Мы мертвые

На втором этаже были две двери, ведущие в спальни, ни одной из которых давно не пользовались. На полу одной из комнат лежала детская кукла, покрытая слоем пыли и паутины. Может быть, девочка, которая жила там, сбежала, и, где бы она сейчас ни была, жизнь продолжается почти так же, как и раньше. А у Дрена? Он был благодарен, что его родители не могут видеть его сейчас. Он думал, что отец поймет, но знал что мать — нет.

На первом этаже были еще две комнаты с закрытыми дверями. Он затаил дыхание, подкрадываясь к первой. Он потянулся к дверной ручке, крепче сжал нож и поднял его, готовый нанести удар.

Ручка заскрипела, когда Дрен повернул ее, и он быстро толкнул дверь. Кровать стояла в дальнем углу комнаты. Кто-то спал под одеялом. Джакс. Это должен быть Джакс.

Чтобы добраться до кровати, потребовалось четыре шага. Дрен почувствовал, как в нем поднимается гнев. Возмездие.

Дрен схватил Джакса за плечо, чтобы перевернуть его и вонзить нож ему в сердце, но его рука просто утонула в одеяле. Там никого не было. Дрен собирался проткнуть какое-то свернутое постельное белье.

Черт. Джакс, должно быть, в соседней комнате.

Он повернулся и пошел обратно. На лестничной площадке он остановился, услышав мужской голос снизу. Не Джакса. Этот голос был моложе, не такой измученный.

— Мы пока не знаем, кто такой новый губернатор, но Черепа не ждут. Они вышибают двери и хватают всех, кого хотят. Это хуже, чем было долгое время.

Дрен перегнулся через перила, пытаясь разглядеть говорившего. Он не подумал, что Джакс может быть с кем-то еще. Нечего беспокоится о старике, но если с ним был другой шулка…

— Нет никакой логики в том, кого они забирают, — продолжил мужчина. — Все это так случайно, мы не можем вовремя убрать их цели, чтобы спасти хоть кого-либо.

Черт возьми, Дрен не собирался рисковать. Джакс мог подождать. Дрен, в конце концов, был терпеливым человеком, и он не собирался идти на самоубийственную миссию. Он попятился к лестнице. Теперь он знал, где живет Джакс, и мог вернуться, когда ему заблагорассудится. Он развернулся. Пора уходить.

— Я думал, мы тебя убили, — сказал Джакс, сидя на лестнице, ведущей на следующий этаж. Широкая ухмылка на лице старика и дубинка в его руке. — Осторожнее со своим ножом — ты можешь кого-нибудь поранить, если не будешь осторожен.

Дрен не мог в это поверить:

— Как, черт тебя возьми, ты ко мне подкрался?

Джакс только усмехнулся и выпрямился. Теперь, когда они оба были на ногах, Дрен понял, насколько шулка крупнее его. Джакс, должно быть, был выше шести футов ростом. Широкоплечий. Теперь, когда его спина выпрямилась, он внезапно перестал выглядеть таким хрупким. Дрен мог видеть в нем воина, тело, созданное за всю жизнь сражений.

— Итак, ты хочешь продолжить разговор или мы сразу перейдем к попыткам убить друг друга? — спросил Джакс.

Дрен улыбнулся, пожал плечами, пытаясь выглядеть застенчивым, как мальчик, которого застукали за тем, что он запустил руку в торт. «Наверное, будет лучше, если мы перейдем сразу к убийству». Он сделал выпад с ножом еще до того, как закончил предложение, мысленно представив, как лезвие уже погружается в живот Джакса.

Только старика там не было. Он отступил в сторону, и, когда удар Дрена пролетел мимо, Джакс ударил его дубинкой по руке. Рука онемела, и он выронил нож. Дрен развернулся, каким-то образом удерживая равновесие, и нанес удар другой рукой, но Джакс отклонил голову в сторону, и Дрен снова промахнулся. Он попробовал один хук правой, но рука не слушалась, и Джакс врезал дубинкой по животу Дрена. Дрен упал на колени, и его вырвало желчью на пол. Гнев, унижение и ненависть смешались с кислотой в его желудке, и он с криком бросился на Джакса. Он бы выцарапал этому гребаному хрену глаза пальцами, если бы пришлось, разорвал бы ему горло зубами.

Джакс основательно треснул его в челюсть. Бросил на пол. Дрен сплюнул еще больше блевотины и крови и уставился на Джакса, который стоял без единой капельки пота на лбу.

— Давай, пацан. Ты можешь придумать что-нибудь получше. Я думал, ты убийца. — Ублюдок рассмеялся.

Дрен заметил свой нож, лежащий у лестницы, и бросился к нему, а не к старику. Джакс подождал, пока пальцы Дрена не окажутся на рукояти, а затем топнул своими большими тяжелыми ботинками. Дрен закричал, когда каблук Джакса раздавил ему пальцы, но другой удар ботинком в живот заставил его замолчать. Он свернулся калачиком в углу лестничной площадки, баюкая свою руку, пытаясь отдышаться.

— Хочешь сказать что-нибудь смешное? Какие-нибудь оскорбления в мою сторону? — спросил Джакс. — Нет?

Дрен понял, что у него нет шансов против Джакса. Не сейчас. Не так. Он был глуп, думая, что у него есть. Во всяком случае, не в прямом бою. Ему нужно было уйти.

— Только не говори мне, что с тебя хватит, — сказал Джакс. — Я всего лишь старик. — Он помахал культей. — И к тому же однорукий.

— Пошел ты нахуй, — выплюнул Дрен и бросился вниз по лестнице. Он попытался перекатиться, чтобы защитить голову, когда ударился о лестничную площадку внизу. Он отскочил от ступенек и стены, прежде чем растянуться на полу ковровой лавки и оказаться лицом к лицу с мужчиной в инвалидном кресле. На секунду они встретились взглядами, но Дрен услышал, как Джакс спускается по лестнице. Пора уходить. Он вскочил и побежал к выходу из магазина. Дверь была заперта, так что оставалось только окно. Он вскочил на груду ковров и бросился через нее головой вперед. Стекло и дерево разлетелись вокруг него вдребезги.

Дрен сильно ударился о землю, разбив голову, и его засыпало осколками стекла. Он порезал ноги о прилипшее к босым ступням стекло, когда, пошатываясь, бросился в толпу. Он проталкивался сквозь толпу, не обращая внимания на проклятия и крики. Каждый вдох причинял боль. Каждый кровавый шаг был мучением. Он все еще не понимал, как старик побил его, но, когда Джакс отведет взгляд, Дрен вернется. Это еще не конец — ни в коем случае. Дрен вернется с бомбой в руке и будет наблюдать за взрывами.

Он не видел Черепов, пока не столкнулся с ними. Он отскочил от одного и приземлился на задницу, оставив кровавое пятно на белой броне солдата. Два Черепа вздернули его на ноги и крепко держали.

Череп посмотрел на пятно, которое Дрен оставил на его броне, затем поднял глаза на Дрена:

— Ты покойник.

— Спасибо Кейджу, что я вас нашел. Кто-то пытался меня убить, — сказал Дрен. — Я только что сбежал.

Череп посмотрел вниз по улице, мимо Дрена:

— Почему кто-то хочет тебя убить? Поймать как ты красть?

— Этот человек — мятежник. Я подслушал, как он замышлял напасть на солдат. Он поймал меня прежде, чем я смог убежать, чтобы вас предупредить.

— Мятежник? — Это привлекло их внимание.

Дрен указал вниз по улице:

— В ковровой лавке. Там, откуда я сбежал, разбито окно. Чувак внутри — главный ханран. Вы должны его арестовать.

Череп небрежно ударил Дрена тыльной стороной ладони по челюсти. Только солдаты, державшие его руки, удержали Дрена на ногах. Череп сказал что-то на эгриле, что Дрену не понравилось.

— Я не могу туда вернуться, — закричал Дрен. — Он меня убьет. Я сказал вам, где его найти. Пожалуйста, отпустите меня — мне даже не нужна награда.

— Тихо, — сказал Череп. Дрен видел, как удар приближается, но избежать его было невозможно.

33

Дарус

Айсаир

Дарус должен был признать, что наблюдать за Киориу было приятно. Вместе с дрессировщиков Осмером и его зверями он вернулся на тайное место встречи повстанцев Джии. Спущенные с поводков, Киориу стали рыскать по щебню, как встревоженные кошки, осматривая каждый камень. Дважды они даже осмотрели Даруса, рыча и щелкая зубами у ног его коня. Конь был черным боевым конем, великолепным животным, выведенным для войны, но Киориу все равно его нервировали. Солдаты держались как можно дальше от Киориу, руки всегда рядом с оружием — на всякий случай.

Дарус чувствовал на себе взгляд сестры. Она надеялась — он точно знал! — что приглашение Киориу обернется катастрофой. Ее радовала любая возможность выставить его ничтожеством.

Он игнорировал ее, насколько это было возможно, отказываясь доставить ей удовольствие. Его успех был бы достаточной местью — до того дня, когда он смог бы ее убить. Он улыбнулся. Это будет мгновение, которым можно будет по-настоящему насладиться. Это будет... изысканно.

— Сколько времени пройдет, прежде чем они обнаружат запах? — спросил Дарус Осмера, поскольку Киориу продолжали копаться в руинах.

— Столько, сколько потребуется, — ответил южанин. — Здесь была битва. Обе стороны использовали магию. Животные должны понять, какой запах мы ищем, и отбросить остальные. Это не может быть долго.

— Хорошо. Мы не можем...

Существа бросились прочь. Дарус никогда не видел, чтобы что-то двигалось так быстро. Пол или стена, им было все равно. Они понеслись по улице, перепрыгивая с одной поверхности на другую.

— Мы последуем за ними, — сказал Осмер и двинулся в путь, ничуть не обеспокоенный тем, что его создания уже скрылись из виду.

— Что, если ты их потеряешь? — спросил Дарус.

— Невозможно. Они связаны со мной, как если бы были моими конечностями.

Ради бесконечной мудрости Кейджа, Дарус ненавидел самоуверенность этого человека. Он подал знак своей сестре и охранникам следовать за ним, а затем поскакал следом за Осмером.

Вскоре стало очевидно, что Дарусу не нужен был проводник, чтобы следовать за Киориу. Они оставляли отчетливый след. Сначала были крики. Затем были разрушения. Наконец, была резня. Ничего не могло остановить Киориу. Не какой-нибудь глупый джианин. Ни окна или стены. Они оставляли за собой кровавый след и обломки, сопровождаемые воплями умирающих. Дарус должен был признать, что ему это даже нравилось. Он спешился, чтобы ему было удобнее следовать пешком, в то время как остальные пошли менее прямым путем.

— Джиане путешествовали под землей, — сказал Осмер, когда они вошли в свечную лавку. Под ногами хрустело битое стекло. У прилавка лежала мертвая женщина с разорванным горлом. Ее кровь украшала стену позади.

— Действительно, — сказал Дарус, отодвигая с дороги болтающийся обломок дерева и заходя в соседнюю лавку. Разрушения были... прекрасны. И все это было сделано так быстро. Так эффективно. — Почему у нас нет больше таких созданий?

— Это самое сложное из всех творений императора, — сказал Осмер. — И самое трудное в управлении.

— Похоже, ты справляешься достаточно хорошо.

— Это потому, что они мои дети.

— Ты хочешь сказать, что их вырастил?

Осмер посмотрел на Даруса, и в его глазах внезапно появилась печаль:

— Нет. Я имею в виду, что это мои дети. Рожденные моей женой, зачатые мной. Я отдал их императору, когда им был месяц. Он вернул их мне месяц спустя. С тех пор я их растил.

Они перешли улицу и вошли в другое здание через другую дыру в стене:

— Вот это жертва.

— Это был мой долг. Когда император просит, никто не отказывает.

— Нет большей чести. — Нет, если человек хочет жить, подумал Дарус. — Значит, они повинуются тебе, потому что ты их отец?

— У каждого дрессировщика должна быть связь — отец, мать, муж, жена. Должны быть какие-то узы верности. Без этого... — Осмер махнул рукой на выпотрошенного джианина. — Конечно, кровных уз не всегда достаточно.

Дарус посмотрел вперед. Киориу добрались до постоялого двора — «Согнутого Сука» — и бродили снаружи:

— У них есть имена?

— Конечно — Кейдж'сан и Кейдж'са.

Сын и дочь Кейджа — как удивительно оригинально. И все же, чтобы отказаться от своих детей, требовался определенный религиозный пыл, даже больший, чем глаз и ухо, которыми мужчина уже пожертвовал. Дарусу пришлось отдать южанину должное. Сделал бы он то же самое? Если бы у него были дети? Если бы Рааку попросил? Он улыбнулся. Без сомнения. Служить Великой Тьме было высшей честью:

— Похоже, они что-то нашли.

— Да. Но, я думаю, след ведет дальше, — сказал Осмер. — Возможно, они остановились здесь лишь ненадолго.

— Позови своих детей. Я прикажу своим людям обыскать это место. Возможно, кто-то из них все еще там, и я бы предпочел, чтобы их захватили живыми.

— Как пожелаешь, — сказал Осмер. Он снял с пояса маленький колокольчик и дважды позвонил в него. Воздействие на Киориу было мгновенным. На первом звоне они прекратили то, что делали; на втором отскочили назад и встали на колени перед Осмером. Рты обоих существ были залиты кровью. Осмер гладил их по головам и кормил лакомствами из маленького мешочка на поясе. Такие мерзкие создания, и все же Дарус не мог не увидеть их в новом свете теперь, когда он знал, что когда-то они были плотью и кровью Осмера. Возможно, дрессировщик позволит Дарусу скормить им свою сестру, прежде чем их призовут в другие части Империи. Это было бы восхитительно.

— Вы что-нибудь нашли? — спросила Скара, словно по заказу.

Дарусу пришлось скрыть ухмылку, прежде чем он обернулся:

— Возможно, здесь остановился Аасгод. Отправь людей внутрь и обыщите это место.

— Как пожелаешь, — ответила Скара.

Дарус наблюдал, как она передает его приказы солдатам. По крайней мере, его сестра была послушной. Если бы они поменялись местами… Одна только мысль об этом заставила Даруса взяться за один из своих ножей. Он бы уже убил ее, если бы это было так.

— Их здесь нет, — сказал Осмер, пока они смотрели, как солдаты входят в гостиницу. — Моим детям не терпится снова отправиться в путь. — Он держал их за ошейники, но, похоже, ему требовались все силы, чтобы удержать их обоих.

— Заставь их подождать, — сказал Дарус.

Киориу зарычали в ответ, но южанин сделал, как ему было сказано.

В конце концов, солдаты вернулись на улицу с пустыми руками. Они доложили Скаре, которая, в свою очередь, пришла поговорить с Дарусом:

— Они нашли на кухне потайной ход, который ведет в туннели. Похоже, они провели здесь некоторое время, но сейчас это место пусто.

— Мы можем двигаться дальше? — спросил Осмер.

