Когда путешествую по стране или в субботний день останавливаюсь на светофоре на моей «Веспе», встречаю тех, кто с искренней улыбкой говорит спасибо за то, что вместе с моим другом и учителем Геннадием Бачинским я делал на радио.
Это не фанаты, пристающие к вечно занятой звезде, а просто нормальные люди, взрослые и самостоятельные, которые просто хотят поблагодарить и сказать, что годы, проведенные в нашей компании, были самыми яркими, светлыми и, по большому счету, лучшими в жизни.
Я улыбаюсь в ответ, жму руку и уже почти не смущаюсь, хотя эта теплота от незнакомых мне людей порой кажется незаслуженной, ведь мы с Бачинским просто болтали, хулиганили порой и ничего специального, чтобы понравиться слушателям, не делали. Мы были молодые, свободные и счастливые – и, наверное, вместе с нашими разговорами это состояние передавалось аудитории.
Начальство иногда сообщало, что мы стали популярными по данным каких-то исследований и по веренице рекламодателей, но мы оставались простыми ребятами, и для нас важны были не цифры, а чувства тех людей, кто нас слушал.
Обычно мы работали рано по утрам, но в качестве эксперимента (в реальности – чтобы дать нам наконец выспаться) в декабре переместились в вечерний эфир. За окном стоял мрак и холод, а все работники нашего офиса уже разошлись по домам.
– Сергей, а вы не хотите есть? – спросил меня Бачинский (мы очень часто обращались друг к другу на «вы»).
– Я всегда хочу! – Мой ответ был максимально честным.
И через несколько минут, когда очередная песня закончилась и включились микрофоны, Гена прямо объявил:
– Граждане, мы очень хотим кушать – привезите нам, пожалуйста, чего-нибудь! – и продиктовал наш студийный пейджер (помните такую штуковину?).
На него валом посыпались сообщения: предлагали пиво и соленую рыбку, домашний борщ, сухари, квашеную капусту, чебуреки, колбасу и все прочее. Но выбрали мы следующее: «Мальчики, через час могу привезти вам курицу. Катя».
И действительно, через час к нам вошла прекрасная юная девушка с курой гриль в руках! Студия наполнилась мощным ароматом жареной хрустящей жирной корочки, а Катю мы пригласили потрещать к микрофону. Она была стройной хрупкой шатенкой с волнистыми волосами до плеч, большими глазами и чувственными губами как у Джулии Робертс.
В общем, было уже не до курицы, поэтому Гена по-хозяйски забрал ее к себе домой. Забрал курицу!
Через несколько дней я пригласил нашу «кормилицу» на чашечку кофе в городе, мы интеллигентно пообщались, но поскольку женщин я тогда еще только начал изучать и квалификации никакой не имел, мне показалось, что Катя мне по-человечески симпатизирует – и только.
Прошла зима, за ней весна и наступил июнь.
Приходит эсэмэска, смотрю – от Кати. Перезваниваю.
– У меня через неделю день рождения, будут ребята из школы и института, подружки – и я хотела бы пригласить тебя. Посидим, пообщаемся!
Я не стал возражать, говорить, что мы мало знакомы, что я не знаю никого из ее круга и вообще не понимаю, зачем ей мое присутствие. Посмотрел свой ежедневник – день оказался свободным, и я пообещал приехать.
Катя жила в центре города, в старом дореволюционном доме, и подъезд в глубине дворов без ее помощи я бы долго искал. Она вышла меня встречать, и я обомлел: Катя была такая легкая, волнующая, с искрящимися от радости глазами!
Я тут же перестал думать, как меня примут остальные ее гости, вручил букет роз, и мы стали подниматься по темной широкой лестнице. Катя шла чуточку впереди, и казалось, я чувствовал тепло ее тела в тонкой белой блузке.
Она открыла большую тяжелую дверь, я прошел в прихожую и приготовился здороваться и знакомиться с гостями праздника, но вдруг понял, что в квартире абсолютно тихо.
Я прошел в гостиную и увидел большой накрытый стол, на котором было множество угощений, и обернулся к Кате:
– А где же гости?..
Она подошла почти вплотную – так, что ее пышные густые волосы почти коснулись моего лица.
– Я хочу, чтобы сегодня со мной был только ты…
Катя закрыла глаза, встала на цыпочки и обняла меня за шею. Ее сладкие губы были горячими и вкусными – как бывают только у тех женщин, которые дожидаются своего мужчину. Но это – совсем другая история!
Мать неосознанно назначает ребенка на место того, чего ей недостает: например, на место отца, чьей любви ей не хватало. Тогда она может ждать от сына тех чувств, которые недополучила в детстве. Через ребенка она восполняет то, в чем всегда нуждалась, но не могла получить. В этом случае ребенок занимает место ее нехватки, и отпустить его становится сложно. Он – ее утешение, он питает ее своей любовью и привязанностью: ну как по доброй воле этого лишиться?!
Или другой пример: у ребенка «школьная фобия» – он отказывается посещать школу или ходит за матерью по пятам, не отпуская ее из-за сильного страха, что с ней может что-то случиться. И это является его главным симптомом. Причем в его жизни ничего особо драматичного и травматичного не происходило. Симптом возник из ниоткуда в возрасте восьми лет. Но если всмотреться в материнскую историю, то можно увидеть, что примерно в этом же возрасте она потеряла отца и не смогла оплакать эту утрату. И ровно в восемь лет у ее сына появляется страх потерять маму.
Между родителем и ребенком происходит сильная бессознательная коммуникация, и особенно она затрагивает те вещи, которые не были осознаны, осмыслены и пережиты родителем. А сегодня, в эпоху единственных детей в семье, чадо особенно перегружено родительскими бессознательными тревогами, желаниями и травмами из непрожитого прошлого. Матерям очень сложно отпускать своих единственных детей.
На муже и отце ребенка испокон веков лежала задача помочь этому разделению произойти. Но если тот, кто призван стать отцом, сам является симптомом для своей собственной матери и по-прежнему зависим от нее, то дела плохи. Это не даст ему взять на себя отцовскую функцию в отношениях с женой и ребенком и помочь ребенку найти свое место в мире вне отношений с матерью. Этому будет препятствовать слишком тесная связь мужчины с собственной матерью.
Давайте резюмируем: изначально ребенок – это материнский объект, ее личное сокровище, ее личное солнышко, порой – даже ее личный позор. Не столь важно, в каком качестве он выступает, важно, что это ее объект.
И если мужчина занимает в отношениях с женщиной инфантильную позицию, как в фильме «Покровские ворота», то он неизбежно оказывается в положении маменькиного сыночка, то есть объекта, который постоянно направляют и которому указывают.
Но в тех отношениях, где Ева не мамочка Адаму, а женщина ему, там скорее она оказывается в позиции объекта. По задумке, женщина – это сексуальный объект для мужчины (в отличие от матери). Она – объект любви и влечения, и зарождается этот объект именно там, в области мужского желания.
В прошлой главе мы говорили о том, что образ женщины, которая притягательна для конкретного мужчины, воплощает собой его бессознательное. Этот сексуальный женский образ выстроен вокруг черты или детали, которая связана с желанием именно этого мужчины, вокруг особенности, которая воплощает что-то из его ранних грез и фантазий. Мужское желание гораздо ближе к фетишизму, чем женское. Мужское желание устремлено к объекту, который он желает и которым хочет владеть, владеть как своей собственностью, сделав его своим.
Но проблема заключается в том, что этот образ живет в области мужских фантазий и владеть им можно только иллюзорно. В реальности образ всегда ускользает. Подобно тому, как в основе женского желания лежит иллюзия о том самом.
Женское желание устремлено к любви и желанию Мужчины, для которого она хочет занимать исключительное место. Место драгоценности, особенной и неповторимой. Драгоценностью она хочет быть вовсе не для каждого, а только для Него, для того самого. А поскольку тот самый – это герой ее иллюзорного мира, в реальности женщине приходится конструировать такого Мужчину с большой буквы из того, что было. И «ребром» этого сконструированного в грезах Адама она и хочет быть.
Наглядно проиллюстрируем различие в устройстве мужского и женского желания на примере ситуации измены, а именно ответив на вопрос: «Что является изменой для мужчины, а что – для женщины?»
Представим ситуацию выбора из двух зол: спит с другой/другим или любит другую/другого.
Мужчине важно, чтобы женщина спала с ним, даже если она любит другого и думает о другом. А женщина скорее предпочтет, чтобы мужчина спал с другой, но любил именно ее и думал именно о ней. Поэтому в ситуации измены мужчина будет допытываться: «Было или не было?» А если было, то что именно, как именно, когда и сколько. И мучиться он будет из-за навязчивых образов сексуального акта. Именно это будет вызывать у него боль. Напротив, успокаивать его будет фраза: «Между нами ничего не было». Что значит «не было секса».
А женщину будут мучить скорее образы отношений: взгляды, нежность, разговоры между ее возлюбленным и другой. Она будет задаваться вопросом не о постельных сценах, а о его чувствах к сопернице: «Любит он ее или нет?» Боль у женщины будет вызывать мысль о том, что другая занимает место в его сердце, а не в его постели. Напротив, успокаивать ее будут заверения: «Ну, было разок, когда перепил, но люблю я только тебя и только ты мне нужна. Она для меня ничего не значит. Я уже даже забыл, как ее зовут».
Мужчина переживает измену как утрату сокровища, которое у него увели из-под носа, а также как «кастрацию»: многие буквально теряют свою потенцию после измены женщины. А для женщины измена – это его чувства к другой. И потеряв его любовь, она теряет не только мужчину, но часто и саму себя – ту, какой она ощущала себя в отношениях с этим мужчиной.
Для женщины в любви на кон поставлено больше, чем у мужчины: ее восприятие самой себя. Женщина может расстаться с мужчиной, потому что ей не нравится, какой она стала рядом с ним: «Мне не нравится, во что я превратилась в этих отношениях. Я стала издерганной, нервной. Смотря на себя в зеркало, я чувствую себя несчастной».
