С древних времен на муромской земле были развиты торговля и ремесла.
Особое развитие в городе получило производство по выделке юфти и пушнины, которые скупались волжскими болгарами и перепродавались бухарцам, хивинцам и т. д. Однако в тяжелые времена татаро-монгольского ига в Муроме были забыты многие ремесла, торговля изделиями ремесленников прекратилась.
Только в связи с «усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших рынков в один всероссийский рынок», как отмечал В. И. Ленин, характеризуя новый период русской истории, примерно с XVII века, в процессе развития внутреннего и внешнего рынков, наблюдается большое развитие различного рода ремесла.
Как справедливо подчеркивает М. Горький, «основоположниками искусства были гончары, кузнецы и златокузнецы, ткачихи и ткачи, каменщики, плотники, резчики по дереву и кости, оружейники, маляры, портные, портнихи и вообще - ремесленники, люди, чьи артистически сделанные вещи, радуя наши глаза, наполняют музеи».
В это время лучшие силы ремесленников сосредоточиваются в столице молодого русского государства - Москве. Они своим искусством должны были подчеркивать величие и могущество Ивана IV, принявшего в 1547 году царский титул.
В мастерских Московского Кремля были собраны лучшие оружейники и живописцы, золотых дел мастера и серебряники, портные и швеи, которые изготовляли роскошные царские одежды, расшитые жемчугом и серебром, золотую и серебряную столовую и церковную утварь, драгоценное оружие, убранство коней.
Датский посланник Яков Ульфельд во время пира в царском дворе в 1575 году был поражен количеством золотых и серебряных блюд: «На всех столах поставлено было блюд серебряных и чаш так много, что не было ни одного порожнего места, но блюдо на блюде лежало, стакан на стакане». Он был поражен также множеством и красотой золотых перстней Ивана IV, драгоценным убором на его шее, венцом.
Быт церкви по роскоши немногим уступал быту царского двора. Те же мастера изготовляли церковную утварь, драгоценные сосуды, кресты, оклады.
Москва, ставшая не только столицей русского государства, но и местом пребывания патриарха с 1589 года, одновременно стала центром культуры и искусства, распространяя свое влияние на всю страну.
А. И. Казанцев. Сивиллы из церкви Николы Набережного
На благодатной почве Мурома, одного из древнейших русских городов, в XVI веке получают особое развитие кожевенное, скорняжное, гончарное, калачное, портняжное, сапожное, солодовенное, рыболовное, плотничье, кирпичное, серебряное и другие ремесла.
До нашего времени, к сожалению, не сохранились изделия ремесленников - предметы домашнего обихода, одежда, обувь и деревянные сооружения, но по имеющимся, хотя и скудным, описаниям к иконографическому материалу можно представить произведения муромских ремесленников, если не XVI века, то XVII и начала XVIII.
Жители Мурома славились и как искусные калачники, в связи с чем при утверждении герба в 1781 году в нижней части шита на голубом поле изобразили три крупитчатых калача, которыми «сей город отменно славится».
Любопытно отметить, что при посещении Мурома в 1767 году Екатерина II обратила внимание на своеобразие одежды муромских жителей.
Милуя подданных, костюмы русски зрела, Для моды бедственной менять их не велела, - как замечает знаменитый Державин, сопровождавший в этом путешествии Екатерину.
Одежда жительниц города отличалась разнообразием и изяществом: белая кисейная сорочка с пышными рукавами, с манжетами, обшитыми кружевами. Сарафан из материи с золотой ниткой и душегрейка из того же материала.
Шея и грудь украшались жемчужным на нити борком, в уши вдевались жемчужные серьги. На голову надевался кокошник, шитый серебром, золотом, иногда жемчугом и драгоценными камнями.
Мужская одежда также была проста и самобытна: красная рубаха на выпуск, плисовые или бархатные шаровары, заправленные в высокие сапоги, длинный суконный кафтан со сборами, а сверху суконный чепан.
О женской одежде конца XVII - начала XVIII века можно судить по сохранившейся иконе сивилл местного изографа А. Казанцева (1717), который, изображая сивилл для Николо-Набережной церкви, вдохновился нарядами своих современниц. Так, сивилла Европия одета в длинную красную кофту со светлыми крупными цветами и юбку розового цвета. Низ кофты и юбки в несколько рядов украшен жемчугом. Сивилла Си-мия, с очень спокойным и целомудренным лицом, одета в розовую кофту и желтую длинную юбку, вышитые крупными цветами, низ кофты и юбки также украшен жемчугом. Шея и грудь Европии и Симии украшены богатыми жемчужными борками в несколько ниток.
