Прощание с лилипутами

На самом высоком тополе у Пятидубья, покачивалось круглое надежное гнездо аистов. В этом гнезде стоял Черный Фрак и глядел поверх зеленой листвы в темный лес, деревья которого тихо шелестели в утреннем ветре. У ног Черного Фрака сидела аистиха, прикрывая крыльями голых аистят и, высоко задрав клюв, выжидательно глядела на супруга. Он прищурил глаза и начал, по своему обыкновению, кратко и решительно:

— Дорогая супруга! Настал день великого путешествия, кляп! Должен сегодня выполнить свое обещание, кляп! Должен проводить домой шмеркенштейновского мальчика, кляп!.. Следи хорошенько за малютками, кляп!..

Аистиха окинула своих голых птенцов немым любовным взглядом:

— Надеюсь через три дня вернуться, кляп! Если тебе нужна будет помощь, обратись к аисту Красному Клюву. Он обещал. Мой друг Всезнай — также, кляп!

Черный Фрак почесал аистиху клювом у шеи, пощекотал клювы аистят и еще раз прикоснулся на прощание к шее аистихи. Затем он решительно выпрямился, как человек у которого уже завязан чемодан, распахнул широкие крылья, выбросился в сторону из гнезда, взял направление на юг и понесся над полями, которые еще спали предутренним сном.

Крыши маленьких селений нетерпеливо выглядывали из зелени садов, словно не могли дождаться наступления утра. А над лугами и прудами клубился туман, готовый исчезнуть с первыми лучами солнца.

Всего этого не замечал Черный Фрак. Его клюв был устремлен, как красная стрела, по направлению к Бурным горам, на утесах которых он сделал первую остановку.

Вершины гор были покрыты белыми облачками, а пограничные крепости, в которых лилипутское войско годами лежало готовое к войне со Страной Чудес, лепились над кручами, как заброшенные ласточкины гнезда.

Из бойниц уже не торчали дула пушек, в сторожевых башнях не бренчали больше оружием бойцы. Крепости висели на горах, как напоминание о ненавистном прошлом.

Черный Фрак испустил над долиной довольный крик, но тотчас же испуганно вздрогнул: резкий удар бича просвистал внизу, раздался еще раз, и еще. И когда Черный Фрак напряг зрение, он увидел длинный ряд телег, которые катились на перевале из Страны Чудес в Лилипутию. Телеги были нагружены доверху крыльями, которые выписал для народа Совет Двенадцати Лилипутии.

Черный Фрак закляпал еще довольнее и полетел дальше, пронесся над лилипутьими селениями с новыми, прекрасными, ярко раскрашенными домами, покрутился над заброшенными пряничными замками и разрушенными шоколадными башнями, полетел на юг, пронесся над Беличьим бором и стал зорко вглядываться в землю, отыскивая белую башню королевского дворца. Он кружился над окрестностями Замка Веселья, но не мог еще различить марципанового здания, так как даже глаза аиста не могли видеть отсюда, что делается в столице. Но вдруг, он услышал чей-то громкий смеющийся голос. Таких голосов на всем лилипутьем острове был только один.

— Великан! — закляпал Черный Фрак, — этого парня всегда услышишь задолго до того, как увидишь.

И когда глаза аиста присмотрелись к равнине, они увидели белокурую кудрявую макушку, блестевшую на солнце.

Белокурая макушка принадлежала Муцу. Он все еще находился с Буцом в Замке Веселья, но не в таком одиночестве, как накануне.

Утро привлекло сюда массу народа. Во главе с Громовым-Словом пришло из столицы свыше ста лилипутов, чтобы узнать, чем кончилось дело с привидениями. Жители фабричного поселка явились в полном составе, они покраснели от стыда, когда Буц показал им тыквы и саваны, от которых бежала их стража. Храбрый малый принужден был все время повторять эту историю, и, как раз тогда, когда он начинал ее в четвертый раз, нечто большое бело-черное, с шумом опустилось вниз…

Сначала все застыли от неожиданности, затем несколько лилипутов испуганно вскочили. Вслед за ними вскочил Муц и бросился этому большому бело-черному существу на шею, с криком:

— Черный Фрак! Ну, конечно, конечно, конечно… Сегодня день нашего отъезда! Ты сдержал слово! Завтра я снова увижу своих родителей, и сестру, и дядю, и тетю, и… — Муц назвал всех своих родных, включая троюродную бабушку и всех школьных товарищей, — от самого большого забияки до последнего тихони. Он был вне себя от радости.

Все лилипуты поднялись и столпились вокруг аиста — они никогда не видели такой большой птицы. Муц несказанно гордился своим проводником, важно выставил ногу вперед и заявил:

— Представьте себе, такие больше птицы бродят у нас по улице, как у вас вороны. С этой чудесной птицей я лечу теперь домой.

