Музыка любви

Глава 5

— Ну, как прошла встреча с Мишель Ларо? — Мадам Торелли, которая, по всей видимости, провела прекрасный вечер, с добродушным интересом взглянула на свою племянницу.

— Мы не встретились, — ответила Никола, принимая тетин норковый палантин.

— Не встретились? На нее нельзя положиться? — нахмурилась Торелли. — Следует всегда приходить на встречи. Даже не на деловые, — добавила она. Однако они обе знали, что мадам Торелли в состоянии нарушить данное слово, если это ей выгодно.

— Не думаю. — Никола слабо улыбнулась. — Мы не договаривались точно. Решили, что если кто-то не сможет прийти, то другой не станет ждать.

— И она просто не появилась?

— Появилась, — честно призналась Никола, — но…

— Никогда не оставляй незаконченными предложения, дитя мое! — воскликнула Торелли. — Это ужасная привычка, если только ты не делаешь это для создания особого эффекта.

Никола нехотя рассмеялась:

— Я не пыталась добиться особого эффекта. Просто думала, что мне стоит вам рассказывать.

— Все, — внушительно посоветовала тетя, — я хочу отдохнуть и посплетничать. Конечно, очень приятно, когда в «Аллертон-Беннетс» тебя принимают как божество, но все-таки это довольно утомительно. Похоже на оперу Вагнера, в которой приходится петь часами. Положи палантин на стул, милая. С ним в руках ты выглядишь очень неловко. Как будто второстепенный персонаж, который точно не знает, что делать на сцене. А теперь садись и рассказывай.

Никола улыбнулась и расположилась рядом с тетей.

— Рассказывать особенно нечего. Я шла по улице…

— По какой? — поинтересовалась Торелли.

— По Елисейским Полям. Мы договорились встретиться с Мишель у Фуке. Внезапно я увидела перед собой Джулиана Эветта.

— Ах, вот оно что! — понимающе рассмеялась Торелли. — Поэтому ты не встретилась с Мишель.

— Ничего подобного! — с негодованием возразила Никола. — Я просто не хотела столкнуться с Джулианом Эветтом. Я замедлила шаг, чтобы не поравняться с ним…

— Глупо. Общество интересного мужчины всегда лучше общества эгоцентричной девушки.

— Мне показалось, будто вы сказали, что нужно всегда держать слово, — раздраженно произнесла Никола.

— Ты уклоняешься в сторону, дитя мое, — свирепо напомнила Торелли.

— Я шла за Джулианом Эветтом, пока мы не достигли «Фуке». Я увидела Мишель в том же зеленом платье, которое было на ней вчера.

— Оно ей совершенно не подходит, с ее морковными волосами, — несправедливо заметила Торелли.

— Наоборот, — возразила Никола. — Когда Эветт подошел к кафе, она встала…

— Естественно.

— Очевидно, он заметил ее и после недолгого раздумья подошел. Мне не хотелось идти к ним, поэтому я свернула на авеню Марко.

— Малодушный поступок, — заметила Торелли. Но когда Никола сообщила ей, что обошла квартал кругом и снова вернулась к кафе, тетя засмеялась: — Так-то лучше!

— Но Мишель уже ушла.

— Так быстро? Ты меня удивляешь. Мне казалось, что она липучка. Сколько времени ты им дала?

— Думаю, где-то четверть часа.

— Так, так… — задумчиво нахмурилась Торелли, словно это было очень важно. Но Никола уже знала, что по отношению к другим людям она была либо равнодушна, либо проявляла поистине детское любопытство. Впрочем, это зависело лишь от настроения дивы, и теперь Торелли хотела услышать все подробности. — Они ушли вместе?

— Нет, он по-прежнему сидел в кафе. Я его не заметила, пока не поравнялась…

— Милая моя, да у тебя талант не замечать главного! — воскликнула Торелли.

— Не думаю, что Джулиан Эветт такой уж главный, — сухо ответила Никола. — Но я все равно подошла к нему, и мы немного поговорили.