Дарус кивнул.

Дрессировщик отпустил животных, и они поскакали прочь, направляясь на юг. Осмер медленно двинулся за ними.

Дарус подал знак, чтобы ему привели его жеребца. Ему надоело ходить пешком.

— Есть еще кое-что, — сказала Скара, прежде чем Дарус успел сесть на коня.

— Что именно?

— Солдаты нашли там много крови, несколько испачканных бинтов. Один из них ранен.

— А. — Он вскочил на коня и посмотрел сверху вниз на свою сестру. — Лучше всего нам попытаться поймать их до того, как раненый умрет, верно? — С этими словами он пришпорил коня, оставив Скару позади. Где ей было и место.

Они добрались до Южных ворот час спустя. Несмотря на то, что они не поймали свою добычу, Дарус был в радостном настроении. На Киориу было приятно смотреть, как они рвутся и ревут по городу. Кровь всегда делала его счастливым.

Осмер привязал существ к поводкам, и они оба свернулись калачиком у его ног, слизывая кровь со своих ног. Несмотря на то, что Дарус знал правду о том, кем они были, было трудно увидеть в этих существах хоть что-то человеческое:

— Почему мы остановились?

Осмер кивнул в сторону дороги, ведущей из города:

— Они направились на юг.

— Твои животные все еще могут их выследить?

— Конечно, — ответил Осмер. — Но сейчас я должен держать их на привязи. Они оставили бы нас слишком далеко позади, если бы я позволил им бегать на свободе. Если ты хочешь, чтобы наша добыча была жива, мы будем двигаться медленнее.

— Неважно, главное, чтобы мы их поймали. — Дарус оглянулся и увидел приближающихся Скару и остальных.

— Хорошо, что ты присоединилась к нам, — крикнул он, когда она подошла ближе. — Наша добыча покинула город. Отправь несколько человек за припасами и подкреплением и скажи им, чтобы догнали нас по дороге.

— Как пожелаешь. — Скара взглянула на затянутое облаками небо. — Ты уверен, что хочешь пойти сам, брат? Похоже, снова пойдет снег. Ты, знаешь ли, любишь комфорт.

Дарус пристально посмотрел на нее:

— Я думаю, мы поймаем их до наступления темноты, но, если нам придется ночевать в какой-нибудь деревенской гостинице, сестра, то так тому и быть.

— Так тому и быть, — ответила Скара с поклоном.

Клянусь яростью Кейджа, ей это нравилось. Она знала, что Дарус никогда не переживет позора, если Аасгод и девчонка сбегут. Только их поимка или их трупы удовлетворят Императора.

И он даст Рааку то или другое.

34

Джакс

Киесун

— Этот гребаный мальчишка. Сколько неприятностей может причинить один человек? — сказал Джакс, уставившись на разбитое окно.

— Довольно много, судя по всему, — ответил Кейн.

— Почему он не мог остаться мертвым? Учитывая все, что происходит, это последнее, что нам нужно.

— Может быть, если бы ты рассказал ему, что происходит, он бы послушал.

— Он как бешеный пес. Я ни хрена не могу ему рассказать. Ему нельзя доверять. Его нужно усыпить, пока он не разрушил все.

— Я не говорю, что он не виноват, но он не Шулка. Он не один из твоих солдат. Он доказал, что не прыгнет, когда ты говоришь прыг, но он ненавидит эгрилов и хочет, чтобы они убрались из Джии так же сильно, как и мы. Может быть, если бы мы обрисовали ему более широкую картину, он действительно смог бы нам помочь.

Снаружи кровавые следы Дрена исчезли в толпе.

— Я сверну ему шею, когда увижу в следующий раз. Вот что я сделаю. А теперь мне лучше убрать беспорядок, который он устроил. — Он схватил метлу в углу лавки и вышел на улицу, не обращая внимания на всех наблюдающих за ним людей.

Он начал подметать стекло, проклиная, как трудно это было делать одной рукой, проклиная, как легко мальчик увернулся от него, проклиная беспорядок, в котором они все оказались. Возможно, ему не следовало пытаться убить мальца, но Дрен вышел из-под контроля.

Репрессии Черепов сильно ударили по всем. И как Джакс теперь должен был возглавлять Ханран? Он едва мог подметать дорогу. Все шло так неправильно. Они проиграли войну, а теперь они проигрывали сопротивление. Если они не найдут Аасгода и ребенка до того, как это сделают Черепа, все будет кончено. Если те еще живы…

Гринер и Монон ушли еще утром, чтобы попытаться их найти. По крайней мере, этим двоим он мог доверять. Если Аасгод и ребенок все еще на свободе, они их найдут. Он жалел, что не мог пойти с ними — по крайней мере, было бы ощущение, что он действительно что-то делает, — но вместо этого ему просто приходилось оставаться на месте и ждать. Чувствуя себя бесполезным.

У них осталось три дня до прибытия корабля из Мейгора. Три дня перед тем, как будет потеряна всякая надежда.

— Джакс! — бросилась к нему его соседка, Аста. — Приближаются Черепа. Они схватили мальчика, который разбил твое окно.

Он посмотрел мимо нее, вверх по улице. Точно, отряд Черепов маршировал к нему, таща за собой Дрена. Они пришли не для того, чтобы поболтать о разбитом окне. Он нырнул обратно в магазин, бросил метлу и толкнул инвалидное кресло своего сына в дальний угол магазина.

— Пап? Что случилось? — спросил Кейн.

— Черепа, — сказал он. — Они поймали Дрена и идут за нами.

Больше ничего не нужно было говорить. Им нужно выбираться оттуда, найти другое место, где можно спрятаться. Черт, он пожалел, что у него нет меча или любого другого оружия. Нож Дрена был наверху, но не было времени его доставать.

Они прошли через бисерный занавес, отделявшую магазин от маленькой комнаты в задней части, и Джакс отпер заднюю дверь.

— Куда, по-твоему, ты идешь? — крикнул Череп, входя через переднюю часть магазина.

Джакс проигнорировал его и вытолкнул Кейна во двор, раскачивая его из стороны в сторону. Было чертовски трудно маневрировать одной рукой.

— Оставь меня, отец, — сказал Кейн. — Я тебя задерживаю.

— Нет. — Он был прав, но Джекс не хотел — не мог — оставить своего сына.

Он отодвинул засов на задней калитке и повернулся, чтобы подхватить Кейна, но тут калитка взорвалась внутрь, заставив его растянуться на земле. Во двор ворвались еще три Черепа.

— Не двигаться! — крикнул один, обнажив скимитар и приготовившись.

Еще больше Черепов бросились за ними из магазина. Джакса схватили за руку, за ноги. Удар пришелся ему в рот. Другая рука вдавила его голову в камень. Он услышал, как опрокинулась инвалидная коляска Кейна, услышал, как из нее выпал его сын.

— Оставьте его в покое. Он ничего не сделал.

— Молчание. — Удар сапогом выбил воздух из его легких.

Появился офицер и обратился к своим людям на эгриле:

— Выведите на улицу и, кто-нибудь, приведите фургон.

— Пожалуйста, оставьте моего сына, — взмолился Джакс.

Меч уколол его лицо. Он получил сообщение.

Их вывели. У магазина образовалась толпа, с каждой секундой увеличивающаяся в количестве и враждебности.

— Отпустите их!

— Ублюдки!

— Они ничего не сделали!

Джакс улыбнулся. Его народ все еще боролся. Они не сдались, они не были довольны тем, что другие страдают. Собравшихся было достаточно, чтобы обеспокоить даже тяжеловооруженных Черепов, которые толкались в ответ, выкрикивая собственные угрозы. Еще больше мечей было обнажено, когда их слова не были услышаны. По-прежнему никто не отступал. Толпа придвинулась ближе. Кочан капусты ударил одного Черепа по голове. Они не привыкли к такому сопротивлению. Джакс мог это видеть. Царили замешательство и неуверенность. Если бы это было сражение, он бы поклялся, что Черепа вот-вот сломаются. Разгромленные толпой уличных торговцев — вот это было бы зрелище.

— Не хуже любого Шулка, а? — сказал Кейн.

— Лучше. — Джакс посмотрел на своего сына, болтающегося между двумя охранниками. — Ты в порядке?

Его сын кивнул и попытался улыбнуться:

— На тренировочной площадке бывало и хуже.

Гордость переполнила грудь Джакса. «Оставайся сильным». Он старался не думать о том, как он уведет Кейна, если толпа хлынет. Он мог только надеяться, что кто-нибудь поможет. Джакс заметил в толпе мясника Дуса. Мясник знал, что Кейн не может ходить. А еще были Рикард и Олхор — все хорошие соседи. По крайней мере, на них можно было положиться.

Джакс увидел Дрена, лежащего без сознания в пяти ярдах от них. Что сказал этот дурак, чтобы обрушить на них Черепа? Что ж, он, черт возьми, вполне мог остаться там, где был. Он заслужил все, что его ожидало.

— Где этот чертов фургон? — крикнул офицер. — Нам нужно убираться отсюда.

— Мы могли бы отпустить пленных, — сказал один из солдат. — Вернуться в Дом Совета.

— Дурак, — сказал офицер. — Если бы мне не нужен был каждый человек, я бы убил тебя сам. Начинайте убивать джиан. Это достаточно быстро их разгонит.

— Нет! — закричал Джакс, пытаясь освободиться, но его держали крепко, заставляя смотреть, как Черепа атаковали толпу своими скимитарами. Это не было соревнованием. Безоружные гражданские против хорошо обученного отряда солдат. Это была кровавая бойня. Падали тела — мужчины, женщины, дети, эгрилам было все равно. И вот так просто все было кончено.

Толпа все еще была многочисленна, но они не были солдатами. Они не должны были знать, что все еще могут одолеть Черепов, если нападут. Вместо этого они отступили от вращающихся клинков, крови и криков умирающих. Черепа не остановились. Они рубили в спины всех, кто оставался в пределах досягаемости. Им было наплевать, что джиане были безоружны и убегали.

Все было кончено за считанные секунды. Улица опустела, если не считать Черепов, их пленников и груды мертвых. Среди них был Дус и Аста. Так много лиц людей, которых он считал соседями за последние полгода. Хорошие люди. Невинные люди.

Джакс смотрел, как кровь растекается по булыжникам. Темно-красная на холодном сером фоне. Колени подкосились. Если бы Черепа не поддерживали его, он бы упал, и он не был уверен, что у него хватило бы сил снова подняться.

Фургон прибыл через несколько минут, запряженный двумя черными лошадьми. Джакса, Кейна и Дрена бросили в клетку сзади. Дрен все еще был без сознания.

— Пожалуйста — мой сын — ему нужна инвалидная коляска, — крикнул Джакс, когда Череп захлопнул дверь фургона.

Кейн коснулся его руки:

— Оставь это, Отец. Не показывай им, что они добрались до нас.

— Ублюдки. Ублюдки. — Джакс стукнул кулаком по решетке.

35

Яс

Киесун

Яс сходила с ума. Здание было наглухо заперто после взрыва накануне. Никого не впускали и не выпускали. Яс умоляла ее отпустить, но эгрилы отказались. Когда она стала настаивать, ее ударили.

Они были вынуждены постоянно работать. В результате взрыва здание сильно пострадало, и нужно было подмести разбитое стекло и привести в порядок комнаты. Кухня работала сверхурочно, чтобы круглосуточно обеспечивать эгрилов едой.

Как и все остальные, Яс делала, что ей говорили, убирала, приносила и переносила, но все это время она беспокоилась о Малыше Ро и Ма. В одну минуту она благодарила Четырех Богов за то, что они позволили ей убедить Ма пойти домой и не смотреть на повешение, а в следующую молилась, чтобы Ма просто не развернулась и не вернулась на площадь, будучи такой упрямой коровой, какой она и была. Яс видела мертвых — повсюду были навалены тела. Она покончила бы с собой, если бы Ро был среди них. Или хуже: что, если бы Ма убили, и теперь Ро остался один — или, еще хуже, ранен и нуждается в помощи? Она сходила с ума, думая обо всех ужасных возможностях.

— Мне нужно выйти отсюда, — в тысячный раз сказала Яс. Она сидела с Аргой в маленькой раздевалке во время редкого короткого перерыва. Она пыталась заснуть, но это было невозможно. Если уж на то пошло, от этого стало только хуже. Если ее разум ни на что не отвлекался, он усиливал ее страхи.

— Не будь дурой, Яс, — ответила Арга. — Неужели им нужно ударить тебя по второму глазу, чтобы ты поняла, что никуда не пойдешь?

— Мне нужно увидеть моего сына.

— Мы все это знаем. Но им насрать. Мы уйдем отсюда, когда они скажут, что мы можем уйти отсюда, и ни минутой раньше. Жалуйся сколько хочешь, но это ничего не изменит — будет только хуже.

Бетс появилась в дверях с побелевшим лицом. Напуганная.

— Они хотят, чтобы все собрались на кухне.

Весь остальной персонал уже выстроился в ряд, и Яс с Аргой встали в конце. Четыре Черепа стояли рядом с Избранной. У нее было худощавое лицо, черные волосы ниспадали на плечи.

— Это все, — сказала Бетс с поклоном.

Женщина шагнула вперед и сняла с пояса дубинку:

— В Киесуне выдались не самые лучшие дни. Вчерашний взрыв был более чем неудобством для всех нас. В результате усилены меры безопасности. Мы не можем позволить, чтобы посреди нас были потенциальные предатели. — Она прошла вдоль строя, осматривая персонал, помахивая своей дубинкой. Яс слышала, как она потрескивает, и знала, на что она способна. — Мы должны быть уверены в вашей лояльности.

Яс почувствовала слабость. Она узнала женский голос, который слышала на днях в кабинете губернатора — эта Избранная сказала Эшлингу, что делать.

— У меня особый дар, — продолжила Избранная. — Я могу читать ваши мысли. — Она улыбнулась, наслаждаясь страхом, который посеяли ее слова. — К тому времени, как мы закончим, я буду знать все ваши секреты. Если ты верен нам, тебе будет позволено вернуться домой. Но если я узнаю, что твое сердце принадлежит другой стороне… Что ж, скажем так, я с нетерпением жду возможности подольше обсудить с тобой этот вопрос в другом месте.

У Яс закружилась голова. Прочитать ее мысли? Избранные узнают все. Она никогда больше не увидит Ро. Она исчезнет, даже не успев попрощаться.

Избранная начала проверку. Она ничего не говорила, просто держала лицо каждого человека и смотрела им в глаза. Она не торопилась, с некоторыми дольше, чем с другими, прежде чем перейти к следующему в очереди.

Яс наблюдала и ждала. Пот тек по ее спине. Кара не предупредила ее об этом. Избранные могли читать мысли! Она попадет в тюрьму. Ее будут пытать. И убьют. Ее ноги чуть не подкосились, но каким-то образом ей удалось удержаться на ногах. Избранная проверила уже половину ряда.

