Мы – сталкеры. Загадки Зоны (сборник)

Глава 1

Группа спецназа ГРУ медленно входила в Туманск с севера, со стороны Лунинска. Скрытно и профессионально, соблюдая все меры безопасности и предосторожности. Погода благоприятствовала маскировке. Хотя, такая погода здесь стояла чуть ли не круглый год – сумрачная и удручающая.

Первым номером стал Аперкорт, не уступающий чутьем и навыками бойцу спецназа. Раны его еще саднили и ныли, но не мешали движению и стрельбе. Разгрузочный жилет, на два размера больше габаритов пепловца и надетый поверх бронежилета, почти весь был набит боеприпасами и средствами выживания. Черная с красными околышами униформа испачкалась и уже отдавала потом и затхлостью, но хозяина не смущала. Аперкорт стоически умел терпеть антигигиенические и антисанитарные условия. От этого еще никто не умирал!

Опаснее было другое и другие! То и те, что находились извне – впереди и, возможно, по флангам.

За ним с дистанцией в двадцать метров вдоль стен капитальных гаражей крался Пыть-Ях, поменявший родную станцию на пару дополнительных БК. Радист аккуратно, на полусогнутых, преодолевал мелкие препятствия, держа наготове АК-74М и следя за фигурой пепловца и его жестами.

Следом с интервалом в пять метров шли остальные. Истребитель как командир в центре, замыкал группу Баллон. Раненая рука, подвязанная вдоль тела, отдавала тупой болью, но к этому здоровяк уже привык. Пулемет на ремне через правое плечо, здоровая рука, поддерживающая оружие, уверенное спокойное лицо под шлемом-полусферой, грязные берцы. Вид Баллона не очень отличался от внешности остальных членов группы.

Анжела поправила шлем, больше похожий на хоккейный, присела на одно колено, как заправский спецназовец. Очень хотелось пить и мыться, но чего больше, девушка так сразу не могла определить.

Силуэты людей сливались с фоном стены, окрашенной грязью, плесенью, вьющимися растениями и космами «волос».

Аперкорт, неплохо владеющий навыками ориентирования и знающий эту местность, вел коротким путем, почти удобным и пока безопасным. Он вовремя находил аномалии, пережидал проход мутантов, совсем не обращал внимания на артефакты, расплодившиеся после Вспышки в этих, казалось бы, безжизненных местах.

Возле гаражей, облепивших подходы к общежитию энерготехникума, состав и порядок цепи поменялся по знаку Истребителя и согласия Корсара.

Первым так же шел Аперкорт, хорошо знающий Туманск. За ним Корсар, лучше всех разбирающийся в аномалиях и прочих диковинках Зоны. Далее – Никита, Пыть-Ях, Орк, Холод, Тротил. Середину отряда составили бывшие заложники и новые знакомые, замыкал Баллон.

На отдельных вспугнутых собак и крыс, крысаков и зомби-одиночек никто не обращал внимания, не считая их опасными. Один раз Орк звезданул трубой «мухи» особо ретивого зомби, позарившегося на бойцов. Наглец! Смелый. Спецназовец стукнул его так, что урод больше не смог подняться, корчась вдоль бордюра в конвульсиях.

Аперкорт, безусловно, слыл в «Пепле» хорошим бойцом и неплохим командиром квада и Зону изучил досконально, однако тут, то ли ему не повезло, то ли зазевался, в общем, проглядел опасность.

На задах гаражей вдоль всего блока кооператива тянулась сетка-рабица, вроде бы надежно изолировавшая участок маршрута ГОНа от непрошенных гостей слева. Поэтому все уделили пристальное внимание правому флангу и фронтальному сектору.

А зря!

Как только Аперкорт поравнялся с очередной щелью между гаражами, из нее в его шею под левое ухо грубо уткнулся ствол диковинного оружия, а строгий голос сообщил:

– Стоять. Не шевелись, иначе мозги вынесу. Руки вперед.

– Стою, – сразу ответил опешивший пепловец и зло сплюнул перед собой.

Корсар, увидевший эту картину, дернулся, присел на корточки и вскинул автомат, что, в общем-то, проделали все бойцы, следующие за ним, но другой голос позади него, с хрипотцой заявил:

– Не дурите, парни, вы все на прицеле снайперов. Кладите оружие наземь, только очень медленно.

– Вот попадалово! – прошипел Орк, играя желваками.

– Влипли, кролики! – шепнул Корсар, снимая с плеча ремень АК-107 и лихорадочно соображая, что предпринять.

Но в тот момент, как из соседней рядом с ним щели-лаза высунулась винтовка, и показался человек, Никита резким и бесшумным движением метнулся к нему. Он вплотную прижался к противнику, одновременно блокировал его оружие, не давая выстрелить, одной рукой подставил к горлу нож, а другой направил «гюрзу» на хриплого.

– Стоять. Двоих сразу выбиваю. Отбой своим, офицер. Орк, ствол на двенадцать, всем шпроты! – крикнул Истребитель.

Его кульбит был выполнен так быстро, а последовавший за ним приказ оказался таким неожиданным, что нападавшие растерялись, да и сами бойцы отряда опешили. Однако все тотчас попадали вниз, ощерившись стволами и клацая затворами, а Орк вскинул «муху» и взял на прицел пулеметчика, выросшего прямо по курсу, в десяти метрах перед Аперкортом.

Убирать оружие и сдаваться никто не собирался. С обеих сторон. Как, в общем-то, и воевать. Но напряжение достигло апогея, и в любую секунду могло случиться непоправимое. Первым начал старший группы захвата, проглотивший ком в горле и облизнувший вмиг высохшие губы. Он медленно повернул лицо к Истребителю, целившемуся в него из пистолета. Нож разведчика Никита убирать от шеи посиневшего бойца тоже не собирался. Как и не собирался опускать ствол штурмовой винтовки от мишени в виде Пыть-Яха побледневший командир противника.

– Кто такие? Откуда? Куда?

– Я тоже самое хочу от тебя узнать, – тут же ответил Никита, прищурив глаза и крепче сжимая захват своего заложника.

– Здесь мы вопросы задаем. Мы в Зоне власть! Отвечайте, – строго произнес старший нападавших.

– Командир, похоже это волкодавы «НовоАльянса», – сообщил Корсар, держа палец на спусковом крючке подствольника, смотрящего в направлении верзилы на парапете двухэтажной будки, – и зовутся они здесь военсталами.

– Кто-о?

– Военные сталкеры. Разведка вояк с Рубежа. Так, старшой?

– Соображаешь, сталкерюга! – ответил тот, ехидно улыбнувшись, затем внимательнее присмотрелся к сталкеру и обомлел. – Корсар, ты что ли?

– Я.

– Да не может быть, чертяка! Откуда, как?

– Не шевелись, орел! – напомнил Никита, твердо держа «гюрзу».

– Еще как может, – буркнул Корсар, – как видишь, Стерх, я живой.

– Нам сообщили, что ваша группа накрылась, все погибли, а выбрался один сталкер, Бродяга. Так?

– Нет, не так, – усмехнулся Корсар, – Бродяга да, вон он в конце цепи, так и я еще тоже есть. Ребята вона выручили, вытащили из лап «Бастиона» и кроторога.