— О чем?

— Он сказал мне, что виделся с Мишель и что она сообщила, как вы прослушивали ее на роль Памины и решили, что она подходит.

— Думаю, он был раздражен тем, что я захватила инициативу в свои руки?

— Мне так не показалось. Наоборот, он сказал, что больше не будет спорить, и если ее возьмут, то он согласен выступать с ней.

— Что же заставило его переменить решение?

— Не знаю. Думаю, им удалось уладить конфликт.

— За четверть часа? — с сомнением спросила Торелли.

— Похоже, за четверть часа можно многое успеть.

— Да, конечно. Если уж на то пошло, то можно изменить жизнь за десять минут. Но странно это делать за столиком кафе, — задумчиво произнесла Торелли.

— Не думаю, чтобы чья-то жизнь изменилась, — слабо улыбнувшись, ответила Никола. — Но, по крайней мере, он решил дать Мишель шанс.

— Что, похоже, не так уж обрадовало тебя. — Торелли пронзительно взглянула на племянницу.

— А что, я должна была как-то по-особому радоваться? — изумилась Никола.

— Конечно, милая. Разве ты не помнишь? Ты так просила за нее, когда мы сомневались насчет ее кандидатуры. Мне показалось, что ты считаешь своим долгом защищать ее интересы, раз ее рекомендовал Брайан Кавердейл. Тогда это показалось мне несколько преувеличенным. Но теперь ты добилась своего и не радуешься.

— Я радуюсь!

— Тогда у тебя какой-то странный способ выражать свою радость, — холодно заметила Торелли. — Когда я радуюсь, даже воздух вокруг меня наэлектризован.

— В этом смысле вы уникальны, — искренне ответила Никола.

— Верно, — просто согласилась Торелли.

После этого, к радости Николы, она переключилась на свои дела, сообщив, что через пару дней решила вернуться в Лондон, поскольку Оскар Уоррендер раньше срока приезжает из Южной Америки.

— Ты еще не видела Оскара?

— Лично нет. Но я часто слышала его выступления и восхищаюсь им.

— Им невозможно не восхищаться. Он тоже уникальный человек, если хочешь! — Торелли редко кого награждала столь щедрой похвалой. — Для тебя, Никола, будет большим счастьем увидеть, как мы работаем вместе. Мне не терпится петь в «Макбет» и «Трубадуре».

— Мне тоже не терпится послушать! А еще «Волшебную флейту», — внезапно добавила она.

— Это будет позже. В первом случае ты увидишь двух прославленных, опытных мастеров, — сказала она так естественно, словно речь шла не о ней, — а во втором случае — удивительно талантливого молодого дирижера. Будет лучше, если он станет посещать все репетиции Оскара.

— А я тоже буду ходить на репетиции? — спросила Никола.

— Только на последние. Но только не на репетиции в студии, там ты будешь мешать. — Торелли поднялась, давая знать, что разговор окончен.

Впервые Никола встретила знаменитого Оскара Уоррендера по прибытии в лондонский аэропорт. Он только что прилетел из Буэнос-Айреса и, услышав от Дермота Дина, что Торелли прибудет через полчаса, решил ее встретить. Торелли, польщенная и обрадованная, заключила высокого дирижера в свои объятия.

— Оскар подумал, что ей будет приятно, — шепнула Николе стоявшая рядом Антея Уоррендер. — Так трогательно, что такая знаменитость приходит в восторг от сущего пустяка.

— Да, но она такая, — с улыбкой ответила Никола. — Именно эта детскость делает ее столь очаровательной. — Она не добавила «несмотря ни на что», но, возможно, ее тон говорил сам за себя. Антея добродушно рассмеялась.

Затем Торелли представила Николу, назвав ее, к удивлению последней, «своей племянницей». Великий дирижер протянул Николе руку, улыбнулся и сказал:

— Никогда бы не подумал, что у тебя есть племянница, Джина.

