Мститель

В конце концов Инес покинула свое укрытие у скалы Голова Болит и вернулась домой. Мама спросила: «Ну, как там бабушка Даная?» – Нормально. – Что это значит – «нормально»? Антара о чем не спросишь, у него на все один ответ – «нормально», а теперь и ты тоже эту привычку у него переняла? Не можешь поподробнее рассказать?

По тому, как сверкнули мамины глаза, чувствовалось, что даже она, обладающая поистине безграничным терпением, готова вот-вот вспылить. Будь на ее месте кто-нибудь еще, Инес это ничуть не взволновало бы. Но мама… Мама – это было совсем другое дело. Инес понимала, что ведет себя по-свински, но не врать же, в самом деле? Хотя совсем без этого сейчас, наверно, все же не обойтись. Ну и, конечно, всегда оставалось еще одно, тоже не слишком честное, но зато совершенно безотказное средство.

– Я так устала, у меня нога разболелась, а ты ругаешься, – плаксиво сказала она, шмыгая носом, точно собиралась заплакать, и постаравшись вложить в звучание своего голоса весь имеющийся в ее распоряжении запас кротости; впрочем, весьма ограниченный. Выражение маминого лица мгновенно смягчилось. Не сердись, ладно? Я… По дороге туда я встретила Терезу, мы немножко поболтали, а потом пошли посмотреть на новорожденного козленочка… у ее соседей, – добавила Инес, испугавшись, что мама может случайно столкнуться с матерью Терезы и выяснить, что та ни о каком якобы только что родившемся у них козленочке понятия не имеет.

Тереза относилась к числу немногих девочек, с которыми у Инес были, по крайней мере, приятельские отношения. Но главное, она жила на другом конце города.

Ох, как Инес не любила врать! И не умела, и не хотела. Всегда предпочитала говорить правду как она есть, не беспокоясь о том, нравится другим ее слушать или нет. Или, в крайнем случае, отмалчиваться.

– Потом я пошла к бабушке, но была там совсем недолго, – закончила она. Не хотела задерживаться. Ты же просила вернуться пораньше. Мама положила руку ей на голову и пытливо заглянула в глаза. Инес от стыда готова была сквозь землю провалиться; казалось, мама видит ее насквозь.

– Я не сержусь, – сказала мама уже мягче. Похоже, ты и вправду устала. Вид у тебя какой-то… замученный. Все уже помылись. Давай быстренько и ты полезай в лохань, а потом сразу же садимся за стол.

Антар обедать тоже не пришел, но Инес это даже обрадовало. Чем меньше она будет знать о его делах и планах, тем меньше полезного для себя сможет вытянуть из нее колдун. О том, чтобы рассказать Антару, что с ней произошло, она уже и не помышляла, потому что не сомневалась – колдун найдет способ расправиться с ней.

На этот раз за обедом разговаривал почти один дед. Приставал к папе, чтобы тот выставил на стол вина. Дескать, после купанья неплохо бы и выпить, в особенности, старому человеку, у которого все косточки ноют, и голова раскалывается, и ноги отнимаются. Он долго и нудно перечислял свои недуги, но отец остался непреклонен. Они с мамой лишь изредка перебрасывались словами – чувствовалось, что оба устали – а Трейси, так же, как и Инес, вообще ни разу за весь обед рта не раскрыла. Что было на нее совсем не похоже, но тогда Инес, поглощенная своими мыслями, не обратила на это никакого внимания.

После обеда родители легли отдыхать, Трейси стала убирать со стола и мыть посуду, а Инес села у окна, глухая и слепая ко всему, что происходит вокруг. Дед, казалось бы – если он и вправду себя так плохо чувствовал, как говорил – должен был первым завалиться спать, но не тут-то было. Он снова стал приставать к Инес насчет карт, но так ничего и не добился, даже выраженного словами отказа. Окончательно разобиделся, съязвил, что она, наверно, за обедом язык проглотила, и поплелся к своему приятелю, старому Кейпу, который жил в соседнем дворе. Тот, вот беда, карты терпеть не мог, но зато с ним можно было от души поругаться, обсуждая последние события и перемывая косточки ближним. Эти перепалки всегда заметно взбадривали обоих.

Инес сидела неподвижно, точно статуя, в то время как голова ее безостановочно работала, пытаясь отыскать выход из создавшегося положения. Ну, хотя бы малюсенькую лазейку, хотя бы намек на то, что избавление возможно. Кроме всего прочего, Инес чуть не до бешенства доводила мысль, что она вынуждена подчиняться чужой воле, вынуждена делать то, чего делать не хочет и не считает правильным. Вообще силой от Инес до сих пор никому не удавалось добиться ничего. Так обстояло дело, даже когда она была еще совсем крошкой, не говоря уж о последних годах. А тут вдруг появляется какой-то паук в образе человека, приказывает своим дрессированным крысам загнать ее и с помощью колдовства подчиняет своей воле. Эта мысль была просто невыносима.

Когда в ночь исхода пауков она встретилась с Адамсом, он назвал ее «наша храбрая Инес». И не ошибся. Хотя, наверно, и «храбрость», и некоторые другие ее качества, к примеру, решительность и упрямство, объяснялись прежде всего именно тем, что она не терпела никакого принуждения. Какая ты у нас «поперечная», с досадой говорил иногда дед. Инес любила и умела хорошо играть в карты, а если все же сплошь и рядом отказывалась сразиться с ним, то, как правило, лишь потому, что он слишком давил на нее. Инес очень часто «шла поперек» только потому, что не желала «идти вдоль». А не желала потому, что ее заставляли делать это.

Она нередко капризничала и дулась, грубила и обижалась, не делала того, о чем ее просили, и, наоборот, поступала так, как ей категорически запрещали. Она ненавидела пить козье молоко, носить платья и юбки, расчесывать волосы и заплетать их в косы, рано ложиться спать, играть с дедушкой Муром в карты и слушать его глупые шутки, когда у нее не было соответствующего настроения. Она много чего терпеть не могла и не скрывала этого, никогда не старалась ни к кому подладиться и угодить, всегда поступала исключительно в соответствии с собственными желаниями и представлениями, не считаясь с мнением других.