Яс подумала о том, чтобы признаться. Может быть, они отпустили бы ее, и она смогла бы вернуться к Ро. По-прежнему жить с ним где-нибудь. Простят ли они ее? Она посмотрела на Избранную. Нет — в этой женщине не было милосердия. Они все равно будут пытать Яс. Убьют. Они захотят сделать из нее пример, чтобы отпугнуть любого, кто может оказаться достаточно глуп, чтобы помочь сопротивлению.

Почему она согласилась помочь Каре? Глупая, глупая женщина.

Избранные достигла Бетс. Повариха вызывающе расправила плечи, но Яс видела, что она окаменела. Она была с Ханран? Яс почти надеялась, что так оно и есть — возможно, найти кого-то одного будет достаточно, чтобы Избранная остановилась и не беспокоилась о проверке кого-либо еще. Но нет, Избранная отпустила лицо Бетс и двинулась дальше.

Яс была следующей.

Она закрыла глаза и подумала о Малыше Ро. Он был ее жизнью. Родился восемнадцать месяцев назад в мирном мире, рядом с ней был его отец, Росси. Родился таким большим, что они шутили, будто ему уже три месяца. С тех пор они в шутку называли его Малыш Ро.

Избранная положила руку на щеку Яс. Ее прикосновение было на удивление нежным, но Яс все равно вздрогнула.

Малыш Ро не давал им скучать первые несколько месяцев. Он был всегда голоден. Ел, пока у Яс ничего не оставалось, затем спал час, прежде чем потребовать добавки. Росси нашел кормилицу, которая помогала, но все равно никто из них почти не спал. Яс понятия не имела, как Росси находил в себе силы работать весь день в доках после бессонной ночи, но он никогда не пропускал смену. Он все делал правильно.

Затем вторгся Эгрил, и остались только Яс, Ма и Малыш Ро. Старались изо всех сил, справлялись. Она отдала бы все, чтобы просто еще раз подержать Ро в объятиях, услышать, как он произносит ее имя, разбудить ее, чтобы обнять посреди ночи. Она сосредоточилась на том, что он чувствовал в ее объятиях, представляя, что она была с ним прямо сейчас.

— Посмотри на меня, — приказала Избранная.

Яс повиновалась. Глаза женщины были поразительно голубыми. В них не было ни тепла, ни сочувствия.

— Ты очень любишь своего ребенка, — сказала Избранная. — Он — все, о чем ты думаешь.

— Я не видела его два дня. Я хочу вернуться домой. Убедиться, что он в безопасности, — ответила Яс дрожащим голосом.

— Остальные — в их головах полный бардак. В их мозгах крутится миллион мыслей, страхов, надежд, просьб и молитв. Но не ты. Ты просто думаешь о своем сыне. — Рука Избранной коснулась щеки Яс. — Твоем Малыше Ро. — Избранная подняла свою дубинку и прижала ее к подбородку Яс. Она почувствовала, как гул силы покалывает ее кожу. Обжигающее прикосновение. Угроза смерти.

— Он — все, что у меня есть. — По лицу Яс скатилась слеза.

— Тебе повезло, что он у тебя есть. — Избранная опустила дубинку и перешла к Арге.

Яс справилась. Спасибо Малышу Ро. Он спас ее еще раз.

Избранная отошла от Арги с выражением разочарования на лице:

— Итак, здесь нет шпионов, несмотря на то, как вы к нам относитесь. Хорошо. Пусть так и остается. Нам не нужна ваша любовь, но мы требуем вашу лояльность. Прежде чем вы уйдете, позвольте мне напомнить вам, что ваш долг сообщать обо всех, кого вы подозреваете в том, что они мятежники. Мы щедро вознаградим за такую информацию. Сто золотых ауреусов за любое названное имя.

Сотня ауреусов? Это было целое состояние. Все смотрели друг на друга, думая об одном и том же. Этого было более чем достаточно, чтобы предать кого-то. Яс почти бы предала саму себя за такое количество золота.

Избранная улыбнулась, довольная эффектом, который произвели на них ее слова. Она повернулась и вышла из кухни, сопровождаемая Черепами.

Персонал стоял, наблюдая за дверью, пока до них не дошло, что они могут идти.

— О, мои милые Боги наверху и внизу, — сказала Бетс. — Я думала, нам всем конец.

— Почему? — спросила Арга. — Тебе есть что скрывать? — В ее глазах был блеск, который Яс не понравился.

Как и Бетс:

— Не вбивай себе в голову какие-нибудь безумные мысли, молодая женщина. Я просто думала, что они собираются всех нас прикончить. Им не нужен предлог, чтобы пытать и убить кого-либо из нас. То, что ты сделал, не имеет к этому никакого отношения.

— Я ни на что не намекаю, — сказала Арга, поднимая руки. — Ты меня знаешь — я не лезу не в свое дело.

— Хорошо, — сказала Бетс таким тоном, словно все было далеко не так. — Теперь слушайте, все. Это были долгие, трудные дни. Еды осталось не так много, так что поделитесь ею, а потом быстренько возвращайтесь домой и повидайтесь со своими близкими. А утром сразу возвращаемся сюда, чтобы начать все это безумие сначала. А теперь валите домой.

Никому не нужно было повторять дважды. Яс пошевелилась одной из последних, все еще потрясенная проверкой Избранной.

Бетс положила руку ей на плечо:

— У тебя все в порядке?

Яс кивнула.

— Послушай, ты новенькая, и на этой неделе тебе пришлось хуже, чем кому-либо из нас, — сказала Бетс. — Я бы хотела сказать тебе, что все наладится, но я не собираюсь тебе лгать. Это долбанутый мир, и мы в самом его центре. Если ты не захочешь вернуться завтра, я пойму. Возьми сегодня столько еды, сколько сможешь, — это поможет тебе и твоему малышу продержаться какое-то время, так что тебе будет не нужна эта работа.

— Я ценю, что ты это сказала.

— Ничего не цени. Просто сделай, как я прошу, и держись подальше. Ты — хороший человек, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Яс взяла не всю еду, только свою долю. Было бы нечестно по отношению к другим брать больше, несмотря на то, что сказала Бетс.

На улице было холодно и темно, но она почувствовала себя хорошо и сразу помчалась домой. Она остановилась только тогда, когда добралась до своей улицы и увидела горящую свечу в окне. Она выплакала все слезы, которые сдерживала в себе последние два дня, когда взбегала по лестнице к своей семье.

36

Тиннстра

Котеге

Они ехали весь день, останавливаясь лишь изредка, чтобы дать отдых лошадям и съесть несколько кусков холодного мяса и сухого хлеба. Силы Аасгода таяли с каждым часом, и он вернулся в заднюю часть фургона вместе с Зорикой. Все страхи Тиннстры усилились, когда она осталась одна. Она подпрыгивала, слыша пролетавшую мимо птицу, думая, что это Дайджаку. Шорох в подлеске заставлял ее искать засаду. Единственным положительным моментом было то, что она все еще была жива. Она знала, как выживать.

Было ошибкой согласиться поехать с Зорикой в Мейгор. Было ошибкой пообещать о ней заботиться. Какая от меня будет польза, когда возникнет реальная опасность? Она оглянулась на Аасгода. И от него. Он умрет, мы останемся одни, и, дорогие Боги наверху и внизу, мы тоже умрем. Это ужасно. Кошмар.

По небу плыли темные тучи, угрожая новым снегопадом. Судя по отрывистому кашлю Аасгода, это было последнее, что им было нужно. Но Котеге был недалеко, и она достаточно хорошо знала дорогу. Ребенком, она сидела рядом с отцом, когда они приезжали навестить ее братьев — ей просто нравилось быть к нему так близко. Он был великолепным человеком, героем для всех, кто его встречал, но для нее — еще бо́льшим. Он рассказывал ей истории о прошлых временах, об Усаги из клана Ризон, которая день и ночь сражалась с тремя горными Коджинами, или о красавице Кизмо, которая через всю Джию преследовала Дайджаку, укравшего ее ребенка. Ей нравились эти сказки, рядом с ним она чувствовала себя напуганной, но в безопасности, не зная, что монстры реальны. Они ехали по этой самой дороге. Ничего не изменилось, и все же изменилось все.

Она услышала движение и, обернувшись, увидела, как Зорика выбирается из-под одеял.

— Можно мне посидеть с тобой? — спросила девочка.

— Конечно, — ответила Тиннстра, освобождая одну из сторон сидения кучера. — Я бы хотела с кем-нибудь поговорить.

Девочка прижалась к Тиннстре и укрыла их обоих одеялом.

— Куда мы едем?

— Место под названием Котеге, — сказала Тиннстра.

— Что это?

— Школа — была школой. Она была разрушена во время вторжения. Я училась там раньше.

— О, — сказала Зорика. — Тебе там нравилось?

Воспоминания Тиннстры были о крови. О погибших друзьях, страхе и бегстве, и о том, что она бросила всех умирать. Это было последнее место, куда она хотела бы попасть:

— Там людей учили быть Шулка, а у меня это не очень получалось.

— Почему?

Такой простой вопрос с простым ответом:

— Я не очень храбрая.

— Ты храбрее меня.

Тиннстра отвела взгляд, сосредоточившись на дороге. Она не могла позволить этой маленькой девочке увидеть правду — все были храбрее Тиннстры. Даже четырехлетняя сбежавшая принцесса. Особенно она.

— Ты самая храбрая девочка, которую я знаю, — сказала она дрожащим от волнения голосом.

— Нет, я не храбрая.

Тиннстра улыбнулась:

— Храбрая, поверь мне. Я знаю, о чем говорю, когда речь заходит о храбрости и страхе.

Девочка попыталась улыбнуться в ответ, но улыбка дрогнула, а затем погасла, когда слезы наполнили ее глаза.

— Мне жаль. — Ее голос был едва громче шепота. — Это все моя вина.

Тиннстра крепко ее обняла:

— Не говори так.

— Так оно и есть.

— Нет. Я обещаю. В мире есть плохие люди, которые всегда найдут предлог, чтобы оправдать то, что они делают. Они будут обвинять кого угодно и ненавидеть всех, кто не на их стороне. Не твоя вина, что они такие. Просто они такие, какие есть.

— Я ненавижу Черепа.

Тиннстра вздохнула.

— И я. — Она обняла Зорику, как обычно делал ее отец, когда его истории ее пугали. — Все будет хорошо. Я обещаю. Скоро мы все будем в безопасности. — Она не верила собственным словам.

Девочка тоже не выглядела убежденной. Она продолжала плакать, ее маленькое тельце содрогалось при каждом всхлипе.

Тиннстра погладила Зорику по щеке и поцеловала в макушку:

— Ты — особенная девочка. Никогда не забывай об этом. Просто мир сейчас — безумное место.

— Я их ненавижу. Я их всех ненавижу, — всхлипнула Зорика.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Аасгод об этом позаботится.

— Что, если он не сможет? Что, если он умрет? — Глаза Зорики были полны слез. — Ты ведь не бросишь меня, правда?

— Обещаю, что не брошу тебя. Мы теперь как сестры, так?

— Сестры. — Это вызвало слабую улыбку у Зорики. — У меня никогда раньше не было сестры. Только брат.

— И у меня, — ответила Тиннстра. — У меня было три брата. Я всегда хотела сестру.

— Твои братья...

Тиннстра покачала головой:

— Вот почему ты такая особенная. Ты все, что у меня осталось.

— Раньше я все время ссорилась с братом, — сказала Зорика. — Теперь я хочу, чтобы он был здесь. И папа с мамой.

— Сейчас они с Синь, под ее защитой, но, я знаю, они будут присматривать за тобой оттуда, делая все возможное, чтобы ты была в безопасности. Тогда однажды вы воссоединитесь навсегда.

— И ты тоже сможешь быть со своей семьей.

— Надеюсь на это, — сказала Тиннстра, хотя и не была уверена, что это будет за воссоединение. Ждут ли герои, когда появится трусиха? Скорее всего впереди ее ждет вечность разочарования. Она снова обняла Зорику, потому что не знала, что еще сделать. Какой балаган! Девочка заслуживала кого-то лучшего, чем Тиннстра, кого-то, кто стал бы ее сестрой и настоящей защитницей.

Когда они добрались до Котеге, оставалось совсем немного дневного света. Ворота наполовину свисали с петель, а будка часового представляла собой обгоревший остов. Некогда безупречный плац зарос сорняками. Разбитые окна смотрели на них сверху вниз, когда они проезжали мимо главного входа, от дверей остались одни щепки. И повсюду валялись кости мертвых. Она пыталась укрыть Зорику от худшего, но их было слишком много. Зорика уткнулась головой в бок Тиннстры, ее маленькие кулачки были спрятаны в складках плаща Тиннстры. Только Четыре Бога знали, какое влияние это окажет на нее в последующие годы — если они проживут так долго.

— Студенты хорошо зарекомендовали себя, когда появился Эгрил, — сказал Аасгод с задней части фургона. Его голос был не громче шепота. — Они сражались как истинные Шулка.

— Они были детьми, — сказала Тиннстра, на ее глазах выступили слезы.

— Увы, — сказал Аасгод, — войне все равно, кого она призывает сражаться.

Правдивость его слов сильно ее задела. Я сделала все, что могла, чтобы не вмешиваться в это дело, и все же я здесь, по уши в этом, с четырехлетней девочкой и раненым магом в качестве моих единственных союзников, будущее этого проклятого мира на моих плечах. Она взглянула на Аасгода. Лучше бы ему не умирать.

Тиннстра остановила фургон позади казарм и распрягла лошадей. Она укрыла их одеялами и дала вдоволь поесть. Она не стала отводить их в конюшни, просто стреножила, предпочитая, чтобы животные оставались под рукой — на всякий случай. Ночь будет холодной, но терпимой.

Поскольку Аасгод использовал ее как костыль, а Зорика держалась за край ее плаща, Тиннстре потребовались все силы, чтобы завести их внутрь. Лунный свет, проникавший сквозь разбитые окна и обрушившиеся стены, давал достаточно света, чтобы видеть. Холод цеплялся за камень и затруднял дыхание. Темные пятна покрывали мраморный пол там, где мертвых вытаскивали наружу. Куски доспехов валялись тут и там, рядом со сломанными мечами и стрелами. Это больше не было местом чести и устремлений. Это был памятник утраченной мечте. Надгробие мертвым.

— Казармы находятся в западном крыле, на втором этаже, — сказала она, ведя их дальше. — Мы должны найти там кровати. Мы можем отдохнуть, а завтра отправимся в горы.

— Аасгод выглядит нехорошо, — сказала Зорика.

— Со мной все в порядке, любовь моя, — ответил маг. — Я просто устал.

Они поднимались по лестнице, Аасгод становился тяжелее с каждым шагом, и она чувствовала, как ее ноги дрожат от усилий. Когда он поскользнулся на ступеньке и споткнулся, они все чуть не упали.

— Извини, — сказал Аасгод.

— Не волнуйтесь. Давайте отведем вас в постель, — сказала Тиннстра.

