Музей Квартира Пушкина на Арбате

ВТОРОЙ ЭТАЖ

Блажен, кто находит подругу - тогда удались он домой.

А. С. Пушкин

Мемориальный центр музея, его сердце - пушкинские комнаты второго этажа.

Еще раз с грустью нужно напомнить: до нас не дошло ни единого предмета из этой квартиры и, в сущности, ни одного достоверного свидетельства современников об ее интерьере (если не считать фразу Павла Вяземского, которую мы уже цитировали). На создателях экспозиции лежала великая ответственность и непомерной трудности задача: построить мемориальный музей без мемориальной обстановки и при полном отсутствии ее описаний.

В музейной практике распространен прием так называемой бытовой, типологической реконструкции. Можно было бы собрать мебель пушкинской эпохи и обставить ею комнаты, вообразив, что именно так могла выглядеть квартира поэта. Однако подобная экспозиция, внешне, может быть, и очень уютная, таит в себе некую фальшь; в сущности, она разрушает дух мемориальности. Было принято другое - -непривычное, экспериментальное решение. Мы обратились к воображению, заложенному в душе каждого человека, к чувству поэзии, уважения к мемориальности места. Мы не стали вносить сюда чужие, непушкинские вещи, «сочинять» квартиру Пушкина. Осталось лишь то, что было при жизни поэта: стены, проемы окон, печи, само пространство комнат. Здесь как будто живет еще отзвук его шагов.

Комнаты второго этажа оставлены почти пустыми. Однако это не стерильная, доведенная до зрительного абсурда безликая пустота. Скорее это возвышенный образ пространства, хранящего память о Пушкине. В просторные, торжественные залы с наборным паркетом внесены немногочисленные элементы старого декора: нарядные тяжелые шторы, реконструированные по аналогам 1830-х годов, бронзовые и хрустальные люстры, золоченые бра, канделябры, жирандоли, вазы. Это ампир, выражающий духовный идеал пушкинского времени, ампир как символ высокой поэзии, гармонии, счастья.

Лишь в первой, самой большой комнате второго этажа частично воссоздан интерьер 1830-х годов: в той парадной зале, где 17 февраля был отпразднован «мальчишник», где на следующий день состоялся свадебный ужин, а 27 февраля - первый семейный прием у Пушкиных. Сюда внесены старая мебель и портреты тех, кто приходил на арбатскую квартиру поэта. Здесь помещены их изображения, представляющие наибольшую художественную и документальную ценность, входящие в золотой фонд московского музея Пушкина.

Посмотрим на них внимательнее. Вот в тяжелой золоченой раме красивый живописный портрет И. И. Дмитриева, старейшины московских литераторов (неизвестный художник, 1810-е гг.). Дмитриев знал Пушкина еще ребенком, часто бывая в доме его родителей. Уважительные, дружелюбные отношения связывали поэтов на протяжении всей их жизни.

Вот умное, несколько желчное лицо П. А. Вяземского (литография, 1830-е гг.); вот живая, пикантная и сердечная В. Ф. Вяземская - на акварели А. Молинари, идущей из семьи потомков Вяземских (вспомним, что на первом этаже мы уже видели изображение Веры Федоровны на миниатюре работы того же Молинари).

В. П. Лангер, художник-любитель, лицеист второго выпуска, знакомый Пушкина, изобразил прославленного поэта-партизана Дениса Давыдова (акварель, 1819 г.); вот он - «боец темнокудрявый с белым локоном на лбу», в романтическом плаще, перекинутом через плечо, с решительным, отважным взором.

Еще одна акварель также выполнена Лангером: это портрет московского литератора С. Н. Глинки, сделанный около 1820 года. Весной 1831 года Глинка посетил Пушкина в его арбатской квартире и тут же сочинил комплиментарное послание под названием «Пушкиной и Пушкину (Экспромт, написанный в присутствии поэта)». Через две недели стихи эти появились в «Дамском журнале» с пометой: «10 апреля 1831 года. В доме поэта».

Того не должно отлагать, Что сердцу сладостно сказать. Поэт! Обнявшись с красотою, С ней слившись навсегда душою, Живи, твори, пари, летай!… Орфей, природу оживляй…

Почетным гостем на свадьбе и на балу у Пушкиных был блестящий вельможа екатерининского времени Н. Б. Юсупов. Его характерное живое, несколько надменное лицо запечатлено на красивейшей гравюре Дж. Уокера с оригинала Д. Лампи (конец XVIII в.).

