Глава 2. Предшествующая жизнь

Взяв с полки один из дневников в чёрной обложке, начинаю его листать, остановившись на случайной странице. Здесь был описан сон, снившийся мне в январе прошлого года. Читая его, я вспоминал, как всё происходило. Во сне я находился на чьих-то похоронах. Не могу точно сказать, кого именно. Вокруг много людей — как знакомых, так и нет. Но… большинство из них всё-таки мне неизвестны.

Все стоят с постными лицами, но никто не плачет. Лично я размышлял о том, как же много всего таинственного окружает смерть. Каждый из нас хоть раз задавался вопросом, что будет, когда он умрёт. Куда мы попадём, если вообще куда-то попадём? Перерождение? Забвение? Вечный сон? Большинство людей, однако, верит в Рай и Ад. В таком случае хороший человек попадёт в первый, плохой — во второй.

Подобное создаёт своего рода систему оценок, по которой должны распределять каждого, кто добирается до загробной жизни. Пожалуй, это можно назвать концепцией, согласно которой мы, люди, после смерти разделяемся на два лагеря. И если нас оценивают положительно — пожалуйста, получи билет в лучшее место твоей жизни. Если нет… сам понимаешь.

Однако, если более углублённо обдумать эту систему, то получается, что есть некая жизнь, которую ты живёшь прямо сейчас. Хорошо. И есть вторая жизнь, которая начнётся после смерти. Логично. При этом правильно будет предположить и то, что существовала предшествующая жизнь, которая была у нас до момента попадания в нынешний мир. В таком случае у меня возникает вопрос: если нас судят после этой жизни, решая, кому уйти в Ад, а кому в Рай, то почему нас не судили в прошлой жизни? Почему нас не разделили, когда мы переходили в нынешний мир?

Никто не станет спорить с фактом, что по земле ходят как хорошие люди некие — «праведники», так и плохие — «грешники». Исходя из этого, получается, что разделение отсутствовало? Пожалуй… но только если верна предыдущая теория. Однако что, если в этот мир ссылают лишь хороших или лишь плохих людей? Тогда теория разделения всё ещё будет верна!

Или, хе-хе, наши нормы морали просто не соответствуют настоящим параметрам «хорошего» и «плохого». Тоже интересное предположение. Быть может, истинное добро, на которое смотрит загробный суд, заключается в том, что мы и вообразить себе не могли? И все люди, населяющие планету, на самом деле сплошь положительны?

На самом деле это неважно. Мне кажется, что главное — собственное отношение к подобному. Я стараюсь быть хорошим человеком. Порядочным. Следовать правилам этой жизни. Гласным или негласным — неважно. Останавливаюсь на красный, не бью женщин, даже пошёл в колледж! Ну не идеал ли? Вот только, несмотря на то, что я стараюсь жить строго по инструкции, едва ли не слово в слово, я ничего не получаю за своё послушание. Ни-че-го.

Ха-ха-ха! На самом деле я заставляю себя придумывать некую награду, которую получаю взамен своего поведения, иначе можно сойти с ума. Что значит «останавливаться на красный»? Сохранить свою жизнь и здоровье! «Не драться» — избежать травм и тюрьмы. Всё это играет свою роль, помогая мне окончательно не съехать с катушек. Я стараюсь приспосабливаться, чтобы не потерять рассудок, как происходит с некоторыми, которые слишком точно следуют всем инструкциям. Не зря ведь некоторые утверждают, что правила придуманы, чтобы их нарушать?.. И они частенько достигают успеха. Правда, с такой же вероятностью можно оказаться у обочины жизни. Нет уж, я предпочту действовать по правилам и хоть и медленнее, но безопаснее пробиться туда, куда хочу сам. Именно поэтому я начал получать высшее образование, а не пошёл, например, открывать собственный бизнес.

Однако даже после обучения в колледже всегда есть риск остаться невостребованным. Горькая правда заключается в том, что образование — не единственное, о чём следует думать.