– Охре-е-не-ть! Так ты задание выполнил или…

– Или, – прервал Корсар военстала по прозвищу Стерх, – сейчас это важнее или все-таки стволы опустим? Отмашку своим дай, Стерх. А то, не ровен час, у кого-нибудь из твоих архаровцев рука дрогнет.

– У моих ребят руки не дрожат, ты же знаешь, Корсар. Лады. И вы не чудите. Скажи своему, – Стерх кивнул на Истребителя.

– Давай, снимай шухер, – скривился Корсар, глядя на военстала, и первым опустил оружие.

Раздались короткие команды с обеих сторон, бойцы немного расслабились и сняли оружие. Зашевелились, начали шептаться. Никита отпустил «своего» пленного и спрятал оружие. Приблизился к военсталу и бегло осмотрел его.

Прикид очень напоминал Никитин, спецназовский. Снаряга, оружие, камуфляж, экипировка – все от армейских спецподразделений. Только вес меньше, да оружие, в основном, натовское. У всех штурмовые ГП-37, пара «валов», тройка FN-2000. Гранатометов нет. Пулемет один. Импорт. «Берцы» крутые, забугорные, уже они впечатляли выше крыши, не говоря о другой экипировке: облегченные, с крючками, с завышенной икроножной защитой, натуральной крупнозернистой хромовой кожи и с тканевыми вставками из кордуры, с формованной прямой подошвой из резины ТЭП клеепрошивного крепления. Мечта любого спецназовца.

Но рожи все славянские, такие ни с какими другими не спутаешь.

Военстал протянул руку и представился:

– Стерх. Старший головного дозора следующего за нами совместного отряда Объединенной группировки НАТО в регионе Зоны отчуждения Республики Беларусь и Украины. Нас отделение и еще там, в сторонке, взвод армейских. Следуем в этот населенный пункт с директивой штаба о взятии под охрану НИИ на улице Войнича тринадцать, как секретного объекта, принадлежащего «НовоАльянсу». С кем имею дело?

– О как! – Никита улыбнулся уголками рта, но глаза оставались серьезными и внимательными, взглянул на Корсара и снова на военстала. – Майор Топорков. Истребитель. Старший группы особого назначения «Шурави» десятой отдельной бригады специального назначения ГРУ Генштаба Российской Федерации. Два отделения. Также следуем в район НИИ с целью, которую озвучить вам не имею права. Специальное задание Генштаба и вашего «Альянса».

– Ого. Нехилый уровень! – Стерх подобрался, вытянулся, и оба пожали друг другу руки. – Сильно. Спецназ ГРУ! У нас? «Альянс»? Майор, ты хотел сказать «НовоАльянс»? – вскинул брови Стерх.

– Мне все равно, как там называется эта коммерческая структура, фонд или синдикат! Я выполняю задание своего командования.

– Ну, ладно. Согласен. Мне тоже абсолютно ровно, кто и зачем послал нас и наших подопечных. Кстати, они там, в ожидании отмашки, – Стерх рукой махнул влево, – нам, военным сталкерам, платят. И платят хорошо! Чтобы провели, отвели, помогли.

– Так вы проводники в Зоне? Пусть и военные, но сталкеры?!

– Нет, – резко оборвал Стерх, – мы не сталкеры! И более того, мы противники сталкеров в Зоне. Слишком много их тут развелось. Отребья всякого, отморозков. Особенно, после развала Украины и войны на юго-востоке. Все сюда хлынули. Чистим Зону. Как…

– Ты извини меня, Стерх, давай ты не будешь тут втирать мне про политические взгляды, отбросы и свое кредо. Сыт по горло. Мы тут все – и я, и ты со своими задачами и целями. Давай, разбегаемся и следуем каждый своим курсом. И желательно нам больше не пересекаться!

– Ого. А что так строго в вашей конторе? – удивился такому обороту военстал.

– А некогда лясы точить. И в обиду своих я не дам. Вижу, как ты и твои орлы зыркают на моих товарищей. Да, среди нас есть пепловец и бывший бандит, а также имеются сталкеры, которых вы почему-то ненавидите. Но это не отбросы. Это мои бойцы! И они, как и я, выполняют приказ и участвуют в спецоперации Вооруженных Сил России. Ясно?

– Майор, я понял, понял. Зря ты так! Никаких проблем. Идите, куда и зачем вам нужно. Слова не скажем. Но доложить обязаны. Своему руководству. Ты уж, майор, не обессудь.

– Извини, если грубо, но и ты не в ту степь полез. Ладно, что там у нас? Время поджимает.

– Майор, давай так. Чтоб нам не схлестнуться в закоулках этого городка, да еще в надвигающемся тумане, скорректируем маршруты. Вы куда сейчас? Конкретно.

Никита жестом спросил Корсара. Тот кивнул и ответил за командира:

– Нам на завод «Атом». А завтра в Лунинск.

– Ага. Значит, – Стерх призадумался, – вы щас левее пойдете, в обход общаги, парка и мимо техникума за Энергетиков. Та-а-к. Ну, лады. Нам немного правее. Кварталом. Надеюсь, не пересечемся. Ну что ж, майор, было приятно познакомиться с доблестным российским спецназом, хотя и таким необычным образом. Не смеем вас задерживать. Удачи.

– И вам чистой дороги!

– Корсар, а тебя я откровенно рад видеть. Веришь? Ты у нас легенда в Зоне. Давай, сталкер, попутного тебе ветра в паруса!

Они улыбнулись, хлопнули ладонями и кивнули. Затем Стерх жестом показал своим подниматься и уходить. Через пять минут возле гаражей осталась только группа Истребителя.

Корсар посмотрел на Никиту, пожал плечами – «вот так, командир», и прищурился, вглядываясь в пелену тумана, охватившую парк и здание общежития.

Командир азиатской роты выбрал двух самых бесстрашных головорезов, собрал ударную группу у ворот спортклуба на Энергетиков и замер в ожидании сигнала. Последний не заставил себя долго ждать.

«ЗИЛок», утробно урча, с зажатой рычагом-распоркой педалью акселератора попер через футбольное поле в сторону НИИ. Десяток запустивших его гастарбайтеров притаился чуть поодаль. Туман тут же поглотил грузовик, и только шум двигателя да скрип ремней доносились до азиатов.

Но вот громыхнула одна мина, разодрав покрышку колеса автомобиля, затем под его днищем жахнула другая, не причиняя особого вреда движению транспорта.

Пончик довольно улыбнулся. Затея его удалась на славу. «Вот вам всем! Думали, я только жрать люблю и из пулемета строчить?» Он окликнул помощников и показал направление. Маленький отряд сместился влево и углубился в подсобную пристройку лабораторного корпуса института. А водовозка так и продолжала двигаться тралом вперед, изредка подергиваясь от слабых «лягух» и постсоветских ППМ.