Ну, почти не считаясь. Папа и мама могли добиться, чтобы она сделала что-то, чего ей делать не хотелось. И еще это удавалось Антару, хотя не всегда, далеко не всегда. В довершение всего, Инес часто болела и имела бросающийся в глаза физический недостаток – при ходьбе сильно припадала на укороченную и вывернутую набок левую ногу, переваливаясь, точно хромая утка – что, как правило, не способствует развитию хорошего характера. В общем, Инес, несомненно, была трудным ребенком, но…

Но, тем не менее, стойким и храбрым. Несмотря на явное неравенство сил, она не желала сдаваться и не оставляла надежды найти способ перехитрить колдуна, ускользнуть из-под его влияния, вырваться на свободу. Казалось, стоит только хорошенько поднапрячься, и решение будет найдено. Не может быть, чтобы его не было. Не может быть!

Внезапно до нее дошло, что вот уже некоторое время она слышит голос Антара. Оказывается, углубившись в свои мысли, Инес не заметила, что он вернулся домой.

– Тащи все, что есть, и побольше, – сказал брат. Я утром не успел позавтракать. Инес обернулась. Он сидел за обеденным столом, и Трейси только что подала ему большую кружку грушевого морса, который пили сегодня за обедом. Потом она отошла к шкафу с едой, открыла дверцу, достала лепешки, яйца, сыр и пару внушительных ломтей зажаренной свинины. Переложила все это в большую миску, поставила ее перед Антаром, но не отошла, не занялась снова хозяйственными делами, а опустилась на стул напротив брата и уставилась на него с напряженным, пристальным вниманием.

Антар тут же накинулся на еду и сначала попросту не обращал на Трейси никакого внимания, поглощенный своими мыслями.

Однако спустя некоторое время его блуждающий взгляд наткнулся на неподвижную фигуру сестры, причем явно уже не в первый раз.

Он удивленно моргнул, но тут же тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, энергично прожевал очередной кусок, проглотил его, отхлебнул морса и снова посмотрел на Трейси. Увы, она никуда не исчезла, а продолжала молча и выжидательно смотреть на него. И, что интересно, ни прибора, ни еды перед ней не было.

Старшие брат и сестра не замечали Инес, а она, напротив, разглядывала их во все глаза.

Что-то в происходящем между ними показалось ей странным. Может быть, слишком напряженная поза Трейси и слишком показное безразличие, с которым взгляд Антара был устремлен в никуда поверх ее головы. Кроме того, только сейчас Инес по-настоящему поразило то, на что она почти не обращала внимания в последнее время – как сильно изменилась Трейси со времени гибели Ланты. То есть, поначалу это очень бросалось в глаза. Сестра похудела, ходила нечесаная, не снимала темного платья, то подолгу не раскрывала рта, то вдруг начинала без конца ко всем придираться и ворчать. У нее даже голос стал другим; если прежде он напоминал жизнерадостное щебетание, то теперь в нем появились противные скрипучие нотки.

Учитывая, что до ужасной гибели Ланты это была смешливая, бойкая на язык девушка, большая любительница ярких нарядов и побрякушек, танцев и прочих развлечений, не заметить столь разительной перемены было просто невозможно. Однако со временем Трейси постепенно как будто стала приходить в себя, сняла темное платье, снова начала уделять внимание своей внешности, хотя и значительно в меньшей степени, чем раньше. И главное – по крайней мере, с точки зрения Инес – перестала без конца цепляться ко всем, нудить и вредничать.

Сейчас внешне она выглядела почти как прежде. В отличие от Инес, Трейси всегда предпочитала штанам юбки или платья. В данный момент на ней была собранная у талии широкая серая юбка с красными и синими полосками понизу и синяя рубашка с короткими рукавами. Свои недавно вымытые волосы, густые, темные, с еле заметным рыжеватым отливом, Трейси аккуратно заплела в толстую косу, перекинутую на грудь. Правда, никаких украшений Инес на сестре не заметила – ни бус, ни браслетов, ни колокольчиков синереллы, которые девушки часто цепляют к волосам у висков или на затылке; а ведь прежде Трейси с самого утра обвешивалась безделушками, причем непременно каждый день другими. Уверяла, что без них чувствует себя полуголой.

Но это было не единственное и не главное отличие теперешней Трейси от той, какой она была прежде. Возможно, из-за того, что она сильно похудела, сейчас заметнее стало фамильное сходство между нею и Инес. Оказывается, лицо Трейси тоже сужалось книзу, правда, более изящно, сердечком; прежде это как-то терялось из-за пухлости и щек, и подбородка. И глаза, которые всегда казались светло-ореховыми, сейчас как будто потемнели и заметно выделялись на бледном, осунувшемся лице.

Но, главное, появилось что-то удивительно схожее в выражении лиц обеих сестер. Может быть, упрямство и решительность? Инес всегда было свойственно и то, и другое, Трейси же прежде казалась девушкой очень сговорчивой и милой. Она с готовностью соглашалась сделать то, чего никому делать не хотелось, даже виду не подавая, что ей это неприятно. Не боялась никакой работы, даже самой грязной и нудной, и все делала с песенками, с прибаутками. Мама всегда говорила, что изо всех ее детей у Трейси самый хороший характер.

Выходит, это было чисто внешнее, а внутри скрывалось все то же самое, наиболее отчетливо проступавшее в поведении Инес. Вот уж кто никогда не считал нужным скрывать свои чувства и подавлять свои желания.

Трейси сидела, набычившись, скорбно поджав губы, и сверлила брата горящим взглядом.

– Ну, чего тебе? – в конце концов не выдержал Антар.

– Я слышала, ты набираешь отряд, чтобы сражаться с пауками, – сказала Трейси с оттенком утверждения.

– Да? Интересно, от кого же?

– Какая разница? – ответила девушка и вдруг густо покраснела. Может, она тоже вчера подслушала разговор между Антаром и Бруно, подумала Инес? Скорее всего. Комнаты маленькие, окна были открыты, а парни разговаривали достаточно громко. Главное, что это так, верно? Ну вот, возьми и меня тоже.

– Тебя? – красивые серые глаза Антара, опушенные густыми черными ресницами, широко распахнулись. Ты что, сбрендила?