Каков итог? Пожалуй, он в том, что я понимаю происходящее вокруг и в самом себе. Осознаю, на какой путь я встал, и это разъедает меня изнутри. Заставляет терять собственную человеческую природу. Всё чаще я начинаю задаваться вопросом: стóит ли оно того? Может, мне стоило перестать быть праведником? Стать грешником? Нарушать правила. Плевать на инструкции. Проезжать на красный свет.

Дневник ставится обратно, занимая привычное место на полке, вместе с сотнями остальных. Я же направляюсь на кухню. Мазнув взглядом, подмечаю пустой мусорный мешок, надетый на ведро. Остановившись, начинаю рассматривать его. В точно такой же я, в одном из снов, складывал деньги, когда грабил банк… Но в данный момент я представляю, как начинаю набивать его собственными дневниками, которые храню в отдельной комнате. Набиваю до отказа. А потом ещё один и ещё… Что это? Попытка избавиться от зависимости? Может, мне и правда это нужно…

Прежде чем я довёл бы мысль до конца, слышу громкий стук в дверь. Но не такой, как если бы кто-то целенаправленно стучал, а будто бы один раз резко пнул в неё либо, что более вероятно, чем-то задел.

Подойдя ближе, слышу голоса:

— Правее, правее! Не пролезет же! — мужской голос звучал крайне эмоционально.

Спустя несколько секунд я уже приник к глазку. Пустота. Мне не хватает обзора. Я слышу людей, но не вижу их. Поддавшись любопытству, приоткрываю дверь и различаю, как двое грузчиков, одетых в характерную форму, перетаскивают мебель в квартиру, расположенную рядом с дверью Джима. Смотреть особо было не на что, так что прикрываю дверь, но потом направляюсь к окну и выглядываю на улицу.

— Переезд, — киваю сам себе. — Я был прав.

Возле подъезда стоит грузовик, откуда перетаскивали вещи. Рядом с ним заметил женщину. Она была крайне миниатюрной и невысокой. Женщина наблюдала за разгрузкой, а я — за ней. Она была одета в длинное жёлтое платье, но когда двигалась, мне удалось рассмотреть протез ноги.

— Искусственная? — пробормотал себе под нос.

Это странным образом привлекло мой взгляд, заставляя рассматривать женщину ещё более пристально, одновременно задаваясь вопросами, что бы делал сам, окажись на её месте. Что, если бы мне отняли ногу? Думаю, я бы был весьма… зол. Не в какой-то единый момент времени, а постоянно. Это могло вылиться в тяжёлую депрессию, ненависть на себя и мир вокруг. Терять часть себя — отвратительно.

Вот только эта женщина не выглядит злой или обиженой. Нет, она улыбается. Похоже, она куда как сильнее, чем кажется со стороны, ведь нашла в себе силы справиться с подобной проблемой и жить дальше.

Через какое-то время, оторвав взгляд от женщины, замечаю и пару ребятишек, которые бегали вокруг. Изначально они ускользнули от моего внимания, но теперь, когда я вдоволь рассмотрел основную цель, то сосредоточился и на других.

Когда они начали помогать с разгрузкой, взяв разную мелочь и направившись к подъезду, я возвращаюсь к глазку. Мне удалось увидеть её, поднимающуюся по лестнице. Женщина рассказывала детям (скорее всего, она их мать) что-то весёлое. Во всяком случае, сужу так по тону. Прислушавшись, мне удаётся понять, что это был старый анекдот, который я уже слышал ранее. Вот только в момент, когда я впервые на него наткнулся, он не вызвал у меня даже кривой и слабой улыбки. Однако дети довольно рассмеялись.

Невольно улыбнулся и сам. Не от анекдота, который по-прежнему не вызывал никаких эмоций, а от вида хохочущих ребят. Это был особый, быстрый и звонкий смех, который бывает лишь у детей. Позднее, когда мы становимся старше, смех меняется, превращается в низкий и протяжный.