— Конечно, по мужу, — заметила Торелли. — И мы не подчеркиваем наше родство, не так ли, Никола?

— Никогда, — засмеялась Никола. — Я польщена, что вы меня так назвали.

— С Оскаром нельзя притворяться, — объяснила Торелли. — Сама не знаю почему.

— Потому что он все равно узнает, — вмешалась Антея. — Он называет это простой догадкой, но мне кажется, что это, скорее, шестое чувство.

— Не обращайте внимания на их болтовню, мисс Никола, — заметил дирижер, и они направились к выходу мимо щелкающих фотокамерами репортеров. — Я музыкант, и у меня нет интуиции ни на что, кроме музыки. Но мне приятно встретить племянницу Питера Денби. Он мой старый друг. Кстати, Джина, я час или два назад видел Питера. Его корабль зашел в Нью-Йорк на пару дней.

— Ты видел Питера? — На мгновение лицо Торелли смягчилось. — Как он?

— Отлично. Я уже давно не видел его таким отдохнувшим и посвежевшим. Он скучает по тебе.

— Не говори, иначе эти чертовы репортеры снимут, как я плачу, — перебила Торелли, улыбаясь в объектив ближайшей фотокамеры. — Я тоже ужасно скучаю. И скучала бы еще больше, если бы не Никола.

— Боже мой! — воскликнула растроганная Никола.

— Он сказал мне, что его племянница заняла его место, — начал Уоррендер, потом засмеялся и помахал рукой.

— Это я и имела в виду, — сердито заметила Торелли. — Я говорила тебе, что Оскар знает все.

Они вместе поехали в Лондон. Хотя Никола мало принимала участие в разговоре, она была очарована профессиональной беседой, которая велась вокруг нее. Неизбежно всплыло имя Джулиана Эветта.

— Я был очень расстроен, что не смог выступать на твоем концерте в Лондоне, Джина, — сказал Оскар. — Но слышал, что Джулиан с блеском сделал это за меня.

— Верно, — согласилась Торелли. — Я даже предлагаю, нет, настаиваю, чтобы он был дирижером «Волшебной флейты» в «Ковент-Гарден». Ты знал, что я буду исполнять арию Королевы Ночи?

— Мне сказал Дермот Дин. Остальные исполнители из театра?

— В основном да. Кроме Мишель Ларо, которая будет исполнять роль Памины. Помнишь, мы слышали ее в Канаде?

— Конечно, она хорошая певица.

Оскар сухо улыбнулся и сказал:

— Думаю, это предложил не Джулиан?

— Нет. Но после уговоров он согласился. Не смотри так, словно тебе одному все известно, — добавила Торелли, когда машина подъехала к кварталу, где находилась ее квартира. — Я тоже умею догадываться. Но, несмотря на то, что он был увлечен и получил отказ…

— Милая Джина! Кто тебе это сказал?! — воскликнул дирижер.

— Я сама сделала выводы, — величественно произнесла Торелли.

— И неверные, — отрезал Уоррендер. — Могу уверить тебя, что, за кем бы ни охотилась Мишель Ларо, это был не Джулиан Эветт.

— Тогда кто? — с настойчивым любопытством спросила Торелли.

— Забудь об этом, — засмеялся дирижер, подал певице руку и любовно расцеловал ее в обе щеки. Когда подъехала машина с Лизетт и вещами мадам, он попрощался с Николой и вернулся к своей молодой жене.

— Мужчины всегда думают, что только им все известно, — раздраженно заметила Торелли, когда они вернулись в квартиру. — Но я-то уверена, что права.

После этого Никола совершенно позабыла об этом разговоре. В течение всей следующей недели она была очень занята. В их отсутствие накопилось много писем, к тому же надо было решить вопрос со сценическими костюмами, париками, встречами с прессой и тому подобным. Торелли была в прекрасном настроении, поэтому Никола, не посещавшая первых репетиций, сделала вывод, что все идет гладко.

