Мужской взгляд

Глава 9

Спустя три дня Джози сидела в машине и набирала номер мобильника Сары.

– Я этого не вынесу. Он совсем не ценит, что я торчу у его постели в ожидании, когда он поправится.

– Джози, ты была последней женщиной, с которой он спал. Просто жестоко с твоей стороны, если ты не станешь наблюдать его. И вообще, его же укусила акула, черт возьми!

– Я пошлю ему открытку, что-нибудь вроде: «Желаю скорейшего выздоровления от акульего укуса». И подпись: «Ваша сотрудница на одну ночь».

– Это же просто хамство! – ужаснулась Сара. Но Джози была настроена решительно.

– Отлично. Тогда он сам скажет, чтобы я убиралась.

– Что ж, в этом случае ты либо уйдешь, либо останешься и заставишь его захотеть, чтобы у него заработали все части тела.

– Что ты имеешь в виду? – Ведь она отлично знала, что все части тела, за исключением руки, у нет отлично действовали.

– Он питает слабость к тебе, а ты – к нему.

– Ну и? – Должны были последовать очередные мудрые советы.

– Ты можешь отказаться от него, позволить ему выбросить тебя из головы или же будешь бороться за него. Заставить его захотеть от тебя большего.

Как, оказывается, все просто.

– Он ничего не желает от меня. – Ни секса, ни разговоров, ни встреч наедине. Вообще ничего.

Лишь под воздействием диаморфина он признался, что если он и будет с женщиной, то именно с ней.

– И все же имеет смысл попытаться.

Джози включила кондиционер посильнее, направив себе под мышки, и взвесила все сказанное. Возможно, Сара права и стоило попробовать. Любому известно, что под влиянием наркотиков или алкоголя человека тянет на откровенность, ему хочется исповедаться, излить душу, он выдает свои самые сокровенные мысли. Возможно, Хьюстон действительно думал так, как говорил. Так почему бы не удержать его интерес?

Ведь ей очень хотелось вновь испытать жар его тела, впервые оказаться в его постели, поскольку в ту субботу они занимались этим не в спальне.

Именно так получилось с медицинским институтом. Никто не ожидал от нее, что она станет доктором, разве что отец. Но она сама приняла решение и упорствовала в его выполнении. И это сработало. Ей нравилось ухаживать за больными. И она хотела заполучить Хьюстона. Хотя бы еще на один раз. Она уже большая девочка во всех отношениях и сможет достойно уйти, когда все закончится, накопив достаточно горючего, чтобы поддерживать жаркие мечты и сны в ближайшие лет двадцать, хотя бы до климакса.

Что ж, она даст ему рассмотреть себя поближе. Она высморкалась и попыталась пригладить непослушные волосы. Волнуясь по поводу того, что заявится без предупреждения, Джози отправилась в ближайший торговый центр и купила джинсовую юбку, чтобы выглядеть опрятной и цивильной. Да и он заявил, что хотел бы видеть на ней юбку. Он намекнул, что трусики не обязательны, а одна из трех приглянувшихся ей юбок, едва прикрывающих зад, показалась ей очень неплохой.

Майка была ей тесновата, она плотно облегала ее, пожалуй, даже слишком. Возможно, это окажет определенное терапевтическое воздействие на него. Поспособствует его выздоровлению, вернет пламя в жилы.

Новости после операции Хьюстона оказались вполне ожидаемыми. Оба главных приводящих сухожилия указательного пальца были порваны, так же как сухожилие и ответвления среднего нерва большого пальца. Доктор Уильямc подтягивал сухожилия из предплечья, куда они оттянулись после укуса, и заново сшивал их. Он сшил также нервы под микроскопом.

Но это еще было не все, что касалось ее. Ведь она была другом, и этим все сказано. Хьюстону нужно отвлечься, и, если это включало оральный секс, разве она сможет сказать «нет»?