Собравшиеся лилипуты не находили слов от изумления. Им не хотелось верить, что великан, действительно, собирается их покинуть. А глаза Муца, наоборот, с тоской смотрели на юг, и он вдруг засуетился.

— Я еду домой! — ликовал он, прижал к груди Буца и старика Громовое-Слово, стал прижимать и прочих лилипутов, попадавшихся ему под руку, катался с ними по траве и заставил всю толпу кувыркаться.

Так продолжалось некоторое время, но когда лилипуты сообразили, что великан серьезно прощается с ними, они обхватили его руки и ноги; и не хотели его отпустить.

Черный Фрак терпеливо наблюдал эту картину. Но когда солнце поднялось так высоко, что тень Замка Веселья совсем исчезла в дерне, аист стал, выражать нетерпение, подошел к Муцу, поднял длинный красный клюв, очень решительно кляпнул и, указав на солнце, взмахнул крыльями, как бы готовясь к отлету.

Тут к тоске Муца по дому стало примешиваться опасение. Он воскликнул:

— Пустите меня! — и стряхнул с себя лилипутов. — Я непременно вернусь!

Он завозился со своим волшебным ящиком, который прозвенел точно старый будильник, когда его заводят.

— Ах, Буц, если бы не море, ты мог бы полететь со мной в Шмеркенштейн!

Он снял с одного лилипута шляпу.

— Дайте мне хоть что-нибудь на память!

Не успел он это вымолвить, как лилипуты пришли в неистовство. Они стали срывать с себя одежды и совать их в карманы Муца, стали бросать туда шляпы, куртки, ботинки. В мановение ока дюжина лилипутов стояла голышом на солнце, а Громовое-Слово успокоился только тогда, когда Муц спрятал в карман его галстук.

Лилипуты точно помешались. Дети вскарабкались на великана и наполнили его карманы кусочками пряника. Женщины и девушки забросали его полевыми цветами. Несколько музыкантов сыграло заунывную прощальную песню. Поэты продекламировали ново-лилипутскую героическую поэму. Она рифмовалась на «Муц» и «Буц» и была так бесконечно длинна, что Черный Фрак беспокойно смотрел то на них, то на небо. Ему очень хотелось перелететь через море до захода солнца. Но когда после поэтов Громовое-Слово поднял руку, чтобы произнести прощальную речь, у аиста лопнуло терпение. Он еще раз настойчиво кляпнул Муцу и поднялся в воздух.

Ах, как быстро зашевелился Муц! Он взвился, как ракета к небу, оторвал от себя Буца и бросился вдогонку за аистом. Обернувшись назад, он увидел кивающих, машущих руками и выкрикивающих прощальные приветствия лилипутов, декламирующих поэтов и размахивающих смычками музыкантов, еще раз взглянул на старика Громовое-Слово, с его пламенными глазами, острым профилем и белой бородой.

Муц долго махал носовым платком, пока не очутился рядом с Черным Фраком и последний лилипут не скрылся из его глаз.

Ветер пел лихую напутственную песню и обвевал прохладой шмеркенштейновского мальчика, который, с широко раскинутыми крыльями, летел между Черным Фраком и Буцом навстречу морю. Карманы Муца тяжело свисали вниз, так как они были переполнены съестными припасами. Этим вещам Муц всегда уделял большое внимание перед всякой поездкой. Далеко внизу мелькали реки, пруды и леса Лилипутии, и в памяти Муца вставали воспоминания о Громовом-Слове, Пипине, Суровом-Вожде, Всезнае, Золотой-Головке.

Там на Севере лежали Бурные горы, а за ними сказочная Страна Чудес, для которой он оказался чересчур беспокойным гостем.

Они неслись над лугами Лилипутии, над ее цветущими полями, где он пережил столько приключений… А потом этот Буц! Почему, собственно, ему не перелететь с ними через море? Как все на свете устроено навыворот!

Муц вздохнул и не знал, должен ли он грустить по поводу своего отъезда или радоваться о возвращении к родным. Сожаление об оставленной Лилипутии появилось на его загорелом лице.

— Буц! — вымолвил он неуверенными голосом, — я вернусь и привезу с собой много интересных игрушек. Картонного плясуна или слона, который пищит, если надавить ему живот.

Лицо Муца становилось все печальнее и печальнее.

«Фу, чорт! Он еще, пожалуй, захнычет под конец», — подумал Буц. Он пробрался между Муцом и Черным Фраком и сразу стал очень разговорчив.

— Подумай, как будут радоваться твои родители, Муц! Заметь себе хорошо дорогу и привези с собой сестру! Ах, как будет славно!

Откуда только взялось такое обилие слов обычно молчаливого Буца? Он так разговорился, что ни Муц, ни он не заметили, как земля осталась позади, как становилось все ближе и ближе сверкающее белое море, как быстро они очутились над открытым водным пространством и как предостерегающе закляпал Черный Фрак.

