Музыка любви

Глава 3

Почти на целую минуту воцарилась тишина. Потом Джулиан холодно ответил:

— Я же вам говорил, вы ошиблись насчет своей фотографии.

— А я вам говорю, что не верю, — ответила Никола. — Невозможно ошибиться насчет своей собственной фотографии. Это копия той, что я дала Брайану?

Снова молчание. Потом он ответил:

— Да.

— Тогда почему она у вас? — Презрение, вложенное в этот вопрос, заставило бы поежиться любого, и Никола заметила, как руки Джулиана крепче сжали руль.

— Брайан попросил меня взять себе его личные вещи и переправить их в Англию, — без всякого выражения ответил он. — Их было немного. Я передал их его брату, который живет с женой в Шропшире. Возможно, вы его знаете.

— Брайан рассказывал о нем. Но это не объясняет присутствие у вас моей фотографии.

— Фотографию я взял себе, — спокойно ответил Джулиан.

— Но зачем? — Никола с трудом сдержала гнев. — Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Зачем она вам?

— Думаю, потому, Никола, что именно мне Брайан больше всего рассказывал о вас. Скорее всего, его брат даже не подозревал о вашем существовании, тем более о той роли, которую вы играли в жизни Брайана. Моим первым порывом было найти вас. Я хотел поговорить с вами о нем. Так и случилось.

— Что ж, вы меня нашли, — ледяным тоном произнесла Никола. — И мы поговорили о Брайане. Правда, все вышло не совсем так, как вы планировали. Поэтому теперь вы можете вернуть мне фотографию.

— Нет, — холодно и отчетливо ответил он.

— Что вы сказали? — с изумлением переспросила Никола.

— Вы слышали.

— Но это же смешно! — Никола была потрясена до глубины души. — Вы совсем не тот человек, которому я бы хотела оставить свою фотографию. Вы должны мне ее вернуть. Она моя.

— Нет, она принадлежала Брайану. Он, если хотите, оставил ее мне. Единственным человеком, которому полагались вещи Брайана, был его брат, а для него, как я уже говорил, эта фотография не имеет никакого значения.

— Думаю, и для вас тоже? — зло рассмеялась Никола. Он не ответил, и в ее тоне появилось замешательство. — Ответьте мне. Я задала вопрос.

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — холодно сказал он. — Вот мы и приехали. — Он остановил машину перед входом в отель «Глория».

— Я настаиваю!

— Невозможно. Секретарша мадам Торелли не может устроить сцену на людях.

Когда швейцар с улыбкой открыл дверцу машины, Джулиан добавил:

— Если вы сейчас выйдете, Никола, я оставлю машину в нескольких ярдах отсюда. Присоединюсь к вам через две-три минуты.

В безмолвной ярости Никола вышла из машины и вошла в отель. Она была так возмущена, что почти не помнила, зачем она здесь и что ей нужно делать, но не успела она прийти в себя, как к ней подошел Джулиан.

На первый взгляд выглядел он совершенно спокойно. Но Никола, которая уже успела привыкнуть к нему, заметила нервное напряжение, не имевшее ничего общего с недавним выступлением. После концерта в гримерной Торелли он был абсолютно спокоен. Видимо, разговор в машине заставил его сердце учащенно забиться. Но прежде чем Никола успела возобновить разговор, прелестная белокурая девушка в светлой норковой шубке бросилась к Джулиану и обняла его.

— Джулиан, ты был великолепен! Если бы Оскар тебя слышал! Он бы гордился тобой.

— Антея! — К удивлению Николы, Джулиан с удовольствием поцеловал девушку. — Ты была на концерте?

— Конечно! Я не могла остаться с Оскаром в Буэнос-Айресе из-за моего концерта в «Ковент-Гарден». Поэтому я отправилась послушать своего любимого дирижера.

— Почему ты не подошла ко мне?

— Чтобы получить внушение от Торелли? Нет уж, дорогой мой. Конечно, она не презирает меня так, как Перини. Но я побаиваюсь всякой примадонны. Они не могут простить меня за то, что я жена Оскара.

Джулиан засмеялся:

— Думаю, Торелли могла бы. Ее секретарша может это подтвердить.

— Простите! Как глупо! — С ослепительной улыбкой девушка протянула Николе руку. — Простите, что я так на вас налетела. Но Джулиан — друг семьи, и мой муж от него в восторге. Я Антея Уоррендер, жена дирижера.

