ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
МАЙЯ КРЕМНЕВА

Чёрные следы атомов на пластинке были намного короче, чем полагалось. Почти в два раза короче. Матвей взял таблицу эталонов и внимательно просмотрел ее от начала до конца.

Неужели радиоактивные изотопы бериллия и алюминия? Это же великолепно! Значит, саммилит ещё совсем молод — ему не больше миллиона лет.

Матвей открыл футляр пишущей машинки и начал отстукивать результаты опыта.

Сзади скрипнула дверь, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал печатать.

— Ещё одна статья в газету? — с легкой иронией произнес за его спиной звонкий голос.

Белов обернулся. В дверях стояла тоненькая девушка в брюках и свитере.

— Вы ко мне?

— Если вы Белов, то к вам.

— Извините, что-то я вас не припоминаю…

— Ничего! Я вас тоже не узнаю. Вы представлялись мне совсем не таким. Очень высоким и непременно брюнетом — по контрасту с фамилией.

— Астроному не обязательно быть высоким. До звёзд все равно не дотянешься. Да вы садитесь…

— Терпеть не могу сидеть. Насиделась на всю жизнь! Девять лет в школе, пять — в университете…

— А потом?

— Потом получила диплом. А вы тоже умеете говорить в рифму?

— Не знаю, — сказал Матвей. — Вообще сочиняю с большим трудом.

— Это я давно заметила, — согласилась девушка.

— Каким образом? — Белов посмотрел на агрессивную гостью подозрительно.

— А вы до сих пор никак не сочините мне хотя бы открытки.

Матвей удивился:

— Вам? Открытку? Постойте, а как вас зовут?

— Майя Кремнева!…


Как известно, всё человечество можно разделить на две части. И основанием для такого деления могут быть самые различные признаки. Можно, например, разделить людей на тех, кто рано встаёт и рано ложится, и тех, кто поздно ложится, но зато поздно встаёт. На тех, кто делает зарядку, и тех, кто её не делает. На тех, кто, завидев наезжающий автомобиль, быстро перебегает улицу под носом у машины, и тех, кто в подобном случае непременно пятится назад.

Майя относилась к той половине человечества, которая встаёт на заре, делает зарядку и никогда не пятится назад.

Но и эту половину можно, в свою очередь, разделить на две неравные четвертушки. В большую входят люди, уверенные, что спешить некуда, что их время ещё не наступило, а уж когда оно наступит, тогда они покажут себя. В меньшую входят люди, всегда готовые к действию, как заправленная ракета. Именно из этой четвертушки выходят те, которым, по мнению остальных, «чертовски везёт», которые «своего не упустят», «рождаются в сорочке», и так далее.

Майя не родилась в сорочке. Но она всегда точно знала, чего хотела, и устремлялась к желаемому изо всех сил. И добивалась своего.

Талант? Верно, у неё были неплохие способности. Но у тысяч её сверстников они были ничуть не хуже. Только мало кто умел, подобно Майе, собрать линзой воли все свои мысли в один пучок, способный прожечь любое препятствие.

Она росла без отца. Он погиб в последние дни войны.

Но кое в чем ей действительно повезло. Первые четырнадцать кругов своей жизни Майя бежала за лидером. Лидера звали Серёжка. Серёжка был на три года старше, но никогда не задавался и всегда защищал её самостоятельность. К четырнадцати годам она умела делать почти всё, что умел делать брат: ездить на мотоцикле, бегло читать по-английски, разжигать костёр во время дождя, брать первые места на городских математических олимпиадах. Майя стриглась под мальчишку, ходила в брюках и ковбойке, и нередко её принимали за младшего Серёжкиного брата.

Когда брат поступил в университет, на математический факультет, у них произошла первая серьёзная размолвка.

— Знаешь, Серёжка, я решила уйти в вечернюю школу, — сказала Майя. — Я не буду математиком. Ты не сердись.

— С ума сошла! У тебя явно выраженные математические… И вообще наш век — век математики!

— Наш век — век социалистической революции! — отпарировала Майя. — Понимаешь, угнетенные народы не желают жить по-старому. Почему всем нужно заниматься математикой? Суо купкве, — сказала она по-латыни. — Каждому своё!

— И что тебе куикве? — сердито спросил Серёжка.