Снизу доносился шум волн, но Муц не слышал ничего, кроме голоса Буца.

— Приезжай поскорее и привези такого слона, — голос Буца слабел, — такого слона, который громко пищит, если ему надавить живот. — Голос Буца становился все глуше. — надавить на жи… — и Буц умолк.

Черный Фрак испуганно закляпал, а когда Муц вопросительно посмотрел в его сторону, он только успел заметить, как несчастный, с закрытыми глазами, летит головой вниз в пучину.

— Буц! — заорал Муц и, как ястреб, ринулся за ним, но тот уже исчез на пенистом гребне могучей волны.

— Буц! — крикнул он снова. И волна, как бы услыхав его тревожный крик, вынесла утопающего на гребне. Муц отчаянно боролся с ветром, схватил Буца за воротник, судорожно сжал в руках, подлетел с ним к берегу, сорвал с него куртку и крылья и уложил на мягкий теплый песок…

Под лучами солнца Буц быстро пришел в себя, потянулся, раскрыл глаза и увидел голову великана, а рядом с ней клюв аиста, озабоченно торчавший над его носом.

— Море! — вымолвил Буц, — море! Через него не может пробраться ни один лилипут.

И, как ни в чем не бывало, он сел, сбросил с себя мокрое платье, чтобы оно просохло на солнышке, и заставил Муца рассказывать про смешного слона. При этом всегда тихий Буц громко хохотал, а затем принялся рассказывать всякие истории. Все они начинались так:

— Когда я еще был беглецом, мне привелось…

Истории свои он рассказывал руками и ногами.

Муц забыл про печаль предстоящей разлуки и сидел спокойно, как рыболов над водой.

Только Черный Фрак был неспокоен. Он подходил к морю, испуганно отскакивал перед грохочущими волнами, поправлял взъерошенные перья и сильно нервничал. Ему хотелось через три дня вернуться в свое гнездо, и легкомысленная болтовня обоих приятелей внушала ему серьезные опасения. Видя, что рассказам Буца нет конца, аист подошел к обоим, просунул свой клюв между их головами и закляпал:

— Летим! Летим! Скоро ночь! Летим! Кляп!

Ни Муц, ни Буц не поняли Черного Фрака, но они перестали слышать и свои собственные слова, так громко и настойчиво звал суровый аист.

Тогда Буц решительно поднялся, натянул на себя платье, прикрепил свои крылья к спине, и наступила самая тяжелая минута, которую когда-либо переживал Муц.

Маленький Буц протянул великану руку и сказал:

— Прощай, Муц! Иначе ты никогда не доберешься к своим. Черный Фрак уже дрожит от нетерпения.

Муц пожал маленькую ручонку и пробормотал:

— Прощай, Буц! Прощай, Буц!

Наконец, тот вырвался, побежал от него поберегу и еще раз быстро кивнул. Муц вздрогнул, побежал за ним вслед, и началась старая, песня:

— Прощай, Буц! Прощай, Буц! Пиши же!

Буц не проронил ни слова, нажал кнопку на спине и поднялся в воздух.

Муц стоял окаменевший, беспомощно смотрел на аиста и вдруг заревел:

— Постой, Буц! Постой, минутку!

Он подлетел к своему маленькому другу, схватил его за руку, тряхнул ее и проговорил:

— Прощай, Буц! Пиши же… и… что я хотел еще сказать… пиши… передай письмо с шмеркенштейновским аистом… А когда я вернусь, я привезу тебе два таких слона…

Он повернулся, хотел, было, полететь за аистом, но затем снова бросился за малышом и затянул с начала:

— Что я хотел сказать… да… кланяйся Громовому-Слову, и Бицибуци, и Суровому-Вождю, и Всезнаю, и Золотой-Головке, и…

Муц выговорил все единым духом и стал повторять одно и то же, не будучи в силах расстаться с Буцом. Он наверно опустился бы с малышом еще где-нибудь на песке, если бы Черный Фрак не ворвался между ними, как вихрь. Ожесточенно размахивая крыльями, он поднял такой шум над головой Муца, что тому пришлось отстать. Он успел только прокричать улетающему Буцу:

— Поклон Громовому-Слову!

Черный Фрак увлек его на Запад, Но он то и дело оглядывался на берег.

Когда Буц превратился в маленькую уплывающую точку, и нельзя было уже различить перо на его шляпе, Муц перестал оглядываться. К нему внезапно вернулась его прежняя бодрость и он широкими взмахами понесся рядом с аистом сквозь бушующий ветер.

Черный Фрак весело закляпал, а клюв его, как летящая стрела, указывал на Запад, где за пенистым морем лежал Шмеркенштейн и где отец, мать и сестра томительно ждали возвращения Муца.

Загрузка...