Разгрузка продолжалась, а я всё смотрел. Мне чудилось в этом что-то низкое, недостойное поведения «хорошего парня», но я не мог оторваться от дверного глазка или окна, периодически курсируя то туда, то сюда. Примерно через час всё закончилось и грузовик собрался отъезжать. Водитель залез в кабину и завёл машину. Какое-то время ничего не происходило, но потом из подъезда вышли грузчики и сели в грузовик. Ещё через минуту они уехали.

Похоже, всё закончилось? Или это лишь начало?

Услышав шаги в подъезде, я снова подошёл к двери и посмотрел в глазок. Это была та самая маленькая женщина. Мне удалось расслышать, как она открыла дверь в свою квартиру, а потом закрыла её. Наступила тишина, но я продолжал наблюдать, стоя в коридоре и не отрывая взгляда от глазка.

Тишина… она казалась всеобъемлющей и гротескно тяжёлой.

Наконец снова звуки. Кто-то открывает дверь. Это она, я знаю! Плотнее упираюсь в глазок, буквально влипая в него. Ничего… где она? Должна пройти мимо. Должна…

Вот оно! Крошечная фигурка в жёлтом платье. Она проходит мимо и останавливается возле двери Джима, будто собираясь в неё постучать. Я вижу лишь её спину, но отлично осознаю, что на её лице царит замешательство. Женщина остановилась у двери и просто стояла, не в силах сделать ничего. Смотрела на дверь, а я — на неё.

Наконец, спустя по меньшей мере пару минут, она начала стучать.

Стук был чрезвычайно тих, будто бы она искренне сожалела, что отвлекает человека, который там жил. Одно это уже сказало мне о многом. Например, о том, что новенькая либо не знает Джима, либо боится его.

На стук никто не ответил, поэтому она повторила его, постучав немного сильнее. Спустя минуту стало понятно, что ей не откроют. Какая может быть причина? Вряд ли Джим решил проигнорировать новую соседку, а значит, скорее всего, его нет дома. Где он может быть? Никто не знает Джима так, как он знает себя, а потому вряд ли кто-то может уверенно ответить на этот вопрос. На работе? В магазине? На отдыхе? С друзьями в баре?

Я стоял и думал о Джиме, в то время как женщина в жёлтом платье обернулась и подошла к моей двери. Мне удалось рассмотреть её лёгкую хромоту.

Что бы она сказала, узнав, что я наблюдаю за ней уже более часа? Заклеймила сталкером? Пожала плечами? Обвинила в… чём-нибудь?

Я отступил от своей двери, делая пару шагов назад, ведь уже знал, что сейчас произойдёт. Вот-вот я услышу стук. Скоро… очень и очень скоро.

Сердце гулко билось в предвкушении. И вот… он настал.

ТУК-ТУК-ТУК!

Чего она хочет от меня? С какой целью решила постучать? Может, эта женщина знает Джима, но я уверен, что она не знает меня. Ни буквально, ни философски.

И всё же я открываю дверь и впервые сталкиваюсь с этой женщиной. Она была достаточно миловидна и симпатична, а улыбка не оставляет мне никакого другого выбора, кроме как улыбнуться в ответ.

— Привет! Меня зовут Элис, — она помахала рукой, — только что переехала в этот дом вместе с детьми…

Между нами завязался диалог, в ходе которого она пожаловалась, что грузчики не поставили телевизор в детскую комнату, а сама она не может, так как шкаф, где он должен стоять, слишком высокий, а сам телевизор, кажется, весит целую тонну.

Сложив два и два (простая логика), мне удаётся понять, чего она добивается. Женщина явно желает попросить меня ей помочь, но не хочет говорить об этом напрямую. Этакая маленькая хитрость, где получается, что не она просит меня об одолжении, а я сам вызываюсь помочь.

И всё-таки я вызываюсь. Ведь это было бы в духе хорошего парня.

Оказавшись в её квартире, замечаю указанный девайс. Телек был не слишком большим, но имел внушительную заднюю панель, что делало его крайне объёмным и, следовательно, тяжёлым.

Подняв его, замечаю, как Элис подошла ближе, в любой момент готовая помочь или поддержать, если вес окажется слишком велик.