Лизетт, которая повсюду сопровождала мадам, могла сообщить немного. Правда, однажды она соизволила заметить: «Мадам находится в хорошей форме».

— Ей нравится петь с мистером Уоррендером, правда? — спросила Никола. — Хотя, думаю, любому бы понравилось.

— Если только он знает свое дело, — мрачно ответила Лизетт. — Он настоящее чудовище, если разозлится. Я сама видела, как он уничтожил чересчур самонадеянного любителя.

Решив, что эти слова не следует понимать в прямом смысле, Никола принялась с нетерпением ожидать следующей репетиции. К тому времени Джина стала все больше нервничать, однако четко разъяснила Николе задачу.

— Садись в зал, — приказала она, — и внимательно слушай. Если что-нибудь непонятно, смутно или не вливается органично в характер, запиши и потом мне скажи.

— Вы просите меня критиковать вас? — в ужасе спросила Никола.

— Конечно. А как еще ты можешь мне помочь?

— Но мне кажется, у меня для этого недостаточно знаний, — возразила Никола.

— У восьмидесяти пяти процентов идиотов, которые с уверенностью возьмутся за это после первого же выступления, тоже недостаточно знаний, — последовал язвительный ответ. — Иди. Лучше мнение невежественного человека, чем никакого. Конечно, если он осознает свое невежество.

После этого невеселого напутствия Никола спустилась в затемненный и почти пустой зал. В амфитеатре сидела привилегированная публика, получившая особый пропуск на репетицию, но в самом зале почти никого не было, кроме режиссера, который с обеспокоенным видом сидел за своим столиком.

Перед началом представления, пока музыканты настраивали инструменты, кто-то прошел в зал и сел в нескольких рядах от Николы. Она обернулась и с волнением обнаружила, что это Джулиан Эветт. Очевидно, он ее не заметил, и в этот момент Оскар Уоррендер взошел на дирижерский мостик, взмахнул палочкой, и представление началось. Хотя Никола ощущала присутствие в зале Джулиана, она была поглощена разворачивавшейся на сцене драмой. Она хорошо знала сценарий, но прежде никогда не видела поистине великую леди Макбет. Никола уже знала, что Торелли могла великолепно петь, придавая своему сильному голосу любые чувства. Но для нее откровением явилось то, что здесь было достигнуто поразительное единство музыки, слов и жестов.

Не было ни одного ненужного движения, наоборот, по большей части, Торелли стояла совершенно неподвижно. Однако эта неподвижность обладала такой зловещей мощью и напряжением, что передавала больше, чем любой жест. Там, где стояла Торелли, был самый центр сцены. Когда своим невероятным голосом она прочитала вслух письмо Макбет с предсказаниями колдунов, Николе показалось, что оно было написано всего несколько часов назад и дышало смертоносным тщеславием и первым замыслом убийства.

Торелли молча выслушала известие слуги о том, что этой ночью король будет спать в замке. Когда он ушел, она, почти не двигаясь с места, разразилась безумной арией, наполненной таким зловещим смыслом, что Никола почувствовала, как на затылке у нее зашевелились волосы. Только в первом антракте она смогла перевести дух. Когда зажегся свет, Джулиан Эветт обернулся и увидел ее.

После минутного колебания он произнес: «Привет, я вас не заметил». Однако в его голосе не слышалось радости, и он холодно скользнул по ней взглядом, а потом улыбнулся кому-то в задних рядах. Никола не знала, что заставило ее привлечь его внимание: уязвленное самолюбие или что-то более глубокое.

— Она великолепна, не правда ли? Я имею в виду Торелли.

— Да, конечно. И Уоррендер тоже. Вы заметили, что он дышит практически в унисон со своими исполнителями и предупреждает каждую трудность?

Никола этого не заметила. Но она была готова отдать должное Оскару Уоррендеру.

— Я впервые увидела его в опере, — заметила она. — Если честно, сегодня я впервые услышала «Макбет».