Выйдя из машины и направляясь к подъезду, она пыталась представить себе, каково ему сейчас, но не могла. Если бы она потеряла способность владеть правой рукой, медицина вряд ли долго оплакивала бы потерю. С Хьюстоном все обстояло иначе. Он был блестящий хирург и любил это дело.

Он должен был чувствовать разочарование, ярость, испуг. Страдать.

Но помогать выздоравливающим бальным было одной из ее специальностей, в которой она преуспела и находила удовольствие и удовлетворение. Она могла помочь Хьюстону поправиться, ухаживать за ним, быть ему другом. И организовать ему несколько оргазмов. Если он, конечно, позволит ей.

Она нажала на звонок.

Женщина лет пятидесяти, высокая и худощавая, открыла дверь. На губах у нее появилась любезная улыбка.

– Чем могу служить?

На это она не рассчитывала. Джози как-то не задумывалась о том, что вряд ли его оставят одного, ведь только накануне он покинул стены больницы.

– Здравствуйте, – произнесла она неуверенно, потирая затылок. – Я Джози Эдкинс, коллега Хьюстона. Я хотела узнать, как у него дела.

Дверь растворилась пошире, и вежливый интерес сменился неподдельным удовольствием.

– Проходите, проходите. Мне так приятно видеть вас, Джози. Я Франческа Хейз, мать Хьюстона. Он сейчас в гостиной, смотрит телевизор, и я уверена, будет рад видеть вас.

Джози могла бы оспорить это, но предпочла просто кивнуть.

Мать Хьюстона говорила с едва заметным итальянским акцентом, лицо светилось доброжелательной улыбкой. Она чуть склонилась вперед и прошептала:

– Он не очень хорошо себя чувствует из-за раны и рычит на всех как медведь.

Джози могла хорошо себе представить настроение Хьюстона, когда оказалось, что он зависит от других. Она вошла в дом и проследовала за его матерью в холл.

– Вот черт!

Они обе услышали, как выругался Хьюстон, а кожаный диван заскрипел, когда он попытался перевернуться.

Джози застыла в тревоге, но его мать невозмутимо поинтересовалась:

– Что там у тебя случилось?

– Да я уронил этот хренов пульт от телевизора и не могу его подобрать.

Ну да, медведь – это еще мягко сказано. Франческа оглянулась на нее и с извиняющимся видом пожала плечами:

– Хьюстон, выбирай выражения. У нас гость.

– Деннис и раньше слышал, как я ругаюсь.

Джози остановилась в конце холла и осмотрелась вокруг Хьюстон сидел на краю кушетки, вытянув ноги перед собой. Рана на ноге была замотана, а правая рука на лангете полностью забинтована и перевязана. На нем были свободные серо-зеленые шорты и белая майка.

У нее пересохло во рту. Он выглядел превосходно, очень мужественным и разозленным, когда, нагнувшись над краем кушетки, пытался дотянуться до пульта, осторожно сохраняя равновесие.

– Это не Деннис, а твоя милая малышка Джози. – Джози слегка поежилась при слове «малышка». Хьюстон вскинул голову.

Что, кроме удивления, можно было увидеть в его светлых глазах?

Радость, нетерпение, любопытство? Она не могла сказать. Он снова был непроницаем, на его лице не отражалось ничего, словно он надел марлевую повязку.

– Доктор Эдкинс, – произнес он. – Какой сюрприз!

Его тон разозлил ее, внутри вспыхнуло неудержимое раздражение. Они же были не в больнице. Она переспала с ним всего в двух футах от того места, где он сейчас сидел, как раз за тем кофейным столиком, всего четыре дня назад, а потом она же зашила ему покусанную ногу. Он мог бы звать ее просто Джози.

Ей пришлось проглотить готовый сорваться с губ упрек, учитывая, что его мать стояла рядом.

– Я хотела посмотреть, как тут у тебя дела. – Она широко улыбнулась! – Подумала, возможно, тебе пригодится дружеская поддержка.