Нет, он еще явно не понял, что перед ним сидела совершенно другая Трейси. Хотя мог бы. Та, прежняя, в жизни не обратилась бы к нему с такой просьбой, разве что в виде шутки. У той, прежней, на уме только и было, что хиханьки да хаханьки, наряды да парни; правда, с ними она вела себя строго, ничего лишнего не позволяла, но вот кокетничать, насмехаться и строить всякие каверзы обожала больше всего не свете.

Трейси стиснула лежащие на столе руки в кулаки и заговорила почти спокойно, но в каждом ее слове чувствовались несгибаемая решимость и твердое желание настоять на своем.

– Ты не видел мертвую Ланту, как она лежала на полу там, наверху, – девушка на мгновение подняла взгляд. С остекленевшими глазами и перекошенным ртом. Вот только что сидела с нами за столом, а спустя пять минут все, ее уже нет. А на следующий день этот проклятый Стак зачем-то позвал меня к себе, и я увидела, что он уже наполовину обгрыз Ланту. Хочешь, я опишу в деталях, как она выглядела?

Антар, продолжая механически жевать и во все глаза глядя на сестру, покачал головой. До него, видимо, начало что-то доходить.

– Ну, смотри, а то я могу, – снова заговорила Трейси тем же убийственно ровным тоном, от которого у Инес мурашки побежали по коже. Это зрелище, наверно, до конца дней будет стоять у меня перед глазами, – она коротко вздохнула, будто всхлипнула. Антар, я ненавижу пауков. Не знаю, известно ли тебе об этом, но в нашем городе есть люди, которые относятся к ним совсем иначе. Некоторые даже жалеют об их уходе и ругают тебя за то, что ты сделал. Но только не я. Я их ненавижу – повторила девушка. В голосе звучала подлинная страсть, и ярость, и боль. По-моему, тебе нужны именно такие люди. И, насколько мне известно, – она криво улыбнулась, – то, что я девушка, не помеха для этого.

Антар, прихлебывая морс, во все глаза смотрел на Трейси, но теперь уже с совершенно другим выражением, задумчивым и оценивающим.

– А как же мальчики и всякие там… финтифлюшки? – он поднял руку и пошевелил в воздухе пальцами.

Странно, но в его голосе Инес послышалась совершенно необычная нотка грусти. Как будто ему было жаль прежней Трейси, веселой, жизнерадостной, глуповатой Трейси, которая, конечно, очень скоро выскочила бы замуж, нарожала кучу детей и была бы этим счастлива. Жаль, что ее больше не существует, что она умерла вместе с Лантой.

– Оставь, Антар, – дернув плечом, ответила Трейси таким тоном, словно он сморозил невероятную глупость.

– А как же родители?

– А что родители? – спросила сестра, и Инес удивилась тому, насколько холодно прозвучал ее голос.

– Я уйду, ты уйдешь… С кем они останутся? Трейси пожала плечами. С ней, – девушка оглянулась через плечо на сидящую у окна Инес. – Или родят себе еще кого-нибудь, если мало покажется. Какая разница? Что я теперь, всю жизнь должна сидеть при них, как пришпиленная?

Да, это определенно была совсем, совсем другая Трейси.

Антар коротко кивнул.

– Хорошо. Иди к Бруно и скажи, что я распорядился взять тебя. И еще передай ему, пусть пошевеливается. Но смотри, не заставляй меня потом пожалеть о том, что я согласился. Чтобы никакого нытья, никаких этих…

Он замолчал на полуслове и уставился на что-то поверх головы Трейси. Девушка резко обернулась. Инес проследила за их взглядами и увидела, что на пороге стоит… Адамс. Тот самый человек, который в ночь изгнания пауков прилетел вместе с Гретой на большой летающей лодке со странным названием спидер. Один из тех людей, про которых старуха Моок сказала, что у них «черная дыра» в голове.

Адамс был одет в длинные черные штаны, белую рубашку с распахнутым воротом и очень красивые короткие сапожки, наполовину белые, наполовину черные. Точно так же, как у Марты и Антара, его одежда сильно отличалась от той, которую привыкла видеть Инес. И материалом, и покроем, и аккуратностью изготовления, и еще множеством всяких мелких деталей, на первый взгляд не слишком бросающихся в глаза, но в целом как раз и создающих впечатление необычности. На удлиненном лице Адамса, немного похожем на лошадиную морду, с такими же большими, добрыми глазами, застыло выражение сдержанной приветливости.

– Здравствуйте, – вежливо, но в то же время настороженно сказал он своим низким, глубоким голосом.

Трейси лишь кивнула в ответ, во все глаза глядя на незнакомца.

– Чего тебе? – не отвечая на приветствие, отрывисто спросил Антар.

– Дерек хотел бы видеть Инес.

– Инес? – удивленно переспросил Антар. С какой стати?

Адамс пожал плечами.

– Спросите у него сами. Он на… соседнем дворе.

– Ну, пойдем, – Антар сделал знак Инес. Девочка встала. Ах, как она обрадовалась бы при виде Адамса, если бы… Если бы не проклятый колдун и не все то, что случилось с ней вчера вечером и, в особенности, сегодня утром.

Антар вышел, Адамс сделал Инес рукой приглашающий жест и вместе с ней последовал за ним. Под «соседним двором» Адамс, конечно, подразумевал двор Марты. Посреди него на траве стояла «стрекоза», которую, как водится, со всех сторон облепили дети. Инес двигалась, словно кукла. Ничто, ничто не интересовало ее сейчас! И, уж тем более, не радовало. Даже Серебряный Человек, который стоял рядом с матерью Марты, внимательно глядя на подходящих своими мерцающими зелеными глазами. Он, и Адамс, и Грета – они такие могущественные, со всеми своими летающими лодками и прочими удивительными вещами. Если бы только Инес могла рассказать им о том, что с ней произошло! Они бы уж точно что-нибудь придумали. Но нет, она помнила о предостережении колдуна и догадывалась, что он слов на ветер не бросает. При одной лишь мысли о том, чтобы нарушить его запрет, ее обдавало холодом страха.

Внезапно ушей Инес коснулись слова, сказанные Серебряным Человеком.

– Я хочу показать ее врачу… ну, по поводу ноги.

