Моя схватка с Богом

Это случилось днем, в половине второго, 4 июня 1987 года. Я только что приехал домой после вдохновенного богослужения — настолько вдохновенного, что я начал странно вести себя. К счастью, жена уехала на неделю к своей сестре.

Разогрев обед в микроволновой печи, я быстро поел и направился в гараж, чтобы взять Скотти — нашего маленького, жизнерадостного пуделя. Как всегда, он быстро отозвался и прибежал на мой зов, доверчиво глядя мне в глаза и несомненно надеясь, что я принес ему собачье печенье или еще какое-нибудь лакомство. Я действительно держал кое-что за спиной, но это было вовсе не то, чего он так сильно желал.

Я нежно взял Скотти на руки и унес его в полуподвальный этаж, поскольку не хотел, чтобы соседи видели, чем я занимаюсь днем. Надежно уединившись, я позволил собаке лечь рядом, а сам приготовил все необходимое и преклонил колени в молитве.

Затем, положив правую руку на голову собаке, я исповедовал свои грехи, а левой рукой, в которой был хорошо наточенный нож, полоснул доверчивого, ничего не подозревающего Скотти по горлу. В час пятьдесят все было кончено.

После случившегося я был вконец опустошен и обессилен. В течение многих лет я никого не убивал, если не считать надоедливых насекомых. Упав на колени в оцепенении, я услышал, как из перерезанных артерий умирающей собаки вытекает оставшаяся кровь — каждая пульсация отдавалась в ушах моих громовыми раскатами и сообщала мне: «Возмездие за грех — смерть; возмездие за грех — смерть». Чувствуя ужасные приступы тошноты, я, спотыкаясь, побрел к умывальнику, где попытался отмыть липкие от крови руки, напоминавшие мне, что маленький невинный Скотти только что умер за мои грехи.

Я ужасно переживал о нашей собаке и не знал, как объясню все это жене, но ягнят не так много в той части Мичигана, где мы живем.

Я совершил этот поступок не потому, что в последнее время участились случаи принесения в жертву животных современными черными магами. Меня вдохновила на это Библия. Я хотел понять на собственном опыте, что значило для Адама и Евы и для последующих поколений израильтян принести в жертву невинных животных, как того требовали ветхозаветные законы. Я имею в виду тех израильтян, которые не теряли из виду главное назначение этих жертв.

Ну, теперь, я надеюсь, вы поняли, что вся эта история вымышленная. Скотти, которому в 1990 году исполнилось 13 лет, по-прежнему спит в моем гараже и всякий раз, когда я спускаюсь вниз, подбегает к двери в надежде получить что-нибудь вкусненькое. Я надеюсь, что эта страшная история поможет современному поколению читателей лучше понять и уяснить для себя учение о заместительной жертве — ведь для многих моих современников убить животное своими руками (или любыми другими средствами) — совершенно непонятная вещь, о которой они когда-то читали в Книге Левит. Если эта иллюстрация вызвала у вас отвращение, я достиг своей цели — довести до вашего сознания, как дорого обошелся грех человечеству и на какие ужасные страдания вынужден был пойти Христос. Я хотел, чтобы мои читатели начали понимать жестокую реальность Голгофы и не думали о кресте на уровне воображаемых банальностей, которые лишают грех и его последствия свойственной им жестокости и зверства.

Ветхозаветное основание

Возможно, для большинства древних израильтян жертвоприношения как часть богослужения вошли в привычку и стали ничего не значащей формой. Однако в одном мы можем быть уверены: жертвоприношение было умопомрачительным переживанием для прародителей нашей земли, которые до появления греха не видели ничего мертвого.

В Быт. 3:21, где говорится, что «сделал Господь Бог Адаму и жене его кожаные одежды, и одел их», вдруг возникает интригующая тема. В последний раз мы видели Адама и Еву в неуклюжих самодельных опоясаниях из смоковных листьев. Теперь у них появилась новая одежда. У любого здравомыслящего человека сразу же возникнет вопрос: откуда взялись эти кожи в стране, населенной вегетарианцами (Быт. 1:29; 3:18)[1]

Хотя даже консервативные богословы считают, что «надо обладать изрядной долей воображения, чтобы усмотреть в этом эпизоде истину об искуплении«1, все же контекст дает основание предположить, что Адам и Ева были научены после своего грехопадения принципам заместительной жертвы. Только исходя из этой предпосылки, можно понять и удовлетворительно объяснить историю о Каине и Авеле в 4-й главе Книги Бытие.

Как уже отмечалось в первой главе, мне было трудно уразуметь 4-ю главу Бытия, когда я впервые прочитал Библию, потому что мне казалось, что жертва Каина, по меньшей мере, ничуть не хуже Авелевой. С точки зрения человеческой логики, жертва Каина мне даже казалась лучше, потому что для выращивания фруктов требуется больше труда, чем для выращивания овец, которые сами по себе пасутся на травке и плодятся. Я чувствовал себя ужасно оттого, что Бог выбрал кровавую жертву Авеля, а на добрые дела Каина «не призрел». Я стал сочувствовать Каину и разделять его гнев при виде такой несправедливости (ст. 1-6). Я понятия не имел, что Бог подразумевал, когда сказал Каину, что если бы тот делал добро, то был бы принят.

