Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6

Глава 5

— Это бред сумасшедшего, — нахмурил я брови. — Просто наглая брехня. И ты в это поверила?

— Я… Я не знаю, Витя…

Девушка всхлипнула. Ее лицо искривилось, и Марина заплакала, спрятала мокрую от слез мордашку в ладонях.

— Я не знаю… — Глухо повторила она.

Вздохнув, я встал, положил руку ей на плечо.

— У меня не было ничего с этой Кристиной. Разве ты не веришь мне?

— Я не знаю, чему верить… Я… Я просто… Когда он сказал, что видел вас двоих в ее кабинете, я сразу просто… — Марина отняла руки от заплаканного лица, всхлипнула. — Я просто не могла поверить своим ушам. Я, правда, не верила. Но теперь даже не знаю, что думать. Я сомневаюсь, Витя.

— Слушай внимательно, — опустился я перед Мариной на корточки, заглянул ей в красные от слез глаза. — Нойзман — мой враг. Он желает мне и моему делу зла. Потому и клевещет на меня. Я не обжимался ни с какой Кристиной в ее кабинете. Это бред.

Марина опустила глаза, спрятала от меня взгляд.

В этот момент я сложил два и два. Нойзман был хитрым ублюдком. Его мелкая, казалось бы, ложь, достигла своей цели. Марина теперь будет переживать. Сейчас, чтобы я ей не сказал, как не утешал бы, осадок останется у девушки надолго. Она станет сомневаться в моих чувствах. А это и надо Нойзману. Он хочет, чтобы мне стало неспокойно в личной жизни. Хочет, чтобы стало неспокойно в отношениях с товарищами. Он пытается разрушить все изнутри, сея ложь.

Как говорится, разделяй и властвуй. Излюбленная тактика англосаксов, которую Нойзман решил применить и здесь. Он хочет, чтобы Оборона просто рассыпалась изнутри. И, надо признать, он умело это делал.

А еще, как это ни прискорбно, я вынужден признать, что и меня он знает неплохо. Он знает, что я бываю подозрителен. Это качество не раз спасало жизнь мне и моим близким, но сейчас, похоже, американец решил обратить его против меня. Он посеял в моей душе зерна сомнения. Заставил думать, что кто-то из друзей предатель. Теперь нехитрым приемом, Нойзман сделал то же самое с Мариной. Ублюдок…

— Я понимаю, — продолжил я. — Что оправдания тут не помогут. Ты все равно будешь думать об этом. Будешь крутить эту мысль в голове, Марина. Подозревать, что я тебе неверен. Что ж. Сейчас единственное, что я могу сказать: у меня нет никаких отношений с этой Кристиной. Я видел девчонку всего один раз, в кабинете Нойзмана. Знаю о ней лишь то, что она в данный момент исполняет обязанности его зама. Все.

Марина снова всхлипнула, утерла слезу на раскрасневшейся щеке. С трудом, тяжело сглотнула.

— Мне остается только поверить тебе, да, Витя?

— Да. — Я поднялся.

Девушка тоже встала.

— Я верю тебе.

Я добродушно улыбнулся, развел руки для объятий, и Марина робко прижалась ко мне. Кажется, она успокоилась. Однако я знал, что сомнения все еще оставались в ее душе.

К Нойзману мы с Шнепперсоном отправились через два дня. Несмотря на то, что срока, прежде чем он расторгнет договор, у нас оставалась еще пять суток, мы решили рискнуть прямо сейчас.

Юрист подготовился. Он напечатал ответ на письмо с маясложиркабината, где изложил всю нашу позицию с доводами и ссылками на закон. Ответ получился объемным, на целых девять листов печатного текста.

На масложиркомбинат мы пришли ближе к концу рабочего дня. Сотрудники предприятия, ленивые, уже мечтающие о конце своих смен, неторопливо работали на территории комбината. В конторских кабинетах, мимо которых мы проходили, когда шли к Нойзману, негромко галдели офисные работники, смеялись, пили чай. Кажется, они считали, что их рабочий день уже давно кончен.

В кабинете самого Нойзмана произошла серьезная перестановка: он выбросил всю старую мебель Кондратенко, заменил его скучный конторский стол другим, массивным, из цельного дерева. Притарабанил себе кожаное кресло на колесиках. На столе громоздился редкий нынче компьютер. Его объемная голова с пузатым монитором была обращена к новому директору масложиркомбината.