— Но вы еще и замечательная певица, — заметила Никола, не в силах противиться обаянию этой замечательной девушки.

— Иногда я на это надеюсь, — засмеялась Антея. — Но все равно побаиваюсь великих певиц. Сегодня Торелли меня поразила. Честное слово! Обожаю смотреть на звезд и часто сама хожу на концерты, как простая зрительница.

— Это-то и делает тебя уникальной, — снисходительно улыбнулся Джулиан Эветт. — Ты сама звезда, но любишь смотреть на других звезд.

— Джулиан, как здорово ты сказал!

— Боюсь, это не оригинально. Первым это придумал Оскар.

— Правда? Как мило. У меня самый лучший муж в мире.

— Рада за вас, — со смехом ответила Никола, с интересом поглядывая на девушку, считавшую Оскара Уоррендера, которого все называли музыкальным тираном, самым лучшим мужем. Потом она вспомнила о своих обязанностях и произнесла: — Прошу меня извинить. Я должна узнать, готов ли столик мадам Торелли.

— Мне тоже пойти? — предложил Джулиан.

— Нет необходимости, — холодно ответила Никола. Она ушла, не сознавая, каким странным мог показаться лед в ее голосе такой чувствительной девушке, как Антея.

— Она тебя не любит? — спросила Антея, глядя Николе вслед. Когда он утвердительно качнул головой, она изумленно добавила: — Но, Джулиан, почему?

— Меня не все любят, ты же знаешь, — беззаботно ответил он. — Ни один известный дирижер не может рассчитывать на всемирную любовь. Разве Уоррендер тебе не говорил?

— Да, конечно. Но она ведь не честолюбивая певица?

Джулиан снова покачал головой. Антея посмотрела на него и спросила:

— А тебе это неприятно?

— Что некоторые меня недолюбливают?

— Нет, что именно она недолюбливает… Прости! Это не мое дело.

— Правда. — Джулиан мягко улыбнулся ей, словно прося прощения за грубость. — Лучше расскажи мне, как дела в «Ковент-Гарден». Я не мог попасть на твой первый концерт из-за репетиций.

Никола, по-прежнему обуреваемая противоречивыми чувствами, отправилась на поиски метрдотеля, который при упоминании имени Торелли немедленно бросился исполнять приказания. Похоже, до всех уже дошли слухи о сегодняшнем успехе, поскольку он заговорщически прошептал:

— Похоже, был триумф?

— Да, — улыбнулась в ответ Никола. — Откуда вы знаете?

— Такие новости распространяются мгновенно. Надеюсь, мадам столик понравится. Она его постоянно заказывает.

Никола решила, что Торелли выбрала типичное для себя место. При желании здесь можно было скрыться от любопытных глаз, но если примадонна изволит, то посетители ресторана смогут узреть во всем ее блеске настоящую звезду. Столик украшали роскошные алые розы. Атмосфера праздника и торжества ощущалась повсюду.

— Замечательно, — искренне заметила Никола. И в этот момент вместе со своим окружением в зал вошла Торелли под звуки сдержанных, но прочувствованных аплодисментов с соседних столиков.

По пути она захватила с собой Джулиана Эветта и, к удивлению Николы, Антею. Ни малейшего признака усталости или напряжения не было видно на ее прекрасном лице, излучающем силу и торжество. Вечер принадлежал ей по праву, и она наслаждалась каждой его минутой. Она подошла к метрдотелю, протянула ему руку, которую тот не преминул поцеловать, и обратилась к нему по-французски с фамильярностью старой знакомой:

— Сколько лет прошло. Альфонс, с тех пор, как ты впервые устроил для меня праздничный ужин? А ты все еще помнишь про мои алые розы!

Альфонс галантно ответил, что годы не властны над мадам.

— Глупости! — отрезала Торелли, которая в подобных вопросах была реалисткой. Но тут же улыбнулась ему и позволила провести себя к столику. Альфонс искусно разместил гостей по местам, указанным ею.

Джулиан Эветт сел рядом с Торелли, и, к досаде Николы, ее разместили напротив него.