О ком это он, подумала она? Неужели обо мне? И тут ее словно громом поразило. Показать врачу, сказал Дерек. Где? Уж конечно, не здесь. Может, это и есть выход? Уехать отсюда, уехать с острова. Скрыться, исчезнуть, сбежать от ужасного колдуна. Инес посмотрела на небо. Солнце уже начало опускаться, но до земли ему было еще далеко. Она успеет, непременно успеет, а там, куда Дерек увезет ее, колдун, может быть, окажется над ней не властен. И пусть даже всего лишь «может быть». Все равно, хоть какая-то надежда.

– Ой, пожалуйста, Дерек, миленький, увезите меня отсюда! – воскликнула она так горячо, что Серебряный Человек оторопел. Инес умоляюще посмотрела на Антара. Тарик, можно? У меня и вправду нога болит! Я… Я полночи не спала! Прямо сейчас, да?

И брат, конечно, не стал возражать. Сказал только, чтобы Дерек сам привез Инес обратно, потому что ему некогда, и ушел домой. Прежде чем лететь с Дереком, следовало бы, конечно, дождаться, пока проснется мама, и поговорить с ней, но об этом не могло быть и речи. Солнце неумолимо опускалось к линии горизонта, и у Инес каждая минута была на счету. Тем более, что рядом с очагом около дома Марты она внезапно заметила крупного крыса, который прятался в тени позади большой деревянной бадьи с водой. И это был не Фути; тот, наверно, ушел куда-то вместе с братьями Марты, которых тоже нигде не было видно.

Да, конечно, это был тот самый Хей. Фути выглядел иначе, но, главное, он никогда не повел бы себя так странно. Стоя на задних лапах, этот крыс высовывал из-за бадьи голову – совсем как это сделал бы прячущийся человек – и сверлил Инес пронзительным взглядом маленьких, отсвечивающих красным глаз; она потому и заметила его, что почувствовала на себе этот взгляд. Как только девочка обратила на крыса внимание, он злобно оскалился и еще больше высунулся из своего укрытия. Шерсть на загривке у него встала дыбом, облезлый хвост угрожающе то поднимался, то опускался. Вся его поза говорила: «Не смей!» Инес даже испугалась, что он набросится на нее, и попятилась к «стрекозе».

Однако у Хея, видимо, хватило «ума» понять, что вокруг слишком много народу, и его просто пришибут, если он попытается ее удержать. Инес тут же забралась в «стрекозу» и сидела там, подпрыгивая от нетерпения, пока Дерек прощался с матерью Марты. Хей продолжал сверлить ее сердитым взглядом. Она уже поняла, что он не посмеет открыто выразить свое «неудовольствие», но, тем не менее, все время искоса поглядывала на него, ожидая подвоха.

Наконец, Дерек попрощался с Тиной, тоже залез в «стрекозу», и только тут Инес сообразила, что в маленькой летающей лодке всего два сиденья. Она с тревогой перевела вопросительный взгляд с Дерека на Адамса, все еще стоящего на земле.

– Возьмешь меня на ручки? – спросил он, с улыбкой глядя на девочку.

Шутил, конечно. Сиденья плотно прилегали друг к другу, и когда Адамс опустился на свое, Инес оказалась зажата между ним и Дереком.

Ничего страшного; она ведь такая маленькая, а оба они так старались, чтобы ей было удобно. Подвинулись и освободили достаточно места. Ах, они не понимали! Она была готова лететь как угодно, хоть в подвешенном состоянии, лишь бы поскорее убраться отсюда, лишь бы избавиться от нависшей над ней угрозы.

Наконец, «стрекоза» поднялась в воздух. Инес посмотрела вниз сквозь лобовое стекло и увидела Хея, который вконец обнаглел и теперь сидел прямо посреди двора, задрав мордочку кверху. Что, упустил добычу, злорадно подумала она? Ох, и достанется тебе от хозяина!

«Стрекоза» быстро удалялась от острова. Адамс обращал внимание Инес то на одно, то на другое, и постепенно она отвлеклась, почувствовала себя гораздо уверенней и спокойней.

Где-то на середине пути девочка обернулась. Ее родной остров таял вдали, уже затянутый пока еще легкими голубыми тенями; но все равно чувствовалось, что дело идет к вечеру. У Инес задрожали губы. Спасена? Свободна? И ей не придется становиться шпионкой и предательницей? Колдун не смог вмешаться, не смог задержать ее. Она вырвалась, вырвалась! Теперь нужно только сделать так, чтобы можно было не сразу возвращаться домой. Ну, хотя бы до тех пор, пока Антар соберет свой «отряд» и улетит на остров Пятницы. Инес почему-то казалось, что с этим проблем у нее не будет, что если она попросит Дерека – просто попросит, ничего не объясняя ему – какое-то время не отправлять ее домой, он не откажет ей.

Совершенно неожиданно для самой себя девочка повернулась к Адамсу, обхватила его руками, уткнулась лицом в грудь и замерла, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

Она почувствовала прикосновение его руки, осторожное поглаживание по волосам, но не видела, как поверх ее головы Серебряный Человек и Адамс обменялись встревоженными, недоуменными взглядами.

Врач оказался машиной, но к тому моменту, как он занялся Инес, она уже просто устала удивляться. Да и предстоящий осмотр путал ее, хотя Дерек уверял, что больно не будет.

– Ну, разве что немного щекотно, – сказал он и вышел из комнаты.

Дерек все понимает, подумала Инес. Привел ее сюда, указал стол, на который нужно было лечь, стул, куда следовало положить одежду, и простыню, которой она могла накрыться. И вышел из комнаты. А она беспокоилась, что придется раздеваться при нем. Дерек, конечно, не человек, но все равно было как-то неловко. Дурочка. Дерек, конечно, не человек, но он и впрямь все, все понимает.

Совершенно обнаженная под ослепительно белой простыней, Инес лежала на узком длинном столе, над которым горела… Ну да, лампа, что же еще? Хотя по форме она больше всего напоминала толстую шляпку большого гриба. Ее нижняя поверхность была разделена на множество небольших ячеек, в каждой из которых мягко светился свой собственный огонек. Неожиданно откуда-то из-за этой лампы высунулась суставчатая металлическая «рука», двумя маленькими хваталками осторожно сняла с девочки простыню и положила ее на стоящий рядом столик на колесиках. Скосив глаза, Инес с замиранием сердца следила за всеми этими манипуляциями.

