Моя жизнь и взгляды

Послесловие

В книге Макса Борна «Моя жизнь и взгляды» ставятся и по-своему решаются её автором проблемы, волнующие современное человечество. Это, по существу, проблемы борьбы против империализма, за мир, демократию и социализм; выдвинутые современной эпохой, они переплелись с проблемами идеологической борьбы, и наши дни наполнили их особым содержанием, придали им неведомое ранее звучание.

Последнее в книге Борна проявляется очень выпукло, почти осязаемо. Сказался не только публицистический талант автора, но прежде всего имело значение то обстоятельство, что за анализ этих вопросов взялся выдающийся современный физик, один из тех преобразователей естествознания, которым XX век обязан созданием квантовой механики.

В центре внимания автора — вопросы войны и мира, и прежде всего возможной термоядерной войны, а также вопросы морали и ответственности учёного, так или иначе втянутого в её подготовку, которые в прежние эпохи развития человечества не могли быть предметом обсуждения (главы «Эволюция и сущность атомного века», «Человек и атом», «Европа и наука», «Благо п зло космических путешествий», «На что надеяться?»; сюда же относятся в той или иной степени три главы первой части книги).

Основным задачам книги служит глава «Символ и реальность» и приложение «Натуральная философия причины и случая», представляющие самостоятельный интерес. Стремление глубоко философски осмыслить исследуемую проблему характерно для всех работ Борна. К этому его побуждало не столько изучение «философов всех времён» (см. гл. «Размышления», стр. 37), сколько научные результаты современной физики, вызвавшие переворот в теоретическом мышлении естествоиспытателей.

Но нашёл ли Борн философию, которая отвечает революционному естествознанию XX века и которая позволила бы ему осмыслить и понять те главные проблемы, какие он решает в своей книге «Моя жизнь и взгляды»? Одна из задач настоящего послесловия состоит в том, чтобы ответить на этот вопрос.

По мнению Борна, теоретические методы современной физики, применение которых принесло ей не сравнимый ни с чем в классическом естествознании успехи (метод принципиальной наблюдаемости, вероятностный подход, структурный подход и другие), возникли и развились за рамками того способа мышления, исследованием которого занималась традиционная философия (см. гл. «Символ и реальность», стр. 115). Какая же философия соответствует современной неклассической физике, с точки зрения Борна?

Он видит недостаточность наивного реализма, выступает против философии Канта и его последователей, решительно критикует позитивизм, включая его последних представителей, высказывается против реакционных идеалистических воззрений в физике. Борн всячески ратует за объективную реальность внешнего мира, отражаемого сознанием человека с его чувственными восприятиями, теориями, наукой. Такой вывод следует на основании многочисленных работ Борна, написанных в философском плане^[30].

Однако Борн не проводит последовательно и систематически этот материалистический тезис. Он возражает против современной материалистической философии, считая её наравне с философией идеализма догматической доктриной. Борн не видит развития материализма, не усматривает коренного отличия диалектического материализма от материализма механического, хотя и упоминает об отличии такого рода. Это фундаментальное недоразумение и объясняет все слабые стороны его взгляда на материализм и диалектику в физике и в науке в целом, его философскую непоследовательность, его точку зрения, будто общественные проблемы исторического и политического плана могут решаться лишь на основе методов, выработанных современной физикой.

Борн принадлежал к числу тех естествоиспытателей Запада, которые пришли к мысли, что общие концепции неклассической физики определяют ныне философию естествознания и, пожалуй, всей науки. По их мнению (к этим учёным можно отнести Гейзенберга, отчасти Бора и некоторых других), такая философия не является ни идеализмом, ни позитивизмом, ни материализмом, хотя включает элементы всех этих философских систем. В подобного рода взглядах явственно прослеживается неудовлетворённость односторонностью и прямолинейностью идеалистических и метафизических философских учений, а также превратное представление о диалектическом материализме, который отождествляется с материализмом до Маркса и Энгельса.