— Ну, вот и вы? — Улыбнулся нам Американец. — Признаюсь, я вас заждался. Не мог места себе найти. — Не хотите ли чаю? Кофе? Wagon Wheels?

Американец достал откуда-то из-под стола цветастую упаковку с шоколадным печеньем. Извлек одно и вскрыл обертку. Раздев печенье наполовину, он откусил большой кусок. Стал мерзковато жевать.

— Нет, — сказал я. — Давай сразу к делу.

— Очень жаль, — Пожал Нойзман плечами и взглянул на надкусанное печенье. — Редкостное bull shit, но мне нравится. Сладкое помогает мозгу работать.

— И портит зубы, — гундосо заметил Шнепперсон, утер нос.

Юрист умудрился простудиться и теперь постоянно шмыгал носом и громко сморкался, раздражая всю контору.

— Это мне не грозит, — улыбнулся во все тридцать два американец. — Ну что? Вы согласны принять условия нового договора?

— Увеличение количества охраны на масложиркомбинате нецелесообразно, — покачал я головой. — Увеличение постов тоже. А пункт с тем, что мы должны взять расходы по содержанию дополнительного штата охраны на себя, только потому, что так написано в ваших внутренних инструкциях — бред сумасшедшего.

— Таковы наши условия, — пожал плечами Нойзман. — Вы вольны от них отказаться.

— Совершенно верно, — сказал я. — Прежде чем отвечу, разрешите копии этих ваших инструкций. Моему юристу нужно ознакомиться с ними.

— Это важно, чтобы решить-таки нашу конфликтную ситуацию, — поддакнул Шнепперсон.

— Инструкции только для служебного пользования, — проговорил Нойзман своим бархатным, каким-то заискивающим голосом.

— Тогда как мы могли знать о ваших требованиях по людям, когда подписывали первоначальный договор? — Нахмурил я брови.

— Это промах прежнего начальства, — беззаботно пожал плечами Нойзман. — Меня это не касается. Принимайте условия или отказывайтесь.

— Мы считаем, что ваши условия неправомерны, — покачал я головой.

— Да? — Американец изобразил удивление. — И почему же?

— Шнепперсон? — Глянул я на юриста.

Тот громко высморкался в белый платочек, вызвав на лице американца мимолетную гримасу отвращения, потом прочистил горло и заговорил:

— В договоре нет баланса прав сторон. Документ явно смещен к одной из них. К вашей. Конечно, с ним можно согласиться и принять такие условия. А можно… и не принять.

— Глупости, — отмахнулся американец. — Договор соответствует положениям гражданского кодекса.

— Не всем, — улыбнулся Шнепперсон, показав немного щербатый рот.

— Не может быть, — хмыкнул американец.

— Еще как может, — кивнул Шнепперсон. — Если проанализировать новый договор, налицо злоупотребление правом. Новые пункты прямо-таки кричат, что добавлены, исключительно чтобы навредить второй стороне сделки. То есть нам. Они ни чем не обоснованны. Никак не подкреплены фактурой и выглядят просто как прихоть.

— Еще раз, это глупости, — Нойзман напрягся. — Я не вижу в них ничего особенного. Это всего лишь…

— Хватит брехать, Нойзман, — прервал я американца. — Не притворяйся. Ты просто хочешь усложнить мне жизнь.

— Во-первых, — начал Нойзман. — прерывать собеседника — это не вежливо. Во-вторых, да, хочу. Но какая разница, если бумаги соответствуют закону. Если вы против — можете обратиться в суд.

— Хорошо, — пожал плечами Шнепперсон. — Мы таки не против судиться. Вот.

Юрист взял свой портфель, принялся рыться в нем. Извлек папку из серого картона. Шлепнул ее на стол Нойзмана.

— Что это? — Нахмурился Нойзман.

— Судебная практика, — пояснил я.

— А именно дела, в которых фигурирует злоупотребление правом. Как раз как в нашем случае. И, я думаю, этот факт можно доказать в суде. — Шнепперсон сделал задумчивый вид. — Шнепперсон доказал бы.

Нойзмн помрачнел. Кажется, он не ожидал, что мы перейдем в контрнаступление.

— Хотите судиться? — Спросил он.