— Ты ведь не думал, что потащишь его один? — улыбнулась женщина, отчего я вынужденно киваю, позволяя ей взяться за вторую его половину, разделяя вес.

Особых сложностей не возникло. Уже спустя пять минут ящик был взгромождён на шкаф, а ещё через пару — включен. Дети радостно завопили и тут же начали искать канал с мультиками. Мы же ушли в другую комнату.

— Спасибо, — кивнула Элис. — Наконец-то их хоть что-то займёт! Теперь будет время расставить вещи.

Кивнув, я отправился в свою квартиру. В голове невольно крутились её слова, сказанные в момент перетаскивания телевизора: «Плохо, когда в доме нет мужчины». После этого она громко рассмеялась. Вот только, несмотря на смех, мне удалось расслышать в голосе нотки сожаления.

Подобное заставляет задуматься, заботится ли она о двух детях в одиночку? То есть, судя по всему, её муж либо умер, либо бросил их. Однако Элис не опустила руки. Честно… я поражён, сколько в её маленьком теле внутренней силы! Она шутит рассказывает анекдоты, несмотря на свой протез и на факт вынужденного одиночества.

— Смогу ли и я когда-нибудь так поступить? — невольно задаюсь вопросом. — Стать столь же сильным и… хорошим? По-настоящему, без притворств.

***

Этой ночью мне снился сон. В нём на меня смотрел какой-то мужчина и старательно что-то объяснял. Проблема была в том, что я не слышал ни единого слова. Тем не менее он продолжал говорить, говорить, и говорить… Снова и снова. Снова и снова!

Я же просто сидел, кивал и делал вид, что слышу его. Потом, неожиданно для себя, обнаруживаю, что иду по тёмному коридору. Света было так мало, что я даже не видел стен. Рядом шёл человек, который говорил со мной. Мы идём неизвестно куда и неизвестно зачем.

Спустя неопределённое количество времени я начинаю слышать его голос и узнаю. Это мой отец. И вот я иду по длинному тёмному коридору, слушая, что он мне рассказывает.

Начав прислушиваться, понимаю, что он объяснял мне суть своей теории о самоубийствах. Из его слов следовало, что подобный поступок не может решить проблемы самого человека, лишь усугубит их.

— Только для начала ты должен понять другое, — отец поднимает палец, — теорию круговорота.

Одно исходит из другого, и я вникаю в чужую мудрость, гадая, сумею ли вычленить нечто полезное. Ведь информация всегда должна приносить какую-то пользу, не так ли? Она или делает тебя умнее и образованнее, или служит способом борьбы со скукой.

— Теория круговорота говорит о том, что всё в мире повторяется, — объяснял отец. — Даже этот самый разговор, который мы сейчас ведём. Он происходил раньше и произойдёт ещё раз. Ещё бесчисленное количество раз. Вечно…

Он рассказывал, что каждый момент, который когда-либо случался в прошлом, без сомнения, произойдёт в будущем. После этого отец продолжил объяснять теорию самоубийств.

— Если теория круговорота верна, то совершение самоубийства не имеет смысла и не несёт ценного опыта, — хмыкнул он. — Потому что в конечном итоге оно повторится в каждой из всех жизней.

Джон Доу рождается. Джон Доу проживает всю жизнь с грузом проблем на плечах, а затем нажимает на курок, совершая самоубийство. Джон Доу мёртв. Джон Доу рождается. Джон Доу проживает всю жизнь с грузом проблем на плечах, а затем нажимает на курок, совершая самоубийство. Джон Доу мёртв. Джон Доу рождается. Джон Доу проживает всю жизнь с грузом проблем на плечах, а затем нажимает на курок, совершая самоубийство. Джон Доу мёртв.

Мне начинает казаться, что если подобную теорию грамотно и своевременно объяснить кому-то ещё, то это может заставить потенциального самоубийцу дважды подумать, прежде чем покончить с жизнью. Ведь кому охота быть этим самым Джоном Доу? Или Джейн Доу. Действительно ли кому-то захочется оказаться человеком, который в каждой своей жизни убивает самого себя?