Женщина очень чувствительна к вопросу устройства мужского желания и исследует его всеми возможными способами, в том числе с помощью ревности или соблазнения. Женские метания между функцией матери и функцией любовницы растут из особенности устройства мужского желания. Женское расщепление вторично по отношению к первоначальной мужской дилемме любви и желания. И поскольку женщина очень зависит от желания и любви мужчины, это напрямую отражается на ней.
Расщепление женского образа на мадонну и блудницу, на любовь и желание в мужской голове приводит к тому, что женщине приходится находить себя в одном из двух образов: в материнском или сексуальном. Эта трагедия мужского желания сопровождает всю историю человечества. С одной стороны Ева: мать всякой жизни, любовь, забота, порядочность. С другой – Лилит: страсть и грязные фантазии. Согласно одной из трактовок библейской истории, Лилит была первой женой Адама и до сих пор продолжает мучить мужчин в их греховных грезах, которые мужчины чаще реализуют вне семьи. Бордели являются едва ли не самым древним социальным институтом, а может, даже теневой основой общественного устройства, как бы смело это ни звучало. Поговорим об этом подробнее в следующей главе.
Проклятие мужского желания заключается в том, что по-настоящему владеть своим объектом он не может, поскольку тот находится в области его фантазий. Мужчину это просто изводит. Он не осознает, что его объект – это лишь порождение его грез. В поисках оазиса он обречен вечно гнаться за ускользающим миражом. Объект желания никогда не дается в сети окончательно, как бы ловко они ни были расставлены. Но если объект все же попадает в сети и становится реальным, он начинает терять качества желанности. Мы либо желаем, но не имеем, либо имеем, но не желаем.
То, что попадается в сети, оказывается в итоге не тем. Мы часто слышим мужские жалобы на то, что женщина, которую он видит на фотографии, – это не та женщина, которую он обнаруживает при встрече. Но проблема не только в женщине, которая лукавит, проблема укоренена в самой природе мужского желания.
В Библии есть история про Якова, который семь лет работал пастухом у Лавана, отца его возлюбленной Рахель, чтобы заполучить ее в жены. И вот наконец настал долгожданный день, вернее ночь, когда труженик получил желаемую награду. И каково же было его разочарование, когда наутро Яков обнаружил в своей постели не Рахель, а ее сестру Лею.
Это не только библейская притча о тяготах жизни без электричества – это опыт, знакомый любому пьющему ловеласу. Дело не только в женских хитростях. Специфики мужского желания вполне достаточно, чтобы обмануться.
Мужчина всегда устремлен к миражу, и когда кажется, что он наконец находится на расстоянии вытянутой руки и работы хватательного рефлекса, обнаруживается реальность. То есть овладеть объектом желания можно только во сне, как видно из нашей притчи: когда сон рассеивается, Рахель превращается в Лею.
Многие мужчины, не удовлетворившись синицей в руках, устремляются к следующему объекту с упорством, достойным лучшего применения, превращая все новых и новых журавлих в синиц. У некоторых мужчин «журавлеперерабатывающая» фабрика работает буквально в промышленных масштабах: бесконечное потребление объектов в обществе бесконечного потребления объектов.
Но журавлихи тоже не лыком шиты, и многие современные женщины желают по-мужски. Приведем в пример два женских сна. В первом женщине приснилось, что она торт, лежащий на прилавке. Этот сон ярко иллюстрирует именно женские отношения с желанием, где она является объектом: «Ах ты моя сладенькая!» Второй сон, характерный для мужского, субъектного способа желать, был о том, как женщина сама выбирает мужчину на полке в супермаркете, хочет взять нескольких, но переживает, будет ли ей это по карману на кассе. Сегодня общество потребления продвигает именно мужской способ желать. Хотя, говоря точнее, у потребителя нет пола.
Perpetuum mobile (вечный двигатель) эпохи потребления – в принципиальной неудовлетворимости желания. Оно постоянно скользит от объекта, который мы уже успели пробить на кассе, к объекту, который нам еще не принадлежит, будь то товар или живой человек. Что бы мы ни пробили на кассе, в итоге обнаружится, что страстно хочется чего-то другого. И некоторые находят для себя остроумный выход в том, чтобы не пробивать, а проносить мимо кассы: например, заводить отношения на стороне, тревожно оглядываясь на «кассира».
Вместо того чтобы задуматься над природой желания, мы зачастую считаем, что дело в партнере, в том, что партнер всегда не тот, каким мы его себе представляли. Потому что тот самый существует только как фантазия, и как только мы подходим к объекту слишком близко, мираж рассеивается.
Некоторые женщины поддерживают свою желанность через ускользание, и если мужчина приближается – они исчезают. Бессознательно женщина чувствует, что если она не ускользнет, то мужчина утратит желание, которое так ценно для нее. А в тот момент, когда она исчезает, она опять может превратиться в объект его грез (но может и не превратиться, как повезет).
Некоторые невротические мужчины в отношениях со своим «невозможным» желанием сохраняют более забавную стратегию: ходить по прилавкам и облизываться, но ничего не пробивать. Они заведомо выбирают для своей страсти недоступный объект, например, чужую жену. Хотя, не все чужие жены так уж недоступны… Такого рода невротичные мужчины все время проецируют наслаждение в будущее: «Вот сейчас я поработаю, а потом!..» Но этого «потом», конечно, не случится, потому что внутренне мужчина чувствует: если он приблизится к своему миражу – все исчезнет. Поэтому они держат свой прекрасный мираж на расстоянии и впахивают как проклятые, «в поте лица своего», и плодов своих трудов им вкусить не суждено.
Мужчина, который не может выбрать из двух женщин, – это довольно распространенная история, хотя справедливости ради заметим: вопрос выбора такого плана встает перед мужчиной только как вынужденный. Что предпочесть: основное блюдо или десерт? Заботу или страсть? Пресно есть одно и то же, но и сладким сыт не будешь.
Женщина в такой ситуации была бы пронизана сомнениями, не в силах остановить выбор ни на одном из мужчин, испытывая чувство вины перед обоими и измучив своими метаниями всех, и в первую очередь саму себя. Но у мужчины, как правило, это не так. Он не мучается, скорее он озабочен тем, как сохранить всех женщин в своей жизни.
Мужчина не хочет ни с чем расставаться. Он хочет все и сразу: и рыбку съесть, и радио послушать. Но если наступает час икс, когда его приперли к стенке, мужество может покинуть нашего героя, и тогда он идет к психотерапевту, где начинает торговаться и спрашивать, каким образом извернуться и сохранить обеих.
Эта ситуация двух женщин в жизни мужчины может выглядеть очень по-разному, но наиболее часто так: у него есть жена, женщина надежная и верная. Женщина, на которую он может положиться. Мать его детей, ее он любит, ценит и уважает за все, что она для него делает. С ней они вместе прошли большой путь к тому, что у них есть: дом, спокойствие, уют. Это его тыл. Но к ней он, как правило, уже не испытывает страсти, и их сексуальные отношения – это скорее исполнение супружеского долга.
И вдруг он встречает на своем пути женщину совершенно иного рода. Женщину, к которой у него вспыхивает страсть. И если жена достаточно пассивна, то эта девушка, как правило, на контрасте активна, у нее есть масса желаний, планов, интересов – это жизнь, окрашенная пульсацией желания. Тусовки, поездки… У нее, в отличие от его жены, много знакомых мужчин, что вызывает у нашего героя сильное беспокойство и ревность.
Отношения с любовницей напоминают хождение по минному полю: эмоциональные встречи и столь же эмоциональные вспышки ревности и гнева с обеих сторон, страстные разрывы и мучительная тоска по ней. Такие встречи очень изматывают, и после всего этого мужчине порой хочется прийти к жене, обнять ее и почувствовать себя спокойно.
Мужчина ленив, он не хочет терять привычный комфорт и строить жизнь заново. Ситуация наличия двух женщин в жизни мужчины пробуждает в нем разные неприятные чувства и в отношении жены, и в отношении любовницы. С женой его мучают вина и страх, что его уход опустошит ее жизнь. Он боится, что она без него не справится. Да и вообще, зачем менять шило на мыло: внутренне он чувствует, что как только любовница станет женой – все повторится. Кроме того, у мужа есть страх перед гневом жены, и он чувствует, что должен ей всячески компенсировать свой роман на стороне.
В отношении любовницы он скорее мучается ревностью и боится, что у нее появится другой мужчина. И, как правило, эти опасения небезосновательны. То, что любовница может ускользнуть, сильно цепляет его. К жене такой ревности муж не испытывает, она надежная, и в его голове даже не возникает мысли, что она может найти мужчину на стороне.
В этих двух образах – жены и любовницы – проявляется фундаментальное мужское расщепление на отношения нежности и отношения страсти, которые сопровождают мужчину всю историю человечества. И бедняга пытается решить практически невозможную задачу – сохранить и осчастливить всех и не чувствовать себя при этом виноватым.
Корни этого расщепления лежат в том, что у каждого мужчины на земле есть мама, и он у мамы есть. В результате чего женский объект у мужчины разделяется, с одной стороны, на объект любви и нежности, который является наследником его отношений с матерью и привязанности к ней. И с другой стороны, на объект желания и страсти. Причем предметом его вожделения может быть женщина самых низких социальных достоинств, которая является скорее желанной, чем любимой. Часто одна из женщин рассматривается как подходящая для создания семьи и продолжения рода, а вторая – как желанная для низменных, но неизменных радостей жизни. Вечные ценности и вечные грехи всегда идут рука об руку.
Итак, с одной стороны, мы имеем материнский образ. Хотя, конечно, не обязательно женщина, воплощающая этот образ, буквально является матерью. Она может не иметь детей вовсе. Но это женщина, которую он ценит, уважает и любит, но к которой, увы, уже не испытывает влечения.