— А ты? — Я хмыкнул. — Мы готовы. Идем в суд, если надо. Трать на это деньги, подкупай судей. Процесс будет небыстрым. Как раз успею заключить договор с вагонзаводом. Тогда мне нахрен не нужен будет твой комбинат, а ты останешься без охраны. Вышестоящее начальство не погладит тебя за это по головке.

Американец зло поджал губы. Уставился сначала на меня, потом на папку Шнепперсона.

— А вы смелый, Летов, — сказал он. — Но мне интересно узнать, как вы запоете, когда потеряете свою контору. Я…

— Контора в моей собственности, — перебил его я. — Мы с Брагиной уже провели куплю-продажу. Имущество сейчас регистрируют.

Для Нойзмана это был удар ниже пояса. Американец злобно зыркнул на меня.

— Твоя ложь не поможет тебе, Нойзман. Делай что хочешь, но в твоих планах я участвовать не буду.

— Позвольте, — вмешался деликатно Шнепперсон.

— Что⁈ — Грубо гавкнул на него Нойзман.

— Тише, следи за тоном, — проговорил я, глядя американцу в глаза. — Ты говоришь не со своим подчиненным.

Лицо Нойзмана сделалось еще жестче. Черты его обострились. Он выходил из себя и даже не пытался этого скрывать. Американца бесило, что его план мало по малу срывается. Его злость меня даже порадовала. Мерзковатая ухмылка с концами стерлась с физиономии американца.

— Что ты хотел сказать, Шнепперсон? — Обратился я к юристу.

— Вот тут наш ответ на ваше письмо, — юрист робко положил на стол свою печатную «поэму». — В нем полностью раскрыта наша позиция по данному делу. Письмо одновременно является и досудебной претензией.

Он стал листать страницы, пока не добрался до самой последней.

— Вот. Мы требуем сохранить договор в первоначальной редакции. Иначе готовы обратиться в суд за защитой наших прав.

Американец мрачно посмотрел пункты под большим, печатным словом: ТРЕБУЕМ.

— Я ознакомлюсь с ним, — сказал он холодным как сталь голосом. — Вы свободны. На этом наша встреча окончена. Уходите из моего кабинета. У меня есть еще дела.

— Подожди за дверью, Шнепперсон, — попросил я. — Пожалуйста.

Юрист кивнул, воспитанно кашлянул. Потом встал, собрал свои бумаги и вышел из кабинета.

— Я сказал, уходите, — напомнил Нойзман. — Вас это тоже касается, Летов.

Я подался к американцу, пристально посмотрел ему в глаза.

— То, что ты наплел Марине, не помогло. Твоя бесхитростная ложь попала в молоко. Ты нас не разделишь, Нойзман. Как бы ни старался. Да и весь твой план летит псу под хвост.

Американец надул ноздри своего тонкого, прямого носа. Неприятно поджал губы. Однако он не ответил мне. Ему просто нечего было сказать.

— Сейчас я скажу тебе, как будет, — продолжил я, откинувшись на спинку. — Мы продолжим работать на комбинате на прежних условиях. Мне плевать, что ты директор, Нойзман. Я не выпущу с предприятия ни единой левой машины. Ни единого зернышка без документов. Недам ни единому помещению, не отмеченному на плане охраны, появиться внутри комбината. Чтобы ты там ни задумал, я тебе не позволю это осуществить.

— Вон, — прошипел он.

— Или же мы можем отправиться в суд, — продолжал я, проигнорировав его слова. — И в худшем случае ты останешься без охранного агентства. Это будет твой небольшой промах. Думаю, начальство такого не оценит.

— Вон! — подскочил Нойзман, указав пальцем на дверь. — Уходите! Или я вызову охрану!

— Я здесь охрана, — проговорил я, не поведя ни единой мышцей на лице. — И кто уйдет, мы еще посмотрим.

— Holy shit… — Протянул Нойзман, когда Летов со своим комнатным юристом вышли из кабинета. — Okay. Moving on plan B…

Американец устало опустился за свой стол, взял трубку рабочего телефона, зажал быстрый дозвон.

— Кристина? Золотце мое, — начал он, когда трубку на том конце подняли. — Зайди ко мне, будь добра.

Следующие несколько дней мы просто ждали. Ждали и работали в штатном режиме. Казалось, больше всего ответа с комбината ожидает именно Шнепперсон. Юрист будто бы поймал волну азарта.