Это лишний раз подтверждает высокое искусство муромских портных, умевших создавать самобытную одежду.
В писцовой книге Мурома 1637 года, которая отличается подробностью описания и является целой энциклопедией города, наряду с другими ремесленниками упоминаются и портные.
Так, при описании двора стольника князя Андрея Даниловича Сиц-кого, расположенного в городе «близко соборной церкви», упоминается, что «в нем живет дворник Федька Онтонов сын портной мастер». Подобное упоминание имеется и при описании дворов «Селиверста Офонасьева сына Столыпина да Ивана Федорова сына Карачева», в котором «живут дворники Ефимка портной мастер да Тимошка Матвеев».
Из этой писцовой книги можно также узнать и о других ремесленниках.
Так, например, упоминается «вдова Катерина Васильевская жена сапожника», дворник «Федька Иванов сын плотник», «Савка Макаров сын скорняк Касимовец», «Ивашка Иванов сын котельник», Милютка Ильин - гладильщик.
Там же можно найти фамилии и имена кузнецов, серебряников, Калашников и других ремесленников.
Большого мастерства достигают муромские серебряники, искусство которых к XVII столетию достигает совершенства. К сожалению, до нашего времени сохранилось незначительное количество произведений муромских серебряников, еще меньше известно нам имен этих умельцев. Кроме прославленного царского серебряника, златокузнеца и оружейника
Никиты Давыдова из писцовой книги Бартенева, среди проживающих «за городом на посаде на Богатыревой горе», где «двор боярина Ивана Никитича Романова», упоминаются два серебряника: «Васки Ондреева сына серебряника с сыном Куземкою». И далее: «во дворе Карпунка Яковлев сын серебряник с сыном Устином».
Вместе с тем среди бобылей, проживающих вблизи Благовещенского монастыря, упоминаются иконники Володька Панфилов и Ивашко.
Поддерживая церковь, царская фамилия, начиная с Ивана Грозного, делает богатые вклады в муромские церкви: церковную утварь, книги, колокола. Известны вклады Ивана Грозного в Благовещенский собор, царей Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, Петра I - в Богородицкий собор.
Евангелие XVII в. Вклад Богдана Цветного в Тронцкий монастырь
Муромские купцы принимали большое участие не только в строительстве храмов, но также делали значительные вклады. Так, известно, что «церковь ружная Живоначальныя Троицы… образы и свечи поставные и сосуды церковные и ризы и на колокольнице колокола и все церковное строенье муромца торгового человека Бориса Семенова сына Цветного да сына его гостиной сотни Богдана». Церковь Дмитрия Солун-ского, «образы и книги и ризы и на колокольнице колокола и все церковное строение Смирнова да Третьяка Микитиных детей Судовщикова».
Очень ценные вклады были сделаны Тарасием Цветным в Троицкий собор. Например, высокохудожественным произведением является верхняя доска Евангелия 1663 года московской печати. Тонкой ювелирной работы, серебряная, позолоченная. Изящный орнамент, напоминающий виноградную лозу, покрывает всю поверхность доски. В изгибах орнамента симметрично вком-поновано восемь разноцветных граненых камней - фиолетовый, голубой, красный. Б центре композиции распятие с летящими навстречу двумя ангелами, по сторонам - Мария и Иоанн.
По углам на накладных досках изображены евангелисты с их символами. Все изображения сделаны очень скульптурно, в виде горельефов. Манера, композиционное решение, трактовка образов евангелистов несколько напоминает решение Евангелия 1645 года, являющегося вкладом дьяка М. Г. Матюшкина в Ивановский монастырь и находящегося в настоящее время в Оружейной палате. Нижняя доска Евангелия обложена красным бархатом, на котором укреплено пять серебряных пластинок.
Никита Давыдов. Шлем царя Михаила Романова
В Муромском краеведческом музее сохранился также еще один вклад Тарасия Цветного в Троицкую церковь - это водосвятная серебряная чаша, местами позолоченная. Изящная по пропорциям, с гладкой полированной поверхностью, чаша установлена на ножке с изогнутыми «ложками», через одну гладкими, и с тонким растительным орнаментом. По верхней кайме чаши изящным шрифтом сделана надпись: «Лета 7155 (1647) сию чашу приложил водосвященную в Муром в новодевичий монастырь в дом Живоначальныя Троицы гостиныя сотни человек Тарасий, по реклу Богдан, Борисов сын, Цветнов, по своих ро-дителех».
