Мы больше не люди

ГЛАВА 2. МОЕ ИЗГНАНИЕ

Да что там происходит? − сердилась, натягивая на голову одеяло.

Звонили в домофон коттеджа. Приоткрыла один глаз. Сфокусировалась на часах, что проецировали время на потолке. Шесть тридцать утра. С ума сошли. Сегодня суббота. А если учесть, что банкет завершился далеко за полночь, спала я всего ничего. Трезвон не умолкал. Кто-то настойчиво и требовательно жал на кнопку звонка. Наконец, хлопнула входная дверь. Судя по тяжелой поступи, открывать отправился отец.

Ну, сейчас он им задаст, − ухмыльнулась я, проваливаясь обратно в сон.

Звонить перестали, но начался такой грохот, что нормально спать никак не выходило. На этот раз разлепила оба глаза. Семь двадцать утра. Придется все же спуститься, посмотреть, что за кипиш на первом этаже.

− Не смейте тут рыться! Это мои личные вещи! – на повышенных тонах кому-то выговаривала мама.

− Марьяна, не вмешивайся, − пытался успокоить жену отец.

− Сережа, как не вмешиваться, если наш дом переворачивают вверх дном!

− Марьяша, у нас сейчас проблемы посерьезней, чем раскуроченный дом.

− Мама, папа? Что происходит? – начала спускаться я по лестнице.

Родители в пижамах сидели рядышком на небольшом диванчике посреди сквозной комнаты, что служила нашей семье общей гостиной, которую в данную минуту наводнили незнакомые лица. Они выдвигали полки, бросали наши вещи на пол. Судя по доносившимся звукам, во всех помещениях первого этажа коттеджа находились чужие люди.

− Вероника, хорошо, что ты встала, − произнес отец с несвойственной его голосу печалью. – Мы бы сами тебя разбудили, да нам запретили.

− Что значит запретили? – ничего не понимала я.

− Мы теперь с твоим папой преступники, − с нажимом на последнее слово произнесла мама, сверля злобным взглядом тетку, вытряхивающую на пол диски из подставки у телевизора.

Это была папина коллекция дисков. Большая фильмотека, которую он собирал не один год.

− Проснулась, девица, отлично, − влезла в наш разговор эта самая тетка и крикнула:

– Константин Петрович, отправляйте наверх людей!

Из нашей кухни появился слишком бодрый для раннего субботнего утра мужчина. И очень уж азартно он оглядел нашу троицу. На мне задержал плутоватый взгляд, скользнув по оголенным ногам. Когда я выходила в гостиную, мне не пришло в голову переодеть одежду для сна. И теперь вот, оказалась перед посторонними в слишком прозрачной майке и в слишком коротких шортах, что не скрывали синяков на бедрах, оставленных Сашиными руками.

Константин Петрович призвал трех помощников, вместе они направились на второй этаж. А я вспомнила, что видела этого мужчину раньше, в доме у Лизы. Он приходил к ее отцу.

– Может уже скажете, что происходит? – обратилась я к родителям.

– У нас делают обыск, – вздохнул отец.

Мне не нравилось видеть папу таким… таким потерянным. Он всегда излучал силу, уверенность, спокойствие. А сейчас сник, как будто сдулся, как воздушный шарик.

– Обыск? Но почему?

– Папу обвинили в растрате казенных денег, а меня в афере с деньгами благотворительного фонда, – нервно ответила мама.

– Что!? Но ведь это же неправда!

– Конечно, неправда, – согласилась мама.

– А что они ищут?

– Доказательства нашей виновности, по-видимому, – пожала плечами мама.

Мне вдруг стало холодно в хорошо отапливаемой гостиной. Я подняла с пола плед, скинутый туда теми, кто проводил обыск, и завернулась в него.

Мы с папой сидели молча, мама же не сдерживалась, ругалась и грозилась расправой всем, кто причастен к обыску в нашем доме.

– Нашли, – спустился через какое-то время со второго этажа Константин Петрович.

Его мерзкая физиономия лучилась довольством.

– Что Вы могли найти!? – истерично выкрикнула мама. – О чем Вы говорите?

– Вот об этих документах, – потряс мужчина двумя пластиковыми папками перед нашими лицами. – Тут все ваши махинации.

– Что это еще за папки?! – не успокаивалась мама. – Сережа, разберись немедленно!

– Обвинения Вам уже зачитывались, – продолжал Константин Петрович, не обращая внимания на истерику моей мамы. – Теперь, в связи с найденными доказательствами, довожу до сведения, что все Ваше имущество, включая этот коттедж, будет конфисковано.

Он достал какую-то бумагу и показал нам.

– Что значит, включая коттедж? А как же я? Где я буду жить? – пролепетала, заикаясь.

– А что, Вы, девушка? – издевательски ухмылялся Константин Петрович. – Вам уже восемнадцать лет. Пора самой начинать работать. К тому же, у Вас имеется родственница. Будете жить у нее. С ней связывались и возражений она не выказывала.

– Вы говорили с Ариной? – схватилась за горло мама.

– Час назад, – подтвердил гадкий мужик. – Ваша сестра согласилась приютить племянницу.

– Папа?! – отказывалась верить я в то, что все это происходит с нашей семьей на самом деле.

– Вероника, – обернулся папа ко мне. Впервые за эти утренние часы его взгляду вернулась былая твердость. – Позвони Горскому Аркадию Лукичу. Его номер есть в любом городском телефонном справочнике. Он адвокат и… надеюсь, все же друг.

Родителей увели, надев на руки наручники. Им даже не разрешили переодеться. Так они и пошли, в пижамах. Я выскочила вслед. У ворот коттеджа столпились люди и машины. Многие вели сьемку на телефоны или профессиональные фотоаппараты. Я хватала папу и маму за руки, не обращая внимания на упавший плед, на то, что я практически обнажена перед всеми этими ничтожными людишками, что щелкают затворами гаджетов, стараясь запечатлеть подробности для последующих сплетен.

Грубая тетка, что проводила у нас обыск, оттаскивала меня, больно сжимая запястья. Лягнула ее ногой, за что она влепила мне жесткую пощечину.

Из припаркованного у обочины длинного фургона в наш дом направились мужчины в комбинезонах.

– Вероника, в джипе твои подарки, – вдруг сказал папа, не позволяя конвоиру затолкать его в полицейскую машину.

– Папа, о чем ты говоришь? – градом катились по моему лицу слезы. – Неужели ты думаешь, что меня сейчас интересуют какие-то там подарки?

– Это твои личные вещи, – грустно улыбнулся он. – Они не могут их конфисковать. Но если ты не заберешь их сейчас, то уже не сможешь никогда.

Проследила за папиным взглядом. К коттеджу подъезжали три эвакуатора. Я поняла папину мысль. Среди подарков наверняка есть очень дорогие, которые можно будет продать.

– Иди, милая, – попрощался он со мной.

Взглянула на маму. Она уже сидела в машине, зажатая с двух сторон полицейскими. На ее лице ни кровиночки. Слезы полились с новой силой, но я заставила себя отвернуться и помчаться к гаражному навесу.

– Почему там три эвакуатора? – размазывая по лицу слезы, накинулась я на Константина Петровича.

– В гараже три машины, – ехидно ответил он.

– Mini Cooper мой! У меня есть документы на него.

– Cooper куплен на деньги твоего отца, которые он украл у государства. У нас есть номер транзакции денежной операции. Деньги списаны со счета Гербова Сергея Николаевича. Так что, девочка, машина будет конфискована.

– Смотрю, вы отлично подготовились.

– Ты даже не представляешь насколько.

В распахнутые ворота коттеджа уже въезжал первый эвакуатор.

– Сволочи, – бросилась я к папиному джипу.

– У тебя два дня на сборы. Соберешь свои личные вещи и выметайся.

– Папа вернется и тогда, Вы первый слетите с той должности, которую занимаете! – запальчиво выкрикнула я.

– Сильно в этом сомневаюсь, девочка, – хмыкнул он.

В доме орудовали рабочие, выносили мебель и технику. Помимо них, несколько человек описывали все наше имущество. Грубая тетка, согласно описи, раскладывала по пакетам мамины драгоценности.

Я в несколько заходов занесла пакеты и коробки с подарками в свою комнату.

– Мебель со второго этажа будем вывозить завтра, – сообщила мне тетка. – Вещи свои все вынь, а то вместе с ними увезем.

Самым большим желанием было броситься на нее и выцарапать ей глаза. Отвлек телефонный звонок.

Саша, – помчалась я на зов. Но номер, высветившийся на экране, оказался незнаком.

– Да? – поднесла трубку к уху.

– Вероника? Это Арина, твоя тетя.

– Ты все знаешь, да? – всхлипнула я.

– Только то, что мне сообщили по телефону. Я сначала подумала, что это какой-то розыгрыш. Но сейчас, по местному каналу показали твоих родителей, – тетя замялась, – как их увозят в полицейской машине.