— Это будет такой процесс! Такой процесс! Вы даже себе таки не представляете! — То и дело твердил он всем.

О чем бы ни зашел разговор с юристом, он всегда оканчивался обсуждением дела масложиркомбината. Корзуна даже стало это подбешивать, и он весьма грубо осаживал юриста каждый раз, когда тот снова заводил свою шарманку.

— Да будь ты с ним полегче, — говорил я тогда Жене. — Не видишь, человек горит своей работой. Что тут такого?

В конце очередного совершенно рутинного рабочего дня я вышел из конторы, направился к Пассату. За мной вышли Шнепперсон, Степаныч и Фима. Женя сегодня дежурил на складе. Я должен был развести всех по домам, ну и отправиться отдыхать сам.

Однако мое внимание привлекло какое-то копошение у гниловатых красных жигулей, стоящих на обочине, метрах в тридцати от нашего парковочного кармана.

У машины тёрлись несколько мужчин. Их было трое, все одетые в спортивные штаны и футболки, они с кем-то оживленно разговаривали. Закрывали собеседника спинами.

— Отстаньте! — Неожиданно из их группы послышался женский голос. Голос звучал напугано.

Я переглянулся с вышедшими на улицу Степанычем и Фимой. Шнепперсон бросил обеспокоенный взгляд на гопников.

— Там происходит что-то плохое, — проговорил он дрожащим голосом. — Шнепперсон прямо-таки чует.

— Да что вы делаете⁈ Уберите руки!

— Да ладно тебе, краля. Мы тебя просто покатаем да дома высадим!

— Ну! С нами тебя никто и не тронет!

— Пойдемте, — сказал я и решительно зашагав к толпе.

Не сказав мне ни слова, Степаныч с Фимой пошли следом.

— С дороги, — ледяным тоном приказал я, расталкивая гопников.

— Ты че, попутал⁈ — Крикнул один из них, лысый, носивший на лице уродские солнцезащитные очки с узкими линзами.

В следующее мгновение очкарик выхватил из кармана складной ножик — китайскую выкидуху на пружине. Лезвие щелкнуло, острие посмотрело на меня.

Я же, краем глаза увидел девчонку, из-за которой начался весь сыр-бор. Это была Кристина, секретарша Нойзмана. Девушка, одетая в обтягивающую бедра юбку и белую блузку, приперлась сюда, почти на промзону да еще и совсем одна. Хреново. Для местных гопорей она, считай, надела на шею табличку со словами: «возьми меня».

Я глянул на нож гопника, а потом просто выбил его у него из пальцев небрежным хлопком. Ножик загрохотал по асфальту тротуара, оставив своего хозяина в замешательстве.

— Если уж достал, так режь, — сказал я, глядя на гопника. — Не надо вы#бываться.

Фима и Степаныч грозно стали у меня за спиной. Гопники испуганно переглянулись.

— Да мы че? — Пролепетал очкарик. — Мы ни че. Мы ее даже не знаем!

Он завертел головой, глядя, то на Кристину, то на меня.

— Да! Она сама к нам пристала! — Подхватил другой, худощавый и бледный, словно наркоман.

Третий, высокий, как шпала, но худой и узкий в плечах, застыл в ступоре.

— Пошли нахер отсюда, — проговорил я набычившись. — Ни то, ноги переломаю. Понятно?

— Да че ты, братан? — Поднял руки очкарик в примирительном жесте. — Не кипятись, уходим мы. Чего ты?

Гопники торопливо погрузились в машину и поспешили уехать. Я проводил их гнилую таратайку взглядом до самого поворота на промзону. Потом глянул на девушку.

— Что ты тут забыла? Да еще и одна, — начал я. — Район опасный. В таком виде молодые девушки тут не ходят.

— Я… — Кристина замялась. — Я просто хотела…

Девушка все еще была бледной от страха. Если бы не мы, эти уроды точно затащили бы ее в машину. Тогда молодую замдиректора ждала бы печальная судьба.

— Ты, что? — Спросил я.

— Я хотела предупредить вас, — пролепетала девушка. — Нойзман задумал недоброе.

Мы со Степанычем переглянулись. Фима же и вовсе вылупился на девушку, словно кот на кошку в мартовский вечер. Только что слюни не пускал.

— А еще, — продолжила она, — попросить о помощи.