Очнувшиеся бастионовцы смекнули: что-то неладное творится у них по фронту. Атака? В тумане?! Видимо. Значит, возможен удар с флангов и тыла. Тотчас устремились проверить себе зад, но…

… Мао КНР поджег «коктейль Молотова» и, громко гаркнув что-то ободряющее в адрес своих соратников, бросил дымящую бутылку в решетку будки вахтера у ворот НИИ. Через пару секунд оттуда полыхнуло, а сектант в экзоскелете, охваченный огнем, заметался по площадке с криками ужаса и боли. Тотчас раздался залп карабинов, винтовок, ружей. Полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Ударная десятка штурмовиков в фуфайках ринулась через забор с заранее приготовленными досками и арматурами. Как муравьи по бордюру, они преодолели ограждение и посыпались внутрь периметра НИИ. И только теперь застучал пулемет турели, жалобно скрипя шарнирами и маховиками электроприводного устройства и вылавливая из тумана датчиком движения смутные цели.

– Ты и ты… туда, – показал Пончик двум азиатам на коридор, глянул на двоих других, кивнул на помещение справа, – а вы там проверьте. Остальные за мной. Хотя нет… Ты иди вперед. Да, ты. Да не бойся ты, рисовая душа. Все там будем!

Кореец покивал, но как-то неохотно стал пробираться по складскому ангару, вздрагивая от каждого звука. Пончик специально послал его первым, дабы не встрять самому. За ним еле слышно двигались остальные.

Вдруг справа струной пропела проволока, послышался шорох и крик, а затем рванул взрыв.

Растяжка.

Двух китайцев как метлой смело. И из списка живых тоже.

– Вот, зараза-а! – прошипел Пончик, закашлялся от дыма и подтолкнул стволом пулемета впередиидущего. – Давай, топай. Под ноги смотри.

У кого-то нашелся фонарик, еще кто-то зажег факел, идти стало легче и спокойнее. Миновали еще одну растяжку и две аномалии, взломали дверь подсобки и очутились перед завалом из мебели, деталей и запчастей.

– Вот, блин. Так. Разбираем баррикаду. Живей. Там наши уже начали войнушку. Бегом, мартышки!

Снаружи действительно слышались звуки взрывов и стрельбы.

Следопыт поднял руку и жестами показал, что впереди опасность. Фига сглотнул и тотчас свернул влево, в открытый кабинет. Но успел предупредить остальных. Бойцы мигом рассредоточились по коридору.

Пугающие сумерки первого этажа лабораторного корпуса НИИ нагоняли жуть и вызывали тошнотворный холодок. Никто уже не сомневался в ненужности похода и дальнейших действий, но вели вперед команды старшего, некая сплоченность, алчность и нежелание уходить пустыми. Хотя, какая нафиг сплоченность у анархистов?!

Зрячий взял гранату в одну, а пистолет в другую руку. Присел, поднял его на уровень лица, направив на дверь впереди. За ней явно что-то было. Или кто-то. Это опытный снайпер ощущал, казалось, всеми клетками напряженного тела. Он выкинул из головы лишнее: посторонние мысли, звуки, боль. И сконцентрировался на одной лишь двери. Белой и удивительно чистой.

Ему хотелось повернуться и именно сейчас увидеть лица товарищей, посоветоваться с ними, почувствовать их поддержку. Но он не мог, не имел права оторваться от цели наблюдения. Потому что…

… Он даже успел понять, что дверь открывается не на него, а в ту сторону. И только поэтому выдернул чеку и ослабил скобу гранаты, правой рукой начав стрелять из пистолета. «Марта» выпустила всю обойму, а к изрешеченной двери полетела РГД-5.

– Бойся! – крикнул Зрячий и нырнул в проем между стенами.

– Атас! – подхватил кто-то сзади.

Анархисты шумно попадали, и тут же взрыв оглушил всех в коридоре, сыпанув осколками и обломками пластика. Дым и пыль окутали помещение, вызывая приступы кашля и тошноты, но следопыт с трудом подавил в себе эти желания. И правильно сделал.

Потому что из облака шагнул бастионовец в экзоскелете с ручным пулеметом наперевес и открыл ураганный огонь вдоль задымленного коридора. Не видя врага, но услышав его по чихание и кашель. И не безрезультатно: раздались вскрики, вопли и стук, так похожий на падение тел.

Зрячий аккуратно, но быстро поднялся на колени и, не мешкая, вскинул штурмовую винтовку. Времени перезаряжать «марту» не было. И гранат тоже. Да и шуметь здесь, под боком этого робоувальня, никак не хотелось, чтобы не обозначить себя раньше времени.

И проводник дал очередь прямо под срез шлема бастионовца. Тот неестественно надломился, отшатнулся и с железным грохотом ударился о стену, пулемет упал на пол, кровь хлынула частыми фонтанчиками, заливая защиту убитого.

Не забыв о чувстве самосохранения и не давая противнику опомниться, Зрячий подскочил к развороченному дверному проему и нажал спусковой крючок.

Для бастионовца в сером камуфляже, оттаскивающего по коридору своего раненного гранатой товарища, силуэт в оседающих клубах пыли и дыма явился последним видением в жизни. ИЛ-86 анархиста изрыгнула несколько пуль, которые легко пробили лицо сектанта в двух местах и звякнули по шлему. Еще одна короткая очередь прервала попытку раненого поднять пистолет и открыть встречный огонь.

– Ко мне… сюда-а! – заорал Зрячий, кидаясь к поверженному врагу.

– Писец.

– Живой?

– Зрячий, ты хде-е?

Окрики раздались ближе. Подбежали свои. Быстро заняли позицию в этой части коридора, провели скоротечный осмотр трупов, товарища, стоящего истуканом посреди помещения. Тряхнули его, приободрили, похвалили. Протянули фляжку с водкой. Жакан хотел добить раненого бастионовца, но его остановил Фига:

– Обожди, авось пригодится. Заложник. Пленный. Да и допрос щас учиним. Живо расскажет все, сучара! И за ребят ответит сполна, как эти два пид. ра. Зрячий, ну ты реальный пацан! Троих завалил как с куста. Уважуха-а! Зрячий? Э-э? Очнись. Ты че, в ступор впал? Впервой, че ли?! Давай, глотни водяры. Полегчает.

– Я… я сам не понял, как их… как так получилось, – промямлил следопыт, утирая пот и пыль с лица и делая бульк с фляжки.

– Ну, ясен пень! Аффект.

– Пока они не очухались, подмогу не прислали, надо занять удобную позицию, – пробубнил Зрячий на автопилоте, – что с нашими? Кто?

– Халву наповал, А Бегемоту ноги перебило. Там валяется. Ты это… глянь его, Зрячий. Помоги. Заодно оклемаешься. Да и «кирасира» того прибарахли. Твой он. И хабар, видать, клевый!

– А эти двое не мои уже, что ли? – следопыт, кажется, начал приходить в себя.

Фига хмыкнул, бросил многозначительный взгляд на лежащие тела и неохотно проворчал:

– Твои. Конечно, твои! Забирай. Только порешай с этим недобитком, а то, глядишь, фанатик этот рванет и себя и нас.

– Знаю, – буркнул Зрячий и занялся приятными заботами.

Фига вздохнул, глядя, как его ушлый боец шмонает раненого сектанта. Закон есть закон! В Зоне их блюдут. Он развернулся и жестом показал оставшимся четверым товарищам бдить коридор и медленно выдвигаться вперед. На немой вопрос ближайшего воина о снайпере Фига махнул рукой, типа «нехай ковыряется, его хабар». Фигуры бойцов исчезли в темноте.

