Муха и сбежавшая мумия

Глава IV ОДНА

Вагон сильно болтало, и Маша елозила щекой по чему-то жесткому и шершавому. Она открыла глаза и увидела в дверном зеркале, что лежит головой на коленях у женщины в незнакомой синей форме. (Железнодорожница? Нет, у них форма серая.) Женщина была очень молода и, наверное, для солидности зачесывала волосы в старушечий пучок и хмурила брови.

— Ахмед Рашидович, я уважаю ваш жизненный опыт, но все же следователь — не вы, а я. Мне нужны факты, а не ваши рассуждения, — холодным го-юсом говорила она.

За окном брезжил серенький рассвет. Темирханов забился в свой угол, и вид у него был оскорбленный. Маша поняла, что идет допрос. Деда и Вадика выпроводили из купе, а ее пожалели будить и оста-мили.

Вчерашний глоток снотворного чая еще действовал. Голова была тяжелая, острые коленки следователя казались удобными. Маша прикрыла глаза и стала подглядывать сквозь ресницы.

— Вы уже десять минут клянетесь, что хотите помочь следствию, а сами уходите от моих вопросов, — продолжала женщина.

Миллионер всплеснул пухлыми ручками:

— Что вы, Настенька!

— Анастасия Ивановна.

— Извините, Анастасия Ивановна. Вы так юны, так свежи, что хочется называть вас Настенькой!

Маша подумала, что на такой комплимент можно и обидеться. Но следователь Настенька только усмехнулась:

— Еще минуту вы у меня отняли. Чувствую, придется вызвать вас на отдельный допрос, чтобы обсудить мою свежесть и заодно ваши уловки.

— Нет, нет, я хочу помочь следствию! — горячо воскликнул Темирханов. — Только поэтому я и разговариваю с вами без адвоката. Меня пугает ваша, извините, бредовая версия. Вот я и спешу оправдаться, а то вы такого понапишете, что мне потом вовек не расхлебать!

— Почему же бредовая? — возразила Настенька. — Во всем вагоне был один кейс — ваш, и он пропал. Потом в купе у проводника что-то взрывается, и мы находим сильно поврежденный кейс. По-моему, ясно: кейс был заминирован. Ваш кейс, потому что другого никто ни у кого не видел.

— Ошибаетесь, Анастасия Ивановна, — кротким голосом заметил Темирханов. — У меня свидетели: полковник Алентьев и его внучка. При них я высыпал на пол все, что лежало в кейсе. Думаете, полковник промолчал бы, если бы заметил бомбу?

— Взрыв был несильный, значит, и мина небольшая, — ответила Настенька. — Такая мина могла поместиться в мыльнице, даже в авторучке, и никто бы не заметил.

— Это пускай эксперты решают! — отрезал Темирханов. — А вы должны честно записать, что свидетели не видели в кейсе ничего подозрительного!

— Допрошу их и запишу, — ответила Настенька. Темирханов повеселел.

— Прекрасно! Я больше ничего и не хочу: правды и только правды! — подколол он следователя, как будто она хотела вранья и только вранья. — Теперь идем дальше. У нас есть еще один свидетель: Вадим. Он гнался за ворами, а не спал, как остальные… Вадик! — громко позвал Темирханов.

Дверь купе сразу же открылась. Здоровяк стоял на пороге, преданно глядя на босса. Подслушивал?

— Ты видел, как воры сбрасывали вещи с поезда? — спросил Темирханов.

— Конкретно, — подтвердил Вадик.

— И кейс видел?

Вадик замялся. Маша отлично помнила, как он говорил ночью: «Из-под носа чемодан увели!» Чемодан — и только.

— Закройте дверь! — приказала Настенька, но было поздно. Вадик понял намек босса.

— А как же! — твердо сказал он. — Я все видел: и кейс выбросили, и чемоданы, и видеокамеру полковника.

— Закройте дверь! — повторила Настенька.

На этот раз Вадик послушался. Громыхнула дверь, и Маша увидела в зеркале несчастное лицо Настеньки. Перехитрил ее миллионер. Сговорился с Вадиком у нее на глазах.