Зададим вопрос в духе Борна (см. его книгу «Физика в жизни моего поколения», стр. 432—433): соответствует ли картина мира современной физики диалектическому материализму? Подчеркнём прежде всего мысль, что физическая картина мира отражает объективно реальный мир. С этим утверждением — с некоторыми оговорками и дополнениями, о которых речь пойдёт ниже, — согласен Борн. Но разве такое утверждение не означает, что картина мира физики является материалистической? Признак материалистического характера картины мира отнюдь не равносилен признанию обязательности для всех времён картины мира физики механической, или электромагнитной, или, скажем, современной квантоворелятивистской. Физическая картина мира как движущейся материи изменяется с развитием физической науки, прогрессом естествознания — именно это отстаивает диалектический материализм. Последний и есть единственно верная философия и метод современной физики, как показал ещё Ленин в начале нашего века и подтверждает развитие теории относительности и квантовой теории.

В последнее время материализм и диалектика всё больше и больше привлекают внимание естествоиспытателей всего мира — об этом можно заключить по опубликованным трудам, по сообщениям многих из них на научных конгрессах, по рецензиям и откликам на работы марксистов; однако идеологические предрассудки и классовая предубеждённость, вся социальная обстановка в капиталистических странах препятствуют известной части западных учёных полностью признать значение марксистской философии для естественных наук. К концу своей жизни Борн ознакомился с некоторыми марксистскими сочинениями, в том числе с работами советских авторов. В одном из писем к автору этого послесловия он писал, в частности: «Вообще я не отрицаю, что материалистическая философия содержит много верных и глубоко ценных идей; но против чего я возражаю — и в этом я согласен со многими коллегами здесь на Западе — это претензии, что сегодняшняя марксистская философия есть единственно верная и что она для каждого вопроса имеет определённый ответ. Я думаю, что философия предполагает ознакомление со всеми возможными идеями, их взаимную оценку, нахождение того, что представляется правильным, а что следует обсуждать с другими мыслящими людьми, пока согласишься или отвергнешь их взгляды. Свобода мышления для меня есть одна из величайших ценностей».

Борн, думается, не был знаком с высказываниями Маркса, Энгельса и Ленина о том, что диалектический материализм по самой своей сути отвергает всяческий догматизм и изменяет свою форму с каждым эпохальным открытием в естествознании и общественных науках. Существеннейшая черта марксистской философии — это присущая ей способность к развитию, которая и определяет ту свободу мышления, без которой невозможен прогресс в современной науке и о которой так или иначе писал Борн. С диалектическим материализмом не следует смешивать те изложения, выдаваемые их авторами за диалектико-материалистическую философию, согласно которым выходит, будто у марксистов всегда лежат в кармане готовые решения всех проблем науки.

Если резюмировать сказанное, то приходишь к мысли, что Борн, по существу, ратует за стихийный материализм в физике. Но стихийный материализм совершенно недостаточен для решения философских проблем современной науки, которая вне философии, строго говоря, не может считаться наукой. Борн ищет эту философию и, отвергая традиционные философские учения и новейший позитивизм, находит её в философских идеях физиков, создавших квантовую механику (точнее, в той интерпретации квантовой теории, которую Гейзенберг назвал копенгагенской интерпретацией).

Физик Борн основательно занимался вопросами, не имеющими непосредственного отношения к физической науке; он штудировал книги по гуманитарному знанию, изучал искусство, глубоко размышлял над проблемами культуры (об этом в настоящей книге даётся интереснейший материал). В итоге он пришёл к выводу о разрыве человеческой цивилизации, вызванном открытием научного метода новой (прежде всего квантовой) физикой. Методология естественных наук нашего времени, думает Борн, противоречит всей истории и традициям человечества... Естественнонаучное мышление и гуманитарный образ мышления радикально разошлись. «Нынешние политические и милитаристские ужасы... можно объяснить не как симптом эфемерной социальной слабости, а как необходимое следствие роста науки, которая сама по себе есть одно из высших интеллектуальных достижений», — пишет Борн (гл. «Размышления», стр. 45), возвращаясь к этому и подобным утверждениям на протяжении всей своей книги.