— Антея, милая, сядь так, чтобы я могла тебя видеть! Правильно, на четвертый стул. — Торелли, мило улыбаясь, указала на место за границей звездного круга. Она бы этого не сделала, если бы здесь присутствовал муж Антеи. Но поскольку его не было, появился шанс указать одаренной, но слишком еще молодой певице ее место.

— Когда будешь писать Оскару, — продолжала Торелли, — скажи ему, что я прощаю его за то, что он бросил меня на первом концерте, поскольку вместо него я открыла великолепного Джулиана.

— Хорошо, — застенчиво улыбнулась Антея. — Он очень сожалел, что ему не придется работать с вами, мадам. Если бы не открытие сезона в Буэнос-Айресе…

— Да, я знаю, — отмахнулась Торелли и терпеливо добавила: — Должна сказать, Перини он был больше нужен. Увы, приходит день, когда мы все больше зависим от дирижера.

Отнеся свою главную соперницу к категории стареющих звезд, она с аппетитом принялась за ужин. Для Николы эта сцена имела поистине фантастический характер. Как и Антея, она не стыдилась рассматривать звезд, а участие в праздничном ужине Торелли было лучшей для этого возможностью. Но в присутствии Джулиана Эветта она никак не могла выбросить из головы предыдущее происшествие. Николу так смутил его неожиданный отказ вернуть фотографию, что она спрашивала себя, не хотел ли он наказать ее за то, что она резко обошлась с ним. Возможно, он, таким образом хотел сохранить между ними связь, которая была для нее невыносима? Это объяснение казалось слишком невероятным, но Никола не могла придумать ничего другого.

Девушка украдкой взглянула на него. Он беседовал с Джиной с той же умной и добродушной усмешкой в глазах, которую она так часто видела на его лице. Однако она заметила, что он очень бледен и под глазами у него появились темные круги. Никола подумала, что Джулиан выглядит чересчур уставшим. Похоже, та же мысль пришла в голову и Торелли, которая воскликнула:

— Джулиан, вы выглядите таким усталым! После этого вечера вы должны радоваться. Посмотрите на меня!

— Я смотрю на вас, — снисходительно улыбнулся он. — Я потрясен и восхищен. Я недооценивал вас, мадам Торелли. Теперь я понимаю, почему люди говорят о вас затаив дыхание. Никто не мог петь лучше и красивее вас. Это был последний штрих к трем великим шедеврам. А теперь вы беспечны, как ребенок. Я даже слегка вам завидую.

К удивлению Николы, прекрасные глаза ее тети расширились и потемнели. На мгновение ей показалось, что она видит в них слезы. Затем Торелли прикрыла ладонью руку Джулиана:

— Вы хороший человек. Очень великодушный. Но вы слишком нагружаете себя. В вашем возрасте не стоит завидовать моей жизнерадостности. Нужно больше думать о себе.

— В основном я так и делаю. Ни один дирижер не должен запускать себя. Но неужели вы никогда не ощущаете эмоциональных перегрузок? — с любопытством спросил он.

— Ничего подобного. Сдерживаемые эмоции — основное сокровище артиста. Если их не сдерживать, они его погубят.

— Думаю, вы правы.

— Как обычно, — без тени сомнения согласилась Торелли. — Однако я думала, что вы тоже умеете управлять своими чувствами. Вы не похожи на тех, кто не может уснуть ночью из-за проблем.

Если Джулиан и хотел ответить, то у него не было такой возможности, поскольку кто-то другой обратил на себя внимание примадонны. Неожиданно для себя Никола спросила:

— А вы не можете уснуть из-за проблем?

Он удивленно взглянул на нее, словно не знал, что она слышала весь разговор. Потом коротко ответил:

— Иногда.

Никола в раздражении оттого, что осмелилась на такой вопрос, повернулась к Дермоту Дину и остаток вечера не обращала на Джулиана Эветта внимания.

Первой поднялась Антея Уоррендер, извинившись и объяснив, что утром у нее репетиция. Когда дива благосклонно приняла ее извинения и по-матерински поцеловала ее, Джулиан посмотрел на часы и сказал:

— Я тоже пойду.

— Тебя подвезти? — спросила Антея.

— Нет, спасибо. Я на машине.

— Лучше подвезите Николу, — попросила мадам Торелли. — Мы скоро вернемся. Никола, милая, сегодня ты мне не понадобишься.