— Мне куикве, чтобы ты познакомил меня с арабами.

— Ещё чего! — сказал брат. — Я подозреваю, что угнетенные народы запросто обойдутся без тебя…

Но на следующий день Майя снова заговорила о том же.

Через день — снова. Ещё через день — опять.

В конце концов Серёжка понял, что жизни ему не будет. И однажды вечером явился домой с низеньким смуглым парнем. У парня были неестественно густые и блестящие чёрные волосы и ослепительно чёрные глаза.

— Наш товарищ… Сын иракского коммуниста, — объявил Серёжка сестре. — Поможешь Асафу учить русский?

— Начну сегодня же! А вы мне — арабский. Ладно?


В шестнадцать лет Майя получила в вечерней школе аттестат зрелости и помчалась на филологический факультет.

Секретарь приёмной комиссии — мрачная и очень полная дама с сухим, скрипучим голосом объяснила ей, что за последние четыре года на арабистику не приняли ни одной девушки:

— Сам Сергей Викентьевич лично и персонально знакомится с каждым желающим сдавать экзамены и как только обнаруживает, что перед ним не юноша… А сейчас профессора вообще нет.

— Не откажите в любезности, — вежливо попросила Майя, — дать мне телефон профессора. И домашний, пожалуйста.

Дама отказала.

Майя позвонила в справочное. Потом — из первой же телефонной будки — на работу и домой профессору. Ей ответили, что профессор в командировке, и спросили, кто звонит. У Майи не было никаких причин скрывать свое имя.

Назавтра она позвонила снова. Её попросили позвонить через неделю. Но Майя позвонила на следующий день:

— А вдруг Сергей Викентьевич вернется неожиданно? Мне ведь он не пришлет телеграммы, а вам может прислать!

Через два дня родные профессора узнавали Майю с первого слова, отвечали, не дожидаясь вопроса, «не приехал» и вешали трубку.

Но вот наконец Майе повезло. По странной случайности. Правда, Наполеон говорил, что случай всегда на стороне больших батальонов.

Когда она позвонила домой профессору Бочковскому в двенадцатый раз, вслед за нескончаемо длинным басовитым гудком раздался щелчок, и мужской, неожиданно тихий голос (Майя ждала от профессора львиного рыка) произнес:

— Слушаю.

И тут Майя чуть было все не испортила. Вместо приготовленного заранее «салям алейкум» она растерянно пролепетала:

— А у меня брата тоже зовут Сергей…

— Гм… Бывает, — промолвил профессор. — А вас как зовут?

— Майя…

— Ах, это вы! Наслышан! Чем могу быть полезен?

Тут наконец Майя пришла в себя. Она вобрала в легкие побольше воздуху и четко выпалила:

— Салям алейкум!

— Алейкум салям, — машинально ответил профессор. — Чем могу…

— Возьмите меня к себе, — по-арабски сказала Майя.

— Куда — к себе?

— В университет. Свет вашей учёности рассеет тьму моего невежества! — по-арабски сказала Майя.

— И сколько таких фраз вам удалось вызубрить? — с интересом спросил Бочковский.

— Не счесть звёзд на небе, не счесть песчинок в пустыне, но слов у людей ещё больше!

— Стойте! — взмолился профессор. — Стойте! Что у вас по тригонометрии?

— Пять!

— По алгебре?

— Пять!

— По физике?

— Пять!

На том конце провода воцарилась тишина. Очевидно, профессор размышлял.

Затем трубка произнесла все тем же тихим, но уже совершенно официальным голосом:

— Жду вас в девять пятнадцать на кафедре.

— Спасибо! — сказала Майя. И не без лихости добавила, разумеется тоже по-арабски: — Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать.


С тех пор прошло шесть лет. «Наш самый младший старший научный сотрудник» — говорили про Майю Кремневу в Институте восточных языков.

— Майя Кремнева? — переспросил Матвей. — Так это вы прислали телеграмму? — Он сокрушённо вздохнул. — Признаюсь, виноват. Действительно, ответа не послал. И даже телеграмму вашу отдал одному товарищу. Чем прикажете искупить вину?

— Для начала покажите мне, откуда они прилетали.

— А вы уверены, что они прилетали?