А с другой стороны – чарующий образ, манкий и ненадежный. К такой женщине мужчина испытывает страсть, она вписывается в его сексуальные фантазии.
Главная бессознательная цель такого расщепления – это очистить материнский образ (образ любимого объекта) от всякой сексуальности. Разделить мать и секс. Это разделение может ощущаться мужчиной как разделение на чистоту и грязь.
Многие мужчины бессознательно уравнивают сексуальность с грязью. Особенно невротические, избегающие «пачкать» чистый и возвышенный объект любви низменной страстью. Эти мужчины не несут домой эту грязь наслаждения. Мать должна быть чистой. «Как?! И этими губами она будет целовать наших детей?!»
Собственно, бордель – этот древнейший институт цивилизации – был призван разрешить именно эту проблему вечного расщепления в мужчине на любовь и секс. Одно должно быть отделено от другого. Семья и любовь – от страсти и наслаждения.
Дело не в том, что сексуальные отношения с женой отсутствуют – они, конечно, происходят время от времени, раз появляются дети. Дело в том, что наслаждение из них исключается. Для такого мужчины секс с женой – это скорее исполнение супружеского долга, чем наслаждение.
Конечно, бордель сейчас не выполняет ту функцию, как в старые добрые времена, когда лупанарии были на каждом шагу. В нынешнюю эпоху бордель преобразился: с помощью оптоволокна, Wi-Fi и LTE пришел к нам прямо на дом. Вот оно – главное достижение цифровой эпохи! Все наши сексуальные фантазии теперь у нас на мониторах!
Современный мужчина, может, и не ходит в бордель так, как в прошлые эпохи, но, даже не изменяя физически, он одним глазком всегда косится в экран смартфона, где живет его желание. Таким образом, с одной стороны – жена, а с другой – объект желания и наслаждения по годовой подписке со скидкой 50 процентов. Хотя неужели кто-то еще платит за порно чем-то, кроме вины?
Трагедия мужского желания заключается в том, что его объект в итоге неизбежно разваливается и ему никогда не удается сохранить его целостность. За исключением двух важных периодов в жизни мужчины: спасительного периода импотенции, когда он наконец может пожить для себя, и прекрасного периода влюбленности.
В момент влюбленности у мужчины возникает ощущение, что он наконец нашел то самое. То самое – не что иное, как соединение объекта любви и объекта желания в одной женщине. В такие периоды кажется, что женщина, в которую ты влюблен, воплощает собой все в одном лице. Приходит полное удовлетворение. Как будто расщепление на любовь и желание исчезло.
Но, к сожалению, этот прекрасный период не может длиться слишком долго (в отличие от спасительной импотенции), и через какое-то время мужчина неизбежно возвращается в свое базовое состояние расщепления между нежностью и теплотой к материнскому объекту и страстью к объекту сексуальному.
Но в чем причина такого грустного положения дел в любовной жизни мужчины? Причиной этого, как считал Фрейд, является запрет на инцест. Мужское желание сталкивается с запретом направлять сексуальное влечение на мать. То есть главная проблема в сексуальной жизни мужчины – это старый добрый Эдипов комплекс. Дело не в том, что мужчина желает свою мать, как обычно принято понимать Эдипов комплекс, а ровно наоборот. Скорее дело в том, что мужчине очень сложно желать и наслаждаться любым женским объектом, который он рассматривает как материнский. Мать желать нельзя.
Поэтому он может терять влечение, если женщина превращается в мать. Мать – это для него навсегда запретный священный объект. Как говорится в итальянской присказке: «Все женщины – ш…, кроме моей матери – она святая!» Главное, чего не хочет знать маленький мальчик, – это то, что мать такая же женщина, как и все остальные, со своей женской сексуальностью. А совсем не исключение, как в этой итальянской поговорке. О сексуальности матери мужчина ничего знать не желает. Если вам скажут, что человек устремлен к знанию, не верьте!
Если в человеке и есть страсть, связанная со знанием, – то это страсть к незнанию.
Как жены могут годами закрывать глаза на то, что мужчины им изменяют, так и мужчины избегают знания о сексуальных аспектах материнского объекта. «Секс ей просто не интересен, ей важны только дети», – может говорить мужчина о своей жене. А через много лет открывается, что секс ей все-таки был интересен, но не с ним. Как говорится, если жена ушла от вас к соседу, не расстраивайтесь: теперь сосед – это вы.
Расщепление мужского желания на образ Мадонны и блудницы может принимать самые разные формы. Например, мужская фантазия о спасении женщины – это фантазия об очищении материнского образа от грязи сексуальности. Многие мужчины представляют, как они спасают женщину из самых ужасных ситуаций, например от нападения бандитов, и разумеется, от насилия, которое ей грозит. Или мужчина спасает женщину из неудовлетворяющего ее брака, где та вынуждена терпеть мужа. Он как бы убеждает себя: она никогда не наслаждалась, а только мучилась, и он ее убережет от такого «сексуального рабства». Подсознательно мужчина как бы объясняет себе: «Дело не в том, что мама не занималась сексом, дело в том, что мать им не наслаждалась». И он, как хороший сын, спасет мать от «плохого отца».
Вообще, мужчины с легкостью откликаются на соблазняющий женский посыл: «Спаси меня!» Самым радикальным проявлением такой мужской фантазии о спасении является серийное спасение падших женщин.
Некоторые мужчины самым реальным образом пытаются реализовать эту фантазию, влюбляясь в жриц любви. Спасти женщину от ее образа жизни и от ее ужасного окружения – на уровне его фантазии означает очистить и отмыть женский образ от сексуальности.
Одним из таких мужчин был Чарльз Диккенс, который посвящал значительную часть своего времени спасению падших женщин, а своей женой и матерью восьмерых детей безжалостно пренебрегал. Причем процесс спасения проституток был поставлен у писателя буквально на поток. Хотя наверняка спасатель не забывал при этом урвать и маленькую толику собственного наслаждения.
Спасти – это вернуть падшему женскому образу честь и невинность и, с чувством выполненного долга застегнув ширинку, перейти к следующему.
В какие моменты мужчина испытывает ревность? В те, когда он начинает подозревать, что что-то в жизни женщины, которую он любит и которой дорожит, от него скрыто. Что есть пространство, из которого он исключен. Он чувствует, что связь и контроль в этот момент потеряны, и начинает подозревать, что в эту самую секунду кто-то, скрытый от взгляда, наслаждается его драгоценностью. Иногда это может приобретать совершенно гротескные формы бреда ревности, когда мужчина, выходя из дома и закрывая за собой дверь, сразу начинает подозревать, что жена принимает там любовника.
Некоторые мужчины не жалеют ни средств, ни времени, ни сил, чтобы уличить неверную в обмане и найти доказательства, которые он может с торжествующим видом ей предъявить: «Ты думала, что я не знаю, что я исключен, а я все знаю и все вижу!»
Что мы из этого можем понять о ревности? Ревность возникает в отсутствие объекта и всегда связана с тем пространством в жизни другого, которое от тебя скрыто. И в отношении этого пространства мучают смутные сомнения и подозрения. Если невротик мучается сомнениями, то психотик с бредом ревности уже абсолютно уверен, что ему изменяют: просто любовник успел выскользнуть из шкафа и в следующий раз надо действовать быстрее и хитрее.
Так вот, как только мужчину и женщину начинает разделять дверь – то есть возникает что-то скрытое от его взгляда, – то у ревнивца сразу же возникает множество фантазий: где она, с кем, что там между ними происходит. Как если бы жена, в которой он уверен, когда она рядом, с выходом за дверь становилась совершенно другим человеком. Образ верной жены в его голове сменяется образом лживой изменщицы. Он чувствует, что там начинается другая жизнь, скрытая от него. Конечно, иногда эти подозрения небезосновательны. Как говорится, если человек параноик – это еще не значит, что за ним никто не следит. Если он патологический ревнивец – это еще не значит, что жена ему не изменяла. Часто даже наоборот.
Чтобы понять истоки такой ревности, а заодно пояснить, откуда возникает разделение на материнский и сексуальный образы женщины, давайте обратимся к ранним этапам жизни ребенка.
Вся психическая жизнь младенца и его отношения с материнским объектом выстраиваются вокруг пульсации присутствия и отсутствия матери: вокруг того, что происходит по эту и по ту сторону двери.
У ребенка формируется два женских образа: когда мама рядом и когда ее нет. Первый, присутствующий, образ матери – когда она его держит, обнимает, когда она рядом, когда она с ним нежна, когда она смотрит на него любящим взглядом и полностью в его распоряжении. И второй, фантазийный, образ, который возникает в отсутствие матери. И касается он того, что происходит за дверью родительской спальни, куда ребенку доступа нет.
Когда мать ночью уходит от ребенка, она, как правило, удаляется к своему мужчине, и ребенок в этот момент открывает для себя, что он занимает совсем не все место в ее жизни, как бы болезненно для его самолюбия это ни было.
Во-первых, он чувствует, что у матери есть свое независимое желание, которое направлено не на ребенка, а на мужчину, вероятно, на его отца. Ребенок сталкивается с тем, что в этом мужчине есть нечто притягательное для матери, чего нет у него самого и что заставляет мать уходить к мужчине и уединяться с ним. То есть он открывает для себя материнское желание и наслаждение, в котором ему, как ребенку, места нет. И о котором наш малыш, конечно, ничего знать не хочет, но «одним местом чует».
Вообще, скрытая часть жизни близкого всегда вызывает фантазии о наслаждении, которому этот ближний предается втайне. И эта фантазия о скрытом наслаждении партнера – важнейшая причина ревности.
И во-вторых, ребенок открывает, что у его отца есть что-то, чего нет у него самого. Отец – потентный и желанный для матери мужчина. У отца есть власть забирать мать себе и наслаждаться ею. И, уходя от нашего малыша, мать из родной мамы превращается в сексуальную женщину рядом с другим мужчиной.