Потом хваталки втянулись и на конце «руки» возник блестящий шарик. Он заскользил вдоль тела Инес, действительно порождая ощущение, очень похожее на легкую щекотку. И все, больше она не испытывала ровным счетом ничего. Движение шарика выглядело так, как если бы он, начиная с подошв, одновременно и продвигался вверх, и наматывал что-то сначала на одну ногу, потом на другую, потом на бедра, живот и так далее, до самой макушки. Обежав таким образом все тело, шарик снова исчез внутри «руки». Позади Инес что-то негромко загудело, свет лампы слегка пригас, но тут же вспыхнул ярче прежнего, хотя и приобрел чуть-чуть другой оттенок, не мягкий и желтоватый, как до этого, а более резкий, голубоватый или, скорее, фиолетовый. Так продолжалось совсем недолго, а потом простыня снова аккуратно накрыла ее тело, а «рука» втянулась наверх, за лампу. Спустя некоторое время в комнату вошел Дерек.

– Ну что, девочка моя? – спросил он. Не больно было? – Инес замотала головой. Вот видишь, я же говорил, – он помолчал. Врач сказал, что это называется «врожденный вывих тазобедренного сустава». Впрочем, не в названии дело. Вещь неприятная, но легко поправимая. Небольшая операция…

– Операция? – повторила Инес, внезапно почувствовав, что во рту у нее пересохло. Это… когда режут, что ли?

В прошлом году у Ланты вдруг очень сильно заболел живот, и врачи делали ей операцию – разрезали живот и что-то там удаляли. Плохое, загноившееся, Инес забыла название. Когда на следующий день Ланту принесли домой на носилках, простыни и повязка у нее на животе были все в пятнах крови, а сама она лежала бледная и жалобно стонала. Хотя во время операции Ланта спала, для чего ее перед этим напоили специальным отваром, проснувшись, она жаловалась на сильную боль в животе и пару дней горела, словно в огне. Рана долго не заживала, из-под повязки то и дело сочились кровь и гной, а потом на животе остался грубый, кривой фиолетовый рубец.

– Ну, зачем же сразу «режут», – ответил Дерек. – Чтобы ты знала, милая, наши врачи вообще никого не режут, у них совсем другие методы. Ты абсолютно ничего не почувствуешь и уже завтра проснешься совсем здоровенькой. Ну что, согласна?

Как в сказке, подумала Инес. Верилось во все это с трудом, но все же… верилось. После всего, что Инес увидела на этом острове собственными глазами. И еще потому, что так сказал Дерек, к которому она испытывала полное доверие. Инес согласилась, почти без раздумий.

Он подробно объяснил ей, как будет протекать операция. Инес не только ничего не почувствует, но и не увидит, потому что перед ее лицом будет установлен специальный непроницаемый экран. Последовали новые объяснения по поводу того, что это такое. Закончив их, Дерек добавил:

– А чтобы ты не скучала во время операции, я выведу на экран какие-нибудь мультики. Ох, прости, тебе же это слово ни о чем не говорит. Это такие как бы живые картинки, очень забавные. Ну, сама увидишь. Тебе понравится. Я знавал множество детей, и среди них не нашлось ни одного, кто остался бы равнодушен к мультикам. Да и среди взрослых, по правде говоря, таких было совсем немного. Когда операция закончится, ты сразу же уснешь. Во время сна машина погрузит тебя до пояса в ванну с целительной жидкостью, а через пару часов вынет оттуда. Вот и все. Потом ты проснешься и сможешь хоть танцевать. Ну, если не в первый же день, то на второй уж точно. Теперь решай, когда будем делать операцию, сегодня или завтра с утра. Если ты устала…

– Нет, – сказала Инес; несмотря на уверения Дерека, ей было чуточку боязно и хотелось, чтобы все это как можно быстрее осталось позади. Как известно, в смысле своей реакции на столкновение с неизвестным и, возможно, неприятным люди делятся на две категории. Одни стараются оттянуть волнующий момент, а другие, наоборот, предпочитают, чтобы все поскорее завершилось. Инес определенно относилась ко второй категории. – Я не устала и я хочу сегодня. Можно?

– Почему же нет? – Дерек потрепал ее по волосам и добавил, явно с оттенком уважения. – Идти навстречу опасности – путь истинного воина. Ну, что же, в таком случае, прямо сейчас и приступим.

Все произошло в точности так, как сказал Дерек. На уровне груди Инес сверху опустился небольшой матовый экран, и с этого момента она вообще перестала чувствовать свою левую ногу. Мультики просто заворожили девочку. Ничего интереснее и забавнее ей в жизни видеть не доводилось. Жаль только, что она не все поняла. Заглядевшись, Инес почти забыла и об операции, и о колдуне, а ведь до сих пор мысль о нем все время немеркнущим огоньком тлела в глубине ее сознания, отравляя удовольствие от всего того необыкновенного, с чем она столкнулась на этом острове.

Однако, проснувшись поутру в удивительно красивой, необычной комнате, в удобной постели, на белых, приятно пахнущих простынях, Инес вспомнила прежде всего именно о колдуне.

Ей что-то такое приснилось… скверное, гадкое, связанное с этим ужасным не то пауком, не то человеком. Сначала она ничего не могла вспомнить, кроме общего впечатления кошмара, но потом в сознании замелькали смутные, полуразмытые образы. Как будто колдун подкрадывался к ней сзади, а Инес убегала от него, но это ей почему-то никак не удавалось. Она прикладывала неимоверные усилия, и вроде бы ноги шевелились, и воздух обдувал тело, и по сторонам мелькали какие-то кусты с торчащими из них черными ветками, похожими на высохшие руки. И, тем не менее, колдун не только не отставал, а, напротив, с каждым мгновеньем все приближался. Вокруг клубились вязкие серые сумерки, пронизанные багровыми всполохами; небо выглядело так, как будто собиралась гроза. Девочка, на бегу оглядываясь через плечо, даже толком не различала своего страшного преследователя и все же чувствовала, что надвигающийся сзади сгусток тьмы вот-вот поглотит ее и что он и есть колдун.

Инес лежала, вспоминая свой сон, холодея от страха. В голове безостановочно билась мысль: а вдруг бегство сюда – вовсе не спасение? Вдруг колдун доберется до нее и здесь?