Прежде чем Хьюстон успел что-либо ответить, мать коснулась ее руки:

– Как это мило с вашей стороны! Вы не заняты сейчас, cаra?[1] Я хотела бы выскочить в супермаркет, поскольку у Хьюстона хоть шаром покати в холодильнике. Но мне не хотелось бы оставлять его одного. Вы не посидите с ним часок?

Хьюстон выглядел недовольным, явно показывая свое отношение к тому, чтобы остаться с ней наедине.

– Мам, мне не нужна сиделка. Ты можешь отправляться в магазин, когда тебе вздумается.

И это заявляет человек, который не в состоянии подобрать упавший пульт. Хотела бы она посмотреть, как он удержит в руках какую-нибудь еду или сходит в туалет, не шмякнувшись лицом об пол.

– Я с удовольствием побуду с ним, миссис Хейз. Не спешите. – Джози обошла кофейный столик и подобрала пульт. Она положила его у левой руки Хьюстона, с улыбкой погладив ее.

Он, прищурившись, взглянул на нее:

– Спасибо.

Его мать уже направлялась к двери, прихватив по пути сумку.

– О, большое спасибо, Джози. Я уверена, что Хьюстону будет приятно поболтать с кем-нибудь, кроме своей старой матери.

– Не стоит благодарности, – ответила она.

Хлопнула входная дверь.

Она чуть скривила губы, осторожно присаживаясь за кофейный столик.

– У тебя очень милая мама. – У него чуть смягчилось лицо.

– Она невероятно светская дама. – Он закатил глаза. – Но временами буквально сводит меня с ума.

Она оказалась права.

– Так что, подать тебе что-нибудь сейчас? Выпить? Кофе? Чай? Меня?

Будь на ее месте кто-нибудь другой, он стал бы расспрашивать его о ранах, интересоваться его состоянием, выражать сочувствие. Интуитивно она поняла, что все это вызывает у него раздражение. Так что она старалась быть оживленной и деловой.

Обычно безупречные волосы сейчас выглядели, словно он старался пригладить их левой рукой, но все же отказался от этого намерения. Правая рука была заботливо устроена на животе.

Он зарычал:

– О Господи, и ты тоже начинаешь проявлять материнскую заботу!

Джози снова взглянула на него, правда, на этот раз чуть ниже. Окинув взглядом его вытянутые ноги, она облизнула губы.

– Я совсем не то имела в виду.

По тому, как изменилось его дыхание, она поняла, что он понял намек.

– Да что ты? И что же ты хотела сказать?

Она ответила не сразу, слегка откинувшись назад и сложив руки на столе.

– Ты ведь знаешь, что тебе придется пробыть на больничном по меньшей мере две недели.

Он скривился:

– Ну конечно.

– Так что ни одна душа не заметит некоторую напряженность в наших отношениях.

Его брови чуть поднялись.

– На что ты намекаешь?

Момент настал. Она с трудом выдавливала из себя слова, скрывая желание, накатывавшееся, обжигающее, влажное, струившееся между ног, словно жидкая лава.

– На то, что нам нет необходимости ограничиваться одной ночью. Ночь эта может превратиться в серию ночей. – Она на секунду запнулась. – Пока один из нас не скажет «довольно».

Это оказалось для него неожиданностью. Поначалу Хьюстон разволновался, увидев Джози в гостиной рядом с матерью. Его озадачило охватившее его странное томление.

Затем его обозлило то, что она останется с ним, будет видеть его в таком состоянии, несчастного инвалида, прикованного к кушетке. Прямо сейчас ему не нужна была Джози Эдкинс со всеми ее соблазнами. Во всяком случае, не тогда, когда столкнулся с фактом, что не чувствует собственную руку. Вполне вероятно, что он больше не сможет оперировать.