— Я могу взять такси, — возразила Никола, но ее возражения услышаны не были.

— Не стоит. Я проезжаю как раз мимо вашего дома, — сказал Джулиан. И как не неприятно ей было, но Никола вновь оказалась наедине с Джулианом Эветтом.

«Если я не буду вести себя осторожно, это может войти в привычку», — в сердцах подумала она, глядя, как тетя прощается с ним. Было очевидно, что Джулиан стал любимцем Торелли. Значит, она полностью позабыла о его ответственности за безвременную смерть Брайана, открыв в нем прекрасного дирижера, понимающего ее собственный талант.

— Мы будем часто видеться, Джулиан. Конечно, Оскар будет выступать со мной на большей части концертов в «Ковент-Гарден», но, возможно, мы с вами еще встретимся в опере.

— Жаль напоминать вам, но, боюсь, это не зависит только от вас. Управление… Администрация…

— Все администраторы, — презрительным тоном прервала Торелли, — становятся очень сговорчивыми, когда речь заходит о моих выступлениях. Предоставьте это мне, а теперь отвезите Николу домой. Бедняжка выглядит усталой.

«Конечно, любая девушка будет не в восторге от таких слов», — на пути к машине подумала Никола. Она пообещала себе, что всю дорогу не произнесет ни слова. То ли Джулиан чувствовал то же самое, то ли просто не хотел нарушить тишину первым, но они действительно молчали. Только когда они приехали и Никола вышла из машины, ей удалось заставить себя проговорить:

— Я не хочу больше возобновлять этот нелепый спор насчет фотографии. Но насколько я понимаю, вы по-прежнему хотите оставить ее у себя?

— Да, — был уверенный ответ.

— Тогда я бы хотела лишь узнать: почему?

Он беззаботно улыбнулся ей и ответил:

— Что ж, там изображено красивое лицо, которое улыбается мне только на фотографии. Спокойной ночи, Никола.

Джулиан сел в машину и уехал. Дрожащими руками Никола отперла дверь. Ей удалось убедить себя, что это всего лишь усталость после бурного торжества. Она почувствовала себя ужасно опустошенной. С трудом подняла два или три письма, лежавшие на коврике перед дверью, и равнодушно скользнула по ним взглядом. Внезапно ее словно пронзила молния: она узнала почерк на потрепанном конверте и с ужасом прочитала «Брайан Кавердейл» и название отеля в Монреале.

Перевернув конверт, Никола заметила неразборчивые каракули, говорившие о том, что письмо несколько раз переадресовывалось. Первоначальный адрес, написанный почерком, от которого у нее мурашки бежали по коже, был неполным, и, судя по виду конверта, он, по крайней мере дважды пересек Атлантику, а потом валялся в каком-нибудь отделе невостребованных писем несколько недель, прежде чем найти свой путь к ней.

Теперь это письмо оказалось в дрожащих руках Николы. Письмо, написанное живым, любящим Брайаном, который мертв уже несколько месяцев. Он писал ей так мало писем, и одно из них нашло ее только тогда, когда могло принести больше боли, чем радости. Несколько минут Никола смотрела на запечатанный конверт, не в силах вскрыть его и ощутить волну боли, которая хлынет с его страниц. Эти слова принадлежали времени, которое никогда не вернется, они были похожи на шорох осенних листьев.

Наконец она заставила себя распечатать конверт. Из-за того, что Брайан никогда не начинал писем с обычного «Дорогая такая-то и такая-то», слова обрушились на нее, словно она вновь услышала его веселый, чуть насмешливый голос.

«Привет! Скучаешь? Если бы ты была со мной, то услышала бы один из самых замечательных концертов. Прирожденная скромность мешает мне сообщить, что я тоже принимал в нем участие, но должен признать, что звездой вечера был Джулиан Эветт. Какой же он отличный дирижер! Ты должна послушать его. Конечно, так и будет, потому что он скоро приезжает в Англию и хочет, чтобы я солировал на нескольких его концертах. Мы неплохо уживаемся, хотя он и безжалостный эксплуататор. Он говорит, что я ленивый. Это я-то! Он имеет в виду, что я не настолько предан музыке, чтобы отказаться ради нее от еды, питья, любви и других радостей жизни. Отчасти я уже отказался, но он отказался от всего. Он считает, что если служишь искусству, то должен забыть обо всем. Неужели это правда?