Отсюда и берет начало мужское расщепление – на присутствующий материнский объект (стабильный, надежный, верный и заботливый) и на отсутствующий женский сексуальный объект (который в ревнивой фантазии многих мужчин может втайне изменять и наслаждаться, подобно тому, как мать, уходя, превращалась в сексуальную женщину и «изменяла» малышу с отцом).
Иногда эти образы присутствующей матери и отсутствующего сексуального объекта распадаются на жену и любовницу. Именно поэтому мужчины могут совершенно не контролировать жену, которой они доверяют, и при этом тиранически контролировать любовницу и требовать отчета о каждом ее шаге.
Контроль – это беспомощная попытка не допустить скрытое от тебя пространство отсутствия, то есть предотвратить измену. Мужчина убеждает себя: «Я все вижу, я все контролирую, знаю, где она, и поэтому уверен, что она мне не изменяет». (Ха-ха!) Очень наивное убеждение, но в него верят многие мужчины.
Но вернемся к малышу. В психике ребенка происходит трансформация образа: присутствующий материнский объект, уходя в ночь к мужчине, преобразуется в женский сексуальный. И это превращение пугает многих детей. Ранние бессонница, тревога и ночные кошмары часто связаны со страхом перед этим превращением. Такие дети постоянно удерживают мать ночью около себя, «потому что им страшно». Они не дают ей уйти. Не дают ей отсутствовать. Они все время контролируют и не отпускают мать к отцу, не позволяя уединиться с ним за дверью. Они постоянно норовят вторгнуться ночью в родительскую спальню и спать между мамой и папой – подсознательно мешая их уединению и сексуальным отношениям.
И конечно, есть матери, которые действительно никогда не покидают ребенка. Для них он – центр мира, а мужчина – периферия. Ни к чему хорошему такое материнство не ведет – оно мешает детям взрослеть и принимать реальность жизни.
В процессе взросления у ребенка формируются два противоположных женских образа: присутствующий (материнский образ, объект нежности и заботы) и отсутствующий (сформированный вокруг фантазий о том, что происходит там, за закрытой дверью, в пространстве желания и страсти).
Сексуальное желание напрямую связано именно с этим пространством фантазии, с пространством, из которого человек исключен. Это будоражит и возбуждает, поэтому такими страстными бывают воссоединения между любовниками, которые не общались какое-то время и не знали о жизни друг друга в этот период. И наоборот, если другой человек все время присутствует рядом, то сексуальное желание в паре часто пропадает. Чтобы желать, необходимо отсутствие.
Если муж и жена уходят на работу и проводят день порознь, это поддерживает их тягу друг к другу. Напротив, если запереть мужчину и женщину дома в «однушке», то их желание быстро угаснет. Отсутствие другого сохраняет желание в паре.
Мужчины часто жалуются на двуличие женщин. В мужской фантазии у женщины есть любящее и заботливое материнское лицо, которому он доверяет, и скрытое лицо – лицо обманщицы, – которому доверия нет, но которое он желает. Именно в этом мужчины регулярно пытаются уличить женщин.
Женский лик, который связан с отсутствием, – это лик, с которого мужчина регулярно пытается сорвать маску. Да все никак не сорвет.
Многие нарциссические мужчины вообще не способны переносить отсутствие. И поэтому выстраивают систему полного и тотального контроля: «Куда поехала? Где была? С кем разговаривала? Кому звонила? С кем одним воздухом дышала?» Все это – попытка взять под контроль пространство, из которого они исключены, которое скрыто от них.
Для таких мужчин женщина, выходя из дома, превращается в обманщицу. Некоторые даже не способны выносить, когда женщина не отвечает на звонок. Каждый пропущенный вызов – это пространство, из которого мужчина исключен. И часто это пространство заполняется фантазиями, что эта тварь (которая еще двадцать минут назад была его любимой) его обманывает, изменяет и глумится над ним с другим мужиком. Такого мужчину мгновенно переполняют гнев, обида и ярость на женщину, которые проходят столь же быстро, как только она отвечает на звонок и говорит ему нежно: «Привет, любимый».
Как правило, наименее способны выносить отсутствие те мужчины, чьи матери не имели собственной любовной жизни и сделали ребенка центром своей вселенной, целиком посвятив себя своему чаду.
Если ребенок обнаруживает, что есть пространство, из которого он исключен, то он может постепенно переварить этот болезненный, но ценный опыт переживания встречи с запертой дверью и в итоге захотеть самому стать таким, как отец. Раз мать желает отца, значит, в нем есть что желать. Таким образом, мальчик хочет приобрести то, что есть у отца. Это и есть пролог к его будущей мужественности.
Отец – это тот, кто вправе запереть дверь, это мужчина, у которого есть ключ. К сожалению, у многих маленьких нарциссов перед глазами такого примера не было. Мать не адресовала мужу своего желания, центром ее мира был ребенок. Такой мальчик, если повезет, начнет осознавать, что он не пуп земли, только во взрослой жизни. И это открытие будет происходить для него болезненно, с приступами гнева и обиды. На каждом шагу нашему половозрелому малышу будут мерещиться измена и обман. Ему не удалость в начале своего жизненного пути обнаружить, что он – не центр вселенной.
Скорее всего, такой нарцисс будет одержим именно ускользающей, невозможной или недоступной девушкой, в которой у него нет никакой уверенности. Как будто в отношениях с ней он сможет открыть то, что не открыл в свое время с матерью – отдельность ее желания. Мужчина открывает, что желание любимой женщины может быть связано не только с ним. И хотя это его страшно бесит, он часто бывает одержим именно такой женщиной – у которой есть закрытая от него дверь.
Нарциссу важно не только контролировать, но и соблазнять свой объект. Он будет всячески пытаться очаровать женщину подарками, обещаниями (обещаниями подарков, подарками обещаний…), то есть стараться завладеть ее интересом, оказаться в центре ее желания. Но, как только нарциссу удается соблазнить, влюбить в себя, как только закрытая дверь исчезает, он часто теряет интерес к ней, ведь ему важен сам процесс овладения. Овладев, он снова пуп земли. Можно выдохнуть, обесценить соблазненную и перейти к следующей, для которой он пока не пуп.
Мы остановились на том, что в голове мужчины присутствует расщепление образа женщины на материнский и сексуальный. Это расщепление играет ключевую роль в устройстве мужского желания и его отношении к женщине.
Женщина для мужчины является как бы двуликой, а иногда даже двуличной. Материнский объект – это Ева (на иврите Хава, буквально «дающая жизнь»). Сразу после грехопадения, под которое она подвела Адама, он нарек ее «эм коль хай» – «мать всякой жизни». «Ну, мать, ты дала!..» Хотя некоторые комментаторы настаивают на другой трактовке, где Хава – производное от «Хвия», что по-арамейски значит «змеюка». «Змея ты подколодная!» Согласно комментаторам, Адам 130 лет не разговаривал со своей женой за подставу, которую она ему устроила, – пожалуй, это самая долгая обида мужчины на женщину в истории.
Так вот, с одной стороны, Ева – Мать. А где же женский сексуальный объект? В тех строчках, где Бог являет Еву Адаму, а тот, смотря на нее, говорит: «В этот раз – плоть от плоти моей». И толкователи задаются вопросом: раз есть «этот раз», значит, был и «тот раз», первый раз. Значит, у Адама была и другая.
Одна из трактовок такова, что первой женщиной Адама была Лилит (производная от «Лайла» – «ночь»). Похоже, Лилит была слишком истеричной особой для того, чтобы стать женой Адаму: она просто сбежала, отказываясь подчиняться его патриархальной власти.
По легенде, Лилит и поныне продолжает преследовать мужчин по ночам, являясь им в снах и сексуальных грезах и будоража их желание.
Лилит – это порождение мужских грез, тот самый мираж, о котором мы говорили. Это его невозможная, ускользающая мечта. И для того, чтобы увидеть мужское расщепление, нет такой уж большой необходимости во Фрейде – Библии более чем достаточно.
Если образ женщины делится на материнский и сексуальный, то на что делится образ мужчины? У мужчины разделение, которое определяет его мужскую судьбу, выглядит, конечно, иначе.
Фундаментальное различие образов мужчины, которое очень значимо и для мужчин, и для женщин, – это разделение на образ мужчины, у которого есть, и на образ мужчины, у которого нет. Метафорически можно сказать, что это образ Отца и образ Сына.
Хотя в реальности отношения Отца и Сына, конечно, намного сложнее и глубже, чем просто «есть» и «нет». Отношения Отца и Сына – фундаментальные, они до сих пор лежат в основе всей европейской цивилизации. Заметьте, само разделение на католицизм и православие, определившее судьбу Европы на тысячелетие, возникло вокруг спора об отношениях Отца и Сына внутри Троицы.
Но в самом простом понимании Отец – это тот, у кого есть. Отец в голове мальчика – изначально фигура весьма могущественная, иногда даже всемогущая. Как в детской песенке: «Папа может, папа может все что угодно, папа в доме, конечно, главный… если мамы случайно нет».
Мы говорили, что мать ночью оставляет своего маленького сына и уходит к мужчине (вероятно, к отцу ребенка), потому что у этого мужчины есть что-то, что желанно для матери. Образ отцовской фигуры, у которого есть что-то, что действует на мать как магнит, и определяет будущую судьбу мальчика. Он хочет сам занять это место – место того, у кого есть. Для мужчины обретение этого «есть», то есть становление мужчиной, всегда лежит через Отца и через отношения с Отцом – земным или небесным.
Если мальчик хочет быть тем, у кого есть, то девочка хочет быть с тем, у кого есть. И получить от того, у кого есть. Кто может ей дать. Образ мужчины, у которого есть, определяет устройство и женского желания тоже.
Отсюда настойчивое женское «дай!», адресованное мужчине. Про девочку и женщину, которая хочет что-то получить от мужчины, у которого есть, мы поговорим в следующей части книги.