С другой стороны, думаю, не имеет значения, что и кому сказать — ведь всё уже предопределено заранее. Он или покончит с собой, или нет. Хотя… быть может, именно из-за того, что вы ему скажете, будет зависеть его жизнь? Возможно, именно благодаря вам он передумает.

Что получается — отговаривать от самоубийства нужно каждый раз, вне зависимости от собственного настроя? Чтобы спасти человека от бесконечного повторения этого ужасного события?

Отец закончил, и теперь мы просто идём. Я различаю отдалённый свет в конце коридора, который становится всё сильнее и ярче. Вскоре уши различают звуки — нет, громкий шум! Он нарастает, а потом предо нами показывается вертолёт. Отец забирается в него, но замечает, что я мешкаю. Он оборачивается.

— Чего ждёшь? — с привычно хмурым выражением лица спрашивает он, после чего я просыпаюсь.

Лёжа в кровати, начинаю обдумывать всё, что увидел только что. Отец… он ведь был болен. Рак. Долго боролся и очень страдал. Думаю, он едва ли сказал хоть кому-то даже слово, пока лежал в больнице, испуская последний вздох.

Сейчас мне кажется, что я видел тень скорби на его лице всё это время, пока с ним общался.

Взгляд отца, когда я его вспомнил, заставляет задуматься обо всех людях, которые лежали на смертном одре, сожалея о прожитой жизни. Его глаза на мгновение заставили меня поверить, что из этой жизни уходят лишь таким способом — неудовлетворённым в должной мере. С сожалением о том, как мало было сделано. О том, что куча планов так и не нашла своей реализации.

У кого может быть иначе? Смерть есть смерть. Она редко приходит по расписанию. А даже если уведомляет о своём посещении, то заставляет думать о себе куда больше, чем того заслуживает.

Я видел многих людей, которые ушли из жизни. И всегда в них ощущалось сожаление, надлом. Желание прожить больше. Хотя некоторые проклинали свою бессмысленную жизнь. Да, были и такие…

В подобные моменты я невольно задумывался о тех людях, которые идут по жизни ни в чём не сомневаясь — просто делая то, что должны, либо что хотят. Их невежество столь всеобъемлюще, что не даёт им понять, как сильно они ограничены. Счастливые дураки.

Правда, лично я считаю, что неважно, как им понравилась собственная прожитая жизнь — ведь даже такие, лёжа при смерти, начинают думать, что, возможно, за прожитые годы им следовало задавать немного больше вопросов. Проявлять чуть больше любопытства. Теперь им остаётся только страдать от неудовлетворения. Сожалеть.

Вместе с тем найдутся и такие, которые подвергают сомнению каждую встреченную мелочь. Люди, желающие в полной мере ощутить вкус этой жизни, ищущие её смысл. Возможно, они были счастливы, возможно — нет, но, как по мне, ощущая дыхание смерти, такие начинают сожалеть о том, сколь много создали проблем как себе, так и окружающим. Быть может, им не следовало быть столь дотошными и мнительными? Не стоило тратить столь много времени на то, что не играет ключевой роли? Что плохого в том, чтобы просто наслаждаться жизнью и её дарами, встреченными по пути? Беззаботно и с лёгкостью. Но нет, это не про них. А потому они умирают, ощущая сожаление. Неудовлетворённость.

И последняя категория… Те, кто не видят и не знают о своей смерти до последнего момента. Те, кто не задумывается о ней. Быть может, истинное счастье и правда в неведении? Как и в невежестве?

Я помню, как умирал отец. Рак застиг его внезапно, с ходу оказавшись неоперабельным. Думаю, именно в тот момент он понял, что встал на порог смерти. Мне трудно сказать, доволен ли он был прожитой жизнью и хотел ли вообще оставаться тем, кем был.

— А может, во всём вина моего негативного образа мысли? — вслух спрашиваю самого себя.