Ибо фраза Майка Уильямса о его руке – «почти полностью функциональна» – означала, что в один прекрасный день, через шесть недель в гипсе и несколько месяцев реабилитации, он сможет научиться без посторонней помощи застегивать собственную рубашку и поднимать стакан, а такие тонкие автоматические навыки, как писать от руки, – вряд ли.

Но вот Джози, Джози, Джози – милая и аппетитная Джози, с этими ее словами, которые она выдавила, запинаясь и волнуясь, с ее нежным белым телом, которое так привлекало и искушало его… Он не мог устоять перед ней. Он не порвал с ней. Еще оставалось так много приятных вещей, которыми они могли бы заняться вместе.

Но только не в таком состоянии. Не прикованный к койке, заштопанный, весь в бинтах, хромой, в общем, сплошное недоразумение, а не мужчина. Он хотел, чтобы она вернулась, когда он будет прежним – крепким и здоровым, чтобы возобновить их опасные игры. Потому что их могли застать врасплох. И он сам мог захотеть играть в них снова и снова.

Он задвигал ногами по полу, сдерживая стон, когда при шлось подтянуть раненую ногу, кожа под повязкой зудела, а мышцы горели. Он чувствовал себя удобнее, когда сидел, упершись ногами в пол.

– Я пока что не совсем в форме, но недельки через две, полагаю, мы сможем что-нибудь сообразить.

Юбка на ней задралась, а Джози, похоже, совсем забыла, что сегодня на ней не джинсы. Она сидела, раздвинув колени, раскинув ляжки прямо перед ним, а белые трусики поддразнивали его.

– Я не желаю ждать две недели, – заявила она. Ее щеки пылали, глаза распахнуты, дыхание учащенное.

Его член лихо вскочил при ее словах.

– И поэтому ты демонстрируешь мне свои трусики?

На ее лице отразилось смущение. Она залилась краской. Ее ноги плотно сжались.

– Ох! Я это не специально. – Он ухмыльнулся:

– А я было подумал, что это означает конкретное предложение. – И добавил, озвучив любопытную мысль, пришедшую ему в голову: – А по средам что у тебя на трусиках? Что там внизу нарисовано? Цветочки, полоски, сердечки?

– Там бычий глаз – черные кружочки.

Под этими словами явно таилась двусмысленность. Она имела в виду мишени? Маленькие кружочки, один в другом, прямо на ее лоне.

– Покажи.

– Нет!

– Они у тебя на попе? Или спереди?

– И там и там.

– Повернись. Покажи мне попу.

– Они похожи на те губки.

– Ну так покажи мне их. Задери юбку.

Его здоровая нога задрожала, член набух, и вообще он вел себя как последний козел. Но Джози, испустив тяжкий вздох, встала на ноги. Она повозилась с молнией сзади, затем медленно потянула юбку вверх, извиваясь всем телом, чтобы пропихнуть крутые бедра.

Она повернулась, прежде чем он успел что-нибудь разглядеть, но затем задрала юбку до талии, опустилась на одно колено и стала ждать.

Хьюстон ощутил слабость во всем теле, как тогда на пляже, когда он истекал кровью на влажном песке. Круглые мишени соблазнительно выделялись на каждой половинке попки, искушая его, руки так и тянулись, чтобы потрогать, пощупать их.

– Где, черт возьми, ты достала их? – в притворном ужасе пробормотал он. – В секс-шопе?

– Да нет же! Это так называемые тематические трусики – считается, что они должны быть пикантными, но не сексуальными. Господи, буду я еще покупать что-нибудь в секс-шопе! Мой зад предназначен совсем не для этого.

Хьюстону нравилось, когда Джози затевала с ним свои маленькие игры, затем путалась, паниковала и пыталась дать задний ход.

Она потянула юбку вниз, на коленки.

Она стояла не дальше фута от него, ему не составило труда запустить здоровую руку ей под юбку, пока она не опустилась совсем. Она замерла, когда его рука скользнула у нее между ног, прямо по кустику шелковистых завитков. Он пальцем очертил кружок на нем.