С Борном необходимо согласиться во многом и важнейшем, если, однако, принять во внимание, что к марксизму и его философии сказанное о «разрыве человеческой цивилизации» не имеет ни малейшего отношения. Борн, надо полагать, не был знаком ни с экономическими и социологическими исследованиями основоположников марксизма-ленинизма, ни с марксистскими социологическими работами, иначе он упомянул бы в списке прочитанных им сочинений по гуманитарным наукам также и марксистские произведения. Короче, Борн не знал марксистского учения об обществе и его истории, не знал исторического материализма.

Разумеется, никто из марксистов не собирается предъявлять Борну педантски-школярский счёт. Хочется только подчеркнуть то неоспоримое, на наш взгляд, что Борн в своих порой драматических поисках философии современной эпохи, радикально отличной — как он правильно полагает — от всех традиционных философских систем, всячески обходит тот исторический факт, что такая философия — именно философия марксизма-ленинизма — уже существует. Объективно к этой, а не другой философии ведут работы Борна, в которых он борется за подлинно научное познание, за новую научную методологию, против философской реакции, за победу разума над всяческим мракобесием, за свободное научное творчество.

Каков же фундамент идей Борна, опираясь на который он по-своему отвечает на выдвигаемые им вопросы, «с точки зрения философски мыслящего физика»?

В главе «Символ и реальность» (а также частично в «Размышлениях»), в приложении «Натуральная философия причины и случая» содержатся соответствующие ответы. Мы коротко на них остановимся.

Борн ищет основание для признания объективного содержания в обыденных и абстрактных понятиях (включая понятия неклассической физики). Ещё в классической физике возникал вопрос: откуда следует, что физические утверждения не являются субъективными конструкциями, как достигается объективное знание?

По существу, этот вопрос родствен следующему: откуда я знаю, что «зелёное», которое я вижу, то же «зелёное», которое видите вы, видит любой наблюдатель? Поставленный вопрос — это, собственно, вопрос о том, соответствует ли ощущение «зелёное» чему-то объективному. Он решается положительно в практической деятельности человека: достаточно представить себе водителя автомобиля дальтоником, как ответ напрашивается сам собой. Более того, то обстоятельство, что мы знаем о дальтонизме и в той или иной мере можем избегать его нежелательных проявлений, только подтверждает, что ощущение «зелёное» отвечает объективно реальному.

Разбор такого рода случаев в аспекте проблемы реальности, по сути дела, не отличается от разбора любого физического эксперимента, непосредственной задачей которого является фиксирование макроскопических параметров. Из экспериментов на основе изучения и размышления (когда познавательная сила абстракции становится всё большей) возникают в физике все теории — и классические и неклассические. Обобщая сказанное, беря материал из самых различных областей науки и практики, мы приходим к посылкам материализма (они в своё время были сформулированы В. И. Лениным): единственный источник наших знаний — ощущения, объективная реальность является источником наших ощущений, или, что фактически то же самое, внешний познаваемый мир существует независимо от человеческого сознания^[31].

Борн по данному вопросу выдвигает иную точку зрения: «Я не могу другому сказать, что я чувствую, когда нечто называю зелёным, но я могу — и он также может — установить, что когда зелёное двух листьев кажется мне тождественным, то оно кажется тождественным также другому»^[32].

Здесь у Борна проводится, по существу, идея, что объективное знание — это не столько нечто такое, чему отвечает объективно реальное, сколько общезначимое. Нет надобности разбирать эту неправильную идею Борна после критики Лениным взглядов Богданова, который определял объективное как общезначимое. С другой стороны, пример с «зелёным» нужен Борну, чтобы обратить внимание на идею инвариантности, применение которой, по его мнению, позволяет решить проблему, как от субъективности перейти к объективному знанию (см. приложение «Натуральная философия причины и случая», стр. 152). Нельзя отрицать важное значение идеи инвариантности в вопросе о переходе от субъективности к объективному знанию, однако основа признания объективного характера физических понятий, утверждений и т. д. заключается не в идее инвариантности: достаточно напомнить, что релятивистские понятия длины и продолжительности соответствуют объективной реальности (это подтверждено ныне прямыми экспериментами), а ведь они не являются инвариантами теории относительности^[33].