Зрячий отвел взгляд, быстро осмотрелся. Никого. Он немного удивился необычной обстановке в здании. Не сразу понял, что тут не так. Но приглядевшись, даже воскликнул:

– Вот, еп-п!

В этих помещениях в отличие от всех зданий и сооружений Зоны было необыкновенно чисто. Чисто и сухо. Ни плесени, ни сырости, ни паутин. Никакого мусора и хлама. Будто, здесь кто-то раз в неделю делал уборку. Только слой пыли, без которой Зона немыслима, покрывал все помещения корпуса.

Зрячий сглотнул тяжело и громко. Быстро перезарядил пистолет, винтовку, вскочил, осмотрел закоулки коридора. Мрак и тишина. Шаги и шорохи товарищей канули во тьму. Пахло пылью и дымком от недавнего взрыва.

Следопыт вернулся к полуживому бастионовцу, обобрал его, шаря по карманам и телу. «Ни рюкзаков у них, ни разгрузок. Вечно налегке орудуют. Не то, что остальные представители группировок. Оружия мало, АКМ, «глок» да пара гранат. Даже ножа нет. Рация разбита пулей. Ни еды, ни фляжки. Пипец!»

Зрячий матюгнулся, пнул по ноге раненого. Тот застонал, закатив зрачки. Ремень из штанов долой. Снайпер им обмотал и стянул руки сектанта.

«Так. Теперь труп рядом. Ничем не отличается! АКМ, «марта», одна граната. О-о! Фляжка. Что там? Поди, святая вода для этих религиозных вояк. М-м. Пахнет водой. Смешно звучит, но свежая вода именно пахнет. Имеет свой неповторимый запах, вкус, энергию. Больше ничего. Атас! А че не голыми по Зоне шастать?! Хотя… гм… значит, где-то весь скарб они должны были скинуть и припрятать. Чтобы в любое время легко взять. Где? Получается там, куда ушли Фига с остальными. Ладно, хрен с ним, с хабаром. Придется оружием догоняться. Сейчас оно нужнее. И в Зоне его много не бывает!».

Зрячий осмотрел автоматы, выбрал самый новый на его взгляд, хотя, в сумерках разглядеть состояние оружия было сложно. Повесил его за спину, через шею. Из другого вынул магазин, приставил АКМ к стене. «Блин, что ж так темно? Фонарики. Где они? Должны быть фонари. У этих нет. Значит, пулеметчик!».

Следопыт перебрался в другую часть коридора, хрустя обломками дверного пластика. У него была зажигалка, спички, но обозначить себя во тьме первого этажа как-то не хотелось. Да и «чернушек» стоило бояться. «Прилипла такая где-нибудь и ждет своего часа, чтоб спалить лузера его же огнем. Не-е, нужен фонарик».

Зрячий наощупь стал обыскивать бастионовца в экзоскелете. Почувствовал липкую влагу на пальцах. Явно кровь. Обтер руку о металл защиты сектанта. Затем о свою ногу, о ткань штанов.

Пневмоприводы или шланги, но что-то внутри экзоскелета пшикнуло, напугав следопыта. Он напряженно выдохнул и продолжил шмон. Недалеко по коридору застонал Бегемот. «Бедняга мучается там, а я тут мародерю, блин! Сейчас, здоровяк, сейчас. Минуту. Так. РПК-100. Пустой. Но в грудном загашнике пара больших кривых рожков. Фонарик. Хорошо. «Дезерт игл», и в жесткой кобуре. Ого, убойная штука! Слышал. Патроны. Где к пистолету запасные маслины, епрст? Та-а-к. Три гранаты, причем одна с колышком в связке. Для растяжки заготовлены. Ишь, проволокой уже обмотаны. Ого, ножик! Мачете, а не нож. Берем? А куда я его? Хоть в ближнем бою или от собак. Хребты им кромсать. Берем. КПК. ПДА. СПР. Вот это вещь! Тем более, бастионовская. Система подавления радиации. Натовская. Целая. Такая не только радионуклиды, но и еще кое-что подавляет. Боль, усталость, чувство голода и жажды. На время, но все же. Специальными стероидами и анаболиками. Автоматически. Легкими инъекциями внутрь. Так, нацеплю-ка я эту бодягу сразу, сейчас. Мало ли что. А впереди там ваще жопа-а! Фига, смотрю, с катушек съехал вконец. По мне лучше соколом, чем…».

Анархист вздрогнул от очередного стона Бегемота. «Вроде мужик здоровый, а стонет, как дите. Ну, схлопотал пару пуль в ноги, не умер же. Вколол «Антишок», проглотил пилюлю, заклеил дырки биоскотчем и стянул жгутом выше ран. Че еще? Лежи, жди своих. Нет, стонет, как дистрофик. Опс. Че-то как-то странно он хрипит…».

Зрячий нахмурился, гримаса сменилась сначала на недоуменную, затем на ошарашенную. Предательски ослабли гениталии, как вчера ночью, под стволом того неизвестного перца, забравшего весь скарб снайпера, но оставившего ему жизнь. «Почему сейчас так стало фигово? Бегемот? Эй… «.

Следопыт, чувствуя холод и жар одновременно, но в разных конечностях, потянулся к пулемету. Услышал чавкающий звук, словно, топором рубили тушу замороженного и подтаявшего мяса. На душе стало еще хуже. Он медленно поднялся, боясь брякнуть оружием или громко сглотнуть слюну. И решился на то, что обычно в подобных ситуациях делать не стоит, – громко произнес в темень коридора:

– Эй? Бегемот. Ты че там?

И включил фонарь.

Незнакомец в черном длинном одеянии, выдернув из горла агонизирующего Бегемота шест, прошептал тихо и вкрадчиво:

– Уходи-и. В Зону, в землю, прахом тленным. Уходи-и.

Сзади раздался оклик. Неизвестный не дрогнул, не засуетился. Он не проявил ни капельки испуга. Наоборот, хладнокровно обтер окровавленный конец острого посоха о штанину затихшего анархиста, затем спокойно сделал шаг к выходу из комнаты.

И дернулся, ослепленный лучом фонарика, заметив в семи метрах от себя бойца-анархиста. А еще РПК, направленный в его сторону.

– Э-э, ты-ы… хто-о? – немеющими губами промолвил Зрячий и плавно поднял оружие на уровень груди.

– Цок, – то ли сказал, то ли щелкнул языком «черный» и крутанулся вокруг оси так, что в луче фонаря полы его плаща мелькнули, смазываясь, как у киношного героя «Матрицы». Это нереальное, невозможное движение заставило следопыта заорать нечеловеческим голосом и нажать спусковой крючок.

На миг показалось, что пули и звук дроби выстрелов намного медленнее, чем виртуозный кульбит чужака. Отчего Зрячий до ломоты в указательном пальце сжал крючок пулемета, нервно затряс оружием и криком оглушил даже себя.