Эта история не имела бы смысла, если не принимать во внимание знания Каина и Авеля о заместительной жертве. Но совсем недавно я натолкнулся на следующие слова из Послания к Евреям 11:4, где говорится, что «верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его». К тому времени я всерьез занялся изучением библейской истины, выраженной в словах: «Без пролития крови не бывает прощения» (Евр. 9:22). Я пытался понять, почему Христос рассматривается новозаветными писателями как «Агнец Божий, Который берет на себя грех мира» (Ин. 1:29). В более зрелые годы я начал понимать, что Каин знал то, чего не знал я, когда впервые прочитал Библию.

Чтобы история о Каине обрела смысл, нам нужно рассматривать его жертву как акт неповиновения тому наставлению о жертве за грех, которое было ему дано, а также как отвержение того глубокого смысла, который был заложен в жертвоприношениях животных. Хотя со мной могут спорить и утверждать, что я искусственно перенес последующие учения Ветхого и Нового Завета в четвертую главу Бытия, единственно возможная альтернатива этому — нарочитое невежество в отношении библейских символов на основании того, что Библия почти ничего не сообщает о жизни первых людей. Таким образом многозначительную библейскую историю можно легко превратить в занятную чепуху.

Елена Уайт полагает, что наши прародители и их дети были не только «хорошо знакомы с условиями спасения человечества», но и «понимали систему жертвоприношений, установленных Самим Богом», «Жертвоприношения, установленные Богом, должны были постоянно напоминать человеку о том, что он нуждается в исповедании своих грехов и живой вере в обетованного Искупителя. Они должны были свидетельствовать падшему человечеству о том, что грех приводит к смерти»[2].

Мы можем только догадываться о том, какое сильное впечатление на Адама и Еву, — которые до этого никогда даже не видели смерти, не говоря уже о том, чтобы самим отнимать у кого бы то ни было жизнь, — произвели жертвоприношения. Тот факт, что возмездие за грех — смерть, поразил их воображение с такой силой, которую не дано понять другим людям, «привыкшим» к смертоносным последствиям греха. Совершенно очевидно, что когда Адам принес свою первую жертву, он понимал, что это невинное животное умерло за его личный грех.

Заместительная жертва лежит в основании символики спасения с самого начала послепотопной библейской истории. Смысл переживаний Адама и Евы, описанных в первых главах Библии, становился все более понятным по мере того, как авторы Ветхого и Нового Завета добавляли все новые и новые детали к ребусу проблемы греха. То, что первым патриархам казалось бессистемным набором жертв, было упорядочено во времена Исхода. Ежедневные жертвы и важные обряды ежедневного очищения, которые предвосхищали великий суд над всяким грехом, стали неотъемлемой частью жизни евреев благодаря законам, которые Бог дал через Моисея.

Однако интересно отметить, что ни один из ветхозаветных писателей не прояснял смысла жертв. Винсент Тейлор указывает, что «нигде в Ветхом Завете мы не находим разумного объяснения жертвоприношений. Они воспринимаются древними как само собой разумеющееся Божественное установление, и единственный принцип, лежащий в его основании, выражен словами: "Кровь есть жизнь"»[3]. Как и в истории, описанной в 3-й и 4-й главах Книги Бытие, смысл жертв, по-видимому, был достаточно очевиден для тех, кто приносил их. К счастью, о символическом значении заместительной жертвы в Новом Завете говорится больше, чем в Ветхом, и прежде всего о том, как эта жертва связана со смертью Христа.

С другой стороны, как отмечает X. Уилер Робинсон, мы можем многое узнать о важности смерти Христа из Ветхого Завета, поскольку использование этого понятия в Новом Завете во многом «обусловлено ветхозаветным смыслом жертвоприношений»[4]. Система жертвоприношений была сердцевиной всей религии Израиля. Когда эти жертвы приносились из правильных побуждений, они указывали на обновление взаимоотношений человека и общества с Богом.

В основании ветхозаветной системы жертвоприношений лежал принцип заместительства. Грех воздвиг стену разделения между людьми и Богом. Кроме того, грех означал смерть (Иез. 18:4). Грешники, приводившие жертвенных животных перед Господом, возлагали руки на их головы и исповедовали свои грехи, тем самым символически перенося их на животных, которые должны были умереть как жертвы (Лев. 1:4; 4:29; 16:21)5. Таким образом, как считает Гордон Венхэм, разрушалась стена Божественного неудовольствия, отделявшая нарушителя от Бога, гнев Божий отвращался, и восстанавливались прежние нормальные взаимоотношения между грешником и Богом[6].