— Вам повезло, — равнодушно отозвался он и обернулся к режиссеру.

Конечно, Николе было все равно, как ведет себя Джулиан Эветт. Просто в тот день в Париже он так красиво улыбался ей, с таким обаянием и дружелюбием, что теперь это странное охлаждение казалось тем более сильным. «Я совершенно не хочу быть его другом, — уверяла себя Никола. — Как я могу после того, что он сделал с Брайаном? Мне он даже не нравится. Он слишком холодный и слишком уверенный в себе. Даже высокомерный…»

Она украдкой взглянула на него и не заметила в нем ничего холодного и высокомерного. Он улыбался такой мальчишеской улыбкой, задавал вопросы и внимательно выслушивал ответы. Наконец они с режиссером подошли к Уоррендеру, который по-прежнему находился на сцене. Никола почувствовала себя заброшенной и одинокой. У каждого присутствовавшего в этом огромном полупустом зале была какая-то цель. Даже толпа в амфитеатре, гудевшая от возбуждения, наслаждалась происходящим, создавая впечатление того, что это настоящее представление. Только она была не на своем месте. Правда, тетя сделала нелепое предложение, чтобы она записывала все слабые места в опере. Но после увиденного Никола решила, что это будет кощунством и наглостью. Она почувствовала себя назойливым ребенком, которого просят не мешать и пойти поиграть.

Если бы здесь был Брайан, все было бы по-другому. Но эта мысль была вызвана искусственно, потому что на самом деле Никола не могла представить Брайана в опере. Если бы Джулиан Эветт не был так холоден и продолжал бы разговаривать с ней…

И в этот момент раздался его голос:

— Значит, это ваше первое представление?

— Да! — Она была так удивлена и обрадована тем, что он запомнил, о чем они говорили, что не удержалась и улыбнулась ему.

— Первое знакомство с шедевром всегда прекрасно, особенно если это подобное представление.

— Да, я очень счастлива.

— Это ваш звездный день, — непринужденно заметил он. — Прослушивание для «Волшебной флейты» завершилось, и вашу протеже утвердили на роль.

— Мою протеже?

— Мишель Ларо. Разве не так вы описывали ее? Вы так горячо ее защищали.

— Я думала, что она, скорее, протеже мадам Торелли, — с достоинством произнесла Никола.

— Нет, это я, — ответил дирижер и так весело рассмеялся, что Оскар Уоррендер посмотрел на него, прежде чем взмахнуть палочкой и продолжить репетицию.

На этот раз, хотя происходящее на сцене и музыка заворожили ее, Никола еще более остро ощущала присутствие Джулиана Эветта. Во-первых, он сидел рядом с ней. Она видела его красивую, сильную руку, лежащую на колене. Не такая властная рука, как у Оскара Уоррендера, а более изящная и чувствительная. Рука художника. Конечно, Николе было любопытно узнать о его отношениях с Мищель Ларо. Но только потому, что Торелли была уверена в их любовной связи, а Оскар, наоборот, утверждал, что ничего подобного не было. Вздрогнув, Никола вернулась к происходящему на сцене и со стыдом поняла, что пропустила тот момент, когда леди Макбет вновь обратилась за советом к колдунам. После этого она взяла себя в руки, и, когда они дошли до сцены хождения во сне, ничто не могло отвлечь ее внимания.

Сразу после репетиции Джулиан Эветт небрежно кивнул ей и покинул свое место, а Никола отправилась за кулисы к своей тете. Джина была взволнована и счастлива одновременно. Никола поцеловала ее теплую, влажную щеку и с упреком произнесла:

— А вы еще просили меня искать ошибки!

Торелли засмеялась:

— Все прошло отлично. Постановка тоже неплохая. С Оскаром все кажется таким простым. Он был просто замечателен!

— Мне тоже так показалось. Но вы были превосходны. Вы настоящая актриса, мадам!

— Можешь называть меня Джиной, — разрешила мадам Торелли.