— Вот и лопнула ваша версия! — с победным видом заключил Темирханов. — А теперь я расскажу, как было на самом деле. Проводник — сообщник моров, тут я с вами согласен. Когда Вадик погнался за ними, проводник успел заскочить в свое купе. Норы спрыгнули с поезда, Вадик вернулся к себе и уснул. А проводник стал думать: сейчас Вадик одурманен снотворным, а что будет потом, когда он мыслится? Он же вспомнит, что убегали от него трое, а спрыгнули только двое. Вадик был опаснейшим свидетелем! И проводник решил убрать его сейчас же, пока остальные не проснулись. Он достал кейс из тайника, который мы все видели…

«А я не видела», — завертелось на языке у Маши. Она, конечно, смолчала. Попробуй, влезь со своими замечаниями, когда идет допрос, — моментально прогонят.

— …У него там было много ворованных вещей, это мы видели тоже, — продолжал Темирханов. — Случайно среди них оказался кейс, похожий на мой. А проводник выбрал его не случайно. У него был простой план: поставить бомбу в кейс и вернуть его Вадику. Естественно, Вадик заглянул бы в кейс, чтобы проверить, все ли на месте. Он должен был погибнуть. Но проводник в спешке что-то перепутал и сам подорвался на своей бомбе. Логично? — Темирханов привстал и, навалившись на столик, в упор посмотрел на следователя.

В стаканах звякали ложечки. Маша подумала, что вчерашний чай не выливают, потому что теперь он улика. Эксперты проверят чай и скажут, каким снотворным опоил всех проводник.

— Логично, — не сразу ответила Настенька.

— А с вами можно ладить! — улыбнулся Темирханов и вдруг заметил, что Маша на него смотрит. — Проснулась! Ты как, прелестное дитя, жива-здорова?

Маша фыркнула. В затылке вязко, как сметана, плеснулась боль. Морщась и держась за голову, она села.

— В глазах не двоится? — деловито спросила Настенька. — Сколько стаканов?

— Четыре.

— Закрой глаза и вытяни руки.

Маша послушалась, хотя не поняла, зачем это нужно.

— Прикоснись пальцем к носу. Маша прикоснулась.

— Сотрясения мозга нет, — заключила Настенька. — На всякий случай покажи свою шишку врачу, но, по-моему, — нет.

— Что со мной было? — спросила Маша.

— Взрыв. Дверь купе сорвало, тебя ударило.

— Врача я вызову, — охотно пообещал Темирханов. — И вообще, Анастасия Ивановна, за девочку по беспокойтесь. У меня в Москве квартира, моя семья сейчас там, и девочку возьмем за компанию, пока ее дедушка не приедет. Я дал ему свою визитку с московским телефоном.

— Как это — пока дедушка не приедет? — не поняла Маша. — А где он?!

— Сняли твоего дедушку с поезда, — жалостливо вздохнул Темирханов. — В Курске сняли и отправили в больницу.

У Маши онемело лицо. Из глаз часто-часто закапало. Стучали колеса, увозили ее в чужую Москву, а Дед оставался в Курске — далеко это или близко? Она вскочила, рванула дверь… И угодила головой в широкую грудь Вадика.

— Держите! — крикнула Настенька, и здоровяк поймал Машу в охапку.

Она стала вырываться. Вадик не понимал, что каждую секунду Курск все дальше, а ей было некогда объяснять. Нужно добежать до тамбура, сорвать стоп-кран и вернуться к Деду. На попутных машинах, на электричке, пешком — вернуться!

— В чем дело-то? — спокойно спросил Вадик. Он играючи удерживал ее поперек живота, прижимая руки к бокам. Маша извивалась, как червяк на крючке.

— К Деду хочу-у-у!!! — заревела она и попыталась укусить Вадика. Его толстые руки были совсем рядом, но дотянуться до них зубами не удавалось. Видно, балованная миллионерская Роза приучила здоровяка беречь пальцы.

— Девочка, успокойся… Девочка… — растерянно бубнила следователь Настенька.

Темирханов с невозмутимым лицом потянулся под столик. Маша увидела у него в руках бутылку с забродившим квасом. Там еще осталось чуть меньше половины. Она представила, как эта липкая кислятина плеснет ей в лицо, польется на единственный ее сарафанчик, и закричала:

— НЕ НАДО!!!