Одновременно с этим вкладом Тарасием Цветным в Троицкий монастырь был вложен напрестольный серебряный позолоченный крест, отделанный вокруг жемчугом в одну нить.
Нельзя не обратить внимания на сохранившееся кадило Богородиц-кого собора 1651 года из позолоченного серебра, находящееся в настоящее время в краеведческом музее. Удивительно изящное по пропорциям кадило как бы сочетает типичную для этой эпохи форму братины в нижней части (например, братинка царевны Ирины Михайловны) и распространенную форму верхней части кадила XVII века в виде луковичной главы церкви на барабане. Верхняя часть кадила сделана в виде купола, на вершине которого установлен барабан с четырьмя оконцами, перекрытый луковичной главкой, обработанной мастером под черепицу. Поверхность купола украшена изящным орнаментом, состоящим из тонких веток и листьев, которые благодаря четкому рисунку и проканфаренному фону рельефно выделяются над основной поверхностью. Подставка обработана уменьшающимися кверху листочками. Орнамент нижней части более крупный. На границе между верхней и нижней частями в две строки сделана дарственная надпись: «Лета 7159 зделано сие кадило в Муром всоборную церкву рождества нречистыя Богородицы муромских чудотворцев Петра и Февронии вцерковном серебре при протопопе Василье збратиею мца февраля шестое число».
Надпись органически вписывается в композицию, являясь орнаментальным поясом, связывая верхнюю и нижнюю части кадила.
Не меньший интерес вызывает серебряное кадило 1647 года, верхняя часть которого выполнена в виде шатровой церкви. По описям известно, что это кадило ранее находилось в Благовещенском соборе. По сравнению с кадилом Троицкого собора оно украшено более скромно. На поверхности - накладные детали по восьми граням. Большое значение в композиции придается шатровой верхней части в виде восьмигранника, близкого по пропорциям к шатру церкви Вознесения в Коломенском, и, возможно, он является изображением существовавшего шатра Козьмодемьянской церкви XVI века.
Муромские серебряники и златокузнецы
Не имея точных данных, в настоящее время не представляется возможным утверждать, что в XVII веке в Муроме существовала своя особая школа серебряников и ювелиров, так как большинство ювелирных изделий этого времени, находившихся в церковных зданиях, либо безвозвратно утеряно, либо ожидает тщательного исследования специалистов.
Бесспорно одно: муромские храмы, созданные талантливыми зодчими, были полны прекрасными произведениями ювелирного искусства серебряников и златокузнецов, из среды которых постепенно выдвигались талантливейшие художники того времени, подобные ученику мастеров Московского оружейного приказа, искусных бронников и серебряников старшего поколения, Никите Давыдову, выделившемуся из среды муромских серебряников.
Из многих высокохудожественных произведений Никиты Давыдова заслуживают внимания два, находящиеся в настоящее время в Государственной Оружейной палате: «Булатный шлем царя Михаила Романова», называемый по древним описям «шапкой ерихонской», сделанный Давыдовым в 1621 году, и зерцала царя Алексея Михайловича (1663). Булатный шлем по своему художественному замыслу и искусству выполнения превосходит все известные подобные работы восточных и западных ювелиров и оружейников. Он поражает изяществом пропорций, мягкостью форм, тонким соотношением деталей. Таушировка тонкой золотой проволокой выполнена по сплошной насечке, дана в сочной, густой орнаментации очень мелкого узора.
Орнамент имеет четкий рисунок, удачно скомпонован, традиционно русские формы уживаются с арабскими надписями. Органически дополняют красоту шлема чеканные, эмалированные украшения и оправы драгоценных камней, выполненные другими ювелирами.
Не случайна имеющаяся в приходо-расходной книге Казенного приказа 18 декабря 1621 года следующая запись:
«Государева жалованья Оружейново приказу самопальному мастеру Миките Давыдову полпята аршина тафты жолтой веницейской, по двадцати по три алтына по две деньги аршин, да четыре аршина сукна аглицкого тмосинево, по двадцати по шести алтын по четыре деньги аршин, а пожаловал его государь за то, что он делал государеву шапку на ерихонское дело и венцы и мишени и науши наводил золотом».