Самый ясный текст из Ветхого Завета о значении жертв мы находим в Книге Левит 17:11: «Потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает».

Джон Стотт отмечает, что в этом тексте есть три объяснения значения крови. Во-первых, кровь символизирует жизнь; во-вторых, кровь совершает искупление, так как за жизнь грешника отдается жизнь невинной жертвы, и, в-третьих, кровь ради искупления была назначена Самим Богом. «Я, — заявляет Бог, — назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши». Таким образом, уже из Ветхого Завета ясно, что жертвоприношения не были изобретением человека, призванным умилостивить Бога, но установлением Самого Бога[7].

Комментируя это место Св. Писания, П. Т. Форсайт указывает, что «жертвоприношение есть плод Божьей благодати, а не ее условие. Оно было назначено Богом и совершалось для Него. В основе любого очищения и искупления лежит не гнев Божий, а Его благодать»[8].

Таким образом, еще в Ветхом Завете Бог по Своей милости первым проявил инициативу и предложил путь очищения и устранения преграды, которую грех воздвиг между Ним и людьми, так чтобы они снова воссоединились со своим Создателем[9].

Система жертвоприношений была убедительным наглядным уроком, иллюстрирующим как последствия греха, так и цену освобождения от него для тех, кто хорошо понимал ее смысл. Для мужчин и женщин, живших в древнем мире, пишет Д. С. Уэйл, «жертва была не образным выражением, а абсолютной истиной… Она подтверждала действенность проливаемой крови, с религиозной точки зрения». Однако современным людям это установление кажется варварским по нескольким причинам. Люди, живущие в XX в., считают «ужасной, с нравственной и эстетической точки зрения, саму идею отвращать неудовольствие Бога путем окропления жертвенника кровью невинной жертвы и вознесения к небу облака дыма от ее сгораемого мяса»[10]. Представьте себе рои мух, смрад и другие побочные последствия закалывания жертвы — и вы поймете, какое это грязное дело.

Но если ветхозаветные жертвоприношения кажутся вам отталкивающим и грязным делом, то Новозаветная Жертва, если только задуматься над этим, гораздо более отвратительна. Ветхозаветные жертвы были лишь тенью, указывающей на самый немыслимый и невероятный из всех религиозных образов — «распятого Бога»[11].

Распятый Бог

Жертва — главное слово, используемое авторами Нового Завета для описания важности смерти Христа и смысла Евангелия. Новый Завет насыщен терминологией и образами иудейской обрядовой системы. Так, Иоанн Креститель называет Иисуса «Агнцем Божьим, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29); Павел говорит о Христе как о Пасхе нашей, закланной за нас (1 Кор. 5:7); а Петр заявляет своим читателям, что они искуплены «не тленным серебром или золотом», но «драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого агнца» (1 Петр. 1:18, 19).

Однако в Послании к Евреям, где проводится расширенное сравнение служения Христа с иудейской системой жертвоприношений, наиболее понятно и доступно объясняется, что смерть Христа была жертвой за грехи человечества. «Без пролития крови, — утверждает автор Послания к Евреям, — не бывает прощения. Итак образы небесного должны были очищаться сими. самое же небесное лучшими сих жертвами» {Евр. 9:22, 23). Христос «однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею» (ст. 26). В то время как «невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи», Христос принес «одну жертву за грехи» (Евр. 10:4, 12).

Левитское служение с его жертвоприношениями предвосхищало жизнь и смерть Христа, а также Его служение после воскресения (Евр. 8:1-7). Поэтому, как верно отметил Джон Мюррей, «мы должны рассматривать жертву Христа с точки зрения левитских прототипов, поскольку они сами были прототипом будущей жертвы Христа»[12]. Таким образом, символика двух Заветов неразрывно связана. Новый Завет фактически более полно раскрывает смысл ветхозаветной символики.

Помимо преемственности символики в двух Заветах, можно с полным основанием отметить еще и то, что, если мы хотим понять суть креста, нам необходимо посмотреть, как Иисус относился к Своей миссии. Наверно, самым понятным Его высказыванием о Своей смерти как о жертвоприношении было то, которое Он сделал во время последней Вечери. «Сие есть Кровь Моя нового завета, — сказал Он ученикам, — за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26:28; ср. с Мк. 14:24).

Авторы Евангелий открывают нам, что Иисус много думал о Своей смерти. Например, Марк где-то в середине своего Евангелия записал слова Иисуса о том, что Ему надлежит много пострадать, быть отверженным иудейскими начальниками, «и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Мк. 8:31, 32; ср. с Мф. 16:21). Иисус связал это высказывание с другим, в котором заповедал ученикам взять свой крест (Мк. 8:34; Мф. 16:24). Марк зафиксировал еще два случая, когда Иисус говорил со Своими последователями о Своей смерти (Мк. 9:30-32; 10:32-34). Все евангелисты указывают на то, что в страданиях и смерти Иисус видел смысл Своей жизни.

