Моя плоть сладка

Глава 1

Мехико душил горячими волнами ужасающей жары, воздух словно пронзали огненные иглы. Приближался дождь. Таково было время года. После дождя город обычно возвращался к жизни.

В это время дня, перед сиестой, на улицах редко встречались пешеходы. На авениде Хуарес стихли крики нищих. Владельцы маленьких лавочек топтались на порогах своих заведений, с нетерпением ожидая момента, когда можно будет закрыть ставни. Даже индейцы уже спали, распростершись на траве лужаек или на скамейках, в большом количестве окружающих Аламеиду.

Коннорс прибавил шагу, чтобы поскорее миновать перекресток. Неподалеку, на почте, его, весьма вероятно, уже ожидал чек на шестьдесят пять долларов – плата за фельетон, который он написал для «Ивнинг пост». У него еще было время дойти до национальной ссудной кассы, пока она не закрылась.

Быстро шагая, Коннорс повторял про себя: «На этот раз выйдет. При всех обстоятельствах я уеду отсюда, и не позже чем сегодня».

Это был крупный широкоплечий мужчина не старше тридцати лет. На его единственном белом костюме проступили пятна пота. Завтрак давил на желудок.

Ему внезапно осточертел этот край. Захотелось увидеть Бродвей, подышать его воздухом, съесть хороший сандвич с ветчиной. Если ему удастся вернуться в Нью-Йорк, он никогда не уедет далее Сорок второй улицы. Пишущая машинка и часы должны были оплатить его дорогу.

Он обходил Музей изящных искусств, когда услышал скрежет от столкновения двух машин. Не успел он достичь угла улицы, как на месте происшествия, рядом с театром «Националь», уже собралась толпа-, состоящая из бродяг, охотников за часами, розничных торговцев, продавцов лотерейных билетов. Они окружили обе машины, одной из которых был серый «форд» тысяча девятьсот пятидесятого года выпуска, приписанный к штату Иллинойс, другой – армейский «кадиллак» с солдатом за рулем. Позади него восседал генерал с надутым лицом и расстегнутым воротом форменного кителя. Ковыряя в зубах, он с видом знатока разглядывал маленькую брюнетку, выскочившую из своей машины.

Коннорс решил, что спектакль стоит того, чтобы его посмотреть. «Туристка – прекрасная, как любовь! Опьяняющий глоток свежего воздуха», – подумал он. На голых ногах девушки были надеты соломенные индейские сандалеты, а белые брюки из легкой материи не скрывали их стройности. Глубокий вырез пестрого болеро позволял видеть ее бронзовую кожу. В настоящий момент брюнеткой овладела такая ярость, что она готова была, вероятно, вырыть прах святой Анны или начать войну с Мексикой.

Коннорс, поработав локтями, протиснулся поближе, чтобы лучше все видеть. Элеана предпринимала отчаянные усилия, чтобы успокоиться. В конце концов, дорожные происшествия – вещь обычная, и если уступить своему первому желанию и ударить ногой по радиатору машины виновного – это ни к чему не приведет. Подошедшие полицейские оглушили ее цветистым испорченным испанским языком, хотя на рукавах обоих красовалась американская эмблема, что должно было означать, что они говорят по-английски.

Девушка приняла надменный вид и начала говорить тоном начальницы школы.

– Немедленно перестаньте кричать, слышите? И если хотите, чтобы я вас поняла, говорите по-английски. Я не виновата в происшедшем. Я ехала, соблюдая правила.

Полицейские перестали кричать. Они даже совсем замолчали. Все их знакомство с английским языком внезапно улетучилось. Кроме того, им вовсе на хотелось иметь неприятности от генерала. Единственное, что они хотели, это чтобы маленькая туристка поскорее убралась с перекрестка и дала возможность возобновить движение.

В разговор вступил шофер. Возможно, на светофоре свет и переключили. Но он сигналил, а генерал Эстебан торопился. Сеньорита, конечно, ехала со скоростью гораздо большей, чем положено, иначе она смогла бы остановиться. Он презрительно пожал плечами. Глядя на то, как она одета, сразу можно сказать, что это за птичка.

Коннорсу нечего было здесь делать, но он не мог спокойно перенести тон, которым шофер говорил о его соотечественнице. Раздвинув локтями бродяг, он пробрался вперед и остановился около машин.

– Эй, ты, солдат! Думай, прежде чем говорить!

Элеана схватила его за руку.

– Вы американец? Вы говорите по-испански?

Коннорс утвердительно кивнул. Пальцы девушки сильнее сжали его руку.

– Вы можете объяснить полиции, что я права, и предложить задержать офицера, пока он не оплатит ремонт машины?

Коннорс постарался развеять ее заблуждения.

– Потише, малышка, ты находишься в Мексике, а этот тип – генерал.

– Я прошу вас!

Коннорс поставил свою пишущую машинку на асфальт и по-испански повторил ее слова.

Полицейские повернулись к генералу. Тот вытащил изо рта зубочистку и, облокотившись о дверцу машины, принялся глазами раздевать Элеану.

Он был в восторге от происходящего.

Да, она совершенно права, вся вина падает на этого идиота шофера. Ему доставит удовольствие привести автомобиль сеньориты в полный порядок. В особенности если сеньорита будет так добра и скажет шоферу свой адрес. Он – генерал Эстебан – будет счастлив проводить сеньориту в отель и там за стаканом чего-нибудь освежающего договориться о ремонте.

Присутствующие понимающе усмехнулись.

– Что он сказал? – спросила Элеана.

– Он согласился, что во всем виноват его шофер, и готов оплатить все издержки по ремонту машины.

Самодовольное лицо генерала расплылось в широкой улыбке, и он любезно распахнул дверцу «кадиллака». Коннорс взял на себя труд закрыть ее. Ладони его были мокрыми от пота. Может быть, маленькая брюнетка и не желает ничего лучшего, как быть обласканной мексиканским генералом. Но за каким чертом он будет способствовать этому?

– Сеньорита благодарит вас от всего сердца, – сказал он Эстебану. – Но, не имея возможности поручить кому-нибудь заботу о своей машине, она вынуждена отказаться от вашего любезного предложения проводить ее до отеля.

Генерал бросил на него ядовитый взгляд. Элеана продолжала:

– Узнайте у него, как его имя и куда я могу направить счет. И скажите ему, что меня зовут Элеана Хайс и что я остановилась во «Фламинго».

Один из полицейских записал имя и адрес на обороте штрафной квитанции. Генерал Эстебан сунул ее в карман и приказал шоферу ехать.

Коннорс осмотрел «форд». За исключением помятого бампера и разбитой фары повреждений больше не было.

– Ну как? Сможете вести машину?

Элеана улыбнулась.

– Конечно, – сказала она и скользнула за руль.

Она трижды нажимала на стартер, тщетно пытаясь отъехать.

Коннорс смотрел на ее губы – они дрожали. Это была реакция на происшедшее.

При таком интенсивном движении, как на этой улице, она не сможет доехать до места, не попав в очередную аварию. Он предложил ей уступить ему руль и нагнулся, чтобы поднять свою пишущую машинку, но она уже исчезла. Вздохнув, он сел за руль вместо Элеаны. Та забеспокоилась:

– У вас ведь только что был в руках какой-то пакет?

– Был. Возвращение из Мехико в Техас и хороший сандвич из говядины на ржаном хлебе.

Когда они тронулись с места, в толпе раздались восклицания. Элеана была заинтригована.

– Что это они говорят там?

– Они говорят о любви, – ответил Коннорс.

Около Музея изящных искусств, у автостоянки, Коннорс остановился и выключил мотор.

– Послушайте, мисс Э… Как вас?

– Хайс. Элеана Хайс. – Она обнадеживающе улыбнулась.

Он также представился:

– Меня зовут Эд Коннорс. – Он сделал паузу: может быть, его имя скажет ей что-нибудь? Но нет, оно ничего ей не сказало. – Я – американский гражданин, – продолжал он. – И, скажем, довольно известный. Вы еще находитесь под влиянием перенесенного вами шока. Если вас не затруднит подождать меня несколько минут, пока я заберу свою корреспонденцию, я буду рад проводить вас, куда вам будет угодно.

Элеана улыбнулась еще шире.

– Это очень мило с вашей стороны, мистер Коннорс. Я хочу сказать вам, что я ехала на зеленый свет. Вы мне верите, не правда ли? Когда проедешь через все эти горы после Ларедо, чтобы добраться сюда…

– Да, я понимаю, что вы хотите сказать, – согласился Коннорс.

Он взбежал по ступенькам на почту. Ему вручили три письма, но ни одно не содержало того, что он ожидал.

В конце одного письма, которым магазин отказывался от предложенного им романа, литературный агент Коннорса приписал несколько ободряющих слов. Шад был уверен, что этот роман – лучший из всего, что написал Коннорс, и поэтому направлял его другому издателю. Коннорсу же следует сесть и, не теряя времени, начать писать новый роман. И не стоит расстраиваться, ведь он относится, к числу лучших писателей, и рано или поздно его книги будут издаваться большими тиражами.

Все это звучало приятно для Коннорса, в кармане которого позванивали три последние песо. Остальные письма прислали друзья, которым также не слишком-то везло.

Он выбросил письма в корзину для бумаг и вернулся к «форду». Элеана подкрашивала губы.

– Я бы хотела, просить вас, мистер Коннорс…

– Просить что?

– После того что вы сделали для меня, я не знаю, смею ли я просить вас еще об одной услуге.

Она порылась в своей соломенной сумочке, достала оттуда письмо и протянула ему.

– Вы не могли бы помочь мне найти этого адресата? По правде говоря, это гораздо более важно, чем ремонтировать машину.

Коннорс прочитал адрес. Нужный дом находился на Такубе, менее чем в пятидесяти ярдах отсюда.

– Почему бы и нет?

Он закрыл машину на ключ и взял ее под руку, чтобы перейти улицу. Он надеялся, что его внушительная и респектабельная фигура пресечет возможное выражение восторга со стороны мексиканской публики, которая любила хватать руками то, что ей нравилось.

Адрес был не совсем точен. Контора адвоката Сезара А. Санчеса располагалась на втором этаже, с другой стороны дома.

Мексиканка с заплаканными глазами печатала на машинке. Она встала и подошла к двери, которую открыл Коннорс, пропуская Элеану.

– Да, сеньор?

– Скажите ей, что я мисс Хайс и что у меня назначена встреча с мистером Санчесом.

Коннорс повторил это по-испански, но имя Элеаны, казалось, ничего не сказало мексиканке. Она очень огорчена, но мистера Санчеса нет в конторе. Фактически его нет даже в Мехико. В четыре часа утра Санчесу позвонил его старый друг из Урапана, к нему он и поехал. Секретарша не знала, когда он вернется. Она также ничего не сказала о причинах, приведших ее в контору патрона в четыре часа утра.

Коннорс перевел:

– Адвокат Санчес сегодня утром уехал в Урапан.

– В Урапан?

– Да. В Урапан. Это по ту сторону гор, на востоке. Впрочем, не совсем на востоке. Это около Парикутина. Помните – вулкан, который устроил хорошенькое утро в 1943 году?

Он подумал, что Элеана начнет сейчас плакать. Но она сжала губы, в ее глазах вспыхнул зеленый огонек.

– Но это невозможно! Я ему телеграфировала, что приеду. Он не мог уехать. Мне совершенно необходимо его увидеть.

После того как были переведены эти слова, секретарша пожала плечами. Коннорсу хотелось знать, действительно ли она совершенно игнорировала присутствие мисс Хайс. Но что ее на самом деле не волновало, так это нервный срыв Элеаны, симптомы которого были достаточно явными.

– Спросите ее, не знает ли она адрес мистера Дональда Хайса?

Мексиканка не знала, это имя она слышала впервые. Узнав об этом, Элеана бросилась вперед, сжав кулаки.

– Она лжет! Я уверена, что она лжет! – Голос ее прервался. – Вы дадите мне адрес моего отца!

Вместо ответа мексиканка тоже принялась кричать. Потом, успокоившись, сказала», что сразу поняла, что Коннорс настоящий джентльмен. Входя, он снял шляпу, разговаривал вежливо и не сомневался в ее словах. Ей очень неприятно просить его уйти. Но если он немедленно этого не сделает и не уведет отсюда свою несносную девчонку, она вынуждена будет позвать полицию.

Коннорс еще раз спросил у нее, действительно ли Санчес находится в Урапане. Секретарша подтвердила это, и ему показалось, что она говорит правду. Закурив сигарету, он повернулся к Элеане.

– Послушайте, я лично ничего в этом деле не понимаю. И не желаю совать в него свой нос. Но что-то тут есть, и это выводит из себя секретаршу Санчеса. Она говорит, что, если мы немедленно не уйдем отсюда, она позовет полицию. Вы намерены ввести в курс дела фликов?

Элеана покачала головой.

– Нет, это сугубо частное дело.

Вернувшись на Такубу, Коннорс повел девушку в маленький ресторанчик, где потратил два из трех имеющихся у него песо, чтобы купить кофе и пирожных. Элеана заявила, что она не голодна, но это не помешало ей съесть три пирожных и попросить официантку налить вторую чашку кофе.

В разговоре она вернулась к сцене в конторе адвоката и спросила, как далеко от Мехико находится Урапан.

Коннорс прикинул и решил, что будет более двухсот миль.

– А какая туда дорога?

– Хорошая. Хорошая горная дорога.

Элеана взяла сигарету.

– Чур, чур и три раза чур меня!

Коннорс дал ей прикурить.

– Вы, видимо, не слишком-то любите горные дороги?

– Меня мороз продирает по коже, когда я думаю о них.

– Вы по-прежнему настаиваете на встрече с этим адвокатом?

– С адвокатом Санчесом или с моим отцом, Я предприняла это путешествие не ради удовольствия, а по делу. Оно может принести мне целое состояние.

Коннорс занялся в уме арифметическими подсчетами. За комнату он заплатил за пятнадцать дней вперед, но без еды. Теперь, когда пишущую машинку у него украли, ему не на что возвратиться в Нью-Йорк. С другой стороны, если он доберется до Ларедо, он сможет найти там работу в газете и месяцу через два сумеет вернуться домой. Теперь он будет писать небольшие детективные истории. Серьезный роман пока не для него. Но для дешевых изданий он может работать.

– Почему? – спросила Элеана. – Я хочу узнать, почему вас это интересует?

– Я думаю, – Коннорс медленно произносил слова, – нельзя ли так все устроить, чтобы было хорошо нам обоим? Сколько времени вы собираетесь провести в Мексике?

Элеана затянулась сигаретой.

– Ровно столько, сколько будет необходимо, ни минутой больше. Практически я надеюсь отправиться завтра.

– Это меня вполне устраивает, – Он положил свое последнее песо на стол, – Видите это песо? Это вся моя наличность и все мое богатство. Вы хотите попасть в Урапан и найти там этого Санчеса. Но мысль, что вам придется ехать по горным дорогам, пугает вас. Что касается меня, то я как раз собирался загнать свою пишущую машинку, чтобы оплатить возвращение в Америку. И тут произошел этот инцидент. Пока я помогал вам, кто-то стянул мою машинку, и теперь я на мели. У меня есть предложение.

Глаза Элеаны сузились.

– Какое предложение?

– Я провожу вас в Урапан, чтобы вы могли повидаться с этим Санчесом. А оттуда мы отправимся в Ларедо. Таким образом вы оплатите оказанную мною ycлугу.

Официантка решила, что песо дано ей на чай.

– Спасибо, сеньор.

Элеана спросила Коннорса, серьезно ли он говорит?

– Я совершенно серьезен.

– Но ведь я совсем вас не знаю.

Коннорс заметил, что большинство хозяев не знает слуг, которых нанимают. Затем бегло нарисовал свой собственный портрет.

– Я довольно известный автор популярных рассказов, Не так давно я решил, что могу написать серьезный роман, потому и приехал в Мексику в надежде спокойно здесь поработать. Но роман пока что не получился, и в данный момент я оказался совсем, без денег. Но я могу представить отличные рекомендации. Меня хорошо знает второй секретарь американского посольства. Что вы на это скажете?

Он смотрел, как маленькая брюнетка облизывала губы, и понял, о чем она думала. Конечно, так дела не делаются, но, с другой стороны, она боялась вести машину по горным дорогам. У него был вид честного человека. И снова в ее глазах вспыхнул зеленый огонек, когда она спросила:

– Это не нарушит мои планы?

Коннорс поднял правую руку на высоту плеча и торжественно произнес:

– Первым делом – ваши дела! – И неожиданно стал мечтать, чтобы это оказалось неправдой.

Некоторое время Элеана молча курила. Потом она решилась.

– Я обязательно должна встретиться с адвокатом Санчесом, но мне даже страшно подумать о том, чтобы вести машину по горным дорогам! А если мы отправимся повидаться с человеком, о котором вы говорили?

Второго секретаря звали Демингтон. Он тепло отозвался о Коннорсе.

– Эд Коннорс – джентльмен, – уверял он, – и лучший детективный писатель в США.

Потом он показал мисс Хайс полку, на которой стояли популярные издания и среди них – книги Коннорса.

Великий автор состроил гримасу.

– Это доказывает, что даже при сложившихся обстоятельствах я еще не совсем на нуле.

Вернувшись к машине, Элеана удивилась.

– Но если у вас такой успех, как же получилось, что вы остались без денег?

– Вот где настоящая правда! – признался Эд. – Дело в том, что у меня не было успеха. Я лишь нахожусь в числе тридцати или сорока авторов детективных романов, которых используют издатели. На них работают семь крупных писателей, они просто заимствуют из наших сюжетов что-нибудь свеженькое.

Элеана закурила очередную сигарету.

– И кто же на самом деле эти семь человек?

Коннорс снова состроил гримасу.

– Вы слишком много требуете от меня. Я просто где-то прочитал, что их семь человек.

Глава 2

Агентство Форда было закрыто, но Коннорс нашел неподалеку от него гараж, где взялись срочно отремонтировать машину, Коннорс решил остаться тут и понаблюдать за тем, как устраняются повреждения. Мисс Хайс одобрила эту идею. Она разменяла два дорожных чека по пятьдесят долларов и вручила ему деньги на ремонт, а также тридцать песо на расходы. Коннорс чувствовал себя отвратительно, но вынужден был взять их. Они условились с Элеаной, что он заедет за ней в отель в шесть часов утра, чтобы отправиться в Урапан. В тайной надежде, что она позвонит ему и пригласит провести с ней вечер, он дал ей номер своего телефона.

Механик-мексиканец смотрел на нее, когда она садилась в такси, и выразил свой восторг одним словом:

– Девчонка!

Коннорс поглубже засунул руки в карманы, чтобы избежать искушения дать мексиканцу по морде. У него не было никакого права ревновать Элеану. Он просто предложил ей свои услуги. За исключением нескольких минут, проведенных в ресторане, когда атмосфера между ними немного смягчилась, ничто не давало ему повода надеяться на другие взаимоотношения. Между тем многое могло произойти на протяжении столь долгой дороги, в особенности в Мексике.

К шести часам краска высохла. Механик хорошо потрудился, и, если не присматриваться, машина казалась новой. Коннорс расплатился, потребовал счет и поставил машину на стоянку неподалеку от отеля, в котором жил. К семи часам он уложил свои чемоданы и отнес их в машину. Потом уселся в ожидании телефонного звонка. Прошло два часа – ничего. Тогда он решил, что она не позвонит, и спустился вниз поужинать и захватить бутылку рома.

Было два часа ночи, когда Элеана, позвонила ему. Эд выпрямился, с трудом проглотив ром, который только что отпил.

– Эд Коннорс слушает, – наконец проговорил он.

У Элеаны, видимо, были неприятности. Об этом можно было судить по ее голосу.

– Я вас прошу, приезжайте ко мне в отель. – Она задыхалась. – И как можно быстрей!

После рома у Коннорса появилось ощущение, будто его рот набит ватой. Он с трудом проглотил слюну и ответил:

– Я немедленно выезжаю.

Вернувшись после ужина, Коннорс лег не раздеваясь, и теперь ему оставалось только надеть ботинки, пиджак и шляпу. Коннорс спустился в холл, но тут же снова поднялся к себе, чтобы взять бутылку, где еще оставалось порядочное количество рома. Никогда не знаешь, что тебя ждет, а ром может пригодиться.

Отель «Фламинго» находился на бульваре, неподалеку от Пасео-де-ла-Реформа. Коннорс остановил «форд» у тротуара и вошел в отель. Старик дежурный внимательно посмотрел на него, потом уткнулся в журнал.

Номер Элеаны располагался в глубине коридора. Еще за десять шагов До двери Коннорс услышал голос генерала Эстебана. Элеана предусмотрительно оставила дверь полуоткрытой, и Коннорс вошел в номер, состоящий из двух комнат: спальни и гостиной.

Элеана стояла к нему спиной на пороге спальни и пыталась в чем-то убедить генерала, что ей плохо удавалось. Зеленое вечернее платье едва закрывало ее спину, а по положению ее локтей Коннорс догадался, что она руками прикрывает грудь. На звук его шагов она обернулась: от ее платья спереди остались лохмотья. Коннорс не ошибся, когда из разговора по телефону понял, что у нее неприятности.

– Выведите его отсюда, Эд, – прошептала она. – Я умоляю вас!

Коннорс бросил взгляд в спальню.

Генерал, совсем как у себя дома, спокойно сидел на кровати, пытаясь стянуть сапог. Мундир он уже успел снять раньше.

– Уходите отсюда, – стонала Элеана.

Коннорс спросил ее, пробовала ли она когда-нибудь в два часа ночи выставить из комнаты мексиканского генерала. И это в сердце Мексики!

– Я вас умоляю, Эд, – просила она. – Я не знала, что мне делать. Хотела позвонить вам, чтобы вместе поужинать, но тут мне позвонил генерал и…

– Так, так! Я понял, – оборвал ее Коннорс. – Он хотел поговорить с вами о ремонте машины.

Солдафон все еще стягивал с ноги свой сапог, настолько довольный собой, что не сразу заметил постороннего, нарушившего их любовный дуэт.

Элеана начала плакать.

– Я не могу выйти отсюда в таком виде, а каждый раз, как я пытаюсь одеться, он ловит меня.

Коннорс спросил ее, почему она позвала его, а не служащего отеля.

– Я боялась, что они вызовут полицию, а я не могу позволить себе быть замешанной в скандале.

Коннорс вошел в комнату и сел на кровать рядом с Эстебаном. Генерала это не очень-то обрадовало, и он открыл уже рот, чтобы заявить об этом, но, прежде чем он успел издать хотя бы один звук, Коннорс вынул из кармана ром, поспешно сделал глоток и передал генералу бутылку.

– Салидос!

Приличия связывали руки генерала. Как джентльмен он должен был ответить на тост. К тому же ему хотелось пить. Генерал сделал большой глоток.

– Салидос!

Еще не совсем уверенный, что Коннорс на его стороне, генерал позволил себе еще одну порцию рома. Потом его взгляд, перебегавший с Элеаны на Коннорса, осветился догадкой. Ну конечно! Так и есть! Все должно быть оплачено, а хорошие вещи особенно. Маленькая «туристка» специально тянула время, чтобы дать возможность своему патрону оформить деловую сторону свидания.

– Куанто?

Коннорс много бы дал, чтобы выяснить, насколько старый служака знает английский язык.

Эстебан был корректен в делах. Вытащив из заднего кармана брюк бумажник, он бросил несколько купюр по десять и двадцать песо на кровать. Потом, дыша винным перегаром, сунул их под нос Коннорсу и спросил:

– Куанто?

Коннорс рискнул спросить Элеану, нет ли у нее в номере еще бутылки рома:

– Нет, – она отрицательно покачала головой. – У меня нет вина.

Воспользовавшись ситуацией, она натянула на себя другое платье. На мгновенье ей пришлось отнять руки, и Коннорс увидел ее чудесной формы грудь.

«Ну и черт с ней, с бутылкой, – подумал Коннорс. – Она все равно вряд ли помогла бы». Он решил, что типов, подобных Эстебану, нелегко напоить до потери сознания. Напившись, они становятся еще более агрессивными. Таков был и Эстебан.

– Сколько? – по-английски повторил генерал.

Коннорс постарался выиграть время.

– Ремонт машины стоил двести сорок пять песо. – Коннорс положил счет на диван.

Эстебан отсчитал двести сорок пять песо и бросил их на счет. Потом, после короткого размышления, добавил еще пять купюр по двадцать песо.

– Согласен, – Одним взмахом ноги он отшвырнул сапог и начал расстегивать пояс. – Теперь уходите!

– Прошу вас, – молила Элеана, – не оставляйте меня одну с ним!

– Не имею ни малейшего желания делать это, – успокоил ее Коннорс.

Он плохо себе представлял, что надо делать. Здесь, в Мексике, военные, и особенно такие высокопоставленные, как Эстебан, почитались как боги. Переведя дух, Коннорс собрал лишние пять банкнот по двадцать песо и сунул их обратно в еще открытый бумажник генерала. Потом, используя все свои дипломатические способности, заявил генералу, что очень огорчен тем, что манера одеваться этой молодой дамы и ее согласие поужинать с таким офицером, как генерал, привели к недоразумению. Конечно, это досадное недоразумение. Ведь сеньорита не из тех, которые торгуют своими прелестями.

Это была блестящая речь, достойная соответствующей аудитории. Эстебан даже не стал возражать. Он поднялся и сделал несколько неверных шагов в сторону Элеаны. Опасаясь, как бы генерал ее вновь не схватил, Коннорс приготовился к бою, сжав кулаки. Но солдафон и не думал больше об Элеане, он искал свой револьвер, который, раздеваясь, положил на комод.

Найдя револьвер, он наставил его на Коннорса.

– Убирайтесь! Или я буду стрелять!

Генерал был достаточно пьян, чтобы сделать это, и Коннорс, пожав плечами, сделал вид, что покидает комнату. Элеана прижалась к шкафу и плакала. Всхлипывая, она попыталась последовать за Коннорсом. Намереваясь задержать ее, Эстебан протянул руку, в которой держал револьвер. В тот же момент Коннорс резко повернулся и выбросил вперед свой правый кулак.

С таким же успехом он мог наброситься на каменную стену. Эстебан издал глухое ворчание, потом, разозлившись, схватил револьвер за дуло и кинулся, на Коннорса. Тот успел перехватить его руку с оружием и отбросить своего противника на кровать.

Раздался выстрел, приглушенный двумя телами, и огромный мужчина остался недвижимым. Коннорс вскочил на ноги, мгновенно покрывшись потом: Эстебан лежал на боку с открытым ртом, кровь проступала на его белой рубашке. Насколько Коннорс мог судить, генерал был мертв.

– Хорошо! – прошептала Элеана.

– Нет, совсем не хорошо, – возразил Коннорс.

В этих местах закон действовал быстро. Тут не затруднят себя расследованием, а просто поставят к стенке как убийц генерала.

Почувствовав приближение неприятностей, Коннорс на цыпочках подошел к двери и выглянул. Никто, казалось, не слышал выстрела. Он повернулся к Элеане.

– Вы ему говорили, что едете, в Урапан?

Девушка отрицательно покачала головой. Она была совершенно подавлена происшедшим.

– Тогда соберите свои вещи. Нас не должны застать здесь, когда обнаружат тело.

Через пять минут она была готова. Как и он, она уже давно собрала свои вещи.

Холодный пот выступил на лбу у Коннорса, когда он закрывал дверь. Может быть, вопрос лишь в минутах? А возможно – в часах? А может, генерала найдут только утром?

Пока Элеана оплачивала счет, Коннорс, подмигивая служащему, доверительно прошептал:

– Генерал устал. И он хочет, чтобы его не беспокоили до утра. Понятно?

– Да, сеньор.

Служащий пожирал Элеану глазами.

Коннорс положил багаж Элеаны в машину. Потом, обратившись к одному из таксистов, стоящих у гостиницы, спросил, как ему выехать на дорогу в Ларедо.

– Но вы находитесь спиной к нему, друг! Вам нужно ехать прямо, в другом направлении.

Машина генерала стояла перед таксистами. Шофер спал на руле. Коннорс мечтал, чтобы он не проснулся. Сделав полукруг, он поехал на север.

Он еще в гараже изучил карту местности и знал, что в сторону Урапана следует повернуть в конце Пасео-де-ла-Реформа. Он не собирался останавливаться – сейчас не время. Надо поскорее добраться до границы. Коннорс надеялся, что если начнут перекрывать дороги, то прежде всего перекроют основную магистраль, соединяющую Мехико с Ларедо.

Они проехали замок Чапультепос, когда Элеана заговорила – первый раз после их бегства из отеля.

– Спасибо, Эд. Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила вас.

Коннорс горько улыбнулся. Он убил из-за нее человека, а она благодарит его. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, у него наступила реакция. Ему стало так холодно, что у него начали стучать зубы. В машине было отопление, Элеана включила его.

– Эд, почему он решил, что я доступная женщина?

– Видимо, потому, что вы прелестны.

Другая девушка, может быть, и возразила бы. Но не Элеана. Став в двадцать один год пленительной женщиной, она уже не раз попадала в подобные неприятные ситуации. Но не в Мексике. По ту сторону границы одним словом «нет» она говорила: «Вам нечего делать!» Кроме того, на каждом углу находился полисмен, который в нужный момент приходил ей на помощь.

Включенное отопление машины помогло Коннорсу согреться. Ночь была холодная, но в машине стало тепло.

Они ехали молча, пока не оказались далеко в горах. Потом Эд спросил, что она делала в Чикаго. Элеана ответила, что она учительница, и Коннорс впервые отметил акцент в ее говоре.

– Но вы сами не из Чикаго?

– Нет. Я родилась в Блу-Монде, штат Миссури.

Коннорс достал две сигареты.

– Вы не можете сказать, что у вас за дело? Я серьезно себя скомпрометировал. И хотел бы знать, что происходит? Что это за история с Санчесом и почему вам так необходимо видеть его?

– Я пытаюсь найти своего отца, а у Санчеса есть нечто, крайне необходимое мне.

– Ваш отец – Дональд Хайс, вы сказали?

– Да.

Коннорс вел машину, время от времени поглядывая в зеркальце заднего вида.

– А это «нечто», которое так вам необходимо, что это?

– Брачное свидетельство моей матери.

– Свидетельство чего?

– Свидетельство о замужестве моей матери. – Элеана сигаретой провела в воздухе кривую линию. – Это настолько запутанное дело, что я не знаю, откуда начинать. Осенью я выхожу замуж. И мне необходимо доказать, что отец и мама были повенчаны. – Фары встречной машины осветили на мгновение ее лицо. Голос ее сделался суше: – Другими словами, мне необходима официальная справка, что я законная дочь Селестииы и Дональда. Если у меня родится сын – наследник, то на нем не будет ни малейшего пятнышка и он не опозорит имя Лаутенбаха.

Коннорс в ужасе воскликнул:

– Вы хотите сказать, что выходите замуж за старого миллиардера Лаутенбаха, этого короля мясных консервов?

Элеана разразилась хохотом.

– Не говорите глупостей! Конечно, нет. Я выхожу замуж за его сына, Аллана.

– Ах так, – протянул Коннорс.

Продолжая вести машину, он старался припомнить все, что знал об этом семействе и о наследнике Лаутенбаха. Молодому Лаутенбаху чуть больше сорока, и у него две страсти в жизни: лошади и маленькие танцовщицы. Вот и весь багаж жениха. Сам не зная почему, Коннорс не мог представить Элеану замужем за этим парнем.

– Вы его любите? – спросил он.

– Любовь тут ни при чем. Даже если я его не люблю… Я не собираюсь учительствовать всю свою жизнь. Вероятно, это мой единственный шанс выйти замуж за большие деньги.

Она сильно затянулась, щеки ее слегка порозовели.

– К тому же, – продолжала она, выпуская дым, – не думаю, чтобы Аллан беспокоился, люблю я его или нет. Единственное, чего, в сущности, хотят Аллан и его отец, это девушку из хорошей семьи, здоровую и способную родить наследника дому Лаутенбахов.

Коннорс рассмеялся.

– Вы хотите сказать, что они требуют доказательств законности вашего рождения?

– Нет! Во всяком случае, не теперь. Но поскольку в игре участвуют большие деньги и учитывая цель этой свадьбы, некоторые люди, я уверена, поднимут вопрос этот прежде, чем будет испечен свадебный пирог. А я не хочу, чтобы меня застали врасплох. Вот почему я должна повидать адвоката Санчеса и попросить его устроить мне свидание с отцом.

Коннорс не понял.

– Свидание с ним?

– Да. Видите ли, мои отец и мать расстались, когда мне было четыре года. Иначе говоря, отец бросил нас и уехал в Мексику с какой-то мексиканкой. Она танцевала на канате в цирке, который содержали мой отец и его брат.

Коннорс все больше заинтересовывался.

– Но какое отношение ко всей этой истории имеет адвокат Санчес? Почему он должен организовывать это свидание?

– Потому что я не знаю адреса моего отца. А Санчес знает, поскольку является поверенным отца уже в течение многих лет. Именно через него после своего отъезда отец ежемесячно посылал пятьдесят долларов на мое воспитание. И делал это до тех пор, пока я сама не стала работать три года назад.

Все это выглядело достаточно запутанно, а Коннорсу было известно уже достаточное количество подобных историй.

– Вы не пытаетесь случайно ввести меня в заблуждение?

– Нет, Эд. Совсем нет, поверьте мне. – Элеана покачала головой. – Все, что я вам сказала, правда. Вы, вероятно, никогда не слышали о цирке братьев Хайс?

– Нет, никогда.

Элеана раздавила сигарету в пепельнице.

– Судя по тому, что рассказывает моя мама, это стоило видеть. Мама была первой наездницей.

– То есть-она занималась вольтижировкой?

– Да. У них было три лошади, четыре слона, кроме того, они подготовили несколько клоунад и другие номера. Труппа проводила зиму в Блу-Монде. Когда я родилась, мой отец и дядя Джон хорошо зарабатывали, но вскоре наступил кризис. Отец отправился в Калифорнию, чтобы установить деловые связи, и там под закладную получил пятьдесят тысяч долларов. Я читала письмо, которое он написал маме: он сообщал, что у него есть деньги и что он возвращается домой. И он действительно вернулся. Человек шесть видели его в Блу-Монде. Но этот негодяй не пришел повидаться ни с матерью, ни с дядей Джоном. Он подобрал свою мексиканку, и они удрали, захватив с собой деньги.

– А что произошло с цирком?

– Тот человек, который дал деньги под закладную, забрал цирк. В течение двух лет мама не знала, где прячется мой отец. Потом, как я думаю, отец сам посчитал свое поведение недостойным, и с этого момента мама стала получать письма и переводы через адвоката Санчеса.

Коннорс взглянул в зеркальце заднего обзора.

– Ваша мать развелась, я полагаю?

– Да, давно уже.

– И вы приехали сюда разыскать ее брачное свидетельство?

– Да.

– Почему же вы просто не написали об этом отцу?

– Я писала много раз. И каждый раз Санчес отвечал, что возьмет дело в свои руки и свяжется с сеньором Хайсом. Потом наступило молчание.

Несмотря на нервное напряжение, тепло и мерное движение машины убаюкали Элеану. Она поудобнее устроилась, поджала под себя ноги и облокотилась на спинку сиденья.

– Почему же, черт возьми, вы или ваша мать не обратились в мэрию города, где они венчались, чтобы они выслали вам дубликат?

Элеана закрыла глаза.

– Мама приехала из Франции за два месяца до своей свадьбы. Она только помнила, что они обвенчались в маленьком городке Западного Ириана и что они добирались туда на машине целую ночь.

– Вы писали вашему отцу, что собираетесь выйти замуж?

– Гм… гм…

– И он не просил вас пригласить его на свадьбу?

– Ах, Эд! Я хочу сказать… Видите ли… Девица, с которой он тогда исчез, была уже замужем…

– А потом? В течение всех этих лет?

Элеана открыла глаза.

– Вы ничего не понимаете, Эд. Мой отец не может вернуться в Соединенные Штаты. Он убил мужа своей возлюбленной в ту ночь, когда они убежали. Вот почему все свои дела он ведет через Санчеса.