Комнат было немного, но Тиннстра нашла две в конце коридора, в которых не было разбитых окон. Она уложила Аасгода на койку в одной из них. Мужчина был едва в сознании, все силы, которые у него когда-то были, давно растрачены, и Тиннстра чувствовала себя ненамного лучше.

В комнате был небольшой камин, набитый дровами. Она вспомнила, какие побои получал кадет, если инструктор обнаруживал комнату без подготовленного очага. Она старалась не думать о своей комнате, о ноже, который она оставила на полу, и о том, что она хотела им сделать.

Закусив губу, Зорика наблюдала, как Тиннстра разжигает огонь. Прошло совсем немного времени, прежде чем комнату наполнило теплое сияние, но, казалось, оно не сделало девочку счастливее:

— Он умрет?

— Надеюсь, что нет, — ответила Тиннстра, пряча огниво обратно в карман. — Огонь поможет. Я промою и перевяжу его раны, приготовлю ему что-нибудь горячее. Затем, после хорошего ночного отдыха, утром ему станет лучше.

— Ты обещаешь? — Ее слезы заблестели в свете костра.

Тиннстра наклонилась, чтобы посмотреть девочке в глаза:

— Обещаю. Прямо сейчас я хочу, чтобы ты подождала здесь с Аасгодом. Я собираюсь принести немного еды и одеял из фургона. Я вернусь так быстро, как смогу. Хорошо?

Зорика кивнула и шмыгнула носом:

— Хорошо.

Тиннстра сжала ее руку:

— Я вернусь раньше, чем ты успеешь оглянуться.

В темном коридоре, вдали от глаз Зорики, Тиннстра в изнеможении прислонилась к стене. Месяцы, проведенные в Айсаире, не подготовили Тиннстру к жизни в бегах. Шуликан раз в день в течении часа не поддерживал ее в достаточной форме. Она была такой уставшей — и такой растерянной. Кто она такая, чтобы кого-то успокаивать? Она чувствовала себя такой же напуганной и обеспокоенной, как и Зорика.

Слева от нее была лестница для прислуги. Она вела вниз, к боковой стене дома. В лес. К ее старому пути отступления. Она знала дорогу…

За Зорикой сможет присмотреть Аасгод. С ним все будет в порядке, как только он немного отдохнет. Даже если это не так, это не моя проблема. В первую очередь я должна позаботиться о себе. Я должна выжить, а это значит больше не вмешиваться.

И все же… Я дала обещания. Обещания, к которым меня принудили. Обещания Берису и умирающему магу. Они не в счет. Никто не сможет обвинить меня в том, что я не сдержала своего слова.

Кроме Зорики. Она сможет.

И Тиннстра поняла, что не сможет убежать, несмотря ни на что. Не с таким слабым Аасгодом, не после того, что он ей сказал. Если он умрет, кто присмотрит за девочкой? Бросить ее было равносильно убийству, и Тиннстра не хотела до конца жизни мучиться угрызениями совести. Она не могла смотреть, как мир погибает только потому, что она струсила. Вздохнув, Тиннстра развернулась и направилась к главной лестнице.

Она достала из фургона одну из сумок с едой, а также несколько одеял и старую рубашку, которую можно было использовать в качестве бинтов.

Когда она вернулась, Зорика спала, свернувшись калачиком под кроватью Аасгода. Однако маг проснулся, и Тиннстра была этому рада:

— Вам лучше?

— На самом деле нет, — ответил маг. — Но я все еще жив.

Тиннстра поставила на огонь небольшой котелок, наполненный водой и овощами:

— Еда поможет.

— Не повредит, это точно.

— Позвольте мне осмотреть ваши раны. — Тиннстра перевернула Аасгода на бок, затем ножом разрезала его рубашку и бинты, которые наложила накануне. Хотя она знала, что будет плохо, она не была готова к тому, что увидела. Его спина была покрыта кровью. Каждая рана казалась заново открывшейся. И запах... Клянусь Четырьмя Богами, раны уже начали гнить.

— Выглядит не очень хорошо, а? — сказал Аасгод.

— Просто... просто нужно прочистить раны. — Тиннстра наполнила миску водой и намочила тряпку.

Аасгод морщился, пока она протирала ему спину.

— Простите, я пытаюсь быть настолько нежной, насколько могу.

— Я никогда не умел справляться с болью.

— Вы все делаете хорошо.

Вскоре чаша с водой покраснела, а спина Аасгода стала такой чистой, какой только возможно. Запах не исчез.

— Тиннстра. — В голосе Аасгода послышалось раздражение.

— Да? — Она начала заново перебинтовывать раны мага. Им придется остаться в казармах на некоторое время, найти какой-нибудь другой способ доставить Зорику в Мейгор. Возможно, если она продолжит чистить раны, магу станет лучше.

— Я умираю.

— Нет.

— Не лги. Мы оба знаем правду. Даже я чувствую запах яда в своих ранах. Я чувствую, как они горят.

— Простите.

— Зорика — это все, что имеет значение. Тебе придется присмотреть за ней — доставить ее на корабль. Предводитель Ханран в Киесуне — человек по имени Джакс.

— Шшш. Вам просто нужно отдохнуть. Утром вы почувствуете себя лучше.

Аасгод повернулся к ней лицом. Пот выступил у него на лбу:

— У нас нет времени лгать друг другу.

— Я не могу это сделать без вас. — Голова Тиннстры опустилась. Пришло время сказать правду. — Я не тот человек, который для этого подходит. Я зашла так далеко только из-за вас. Я… Я… недостаточно храбрая, чтобы сделать это в одиночку.

— Достаточно.

— Хотите знать, почему я не Шулка? Почему никогда не давала клятв? Я — трусиха. Меня исключили из Котеге, потому что я убежала от врага во время моих испытаний. Я бросила свое копье и убежала, и с тех пор бегу не останавливаясь.

Аасгод плюхнулся обратно на кровать, его лицо было мертвенно-бледным:

— Что, если бы я сделал тебя храброй? Смогла бы ты тогда присмотреть за Зорикой?

— Как? Это невозможно.

— Найди какое-нибудь оружие — меч, лук, любое. Я могу наделить его такой силой, что, пока ты держишь его в руках, тебя никогда не убьют. Оно исцелит тебя от любой раны. Ты переживешь любое нападение.

— Вы можете это сделать?

— Это нелегко, но да, могу.

Тиннстра села, представив, что у нее есть такое оружие:

— Но я все равно буду чувствовать боль?

— Только ненадолго. Оружие исцелит тебя достаточно быстро.

Тиннстра посмотрела на Зорику — она не смогла бы ее бросить. Она уже сделала этот выбор. И Аасгод может не пережить эту ночь. Какой у нее выбор?

— Я это сделаю.

— Где арсенал?

— В восточном крыле. — Где она украла нож.

— Иди. Найди что-нибудь.

— С вами все будет в порядке?

Аасгод улыбнулся:

— Да или нет.

— Не умирайте у меня на глазах. — Во второй раз Тиннстра бросила их обоих. На этот раз она побежала.

Арсенал находился в противоположном конце Котеге. В обычное время она всегда был заперт и открывался только под присмотром мастера Смейда, отставного шулка с добрыми глазами. Это было тесное помещение, заставленное стеллажами со всеми видами оружия, какие только можно вообразить. Теперь он был не заперт и не охранялся, стеллажи лежали на боку, сломанные, на полу валялось какое-то оружие.

Она пошарила вокруг в темноте. Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти меч Шулка в ножнах с ремешками. Она вытащила клинок.

Некоторые мечи Шулка были украшены замысловатыми узорами, отражающими их владельцев, но Тиннстра держала ничем не украшенный, который от этого выглядел еще красивее. У ее отца тоже был простой — как он говорил, важно то, что ты делаешь с мечом, а не то, как он выглядит.

Она убрала его обратно в ножны и закрепила ремешки так, чтобы он висел у нее на спине. Харка бы нахмурился, увидев, что она носит меч таким образом, но она чувствовала, что это правильное место. Верное. Милостивые боги, во что я превращаюсь?

Она побежала обратно к Аасгоду и обнаружила, что маг, выпрямившись, сидит в постели и ее ждет. Запах супа наполнил комнату, и у нее потекли слюнки.

— Я вижу, ты выбрала меч, — сказал Аасгод.

— Да. — Тиннстра передала ему оружие. — Эта магия исцеляет любую рану...

— И?

— Почему бы вам не использовать ее на себе? Вы всегда будете лучшим защитником для Зорики, чем я когда-либо смогу быть.

— Для меня уже слишком поздно. Будущее за тобой.

— Нет. Я в это не верю.

— И все же это правда. — Аасгод обнажил меч. Свет от огня заплясал на лезвии. Он достал пузырек, откупорил его, выпил. — Теперь дай мне свою руку.

Тиннстра сделала, как ей было сказано, и прикусила губу. Не стоило показывать, насколько она напугана.

Он закрыл глаза и начал заклинание. Его голос был слишком тих, чтобы Тиннстра могла разобрать сказанное. От его руки исходил жар, быстро усиливающийся. Обжигающий. Она попыталась высвободить руку, но Аасгод крепко ее держал. Меч светился, пульсируя в такт биению ее сердца. Жар распространился вверх по руке и в грудь. Пот выступил у нее на лбу, кровь побежала по телу. Меч пульсировал все быстрее и быстрее по мере того, как учащался пульс. Комната закружилась. Для каждого вдоха требовалась сосредоточенность. Она почувствовала слабость. Ее веки затрепетали.

Аасгод отпустил ее руку. Жар исчез, и свет в мече погас. «Дело сделано», — сказал маг и рухнул обратно на кровать, выронив меч. Тот звякнул о каменный пол, разбудив Зорику.

— Что случилось? — спросила девочка, широко раскрыв глаза.

— Аасгод, — ответила Тиннстра. Она проверила его запястье и обнаружила слабый пульс.

— Он умер?

— Нет... но ему нехорошо. — Тиннстра укрыла мага одеялом. — Лучше пусть он поспит. Ты голодна?

Девочка кивнула.

Тиннстра налила в миску супа и протянула ей:

— Съешь это.

— Спасибо.

Тиннстра улыбнулась. Такие хорошие манеры от такой юной особы.

— Отец говорил мне, что всегда нужно есть, когда есть возможность. Никогда не знаешь, когда тебе в следующий раз представится такая возможность. — В животе у нее урчало, когда она наполняла свою миску. Она наблюдала, как Зорика сделала пробный глоток, а затем улыбнулась, когда вкус оказался приемлемым. Тиннстра была такой же в детстве, всегда нуждалась в поощрении, а иногда и в угрозах попробовать что-нибудь незнакомое. Раньше это сводило с ума ее родителей.

Зорика подняла глаза, на подбородке у нее был суп:

— Мне страшно.

Тиннстра села рядом с ней и обняла девочку за плечи. Зорика была такой маленькой, такой хрупкой.

— И мне, — сказала она. — И мне. Но мы зашли так далеко. Мы останемся здесь на ночь и немного поспим, а утром Аасгоду станет лучше, и мы отправимся в путь. Это будет трудно, но мы справимся. — Она взглянула на меч и подумала о подарке Аасгода. Пока она ничего не боялась.

Они молча доели остаток супа, прижавшись друг к другу. В конце концов, Зорика снова заснула, а Тиннстра смотрела, как танцуют языки пламени в камине, наслаждаясь сытостью, теплом и сухостью. На данный момент этого было достаточно.

Шум снаружи разбудил Тиннстру. Она выругала себя. Как долго я спала?

— Что это? — спросила Зорика, зашевелившись рядом с ней.

— Не знаю, — ответила Тиннстра. Что бы это ни было, это не могло быть ничем хорошим. Она бросилась к окну и ахнула.

Двор внизу был полон Черепами. В центре стоял человек с двумя существами на цепях. Они щелкали и рычали. Рядом с ними был Избранный на черном жеребце. Тиннстра узнала в нем человека, которого видела на Эстер-стрит.

И все они смотрели в сторону единственного освещенного окна в темном здании — окна Тиннстры.

— О, нет.

37

Джакс

Киесун

Черепа бросили Джакса, Кейна и Дрена в большую камеру под Домом Совета. Единственный свет проникал сквозь решетку в двери. Парень все еще был без сознания, но он может сгнить — Джаксу было плевать. Кейн — другое дело.

— С тобой все в порядке, сынок? — Джакс, пошатываясь, подошел к нему.

Кейн невесело рассмеялся.

— Мы в тюрьме, отец. Я думаю,«все в порядке» — это последнее, что мы можем о себе сказать. — Он тащился по полу камеры через кровь, дерьмо и солому, пока не смог прислониться спиной к каменной стене. — Но я жив. А это уже кое-что.

Джакс выглянул между прутьями. Слабый свет исходил от нескольких факелов, висевших на стенах. По всей длине подвала было около двадцати камер. Дубовая дверь закрывала один выход, стальная — другой. Рядом со стальной стояли на страже два Черепа-часовых. Да, выбраться будет нелегко. Если вообще возможно.

— Мы не сделали ничего плохого, о чем они знают. У них есть только слова Дрена, что мы Ханран. Мы можем объяснить, что поймали его на краже и это его способ нам отомстить.

Кейн вытер кровь с уголка рта:

— Это может сработать, если мы сможем убедить Дрена сказать то же самое. Не так уж много славы в том, чтобы повесить двух калек и ребенка.

Ребенка.

— Он гребаный дурак.

— Оставь его, — сказал Кейн. — Он в том же дерьме, что и мы.

— Это последнее, что нам сейчас нужно. Последняя гребаная вещь.

— Любой план летит в тартарары, как только наносится первый удар, — сказал Кейн. — Ты сам научил меня этому. Важно то, что ты сделаешь дальше.

Джакс сел рядом с сыном. Земля была холодной и влажной и воняла мочой, дерьмом и кровью. Жуки юркнули в самую глубокую тень.

— Прости, сынок. Я все испортил.

— Тебе не за что извиняться. Не за что.

Джакс вздохнул:

— Это не то, чего я для тебя хотел.

— Жизнь такова, какая она есть, отец. Это не твоя вина, и не моя. На самом деле это даже не вина Дрена. Вторгся Эгрил. Мы только были захвачены тем, что произошло дальше.

— Ты мой сын. Моя ответственность. Я должен был тебя защитить.

Дубовые двери распахнулись. Вошел отряд Черепов и остановился перед их камерой:

— Однорукий. Пойдем.

Джакс, пошатываясь, поднялся на ноги, разыгрывая свою слабость:

— Почему? Мы не сделали ничего плохого. Куда вы меня ведете? Я хочу домой.

— Мой отец нездоров, — добавил Кейн. — Мы ничего не сделали.

— Заткнись. Иди сюда, — приказал Череп.

Когда они выводили Джакса из камеры, он споткнулся и чуть не упал.

— Извините. Извините.

— Яйца Кейджа, — выругался Череп на своем родном языке. — Вы, джиане, с каждым днем становитесь все более жалкими. — Остальные Черепа рассмеялись, но Джаксу было все равно — пусть они так и думают. Никто не обращает внимания на слабых.