Что же беспокоит сына, который ощущает, что у него нет? Он чувствует, что ему чего-то не хватает, чтобы быть «настоящим» мужчиной.
Какая самая большая мужская тревога? Фрейд говорит, что это – страх кастрации. Что же это значит не на психоаналитическом жаргоне, а на простом человеческом языке?
По сути, это страх оказаться мужчиной, у которого нет: быть, во-первых, лишенным, а во-вторых, униженным перед лицом других людей, от мнения которых он зависит. Если совсем упростить – это страх оказаться недостаточно мужественным.
Многие мужчины постоянно преследуемы страхом очутиться в ситуации унижения со стороны других мужчин. Обнаружить себя в позиции, где ты не смог постоять за свою честь и достоинство.
Вся тюремная субкультура построена как раз вокруг унижения: это и есть хорошая иллюстрация страха кастрации, о котором говорит Фрейд, – страха оказаться униженным и беспомощным. Страха, что ты окажешься не сильным мужчиной, а слабым мальчиком, который не может за себя постоять. В глазах других мужчин ты будешь тем, у кого нет.
К сожалению, многие мужчины живут с глубинным ощущением себя маленьким мальчиком в большом мужском теле. Они могут чувствовать это так: «Все думают, что у меня есть, что я большой и сильный, а я чувствую себя слабым и скрываю это, чтобы не потерять лицо». Эта тревога перед разоблачением, перед потерей лица – самая типичная мужская тревога.
Эти чувства могут проявляться самым различным образом. Во-первых, в виде страха перед начальством: страха, что начальник тебя унизит или обнаружит твою некомпетентность, несостоятельность, слабость.
Мужчины вообще большое значение придают атрибутам власти и силы, статусу и званиям. Например, при виде полицейского мужчина часто испытывает легкое беспокойство: а вдруг у тебя попросят предъявить документы, а потом заберут в отделение и там «надругаются». Женщины обычно такой тревоги и пиетета перед представителями власти не испытывают. Им, например, гораздо легче заговорить гаишника при нарушении ПДД, чем мужчине. Игра в «глупышку» для женщины гораздо более естественна. Мужчина более напряжен перед теми, кто олицетворяет власть, порой он даже немеет или робеет перед ними. Для мужчины полицейский – персонифицированный Закон, а для женщины – просто очередной мужчина в форме, который докопался по поводу какой-то бессмысленной ерунды.
И полицейский, и начальник для мужчины – это доминирующая отцовская фигура, которая скрыто несет угрозу подчинения и унижения. К тому же мужчина всегда неосознанно вовлечен в скрытую мужскую конкуренцию за доказательство и утверждение собственной мужественности, за демонстрацию другим: «У меня есть!» Иногда это выражается в конфликтности и враждебности по отношению к начальству и тем требованиям, которые оно ему предъявляет. Поэтому он может бояться смотреть в глаза вышестоящим – опасаться, что начальник увидит его негативные чувства – ненависть к отцовской фигуре или его страх перед ней. Многие мужчины, разговаривая друг с другом, не смотрят в глаза – как если бы прямой взгляд содержал в себе вызов и был расценен как провокация.
Еще одно яркое проявление мужской тревоги – это страх публичных выступлений.
Некоторые мужчины очень боятся выступать на публике. Им кажется, что так все вокруг увидят их позор и они станут объектом насмешек. Они боятся, что не смогут вымолвить ни слова и будут разоблачены. Что будут выглядеть как маленькие растерянные мальчики.
В чем же проблема с публичными выступлениями у мужчин и откуда берется ощущение, что сложно начать говорить? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что такое речь. Во-первых, речь – это то, что у нас есть, и это мы предъявляем. Недаром говорится: «умение владеть словом». Слово «инфант» буквально означает «не владеющий словом». И в этом отличие взрослого мужчины от ребенка: ребенок не умеет выражать себя в слове.
Во-вторых, право публичного слова – это изначально отцовская привилегия. Иметь право голоса или повышать голос на другого – это отцовское право, право начальника. «Тебе слова не давали!» – может одернуть отец своего сына. Таким образом, выступать – то есть занимать место говорящего, держать речь, – это значит претендовать на место того, у кого есть. У кого есть что сказать и у кого есть что предъявить. То есть бессознательно это претензия на право занять отцовское место.
Многие тревожные мужчины сомневаются, что они вправе занимать место того, у кого есть. Они наполнены постоянными сомнениями в себе и в собственной мужественности. Такие мужчины очень боятся провала, потому что он как будто подтвердит их сомнения в себе, и это станет очевидным для всех доказательством их несостоятельности.
Отсюда страх многих мужчин занимать высокую должность. Они боятся, что не соответствуют, что им чего-то не хватает, в отличие от «настоящего» начальника. Они чувствуют себя не вправе, как самозванцы, которых могут в любой момент разоблачить.
В этом причина того, почему многие мужчины годами получают все новые и новые образования, дипломы, сертификаты, бумажки, а потом обклеивают ими стены кабинета. Как будто это продемонстрирует всем, что они вправе: у них есть нужный документ с нужной печатью. Но у них всегда остается глубинное ощущение, что не хватает какой-то одной, окончательной бумажки с окончательной печатью. Бумажки, которая подтвердит и докажет всем: он тот, у кого есть!
Мужчинам очень важны атрибуты: атрибуты власти, принадлежности к образу силы, господства, братства. Особенно мужчинам важны премиальные, эксклюзивные атрибуты, которыми можно похвалиться и обладание которыми выделяет их из ряда других мужчин, делает исключительными. Очень привлекательны атрибуты тех мужчин, которыми все восхищаются и которым завидуют. Такие атрибуты желанны для всех.
Типичным мужским «атрибутом» является женщина, особенно женщина другого уважаемого мужчины. Например, жены или любовницы успешных людей никогда не испытывают недостатка в ухажерах. Они, как магнит, притягивают мужчин. И не только по причине удивительных личных достоинств этих прелестных созданий, но и часто по причине их связи с известным Мужчиной с большой буквы.
Бессознательно мужчина чувствует: «Она была женщиной того мужчины, который вызывает у меня восхищение, и теперь, вступая в отношения с ней, я тем самым (на уровне фантазии) занимаю его место. Я как Он. Теперь у меня есть его главный атрибут – его женщина».
Правда, женщина обычно хорошо считывает, что это интерес не к ней как таковой, а к мужчине, который ей обладал. Она оказывается в позиции драгоценности или «Мерседеса», в позиции атрибута, который передают как трофей. Не слишком приятное ощущение, наверное.
Завладев этим атрибутом, как на аукционе, мужчина бессознательно как будто занимает место предыдущего обладателя. Но постоянно претендуя на чужое место, он, как правило, обречен гнаться за миражом, доказывая и себе, и другим, что у него есть.
Многие мужчины верят, что есть какой-то окончательный атрибут – диплом, миллион долларов, собственность, женщина, – который делает мужчину мужчиной.
Им кажется, что с помощью этого атрибута они смогут наконец почувствовать, что они вправе.
Но это так не работает. Дело не в конкретных атрибутах, а в глубинном ощущении себя мужчиной.
Что притягивает женщину в мужчине? Конечно, у каждой конкретной женщины есть свои собственные предпочтения – это всегда какие-то индивидуальные черты, которые ее привлекают: тон голоса, руки, запах, взгляд, ум, доброта, настойчивость, брутальность. Ну или марка автомобиля, на худой конец.
Но если посмотреть глобально, то причин, по которым женщина выбирает мужчину, всего две.
Во-первых, мужчину выбирают потому, что у него есть. Иногда от женщины это звучит почти буквально: «В нем что-то есть». И поскольку у него есть, женщина готова от него принимать и жаждет еще и еще. Женское «дай» адресовано как раз мужчине, у которого есть. То есть мужчина ею воспринимается как тот, кто имеет. Она хочет получить от него все, от его страстного сексуального желания по отношению к ней до денег, подарков и даже ребенка.
И не просто получить, а получить именно от этого мужчины. Именно его способность и его желание ей дать имеют для женщины первостепенное значение. Ценный подарок – это то, что получено конкретно от него. Причем гораздо более дорогая вещь от другого мужчины не тронет ее сердце так, как дар от того самого. Потому что у него есть и он дает именно ей.
Хотя стоит понимать: что бы тот самый женщине ни давал, всегда будет не то, или не совсем то, или почти то, но не то. «Большое спасибо, конечно!..» Всегда будет маленькое, но настойчивое «но». Всегда будет сохраняться ощущение, что он ей недодает. Что он что-то удерживает, даже если он дает ей очень много.
Почему так происходит? Во-первых, женщине нужно сохранить свою неудовлетворенность, адресованную ему, чтобы поддерживать свое желание, продолжать ждать от него, чтобы он мог давать ей и дальше, чтобы отношения сохранялись. Нужно, чтобы у него было, а у нее – пока нет, но будет.
Вторая причина в том, что то, что она хочет от него получить, на самом деле, конечно, не может быть дано. То самое никогда не дается в руки. То самое – это окончательное, абсолютное – а равно и невозможное – подтверждение его любви.
Где же водятся эти щедрые мужчины, у которых есть, у которых можно бесконечно брать и от которых можно бесконечно ждать? Увы, ареал обитания этих существ – в женских грезах. Реальный мужчина до этих мифических существ всегда немного недотягивает и всегда слегка разочаровывает: «Настоящий мужик уже давно бы это сделал, а ты!..»
Но в период влюбленности мужчина из женских грез находит воплощение в мужчине из плоти и крови. Она чувствует, что наконец нашелся тот самый, у которого есть. Казалось бы, живи и радуйся! Но нет. То, что у этого мужчины есть (как ей кажется), часто становится яблоком раздора в отношениях.