– Не верю, что они виноваты в том, в чем их обвинили.

– Твой отец сильный человек, он во всем разберется, – поддержала она меня. – Ты можешь жить пока у меня, места нам вдвоем хватит.

– Спасибо. Ты живешь одна?

– Да. Муж умер три года назад. А детей у меня нет.

– Я не знаю твоего адреса.

Она продиктовала, и мы договорились, что я приеду завтра вечером. Хотя во мне теплилась надежда, что уже сегодня все во всем разберутся, родителей отпустят, и моя жизнь не изменится.

Тетю Арину, старшую сестру мамы, видела один единственный раз, на похоронах бабушки. Сестры тогда не обменялись ни единым словом. Сути конфликта я не знала, только то, что Арина устроила страшный скандал на свадьбе моих родителей, что и послужило причиной многолетней размолвки.

Набрала номер Лизы. Мне необходимо переговорить с ее отцом. Он знаком с этим мерзким Константином Петровичем, должен помочь его приструнить и во всем разобраться. Но Лиза не брала трубку, как и Лана.

Да что ж я в самом деле, еще десять часов утра. Девчонки после вечеринки раньше двенадцати не встанут. Отправила им сообщения, моля, как можно быстрее связаться со мной.

Странно, что от Саши нет сообщений. Он всегда встает рано, несмотря ни на что. И каждое утро отправляет мне либо улыбающихся смайликов, либо картиночки, иногда весьма откровенные. Видимо, количество выпитого вчера оказалось слишком даже для него. Написала Саше, чтобы он связался со мной сразу, как проснется.

Занялась упаковкой вещей. Требовалось проделать приличную работу. Найти коробки, сумки, пакеты, все рассортировать, переложить покомпактнее подарки, что перенесла из папиного джипа, заказать фургон из службы доставки.

Только открыла платяной шкаф, как на пороге объявился Константин Петрович.

– К тебе там пришли.

Саша! – бросилась я вниз.

Но дожидался меня совсем не Саша, а незнакомый парень в кепке с логотипом ресторана «Греза».

– Я цветы ваши привез. Вот распишитесь, что получили, – протянул он мне путевой лист с ручкой.

– А Вы не могли бы увезти их обратно?

– Так что я с ними делать буду? В фургоне больше ста букетов. Забирайте, барышня.

Пришлось потратить какое-то время, чтобы вытащить все букеты из фургона. Искать для них тару и расставлять по дому в моей ситуации было бы глупо, поэтому я оставила цветы на полу гаражного навеса.

Вся эта возня с букетами отняла и силы, и время. К тому же, телефон я оставила в своей комнате и боялась, что пропустила звонки от Саши и подруг.

Но, пропущенных вызовов и непринятых сообщений не оказалось. На часах одиннадцать часов двадцать минут.

Погрузилась в сбор своих многочисленных вещей. Душа и тело настолько устали от стрессовой ситуации, что я в какой-то миг заснула. Проснулась на кровати среди вороха платьев и юбок. Подскочила. Часы отражали семнадцать часов тридцать минут.

Схватилась за телефон и в изумлении уставилась на дисплей. Ни одного пропущенного вызова или непрочитанного сообщения. Ни одного. Может что-то с сетью? Не похоже. А может в телефоне просто что-то сбилось и не отражаются входящие звонки? Включила вкладку «история звонков». В истории два разговора за весь день - с тетей Ариной и Горским Аркадием Лукичем.

Адвокат обещал все разузнать и как только будут новости со мной связаться.

– Вероника, тебе цветы не нужны? – протиснулась в дверь пока еще моей комнаты все та же грубая тетка.

– Какие цветы?

– Что в гараже лежат.

– Нет. Зачем они мне?

– Тогда я возьму один букет?

– Берите, раз надо.

– У подруги день рождения. Сейчас тут закончу и сразу на банкет побегу, – пояснила она.

С сомнением оглядела ее мешковатые брюки и пиджак, что едва сходился в груди. Совсем неподходящий наряд для торжества.

– А ко мне никто не приходил, пока я спала?

– Никто. Журналисты пытались в дом зайти, но их Константин Петрович прогнал.

– А вы скоро уйдете?

– Через полчаса заканчиваем. Но в доме двое наших людей останутся.

– Зачем? – не поняла я.

– Чтобы ничего не пропало до завтра.

Прожгла женщину взглядом, но она не смутилась.

– Мы завтра к девяти придем. Ты бы поела. В холодильнике есть еда.

– Спасибо, я знаю содержимое своего холодильника.

Аппетита совсем не было. Постояла под душем и принялась за дальнейшую упаковку вещей. К десяти вечера, к страху за родителей и неясности за свое будущее прибавилась тревога из-за отсутствия связи с Сашей и подругами. Я звонила им несколько раз, слала сообщения, но они не откликались.

А что, если с ними что-то случилось? – внезапно пронзила меня догадка. Что там тетя говорила? Она смотрела новостной репортаж местного канала.

Ноутбук и планшет у меня уже конфисковали, но все ведь можно посмотреть и на телефоне. Сеть пестрела фотографиями моих родителей в пижамах и наручниках, а также всклокоченной меня с зареванным лицом.

Видок еще тот, но мне плевать, я из элиты, мне простителен любой вид.

Кроме ареста моей семьи, других потрясений в городе не случилось. От той гадости, что лилась на мою семью в комментариях к фотографиям и видео, у меня разболелась голова. Выпила таблетку от головной боли, поставила телефон на зарядку и улеглась в кровать. Завтра еще много дел, помимо сборов и переезда к тете, надо съездить в «Камею», отдать Изольде арендованные для банкета вещи.

Не успела заснуть, как раздалась трель моего рингтона на телефоне. Соскочила с кровати. Запуталась, чуть не упала. Звонил Горский.

– В общем так, – начал адвокат без расшаркиваний, – все очень плохо, Вероника.

– Очень плохо, – повторила я за ним, как загипнотизированная.

– Все обвинения против твоих родителей обоснованы. В вашем доме хранились обличающие документы за подписью Гербова. А по благотворительному фонду выявились подставные счета, на которые уходили деньги.

– Не верю. Зачем бы папа стал хранить такие опасные документы? А мама? Я же видела, как она пашет на этот фонд. Аркадий Лукич, Вы не представляете сколько ей благодарственных писем приходило со всего света.

– Вероника, я не могу ответить тебе на эти вопросы. Большие деньги кружат голову. Возможно, твои папа и мама желали иметь больше, чем у них есть и надеялись, что их не поймают.

– Просто не могу в это поверить. Я знаю, что делать. Завтра же пойду к главе города. Он отец моей лучшей подруги. Он поможет.

– Вероника, – немного помолчал адвокат, – приказ об аресте твоего отца подписал глава города.

Утром в воскресенье сползла с кровати полностью разбитой. Вспомнила события предыдущего дня и появилось желание напиться снотворного. Поплелась в ванную, где долго рассматривала свое бледное лицо с покрасневшими припухшими веками. Я плакала даже во сне.

Кое как привела себя в порядок и, не став завтракать, вызвала такси.

– Вероника, – обняла меня хозяйка «Камеи». – Мы с девочками видели в новостях, что случилось.

– Я все еще надеюсь, что это какая-то ошибка, – отдала я Изольде пакет.

– Платье твое, – вернула она полюбившуюся мне вещь, – твоя мама выкупила его.

– Спасибо, – прижала я к себе платье из моего последнего счастливого дня в жизни.

После полудня на мой звонок ответила Лана.

– Лана, наконец-то! Где ты пропадала? Я никак не могла дозвониться ни до тебя, ни до Лизы.

Подруга перебила меня:

– Не звони больше.

– Что? – осеклась я.

– Ты же знаешь наше правило, общаться только с равными. Ты теперь не одна из нас.

– Лана, как ты можешь говорить такое? Мы же столько лет дружим.

– Неужели ты думаешь, что мы будем общаться с тобой после того, как ты обворовывала нас?

– Обворовывала? О чем ты?

– Ты помогала своей мамаше собирать деньги для фонда. Постоянно в колледже всех агитировала. Я на одних китов только кругленькую сумму выложила.

– Лиза тоже так думает? – еле удерживала я трубку в ладонях, так тряслись они у меня от потрясения.

– Конечно. И не только Лиза.

Лана отсоединилась. А я уселась на пол, кровать и стулья уже вынесли, и завыла.

– Ты чего воешь? – заглянула ко мне все та же грубая тетка.

Я непонимающе уставилась на нее.

– Ты еще молодая, девонька, наладится у тебя все, – неожиданно с сочувствием произнесла она.

Завыла еще громче.

– Вот, возьми водички попить, – принесла она с кухни бутылку воды.