В перерывах между служением искусству на этом фестивале я увидел и услышал много интересного. Прошлой ночью слышал нечто, что больше по вкусу тебе, чем мне, — прекрасное исполнение «Сказок Гофмана». Эту вещь спасло лирическое сопрано Антонии. Девушка франко-канадского происхождения по имени Мишель Ларо. Позднее мы с ней встретились на ужине. Она не очень красива, но довольно интересна. Не волнуйся, ее ресницы затрепетали при виде не меня, а Джулиана Эветта. Думаю, она собирается в Европу. Постарайся ее не пропустить.

Прости, что не посылал тебе ничего, кроме открыток, но обычные репетиции Эветта оставляют мало времени на личную жизнь, не говоря уж о переписке. С ужасом думаю, что произойдет, если кто-то заболеет. Уверен, его не удовлетворит ничего, кроме свидетельства о смерти.

Почему я об этом подумал? Должно быть, потому, что чихнул три раза и сильно болит горло. Но скоро все пройдет. Я не собираюсь умереть от воспаления легких…»

Никола сдавленно вскрикнула и уронила письмо на колени. Умереть от воспаления легких! Спасибо Джулиану Эветту, которого «не удовлетворит ничего, кроме свидетельства о смерти, если кто-то заболеет».

Шутка Брайана обернулась трагедией… Шутка, которая благодаря Джулиану Эветту стала жестокой действительностью.

«И он еще смеет хранить мою фотографию! — в бешенстве подумала Никола. — И упрекать меня за то, что я не улыбаюсь ему. Не желаю больше его видеть! Я не смогу работать там, где придется каждый день встречаться и любезно разговаривать с ним».

Но когда после бессонной ночи она приехала в квартиру тети, все мысли об уходе с работы тут же рассеялись. Николу заворожила атмосфера почитания и триумфа, окружавшая Торелли. Частичная изоляция, в которой жила оперная дива до своего вчерашнего успеха, полностью исчезла. Газеты, разбросанные по всей квартире, громко кричали об ее возвращении, называя его событием номер один в мире музыки, повсюду были цветы, и то и дело раздавались телефонные звонки от друзей, знакомых и даже врагов. Эта классификация принадлежала самой Торелли, и как она цинично заметила, «чем больше букет, тем сильнее раздражение и зависть».

Днем появился Дермот Дин. Он зашел не только поздравить звезду с триумфом, но и сообщить, что уже стали поступать предложения насчет дальнейших выступлений.

— Это фантастика, — заметил он с видом человека, который искал золото, а нашел платину.

— Нет, — возразила Торелли. — Все вполне естественно. Никто не слышал меня уже несколько лет. Они решили, что я постарела, и это правда, и что мои силы иссякли, чего на самом деле не произошло. Те, кто больше других насмехались надо мной и называли «старушкой», теперь оказались в первых рядах поклонников. Откажись от всего!

— Джина! Только не от всего!

— От всего, — повторила она. — Кроме, конечно, контракта с «Ковент-Гарден», который уже подписан. Люди должны понимать, что они не могут заполучить меня так просто.

Дермот Дин провел носовым платком по слегка вспотевшему лбу.

— Но, милая моя, как профессионал, ты ведь нуждаешься в выступлениях.

— Естественно, — улыбнулась Торелли. — Я хотела сказать, откажись для начала. Конечно, они попросят еще. Брось, Дермот, не буду же я учить тебя!

Он с облегчением рассмеялся и сказал:

— Думаю, оперный театр совсем другое дело?

— Я уже сказала: контракт подписан.

— Только на «Макбет» и «Трубадура». Но появилась еще одна мысль, Джина. Не знаю, как ты к этому отнесешься. Они хотят, чтобы ты исполнила Королеву Ночи в «Волшебной флейте». Что скажешь?

Торелли задумчиво улыбнулась и с невинной радостью спросила:

— Ария удалась на славу, так ведь?

— Это была настоящая сенсация! — хором воскликнули Дермот Дин и Никола. — Пожалуйста, подумайте об этом. Вы сами сказали, что эту арию редко кто хорошо исполняет.

— Конечно, если не считать двух ужасно сложных арий, это нельзя назвать звездной ролью, — задумчиво протянула Торелли. — Как сейчас обстоит дело с этим произведением, Дермот?