Обратимся теперь к проблеме закономерности и причинности в природе. Борн признаёт их объективный характер. Вместе е тем открытия форм связей и взаимозависимостей, не укладывающихся в схемы классической физики, Борн толкует таким образом, будто принцип детерминизма исключается современной физикой из научного обихода. Следует иметь в виду, что, по Борну, детерминизм в физике совпадает с тем, что носит название лапласовского детерминизма, а причинность состоит в том, что определённая ситуация зависит (отвлекаясь от течения времени) от другой.

Исследование Борном проблемы причинности в физике XX века богато интереснейшим материалом, относящимся к неведомому в классической физике пониманию случайности и возможности в природе. У Борна говорится об объективном характере случайности, она связывается с необходимостью, рассматриваются различные конкретные формы проявления принципа причинности и особенно своеобразие квантовых законов. Эти идеи Борна заслуживают с точки зрения диалектического материализма высокой оценки.

Вместе с тем следует иметь в виду следующие особенности взглядов Борна на причинность. Он не усматривает фундаментального отличия механического детерминизма (в классической физике это и есть лапласовский детерминизм) от детерминизма как учения о всемирной, всесторонней объективно реальной связи (понимание диалектического материализма). Далее, у Борна принцип причинности противопоставляется детерминизму. Наконец, Борн отождествляет, по существу, вопрос о детерминизме с вопросом о предсказуемости наблюдаемых явлений.

Подчеркнём прежде всего, что всемирная связь явлений не исчерпывается той или иной отдельной формой связи (как это следует из механического материализма). Согласно такому пониманию, случайность связана органически с необходимостью, а возможность — с действительностью. Это и показала квантовая механика. Иначе говоря, квантовая механика — детерминистская теория, но не в смысле механического детерминизма.

Далее, здесь очень уместно напомнить замечание Ленина: «Каузальность, обычно нами понимаемая, есть лишь малая частичка всемирной связи, но... частичка не субъективной, а объективно реальной связи»^[34]. По вопросу о причинности в этих словах выражено то, что искал Борн.

Наконец, относительно детерминизма и предсказуемости. Закономерность явлений есть нечто объективно реальное; она существует независимо от того, известна ли она и с какой точностью или же совсем не известна человеку. Вопрос о предсказуемости явлений — вопрос производный по отношению к вопросу о закономерности явлений: предсказать с той или другой точностью нечто относящееся к явлению можно, лишь зная определённые данные об этом явлении и определённые законы, которым оно подчиняется.

Борн думает иначе. По его мнению, возможность детерминизма определяется наличием точного знания о состоянии объекта (подразумевается состояние в смысле классической механики). В соответствии с этим квантовая механика позволяет делать только статистические утверждения относительно поведения частиц и потому, по Борну, она индетерминистична. Отсюда Борн высказывается против марксизма и его философии (приписывая последней идеи механического детерминизма, предопределённости и т. п.).

С Борном нельзя согласиться. Статистический подход к исследованию явлений природы определяется не человеческим незнанием точного их состояния или тем, что само понятие точного состояния не имеет смысла. В статистических понятиях имеется объективное содержание, то есть в природе нет никакой предопределённости, и это хорошо ныне показано в специальной литературе, а также в работах философов-марксистов^[35]. Статистические и нестатистические (динамические) законы — это связанные друг с другом формы необходимой закономерной связи явлений природы; сами по себе они предельные случаи этой связи.

Итак, современная физика детерминистична, но не в смысле механического детерминизма, область применения которого весьма ограничена. Борн, рассматривая формы связи явлений, открытые квантовой физикой и правильно критикуя лапласовский детерминизм, ошибочно приписал марксистской философии взгляд на детерминизм механического материализма.

Книга Борна, по существу, — книга о проблемах идеологической борьбы в условиях современной научно-технической революции. Эта революция протекает в различных формах, последствия её различны в области материальной и духовной жизни в зависимости от той социально-экономической обстановки, в которой она совершается.