В шесть вечера подъехал фургон. Водитель помог загрузить мне сумки с коробками. Прощаться с коттеджем было грустно. Может быть еще вернусь, – прошептала я.

– Ох, сколько у тебя вещей, – суетилась тетя, показывая водителю фургона куда ставить сумки.

Я в изумлении разглядывала маленькую двухкомнатную квартирку Арины. Узенькая прихожая, крошечная кухня, заставленный старыми вещами балкон. И здесь теперь мне предстоит жить? В этой коробке?

– Ты, наверное, привыкла к большему простору? – правильно поняла мое замешательство тетя.

– Это не имеет значения, – не стала изображать я из себя избалованную дочку богатых родителей.

– В твоей комнате стоит компьютер. Я им редко пользуюсь, а тебе пригодится.

– Это точно.

Мы обе чувствовали некоторую неловкость. Нам еще предстояло познакомиться друг с другом.

– Ты пока обустраивайся, а я приготовлю нам ужин.

– Хорошо. И, спасибо, что разрешила пожить у тебя.

– Ты же моя племянница, у меня и мысли не было отказать.

Тетя вышла. Я не чувствовала в себе ни сил, ни желания, чтобы заняться распаковкой вещей, поэтому достала лишь домашнюю одежду и пижаму. Сумки, коробки запихала в шкаф и под кровать. Что не поместилось, поставила в единственно возможное место в этом тесном помещении - у окна. Позже все разберу.

Огляделась. Выцветшие обои, под стать им занавески. Кровать прикрыта стареньким пледом. Шкаф и стол из одного гарнитура, стул и кресло сами по себе. На удивление хороший компьютер. Есть даже принтер и клавиатура с подсветкой. Над столом прибиты три полочки, заставленные фарфоровыми фигурками. Пригляделась, в основном женские изображения. Но попадались и коты с собачками. Какая безвкусица, – фыркнула мысленно.

Переоделась и вышла на кухню.

– Помочь?

– Нет, что ты. Все готово уже. Садись, будем кушать.

Последний раз я ела в «Грезе», и сейчас голод уже сильно ощущался. Села на табуретку, дожидаясь, когда тетя выложит картофельное пюре с котлетами на веселенькую тарелку с россыпью незабудок.

Стены кухни пестрели деревянными дощечками. У меня рябило в глазах от их яркой расцветки.

Мы молча ели, исподволь разглядывая друг друга. Я знала, что Арина старше моей мамы всего на пять лет. Некое сходство меж ними определенно просматривалось. Только, если мама выглядела молодо и ухоженно, то ее сестра смотрелась выцветшей старушкой. Обе худенькие, но у мамы стройная, женственная фигура, а у тети болезненная худоба.

– Можешь называть меня Ариной, – первой нарушила она молчание.

– Почему вы с мамой в ссоре?

– А она не рассказывала?

– Только то, что на их с папой свадьбе случился какой-то скандал.

– Ясно. Тогда я лучше покажу.

Тетя вышла из кухни и вернулась с увесистым фотоальбомом.

– Посмотри, – передала она мне альбом.

Я листала страницу за страницей, наблюдая, как взрослели сестры. Здесь были их совместные снимки, снимки с родителями, повседневные любительские фотографии и профессиональные студийные фото. На одном развороте моя рука замерла.

– Это что, папа?

– Его трудно с кем-либо спутать, – улыбнулась тетя.

– Но я не понимаю.

С фотографий на меня смотрели папа и… Арина. И не было никаких сомнений, что они вместе. Тот, кто нажимал на затвор фотоаппарата, запечатлел настоящую историю любви. Последний снимок этого альбома - папа уже с моей мамой в день их свадьбы.

– Я первая познакомилась с Сергеем. Мы встречались больше года и собирались пожениться.

– Мама увела у тебя папу?

– Да. Она воспользовалась подходящим случаем и соблазнила моего жениха. А через некоторое время сообщила о своей беременности. Тобой.

– С ума сойти. А как же ты?

– А что я? Я не была беременна. А Сергей порядочный человек. Он не мог бросить ребенка.

– И ты пришла на их свадьбу?

– Пришла. Выпила лишнего и устроила разборки.

– Теперь понятно, почему вы столько лет не общались.

– Все это в прошлом. Я давно простила и Марьяшу, и Сережу. Да и встретила чуть позже свою любовь еще, Петра.

В каком-то внезапном порыве встала и обняла тетю. Она погладила меня по голове и прошептала:

– Все будет хорошо, девочка.

Отчужденность между нами растаяла, я поняла, чтобы ни случилось дальше, у меня есть родной человек в этом мире.

Сон не шел. Я страшилась наступающего дня. После того, что сказала Лана, боялась, как встретят меня в колледже. Надеялась, что Саша все же позвонит, и в колледж мы поедем вместе. Не могла поверить, что он отказался от меня вот так, даже не поговорив. Ведь мы любили друг друга, он был моим первым и единственным мужчиной.

Наутро встал вопрос, как добираться до колледжа. Идти на остановку общественного транспорта или вызвать такси? Когда ждать звонка от Саши стало бессмысленно, первым порывом явилось вызвать такси. Но тут, впервые, с минуты ареста родителей, задумалась о своем бюджете. В конце каждого месяца папа переводил на мой счет достаточную сумму денег на мелкие повседневные нужды. Крупные покупки всегда обсуждались и согласовывались отдельно. Я достаточно уже потратила денег в апреле, а на май папа еще не переводил. Аркадий Лукич предупредил, что все счета родителей арестованы, и пользоваться я могу лишь своей личной картой. А на ней денег оставалось катастрофически мало. Я не могу тратиться на такси, но и не могу появиться в колледже наряду с голяками.

Ситуацию спасла тетя.

– Вероника, у моего Пети был автомобиль. Я его не продавала. Если хочешь, можешь ездить на нем.

– Спасибо, – просияла я. Но сразу сникла. – А как же с документами на машину? Если меня остановят, как я объясню, что еду на чужой машине?

– Ford записан на меня. Я напишу на тебя доверенность.

Двенадцатилетний синий Ford Fiesta с пробегом чуть более восьмидесяти тысяч километров смотрелся вполне прилично. Конечно, машина не того класса, на котором разъезжает элита. Но все лучше, чем общественный транспорт.

Я опаздывала. Единственное свободное место на парковке нашлось рядом с серебристым BMW. У меня замерло сердце. ОН сидел в машине, обхватив голову руками. Обернулся посмотреть, кто припарковался рядом. Мазнув взглядом по Fordу, начал уже отворачиваться, но углядев меня, сразу выбрался из машины.

– Саша, – выдохнула я.

Как всегда, само совершенство. Только на лице нет моей любимой кривоватой улыбки. Не подошел ко мне. Не распахнул своих объятий.

– Твоя машина? – кивнул он на Ford.

– Саша, у меня жизнь рушится, а ты спрашиваешь про машину? И, нет, не моя, это машина тети.

– Прости, Вероника.

– За что ты просишь прощения? И почему не отвечал на мои звонки и сообщения?

– Мне запретили.

– Что значит запретили? Кто запретил? – уже почти кричала я на него.

– Я не могу тебе всего сказать, только то, что мы больше не можем быть вместе.

– Саша, ты готов вот так запросто отказаться от нашей любви? Только из-за того, что родителям твоей девушки предъявили обвинения, которые еще требуется доказать?

– Прости, – опять повторил он и направился в сторону тренировочного корпуса.

Я стояла совершенно одна посреди парковки, заполненной машинами студентов и преподавателей, глядя в спину любимого человека, не понимая, как жить дальше, и не ощущая моросящего дождя. От меня отказались не только подруги.

Урок уже начался. Французский у Алевтины. Открыла дверь класса.

– Гербова, проходи быстрее, – вполне дружелюбно поторопила меня кураторша.

– Наша Вероника деньги собирала,

Оказалось, всех нас обокрала, – вдруг пропел Князев.

Взрыв хохота.

Я резко развернулась и вылетела из класса.

– Вероника, – догнала меня Алевтина Демьяновна.

Она схватила мою руку, удерживая от дальнейшего бегства.

– Послушай, если ты проявишь слабость сейчас, они начнут травить тебя. Не позволяй этого. У тебя хватит сил постоять за себя.

Я не ожидала подобных слов от Алевтины. В моем понимании, она первая могла бы бросить в меня камень, учитывая, как тонко я издевалась в прошлом, демонстрируя свое превосходство над ней.

– Пожалуй, Вы правы, – развернулась я обратно.

Мои одногруппники с любопытством наблюдали за мной. Я проследовала к своему месту подле Борьки Блатграпа. Поравнявшись с партой Князева, излишне громко произнесла:

– Если ты еще хоть раз посмеешь сочинить в мой адрес дурацкие стишки, все узнают о твоем маленьком секрете!

С лица Стаса схлынули краски. Он отвернулся от меня. А я поняла, что стихов больше не будет.