Иоанн освещает этот вопрос несколько иначе, чем авторы синоптических Евангелий, говоря о том, что Иисус двигался к тому «часу», ради которого пришел в этот мир. Его «час» настал вечером накануне Его смерти (Ин. 12:27; 13:1). Он начался во время последней Вечери, продолжался в Гефсимании и достиг кульминации на кресте.

Во всех четырех Евангелиях ключевым событием является скорее смерть Христа, нежели Его жизнь или даже Его учение. Евангелия являются в каком – то смысле «нестандартными биографиями», потому что отводят непропорционально много места последним нескольким дням Христа на земле. Его смерти и Его воскресению. Большинство биографий великих людей написаны иначе. В «нормальной» биографии несколько сот страниц обычно посвящается жизни человека и его вкладу в сокровищницу мировой науки или культуры и всего лишь пять-десять страниц — его смерти. Причина в том, что биографа интересует прежде всего жизнь великого человека.

В этом смысле Евангелия — уникальное явление в истории мировой литературы. В центре повествования находится смерть Главного Героя, а Иоанн и вовсе уделяет этому событию половину своей книги. Но что еще более странно — Герой Евангелий умер не геройской смертью; на первый взгляд, создается впечатление, что Бог Его оставил, потому что, как сообщают нам авторы Нового Завета, Он понес на Себе грехи мира и умер за грехи всего человечества. В пятой главе будет больше сказано о «Богооставленности» Иисуса во время Его борьбы в Гефсимании и смерти. На данном этапе вполне достаточно признать, что «смерть не была несчастным случаем в жизни Христа, как это бывает с нами; она была смыслом и кульминацией Его Мессианского призвания»[13].

Несмотря на убедительные свидетельства как Ветхого, так и Нового Завета, немало христианских богословов отрицают тот факт, что смерть Христа была искупительной жертвой. Например, Гастингс Рашдал, сбросив со счетов ясные слова Иисуса в Мф. 26:28, которые опровергают его мнение, пришел к следующему выводу в своей влиятельной книге: «Ничто в евангельском повествовании не дает повода предположить, что надвигавшаяся смерть Иисуса могла каким-то образом привести к прощению грехов или что Иисус умирал «за» Своих последователей не только в том смысле, в каком Он жил для них. Напротив, Он умер в том же смысле, в каком другие мученики умирали за свое дело и своих последователей». Далее Рашдал добавляет, что «в словах, которые Иисус будто бы сказал на последней Вечере, нет ничего, что предполагало бы принципиальное отличие того служения, которое Он сознательно совершал, от того служения, к которому Он призывал Своих учеников»[14].

Другие богословы приняли за аксиому то, что для правильного понимания плана спасения нужно изучать не систему жертвоприношений, а «притчу о блудном сыне, который после покаяния был принят своим отцом без всяких дополнительных условий и без всяких внешних знаков примирения«15. Люди, разделяющие эту точку зрения, склонны видеть в смерти Христа не Божий суд над грехом, а живой пример Отцовской заботы о Своих сущих в мире. Иисус умер не как жертва за грех, а потому, что неблагодарные люди так отнеслись к Его добрым учениям. Несмотря на оказываемое Ему сопротивление, Иисус непрестанно учил народ, вследствие чего претерпел мученическую смерть на кресте. «При таком взгляде на искупление, — утверждает Уильям Уилсон, — смерть Христа не связана со спасением человечества напрямую, как принято было считать»[16].

Из этого следует, что в плане спасения учение Христа, Его личный пример и Его способность воодушевлять Своих последователей любить Бога и творить добро гораздо важнее, нежели Его смерть. Таким образом, как писала Хорис Бушнел, «искупление… это изменение, совершаемое в нас». В том же духе высказывался и Роберт Франке, писавший, что «проблема искупления сводится к тому, чтобы привести грешника к истинному признанию и исповеданию своего греха, за которым следует обращение, полное доверие и послушание Отцу»[17].

Теория, согласно которой Христос умер, чтобы завоевать нас для Божьей любви и воодушевить нас жить так, как жил Он, — во многом справедлива, что мы и увидим в седьмой главе. Но если считать это главной, еслине единственной причиной смерти Христа, тогда придется отвергнуть множество библейских свидетельств, указывающих на то, что Иисус понес наши грехи и умер вместо нас, чтобы искупить «нас от клятвы закона» (Гол. 3:13) с его смертным приговором (Рим. 6:23).

Учение о том, что Иисус умер лишь для того, чтобы оказать сильное нравственное воздействие в пользу нашего любящего Бога и побудить людей жить в послушании Ему, «открывает много, но недостаточно, — как считает Лесли Уэзерхед. — Оно не охватывает всего, о чем говорится в Новом Завете»[18]. Джеймс Денни высказал ценную мысль, заметив, что «трудно не задаться вопросом, замечали ли когда-нибудь те, кто так уверенно говорит нам об отсутствии искупительной жертвы в притче о блудном сыне, что в этой притче также нет и Христа — нет старшего брата, который вышел бы на поиски потерянного сына, стремясь спасти его и, если надо, пожертвовать для этого своей жизнью»[19].