– Здесь тоже есть мишень?

– Да.

Он ущипнул ближайшую к нему ляжку, прямо под трусиками. Затем вытащил руку и шлепнул ею прямо по передней мишени, а затем ухватил ее.

Она вскрикнула от неожиданности.

Теплая волна прокатилась под трусиками.

– Зачем это?

– Чтобы дать тебе понять, что ты не годишься для садомазохистских игрищ.

– Это правда.

Хьюстон продолжал удерживать рукой ее лобок, ткнув большим пальцем в воображаемый центр мишени, не обращая внимания на острую боль в лодыжке.

– Когда ты в последний раз надевала их?

– Не знаю, возможно, когда мне было восемнадцать. – Извиваясь всем телом, она пыталась отклониться подальше от него.

Ему хотелось удерживать ее здесь, чувствовать, как ее трусики увлажняются под его рукой. Но острый приступ боли в лодыжке заставил его выругаться про себя.

Отпустив ее, он уселся на кушетке, проклиная ногу. Господи, то, как она горела, зудела и болела, просто сводило его с ума. Но он все же надеялся, что Джози не заметит его мучений.

– Значит, ты так и не знаешь, хорошо ли выглядишь в чем-нибудь сексуальном?

Джози резко повернулась и снова налетела на кофейный столик, пытаясь не зацепить его раненую ногу коленкой.

– Почему мы постоянно обсуждаем мое тело? – Потому что он был одержим им. Еженощно оно было главной темой его снов. Она смотрелась так, словно ее написал старый итальянский мастер во всем великолепии ее форм.

– А о чем нам еще говорить? Ведь ты же сама пришла сюда, предлагая заняться сексом в любой момент, без каких-либо обязательств, в ближайшие несколько недель.

В ответ она нервно вытерла руки о колени, а ее лицо пошло неровными красно-розовыми пятнами, так что, если бы он не знал ее лучше, можно было подумать, что она свалилась в лихорадке, с высокой температурой.

– Мне не нравится, как ты это делаешь, – заявила она сердито.

– Что именно? – Он разрывался между необходимостью принять болеутоляющее и воспоминанием о тех мишенях на трусиках, и у него уже не оставалось сил, чтобы разбираться в ее туманных заявлениях.

– Мне не по вкусу, как ты преднамеренно ставишь меня в неловкое положение.

Джози смотрела в полные боли и вожделения глаза, потемневшие от смятения.

– Я так не делаю, – с некоторым напряжением возразил он.

– Ты постоянно стараешься застать меня врасплох двусмысленными намеками, расхваливая мое тело. Это меня выводит из равновесия, а ты пользуешься моим смятением.

Он прыснул:

– Это называется флиртом.

Его слова были обращены в потолок, когда он пожал плечами, стараясь, чтобы они звучали небрежно и буднично, хотя о нем самом этого сказать было нельзя. Он выглядел так, словно получил выволочку. Так, будто знал, что она права. И она действительно права. Хьюстон Хейз был жертвой самоконтроля.

А она любила нравиться людям, ей было приятно доставлять им удовольствие, и очень хотелось видеть его счастливым – по-настоящему довольным жизнью, каким он никогда не был. И теперь она знала, чего желала сама. Она должна получить Хьюстона, не только его тело, но всего его – его сердце, его душевную близость и интимность, на которую он намекал под действием болеутоляющих, когда лежал на операционном столе.

Обыкновенная связь была недостаточной для нее, она понимала это. Она была не той женщиной, что может все бросить и невозмутимо уйти. В случае разрыва с Хьюстоном ее сердце будет разбито, расплющено, словно апельсин в миксере. Если только ей не удастся убедить его предпринять попытку настоящих долгосрочных отношений. Если она не сможет добраться до его глубин, прорвав защитные барьеры равнодушия и отчужденности, сломав их установившиеся ранее отношения типа «наставник – студент», добраться до настоящего, подлинного Хьюстона. Того, который хотел обзавестись детьми и старался облегчить страдания своих престарелых пациентов.