Еще в прошлом году я случайно узнала, что демонстрируемая любвеобильность Князева к девочкам липовая. На самом деле он предпочитал мальчиков, но очень боялся, что кто-либо узнает об этом. Я и не собиралась никому рассказывать, но вот сейчас эта информация мне пригодилась.

Нескладный Боря Блатграп на мое появление, как обычно, никак не отреагировал. Хоть что-то осталось неизменным.

Урок грамматики немецкого языка, третий по счету на сегодня, прервал голос Резняка по громкоговорителю.

– Студентке первого курса Веронике Гербовой просьба пройти в кабинет директора.

– Надеюсь, ее попросят покинуть колледж, – услышала я за спиной шипение Лизы.

Сердце, в который раз за эти дни, сжалось. Я ведь так искренне любила Лану с Лизой. Несправедливые обвинения подруг ранили не меньше, чем разрыв с Сашей.

– Вероника, проходи, – как-то слишком уж суетился Юлий Алексеевич.

Сегодня директор одел футболку с принтом Джима Моррисона, солиста группы The Doors. Под портретом известного музыканта красовалась не менее известная фраза из его песни - I am the Lizard King, I can do anything (Я король ящериц, я способен на все).

В его кабинете уже находился адвокат Горский. На лбу мужчины залегла складка, во взгляде то ли тревога, то ли печаль.

Остановилась в центре кабинета.

– Нет-нет, милая, садись сюда, – пододвинул Юлик мне кресло.

– Вероника, – начал Аркадий Лукич, когда я присела в предложенное кресло, – к сожалению, у меня слишком дурные вести.

– Сегодня уже ничто не сломит меня, – пожалуй, излишне оптимистично заявила я.

Как оказалось, сломит. И еще как. К такой вести готова я не была.

– Твой папа…, – Аркадий Лукич никак не решался продолжить, – он… он умер сегодня утром. Похороны завтра.

– Что значит умер? – задала я наитупейший вопрос. – Его что, пытали?

– Нет, конечно, нет. Просто… сердце. Обширный инфаркт. Ничего нельзя было сделать.

– Он не мог, – доходила до моего сознания ужасная реальность, – не мог оставить нас с мамой. Папа всегда оберегал нас. Говорил, что никогда не даст в обиду.

Аркадий Лукич отводил глаза, а Юлик, наоборот, смотрел на меня с большим сочувствием.

Не выдержала, заскулила. Схватилась за горло, не хватало воздуха. Я открывала рот, пытаясь вдохнуть. Из горла вырывался жалобный скулеж.

Юлий Алексеевич услужливо подал бутылку с водой. Сделала глоток и не остановилась, пока не выпила всю воду.

Руки дрожали, в голове все путалось. Моя психика не справлялась с валившимися бедами.

Директор, напуганный моим состоянием, стал кому-то звонить. Слишком быстро появилась медсестра. Ее пост располагался в другом корпусе. Не иначе, как она дежурила под дверью, ожидая возможного звонка. Женщина сделала мне укол в плечо, и я, то ли потеряла сознание, то ли провалилась в лекарственный сон.

Очнулась в своей комнате в доме тети. Арина сидела на стуле рядом. Она вышивала.

– Меня это успокаивает, – заметила тетя, что я открыла глаза.

– Ты плакала? – сразу увидела я ее покрасневшие, припухшие веки.

– Да. Мы не виделись с Сережей девятнадцать лет. Но я всегда знала, что он где-то рядом. А теперь вот, его нет. Совсем.

– Что же теперь делать, тетя?

– Поддержать твою мать. Мы ей сейчас очень нужны.

– Кто привез меня из колледжа?

– Адвокат, Аркадий Лукич. Он вез тебя на своей машине. А Ford недавно секретарь вашего директора доставил.

– Что ты вышиваешь?

– Гобелен с маками. У меня много таких. Если захочешь, можешь и себе выбрать.

– Я подумаю, – вполне серьезно ответила я, хотя еще вчера ничего, кроме презрения, такое занятие у меня не вызвало бы.

Наутро за нами заехал Аркадий Лукич. До кладбища ехали молча. Я больше не плакала, как и тетя. Каждый из нас по-своему переживал горе.

Папу в последний путь провожало несколько человек – я, тетя, Аркадий Лукич, мама, два надзирателя, которые привезли ее на кладбище и всего лишь один человек с завода, где папа много лет занимал должность генерального директора, Удельный Сергей Константинович. Я вспомнила, что он занимал должность главного конструктора на заводе.

На маму больно было смотреть. Она постарела за эти дни и выглядела сейчас почти так же, как и ее старшая сестра. Меня напугала не сколько внешняя перемена, сколько пустой взгляд. Большие карие глаза не выказали никаких эмоций при виде меня и Арины. Я обняла ее, но мамины руки остались опущенными. Когда внесли гроб, мама закричала. Она кричала так громко и пронзительно, ее вид казался таким безумным, что меня захлестнули чувства жалости и нежности к ней.

Стоило могильщикам начать закапывать могилу, мама бросилась отбирать у них лопаты. Она проявила такую силу, что одну лопату ей даже удалось отобрать. Надзиратель подскочил к маме. Ей скрутили руки и потащили к тюремной машине. Мама вырывалась, мы с Ариной лили слезы, Аркадий Лукич и Сергей Константинович хмурились, могильщики делали свое дело.

– Как думаешь, мама оправится? – спросила я тетю уже дома.

– Не хочу нагнетать, Вероника, но мне показалось, что Марьяна тронулась умом. Аркадий Лукич обещал завтра навестить ее. После, он позвонит нам.

Этим же днем, поздно вечером, на моем телефоне высветился номер Алевтины Демьяновны.

– Вероника, ты как? – спросила она.

– Плохо. Но, кажется, моей маме еще хуже.

– Понимаю. Если хочешь, можешь пропустить несколько дней. У тебя хорошие оценки. Для допуска к экзаменам их вполне хватает.

– Спасибо, но я лучше приду на занятия. Мне необходимо отвлечься.

Лучше бы я последовала совету Алевтины и осталась дома.

Апрель стоял прохладный, я носила кожаную курточку, подбитую горностаевым мехом. Курточку шили по индивидуальному заказу во Франции. На мехе горностая настаивала мама.

– Вероника, все короли подбивали свои мантии горностаем, – объяснила она мне выбор не самого дорогого из мехов.

Я и ощущала себя королевой, когда одевала ее.

И вот сегодня, по окончании занятий, зайдя в раздевалку, обнаружила свою чудесную курточку изрезанной. Я даже догадывалась кто это сделал.

– Лана, зачем?

В раздевалке толпилось достаточно много народу, безусловно, всем стало интересно.

– Нищебродам не положено носить дорогие вещи, – не таясь своего проступка, ответила бывшая подружка.

Почему я сразу не сомневалась в ее виновности? Ответ прост. Лана восторгалась этой курткой. Она хотела себе такую же, о чем неоднократно сообщала ранее. Ее родители могли купить дочке любую шмотку, но только не такую куртку. Дизайнер, что ее шил, изготавливал исключительно штучные вещи.

То, что копилось во мне все эти дни, нашло выход. Я бросилась на Лану. Схватила ее за длинные волосы и резко потянула. Девушка закричала. Сдавила ей горло и зашипела:

– Еще раз притронешься к моим вещам, Лиза узнает, что ее парень изменил ей с тобой.

– Ты не посмеешь, – просипела Лана.

– Еще как посмею!

– Мы тогда были пьяны!

– А это не важно. Важно то, что это было.

– Ты давала слово, что Лиза никогда не узнает.

– Это было до того, как ты испортила мою вещь.

– Хорошо. Я поняла. Отпусти меня.

Я разжала пальцы на ее горле. Зрители были разочарованы. Все ждали, что случится драка, а разговора нашего они слышать не могли.

– Что тут происходит?

Кто-то успел сообщить Юлику.

– Мне куртку порезали, – продемонстрировала я директору испорченную вещь.

– Чья работа, известно?

– Ее, – ткнула в Лану пальцем.

– Вот как?

Директор явно расстроился. Ведь Лана с Лизой его любимицы.

– Юлий Алексеевич, мы уже все выяснили с Гербовой, – надула полные губки Лана.

– Вероника, это так?

– Не совсем. Мне теперь не в чем ходить. Пусть покупает точно такую же куртку или отдает деньги за нее, – мстительно глянула я на Лану.

– Ты же знаешь, что я не могу купить точно такую же куртку! – заверещала она.

– Деньгами тоже сойдет. Ты ведь помнишь, мои родители отдали за нее баснословную сумму.

– Лана, мне придется позвонить твоим родителям и сообщить об инциденте. Необходимо компенсировать нанесенный Веронике ущерб, – решил Резняк.

– Не звоните. Я сама попрошу у них нужную сумму.