Вчера, вскоре после того, как они прилетели, Дерек вначале повел Инес по острову. Она с интересом слушала его объяснения и разглядывала удивительные вещи, которые он показывал. И вдруг в какой-то момент, совершенно ни с того, ни с сего, ее замутило, да так сильно, что чуть не вырвало. Ей стало плохо, ужасно плохо – так, как не было, может быть, никогда в жизни. Липкая слабость, жуткая тошнота, боль в животе – и полный упадок сил, вот что она чувствовала.

– Сейчас приду. Мне нужно… – сказала Инес Дереку, покраснев от неловкости, и со всей возможной скоростью заковыляла в уборную, которую он продемонстрировал ей сразу же после того, как они прилетели.

– Пойдем, я покажу тебе место, где можно привести себя в порядок, – так он тогда выразился.

Позже Дерек объяснил, что здесь уборная называется по-другому. «Туалет», вот как. Услышав это слово, Инес чуть не расхохоталась. В каком смысле «туалет», интересно? Ведь туалетами обычно называют наряды. Мама иногда говорила Трейси:

– Что за манера повсюду разбрасывать свои туалеты?

Тогда, впервые оказавшись в уборной… нет, в туалете… Инес прямо рот раскрыла от удивления и восхищения. Однако сейчас даже не глянула в сторону большого овального зеркала на стене, да и на все остальные удобства и красоты тоже не смотрела. Едва она добежала до маленькой отдельной комнатки с удобным голубым сиденьем над отверстием в полу, как ее тут же вырвало. Просто вывернуло наизнанку. Хорошо хоть, что там, а не прямо в большой светлой комнате с зеркалом и блестящим краном, из которых лилась такая вода, какая пожелаешь – горячая, теплая или холодная. Но все равно Инес было ужасно неприятно, что она забрызгала и само сиденье, и пол.

Девочка оглянулась в поисках тряпки, с помощью которой можно было бы убрать за собой, но тут прямо откуда-то из стены выползла остроносая серебристая штука, немного похожая на маленького крыса, и заскользила по полу туда и обратно. И там, где она проползала, не оставалось никаких пятен! А потом эта штука каким-то образом вползла на сиденье и его тоже привела в порядок. Прежде чем снова исчезнуть в стене, она выпустила к потолку небольшой фонтанчик чего-то похожего на пар, но не обжигающего, а приятно прохладного, и все помещение наполнилось удивительно нежным, душистым запахом. Чудеса, да и только.

Это тоже наверняка был робот – как и все те многочисленные устройства, которые обслуживали здесь людей. Дерек уже показал ей робота-парикмахера, робота-прачку и робота-швею; последний даже снял с Инес мерки, чтобы, как выразился Дерек, подогнать и для нее костюмчик вроде тех, что были на Антаре и Марте.

Заглядевшись на чудесного робота-уборщицу, Инес на мгновенье забыла обо всем, а когда очнулась, то почувствовала себя гораздо лучше. Вышла в комнату с зеркалом, умылась, подставила лицо и руки под струю теплого ветра, дующего из определенного места в стене, когда она приближалась к нему – все это ей еще раньше показал Дерек – и… замерла, глядя в маленькое, высоко расположенное окно. За ним уже почти утонуло в море огромное багровое солнце.

Закат.

Может, ее плохое состояние связано именно с тем, что сейчас наступило время заката? Может, этот страшный человек так заколдовал ее – если она не придет к нему на закате, то заболеет или даже умрет?

– Что с тобой, девочка моя? – спросил ее Дерек, когда она вышла из уборной. – Ты что-то бледненькая. А-а, все ясно. И как я мог забыть?

– он постучал себя согнутым пальцем по лбу. – Тебе нужно поесть. Пошли.

Инес все время боялась, что ей снова станет хуже. Но этого не произошло, и у нее даже аппетит появился при виде той необычной и разнообразной еды, которую выставил перед ней Дерек, и она с удовольствием поела, а там и думать забыла о своем недавнем недомогании. Ну, бывает же иногда, случается…

А вот сейчас, лежа в постели, вспомнила о том, как ей было плохо.

Закат. Нет, все это неспроста. Вчера, может, и обошлось, но что будет дальше? Ее теперь каждый день на закате будет выворачивать наизнанку? Или вот еще что. Если колдун сумел подчинить себе крысов, то что ему стоит проделать то же самое… ну, к примеру, с рыбами? Хотя рыбы, конечно, по суше не ходят, а сама она в море лезть не собирается. Ну, не с рыбами, так с птицами? Над этим островом постоянно тучами вились чайки, а Инес хорошо знала, какие у них мощные клювы. Деда Мура однажды чайка так долбанула в тыльную сторону руки, что у него на всю жизнь остался жуткий рубец, и два пальца почти перестали сгибаться. Что, если чайки, подчиняясь велению колдуна, выберут момент, когда она будет одна, и всем скопом набросятся на нее? Тут даже Дерек ей не поможет. Пока он добежит, да пока разберется, что к чему, они уже разорвут ее на клочки. И потом, не может же она остаться на этом острове на всю жизнь? Ей припомнился вчерашний разговор между Антаром и Трейси. Значит, оба они вскоре уйдут из дома; переселятся на этот остров Пятницы, о котором брат рассказывал Бруно, а потом и вовсе отправятся в дальние края.

Кстати, Инес уже знала, что сейчас находится не на острове Пятницы, а на острове Разочарования, куда Дерек перевез Марту. Но это к делу не относится. А суть в том, что если Инес задержится тут надолго, родители останутся совсем одни. Мама… Мама будет скучать по ней, а она уже и сейчас скучает по маме. Девочке вдруг нестерпимо захотелось, чтобы мама оказалась рядом, чтобы тоже увидела все чудеса этого острова и чтобы потом они вместе отправились домой.

Господи, ну что за напасть такая? Почему ей так не везет? Только-только избавились от пауков, как вдруг объявляется этот колдун и опять не дает ей радоваться жизни.