Наверно, будет уместно заключить, что если мы пытаемся понять смерть Христа с библейской точки зрения, необходимо принимать во внимание все свидетельства Библии. Нельзя подстраивать Библию под человеческую логику.

Неприятие смерти Христа как жертвы за грех, которое началось в XVIII в. в так называемую эпоху Просвещения, объясняется реакцией на многие крайности, имевшие место в годы позднего Ренессанса. Например, многие тогда считали, что смерть Христа каким-то образом «купила» Божье благоволение и тем самым изменила Его отношение к грешникам с резко отрицательного на нежное и любящее.

Хотя подобная реакция на искаженное учение вполне понятна, было бы разумнее не бросаться в другую крайность и не отказываться вообще от такого понятия, как «жертва Христа», и библейского учения о том, что Богу угодно было перенести Свой суд над грехом с грешников на Самого Себя (эта тема будет подробнее рассматриваться в четвертой главе). Эмиль Бруннер полагает, что, нравится нам это или нет, «этот чуждый элемент был в центре свидетельства первой христианской общины. Мы можем избавиться от него лишь ценой полного отвержения ясных свидетельств Нового Завета»[20].

Бенджамин Уорфилд пишет еще более откровенно, заявляя, что люди, не придерживающиеся библейской точки зрения на жертву Христа, «исповедуют другую религию, не имеющую ничего общего с христианством Голгофского креста»[21].

Для Павла тема о распятом Боге была центральной в проповеди Евангелия. «А мы проповедуем Христа распятого, — писал он, — для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных… Христа, Божию силу и Божию премудрость» (7 Кор. 1:23, 24).

Почему Невинный должен страдать за виновных

В дискуссии на тему, была ли смерть Христа «жертвой за грех», немаловажную роль играет вопрос о том, почему Невинный должен страдать за виновного (то есть вопрос о заместительной жертве Христа).

В первой главе мы упоминали об очень «древних» возражениях против идеи замещения. «Какого человека, — спрашивал Ансельм в XI в., — не признали бы достойным осуждения, если бы ему пришлось осудить невиновного, чтобы виновного отпустить на свободу?» Похожие мысли высказывал Абеляр: «Как это жестоко и несправедливо требовать крови невинного в выкуп за что бы то ни было или испытывать удовлетворение от убийства невинного человека! Еще более непонятно, как Бог может считать смерть Своего Сына настолько желанной, чтобы посредством нее примиряться со всем миром?!»[22]

Позднее Джон Макуорри приклеил ярлык «субхристианская» идее о том, что «Христос был наказан Отцом за грехи людей и вместо людей». В конце концов, утверждает Уильям Ньютон Кларк в первой либеральной систематической теологии. изданной в Америке, «наказание никак нельзя перенести, и никто не может быть наказан за грех другого… В силу самой своей природы наказание может постичь только грешника»[23].

И разве пророк Иезекииль не написал, что «душа согрешающая, она умрет» и что «сын не понесет вины отца», и наоборот? «Правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иез. 18:20).

Однако на все эти сомнения, вопросы и заявления отвечает ясное учение Ветхого и Нового Завета, приводящее нас к противоположному выводу. Хотя слово «замещение» почти не встречается в Библии, вся левитская система жертвоприношений построена на этом принципе. Как отмечалось в предыдущем разделе, и это удачно обобщил Ганс Ларонделл, «идея о том, что вину можно перенести, была основополагающим принципом всего символического, обрядового служения, совершавшегося в древнем Израиле, кульминацией которого было ежегодное перенесение вины на козла отпущения»[24].

Кроме того, Джеймс Сталкер считает, что новозаветное учение об искуплении «уходит корнями в Ветхий Завет, поэтому его нельзя понять, не осмыслив и не оценив по достоинству систему жертвоприношений в ветхозаветном богослужении»[25].

Так, Павел определяет «евангелие» в следующих словах: «Христос умер за грехи наши», был погребен и воскрес в третий день (1 Кор. 15:1-3). В другом месте он писал еще более конкретно о том, что Христос был «предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (Рим. 4:25); «один умер за всех… Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2 Кор. 5:14-21); «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, — ибо написано: «проклят всяк, висящий на древе»» (Гал. 3:13). Основывая свои доводы в третьей главе Послания к Галатам на Второзаконии 21:23 и 27:26 (ср. с Гал. 3:10), Павел доказывал, что, хотя мы, как нарушители закона, заслуживаем того, чтобы нас исключили из общества, вступившего с Богом в завет, Христос занял наше место и принял на Себя наш приговор, став «за нас клятвою».