Значительный интерес представляет и другая работа Никиты Давыдова - зерцала царя Алексея Михайловича. Зерцала имели больше декоративное, чем оборонительное значение. Их вес благодаря значительным украшениям из золота и серебра составлял 12,3 кг. Нагрудник зерцала состоит из пластин различной формы. Серединой его служит большая круглая пластина, в центре которой двуглавый орел под тремя коронами. Зерцальные доски, выполненные из золота и серебра, расчеканены прямыми и косыми желобками.
Муромцы - искусные живописцы
До нас не сохранилось монументальной живописи в муромских храмах. При ремонтных работах Богородицкого собора в 1873 - 1878 гг. настенная живопись из-за ветхости была покрыта масляной краской и стены отделаны под мрамор.
Известно, что тематика росписи раскрывала содержание повести о легендарном муромском князе Петре и княгине Февронии, умерших в XIII веке, о которых в XV - XVI веках написано несколько вариантов повестей из их жизни. На западной стене было изображено «Княжение св. Петра», на северной - «Пострижение кн. Петра в монашество». На южной - «Пострижение княг. Февронии».
Если предположить, что Богородицкий храм существовал до татаро-монгольского нашествия, то, как и в большинстве современных храмов, по всей видимости, настенная живопись существовала там и в более ранний период.
Не имеется каких-либо данных и о живописи в Спасо-Преображенском, Благовещенском соборах и Козьмодемьянской церкви.
Между тем на основании сохранившихся документов известно, что муромские деревянные храмы были насыщены древними иконами, которые переходили из одного храма в другой либо после пожаров, либо в связи со строительством каменных храмов.
Большим количеством древних икон отличались Богородицкий собор и церкви Благовещенского и Троицкого монастырей. Мы не располагаем достаточными сведениями об иконах древнее XV - XVI веков, хотя в описях XVII века упоминается о них. Возможно, что под поздними записями находятся более древние изображения, которые в дальнейшем откроет рука исследователя.
Несмотря на то, что живопись XV - XVI столетий потеряла высокий строй образов, характерный для искусства Андрея Рублева и Дионисия, и отказалась от многих установившихся принципов, аллегорические сюжеты и символические изображения того времени в более доходчивой форме разъясняют догматы церкви.
На примере муромских икон XV - XVI веков можно видеть, что икона фактически превращается в сложную символико-аллегорическую картину, повествующую языком живописи о тех или иных событиях, либо являющуюся иллюстрацией к жизнеописанию того или иного святого или притчи.
В то же время церковь приложила немало усилий к тому, чтобы живопись и архитектура в своих изобразительных приемах строго придерживались установленных правил и канонов. Известно, например, какое влияние на развитие архитектуры оказал запрет строительства шатровых церквей.
Из произведений станковой живописи XVI в. в Муроме заслуживает внимания ранее находившаяся в Козьмодемьянской церкви небольшая по размерам (32x39 см) икона «Козьма и Демьян» - одно из характерных произведений конца XV - начала XVI столетия, примыкающая но приемам изображения к иконе известного московского иконописца Дионисия. Его и сыновей современники называли: «…изящные и хитрые в Русской земле иконописцы, лучшие же сказать живописцы».
Козьма и Демьян изображены па золотистом фоне, в богатых одеждах. Фигуры несколько удлинены в пропорциях, что придает образам утонченность. Четкая статическая композиция, искусная стилизация лиц и складок одежды, сдержанная цветовая гамма темно-зеленых и темно-красных тонов на золотистом фоне позволяют предположить о большом мастерстве художника-иконописца.
В русском искусстве XVII столетия начинают преобладать светские тенденции, осуждающие официальные взгляды на религию и культуру.
Религиозные сюжеты насыщаются различного рода бытовыми подробностями, которые объясняют происхождение жизни, регулируют нравственные отношения, утверждают господство и эксплуатацию, всесильность божественного начала.
В живописи того времени восторжествовала декоративность, жизнерадостность, оптимистичность, неисчерпаемая фантазия. Постепенно побеждают реалистические начала, изображающие окружающую жизнь. Образы святых, «истощенных постом», «ушедших от мира», изображаются на фоне архитектурных сооружений, роскошной растительности цветущих лугов.
Большое влияние на живопись оказывают изографы царских Оружейных мастерских, где работает один из первых теоретиков Симон Ушаков (1626 - 1686), написавший в 1667 году трактат о живописи «Слово к любителям иконного писания», в котором высказал передовые взгляды на искусство.