На литографии А. Ф. Тернберга (1828 г.) - крупнейший поэт пушкинской плеяды Евгений Баратынский. Такая же литография висела в кабинете Пушкина на набережной Мойки.

Н. М. Языков, П. В. Нащокин, М. П. Погодин, Л. С. Пушкин, А. Н. Верстовский - их живописные и графические изображения украшают зал, решенный как гостиная, в которой как бы встречаются друзья Пушкина - его современники и люди нашего времени. Здесь стоит фортепьяно, звучат музыка, пушкинские стихи.

Идем дальше по торжественной анфиладе комнат второго этажа. В каждой из них лишь по два-три экспоната - драгоценные реликвии. В центральном зале как символ пушкинского творчества подлинная конторка поэта. Над ней маленькая копия маслом с тропининского портрета, выполненная в 1827 году хорошей знакомой Пушкина А. П. Елагиной. На обороте портрета имеется следующая запись: «Уменьшенная копия с портрета, заказанного Тропинину А. С. Пушкиным… копия сделана Авдотьею Петровною Елагиною по случаю отъезда Соболевского в чужие край. Соболевский». Видимо, уезжая за границу, С. А. Соболевский хотел иметь с собой изображение ближайшего своего Друга.

На конторке - автограф одного из самых возвышенных пушкинских созданий, стихотворения «Осень».

В следующем зале - нарядный туалетный столик Натальи Николаевны, привезенный из имения Полотняный завод. Возле него две акварели. В камерном портрете Пушкина работы П. Ф. Соколова (1836 г., копия [Оригиналы портретов Н. Н. Пушкиной работы А. П. Брюллова и А. С. Пушкина работы П. Ф. Соколова находятся во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде]) есть прелесть домашнего, интимного изображения. В то же время акварель Соколова поражает глубиной и тонкостью психологической характеристики. Художник великолепно передал внутреннее утонченное изящество Пушкина, сочетание небрежной артистической легкости и аристократической сдержанности.

Рядом с соколовским Пушкиным акварель А. П. Брюллова (1831 - 1832) - единственное изображение Натальи Николаевны в те годы, когда она была женой поэта (экспонируется копия¹). Живописный портрет ее, находящийся в этом же зале, сделан И. К. Макаровым уже много лет спустя после гибели поэта - в 1849 году. Наталья Николаевна писала о нем: «Это один из лучших моих портретов… я нахожу, что я изображена такой красивой женщиной, что мне даже совестно согласиться, что портрет похож…» При взгляде на полотно Макарова снова вспоминаются слова графини Д. Ф. Фикельмон о жене поэта: «…в ее лице есть что-то кроткое и утонченное… Это - образ, перед которым можно оставаться часами, как перед совершеннейшим созданием творца».

Возле портретов Пушкина и Натальи Николаевны - рукописи писем поэта, написанных в феврале 1831 года, и сонета «Мадонна», посвященного невесте:

Не множеством картин старинных мастеров

Украсить я всегда желал свою обитель,

Чтоб суеверно им дивился посетитель,

Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов,

Одной картины я желал быть вечно зритель,

Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,

Пречистая и наш божественный спаситель -

Она с величием, он с разумом в очах -

Взирали, кроткие, во славе и в лучах,

Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец.

Из парадной анфилады просторных залов с высокими потолками мы попадаем в маленькие комнаты, выходящие окнами во двор. В первой из них экспонируется миниатюра, выполненная художником И. Е. Вивьеном в Москве в 1826 году, вскоре после возвращения Пушкина из ссылки. Вивьену удалось запечатлеть душевную мягкость, искренность, открытое, почти детское простодушие молодого Пушкина.

В следующей комнате - являющаяся большой редкостью литография А. Безлюдного, созданная в 1830 году в известной петербургской мастерской А. Сандомури по оригиналу Кипренского.

Завершает экспозицию второго этажа гравюра Н. И. Уткина, сделанная в 1827 году также с оригинала Кипренского (демонстрируется пробный оттиск красной краской). По свидетельству отца поэта и лицейских друзей, это наиболее достоверное изображение Пушкина. Рядом автограф второй главы «Евгения Онегина» - пророческие строки о бессмертии:

И, сохраненная судьбой,

Быть может, в Лете не потонет

Строфа, слагаемая мной,,.