Длинная очередь пронзила пространство коридора, круша его плоскости: стены, двери, стенды и даже потолок. И каковы же были его разочарование и страх, когда Зрячий, понял, что не убил этого прыгуна-шустряка, даже не попал в него. А только спугнул. Тот метнулся прочь, растаяв в сумерках помещения. Анархист снова жал и жал спусковой, но пулемет молчал. Он бросил РПК мертвым грузом, выхватил «дезерт игл» и стал палить вслед удаляющейся тени. Потом расстреливал коридор из «марты», понимая, что уже впустую, мимо, бессмысленно.

А затем пришла первая сознательная мысль. О Бегемоте. Что ему, Зрячему, почему-то не хочется пойти и взглянуть на товарища, что с ним, как он. Эта мертвая после грохота пальбы темнота коридора яснее ясного подтверждала догадки снайпера.

Он, забыв про возможность возвращения бесовского акробата в черной одежде и про пустые обоймы оружия, сполз спиной вдоль стены и замер.

С тыла неслись его товарищи, клацая оружием, громыхая подошвами и зовя следопыта.

«Энерговагоны. Восточнее цели. Обозначьте себя. Хокс».

«Техникум энергетиков. Севернее цели. Обложены бандитами. Держим оборону. Герда».

«Вашим стараниям не суждено увенчаться успехом. Великий «О» лицезрит ваши пагубные деяния! Уходите немедленно, либо смерть. Бастион».

«Пшел в зад со своим «О». Полтора».

Банда Басмача, насчитывающая всего десяток рыл, действительно обложила техникум и начала выкуривать его поселенцев. Поняв, что Скандинав больше никогда не вернется, сгинув из-за своих неудачных попыток мести, главарь шайки фраеров приказал уничтожить упрямых и оборзевших туристов и их проводников.

– Хренли с ними цацкаться?! Абордаж. Мочим всех, – сделал заключение Басмач и, громко озвучив его, кинул гранату в окно первого этажа, – Дальтоник, давай ты.

– Здрасьте вам пожалуйста! А с какого перепугу я-то?

– Чеши пятки, мля. Мухой. Иначе сам ща порешаю твой расклад. Иди давай, Дальтонизм. Твой хабар будет. Зуб даю.

– Эх-х, гребанный Экибастуз! Прикрой, шеф.

Бандит ломанулся вперед сразу после разрыва гранаты и в дыму успел удачно проскочить внутрь подсобки.

– Теперь ты, Кирзач, на тех же условиях и без гнилого базара, – кивком головы показал Басмач на другого бандита.

– Да понял, понял. Ща им клювы отчекрыжу.

Коренастый малый в стеганке поверх спортивной грязной тренерки с «волком» в руках кинулся вслед корешу.

Басмач отшатнулся от пуль, посланных со второго этажа, которые выбили крошево кирпича прямо возле его головы.

– Близко стелют, сучары. Одна благодать, что туман. На, получи в хавальник маслин… – Басмач вскинул СГИ-5 и дал очередь в окно, смутно виднеющееся в пелене тумана.

Оборонявшиеся в здании «туристы», четко распределенные проводником по своим секторам, и не собирались ловить пули фраеров ртами.

– Лови, мудила, ответную записочку, – прошептал Тагил и бросил наружу РГД-5.

– Таги-и-л, справа заходят! С фланга ща врежут! – заорал Кот, короткими очередями постреливая в соседнем помещении.

– Вовка, дуй туда, не маячь здесь! Спугни фраеров этих и к блондинке лети, а то, неровен час, постригут ее в монашки! – крикнул сталкер сыну и, получив ответное «понял, бать», сменил позицию у другого окна, выстрелил, отпрянул, снова послал короткую очередь в забор возле здания.

– Пацана посылать в лоб этим мокрушникам?! Ты че, Тагил, спятил? – нервно бросил Кот, пригнувшись и перезаряжая обойму.

– Брысь, Котяра, на свою позицию. Он лучше тебя там разберется.

– Да конечно. Нашлись тут Неудержимые, мать вашу! – пробубнил тот, но юркнул обратно в аудиторию, которую держал.

– Че-то ваш Роман там притих. Кот, режь этих короткими, не увлекайся. Я щас, метнусь до тыла, вашего интеллигента проведаю. Ваще его ствол не слышу, елы-палы.

– Ага, – Кот коротко кивнул и продолжил стрельбу.

Вовка тенью мелькнул на лестничной площадке, выбрал удобное местечко и засел, фиксируя спуск на первый этаж. Отец многому научил его за время, проведенное на дикой земле. Да и сама Зона учит быстро и жестко.

«Один путь у этих бродяг – по коридору сюда, на лестницу. Потому что слева «энерго» закупорила проход, а справа растяжка отца, а за ней баррикада из мебели и строительного хлама. А там и сам батя с Котом. Которые уж точно не позволят замацать их за жопу. Не-е, стопудово, этим фраерам лаз только тут. А его им я перекрою. Трындец вам, босота зековская!».

Дальтонику с Кирзачом повезло целыми и невредимыми добраться до чрева техникума и оказаться вне зоны обстрела, а вот остальным корешам меньше: один навсегда залег в бурьяне с дыркой в башке, другой суетливо бинтовал пробитую ногу. Кодла таяла с каждым часом, проведенным в Туманске, но и цель уже была в двух шагах. Только руку протяни.

Они миновали половину первого этажа, обматерив проскочившую возле ног крысу, уткнулись в аномалию, почесали затылки и двинули в обратку. Наверху и снаружи корпуса трещали выстрелы, изредка бабахали взрывы гранат. На долгий бой бандиты и не рассчитывали, всегда старались этого избегать, а найти другие варианты окончания военных действий и, конечно же, в их пользу – это они любили.

Шеф знал, в какой момент и кого посылать, дабы порешать проблему быстро и малой кровью. Пусть обманом, жестоко и грязно, но зато всем им в масть. Зона простит. Она умеет хранить тайны!

Дальтоник тщетно попытался заставить Кирзача поменяться ролями, сплюнул и снова пошел первым вдоль стены с обвалившейся штукатуркой, пятнами плесени и космами паутин.

– Зазырь там, – ткнул он стволом АКСУ в сторону торцевой части коридора, – и секи в оба, иначе поимеют нас туточки.

– Ща сбацаем.

Они разделились. Кирзач добрался до второго лестничного пролета, но, позыркав пару минут по углам, вернулся:

– Не-а, мимо. Завал мутный. Хлама туча. Да и вверху с винтаря кто-то лупит. Наши-то хде? Ну, че притихли там? Вдвоем тады разборы чинить будем?

– А че, сдрейфил? Очко жим-жим?

– Ты свое сначала сбереги, борзый наш! А то понты эти мы уже все видели, мля. Давай ты первачом шуруди, твой танец, Дальтоник. Я копчару тебе покаместь придержу.

– Ишь ты, франт молдаванский. Ну, гляди мне. Упаси тя Черный Сталкер облажаться, держа мой копчик.

Дальтоник сцедил слюну, сплюнул ее сквозь зубы, бросил ехидный взгляд на напарника, поудобнее взяв цевье автомата, и сделал шаг на первую ступеньку. Затем еще. И только потом задрал голову.