Майя пристально взглянула на Белова. Глаза у нее были карие, очень яркие, а брови поднимались к вискам наискосок, что придавало лицу несколько удивленное выражение.

— Разумеется! Надо быть круглым дураком, чтобы не видеть следы космонавтов буквально на каждом шагу!

— Например? — Губы у Матвея дрогнули.

Это вам-то нужен пример? Да любая легенда о любом боге! «Сошедшие с неба были на Земле в днях тех». Это библия. И не только христианский бог. Магометанский аллах, иудейский Яхве, индийский, эскимосский, негритянский, полинезийский — все боги дружно сходили, слетали, падали, опускались! Откуда? С неба! А кто только не возносился на небо? И Енох, и Христос, и Митра, и Кецалькоатль, и сотни других легендарных личностей.

Почему обязательно все эти истории надо было придумывать? Почему не предположить, что все было гораздо проще? Прилетели с неба могущественные космонавты на ракетных кораблях. Неандертальцы, одетые в звериные шкуры, стали им поклоняться, как высшим существам, а потом запомнили этот случай и передали его по наследству своим потомкам!…

Разве вы не знаете, что инки приняли за богов испанцев, всё могущество которых заключалось в огнестрельном оружии и лошадях?

— Не обижайтесь, пожалуйста, но совсем не обязательно было прилетать космонавтам, чтобы наши невежественные предки придумали себе богов.

— Не обязательно! — пожала плечами девушка. — Могло быть так, а могло быть и этак. Но вы собираетесь искупать свою вину? Так показывайте, откуда они прилетали!

— Чего бы я не дал, лишь бы узнать это! — проговорил Матвей, помедлив. — Узнать и сказать людям: «Смотрите все! Вот самое близкое место в космосе, где обитают ваши братья по разуму!» Но, к сожалению, космонавты, о которых мы с вами говорим, пока не сообщили мне, в каком справочном бюро можно узнать, откуда они…

— Значит, будем искать это справочное бюро? — Майя с надеждой посмотрела на Матвея. — Дайте мне задание.

Рука Белова непроизвольно потянулась к затылку, но он вовремя опомнился и сбросил с плеча несуществующую пылинку.

— Какое, собственно, задание? — неуверенно протянул Матвей.

— Любое! - коротко, но энергично ответила девушка. — Надо ехать в Хирбет, о котором написано в вашей статье, — поеду в Хирбет. Надо сидеть в библиотеке — буду сидеть в библиотеке. Надо мыть полы в лаборатории — буду мыть полы.

Белов машинально взглянул на чистый пол и всё тем же неуверенным тоном проговорил:

— Полы мыть, наверное, не надо. В Хирбет уже поехали без нас с вами…

— Так и знала! — В голосе девушки прозвучало отчаяние. — А вы-то почему не поехали?

— Мне нужно было остаться. Я определяю возраст саммилитов. Хотите, покажу?

Матвей достал из стола фотопластинку и протянул её Майе.

Она повертела в руках.

— И что вы узнали? Сколько ему лет?

— Не больше миллиона.

— А точнее?

— Точнее пока не знаю. Нужно сделать прибор похитрее.

— Хорошо! Вы будете делать свой прибор. А мне что же — сидеть сложа руки?

Матвею стало не по себе. В физике и астрономии он, прямо скажем, кое-что понимал. Но историю или, например, филологию знал довольно поверхностно. И если назвал в статье кое-какие загадочные явления в этих областях, то сделал это по совету Тарасюка. Скорее, для того, чтобы привлечь внимание других специалистов, чем из уверенности, что попал в точку. А теперь вдруг в нем видят главу дела и ждут указаний!…

— Знаете что, — сказал Матвей, — очень прошу вас — наберитесь терпения на пять дней.

— А что будет через пять дней?

— Будет Тарасюк.

— А кто он такой?

— Начальство. Заведующий сектором палеоастронавтики… То есть, у сектора другое название. Очень длинное — я никак не могу его запомнить. Впрочем, название несущественно. Важно, что Тарасюк наверняка даст вам задание. И не одно, а целую кучу!

— Через пять дней… — недовольно протянула Майя. — А раньше нельзя?

— Нельзя.

— Он что — болен?

— Он в Хирбете.

Из Майиной груди вырвался тяжкий вздох.

Загрузка...