Она дотронулась до руки Коннорса.

– Я боюсь, Эд! Вы уверены, что генерал Эстебан действительно мертв?

– Я опасаюсь этого.

– Что с нами сделают, если поймают?

Коннорс перестал притворяться спокойным.

– Я не знаю, что они сделают с вами. Я же готов к тому, что меня засунут живьем выпечь.

Глава 3

В Морелии было немало хороших отелей для туристов и первоклассных ресторанов. Коннорс решил остановиться в самом дорогом отеле, где жили главным образом столичные коммерсанты. На случай если полиция не поверит в их ложный отъезд в Ларедо, лучше устроиться в таком месте, где сразу не станут их искать.

Пока Элеана приводила себя в порядок, он осмотрел машину, проверил тормоза, подлил масло. Потом заказал завтрак на двоих.

Элеана, казалось, сошла со страниц модного журнала, когда она села напротив Коннорса. Она сменила дорожный костюм на нейлоновое платье в сероватых томах. В руках у нее была сумочка из змеиной кожи, на ногах – туфельки из разноцветной кожи. Вне всякого сомнения, эта девочка умела одеваться.

Коннорс не смог скрыть своего восхищения.

– Мне трудно представить вас учительницей.

Элеана чувствовала себя разбитой после поездки в машине, но нервничала меньше. Она попросила чашку кофе.

– А что вы имеете против учительниц?

Она вынула из сумочки очки и пробежала глазами замызганное меню.

– О, ничего! – ответил Коннорс. – Я уже заказал завтрак на двоих, – прибавил он.

Она спрятала очки в сумочку.

– Да, я вижу. И все это, только за ваши «услуги».

Ее тон был еще более неприятен, чем слова.

Он оттолкнул стул и встал.

– Черт бы вас побрал!

Коннорс вышел, вскочил в машину и поехал к центру города. Она наверняка подумает, что он хотел украсть у нее машину, ему даже хотелось, чтобы она так подумала. Элеана потом призналась, что в первый момент так и подумала. Но когда он вернулся, она все еще сидела за столом, ковыряя яичницу с зеленью, как будто она ей не нравилась.

Элеана не дала ему и рта открыть.

– Простите меня, Эд! Поверьте, я не хотела вас обидеть!

Сохраняя недовольный вид, Коннорс показал ей пригоршню песо, которые он получил в обмен на свои часы. Сумма казалась порядочной, но практически денег было не так уж и много – всего лишь сто тридцать два песо, и за эти деньги он лишился своих часов!

Элеана спросила Коннорса, где он достал деньги.

Он с горечью ответил:

– Я сделал то, что должен был сделать еще тогда, когда встретил вас. Я продал свои часы. Отныне каждый будет платить за себя.

Улыбка Элеаны на этот раз показалась не неприязненной, но хитрой.

– Согласна. – Она протянула руку. – Итак, если у вас нет возражений, сэр, верните мне те двести сорок пять песо, которые вы потребовали у генерала за ремонт моей машины.

Коннорс сунул руку в левый карман пиджака и вытащил горсть песо, о которых совершенно забыл. В этом не было ничего особенно смешного, но они оба разразились хохотом и долго не могли остановиться. Молоденькая официантка-индианка приняла их за влюбленную пару. С этого момента отношения их улучшились.

Вернувшись к машине, Коннорс хотел немедленно повернуть к Гвадалахаре, но Элеана не без основания заметила, что если Эстебан мертв и их ищут, то в больших городах полиция будет бдительнее, чем в маленьких, и что в Урапане они будут в большей безопасности, чем в любом другом месте.

Коннорс согласился с этим.

– Хорошо, едем в Урапан. Может быть, я все-таки не убил этого парня!

Пока Коннорс вел машину, Элеана не замолкала. Из всего сказанного он понял, что вскоре после того, как их покинул отец, Элеана с матерью обосновались в Чикаго, где и жили до сих пор.

– Но летом мы возвращались в Блу-Монд и жили у дяди Джона. Он был неизменно добр к нам после ухода отца. Вы знаете Чикаго?

– Еще бы! Я провел там пять лет.

– Писали детективные романы?

Коннора поморщился.

– Нет. Составлял скетчи, которыми затыкали дыры между двумя рекламами о том, как нужно стирать и каким мылом, чтобы быть в хорошем настроении. «Представьте, как изменится ваша жизнь, и не забудьте вложить в ваше письмо деньги» – и тому подобное. «Вы получите флакон настоящего чуда, с помощью которого станете прекрасны, как звезда Голливуда».

Элеана расхохоталась.

– Мама слушала эти скетчи целыми днями. Не представляю, как можно этим долго заниматься и выдерживать!

– Наступил такой день, когда и мне стало невмоготу.

– Но это хоть хорошо оплачивалось?

Коннорс зажег две сигареты.

– В течение пяти лет я получал самое меньшее восемьсот долларов в неделю.

– И вы все бросили?

– Увы!

– И теперь вы на мели?

– Я не на мели, у меня есть сто тридцать два песо. Неплохое будущее.

Он посмотрел на нее сбоку. Вероятно, кто-то из ее предков был славянином. У нее были высокие скулы, немного запавшие щеки и прекрасно очерченные губы. Время от времени она хваталась за грудь, словно ей было трудно дышать. Поймав взгляд Коннорса, она отвернулась.

Пульс Коннорса участился. Он теперь хорошо разобрался в ней. Элеана не была ни тихоней, ни развратницей. Такие особы распутны не более чем девственницы. Она делала что хотела и с тем, кого сама выбирала, но не выходя при этом из определенных рамок приличий, как и подобает леди. Если бы генерал Эстебан был более джентльменом и вел бы себя соответственно, он, может быть, и добился бы своего.

Урапан оказался небольшим городком, каких было много, – с базаром, площадью и красивым городским садом, через который протекала река. Полицейские не обратили никакого внимания ни на Элеану, ни на Коннорса. Коннорс почувствовал себя немного лучше. Может быть, он только ранил генерала, а тот молчит, не желая портить себе репутацию?

Адвоката Санчеса они не нашли ни в одном из больших отелей, но секретарша не солгала: Коннорс обнаружил его имя в небольшом отеле «Моралес», где останавливались в основном пожилые мексиканцы.

Коннорс поставил машину позади отеля и, не забывая об Эстебане, под именем сеньора Смита и сеньориты Браун снял две комнаты с общей ванной.

Обе комнаты были большими, двери-окна выходили в патио, полный цветов. Соблюдая приличия, Коннорс распорядился отнести его чемодан во вторую комнату. v Оставшись наедине с Элеаной, он обнял ее. Девушка ответила на его поцелуй. Но думала она прежде всего о серьезных вещах.

– Не сейчас, Эд. Я прошу вас. Ведь я приехала сюда повидать адвоката Санчеса.

– К дьяволу адвоката Санчеса!

Она покачала головой.

– Может быть, но позже, Эд. Не раньше чем я поговорю с ним.

Она вновь угодила в его объятия, но разгоревшееся пламя уже угасло. И все же Эду было очень приятно прижимать ее к себе. Поцеловав Коннорса в губы, она улыбнулась ему.

– Вы мне нравитесь, – Элеана ущипнула его за мочку уха. – Теперь вы должны немного поспать.

– А после этого?

– Посмотрим.

Еще раз поцеловав Элеану, Коннорс с сожалением пошел в свою комнату. Служащий открыл все окна, но в ней еще сохранялся тяжелый воздух закрытого помещения. Эд снял пиджак и рубашку. Потом, оставшись в одних трусах, растянулся на кровати, ворча про себя: «В хорошенькую историю я влип!»

Он слышал, как Элеана звонила по телефону и просила соединить ее с адвокатом Санчесом. Он предположил, что адвокат остановился на том же этаже, что и они, поскольку услышал телефонный звонок в одном из номеров на их этаже, по другую сторону патио. Потом звонки прекратились, и Элеана чертыхнулась.

Коннорс спросил через дверь, что там у нее не получается.

Элеана крикнула:

– Санчес не отвечает. Портье думает, что он уехал посмотреть на вулкан. А вы не хотите полюбоваться вулканом?

– Нет, спасибо, я его уже видел.

Свежесть патио понемногу проникала в комнату. Кровать была хорошей. Коннорс почувствовал, как легкий ветерок обвевает его грудь. Все его чувства притупились. Граница была еще далеко. Он закурил сигарету, прислушиваясь к глухому шуму, доносившемуся из комнаты Элеаны.

Без всякой причины, независимо от истории с Эстебаном, он ощущал грусть и какую-то тяжесть… Может, потому, что в тридцать пять лет он еще не пришел ни к чему определенному, не имел своего дома… В его возрасте у других уже был надежный заработок, семья, специальность и вообще все. Ему казалось, что он упустил свою возможность, он следовал за химерой, упрямо проводя ее в жизнь, как если бы был богатым человеком.

У его двери послышался шум: это Элеана закрыла дверь, ведущую в ванную, и открыла кран. Потом он услышал множество звуков, говорящих о том, что Элеана занималась своим туалетом, готовясь к дальнейшим действиям. Воображение Коннорса заработало, но воодушевление не приходило. Он закрыл глаза… – Спать не хотелось, но тем не менее он задремал.

Когда Коннорс проснулся, в комнате уже было свежо и темно. Вода в ванной перестала течь, и дверь туда была открыта. Эд встал и заглянул в ванную. Забытое полотенце валялось на полу, в воздухе стоял запах хвойного экстракта. Кровать Элеаны была смята, но самой ее не оказалось. Коннорс вернулся в ванную комнату и нахмурился. И тут увидел оставленное Элеаной послание, и лоб его разгладился. На его голом животе, отражавшемся в зеркале, губной помадой было написано: «Увы, мой бедный Дон Жуан! Я вернусь в пять часов».

Коннорс широко улыбнулся. «Какой демон! Какой очаровательный маленький демон!» Он полез в чемодан за костюмом, затем побрился, оделся и вышел на улицу.

В двух шагах от него торговали цветами. За шесть песо он приобрел огромный букет. Потом купил ром и несколько бутылок кока-колы. Проходя мимо лавки японца, который торговал сувенирами, Коннорс увидел шаль. Он понял: это то, что ему надо. Большинство шалей было из шерсти, грубой работы. Но эта – из черного шелка с вышитыми белыми цветами. В ней было что-то от Элеаны. Японец начал с пятидесяти пяти песо. Коннорс представился ему туристом и предложил сбавить цену. Тот сбросил до пятидесяти. Коннорс атаковал его по-испански. Японец поморщился, сбавил до сорока пяти, и шаль наконец-то досталась Коннорсу.

Вернувшись в отель, он послал горничную разыскать вазы для цветов, а сам разложил шелковую шаль на кровати. Комната сразу преобразилась. Гораздо труднее было с бутылками. Холодильника не было, пришлось устроить их в умывальнике под, струей воды.

Эд услышал Элеану раньше чем увидел. Она входила в патио и настойчиво звала его.

Коннорс открыл балконную дверь.

В патио стало совсем темно, только свет из комнаты освещал Элеану. На ней было все то же платье, в руках она держала множество пакетов. Она даже купила сомбреро, которое свисало с ее руки. Пока он освобождал ее от пакетов, она недоуменно говорила:

– Я не понимаю, что с ним? Что он, заболел, что ли? Я долго смотрела на него через окно, а он даже не пошевелился!

– Кто не пошевелился?

Элеана положила сомбреро на стул.

– Санчес. Я узнала у дежурного номер комнаты адвоката и пошла взглянуть на него. – Она показала рукой на другой конец патио. – Он лежит на кровати и не отвечает на телефонные звонки.

Они вдвоем пересекли патио. Через окно комнаты, которую ему указала Элеана, Коннорс смог различить силуэт мужчины, лежащего на кровати.

– Вы совершенно уверены, что это действительно комната адвоката Санчеса?

– Уверена.

Коннорс вошел через балконную дверь. Человек на кровати был высокий и тонкий, довольно симпатичный. Это был Сезар А. Санчес. Во всяком случае, это имя значилось на бирке полуоткрытого чемодана, лежавшего на комоде. Но этот человек не был болен. Он был мертв, а нож, которым его убили, все еще торчал из его груди.

Элеана вошла в комнату вслед за Коннорсом.

В чем дело, Эд?

– Он мертв. – Коннорс дотронулся ладонью до тела: оно было еще теплым. – И произошло это недавно.

– Боже мой! – вскрикнула Элеана.

Коннорс осмотрел комнату. Один стул и корзинка для бумаг были опрокинуты. Но только это говорило о том, что человек защищал свою жизнь. Волосы его были тщательно причесаны, вещи находились в полном порядке. Это указывало на то, что адвокат хорошо знал своего убийцу и не опасался его.

Внимание Коннорса привлек блеск металла. В своих детективных романах он не раз описывал различные трюки с убийством, но сам не верил, что такое может случиться на самом деле. Падая навзничь на кровать, Санчес, видимо, из последних сил пытался задержать, падение и ухватился за цепочку, на конце которой висел медальон в форме Сердца. Этот медальон Санчес и держал в руке. Коннорс чиркнул спичкой и в мерцающем свете увидел букву «Д», выгравированную на одной стороне медальона.

Раньше чем он успел ее остановить, Элеана нагнулась над его плечом и открыла медальон. Они увидели находящийся внутри портрет молодой улыбающейся женщины. Рука Элеаны задрожала так сильно, что она опустила медальон, и тот повис, покачиваясь на цепочке. При свете зажженной спички Коннорс успел заметить на-другой стороне букву «X».

– Вам знакома эта женщина?

Элеана проглотила слюну.

– Это портрет моей матери. – Здесь ей столько лет, сколько мне сейчас.

Теперь у девушки задрожали колени. Коннорс выпрямился и подхватил ее за талию. Он знал, о чем она думала.

«Д. X.» – Дональд Хайс.

Крепко держа ее, он отвел Элеану в патио. Мексиканец-коммерсант, сидя там в кресле, курил последнюю сигару перед обедом. Он вынул сигару изо рта и церемонно поклонился:

– Добрый вечер, сеньорита, добрый вечер, сеньор.

Коннорс поклонился в ответ.

– Добрый вечер, сеньор.

Очутившись в своей комнате, Коннорс усадил Элеану на кровать и закрыл окна. Девушка была так же бледна, как и цветы, вышитые на шали.

Эд открыл бутылку с ромом и налил ей в стакан.

Элеана отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо.

Эд выпил то, что налил ей, потом сделал хороший глоток прямо из горлышка. Ему необходимо было подкрепиться. Он ощущал такую же дрожь в коленях, как и Элеана. И ему не нужно было объяснять, что могло произойти и что, вероятно, произойдет. Только что по другую сторону патио умер человек. А Элеана выясняла, у себя ли он.

Теперь у них на шее висели две смерти вместо одной…

Глава 4

Постепенно ночь окутала патио до самых верхушек деревьев. Аромат цветов стал одуряющим. Щеки Элеаны немного порозовели, она спросила Коннорса, не считает ли он нужным известить полицию об их ужасном открытии.

– Вот именно! – воскликнул он. – И полиция убедится, что я как раз тот человек, которого разыскивают в связи с убийством генерала Эстебана. Большое спасибо! Не беспокойтесь: как только полиция обнаружит тело, она сама придет нас навестить. Первое, что мы сделали, приехав сюда, задали вопрос, нельзя ли повидать Санчеса.

У Элеаны вырвалось проклятие. Коннорс лишь пожал плечами. Потом вытер холодный пот, выступивший у него на лбу.

– Я опять наткнулся на стену. А после фликов появятся еще и репортеры. Что вы собираетесь рассказать им?

Элеана бросила на него ядовитый взгляд.

– В сущности, это вы впутали меня в такую историю!

– Я? Все, что я хотел, это беспрепятственно добраться до границы.

– Вы думаете, это сделал мой отец?

Он закурил сигарету.

– У меня нет ни одной мысли в голове. Медальон с портретом вашей матери вроде бы указывает на то, что это он.

Когда Элеана нервничала, ее акцент становился заметнее.

– Но почему?

– Почему? – Ну, там откопают что-нибудь. Может, Санчес знал что-то такое, что ваш отец всячески старался скрыть от вас. Вы сами мне сказали, что его разыскивают в Штатах в связи с убийством. Это уже достаточная причина для того, чтобы он держал в секрете место своего жительства или место, где он прячется.

Элеана задумалась.

– Пожалуйста, дайте мне что-нибудь выпить.

Коннорс добавил кока-колы в ром и постарался хладнокровно все обдумать. В комнате Санчеса света не было. Поскольку старый адвокат собирался в этот вечер встретиться со своим старым другом, о котором говорила его секретарша, его тело не обнаружат раньше следующего утра. А к тому времени они могут быть уже далеко.

– Как далеко мы находимся от Гвадалахары? – с беспокойством спросила Элеана.

Коннорс подошел к комоду, на котором лежала дорожная карта.

– Двести двадцать миль. И четыреста тридцать от Гвадалахары до Эль-Монто, и триста десять от Эль-Монто до Ларедо. Но если мы немедленно уедем, то, как только будет обнаружено тело Санчеса, вся полиция до последнего флика бросится на поиски серого «форда» пятидесятого года выпуска с номерами штата Иллинойс.

– Вы хотите сказать, они подумают, что это мы убили Санчеса?

– Мексиканские флики такие же, как и везде, – заметил Коннорс. – Они держатся за свое место и сразу же начнут охоту, чтобы найти виновного. Это может быть ваш отец, а может быть и кто-нибудь другой. Если полиция Урапана обнаружит убийцу и задержит его – прекрасно! Если же нет, то они постараются взвалить убийство на того, кто мог бы это сделать. Если мы уедем – будем мы виноваты. – Он пожал плечами. – С другой стороны, весьма вероятно, что нас уже и так разыскивают.

Элеана принялась кусать губы.

– Таким образом, уедем мы или останемся – в обоих случаях для нас плохо?

– В обоих случаях.

Элеана попросила еще выпить.

– И сигарету, пожалуйста, – добавила она.

Коннорс налил ей выпить, но пачка из-под сигарет была пуста.

– Оставайтесь здесь. Я пойду поищу сигареты.

Девушка взяла его за руку.

– Не уводите надолго, Эд, прошу вас!

В первый раз она выказала ему доверие. Прежде Коннорс знал ее только своенравной. Он нагнулся и поцеловал ее.

– Ты мне нравишься!

– Ты тоже мне нравишься, Эд, – ответила она.

В отеле сигарет не оказалось, но через несколько домов Коннорс нашел лавчонку. Он купил там сигарет и остановился в дверях отеля, чтобы закурить.

Стоявший напротив черный «кадиллак» показался ему знакомым. Пока Коннорс рассматривал машину, из нее вышел генерал Эстебан. Значит, он не был мертв, когда они его оставили, а только потерял сознание. Видимо, он получил легкое ранение, а шок и алкоголь сделали, остальное.

За Эстебаном следовали двое, агентов. Все полицейские в мире, переодетые в штатское, выглядят одинаково. Один из них направился к отелю, Коннорс почувствовал, как пот медленно стекает по его спине. Он отошел от слишком освещенного, входа в отель и прижался спиной к стене за дверью. Эстебан охотился за ними, и он их нашел. Сохранить репутацию ему казалось менее важным, чем отомстить. Но как ему удалось найти их? Коннорс сразу же понял это. Он достаточно долго говорил об Ура-пане с механиком, который чинил машину Элеаны.

Коннорс раздавил сигарету, боясь, как бы ее огонек не привлек к нему внимание. Спина его заболела так сильно он прижимался к стене. Он весь взмок от волнения. У Эда не было ни малейшего сомнения, какое обвинение может предъявить Эстебан. Конечно, обвинение в покушении на его жизнь. Но и это еще не все. У генерала есть кое-что получше – мертвый адвокат.

Флик в штатском вышел, усмехаясь, из отеля. Он присоединился к своему коллеге и Эстебану, и вскоре их силуэты растаяли в ночи. Коннорс воспользовался этим, чтобы проскользнуть в патио.

Элеана все так же сидела на кровати и нервно вертела в руке стакан. Она подняла голову, когда, он вошел.

– Здесь Эстебан, живой и невредимый, – сказал Коннорс. – Он только что приехал, на машине е двумя инспекторами, и они узнали, что мы находимся в отеле. – Он надел пиджак. – Я удираю. Для вас будет лучше, если вы останетесь здесь. Мне же надо подумать о своей шкуре. А вам не грозит ничего, кроме Эстебана.

– Я отправляюсь с вами, – сказала Элеана.

У Коннорса не было времени для споров. В любой момент мог зажечься свет в комнате по другую сторону патио. Детективы не, могли не заглянуть к Санчесу, чтобы узнать, какое у Элеаны было к нему дело. Резким жестом он сорвал с кровати шаль.

– Тогда пошли!

– А наши чемоданы?

– Их придется оставить. И поймите хорошенько: я не знаю, куда я направлюсь и как. Может быть, вы лучше останетесь?

Элеана взяла свой саквояж, накинула на голову шаль, как будто всю жизнь ее носила, и они вышли в патио.

Последнее окно на их стороне дворика выходило в холл отеля. Они могли видеть генерала Эстебана и обоих детективов, разговаривающих с дежурным отеля. Коннорс сильнее сжал локоть Элеаны, и они,остановились под гигантским дубом, стараясь не попадать в полосу желтого света, падающего от прожекторов и фар проезжавших мимо машин. Опираясь на крыло «кадиллака», шофер с револьвером в руке наблюдал за входной дверью отеля.

Вечер был теплым. Напротив отеля по аллее прогуливались, как обычно, молодые девицы, провожаемые восхищенными взглядами молодых парней. Коннорс подождал, пока три красавицы не прошли в направлении, противоположном тому, куда он сам собирался идти. Как он и ожидал, шофер взглядом знатока проводил пухленькие зады девиц до самого начала аллеи.

– Теперь пора! – тихо сказал Эд.

Они смешались с толпой гуляющих. Пот заливал Коннорсу глаза, спина болела от напряжения в ожидании окрика или даже выстрела. Он с трудом заставил себя замедлить шаг. Пока что все шло хорошо. Они выбрались из отеля.

Тут он заметил, что Элеана плачет, а ее слезы могли обратить на себя чье-либо внимание. Он приказал ей немедленно прекратить рев, иначе он даст ей пощечину. Девушка перестала плакать и спросила его:

– А что мы теперь будем делать?

– Я постараюсь достать машину.

У него не было никакой надежды покинуть город на автомобиле. Они не смогли бы уехать далеко. Гигантская полицейская машина должна была заработать в любую минуту. Но если бы ему удалось выцарапать из когтей полиции свой «форд», он смог бы запутать следы.

Эд объяснил свои соображения Элеане и оставил ее на скамейке в парке, попросив не шевелиться и ни с кем не разговаривать. Потом, обойдя кругом, он подошел к задней стороне отеля. Патио был темным и молчаливым, но труп Санчеса уже обнаружили. Около его комнаты раздавались голоса и сверкали переносные лампы.

Коннорс вывел машину со стоянки и остановился на маленькой темной улочке, чтобы обдумать дальнейшие действия.

Чуть дальше от него, возле темного дома, стояла машина с федеральным номером. Взяв из багажника инструменты, Коннорс снял обе планки с номерами с мексиканской машины и прикрепил их к «форду», а номера штата Иллинойс снял и спрятал в кустах.

Потом он сел в машину и отправился на базар, где приобрел недорогой черный костюм. Черная шляпа с большими полями стоила ему еще восемь песо. Он купил также вещи для Элеаны: простую черную кофточку с большим декольте и светлую юбку. Что касается туфель, она должна была удовольствоваться теми, которые были на ней, поскольку он не знал размера ее ноги.

Эд сложил свои покупки в пакет и вернулся к скамейке, на которой девушка ожидала его. Он не успел остановиться, как Элеана оказалась уже в машине. Коннорс положил пакет с одеждой ей на, колени.

– Я отъеду немного в сторону, и мы там переоденемся. С этого момента мы мексиканцы, если будет необходимо – говорить буду я. И без всяких возражений!

– Я и не спорю.

Она говорила с трудом, будто слова у нее застревали в горле.

Коннорс завел машину в темный уединенный уголок и там переоделся в черный костюм. От костюма плохо пахло, и он чувствовал себя в нем неудобно, хотя и неплохо выглядел. Со своими чистыми руками он мог вполне сойти за писаря, который ездит повсюду в поисках заработка. Таких было очень много на дорогах Мексики.

Элеана сменила свое элегантное серое платье. Ее нервное возбуждение возрастало.

– Если бы мои ученицы могли меня видеть!

Коннорсу самому очень хотелось получше разглядеть ее. Увидев в темноте ее белую фигуру, он подошел, обнял и поцеловал ее.

Очутившись в его объятиях, Элеаня спросила:

– Ты, наверное, больше не хочешь спать?

Коннорс уселся за руль, потом, когда Элеана оделась, они вернулись в город. Чтобы попасть на автостанцию, нужно было проехать мимо отеля «Моралес». Теперь около «кадиллака» стояли две полицейские машины. Коннорс проехал мимо них и притормозил у автобусной станции.

– А что теперь? – спросила Элеана.

– Попытаемся уехать на автобусе, – ответил Эд.

Удовлетворенный собственным видом, он при свете фонаря осмотрел Элеану. Учительница и туристка исчезли вместе с серым платьем. Шаль оттеняла её зеленые глаза. Юбка оказалась настолько коротка, что хорошо были видны ноги девушки. Глубокий вырез блузки позволял видеть ее красивую грудь, и это было кстати: приковывая к себе взгляды, он отвлекал внимание от других подробностей внешнего вида Элеаны. Эд посоветовал ей поярче накрасить губы, что придало ей бесстыдный вид. Она все еще была красива, но пламенеющие губы сделали ее похожей на потаскушку, ожидающую свой заработок в два песо на стоянке автобуса.

Автобус на Гвадалахару отправлялся через пятнадцать минут. Коннорс купил два билета и усадил Элеану в еще не освещенный автобус. Она должна была занять ему место, но ни под каким видом не должна была разговаривать.

– Я боюсь, – призналась девушка.

Коннорс проглотил слюну, чтобы протолкнуть комок, который застрял у него в горле.

– Это странно, но я тоже чувствовал бы себя лучше в другой ситуации.

Он вернулся к «форду», вывернул две свечи, поработал над карбюратором при помощи отвертки и закрыл капот. Когда он тронулся с места, мотор стал чихать и стрелять. Эд едва успел доехать до гаража, находящегося в конце этой улочки, как «форд» в последний раз вздрогнул и заглох.

У единственного механика гаража его появление восторга не вызвало. Наступил субботний вечер, и, Бог тому свидетель, он собирался закрывать свою мастерскую, когда подъехал Коннорс. Он не может отремонтировать машину раньше понедельника, а может быть, и вторника.

Коннорс сказал, что он не торопится, и это разрешило все сомнения. Пройдет несколько дней, может быть неделя, пока полиция додумается искать по гаражам «форд», который не будет замечен ни на одном контрольном пункте.

Коннорс подошел к автобусу за пять минут до отправления. Он уже был забит женщинами и детьми, пьяницами, индейцами, которые везли с базара живых цыплят, фрукты и разные мелочи.

Элеана сохранила ему место, но это было последнее свободное место. У нее уже были неприятности с пьяницами, отпускавшими шуточки по ее адресу, которые она, к счастью, не понимала.

Отправление задерживалось на пять-десять минут. Коннорс начал волноваться. Он решил, что недооценил мексиканских фликов, сопровождавших генерала Эстебана. А что если они отдали распоряжение перекрыть все дороги из Урапана?

Люди еще толпились у автобуса. Потом неизвестно откуда появился шофер, хлопнул дверью перед носом жаждавших проникнуть в салон и оттеснил назад стоящих пассажиров.

Пальцы Элеаны сжали руку Коннорса. Он обнял ее за талию. Дважды до выезда из Урапана полицейские машины обгоняли автобус, завывая сиреной. В пятнадцати милях от города, в месте, где основная дорога пересекалась с дорогой, ведущей к вулкану, стояла другая полицейская машина. Но полицейские даже не удосужились взглянуть на автобус: они ждали «форд» модели тысяча девятьсот пятидесятого года, приписанный к штату Иллинойс.

Приближалась ночь. Время от времени автобус останавливался, чтобы высадить пассажиров у небольших хижин или просто на безлюдных перекрестках. Коннорс крепко держал Элеану, так как старый автобус немилосердно бросало на поворотах из стороны в сторону, а водитель не снижал скорости.

В салоне автобуса жара была невыносимая и, кроме того, пахло человеческим потом, спелыми дынями и птицей. Коннорс снял пиджак и расстегнул воротничок рубашки. Элеана сбросила туфли и поджала под себя ноги.

Около моста стоял часовой с винтовкой. С дюжину более скоростных машин обогнали их, и Коннорс надеялся, что это были не полицейские машины.

В два часа ночи они прибыли в Гвадалахару. Краснокожий полицейский прохаживался вдоль аллеи около остановки автобуса, но не обратил на них никакого внимания. Видимо, поиски еще не распространились так далеко. Без сомнения, полиция считала, что они еще находятся в Урапане или около него.

Эд и Элеана полностью обессилели. Недалеко от остановки они нашли кафе, открытое всю ночь, и молча там поели. Потом Коннорс обнаружил дешевый отель с яркой вывеской. На этот раз нечего было и думать снимать две отдельные комнаты с общей ванной. Они представились сеньором и сеньорой Гомес из Мехико.

Индианка с кротким лицом назвала Элеану «милое дитя», взяла восемь песо – плату за номер – и показала им их комнату. Это была скорее келья с белыми стенами, кроватью, одним стулом и столом. С потолка свисала голая лампочка. Светящаяся вывеска находилась как раз над их окном.

Когда индианка ушла, Коннорс поднял шторы на окнах. Вывеска давала достаточно света их комнате.

В тот момент, когда Эд поворачивался от окна, вывеска погасла. В глубине маленькой комнаты зеленые глаза Элеаны загорелись как кошки. Потом реклама снова зажглась. Одежда Элеаны упала на пол бело-черной кучкой. На ней не было ничего, кроме губной помады.

Коннорс почувствовал, как в висках у него застучало. Он с трудом овладел своим дыханием.

Потом Элеана провела рукой по груди, и при каждой вспышке вывески Коннорс мог видеть, как дрожали соски ее грудей и как играли мускулы под кожей живота.

Им не было необходимости говорить.

Зазвонили колокола – большие и маленькие, со звонкими голосами, теплыми, низкими. Они звонили в течение часа, приглашая верующих в церковь.

Удовлетворив свои желания, Элеана отдыхала в объятиях Коннорса.

– Ты мне все так же нравишься, Эд!

– Ты мне тоже нравишься, Элеана!

Его уважение к Элеане возросло: не было ни слез, ни сожалений, ни ложного стыда. Что сделано, то сделано. Все было великолепно.

Но они не могли оставаться здесь. Им нужно двигаться дальше. Прямо сегодня. Человек по имени Сезар А. Санчес умер в Урапане. Каждый полицейский Мексики искал или должен был искать сбежавших. Коннорс решил, что безопаснее всего продолжать ехать в автобусе. Самолет или поезд имели преимущество в скорости, но там у них могли спросить документы. А еще нужно пересечь границу.

Эд спросил у Элеаны, есть ли у нее с собой путеводитель по стране. Она сказала, что есть, и встала, чтобы достать его из сумочки вместе с очками. Прежде чем вернуться в кровать, она остановилась и посмотрела в окно. Смотреть особенно было не на что: обычное зрелище раннего утра в большом городе около большой стоянки автобусов – старые дома, грязные улицы…

Эд взглянул на Элеану и рассмеялся. Сев на край кровати и надев очки, она спросила, что его так рассмешило.

– Ты! – ответил он. – Впервые в жизни нахожусь в одной комнате с учительницей, у которой вся одежда состоит лишь из очков.

Элеана взглянула на него поверх очков.

– Тебе не нравится такой ансамбль?

– Я нахожу его чертовски привлекательным!

Ее улыбающиеся глаза стали серьезными. Она бросила путеводитель на кровать, сняла очки и, положив руки на грудь Эду, наклонилась к нему.

– Давай-ка для разнообразия поговорим серьезно, Эд. Что мы теперь будем делать?

Почувствовав ее так близко от себя, Коннорс восхитился. Он хотел обнять Элеану, но она поймала его руку и прижала к кровати. Она беспокоилась, и основания для этого у нее были. Даже если им удастся перейти границу и их не задержат, ей трудно будет объяснить происшедшее.

– Ты все еще хочешь выйти замуж за Лаутенбаха? – спросил Коннорс.

Он сразу пожалел, что задал этот вопрос – он оставлял горький привкус.

– Да, безусловно. – Ее акцент усилился. Она поцеловала Коннорса в губы, но глаза ее теперь стали совсем серыми. – Видишь ли, дорогой, это произошло в последний раз. Я совсем не жалею о том, что было, но больше со мной такого не произойдет никогда.

– Ни с кем?

– До моей свадьбы с Алланом.

Коннорс взял путеводитель и изучил основные дороги. Они находились сейчас ближе к Ларедо или к Броунсвиллу, чем к Эль-Пасо. Но по этой же причине полиция, вероятно, более жестко контролирует движение на первых двух направлениях.

По возможности Коннорс хотел остаться в стороне от Первой Национальной дороги Мексики. Даже если полиция нашла м_ашину Элеаны и догадалась, что они пользуются общественным транспортом, она, без сомнения, станет их ждать на дороге в Ларедо. Но путеводитель не давал нужных сведений о дорогах между Гвадалахарой и Торреоном, который должен стать узловым пунктом их путешествия.

Элеана взяла путеводитель.

– Я спросила тебя, что мы будем делать.

– Доберемся до Хуареса, если это будет возможно, – ответил Эд.

В глазах Элеаны появилось сомнение, и она принялась пощипывать кожу на груди у Коннорса.

– Ты должен найти для этого способ. Моя задача – оплачивать расходы. Ты помнишь наш уговор?

Коннорс молча размышлял. Потом он спросил:

– Сколько у тебя денег, Элеана?

– Я не знаю. Вернее, точно не знаю. Но когда я уезжала, у меня было пятьсот долларов, и, наверное, сейчас осталось триста.

– В банкнотах?

– Нет, в дорожных чеках. Кроме того, у меня есть еще несколько песо. Я прилично потратила в Урапане.

Коннорс взялся за подсчеты. Перед отъездом у него было сто тридцать два песо, двести сорок пять он получил от Эстебана. Номер и завтрак в «Моралесе» стоили двадцать четыре песо. Шесть он истратил на цветы, одиннадцать – на ром и кока-колу, сорок пять – на шаль. Его костюм и шляпа обошлись ему в тридцать шесть песо, юбка и блузка для Элеаны – около восьмидесяти. Потом еще билеты на автобус… Еда по прибытии сюда – шесть песо. Восемь он отдал за комнату… После всех подсчетов получалось, что остаться должно немногим более ста песо, то есть восемнадцать долларов, чтобы оплатить еду, номер и билеты на автобус до границы со Штатами.

Коннорс проверил содержимое своего бумажника. Он не ошибся в расчетах – плюс то немногое, что оставалось у Элеаны в сумочке.

Он положил деньги на кровать.

– Вот все, что мы имеем.

Элеана вскрикнула. Она поняла, что он хотел этим сказать. Нельзя было и думать о том, чтобы поменять дорожные чеки. Никакой клочок бумаги не был для них столь компрометирующим во всей Мексике, как эти чеки!

На них стояло имя Элеаны.

Глава 5

Коннорс снова откинулся на кровать.

– Нечего прятаться от правды. Мы в грязной ситуации. Наши приметы разосланы по всем городам Мексики, и теперь вся полиция поднята на ноги, вплоть до самой границы. Ты никому не можешь телеграфировать, чтобы попросить денег?

Он предложил Элеане затянуться его сигаретой. Она сделала затяжку и ответила:

– У меня есть мама и дядя Джон. Но они не вышлют денег на имя Гомес. Кроме того, я не хочу впутывать их в эту историю.