Сверху, между гнутых ржавых прутьев перил на него уставился странный самострел причудливой формы. И не менее странный парень: вроде сопляк, а взгляд смелый, взрослый, строгий. И удивительно холодный.

– Писец! – промолвил бандит, не успев даже шелохнуться.

Сухой щелчок арбалета, и металлическая спица, молнией сверкнув в воздухе, смачно вошла в лоб Дальтоника, чуть ниже окантовки банданы. АКСУ выпал из безвольных рук, тело стало сползать по стене и кулем осело на ступени.

Кирзач вылупил глаза, охнул и отпрянул назад, ударившись затылком о дверной косяк. И только потом излил поток матерных слов в адрес неведомого врага и его гребанного оружия. Ему вдруг пришла сумасшедшая мысль выпустить вверх всю обойму «волка», схватить труп кореша, уволочь его в укромное место и обшмонать. У того имелись неплохие вещицы, да и артефактов подсобирал по пути.

Но вонзившаяся в дверную раму стрела в трех сантиметрах от уха бандита вмиг нарушила его планы, обратив в бегство.

Убедившись в том, что бандит убежал, Вовка убрал арбалет, взял обрез, взвел курки и тихонько спустился вниз. Выглянул, осмотрелся. Никого. Выдернул стрелу из косяка, затем, помедлив, другую из черепа мертвеца. Присел, забрал фляжку, папиросы и фонарик из карманов трупа, КПК, дозиметр и туго свернутые банкноты в целлофане. Задрал рукав бандита и ахнул – пять наручных часов. Причем, все рабочие и недешевые. Призадумался. Как батя воспримет это? Цыкнул, снял только одни, самые дорогие. Услышал шум наверху. Крякнул под тяжестью хабара и потопал на второй этаж.

– Че там внизу? – на ходу бросил отец при виде отпрыска, навьюченного чужим скарбом. – Вижу, оприходовал уже одного.

– Ага, есть такое. Бать, я тут свалю все, потом гляну. Ты присмотри, чтобы Котяра не прибрал, а? А то он тот еще…

– Елы-палы, Вовка, дуй до Герды. Хрен с ним, этим хабаром. Не до него. Вишь, наседают фраера. Гони до бабы. Живей, – прервал сына Тагил, перелезая через опрокинутый шкаф и проверяя затвор автомата. И добавил более спокойно: – Молодец, сын, отлично сработал. А теперь дуй. Я за лестницей пригляжу.

– Ага, понял, бать.

Вовка сбросил хабар бандита в угол, утер потный лоб и двинул в смежную комнату, дальше через приемную директора мимо постреливающего Кота и по коридору к восточной части здания. Туда, где изредка бабахал пистолет блондинки.

– Туман, мля, плотняком прям в дыхло, – проворчал один бандит, оставшийся с главарем.

– Надо его в тему пользовать, пока не усрались в конец, – ответил Басмач, пригнулся от осколков битого под пулями кирпича, – вот, суки, маслин, видать, навалом. Вот и палят без разбору.

– Какой, нах, без разбору? Четко кроют. Ясен день, не туристы мочат, а Полтора спелись, хрен им в дышло. Шеф, че кумекать будем? Дальтоника с Кирзачом нема, видать, хана им. Васек с Прошкой на той стороне, чую, не в теме уже. Где народ, мля?

– Ты форточку закрой, умник, без тебя тута… – зло начал Басмач, но взгляд его, скользнув по физиономии кореша, резко изменился.

– Че, пахан? – бандит сморщился и, поняв, куда смотрит шеф, оглянулся. – Ах ты ж!

Из теряющего прежнюю плотность тумана на них перло два десятка скелетонов, медленно шаркая по асфальту улицы и сорняку газонов костлявыми конечностями и клацая гнилыми зубами, ухая под стать аасменам.

Бандит испуганно вскочил, вскидывая «чейзер», но меткий выстрел из окна техникума пробил ему руку и швырнул на землю. Он застонал, начал ругаться, плеваться и проклинать Зону с ее убогими порождениями.

– Пасть заткни, как свинорыл под пером визжишь, мля! – крикнул на кореша Басмач и пустил очередь в сторону окна.

Он прикусил губу, прищурился, бросая короткие взгляды на раненого, на окна здания и приближающихся уродов. Расклад получался аховый. Карты ложились совсем не по его хотелкам.

– Шеф, прикрой, это я, Кирзач! – заорал от стен подсобки бандит.

– О, ёп-п. Еще один мудила с вестью от Тагила. На хрена ты мне тут нужен, Кирзач? Ты где должен чалиться?

Снова рикошетом пули. Крошево кирпича. Грохот пальбы.

– Шеф? Прикрой, бл… буду, не сдрейфил, не крыса я!

– Харэ сопли мотать, устроил тут стонотину, – Басмач пнул раненого в зад. – Опосля шириться будешь и бинты мотать. Отбивай этих гнид от меня. Воняет уже ими.

– Ща, шеф, айн момент, – пробурчал тот, все-таки вкалывая себе шприц в плечо, – подсоби, не успеваю я, жизня моя косая.

Басмач приник к прицелу, повел винтовкой, нажимая спусковой. СГИ-5 захлопала не громко, мягко, красиво, ровно. Передний ряд скелетонов рассыпался, споткнулся, задергался. Пули крошили их старые кости, остатки рванья былой одежки и плоти, сбивали с ног, если их ходули вообще можно назвать ногами.

Магазин опустел, стрелок стал менять его.

– Пахан! А я-я? Меня прикрой… А-а, мля-я! – закричал Кирзач и, плюнув, побежал к ограде.

– Не до тебя, христовый! – проворчал старший и снова стал стрелять по толпе ходячих мертвецов, предварительно пустив короткую очередь по окну.

Кирзач тяжело плюхнулся рядом и безумными глазами смотрел на скелетонов.

Туман нехотя уползал с окраин парка, словно, кто-то медленно потянул пуховое одеяло. На той стороне улицы Войнича раздалась канонада, извещавшая о яростной стычке с большим количеством участников.

Пугач, один из бандитов Басмача, решил дернуть долой. Он давно смекнул, что пахнет жареным, укрылся за гаражом и, дождавшись, когда его кореша окажутся за забором техникума со стороны складов, тихонько улизнул из опасной зоны.

Пробежав полста метров, он прислушался. Где-то рядом скрипнула дверь. Кругом грохотали звуки стрельбы, туман исчезал не спеша, но этот скрип привлек его внимание не зря.

Он вскинул карабин и вовремя. Из облака то ли дыма, то ли особо плотного у крайнего склада тумана вынырнула высокая фигура во всем черном с палкой в руке. Она спрыгнула с подсобки на бордюр, чтобы пересечь улицу, но Пугач решил внести изменения в планы незнакомца. Он не стал окликивать чужака, а просто прицелился и выстрелил в того. И еще.

Незнакомец дернулся, извернулся юлой и сделал порядка десяти движений за одну секунду. Бандит, заметив угрожающие действия «черного», опешил, вздрогнул и продолжил стрелять. Он понимал, что пули уходят мимо, что все-таки ранил того первыми выстрелами, но уже не мог остановиться, броситься наутек или в рукопашную схватку. В этот момент он обрел себе врага. Врага, которого в Зоне не стоит наживать!