Наряду с расцветом архитектуры, прикладного искусства в Муроме в середине XVII века получает значительное развитие станковая живопись, отражающая взгляды современного общества, развивается иконопись. До нас дошло лишь несколько имен муромских живописцев. Это - «иконники Володька Панфилов и Ивашко», упоминаемые Бартеневым, произведения которых нам неизвестны, замечательный муромец-изограф Александр Иванович Казанцев, написавший несколько прекрасных произведений, которые, несмотря на религиозные сюжеты, отражали современную жизнь. Его произведения типичны для данной эпохи. Это Афанасий Резанцев, написавший икону Владимирской Божьей Матери, находившейся в Благовещенском соборе, со следующей надписью на полях: «Лета 7200 (1692), мес. июня в 7 день, списан оей образ с чудотворного образа и письма Евангелиста Луки, что стоит в Соборной церкви, а списал знаменыцик Афанасий Резанцев по обещанию гостиной сотни Афанасия Тарасова Соколова».
Изограф А. И. Казанцев
Творчество изографа А. И. Казанцева заслуживает, по всей видимости, серьезного исследования, потому что оно, несмотря на определенную преемственность традиций изографов Оружейной палаты, отличается самобытностью и своеобразием. Имея в наличии несколько подписанных работ, таких, как «Вседержитель» (1690), «Страшный суд», «Константин, Михаил и Феодор» (1714), «Сивиллы» (1717), можно предположить о существовании целого ряда произведений этого незаурядного живописца.
Произведение А. И. Казанцева «Страшный суд», находившееся в Благовещенском соборе, - сложная композиция, которая помогает зрителю разобраться в сюжете одного из догматов православной церкви на примерах конкретной исторической обстановки. Мучения грешников в аду, изображенном в нижнем правом углу в виде раскаленной огненной массы, в какой-то мере отражают пытки в XVII веке.
В центре композиции большая группа находящихся вблизи от ада турок, литовцев, немцев, евреев, которых один из представителей русской православной церкви (Соломон) пытается спасти от мук ада и привести к православной религии. При этом каждая национальность изображена в характерных для того времени одеждах.
В композиции, которая строится справа снизу вверх, преобладают зеленоватые и голубоватые тона на охристом фоне, лишь одежда и лица имеют более яркие краски и подчеркивают силуэты изображенных групп и отдельных персонажей - св. Александра Свирского, Владимира, князей Бориса и Глеба и других.
А. И. Казанцев. «Звезда лучезарная». Икона
Одним из значительных произведений А. И. Казанцева следует считать также икону «Вседержитель», которая располагалась в нижнем ряду пятиярусного иконостаса Богородицкого собора. Вседержитель изображен крупным планом в розовой с золотом одежде на розовом фоне. Как и некоторые другие иконы, эта икона также подписана Казанцевым: «Писана сия новая икона всию соборную церковь в лето 7198 (1690) писал сей спасителев образ города Мурома изуграф Александр Иванов Казанцев».
В том же иконостасе находилось другое замечательное произведение - «Звезда лучезарная», на котором изображена Богородица с младенцем. От окружающего сияния расходятся лучи, между ними помещены вставки с различными сценами из жизнеописания Христа и Богородицы. Вверху по углам изображены солнце и луна. Внизу справа коленопреклоненные Константин, Михаил, Феодор и слева - Петр, Феврония и Ульяния.
Древнерусская литература на муромской земле
Изобретение книгопечатания Иваном Федоровым создало богатую почву для развития литературы. После «Хождения за три моря» Афанасия Никитина, написанного в XV веке, одним из лучших художественных произведении того времени является «Повесть о Петре и Февронии» неизвестного муромского автора о князе Петре и крестьянской девушке Февронии, вылечившей Петра от тяжелой болезни и ставшей его женой.
Феврония - один из первых в русской литературе образов русской женщины из народа, умной, волевой, любящей. «Повесть о Петре и Февронии» пронизана любовью к простым людям, направлена против идеологии бояр.
Образы Петра и Февронии, подобно образам Ромео и Джульетты, были любимы народом, и не случайно на протяжении столетий создавалось много различных вариантов повести. После канонизации их было написано житие о Петре и Февронии.
Житие послужило темой многим изографам для создания художественных композиций.
Не прошел мимо этой темы и Казанцев. Он воплотил их образы в своих произведениях «Звезда лучезарная» и «Муромские чудотворцы», где в 32 клеймах раскрыто содержание повести.