Коннорс забрал свою сигарету. Они прописались в Урапане как сеньор Смит и сеньорита Браун. Но Эстебан знал настоящее имя Элеаны: в ее старом чемодане, оставленном там, было полно всяких писем. Тогда он подумал о Шаде. Может быть, Шад сможет устроить ему аванс и выслать телеграфом деньги, если Эд согласится с ним сотрудничать? Он может вызвать Шада по телефону утром, и тогда ему не придется указывать свое имя. Но вот вопрос – захочет ли Шад бросить ему эту подачку, и подачку достаточно большую, в которой он так нуждался?

– Мне кажется, я придумал, – проговорил Коннорс. – Я позвоню своему агенту и попрошу его занять для меня денег.

– И он сделает это?

Не стоило посвящать девушку в свои сомнения.

– Конечно, сделает, – ответил Коннорс.

Он оделся и спустился в кафе, в котором они закусывали накануне, купил там холодного цыпленка, горячего вареного мяса и две полные бутылки с кофе. Возвращаясь к себе, Коннорс встретил индианку и дал ей еще восемь песо, предупредив, что они с сеньорой сохранят за собой комнату по крайней мере еще на одну ночь. Лицо индианки выразило восторг.

Завтрак оказался вкусным – они уничтожили все и остались очень довольны. Потом легли поспать. Уже наступил вечер, и колокола по-прежнему звонили, когда Элеана проснулась и, прижавшись к Коннорсу, поцеловала в мочку уха.

– Хочешь, я скажу тебе что-то?

Коннорс крепко прижал ее к себе.

– Что же?

– Ты мне очень нравишься!

Элеана перестала целовать Эда в ухо и начала его кусать. Потом их тела прижались друг к другу, и, разговоров уже не было.

Когда совсем стемнело, они встали, оделись и пошли обедать. Коннорс рассчитывал, что никто не обратит на них внимания, пока они будут в стороне от посещаемых туристами мест и пока Элеана не попытается заговорить по-испански. Он посоветовал ей заплести две косы и перекинуть их на грудь. Это делало ее еще более молодой и похожей на мексиканку, но стоило ей открыть рот, как легкий акцент выдавал в ней жительницу Миссури.

После обеда они побродили у витрин магазинов, потом, уже после девяти часов, гуляя по маленькой улочке, попали, на празднество, и Элеана захотела покататься на деревянной лошадке: Коннорс купил ей несколько билетов и остался стоять, опираясь на стену. Опустив поля своей шляпы, он смотрел, как она вертелась на карусели с округлившимися от удовольствия глазами.

Элеана не притворялась, что забавлялась, она действительно веселилась. Маленькая брюнетка не была аморальной или безнравственной. Она просто не знала удержу. Эта «женщина, обнаженная и чистосердечная, не стыдилась мужчины во все времена», с тех пор как змея-искусительница пробудила в ней естественные потребности.

И невольно, как тогда в Урапане, его охватила грусть.

Какого дьявола, кого следует жалеть – его или Аллана Лаутенбаха?

В крохотной телефонной кабинке можно было задохнуться. Связь работала отвратительно. Телефонистка на станции междугородных переговоров отказалась принять предварительный заказ. Когда, наконец, Коннорс добился соединения с Шадом, тот решил, что Эд пьян, и Коннорсу пришлось потратить еще пять песо, чтобы убедить своего агента, что он совершенно трезв.

Но и после этого Шад сомневался в возможности выполнить его просьбу. Он заметил, что Коннорс уже должен агентству четырнадцать сотен долларов и что его начинают считать плохим писателем. Если Коннорс бросит свою новую манеру писать, Шад надеется быстро достать ему немного денег. Джек Блед и Макс Феллоу, с которыми он завтракал в прошлую пятницу, заявили, что охотно возьмут для своих изданий серию историй, написанных им в прежней манере.

Коннорс спросил, сколько парни намереваются ему платить.

– Два с половиной цента за слово. – Голос Шада звучал слабее и менее отчетливо?

– Это меня устраивает! – закричал Коннорс в трубку. – Я пришлю рукопись по почте, как только смогу это сделать. Но мне нужны сначала деньги!

Шад немного поколебался, потом согласился выдать ему пятьдесят долларов сейчас, а полностью, за вычетом его комиссионных, после получения рукописи.

– Но только ради, бога, Эд, чтобы вещь была хорошая. Если парни откажутся от нее, я пропал!

– Сделаю все как можно лучше, – заверил его Коннорс. – Теперь запиши мой адрес. Пришли мне деньги на имя сеньора Гомеса, комната двести шестнадцать, отель «Навидад», Гвадалахара. Записал?

– Да, но что ты делаешь в Гвадалахаре? – спросил слабый голос из Нью-Йорка.

– Это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее по телефону, – ответил Коннорс и повесил трубку.

У него осталось еще достаточно денег, чтобы купить бутылку текилы, в которой он очень нуждался. Коннорс звонил из лучшего отеля, города, заполненного туристами. Во время разговора Шад несколько раз называл его настоящим именем. Эд был почти уверен, что увидит у выхода из кабины поджидающих его фликов. Спина и шея Эда были мокрыми от пота. Он заплатил за разговор и прошел через холл отеля неверным шагом, всем своим видом напоминая пьяного человека.

Выйдя на дышащую жаром улицу, он купил литр текилы и тут же отпил большой глоток. Сразу же растаял холодный комок, который он чувствовал в желудке, но его хорошее настроение, вызванное алкоголем, упало, как только он вошел в первый же магазин в надежде взять напрокат пишущую машинку. У них было три машинки с английским шрифтом: «Руайль», «Ундервуд» и – в очень плохом состоянии – «Олимпия». Но хозяин магазина потребовал солидного залога или поручительства трех известных коммерсантов города. В следующих трех лавочках повторилось то же самое. Наконец Коннорс нашел одного лавочника, который согласился продать старую «Корону» за семьдесят пять песо и подождать, пока Коннорс не получит денег. Последние семь песо Эд потратил на бумагу и несколько карандашей. Теперь, если Шад не пришлет денег, он пропал.

Когда Эд вернулся в отель, Элеана занималась хозяйством. Она уже выстирала чулки, белье и кофточку и теперь не знала, чем выгладить просохшие вещи. Коннорс снова спустился вниз, нашел индианку, сообщил ей, что они останутся здесь еще по меньшей мере дня на три, и попросил у нее электрический утюг, который и отнес Элеане. Та поблагодарила его и поинтересовалась:

– Когда мы отправимся?

– Не раньше чем через три или четыре дня, – ответил Коннорс. – А может быть, через неделю.

И он рассказал о тех покупках, которые был вынужден сделать на оставшиеся деньги.

Элеана перестала гладить.

– Тем хуже. Если мы не сможем уехать сегодня вечером, мы уже никогда не уедем. – Казалось, ей доставляло удовольствие говорить неприятные вещи. – И сколько ты думаешь получить за свои новеллы?

– Это зависит…

– Зависит от чего?

– От их длины. Из-за дороговизны типографской бумаги большинство издателей детективных романов ограничивают их объем двенадцатью – пятнадцатью тысячами слов. Но поскольку Джек и Макс готовы меня печатать, я думаю всучить им пятнадцать тысяч слов. Это значит, что на круг я получу приблизительно триста семьдесят пять долларов за вычетом десяти процентов агенту и оплаты за перевод.

Мокрым пальцем Элеана проверила, горяч ли утюг.

– А о чем ты будешь писать в своих историях?

– Мужчина мертв, – подумав, ответил Коннорс, – его зарезали, застрелили, сбросили с утеса, отравили. И кто это сделал?

Элеана выгладила свои вещи и решила выстирать рубашку Эда. Он же убил остаток утра на питье текилы и на обдумывание двух новых сюжетов, не похожих на написанное им ранее и на их собственную ситуацию. В час они поели, истратив четыре песо из оставшихся у Элеаны десяти. Телеграфный перевод пришел как раз вовремя: Коннорс успел сходить в лавку за пишущей машинкой до ее закрытия. Потом, обладая пишущей машинкой и имея еще достаточно денег, чтобы заплатить за четыре ночи в отеле, Эд взял напрокат стол для бриджа, достаточно крепкий, чтобы за ним можно было работать.

Выходя из бюро проката, Коннорс купил городскую газету. Элеана и он удостоились чести красоваться на первой полосе, но их называли сеньор Смит и сеньорита Браун. Полиция Урапана была очень сдержанной: их не обвиняли в убийстве. Давая довольно подробное описание их внешности, полиция Урапана выражала надежду опросить их в связи с неожиданной смертью Сезара А. Санчеса, адвоката из Мехико. Между тем их действительные имена были наверняка известны: в следующем абзаце указывалось, что сеньор Смит и сеньорита Браун путешествовали в закрытом «форде» модели пятидесятого года серого цвета, приписанном к штату Иллинойс. Если кто-нибудь увидит их машину, то должен немедленно сообщить об этом полиции.

В статье приводились и другие подробности, но они уже не касались их. Журналисты описывали Санчеса как удачливого адвоката и любителя женщин. Никаких предположений относительно цепочки и медальона высказано не было, но обращалось особое внимание на показания одного служащего отеля, сообщившего, что прекрасная сеньора под густой вуалью провела прошедшую ночь в комнате адвоката Санчеса.

Элеана оказалась не более болтливой, чем секретарша Санчеса.

– Гм… Хотела бы я знать, кто же его друг.

– Я тоже хотел бы знать это, – признался Коннорс. – Может, это и не твой отец убил его, а муж этой курочки?

Он переложил листы бумаги копиркой, вставил в машинку и принялся стучать.

– Так вот как это делается! – фыркнула Элеана.

Коннорс ответил с усмешкой:

– Во всяком случае, я так делаю. – Он стучал по клавишам, стараясь поймать мысль. – Ну так вот! Одна смерть есть. Это был мексиканский адвокат.

Элеана изумилась.

– Ты используешь смерть адвоката Санчеса в своей истории?

– А почему бы нет? – Эд пожал плечами и продолжал размышлять вслух. – Он умер. Его зарезали. Его комната находилась на первом этаже, окно было открыто. То, как проник к нему убийца, не вызывает никаких сомнений. Что действительно нужно знать – это кто его убил и зачем. Первый вопрос легкий, на него просто ответить. Он был убит неким директором цирка, который удрал из Штатов с мексиканской куколкой и пятьюдесятью тысячами долларов, половина из которых принадлежала его брату. Нет, будет лучше, если я увеличу сумму до ста пятидесяти тысяч долларов. Пятьдесят тысяч в наше время – слишком мало. Но почему некий директор цирка убил адвоката? И с чего я начну? Как связать все это? Что я должен считать «неизвестным» и что необходимо для следующей завязки?

Эд сделал маленький глоток текилы и подождал удара грома. Наступил вечер, было душно, начиналась гроза, и в комнате стало невыносимо жарко.

Элеана сняла кофточку, чтобы не измять ее, и растянулась на кровати в бюстгальтере и юбке.

– А что, в твоей истории будет женщина?

– Гм!

– Я?

Коннорс покачал головой.

– Нет. Как-то уже были неприятности. Издатели и литературное бюро разорились и теперь боятся скабрезных историй. Можно, даже нужно ввести женщину в историю. И это должна быть самая замечательная женщина, какая только появлялась на страницах книг. Заставьте ее жевать табак или сломайте ей ноги – никто ничего не скажет. Зарежьте ее, отравите – пойдет! Пусть ее разорвут на части – тоже пойдет. Заприте ее на тридцать дней и ночей вместе со сбежавшим преступником, который в течение двадцати двух лет не видел женщины, – это тоже сойдет. Но не может быть и речи, чтобы эта горилла забылась и тронула ее. Позволить ему подумать о плохих вещах – совершенно запрещено. – Коннорс перевел дух. – Может быть, в качестве вознаграждения ему будет позволено на расстоянии разглядывать молодую девушку, но она не должна и подозревать этого, она не может даже знать, о чем он думает. Она должна продолжать думать, что родилась в розе, и недоумевать, почему все смеялись, когда маленький мальчик, глядя на то, как новобрачный целует новобрачную, спросил: «Мама, он что, опыляет ее?»

Элеана смеялась до слез. Ей пришлось встать и выпить стакан воды.

Коннорс вынул из машинки отпечатанный титульный лист, вложил чистую бумагу и написал:

«Билл Браун. Крепко сложен, ссыльный, работает на нефтяных месторождениях, бывший директор цирка, убил мужа мексиканки, с которой удрал в Мексику двадцать лет назад. Бросил жену и маленькую дочку. Посылает на содержание дочери пятьдесят долларов в месяц.

Кончита. Бывшая танцовщица на канате, немного отяжелевшая в тридцать девять лет, но все еще красивая женщина.

Сабинес. Адвокат из Мехико, через которого Билл Браун посылает деньги на содержание своей дочери в течение двадцати лет».

Коннорс остановился. Убивая адвоката Санчеса, отец Элеаны должен был знать, что ставит ее в опасное положение. Ему необходимо было заткнуть рот Санчесу.

Но тем не менее, считал Коннорс, человек такого склада мог бы как-нибудь иначе исполнять свои родительские обязанности. С другой стороны, человек, уже совершивший преступление, не позволит себе поддаваться каким-то нежностям.

– Что за человек был твой отец? – спросил он у Элеаны.

– Я его совсем не помню. Мама говорит, что он был добрым.

– Она догадывалась, что он любит эту девицу?

– Не знаю.

– А у него были еще другие женщины?

– Этого я тоже не знаю. – Голос Элеаны стал резким. – Мама никогда много не говорит об отце. Каждый раз, когда дядя Джон или кто-нибудь другой вспоминает о нем, она плачет.

– Она все еще любит его, да?

– Думаю, да. Во всяком случае, она больше не вышла замуж.

– Как она выглядит?

– Хорошо. Высокая, с серыми глазами и маленькими морщинками вокруг них, когда она смеется или улыбается. Высокие скулы, как и у меня…

– А каков твой отец?

– Тоже высокий. Я похожа на него.

– Насколько я помню, ты говорила, что не помнишь его?

Элеана сморщила нос.

– Я описала его по рассказам мамы. Но почему ты спрашиваешь меня об отце?

Коннорс закурил сигарету и предложил ей затянуться.

– Я стараюсь убедить себя, что это не твой отец убил Санчеса.

– Почему?

– Думаю, что моя история получится интереснее с другим убийцей.

– Но этот медальон?

– Весьма возможно, что это специально подстроено. А почему не Кончита? Предположим, что она все еще живет с твоим отцом. Она могла перехватить письмо Санчеса, в котором он извещает его о твоем прибытии в Мексику, Потом Кончита под каким-то предлогом выманивает Санчеса в Урапан, где всаживает ему в грудь кинжал, чтобы помешать его свиданию с твоим отцом, а твоему отцу не дать возможности встретиться с тобой.

Бюстгальтер стеснял Элеану. Она села на кровать и расстегнула его.

– А кто эта Кончита?

– Танцовщица на канате, которую забрал с собой твой отец.

В Элеане вновь проснулась учительница.

– С кем удрал мой отец… Только ее звали не Кончита, а Тамара.

– Тамара – не мексиканское имя.

Элеана пожала плечами.

– Это имя женщины, с которой исчез мой отец. Но почему ей понадобилось убивать Санчеса?

– Я только что сказал тебе это. Чтобы помешать твоему отцу установить с тобой контакт. – Коннорс постепенно вживался в свою историю, – Прошло двадцать лет. Тамара состарилась. Ее тело, такое гибкое раньше, отяжелело, у нее появился второй подбородок.

Элеана взяла у Эда сигарету.

– Что должно быть очень соблазнительно для любителя женщин.

Коннорс продолжал, как будто не слышал заявления Элеаны.

– Она знает, что твой отец пресытился ею, и боится, что, если он увидит тебя, это может пробудить в нем воспоминания о былом и он решится вернуться в Штаты…

– … где его разыскивают за убийство!

– Я забыл об этом, – признался Коннорс.

Элеана затянулась и вернула сигарету Коннорсу.

– Нет, Эд, это не звучит. К тому же Тамара умерла. В письме, которое мой отец прислал дяде Джону и в котором находился чек на пять тысяч долларов, отец сообщал, что Тамара погибла в результате несчастного случая вскоре после их прибытия в Мексику.

– Кажется, ты говорила, что твой отец не вернул ни цента из тех денег?

– Нет, я этого не говорила. Это письмо пришло много лет назад. Мама рассказала, что дядя Джон тогда считал отвратительным то, что мой отец посылает только деньги и ни разу не извинился, не пожалел о прошлом. Потом пришли письма и чек, и дядя успокоился. Но мама находилась, тогда в столь тяжелом положении, что дядя Джон отдал ей эти пять тысяч долларов, чтобы она могла окончательно расплатиться за дом, в котором мы живем и по сей день.

– В котором мы продолжаем жить, – поправил ее Коннорс. Он обвел карандашом, имя Кончита. – Ты, вероятно, не знаешь, каким оружием убил твой отец мужа Тамары?

– Полагаю, ножом.

Элеана встала и посмотрела в окно.

– Тем хуже, – сказал Коннорс. – Предположим, что это твой отец убил Санчеса.

Он вытащил бумагу из машинки и скомкал ее. Потом, сбросив ботинки, растянулся на кровати.

Элеана подошла и присела на край кровати.

– Это я втянула тебя в эту мерзкую историю, не так ли, Эд? Ты погряз в ней, как и я. Не вижу способа выбраться из нее. Что мы будем делать дальше?

Коннорс поцеловал кончики ее пальцев.

– Я напишу два страшных романа по пятнадцать тысяч слов каждый. Шад пришлет шестьсот пятьдесят долларов, или больше. Мы истратим часть этих денег на покупку билетов, а на оставшиеся снимем номер в лучшем отеле Эль-Пасо, где будем пить шампанское. – Он ласково провел рукой по затылку Элеаны. – Кстати, ты не помнишь, я никогда не говорил тебе, как ты мне нравишься?

Элеана тяжело задышала. Ее акцент стал заметнее.

– Мне кажется, что-то подобное я уже слышала.

– А давно?

– Ну что ж, если подумать, то выяснится, что прошло уже несколько часов.

Коннорс притянул ее к себе, и губы их встретились.

– Нет, Эд, – слабо протестовала Элеана.

Расстегнутый бюстгальтер соскользнул с ее плеч, предоставляя большие возможности для поцелуев. В ее глазах появился зеленый цвет, прогоняя серый. Комната, казалось, увеличилась, стены расступились. Шум на улице стих. Какой-то паровоз свистнул в отдалении и тоже смолк. Они остались одни на всем свете. Элеана смирилась.

– Дай мне хоть юбку снять!..

Глава 6

Утренние колокола еще не начали звонить, когда Коннорс написал цифру 30 чуть ниже последней строчки и отодвинул стул. Он давно уже не писал так быстро. И то, что он написал, ему нравилось.

Клуб «Книга месяца» не купит его историю, но он и не писал для него. Это был добрый старый «полицейский» роман, с ударами кулаков в каждом абзаце и многочисленными трупами. Эд на цыпочках подошел к окну и выглянул в него. Как и Элеана, Гвадалахара еще спала. Но жизнь понемногу начинала пробуждаться. Он стоял и следил, как просыпался город, сожалея, что у него нет под рукой чашки кофе. И тем не менее он чувствовал себя в прекрасной форме. Его роман получился. Несколько измененный сюжет оставлял надежду, что Элеана, ее мать, дядя или кто-нибудь из Блу-Монда могли узнать себя в одном из действующих лиц. Но это была хорошая криминальная история со всеми необходимыми ей атрибутами.

Братьев Хайс в своем романе Коннорс сделал двоюродными и полностью изменил их внешний вид. Отец Элеаны отправился в Калифорнию, но, остановившись в Чикаго, решил добыть деньги в этом городе. Потому он и вернулся в Блу-Монд на неделю раньше, и как раз вовремя, чтобы застать своего двоюродного брата, усиленно старающегося поколебать добродетель его жены. Во время драки, которая за этим последовала, муж был убит, и вдова под угрозами вынуждена была помочь спрятать труп.

В его романе убийцей являлся дядя Джон – дядя Элеаны, а не ее отец, который увлекся мексиканской танцовщицей. Муж этой циркачки оказался невольным свидетелем происшедших драки и убийства, которые он видел из окна соседнего дома, и он начал шантажировать убийцу. Но этим он только подал убийце мысль, как скрыть свое преступление. Убийца зарезал мексиканца ножом. И дал его жене-танцовщице денег, чтобы та немедленно уехала из города. Потом он распустил слух, что его кузен убил мексиканца и убежал с его женой. Запуганная мать Элеаны, опасаясь за свою жизнь и за жизнь своего ребенка, подтвердила все показания, данные убийцей.

Прежде чем избавиться от трупа кузена, преступник забрал все имевшиеся у того деньги. Но весь город догадывался, что во всем виновен он, Джон, и поэтому, чтобы придать правдоподобность своей версии, он вынужден был вести себя очень осторожно и осмотрительно. Он связался с одним мексиканским адвокатом, который за определенное вознаграждение взялся отправлять каждый месяц пятьдесят долларов дочери его жертвы, а один раз даже прислал письмо. Это преследовало двойную цель: доказать невиновность убийцы и создать впечатление, что отец Элеаны все еще жив.

Мексиканский адвокат был точной копией Санчеса. Все сильно усложнилось, когда. Элеана, которую Коннорс назвал в романе Элен, стала невестой одного богача и решила отправиться в Мексику, чтобы попросить у своего отца брачное свидетельство ее родителей, которое было у него в ту страшную ночь.

Не в силах помешать ей, мать Элен в ужасе сообщила об этом кузену, который к тому времени стал уже известным бизнесменом. Старая история, выплывала. Если молодая девушка поговорит с адвокатом Санчесом, весь карточный домик дяди Джона рухнет. Тогда он сделал то единственное, что ему оставалось сделать. Взяв несколько чистых рубашек и старый медальон на цепочке, который принадлежит его кузену, он обогнал в дороге Элен и первым появился у Санчеса.

Коннорс ввел в сюжет и молодого привлекательного инженера с нефтяных промыслов, который «совершенно случайно» остановился в том же отеле, что и Элен, и который был очарован ее красотой и чистотой. Молодой инженер, конечно, в конце концов покорил красотку. Он также сумел взять верх над убийцей-кузеном, и добродетель восторжествовала еще раз, а преступник был наказан.

Если Джеку Бледу это не понравится, значит, он стал ханжой и не может больше руководить издательством. Коннорс, зевая, разложил первый и второй экземпляры рукописи, после чего растянулся на кровати рядом с Элеаной.

Был уже полдень, когда он проснулся. Элеана молча и неподвижно сидела на подоконнике. Увидев, что Коннорс открыл глаза, она подошла и села рядом с ним на край кровати.

– Ты работал всю ночь, мой дорогой?

Коннорс кивнул головой и попросил сигарету. Она закурила и передала сигарету ему. Он спросил, не хочет ли она есть.

Элеана покачала головой.

– Нет. На завтрак я съела «буевос фритос кон ростада». Яйца и тосты также оказались вкусными.

Ее испанский не улучшился за одну ночь. Коннорсу не понравилось, что она выходила одна, без него. Они не могли рассчитывать на то, что полиция не продвинулась в своих поисках. Узел затягивался вокруг них все туже, один неверный шаг – и они попадут в петлю. Эд резко произнес:

– С этого момента ты оставишь в покое все испанские слова, которые почерпнула из своего дурацкого путеводителя. И не смей выходить из, комнаты без меня. Если тебе потребуется выйти, а я буду спать, разбуди меня.

– Мой господин и повелитель изволил высказаться…

После изрядного количества текилы, беспрестанного курения и бессонной ночи Коннорс ощущал ужасный привкус во рту.

– Ты прочитала роман, который я написал ночью? – спросил он.

– Да. Это просто прекрасно. Но теперь я понимаю разницу между настоящей жизнью и жизнью, описанной в книгах. Там все в руках автора – выбор сюжета, действия персонажей. Например, никто в настоящей жизни не сделал бы того, что ты заставляешь делать в романе, никогда мама и дядя Джон не поступили бы так, как написано у тебя.

У Коннорса не было никакого желания спорить на литературные темы и рассуждать о ремесле писателя. Он выпустил струю дыма в потолок.

– Во-первых, – продолжала Элеана, – моя мама совершенно не плаксива и не так беспомощна, как ты описал. Если бы дядя Джон попытался бы её изнасиловать и потом убить отца, то мама сама ударила бы его ножом.

– До или после насилия?

– До. – Элеана провела пальцами по щекам Коннорса, который еще не брился в то утро. – Во-вторых, дядя Джон…

Она прилагала все усилия, чтобы доказать, какой прекрасный человек ее дядя – это сама честность, благородство, столп церкви и процветающий бизнесмен.

– То, что сделал мой отец, почти погубило жизнь дяди. Он, например, так и не женился, считая, что и на нем кровь жертвы…

Коннорс поцеловал пальчик, который прогуливался вокруг его рта.

– А кто теперь напишет роман про нас с тобой?

– Но, это чистая правда! – настаивала Элеана.

Коннорс состроил гримасу.

– Хорошо, хорошо! Это твой дядя, а не мой!

Одевшись, Эд дошел до закусочной около автостанции и заставил себя проглотить яйца и тосты. Пока он ел, в закусочную вошел полицейский: ему нужна была бутылка пива. Но прежде чем тот ушел, у Коннорса пропал аппетит.

Вернувшись в номер, он снял пиджак и заложил в пишущую машинку чистую бумагу. Чем быстрее он отправит свое сочинение, тем скорее Шад вышлет им деньги, необходимые для продолжения путешествия. Гвадалахара слишком близко от Урапана. Убийство – дело нешуточное. Убили одного человека. И все обвиняло его – Коннорса. Когда флики доберутся до него, то произойдет следующее:

«Здравствуйте. Я – Эд Коннорс. Я приехал в Мексику, чтобы написать серьезный роман. В сущности, я уже написал его и отправил издателям через своего агента. В один прекрасный день, проходя мимо Аламеиды, чтобы попасть на почту, я увидел, как „кадиллак” столкнулся с „фордом”…»

Элеана дремала, сидя на кровати. Коннорс засучил рукава, мобилизовал все свои писательские способности и принялся обдумывать сюжет.

Вторая история складывалась медленнее и труднее, чем первая. Он назвал ее «Мертвец для новобрачной» и использовал в качестве главного действующего лица Микки Германа, одного из своих излюбленных персонажей. Эта работа должна пойти у него легко. Он уже дважды писал эту историю, но преподносил ее под разными соусами.

Одного человека убивают при таинственных обстоятельствах. Его вдова зовет на помощь Германа. Тот сразу же хватает свой велосипед и как сумасшедший принимается носиться в разных направлениях, в то время как замаскированные личности стараются поймать его и треснуть по черепу. Это было бесконечное «та-та-та-пиф-паф-бум!» – без всякого смысла и оригинальности. Эд так надеялся, что покончил с подобными произведениями, когда написал серьезный роман, отвергнутый «Ивнинг пост».

Коннорсу понадобились две ночи, один день и часть следующего утра, чтобы изложить все это на бумаге. Элеане этот второй роман понравился гораздо больше первого.

Коннорс отправил обе рукописи авиапочтой и провел остаток дня, изучая маршруты общественного транспорта. Теоретически существовала возможность отправиться из Гвадалахары в Торреон автобусом, вернее, меняя несколько автобусов. По железной дороге можно было попасть в Дуранго и оттуда проследовать в Торреон. Или, если бы они могли рискнуть выбраться на Первую Национальную дорогу Мексики, можно было бы сесть в автобус на Сан-Луис-Потоси и покинуть страну через Монтеррей.

Продолжая раздумывать, Эд купил вчерашнюю газету. Элеана и он все еще красовались на первой странице. Читателей газеты по-прежнему просили дать сведения о сером «форде», но теперь сообщалось, что на нем должны быть украденные мексиканские номера. Прекрасное известие! Значит, полиция все еще надеялась захватить машину. Но вместе с тем это могло означать и то, что полиция нашла их «форд», но не хотела сообщать об этом, чтобы они чувствовали себя свободнее и выдали бы себя. Эстебан знал, что Коннорс хорошо говорил по-испански. Теперь об этом знали и в полиции. Логично было предположить, что Коннорс читал газеты. И, скрывая от него, что «форд» найден, они готовили ему ловушку, рассчитывая, что теперь они свободнее будут пользоваться общественным транспортом.

Прежде чем вернуться в отель, Коннорс побродил по вокзалу и на остановках автобусов. Везде было достаточное количество фликов в форме и типов, которые могли быть сыщиками, но ничего не говорило Коннорсу о том, находятся ли они на своей обычной службе или заняты их поисками.

Он подумал, не сменить ли им отель и Тем самым замести свои следы, если полиция ищет их в Гвадалахаре, но потом понял, что это невозможно: ведь Шад должен прислать деньги на имя сеньора Гомеса в отель «Навидад».

Элеана бросилась ему на шею, когда он вошел в номер.

– Теперь нам остается только ждать.

Коннорс почувствовал на своем лбу холодный пот.

– Да. Ждать…

Он отправил рукописи в четверг. Шад Шейфер получит их в Нью-Йорке в понедельник утром… А в пять часов их служанка-индианка постучала в дверь и сообщила, что для сеньора Гемеса получен новый телеграфный перевод.

Отправляясь за деньгами, Коннорс взял с собой Элеану. Она хотела знать, как они поедут – поездом или автобусом.

– Я еще не решил, – ответил ей Коннорс, – но, так или иначе, мы сегодня уедем. Обязательно!

За последние три дня нервы их окончательно издергались. Он понимал, что это – месть Эстебана за сцену во «Фламинго», Генерал считал делом своей чести разыскать их. Выйдя с почты, Коннорс повел Элеану мимо отеля «Навидад», как вдруг заметил суету в холле отеля, расположенного напротив остановки автобусов. Коннорс подумал, что там встречают кого-то, но, присмотревшись, увидел знакомую физиономию. То был служащий из отеля «Моралес» в Урапане. Офицер полиции заставлял его проходить вдоль выстроенных в шеренгу мужчин и женщин, и тот внимательно вглядывался в каждого.

Элеана схватила Коннорса за руку.

– Что там такое?

– Полиция знает или подозревает, что мы находимся в Гвадалахаре. Они собираются прочесать все отели. И служащий из «Моралеса» привезен сюда, чтобы опознать нас.

Два автобуса в конце стоянки были готовы к отправлению. На одном красовалась табличка «Мехико», на другом – «Сан-Луис-Потоси». В какой-то момент Коннорс был готов побежать, но взял себя в руки. Он пойдет и купит на станции билеты. Служащий и шофер смогут описать их приметы и назовут место, до которого они взяли билеты. Они окажутся в еще более сложной ситуации. Но если они смогут выбраться из Гвадалахары и сесть в автобус, направляющийся на восток через небольшие селения, им, может быть, удастся избежать западни.

Между отелем, который осматривался полицией в настоящий момент, и «Навидадом» было еще два отеля. Их осмотр требовал времени. Когда полиция доберется до «Навидада», индианка расскажет о них и проводит в их номер. Индианка не будет знать, что они уехали, и полиция, уверенная в их возвращении, станет их дожидаться и на время прекратит свои поиски.

С мокрыми от пота руками Коннорс повернулся к Элеане и бросил ей:

– Подожди меня.

Он вошел в здание автостанции, взял два билета на Мехико и, чтобы служащий лучше запомнил его, заплатил бумажкой в сто песо. Пока тот отсчитывал ему сдачу, Эд изучал дорожную карту, прикрепленную к стене напротив него. Потом, вернувшись к Элеане, он отвел ее к стоянке такси и нанял одно, попрося отвезти их в Папотинаето, ближайшее местечко, находящееся в двадцати милях к востоку от Гвадалахары.

Выбравшись без помех из города, он протянул автобусные билеты Элеане.

– Вот, возьми, разорви их и выбрось в окно.

Элеана вопросительно посмотрела на него.

– Что это?

– Ложный след, – коротко ответил Коннорс.

В Папотинаето они подождали автобус, идущий на Сан-Луис-Потоси, и доехали на нем до Лагос-де-Морено. Далее они ехали с частыми пересадками. Днем переходили из одного автобуса в другой, а вечером останавливались в небольших отелях у дороги. По сравнению со всеми этими убежищами отель «Навидад» казался им отелем-«люкс». Но зато никто не пытался их остановить. Пассажиров нигде не проверяли. И когда они приехали в Монтеррей, Коннорс сомневался, что сам генерал Эстебан смог бы их узнать.

Они были очень грязными. Его борода стала черной и густой. Он купил Элеане шерстяную шаль, чтобы заменить шелковую. В одну из кос она воткнула цветок. Ее белый корсаж позволял видеть бронзовую грудь. Учительница исчезла. С ввалившимися от напряжения и усталости щеками, с глазами, обведенными синими кругами, Элеана походила на маленькую метиску, которая решила жить по-мексикански, забыв про свою белую кровь. Они ели то, что могли достать во время остановок автобусов, то, что можно было купить в лавчонках, и время от времени пили в целях профилактики ром.

Достаточно было тени, чтобы заставить их дрожать, когда они прибыли в Нуэво-Ларедо и вышли из автобуса. Но никто не обратил на них внимания. Элеана плакала. Столько всего произошло! Они совершили такое тяжелое путешествие! И освобождение было так близко-по ту сторону моста. Но оставался еще мост, который нужно было перейти. Мост – последняя преграда.

Коннорс потратил полчаса на поиски нужного им отеля – типично мексиканского отеля, который служит местом свидания парочек в конце недели. Он решил перейти пограничный мост в субботу вечером. Была пятница, и в ближайшие двадцать четыре часа Элеана и он должны будут снова стать американцами.

Они записались как сеньор и сеньора Серугос из Монтеррея и попросили номер с ванной. Первое, что сделала Элеана, войдя в номер, это напустила в ванну воды. Коннорс спустился вниз купить газету, чтобы выяснить ситуацию. В газете Нуэво-Ларедо ничего не было о них и о смерти Санчеса. Когда он дошел до таможни у южного конца моста, было уже темно. Прошло несколько прохожих. На центральной восточной дороге, той, которая идет в Мексику, таможенники проверяли багаж какой-то машины. Она оказалась из Калифорнии, и проверка носила чисто формальный характер. Посреди моста виднелась американская таможня, а перед ней сидели люди в обычной форме. Но было бы глупо идти по мосту сейчас, чтобы разведать, смогут ли они завтра пройти благополучно или их задержат и отправят обратно в Урапан.

Коннорс купил ром, кока-колу, несколько сандвичей и вернулся в отель. Элеана все еще плескалась в ванной.

– Знаешь, Эд, – серьезно проговорила она, – мне кажется, я поняла разницу между жителями США и доброй части остального мира.

Коннорс стянул рубашку и пустил в умывальник воду.

Кроме шуток?

Элеана еще немного поблаженствовала в ванне, потом вытащила пробку и взяла полотенце.

– Все дело в том, что мы очень любим мыться и быть чистыми.

– Кстати, о чистоте, – остановил ее Коннорс, – что ты скажешь, если я постараюсь купить тебе новый комплект белья?

Глаза Элеаны начали зеленеть, когда она вылезала из ванны.

– К чему такая спешка? Ты устал от меня? – Она брызнула на него водой. – Тебе не нравится то, что я ношу?

– О, наоборот! Я нахожу это дьявольски привлекательным!

Он сорвал с Элеаны полотенце, и это действие повлекло за собой другие.

Была полночь, когда Эд позвонил и попросил принести бутылку рома, сандвичи и лед.

Они еще не выпутались из этой истории, самое трудное – еще впереди. Они старались не думать об этом, внушая себе, как ловко они все провернули, и представляя, что генерал Эстебан и полиция Урапана могли сделать с телом Санчеса.

Опираясь на локоть, Элеана щекотала грудь Коннорса, в то время как в голове у него вертелись весьма легкомысленные стишки.

Вторая бутылка рома не облегчила состояние Коннорса, а, наоборот, вызвала у него грустное настроение. Вытянувшись на кровати, он вслушивался в звуки улицы. Он различал шарканье сандалий, стук высоких каблучков, смех пьяных женщин. Он не смог бы сказать почему, но этот смех символизировал для него всю грусть и всю неприглядность мира. Коннорс пожалел, что заказал вторую бутылку.