Незнакомец-виртуоз в черном одеянии, не снимая капюшон, ловким движением вытащил из-за спины огромное тяжелое ружье, щелкнул предохранителем и, не целясь, пальнул в бандита.

Пугачу оторвало полголовы и разметало ее ошметки по улице. Тело постояло пару секунд и шумно рухнуло на старый асфальт.

Убийца вернул ружье на спину, развернулся и тремя прыжками исчез в тумане.

– Уходят, черти! – сообщил Кот с соседней аудитории. – Как пить дать, уходят. Отбились, ё-мое. Чин чинарем, хеви металл рулит! Й-е-хоу-у.

Вовка посмотрел на отца и покрутил пальцем у виска. Тагил улыбнулся и подмигнул:

– Ну все, сын, теперь пробегись, осмотри здание. Если что подозрительное, дуй сюда. Хабар с мертвецов тащи, поделим. И лазы возможные глянь, где и чего не так. Мы тут чуток приберемся.

– Ага, понял, бать. Я мигом. Подозряков я сам успокою.

– Аккуратно там, ну, ты знаешь. Дуй.

Паренек умчался на первый этаж. Тагил уселся на опрокинутый шкаф, стал перезаряжать автомат, чистить экипировку, проводить ревизию снаряги и карманов. Появился Кот, также занялся починкой личного имущества и амуниции. Не было только Герды и Романа.

– Там еще зомби эти… скелеты бродят. Не попрутся сюда?

– Нехай мертвяков обгладывают, мяса им привалило мал-мало, – пояснил Тагил, закуривая, – ща оклемаемся от нападок Басмача, соберемся и на южную сторону. А то там чего-то расшалились, веселуха наметилась.

– Да я бы сказал, войнушка целая! – поправил Кот, тоже пыхтя сигареткой. – Ишь, бабахают на всю округу. Стволов с десяток будет.

– Поболе. Калибры и сорта не различаешь? Голов до полусотни, поди.

– Да ладно-о?! Откуда столько?

– Ха, – Тагил прищурился от едкого дыма папиросы, – азиатов видел? Их пукалки разномастные слышишь? А винтари бастионовские? А пулеметы, гранаты, турели? Бойня там щас. И я даже подозреваю, кого именно мочат. Да и вообще, сюда из-за подставы «Бастиона» столько рыл щас приперло, что мясорубка, видать, та еще будет. Готовь цинки, Кот.

– Типун тебе на язык, сталкер! – озвучила Герда, входя в комнату.

Взоры мужчин устремились на вошедшую. Раскрасневшаяся, взъерошенная, вспотевшая. Лицо и руки в саже. В глазах воинственный блеск. Легкая улыбка победителя, вкусившего прелести боя. Поза, говорящая: «Ну, кто там следующий?». Амазонка. Секси в камуфляже.

Мужчины, не скрывая, сглотнули слюну.

– Хорошо постреляли, – добавила Герда, потрясая оружием и садясь на край шкафа рядом со сталкером, – дали отпор фраерам, борзоте этой.

– Есть маненько, – непринужденно ответил Тагил и затушил окурок, – зарубки на прикладе ставить будешь? Сколько? Десять, двадцать?

Кот хихикнул и стал шнуровать берцы. Женщина скривилась в ухмылке и коротко глянула на сталкера:

– Тагил, ты как обычно, в своем репертуаре. А что, плохо постреляли?

– Да нет, все пучком, амазонка. Дело свое сделали, слышишь, как нашу утреннюю разминку народ подхватил? Весь квартал воюет. Всем надо в этот сраный НИИ.

– Так давайте собираться и мы. Под шумок и проскочим до главного корпуса, – предложила Герда.

– Сначала Романа вашего найти надо. Вовка обход здания щас сделает, скажет че почем. И скелетоны разойдутся через час, когда наедятся трупов бандюганов. Тады и поглядим.

– Ксати, а где Роман? – только сейчас спохватилась блондинка.

– Где, где… в Караганде! Поди, с дыркой во лбу прикорнул где-нить, – спокойно и холодно ответил Тагил, встал и отпил воды из фляжки.

– Я серьезно, сталкер. Кот? – Герда метала взгляд с одного на другого.

– Вовка найдет, скажет. Нечего всей кодлой рыскать, пост удачный оставлять. Живой бы был ваш Рома, пришел бы уже. Все, час отдыха и марафетов. А постреляли так себе. Неплохо, но и не на зачет.

Сталкер глянул в окно, вздохнул и, подойдя к свалке трофеев, принялся разбирать их. Начал с хабара Скандинава.

– В смысле-е? Как не живой? Кот? Топай, ищи Романа. Я тоже иду. Сразу видно, не твой друг и коллега, – зыркнула женщина на Тагила, – за своего уже бы жопу рвал, носился и молился.

– Без комментариев, – равнодушно шепнул Тагил, продолжая разбор вещей.

– Кот, пошли. Пацан один там по милости папаши своего железобетонного, чай, не робот после боя по этажам скакать. Надеюсь, не вырастет таким же черствым сухарем. Че сидишь? Оторви зад свой!

– Иду-у, – недовольно буркнул Кот и встал.

– Поздняк. Сынок весь в меня. Значит, два железобетона будет! – через плечо сообщил сталкер, занимаясь рюкзаком Скандинава.

– Тьфу ты, – Герда кивнула Коту, и оба вышли из помещения.

Вышли вдвоем, чтобы через четверть часа вернуться с прибавлением.

– Кто это был? Зрячий? Кого ты стрелял? Там никого, но весь коридор в дырках. Кто там был? – тормошил Фига снайпера после того, как парни прошерстили помещения и кроме трупов двух товарищей никого не нашли. Заколотый Бегемот выглядел ужасно. Все вмиг поняли, что кто-то здесь был, и этот кто-то спокойно расправился с амбалом Бегемотом и легко ушел от остроглазого Зрячего.

Бойцы боязливо сгрудились вокруг старшего и понуро сидящего на коленях следопыта, ощерились в стороны стволами и фонарями.

– Черный Сталкер, – промолвил Зрячий, и все анархисты застыли в ступоре.

Вдруг где-то недалеко, в соседнем помещении, раздались стук, удары и скрип мебели. Еле слышные разговоры. Скрежет и возня.

Фига жестом приказал готовиться к бою и соблюдать тишину, пошлепал по щекам Зрячего, приводя его в чувство. Снайпер неожиданно ожил и, услышав звуки, очнулся, вышел из коматоза, стал собирать трофеи.

Фига показал двум бойцам левее, двум направо, а сам тронул плечо следопыта и кивнул на карман коридора впереди.

Бойцы заняли позиции, приготовились к встрече новоявленных гостей и выключили фонарики.

– Это не «Бастион», – тихо сообщил снайпер, изготавливая РПК к стрельбе, – и не мутанты. Это люди.

Фига, сидя рядом у стены, кивнул, мол, понял, и добавил:

– Не дрейфь, Зрячий! Это и не Черный Сталкер.