Скоро появился Оскар, поздравил Торелли, взял лежащую на столе партитуру и подчеркнул пару деталей, нуждавшихся в дальнейшем совершенствовании. Они оба перешли на итальянский, а Никола, незамеченная и пораженная стояла рядом, с восторгом наблюдая за этими прекрасными артистами, которые в конце великолепной репетиции страстно обсуждали, что еще можно было бы улучшить. Она почти не понимала, о чем идет речь, но все чувства отражались на их красивых, выразительных лицах, и это говорило лучше слов. Когда Уоррендер ушел, Торелли подозвала костюмершу, поправила грим и принялась сравнивать два парика, то снимая, то надевая их и разглядывая себя в зеркало.

— Неужели вы не валитесь с ног от усталости? — обеспокоенно спросила Никола. — Может, лучше поехать домой и решить вопрос с париками завтра?

— Нет, это нужно сделать сейчас, пока я еще не вышла из роли. — Торелли с отвращением покрутила прядь на одном из париков. — Она бы не уложила волосы так, — пробормотала она. — Женщина причесывается таким образом, когда хочет быть соблазнительной. У леди Макбет на уме было другое. Возможно, она использовала все свое обаяние, чтобы расположить к себе старого короля, но не как женщина, желающая привлечь мужчину, просто хотела усыпить его бдительность, чтобы легче было совершить убийство. Странно, как это ощущается даже по ее волосам. Где моя партитура?

Никола и костюмерша принялись искать. Внезапно Никола воскликнула:

— Похоже, мистер Уоррендер взял ее по ошибке.

— Беги и возьми ее, будь умницей, — попросила Торелли. — Мне она понадобится. Наверное, он еще в своей гримерной. Если нет, то оставил партитуру на столе. Кажется, комната один.

Никола быстро отправилась на поиски дирижера и нашла его в гримерной. Он извинился, отыскал партитуру и отдал ее Николе. Потом в порыве великодушия он поинтересовался:

— Вам понравилась репетиция? Эветт сказал, что вы впервые видели эту оперу…

— Верно. — Никола слегка вспыхнула. — Мне ужасно понравилось.

— Думаю, у вас еще многое впереди. Вам предстоит послушать Эветта в «Волшебной флейте». У него особое чутье Моцарта, а это самая высшая похвала для дирижера.

— Он ведь очень талантлив? — застенчиво произнесла Никола.

— Очень. Несколько месяцев назад он прекрасно выступил на фестивале в Канаде. После этого уже никто не сомневался в его мастерстве.

Что-то в тоне его голоса заставило Николу подумать, что дирижер решил, будто она лично интересуется Джулианом Эветтом. Эта мысль оскорбила ее, и она могла бы немедленно прекратить разговор. Но что-то заставило ее продолжить. Когда дирижер пошел к двери, Никола воскликнула:

— Мистер Уоррендер, одну минуту! Я хочу кое-что спросить у вас и, пожалуйста, не думайте, что это праздное любопытство или наглость с моей стороны.

— Итак? — В свое время Уоррендера преследовали настойчивые и восхищенные поклонники, и ему показалось, что эта девушка одна из них.

— Это насчет Мишель Ларо. Когда мы ехали из аэропорта, вы с мадам Торелли говорили о них и использовали странное выражение. Вы сказали, что она охотилась не за Джулианом Эветтом, и дали понять, что знаете правду. Кто же это был?

— Боже правый! — Оскар Уоррендер с беспокойством поглядел на нее. — Неужели это так важно?

— Да, для меня важно.

Оскар с сочувствием поглядел на эту настойчивую девушку:

— Я же сказал вам, что это не Эветт. Разве этого не достаточно?

— Конечно, нет! — вскричала Никола, уязвленная тем, что для него важен только Джулиан.

— Что ж… Мне кажется, об этом уже нет смысла говорить. Все в прошлом, потому что несчастный умер. Это был очень одаренный альтист по имени Брайан Кавердейл.