Другие авторы Нового Завета высказываются по этому вопросу так же определенно, как Павел. Например, Петр писал, что «Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо… ранами Его вы исцелились». «Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти» (1 Петр. 2:24; 3:18; ср. с Лк. 22:37; Ис. 53:5, б, 8. 11, 12).

«Христос умер за грехи наши» (1 Кор. 15:3) — вот основание библейского учения о спасении. «Он наш Спаситель, — писал Д. Грешем Мэйчен, — не потому, что воодушевил нас жить той же жизнью, что и Он Сам, но потому, что взял на Себя страшную вину за наши грехи и понес ее вместо нас на кресте»[26].

Мартин Лютер основал теологию Реформации на идее о заместительной жертве. В письме к одному монаху, который пребывал в унынии по поводу своих грехов, Лютер писал: «Тебе надо познать Христа, и притом распятого. Учись воспевать Его и говорить: "Господи Иисусе, Ты — моя правда, я — Твой грех. Ты взял на Себя то, что было моим, и дал мне то, что принадлежало Тебе. Ты стал Тем, Кем не был, чтобы я стал тем, кем я не был"»[27].

Елена Уайт придерживалась того же мнения, когда писала, что «со Христом поступили, как того заслуживаем мы, чтобы с нами поступили, как того заслуживает Он. Его осудили за наши грехи, в которых Он не участвовал, чтобы мы оправдались Его праведностью, в которой мы не участвуем. Он вкусил нашу смерть, чтобы мы приняли Его жизнь»[28].

Хотя учение о замещении взято из Библии, его можно неправильно понять, как и многие другие библейские учения. Чтобы это учение было жизнеспособным, оно должно принимать во внимание другие библейские истины. Поэтому его необходимо отделить от всякого намека на мстительность Бога и от законнического понимания «небесной бухгалтерии», которое предполагает попытку уравнять тяжесть страданий Христа с совокупным количеством людских грехов.

Как сказано в книге «Путь ко Христу», Иисус взял на Себя вину и юридическую ответственность за наш грех[29], но это не значит, что Ему были переданы наши нравственные качества. Хотя Он принял на Себя наказание за грех, нам не следует относиться ко кресту, как к карательным мерам со стороны Бога. Крест надо рассматривать скорее как Божий суд над грехом. «Бог, — пишет П. Т. Форсайт, — сделал Христа грехом в том смысле… что Он на самом деле взял Его скорее вместо греха, чем вместо грешника, и осудил грех на Нем»[30].

Сердцевиной теории замещения является мысль о том, что Христос Своей смертью сделал нечто такое, что мы не могли сделать для себя сами. Он заплатил цену, которую мы не могли заплатить, и «Он спасает нас от смерти во грехах наших»[31].

Как уже отмечалось в начале этого раздела, на протяжении многих веков некоторые мыслители считали учение о заместительной жертве безнравственным в своей основе. Они утверждали, что ни грех, ни праведность не могут быть переданы. В ход был пущен также юридический аргумент, согласно которому замещение разрешается только по гражданскому, но не по уголовному кодексу[32]. Например, я могу заплатить за своего лучшего друга штраф за превышение скорости, но я не могу сесть за него в тюрьму за совершение вооруженного ограбления или разбоя.

Главная беда здесь в том, что смешиваются два разных понятия: человеческое преступление и грех, Майкл Грин указывает, что между грехом и преступлением есть одно важное отличие. Преступления совершаются против общества, а грех — против человека (и в конечном итоге — против Бога, Творца всех людей, — см. Пс. 50:6).

Судья не уполномочен прощать убийцу, но в области личных взаимоотношений все решается иначе. Грех имеет отношение, в первую очередь, к межличностным отношениям, а человек, и тем более Бог, может по своей воле простить тех, кто ему дорог[33].

Итак, переместив грех из области уголовного права в область межличностных отношений, мы прояснили некоторые сомнительные моменты теории замещения, но многие проблемы по-прежнему остаются. Если Бог — Такое любвеобильное и всемогущее Существо, зачем тогда Иисусу надо было непременно умирать? Неужели Бог не мог простить без этого?

Почему Бог не мог простить, не отправив Иисуса на крест

В таких текстах, как Мф. 6:14 и 18:33,34, Бог заповедал вам прощать своим ближним, не ставя никаких предварительных условий. Он не предлагал вашему ближнему принести за свое прегрешение против вас жертву искупления. Вам ведено просто прощать. Но почему же тогда Сам Бог не хочет принимать того лекарства, которое прописывает нам с вами? Почему Он не следует тому совету, который дает нам? Вне всякого сомнения, Бог достаточно могуществен и любвеобилен, чтобы простить и спасти все человечество одним взмахом руки. Зачем же тогда Он отправил Христа на смерть?