Потому что женщине важно сохранять неудовлетворенность. И еще потому, что женщине свойственно бороться с мужским превосходством, которое она же сама в своей голове и создает. «Пусть не думает, что такой крутой!»
Она вступает в борьбу с его превосходством, но, несмотря на это, ей важно, что у него есть. И только такой мужчина будет ей интересен в качестве достойного спарринг-партнера.
Как вы думаете, какая женская сексуальная фантазия самая распространенная? И в чем причина успеха весьма посредственного произведения «Пятьдесят оттенков серого»?
Женщина и мазохизм с древних времен идут рука об руку. Но откуда у женщин эта тяга к тому, чтобы быть наказанной, побежденной, униженной или испытывающей боль, которую ей причиняет мужчина? Ответ на этот вопрос располагается как раз в ее стремлении к мужчине, у которого есть и который вправе: вправе ее взять, ею воспользоваться, ею насладиться и делать с ней все, что он хочет. И главное, он может ей приказать, а она его слушается.
Иногда, правда, это не ограничивается сексуальной фантазией, и тогда вся реальная жизнь женщины становится пропитанной мазохизмом. Например, она может полностью подчинять себя тирании мужчины в отношениях.
Такая мазохистка придерживается внутреннего бессознательного убеждения, что у жесткого и даже садистичного мужчины – есть, и, напротив, если мужчина заботливый – значит, он слаб, у него нет, и он ей не интересен.
Зачастую образ мужчины, у которого есть, и держит женщину в тиранических отношениях годами. Он может ей изменять, даже избивать ее, но уйдет она от него только тогда, когда он перестанет в ее глазах соответствовать этому образу сильного и жесткого мужчины. Когда он как-то проявит в ее глазах слабость и она в нем разочаруется.
Итак, первое, за что женщина выбирает мужчину, – это за то, что у него есть. Второе, как бы парадоксально это ни звучало, за то, что у него нет.
Такой мужчина ценен именно этой нехваткой. Он такой грустный, ранимый, он что-то потерял в жизни, ему чего-то не хватает. В крайних вариантах он просто как раненый бездомный котенок, которого она подобрала на улице, или птенчик с подбитым крылом, который не может взлететь.
Для многих женщин невыразимой притягательностью обладает мужчина, которому уже нечего терять. Который всего лишился: жены, работы, места в жизни. «Без меня он пропадет, он не сможет. Он такой потерянный!»
Именно она, наша героиня, сможет восполнить его нехватку. Она чувствует, что он нуждается в ней. Она даст ему то, чего ему не хватает – и материально, и эмоционально. Она будет его самоотверженно спасать, ничего не ожидая взамен, кроме его любви и способности оценить ее старания.
Так она находит свое место рядом с мужчиной: именно потому, что у него нет. Она нужна и необходима ему, но если бы у него было, ей бы самой места не было. Она сама занимает место его нехватки.
Итак, существуют две совершенно разные логики отношений.
Первый вариант: она выбирает за то, что у него есть. И как только он теряет, она от него уходит на поиск того, у кого все еще есть. Этот ей уже не интересен.
Не потому, что она такая прагматичная дрянь, а потому, что то, что у него есть, является скрытой основой и рамкой их отношений. И когда он перестает соответствовать, она чувствует, что ее обманули. Хотя это не отменяет того, что иногда она и правда может быть прагматичной.
Для нее мужчина важен как тот, у кого есть. И если он заболевает, это может ее очень сильно раздражать, любые проявления слабости ее бесят. Она это терпит, конечно, но со скрытым раздражением, потому что в ее голове есть фантазия о вечно потентном мужчине, и противоположное ей выдерживать трудно. Она не может смиряться с его нехваткой, его нуждой, то есть, как сказал бы Жак Лакан, – с его «кастрацией»[3].
В отличие от второй, которая, наоборот, будет любить именно за то, чего нет. Заболел – прекрасно, буду о нем заботиться! Потерял работу – ничего страшного, буду его кормить. Она любит, покуда он нуждается в ней. И тут все наоборот: когда его нехватка исчезает, когда он перестает быть слабым, нуждающимся, зависимым от нее, она теряет свое место, и это, как правило, очень болезненно.
Такая женщина не спросит: «Почему ты не даришь мне подарки?», как первая.
Она скорее озаботится тем, что это слишком дорого для него, а лучше – вложится ради него сама. Таким женщинам бывает сложно принимать подарки.
Чем отличается один мужчина от другого? Они отличаются «фалличностью». Тем, что у одного мужчины «инструмент» есть, а второй «инструмента» лишен. И если в первом случае «инструмент» на стороне мужчины, то во втором – «инструментом» становится сама женщина, которая его поддерживает. Само ее существо – это главная опора для такого мужчины.
В случае когда «инструмент» находится на стороне мужчины, это провоцирует влечение к нему и одновременно – постоянную войну с ним.
А когда у мужчины нет, она сама и есть инструмент, его посох, без которого он не может существовать. И это очень ценно: у нее есть значимое место. Такая женщина может быть очень преданной мужской слабости, оберегать своего бедолагу и всячески прикрывать его бессилие. Мужская слабость может быть для женщины намного более притягательной, чем мужская сила. Хотя, конечно, это может и очень изматывать: «Я устала от его слабости, устала быть сильной».
Для наглядной иллюстрации возьмем в пример одну из самых известных любовных историй чопорной Британии XIX века: скандальные отношения леди Гамильтон и адмирала Нельсона.
Когда пара встретилась в первый раз в 1793 году, это был мимолетный роман двух женатых людей: молодого симпатичного капитана и жены английского лорда. У леди Гамильтон к адмиралу не возникло никаких чувств, кроме, видимо, сексуальных.
Но когда она увидела его во второй раз через пять лет, это был уже герой Англии, который победил Наполеона на Ниле. Он герой, триумфатор, мужчина, у которого по-настоящему есть. Но если пять лет назад это был потентный, цветущий и привлекательный молодой мужчина, то теперь это инвалид: у него нет руки, нет глаза.
Получается, что он одновременно олицетворяет собой и мужчину, у которого есть, и мужчину с нехваткой. Вот вам иллюстрация женской мечты: соединить того, у кого есть, и того, у кого нет, в одной фигуре – в фигуре того самого, который будет воплощать собой это невозможное единство, единство любви и желания.
Того, у кого есть, скорее желают, а того, у кого нет, скорее любят.
И именно поэтому для женщины гораздо страшнее терять мужскую слабость, чем мужскую силу.
А с другой стороны располагается вопрос желания, основой для которого является потентность мужчины. Потентность иногда оскорбительна и невыносима для нее и часто ощущается как превосходство, но всегда вызывает желание.
Итак, мужская фигура в голове женщины распадается на того, у кого есть и кто может дать ей, и на того, у кого нет и кто в ней нуждается.
Мужчина, у которого есть, – это, если хотите, ее личный Цезарь или даже бог. Бог – это тот, у кого есть (он богат).
Для женщины такой мужчина воплощает ее фантазию об исключительном мужчине. Исключительном из ряда других. «Да он просто бог!» – может отзываться женщина о таком мужчине, которым она очарована.
А если он объединяет в себе и мужчину, у которого есть, и мужчину, у которого нет, – «бога страдающего», с нехваткой, которую она может восполнить, – тогда он и вовсе является воплощением сокровенных женских грез о соединении этих двух фигур.
Какая женщина не мечтает о боге, который нуждается в ней и всегда будет любить ее?! И кстати говоря, некоторые женщины, разочаровавшись в непостоянстве желания мужчины из плоти и крови, обращаются к религии. Бог для женщины – это тот, кто любит ее всегда, вне зависимости от того, как она выглядит. Он не влюбится в другую и не оставит.
А если говорить более приземленно, то в любых отношениях женщина, чтобы желать мужчину, должна наделить человека из плоти и крови каким-то достоинством, чем-то выдающимся: он властный, способный повелевать, в нем есть сила и уверенность, одним словом – Цезарь. Исключительный.
Но вот чтобы любить мужчину, женщина, наоборот, должна найти какую-то его нехватку: он чувствительный, ранимый, ему не хватает опоры, женщины, которой он мог бы довериться. «Она его за муки полюбила», как Дездемона.
Таким образом, мужчина, у которого есть, связан с желанием, направленным на него: она хочет от него получить. А мужчина, у которого нет, – с любовью: она хочет его восполнить. Ох уж эти милые женские фантазии про спасение и исцеляющую силу любви.
После возвращения с войны адмирал Нельсон, с одной стороны, стал главным героем всей Англии, первым победителем Наполеона – то есть воплощением если не бога, то, по крайней мере, героя, исключительным мужчиной. Но, с другой стороны, он вернулся инвалидом, и он любит ее. Теперь он – фигура, нуждающаяся в ней. Он – прекрасное воплощение женской мечты.
Кроме того, отношения героев окрашены невозможностью: в их случае они оба находятся в браке. А невозможность – это важнейшее основание для любви. В любви всегда есть оттенок невозможности, обреченности, утраты.
Война, через которую прошел адмирал Нельсон, – это испытание, превратившее мальчика в мужчину, даже в Мужчину с большой буквы, в Героя, но с другой стороны – она лишила его здоровья.
Мужчине важно быть признанным в качестве того, у кого есть, кто имеет. В качестве включенного в сообщество взрослых зрелых мужчин. Стать мужиком.
В традиционных обществах всегда существовал обряд инициации, который символизировал переход из состояния мальчика в состояние мужчины. Это акт, знаменующий символическую смерть мальчика. В каких-то племенах это было связано с прохождением через страх, боль, публичное жесткое испытание, после которого на теле остается след – шрам, знак перехода. Отголоском этих древних традиций стала фраза «шрамы украшают мужчину». Именно мужчину, а не мальчика.
Но, хотя обычно процесс инициации ассоциируют с традициями племен, и в европейской культуре мы наблюдаем схожие по своей сути процессы: будь то армия или даже бордель, как во Франции XIX века.