Но так рассуждать может только марксист, то есть сторонник учении Маркса — Энгельса — Ленина, выражающего коренные интересы рабочего класса. Борн не относит себя к марксистам и действительно не является приверженцем учения марксизма-ленинизма. Это и отражается в книге, в анализе и выводах Борна, хотя он и занимает прогрессивную позицию по важнейшим вопросам современной идеологической борьбы, о чём шла речь выше.

Борн в своей книге отдаёт преимущество рассмотрению вопросов о социальном смысле науки, тем проблемам, которые поставило общество — прежде всего общество современное — применению науки, особенно применению ядерной энергии в мирных и военных целях. Развитие этой темы начинается с главы «Эволюция и сущность атомного века».

В ней Борн обосновывает положение, что запрещение лишь одного атомного оружия не оправдано ни с моральной, ни с гражданской точек зрения. Человечество может быть спасено только в том случае, если оно раз и навсегда откажется от применения силы. «Сегодня мир зиждется на страхе, следующей задачей должна стать стабилизация мира путём укрепления морально-этических принципов, которые лишь одни могут обеспечить мирное сосуществование людей», — подчёркивает Борн (стр. 58).

В следующей главе, «Человек и атом», Борн — как он пишет сам об этом — занимается историческими и политическими проблемами, пользуясь методами физики (которая, по его словам, «не только первый шаг к технике, но и путь к глубочайшим пластам человеческой мысли», стр. 63).

И Борн задаёт вопросы, во-первых, о существовании законов истории, поскольку научные исследования и техника — явления исторические; во-вторых, о проблеме соотношения необходимости и свободы. Он рассматривает эти вопросы «с точки зрения философски мыслящего физика» (стр. 64). После соответствующего анализа Борн приходит к выводу, что в обществе существуют статистические закономерности, аналогичные законам статистической термодинамики (стр. 65); о законах человеческой истории, их специфике в сравнении с законами природы — что можно найти в учении марксизма — Борн не говорит ничего.

Для решения проблемы необходимости и свободы Борн привлекает принцип дополнительности Бора, который в квантовой теории имеет важнейшее значение (стр. 73 и сл.)^[36]. Рассуждения Борна здесь особенно интересны с точки зрения идеи диалектического противоречия; он в итоге утверждает, что Бор прав: некоторые стороны человеческой истории управляются законами и в то же время «я говорю об ответственности и вине» (стр. 74).

Внимательный читатель заметит, что соответствующие рассуждения Борна перекликаются с диалектическим анализом и решением проблемы необходимости и свободы марксизмом. Как известно, необходимость слепа, пока она не понята, осознанная же необходимость становится свободой.

Мы не берёмся в кратком послесловии передать всё содержание главы «Человек и атом» в книге Борна.

Невозможно останавливаться на множестве фактов, которые приводятся Борном в главе «Европа и наука», не впадая в простое и ненужное перечисление. Скажем лишь о главном. В главе идёт речь о всемирной истории (и роли в ней Европы) — как она представляется физику, — так пишет Борн.

Европа рассматривается с точки зрения её технического развития. Если Борн и говорит о революциях в этой главе, то только об энергетических революциях — глава насыщена здесь живым материалом, — но о социальных революциях, их значении в развитии человечества автор книги хранит молчание. Вообще отрыв техники от социально-экономических условий — наиболее уязвимый пункт главы да и всей книги. Отсюда — в главе ничего не сказано о классовых конфликтах, прогрессивной роли революционных классов в развитии общества и отражении этой роли в развитии науки; тем самым этические проблемы, о которых много и ярко сказано Борном, повисают в воздухе, а когда в изложении совершается переход к современности, то о борьбе двух мировых общественно-экономических систем — социализма и капитализма — не говорится ничего.

Читатель сделает отсюда необходимые выводы и внесёт соответствующие коррективы.