Насколько нужно быть подавленным, чтобы верить в то, что КАЖДЫЙ человек на пороге смерти ощущает злобу и сожаление? Неужели это обязательное условие для перехода в новую загробную жизнь? Наверняка ведь есть и те, которые уходят счастливыми. Возможно. Я надеюсь.

Уснуть я больше не смог. Поднялся, подробно записал сон, а потом занялся повседневными делами, коих всегда полно, если живёшь один. В частности я решил заняться уборкой. Вот только вдоволь разгуляться мне не дали. Зазвонил телефон.

Я ненавижу этот звук. Причин много. В первую очередь звонок — это всегда проблемы. Кому-то я нужен. Причём столь сильно, что этот человек не ограничился сообщением, а позвонил, желая услышать меня в эту же секунду. Во-вторую очередь звонок связан с самим фактом разговора. Я не очень коммуникабелен, как уже можно было понять.

— Я слушаю, — вынужденно беру трубку.

Это оказалась местная больница.

— Мы звоним по поводу Джима, — пояснила девушка. — Он попал к нам с сильными травмами…

По ходу разговора я задавался вопросом о причине звонка именно мне. Почему? Кто для меня Джим? Сосед? Не больше! Почему бы не позвонить тому, что действительно знает Джима? В буквальном смысле. Его знакомым, друзьям, родственникам. У него ведь есть родители? У всех они есть, если, конечно, ты не оказался усыновлён. Но даже тогда у него будут приёмные родители.

И всё же я согласился приехать. Путь был недолог, но лишь в больнице мне удалось узнать о причине звонка. Оказывается, именно я указан в контактной информации Джима на случай экстренных происшествий.

Бред. Я разговаривал с Джимом за всю жизнь дай бог раза четыре. Но, полагаю, он посчитал это достаточным, чтобы увериться, что я забеспокоюсь о его здоровье в случае каких-либо происшествий.

Впрочем, врачи поведали мне, что пробовали дозвониться до первых двух имён его специального списка на подобный случай, но никто не взял трубку. Что же, оказывается, я себя переоценил. Самую малость.

Меня проводили в его палату, очевидно считая кем-то вроде близкого друга. Мужчина находился в коме. Причина стандартна: автомобильная авария. Какой-то внедорожник проехал на красный свет и столкнулся с его машиной. Ирония в том, что все остальные участники дорожно-транспортного происшествия отделались мелкими травмами. Не повезло лишь Джиму.

Это заставляет меня мысленно улыбнуться. На полном серьёзе говорю, что ничего не изменилось бы, стой я сейчас не над телом Джима, а над кем-то из других пострадавших. Я одинаково не знаю никого из них.

Тем не менее, усевшись на стул, внимательно осмотрел неподвижное, безжизненное лицо Джима. С лица взгляд переходит на столь же застывшее тело. Врут те, кто говорит, что мертвец или коматозник похож на спящего. Это максимально расслабленный организм, мышцы которого теряют даже естественные ограничения: мягкие, податливые, словно глина. Кажется, делай с ним что хочешь, лепи что пожелаешь. Конечно, до тех пор, пока не начнётся окоченение. Если брать в расчёт труп, само собой.

Джим… Я знаю его имя, цвет кожи, пол, место проживания, место, где он рос, любимую бейсбольную команду и даже знаменитость, с которой он хотел бы переспать. Что-то он рассказал мне сам, что-то я выяснил, наблюдая за ним. Однако разве это позволит мне хоть на шаг приблизиться к пониманию его характера? Он для меня загадка, как и любой другой незнакомец с улицы.

Подобное справедливо для всех. Вам может казаться, что вы знаете меня или, по крайне мере, какую-то часть меня, но вы даже не знаете моего имени. Вы не знаете моей расы, моего цвета кожи и места работы. На протяжении всей этой «односторонней беседы» я не давал ответа ни на один из этих вопросов. И всё же вы можете ощутить, что знаете меня.

Быть может, причина, по которой вы уверены, что идеально знаете какого-то своего близкого друга, кроется не только в том, что вам известны его физические параметры?

Вдоволь насмотревшись на Джима, перевожу взгляд на монитор. Все эти цифры показывают, насколько он жив. Либо, если вы пессимист, то насколько он мёртв.