Когда его вывели на уровень земли, он заморгал от внезапного света. Они прошли мимо офицеров-эгрилов и работников-джиан, но никто не обратил на них никакого внимания — он был просто еще одним заключенным, которого собирались допросить. Они воткнули повсюду свой треклятый флаг и воздвигли статуи Кейджа, своего ублюдочного одноглазого и одноухого бога-пса. Джакс чувствовал, как в нем нарастает гнев. Эгрил пытается уничтожить все, что он любил — от его любимых Шулка до богов, которым он поклонялся. Пусть они делают с ним все, что хотят. Он это вынесет.

Комната была не более чем маленькой коробкой в конце коридора. Никаких окон. Только стул, прикованный к каменному полу и окруженный каменными стенами. Единственными украшениями были пятна крови предыдущих посетителей. Они приковали его здоровую руку к подлокотнику, привязали ноги к ножкам стула и оставили там.

Предполагалось, что он запаникует, как только останется один, измученный своим воображением. Джакс знал, как это делается. Однако он не был каким-то глупым штатским: если уж они оставили его в покое, он воспользуется этим по максимуму.

Он закрыл глаза и заснул.

Дверь с грохотом распахнулась, разбудив Джакса. Офицер-эгрил в серой униформе стоял в дверном проеме и наблюдал за ним. По бокам от офицера стояли два Черепа.

Джакс моргнул от внезапного света:

— Что происходит? Вы пришли, чтобы меня отпустить? Где мой сын?

— Кем он должен быть? — спросил офицер на эгриле.

Джакс не подал виду, что понял.

— Членом Ханран, по словам какого-то мальчишки, — ответил Череп. — Высокопоставленным членом.

— Пустая трата времени. — Офицер закатил глаза. — Давайте с ним разберемся.

Они вошли в комнату и закрыли дверь. Черепа заняли позиции перед офицером. Делают все по инструкции.

Джакс переводил взгляд с одного лица на другое. Пусть они увидят страх. Пусть они увидят слабость. «Пожалуйста. Я не понимаю. Почему я здесь?» Пусть они услышат дрожь в его голосе.

Офицер дал ему пощечину. Просто укол. «Говори только тогда, когда я скажу». Он почти идеально говорил на джиане.

Джакс кивнул.

— Как тебя зовут?

— Джакс.

— Как давно ты в Ханран?

— Ханран? Я не в Ханран. У меня магазин ковров. Я продаю ковры...

Один из черепов ударил его в висок.

— Как давно ты в Ханран? — повторил офицер.

— Я нет. Я обещаю вам, я...

Еще один удар потряс его. Только цепи удержали его на месте.

— Как давно ты в Ханран?

— Я нет. Я...

Кулак офицера откинул голову Джакса назад. Из носа потекла кровь:

— Как давно ты в Ханран?

— Пожалуйста, поверьте мне — я н...

Он не видел, кто его ударил. Это не имело значения. Он сплюнул еще больше крови на пол. Ему захотелось рассмеяться, он хотел сказать им, чтобы они прекратили заниматься фигней и закончили бы — он мог выдержать побои, — но это выдало бы игру. Поэтому, вместо этого, он поднял глаза со слезами на глазах, его нижняя губа дрожала, а изо рта текла кровь:

— Пожалуйста. Я ничего не сделал.

Офицер наклонился и посмотрел Джаксу в глаза:

— Нет смысла нам лгать. Это только начало. Если мне придется уйти без твоего признания, я вернусь с ножами и буду резать тебя, пока ты не заговоришь.

Джакс позволил слезам скрыть огонь внутри. Даже с половиной руки он мог бы достаточно легко убить самодовольного ублюдка:

— Я говорю вам правду. Я всего лишь продавец ковров. Я не хочу, чтобы вы причиняли мне боль, но я ничего не знаю о Ханран.

Офицер вздохнул и встал.

— Ты сказал, что мы арестовали его вместе с сыном? — спросил он одного из Черепов, говоря на эгриле.

— Да, сэр. Его сын внизу, в камере. Он тоже калека.

Офицер покачал головой:

— Клянусь Кейджем. Правда?

— Да, сэр, — ответил Череп. — Не может ходить.

— У нас что, закончились подходящие люди для ареста? — Офицер переключился обратно на джиан. — Верните этого в камеру. Приведите сына. И захватите с собой ножи. Мы сразу перейдем к делу.

— Нет, — взмолился Джекс. — Только не мой мальчик. Он ничего не сделал. Я ничего не сделал. Зачем вы это делаете?

— Потому что могу. — Офицер неприятно улыбнулся. — Уведите его.

Черепа расковали Джакса и вздернули его на ноги.

— Пожалуйста. Только не моего сына. Мы ничего не сделали. — Он начал сопротивляться. Не сражаться. Ещё нет. Он и раньше отправлял мужчин и женщин на смерть, наблюдал, как их убивают или калечат, и не задумывался дважды об этом, но с Кейном все было по-другому. Так было всегда. Если бы Джакс настоял на своем, мальчик никогда бы не последовал за ним в Шулка.

Удар в живот выбил воздух из его легких. Другой Череп ударил его в лицо. Они повалили его на пол, и посыпались удары ногами. Джекс скорчился, пытаясь защитить почки, голову, но даже двумя руками это мало чего дало бы. Они избивали его ботинками и кулаками, безжалостно.

— Хватит, — приказал офицер, и только тогда они остановились. Джакс сплюнул кровь на пол, попытался разглядеть что-нибудь сквозь полузакрытые глаза и поморщился, когда ушибленные ребра царапнули его легкие.

Черепа потащили его обратно в камеру.

— Отец! — закричал Кейн. — Что вы с ним сделали?

Они бросили его, схватили Кейна и исчезли прежде, чем Джакс успел перевернуться на спину.

— Будь сильным, сынок, — прошептал он.

Кто-то засмеялся. Парень. Джакс выпрямился, не обращая внимания на боль. Дрен очнулся и наблюдал за ним из угла камеры. Выглядел он ненамного лучше, чем чувствовал себя Джакс, но Джакс не испытывал к нему сочувствия. Парень должен был утонуть, как и предполагалось.

— Они здорово тебя отделали, старина, — сказал Дрен.

— Это ерунда. Это только начало. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем все станет настолько плохо, насколько это возможно. Как и тебе. Помни об этом.

— Пошел ты нахуй. Ты не смог сломить меня. Эти ублюдки тоже не смогут.

— Все ломаются.

— Только не я.

— Посмотрим, каким ты будешь храбрым, когда они будут держать твой член в одной руке и мясницкий тесак в другой.

Это заставило парня замолчать, улыбка исчезла с его лица. Однако Джекс не почувствовал никакого удовлетворения, отправив его в нокаут. Как сказал Кейн, они все были в одинаковом дерьме.

— Послушай меня, пацан. — Джекс подошел, чтобы посмотреть парню в глаза.

— Что? — Дрен ответил ему взглядом сурового мужчины, все еще изображая из себя крутого бандита.

— Когда настанет твоя очередь, скажи им, что ты все это выдумал — что ты никого не знаешь в Ханран. Ты просто хотел доставить мне неприятности, потому что я поймал тебя на краже. Может быть, они нас отпустят. Может быть, они решат, что с нами не стоит возиться.

— Ты думаешь, это сработает?

— Кто знает, но это единственная карта, которой мы можем сыграть.

38

Тиннстра

Котеге

Тиннстра тряхнула Аасгода:

— Вы должны проснуться. Они нас нашли. Они нас нашли.

Аасгод застонал, его веки затрепетали, но он не проснулся.

— Что с ним? — спросила Зорика.

— Я думаю, он умирает, — ответила Тиннстра.

— Нет! — закричала Зорика. — Этого не может быть. Ты мне обещала.

Тиннстра порылся в его карманах и нашла два оставшихся флакона. Она открыла оба и влила их между его губ. Она не знала, принесет ли их магия какую-нибудь пользу, но других идей у нее не было.

Она ждала, понимая, как мало у них времени, молясь всем богам, чтобы Аасгод ожил, задвигался, но маг не шевелился.

Она снова посмотрела в окно. Черепа заняли позиции по всему двору, и еще больше направлялось к задней части Котеге. Скоро они окружат это место. Избранный поговорил с человеком с отвратительными существами, а затем указал на окно Тиннстры. Они знали, где находятся. Конечно, знали — это была единственная комната, в которой горел огонь.

— Нам нужно выбираться отсюда, — сказала Тиннстра Зорике, стараясь, чтобы ее голос не звучал оцепенело.

— А как же Аасгод? Мы не можем его оставить.

Тиннстра взяла мага за запястье и попыталась нащупать пульс. Не нашла. Он был так бледен.

— Он ушел. Мы должны спасти себя — спасти тебя.

Зорика бросилась на него сверху:

— Я не оставлю его. Я не могу.

— Ты должна. Он хотел, чтобы ты была свободна, чтобы добраться до Мейгора. Мы должны...

Вой оборвал Тиннстру. Она могла слышать существ внутри здания. Они приближались.

Тиннстра вложила меч в ножны на спине. Дорогие Боги, пусть магия Аасгода сработает, или мы все умрем. Она схватила сумку с едой и взяла Зорику за руку:

— Мы уходим сейчас.

Девочка вырвала свою руку и прижалась к Аасгоду:

— Нет!

Страх захлестнул Тиннстру. Она обхватила рукой живот Зорики и потянула, но девочка все еще держалась.

— Отпусти его. Мы должны уйти. Мы умрем, если останемся здесь.

Вой становился все ближе, эхом разносясь по коридорам. Даже с ее недавно получившим новую силу мечом Тиннстра не была заинтересована в столкновении с демонами. Страх придал ей сил, и она оттащила девочку от мага. Зорика отбивалась от нее на каждом дюйме пути, визжа, вопя, нанося удары кулаками и царапаясь, но Тиннстра ее не отпускала.

Они все вывалились в коридор. Главный зал был неподходящим вариантом, поэтому Тиннстра повернула налево, к лестнице для слуг. Она прошла три ярда, когда вой остановил ее на полпути. Зорика закричала. Тиннстра оглянулась и увидела две пары красных глаз, светящихся в темноте в дальнем конце коридора.

Тиннстра подхватила Зорику на руки и побежала. Лестница была узкой и шаткой, и она, едва не падая, сбежала вниз по ней, отскакивая от стен и натыкаясь на перила, пытаясь защитить Зорику, как только могла.

Они были почти внизу, когда что-то врезалось в лестницу наверху. От удара лестница содрогнулась, Тиннстра и Зорика скатились с последних нескольких ступенек и растянулись на лестничной площадке.

Над ними одно из существ взгромоздилось на перила, напрягая мускулы, рыча и готовясь к прыжку. Тиннстра толкнула Зорику за спину и выхватила меч. Он был ничто по сравнению с существом, но был пропитан магией Аасгода. Этого должно хватить.

Инстинктивно ее ноги соскользнули в боевую стойку, когда она приготовила меч, чтобы встретиться лицом к лицу с врагом.

Существо прыгнуло. Оно полетело вниз по лестнице, прямо на Тиннстру. Его когти вытянулись, ища ее плоть. Время замедлилось. Зорика снова закричала. Тиннстра вслепую взмахнула мечом и почувствовала удар, когда он вонзился в существо, прежде чем то ударило ее и повалило на землю. Кровь залила ее лицо и тело. Теплая, липкая. Соленая на языке. Она пиналась, била кулаками, кричала и колола, пытаясь выбраться из-под существа. Паника охватила ее, мешая думать.

Зорика крикнула что-то, чего Тиннстра не расслышала. Она высвободилась и отпрянула от демона, все еще сжимая свой меч. Ее пальцы крепко сжали рукоять, и она даже подумала, что никогда не сможет ее отпустить, но ей нужна была магия меча. Она залечит ее раны. Она сохранит ей жизнь.

— Оно мертвое! Оно мертвое!

— Что? — Тиннстра уставилась на девочку.

— Существо — оно мертвое.

Тиннстра посмотрела на демона. Тот неподвижно лежал на земле, из его груди текла кровь. «Но я...» Она похлопала себя, но не смогла найти никаких ран. Кровь не моя. Я убила существо. Меч спас меня. Магия Аасгода сработала. Я жива. У нас все еще есть шанс.

Шатаясь, она поднялась на ноги и убрала меч в ножны, потрясенная тем, что осталась жива. Она снова подняла сумку с едой и взяла Зорику за руку:

— Мы должны продолжать двигаться. Где-то все еще бродит второй демон.

Тиннстра толкнула дверь, и порыв холодного воздуха вернул ей немного здравого смысла. Она выглянула из-за дверного косяка в поисках Черепов, но, слава Четырем Богам, ничего не увидела.

Десять ярдов открытой местности отделяли их от кустов и деревьев, где они могли бы спрятаться. Десять ярдов земли, покрытой снегом. Они оставят следы, по которым сможет пройти слепой, но больше идти было некуда. Другого выбора не было. Беги или умри.

— Мы идем прямо вон к тем кустам. Видишь?

— Да.

— Не волнуйся. Я тебя понесу.

Девушка прикусила губу, широко раскрыв испуганные глаза, но все равно кивнула.

— Хорошо — пошли. — Тиннстра проверила, что путь по-прежнему свободен. Никаких Черепов. Никаких монстров. Никаких Избранных. Сейчас или никогда.

Они двигались быстро, под ногами хрустел снег. Пять ярдов, шесть ярдов, и по-прежнему никто их не окликнул. Восемь ярдов, девять, а затем они врезались в подлесок, ветки царапали их, когда они продирались сквозь кусты. Внезапная темнота успокаивала; она скрывала их из виду, защищала.

Тиннстра опустила Зорику, все еще не до конца веря, что они забрались так далеко живыми и невредимыми. Мы сможем это сделать. Мы сможем уйти.

— Нам нужно продолжать идти, — сказала она Зорике. — Увеличить расстояние между нами и ними.

Зорика кивнула и крепче сжала руку Тиннстры. Они медленно продвигались сквозь подлесок. Страх снова овладел Тиннстрой, поселился в ее животе, но теперь с ним можно было справиться, у нее был меч, он защищал.

Открылся вид на передний двор. Черепа, Избранный и странный человек с цепями — все смотрели на комнату, которую они только что покинули, все еще освещенную огнем, который Тиннстра развела, не задумываясь ни на секунду. Она должна была быть умнее. Она должна была помнить, что Эгрил не остановит погоню. Тиннстра и Зорика смогут как следует отдохнуть, только оказавшись в Мейгоре, а это было так далеко. До тех пор она должна...

Верхний этаж Котеге взорвался. Языки пламени взметнулись в ночное небо, освещая мир. Она прижала к себе Зорику, боясь, что огонь доберется и до них.

Во двор посыпались обломки, а за ними — почерневший и изломанный труп второго существа. Он сильно ударился о землю. Странный человек подбежал к нему, плача, как будто это был его потерявшийся ребенок. На лице Избранного появилось обеспокоенное выражение. В первый раз Тиннстра увидела какие-либо признаки уязвимости.