Одна из причин, по которым многие юноши рвались на войну, порой скрывая свой возраст, состоит в том, что война была для них способом стать мужчиной.
Заметьте, раньше вообще не существовало понятия «подростковый возраст». Был только момент перехода мальчика в мужчину. А сегодня, в отсутствие возможностей и институтов перехода, мы наблюдаем все более продолжительный период подросткового возраста, который может длиться у некоторых хоть до пенсии. Мужчины зачастую остаются вечными подростками, которые никогда не превращаются в зрелых мужчин.
У любого супергероя в основе его суперспособностей всегда лежит какая-то травма, будь то Супермен, Бэтмен или Человек-паук.
Мужчина становится мужчиной через испытания, оставившие на нем след, иногда буквально – след на его теле. Чтобы стать супергероем, нужно нечто утратить: детство, свою беззаботность, столкнуться с жесткой реальностью, которая, с одной стороны, травмирует, а с другой – придает сил.
Образ супергероя – это и есть бессознательное отражение преобразования, через которое проходит современный подросток, теряя свое детство и становясь мужчиной.
Процесс инициации на самом деле представляет собой не абстрактный процесс превращения, а межпоколенческую преемственность отцов и детей. Мужчина не появляется в вакууме: у него есть отец и внутренняя связь с ним.
Например, фигура отца, который прошел через войну, становится важнейшим бессознательным ориентиром для становления мальчика. Отец, которым можно гордиться, отец, на которого можно равняться и с которым можно соревноваться.
При этом быть отцом и быть папой – это две совершенно разные вещи. Человек может быть прекрасным, заботливым папой, который может нянчиться с детьми, но не являться при этом отцовской фигурой.
И наоборот, ребенок может быть не знаком со своим отцом, например, если тот погиб на войне, а значит, его отец никогда не был для него папой. Но отцовскую функцию такой мужчина исполнил. Он стал вектором и идеалом для становления мальчика: «У нас в семье все мужчины служили». Тогда армия для сына – это равно тому, чтобы пойти по стопам отца в становлении мужественности.
Идентифицироваться с отцом – не значит обязательно стать, например, военным, как и он. Путь мужского становления для мальчика зависит в том числе от того, что об отсутствующем отце сообщает мать. Например, мать может сказать, что отец был смелым, но вспыльчивым, и тогда сыну будет важно никогда не пасовать и все время лезть на рожон.
Кроме того, важно, что сообщалось о желании отца. Например, мать могла говорить, что отец был очень умным и хотел поступить в университет и стать известным ученым, но погиб. И тогда это нереализованное желание станет вектором становления для сына.
Основой связи между отцом и сыном может стать даже обсессивный невроз отца, с которым идентифицируется его сын: например, собирание коллекции всякого шлака, домашней библиотеки или моделей самолетов. Связь с отцом – это идентификация с какой-то его отличительной чертой, которая бессознательно создает это мужское «мы». «Мы, Ланнистеры, всегда платим по счетам».
Увы, не всегда связь с отцом носит позитивный характер. Зачастую матери, обиженные на отца ребенка, негативно окрашивают отцовские черты и само сходство между мужчинами. В таких семьях фраза «ты весь в отца» звучит как оскорбление, а не как предмет для гордости: «У тебя такой же гнусный характер, как у твоего подонка-папаши».
И хотя манера некоторых женщин говорить в таком тоне не заслуживает одобрения, важно другое. Главное, что ребенку сообщается, что есть некая общая черта, связь. Лучше иметь даже негативную связь с отцом, чем не иметь никакой.
Отец – это, кстати, не только фигура для идентификации, но и жизненный путь. События, становление, вызовы и испытания. Путь, который задает вектор становления мужчиной.
Чтобы пойти по чьим-то стопам, нужно, чтобы кто-то до тебя проложил путь. И фигура Отца с большой буквы для семьи – это фигура первопроходца.
И здесь опять возвращаемся к разнице между отцом и папой. Если папа – это человек, который тебя любит, то отец – это определенная функция. Если папа – это твой современник, то фигура отца может отстоять от тебя на несколько поколений. Эта фигура может быть воплощена в известном деде или даже прадеде, и совсем не обязательно по прямой мужской линии.
Чем более значительной была эта фигура, тем на большее количество поколений распространяется ее влияние. Как влияние Цезаря распространилось на всех последующих римских императоров, унаследовавших его имя.
Это хорошо иллюстрирует биография Уинстона Черчилля, сына посредственности, но праправнука героя.
Уинстон был брошенным ребенком, отец и мать им особо не занимались. Отца своего он не слишком-то уважал. Но для него огромную важность имела символическая связь с предками, герцогами Мальборо, и в частности с праотцом – прапрадедом Джоном Черчиллем, первым герцогом Мальборо.
И связь с прапрадедом для Уинстона бессознательно строилась через идентификацию с мужской чертой известного предка – упертостью и готовностью сражаться.
Любопытно: чем занят Черчилль в самые тяжелые для себя предвоенные годы, когда его позицию игнорируют и он чувствует собственное бессилие? Он ищет опору в связи со своим предком. И выражается это в том, что он с упертостью, достойной лучшего применения, пишет четырехтомную, 125-главую, 2000-страничную биографию, посвященную своему прапрадеду, полководцу и главнокомандующему.
Именно прапрадед Джон стал для начинающего графомана Черчилля отцовской фигурой, с которой он ищет сходство своего жизненного пути. Ведь отец – это и путь испытаний и шрамов.
И эта внутренняя связь, похоже, легла в основу характера Черчилля и его политической упертости, из-за которой он не отступал в своей борьбе.
Интересно также, что единственное, в чем великий прапрадед Черчилля не состоялся, хотя к этому стремился, – он так и не стал премьер-министром. Но зато в этом-то и состоялся его наследник. Восполнил нехватку прапрадеда.
Похоже, эта межпоколенческая связь имела глубокое личное значение для Черчилля: единственная награда, от которой тщеславный Уинстон, к полному удивлению всех, отказался, – это звание герцога. Как если бы место герцога было для него зарезервировано за великим предком. За его внутренней Отцовской фигурой. И он сохранил это место за ним.
Испытания, через которые прошел отец, становятся бессознательным ориентиром мужественности для сына.
Но порой чем сильнее фигура и влияние отца, тем более невыносимой ношей для сына это может стать.
Если достижения и успехи отца колоссальны, то любые достижения сына как бы изначально обесценены. Он никогда не сможет достичь высот своего отца, и он изначально раздавлен тяжестью этого идеала. «Кастрирован» его величием.
Отец изначально лучше, выше, сильнее, чем он когда-либо сможет стать. В таком случае сын может организовывать свою жизнь через протест. И вызов. Через непрерывный саботаж ожиданий отца. Жизнь такого сына – сплошное разочарование для отца. И такому сыну стоит больших усилий вырваться из-под этой ноши и реализовать себя в жизни, идя своим собственным путем.
Отец – это еще и то наследие, которое он оставил, то, что он передал своим наследникам. И совсем не обязательно это вопрос имущества, хотя, конечно, это совсем неплохо.
Таким наследием может быть и доброе имя отца. Важно, что этот отец нечто совершил: геройский поступок или открытие. И теперь, нося фамилию такого известного отца, ты неизбежно несешь на себе его наследие. Тебя оценивают по нему, и в хорошем, и в плохом. Ты можешь оказаться на уровне отца, а можешь провалиться.
Наследие может быть и наследием грехов отца, которые твой отец совершил. Ведь отец может не только прославить фамилию, но и запятнать ее. Даже буквально: в наследство можно получить не только имущество, но и долги.
Некоторые авторы считают, что для Фрейда, например, большое значение в его судьбе сыграло то, что его дядя Иосиф был преступником, а отец – возможным соучастником. Преступление состояло в подделке царских рублей. И на Фрейде лежала бессознательная необходимость иметь грандиозный успех, чтобы очистить фамилию и искупить грех отца. Так что, возможно, косвенно крепкий русский рубль способствовал открытию психоанализа.
Вообще, у фигуры отца есть скрытая непристойная сторона. Даже у такого праведника, как Ной, который, кстати, является отцом всех нас. Отцом всех отцов. Эта скрытая сторона связана с его наслаждением.
Библия неявно повествует нам, что Ной был не прочь выпить. Даже на ковчег он прихватил с собой семена винограда. Год человек не пил, но первое, что он сделал, сойдя с ковчега, – напился.
И его дети-наследники разделились в своем отношении к этому: Хам публично разоблачил позор наслаждающегося отца и этим обесчестил его. А два других сына, Сим и Яфет, прикрыли его плащом и не смотрели на его позор. Отвернулись от непристойного наслаждения пьяного отца.
Перед сыновьями стоит бессознательный выбор – воспользоваться слабостью отца, чтобы обрести триумф над ним, или, наоборот, защитить его честь и тем самым спасти его, а значит, и свое унаследованное имя.
Самое важное для мужчины – это переосмысление своей связи с отцом и открытие для себя в этой связи своего собственного мужского места. Взросление невозможно без отказа от детской позиции по отношению к отцу. Отказа от идеализации или обиды. Главное в возмужании – это открытие внутри себя наличия фундаментальной связи с отцом. Или с подобной мужской фигурой.
Только когда у мужчины появляется ощущение, что у него есть эта опора, что он не обделен, он сам может быть в состоянии что-то дать другим, быть щедрым.
Вы замечали, как маленькому мальчику интересно проводить время со своим дедушкой? Вроде бы разница в возрасте сумасшедшая, она вдвое больше, чем с отцом, но парадоксальным образом между маленьким человечком и седым дедом вдруг налаживаются совершенно особенные отношения, в которых есть не только любовь и забота, но искренний взаимный интерес и крепкая мужская дружба.