– Вот и отлично, – повеселел Юлик. – Гербова, от тебя жду подтверждения о поступившей компенсации.

Молча кивнула и вышла из раздевалки. Похоже, я нашла способ, как бороться со своими обидчиками. Во всяком случае, с Князевым и Ланой сработало.

– Вероника, звонил Аркадий Лукич, – сообщила тетя, когда я вернулась из колледжа.

– Что с мамой?

– Он толком не объяснил. Просил завтра подъехать в следственный изолятор.

– А нас пустят?

– Нам выписали пропуска.

Адвокат Горский с нами в изолятор не поехал.

– Ждут только родственников, – объяснил он.

Я думала, что будет, как в кино - мама по одну сторону стекла, мы по другую, когда разговоры ведутся с помощью большой телефонной трубки.

Но маму мы даже не увидели.

Нас провели в небольшой кабинет, где уже ждал мужчина в клетчатом пиджаке горчичного цвета.

– Краскин Роман Петрович, – представился он. – Врач-психиатр.

В изумлении уставилась на него. Он больше походил на тяжелоатлета, чем на психиатра. Для мужчины средних лет у него оказались весьма хорошие густые волосы каштанового цвета без седины. Также он носил аккуратно подстриженные щетинистые усы.

– Я пригласил вас по поводу Вашей родственницы Гербовой Марьяны Вениаминовны.

Мы с тетей выжидающе смотрели на него.

– Марьяна Вениаминовна серьезно больна. У нее сильное прогрессирующее психическое расстройство. Я подготовил для вас подборку материалов о характере болезни, причинах, протекании, лечении, – он пододвинул нам папку. – Прочтете дома.

Ни я, ни тетя не притронулись к ней.

– Для того, чтобы поддерживать Марьяну Вениаминовну в более-менее стабильном состоянии требуется ежедневный медицинский уход и дорогие медикаменты. В больнице при следственном изоляторе мы можем подержать ее еще не больше недели, затем, либо переводим ее в обычную психиатрическую лечебницу, либо вы можете забрать родственницу и поместить ее в хорошую частную клинику.

Мы с тетей ошарашенно глядели на него.

– То есть суда над Марьяной не будет? – первой отмерла Арина.

– Почему? Суд состоится. Женщину признают невменяемой. А сейчас Вам решать, где она будет находиться последующие годы.

– Годы?! – подскочила я.

– Да. Скорее всего, Марьяна Вениаминовна уже никогда не оправится.

– Неужели шансов на выздоровление нет? – совсем потерянно спросила тетя.

– В частной клинике есть.

– Тогда, конечно, мы поместим маму в частную клинику!

– Не торопитесь, девушка. Вот, – психиатр пододвинул мне заламинированный лист.

– Это…это цена за год? – дрогнул мой голос.

– Нет. Стоимость указана за месяц.

Я беспомощно вглядывалась в лист с расценками услуг частной психиатрической клиники.

– Мы ознакомимся с материалами, что Вы для нас подготовили и в ближайшие дни дадим ответ, – более стойко держала удар Арина.

– Да, конечно. Но помните, у вас неделя для ответа.

– Вероника, прости, но у меня нет таких денег, – первой нарушила молчание тетя, когда мы уже сели в Ford и выехали со стоянки для посетителей. – Единственное, что я могу предложить, это продать машину.

– Денег, что мы выручим за нее, едва хватит на пару месяцев, – ответила удрученно.

Треволнения дня настигли меня ночью. Я почти не спала, обдумывая, где брать средства для внесения ежемесячного платежа частной клинике. Вспомнилась Алевтина. Теперь понятно, почему она не ходит в салоны красоты и не покупает себе новых платьев. Какой же я была стервой, когда насмехалась над ней.

Следующий день в колледже проходил для меня, как в тумане. Ничего и никого не замечала. Все мысли сосредоточились на одном – Где взять денег? Поэтому, когда на одном из уроков, кто-то ткнул меня под лопатку, от неожиданности заорала.

– Нечего так орать, – зашипела Лана. – Я только хотела сказать, что перевела деньги за куртку. Проверь карту.

– Деньги?

– Умом что ли тронулась? – прыснула бывшая подружка.

– Спасибо, Лана, – расплылась я в улыбке.

Девушка недоверчиво оглядела меня и покрутила у виска.

– Я поняла, где взять деньги, – произнесла вслух, продолжая улыбаться.

Блатграп отвлекся от своей тетради и с интересом посмотрел в мою сторону.

– Все в порядке? – спросила тетя, заметив мое возбужденное состояние, когда я вернулась домой.

– Более чем! – откликнулась я, сразу направляясь в свою комнату.

– У меня обед горячий, – шла за мной она.

– Позже. Сейчас есть дела поважнее, – начала я вытаскивать все свои сумки с до сих пор неразобранными вещами.

– Вероника, что ты задумала? – послышались нотки беспокойства в голосе тети.

– Арина, ты только посмотри сколько у меня вещей! Большая часть из них стоит уйму денег.

– Ты хочешь их продать? – поняла тетя.

– Да. Мы продадим все это барахло и сможем обеспечить маме уход в нормальной клинике.

– Вероника, ты уверена? Ведь вырученной суммы вряд ли хватит надолго.

– Я решила идти работать. Буду откладывать. А когда деньги от продажи вещей закончатся, возьму кредит. Буду погашать его тем, что заработаю.

– Милая, не глупи! – всплеснула руками тетя. – Тебе надо окончить колледж. И потом, – замялась она, – после всего случившегося, в городе для тебя может не найтись работы.

– Не волнуйся. Колледж бросать я не собираюсь. А работать решила репетитором. И если в городе учеников не найду, дам объявление по близлежащим регионам, буду сама к ученикам ездить.

Тетя обняла меня.

– Как рано тебе пришлось повзрослеть, девочка.

Весь остаток дня провела за тем, что фотографировала свои бесконечные платья, туфли и украшения. А ночью обрабатывала фотографии и размещала их на всевозможных сайтах.

Уже на следующий день мне позвонили из крупного столичного бутика.

– Вероника Сергеевна? – спросил приятный женский голос.

– Да, это я.

– Наш бутик «В тренде» предоставляет одежду в аренду для киносъемок и состоятельным клиентам. Мы планируем купить часть предлагаемых Вами вещей и украшений. Когда удобно к Вам подъехать?

Мы договорились с обладательницей приятного голоса, и я помчалась на пост охраны при въезде в город, выписывать пропуск для представителей бутика «В тренде».

Бутик купил у меня большую часть вещей за очень и очень приличную сумму. Остальное я продала поштучно через разные сайты. Самую большую выручку принесли часы, подаренные Ланой с Лизой и духи, что купил для меня Саша. Я их так и не распаковала.

В моем платяном шкафу осталось только самое необходимое. Единственное, с чем я не смогла расстаться - это с подарком папы, бриллиантами, обрамленными в серебро и подарком мамы, платьем, которое я надевала в самый последний день моей беззаботной жизни, в день моего восемнадцатилетия.

Маму перевезли из следственного изолятора в частную психиатрическую клинику, чьи услуги я оплатила на полгода вперед.

В мае в колледже начинались экзамены. Первым шло страноведение на английском языке. Отстрелявшись и получив заслуженную пятерку, забежала в раздевалку. Надела легкий плащик и… путь мне преградил Глеб. Третьекурсник, тот самый здоровый нападающий футбольной команды, с которым время от времени развлекалась Лана.

– Торопишься, куколка?

– Представь себе, – попробовала обойти я громилу.

– Не так быстро, – больно ухватил он меня за локоть.

– Что тебе нужно? – спросила с вызовом, хотя на самом деле тряслась от страха. Ведь мне не совладать с этим здоровяком. И ни одного человека поблизости. Все, либо в классах на экзаменах, либо дома, готовятся к ним.

– Знаешь, – усмехнулся Глеб, – ты всегда нравилась мне.

– Да? – искренне удивилась я. – Никогда не замечала интереса с твоей стороны.

– Это потому, что раньше ты была увлечена Саньком и не замечала ничего вокруг.

– Извини, но ты мне совсем не нравишься, – вновь попыталась прорваться я к выходу из раздевалки.

Глеб перехватил меня за талию, глумливо засмеявшись.

Пыталась вырываться, царапаться, пинать его ногами. Но парень повалил меня на пол, зажал рот одной рукой, чтобы не кричала, а вторую запустил мне под юбку.

Я задыхалась под его грубой ладонью, его тяжелое тело плотно вдавливалось в мое, не давая не то что сопротивляться, а вообще двигаться. Из моих глаз полились слезы. Неужели меня сейчас изнасилуют?

Но кто-то свыше не дал свершиться насилию.

– Ты идиот? – сдернули с меня мерзкую тушу.

– Какого черта?! – взбеленился Глеб, занося кулак.

Но тот, кто вмешался, перехватил его.

– Посмотри туда, – указал на потолок мой спаситель.