В голову невольно приходит вопрос, что было бы, если бы Джим покинул этот мир прямо сейчас? Что бы он ощущал? Неудовлетворение? Злобу? Гнев? Я смотрю на человека и пытаюсь угадать, о чём он мечтает и какие видит сны. Если, конечно, он вообще спит. Кома… малоизучена.

Так или иначе, независимо от того, о чём он мечтает и что ему снится, Джим вряд ли будет что-то помнить, когда очнётся. Если очнётся. Он точно не станет записывать сны и искать в них смысл. Я знаю, что даже если Джим не умрёт счастливым, он точно не будет страдать от того, что оставил за собой незавершённое дело. И я ему завидую.

***

Безумие — вот о чём я размышлял в данный момент. И нет, это не цитата Вааса Монтенегро из одноимённой игры. Кстати, вы в курсе, что на самом деле её сказал Эйнштейн? Потом разработчики игры просто забрали её, отдав своему антагонисту.

Впрочем, неважно. Безумие… Как можно определить, безумен человек или нет? По его мыслям? По поступкам?

Начнём с мыслей. Делает ли нас безумным мысль «Я хочу убить этого ублюдка!», направленная на подрезавшего нас лихача? Или на курьера, который принёс помятую посылку с большими буквами «Осторожно»? Думаю, эта мысль вряд ли будет соответствовать действительности. Нас будет удерживать здравый смысл, позволяющий не совершать убийство другого человека за такую мелочь. Следовательно, одни лишь мысли не смогут определить, безумны вы или нет.

Теперь перейдём к действиям. Скажем… кто-то выпрыгивает из окна пятого этажа без особой причины. Вывод? Скорее всего, мы посчитаем этого человека немного безумным. Как минимум «немного». Во всяком случае, никто не удивится, узнав, что он сидит на «колёсах» или антидепрессантах. А теперь вообразим, что этот же человек выпрыгивает из окна по причине пожара. Потому что у него попросту нет другого выхода.

В обоих случаях мы рассматриваем одинаковое действие, но разные причины. Выходит, что одни лишь действия, без знания мотивов, тоже не способны дать нам чёткое понимание. Получается, именно сочетание мотивов и поступков влияют на наше отношение, помогающее определить, безумен человек или нет.

Этим утром мне снился сон. Я нёс что-то тяжёлое, а потом начал привязывать это к стулу. Крепко, целеустремлённо. Закончив с верёвками, взялся за скотч, начиная работать им. Я был тщателен и не позволял себе отвлекаться. Закончив, подошёл к выключателю и врубил свет. Сразу после этого в первую очередь замечаю длинный и острый нож в своей руке. Переведя взгляд на «объект», понимаю, что я привязывал к стулу какого-то мужчину. Даже рот его заткнул.

У мужчины были широко открыты глаза, ведь при свете он полноценно увидел меня, а я его. Мы смотрели друг на друга, хоть и с совершенно разным выражением лица. Я ощущал, что должен убить его. У меня была потребность в этом. Желание. И всё же, чем больше я смотрел в его глаза, тем больше чувствовал некое сопротивление, поднимающееся из глубины души. Оно всё портило и мешало насладиться процессом! Словно я делаю один метафорический шаг вперёд и два назад.

В конце концов я понял, что не сумею осуществить задуманное. Но раз я определился, то что теперь делать? Может, просто отпустить его? Ха-ха, нет — последствия!

— Что же, теперь-то ты точно понял, что это твой последний шанс, — говорю я ему, изображая, что всё именно так и задумывалось. — Твои грехи были тяжелы, но я хороший парень, так что дам тебе возможность исправиться. — Понятия не имею, какие у него грехи! Но они есть. Наверняка. Праведников в этом мире нет, они, похоже, сюда не распределяются, ха-ха! — Ты понимаешь, насколько тебе повезло? — Он быстро закивал. — То-то же. Я освобожу тебя, и ты уйдёшь. На этот раз. Но если попытаешься кому-то рассказать, — демонстративно вздыхаю, — лучше не проверяй. Честно. Сам видишь, что я могу убить тебя в любой миг, но не делаю это именно потому, что доверяю тебе. Знаю, что ты не только не сдашь меня, но ещё и исправишь собственное поведение. Извинишься перед всеми, кого обидел. Помиришься с недругами, будешь ходить в церковь каждые выходные. Ты понял меня?