Несмотря на фольклорный характер, лучшие страницы повести отразили картину социально-политической борьбы XV века.
Нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что не только в Богородицком соборе, но и в других муромских храмах имелись иконы с изображением Петра и Февронии. На одной из икон Петр и Феврония написаны на фоне древнего муромского кремля. Несмотря на стилизацию сооружений, Богородицкий собор изображен очень близко по формам к существовавшему тогда собору: позакомарное покрытие, пять шлемовидпых глав и другое.
На муромской земле создано также одно из типичных житий XVI века - «Житие Константина, Михаила и Феодора», список с которого относящийся к XIX веку, хранится в Муромском краеведческом музее.
Хотя это произведение и уступает по своему художественному уровню «Повести о Петре и Февронии» в связи с некоторой напыщенностью и стандартностью фраз, оно послужило богатой темой для муромских иконописцев, которые создали ряд реалистических произведений, отражающих в какой-то мере события, происшедшие па муромской земле в XII - XV столетиях.
Лучшей из икон является икона «Константин, Михаил и Феодор», размером 200X258 см, написанная А. И. Казанцевым для паперти Благовещенского собора в 1714 году.
Икона не просто изображает кн. Константина и его сыновей Михаила и Феодора, а она создает образы носителей христианства, изобразительными приемами показывая превосходство христианства пред язычеством. В 87 клеймах, расположенных по бокам, художником сделан одновременно и пересказ всего жития. Икона «Константин, Михаил и Феодор» на лицевой стороне имеет надпись, подтверждающую, что и это произведение написано Казанцевым.
Заслуживают внимания еще два произведения древнерусской литературы, созданные в Муроме: «Сказание о Марфе и Марии», одно из лирических произведений о любящих сестрах, разлученных из-за местнической ссоры между мужьями, а затем счастливо встретившихся, и «Повесть об Ульянии Осорьиной», написанная ее сыном Дружиной Осорьиным вскоре после 1614 года. Известно, что он родился приблизительно в 1570 году и умер в 1640. Последние 15 лет он был губным старостой в Муроме.
Несмотря на житийный характер, в повести раскрывается с реалистических позиций образ русской женщины на фоне реальной русской жизни конца XVI - начала XVII века. Образно написан портрет умной и энергичной женщины, жены и матери, дворянки и домохозяйки. Язык Дружины Осорьина одновременно и точный, и живописный. Это видно не только из «Повести», это подтверждает и переписка Осорьина с царем: «Государю царю и Великому князю Михаилу Феодоровичу всея России холопи твой Муромский Губной Староста Дружина Осорин челом бьет. В нынешнем году в 7141 (1633) Октября 29 дня, прислана мне, холопу твоему твоя Государева грамота из разбойного приказу, за приписью дьяка Григория Торьгева, велено мне Муромских Губных Целовальников сменив, выбрать на их место вновь из людей Сошных, Посадских и Уездных…»
Сохранившийся рукописный оригинал «Повесть об Ульянии Осорьиной» XVII века, возможно написанный ее сыном, является примером прекрасной графики, мастерства художника-миниатюриста. Заставка выполнена в сдержанной цветовой гамме, в желтых, зеленоватых и коричневатых тонах. Основной текст написан сепией, заглавные буквы и вступительная часть - киноварью.
Небезынтересно отметить, что наиболее известные произведения древнерусской литературы, написанные в Муроме, о которых уже говорилось, - «Повесть о Петре и Февронии», «Повесть о Марфе и Марии», «Повесть об Ульянии Осорьиной (Лазаревской)» - создают образы женщин-современниц, как правило показывая их трудолюбие, мудрость, кротость, красоту, доброту, преданность, т. е. лучшие человеческие черты.
Деревянное зодчество Муроме
Одним из наиболее развитых муромских ремесел в XVI - XVII столетиях было плотничье ремесло.
Жилые дома в городе и на посаде, торговые лавки и склады, царские и княжеские дворцы, стены и башни кремля, большинство храмов - все это выстроено искусными руками плотников.
История строительства большинства церквей в Муроме и прилегающих к городу поселениях подтверждает, что все каменные церкви построены на месте или вместо деревянных.