— Что случилось? — спросила Зорика.

— Аасгод, — ответила Тиннстра. Она улыбнулась, и ее страх испарился. — Он жив.

Зорика высвободилась и попыталась убежать обратно в главное здание, но Тиннстра ее схватила.

— Мы должны остаться здесь — двигаться все еще слишком опасно. Пусть сначала Аасгод разберется с Черепами, а потом мы пойдем к нему. — Тиннстре хотелось смеяться. Никто не сможет устоять перед магией Аасгода.

Они пробрались сквозь кусты, чтобы лучше видеть. Взрыв разворотил верхний этаж Котеге. Языки пламени лизали края воронки, дым стелился по двору.

— Смотри! — сказала Зорика, указывая.

— Вижу.

Аасгод стоял посреди разрушений. Его рубашка и пальто были изодраны в клочья, а на груди виднелись свежие раны, но все признаки слабости исчезли — он выглядел устрашающе. Тиннстра могла поклясться, что он был вдвое крупнее мужчины, с которым она путешествовала. Его спина была прямой, плечи широкими. В его глазах горел огонь, из рук летели искры.

Черепа выпустили в него стрелы, но Аасгод просто от них отмахнулся. Он вытянул руку, и молния полетела вниз, ударив в одного из Черепов — солдат испарился там, где стоял.

Снова и снова он метал молнии. Тела разлетелись во все стороны, когда внутренний двор взорвался. У Черепов не было ни единого шанса против его силы. Воздух вонял горелой плотью, а в ушах Тиннстры звенело от какофонии насилия. Это было великолепно. Она не могла удержаться от смеха над силой всего этого, когда Аасгод наносил удары снова и снова. Наконец-то эгрилы встретили кого-то более могущественного, чем они. На этот раз они были теми, кто бежал. Они были теми, кто кричал — и умирал.

Кроме одного. Его. Избранного. Человека-демона. Тиннстра перестала смеяться, когда посмотрела на него. Избранного не волновал хаос вокруг него или молнии Аасгода. Он просто поднял свою дубинку, и огонь ударил в Лорда-мага.

Аасгод взмахнул рукой и призвал молнию, чтобы остановить летящий огонь. Две энергии столкнулись, сжигая сам воздух вокруг них и разбивая оставшиеся окна в Котеге. Здание затряслось и рухнуло, когда маг и Избранный направили всю свою силу друг на друга. Огонь и молнии извивались вокруг них обоих, ища пути вперед, надеясь принести смерть другому. Поднялся ветер, увлекая за собой снег, доводя все вокруг до исступления.

Свет вспыхнул так ярко, что ей пришлось закрыть глаза, и все же он обжигал даже сквозь веки. Когда она взглянула снова, мир был в огне. Аасгод парил в воздухе, а из его рук вырывались молнии, все быстрее и быстрее. Избранный теперь не выглядел таким уверенным. Невозможно было скрыть напряжение на его лице. Страх.

Угол Котеге обрушился, подняв град пыли и камней. Земля горела под ногами Избранного. Воздух стал разреженным, стало трудно дышать. Избранный что-то проорал, но его слова только придали новую силу молнии. Она стала еще свирепее, преодолела огонь, и устремилась вниз, к Избранному. Тот закричал, когда она его ударила, и, клянусь Четырьмя Богами, это был самый сладкий звук, который Тиннстра когда-либо слышала. Дубинка взорвалась в его руках, молния подбросила его в воздух. Он корчился, лягался и горел. Его крик перешел в вопль, а затем Тиннстре пришлось прикрыть глаза, когда молния поглотила его.

Магия Аасгода исчезла, и ублюдок-Избранный упал на землю, дернулся и затих. Дым поднимался от его обгоревших останков.

Избранный был мертв. Его тело было обуглено до черноты, черты лица исчезли. Уцелевшие Черепа бросились прочь, чтобы ярость мага не настигла их следующими. Все было кончено. Аасгод победил.

Победа.

Дым стелился по полю боя во внутреннем дворе, окутывая мертвых врагов. Снег был окрашен в красный и черный цвета. Умирающие кричали. Это ничем не отличалось от того момента, когда вторгся Эгрил — за исключением того, что на этот раз Тиннстра смогла выйти из зарослей вместе с Зорикой, вместо того, чтобы бежать без оглядки. Они победили. Бежать не было необходимости. Аасгод увидел их и улыбнулся, опускаясь на разрушенный верхний этаж Котеге. Тиннстра помахала в ответ. По ее лицу текли слезы, но они были от радости, а не от страха.

— Он это сделал. Он это сделал. — Тиннстра подняла Зорику, обняла и поцеловала. Они оба плакали от радости, что остались живы. Они победили. Аасгод уничтожил Черепов и Избранного. Это был поворотный момент, о котором молилась Тиннстра.

— Что это? — спросила Зорика, указывая на Аасгода. Тиннстра проследила за ее пальцем. Это была тень, ничего больше, и все же... она двигалась. Быстро. Когда она метнулась к Аасгоду, сверкнуло серебро. Топор.

— Аасгод! — изо всех сил закричала Тиннстра.

Он нахмурился, не в силах расслышать, и шагнул ближе к краю. Топор взметнулся вверх, размытое пятно, удерживаемое тьмой. Он вонзился в спину Аасгода и проложил красную дорожку к его сердцу. Маг пошатнулся, сбитый с толку, и посмотрел вниз на лезвие, вышедшее из его груди. Рядом с ним материализовалась женщина. Еще одна Избранная. Так похожая на того, кто умер. Сестра.

Аасгод закашлялся кровью, когда женщина выдернула свой топор. Лорд-маг споткнулся о край и упал. Невозможно было не услышать влажный хруст, когда он ударился о землю, и не увидеть тело Аасгода, лежащее окровавленным и изломанным во дворе.

— Нет! — закричала Тиннстра. Она не могла в это поверить. Она была дурой. Они не победили. Аасгод был мертв. Она пошатнулась, когда страх вернулся, как удар в живот, как удар молота в сердце.

Избранная увидела их, улыбнулась и указала на них топором.

— Пошли. — Тиннстра сделала шаг назад, к подлеску, увлекая за собой Зорику. Время уходить. Время бежать.

Их остановил крик. Нечеловеческий вой смертельной боли. Он исходил от Избранного. Мертвого Избранного. Крик приковал их к месту. Дорогие Боги, нет. Как вы могли так с нами поступить?

Крик продолжался без паузы, как будто труп испытывал невообразимую боль. Это потрясло Тиннстру до глубины души, и Зорика прижалась к ногам Тиннстры. Она никогда не слышала подобного звука. Затем тело дернулось, когда судорога пробежала по обугленным останкам. Вой оборвался, рот судорожно хватал воздух. Его глаза распахнулись. Он был жив.

— Бежим. — Тиннстра едва смогла произнести это слово, едва смогла сдержать собственный крик. Она изо всех сил пыталась заставить ноги повиноваться ей. Она потащила Зорику за собой, но ни одна из них не могла отвести глаз от Избранного, когда он поднялся. Пепел осыпался, снова появились участки кожи. Он рычал и хрипел, когда двигался, ругаясь и проклиная все на свете.

— Гребаная сука. Гребаная сука. Я ее убью. Убью. — Избранный вцепился пальцами в землю, его глаза расширились от боли и замешательства. — Скара! — Он, шатаясь, поднялся на ноги, как новорожденный теленок. — Скккааааааара! — Тиннстра услышала ненависть в его голосе. Гнев.

Она сделала шаг назад, потянув Зорику за собой.

Избранный их увидел. Монстр, жаждущий крови. Его вой прозвучал так, словно доносился из глубин подземного мира. Тиннстры испустила отчаянный вопль. Избранный был всего в пяти футах от них. Он сделал шаг к ним.

Страх овладел Тиннстрой. Она подхватила Зорику, развернулась и побежала в подлесок. И на этот раз не остановилась. Она пронеслась сквозь кусты и перепрыгнула через ежевику, огибая деревья. Ей было все равно, куда идти, лишь бы подальше от Котеге и монстров. Беги. Беги. Беги. Уходи. Не останавливайся.

Ветки царапали ее. Корни грозили сбить с ног. Снег хрустел под ногами, выдавая их путь. Все против нас, работает на врага. Так глупо думать о победе. Невозможно победить эгрилов. Не тогда, когда на их стороне монстры.

Она бежала все дальше и дальше, не рискуя оглянуться. Она знала, что они ее преследуют. Она знала, что в любую секунду копье или меч могут ее сразить. Она могла делать только одно — бежать. Бежать и молиться, надеяться и плакать.

Девочка становилась все тяжелее. Легкие Тиннстры горели. Она споткнулась, ударившись коленом, когда выпрямлялась, но боль была ничем по сравнению со страхом. Аасгод был самым могущественным человеком, которого она когда-либо знала, и все же Избранная его убила. Что могла сделать она — несостоявшаяся шулка с магическим мечом — когда он пал?

Наконец, она рискнула оглянуться назад. Она не видела никакой погони, но они зашли так далеко не для того, чтобы сдаваться. Она продолжала наполовину бежать, наполовину идти, пошатываясь, в горле першило, в боку кололо.

Земля почернела, когда спутанные сучья над головой отрезали тот немногий лунный свет, который был. Мир потерял реальность, когда их окутала темнота. Она замедлила свои отяжелевшие ноги и опустила Зорику на землю. Ее грудь вздымалась, она хватала ртом воздух:

— Я больше не могу тебя нести. Тебе придется идти пешком.

— Не оставляй меня, — всхлипнула девочка.

— Не оставлю. Обещаю. — Тиннстра пыталась отдышаться.

Зорика обхватила ногу Тиннстры:

— Мне страшно.

— И мне, — ответила Тиннстра. — И мне. Но с нами все будет в порядке. Мы...

— Что это?

Тиннстра протянула руку, чтобы успокоить Зорику. И прислушалась. Она услышала треск веток и хруст сапог по снегу:

— Они близко.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

39

Яс

Киесун

Яс проснулась, напуганная. Кто-то постучал в ее дверь.

Малыш Ро спал рядом с ней. Была все еще ночь, все еще комендантский час, а это означало, что это должны быть Черепа. Они пришли меня арестовать. Стук раздался снова. Нет, это не Черепа — они бы просто вышибли дверь.

Тем не менее, только плохие новости нарушали комендантский час.

Шум разбудил Ма:

— Кровавый ад. Кто это?

— Не знаю, — ответила Яс дрожащим голосом.

— Что ты наделала? — рявкнула Ма.

Яс накинула пальто поверх халата. Мясницкий тесак лежал на кухонном столе, и на какой-то безумный миг Яс захотелось поднять его. Нет. Она не должна иметь его при себе.

Стук раздался снова.

— Кто там?

— Кара. Впусти меня.

Она отодвинула засовы и приоткрыла дверь:

— Что ты здесь делаешь?

— Впусти меня, пока кто-нибудь не вызвал Черепов.

Когда Яс впустила ее внутрь, она увидела затравленное выражение в глазах шулка. Кара взглянула на свежие синяки на лице Яс, но ничего не сказала.

— Кто это? — спросила Ма.

— Возвращайся спать. Это просто подруга.

Ма проигнорировала ее и, прихрамывая, подошла поближе. Яс встала между ними. «Возвращайся в постель, Ма. Сейчас же». Выражение лица Яс умоляло ее хоть раз выслушать, не споря.

Ма вызывающе посмотрела на Кару, но отступила:

— Хорошо. Ты знаешь, где я буду, если понадоблюсь.

Ма вернулась к своей кровати в другом конце комнаты. Она все равно слышала почти все, что говорилось, но вряд ли они могли пойти погулять во время комендантского часа. Они сели за маленький столик у окна.

— Ты обещала мне, что никогда сюда не придешь, — тут же прошипела Яс.

— Все изменилось, — ответила Кара. — Мне нужна твоя помощь.

— Я ничего не могу сделать. Они наблюдают за всеми нами. Меня и так чуть не поймали сегодня вечером. У них была Избранная, которая читала наши мысли.

Кара побледнела:

— Черт. Это нехорошо.

Яс покачала головой:

— Они проверили нас всех. Я все еще не могу поверить, что меня не арестовали... Но я больше ничего не могу сделать сейчас. Я не буду рисковать.

— Это больше невозможно. Ты должна. Слишком многое поставлено на карту.

— Почему? Что случилось?

— Вчера Черепа арестовали главу Ханран.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Мы должны помочь ему сбежать.

Яс покачала головой:

— Этого не произойдет. Они посадят его в темницу. Оттуда не выходит никто.

— Ты сказала, что там только двое охранников.

— Двое охранников снаружи. По крайней мере, еще двое внутри, охраняют другие двери. Я думаю, там может быть Тонин.

— Это не имеет значения. Мы должны его вытащить. Особенно, если у них есть телепатка. Джакс знает слишком много обо всем.

— Джакс?

— Так его зовут. Джакс.

Яс опустила взгляд на стол. Всего этого было слишком много:

— Я могу нарисовать карту, если хочешь. Показать, как до него добраться.

— У меня нет войск, чтобы атаковать Дом Совета. Нам нужно быть умнее.

— Умнее? Что ты имеешь в виду? — спросила Яс. Она откинулась на спинку стула, чувствуя тошноту, слишком хорошо понимая, чего они от нее хотят.

— Нам нужно, чтобы ты вызволила Джакса и его сына. — Вот оно. Несколько слов. Невыполнимая работа. Самоубийственная миссия.

Яс наклонилась вперед:

— И как я должна это сделать? Просто подойти и вежливо попросить? Улыбнуться им? Я окажусь в соседней камере — или умру — прежде, чем пройду пять ярдов.

Кара положила сложенный лист бумаги на стол и развернула его. В середине был черный порошок.

— Что это?

— Яд.

— Яд?

— Отрави охранников. Вытащи Джакса и его сына.

— Просто так? Положить это в их чертов чай? — Она встала, сердитая и испуганная. — Убирайся из моего дома.

Кара не пошевелилась:

— У тебя есть доступ на кухню. Положи это им в еду.

— Ты знаешь, сколько людей мы кормим? Весь Дом Совета. Я не знаю, кто что ест, и не могу пойти спросить. — Яс пододвинула бумагу обратно к Каре. — Я никак не могу узнать, какие блюда идут охранникам. Это невозможно. — Она снова села и скрестила руки на груди. Безумие.

Кара снова сложила бумагу, но оставила ее на столе. Она посмотрела на Яс взглядом, холодным как лед:

— Тебе не обязательно знать, кто что ест. Положи яд во все блюда. Отрави всех. Этого более чем достаточно. Через час они умрут.

— Отравить всех?

— Да.

— Ты сумасшедшая. Треклятая сумасшедшая. Ты такая же плохая, как и они. — Яс почувствовала тошноту. Она попыталась представить, как делает то, о чем просила Кара. Убить триста человек? Не только Черепа, но и ее друзей?