Я тоже невольно подняла глаза. На потолке мигал огонек камеры.

– Дьявол! – выругался несостоявшийся насильник.

– Вот именно. Если тренер это увидит, тебя вышибут из команды.

– Ты прав, – подтянул Глеб свои спущенные спортивные штаны. – Надо валить отсюда. Попробую изъять запись. – Еще увидимся, куколка, – подмигнул он мне и, наконец, убрался.

– Спасибо, Мстислав, – неловко поднялась я с пола.

Он не подал мне руки, чтобы помочь, и ничего не ответил. Просто развернулся и вышел вслед за громилой.

Я знала этого парня. Третьекурсник. Играет в футбольной команде с Сашей и Глебом. Мы познакомились еще в детстве, когда занимались в одной музыкальной школе, где я постигала скрипку, а Мстислав барабанную установку. А еще, он сын Удельного Сергея Константиновича, того самого мужчины, который, не убоявшись пересудов, присутствовал на похоронах моего отца.

Домой приехала в мрачном расположении духа. Теперь придется быть втройне осторожной. Этот боров Глеб не упустит подходящего случая, чтобы завершить начатое.

Но о Глебе я тотчас забыла, стоило мне увидеть тетю. Арина, и так не отличавшаяся здоровым видом, сейчас походила на мертвеца. Она лежала на своей кровати, вытянув руки вдоль туловища. Ее лоб покрывала испарина, глаза ввалились, рот перекосило от боли.

– Что с тобой? – с тревогой разглядывала я ее.

– Вероника, девочка моя, не хотела я, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Но от правды не убежишь.

– Ты заболела?

– Давно уже. Болезнь подтачивает меня.

– А лекарства? Ты что-то пьешь?

– Регулярно. Но нужные лекарства слишком дороги. Мне, как инвалиду, лекарства предоставляются бесплатно государством. И этого хватает, если вовремя проходит финансирование. Но если оно задерживается, то надо, либо покупать за свой счет, либо потерпеть.

– И ты предпочитаешь терпеть? – рассердилась я.

– Вероника, у меня слишком маленькая пенсия. Работать, к сожалению, я уже не могу. Пока был жив Петя, он покупал лекарства, но, когда муж умер, я едва свожу концы с концами.

– О какой сумме идет речь?

Тетя назвала, а я присвистнула.

– Почему ты не обращалась за помощью к сестре? Если бы мама знала, она не оставила бы тебя.

– Дорогая моя, Марьяна, с той самой ссоры в день их с Сергеем свадьбы, ни разу не позвонила мне. Признаю, я тогда вела себя неподобающе, но до сих пор считаю, что она должна была хотя бы попросить у меня прощение за то, что сделала. Я просто не могла переступить через свою гордость и обратиться за помощью к сестре. Понимаешь?

– Да, наверное, понимаю, – ободряюще улыбнулась я ей. – Арина, а ты не пробовала продавать все эти гобелены?

– Что? – не поняла тетя.

– Твои гобелены. Они очень красивы.

Я говорила искренне. Все стены тетиной комнаты украшали рамы с вставленными в них вышитыми картинами. Гобелены украшали не только ее комнату, но и прихожую. Подозреваю, что были и другие полотна, запрятанные по шкафам ее квартиры.

– Тебе правда нравится?

– Правда. Особенно те, что с цветами.

– Если ты поможешь мне с продажей, я не прочь немного поторговать, – слабо улыбнулась тетя. – Но я совсем не умею всего этого делать через компьютер.

– Конечно, помогу. Давай так, как только тебе станет полегче, ты отберешь те полотна, с которыми готова расстаться, а я размещу фотографии на нужных сайтах.

– Заметано, – смешно прозвучало слово молодежного сленга из уст тети.

– А пока подумаем, где взять деньги на твое лекарство.

– Не беспокойся обо мне, Вероника. Рано или поздно субсидия поступит, и я куплю лекарства.

Но я не собиралась ждать этого рано или поздно. Не хватало еще лишиться вновь обретенной родственницы. И нужная сумма, можно сказать, буквально упала мне в руки на следующий же день.

– Класс, внимание! – призвала нас Алевтина после консультации к экзамену по техническому переводу. – Через две недели у нас выпускной вечер. Кто сдавал деньги, запомните, автобусы отправляются ровно в шесть утра. Не опаздывать. Ждать никого не будем.

– Почему так рано? – заныла Лиза.

– Наша Лиза долго спит,

В блаженстве до утра.

Как же я завидую тебе,

Лизкина кровать! – продекламировал Стас.

– Не паясничайте, – прикрикнула кураторша и добавила:

– Рано, потому что ехать далеко, а у нас программа насыщенная.

– Алевтина Демьяновна, – подошла к учительнице, когда все разошлись, – могу я вернуть деньги за выпускной?

– Можешь. Как раз Минина со второго курса изъявила желание ехать, а мест уже нет. Вероника, но ты уверена? Твои родители заранее внесли оплату на эту поездку.

– У меня папа умер, мама в сумасшедшем доме и тетя делает вид, что может обойтись без лекарств. Так что, да, я вполне уверена.

– Хорошо. Давай, сразу свяжемся с Мининой.

Она набрала номер второкурсницы.

– Людмила, ты еще горишь желанием ехать на выпускной?

– Да!!! – заорала невидимая Людмила.

– Когда сможешь внести оплату?

– Сейчас! Я деньги с собой ношу, чтобы никто меня не опередил, если место освободится. А что, кто-то отказался?

– Вероника Гербова. Приходи в кабинет французского языка. Сразу передашь ей деньги, а я пока твое имя в списки внесу, вместо Вероники.

– Бегу! – закричали в трубку. И уже минут через пять Люда Минина появилась в кабинете.

Девушка отдала мне требуемую сумму, удостоверилась, что ее внесли в списки и убежала делиться радостной новостью со своими друзьями.

– Вероника, – окликнула Алевтина, когда я уже собралась уходить. – Твоя мама теперь ведь находится в том же учреждении, что и моя?

– Да, – ответила с опаской, не зная, к чему она клонит.

– Я знаю, как можно сэкономить на ежемесячном платеже, – неожиданно заявила она.

– Это возможно?

– Да. Я тоже не сразу узнала и первые месяцы переплачивала. Надо подать заявление в соцзащиту, что ты являешься опекуном и в связи с трудным материальным положением просишь получать дотацию. Сумму, конечно, выделяют небольшую, но все же. Соцзащита сама переводит деньги в клинику, а клиника, соответственно тебе выставляет счет, уменьшенный на эту сумму.

– Спасибо большое, – с чувством поблагодарила я Алевтину.

Уж не знаю, почему она принимает во мне такое участие, но я была искренне ей благодарна.

– Ты уверена? Не поедешь на выпускной? – не могла поверить тетя.

– Арина, я не смогу веселиться, зная, что ты тут умираешь. Да и не хочу я ехать… после всего.

В колледже сложилась традиция, каждый год студенты со всех четырех курсов могли поехать на празднование выпускного вечера. Записывались и сдавали оплату заранее. Понятное дело, что позволить себе поездку могла элита и какая-то часть из середняков. Администрация колледжа бронировала отель на три дня и составляла интересную программу. В этом году выпуск будет проходить в одном из отелей города Переславль- Залесский на берегу Плещеева озера. Помимо вечеринки и культурной программы с посещением музеев, выпускников ждет фестиваль воздушных шаров с возможностью отправиться в полет на этом самом шаре.

Переживу.

Я сдала экзамены и занялась поиском учеников. Как ни странно, на мои объявления откликнулось не так уж и мало людей. В основном родители школьников из середняков, кому требовалось подтянуть за лето иностранный язык. Их устраивала запрашиваемая мною цена, что была ниже рыночной.

Первое лето в моей жизни без заграничных курортов, вообще без каких-либо курортов и развлечений. И пролетело оно быстро.

– Все трудишься, голубка моя, – сокрушалась тетя, когда я отправлялась к очередному ученику.

– А что просто так сидеть? Подруг у меня теперь нет. Парень меня бросил. Денег куда-то сходить нет. К тому же, с сентября я не смогу взять много учеников, заработок уменьшится. Надо постараться накопить как можно больше за лето.

С началом осени возобновились занятия в колледже. Теперь я второкурсница. Хорошая новость состояла в том, что после лета не вернулся здоровяк Глеб. Его предков перевели на службу в столичную больницу, в связи с чем, вся семейка убралась из города.

Ножом по сердцу полоснула весть о том, что Саша теперь встречается с Тоней Халбицкой, чей отец занял на заводе должность моего отца.

Я перестала посещать футбольные матчи.

– Они на выпускном скорефанились, – сообщила мне Василиса Рогожина.

Вася за лето стала еще толще, что ее совсем не печалило. Она продолжала есть на уроках и стойко сносить колкости одногруппников.