Ей хотелось заполучить такого Хьюстона, который бы заботился о ней. Это казалось маловероятным, но, черт возьми, она никогда не узнает этого, если не будет пытаться.

– Знаешь, Хьюстон, я передумала. – Путь к его сердцу пролегает не через его штаны. Инстинкт подсказывал ей, что, если она хочет добиться большего, сначала надо стать его другом.

Нелегкая задача, но она по природе всегда была более общительной и дружелюбной, чем сексуальной, да и он, казалось, легко адаптировался к переменам. Возможно, он так не сможет устоять и перед ее жизнерадостностью. Она возьмет его живостью и весельем, а не великими страстями.

– Передумала насчет чего? – Он откинулся назад, ехидно прищурившись.

– Я не считаю, что мысль о продолжении нашего романа хорошая. Мне не надо было приходить сюда, пока ты страдаешь от ран, и пользоваться твоей беспомощностью. – Она чувствовала себя виноватой в том, что сознательно возбуждает и заводит его, а он не в той физической форме, чтобы отвечать на зов плоти. – Ты же говорил, что хочешь получить всего одну ночь, и я должна уважать твое желание. Приношу мои извинения, Хьюстон.

Он воззрился на нее:

– Как ты сказала?

Джози почувствовала облегчение. Она не была Цирцеей-соблазнительницей, у дверей которой мужчины падали и сами укладывались штабелями. Она просто Джози, хороший друг, заботливый врач. И если у них что-нибудь получится, то только потому, что она понравится ему такой, какой была на самом деле.

Она добавила:

– Мне самой не верится, что я так поступила. Господи, ведь я же была готова встать на колени и засунуть твой, ну, сам знаешь что, себе в рот. Ужасно рада, что вовремя остановилась.

На его шортах образовался подозрительный бугор, на виске судорожно пульсировала вена Джози услышала свой лепет и поняла, что никак не улучшила ситуацию. Он выглядел так, словно смотрел на человека, которого пытались забить до смерти щеткой. Полнейшее недоверие.

– Поскольку ты хочешь, чтобы мы в дальнейшем поддерживали сугубо платонические отношения, я думаю, нам следует попытаться быть просто друзьями. Мы ведь сотрудники.

Джози встала и привычным жестом доктора приподняла и передвинула его ноги на кушетку, стараясь, чтобы ее прикосновение было максимально безличным. Она с улыбкой положила телевизионный пульт ему на колени, убеждая себя в необходимости думать о нем как об обычном больном. Пациенте, ради которого ты готов сделать что угодно.

– Друзья помогают в беде, ты же знаешь. Так что я могу сделать, чем помочь, чтобы облегчить твое положение?

Что угодно, лишь бы это не было связано с неудержимой эрекцией, натянувшей его шорты.

Она вовсе не собиралась блюсти целомудренность, неожиданно объявившись у него в доме, но полагала, что две недели вынужденного воздержания и самоограничения будут вполне оправданны, если она сможет убедить Хьюстона испытать на прочность их нынешние отношения, под которыми таилось мощное, неудержимое влечение друг к другу.

Он молча уставился на нее, затем красивые черты его яйца исказила мрачная гримаса.

– Нет, тут ты ничем не сможешь помочь.

– Ладно. – Полная решимости не совершать больше ошибок, она уселась на край кушетки. Заботливо укрыв его ноги, она принялась болтать о всяческих мелочах, случившихся за день, о погоде, а он молча смотрел на нее с хмурым видом, пока минут через двадцать не вернулась его матушка.

Затем Джози отправилась на кухню помогать Франческе разгружать пакеты с покупками, буквально чувствуя, как Хьюстон пожирает глазами ее зад, когда она проходила мимо. Интересно, только ли она сама размышляла о мишенях на ее трусиках и о том, каким предметом он мог бы поразить эти цели?