— Точно? — спросил Темирханов. Маша обвисла у Вадика на руках.

— Точно. Отпустите, я больше не буду. Вадик внес ее в купе и усадил на полку.

— А ну, не реветь! — с напускной строгостью приказала Настенька. — Ты же взрослая девочка, невеста уже. Чего ты испугалась?

— Я не чего испугалась, а за дедушку, — сквозь слезы объяснила Маша. — Он же старенький, а вдруг умрет?

— Да в порядке твой дедушка, худой просто, — сытым голосом сказал Темирханов и погладил себя по животу.

— А разве это плохо?

— Если выпить много снотворного, то плохо. У него чуть сердце не остановилось, — Темирханов заглянул в лицо Маше и торопливо добавил: — Врачи сказали, что жизнь вне опасности. Поправится твой дедушка и поедет к президенту, если успеет. А ты дождешься его у меня, с Розкой моей поиграешь.

— Я бы лучше вернулась в Курск, — буркнула Маша, представив себе веселенькие игры с Розкой: катание на Вадике и запихивание мороженого в уши.

— А дальше что? В больнице у дедушки тебя не поселят, в гостинице тоже. На вокзале будешь ночевать? Спроси у Анастасии Ивановны, как девчонки на вокзалах ночуют и где их потом находят!

Следователь Настенька изобразила на лице ужас, мол, таких девчонок находят в самых жутких местах.

— В Курск тебе нельзя, — сказала она. — Ты погубишь дедушку. Ему надо как следует отлежаться, выздороветь, а он будет проситься из больницы, чтобы тебя не оставлять одну. Если не хочешь к Ахмеду Рашидовичу, езжай домой — я помогу, только пообещай, что не сойдешь в Курске. Но сначала поймай, что тебя ждет. Приедем в Москву, а у меня там своих дел полно. К ночи, а скорее даже завтра, я смогу тебя посадить на самое дешевое место в самом медленном поезде. И будешь трястись двое суток в общем вагоне. Это скучно, опасно и попросту ненужно. Приедешь в Сочи, а дедушка уже без тебя гуляет по Москве…

— Да нет, она умная, она тоже в Москву хочет, — вставил Темирханов. — Я ее Вадику поручу. Бесценный парень! Не поверите, Анастасия Ивановна: мы с дочкой его поделить не можем. И я без него, как без рук, и она скучает, звонит: «Папка, когда Вадюлище приедет?»

— Не осложняй жизнь ни мне, ни себе, лучше поживи у Ахмеда Рашидовича, — подпела миллионеру Настенька. — Я буду знать, что ты сыта и под присмотром. Если что будет не так, звони, — и она чала Маше визитную карточку:

Прокуратура! Вот чей незнакомый синий мундир носила Настенька.

Маша молчала. Темирханов ей не нравился. Розку она уже презирала, но деваться было некуда. Ее деньги пропали вместе со школьным рюкзачком, сарафан измялся и запачкался. Квасом его забрызгало, на полу он побывал… В таком сарафане стыдно в огород выйти, а не то что возвращаться домой. Первая же встречная бабка в Укрополе на всю жизнь прозовет ее «москвичкой зачуханной».

— Хорошо, я не буду осложнять вам жизнь, — вздохнула она. — Только дайте хотя бы позвонить дедушке, а то мой телефон украли.

— Звони, — Настенька протянула ей мобилку, старомодную и обшарпанную, как «Москвич» пенсионера.

Маша долго держала в руках это чудо двадцатого века. Было страшно позвонить и услышать чужой голос, который скажет… НЕТ! Деда не сломала тюрьма, так неужели погубит снотворное?! Он, конечно, уже пришел в себя. Лежит, волнуется — Машин-то телефон не отвечает… Она стала набирать номер, представляя, как обрадуется Дед…

И заиграл вальс. Еле слышно, как за стенкой, но Маша ни с чем бы его не перепутала:

Называется «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии», они с Дедом вместе нашли эту музыку и записали ему в телефон.

— Встаньте, — попросила Маша. Согнала следовательницу, подняла полку… Вальс доносился из сумки с видеокамерой Деда. Той самой, которую, если верить Вадику, воры сбросили с поезда.