– Снится Ваське ночью колбаса,

Рыба семга и икра, – дурашливым голосом завывал Стас.

– Почему ты это терпишь? – спрашивала я ее.

– Да мне все равно, пусть сочиняет, – отвечала незлобливая Василиса.

Эта девочка оказалась единственной во всем колледже, кто готов был со мной общаться. Да, еще нескладный Боря Блатграп. Он даже стал задавать мне вопросы. Правда, всегда невпопад и не по делу.

– Какая у тебя группа крови? – спрашивал он.

– Как хорошо ты знаешь Германию? – следовал такой вопрос.

– Драться умеешь? – неожиданно уточнял он.

Я совсем не понимала его, но на вопросы отвечала.

Элита сторонилась меня, упорно поддерживая версию моего участия в махинациях благотворительного фонда. Голяки и середняки смотрели насмешливо, не принимая в свои стайки. И только Вася Рогожина, над которой в прошлом я смеялась не меньше остальных учащихся, не отвернулась от меня. И, что уж тут говорить, … она делилась со мной едой.

Возможно, Василиса и Боря хорошо относились ко мне потому, что и сами считались изгоями в колледже. Они подвергались не меньшему троллингу, чем я. А я старалась учиться у них тому спокойствию, с которым они воспринимали травлю. Порой, это было очень сложно. Вот, как сегодня.

Последний урок окончился, и я спешно покинула стоянку колледжа. Надо успеть к ученику.

Только выехала на нужную дорогу, мимо, вихрем пронесся Mercedes одного из третьекурсников. Из открытых окон долбила агрессивная музыка, и слышался смех нескольких парней. Неожиданно, машина стала сбавлять скорость, и стоило мне подъехать ближе, как ее водитель резко затормозил.

– Придурок! – выругалась я, едва не врезавшись.

– Эй, курочка! – высунулся из окна один из пассажиров Mercedesa, – говорят, тебе подпалили перышки. Мы не против тебя пощипать!

Вспомнила слова автоинструктора - «Не отвечайте на дороге встречной агрессией и постарайтесь сохранять спокойствие. Когда вы находитесь за рулем - эмоции не самые лучшие помощники вам».

Показала парню средний палец.

В машине заржали. Mercedes мигнул задними фарами и с визгом стартанул. Успела заметить, как из его заднего окна что-то вылетело, но не успела затормозить и наехала на это что-то. Машину сразу повело, в переднем правом колесе послышался посторонний стук. Пришлось съехала на обочину.

– Вот черт! И что теперь делать?

Колесо быстро спускалось. В него воткнулся огромный гвоздь, торчащий из дощечки. Это ее стук я услышала, когда машину повело. Ближайший шиномонтаж в пятнадцати минутах езды. С таким колесом не доехать. О том, чтобы поменять колесо самой, не могло быть и речи. Я его попросту не подниму. Остается только вызывать эвакуатор и расставаться с деньгами, которые с таким трудом копятся на будущие взносы за мамино лечение.

На обочину плавно съехала черная Toyota Camry.

– Что случилось?

– Колесо пробило, – ответила я Мстиславу.

– Запаска есть?

– В багажнике.

– Открывай.

В изумлении уставилась на парня в дорогом костюме. Почему-то Мстислав предпочитал носить костюмы, а не футболки с джинсами, как большинство парней колледжа.

Так как я не двигалась, он слегка пожал плечами и сам открыл багажник Forda. Достал запасное колесо и домкрат.

– Инструментов нет?

– К-каких инструментов? – прозаикалась я, осознавая, что выгляжу полной дурой.

Мстислав вздохнул и вернулся к своей машине. За чемоданчиком с инструментами. А уже через пару минут он снимал пробитое колесо и менял его на запасное. Ему потребовалось пятнадцать минут.

– Все, – закрыл он крышку багажника моего Forda. – Потом заедь на шиномонтаж, попроси, чтобы проколотое колесо заклеили.

– Хорошо, заеду.

– Мстислав, – остановила я его, когда он уже собрался уходить. – Ты разве не знаешь, что со мной никто не общается?

– А я и не общаюсь. Просто помог колесо поменять. Или ты сама могла поменять?

– Нет, не могла.

Он уехал, больше ничего не сказав. Его красавица Toyota быстро скрылась из виду.

К своему ученику, постигающему английские транскрипции, я опоздала всего лишь на четыре минуты.

Дома тетя обнаружилась за компьютером.

– Что изучаешь? – посмотрела на экран и не поверила своим глазам.

«Троллинг - это оскорбительные и провокационные издевательства», – прочла я вслух.

– Арина, зачем тебе знать, что такое троллинг?

– Сын нашей соседки Майи Степановны говорит, что ты подвергаешься этому самому троллингу в колледже, – чуть смутившись ответила она. – Милая, это так?

– Есть немного, – нехотя призналась я. – Но ты не волнуйся, все не настолько ужасно. И вообще, лучше бы ты вышивала, а не морочила себе голову, – попыталась отвлечь я ее.

Маневр удался.

– О, Вероника! Мне удалось продать два своих гобелена, – восторженно сообщила она.

– Вот видишь, говорила же, что покупатели найдутся.

Недавно я зарегистрировала тетю в различных сообществах, связанных с рукоделием и научила, как выставлять товары на продажу. Теперь она радовалась каждому лайку под фотографиями своих работ и обязательно сообщала мне, что кому-то еще понравился тот или иной ее гобелен.

– А куда делась фарфоровая собачка? – заметила я отсутствие одной фигурки на полке.

– Мне показалось, что тебя раздражают все эти статуэтки, и я решила перенести их в свою комнату. Только начала, как пришла Майя со своим троллингом. Вот я и отвлеклась.

– Пожалуйста, не убирай. Пусть собачка вернется на место.

– Ты серьезно? – озарилось улыбкой лицо тети.

– Вполне, – заверила я ее.

И ничуть не кривила. То, что еще совсем недавно казалось мне мещанством и безвкусицей, приобрело иной смысл. Теперь-то я знала, что эту собачку тетя с мужем привезли из Ликино-Дулево, а вот эта дама - Вербилковский фарфор. Чудесный сине-белый кот приехал из Гжели, а глиняный баран из Дымково.

Арина с дядей Петей не имели возможности посещать заграничные курорты, зато они объездили всю Россию, изучили все наши народные промыслы и отовсюду привозили памятные вещицы.

Не возмущали больше и пестрые дощечки на кухне. Наоборот, меня стало восхищать мастерство художников из Хохломы и Городца.

– Ты завтра навещаешь Марьяну? – спросила тетя.

– Да, еду к маме сразу после колледжа.

– Я вышила для нее небольшую картину. Возможно, ее порадует.

– Анютины глазки? – взяла я из рук Арины небольшое полотно, уже вставленное в рамку. – Мамины любимые цветы.

– Сестре всегда нравились эти цветы. Она говорила, что ее жизнь будет такой же яркой, как лепестки анютиных глазок, – вздохнула тетя.

– Мама, смотри, что я тебе принесла, – передала на следующий день тетин подарок.

Мама долго рассматривала гобелен, водя пальцами по стежкам. Затем улыбнулась и швырнула картину об стену.

– Мама, этим не бросаются, это ставится на тумбочку, – вставила я картину в вылетевшую от удара рамку.

Она безучастно отвернулась от меня и принялась расчесывать свои волосы. Ее волосы, после папиных похорон, полностью поседели, но приобрели не мышиный серый цвет, а молочно-белый.

Выходя из палаты, столкнулась с Алевтиной.

– Как мама? – спросила учительница.

– Без изменений.

– Это лучше, чем если бы ей стало хуже, – попыталась поддержать она меня.

– Алевтина Демьяновна, простите меня, – неожиданно для самой себя произнесла я.

– За что? – не поняла женщина.

– За то, что не понимала, не хотела понимать, каково Вам приходится. Я вела себя отвратительно.

– Вероника, ты же не могла знать. Все в порядке, – протянула она мне руку.

– Спасибо, – ответила я на пожатие.

– Вероника Сергеевна, – прервал нас заместитель главврача клиники по административным вопросам.

– Да?

– Заканчивается октябрь. Вы помните, что в ноябре надо вносить плату за содержание Марьяны Вениаминовны?

– Конечно. Счет будет оплачен вовремя, – заверила я мужчину.

Как раз вчера подала заявку на кредит и ждала одобрения от банка. Как только банк зачислит деньги на мой счет, переведу требуемую сумму в клинику.

Утром слегка припозднилась к первому уроку. На дороге образовалась пробка из-за аварии. В этой пробке стояла не только я, но и большинство учеников и преподавателей. Так что на занятия бежали все вместе.

– Вероника! – окликнул до боли знакомый голос.

Я споткнулась от неожиданности, неуклюже взмахнув руками, стала падать. Но Саша подхватил меня. Электрический разряд пробежал в том месте, где наши руки соприкоснулись.