— Нет. Я не буду этого делать. Я не убийца. Я не могу этого сделать.

Кара уставилась на нее своим лицом надменной суки:

— Мы не можем оставить его там. Он наш лидер, и он нужен нам свободным.

— Нет. — Яс вытерла слезу со щеки. — Должен быть другой способ. Прости, но должен быть.

— Это все. Ты — это все. Ты — это все, что у нас есть.

— Прости. Даже если бы я захотела, к этой телепатке я даже близко не подойду. Они и так подозревают всех. Они поймут, что́ я пытаюсь сделать, как только я войду в дверь.

— Ты побила ее вчера. Как тебе это удалось?

— Я думала о своем сыне. О том, как сильно я хочу быть с ним. Как сильно я его люблю. Это заслонило все остальное.

Кара взглянула на Малыша Ро, затем снова на Яс:

— Вот. Думай о своем сыне. Ты можешь побить ее снова.

— Нет. Я не могу. Мне очень жаль.

Кара посмотрела на Яс так, словно собиралась что-то сказать, но передумала. Она встала, и Яс сделала то же самое:

— Прости, Яс. Я бы хотела, чтобы ты сказала да.

— Я не убийца. — Яс смотрела, как Кара идет к двери, ее сердце бешено колотилось, испытывая облегчение от того, что шулка наконец-то смирилась с тем, что Яс не могла этого сделать. Было безумием, что она вообще спросила. Затем она заметила, что Кара оставила яд на столе. Она подняла его и пошла за Карой:

— Ты его забыла.

Кара открыла дверь:

— Нет. Нет, не забыла.

В квартиру вошли пятеро мужчин. Суровых мужчин. Вооруженных ножами и готовых ими воспользоваться.

— Я не хотела действовать таким образом, но ты не оставила мне другого выбора, — сказала Кара. — Либо ты отравляешь Дом Совета и вытаскиваешь Джакса, либо я убью твою мать и твоего сына.

— Сука! — закричала Яс и бросилась на Кару. Она не прошла и половины пути, как один из головорезов схватил ее, вздернул в воздух и бросил на землю. Яд вылетел из ее руки, когда она скользила по полу.

— Оставьте ее в покое, — крикнула Ма, вставая, чтобы помочь, но другой мужчина помахал ножом перед ее лицом. Ма села обратно.

Потасовка разбудила Малыша Ро, и он заплакал. Яс, пошатываясь, поднялась на ноги, но Кара первой добралась до мальчика и подхватила его на руки.

— Не делай глупостей, — сказала Кара, приставляя нож к горлу Ро. — Никто не хочет причинить боль тебе или твоей семье.

— Тогда отпусти его, — прорычала Яс.

— Отпущу, если ты сделаешь так, как тебе говорят, — сказала Кара.

— Ты причинишь ему боль, и, клянусь всеми Богами, я тебя убью.

Кара улыбнулась:

— Да? Ну, сначала тебе нужно убить еще триста человек.

— Я не собираюсь этого делать.

— Не испытывай меня, Яс. Не испытывай меня. — Кара подала знак одному из своих мужчин, который схватил Ма и заломил ей руки за спину.

— Отстань от меня, — закричала Ма, но мужчина просто усадил ее на стул.

— Она — старая женщина, — закричала Яс. — Оставь ее в покое. — Мужчина ее проигнорировал. Яс пришлось просто стоять и смотреть, как он привязывает Ма к стулу. Она чувствовала себя такой беспомощной.

— Скажи да, — сказала Кара, — или мы убьем твою мать прямо сейчас. Ты можешь смотреть, как она умирает, а потом думать о том, что почувствуешь, когда следующим мы убьем твоего сына.

Яс никогда никого не ненавидела так сильно, как она ненавидела Кару в тот момент. Даже Черепа, убившего ее мужа:

— Ты — гребаная сука.

— Да или нет, Яс. Что это будет?

— Да.

40

Тиннстра

Гора Олиисиус

Черепа были повсюду. Они кричали друг другу, продираясь сквозь подлесок, даже не пытаясь вести себя тихо. Тиннстра понятия не имела, сколько человек пережило нападение Аасгода, но, похоже, их было много. Слишком много.

Тиннстра и Зорика бежали так быстро, как только могли — или, скорее, так быстро, как только могла Зорика. Спотыкаясь в темноте и пошатываясь, скользя по снегу и слякоти, Тиннстра пыталась вспомнить этот район со времен своей студенческой жизни. Должен был быть путь из подлеска. Путь к горе.

Где-то есть река. Если бы они смогли ее найти... Она знала, что река ведет на юг — но Черепа не давали ей ни времени подумать, ни времени отдохнуть.

Зорика зацепилась ногой за корень и тяжело упала. Слезы хлынули потоком.

Тиннстра ее подняла:

— Все в порядке. Ты просто упала. Нам нужно продолжать идти.

— У меня болит нога.

— Я знаю, любовь моя. — Тиннстра провела руками по лодыжке девушки. Похоже, ничего не сломано. — Будь сильной еще немного, ради меня. Нам нужно идти.

Зорика покачала головой, оттопырив нижнюю губу:

— Я не могу.

— Ты такая храбрая. Мы отдохнем минутку, а потом сможем продолжить. — Тиннстра прислушалась к приближающейся погоне. У нас нет ни минуты.

— Я хочу пить.

Тиннстра полезла в сумку с едой, которую все еще несла, за бурдюком с водой и поняла, что у нее его нет. Дерьмо.

— Извини. Я оставила воду в комнате. Мы скоро найдем немного. Нам просто нужно снова двигаться.

Зорика вызывающе покачала головой:

— Я не могу.

— Ты должна. Черепа приближаются. Нам нужно уходить. Не волнуйся, поблизости есть речка. Там мы будем в безопасности. — Клянусь четырьмя богами, сколько раз я повторяла девочке эту ложь? Нигде не безопасно. Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной, скрыть страх, бушующий внутри нее. Панику. — Мы можем отдохнуть минуту или две и перевести дыхание, а затем снова пойдем.

Один. Два. Она взяла Зорику за руку и выдавила из себя улыбку, в то время как девочка изо всех сил старалась перестать плакать. Двадцать пять, двадцать шесть. Каждая секунда на счету. Черепа приближались. Сорок. В темноте их голоса эхом отдавались от деревьев. Шестьдесят.

— Пора уходить.

— Я не хочу. — Девочка скрестила руки на груди, отказываясь двигаться.

— Я знаю, что ты не хочешь, но мы должны. — Тиннстра оглянулась на Котеге. Времени на споры или дискуссию не было. — Они убьют нас, если поймают.

— Нет, не пойду.

— Зорика...

— Нет!

У них не было времени. Тиннстра посадила ее на бедро и крепко держала, пока Зорика извивалась и лягалась, и побежала изо всех сил. Девочка была тяжелой, и ее сопротивление усложняло задачу в десять раз, но другого выбора не было. Все, что она могла сделать, это держаться впереди Черепов и молиться. Она оставила сумку с едой, не в силах нести его и девочку одновременно. Если они не уйдут, еда будет наименьшей из их неприятностей.

Они производили слишком много шума, но что еще могла сделать Тиннстра? Они не могли умереть вот так, не после всего, через что им пришлось пройти. Она рискнула оглянуться — и земля исчезла под ней.

Они упали, крича и скользя вниз по склону. Тиннстра держала Зорику и молилась. Было так темно. Мир был просто размытым пятном деревьев, листьев, снега и обрывков неба.

Колено Тиннстры ударилось о камень, ее закружило. Она перестала держать Зорику. Еще один камень врезался ей в локоть. Вспыхнула боль, но не было времени как следует ее осознать. Тиннстра царапала землю, цепляясь за что попало, но ее пальцы натыкались только на слякоть и лед. Она набрала скорость.

Где-то вскрикнула от боли Зорика, но Тиннстра ничего не могла поделать. Что-то треснуло сбоку по ее голове, заставив Тиннстру прикусить язык, и соленый привкус наполнил ее рот.

Она сильно ударилась о землю, от удара у нее задрожали колени, воздух из легких выбило; затем ее снова швырнуло вперед. Она приземлилась в лужу ледяной воды, ударилась головой и откинулась назад, хватая ртом воздух. Она выплевывала кровь, грязь и снег. Она перестала двигаться, перестала падать. Все еще жива.

И она нашла реку.

Вода была ледяной, и это заставило Тиннстру действовать. Она вскочила на ноги, потянулась за спину и обнаружила, что меч все еще на месте. Она схватилась за рукоять, чувствуя, как его магия борется с худшим. Спасибо тебе, Аасгод. С мечом у нее все еще был шанс. Ей просто нужно найти принцессу, не обрушив на них все Черепа.

— Зорика! Зорика! — позвала Тиннстра так громко, как только осмелилась.

Молчание. Девочка, должно быть, все еще на склоне, зацепилась за дерево или куст. Во имя всех Богов, Тиннстра на это надеялась. Она оглянулась назад, туда, куда упала, но там были только тень и мрак. Она начала подниматься, морщась от боли при каждом движении. Ребра ныли, а лодыжка пронзала ее острой болью каждый раз, когда она переносила на нее вес. Мечу требовалось время, чтобы исцелить ее, но времени у нее не было.

Она взбиралась на ярд, и, казалось, соскальзывала на два. Холод и мокрая одежда отнимали у нее те крохи тепла, которые у нее еще оставались, и вскоре зубы стучали, а конечности неудержимо дрожали. Она оглядела весь склон, но Зорики нигде не было видно. Тиннстру охватил холод иного рода, крошечный комочек страха, что девушка может быть схвачена или мертва. Я не могла ее потерять. Она должна где-то быть, живая.

Однако наверняка она знала только одно — Черепа были поблизости. Она слышала их крики и проклятия, когда они продирались сквозь подлесок, но из-за падающего снега было очень трудно определить их местонахождение.

— Зорика! Зорика!

Потом ее взгляд что-то поймал. Она ждала, неподвижная, как камень, не дыша, с колотящимся сердцем, наблюдая, надеясь, что это Зорика — молясь, чтобы это было так, — но ничего не двигалось. Ничего.

Она сдвинулась вбок, чтобы лучше рассмотреть то, что увидела, и тут что-то с треском проломилось сквозь подлесок наверху. Она отпрянула назад, ища тени, — по склону спускались Черепа. Их было трое, не более чем в десяти ярдах над ней. Из-за белой брони за ними было трудно следить на заснеженном склоне, но это не имело значения. Они скоро будут на одном уровне с ней.

Тиннстра прижалась к склону, слишком напуганная, чтобы пошевелиться, пытаясь не обращать внимания на холод, пробирающийся сквозь ее промокшее пальто. Не шуметь. Они не смогут меня увидеть, если я не буду двигаться. Она крепко сжала челюсти, чтобы остановить предательский стук зубов, когда снег обжег ей спину. Клянусь Четырьмя Богами. Будь неподвижной. Я могу это делать. Выжить. Я нужна Зорике. Меч меня защитит. Тиннстра протянула руку и схватилась за рукоять меча, висевшего у нее на спине. Это вызвало боль в руке, но магия Аасгода могла исцелить любой нанесенный урон. Пока у нее была эта магия, она могла терпеть.

— Пустая трата времени, — сказал один из Черепов на эгриле. — Девчонка либо мертва, либо уже давно ушла.

— Может быть, но Монсута сказал проверить реку, вот мы и проверяем реку, — ответил второй. — Если только ты не чувствуешь себя достаточно храбрым, чтобы сказать ему, что тебе этого не хочется.

— Ни за что.

— Тогда перестань ныть и топай дальше.

— Ты видел, как у него снова отросла кожа?

— Никогда не видел ничего подобного. Этот Избранный пугает меня до смерти.

— Тихо, — приказал третий солдат. — Его способности — дар самого Кейджа. То, что он делает, — воля Кейджа. То, что он приказывает, — воля Кейджа. Мы ищем неверующих, потому что этого хочет Кейдж, и мы последуем за ними в саму Великую Тьму, если нам прикажут это сделать. «Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю тебе свою жизнь».

— «Как ты дал мне жизнь, так и я отдаю тебе свою жизнь», — пробормотали в ответ остальные, менее убедительно, чем их товарищ.

Тиннстра смотрела, как они спускаются мимо нее и достигают реки внизу. Она держала руку на рукояти меча, впервые в жизни готовая — жаждущая! — его обнажить. Гнев наполнил ее, ненависть к мужчинам, которые ее преследовали, ненависть за то, что они сделали с ее жизнью, за то, что они хотели сделать с Зорикой.

— Вы двое встаньте по бокам, я буду в центре.

— Давайте покончим с этим. — Черепа с плеском поплыли вниз по течению, оставив Тиннстру цепляться за склон, спрашивая себя, что делать. Если бы только она знала, где Зорика.

Приступ дрожи ослабил ее хватку, и она проскользила добрых десять ярдов, прежде чем смогла ухватиться за камень и при этом чуть не вывихнула руку из сустава.

Она преодолела остаток пути вниз и присела на камень, чтобы перевести дыхание. Ей просто нужно было немного отдохнуть. Обрести второе дыхание. Собраться с силами. Ей больше не было так холодно. Меч сделал свое дело. Сработало его магия... Может быть, она может на мгновение заснуть… Может быть, сон поможет ей прийти в себя… Может быть... она начнет искать Зорику... потом. Веки затрепетали. Мысли унеслись в ночь. Просто немного поспать…

Раздался звук рога, заставивший ее проснуться.

— Сюда!

— Не двигайся.

— Мы ее нашли.

Эти солдаты нашли Зорику! Снова зазвучал рог, призывая Избранных спуститься к реке вместе с остальными Черепами.

Тиннстра, пошатываясь, поднялась на ноги и выхватила свой меч. Она сразу почувствовала себя лучше, когда на нее подействовала его сила. Она побежала вдоль реки, не пытаясь прятаться. Время для этого прошло.

Она нашла их за поворотом реки. Они удерживали Зорику, которая пиналась, царапалась, била кулаками и извивалась изо всех сил.

Тиннстра бросилась вперед, не раздумывая ни секунды.

Ее удар пришелся по первому Черепу, когда тот повернулся. Меч скользнул между наплечником и шлемом, вскрыв ему шею. Хлынула кровь, горячая и красная, но Тиннстра уже забыла о нем и перешла к следующему солдату.

Второй Череп держал Зорику за руку. Его глаза под маской расширились от удивления, когда он увидел, как умирает его друг. Хорошо. Она сделала выпад, и ее меч скользнул сквозь его открытый рот к тыльной стороне шлема. Он уронил Зорику и рухнул, когда Тиннстра выдернула свой меч. Еще больше крови. Еще больше смертей.

Последний Череп отпустил Зорику и вытащил свое оружие, один из изогнутых скимитаров, которые унесли так много жизней Шулка. Но клинок Тиннстры был магическим, и ей нельзя было причинить вреда. Теперь, когда она избавилась от своего страха, в ней ожили все ее тренировки, все часы занятий с отцом. По сравнению с ней Череп двигался как черепаха. Он был никем.