Борн, по существу дела, пишет о социальных последствиях современной научно-технической революции. От общественного строя зависит, как будут использоваться все те огромные возможности, которые открывают человечеству наука и техника. Но у Борна имеется в виду не общественный строй. «В конечном счёте, — читаем в книге, — конфликт между Востоком и Западом, который в настоящее время будоражит весь мир, обусловлен различными философскими концепциями и различным истолкованием содержания жизни, на что, безусловно, повлияли естественные науки» (стр. 101). Едва ли здесь требуются комментарии. Действительное решение социальных проблем нашего времени возможно искать лишь на пути соединения достижений научно-технической революции с тем неведомым прежним эпохам новым содержанием, которые принёс человечеству социализм.

Вместе с тем следует учесть, что Борн, отклоняя марксизм, одновременно возражает против американского поверхностного, по его словам, образа мышления; он высказывается против власти денег и господства бизнеса, в его книге читатель не найдёт апологетики капитализма, идей о перерождении капитализма под влиянием достижений современной техники в направлении всеобщего благоденствия. Прогрессивные идеалы Борна не имеют ничего общего со взглядами современных буржуазных идеологов, идейных ревнителей, с позволения сказать, «свободного мира».

Своего рода двойственность, характерная для воззрений Борна, нашла определённое выражение также в главе «Благо и зло космических путешествий». Показательна в этом отношении концовка главы: «Пока космические проекты являются синонимом национального величия и силы и пока подавляющая часть общества находится в заблуждении относительно научной ценности и практических возможностей космических исследований, до тех пор я не смогу найти им никаких оправданий, несмотря на всё моё восхищение достигнутыми здесь успехами» (стр. 108).

Вместе с тем имеется в этой главе и такое место: «Дело приняло бы другой оборот, если бы оно превратилось в совместное предприятие всех народов, содействуя тем самым примирению противоречий и поддержанию всеобщего мира» (там же).

Именно в этом направлении и проводятся научные исследования в СССР в интересах советского народа и всего человечества. За последние годы достигнуты крупные успехи по всем линиям космических исследований для нужд народного хозяйства и развития науки, сделаны новые важные шаги в развитии международного сотрудничества Советского Союза с другими странами в изучении и освоении космического пространства в мирных целях^[37].

Последняя глава книги называется «На что надеяться?». Одна из лучших в книге по талантливости изложения и по искренности чувств, она посвящена вопросам войны и мира, некоторым проблемам этики, особенно вопросу об ответственности учёного. Её содержание коротко и хорошо передано во «Введении», написанном профессором Гарвардского университета Б. Коэном; излагать содержание главы мы поэтому не будем.

К сказанному во «Введении» хотелось бы немного добавить из событий и фактов настоящего дня. Принятая XXIV съездом нашей партии программа борьбы за мир и международное сотрудничество получила широкую поддержку во всём мире и стала эффективным фактором мировой политики. Плодотворное воздействие этого политического курса на ход международных событий становится всё более очевидным. Растёт активность общественности в борьбе за разрядку напряжённости, за мир и безопасность народов. Ныне многие европейские государства высказываются за созыв общеевропейского совещания по вопросам безопасности и сотрудничества. Недавно в Москве, Вашингтоне и Лондоне подписана конвенция о запрещении разработки, производства и накопления бактериологического и токсического оружия и об их уничтожении. Эта конвенция является результатом совместных усилий большого числа государств; в подготовке её сыграли большую роль СССР и другие социалистические страны.

Укрепление советско-французского сотрудничества, соглашения, достигнутые в ходе советско-американских переговоров на высшем уровне в Москве, вступление в силу договоров СССР и Польской Народной Республики с ФРГ, консультации государств о созыве общеевропейского совещания по вопросам безопасности и сотрудничества свидетельствует о многом, совершённом в 1972 году. Не будем говорить о других успехах за время после XXIV съезда КПСС в реализации выдвинутой им программы мира. Несомненно, что советские люди, коммунистическая партия, советское правительство будут делать всё, что в их силах, для дальнейшего осуществления этой программы.

И когда Борн говорит: «Всеобщий мир в мире... больше не утопия, а необходимость...» (стр. 138), его мысли об этом, его основанные на глубоких размышлениях идея и призывы в защиту гуманности и подлинной свободы неотрывны от дела рабочего класса, трудящихся всего мира, лучших умов человечества в их борьбе против империалистической реакции, за мир, демократию, социализм.