Ансельм полагал, что ответ на этот вопрос надо начинать искать с другого вопроса: Кто Такой Бог и насколько серьезен грех?[34] Бог — частное Лицо и в то же время Он — Творец Вселенной. Проблема, с которой столкнулся Бог, как отмечалось в первой и второй главах, состоит в том, что часть Его Вселенной восстала и что сатана посеял недоверие к Нему в сердцах мятежных ангелов и людей. Бог должен разрешить проблему греха таким образом, чтобы, с одной стороны, доказать Свою любовь, а с другой стороны — утвердить законы Своего Царства. Как частное Лицо Он мог просто и легко простить, но, будучи Повелителем Космоса, Бог вынужден заботиться о стабильности и порядке. Если бы Бог просто простил и не привел в исполнение приговор за нарушенный закон Своего Царства, сатана тут же стал бы доказывать, что Бог солгал. «Смотрите, — сказал бы он сочувствующим ему личностям, — грех не вызывает смерти. Богу нельзя верить на слово».

Учитывая характер брошенного Ему вызова. Бог вынужден был разработать план, который бы подтвердил Его святость и праведность и вместе с тем позволил бы Ему простить виновных. Пол Тиллих прекрасно сформулировал суть вопроса, написав, что «любовь становится слабостью и сентиментальной чепухой, если не включает в себя справедливость»[35].

Правосудие должно быть удовлетворено. Отменить приговор по мотиву любви означало уничтожить нравственное основание Вселенной. Такое решение продемонстрировало бы всей Вселенной, что Бог не относится серьезно к Своим законам и словам. «Хотя грешников надо спасать, — пишет Леон Моррис, — нельзя не учитывать и фактор нарушения Закона. Новый Завет свидетельствует, что Христос спасает нас таким образом, чтобы не нанести ущерба этому Закону»[3б].

Чтобы Бог простил грех. Он должен его сначала осудить и привести в исполнение приговор над ним. «Но каким же образом, — вопрошает Джон Стотт, — Бог мог одновременно выразить Свою святость в суде и Свою любовь в прощении? Только послав к грешникам Божественного Заместителя, чтобы Этот Заместитель принял на Себя осуждение и даровал грешнику прощение»[37].

Только величием жертвы мы можем измерить тяжесть людской вины. «Правосудие требует, — писала Елена Уайт, — чтобы грех был не просто прощен, но чтобы был приведен в исполнение смертный приговор. Даровав нам Своего Единородного Сына, Бог выполнил оба требования. Умерев вместо человека, Христос удовлетворил иск правосудия и обеспечил человеку прощение»[38]. Христос может прощать, потому что Он понес на Себе наш грех.

«Крест, — отметил Бруннер, — это единственно возможный выход, поскольку на нем соединились абсолютная святость и абсолютная милость Бога»[39]. Таким образом, крест Христов «поставил Божье прощение на нравственный фундамент»[40], поскольку Божественный Законодатель и Божественный Помилователь стал также Божественной Жертвой.

Хотя существует еще много неясных аспектов в служении Христа, одним из самых распространенных понятий как в Ветхом, так и в Новом Завете, как видно из первых двух разделов данной главы, является понятие о заместительной жертве. Однако человеческий разум не в состоянии проникнуть во все лабиринты греха и понять всю глубину Божьей любви, выраженной в плане спасения. Важно отметить, что Бог никогда даже и не пытался объяснить в Священном Писании все полностью. Его ответ заключался не столько в подробном объяснении, сколько в откровении. Замещение, считает Фридрих Бюшель, есть часть Божественного откровения. «Откровение и замещение, — пишет он, — это вовсе не два противоположных понятия. Откровение доходит до людей только после того, как произошло замещение. Бог в Своей правде открывает больше, чем терпение, оставляющее грех без наказания {Рим. 3:26). Он также открывает святость, которая в одно и то же время является и благодатью, и судом»[41].

Самое полное проявление Божьей любви и правосудия и, с другой стороны, самое убедительное проявление злонамеренности сатанинского царства имело место на Голгофском кресте.. Там совершенный Исполнитель Закона был убит Своим врагом на глазах всей Вселенной. Христос, самое полное откровение Бога (Евр. 1:1, 2), продемонстрировал как любовь Божью, так и Его правосудие. В конечном итоге, как мы увидим в главах 5 и 6, Божье откровение во Христе успокоит и умиротворит тех, кому не дают покоя сомнения о нравственности заместительной жертвы. А тем временем мы остаемся наедине с библейским откровением об этом событии.

Непривлекательный крест

Крест Христа — главный символ христианства, однако трудно было бы представить себе более отталкивающий образ. Для живущих в XX в. крест может быть произведением искусства, украшающим наши церкви, Библии или даже наши тела, но в первом столетии христианской эры он не был эстетическим символом, радующим глаз.