Развязав мужчину и разрезав скотч, я смотрел, как он стремительно убегал из подвала. Стул пуст. Я сам сажусь на его место. Это моя расплата. За слабость.

— Почему? — спрашиваю сам себя. — Почему это так сложно?! Колоть и резать, колоть и резать — вот и всё, что требуется!

У меня ушло некоторое время, чтобы понять, почему я не смог его убить. Мне нужно было начать с малого. Например, насекомых. Муравьи — идеальны. Потом крысы, белки, кошки, собаки, можно даже взять лошадей или слонов, а уже потом дойти до людей. Это было идеальное логическое предположение! Я бы натренировал свою способность убивать.

Собственно, так я и поступил: нашёл муравейник и начал его пинать. Из кучи полезли муравьи. Много, очень много муравьёв.

«Наступи вон на того», — бьётся мысль в моей голове. И я наступил. Теперь он мёртв. Теперь следующий и следующий. Они все мертвы!

Подобное превращается в игру, соревнование: убей столько муравьёв, сколько сможешь, и получи приз. Возможность перейти на новый уровень.

Я начинаю наступать сразу на нескольких муравьёв одновременно, размазывая их по асфальту. Меня начинает разбивать смех. Убить одного, второго, сразу десяток! Они мертвы!

После этого я сходил и купил мышеловку. Очень мощную и смертоносную. Вскоре она сработала, обеспечив мне ещё одно преднамеренное убийство. Я становлюсь лучше в этой игре! Вот она, крыса. Поймана и убита. У неё перебит хребет. Смерть была долгой и мучительной. А может, быстрой и лёгкой? Пока непонятно…

— Надо ударить её битой, — понимаю я.

Взяв искомый предмет, наношу несколько ударов, размазывая внутренности о бетонный пол.

Теперь нужно пойти дальше. Может, стоит начать раскапывать могилы и притворяться, что я убиваю эти мёртвые тела? Они ведь будут похожи на живых! Хоть отдалённо.

— Это не убийство, — пожимаю плечами. — Но это сделает меня на шаг ближе к нему.

И тогда я проснулся.

Кажется, в своих ранних думах я был прав. Чтобы определить сумасшествие, нужны и мысли, и действия.

Убийство — это то, что заставляет задуматься о том, всё ли в порядке у человека с головой. С другой стороны, это обратная полярность любви. Как же много людей влюблено! Любовь присутствует в миллионах жизней, и она бывает столь сильна, что, кажется, одной ею дышит и живёт человек. Можно ли считать её сумасшествием? В каком-то роде.

Возможно, любовь слишком сложна, чтобы её можно было понять до конца или как-то объяснить. Но дело в том, что любовь — всего лишь эмоция. Такая же, как ярость или гордость. Я думаю, что любовь — это чувство, подобное тому, которое возникает после совершения убийства.

Как человек испытывает ярость, так же он испытывает и любовь. Действия его становятся труднопредсказуемы и глупы. И хоть любовь встречается куда реже ярости, но оба эти чувства — нечто большее, чем они кажутся при поверхностном изучении.

Думаю, вокруг любви так много обстоятельств, так много разной паутины, что она умудряется оставаться простой и сложной одновременно.

Смотря в потолок, я лежу в постели и думаю обо всём этом. Но вот спустя какое-то время перевожу взгляд направо и замечаю привычный дневник с ручкой, которые лежат на тумбе рядом с кроватью.

— Мой спутник и друг, — тихо произнёс я.

Слова отдавали грустью, но я принимаю это чувство. Взяв дневник, открываю его и начинаю записывать сон: «Я несу что-то тяжёлое…»

Загрузка...