Когда он занес скимитар над головой, Тиннстра нырнула под его руку и, проносясь мимо, рубанула мечом вниз, перерубив подколенное сухожилие мужчины. Падая, он выбросил руку, пытаясь остановить падение, обнажив щель между грудной и спинной броней. Меч Тиннстры снова метнулся вперед, как будто знал, что ему нужно делать. Через подмышку и в сердце. Сделав свое дело, он вылетел наружу так же быстро, и она стряхнула кровь с лезвия в реку. Красное на белом снегу. Пар в холодном воздухе.

— Тинн! — Зорика обхватила ногу Тиннстры руками. Тиннстра вложила меч в ножны и подняла девочку, не чувствуя ее веса.

— Ты в порядке?

— Я ударилась головой, — ответила девочка. — А потом не смогла тебя найти.

— Сейчас я здесь.

— Ты убила этих людей.

— Да. Они были плохими людьми. Они собирались причинить тебе боль.

— Я рада.

— Скоро появятся новые. Нам нужно двигаться.

На этот раз Зорика не стала спорить. Солдаты спускались по склону в ответ на рог Черепов. Слишком много, чтобы с ними сражаться, даже с магическим мечом. У них было не так много времени.

Тиннстра побежала вдоль реки с Зорикой на руках, вся ее усталость исчезла. Ее тело пело от силы. Зорика крепко держалась за нее, когда она вошла в реку. Тиннстру не волновала температура воды. Она не обращала внимания на ледяные иглы, вонзающиеся в ее ноги. Меч ее защитит.

— Солдаты идут, — сказала Зорика.

Тиннстра оглянулась. Черепа были разбросаны по реке от берега до берега. Скелеты выходят из темноты. Их было десять, может быть, больше. Она ускорила шаг, поскольку вода вокруг нее потекла быстрее. Сердитый рев становился громче, оглушая своей интенсивностью.

Они завернули за поворот, и Тиннстра, споткнувшись, остановилась. Река заканчивалась водопадом, который каскадом низвергался в долину, по обе стороны которой росли сосны. Вдалеке она могла видеть черную тень Олиисиуса. Так далеко. Она не понимала, как они смогут добраться до вершины вовремя, но они должны были попытаться.

— Что мы собираемся делать? — Из-за рева водопада Зорике пришлось кричать.

Черепа позади них сомкнулись.

Тиннстра наблюдала, как вода на дне превращается в бешеную пену. Обрыв был около двадцати футов. Не так уж и плохо, но достаточно плохо. По краям было много камней, но центр казался достаточно чистым — достаточно глубоким. Беспокоиться стоило только об обрыве.

— Ты умеешь плавать? — спросила она.

Зорика тряхнула головой.

— Умею, так что не волнуйся.

— Не двигаться! — крикнул Череп в дюжине ярдов от нее. Они приближались полукругом, обнажив оружие, готовые к сражению с ней. На этот раз никого нельзя будет застать врасплох.

— Держись за меня. — Тиннстра направилась на середину реки. От холода у нее перехватило дыхание — он был таким острым, что ранил. Когда она двинулась вперед, русло реки опустилось, вода поднялась Тиннстре до шеи. Она держала голову девочки над поверхностью и пыталась заставить свои легкие снова работать, пробираясь сквозь воду, борясь с течением. Пальцы Зорики впились в ее шею, и она чувствовала, как девочку трясет от холода и страха.

— Стой! — закричали Черепа, но Тиннстра не обратила на них внимания. У них не было ни стрел, ни копий. Они не могли причинить ей вреда.

— Меч меня защитит. Меч меня защитит. Меч меня защитит. — Она шептала эти слова снова, снова и снова, не позволяя себе ни одной другой мысли, не позволяя никакому страху ее остановить.

Ветер хлестал вокруг них, когда они достигли края водопада. Вода проносилась мимо, дергая ее за ноги. Не было никакой передышки от холода, ветер швырял снег мимо них и цеплялся за их мокрую одежду.

Теперь, когда она была близка к краю, обрыв казался больше тридцати футов. Слишком высоко. Каждая ее частичка кричала повернуть назад, отдать себя и Зорику на растерзание Черепам — каждая ее частичка, кроме одной. Ее веры в Аасгода и его магию.

— Меч меня защитит, — в последний раз сказала она и прыгнула вниз с Зорикой на руках.

41

Дрен

Киесун

Дрен всегда верил, что он крутой. Его следователи показали ему правду. Дрен верил, что он мужчина. Эгрилы показали ему, кем он был на самом деле. Дрен верил, что он не боится умереть. Черепа показали ему, что это не так.

Его первый визит в комнату для допросов был простым: они задавали вопросы, а он все отрицал.

Они ему не поверили. Или, может быть, им просто было все равно.

Вопросы последовали за избиением, за вопросами последовало новое избиение, за которым последовали новые вопросы.

Они перебили ему пальцы.

— Что ты знаешь о Ханране?

Удар кулаком по ребрам.

— Ты в Ханране?

Удар в лицо.

— Что ты сделал для Ханрана?

Они выбили ему зубы и потоптали ногами.

А затем вернули его в камеру. Оставили его там, страдающего от боли и унижения.

Во второй раз они отрезали половину уха, потому что сказали, что он не слушал. Они хотели знать имена. Дрен не знал ни одного. Они хотели знать об оружии. Они хотели знать, кто убил губернатора. Дрен держал рот на замке. Все его хвастовство теперь казалось не такой уж хорошей идеей.

Как и сказал Джакс, боль только начиналась. Он держался, как мог. Проблема была в том, что это было не так легко, как он надеялся. Это было совсем не похоже на избиение, которому его подвергли Шулка. Теперь он понимал, насколько мягко они с ним обошлись.

При третьем посещении они избили его сильнее. Они знали, как причинить ему боль, но каким-то образом он придерживался своей истории. Дрен плакал и умолял. Он был вором. Лжецом. Уличной крысой. Он был никем!

Когда его бросили обратно в камеру, он лежал на полу, в вони и дерьме, и плакал, как ребенок. Чего бы он только не отдал, чтобы его мать еще раз обняла его и сказала, что все будет хорошо. Чтобы ее поцелуи прогнали боль. Но она была мертва, и никто не собирался его спасать. Он умрет в той комнате наверху. И это не будет легендой. Это будет медленно и болезненно, а потом они бросят его где-нибудь гнить. Забытого.

Он баюкал левую руку, поскуливая, поскольку каждый вдох вызывал у него дрожь агонии. Он ронял кровь на пол, проводя языком по промежуткам, где когда-то были его зубы. И он знал, что это еще не конец.

Дрен, должно быть, потерял сознание, потому что, когда он снова открыл глаза, Джакс вернулся, а его сына не было. Старик лежал, прислонившись спиной к стене, еще более избитый, чем раньше.

— Ты проснулся, — сказал Джакс.

Единственным ответом, который смог выдавить Дрен, было сплюнуть еще немного крови на пол и застонать.

— Не двигайся. — Джакс, пошатываясь, поднялся на ноги и подошел к Дрену.

Дрен вздрогнул. У него не осталось сил бороться:

— Чо... чо ты делаешь?

— Не волнуйся. — Дрена перевернули на спину и выпрямили. — Боль будет легче, если ты не будешь горбиться. Как твое дыхание? — Старик осмотрел его.

— Больно дышать.

— Я ничего не могу сделать с твоими ребрами, но я собираюсь исправить твой нос. Секунду будет больно, но потом станет лучше, и ты сможешь легче дышать.

Джакс рванул и нос Дрена хрустнул, прежде чем он смог ответить, поэтому вместо этого он закричал. Старик улыбнулся:

— Ты никогда больше не будешь красивым, малыш, но рана заживет хорошо — если они позволят.

— Какой в этом смысл? — Дрен потер лицо. Он ненавидел, когда Джекс видел его таким. Он должен быть сильнее. — Все кончено. Мы никогда отсюда не выберемся.

— Я этого не знаю, как и ты. Надежда все еще есть. Держись за нее и черпай из нее силы.

— Я не хочу умирать.

— Никто не хочет, малыш. — В глазах старика не было жалости. Только честность. — Но это произойдет. Рано или поздно. Здесь или там. Не прячься от этого и не поддавайся этому. Борись с этим. Каждый твой вдох — это победа. Каждой минутой, которую ты переживаешь, нужно дорожить, особенно в этой комнате. — Джекс прошаркал к ведру у двери и вернулся с чашкой воды. — Выпей это. Ты почувствуешь себя лучше.

Вода была старой, застоявшейся и горькой, но Дрен все равно выпил ее залпом:

— Почему ты так добр ко мне? Ты пытался меня убить. Ты меня ненавидишь.

Джакс покачал головой:

— Я не ненавижу тебя, малыш. Я был зол на тебя и хотел помешать тебе убивать невинных людей. Достаточно того, что нас убивают Черепа — и совсем не обязательно, чтобы мы делали это с собой.

— Идет война, и я на ней сражался, — сказал Дрен, но его пыл, его вера угасли. Он вытер кровь с подбородка.

— Есть разница между солдатом, сражающимся на войне, и убийцей, убивающим людей, потому что он ненавидят мир, в котором оказался. Я пытался сказать тебе, но ты не хотел слушать, и на карту было поставлено слишком много жизней, чтобы позволить тебе продолжать в том же духе. Ты не оставил мне выбора.

— Я не убийца.

— Скажи это семьям людей, которых ты убил, потому что они оказались не в том месте не в то время.

— Вы ничем не лучше. По крайней мере, я хоть что-то делал. Вы, гребаные Шулка, просто сидели и несли всякую чушь. Вы тоже позволяете людям умирать. Если бы вы сделали то, что обещали... — Дрен моргнул. Он ни за что не собирался плакать перед Джаксом. — Мои мама и папа были убиты Дайджаку, потому что вы не смогли их остановить. Весь мой район разрушен. Город потерян. Почему я должен доверять тебе сейчас?

— Я сожалею о твоих родителях. Много людей погибло во время вторжения. Гораздо больше после. И их будет еще больше, прежде чем все закончится.

— Тогда, черт возьми, сделайте что-нибудь, вместо того, чтобы ходить вокруг да около и притворяться, что вы все еще главные.

— Малыш, если бы ты знал, что происходит... на самом деле происходит... Мы пытаемся освободить страну, а не просто собрать несколько шлемов в качестве трофеев. Я должен был бы сейчас быть там и пытаться добиться успеха, вместо того чтобы торчать здесь из-за тебя.

Дрен повернул голову, посмотрел на Джакса и его избитое лицо:

— Не жди, что я извинюсь.

— Никто от тебя этого не ожидает, но, клянусь Четырьмя Богами, парень, я надеюсь, ты начнешь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Мне бы не помешала твоя помощь — твоя и всех твоих друзей, — но раньше я должен тебе поверить. Ты должен выполнять приказы.

— И делать что? Вы никогда ничего не делали, только сидели и разговаривали.

— То, что ты не видишь город в огне, совсем не значит, что мы ничего не делаем. Последние несколько дней мы провели, доставляя семьи, ложно обвиненные в том, что они входят в Ханран, в безопасные места. Мы собираем оружие, разведданные, проникаем к врагу. Твои атаки на Черепов для них не что иное, как небольшие раны, царапины. Мы делаем то, что может действительно навредить им, в долгосрочной перспективе.

Эти слова задели Дрена. Он судил о Ханране только по количеству убитых. Он не думал ни о чем другом. Он не рассматривал картину в целом — только то, что было у него перед глазами:

— Теперь уже слишком поздно. Нам не выйти из тюрьмы.

— Пока не сдавайся. Ты все еще жив. Я все еще жив. Ничего не кончено, пока мы не умрем.

Когда Дрен сел, тысяча ножей вонзилась ему в грудь.

Джекс помог ему лечь обратно:

— Лежи спокойно. Пока не дави на ребра.

— Я все испортил.

— Да — но ты молод. Именно это и делают молодые люди. Вопрос в другом: сможешь ли ты извлечь из этого урок?

— Что они собираются с нами сделать?

— Не думай об этом. Думай только о настоящем. Отдыхай. Пей больше воды. Что будет, то и будет. Беспокойство ничего не изменит. На самом деле, твои мысли сделают все только хуже.

Деревянные двери в конце коридора со скрипом открылись, заставив их замолчать. Шаги приближались. Звук, словно кого-то тащили по полу. Черепа открыли дверь камеры и бросили Кейна внутрь. Он промок по пояс и был почти без сознания. Джакс бросился к нему:

— Гребаные ублюдки. Вам приятно избивать калеку?

В ответ он получил удар ботинком в лицо, затем Черепа схватили Дрена.

— Нет. Нет. Оставьте меня в покое. — Он извивался и пытался вырваться. Бронированный кулак врезался ему в грудь, скручивая Дрена и ломая ребра. Он бы закричал, если бы в его легких было хоть немного воздуха. Вместо этого он рухнул, и они потащили его наверх. Внезапный свет резанул по глазам, мольбы о пощаде сорвались с его губ. Каким большим человеком он был. Король гребаного ничто.

Офицер ждал его в комнате. Пол был мокрый. За стулом с ремнями стояло большое ведро с водой. Дрен уперся пятками, чтобы его не затащили внутрь, но удар дубинкой по ноге положил этому конец.

Офицер улыбнулся:

— А. Другой молодой человек. Скажи мне... ты когда-нибудь тонул?

— Пожалуйста… пожалуйста... — взмолился Дрен. — Все это большая ошибка. Я просто глупый вор.

Черепа привязали его к стулу и заняли позицию рядом с ним.

— Мы знаем, кто ты и что сделал, — сказал офицер. — Другие рассказали нам все. Я хочу только одного — чтобы ты подтвердил факты.

— Я пытался украсть из их магазина, вот и все. — Дрен перевел взгляд с офицера на Черепа и обратно. — Вы должны мне поверить.

Офицер кивнул Черепам. Стул Дрена откинулся назад, и его голова погрузилась в воду. Он бился, но Черепа держали его крепко. Гул в его голове быстро нарастал вместе с потребностью дышать. Когда его бросили в море было не так. Здесь не было спасения. Не было ножа.

Они подняли его, и он хватал ртом воздух. Вода текла по его лицу, скрывая слезы.

— Итак, — сказал офицер. — Что ты хочешь мне сказать?

— Пожалуйста, — взмолился Дрен. — Я был голоден. Мне нужна была еда.

Офицер кивнул. Они опустили голову Дрена обратно в ведро.

Не теряй надежды, сказал старик.

Вода сомкнулась над его лицом.

Надежды на что?

42

Дарус

Котеге

Дарус и Скара стояли на плацу перед руинами Котеге. Тело Аасгода лежало между ними, но Дарусу от этого не стало легче. Маг-ублюдок умер слишком легко; он должен был больше страдать за то, что сделал. Как он посмел ударить благословенного Кейджем? И как посмела сестра позволить Аасгоду это сделать?