Не лишне вновь напомнить о муромском кремле, являвшемся, по описаниям современников, одним из совершенных фортификационных сооружений, выполненных из дерева. Об искусстве плотников, построивших сложное инженерное сооружение с 14 башнями и 552 саженями рубленных вверху еловых и сосновых, а внизу дубовых стен, можно судить не только по описям Киреевского и Бартенева, но и по замечательно сохранившимся иконам.
«Муромские святые». Икона с изображением кремля
И если по иконе с житием Петра и Февронии, находившейся в Богородицком соборе, трудно восстановить архитектуру кремля, так как его стилизованное изображение не дает возможности представить ни материал стен, ни конструктивные приемы сооружений, то на иконе XVII века с изображением Богородинкого собора в кремле фрагмент деревянной стены и трех башен на переднем плане создает полное впечатление об архитектуре кремля, об искусстве его строителей-плотников.
Западная стена кремля расположена на высоком рву, который, как известно, засыпали в XIX столетии. В центре - глухая башня, рубленная с остатком, покрытая деревянной шатровой кровлей, справа - Спасская башня с воротами, перед которыми через ров перекинут деревянный мост, слева - башня с базарными воротами и деревянным мостом, подобным Спасскому мосту. Стены между башнями покрыты деревянной кровлей.
Успенская церковь. Фото XIX в.
По описи Киреевского видно также, что на территории кремля с юго-восточной стороны Богородицкого собора находилась «… теплая церковь Муромских чудотворцев Бл. Князя Петра и Княгини Февронии, древяна, брусеная, на подклете». С западной стороны собора находилась еще одна деревянная церковь Архистратига Михаила, разобранная в 1801 году из-за ветхости.
Писцовая книга города Мурома, составленная Б. Д. Бартеневым, отмечает такие деревянные сооружения на территории города: «двор Воеводский», «изба съезжая», «тюрьма от базарных ворот огорожена тыном стоячим дубовым» и другие.
Одновременно с этим упоминается несколько деревянных церквей напосаде. Так, например, «за осыпью по конец Кузнечной улицы у сенной площади деревянная церковь Рождества Христова - строенье государево», «за осыпью в Успенской улице деревянная церковь Успенская», «в Вознесенской улице деревянная церковь Вознесения», «на Дмитриевской улице по конец посада деревянная церковь Димитрия Солунского».
Там же упоминаются «на посаде по конец Спасской улицы деревянная церковь Воздвижения - строенье мирское», а «на конце посада деревянная церковь Пятницкая». «На посаде на берегу Спасского звозу в переулке в Подокстовье была деревянная церковь Иоанна Милостивого, развалилась тому лет тридцать и больше».
И если по этим сообщениям трудно представить архитектуру деревянных церквей, то дальнейшее описание проливает некоторый свет на них. Например, на Ильинской улице на берегу Оки упоминается «деревянная церковь Ильи Пророка о трех верхах», а «за ручьем на горе Воскресенской девичий монастырь, на монастыре церковь Воскресенья деревянная о трех шатровых верхах».
«На посаде в осыпи, где бывал острог, мужской монастырь Благовещенский… В том же монастыре деревянная церковь Иоанна Богослова с трапезной, деревянная церковь Григория Богослова. На колокольнице часы боевые с перечасьем в теж колокола». «Супротив Благовещенского монастыря деревянная шатровая церковь ружная Живоначальныя Троицы».
До нашего времени не дошло ни одного из упомянутых выше зданий. Одной из последних была разобранная в 1807 году деревянная церковь Владимирской Божьей Матери, расположенная вблизи Вознесенской церкви, которая мешала движению по улице Московской и портила ее вид.
Об архитектуре деревянных церквей XVII - XVIII столетий, разобранных в последние десятилетия, можно судить по сохранившимся рисункам и фотографиям. Очень близкими по архитектуре были церкви Ильи Пророка, между городом и селом Карачаровом, и Архистратига Михаила в селе Драчеве.
Ильинская церковь построена в царствование Михаила Феодоровича в полутора километрах от Карачарова.
Церковь в Драчеве построена в 1680 году и разобрана несколько лет тому назад. Обе церкви состояли из трех клетей-срубов: алтарного, церковного, трапезного на подклетях; средний сруб немного шире и выше других. Все клети покрыты двускатными крышами. На коньке церковной крыши были установлены луковицеобразные главы с четырехконечным крестом. С трех сторон обе церкви были окруя?ены тесовыми ходовыми папертями. Изящные обрамления волоковых окон подтверждают высокий уровень мастерства плотников, сумевших заставить звучать простое дерево из муромских лесов.