Мой дедушка Александр Максимович был крупным ленинградским конструктором: на знаменитом заводе «Арсенал» в 1970-е годы он возглавлял конструкторское бюро, где придумывали и делали самую хитрую военную технику. В 60-е его приглашал на работу в Москву сам Сергей Павлович Королев – заниматься ракетостроением, но моя бабуля, человек властный и энергичный, резко прекратила любые обсуждения переезда в столицу под тем предлогом, что моей маме нужно было окончить школу и поступать в институт. На самом деле, как я подозреваю, бабуля просто не хотела расставаться с подругами и родственниками, с которыми мы регулярно встречались по праздникам, и в итоге все обязательно из-за чего-то ссорились. Я бы от такой родни был только счастлив смыться подальше, но бабушка считала эти отношения любовью и прямо-таки купалась в постоянных склоках и последующих примирениях.
Когда мы с дедом оказывались вдвоем, начиналась настоящая жизнь! Он забывал о своих научных разработках и званиях, а я становился взрослее и сильнее – мы были настоящими друзьями.
Однажды бабуля в очередной раз укатила в центр прошвырнуться по магазинам, а мы придумали приготовить блины. Взяли книгу о вкусной и здоровой пище, отмерили муки, намешали тесто и принялись жарить. Когда бабушка открыла входную дверь своим ключом и ворвалась в квартиру, мы переглянулись и безо всяких слов поняли, что наше кайфовое времяпрепровождение закончилось… Мы вновь оказались под жестким надзором домоправительницы, которая рысью метнулась на кухню, с порога учуяв гарь от сковородки, и готова была уже начать ругать нас за то, что мы «испачкали столько посуды». Но я предложил бабуле попробовать наши блины, которые получились действительно вкусными, и на наше удивление, блин ей понравился и скандала удалось избежать.
В тех блинах было что-то озорное и радостное: мы придумали и сделали то, что хотели, никого не спросив, договорившись только друг с другом, и в тот день, я уверен, дедушка чувствовал себя таким же юным хулиганом, как и я – дошкольник. Такие моменты невероятно сплачивают детей и стариков.
Для мужской дружбы невероятное значение имеет общее дело, куда заказан доступ посторонним – нужна некая «военная тайна», которую хранят оба друга и ни при каких обстоятельствах никому ее не выдают. Этот секрет сплачивает друзей, вызывает ощущение доверия и сопричастности.
Нашей с дедом тайной была его любовь к пиву, хотя он перенес инфаркт и пить спиртное бабушка ему строжайше запрещала. Мы отправлялись гулять, и наш маршрут непременно шел через пивной ларек: здесь дедушка брал себе большую тяжелую кружку пива, а мне – маленькую кружечку разливного кваса. Мы стояли и молча наслаждались, иногда поглядывая друг на друга, а затем делая новый глоток. Я не знал, что чувствует дедушка, когда пьет свое пиво, но живой советский квас был настоящим чудом, и немало кайфа добавляло то, что пить на улице холодное мне было строго-настрого запрещено бабушкой – нарушать ее запреты было весело и опасно одновременно.
Когда мы возвращались домой, то сразу попадали под перекрестный допрос.
– Сережа, дедушка с другими дядями пиво не пил? – с пристрастием спрашивала бабушка.
– Нет! – отвечал я, видя краем глаза, как дедушка улыбается, слыша мой ответ и снимая пальто в прихожей. Мне было легко говорить это «нет», ведь ни с какими «дядями» дед пиво не пил: в наш тесный круг мы посторонних не приглашали.
Через много лет, когда дедушки не стало, я узнал про сложную историю взаимоотношений в нашей семье и о том, как дед, будучи мужчиной в самом расцвете сил, хотел уйти от бабули к другой женщине и как партийные органы «отработали сигнал» и заставили талантливого инженера отказаться от своей затеи и «сохранить семью». На целую книгу хватит тех хитросплетений – чистеньких и ни в чем не виноватых там нет, и порой я задумываюсь о том, как тяжело было деду проститься с желанной женщиной и вернуться к жене, которая сломала его через колено…
Сейчас невозможно себе представить, чтобы какие-то посторонние люди с работы лезли в твою личную жизнь и на общем собрании поднимали вопрос о том, как нехорошо уходить из дома к другой женщине. Людям приходилось страдать из-за любви, делать выбор между своим сердцем и карьерой, и в том выборе теперь мы обнаруживаем невероятно волнующую романтику, недоступную при нынешней личной свободе, на самом деле являющейся полным равнодушием к судьбе человека.
Возможно, вы захотите узнать, почему в жизни мужчины появляется другая женщина? Я попытаюсь подобрать наиболее точное выражение, хотя, когда обычно говорят о любовных взаимоотношениях, обычно используют наиболее расплывчатые и таинственные формулировки.
Любовница – это женщина вне контекста.
А «контекст» – это все нагромождение событий, отношений, взаимных обид и претензий, ошибок и достижений, то есть весь огромный биографический клубок, который намотался с детства и до нынешнего момента.
Кто такая жена? Это женщина, у которой есть дети с их успехами и проблемами; есть ее родители с особенностями характера и болячками; есть подруги со своими фишками, есть коллеги по работе с разными характерами; у нее есть предубеждения, политические взгляды, предпочтения в еде, в музыке, в курортной жизни и в том, что нужно посадить следующей весной на даче. И когда мужчина думает о жене, с которой прожил десять лет, он сразу же подгружает в мозг детей, родителей, подруг, коллег и предпочтения, которые бешеным роем носятся в его сознании, что-то выкрикивают, спорят друг с другом и мешают посмотреть на жену как на еще вполне молодую женщину, у которой красивые руки и густые манящие иссиня-черные волосы. Жена – это своего рода социальная сеть, в которой самой женщины становится тем меньше, чем дальше идет время брака.
А что такое любовница?
Это горячая желанная женщина, у которой для мужчины нет прошлого, нет родителей, нет детей, нет проблем на работе, нет подруг с их бзиками и мнением, нет памятных дат, нет обязательных поездок на дачу, нет желания поменять когда-нибудь цвет кафеля в ванной и вообще нет никакого контекста!
То есть фактически с любовницей мужчина возвращается в тот период своей жизни, когда большинство ее страниц еще ничем не были заполнены: он как будто становится 19-летним парнем, который встречается с такой же девушкой, и не важно, сколько им действительно лет.
Нужно понимать, что на интимную жизнь оказывает огромное влияние наличие или отсутствие проблем и забот, а жена с каждым годом наматывает на свой образ все большее их количество. Если она при этом приобретает тяжелый взгляд, на губах не бывает улыбки, а в словах все время слышатся жалобы и нытье, то такая супруга становится аватаркой трудностей: увидел ее фото – и тут же всплывает несколько дел, которые обязательно нужно успеть сделать к понедельнику/к лету/к Новому году.
В то время как каждая встреча с любовницей – это волшебный портал, который переносит мужчину из мира реальных раскладов и сложностей в идеальную, почти сказочную атмосферу, где царят другая искренность, другая чувственность и другая страсть.
В этих встречах есть только мужчина и женщина, которые могут быть наконец-то абсолютно раскрепощенными в постели, в то время как в официальных парах, согласно современной статистике, 80 процентов мужчин и женщин не осмеливаются сказать своему партнеру, чего на самом деле им хочется в постели, – люди боятся, что их сочтут извращенцами и это разрушит отношения. В этой связи довольно глупо и смешно выглядят утверждения, что людям жизненно необходим секс до брака, мол, без притирки друг к другу в сексе семьи не будет, но что толку от притирки, если о своих истинных желаниях никто друг другу не осмеливается рассказать?
На самом деле, эти 80 процентов молчащих, терпящих и делающих все «как положено» людей не хотят чего-то сверхъестественного – зачастую людям просто кажется, что их желание является неприемлемым, грязным или постыдным. И если мужчине, к примеру, нравится, чтобы его женщина в постели не раздевалась полностью, а оставила какие-то детали образа, которые его возбуждают, то женщине не составит труда пойти навстречу и сыграть в эту игру. Точно так же теперь уже женщина может аккуратно поговорить с мужчиной и попросить его, скажем, двигаться медленнее, тогда как он сам, насмотревшись кино для взрослых, всегда думал, что бешеная скорость приводит к лучшему результату. Поэтому говорить друг с другом об удовольствии невероятно важно, и шанс, что вас попросят о чем-то невыполнимом, на самом деле невелик.
Любовники откровенны друг с другом, потому что все, ради чего они вместе, – это они сами!
Конечно, иногда попадаются душещипательные рассказы о том, как женщина-любовница долгие годы ждала, что мужчина бросит семью и сделает ее своей новой законной супругой, а он, козел, только обещал и пользовал доверчивую девочку, на самом деле никуда из семьи уходить не собираясь. И вот наконец она решилась и разорвала порочные многолетние тайные отношения, вырвавшись на свободу!
Да, есть такие дамы, которым хочется искать счастье среди проверенного другими пользователями товара, – им страшно связываться со свободным мужчиной и быть у него как на ладони, потому что на фоне законной жены любовница по факту имеет определенное преимущество: она не грузит мужчину так, как это волей-неволей делает супруга, и в сравнении с женой любовница вызывает неподдельную страсть и свежий интерес.
Но для мужчины перевод любовницы в новые жены не имеет никакого смысла: тем самым он разрушит уникальный тайный мир встреч и чувственных удовольствий, в который он сбежал из обыденной реальности, и лишаться такой отдушины никакого резона нет.
И если мы хотим попытаться предотвратить появление у мужа такой связи, законной супруге необходимо понимать, что крайне важно сохранять с супругом тот уровень доверия и откровенности, который был в паре до рождения детей, а близость максимально скрыть ото всех домочадцев и сделать приоритетом в сравнении со всеми хлопотами. В основе семьи должны быть отношения между Ним и Ею, а дети, родственники, проблемы и заботы должны идти следом. Глядя на фото супруги, мужчина должен чувствовать радость и возбуждение, а не тяжесть и досаду, и тогда никакой телепортации в лоно любовницы ему не понадобится.