Элеана не привыкла столько пить, и алкоголь сильно действовал на нее – нежность постепенно вытеснялась в ней язвительностью.

– Ты самый шикарный парень, которого я когда-либо встречала, Эд!

Коннорс крепко прижал ее к себе.

– Я не знаю, что бы я делала без тебя!

Потом Элеана вспомнила о своей матери, о дяде Джоне, об Аллане. Они там, вероятно, сходят с ума от беспокойства, не зная, что е ней случилось. Даже если они благополучно перейдут границу, ей все равно придется объяснять эти две недели отсутствия. Ворочаясь, она вырвалась из объятий Коннорса.

– С другой стороны, без тебя я не попала бы в эту грязную историю и мне нечего было бы объяснять.

Элеана выпрямилась на кровати и постаралась придать себе высокомерный вид.

– Теперь я жалею, что тогда, в Мехико, позвонила тебе. Генерал Эстебан переспал бы со мной. Ну и что?

Коннорс влепил ей пощечину.

– Ты пьяна, маленькая гарпия! Заткнись!

Элеана ударила его коленкой в живот.

– Не трогай меня! Ты посмел меня ударить! Из-за того, что я провела с тобой пятнадцать дней, ты считаешь возможным обращаться со мной как с уличной девкой?

Элеана попыталась исцарапать ему лицо, и Коннорс вынужден был схватить ее и уложить на спину, прижимая ногой ее ноги. Но прикосновение ее кожи, такой нежной, вновь зажгло его кровь, и он попросил прощения за пощечину. Эд знал теперь, почему так поступил. Он любил ее и не хотел, чтобы происходили подобные вещи. Для него это не было простым приключением в ряду других. Он влюбился в девушку с большими глазами, сидящую на деревянном коне мексиканской карусели, и, если Элеана уйдет от него, жизнь потеряет для него всякий смысл. У него не останется ничего, кроме воспоминаний и ощущения ледяного комка в желудке, который не в силах растопить ром всего, мира.

Он попытался объяснить Элеане, что с ним происходит, но не нашел нужных слов.

Элеана насмешливо проговорила:

– Есть биотоки химического происхождения. – В качестве примера она привела своего отца. – Моя мать очаровательная и темпераментная женщина. Невозможно себе представить, чтобы она в чем-либо отказала мужчине, которого любила. И ты думаешь, мой отец ценил это, а? Ты думаешь? Новый биологический аттракцион сильнее прежнего, и хоп-ля-ля! Вот выход!

Коннорс возразил, что не все мужчины одинаковы.

Но в Элеане проснулся садист. Пьяная и раздраженная, она находила удовольствие в том, что мучила Коннорса, а потому заявила, что, насколько она знает мужчин, все они одинаковы.

Коннорс схватился обеими руками за голову.

Элеана добавила:

– А я знала их немало!

Она решила его не жалеть. Первым был парень из ее колледжа. Со следующим она встретилась на балу. Потом появился один женатый человек в Чикаго. Однажды она «приехала на машине в Сан-Чарс, где проводила пасхальные каникулы вместе с двумя другими учительницами. Не имея возможности принять его у себя, она организовала прогулку при свете луны. И так как земля была очень сырой от талого снега, а обоих охватило сильное желание, он овладел ею на каком-то пучке соломы под скалой у реки.

Коннорс спрятал лицо на груди Элеаны.

– Я тебя прошу, Элеана…

Она очнулась.

– Прости, Эд, мне очень жаль… – Она крепче прижала его лицо к своей груди. – Я, вероятно, слишком пьяна, если рассказываю такие вещи.

Неожиданно она почувствовала себя одинокой и несчастной. Вчера было мертво, а сегодня еще не наступило. У нее был только он. Все, что они имели, был настоящий момент.

И, начиная с этого момента, все еще могло поправиться.

Глава 7

Ночь выдалась темной, жаркой, звездной. Когда они подходили к мосту, Коннорс увидел падающую звезду. Может быть, это хорошая примета? Последующие минуты это покажут. Он сильнее сжал локоть Элеаны.

– Идем?

– Элеана глубоко вздохнула.

– Да, только что-то очень сильно бьется сердце.

Они шли в блестящей компании: пьяницы, любовные парочки и туристы, которые после проведенного отпуска возвращались домой, с нетерпением ожидая момента, когда смогут похвастаться перед знакомыми, что побывали в Мексике. Даже если их и узнают, то при таком интенсивном движении по мосту полицейские не решатся стрелять. К тому же они твердо решили, что перейдут мост.

Коннорс лишний раз убедился, что они не должны привлечь внимания. На Элеане был белый костюм, похожий на тот, что она оставила в «форде». С волосами, зачесанными назад, с глазами, прямо и открыто смотревшими на мир, она, несмотря на предыдущую ночь и тяжелое путешествие, производила впечатление непорочной американской девы, торопящейся в отчий дом.

Эд подстриг свои усы, купил брюки коньячного цвета и пеструю габардиновую рубашку.

Он посмотрел перед собой на освещенный участок. Два таможенника, казалось, скучали, разглядывая проходившую толпу, изредка восхищаясь красивым личиком или смеясь над пьяницей. Они не внушали Коннорсу опасения. Но тут он заметил невысокого, хорошо одетого человека с черными усами. Его принадлежность к гражданской полиции не вызывала сомнений, и у него был отнюдь не скучающий вид. Его черные пронизывающие глаза перебегали с одного лица на другое, внимательно вглядываясь и пытаясь определить, действительно ли эти люди те, за кого себя выдают. На самом ли деле эта девушка – блондинка, и не отвечает ли она описанию:

«Темные волосы, серые глаза… приблизительно сорок пять килограммов… в последний раз ее видели в сером нейлоновом платье, в пестрых туфельках и с сумочкой из змеиной кожи».

Коннорс почувствовал, как у него закололо в боку. Им не нужно было появляться в Нуэво-Ларедо, им следовало каким-либо способом попасть в Сьюдад-Хуарес, Он поступил неумно и вел себя как маленький ребенок. Но теперь нельзя рисковать и поворачивать обратно. Кончится все тем, что на них обратят внимание. Боли в его боку усилились и перешли в низ живота, когда он, идя с толпой, смотрел на флика. Одна маленькая подмеченная им деталь давала небольшой шанс на удачу. Элегантный мексиканец, казалось, чувствовал непреодолимое отвращение к пьяницам. Его пронизывающие глаза с неприязнью отворачивались от них в сторону.

Для большей храбрости Коннорс перед выходом из отеля хлебнул приличную порцию рома и теперь не жалел об этом.

– Возможно, у нас возникнут неприятности, – сказал он Элеане, – хотя я в этом не уверен. Но если я столкнусь с тем маленьким типом с усами, ты должна болтать всякую чушь, будто ты пьяна.

Элеана проглотила слюну, чтобы протолкнуть комок в горле.

– Понятно.

Они уже дошли до обоих таможенников. Проходя мимо них, Коннорс очень естественно икнул, потом за два шага до полицейского в штатском он поскользнулся на правую ногу и дыхнул перегаром прямо в лицо детективу, схватившись за него, будто потеряв равновесие.

Элеана рядом с ним захихикала.

Все еще вися на детективе, Коннорс с безумными глазами нес какую-то чушь.

– Прости, дружище, я, кажется, хватил лишнего. Отвратительная вещь текила, не правда ли? Я просто не понимаю, как вы, мексиканцы, можете пить ее каждый день.

Покраснев от гнева, инспектор с отвращением отвернулся от Коннорса. Он с силой поставил его на ноги и толкнул вперед.

– Свинья! Пьяница! Скотина!

Коннорс пошел, шатаясь, с опущенной головой и страстным желанием оглянуться назад. Какой-то верзила в форме остановился перед ним, в то время как толпа продолжала свое шествие. Это был представитель службы иммиграции, говоривший с сильным техасским акцентом.

– Что это ты так набрался, приятель?

– Он пьян, – подтвердила Элеана.

Подошел один из таможенников.

– Эй, подруга, может у него есть еще бутылка?

– О нет, мистер! – стала защищать Коннорса Элеана. Ее акцент был таким же явным, как и у техасца, – Он хотел это сделать, но я не позволила. И если меня еще раз увидят в субботу вечером с этим типом, очень прошу сразу же отправить меня к психиатру.

Тип из службы иммиграции одобрительно кивнул головой.

– Вы слишком красивы, чтобы знаться с пьяницами. Парни, подобные ему, создадут вам плохую репутацию за границей. Откуда вы, мисс?

– Из Блу-Монда, Миссури, мистер. – Элеана с неприязнью посмотрела на Коннорса. – А он из Чикаго.

С улыбкой техасец посторонился, давая им дорогу и приветствуя их жестом.

Менее чем за сто ярдов от шлагбаума, уже на американской земле, Коннорс остановился и закурил сигарету, предложив первую затяжку Элеане.

– Спасибо.

– Спасибо тебе, – ответила она.

Элеана затянулась несколько раз, потом отдала сигарету Коннорсу, который спрашивал себя: думает ли она о том же, о чем и он? Наступил конец их авантюре. Она не постеснялась рассказать ему многое там, в Нуэво-Ларедо. Он подозвал такси и помог Элеане сесть.

– В город, – велел он шоферу. – Пока без адреса. – И повернулся к Элеане. – А что теперь?

Элеана смотрела в окно.

– Я немедленно отправлюсь в Блу-Монд, первым же самолетом или на поезде, на что успею.

– Как так?

– Вот так. – Она продолжала смотреть в окно. – Я телеграфирую маме и Аллану из Блу-Монда. Дядя Джон поможет мне все объяснить. Он безусловно, придумает что-нибудь. Он скажет им, что я была больна и что все это время не покидала Блу-Монда.

– Значит, ты по-прежнему собираешься выйти замуж за Лаутенбаха?

– А почему бы и нет? Разве ты не женился бы на двадцати миллионах, если бы тебе представилась такая возможность?

Коннорс пытался найти нужный ответ, но те немногие слова, которые он мог произнести, не подходили к данному случаю. В такси воцарилось молчание, словно между ними выросла стена. Потом Коннорс подумал о деньгах и решил, что должен предложить Элеане половину присланного Шадом.

Она вначале отказалась, но потом согласилась.

– Но только взаймы.

Половина составляла двести тридцать долларов. Коннорс открыл большую красную сумку, которую купил Элеане, чтобы положить туда деньги, и увидел, что сумка была забита смятыми листами его рукописей «Смерть в цирке» и «Мертвец для новобрачной». В последний раз он видел эти листки в корзине для бумаг в отеле «Навидад».

– Что ты собираешься с ними делать? – спросил он. – Элеана снова уставилась в окно.

– Предположим, это на память. Я обвяжу их красной лентой.

Коннорс обнял ее.

– Нет, моя маленькая. Ты не можешь так поступить со мной. Ты не можешь так просто уйти из моей жизни.

Элеана отвернулась от него. Ее губы были крепко сжаты, уголки их опустились.

– И даже после того, чем мы были друг для друга, не так ли? – сыронизировала она.

– Ну да! Это правда!

– Все это, – заявила Элеана, – был лишь биологический инцидент.

Щека ее, которая была видна Коннорсу, намокла от слез. Голос стал низким и глухим. Таким же, каким был в ту ночь, когда он впервые увидел ее обнаженной в комнате отеля за восемь песо.

– Убирайся к черту, Эд Коннорс! – крикнула Элеана. – И уйди из моей жизни. Ты слышишь? Вон из моей жизни!

Коннорс взял ее за подбородок и заставил взглянуть на себя.

– Но послушай, Элеана, дорогая…

Ее глаза были теперь совершенно серыми.

– Но почему я должна губить свою жизнь с тобой, когда я могу выйти замуж за деньги Лаутенбаха?

– Ты, может быть, беременна…

– Я возьму на себя этот грех.

– Потом, ведь ты не любишь Лаутенбаха.

Элеана попыталась оттолкнуть его.

– В этом замужестве о любви нет и речи, Я уже говорила тебе, что это чисто деловой вопрос. Ни за что на свете, ты слышишь, я не буду учительницей всю свою жизнь!

– Тогда выходи за меня замуж, – предложил Коннорс. – Я обещаю тебе, моя любовь, что в один прекрасный день все же стану знаменитым.

Элеана захотела сделать ему больно.

– Во всяком случае, не по милости тех романов, которые я читала.

– Тем не менее ты сохранила вторые экземпляры.

– Я уже объяснила тебе, почему это сделала.

Коннорс, преодолевая ее сопротивление, попытался поцеловать ее.

– Элеана, любовь моя, я прошу тебя…

Элеана изо всех сил пыталась вырваться из его объятий, колотя его кулаком в грудь.

– Оставь меня в покое! Не трогай меня. И никогда больше не смей трогать меня своими лапами.

Шофер остановил такси около тротуара, вылез из машины и открыл дверцу.

– Что происходит, мисс? Этот тип позволяет себе лишнее?

Плотно сжав губы, так, что они превратились в одну линию, Элеана ответила:

– Да.

– Ну, – воскликнул Коннорс, – это несколько сильно сказано! Мне бы хотелось знать, как можно позволить себе лишнее с девочкой, с которой ты спал в течение пятнадцати дней!

– Без грубостей, – холодно проговорил шофер, – Тебе, такому грубияну, должно быть стыдно так обращаться с этой очаровательной малышкой. – Он повернулся к Элеане. – Вы хотите, мисс, чтобы я выкинул его из машины?

– Да, – ответила она. – Пожалуйста.

Шофер потянул Коннорса за рукав, предлагая ему выйти.

– Ты слышал, что сказала мисс? Ну, вытряхивайся!

Коннорс решил, что драться не стоит, и вышел из такси.

– О’кей! Прощай, Элеана!

Из темного салона, такси до него донесся голос Элеаны:

– Прощай, Эд!

Коннорс зашагал, не оглядываясь, назад. Ему показалось, что Элеана стала плакать. Но он сомневался в этом. Он предпочел бы в настоящий момент находиться на два ярда под землей.

Глава 8

Коридорный открыл окно, и, несмотря на высокий этаж, на котором находилась комната, до Коннорса доносился шум улиц Нью-Йорка. Слышно было глухое ворчание моторов, хрипы клаксонов и свистки полицейских. В соседнем помещении какой-то рабочий орудовал пневматическим молотком. Ансамбль звуков был не без гармонии. Каждый имел свое место, назначение и право на существование в этом гигантском городе.

Когда коридорный вышел, Коннорс позвонил в контору Шада Шейфера.

– Алло, Шад! Говорит Эд, – начал он.: – Я благополучно вернулся. С Мексикой покончено.

Шад казался более удивленным, чем обрадованным, услышав его голос.

– Откуда ты звонишь, Эд?

– Я в номере тысяча пятьсот двенадцать в «Клермане». И послушай, Шад, я окончательно отказался пробовать свои силы в настоящей литературе. И чтобы покончить с этим, скажу: я понял, что я – стукач на машинке! Ну так вот, стукачом и останусь. Человека убили – вот моя тема, и я думаю, что никогда не сменю ее.

Коннорс ожидал, что Шад будет смеяться. Но тот произнес:

– На твоем месте я бы не говорил, так, Эд.

– Что ты хочешь сказать этим «на твоем месте»?

– Я хочу сказать, что продал твой роман, тот, от которого отказался «Ивнинг пост».

– Кому?

– «Таннер пресс». Они хотят издать его одной книгой.

Коннорс переваривал новость. Это было настолько же хорошо, как если бы продать свою вещь в крупный популярный журнал. В течение последних пяти лет «Таннер пресс» не издал ни одной книги, которая не разошлась бы огромными тиражами по библиотекам и по Голливуду раньше, чем высохла краска на последнем экземпляре.

Он тихо проговорил:

– Ты – мой брат, Шад.

Тот, казалось, не очень-то был воодушевлен.

– Так ты в номере тысяча пятьсот двенадцать?

– Да.

– Тогда жди. Я сейчас приеду.

Положив трубку, Коннорс прошел в ванную комнату и посмотрел на себя в зеркало. В течение многих лет он уверял себя, что может писать не только детективные романы или ковбойские истории. Теперь он получил реальное доказательство: «Таннер пресс» издаст его книгу. Он сразу попал в число избранных. Теперь он настоящий писатель.

А вместе с тем в нем ничего не изменилось с той поры, как он звонил Шаду. Его волосы по-прежнему с проседью. На лице обозначились глубокие морщины, которые образовались за долгие часы напряженной работы с четырьмя пачками сигарет в день и невероятным количеством кофе. Две недели путешествия под солнцем Мексики заставили его кожу еще больше потемнеть. Но перед его глазами все еще стояла Элеана.

Что ж, теперь всегда будет она? У него было приключение с зеленоглазой нимфой или с любвеобильной вакханкой, не все ли равно, как называть ее? Как называют таких женщин? Он обойдется без нее. Когда его книгу продадут Голливуду для постановки фильма, он обоснуется там, где королевы красоты встречаются так же часто, как пальмы… Он старался уйти от правды, но это ни к чему не приводило. Он был влюблен в девушку с большими глазами.

Обычно у Шада не было привычки извергать Проклятия. Но теперь это желание у него неожиданно появилось.

– Черт возьми, Эд! Как тебя угораздило попасть в эту проклятую историю?

G портфелем под мышкой его агент стоял, прислонившись спиной к двери, и дышал так, будто бегом одолел все пятнадцать этажей.

– Какая муха тебя укусила? – спросил Коннорс.

– Этот тип, которого убили… Сезар А. Санчес. И этот мексиканский генерал, которого ты застрелил.

Швырнув портфель на кровать, Шад налил себе стакан ледяной воды.

– Я потратил десять лет своей жизни, чтобы создать тебе имя. Я тебя пасу, как родная мать, во время твоих неудач и приступов отвращения к работе. Я тебя баюкаю, я тебя успокаиваю, я тебя утешаю. И теперь, когда, наконец, появилась возможность получить настоящие деньги, как раз в тот момент, когда я устроил твою первую настоящую книгу, когда мы, наконец, приблизились к стране сокровищ, тебе нужно было попасть, в осиное гнездо. – Он проглотил ледяную воду. – Что с тобой произошло в Мексике?

Коннорс вновь почувствовал неприятный ком в желудке. Две недели, проведенные под солнцем, его не вылечили. У него, было такое ощущение, что в течение этих пятнадцати дней он взрастил в своем желудке кокон, и теперь боялся, что, как только он откроет рот, оттуда вылетит бабочка.

Шад уселся рядом с ним на кровати и положил ему на колено руку.

– Ну, старина, расскажи мне все, что произошло.

Как раз в тот момент, когда я был так доволен нами обоими и когда я похвалил себя за то, что верил в тебя все эти годы, этот тип и вошел в мою контору.

– Какой тип?

– Какой-то представитель прокуратуры. Он спросил, знаю ли я, где ты находишься. Я сначала подумал, что это налоговый инспектор, который собирается содрать с тебя шкуру. Я сразу начал объяснять ему, что у тебя в прошлом году были очень маленькие заработки и что ты отправился в Мексику писать роман. Тогда он мне сказал, кто он и почему хочет тебя видеть.

– Что он сказал точно? – забеспокоился Коннорс. – И что хочет от меня прокуратура?

Шейфер закурил сигарету и протянул пачку Коннорсу.

– Полиция Урапана, это, кажется, один из городов Мексики, обвиняет тебя в убийстве Санчеса. Кроме того, ты обвиняешься в нанесении побоев, ранении и в покушении на жизнь генерала Эстебана.

Значит, Коннорсу не удалось выскочит из этой истории.

Шейфер продолжал:

– Это еще не все. Они просили нью-йоркскую полицию арестовать тебя. И как только ты окажешься в камере, мексиканская полиция пришлет своего прокурора со всеми необходимыми документами для выдачи им тебя в качестве преступника.

Кокон в желудке все больше беспокоил Коннорса. Возможность такого исхода не раз приходила ему в голову, но он гнал от себя эту мысль как невероятную. Он старался убедить себя, что, как только Элеана и он пересекут границу, все пойдет хорошо, а генерал Эстебан не станет предпринимать подобный демарш, чтобы не оказаться в неловком положении.

Эд спросил:

– А что, этот тип из прокуратуры не упоминал больше никого? Он не говорил о некоей Элеане Хайс?

Шад покачал головой.

– Нет. Он не сказал ни слова. Ну, давай, расскажи мне всю историю. Это ты убил Санчеса?

– Нет.

– Ты не врешь, Эд?

– Я не лгу.

– Тогда почему мексиканская полиция приписывает тебе это убийство?

Коннорс рассказал Шейферу всю историю. Это заняло у него больше часа. Когда он кончил, Шад воскликнул:

– А, черт возьми! И ты воспользовался этим для своего романа? Это дядя Элеаны убил Санчеса?

Коннорс покачал головой.

– Это только в моем романе. Вспомни, ведь я сказал тебе, что все изменил. Интрига выглядела так гораздо лучше.

– Тогда кто же убил его? Ее отец?

– Я не знаю, – сказал Коннорс. – Если рассмотреть обстоятельства, то логично будет подозревать в первую очередь ту, о которой писали мексиканские газеты. Прекрасную сеньору под густой вуалью, которая провела с ним ночь, последнюю для него ночь на земле.

Шад завопил:

– Если женщина закрыта густой вуалью, как можно узнать, что она красива? – Он налил себе еще один стакан холодной воды. – Нет, я считаю, надо отбросить версию с женщиной. Это не что иное, как газетная утка. Если мексиканка, с которой удрал Дональд Хайс, умерла десять лет назад, она не может быть этой женщиной. А по какой причине другая мексиканка или мексиканец могли носить цепочку с медальоном Дональда Хайса? Нет, это не могло быть простым совпадением. Действительно в медальоне находился портрет матери Элеаны?

– Так сказала Элеана.

– И ее отец покинул Штаты двадцать лет назад, чтобы избежать возможного обвинения в убийстве?

– Да, по рассказу Элеаны.

– И он отправился в Мексику?

Коннорс подтвердил это.

– Хорошо. Он отправился в Мексику и в течение многих лет посылал через адвоката Санчеса пятьдесят долларов на содержание и воспитание своей дочери. Тогда зачем усложнять историю? Это он убил Санчеса. Именно так надо рассматривать это дело. Он охотно, помогал содержать дочь, но не хотел, чтобы совали нос в его дела, особенно она. Двадцать лет – это много. Кто знает, может, он там стал известным бизнесменом или полицейским высокого ранга, слишком высокопоставленным, чтобы рисковать своей репутацией.

– Вполне возможно-согласился Коннорс.

Шейфер снова похлопал его по колену.

– Наверняка так и произошло. Что ему терять? В убийстве обвиняют только один раз.

Разговор действовал Коннорсу на нервы. Он растянулся на кровати и захохотал. Шад поинтересовался, что его так развеселило.

– Эта твоя версия. Если ее использовать в одном из моих романов, то даже карандаш воспламенится.

– Весьма возможно, парень, – ответил Шад. – Я не собираюсь быть писателем. Ты пишешь, а я продаю твои сочинения. – Он открыл свой портфель и достал оттуда контракт с «Таннер пресс», заготовленный в четырех экземплярах. – Что ты скажешь об этом?

Коннорс пробежал глазами контракт.

– Великолепно. Но есть одна неприятность. Я не могу подписать его.

– Но почему? – спросил уже приготовивший ручку Шад.

– Из-за этого предписания на арест. Полагаю, ты сказал представителю прокуратуры, что постараешься установить контакт со мной?

– Я действительно мог сказать ему это.

– Значит, если я подпишу контракт, а ты не известишь полицию, то ты становишься, по крайне мере теоретически, причастным к обвинению в убийстве.

Шад протянул Коннорсу ручку.

– Ради первого контракта с «Таннер пресс» я готов пойти на такой риск. Подпиши на второй строчке, пожалуйста. Все четыре экземпляра. Кроме того, ты ведь не убивал этого типа.

Коннорс подписал все экземпляры.

– Это еще надо доказать. А если полицейские согласятся задержать меня и отправят в Урапан, у меня будет столько же шансов вернуться оттуда сколько у республиканца стать губернатором Южной Каролины.

Он подул на свою подпись, чтобы чернила поскорее высохли.

– Тем хуже, во всяком случае, очень приятно знать, что я все же смог достигнуть желаемого!

Шейфер усмехнулся.

– Слушай, Эд, не будь идиотом. Мы немедленно подключим к этому делу лучшего адвоката Нью-Йорка. Кто имеет право дать указание о твоем задержании?

– Я не знаю, – признался Коннорс. – Когда речь идет о задержании и выдаче в другой штат, обращаются к губернатору штата. Но когда дело касается другого государства, я полагаю, мексиканские власти должны обратиться к генеральному прокурору США. А тот, в свою очередь, к губернатору штата – для принятия необходимых мер. Но я не знаю, пойдет ли дело к судье штата или к федеральному судье.

– Отлично! – воскликнул Шад. – Отлично! – Его острый ум уже схватил все детали. – Разрешение на задержание будет исходить от судьи, будь то федеральный судья или судья штата. Остается лишь рассказать всю историю Элеаны Хайс, и никакой судья не даст санкции на арест. Теперь, когда мне известна вся история, я позабочусь о сенсационной публикации твоей книги. И ты можешь держать пари на все твои деньги, что издатели «Таннер пресс» постараются, чтобы твои объяснения появились на первых страницах всех газет Америки. Эта девица Хайс сейчас в Нью-Йорке?

– Нет, в Блу-Монде, штат Миссури.

Шад с улыбкой еще раз похлопал Коннорса по колену.

– Тогда, прежде чем я свяжусь с прокурором, и даже раньше чем я обращусь к адвокату, ты немедленно вскочишь в самолет на Блу-Монд и отправишься предупредить ее.

Улыбка медленно сползла с лица Шада.

– Тебе не трудно будет заставить ее рассказать все судье?

Коннорс закурил сигарету и проглотил немало дыма, прежде чем ответить.

– Поставь себя на ее место.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Поставь себя на место Элеаны, представь себе, что ты учительница, что тебе двадцать один год, теоретически ты девственница и что ты готовишься выйти замуж за двадцать миллионов долларов.

– И тогда…

– Тебе безусловно бы понравилось увидеть на первых страницах всех газет страны описание того, как ты провела пятнадцать восхитительных дней в Мексике в компании с автором детективных романов, к тому же совершенно неизвестным, но обладающим большой сексуальностью? К тому же обвиненным в убийстве благородного мексиканского адвоката, который, без сомнения, будь он живой, мог бы свести тебя с отцом, разыскиваемым по обвинению в убийстве, и, возможно, никогда законно не женатым на твоей матери?

Шад Шейфер глубоко вздохнул.

– Да-a. Я понимаю, что ты хочешь сказать этим…

Глава 9

Коннорс впервые увидел населенный пункт, подобный Блу-Монду. Он не был похож на провинциальный городок. Скорее его можно было принять за район Чикаго или Нью-Йорка. Вокзал был новый, в стиле модерн. В такси, тоже последней марки, он проехал мимо великолепного кинематографа, большого спортивного зала, полудюжины шикарных магазинов, салонов красоты, трех коктейль-баров, одного первоклассного китайского ресторана и огромного здания банка, в котором поместился бы Национальный банк.

Шоферу такси было лет шестьдесят. На нем была куртка из твида, а концы его седых усов свисали по обе стороны рта на добрый сантиметр.

Коннорс спросил его, знает ли он Джона Хайса.

– Боже мой! Еще бы! – ответил шофер. – Ему принадлежит половина города. И это такси тоже. Чертовски хороший человек!

Шофер посмотрел на него в зеркальце.

– Итак, вы собираетесь заняться банком?

– Что вы сказали, простите? – ошеломленно спросил Коннорс.

Старик пожал плечами.

– Извините, я ошибся. Я принял вас за одного из тех, кто гоняет мяч. Вы приехали на свадьбу?

– Какую свадьбу?

– Как, вы не читали «Аваризтти» или «Билбуард»? На свадьбу Элеаны, конечно, она выходит замуж за наследника Лаутенбаха. Сначала свадьбу назначили на осень, а теперь перенесли на следующую неделю. Вероятно, потому, как я думаю, что они очень любят друг друга.

Отель походил на все остальное в городе. Портье был так же стар, как и шофер такси, но он красил свои волосы в черный, как вороново крыло, цвет и носил элегантный черный костюм с белой рубашкой, который немного скрадывал его узкие плечи. У него был вид старого актера или персонажа из водевиля.

– Комнату с ванной, сэр?

Коннорс записался под своим настоящим именем. Адвокат, к которому они с Шадом ходили на консультацию, настаивал на этом. В его поведении не должно быть ничего такого, что дало бы повод заподозрить его в желании скрыться от закона.

Портье положил бланк в ящик, потом снова достал и с любопытством на него посмотрел. В его старых глазах зажегся интерес.

– Это не вы случайно тот Эд Коннорс, который пишет детективные романы?

Коннорс признался, что это действительно он, и старик с чувством пожал ему руку.

– Я просто в восхищении! Я очень горд! Детективные романы – моя любимая литература. А вы – мой любимый автор.

И он стал перечислять названия книг, о которых сам Коннорс уже давно забыл. Конечно, старого портье, очень интересовало, что привело Коннорса в Блу-Монд, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить об этом.

Он нажал на кнопку звонка, и другой экземпляр такого же портье, только более молодой, показался в коридоре. Старик рассмеялся, видя изумление Коннорса.

– Блу-Монд немного не похож на другие города, которые вы знаете, правда, мистер Коннорс?

– Да, – признался Коннорс, – совсем не похож. Как это получилось?

Старик с удовольствием начал рассказывать.

– Это началось двадцать лет назад, мистер Коннорс, в эпоху, когда здесь зимовал цирк братьев Хайс. Климат тут хороший, в окрестностях немало дичи и рыбы. По этой причине дрессировщики зверей купили здесь дома, чтобы проводить зиму. Потом наступил великий кризис тридцатого года. Цирк пришлось закрыть, и мы не в состоянии были предотвратить это или уйти в другое место. Во время кризиса у нас остались работники других цирков. В Блу-Монде, по крайней мере, было что есть и можно было иногда найти работу: копать землю, работать на конюшнях или поступить на фабрику, изготавливающую маисовые трубки, Времена улучшились, и некоторые приезжие отправились в другие места, в цирки-шапито. Но многие возвращались и стали считать Блу-Монд своим городом: они покупали дома, вкладывали свои сбережения в городское благоустройство, да так удачно, что теперь три четверти коммерсантов и жителей Блу-Монда забыли, что когда-то были пришельцами. – Он рассмеялся, – И так как большинство из нас всю жизнь не любили провинциальных городов и маленьких поселений, мы, осев здесь, решили сделать из Блу-Монда большой город в миниатюре.

– Да, я вижу, – сказал Коннорс. – А этот отель принадлежит вам?

Старик одернул свой пиджак.

– Нет, я из тех людей, которые никогда не думали о своей выгоде. Я просто констатирую факт и ни о чем не жалею, – Он мысленно пробежал все эти прошедшие годы, и его выцветшие глаза вспыхнули, – Чертовски хорошие годы я прожил!

Комната Коннорса находилась на втором этаже. Если бы не окно, которое выходило на площадку наружной лестницы и из которого не открывалась панорама Бродвея с высоты птичьего полета, она очень напоминала комнату в «Клермане». Он дал проводившему его служащему на чай и начал изучать телефонную книгу. Там оказался только один Хайс, и было указано два номера: домашний и служебный. Коннорс позвонил по первому номеру, и ему ответил женский голос.

– Алло? Квартира Хайса? Это Элеана?

Женщина рассмеялась.

– Нет, это Селеста, ее мать. А кто говорит со мной?

Коннорс засомневался, стоит ли называть себя, но потом представился.

– Мое имя Эд Коннорс.

Мать Элеаны вежливо, но равнодушно протянула:

– А-а!

… По всей вероятности, Элеана не говорила ей о нем.

– Я могу, сказать несколько слов Элеане?

– Я очень огорчена, мистер Коннорс, но Элеаны нет дома. Она вместе с Алланом отправилась прогуляться на машине. Может, ей передать что-нибудь?

Коннорс почувствовал, как сжалось его сердце. Он поклялся себе, что не увлечется снова Элеаной. Но он забыл об Аллане Латенбахе. Ему не хотелось причинять Элеане неприятности. Он был слишком горд, чтобы унизиться перед женщиной. Но раз уж его собирались отправить в Мексику, он не хотел молчать только для того, Чтобы спасти репутацию Элеаны-девственницы, тем более что она, по ее же словам, потеряла эту девственность еще в колледже.

– Нет, по правде говоря, у меня нет никакого поручения к ней.

– Тогда вы, может быть, хотите, чтобы она позвонила вам, когда вернется домой?»

– Да, пожалуйста. Это очень любезно с вашей стороны, миссис Хайс.

– А куда вам позвонить?

Коннорс ответил, что находится в отеле, и дал номер своего телефона. Миссис Хайс обещала передать все Элеане, как только та вернется домой, и повесила трубку.

Эд достал из чемодана бутылку и немного выпил. Потом он два часа ждал звонка Элеаны. Комната выходила на запад, и заходящее солнце светило в окно. Из него не на что было смотреть – лишь жаркий воздух колебался над лестничной площадкой, виднелись высокий деревянный забор да двор конюшни, превращенной в гараж.

Он снял пиджак, потом рубашку. Солнце опустилось совсем, низко, и стало темнеть. Механики из гаража убрали свои инструменты и закрыли двор. За окном потемнело, воздух стал еще жарче, около забора появились две кошки.

Это напоминало Коннорсу Гвадалахару. Он снова позвонил Хайсу. На этот раз ему ответил мужской голос. Нет, Элеана еще не вернулась. И ни ее, ни ее матери в настоящий момент нет. Да, есть записка для Элеаны, чтобы она позвонила мистеру Коннорсу в отель, комната двести пять.

Коннорс спросил, не Джон ли Хайс говорит с ним?

– Да, – ответил тот и положил трубку.

Коннорс подождал еще немного, потом надел белый костюм и пошел обедать в китайский ресторан. Обед был прекрасен, но это не улучшило его плохого настроения.

В некотором смысле он находился в очень странном положении. Куперман, его адвокат, имел прекрасную репутацию, но и он признался, что никогда еще не встречался с таким странным случаем. Он полагая, что сведений о Коннорсе, которыми располагали полицейские и военные агенты, окажется недостаточно для его задержания, если Элеана подтвердит все, что на самом деле произошло. Нужны показания Элеаны, заверенные шерифом, адвокатской конторой, судьей или еще кем-нибудь. Не исключено, что Элеану вызовут в суд для дачи показаний. Если же Элеана откажется дать показания из боязни расстроить свою свадьбу с Лаутенбахом, Куперман не представляет, что тогда можно будет сделать. Коннорс же знал, как поступить в таком случае. Он опубликует всю историю, ничего не опуская и не заботясь о том, что это кому-либо не понравится.

Он уже почти дошел до отеля, когда обнаружил, что за ним следят. Человек останавливался, когда останавливался Эд, шел, когда Коннорс продолжал идти, и старался все время держаться на такой дистанции, чтобы нельзя было рассмотреть его лицо. Коннорс только заметил, что незнакомец высок и широк в плечах. Но никаких сомнений не оставалось: тип следил за ним.

Коннорс вошел в холл отеля, Элеана еще не звонила. В конторе сидел другой служащий, на этот раз молодой. Старик в холле читал газету. Он был очень доволен, когда Коннорс сел рядом с ним.

– Да, – ответил он на вопрос Коннорса. – Я очень хорошо знал Дональда Хайса. Я три сезона работал у Дона. Два сезона как открывающий парад, один сезон как следопыт.

– Вы можете мне его описать? – спросил Коннорс.

– Это был высокий, широкоплечий, красивый мужчина, Именно такой мужчина, по которому женщины сходят с ума.

Коннорс достал из кармана пачку сигарет и предложил старику закурить.