«Скрещенья рук, скрещенья ног. Судьбы скрещенья», – сами собой возникли в голове строчки из стихотворения Бориса Леонидовича Пастернака[1].

Мы не разговаривали с Сашей с того самого злополучного дня, когда он оставил меня одну на парковке.

Я все еще любила его.

– Вероника, я только хотел сказать, – начал он.

– Любовь моя, пришел навестить меня? – высунулась из класса Халбицкая. Девушка оттеснила меня и повисла на шее у Саши.

Я быстро зашла в класс, где преподаватель всемирной истории уже записывал тему урока на доске.

– Гербова, давай быстрее, – поторопил он меня.

Половину урока я думала о Саше и о том, что он хотел мне сказать. Его связь с Тоней ранила. Его отказ от меня переносился болезненно. Но в свете того, что случилось с моими родителями, не настолько чувствительно, как откажись он от меня, если бы моя жизнь осталась прежней.

– Тебе сообщение пришло, – отвлек от тягостного самокопания Борька Блатграп.

– Спасибо, – достала я телефон из кармана рюкзака.

Прочитав сообщение, забыла и о Саше, и о своих не угасших чувствах к нему.

Не может быть! – перечитывала строки сообщения вновь и вновь. Я даже не допускала мысли, что такое возможно.

– Он мой! – возникла у моей парты Тоня Халбицкая, когда прозвенел звонок.

– Кто? – нервно кидала тетради и учебники в рюкзак, не понимая, о чем говорит блондинка.

– Саша Зарецкий. Не мечтай, что он вернется к тебе!

– Да ради бога! – оттолкнула я ее со своего пути и бросилась на улицу.

– Ненормальная! – крикнула Тоня вслед.

Но мне было не до нее.

В парке за колледжем имелось несколько укромных лавочек. На одной из них я и устроилась, дав волю слезам и не обращая внимания на колючий ветер.

– Неприятности?

– Ты что, следишь за мной?

Мстислав устроился на лавочке рядом.

– Нет, просто ты выскочила на улицу, как буйнопомешанная. Я решил проверить, не собралась ли ты наложить на себя руки.

– Даже если и так, тебе-то что? – рявкнула я.

– Так скажешь, что случилось? – проигнорировал он мой выпад.

– Банк отказал выдать мне кредит, – протянула я ему телефон с открытым сообщением на экране.

– Зачем тебе такая большая сумма? – прочел он ответ на мой запрос в банк.

– Мама в частной клинике. Лечение стоит дорого, – пояснила, немного взяв себя в руки.

– Ясно.

Какое-то время я глотала слезы, а Мстислав просто молча сидел рядом. Потом достал из кармана пиджака банковскую карту и протянул мне.

Я не понимала его действий и не спешила брать карту. Тем временем, из своей сумки он извлек ручку с бумагой и написал четыре цифры.

– Это пин-код. Переведешь в клинику сколько надо.

– Но… я не могу.

– Почему? Ты же собиралась платить кредит банку. А будешь платить мне. Так тебе получится даже выгоднее, не придется переплачивать банковский процент.

В изумлении рассматривала парня, только сейчас подмечая насколько он привлекателен. В школьные годы Мстислав не особо отличался от своих сверстников, был обычным нескладным мальчишкой. Сейчас, подле меня, расположился высокий, красивый парень с копной темных волос, по которым он только что небрежно провел пятерней. Узкое лицо с сильно очерченными скулами, тонкие губы, очень выразительные глаза. «Настоящий аристократ», – сказала бы моя мама.

– Почему ты помогаешь мне? Я ведь вижу, что не особо нравлюсь тебе.

– Из-за твоего отца, – помолчав, неожиданно ответил Мстислав.

– Из-за моего папы? – изумилась я.

– Твой отец был хорошим человеком. Мои родители уверены, что его специально оговорили, подставили. А я доверяю своим родителям.

Меня вдруг накрыло жуткое понимание. Я вспомнила, как на моем дне рождения о чем-то шептались отцы Лизы, Саши и Тони. Наверняка, с ними в сговоре и этот следователь, Константин Петрович, что проводил обыск в нашем коттедже. Он попросту подкинул улики. Выходит, все обвинения были сфабрикованы. И те, кто подставил папу, тщательно готовились. Специально ждали моего восемнадцатилетия, чтобы я ни на что не смогла претендовать. Вот почему папа выглядел таким поникшим, когда ему предъявили обвинения. Он понял, что его предали те люди, кому он доверял. И сердце его не выдержало вовсе не из-за ареста. Оно не выдержало оговора, вероломного предательства.

Мстислав ушел, оставив в моих руках карту и бумажку с пин-кодом. А я еще долго сидела на лавочке, размазывая слезы по лицу. Поднялась, когда почувствовала, что сильно продрогла на ветру.

Отменила на сегодня два урока с учениками и поехала в офис Аркадия Лукича.

Адвокат внимательно выслушал меня, осушил стакан воды, похрустел пальцами и задумчиво произнес:

– То, что ты говоришь, Вероника, звучит вполне убедительно. Признаться, я и сам подозреваю сговор. Но, в деле замешаны слишком влиятельные лица. Если я начну копать, меня попросту уберут.

– И что, совсем ничего нельзя сделать? Мы должны обелить имя моих родителей!

– Твое желание понятно. Давай так, ты о своих подозрениях не болтай. Не ровен час, услышит тот, кому не следует. А я пока буду зондировать почву и собирать материал, которым мы воспользуемся в подходящий момент.

Меня не совсем устраивало предложение Горского. Я хотела тотчас начать действовать, начать расспрашивать людей. Но, конечно же, разумность его доводов казалась очевидной. Поэтому, я пообещала не высовываться и ждать информации от адвоката.

Время бежало быстро. Занятая учебой, работой, домашними делами, и не заметила, как подкрался слякотный апрель. Я приняла предложение Мстислава и исправно вносила платежи на его карту. Он никогда не торопил меня, да и вообще больше не общался со мной, присылая лишь сообщения с подтверждением, что очередной перевод от меня получен.

Саша более ко мне не подходил. Порой, ловила на себе его взгляды. Я отворачивалась.

А незадолго до моего дня рождения исчез Боря Блатграп.

– Его родители продали бизнес и уехали в Дортмунд, – пояснила нам Алевтина.

Расстроилась. Ну да, у них же немецкие корни, вот и подались в Германию, – сердилась я на то, что, Боря уехал, даже не попрощавшись.

Мои девятнадцать лет мы праздновали вдвоем с тетей на маленькой кухоньке ее квартиры. Пили красное вино и ели шоколадный торт, который Арина выпекла сама. Смотрели новости, транслируемые через крошечный телевизор, едва вместившийся на стене кухни.

– Арина, смотри! – подскочила я, вперившись в экран телевизора.

– Ученые и экологи подвели итоги экспедиции по исследованию популяции гренландских китов в Охотском море. Это единственная популяция редкого кита, которая не покидает российских вод. Выяснилось, что животные запутываются в орудиях лова, – говорил диктор. – Экологи отметили, что подобные запутывания могут оказаться очень опасными для китов - по мере продвижения животного в воде веревки затягиваются на теле все более плотно, что зачастую приводит к ампутации хвостового плавника*.

Диктор еще много говорил, а в конце репортажа добавил:

– Мы приносим искреннюю благодарность благотворительному фонду Гербовой Марьяны Вениаминовны. Фонд собрал нужную сумму всего за один день, благодаря чему и состоялась экспедиция.

Я заплакала. Тетя тоже.

– Надо обязательно сказать Марьяне.

– Я покажу ей репортаж по телефону. Врач считает, что мама хорошо реагирует на визуализацию.

– Вероника, что же это я?! – спохватилась Арина. – У меня есть для тебя подарок.

Она убежала в свою комнату и вернулась с конвертом.

– Билет на выпускной вечер?! – не могла поверить я.

– Да, – гордо ответила тетя. – Мои гобелены хорошо покупают, вот я и накопила. В прошлом году ты лишилась выпускного по моей вине. Поэтому, на этот раз ты обязательно едешь!

– Тетя, спасибо, – обняла я ее.

– Мне не удалось выкупить номер для элиты, но Ваша Алевтина заверила, что номера попроще не такие уж плохие.

– Это не важно. Главное, я смогу поехать.

– Алевтина сказала, что поселит тебя с Василисой Рогожиной. Ты ведь не против этой девочки?

– Совсем не против, – заверила я тетю.

В этом году выпускной будет проводиться неподалеку от города Ярославль. И, помимо вечеринки, в отеле, который забронировала администрация колледжа, выпускники смогут поплавать с дельфинами.

[1] Из стихотворения Б.Л. Пастернака «Зимняя ночь»

* Данные Института проблем экологии и эволюции имени А.Н. Северцова Российской Академии Наук.