Инес встала вялая и немного оживилась лишь тогда, когда надела новый костюмчик, очень красивый, темно-зеленый, тоже с бесчисленными карманами и всякими блестящими штуками. Ну и, конечно, когда почувствовала, какие изменения произошли с ее левой ногой. Прежде эта нога была заметно короче другой и вдобавок чуть-чуть вывернута в сторону, из-за чего девочка при каждом шаге заваливалась на бок. Теперь обе ноги стали одинаковой длины, и это было так непривычно, так странно, что поначалу Инес даже чувствовала некоторую скованность в движениях. Где-то в самой глубине бедра побаливало, но совсем чуть-чуть, и быстро прошло. Врач снова осмотрел ее и сказал – через Дерека, конечно – что все идет как надо. Посоветовал в ближайшие дня два чересчур не перегружать ногу, а потом… Потом все, больше никакой хромоты, и Инес в самом деле сможет хоть танцевать. Все это было просто замечательно, но… Но настоящей, чистой, ничем не замутненной радости она не испытывала. Все, все сумел ей отравить проклятый колдун. После завтрака Инес вместе с Дереком и Скалли отправилась на прогулку по острову, опасливо поглядывая в сторону птиц и стараясь держаться подальше от них. Впервые Скалли она увидела еще вчера, когда Дерек показывал ей спящую Марту. Пес лежал в комнате своей хозяйки на коврике у стены. При виде вошедших он поднял голову и слабо завилял хвостом, но не тронулся с места. Инес так и замерла, не сводя с него восторженного взгляда. Дерек сказал, что пес очень предан Марте и все дни проводит рядом с ней, выходя из комнаты, главным образом, по необходимости, изредка и ненадолго. Однако когда сегодня, отправляясь с Инес на прогулку по острову, Дерек заглянул в комнату Марты и позвал его, Скалли тут же побежал за ним. Наверно, соскучился по прогулкам в обществе человека.

Пес совершенно очаровал Инес. Такой смешной, такой непохожий ни на одно из известных ей животных, он бегал за девочкой по пятам, умильно заглядывал в глаза, дружелюбно вилял хвостом и с готовностью подавал переднюю лапу. Он даже понимал, какую именно лапу его просят подать, правую или левую! Всего-то один раз ошибся. Нагулявшись, Скалли вернулся в комнату хозяйки. Инес последовала за ним, чтобы еще раз взглянуть на Марту. Та лежала в постели такая спокойная, такая красивая, точно спящая принцесса из сказки. И совсем не похожая на ведьму, ну, ни капельки.

Все, все на этом острове было ново и интересно. И все его обитатели старались как-то развлечь Инес, сделать ей приятное. Не говоря уж о Дереке, который вообще почти всю первую половину дня потратил на нее, Адамс и Грета тоже находили время, чтобы перекинуться с ней словечком, показать то одно, то другое. А ведь они трудились, не покладая рук. Только третий человек по имени Пао, с удивительной желтой кожей и темными раскосыми глазами, ни разу не заговорил с Инес; девочке даже показалось, что он вообще не замечает ее присутствия. Но потом вдруг он подошел и молча протянул ей маленькую, но очень красивую куколку, чем-то похожую на саму Инес – в длинном зеленом платье и с черными волосами. Да, на этом острове было много удивительного и интересного, но… Где-то в самой глубине души Инес неотступно грызла тревога.

Кроме всего прочего, ее мучила полуосознанная мысль о том, что в этом бегстве сюда было что-то… неправильное. Но что? Она не знала и от этого только еще больше раздражалась. И, возможно, поэтому обращала внимание на всякие мелочи, вроде бы не имеющие к ней никакого отношения, но почему-то усиливающие беспокойство.

Взять хотя бы эту историю с Мартой. Дерек объяснил, что сон Марты не простой и что никто, даже удивительный робот-врач, не знает, сколько он продлится. Интересно, что эта за болезнь такая – беспробудный сон – и отчего она как раз сейчас приключилась с Мартой? И если Марта больна, то как может Антар так себя вести по отношению к ней? Почему ни разу не прилетел сюда или хотя бы не приплыл на обыкновенной лодке?

Ну, хорошо, допустим, они поссорились. Хотя вот еще вопрос – когда? Ведь перед тем, как Антар отправился провожать пауков, все было нормально. Или, по крайней мере, такое складывалось впечатление. А сразу на следующее утро Марта уже спала этим своим беспробудным сном. Но даже если они каким-то образом умудрились выкроить время, чтобы поссориться, то сейчас, когда Марте плохо, об этом, наверно, можно бы и забыть? Нет, Инес даже в голову не шло, что Антар ведет себя как бессердечный человек. Дело было в чем-то совсем другом, и вряд ли можно сказать, что они с Мартой просто «поссорились». Скорее всего, между ними произошло что-то гораздо более серьезное, недаром ведь Антар в разговоре с Бруно назвал Марту ведьмой. Что-то здесь не так, думала Инес, и это ощущение, накладываясь на ее собственное внутреннее напряжение, лишь усиливало его.

И еще. Эти люди с «черными дырами в головах». Адамс, Грета и Пао. Они были какие-то… не такие, хотя в чем это выражается, Инес затруднилась бы выразить словами. Кстати, ощущение гулкой черной пустоты возникало лишь при попытке проникнуть в сознание Адамса и Греты, а когда она попробовала проделать то же самое с Пао, то на нее обрушился целый вихрь образов, в которых, однако, ей не удалось уловить никакого смысла. Просто цветные пятна, яркие и переливающиеся. Как только Инес «увидела» их, эти пятна мгновенно начали тускнеть, а сам Пао тут же вскинул голову и недоуменно оглянулся по сторонам, словно почувствовал вторжение в свое сознание и попытался определить, кто это сделал. Его ничего не выражающий, какой-то пустой взгляд остановился на Инес, и она тут же оставила свои попытки.

С самого утра эти люди начали строить дом. На площадке, которая еще вчера выглядела слегка холмистой и заросшей деревьями и кустарником, а сегодня представляла собой совершенно ровное пространство, залитое сероватым, быстро твердеющим веществом. Когда же они успели, интересно? Работали всю ночь, не переставая? Зачем такая спешка? И почему, тем не менее, они совершенно не выглядели уставшими?

С помощью специальных ножей они резали скалу на огромные каменные блоки, а потом таскали их и ровными рядами укладывали на подготовленной площадке. Как им удавалось поднимать и ворочать такие громадные камни, словно это были деревянные кубики, которые папа вырезал Инес? И Грета, с виду такая хрупкая, работала наравне с мужчинами. Все трое трудились без передышки и за полдня проделали такую работу, которую дома несколько человек не выполнили бы, наверно, и за неделю. И опять же, как будто ничуть не устали.