Гипотеза, которую Эд мысленно выстроил, была немного притянута за уши, но вполне возможна. Вся его история лишний раз доказывала, что на самом деле в жизни происходят вещи гораздо более неправдоподобные, чем те, которые он заставлял проглатывать своих издателей и читателей. После двадцатилетнего отсутствия Дональда Хайса никто бы здесь сейчас не узнал, за исключением, конечно, небольшого числа людей, хорошо его знавших, да еще жены и брата. И даже если бы eго и узнали, то все равно его, своего, они бы не выдали.

Вероятно, Хайсу очень дорога его дочь. И кто знает, может, после того как он убил Санчеса, чтобы скрыть свое новое имя или для чего-нибудь еще, он приехал в Блу-Монд, чтобы присутствовать на свадьбе своей дочери с Алланом Лаутенбахом.

Коннорс задумчиво затянулся сигаретой. В таком случае ему – придется еще многое выяснить в Блу-Монде, особенно если Элеана откажется дать показания.

– Почему вы интересуетесь Дональдом Хайсом, мистер Коннорс? – спросил старый портье.

Коннорс солгал:

– Я просто интересуюсь им как персонажем. Я слышал, что существует ордер на его арест по обвинению в убийстве, совершенном двадцать лет назад.

Удовлетворенный собственной проницательностью, старик хлопнул себя по коленке.

– Я был в этом уверен. Я сразу обо всем догадался, как только увидел вас. Вы приехали в Блу-Монд, чтобы написать детективный роман по материалам дела Хайса.

Из жизни Дона действительно можно сделать роман.

И хороший роман! Я всегда удивлялся, почему какой-нибудь писатель вроде вас не опишет эту историю в книге. Что вы хотите узнать? – Старик продолжил, прежде чем Коннорс успел ответить: – Все, что вам нужно, мы, Джимми Томсон и я, вам расскажем.

Коннорс спросил, кто этот Томсон.

Старик ответил, что это местный шериф.

– И он был шерифом, когда это произошло?

– Нет, только помощником. Но тогда старый щериф Миле был болен, и Джим делал за него всю работу.

Старик жил одиноко и пришел в восторг, получив такого слушателя. Он лукаво подмигнул Коннорсу.

– Послушайте, а почему бы нам не пойти ко мне? Мы выпьем стаканчик или два, и я расскажу вам всю историю.

Коннорс уже слышал всю историю из уст Элеаны, и у него не было никакого желания услышать ее еще раз.

Ему не хотелось пить, а в холле было прохладно и прият» но. Он был уверен, что в комнате старика жарко, и потому ответил:

– Я бы с удовольствием послушал вас, но я жду звонка.

Старик поймал его на слове: он встал, подозвал дежурного и сказал ему:

– Когда мистеру Коннорсу позвонят, соедини с моей комнатой.

– Хорошо, мистер Макмиллан.

Коннорс поднялся вслед за ним. Так или иначе, но время надо убить. Комната Макмиллана оказалась на втором этаже, окна ее выходили на фасад. В углу комнаты стоял старый сундук. Старик достал оттуда на три четверти пустую бутылку и два маленьких стакана. Он стал извиняться, что у него осталось так мало вина, и хотел пойти купить другую бутылку, но Коннорс остановил его, сказав, что если им понадобится, то можно будет взять неначатую бутылку у него в комнате.

Дневная жара понемногу спадала. Легкий вечерний ветерок, колыхавший занавески, освежал. Кресло было удобным, виски хорошим. Версия Макмиллана мало, чем отличалась от рассказа Элеаны, но портье знал больше деталей и говорил о Дональде Хайсе как о хорошем человеке.

Макмиллан широко развел руками.

– Во всяком случае, мистер Коннорс, Дон не первый человек на свете, который все потерял из-за женщины. Такими примерами полна история. Вспомните Самсона, Давида, Париса, Марка Антония, лорда Эссекса, Людовика-это было не так давно. Не забудьте об этом, когда будете писать ваш роман.

– Нет, я буду помнить, – пообещал ему Коннорс.

Макмиллан пустился в воспоминания.

– Дон был чудесным малым, всегда готовым оказать услугу и посмеяться. И как хозяина цирка его очень любили. Если бы он не забрал деньги под закладную и не удрал бы с Тамарой, цирк стал бы первоклассным. Тамара, конечно, была очень красива. Но и Селеста была не хуже в то время. – Его глаза вспыхнули при этом воспоминании. – Помню, однажды в антракте монтеры налаживали аппаратуру и в спешке свалили брезент, ограждавший уборную Селесты. Она как раз сняла свой костюм й не успела еще надеть другой. Я еще и сейчас помню, как она стояла в свете прожекторов совершенно обнаженная, как статуя во время пожара.

Коннорс неожиданно вспомнил об Элеане, стоявшей так же при свете рекламы в отеле «Навидад», и дрожь желания пробежала по его телу.

Макмиллан сдержанно засмеялся.

– Но даже оказавшись в таком виде перед группой мужчин, разинувших рты и окаменевших от удивления, вы думаете, Селеста смутилась? Она улыбнулась с видом женщины, которая знает, что у нее есть все, чтобы зажечь мужчин, потом одной рукой прикрыла грудь, а другой бедра и спросила нас со своим французским акцентом: «Как вам это нравится?»

– А что произошло потом?

Макмиллан снова рассмеялся.

– Появился Дон и навел порядок.

Старик немного помолчал.

– Нет, я не понимаю, что такое могло случиться с Доном. Он вообще не боялся трудностей. Я полагаю, у него произошел внезапный приступ сумасшествия. Между прочим, я видел Дона, когда он вернулся из Калифорнии, и он показался мне совершенно нормальным.

Коннорс наклонился к нему.

– Где? Я хочу сказать, где вы его видели?

– На перроне вокзала. Его ждали не раньше следующей недели, но он приехал в два часа ночи на молочном поезде. Он не был особенно разговорчив, и я тогда подумал, что ему не терпится поскорее вернуться к себе домой. И только на следующий день, завтракая в закусочной, я узнал о случившемся.

– Но вы тем не менее говорили с ним той ночью?

– Несколько минут. Я спросил его, нашел ли он возможность получить деньги для цирка. Он ответил, что да, и казался очень довольным. Я помню, как он мне сказал: «С теми деньгами, Мак, которые зашиты у меня в поясе, мы отлично выйдем из положения».

– Он имел в виду деньги под закладную?

– Думаю, да. Почти все дела цирка делаются таким образом. Во всяком случае, в те времена.

– А потом? – спросил Коннорс.

– Потом Дон пошел, насвистывая, по улице, и завернул за угол.

Макмиллан снова наполнил стакан.

– Верьте мне, мистер Коннорс, когда я узнал, что произошло, я еле удержался на ногах.

Коннорс отпил немного виски.

– Вы знали, вернее, в цирке знали, что Хайс был неравнодушен к Тамаре?

Старик немного подумал.

– Про себя я отвечу: нет! Конечно, Дон немного шутил с Тамарой, и Тамара отвечала ему тем же. – Макмиллан пожал плечами, – Но когда один тип хочет уволочь кобылицу другого, он должен быть или совершенным идиотом, или заранее приготовить место, куда он собирается ее угнать. А Дон идиотом не был.

– А сколько времени прошло с тех пор, как вы видели Хайса, до момента, когда он убил мужа этой танцовщицы и удрал с ней?

– Скажем, как от настоящего часа до утра.

Макмиллан защищал Хайса.

– И я верю, что он не собирался этого делать. Я больше верю тому, что Дон хотел остаться со своей женой, время от времени позволяя себе немного развлечься. Но Пабло мог застать его со своей женой, и Дону пришлось убить его. Тогда, с убийством на шее, единственное, что он мог сделать, это навострить лыжи.

– Пабло был мужем Тамары?

– Это так. – Макмиллан затянулся и выпустил дым. – И если вы хотите знать еще некоторые подробности, то я вам скажу, что Тамара не была мексиканкой, она – цыганка.

Коннорс подпрыгнул в своем кресле.

– Что вы говорите?

– Она была цыганкой. Тамара не только танцевала на канате, она еще и гадала на картах.

Коннорс стал обдумывать услышанное. Само имя Тамара его уже достаточно удивило.

– Вы говорите, она была красива?

Макмиллан поцеловал кончики своих пальцев.

– Чудо!

– И замужем?

– Вне всякого сомнения!

– А ее муж, каков он был?

– Это был высокий мексиканец ростом в один метр девяносто сантиметров в сто десять килограммов. Ему пришлось заказывать специальный гроб, и то его с трудом поместили там. Он тоже был красивый парень. – Старик помолчал. – Знаете, это я говорю не для того, чтобы выгородить Дона. Но я всегда думал, что Дон мог дать Тамаре больше, чем она имела у себя дома, – и, вы уверены, что Тамара была цыганкой?

– Уверен и знаю это. Она часто хвасталась своей кровью, которую считала романской. Почему?

В комнате снова стало жарко. Воротничок рубашки давил Коннорсу на шею. Он решил задать старику вопрос, который сильно интересовал его:

– Послушайте, Мак! Вы довольно долго жили среди приезжих. Вы хорошо знаете цыган?

– О да! Сотни…

Коннорс нагнулся к нему.

– Тогда скажите мне вот что. Вспомните, вам часто приходилось спать с цыганками? Скольких вы знали цыганок, которые убежали бы с мужчиной или бросили бы своего мужа?

Старик долго думал, потом покачал головой.

– Ни одной! Надо сказать, что для них измена – это табу! Лгать, попрошайничать, делать бог весть что – это на них похоже. Немного пошутить – тоже в их духе. Пригласить ее повеселиться и покутить – это можно. Но если вы позволите себе немного больше, она может схватить первый, попавшийся нож! – Он снова помолчал. – Гм, да… Я вижу, к чему вы клоните. Это странно, но я не подумал об этом!

Макмиллан посмотрел на бутылку, она была пуста.

– Я схожу за бутылкой в свой номер, – сказал Коннорс.

Он встал, и в этот момент зазвонил телефон.

Макмиллан взял трубку, послушал и затем протянул ее Коннорсу.

– Это вас.

Коннорс дал ему ключ от своей комнаты.

– Бутылка стоит на комоде.

Старик надел свой пиджак и вышел. Коннорс поднес трубку к уху.

– Элеана?

Она, казалось, была в страшной ярости и в то же время напугана.

– Да, это Элеана. Зачем ты приехал в Блу-Монд?

Телефон стоял на столе у двери. Коннорс бросил взгляд в коридор, чтобы убедиться, что Макмиллан не сможет его услышать. Старик находился перед номером двести пять и вставлял ключ в замочную скважину. Коннорс продолжал разговор:

– Произошли события, которых мы не ждали. Я должен видеть тебя. Теперь, в этот же вечер, и как можно скорее.

– Я не хочу тебя видеть, – зло проговорила Элейна, – Я уже тебе сказала, чтобы ты убирался из моей жизни.

Коннорс хотел ответить ей еще более энергично, но в этот момент в коридоре раздались подряд два выстрела. Когда Эд снова выглянул в коридор, Макмиллана уже не было перед дверью его номера. Дверь была широко открыта, а выстрел прижал старика к противоположной стене. По его виду можно было понять, что с ним все кончено. Пиджак старого портье заливала кровь. Пока Коннорс смотрел на него, колени старика подогнулись, и он рухнул лицом вниз.

В коридоре открылись многие двери. Какой-то высокий мужчина закричал:

– Боже милосердный!

В конце коридора показался ошеломленный молодой дежурный. Откуда-то доносился женский крик.

И тут Коннорс понял, что этот крик доносится из трубки, которую он держал в руке. Он прижал ее к уху.

– Эд! – кричала Элеана. – Что там происходит?

Он ответил:

– Кто-то пытался убить меня…

Глава 10

Коннорс решил, что в смерти есть, что-то непристойное. Будучи живым, старик обладал чувством собственного достоинства и гордости. Его прошлое, его надежды на будущее, его тело и ум принадлежали только ему. А теперь он был лишь холодным трупом, предметом любопытства как частных, так и официальных лиц, и в конце концов был обречен на забвение.

Во всяком случае, не осталось никаких сомнений, что Макмиллан мертв. Его тщедушное тело было прострелено дважды. Коннорс сразу повесил трубку, хотя Элеана спрашивала у него подробности. И тогда без особого удивления заметил, что у него дрожат руки. Ему пришлось трижды зажигать спичку, прежде чем он смог прикурить.

В коридоре воцарилось молчание, прерываемое только жужжанием большой синей мухи. Потом послышался приглушенный голос какого-то служащего, который говорил кому-то:

– Это старый Макмиллан, шериф, кто-то дважды выстрелил в него из ружья!

Человек в возрасте далеко за пятьдесят в сопровождении более молодого вошел в коридор и двинулся по нему. На обоих были кожаные брюки и пестрые рубашки. На головах у них красовались великолепные сомбреро, а на поясах висели револьверы, отделанные серебром.

– Я – шериф Томсон, – заявил, пожилой. – Есть свидетели?

Никто не ответил.

Шериф перевел взгляд с трупа на дверь номера двести пять. Потом, перешагнув через лужу крови, которая все увеличивалась, вошел в номер и включил свет. Тот, кто дважды выстрелил, не удосужился забрать с собой ружье. Оружие валялось на полу у окна, где он его бросил.

Более молодой спросил, не стоит ли осмотреть лестницу и двор отеля.

– Да-да, пойди посмотри, Меси, – сказал Томсон. Он подобрал ружье и положил его на кровать. Потом вернулся к двери. – Кто из вас занимает этот номер?

– Я, – ответил Коннорс.

– Ваше имя?

– Эд Коннорс.

Шериф Томсон сдвинул, свою шляпу на затылок.

– А, да! Вы автор детективных романов, которые так любил Мак. Можно сказать, погиб прямо как в своем любимом сюжете, да?

– Можно сказать, так.

Длинный и тощий тип проложил себе дорогу через толпу присутствующих и, вытащив из-под мышки черную папку, положил ее около трупа.

– Это старина Мак? Кто его убил, Джимми?

Томсон покачал головой.

– Я только что пришел. – Он посмотрел на Коннорса. – Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов, мистер Коннорс?

– Нет, конечно, – ответил Коннорс.

– Тогда для начала скажите нам, что вы делали в комнате Мака и что Мак делал в вашей?

Коннорс сказал ему правду.

– Мы с ним беседовали, и у нас кончилось виски. Я сказал, что пойду в свою комнату за бутылкой, но как раз в этот момент мне позвонили по телефону, и за бутылкой отправился Мак.

Тощий верзила устроился около трупа.

– Бедный старик! Он даже не понял того, что с ним произошло!

Вошел молодой помощник шерифа и доложил, что убийца, оставил несколько царапин на каменной лестнице, но никто его не видел ни входящим, ни выходящим, и что во дворе нет его следов.

Шериф Томсон скрутил себе пахитоску.

– Можете мне сказать, кто звонил вам, мистер Коннорс?

Большая муха продолжала жужжать. Раздраженному Коннорсу хотелось, чтобы ее кто-нибудь раздавил. Он не собирался впутывать в это Элеану, но если он не скажет им, то это сделает молодой портье.

– Да, безусловно. Это мисс Хайс.

– Совершенно верно, – подтвердил портье, – мисс Хайс звонила спустя десять или одиннадцать минут после того, как они поднялись, и я соединил ее с комнатой Мака.

Томсон лизнул вдоль сигарету-пахитоску, которую скрутил.

– Приехали на свадьбу, мистер Коннорс?

– Нет, не совсем.

– А о чем вы говорили с Маком? Ни о чем таком, что могло бы нам помочь?

Молодой портье ответил раньше, чем Коннорс успел открыть рот.

– Как раз перед тем как они поднялись, я слышал, как Мак сказал: «Я был в этом уверен. Я сразу обо всем догадался, как только увидел вас. Вы приехали в Блу-Монд, чтобы написать детективный роман по материалам дела Хайса».

Все еще сидя возле трупа, доктор Хансон поднял голову.

– О! Джону это не понравится!

– Нет, – сказал шериф Томсон, – особенно сейчас. Но я не думаю, чтобы Джон стал играть с ружьем, чтобы похоронить старую историю своей семьи. – Неожиданно он потерял терпение. – Хорошо, мистер Коннорс! Мы покончили с вежливостью, теперь поговорим серьезно. Кто здесь, в Блу-Монде, так ненавидит вас, что желает отправить к праотцам?

Чтобы выиграть время, Коннорс ответил:

– Я не знаю никого, кто бы меня так ненавидел. – Он не хотел рассказывать свою историю до разговора с Элеаной. – Во всяком случае, в Блу-Монде. Да я и приехал сюда не более четырех часов назад.

Томсон прикурил свою сигарету.

– Какого цвета ваш костюм?

– Белый.

– Какого цвета был костюм на Маке?

– Белого.

– А какого он роста, по-вашему?

– Высокого.

– А ваш рост?

– Высокий.

– А волосы у Мака были какого цвета?

– Черные.

– Вот именно. Как и у вас, мистер Коннорс. И его убили, когда он открывал чью комнату?

– Мою.

– Кем-то, кто ждал внутри, что вы откроете дверь, – Худое лицо Томсона стало пунцовым. – Итак, слушайте меня хорошенько, мой мальчик. Я знаю, кто вы. Мак сказал мне это. Но я вас предупреждаю, не стоит считать меня дураком. Пояс с револьвером и кожаные штаны здесь необходимы. Здесь не Нью-Йорк и не Чикаго, здесь Блу-Монд, штат Миссури, и здесь убийцы не покоятся на розах. Вот уже двадцать лет ни у кого не было серьезной причины желать смерти Мака. Итак, расскажите мне все раньше, чем я перестану уважать вас. Кто вас так сильно ненавидит, что имеет желание разделаться с вами?

Коннорс покачал головой.

– Я очень сожалею, но не могу помочь вам, шериф! Мне нечего прибавить к тому, что я уже сказал.

– Хорошо! В таком случае, – заявил Томсон, – я буду вынужден содержать вас за казенный счет.

– По какой причине?

– О! Причина самая законная! Как главного свидетеля! И постараюсь, чтобы вас хорошо обслуживали и чтобы вы не вышли оттуда, пока не заговорите.

Меси принес из комнаты Мака шляпу Коннорса и надел ему на голову.

– Идите вперед, как послушный мальчик. Или, если желаете, я могу…

Коннорс лишь пожал плечами и стал спускаться по лестнице впереди Томсона. В вестибюле было полно народу. Даже на улице на тротуаре собралась толпа. Томсон толкнул Коннорса к краю тротуара, чтобы пересечь улицу, когда путь им преградил черный «кадиллак».

Коннорс сразу понял, с кем имеет дело, как только увидел этого человека. Он был высокий, широкоплечий. Седоватые волосы когда-то были русыми. Глубоко сидящие глаза горели необыкновенным огнем. Его акцент был еще сильнее, чем у Элеаны. Этот человек не мог быть никем иным, как дядей Элеаны Джоном Хайсом.

Одетая в шелковое с открытыми плечами платье под цвет ее глаз, Элеана скользнула на освобожденное ее дядей место и через окно протянула руку Коннорсу.

– Хэлло, Эд! Я так счастлива, что вы приехали. Очень рада вас видеть.

Ее голос был любезен, но холоден. Коннорс ответил ей в том же тоне.

– Я тоже очень рад побывать здесь. Но, похоже, у меня здесь случились неприятности.

Стоя рядом с машиной, Джон Хайс проговорил:

– Да, Элеана сказала мне, что слышала выстрелы, когда говорила с Мистером Коннорсом по телефону. Мы сразу же сели в машину, чтобы немедленно прибыть в город. Что же здесь произошло, шериф?

Шериф Томсон сообщил все, что он знал. Хайс внимательно слушал его, иногда кивая головой в знак согласия. Потом, когда Томсон закончил, он сказал:

– Я понимаю. И вы решили посадить мистера Коннорса в тюрьму как главного свидетеля?

– Я собирался сделать это. Там он будет у меня под рукой.

– Восхитительная идея, шериф! – Джон Хайс тонко улыбнулся. – Но это немного жестоко по отношению к мистеру Коннорсу. По приглашению моей племянницы он приехал на ее свадьбу, а в результате очутился за решеткой. Позвольте мне сделать несколько иное предложение, шериф. Почему бы вам не позволить нам с Элеаной увезти с собой мистера Коннорса? И я даю вам слово, что он не покинет города до тех пор, пока не окажется ненужным для вашего следствия.

«Слава богу, – подумал Коннорс, – что он предложил это. Действительно, Элеана не солгала относительно того, что он магараджа этих мест».

Не ожидая ответа Томсона, Элеана снова пересела и открыла вторую дверцу машины.

– Садись рядом со мной, Эд!

Коннорс колебался: может, в тюрьме Блу-Монда он будет в большей безопасности, нежели у Джона Хайса?

Хайс спросил с оттенком нетерпения в голосе:

– Итак?

– Я думаю, что так пойдет, мистер Хайс, – сказал Томсон, повернулся на каблуках и с поднятой головой вернулся в отель.

Хайс сел в машину, и они отъехали.

– В один прекрасный день, – заметила Элеана, – Томсон пойдет немного дальше чем следует.

Пока они ехали, Коннорс задавал себе вопрос, любит ли он или ненавидит Элеану в конечном счете. Ее близость волновала его. Он предпочел бы, чтобы ее обнаженные плечи были сейчас подальше от него.

Проехав примерно милю по пригороду, Хайс свернул с основной дороги на каменистую. Потом он прижал машину к обочине и заглушил мотор.

– Хорошо бы нам теперь внести ясность в некоторые обстоятельства, молодой человек. Почему вы приехали в Блу-Монд и почему с вами случилась эта идиотская история?

Коннорс посмотрел на Элеану. Она с отвращением произнесла:.

– Все в порядке, ты можешь говорить. Дядя Джон в курсе всего, что произошло в Мексике. Я вынуждена была все рассказать ему, чтобы он помог мне придумать правдоподобную историю для мамы и Аллана.

Голос Джона Хайса был так же сух, как и его губы. – И чтобы между нами не было недомолвок, молодой человек. Я признаю, что вы много сделали для Элеаны, но я не позволю никому позорить мои седины!

– Я понимаю, – ответил Коннорс.

Хайс постарался разрушить и эту иллюзию.

– При моем образе жизни все, что вы с Элеаной натворили, могло быть для меня совершенно безразлично. Нет никакого оправдания для вас обоих. Но, учитывая те чувства, которые я к ней питаю, я не могу, да и не хочу, чтобы она страдала при мысли о своей неблагодарности. Если дело касается шантажа, то давайте договоримся. Сколько вам надо?

– Речь не о деньгах и не о шантаже, – ответил Коннорс.

– Тогда что же заставило вас приехать в Блу-Монд?

– Я приехал, потому что наша маленькая идиллия не закончилась с переходом границы, – ответил Коннорс. – Меня обвиняют в убийстве адвоката Санчеса, и полиция Урапана попросила задержать меня и отправить в Мексику.

– О, нет! – простонала Элеана.

– О, да! – возразил ей Коннорс.

Машина, едущая в Блу-Монд, осветила их своими фарами, после чего стало еще темнее.

Хайс снова заговорил:

– Я понимаю! Гм… дело усложняется. А что вы хотите от Элеаны?

– Правды! – Коннорс закурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане. – Мой адвокат сказал, что если Элеана письменно подтвердит все, что на самом деле произошло в Мехико и в Урапане, то, он считает, судья не поддержит обвинение.

– А ей не нужно будет свидетельствовать в суде?

– Этого я не знаю и не могу вас в этом уверить. Если судья откажется принять ее показания, ей придется выступить в суде лично.

Элеана сильно затянулась.

– Я категорически отказываюсь делать это. Я не хочу предстать перед судом и заявить, что я одна из тех девушек, которая смогла… которая могла бы… гм… которая сделала то, что я сделала.

– Подожди, Элеана, прошу тебя, – оборвал ее Хайс. Он покачал головой. – Нет, мистер Коннорс, это невозможно. Письменные показания, которых вы требуете, так же как и выступление Элеаны перед судом в качестве свидетеля, совершенно исключаются. Фактически она должна признаться в том, что две недели находилась в интимной близости с человеком, которого до тех пор не знала. И я не позволю ей сделать это, поскольку подобное признание разобьет сердце ее бедной, матери. К тому же я не должен забывать и о том, какое положение я занимаю в городе.

Коннорс открыл дверцу.

– Свое положение вы можете отправить туда, куда я думаю!

Элеана поймала его за рукав.

– Нет, подожди немного, Эд! Что ты собираешься делать?

– Я вернусь в город и попрошу шерифа Томсона взять меня под стражу. Потом попрошу его телеграфировать начальству в Нью-Йорк и всю историю предам большой огласке.

– Нет, – заявил Хайс. – Вы не сделаете этого.

– А почему бы и нет?

– Я буду лгать! – закричала Элеана. – Оторвите мне голову, но я буду лгать! Если ты заставишь меня выступить перед судом, я буду свидетельствовать против тебя!

– Замолчи! – сухо проговорил Хайс. – Ты становишься истеричкой, Элеана. – Он обратился к Коннорсу. – Вы не сделаете этого, потому что я не допущу ничего подобного. Элеана рассказала мне все, в том числе и про медальон, который вы видели в руках мертвеца. Нет никаких сомнений – это действительно медальон Дона. Селеста купила его незадолго до отъезда Дона в Калифорнию. Разве вы не понимаете, что произойдет, если Элеана предстанет перед судом? Будет испорчена не только ее собственная репутация, но ее спросят и про отца…

Коннорс закончил за него фразу:

– …который совершил убийства по обе стороны границы.

– Странный способ объяснять вещи.

– Итак, чтобы спасти типа, дважды убийцу, я должен служить козлом отпущения?

Хайс запротестовал:

– Нет, этого от вас никто не требует. Доверьтесь мне, мистер Коннорс. Мы постараемся уладить это дело.

– Каким образом?

– Я пока не знаю.

Коннорс поискал глазами пепельницу, чтобы затушить сигарету.

– Сколько времени вы не видели своего брата, мистер Хайс?

– Около двадцати лет.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверен.

– Но вы его узнаете, если увидите?

– Естественно, узнаю.

– Нет ли его в настоящий момент в Блу-Монде?

– Насколько я знаю, нет.

– К чему ты ведешь, Эд? – вмешалась Элеана. – Что заставляет тебя Думать, что мой отец находится в Блу-Монде?

– Убийство Макмиллана, – ответил Коннорс. – Это меня хотели убить. Убийца принял Макмиллана за меня.

Элеана тяжело вздохнула.

– Я не верю в это.

– Потому что ты не хочешь верить. – Коннорс постарался изгнать из своих слов горечь. – Разве я когда-нибудь лгал тебе, Элеана?

– Я этого не помню.

– Тогда ты должна верить тому, что я говорю. Еще до того, как меня стал преследовать жаждущий мести генерал Эстебан, я хорошо разобрался в твоей истории. Твой отец очень хитер. Он не сомневается в том, что именно я буду говорить в свою защиту. И он также знает, что, если я умру, мексиканские власти закроют это дело и никто никогда не станет вспоминать сеньора Дональда Хайса.

Элеана тихо заплакала.

Голос Джона Хайса стал ледяным.

– Ты никогда не знала своего отца. Этот человек способен сделать то, что он сделал Селесте и мне, он способен на все… Но скажите мне, мистер Коннорс, у вас есть какие-нибудь причины предполагать, что Макмиллана действительно убил мой брат, приняв его за вас?

– Нет, никаких, Если только это не тот тип, высокий, широкоплечий, который следил за мной от ресторана до отеля.

– И вы не знаете никого из ваших недругов, которые могли бы оказаться в Блу-Монде?

– Никого.

После недолгого молчания Хайс глубоко вздохнул.

– Ну что ж, мистер Коннорс, вы должны решить. В свете того, что вы сказали, весьма вероятно, что мой брат находится в Блу-Монде. Совершить третье преступление, чтобы скрыть два прошлых, – на это Дон способен. Естественно, он не рискнет показаться на глаза ни мне, ни Селесте.

Джон Хайс некоторое время сосредоточенно вглядывался в окружающую темноту.

– Я надеялся, что мне никогда больше не придется говорить о Доне после стольких лет молчания. А теперь приходится. – Он включил мотор. – Ну что ж, тем хуже, придется пережить и это. Зато будет так, как вы хотите. Если хотите, я отвезу вас в город. Вы можете поступить согласно своему желанию и рассказать шерифу Томсону 6 своих подозрениях, – Вы найдете в нем надежного союзника, несмотря на то что он так охотно исполнил мое желание.

– А какова альтернатива?

– Поехать ко мне в качестве приглашенного на свадьбу. Тогда мы сможем более подробно поговорить об этом деле.

Элеана добавила:

– Но только не с мамой и Алланом.

Коннорс начал размышлять. Сложилась та же ситуация, что и в Урапане: борьба с тенью. Близость Элеаны и ее обнаженных плеч делала еще более нереальной всю ситуацию. Он колебался.

– Вы хотите сказать…

Элеана взяла его за руку.

– Пожалуйста, Эд, поедем к нам.

Он пожал плечами.

– Хорошо. Поедем к вам.

Глава 11

Этот дом очень подходил разбогатевшему владельцу цирка. Огромная гостиная с каменными стенами и простыми балками потолка имела высоту двух этажей. С трех сторон гостиную окружала широкая галерея, на которую выходили двери комнат. У четвертой стены находился камин, верхняя часть которого поднималась к темному потолку, высокому, как в соборе. Пол из широких досок покрывали ковры, каждый из которых был слишком велик для обыкновенной гостиной.

Хайс сделал широкую галерею, напоминавшую ему цирк. Стены были увешаны афишами и программами цирка братьев Хайс, а между программами висели портреты артистов, теперь уже пожилых или умерших, – акробатов на трапеции, жонглеров, укротителей, людей-змей, глотателей огня, клоунов, танцовщиц, наездников, музыкантов. Там же были изображения колесниц, висели шкура льва и портрет маленького слона по имени Хеппи.

Одну стену полностью занимали цветные фотографии матери Элеаны. Можно было видеть ее исполняющей пируэты на спине белого коня и одновременно натягивающей поводья шести других лошадей, прыгающих через огненное кольцо.

Она вошла в комнату одновременно с Джоном Хайсом, когда Коннорс рассматривал ее изображения.

В сорок два года бывшая наездница все еще была хороша. Ее лицо без морщин выглядело молодо, а фигура была такой же стройной, как и у ее дочери. В ней, казалось, было еще больше огня, чем в Элеане. Коннорс не мог понять, как мужчина мог бросить Селесту, которая тогда была на двадцать лет моложе. И хотя в ее волосах проглядывали серебряные нити, а руки огрубели от работы, Селеста вполне могла сойти за сестру своей дочери.

Элеана тяжело вздохнула.

– Мама, представляю тебе Эда Коннорса, моего старого друга из Чикаго, он приехал на свадьбу.

Легкий французский акцент в речи Селесты был не более заметен, чем у ее дочери.

– Рада с вами познакомиться, мистер Коннорс. – Она ущипнула Элеану за щеку. – Элеана много говорила мне о вас.

Произнеся это, она прошла в столовую и попросила служанку принести вазу для роз, которые держала в руках.

Коннорс взглянул на Элеану и насмешливо улыбнулся.

– Как тебе это пришло в голову! Я никогда при ней не произносила твоего имени и рассказала о тебе только дяде Джону. Селеста говорит так всем приглашенным. Это ее манера быть любезной и делать людям приятное.

– А, я вижу, – протянул Коннорс.

Пальцы Элеаны сжали его руку.

– Я прошу тебя, Эд. Мама столько пережила и так счастлива видеть, что я делаю, по ее словам, хорошую партию. И не надо причинять ей беспокойство рассказами относительно моего отца. Во всяком случае, пока мы не будем уверены в этом.

– Думаю, это правильно, – согласился Коннорс. – Нет необходимости огорчать Селесту. Почему бы не дать возможность шерифу Томсону провести следствие и не подождать, пока он найдет что-нибудь. В этом городе до сих пор проживает больше тридцати человек, работавших на Дона. И если это он стрелял, если Дон в Блу-Монде, кто-нибудь из этих людей узнает его.

Коннорс спросил, есть ли вероятность того, что Дон придет в этот дом.

– Сюда? Дону прийти сюда? После того, что он мне сделал? – Джон Хайс возмутился. – Я не ради забавы владею фабрикой и банком, молодой человек. – Он жестом указал на программы. – Это был мой цирк. Это была моя жизнь. И Дон все пустил на ветер из-за какой-то цыганки и ничтожной суммы денег, которую мы часто выручали за два удачных представления.

Вскоре, занятый какими-то делами, Хайс покинул их и поднялся по лестнице на галерею.

Коннорс взял Элеану за локоть.

– Дорогая, прошу тебя, ты должна меня выслушать. Ты не можешь выйти за него замуж…

Он попробовал поцеловать ее, но получил пощечину.

– Я же тебе сказала, что тебе нечего делать в моей жизни.

Элеана вырвалась и пошла в столовую к матери.

Обед был в девять часов. Селеста одна поддерживала разговор. Коннорс и Лаутенбах были посторонними в семье, приезд друзей семьи ожидался лишь в конце недели.

Окна столовой выходили на очаровательную лужайку, спускавшуюся к реке. Время от времени Джон Хайс бросал взгляд на большие окна-двери. Один раз он уронил свою салфетку, и, когда нагнулся, чтобы поднять ее, Коннорс заметил черный, ствол пистолета под левой подмышкой Хайса.

– А чем вы занимаетесь, мистер Коннорс? – спросил Лаутенбах.

– Я пишу.

Элеана добавила:

– Приключенческие и детективные романы. У мистера Коннорса замечательное воображение.

Коннорс решил не продолжать. Его разговор с Шадом, замечательный контракт с «Таннер пресс» – все было так далеко… Он ждал дальнейших вопросов Лаутенбаха, но тот молчал. Если его и интересовали причины появления Коннорса в Блу-Монде, то он был слишком хорошо воспитан, чтобы расспрашивать об этом. Худой, с маленькой рыжей бородкой, сорокапятилетний Лаутенбах казался совершенно инертным. Все в нем потухло. Изредка он смотрел на Элеану, но в его взгляда не было пламени.

Коннорс сомневался, что замужество Элеаны будет удачным. Этот человек уже не может ничего дать. Лаутенбах просто женился на матери своего будущего наследника. Этот человек растратил все, кроме денег.

Они пили кофе и ликер в гостиной. В десять часов зазвонил телефон. Джон Хайс подошел к аппарату, потом вернулся и сел на софу рядом с Коннорсом.

– Звонил шериф Томсон. На оружии нашли отпечатки пальцев. Это старое охотничье ружье, которое обычно запиралось в шкафу в нижнем этаже отеля. Томсон думает, что это ружье когда-то принадлежало мне и что именно его пять лет назад я дал бедняге Макмиллану, когда он вздумал поохотиться на зайцев.

Он говорил тихим голосом, и Коннорс ответил так же тихо.

– Следовательно, любой мог взять его?

– Любой.

– Вы ему сказали, что подозреваете, что ваш брат вернулся?

– Нет, – сухо ответил Хайс, – я не говорил ему об этом.

На другом конце комнаты Аллан Лаутенбах монотонным голосом рассказывал детали игры в поло, в которой он участвовал. Только Селеста делала вид, что это ее интересует. Развалившись в кресле, Элеана откровенно зевала. Спустя некоторое время после телефонного звонка Элеана объявила, что они с Алланом поедут немного прогуляться. Они уехали, не пригласив с собой Коннорса. После их отъезда разговор стал еще более вялым. Коннорс понимал, что его присутствие в этом доме интриговало и вместе с тем беспокоило мать Элеаны. Но, как и Лаутенбах, она, будучи человеком воспитанным, не задавала вопросов.

В половине одиннадцатого она извинилась и пожелала им спокойной ночи.

Джон Хайс смотрел, как она поднимается по лестнице, а Коннорс наблюдал за ним. Вряд ли кто-либо был увлечен этой женщиной более, чем Джон Хайс. Коннорс подумал о том, как он описал историю этой семьи, и принялся размышлять.

Джон Хайс знал о его приезде. Джон Хайс был высок и широкоплеч. Джон Хайс был хозяином Блу-Монда. Джон Хайс знал, где находится ружье. Его дом был всего в миле от города. После выстрела, оборвавшего жизнь Макмиллана, у него было достаточно времени, чтобы вернуться домой, а потом приехать с Элеаной в город. Пульс у Коннорса участился, а в висках застучала кровь.