— Немного претенциозно, но в общем довольно эффектно.

— Это нужно изменить, — прервала Торелли. — От появления сверхъестественных персонажей не будет толку, если не разместить их в отдалении.

— Для большинства исполнительниц это затруднит задачу, — возразил Дермот Дин.

— Только не для меня, — последовал простой ответ.

— Хочешь сказать, что согласна на эту роль?

— Я подумаю. Если только со мной будет выступать молодой Джулиан Эветт. Да, прекрасная мысль! Он отлично чувствует Моцарта. Потрясающая сила под маской обаяния. Идеально для его первого выступления в «Ковент-Гарден». Будь уверен, Дермот, я это сделаю. Если только смогу выбирать дирижера.

— Но… — начал управляющий.

— Никаких но! Это мои условия. Кто обычно выступает в роли Памины?

— Розмари Донкин.

— Никогда не слышала про нее.

— Она совсем неплоха.

— Тогда она не подойдет, — последовал резкий вердикт. — Мне нужна хорошая Памина. Кто-нибудь с чистым голосом и безупречным стилем. Кто это может быть?

Дермот Дин задумчиво почесал подбородок и заметил, что хорошие Памины на дороге не валяются.

— Конечно, нет! Поэтому я тебя и спрашиваю. Что там за девушка в Монреале? На репетиции она великолепно исполнила арию. Мишель…

— Мишель Ларо, — внезапно произнесла Никола, и Торелли с управляющим обернулись к ней.

— Да, точно. Ты слышала ее в Лондоне, Никола?

— Нет, Брайан упомянул о ней в письме. Он сказал, что она хорошая певица.

— Более чем, — поправила Торелли. — Ты что-нибудь знаешь о ней, Дермот?

— Я должен представлять ее в Европе, — осторожно ответил Дин. — Сейчас она в Германии, дает концерты. Я не уверен, что она захочет начать с роли Памины, в которой ее обязательно затмит Королева Ночи.

— Не говори глупостей! — отрезала Торелли. — Для нее счастье появиться вместе со мной. Она поет арии или только выступает на концертах?

— Поет арии.

— Тогда я хочу ее послушать. Конечно, Джулиан тоже должен присутствовать. Интересно… — Торелли протянула руку к телефону, но тут вошла Лизетт и доложила:

— Пришел мистер Эветт, мадам. Вы принимаете?

— Конечно! — вскричала Торелли. — Он-то нам и нужен. Проводи его.

— Не предлагай ему контракт в «Ковент-Гарден», — умоляюще произнес Дермот Дин. — Помни, он не наш.

— Скоро будет нашим. Не трусь, Дермот!

Пока управляющий переваривал этот незаслуженный упрек, появился Джулиан Эветт. Он выглядел намного лучше, чем прошлой ночью.

— Я заглянул, чтобы еще раз поздравить вас. — Он с улыбкой поцеловал Торелли руку. — Пресса вас справедливо хвалит.

— Вас тоже не обошли вниманием, — ответила Торелли. — И тоже по заслугам. Садитесь, Джулиан. Мы как раз обсуждали интересный проект. Дермот сказал, что меня приглашают исполнить роль Королевы Ночи в «Волшебной флейте» на сцене «Ковент-Гарден».

— Вы согласны? — с волнением взглянул на нее Эветт.

— Думаю, что приму предложение при условии, что вы будете моим дирижером.

— Я? — Джулиан покраснел от удовольствия и смущения. — Но, дорогая мадам Торелли, Уоррендер…

— Оскар будет дирижировать в «Макбете» и «Трубадуре». Думаю, он первым скажет, что «Волщебная флейта» — ваш шанс.

— Вы должны понимать, что ничего еще не готово, — обеспокоенно добавил Дермот Дин. — Джина готова схватиться за этот контракт. Но мы пока обсуждали только предварительно.

— Нет, ты спросил меня, согласна ли я на эту роль, и я ответила, что только с Джулианом. Мы уже принялись обсуждать кандидаток на роль Памины.

— Правда? — с изумлением спросил Джулиан, бросив сочувственный взгляд на управляющего. — И кого вы берете на роль Памины? Розмари Донкин?

— Нет, она недостаточно хороша, — отрезала Торелли. — Меня интересует Мишель… Как ее фамилия, Никола?