Сохранившаяся литография Голышева (1878) в некоторой мере воссоздает облик деревянной церкви в Драчеве, хотя архитектура ее уже была изменена, так как в конце XIX века были отломаны ходовые паперти. Несмотря на вполне удовлетворительное состояние, церковь разобрана несколько лет тому назад, так же как и церковь начала XVIII века в селе Захарове
Покров с мощей муромских святых Петра и Февронии
Нельзя не упомянуть о ценнейшем памятнике древнерусского шитья в Богородицком соборе - покрове конца XVI века с мощей муромских святых Петра и Февронии. Вкладная надпись, шитая серебром, подтверждает, что «повелением благоверного государя царя и Великого князя Феодора Ивановича Всея Руси и его Благоверный царицы и Великий княгини Ирины и их благоверные Царевны Феодосии. Зделан бысть сим покров лето 7102 (1594 год)».
Вокруг покрова золотом вышиты тропарь и кондак, края обшиты каймой с надписью: «Приложил покров князь Троекуров в 1657 году». Покров - не просто иллюстрация к «Повести о Петре и Февронии», он сам по себе - произведение прикладного искусства, выполненное на высоком художественном уровне. Четкая композиция двух фигур, слегка повернутых друг к другу, подчеркнута движением правой руки Петра, обращенной к Февронии. Обе фигуры находятся в душевном покое.
Цветовая гамма построена на тонких отношениях голубоватого, зеленоватого, золотистого, желтого и темно-коричневого тонов. Реалистическая манера изображения, обобщение деталей, подчинение основной идее помогло создать монументальное произведение искусства, повествующее в живописной форме о двух влюбленных, переживших вместе тяжелые испытания жизни и вышедших победителями «не только над коварством людей, но и над самой смертью». «Мудрость (Февронии) - свойство не только ее ума, но и в такой же мере ее чувства и воли», как отмечает искусствовед Д. С. Лихачев, сквозит в каждом штрихе созданного умелыми руками мастериц-вышивальщиц образа Февронии.
Нет сомнения в том, что покров оказал большое влияние на искусство шитья, распространенное среди муромских мастериц-монахинь и портних. Это подтверждают не только сохранившиеся до нашего времени костюмы горожан, но и изображения сивилл в Николо-Набережной церкви А. И. Казанцева, а также сохранившиеся куски крашенины XVlI в. для праздничных сарафанов крестьянок и набойки с четким черным и красным орнаментом с растительными мотивами.
Муромцы - искусные кожевенники
Наличие Кожевенной слободы и широкая торговля жителей города кожами и обувью говорит о развитии кожевенного ремесла в Муроме. Это подтверждает, например, и такой источник, как рассказы дон-Хуана персидского (1600): «…прибыли в город, называемый Муром, большой и многолюдный… В этом городе главный промысел - дубленье бычьих кож… В каждом доме есть колодец, куда мастер кладет… кожу и… их вынимают по окончанию дубления…»
Сохранившиеся в музее сапоги XVII века из коллекции академика И. С. Куликова говорят одновременно и об искусстве кожевника и искусстве сапожника.
Муромцы - искусные оружейники
Как известно из описи Мурома 1637 года, в городе было развито кузнечное ремесло, сосредоточенное не только на Пушкарской улице, проходившей от Благовещенского монастыря к Николо-Набережной церкви, но и на въездах в город.
«Кузнецы… делали в Муроме по домам 1000 стволов мушкетных из тульского железа… да… 600 копий железных… да 70 бердышей».
Сохранившиеся в краеведческом музее образцы оружия - мушкеты, бердыши, а также кольчужная ткань (найденная в Штабном овраге), подтверждают высокий уровень искусства кузнецов-оружейников.
Образцы замков, ключей, дверных петель, ручек, накладок, а также кованые металлические детали дубовых сундуков и подголовников также могут подтвердить, что в Муроме была создана своеобразная школа мастеров кузнечного дела, сумевших заставить заговорить языком искусства простое железо, которое, кстати, добывалось и вырабатывалось на заводах вблизи Мурома.
И. Кириллов в книге «Цветущее состояние всероссийского государства в 1727 году» упоминает два железоделательных завода: «О заводах. В Муромском уезде имеются заводы: первый, Действительного Статского Советника князя Алексея Черкасского, человека Петра Александрова.
Второй, казенной слободы Потапа Клюева, да елатомца Семена Халтурина».