А если его версия правильна? А если Дональд Хайс вернулся в Блу-Монд на неделю раньше, чтобы застать свою жену с Джоном Хайсом? И если во время последующей драки Джон Хайс убил своего брата и придумал историю о его бегстве? А если Джон Хайс убил адвоката Санчеса? Но в эту версию не укладывается факт, что Хайс вооружен.

Коннорс подождал, пока тот налил себе и начал пить, и только тогда наполнил свой стакан из той же бутылки. Нужно быть ко всему готовым. Когда имеешь дело с таким человеком, всякое может случиться. А категорический отказ Элеаны свидетельствовать в суде можно объяснить тем, что это она убила Санчеса. У Элеаны есть характер. И она хотела получить деньги Лаутенбаха. И именно она обнаружила тело.

Пока он спал, Элеана имела полную возможность поговорить с Санчесом. Узнав, что брачного свидетельства не существует, она потеряла голову. Кто знает, может, опасение потерять Аллана заставило ее навсегда заткнуть рот Сезару А. Санчесу? Ее удивление и ужас при виде мертвого тела Санчеса могли быть лишь хорошо разыгранной комедией. Она была отличной актрисой.

После перехода границы он стал ей не нужен, и она немедленно бросила его, заявив, что не хочет больше его видеть. Вместе с тем наличие медальона не укладывалось в эту схему. Это было самое интригующее. Элеана не дура. Если бы она убила Санчеса, она конечно постаралась бы, чтобы на месте преступления не осталось ничего, что могло бы привлечь внимание к ней или к ее семье.

В машине Джон Хайс предложил Коннорсу сделать выбор, и он решил отправиться к нему в дом, чтобы подробно поговорить и обсудить это дело. Теперь, когда они остались одни, Коннорс ожидал, что Хайс начнет разговор. А между тем, задумавшись, Хайс молча пил, устремив глаза в пол. В половине двенадцатого он встал и достал часы.

– Я отправляюсь спать. На вашем месте я бы запер на ночь дверь своей комнаты на ключ.

Коннорс тоже встал.

– Это как раз то, что я собирался сделать. Но прежде чем мы расстанемся, я хотел бы, если вы ничего не имеете против, задать вам два вопроса. Скажите, ваш брат и Селеста жили в зарегистрированном браке?

– У меня нет оснований думать иначе, – ответил Хайс. – Они нас покинули, когда мы выступали в Омахе, и снова вернулись в цирк в Де-Мойне, заявив, что они поженились. Селеста сказала, что они обвенчались в маленьком городке. Но в те времена она еще плохо говорила по-английски, и брачное свидетельство было у Дона. С ним он и удрал с Тамарой. А какой ваш второй вопрос?

– Вы одобряете брак Элеаны с Лаутенбахом?

– Нет! – Ответ прозвучал сухо и даже резко. – Лаутенбах женится на эротоманке. Единственная надежда – что все мужское начало Лаутенбаха находится у него в голове. Это замужество не вызовет у Элеаны ничего, кроме отвращения. – Он пожал плечами. – Но я ничего не могу сказать об этом. Я ее дядя, а не отец.

Коннорс посмотрел, как тот поднимается по лестнице, а затем вышел на лужайку. Полная луна склонялась к горизонту. У подножия холма блестела серебристая в лунном свете лента реки, скрывавшаяся в темноте леса.

Коннорс спустился к реке и некоторое время забавлялся тем, что кидал камешки в воду. Потом он поднялся по тропинке к дому. Сзади дом производил еще большее впечатление, чем с парадной стороны. Как директор цирка, Хайс, видимо, здорово преуспел.

Огибая угол дома, Коннорс двинулся кратчайшим путем через кустарник и прошел мимо места, где недавно жгли что-то. Костер почти потух. Коннорс машинально посмотрел на него, и тут его внимание привлек клочок бумаги, на который падал свет затухающего огня. Этот клочок напомнил ему что-то. Он нагнулся и поднял его. Это оказалась наполовину сожженная первая страница его черновика «Смерть в цирке».

Эд пошел дальше. Два окна второго этажа были освещены, и шторы на одном подняты. Коннорс увидел Джона Хайса, стоящего на коленях около своей кровати, погруженного в молитву.

Эд нервно курил сигарету. Он подумал, что, если он хочет получить деньги и славу по контракту с «Таннер пресс», ему сперва необходимо узнать, о чем просил бога магараджа Блу-Монда.

Глава 12

Утро было восхитительное. Жаворонки пели, пчелы жужжали. Легкий восточный ветер гнал по синему небу белые облачка. Коннорс чувствовал себя в боевой форме, и у него возникло желание, чтобы этот неизвестный, пытавшийся убить его, обнаружил себя.

Он остановил машину, предоставленную ему Джоном Хайсом, перед почтой и послал Шаду телеграмму. Потом он отправился в отель за своим чемоданом.

У молодого портье был сконфуженный вид.

– Ах, как неприятно, мистер Коннорс. Но шериф Томсон забрал ваш чемодан вчера вечером. Может быть, вы проедете в контору н спросите его об этом сами?

– Что ж, это мысль, – ответил Коннорс.

Он попросил показать ему шкаф, в котором хранилось ружье. Шкаф находился в маленьком коридоре, примыкавшем к задней стороне отеля. Коридор соединялся с вестибюлем только пожарным ходом.

– Здесь хранится все лишнее, – объяснил служащий.

Дверь в конце коридора открывалась на кухонный двор, окруженный палисадником. Отсюда была видна открытая дверь.

– Вчера тоже было так? – спросил Коннорс.

Портье подтвердил.

– Летом дверь всегда открыта. За исключением того времени, когда идет дождь.

С дворика проход вел на обширную площадь между отелем и соседним домом. Кто угодно в Блу-Монде мог пройти сюда, войти в коридор и взять из шкафа охотничье ружье. А затем добраться по наружной лестнице до лестничной площадки у номера двести пять.

Коннорс предложил молодому человеку сигарету.

– Мистера Хайса не было здесь вчера вечером? Я хочу сказать, до того, как раздались выстрелы?

Портье покачал головой.

– Нет, насколько я знаю.

Выйдя из отеля, Коннорс провел рукой по своему небритому подбородку и решил, что, прежде чем идти к шерифу, ему стоит побриться. Но палящее солнце не располагало к прогулкам.

На мгновение он остановился перед цветочным магазином, чтобы полюбоваться на выставленные букеты. Ему хотелось купить цветы Элеане, но он еще чувствовал на своей щеке ее пощечину: «Я же тебе сказала, что тебе нечего делать в моей жизни!»

Решено, он так и поступит. Коннорс продолжал свой путь. Он уйдет из жизни Элеаны и как можно скорей прогонит от себя всякое воспоминание о ней. Но он не хотел уходить от нее вперед ногами, на носилках.

Он подошел к большому магазину оружия, где купил револьвер и коробку патронов, и, прежде чем положить револьвер в карман, зарядил его. После этого он направился к парикмахеру.

Парикмахер несколько минут молча брил его. Потом, проводя бритвой по подбородку Коннорса второй раз, остановился.

– Это вы тот самый парень, в комнате которого вчера убили Макмиллана?

– Да, это я, – ответил Коннорс.

Парикмахер высказал предположение:

– Вы считаете, что это против вас было направлено оружие?

– По крайней мере, шериф Томсон думает именно так.

– Любопытно, – заметил брадобрей.

– Что ж в этом любопытного?

– Что этот тип выстрелил быстро и два раза подряд. Я хочу сказать, выстрелил, даже не убедившись, что это именно вы. Док Хансон сказал, что даже на таком близком расстоянии один выстрел был сделан мимо. Вероятно, он был очень взволнован!

– Или очень спешил.

Парикмахер продолжал свою работу, и когда он снова остановился, Коннорс спросил:

– Кстати, скажите, мистер Хайс не отсутствовал в городе приблизительно четыре недели назад? Мне казалось, что я видел его в Нью-Йорке.

– Возможно. Я не в курсе, но Джон много путешествует по делам фабрики и банка.

– И он часто отсутствует, а?

– Да, часто, – ответил парикмахер.

Побрившись, Коннорс пересек улицу и вошел в контору шерифа. Томсон сидел в кресле, закинув ноги на письменный стол. Он даже не потрудился встать. Его вид и вся атмосфера в конторе говорили о том, что он здорово выпил.

– Вот как! – приветствовал он Коннорса. – Представитель привилегированного класса снизошел до посещения шерифа, чтобы объяснить, что к чему. Вы для этого пришли ко мне, мистер Коннорс, а?

Коннорс сел на край стола.

– Послушайте меня, Томсон, и попробуйте понять. Если бы я знал что-нибудь, я бы вам сказал. Возможно, что в течение часа или двух я что-то и выясню. Тогда и сообщу вам. Но сейчас я пришел за своим чемоданом. Ведь он у вас, не так ли?

Томсон головой указал на чемодан, который Коннорс купил в Ларедо.

– Вот он. Возьмите ваши вещи. Или, может быть, поскольку вы приглашены в дом Хайса, я обязан донести ваш чемодан до машины?

Коннорс не прореагировал на саркастический тон шерифа.

– Ничего нового не произошло со вчерашнего вечера? Никто в городе еще не сообщил вам о прибытии таинственного незнакомца?

Томсон достал бутылку из ящика своего стола и принял изрядную порцию, не спеша обдумывая вопрос. Потом, не предложив Коннорсу выпить, он убрал бутылку и с горечью произнёс:

– На большой трансконтинентальной дороге нет таинственных незнакомцев. К тому же Макмиллана убил не посторонний. Приезжий не мог знать, где находится ружье и что вы остановились в номере двести пять.

На столе лежала пачка сигарет, и Коннорс взял одну.

– Нет, – согласился он, – конечно, нет. По этому делу парикмахер из мастерской напротив подал мне идею. Тот, кто убил Макмиллана, был очень взволнован, или спешил, или то и другое вместе. Похоже, что в первый раз он выстрелил мимо, и это с расстояния в один или два ярда! Если это так, значит, он плохо прицелился, и после первого выстрела была сильная отдача в плечо.

– И что же?

– Теперь у него на плече имеется отличный синяк.

Шериф Томсон взорвался.

– Великолепно! Достаточно выводов писателя детективных романов и парикмахера, чтобы немедленно задержать преступника! А этот олух шериф и не знает, как приступить к делу. Теперь мне только и остается, что снимать рубашки со всех обитателей Блу-Монда. И если я найду типа с синяком на плече – готово! Я держу парня, который, стреляя в вас, убил Макмиллана. Я немедленно приступаю к поискам! Нельзя терять ни минуты!

Он снова достал бутылку.

– Большое спасибо! Это доставило мне огромное удовольствие, старина.

Коннорс взял свой чемодан.

– Надеюсь, вы нашли в нем все, что искали?

– Да, все, – ответил Томсон и вновь прикурил свою потухшую сигарету. – Все, что я хотел, это получить некоторые доказательства, и я их нашел. Из вашего контракта я узнал, что вы продали свою книгу издательству «Таннер пресс» и что у вас есть агент по имени Шад Шейфер, контора которого находится в Нью-Йорке на Пятой авеню. А раньше вы провели пятнадцать дней в Ларедо, потом остановились в отеле «Клерман» в Нью-Йорке. И все это я отразил в своей телеграмме.

– Вашей телеграмме?

– Конечно! Направленной в Нью-Йорк, – Томсон был очень доволен своими действиями. – Я дал телеграмму в прокуратуру, – продолжал он, – чтобы сообщить им все, что я знаю, и выяснить у них, что им известно о вас и, не знают ли они кого-нибудь, кто мог бы желать вашей смерти.

«Это упрощает все», – подумал Коннорс. Он хорошо знал процедурное законодательство. Нью-Йорк, без сомнения, ответит шерифу, чтобы тот задержал его, и Томсон доставит себе удовольствие, исполнив приказ Нью-Йорка.

– Не думаю, – сказал наконец Коннорс, – чтобы Джон Хайс был доволен вашими действиями.

Томсон снова задрал ноги на стол.

– Тем хуже для Джона Хайса. На этот раз речь идет об убийстве, парень. Люди избрали меня шерифом, и до тех пор, пока они меня не переизбрали, я остаюсь шерифом.

Тчаким образом, дело приобрело скверный оборот.

Коннорс вышел от шерифа с чемоданом в руке и оттопыренным карманом, в котором лежал револьвер. Положив чемодан в машину, Эд убедился, что еще только половина одиннадцатого, а его свидание с хозяином города было назначено на одиннадцать часов. Он убил время, попивая кофе, но все еще чувствовал некоторое стеснение, переступая порог банка.

Служащий открыл ему дверь.

– Сюда, мистер Коннорс, пожалуйста. Мистер Хайс сказал мне, чтобы я сразу, как только вы появитесь, провел вас в его кабинет.

Огромный кабинет Хайса был очень скромно обставлен. Элеана уже находилась там. Коннорс посмотрел на нее, на ее бронзовую шею, в то время как она постукивала пальцами по столу.

– Но что же мне делать? – повторяла она. – Что же я буду делать?

Джон Хайс, казалось, постарел за прошедшую ночь. Морщины на его лице обозначились еще резче. Он жестом предложил Коннорсу сесть.

Эд пододвинул к столу кресло, сел и послал Элеане самую любезную улыбку.

– Прежде чем я поделюсь с вами своими соображениями, скажите, что омрачило вашу цветущую молодость?

Элеана злобно кусала свои губы.

– Официальные представители Лаутенбаха прибудут завтра для заключения брачного контракта. И если кто-то из них захочет взглянуть на мамино свидетельство о браке, что я им скажу?

Коннорс бросил:

– Что вам остается очень немного, чтобы доказать, что вы – незаконнорожденная.

Он предусмотрительно убрал свои ноги, чтобы Элеана не смогла пнуть его.

– Ну, хватит, – сказал Джон Хайс. – Сядь, Элеана. Если бы не Селеста, я предоставил бы вас обоих вашей судьбе.

Элеана села, искоса глядя на Эда.

Коннорс заговорил:

– Я опасаюсь, что это невозможно будет сделать, мистер Хайс. Ваш ручной шериф совсем отбился от рук. Он телеграфировал в Нью-Йорк, чтобы получить обо мне сведения. Вы знаете, что они ответят. И вы также знаете, что я не позволю отправить себя в Мексику, дабы оградить вашу репутацию и сохранить шансы Элеаны на замужество с миллионером Лаутенбахом. Как только за мной закроется дверь любой тюрьмы, я начну говорить. Я буду говорить громко и много. Я расскажу всю историю, начиная с того момента, когда «форд» Элеаны столкнулся с «кадиллаком» генерала Эстебана на Такубе у театра «Националь», и кончая нашим трогательным расставанием в такси, когда Элеана потребовала, чтобы я убирался из ее жизни, предварительно взяв у меня двести тридцать долларов, причем последние.

– Я… я у вас их выманила? – закричала Элеана. – Хорошо!

Она схватила чековую книжку, лежащую на столе, и заполнила чек.

Хайс поднял телефонную трубку и приказал соединить его с почтой.

– Алло, Чарли, это Джон. Ты получишь из Нью-Йорка телеграмму для Томсона. Да, в ответ на посланную им телеграмму. Когда она придет, принеси ее мне в банк. А если Джимми спросит тебя, скажи, что она еще не получена.

Хайс повесил трубку и закурил сигарету.

Недоверчиво улыбнувшись, Коннорс заметил:

– Рискую показаться вам навязчивым, но должен сказать, что таким образом вы не выйдете из положения. Никто не может играть роль Господа Бога.

– Нет, может. Здесь, в Блу-Монде, – это я.

Элеана протянула чек Коннорсу.

– Вот ваши двести тридцать долларов. Большое спасибо!

Коннорс положил чек в бумажник.

– Это я должен благодарить вас, миссХайс.

Джон Хайс продолжал:

– Я, например, знаю, что вы спрашивали у служащего отеля, не видел ли он меня вчера вечером перед убийством. Я знаю, что вы купили револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра и коробку патронов. Я подозреваю, что именно он оттопыривает ваш карман. Я знаю также, что вы расспрашивали у парикмахера, не отсутствовал ли я в городе четыре недели назад.

Коннорс засунул руку в карман и нащупал там оружие.

– У вас что, второе зрение?

Хайс тонко улыбнулся.

– А многие вещи доходят до меня, и самым естественным образом. Так уж получилось, что я – владелец отеля. Я также дал денег Джо на открытие парикмахерской, он был постоянным парикмахером в моем цирке. Чарли – также мой старый друг. Мы все здесь живем дружно, мы пожимаем друг другу руки и никогда не оставляем в беде товарища… И теперь моя очередь задавать вам вопросы. Что дает вам повод предполагать, что именно я был тем типом, который стрелял в Макмиллана вчера вечером?

Элеана подскочила.

– Но ведь это абсурд?

– Совершенный, – согласился Хайс. Он говорил без гнева, равнодушным тоном, но его безразличие еще более устрашало. Это было равнодушие человека, доведенного до предела. – Я могу вас заверить, мистер Коннорс, что, если бы я хотел вас убить, я сделал бы это не нервничая и не торопясь. И убил бы вас, а не старого человека, которого любил. Итак, я задал вам вопрос.

Коннорс молчал, не зная, что ответить.

– Он, без сомнения, вспомнил о той идиотской истории, которую написал в Гвадалахаре. Я ему рассказала, – заговорила Элеана, – что произошло между моим отцом, Тамарой и Пабло. Но, узнав, что отец посылал мне каждый месяц деньги, Эд сказал, что отец очень сильно любит меня, а потому ре стал бы убивать Санчеса таким образом, так как это ставит меня в опасное положение. Эд вообще перевернул всю историю. По его версии, мой отец неожиданно вернулся домой и застал вас ухаживающим за Селестой. Тогда вы его убили и закопали в землю. Потом вы убили Пабло, который попытался вас шантажировать, и заплатили Тамаре, чтобы она покинула город, причем так, чтобы люди поверили, что мой отец удрал с ней. Конечно, вы забрали деньги, которые привез отец, но совесть ваша была неспокойна, и тогда вы связались с адвокатом Санчесом и через его посредничество, якобы от имени моего отца, стали посылать на мое имя ежемесячно пятьдесят долларов. Потом, месяц назад, когда я отправилась в Мексику за брачным свидетельством, вы испугались, что адвокат Санчес может все открыть мне. Тогда вы сели на самолет, прилетели в Мехико и вызвали в Урапан Санчеса. Вы его убили и оставили в его руке медальон моего отца. Я ужо сейчас не помню, как там объяснял Эд, зачем вам понадобился медальон.

– Он взял его с тела брата, которого убил двадцать лет назад, – сказал Коннорс.

Хайс с интересом взглянул на Коннорса.

– Вы написали эту историю?

– В общем-то да.

– И кто-нибудь купил ее у вас?

– Конечно.

Хайс вынул сигарету изо рта.

– Мне бы хотелось когда-нибудь прочитать этот детектив.

Коннорс немного ослабил узел галстука.

– Вы уверены, что случайно не читали его? У Элеаны был черновик. И я обнаружил обгорелые страницы позади вашего дома вчера вечером; после того как вы пожелали мне спокойной ночи, я спустился к реке.

– Нет, я ничего не читал, – сухо возразил Хайс, – у меня не остается времени для чтения.

– Да, это так! – вмешалась Элеана. – Я вышвырнула черновики обоих романов вчера перед обедом. Точнее» бросила их в печку на кухне. – Ее акцент и манера говорить, проглатывая окончания слов, были особенно заметны сейчас. – Я очень разозлилась, увидев, что ты околачиваешься здесь, в Блу-Монде.

– А до этого где ты их хранила? – поинтересовался Коннорс.

– В одном из ящиков моего туалетного столика, – съязвила Элеана. – Я сделала из них саше, чтобы положить туда лаванду.

Хайс молча курил, потом снова заговорил.

– Я начинаю понимать ваши взгляды на жизнь, мистер Коннорс. И понимаю, почему вы держите руку в кармане на рукоятке револьвера. Если бы я убил своего брата из-за любви к Селесте, то все могло случиться так, как вы описали в вашей истории. Я, без сомнения, тем или иным образом скрыл бы преступление. Без сомнения, меня бы мучила совесть и отравляла бы мне жизнь, и я бы как-нибудь устроил так, чтобы посылать деньги на воспитание Элеаны. Я также мог бы запросто убить этого мексиканского адвоката, чтобы помешать ему рассказать все. И обстановка бы сложилась именно так, как она сложилась в настоящий момент. Мне действительно пришлось бы убить вас или, по крайней мере, попытаться сделать это, чтобы не возвращаться в Мексику и не быть там осужденным.

«Этот человек, как я и подозревал, хладнокровен и проницателен», – подумал Коннорс.

Глава 13

Зажав в пальцах сигарету, Хайс облокотился на стол и потер пальцами лоб. В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Потом, подняв голову, Хайс продолжил:

– К сожалению, в вашей истории верно лишь то, что я люблю Селесту. Я любил ее еще тогда, когда Дон и она только собирались пожениться.

– Тогда почему же вы не женились на ней? – спросил Коннорс.

– Потому что она никогда не хотела меня, – просто ответил Хайс. – Она еще и сейчас влюблена в его память. Несмотря на то что он им сделал, ей и Элеане, Дон все еще ее муж. Она сохраняет их прежнее жилище и надеется, что в один прекрасный день Дон вернется к ней.

Коннорс вынул руку из кармана.

– Это отличная история, и вы могли бы заработать по пять центов за слово, продав ее. «Вечная верность любви». Но я все же придерживаюсь мнения, что Дональд Хайс мертв и зарыт где-нибудь, здесь, в Блу-Монде. Прошло более шестнадцати часов после убийства Макмиллана, и, если бы ваш брат был жив и находился бы здесь, кто-нибудь заметил бы его.

– Не обязательно. – Хайс снова засунул сигарету в рот. – Дон родился в этих краях. Не существует ни одного дерева, ни одного холма или лощины, которых бы он не знал. Когда мы были маленькими, мы повсюду играли и изучили все окраины. – Он отодвинул свое кресло и встал. – Честно говоря, я не знаю, что надо делать и что думать. И нельзя бесконечно откладывать решение этого дела. Я не так прост, чтобы верить в такое разрешение проблемы. Даже если дело сложится еще хуже.

Коннорс прикурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане.

– Нет, спасибо, – ответила она. – Я считаю это негигиеничным.

Хайс раздавил свою сигарету.

– Если действительно Дон убил Мака, надо будет всю историю предать огласке и наплевать на брак Элеаны. Но поскольку это еще не доказано, я хочу оградить Селесту от волнений. Что вы думаете об этом, мистер Коннорс? Вы дадите мне еще двадцать четыре часа, чтобы уладить это дело?

Коннорс поморщился.

– Вы держите за руку шерифа, «Вестерн юнион» и почту. И я не вижу, каким образом я смог бы помешать вам.

– А если я убедительно докажу вам, что я не убивал своего брата!

– Это, безусловно, изменило бы многое.

Хайс вынул папку из ящика стола.

– В ночь на 28 марта 1931 года Дон вернулся из Калифорнии, убил Пабло и удрал с Тамарой. Вы сможете перепроверить эту дату по меньшей мере у двадцати жителей этого города.

Вынув из папки письмо, он протянул его Коннорсу.

– Откуда написано это письмо? И когда?

Коннорс бросил взгляд на письмо: «Мехико, 9 мая 1936 года».

– Прочитайте его.

Письмо было написано на бумаге со штампом отеля «Женева», Почерк казался четким и прямым, Письмо гласило:

Коннорс вернул письмо Хайсу.

– Это, конечно, разрушает мою теорию. Элеана говорила мне, что есть письмо, но я не знал, что оно написано от руки. Это почерк вашего брата?

– Я готов поклясться в этом перед судом.

– Пять тысяч долларов – это те деньги, которые вы дали матери Элеаны, чтобы она расплатилась за дом?

– Да.

– И ваш брат никогда больше не присылал вам денег?

– Больше ни одного цента!

– Но тогда ваш дом, фабрика, этот банк, весь Блу-Монд…

Джон резко оборвал его.

– Это результат адской работы. По восемнадцать часов в сутки тяжелого труда, только чтобы вознаградить Селесту за то зло, которое ей причинил Дон.

Хайс положил письмо в папку и спрятал ее в ящик.

– Но это ни к чему не привело. Если не считать последнего взноса за дом в Чикаго, а ведь Селесте нужна была крыша над головой, кроме того, она всегда отказывалась брать у меня деньги, чтобы добавить к тем пятидесяти долларам, которые присылал Дон. Она работала продавщицей в магазине и разъезжала по всей стране, продавая корсеты, косметику и прочие товары. Она пела в небольших кабаре, в ресторанах и прислуживала в кафе, чтобы воспитать Элеану и выжить самой. Мне пришлось почти силой заставить ее согласиться, чтобы я платил за учение Элеаны в нормальной школе. – Лицо Хайса было таким же несчастным, как и его тон. – А почему? Потому что Селеста верила, что когда-нибудь Дон вернется, и она не хотела быть обязанной ни одному мужчине, кроме него. Она хотела иметь право сказать ему: «Я такая же, Дон, как и тогда, когда ты двадцать лет назад бросил меня».

Хайс отвернулся и посмотрел в окно. Элеана бросила на Эда умоляющий взгляд.

– Вот по этой причине, Эд, я и хочу выйти за Аллана. Я его не люблю и знаю, что меня ждет. Но с меня достаточно быть бедной. Мне надоело считать каждый цент. И если мама не хочет брать деньги у дяди Джона, то у меня она возьмет. И я хочу дать ей все, иначе я никогда не вышла бы замуж за Лаутенбаха.

Элеана начала вытирать елезы ладонью. Коннорс протянул ей платок. Он ощутил прилив нежности к Элеане. Пульс его участился. Более, чем когда-либо, Элеана стала похожа на девушку с большими глазами, несущуюся на диком коне.

«Ты мне больше, чем брат, Шад», – подумал Коннорс. Он сомневался, стоит ли сейчас говорить Элеане о счастливом повороте в его судьбе, о контракте с «Таннер пресс». К тому же ему не хотелось покупать Элеану. Это поставило бы его на одну доску с Алланом Лаутенбахом.

Элеана вытерла глаза и положила платок в карман.

– Теперь, даже если поверенные Аллана не станут требовать брачного свидетельства мамы, дело все равно лопнет. – По ее щеке покатилась слеза. – Единственная причина, по которой отец Аллана остановил свой выбор на мне, та, что со мной никогда не происходило никаких историй. Для него я лишь маленькая святоша-учительница, с помощью которой его горячо любимый сын сможет дать ему наследника миллионов, миллионов Лаутенбаха, известного в кругу миллионеров и финансистов под именем Аллана Лаутенбаха Второго. Все это, конечно, после соответствующих церемоний и необходимых ритуалов. – Элеана вытерла щеку, – Если, конечно, Аллан Второй еще способен создать Аллана Третьего.

Коннорс рассмеялся.

Джон Хайс был шокирован.

– Элеана!

Она достала платой Эда и высморкалась.

– Ну что ж! Конечно, приятно иметь сколько хочешь денег. Теперь, без сомнения, моя репутация погибнет.

Хайс повернулся к Коннорсу.

– Согласны вы дать мне двадцать четыре часа?

Коннорс пожал плечами.

– Мне нечего терять. А как с шерифом Томсоном?

– Я займусь им, – ответил Хайс. Он позвонил по внутреннему телефону. – Мисс Гаррис, я ухожу на весь день. И меня не будет ни для кого.

Коннорс спросил, не сможет ли он быть ему чем-нибудь полезным.

– Да, – ответил Хайс. – Останьтесь в живых. У меня и так достаточно неприятностей. Я не хочу иметь их еще больше. – Потом прибавил: – Я вас прошу, Элеана, не оставляйте мистера Коннорса одного. Ваш отец почувствует гораздо большее смущение, и ему труднее будет стрелять в человека, с которым находитесь вы.

После прохладного воздуха в банке улица произвела впечатление раскаленной печки. Элеана невольно стала отдуваться.

– Ты не хотел бы, – спросила она Коннорса, – купить мне что-нибудь освежающее, вроде джина?

Коннорс пошутил:

– Внимание, ты начинаешь говорить, как женщина, которую я люблю.

Элеана посмотрела на часы.

– Потом нам надо обязательно заехать в коттедж за мамой.

– В коттедж? – удивился Коннорс.

– Это дом, в котором я родилась, там жили мои родители. Мама всегда работает там по утрам – или в саду, или в доме, – пока мы находимся в Блу-Монде.

Она быстро утолила свою жажду. В машине было лучше, чем в коктейль-баре. У Коннорса в голове крутилась тысяча вещей, о которых он хотел сказать Элеане, но он никак не мог начать. В присутствии Элеаны это казалось ему нормальным и обычным и вызывало приятные воспоминания.

Элеана ощущала то же самое, но свои мысли она выразила вслух.

– Если бы ты знал, Эд, как я жалею, что все не может быть иначе! Я теперь оказалась в такой же ситуации, как когда-то и моя мать. Я тебя никогда не забуду… не смогу… Мы были многим друг для друга и немало испытали вместе… Я пыталась изгнать тебя из своего сердца, но не смогла. И это не только физическое чувство. Это шаль и цветы, которые ты мне подарил. Это то, что ты никогда не упрекнул меня за мое идиотское поведение с генералом Эстебаном. Это удовольствие, которое я получила на карусели. Это прогулки перед витринами магазинов Гвадалахары. Это электрический утюг, который ты достал для меня. Это воспоминание о тебе, спящем после проведенной в работе ночи…

Коннорс подумал, почему большинство людей стесняются показаться сентиментальными? Такие мгновения, как эти, являлись верхом мечты в такой прозаической жизни.

Элеана положила руку на его рукав.

– Я дорожу воспоминаниями о каждой минуте, которую мы прожили вместе. Ты мне нравишься, как никто раньше, Эд. И я только хотела бы… никогда не встретить тебя…

Они выехали уже за город, на тенистую дорогу. Коннорс нагнулся к ключу зажигания, чтобы выключить мотор, но Элеана остановила его руку.

– Нет, Эд!

Он запротестовал.

– Но я только хочу сказать тебе кое-что!

Элеана положила пальцы на губы Коннорса.

– Не желаю ничего слышать. Я по-прежнему хочу выйти замуж за Аллана, если только это возможно, а я полагаю, что это все-таки удастся. А что касается нас с тобой, то наши пути разошлись уже в Нуэво-Ларедо. И давай не будем снова начинать тяжелую сцену.

– Хорошо. Поживем – увидим, – согласился Коннорс и поцеловал пальцы, лежащие на его губах.

Коттедж оказался маленьким белым домиком с мансардой. Все вместе производило впечатление уюта, хотя дом и выглядел необжитым. Приусадебный участок был запущен. Около четырех акров крапивы и прочей сорной травы отделяли дом от зарослей вербы и кустов хлопчатника, которые росли по берегу реки. Во дворе возвышался старый, наполовину засохший вяз. Сад был великолепен. Позади синего бордюра из алиссума багрянка разных оттенков создавала фон для буйных красок шпажника, калифорнийских маков, петуний, жабрея, ноготков и цинний. Ночная красавица синего цвета, закрывшая свои цветки в эту полуденную жару, образовывала арку перед входом в дом. Дверь дома была открыта, так же как и окна. Теплый воздух надувал занавески, и они, казалось, стремились улететь из дома.

Одетая в свитер и шорты, в рабочих перчатках, Селеста сидела на террасе посреди садового инвентаря.

– Вот что любовь делает с женщиной, – заметила Элеана. – Мама так, содержит коттедж, будто ждет к обеду отца. Когда мы уезжаем в Чикаго, она прикрепляет к входной двери визитную карточку с нашим адресом. А пока мы здесь, она довольствуется тем, что оставляет ключ под ковриком и записку с несколькими словами на кухонном столе.

Селеста радостно замахала им рукой.

– Уже приехали? – крикнула она Элеане, а потом обратилась к Коннорсу: – Не чувствуешь, как бежит время, не правда ли, мис?гер Коннорс? Я успела сделать лишь половину того, что собиралась. – Она посмотрела на сад. – Он нравится вам, мистер Коннорс?

– Очень, – ответил Коннорс.

Его ответ относился в равной степени как к саду, так и к садовнику. В своем зеленом свитере Селеста была так же красива, как и Элеана. Эд без труда поставил себя на место Джона Хайса.

Элеана критически осматривала сад.

– Знаешь, мама, ты должна немного проредить эти калифорнийские маки. Они заглушают другие цветы…

Селеста еще больше измазала нос, потерев его перчаткой.

Они мне так нравятся! – Она сняла перчатки. – Но нас, вероятно, ждут к завтраку. Вы, наверное, оба проголодались. – Она улыбнулась Коннорсу. – Я сейчас буду готова, только надену юбку и кофточку.

Она послала Элеане поцелуй и скрылась в доме.

– Она восхитительна! – заметил Коннорс.

– Это любовь! – ответила Элеана. – У нее в жизни было немало плохого, и приятно видеть, как стойко она все переносит. Дядя Джон не лгал, когда говорил, что она мыла полы, чтобы вырастить меня!

Коннорс принялся рассматривать сад.

– Я понимаю, что имел в виду дядя, когда говорил о святилище. Отец и мать вместе посадили этот сад?

– Не думаю, – ответила Элеана. – Даже уверена, что нет. Вначале тут были дикие маки, потом уже мама стала сажать все новые цветы.

– Ты веришь, что он приедет сюда?

– Мой отец? – Элеана немного подумала, потом покачала головой, – Возможно, но я сомневаюсь в этом. Очень сомневаюсь, Эд.

– Почему?

– Потому что я разделяю твои взгляды на его характер. Пабло застал его в постели с Тамарой. Отец был вынужден убить его и бежать с Тамарой. Адвокат Санчес пригрозил ему, что все расскажет, и отец заткнул ему рот самым примитивным образом. Но я не верю, что он может быть настолько мерзким, чтобы явиться сюда и второй раз разбить сердце матери, впутывая ее в эту грязную историю.

– Это весьма спорно, – возразил Коннорс.

– Что же здесь спорного?

– Или ее сердце будет снова разбито, или возвращение мужчины, которого она любит, покажется ей достаточной компенсацией за перенесенные невзгоды.

Эд закурил сигарету и предложил ее Элеане. Вначале, она хотела взять ее, но потом покачала головой и отказалась.

– Нет, спасибо.

Послышался шум старой помпы, и внутри дома раздался звук льющейся воды. Потом сразу же занавески задернули, окна закрыли. Несколько минут спустя на пороге дома показалась Селеста, одетая в легкую белую блузку и юбку на «молнии».

– Не очень-то приятно быть женщиной, не правда ли? – сказала она Коннорсу с улыбкой. – Нужно всегда следить за собой, в то время как мужчина может одеваться как ему удобно. – Она заперла дверь на ключ и положила его под коврик. – Женщина может показывать свои ноги на пляже, но не в городе. – Селеста весело рассмеялась. – И, конечно, на лошади, в цирковом аттракционе.

Элеана смеялась вместе с ней, разглядывая лицо матери. Одно пятно грязи исчезло с лица, но другое осталось. Элеана намочила кончик носового платка.

– Подожди, дай мне стереть с твоего носа это пятнышко. И было бы неплохо, если бы ты воспользовалась моей губной помадой.

Селеста не возражала. Она взяла помаду и зеркальце у Элеаны, вытерла рот платком и, подкрашивая губы, обратилась к Коннорсу.

– Элеана очень строга со мной. Вы не находите, мистер Коннорс?

Смеясь, Коннорс повернулся, чтобы пойти и подогнать машину. Элеана остановила его, заметив, как в одном из окон развевается занавеска.

– Ты оставила одно окно открытым, мама. Хочешь я пойду и закрою его?

Селеста продолжала красить губы.

– Не стоит, в этом нет необходимости.

– А если пойдет дождь?

Селеста пожала плечами и отдала помаду и зеркальце Элеане.