— Мишель Ларо, — торжественно произнесла Никола.

— Мишель Ларо? — с испугом спросил Джулиан. — О нет! Я на это не согласен, — холодно добавил он.

— Боже, хоть вы не спорьте! — простонал Дермот Дин. — Она прекрасная исполнительница.

— Прекрасная, — по-прежнему холодно согласился Джулиан. — Но если я буду дирижером, то не смогу выступать с ней.

— Джулиан, почему? — с любопытством спросила Джина.

— Просто не смогу.

— Милый мой, люди нашей профессии не могут себе позволить питать необоснованные антипатии, — веско произнесла Торелли. — По крайней мере, с ними нужно бороться. Например, я терпеть не могу некоторых своих коллег, тем не менее, работаю с ними. И они тоже не отказываются, несмотря на то, что знают, как я к ним отношусь.

Наступила тишина, потом Дин слабо произнес:

— Я бы так не говорил. Джина!

— Не понимаю, о чем ты, — холодно ответила Торелли. — Но если хотите вести себя как мальчишка, Джулиан… — Она замолчала, ожидая его согласия.

— В данном случае да, — ответил он с такой обаятельной улыбкой, что Никола подумала, что он бы обворожил ее, если бы она не питала к нему такой ненависти.

Должно быть, на Торелли его улыбка тоже подействовала. Она снисходительно засмеялась и произнесла:

— Ну, как хотите.

— Но разве это справедливо по отношению к девушке? — вдруг заговорила Никола, инстинктивно желая защитить того, кого так хвалил Брайан. — Все говорят, что она превосходна. Брайан тоже об этом писал.

Джулиан Эветт уставился на нее с таким видом, словно увидел привидение:

— Брайан? Когда?

— Джулиан, не ведите себя, словно обвинитель, — прервала его Торелли. — Бедный Брайан Кавердейл часто писал Николе из Канады и так хвалил эту девушку, что Никола запомнила ее имя. Вот и все.

— Нет, не все. — Голос Николы зазвучал пронзительнее, и слова вылетали как будто сами по себе. — Об этой девушке стоит поговорить особо. Письмо, в котором Брайан хвалит ее, пришло прошлой ночью.

— Прошлой ночью! — воскликнул хор голосов, и на лице Эветта появился ужас.

— Оно было неправильно адресовано, а потом его несколько раз направляли в разные места. Оно блуждало несколько месяцев и пришло слишком поздно. Но я подумала, что раз он рекомендовал ее… Так странно, что он писал о ней, потом письмо затерялось и пришло лишь вчера, а сегодня вы уже обсуждаете ее. Словно в этом была какая-то цель… — Никола замолчала и приложила ладони к влажным от слез щекам. — Простите. Не знаю, что говорю, — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Она услышала, как кто-то пошел вслед за ней. Сначала она подумала, что это Дермот Дин. Но когда обернулась, то увидела, что это был Джулиан Эветт.

— Пожалуйста… — Она мгновение глядела на него, и слезы катились у нее по щекам.

Внезапно он обнял ее и привлек к себе:

— Не надо. Пожалуйста, не плачьте.

— Не могу, — жалобно ответила Никола. — Мне нужен Брайан. Я читала его письмо, смотрела на его почерк и словно бы опять говорила с ним. — И Никола, сама того не желая, прижалась к Джулиану Эветту, который гладил ее по голове и говорил:

— Милая моя! Если бы я мог что-нибудь сделать.

— Неужели вы не можете выполнить хотя бы эту просьбу? Дать шанс этой девушке, которую он порекомендовал.

— Нет!

— Но вы все говорите, что она прекрасна. Вы сами так сказали. Почему вы даже не хотите ее прослушать?

— Нет!

— Вы такой тяжелый и упрямый человек! — воскликнула Никола и оттолкнула его. — Как Брайан написал…

— Что он сказал обо мне в письме?

— Что вы эксплуататор и что ему жаль того, кто заболеет, потому что вы поверите только свидетельству о его смерти.

Никола увидела, как на лице Эветта появилось свирепое выражение. Он медленно побледнел, и глаза его стали холодными и чужими. Чуть дрожащей рукой он полез во внутренний карман, вытащил фотографию, медленно разорвал ее пополам, положил на столик в прихожей и вышел за дверь.