Это было орудие самой жестокой казни, включавшей в себя всеобщий позор и медленную, невыносимую пытку. Публичный позор состоял в том, что приговоренного к смерти заставляли волочить на себе крест (или, по крайней мере, его основной столб) по улицам к месту общественной казни. В ту эпоху, когда не было телевизионных программ и фильмов, удовлетворяющих порочную тягу человека к насилию и жестокости, распятия часто становились самым интересным зрелищем для скучающих, праздно шатающихся людей. С несчастных срывали всю одежду и так пригвождали ко кресту, что они не могли удовлетворять свои телесные нужды или скрыть свою наготу от колких насмешек и оскорблений собравшихся.

Телесные муки, вызываемые распятием, начинались с того момента, когда руки и ноги пробивали острыми гвоздями, а затем оставляли жертву висеть на нестерпимо палящем палестинском солнце. Несчастный был полностью ограничен в движении и поэтому не мог защитить себя от жары, холода или насекомых. Смерть от истощения, вывихов, мышечных растяжений, голода и жажды обычно наступала не сразу. Иногда распятые мучились много дней.

По римскому праву, распятие было высшей мерой наказания для рабов и чужестранцев, признанных преступниками. Его часто применяли для расправы над беглыми рабами и бунтарями. Иисус был осужден Пилатом как политический преступник[42].

«Крест, — пишет Юрген Мольтман, — это поистине нерелигиозная вещь в христианстве». Страдающий Бог Сын, отверженный людьми и убитый при явном попустительстве Бога Отца (см. главу 5), требует веры вопреки естественному желанию человека. «Для учеников, которые следовали за Иисусом до Иерусалима, Его позорная смерть не была доказательством Его послушания Богу или мученичеством за истину, но отречением от Мессианских притязаний. Она не подкрепила тех надежд, которые они на Него возлагали, но полностью разрушила их»[43].

Проповедь о кресте как таковая была странным основанием для христианской Церкви. «Слово о кресте, — писал Павел, — для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых — сила Божия». Такая проповедь была «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (7 Кор. 1:18, 23).

В представлении иудеев всякий казненный через распятие был отвержен своим народом, проклят по Закону Божьему и исключен из Божьего завета с еврейским народом (Гол. 3:13; Втор. 21:23). В свете большинства пророчеств Ветхого Завета они надеялись, что их Мессия будет могущественным Царем, Который победит Своих врагов. Неудивительно, что для иудеев крест Христов был «соблазном».

Язычники считали крестную смерть самой позорной. Римские граждане в целом были законом защищены от распятия. Только люди из самых низших сословий могли быть казнены подобным образом. Каким безумием крест был для язычников, хорошо видно из одного антихристианского настенного рисунка, найденного при раскопках древнего Рима и датируемого II веком. На этом рисунке изображена распятая фигура с головой осла. Вторая фигура стоит поодаль с поднятой рукой. Внизу неровно сделана надпись: «Алексаменос поклоняется своему богу».

Перспектива

Именно крест, «символ позора», стал основной вестью первых христианских проповедников. Сердцевиной Евангельской вести апостолов стал крест и Христово вос кресение, а не совершенная жизнь Христа (7 Кор. 15:3, 4; Деян. 2:23, 24; 3:15).

Апостолы видели значимость Христа не в том, что Он был превосходным Учителем, а в том, что Он — великий Спаситель, Который умер за наши грехи, чтобы мы могли стать участниками Его праведности. Эта весть изменила мир. Центральное положение креста в христианстве привело Мольтмана к выводу, что «в христианстве крест — это мерило всего, что заслуживает называться христианским»[44].

Искупительная жертва Христа, утверждает Бенджамин Уорфилд, является главным отличием христианства от язычества во всех его проявлениях. «Христианство явилось в мир не для того, чтобы провозгласить новую мораль, но чтобы представить людям Христа, Который умер за наш грех. Именно это отличает христианство от всех других религий»[45]. Елена Уайт писала, что «жертва Христа как искупление за грех является великой истиной, вокруг которой вращаются все другие истины. Чтобы правильно понять и по достоинству оценить каждую истину Слова Божьего от Бытия до Откровения, ее надо изучать во свете, который струится с Голгофского креста… Сын Божий, вознесенный на крест. Это должно быть основанием всех бесед, проводимых нашими служителями»[46].

Однако современное христианство упорно пытается отодвинуть на задний план или вообще забыть учение о заместительной жертве, выставив Иисуса просто Учителем новой этики и совершенным Примером. Да, Иисус был великим Учителем и безгрешным Примером, Который побуждает нас любить Бога и повиноваться Его Закону, но если это все, чем Он был, мы все еще остаемся во грехах наших и находимся под осуждением Закона. Если удалить из Библии заместительную смерть Христа, то тем самым будет упразднено центральное звено плана спасения.

Когда речь заходит о заместительной жертве Христа, человеческая логика отказывается принимать библейское откровение. Как пишет Алистер Макграф, «крест судит богословскую компетентность человеческого разума, демонстрируя, что мудрость Божья скрывается в том, что с человеческой точки зрения является безумием»[47].

Находясь у креста Христова, всякое гордое сердце, настаивающее, что за все надо платить, терпит полное поражение.