– Дождя здесь не будет еще долго. А я собираюсь вернуться сюда после полудня.

Селеста, проведя рукой по волосам, убедилась, что ее прическа в полном порядке, но Коннорс увидел, что ее пальцы немного дрожат.

– Мы так надолго были разлучены, мой сад и я. Мне еще надо многое сделать. Вы нас отвезете к Джону, мистер Коннорс?

Коннорс дал задний ход, чтобы развернуть машину, и в этот момент бросил машинальный взгляд на открытое окно. Увиденное поразило его, как неожиданный удар грома. Он похолодел. Сначала он открыл рот и сразу же закрыл его.

Дымок от сигареты или сигары вился из открытого окна и растворялся в воздухе.

Глава 14

Аллан Лаутенбах подцепил вилкой кусочек жаркого.

– Тогда на втором круге Флитвинг бросился вперед, и я был вынужден сильнее натянуть поводья. Если я правильно запомнил, это был Бейрик, сын Сакры и Реда Вэлиэнта. Да, теперь вспомнил. Я купил его на прошлой неделе у английского полковника. Жеребенок был хорошей масти, это неоспоримо, но он еще не оправдал своей хорошей крови. Однако…

Коннорс был бы рад, если бы Лаутенбах подавился кусочком жаркого. Лошади и женщины – вот единственное, что его интересовало. И о женщинах он говорил то, что приличнее было бы рассказывать в баре, а не в домашней столовой.

Коннорс перестал думать о Лаутенбахе и посмотрел на Селесту, сидящую на другом конце стола. Она мало ела. Время от времени она улыбалась, как будто ей в голову пришла хорошая мысль, и проводила кончиками пальцев по щекам и губам. Когда ее спрашивали, она отвечала. Но только физически она присутствовала за столом.

Коннорс перенес свое внимание на Элеану. Та отвела глаза. Ее маленький подбородок упрямо выдвинулся вперед в явном усилии показать, что ее интересует рассказ Лаутенбаха.

«Эта даст ему жару, – подумал Коннорс, – если, конечно, я позволю ей выйти за него замуж!»

Эд оказался в странном положении. Он не мог довериться Элеане. Он боялся довериться Джону Хайсу. Оба они обожали Селесту и ради нее готовы были погубить его. Дождавшись конца обеда, Эд облегченно вздохнул.

В течение нескольких минут Селеста порхала по столовой, а потом заявила, что ей нужно вернуться в свой сад.

– Мне так много нужно сделать!

Элеана предложила:

– Если бы мы отправились в бассейн втроем? Мы можем воспользоваться машиной Аллана, подвезти маму, а потом уже поехать в клуб.

– Втроем? – удивился Аллан. Он взглянул в сторону Коннорса. – Ах, да, мистер Коннорс!

– Не рассчитывайте на меня, – произнес Коннорс. – Но я с удовольствием приму предложение довезти меня до города.

Элеана запротестовала, но затем согласилась.

– Как хотите. Сейчас слишком жарко, чтобы спорить. – Она улыбнулась Лаутенбаху, – Будет лучше, если мы переоденемся здесь, Аллан. Кабины в клубе ветхие, а дядя Джон еще не добрался до дирекции клуба, чтобы их привели в порядок.

– Понятно, – ответил Лаутенбах. – Понятно.

Селеста поправила подушки на диване, потом занялась букетом роз, который стоял в вазе.

– Мистер Лаутенбах – очаровательный человек. Вы не находите, мистер Коннорс?

– Нет, – бросил Коннорс, – не нахожу!

– Нет? – Селеста остановилась, немного ошеломленная, затем засмеялась. – А, я понимаю. Начинаю понимать, Вы один из старых поклонников Элеаны и приехали в Блу-Монд в надежде помешать ее браку. Я очень огорчена за вас, поверьте, мистер Коннорс. – Селеста ласково потрепала его по щеке. – Но любовь – это что-то трагическое. А девушка должна выйти замуж как можно удачнее. Я счастлива, что состоится этот брак. Лаутенбах – отличный муж для Элеаны. Она будет обеспечена на всю жизнь.

«Да-а, – подумал Коннорс. – И лошадьми тоже по самое горло».

Он поднял голову, увидев, как Элеана спускается по лестнице в купальном костюме и белом шелковом халатике, развевающемся у нее за спиной. Провокационная улыбка заиграла на ее губах, когда она обратилась к Коннорсу.

– Итак, решено? Вы не поедете с нами, Эд?

– Решено, – ответил Коннорс.

Лаутенбах следовал за Элеаной по пятам. Что бы ни говорили его юристы, Элеане нетрудно будет выйти за него замуж. Глаза его буквально выскакивали из орбит всякий раз, когда он смотрел на нее.

Селеста взяла свою сумочку.

– Если вы готовы…

Коннорс уселся на заднем сиденье машины вместе с Селестой.

Ветра больше не было, и занавески не колыхались в открытом окне коттеджа. Все застыло в неподвижности под солнцем. Даже цветы казались уснувшими. Коннорс помог Селесте выйти из машины, все время бросая взгляды на раскрытое окно.

Элеана поцеловала мать.

– Желаю тебе хорошо провести время, дорогая!

– Да, конечно, я постараюсь, – заверила ее Селеста.

Она вытащила из-под коврика ключ, вошла в коттедж, и вскоре все окна снова открылись.

Лаутенбах развернул машину.

– Ваша мать – очаровательная женщина, Элеана. После того что рассказал мне ваш дядя, я понял, что она сохраняет этот коттедж в память о вашем отце. Он давно, умер?

– Двадцать лет назад, – ответила Элеана.

– О, как это трогательно!

Они молчали до самого въезда в Блу-Монд. Весьма довольный тем, что Коннорс не собирается их сопровождать, Лаутенбах стал с ним любезнее.

– Куда вас завезти, мистер Коннорс?

– Безразлично куда, – ответил Коннорс.

– У вас очень интересная профессия, – продолжал Лаутенбах, бросая на Эда взгляд через плечо. – Мне часто хотелось начать писать. В моей жизни было немало интересных случаев, и я верю, что если бы захотел, то написал бы замечательную книгу.

Он остановил машину перед магазином скобяных изделий и подождал, пока Коннорс выйдет. Коннорсу было жарко, его измучила вся эта суета, а покровительственный тон Лаутенбаха действовал ему на нервы. Он был сыт Алланом. Вылезая из машины, он ответил:

– Со своей стороны, я вижу два препятствия для вас в написании книги.

Лаутенбах попался в ловушку.

– Какие?

– Лошади не умеют читать, – ответил Коннорс, – и, кроме того, вам бы пришлось писать под дверьми кабинетов.

– Эд! – воскликнула Элеана.

Машина должна была повернуть налево, но Лаутенбах вышел из машины и выпрямился на тротуаре перед Коннорсом. Его бледное лицо покрылось красными пятнами.

– Один момент, мистер Коннорс. Мне не нравится ваше замечание. Вы мне несимпатичны, больше того, я просто ненавижу вас. И я очень хотел бы знать, что вы здесь делаете. Элеана сказала мне, что не приглашала вас. Уверен, что я вас тоже не приглашал. Что же вы делаете здесь, в Блу-Монде?

– Эд, – снова крикнула Элеана, и в голосе ее прозвучала мольба.

Коннорс ударил кулаком левой руки по своей правой ладони. В нескольких дюймах от него соблазнительно выставлялся подбородок врага. Но драка с Лаутенбахом ничего не решала. Тот был вправе задавать эти вопросы.

– Скажем, что это касается моих дел, – ответил Коннорс. – А почему бы и нет?

Лаутенбах не был подлецом.

– Я спросил это у вас на тот случай, если бы вы захотели лично поговорить со мной.

Небольшая кучка зевак уже собралась около них. А они стояли тут, лаясь, как два пса, из-за женщины, да еще в такую жару.

– Ладно, Лаутенбах, – проговорил Коннорс. – Своей мужественностью вы производите на Элеану огромное впечатление. Поезжайте и примите ванну.

Он обошел машину, пересек улицу и вошел в банк. Секретарша Хайса встретила его очень любезно.

– Нет, я не видела мистера Хайса с той минуты, как он вышел отсюда сегодня утром с мисс Хайс и с вами. Ничем не могу помочь вам, мистер Коннорс.

– Тем хуже, я ведь пришел наудачу, – ответил Коннорс.

Дымок от сигареты, который он ясно видел, был совершенно реален, и Эд почувствовал облегчение, не застав Хайса. Он еще не решил, будет ли благоразумно доверится ему. Он многое бы дал, чтобы только узнать, что ему делать.

Дымок не был продуктом его воображения. Если Селеста прятала мужчину в коттедже, логично предположить, что мужчина этот – ее муж, которого она ждала двадцать лет. Но что же делать?

Утром, когда он оставил машину перед отелем, он поднял в ней стекла и запер дверцы. Машина все время стояла на солнце. Теперь руль жег руки, а в салоне стояла невыносимая жара. Коннорс опустил стекла и прошел пешком до бара, в котором утром угощал Элеану джином.

Шериф Томсон сидел на табуретке, навалившись на стойку. Он быстро пьянел, и ему уже трудно было сохранять равновесие. Его мутный взгляд немного прояснился, когда он увидел подходившего Коннорса.

– Вот как? Мой старый друг, мистер Коннорс! Крупный фрукт и автор детективных романов.

– Джимми пьян, – предупредил Коннорса Меси.

Шериф казался недовольным.

– Вижу, – сказал Коннорс, садясь подальше от Томсона.

– Не стоит осуждать его за это, – прибавил Меси и бросил предупреждающий взгляд на бармена. – Джимми и я, мы оба родились в Блу-Монде. И поскольку мы здешние и никогда не жили в другом месте, всякие дельцы, которые здесь верховодят, третируют нас, как невежд.

– Хочу пить, – изрек Томсон, икая.

Бармен колебался, но Меси сказал:

– Ты что, не слышал?

Бармен пожал плечами, наполнил стакан Томсона и обратился к Коннорсу:

– А вам что налить, мистер?

– Одно пиво, – ответил Коннорс.

Покончив со своим стаканом, Томсон повернулся, злобно взглянув на Коннорса.

– Фрукт, а вы что здесь делаете?

Эд ответил ему одним словом.

Томсон сделал вид, что не расслышал, а может, он и действительно не слышал.

– Фрукт вы или нет, но я вас сцапаю и закажу за решетку, как только получу ответ из Нью-Йорка. – Он снова с усилием повернулся к своему помощнику. – Позвони на почту!

– Я только что звонил туда, Джимми, – уверял его помощник, – и Чарли сказал, что ответ еще не получен.

– Невозможно! Невозможно, чтобы так было! – ворчал Томсон. – Я телеграфировал им в девять часов утра, – Он поднес стакан к губам. – Происходит что-то странное. Это напоминает мне историю блудницы и типа, у которого были кружева на кальсонах. Хотел бы я знать, кто это делает и как получается этот фокус.

Меси все время смотрел на дверь.

– Ну, допивай свой стакан и пойдем. Тебе необходимо немного поспать и протрезветь. Ну, идем, будь благоразумным, Джимми. Если мистер Хайс увидит тебя в таком состоянии, он заставит нас обоих вылететь в трубу…

Шериф Томсон не скрыл того, что он думает о Хайсе, но, допив свой стакан, позволил своему помощнику проводить себя до двери.

Коннорс посмотрел ему вслед. У него появилась дикая мысль – довериться Томсону и рассказать ему все. Естественно, сейчас об этом не могло быть и речи. Трезвым этот умный и ловкий человек был способен противостоять Хайсу. Пьяный – он был кретином.

Бармен убрал со стола стакан Томсона и вытер пролитое им вино.

– Славный тип – Джимми, – сказал он. – Такое о ним происходит раз в году. Похоже, у него возникла потребность выложить все, что у него накопилось на сердце. Да еще убийство Мака сильно повлияло на него. Мы все очень любили старого Мака.

– Не выпьете что-нибудь со мной? – предложил Коннорс.

– Большое спасибо. Выпью, что и вы, – поблагодарил бармен.

Он поставил для себя пиво и пошел к телефону, который находился на другом конце бара, но вскоре вернулся.

– Это вызывают вас, из Нью-Йорка. Служащий отеля говорит, что вас искали по всему городу и кто-то видел вас входящим сюда.

Коннорс подошел к телефону и взял трубку. Это был Шад.

– Ты можешь говорить? – спросил его агент.

Коннорс бросил взгляд на пустой зал.

– Немного.

Потом он подумал о телефонистке. Если Джон Хайс управлял шерифом, «Вестерн юнион» и почтой, не было ничего странного в том, что он контролирует и городской телефон.

– Но на твоем месте я не упоминал бы имен.

Связь была отличной, и он слышал Шада так же хорошо, – как если бы тот находился в этой же комнату.

– Так вот, – начал Шад, – человек, о котором я уже говорил тебе, снова приходил и спрашивал, видел ли я тебя. Естественно, я ответил ему, что нет. Тогда он мне сообщил, что они получили телеграмму от… ну да! Оттуда, где ты находишься, с просьбой выслать о тебе сведения. И он сказал, что они дали указание задержать тебя до тех пор, пока этот вопрос будет обсуждаться у генерального прокурора.

– Почему у генерального?

– Потому что они точно не знают, какова их юридическая компетенция. У них никогда еще не было подобного случая, и они не хотели бы посылать за тобой агента, прежде чем не узнают, как им нужно держаться.

– Ты видел К…?

– Да.

– Что он сказал?

– Он говорит, что это в наших интересах, поскольку приведет их к отправному пункту, и те, которые ищут твоего общества, должны будут начинать все сначала.

– Значит, – сказал Коннорс, – ты получил мою телеграмму?

– Сегодня утром. Я позвонил тебе к Хайсу, но мне там ответили, что ты поехал в город, и я попросил дежурного телефониста разыскать тебя. – Шад не мог скрыть своего энтузиазма. – Послушай, Эд, у меня есть для тебя еще приятные новости.

– Да?

– Я пока не могу категорически утверждать это, но один из самых влиятельных критиков большого издательства читал твою рукопись и позвонил мне сегодня утром.

– И что?

– Он сказал, что можно рассчитывать на него. Он заявил, что это самая сильная, самая впечатляющая вещь, какой он давно не читал, и мы оба можем гордиться ею. Я же тебе говорил это, старина! На нас сваливаются сокровища!

– Ты мне брат, Шад!

– Это ты теперь для меня брат, – кричал Шейфер, – А как там дела?

– Плохо пахнут, – ответил Коннорс.

– А… Ничего, держи меня в курсе дела, старина, – Энтузиазм Шада несколько упал.

– Рассчитывай на это, Шад, – пообещал Коннорс.

Он повесил трубку и вернулся к своему пиву. К черту Джона Хайса, Дональда Хайса, Селесту Хайс, Хайс-коттедж и Аллана Лаутенбаха! К черту Элеану! Теперь, после многих лет работы над грошовыми вещами, он попал в «большую игру». И надо же было случиться этой истории!

Покончив с пивом, Эд забрал сдачу, вернулся к машине и поехал к коттеджу. Подъезжая, он уменьшил скорость. Селеста не работала в саду, не сидела она и на пороге дома. Все окна в доме были открыты, но входная дверь закрыта. «Заперта на ключ», – подумал Коннорс.

Он проехал по дороге еще несколько миль, потом свернул на дорогу, ведущую на какую-то ферму. Спустя некоторое время он снова проехал мимо коттеджа. По-прежнему никаких признаков жизни ни в саду, ни во дворе, но на этот раз ему показалось, что он уловил какое-то движение за одной из занавесок.

Доехав почти до Блу-Монда, он свернул с дороги и направился к реке. На берегу реки рос гигантский дуб. Коннорс остановился под дубом и, не выходя из машины, принялся наблюдать за стариком, объезжающим лошадь.

Может, стоило сделать единственно правильную вещь? Вернуться к коттеджу, постучать в дверь дулом своего револьвера и потребовать объяснений? По разным причинам Эд не чувствовал себя способным на это. Ему было легко описывать своих героев, силой врывающихся в дом, но сделать это самому оказалось не так-то просто!

Он попробовал заставить себя сделать это. В сущности, он ведь не знал, что мужчина в комнате первого этажа был Дональдом Хайсом. Коннорс почувствовал, как вспотели его ладони, и вытер их о брюки. Если Джон Хайс обманывает его, то, безусловно, это он находился в доме. Хайс мог рассказать Селесте об истинной причине появления здесь Коннорса и разъяснить ей Все. Нетрудно было убедить ее, что нечего ждать разоблачений, столь для нее опасных. Хайс мог легко внушить ей, что лучше совершить еще одно преступление, чем разрушить иллюзии Элеаны относительно ее брака с Алланом Лаутенбахом. Селеста жаждала этого брака. Она обожала Элеану. Ее материнская любовь могла быть настолько же жестокой, насколько и нежной. В таком случае дымок от сигареты, дрожавшие пальцы Селесты, когда она подкрашивала губы, могли быть ловушкой, чтобы заманить его в западню. Если он проникнет в коттедж и будет там убит, после того как он отказался поехать купаться, Элеана подумает, что этот удар нанес ее отец. Хайс сумеет так представить дело, что до ушей Лаутенбаха ничего не достигнет. Дональда Хайса будут еще более тщательно разыскивать как убийцу, и история Элеа-ны и Эда останется навсегда погребенной.

Старик, возившийся с лошадью, поймал ее и привязал в тени дерева. Потом он подошел к дереву, под которым Коннорс остановил машину, и уселся на одной из нижних веток.

– Привет, – сказал он и тут же узнал Коннорса. – Скажите, вы не…

– …автор криминальных рассказов, нет? – закончил за него Коннорс.

Старик засмеялся.

– Вам все это говорят, так?

У него был заразительный смех, и Коннорс почувствовал, что его дурное настроение улучшилось.

– Ну, во всяком случае, в этом городе меня узнают!

Старик облокотился на дверцу машины.

– Меня зовут Карсон. Мак был большим вашим почитателем. Он так радовался, что встретил вас. А как идет следствие у шерифа? Удачно?

– Томсон пьян, – ответил Коннорс.

Старик не выглядел удивленным.

– Это как раз время его ежегодного запоя. Джимми отлично справляется с делами, когда все идет гладко. Но если случится что-нибудь более серьезное, на него нельзя рассчитывать. Джон Хайс давно уже вмешивается в его дела, ведь каждый раз, когда шерифу на голову сваливается неприятное происшествие, он в запое.

Старик отправил за правую щеку добрую порцию табака.

Коннорс неожиданно задал ему вопрос:

– Что за человек этот Джон Хайс?

Карсон немного подумал.

– Можно сказать, он – соль земли. Но у Джона есть свои недостатки, как и у любого смертного. Он хорош для друзей, плох для недругов. Его ничто не сможет остановить, если он наметил для себя что-нибудь. Но я жалею Джона… Я всегда жалел его. Единственное, что он по-настоящему желал в жизни, он не может получить.

– И это…

– Жену его брата… Джон всегда любил ее. Но он любил и брата. Вот почему то, что сделал Дон, стало для него ударом. – Карсон выплюнул коричневую слюну, целясь в жука, который сидел нa сучке, – Вместе с тем, мистер Коннорс, во всей этой истории есть одна вещь, которая меня всегда интриговала.

– Вы имеете в виду то, что Дон удрал с Тамарой?

– Гм… Красивой женщиной была эта Тамара, так что тут нет ничего удивительного. Она не походила на большинство цыганок. Конечно, теперь, когда прошло столько лет, о ней многие говорят плохое, например, что она спала со всеми в городе, прежде чем удрала с Доном. Но побеседуйте с каждым в отдельности, и каждый вам скажет, что в этом деле повинен ее дружок. На самом деле ни один человек не может похвастать, что он был с ней близок, так что остаются ее муж и Дон. Но я хотел сказать совсем другое.

– Что?

– В то время почтой заведовала Дженни Сильвер. Ее муж работал начальником станции. Курьезная это была пара! Но тут главное то, что «Вестерн юнион» и федеральная почта относились к одному ведомству. Теперь слушайте внимательно. Дон вернулся домой на целую неделю раньше. Если бы он телеграфировал Тамаре, чтобы она его ждала, телеграмму бы прочел Сильвер. Если бы Дон написал Тамаре, Дженни не удержалась бы, сунула нос в письмо и сказала бы об этом Селесте. – Старик замолчал, ожидая реакции со стороны Коннорса. – Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Нет, – признался Коннорс. – Очень сожалею, но ничего не понимаю.

Карсон снова нетерпеливо сплюнул.

– Может быть, Мак ошибся на ваш счет? Вы действительно пишете детективные романы? Слушайте же! Дон вернулся домой в два часа с молочным поездом. Он приехал неожиданно, и ни его брат, ни Селеста не встречали его на вокзале. В последний раз Дона видели той ночью, когда он направлялся по тропинке к своему коттеджу. Чтобы попасть туда, он должен был пройти мимо барака, в котором жили Пабло с Тамарой. Так вот, до этого места все идет хорошо… Но теперь объясните мне рот что: откуда Тамара могла знать, что Дон вернулся? Каким образом она могла быть предупреждена, чтобы избавиться от Пабло? Или это просто случайно Дон остановился на полдороге, чтобы сунуть нос в кровать Тамары в два часа ночи? Мне это кажется не очень-то логичным. Нужно было, чтобы Дон подождал, пока уйдет Пабло. Потом Пабло должен был неожиданно вернуться и застать Дона в своей кровати. Нужно было, чтобы Пабло угрожал Дону ножом или ружьем, чтобы Дон убил его. Дон вовсе не был человеком, способным всадить в спину нож ради собственного удовольствия. – А тело Пабло нашли в бараке?

– На пороге комнаты, один нож был зажат у него в руке, а другой торчал между лопатками. Одеяло и простыни были изрезаны ножом, мебель сломана. Да, там произошла хорошая драка! А вместе с тем я вспоминаю, что тогда очень удивился, что там было так мало крови.

Коннорс смотрел на реку и не слышал шума воды. Он, наконец, постиг! Он теперь знал, кто убил адвоката Санчеса. Он знал, кто убил Макмиллана. И он знал, кто ждет его в коттедже Хайсов. Стараясь не выдать своего волнения, он спросил безразличным тоном:

– А кто нашел тело?

– Джон, – ответил Карсон. – На следующее утро он пошел поговорить с Пабло относительно нового номера, так как в обязанности Пабло входило следить за канатом, на котором танцевала Тамара. Джон хотел купить кое-какое снаряжение, как только Дон вернется с деньгами.

– Понимаю, – произнес Коннорс и снова задал вопрос: – Макмиллан мне кое-что рассказывал перед смертью, и я думал об этом не раз… Вы были в тот день в цирке, когда рабочие сорвали брезент, отгораживающий угол, где обычно одевалась Селеста?

– Да, был. – Выцветшие глаза Карсона зажглись При этом воспоминании. – Это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо в своей жизни видел. И я никогда не считал, что Селеста поступила как девка, как это расценил Дон. Ба! Скажем, почти как девка. Она была молода, красива и знала это. Она знала, как действовало ее обнаженное тело на присутствующих мужчин. Ведь она была женщиной, и ей это нравилось. Если $ы я родился женщиной, мне тоже было бы приятно сознавать свою красоту. Поверьте, мистер Коннорс, это было великолепно. Ночь, ветер, свет прожекторов, ржание лошадей, рычание львов и трубные звуки слонов – это было похоже на конец света. Каждый присутствующий мужчина понял, что должен был испытать Адам, когда впервые увидел Еву.

– А Джон Хайс присутствовал при этом?

– Да, он тоже был там. И он как дьявол накинулся на Дона, когда тот, злобно глядя на Селесту, назвал ее шлюхой. Джон сказал ему, что Селеста отлично держалась в такой ситуации. И добавил, что если Дон еще раз Поднимет на Селесту руку, то, несмотря на то что Дон ему брат, он… убьет его… – Голос старика стал тише и последние слова он произнес неуверенно. – Ладно! – Сказал он наконец. – Ладно! – Он отошел от машины. – Мне кажется, лучше заняться своей лошадью.

Коннорс еще некоторое время сидел и смотрел на старика, а потом направился в Блу-Монд.

Вся восточная сторона улицы теперь находилась в тени, поэтому на ней было больше пешеходов, машин и повозок фермеров, выстроившихся вдоль тротуара. Эд остановился перед аптекой. Аптекарь выполнял какой-то заказ, служащий мыл стаканы, две школьницы пили шоколад и смеялись.

Коннорс прошел в телефонную будку и вызвал дом Хайса.

– Говорит Коннорс. – Представился он служанке, которая ему Ответила. – Мисс Хайс вернулась?

– Нет еще, – ответила служанка.

– А мистер Хайс дома?

– Нет, его тоже нет. Я огорчена…

– Ничего, – прервал ее Коннорс. – Вы сможете кое-что передать ему? Скажите, что я уехал в Сан-Луис по делу, о котором мы говорили сегодня с ним в его конторе, и что я не вернусь к обеду. Скорее всего, вернусь очень поздно. Может быть, даже не раньше завтрашнего утра.

– Да, сэр. Я передам ему все это, мистер Коннорс, – ответила служанка.

Коннорс еще немного постоял перед телефоном, после того как повесил трубку. В такой же момент в одном и! его романов герой поворачивается и сталкивается нос к носу с убийцей, который смотрит на него ненавидящим взглядом, направив дуло револьвера.

Коннорс повернулся и посмотрел вдоль улицы. Ничего не изменилось. В аптеке, кроме него, были только он сам, аптекарь, служащий за стойкой и две хохочущие школьницы.

Глава 15

Удушающая жара стояла слишком долго. Должен был пойти дождь. Он начался внезапно.

Выйдя из цветочного магазина, расположенного около отеля, Коннорс сел в машину, выбрался из города и поехал по дороге, ведущей к дому Хайса. Было немногим больше девяти часов, когда он остановил машину ярдах в пятидесяти от основной дороги и пешком направился к дому. Не прошел он и десяти ярдов, как вымок до нитки. Дождь барабанил по полям его шляпы и стекал по лицу и рукам. Ему это нравилось. Было свежо, бодро и чисто.

Перед домом стояли четыре машины: «линкольн» Джона Хайса, «ягуар», принадлежащий Аллану Лаутенбаху, новый «бьюик» Элеаны и «плимут» образца тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Окна из-за дождя были прикрыты. Прижавшись к дереву, Коннорс наблюдал за семейным обедом.

Сцена была такая же, как и накануне. Лаутенбах говорил один. Селеста делала вид, что ее интересует разговор, Элеана скучала и выглядела чем-то озабоченной. Она терла губы, щеки, проводила рукой по волосам. Хайс тоже, казалось, нервничает. Он делил свое внимание между Селестой и прикрытыми окнами. Один раз он встал и совсем закрыл одно из них. С левой стороны его пиджак все так же оттопыривался.

Покинув свой наблюдательный пост, Коннорс пересек лужайку и встал под окном, прижавшись спиной к стене. Отсюда он ничего не видел, но мог слышать разговор. Говорил опять Лаутенбах.

– Грязная и старомодная дыра – это Монте-Карло. В особенности это стало заметно после войны. О! Конечно, мы заедем туда, но люди, главным образом, едут в Беарриц. Я хочу сказать, те люди, с которыми мы будем путешествовать.

– А что вы делали во время войны, Аллан? – Голос Элеаны наводил на мысль, что она чем-то обеспокоена.

Лаутенбах казался изумленным таким вопросом.

– Ну, что… я работал вместе с отцом, разумеется. И потом мы организовали приемные дни в Вашингтоне. У нас были контракты с армией и флотом. Дело касалось питания людей.

– А! – сухо произнесла Элеана.

«Тише, малютка, – подумал Коннорс, – не забивай свою красивую головку подобными мыслями. Ты ведь собираешься замуж за этого парня. Не забывай это!»

Селеста нарушила неловкое молчание, громко воскликнув:

– О, в «Плей-Хаузе» идет новый фильм Уолта Диснея, цветной. Не хочешь пойти посмотреть, Элеана?

– Нет, мама, – ответила Элеана. Послышался шум отодвигаемого стула. – Вы меня извините, Аллан, но я хочу пойти к себе. Или купание, или коктейли, или дождь, или не знаю отчего, но у меня разыгралась мигрень. Вас не очень огорчит, если мы не поедем сегодня в «Гранд»?

Следующий стул двинулся по паркету.

– Ну, конечно, нет, Элеана. Идите отдыхайте. – Лаутенбах рассмеялся. – И не беспокойтесь обо мне. Я чуть позже поеду в «Гранд» и немного поиграю там.

Он прибавил, вероятно, обращаясь к Джону Хайсу:

– Нам вчера вечером повезло. Элеана проиграла несколько долларов, но я выиграл почти две тысячи…

Хайс первый раз заговорил с того момента, как Коннорс занял свой наблюдательный пост.

– Мне нужно будет поговорить с Мики. Если вы будете выигрывать, он не станет вам мешать. Он войдет к вам в доверие, чтобы потом получше ощипать вас. Мики всегда был самым ловким в карточных делах. Я не один раз испытал это на себе.

Лаутенбах засмеялся.

– В конце концов, дело ведь идет лишь о деньгах!

Элеана пожелала доброй ночи матери, дяде и Аллану. Между каждым пожеланием спокойной ночи наступала пауза, и Коннорс представлял себе, как Элеана по очереди целовала их. Когда очередь дошла до Лаутенбаха, он почувствовал спазм в желудке. Он считал, что любовь нетерпима, и сам подвергал себя испытаниям.

Когда Элеана покинула комнату, Селеста спросила!

– А вы, Джон? Вы ничего не имеете против кино?

Хайс казался утомленным.

– Нет, не сегодня вечером. Но я должен поехать в го» род, чтобы заняться неотложным делом, и с удовольствием отвезу вас в своей машине.

– В этом нет необходимости, – заявила Селеста. Ев французский акцент был очень заметен в этот вечер, – Когда Аллан и Элеана заехали за мной сегодня после полудня в коттедж, я просила их остановиться у гаража, чтобы узнать, готова ли моя машина. И она готова. Все, что следовало заменить – какие-то сегменты или что-то вроде этого, – они заменили. – И добавила с недоумением в голосе: – Вот поэтому она и поглощала так много масла. А теперь посмотрим…

Лаутенбах опять рассмеялся.

– Вы очаровательны, миссис Хайс! Если бы я не был влюблен в вашу дочь, я бы влюбился в вас.

– Может быть, мы пройдем в гостиную? – сухо проговорил Хайс.

Коннорс под дождем вернулся к своей машине. Он узнал все, что хотел: где обитатели дома Хайса проведут последующие чары. По крайней мере, собираются это сделать.

Проезжая через Блу-Монд, он увидел свет в конторе шерифа и разглядел силуэт Томсона. Видимо, шериф все еще ожидал ответа на свою телеграмму, перехваченную Джоном Хайсом.

Все окна коттеджа оказались закрыты, за исключением одного, в котором виднелась щель в два пальца шириной. Окна прикрывали ставни, но между ними пробивался свет, который не мог быть ничем иным, как светом от керосиновой лампы.

Свет заинтересовал Коннорса. Потом ему показалось, что он понял, в чем дело. Проблема, стоящая перед ним, должна была решиться сегодня или никогда. Шериф Томсон, не получив телеграммы, не выполнил приказ, и в прокуратуре Нью-Йорка могли забеспокоиться. Могли даже выслать специального агента в Блу-Монд.

Коннорс отъехал от коттеджа на добрую четверть мили, оставил машину на обочине дороги и под дождем вернулся к дому. Не было никакой необходимости идти осторожно, шум дождя покрывал все звуки.

Подойдя к коттеджу, он остановился в тени террасы, чтобы немного освоиться и стряхнуть со шляпы воду, Прежде чем попытаться войти в дом. Дверь была заперта на ключ, которого не оказалось Под ковриком.

«Еще одна приманка, – подумал он. – Нужно создать препятствие мухе, которая стремится в помещение паука. Муха не должна надеяться, что для нее будет открыта дверь в дом человека, замешанного в тройном убийстве».

Коннорс обошел вокруг дома и нашел кухонное окно, не закрытое ставнем. Он открыл окно, влез на подоконник и постоял на нем немного, пока глаза его не привыкли к темноте более плотной, чем снаружи.

В кухне стоял запах нежилого помещения. Под окном находился стол. Коннорс сел на него и снял свои мокрые ботинки, прежде чем ступить на пол. Вполне возможно, что он ошибся и Дональд Хайс ожидает его в комнате е лампой.

Внутри шум дождя раздавался Даже сильнее, чем на улице. Он сердито стучал по крыше, по ставням, бил в стекла.

Коннорс пытался зажечь спичку, но его рука была мокрой, а коробка отсырела. Он бросил спички и вытащил револьвер, лежащий в его кармане. Неважно, что он был мокрым.

Кухня выходила в маленькую столовую, а столовая – в небольшую гостиную. Желтый свет лампы давал достаточно света, чтобы Коннорс мог различить убранство гостиной. Мебель оказалась хорошей, со вкусом подобранной. Кресла выглядели вполне комфортабельными, там лежали журналы, а плюшевый потрепанный медвежонок, вероятно, принадлежавший Элеане, сидел в маленьком кресле рядом с куклой. Горло Коннорса сжалось: Селеста Сохранила эту комнату такой, какой она была двадцать лет назад.

Эд дошел до лестницы и прислушался. Со второго этажа не доносилось никаких звуков за исключением шума дождя, барабанящего по крыше. Он шагнул на первую бтупеньку. Лестница была крепко сколочена и не скрипела. Может быть, было бы лучше, если бы плотник оказался менее добросовестным работником.

Он поднялся по ступеням и достиг лестничной площадки, которая, расширяясь, переходила во что-то, напоминающее маленькую прихожую. Оттуда вели две двери. Они были открыты. В комнатке, выходящей на заднюю сторону дома, стояли маленькая кровать и кресло, похожее на то, что он видел в гостиной.

В другой комнате на столе, как раз позади двери, стояла лампа. Там находились двуспальная кровать, придвинутая к стене, и перед окном ночной столик с подсвечником и Библией. Кровать была застелена, но покрывало еще носило следы лежавшего тела и было разорвано у изголовья.

Коннорс рассмотрел окурки, лежащие в пепельнице. Половина их была испачкана губной помадой. Сквозь открытые занавески гардеробной Коннорс увидел много мужской одежды. Дональд Хайс не имел времени уложить свой чемодан, как и Тамара.

Эд сел на кровать и взял Библию, старую и потрепанную. Она сама раскрылась на главе четвертой со стихами восемь, девять и десять. Страница оказалась чуть испачканной: как видно, читающий часто водил пальцем по строчкам. Коннорс положил револьвер на кровать и стал читать.

Коннорс положил Библию и взял револьвер. Потом, слишком взволнованный, чтобы сидеть, он стал расхаживать по маленькой комнате, время от времени бросая взгляд в прихожую, чтобы убедиться, что никто не поднимается по лестнице.

В ящике туалетного стола, стоящего в углу, он обнаружил связку писем. Они были перевязаны красной лентой, и это напоминало ему те черновики, что хранила Элеана. «Скажем, это на память. Я перевяжу их красной лентой».

Коннорс снова сел на кровать и развязал ленту. Первое письмо было от Дональда, которое тот написал вскоре после свадьбы. Почерк – твердый, мужской – походил на тот, которым было написано письмо, показанное ему Джоном Хайсом в банке.

Коннорс отложил его и принялся за другое. Оно было написано на следующий день после рождения Элеаны. В нем Дональд Хайс говорил о своей любви к жене и радости по случаю рождения дочери. И на первом, и на втором письмах остались следы слез.

Коннорс положил второе письмо и хотел уже взяться за третье, но тут ему показалось, что какая-то дверь внизу открылась и тут же закрылась. Схватив свой револьвер, он вышел на лестничную площадку и спустился по лестнице.

У него возникло ощущение, что струя свежего воздуха смягчила затхлую атмосферу гостиной. Но входная дверь все так же была заперта на ключ. В гостиной никого не оказалось. Весь в холодном поту, Коннорс обследовал столовую и кухню, но и здесь никого не обнаружил. Видимо, шум, который ему послышался, явился результатом его расшалившихся нервов. Совершенно измученный, словно после тяжкого труда, Коннорс снова поднялся по лестнице и вернулся в комнату.