В середине дня стал накрапывать дождь, сначала потихоньку, затем все сильнее. Удивительные труженики, не обращая на него ни малейшего внимания, продолжали ворочать камни как ни в чем не бывало и угомонились лишь тогда, когда Дерек позвал их в дом. Инес уже сидела там в ожидании обеда. Она еще вчера познакомилась с роботом – «поваром» и тут же хотела нажать на кнопки, которые уже успела запомнить – кола и мороженое – но Дерек заявил, что сначала непременно нужно съесть что-нибудь «серьезное». Инес согласилась и получила котлету с картофельным пюре. Так назвал новое блюдо Дерек, хотя эти слова ей ни о чем ни говорили. Все оказалось очень вкусно, хотя и необычно; впрочем, здесь вся еда производила такое впечатление.

И что же? Эта удивительная троица почти ничего не ела. После таких-то трудов!

Адамс лишь выпил чашку кофе, Грета, кроме того, съела еще и булочку, а Пао даже кофе пить не стал, удовлетворившись какой-то странной розовато-серой массой, пахнущей рыбой; и было ее так мало, что Инес хватило бы на пару глотков.

На несколько минут мороженое почти примирило девочку с жизнью. Она сидела, блаженно растворяя во рту сладкие прохладные комочки и позабыв обо всем на свете. Даже о колдуне. Как вдруг Дерек, который оживленно обсуждал что-то с Адамсом, застыл, слегка наклонив голову и словно к чему-то прислушиваясь.

– Повтори, Антар, я не понял, – сказал он.

Антар, удивилась Инес? Это что же, Серебряный Человек каким-то удивительным образом разговаривает с ее братом? Интересно, почему она ничего не слышит? Может, голос Антара звучит у Дерека в голове? Но ведь Антар не умеет разговаривать мысленно.

Однако то, что она услышала дальше, заставило ее мгновенно позабыть обо всех своих вопросах и недоумениях.

– Кто напал? Сегодня утром? С чего бы это вдруг? И что? Умерла? Ах ты, боже мой… А твоя мать? – Дерек искоса взглянул на Инес и замолчал, однако чувствовалось, что «разговор» еще не окончен. Сочетание слов «умерла» и «мать» заставило сердце девочки тревожно забиться. – О чем разговор? Правда, позволь тебе напомнить, что на острове Пятницы тоже есть робот-врач и не один… Ну да, да, конечно, это не просто и сразу не получится, но все же советую как можно быстрее освоить работу с этими устройствами, Вовсе не потому, что мне трудно. Я всегда готов помочь, если речь идет о таких вещах, – Дерек сделал ударение на слове «таких». – Просто… Мало ли что может случиться? Да, конечно. С Инес все в порядке. Операция прошла успешно, она уже чувствует себя хорошо. Да, немедленно, конечно. Договорились.

Дерек перевел взгляд на Инес.

– Что-то случилось… с мамой? – трепеща от страха, спросила она.

Он покачал головой.

– Нет, не с мамой. С твоей бабушкой, хотя… – С Данаей? – Инес почувствовала одновременно и облегчение, и совершенно необъяснимый ужас. – Что с ней такое?

– Странная история, я так до конца и не понял. На нее напали крысы и… извини за такие подробности… загрызли до смерти.

– Крысы? – повторила Инес. – Ка… Какие крысы?

Губы с трудом повиновались ей, сердце стучало, точно молот. Вопрос она задала чисто автоматически, потому что уже догадывалась, о каких крысах идет речь.

– Подробности мне неизвестны, – сказал Дерек и встал. – Кроме всего прочего, это произошло на глазах у твоей матери, и у нее стало плохо с сердцем, – Инес вскочила. – Антар просит, чтобы я привез робота-врача, и он осмотрел ее. Ты, наверно, захочешь полететь со мной? Антар сказал, что мама спрашивала о тебе.

Девочка стояла, словно громом пораженная. Только теперь она поняла, что именно было неправильно в ее бегстве сюда. Она спасала себя, но напрочь забыла обо всех остальных. И вот, пожалуйста, бабушка Даная поплатилась за это. Да, пока Инес здесь, до нее самой колдун, похоже, не может добраться, но только до нее. Все другие жители города – в том числе и Антар, и мама, и папа, и бабушка Даная – все они остались в его власти. И он, конечно, не успокоится, будет продолжать свое черное дело, с помощью Инес или без нее.

И то, что его крысы убили именно бабушку Данаю, тоже неспроста.

Колдун вытянул из Инес, о чем она хотела расспросить Данаю, и понял, что да, бабушка может вспомнить человека, у которого на правой руке не хватает безымянного пальца. Он сам сказал об этом. Такова была первая причина того, что погибла именно Даная.

А вторая… Вторая, наверно, состояла в том, что колдун хотел таким образом сказать Инес: «Смотри, что я сделал. То же самое будет со всеми твоими родными, если не вернешься и не будешь делать то, что я велю».

Выходит, у нее нет выхода? Сегодня крысы растерзали бабушку, а завтра… Страшно даже подумать, что может случиться завтра.

Инес еще только собиралась попросить у Дерека разрешения задержаться на этом острове, но теперь становилось ясно, что из этого ничего не получится. Ей придется вернуться.

Молча она последовала за Дереком к «стрекозе», молча дождалась, пока Адамс принес робота-диагноста. Ни слова не произнесла и тогда, когда дверца захлопнулась, отрезая ее от безопасности и свободы, и «стрекоза» взмыла в воздух. Все внутри окаменело, в голове не осталось ни одной мысли. Дерек, взглянув на ее не просто побледневшее, а какое-то помертвевшее личико, спросил очень мягко:

– Девочка моя, послушай. Я понимаю, твоя бабушка мертва, а мама заболела, и тебя все это глубоко огорчает. Но мне почему-то кажется, что не только это. Мне почему-то кажется… по правде говоря, все время казалось, пока ты была на острове Разочарования… что у тебя у самой… м-м-м… какие-то очень большие неприятности. Это правда? – Инес лишь повесила голову, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Что произошло? Расскажи. Может быть, я сумею тебе помочь.

Инес все так же молча покачала головой.

Никто ей не поможет. Никто.