лучше.
— Я знаю, — соглашаюсь. — Итак, что мы теперь будем делать?
— Ждать.
Мы сидим в тишине несколько минут, а затем, внезапно, удочка, которую он поставил передо мной, начинает наклоняться.
— Ой! Я думаю, что-то происходит!
Мы оба вскакиваем со стульев. Райан хватает мою удочку и наматывает то, что было на крючке. Когда он перекидывает её через перила, я замечаю рыбу. Настоящую рыбу. Милую, невинную, серебристую рыбку. И это поражает меня… Мы ловим рыбу… для рыбы! Она извивается от страха — её крошечный ротик открыт, и рыбка безмолвно практически умоляет о спасении.
— О Боже мой! — я вскрикиваю. — Помоги!
Глаза Райана расширяются.
— Что?
— Крючок у неё во рту! — я бросаюсь к бедной маленькой рыбке, которая извивается, скорее всего, от боли. — Ей больно, Райан! Мы должны ей помочь.
Райан смотрит на меня так, словно я сошла с ума, но я игнорирую его, полностью сосредоточившись на спасении этой бедной рыбёшки. Осторожно я вынимаю крючок у неё изо рта.
— Всё в порядке, малыш. Я тебя услышала. С тобой всё будет хорошо, — я быстро бросаю его обратно в воду и наблюдаю, как он приземляется в неё с лёгким всплеском, исчезая в пучине.
Я хватаю удочку, которая всё ещё находится в воде, и наматываю её.
— Больше никакой рыбалки, — я передаю удочку Райану, который смотрит на меня как на сумасшедшую. — Эти бедные рыбки не заслуживают того, чтобы их подсекали и убивали для нашего развлечения.
Медленно улыбка расползается по лицу Райана, отчего на его щеках появляются ямочки.
— Что? — я фыркаю, скрещивая руки на груди.
— Ничего, — он качает головой, его довольная улыбка становится шире. — Ты просто… чертовски очаровательна.
Отлично, он думает, что я очаровательна… как чёртов ребёнок.
— А чем, по-твоему, мы должны были заниматься, когда я упомянул рыбалку? — спрашивает он.
— Я не знаю, — пожимаю плечами. — На самом деле я не думала об этом, пока ты не вытащил ту бедную, беспомощную рыбку.
Райан смеётся, и его сильные плечи вздрагивают.
— Ладно. Итак, никакой рыбалки…
— Никакой рыбалки. Это плохая идея, — я оглядываюсь по сторонам, присматриваясь ко всем людям, которые ловят рыбу на пирсе. Эти удочки — не просто удочки, а оружие, угрожающее ранить и убить всю морскую живность.
— Ты не можешь помешать всем этим людям ловить рыбу, так что даже не думай об этом, — произносит он, словно читая мои мысли. — Почему бы нам не прогуляться и не посидеть на пляже.
Я бросаю на людей испепеляющий взгляд.
— Ладно, окей.
Райан берёт стулья и удочки, а я беру кулер. Мы находим уединённое место, но вместо того, чтобы сидеть на стульях, выбираем место на песке.
После нескольких минут наблюдения за набегающими волнами я говорю:
— Моей специальностью была морская биология.
— Была?
— У меня оставался семестр, чтобы получить степень младшего научного сотрудника, — объясняю я.
— Я знаю, что это такое. У меня диплом инженера.
Я резко поворачиваю голову, глядя на него новыми глазами.
— Действительно?
— Что? Я не могу получить учёную степень, потому что служу в армии?
— Нет, я просто не знала, что ты учился в колледже. Йен… — при упоминании его имени я на секунду замолкаю, но затем заставляю себя продолжить. — Йен завербовался. Он не пошёл в колледж, а сразу записался в «Морские котики».
— Я тоже. Но я посещал онлайн-курсы. Хотел получить степень, которая могла бы мне пригодиться в один прекрасный день, а также в полевых условиях. Я боевой инженер, — он достаёт из холодильника две бутылки воды и протягивает одну мне. — Итак, ты специализируешься на морской биологии?
— Да, я планировала подать заявление в Университет Сан-Диего и на стажировку. Хотела изучать морскую флору и фауну. Я находила это увлекательным.
— Что заставило тебя захотеть этим заняться? — он откручивает крышку бутылки и подносит её к губам. Когда он пьёт воду, его кадык дёргается, и я ловлю себя на том, что сжимаю бёдра вместе. Почему всё, что он делает, должно быть таким чертовски мужественным и сексуальным? — Микаэла, — подсказывает он с ухмылкой, говоря мне, что точно поймал мой пристальный взгляд на себе.
— Мм-м… — я слегка качаю головой, чтобы прогнать гормоны, засоряющие мой мозг. — Мы отправились в круиз, когда мне было тринадцать. Занимались подводным плаванием, и меня привлекли морские обитатели. Несколько лет назад мы с папой получили лицензию на подводное плавание и занялись им с аквалангом. Я стала одержимой желанием узнать обо всём этом. Хотела бы иметь возможность исследовать млекопитающих, возможно, работать, чтобы помочь спасти тех, кто находится под угрозой исчезновения, — я пожимаю плечами. — На самом деле я не слишком задумывалась об истинных причинах выбора специальности. Первые два года — это всего лишь предварительное обучение. Я решила, что у меня достаточно времени, чтобы точно понять, чем я хочу заниматься. Время — это то, чему я научилась на горьком опыте, чего нам никогда не хватает.
— И что, теперь ты больше не хочешь этим заниматься?
— Нет, хочу… Я просто…
Я должна была переехать в Сан-Диего, чтобы быть с Йеном. Это было частью нашего плана.
— Ты просто что? — он не собирается спускать меня с крючка. Я уже знаю об этом качестве Райана. Он из тех людей, которые могут вывести человека из себя.
— У нас с Йеном был план на пять лет, — я открываю бутылку с водой и делаю несколько глотков. — Когда он умер, моя жизнь словно остановилась, и я не знаю, как снова нажать на кнопку «воспроизвести».
— Ты поймёшь, когда будешь готова.