Два следующих письма не заинтересовали его – в них он не нашел ничего, чего бы уже не знал. В одиннадцатом, предпоследнем письме Дон усиленно молил Селесту о прощении за то, что ударил ее. Это письмо Дон написал из отеля в Оклахома-Сити, но, поскольку на конверте не было ни почтового штампа, ни погашенной марки, Коннорс предположил, что Дональд Хайс подсунул его под дверь комнаты жены или подложил на столик в комнатушке цирка, где Селеста переодевалась. Как и другие письма, оно также было залито слезами.

Коннорс положил его на уже прочитанные письма и принялся за последнее. На бумаге стояла марка отеля в Балтиморе, а на конверте – почтовый штамп от 16 февраля 1931 года. Письмо начиналось в радостном тоне:

Письмо продолжалось в деловом тоне – об интересах его и Джона относительно срока платежей. Потом Дональд Хайс переходил к общим впечатлениям. Он впервые оказался в Калифорнии, некоторые вещи его ошеломили, и он детально описывал их Селесте. Он рассказал об одном визите на киностудию, о рыбной ловле в Каталине, о вечере, который он провел на китайской вилле, и об Оливер-стрит. Он ездил в Голливуд-Бойл и нанял машину, чтобы отправиться в Таузанд повидать лучших друзей по цирку. Эта последняя встреча оставила у него наиболее сильное впечатление. Он с энтузиазмом говорил о маленьких городках и о кинозвездах, которые начинали покупать ранчо и земли в Черман-Уэк, Энсиноте и Тарциане. Но особенное восхищение Дональда вызвала калифорнийская флора:

Коннорс прочел это место, потом надел свою мокрую шляпу и остался так сидеть, держа письмо в руках. Значит, так! И все эти долгие годы доказательства были тут, на глазах у всех жителей Блу-Монда. И никто этого не понял!

Дождь усиливался. Коннорс собирался положить письмо к другим, когда внезапно, одним движением, вскочил на ноги. Теперь это уже точно не нервы. Шум исходил не с улицы, а из дома. Он ясно расслышал глухой удар, потом грохот, от падения тяжелой вазы, разлетевшейся на куски. Коннорс взял со стола лампу и направился к лестнице. Там, внизу, при бледном желтом свете лампы он увидел большой осколок какой-то вазы, которого раньше не видел.

Одной рукой сжимая револьвер, другой держа лампу, Коннорс стал осторожно спускаться по лестнице. Сильный удар сзади выбил из его рук лампу, и, прежде чем он успел обернуться, ему показалось, что его голова разлетается на куски от страшного удара чем-то железным, нанесенного твердой рукой. Револьвер последовал за лампой.

Шум, услышанный в первый раз, был не в его воображении. Это убийца Пабло, Санчеса и Макмиллана вошел через переднюю дверь. Увидев спускающегося по лестнице Эда, преступник спрятался за креслом или, может быть, за портьерами в гостиной. Потом, воспользовавшись тем, что он обследовал столовую и кухню, убийца поднялся по лестнице и ждал его в комнате Элеаны.

Снопы красных искр вырвались из лампы, полетевшей вниз и упавшей у окна. Загорелись занавески. Ослепнув от льющейся крови, отупев от боли и неожиданной атаки, Коннорс повернулся на полу, полубессознательным движением схватил напавшего на него. Эду стало не по себе. Значит, он не ошибся!

Тело, до которого дотронулась его рука, было нежным и мягким. Дональд Хайс был мертв. Мертв уже двадцать лет. Что касается Джона Хайса, если только он продолжал держать в руке трубу, оглушившую Коннорса, то нужно было признаться, что у него оказалась грудь женщины…

То, что схватили пальцы Коннорса, было голой грудью, теплой и нежной грудью женщины. Грудью, которая должна выкармливать ребенка. Грудью, о которой мечтает мужчина. Грудью самой Евы…

Глава 16

Благодаря притоку воздуха в открытую дверь, пламя быстро охватывало все вокруг. Коннорс пришел в сознание и почувствовал, что задыхается. Он лежал на полу лицом вниз. Плотные клубы дыма поднимались над лестничной клеткой, в гостиной полыхало. Жара стояла невыносимая.

Эд лежал почти у самого края лестницы.

Он взглянул на прихожую и комнату Элеаны. Когда он упал, пламя-уже лизало лестницу. Через несколько минут огонь перекинулся наверх. И вдруг загорелся весь этаж. С трудом восстановив дыхание, Коннорс встал и попробовал открыть окно. Шпингалеты не поддавались. Он попробовал еще раз.

Новая порция свежего воздуха увеличила пламя. Гудение усилилось. Коннорс взобрался на подоконник, и в лицо ему хлынули потоки воды. Он подставил дождю голову и плечи и, повернувшись, упал вниз. Клумба с лилиями смягчила его падение, и, собрав все свои силы, Эд откатился подальше от горящего дома. Затем, на четвереньках, он постарался отползти еще дальше, вдыхая свежий воздух и наполняя им легкие. Потом он растянулся, прижавшись щекой к «земле, и смотрел на коттедж, объятый огнем.

Огромный язык пламени вырвался из окна, из которого он только что выпал, охватил стену и перекинулся на крышу. Пока он смотрел, огонь схватил крышу в трех местах, споря с дождем и ветром. Вскоре заполыхал фасад дома, и через короткое время все было кончено.

Недалеко на дороге Коннорс услышал характерный звук отъезжающего автомобиля и поднял голову. Раздался шум мотора и скрежет коробки скоростей. Две фары зажглись и стали быстро удаляться в сторону Блу-Монда.

Коннорс перевернулся на спину, подставил лицо под дождь и лежал до тех пор, пока не почувствовал в себе достаточно сил, чтобы подняться. Вставая, он обнаружил, что находится в саду Селесты. Он нагнулся и сорвал один мак. Потом взял его в рот и, еле передвигая ноги, часто останавливаясь, направился к машине.

Теперь в Блу-Монде колокол бил тревогу. «Надо было двадцать лет назад бить тревогу», – подумал Коннорс.

Когда он добрался до дома Хайса, он увидел перед домом только «линкольн» и «бьюик». Ни «ягуара», ни «плимута» там не было. Коннорс остановил машину, вошел в дом, пересек огромную гостиную и поднялся по лестнице, не встретив ни души.

В своей комнате он зажег свет и снял мокрую одежду. Затем, достав из чемодана чистые трусы, прошел в ванную комнату, размышляя, где достать себе другие ботинки. Он приехал с одной парой, и они сгорели вместе с домом. Коннорс закрыл дверь ванной комнаты и посмотрел в зеркало на свое лицо. Удар сделал больше, чем он думал. Мерзкий шрам тянулся через его правый висок, а мокрые от дождя волосы пропитались кровью. И только благодаря надетой шляпе он избежал худшего.

Эд сделал теплый душ и, как мог, отмыл волосы. И тут он услышал, как в его комнате открылась и закрылась дверь. Он допустил ошибку, вернувшись в дом Хайса! Он был просто идиотом! Его видели уезжающим Из коттеджа! И его искали! И тот, кого искали, теперь найден!

Около двери ванной комнаты раздался голос Элеаны!

– Это ты в ванной, Эд?

Коннорс облегченно прислонился к стене.

– Да. Что случилось?

– Я хочу поговорить с тобой, – сказала Элеана. Она подождала немного, потом добавила: – Мне показалось, что я слышала, как ты поднимался по лестнице. – Эд подумал, что она плачет. – Я… я жду тебя несколько часов, Где ты был, Эд?

Коннорс надел трусы.

– Не все ли тебе равно?

– Я прошу тебя, Эд, выходи! Мне необходимо поговорить с тобой!

Коннорс начал вытираться.

– Последнее прости, да? Я очень сожалею, моя дорогая. Но наши пути разошлись в Нуэво-Ларедо!

– Нет! – запротестовала Элеана. Она не переставала плакать. – Нет, прошу тебя, Эд, не будь злым. Я виновата и сознаю это!

Коннорс прислонился к двери.

– В чем ты виновата?

– В отношении нас. Я имею в виду Аллана. – Элеана всхлипнула. – Я не могу выйти за него замуж. Я не хочу.

– И давно ты пришла к такому решению?

– Сегодня после полудня, вечером, во время обеда, я думала, что умру, когда не увидела тебя. Я решила, что ты, может быть, больше не вернешься. – Ее голос звучал так, будто она стояла, прислонившись щекой к двери. – Я умру, если ты снова бросишь меня. Я люблю тебя, Эд! Ты слышишь? Я люблю тебя!

– Да? Я считал, что существуют только биологические эмоции.

– Это помогает, но это не все! – возразила Элеана.

– Тогда скажи мне, как быть с деньгами Лаутенбаха? Что ты будешь делать?

– Мне наплевать на них, Эд! – воскликнула Элеана. – У мамы была своя жизнь, и мне больно, что она была такой трагичной. Я очень хочу сделать для нее все, что возможно. – Элеана произнесла отчетливо последнюю фразу: – Но я выйду замуж за тебя!

– Это что, предложение руки и сердца?

– Да.

– Я люблю тебя, малышка! – ответил Коннорс. – Я полюбил тебя в тот момент, как увидел на углу Такубы.

Элеана не хотела больше ждать.

– Тогда выходи, Эд, и поцелуй меня.

Коннорс открыл дверь, и Элеана упала в его объятия. Потом она увидела его лицо и отступила на шаг. Эд боялся, что она начнет кричать. Через минуту дрожащим голосом она спросила:

– Кто это сделал, Эд?

Коннорс нежно поцеловал ее. Поцелуй Элеаны не зажигал, не воспламенял его. Несмотря на горький вкус слез, ее губы были нежны и свежи, верны и обещающи. С такого поцелуя следовало начинать.

Коннорс еще мгновение прижимал ее к себе. Потом заговорил настолько же спокойно, насколько спокойной была в этот момент его любовь.

– Ты все узнаешь через несколько минут, Элеана, Но чтобы избавить меня от труда дважды рассказывать неприятную историю, дай мне спокойно одеться. Потом мы пойдем повидаться с твоим дядей.

Элеана подняла глаза.

– Это дядя Джон сделал тебе такое?

– Нет, – ответил Коннорс, – это не он. Я был очень несправедлив по отношению к нему. Он действительно такой, каким ты представила его мне.

Коннорс подобрал мокрую одежду и вынул письмо, которое он сунул в карман пиджака. Потом надел чистую рубашку и костюм, купленный им в Блу-Монде.

– Где твои ботинки? – спросила Элеана.

– Это составляет часть моей истории, – ответил Коннорс.

Одевшись, он повел Элеану вниз по лестнице к комнате Джона Хайса.

Коннорс поднял руку, чтобы постучать, но в это время Хайс открыл дверь. Он увидел Элеану и приказал ей:

– Ты бы лучше оделась, Элеана. Надень платье и поедем со мной. Эти бездарные кретины! Они допустили, что сгорело все сверху донизу, и теперь – зовут меня!

– Что сгорело сверху донизу? – спросила Элеана.

– Коттедж твоей матери, – объяснил Коннорс.

Увидев его, Хайс перестал натягивать куртку.

– А! Вы вернулись! – Он посмотрел на молодого человека, и лицо его исказилось. – Это Дон или грузовик?

– Ни тот, ни другой. Ваш брат по-настоящему мертв, мистер Хайс. Он умер в ту же ночь, когда вернулся в Блу-Монд из Калифорнии.

Пальцы Элеаны впились в руку Коннорса.

– Откуда ты это знаешь! И откуда ты знаешь, что коттедж сгорел?

– Потому что я приехал оттуда, – ответил Коннорс. – Ботинки, о которых ты спрашивала, сгорели там же. Я думаю, что там все сгорело.

Джон Хайс вытащил сигарету из кармана и стал разминать ее.

– Вы можете доказать, что мой брат мертв? Что мой брат Дон умер именно тогда, когда вы говорите?

– Да, я могу это доказать.

Джон Хайс посмотрел на свой кулак, в котором он сжал сигарету. Потом разжал его и дал табаку высыпаться на ковер.

– Я боялся этого, – сказал он наконец. – Несколько лет этого опасался. – Пожав плечами, он открыл пошире дверь своей комнаты, – Входите, пожалуйста, входите, прошу вас, мистер Коннорс.

Глава 17

Джон Хайс поставил свой стакан, когда услышал, как остановилась машина перед домом.

– Это мама, – сказала Элеана.

Она опустила занавеску и села в кресло около камина.

Селеста принесла с собой свежесть улицы. Несколько дождевых капель еще блестели на ее волосах. Она вытерла руки, потом направилась к Джону Хайсу.

– У меня для вас неприятная новость, Джон, – сказала она. – Меня вызвали из кинотеатра, чтобы сообщить, что сгорел коттедж. Остался только пепел.

Хайс посмотрел на свою потухшую сигарету.

С ноткой нетерпения в голосе Селеста продолжала:

– Ну что ж? Почему вы ничего не говорите, Джон? Вы знаете, как много значил для меня этот коттедж. – Селеста повернулась к Элеане. – Ты поссорилась со своим дядей?

– Нет, мы не ссорились. – Элеана разговаривала с матерью, словно с чужим человеком.

– Элеана! – воскликнула уязвленная Селеста.

Она сняла свой плащ и, повернувшись, чтобы положить его, увидела Коннорса. Все ее оживление мгновенно исчезло.

– О! – выдохнула она. – Я вижу…

Она закрыла лицо руками и зашаталась, будто собиралась потерять сознание. Джон Хайс подскочил к ней и держал за руки.

– Вы должны были сказать мне, Селеста! Вы должны были позволить мне помочь вам!

Он довел ее до кресла и налил коньяка.

Селеста жестом отказалась от него.

– Нет, спасибо. Я рада, – обратилась она к Коннорсу, – очень рада. Вы не хотите поверить мне, мистер Коннорс? – Ее слова сопровождались улыбкой. – Элеана тоже рада. Она вас любит, значит, ненавидит меня. Это в порядке вещей. Но я все же счастлива, что вы выбрались из коттеджа.

Селеста снова закрыла лицо руками.

– Это вы убили Дона, Селеста? – спросил Хайс.

Селеста подняла на него глаза.

– Да, думаю, что могу сказать, что я его убила, Джон. Даже если не моя рука держала нож. – Она отпила из отвергнутого недавно стакана. – Но как вы могли узнать об этом, мистер Коннорс? Меня это больше всего беспокоит. Без сомнения, все могло раскрыться в любой момент. И это могло случиться очень скоро…

– Я этого не знал, – признался Коннорс. – Если вы имеете в виду историю, которую я написал, использовав рассказ Элеаны, то я переделал ее так, как мне казалось более правдоподобным вот и все.

– Я думала, что умру, когда прочитала ее, – сказала Селеста. – Раньше я часто мечтала о смерти. – Она снова закрыла лицо руками. – Помните, в вашей истории вы дали мне в любовники Джона… – Она похлопала Хайса по руке. – Я часто хотела и этого. Я ведь плохая женщина, не правда ли?

– Нет, – вырвалось у Хайса из глубины сердца.

Селеста посмотрела на Коннорса.

– Итак, это была только детективная история. А я-то думала, что вы все знаете. Когда вы позвонили из отеля и спросили Элеану, я еще больше в этом уверилась, – С безнадежным видом она заломила руки. – И у меня не было денег, чтобы купить ваше молчание! Тогда, чтобы скрыть свою старую ошибку, я сделала то, что считала необходимым.

Хайс встал на колени перед креслом, в котором сидела Селеста.

– Это вы убили Мака, Селеста?

Она утвердительно кивнула головой.

– Когда поехала покупать цветы к столу… Я знала о той лестнице. Знала, что ружье хранится в шкафу. Я приняла Макмиллана за мистера Коннорса. И когда увидела, что ошиблась, уже не могла исправить того, что сделала.

– Я следил за вами. – Голос Хайса был удивительно спокоен. – Я также следил и за вами, мистер Коннорс. Это меня вы приняли за Дона. Я поступил так, потому что был более или менее уверен, что его здесь нет. Но вместе с тем это не исключалось.

– Вы знали, что это я убила Макмиллана? – удивилась Селеста. – Но почему же вы ничего не сказали, Джон?

Хайс покачал головой.

– Нет, я не был полностью уверен и узнал об этом лишь сейчас, Селеста. Я только спрашивал себя, почему телефонный звонок человека, с которым у Элеаны было приключение в Мексике, взбудоражил вас до такой степени. Но когда я увидел Коннорса, входящего в отель, й вас у цветочника, то обругал себя дураком и ревнивцем и вернулся сюда, чтобы отвезти Элеану в Блу-Монд.

– Я взяла розы с собой в комнату, – объяснила Селеста. – Я глубоко сожалею, что так произошло с Маком. Я очень сожалею обо всем, что я сделала. Я доставила вам столько неприятностей и разбила вам сердце.

Коннорс наблюдал за лицом Селесты. Она была нормальна в обычном смысле этого слова, но годы – годы тоски и физического отречения – нарушили устойчивость ее моральных принципов и побудили к импульсивным, неконтролируемым действиям.

– Но почему ты пыталась убить Эда? – спросила Элеана.

– Он знал все, – ответила Селеста. – О, может быть, и не совсем точно. Может быть, вначале это была просто рассказанная им история. Но он узнал. И я уверена, что он догадался обо всем, когда Джон пришел ко мне в то утро в коттедж и сказал, что мистер Коннорс ищет Дона и что он, Джон, показал мистеру Коннорсу письмо, написанное Доном, то, на подделку которого мне пришлось затратить столько времени. – Селеста на минуту замолчала, потом продолжала: – Когда вы приехали ко мне вместе с Элеаной, мистер Коннорс, я расставила вам ловушку. О, маленькую ловушку. Я вымазала губной помадой одну сигарету и оставила ее горящей в пепельнице. Я сделала вид, что очень нервничаю. И это сработало. Когда я караулила после полудня, то видела, как вы дважды проехали мимо коттеджа, и поняла, что вы придете сюда ночью. – Селеста слабо улыбнулась. – Я хорошо разыграла комедию, вы не находите?

– Да, вы отлично играете комедию, – согласился Коннорс.

В разговор опять вмешалась Элеана.

– Ты пыталась убить Эда, чтобы скрыть прошлое и чтобы я могла выйти замуж за миллионы Лаутенбаха?

– Нет, – Селеста покачала головой. – Деньги не входили в мои расчеты. Многие мужчины желали меня, и многие из них были богаты, а один почти так же богат, как и Аллан Лаутенбах. – Ее голос стал жестким, как и взгляд. – Но за исключением двух раз, когда я не смогла поступить иначе, после того единственного в своем роде трагического вечера, я всегда душой и телом была верна памяти твоего отца. Что же касается Аллана Лаутенбаха, то вспомни: ты сама решила выйти за него замуж. Это ты решила отправиться в Мексику, чтобы найти там своего отца и потребовать у него наше брачное свидетельство. – Селеста несколько истерично рассмеялась. – Я пыталась остановить тебя. Ты это помнишь? Я умоляла тебя не ездить туда!

Элеана не спускала глаз с потолка.

– Зная Сезара, – продолжала Селеста, – я догадывалась, что произойдет. Он отобрал у меня все деньги, которые я накопила. Я платила ему сто долларов в месяц за те пятьдесят, которые он присылал для тебя. Он потребовал у меня десять тысяч долларов за то, чтобы прислать твоему дяде те пять тысяч долларов. – Селеста протянула руки. – Вот куда ушли деньги твоего отца, которые он получил в Калифорнии, и те, которые я зарабатывала пением, продавая корсеты и косметику и работая служанкой. Я, Селеста, которая была первой наездницей в цирке! Я оказалась в мышеловке, и у меня не было выхода. – Она вспомнила о единственной действительно великолепной вещи в своей жизни, черпая в этом утешение. – Я была хорошей наездницей, не правда ли, Джон?

Хайс взял ее за руки.

– Да, ты была великолепна на лошади!

Улыбка Селесты погасла.

– Никогда больше я не садилась на лошадь. – Это прозвучало не как призыв к жалости, а как просто констатация факта. – Мне кажется, что я умерла одновременно с твоим отцом, Элеана. Теперь от меня осталась лишь тень. Конечно, пока ты была ребенком, ты меня держала, тобой следовало заниматься. Но теперь ты стала взрослой, и я с радостью уйду. Но ты встретила Аллана Лаутенбаха, и все началось снова.

Селеста попросила еще коньяка. Попивая его маленькими глотками, она призналась:

– В тот день, когда ты отправилась в Мексику, я позвонила Сезару и назначила ему свидание в Мехико, но потом решила, что лучше нам встретиться подальше. Где угодно, только не в Мехико. Тогда он предложил Урапан.

– А! – прервал ее Коннорс. – Так это вы были той прекрасной сеньорой под густой вуалью!

Глядя на Элеану, Селеста продолжала:

– Я умоляла Сезара, я спала с ним. Он владея мною и смеялся. Он всегда был жаден, этот тип. Он хотел еще денег. Выли ли мы с твоим отцом зарегистрированы, не имело значения. Но он знал, как умер твой отец. Я была вынуждена рассказать ему об этом в первый же вечер в Мехико, прежде чем он согласился сделать то, что мне было нужно: оживить твоего отца, присылая эти деньги. И он собирался воспользоваться этими знаниями и после твоей свадьбы с Алланом. Он даже хвастался, что ты тоже будешь принадлежать ему из страха потерять столько миллионов, если откажешь ему. – Глаза Селесты метали молнии. – Вот почему я его убила. Я не подозревала, что ты остановилась в «Моралесе». И я ничего не знала об этой истории с генералом Эстебаном. Я и сейчас многого не знаю. Только слышала что-то, когда вы трое шептались по углам. Я так мечтала, чтобы у тебя не было такого неудержимого темперамента, как у меня. Я надеялась, что ты будешь более холодной. Такие женщины гораздо счастливее, с ними не случается столько несчастий, которые раздирают сердце и душу, – Селеста поморщилась, взглянув на Коннорса. – Но, может быть, мистер Коннорс поможет тебе разрешить эти проблемы.

– Я в этом совершенно уверена, – холодно, ответила Элеана. – В моей жизни не будет другого мужчины, кроме Эда.

Селеста протянула стакан Хайсу и вытерла пальцы платком, который он ей подал.

– Я говорила то же самое о твоем отце. И я хотела, чтобы так и было. Постарайся сдержать свое обещание, дочь моя. Добро – это как камень, брошенный в воду. Круги расходятся, и все, чего они касаются, получает часть добра. Зло – это другое. Начинают с маленькой ошибки, и волны, которые его принесли, захлестывают собою все. Так произошло со мной и с Пабло.

Селеста вытерла слезы, которые жгли ей глаза.

– Я думаю, все началось с того вечера, когда Спайк Меллон свалил перегородку моей комнаты и все увидели меня голой. Я была тогда очень смущена, но все же вела себя немного как «шлюха», как выразился Дон. Столько мужчин рассматривали меня, и у всех было одно на уме. Кровь бросилась мне в голову, и я поняла свою власть над мужчинами. Я засмеялась и пошутила. Вот тогда и появился Дон. Он назвал меня шлюхой и ударил. Джон пригрозил ему, сказав, что убьет его, если он ударит меня еще раз. – Селеста положила голову на плечо Джона и заплакала. – Как я сожалею, Джон! Я не хотела быть причиной его смерти! Я любила его. – Она выпрямилась и вытерла слезы. – Женщины только и умеют, что плакать. Я, конечно, простила Дона. Я любила его. Но в глубине души я затаила против него злобу за то, что он так меня унизил. – Селеста пожала своими прекрасными плечами. – И тут появился Пабло. Вообще-то он внушал мне только отвращение. Но это был мужчина. Дон собирался в Калифорнию доставать деньги для цирка, и я умоляла его взять меня с собой, но он отказался, сказав, что мы не можем себе этого позволить.

И пока он был в Калифорний, я находилась дома, ухаживая за нашим ребенком и занимаясь хозяйством. Все те интересные места, которые он посещал, я знала по его письмам и завидовала ему. Я не ждала его раньше чем через неделю. А в тот вечер Пабло пришел ко мне по какому-то делу. Я часто пыталась потом вспомнить, зачем он пришел, но так и не вспомнила, но мне кажется, что это по поводу одной змеи.

Селеста посмотрела на Элеану.

– Я только что уложила тебя в постель и сидела на кухне, когда Пабло постучал в дверь. Он вошел, снял шляпу и сказал мне что-то. Я прошла мимо него, чтобы взять то, о чем он меня просил. Когда же я оказалась рядом с ним, он положил руку на мое плечо. Я попыталась дать ему пощечину, но не смогла. Насколько я его ненавидела, настолько прикосновение его руки возбудило меня. Он схватил меня в объятия и стал целовать в губы, шею, грудь, бормоча о том, что нашел меня прекрасной еще тогда, при свете прожекторов, и что страстно желал меня с тех пор. Я была молода, а Дон отсутствовал, уже месяц, в глубине души я затаила обиду и вынашивала мысль отомстить ему за пощечину. И я отдалась Пабло. Время перестало для меня существовать. Не было больше ни плохого, ни хорошего. Существовало только красное море желаний и нестерпимый шум в ушах. Я была Евой, Эзабель и мессалиной, я была матерью всех блудниц, я была женщиной. Все мужчины в мире не смогли бы утолить моих желаний в ту ночь…

Селеста сжала руку Джона Хайса.

– Я даже не услышала, как Дон поднимался по лестнице. Он вошел в комнату и увидел нас, меня и Пабло. В ящике туалетного столика лежал револьвер. Мне показалось, что Дон собирается убить нас обоих. Но когда он повернулся, чтобы взять револьвер, Пабло вскочил с кровати, выхватил нож из своей одежды и всадил в Дона.

Селеста теперь не плакала. Она говорила тем невыразительным голосом, который появляется у человека в минуты несчастья или полного безразличия к происходящему.

Потом Пабло швырнул нож на стол и, шатаясь, уставился в одну точку. Когда я осознала, что произошло, я схватила этот нож и ударила им Пабло. Все мое возбуждение мгновенно прошло, шум в ушах прекратился. Я осталась одна с двумя мертвыми мужчинами, одного из которых любила. Я неподвижно сидела на кровати, проходили часы, а я не знала, что мне делать. Потом я оделась, села в машину Пабло и поехала к Тамаре. Я надеялась, что она убьет меня. Вместо этого она вернулась вместе со мной в коттедж и плюнула в лицо Пабло. Потом она решила, жалея Элеану, что я привезу тело Пабло к ним в дом, а она уедет. Но помогать мне она не хотела. Я сама должна была одеть Пабло и волочить его до машины. Бумажник Дона выпал из кармана его пиджака. Я хотела дать Тамаре денег, но она чуть не плюнула мне в лицо. Потом она устроила весь этот беспорядок у себя в доме и уехала на машине. Я никогда больше не видела ее. – Селеста посмотрела на Коннорса. – Кто-то описал, во что была превращена их комната, не правда ли? Это одна из причин, по которой вы догадались…

Не в силах произнести ни слова, Коннорс лишь утвердительно кивнул головой.

– Потом я вернулась в дом, – продолжала Селеста. – Ты плакала, Элеана, хотела пить. Я дала тебе воды и вернулась в комнату, где лежал Дон. Я еще плохо осознавала случившееся. У меня появилась безумная мысль, что если я зарою Дона в саду, то навсегда сохраню его для себя. Это я и сделала. Но Мак и еще кое-кто видели Дона на вокзале. И когда на следующее утро Джон обнаружил тело Пабло и выяснилось, что Тамара исчезла, все дурные языки в городе сделали из этого ложное заключение, и все стали жалеть меня. Джон, ведь вы никогда ничего не знали и не подозревали меня, не правда ли?

Хайс покачал головой.

– Нет, все эти годы. Было лишь легкое сомнение – так не похоже было на Дона присылать эти пятьдесят долларов в месяц. Если бы он преуспел в Мексике – он посылал бы Элеане гораздо больше. Если бы ему пришлось туго – он бы совсем ничего не присылал. Потом это письмо для меня и деньги… Письмо пришло как раз вовремя – я собирался отправиться в Мексику искать Дона. А вы, Селеста, время от времени как-то странно смотрели на меня. Я пытался поверить, что вы меня любите, но отказываетесь от любви, потому что между нами существует нечто вроде стены, что-то, о чем вы не хотела или не могли мне сказать.

Селеста вложила свою руку в его.

– Я давно уже люблю тебя, Джон. Я любила тебя, когда выходила замуж за Дона. Просто его я любила еще сильнее, вот и все. Но если я могла обмануть его живого, то мертвому я не могла быть неверной. – И дрожащим голосом она добавила:

– За исключением двух раз с Сезаром Санчесом. В первый раз, когда я просила его отправлять деньги, и во второй – в Урапане, когда убила его. Я не могла отдать тебе деньги, не сказав, откуда они и что произошло, а потом, когда я сговорилась с этим Санчесом, мне уже было поздно отступать назад.

Коннорс спросил:

– А каким образом вы совершили сделку с Санчесом?

Селеста пожала плечами.

– Это случилось, когда я продавала косметику. В одну из поездок я попала в Ларедо. Там я все и придумала. А потом я приехала в Мехико и попросила одного служащего порекомендовать мне мексиканского адвоката, который говорит по-английски или по-французски, он и направил меня к Санчесу, сказав, что это очень опытный адвокат. И он действительно оказался таким. Он вырвал у меня правду и отлично прожил все эти годы на деньги Дона. И ничего не открылось бы, если бы Элеана не вздумала отправиться в Мексику за брачным свидетельством, которое я похоронила вместе с Доном. Я должна была предусмотреть все… Однажды семена маков, которые лежали в кармане Дона, взошли и зацвели цветы. – Селеста тихо заплакала. – Это Дон говорил мне, что он меня прощает, он пытался утешить меня.

Она встала, прошлась по комнате и снова вернулась, села в кресло.

Коннорс хотел выяснить еще одну вещь.

– А медальон, который Элеана и я видели в руке Санчеса? Это вы его туда вложили?

Селеста покачала головой.

– Нет, я пыталась отобрать его у Санчеса. Дон не надел его, когда отправился в Калифорнию, а взял новый, который я подарила ему на рождество. Старый медальон лежал в моей сумочке, когда я в первый раз ездила в Мексику. Санчес его у меня взял и с тех пор носил, говоря, что это память о его маленькой индюшке-американке, – Селеста повернулась к Джону Хайсу. – Ну, что же, Джон, вы хорошо сделаете, если позвоните шерифу Томсону.

Хайс все еще стоял на коленях возле кресла Селесты. Он встал и внимательно посмотрел на нее.

Селеста опустила с плеча платье и показала огромный синяк.

– Вот доказательство того, что я убила Макмиллана.

Я признаюсь в том, что подожгла коттедж и пыталась убить мистера Коннорса. О! Я взялась за это очень ловко. Я поехала в кинотеатр, вошла через главный вход, а выскользнула через запасной выход. В машине я сняла всю свою одежду, чтобы случайно на ней не осталось никаких следов или пятен крови. Когда убиваешь в четвертый раз, делаешься осторожным. Когда же лампа выпала из рук мистера Коннорса и подожгла коттедж, я испугалась и убежала, не доведя дело до конца, как в прошлые разы. – Селеста прижалась к плечу Хайса и зарыдала. – Ну что ж? Почему вы не зовете шерифа Томсона? Я признаюсь во всем. Я была причиной смерти Дона, я убила Пабло, Санчеса и потом Макмиллана. Я страшная женщина и должна понести наказание.

Хайс нежно гладил плечи рыдающей, прильнувшей к нему женщины и поверх ее головы смотрел на Коннорса. Напряжение сошло с его лица. У него созрел какой-то план.

– Согласны ли вы дать нам сорок восемь часов свободы? – спросил он.

Коннорс покачал головой.

– Вы сошли с ума, Хайс? Вы не сможете вытянуть ее отсюда.

– Я хочу попробовать. В Сан-Луисе есть международный аэропорт. За сорок восемь часов мы будем далеко.

– Возможно, но из Мексики по-прежнему требуют меня.

– Вам не нужна Селеста. У вас есть тело Дона и Элеана, чтобы подтвердить всю историю.

– Когда меня спросят, я скажу всю правду, – заявила Элеана, не глядя на мать.

Селеста подняла голову.

– Ну, разумеется, Элеана! Я ничего другого у тебя и не прошу. – Она протянула руку, чтобы дотронуться до дочери, но затем остановилась. – Ты очень любишь мистера Коннорса?

– Да, очень.

– Я очень рада.

– Так что же? – спросил Хайс Коннорса.

Коннорс постарался разубедить Хайса и отговорить от этого плана.

– Это бессмысленно, Хайс. Вас найдут. У вас никогда не будет больше недели или, в крайнем случае, месяца покоя!

– Это уже много. Я люблю Селесту уже двадцать четыре года. Может быть, мне удастся найти безопасное место. А если мы останемся здесь, ее отправят на электрический стул или приговорят к пожизненному заключению.

– Она убила трех человек.

– За исключением одного. Это была ошибка.

– А Блу-Монд?

– Тем хуже для Блу-Монда, – ответил Хайс. – Я занимаюсь Блу-Мондом почти столько же времени, сколько люблю Селесту. Пусть кто-нибудь другой играет здесь роль Господа Бога. Почему бы вам не сыграть эту роль, если вы дадите мне эти сорок восемь часов?

Коннорс посмотрел на Элеану.

– Это ты должен решать, Эд, – сказала она.

– Но Селеста твоя мать.

– Она пыталась убить тебя. Я ее ненавижу.

– Нет, Джон, я прошу тебя, – проговорила Селеста. – Мне совершенно безразлично, что со мной произойдет.

– Нет, не безразлично, – возразил Хайс. – У меня теперь есть на что тратить деньги, которые я заработал» экономно тратил и держал здесь, в доме. Мы вылетим из Сан-Луиса на Майами, из Майами сможем добраться до Боготы или, может быть, до Кито, от Кито…

Коннорс повернулся к нему спиной.

– Так-так! Нет нужды нам это рассказывать. Я не хочу этого знать.

– Значит, вы даете мне сорок восемь часов?

– Я даю вам сорок восемь часов. Но вы не сможете вытащить ее из этой истории.

– Я пойду на риск. И я не забуду этого, Коннорс!

За спиной Коннорса происходил жаркий спор. Хайс настаивал, Селеста отказывалась. Потом Селеста громко произнесла:

– Хорошо, Джон, решено, раз ты этого хочешь. Я пойду соберу кое-какие вещи.

Селеста поднялась по лестнице и вскоре вернулась со своим багажом.

Хайс помог ей надеть пальто и открыл дверь. Дцждь продолжал лить. Селеста устремилась в темному, потом повернулась и проговорила:

– Благодарю вас, мистер Коннорс! Прощай, Элеана!

Прижавшись лицом к груди Коннорса, Элеана ответила:

– Прощай, мама!

Дверь закрылась, и они остались одни.

Коннорс подождал, пока шум отъезжающей машины Хайса затих вдали. Затем он сел и посадил Элеану к себе на колени. Она вытерла свои слезы его галстуком.

– Ты веришь, что дядя Джон сумеет вытащить ее, Эд?

Коннорс сильнее прижал ее к себе и поудобнее устроил на своих коленях.

– Этого я не знаю. Во всяком случае, с деньгами Хайса у них есть шанс. Гораздо больший шанс, чем имеем мы сами.

Элеана потерлась носом о щеку Коннорса.

– Ты посмотри, что с нами случилось!

Коннорс прикурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане.

– Да, и ты посмотри, что с нами случилось.

Элеана сильно затянулась, прежде чем вернула ему сигарету.

– Одна сигарета – один человек.

Она протянула ему губы для поцелуя.

Коннорс бросил, взгляд на входную дверь.

– А Лаутенбах? Все еще не вернулся?

Элеана сморщила нос.

– А, он!

«Это забавно, быть Господом Богом», – подумал Коннорс.

И потом только слабый шум дождя, барабанившего по крыше, нарушал наступившее молчание. Они были одни на всем свете, во всей Вселенной.