Это были азиаты с Пончиком во главе. Разобрав завал в дверном проеме, они менее искусно, чем анархисты, и более громко пробрались в помещение рядом с засадой Фиги и занялись осмотром трупов бастионовцев. Тот, что был ранен Зрячим, испустил дух, но связанные ремнем руки натолкнули Пончика на странные мысли. Только он начал осознавать причины увиденного, как во всем здании врубился свет и шумно заработала вентиляция.

Отряд дернулся, забряцал оружием, затопал каблуками. Глаза больно резануло непривычно ярким светом люминесцентных ламп.

– Командира, командира! – залепетал один из корейцев, трогая за рукав Пончика и показывая вбок.

– Че тебе, косоглазый? – недовольно буркнул толстяк, отдергивая руку и протирая глаза.

Он сфокусировал зрение и, прищурившись, посмотрел в сторону, указываемую подчиненным. И обомлел. На него черными точками уставились стволы пулемета и штурмовой винтовки. Строгие лица, твердые застывшие позы. Одно движение, и из него сделают дуршлаг. Пончик медленно повернул голову влево, затем вправо. Там и там по паре автоматов, держащих кучку азиатов с Пончиком на прицеле.

Голос с металлическими интонациями сообщил:

– Оружие на пол, всем отойти к стене. Дернетесь – валим без разбору!

– Чтоб я сдох! – промолвил толстяк, закрыл глаза и вздохнул. Тяжело, обреченно, будто, последний раз. – Эй, вы, косоглазые, не слышите? Кладем свое барахло на пол. Приплыли, мля.

Квад «Пепла», воевавший вчера с бандитами, ночь провел в общежитии энерготехникума, зализывая раны и пытаясь восстановить связь с базой. Связь отсутствовала по причине раскуроченной пулей радиостанции «Амазон». Зализать тяжелые раны на манер собак тоже не очень-то получалось.

У Хазара пробиты обе ноги, причем, одна в кость, у Трэка прострелена кисть руки, Перч получил контузию и пока не мог слышать, и только командир квада оставался полностью дееспособным.

Вопрос «что делать?» в такой ситуации стал резонным, но не ставил в тупик опытных пепловцев, исходивших всю Зону вдоль и поперек. Рука, контузия и отсутствие связи не угнетали так сильно, как безысходность положения Хазара. Товарищи как могли поддерживали его, меняли повязки, кололи морфий, но состояние ухудшалось, время уходило, а напряженная обстановка в подотчетном секторе с утра уже превратилась в военные действия.

Отсюда, из общаги, что-то разглядеть в соседнем квартале не представлялось возможным. Необходима была разведка, причем немедленная. Боец без разведки и рекогносцировки местности – плохой боец! И, как правило, не жилец. В Зоне необходимо знать все, про всех и видеть на триста шестьдесят градусов. И если смог только на триста пятьдесят пять, то из этих оставшихся пяти градусов сектора придет смерть. Нападет предательски хитро, нежданно и сразу.

– Так, бойцы, – старший квада окинул взглядом подчиненных, – нужна вылазка. Всем нам наружу лезть никак нельзя. Помощи не будет, потому что нет связи. Вы сами знаете, наши давно ищут квад Аперкорта, и силы «Бастиона» у Ограды зашевелились. Туда наши бросили ударную часть. Поэтому пока что самим здесь пучиться. Я с Трэком сейчас на выход. Разведаем сектор южнее, что там за бойня у НИИ. На все два часа. Трэк, готовься. Остальным занять позиции по круговой здесь, на втором этаже. Задача, парни, пока одна – остаться в живых. Никаких боевых столкновений, геройства и расслабухи. Бдить сектора на все четыре. Понимаю, вас полтора чела на периметр, но большего дать не могу. Не имею возможности. Хазар, держись, дружище! Говорят, артефакты есть в Зоне, помогающие при таких серь… царапинах. Да, Трэк?

– Так, командир. И услугами Болотника и Егеря можно воспользоваться. И на нашей базе в медчасти оклематься. Но…

– Никаких местных врачевателей. Их услугами мы пользоваться не будем. Не имеем права. Медчасть далеко. Вертушек нет. Остаются артефакты и тот, кто разбирается в этом здесь… в Зоне.

– Дык, командир, как раз Егерь и Болот…

– Забудь про них. Врач нужен. Настоящий, а не эти шарлатаны-кудесники, лечащие птичьим пометом, желчью свинорыла да отварами лягушек. Не верю я им. Слышал? Не верю. Хирург нужен.

– Согласен.

– Найти такого, найти нужные лекарства или артефакты – вот еще одна наша задача! Спасти товарища и вернуть контроль над сектором.

– Нехилая задача! – вздохнул Трэк, поглаживая пулемет.

– Согласен с тобой, боец. Но другого пути нет. Иначе… сам знаешь.

Снаружи здания раздалась автоматная очередь. И ружейный выстрел.

– Трэк, за мной. Хазар, ляг к окну с восточного, Перч на западный сектор. Перч? Алле, боец.

Глухой пепловец разинул рот, пытаясь облегчить боль в висках. Кивнул. И с автоматом наперевес побежал на вверенный ему пост.

Трэк глянул в окно, оценил обстановку:

– Аасмены. Пара. Убегают от бандитов. Тех трое… нет… двое. Уходят на окраину. К Чащобе.

– Угрозы нам нет?

– Нет, командир. Чисто на подходах.

– Хорошо. Все, Трэк, возьми воды, два БК, и выходим. Парни, вам удачи! Держитесь.

– Принято, командир, – прошептал Хазар, пытаясь ползти. Перч не услышал, но понял. Кивнул.

Раненого подняли, поднесли к окну. Повалили сейф, подтащили его и одним краем оперли о подоконник. На него уложили Хазара. Тот благодарно кивнул и занялся подготовкой оружия. Перч помчался на другой конец здания. Оставшиеся пепловцы переглянулись и покинули помещение.

Далеко за парком разгорался бой.

Группа спецназа Истребителя «расческой» продвигалась по улице Энергетиков, профессионально страхуя друг друга и сектора. Редкие аномалии, отдельные артефакты и одиночные мутанты просто игнорировались. Опаснее были живые двуногие. Особенно здесь и сейчас, когда страсти накалились, а количество осмелевших алчных обитателей Зоны увеличилось. Благодаря «Бастиону» любителей наживы и пострелять нашлось немало.

– Я Холод. У меня тепло. На час. Второй этаж двухэтажки. Снайпер.

– Я понял тебя. Держи его. Проверим округу. Захожу на три часа.

– Есть.

Аперкорт тронул Истребителя за плечо:

– Майор, здесь сектор контроля «Пепла». Могут мои оказаться. Как быть?

– Могут. А как быть, если окажутся вольные сталкеры – друзья Корсара? Или военсталы? Или «Отвага»? Со всеми здоровкаться и лобызаться? А если пулю от них в лоб?

– Ну, не валить же всех подряд! Там могут быть друзья.

– А у меня друзей здесь, в Зоне, нет. Все мои друзья-товарищи вот, со мной. Значит что? Значит, остальные в данном секторе – враги.

– Командир, нельзя так! – отозвался Корсар. – Придется попотеть, повременить, но Аперкорт прав, валить всех подряд не дело.

– Да понимаю я, чего вы мне тут прописные истины клеете?! – Никита вздохнул, утер лицо перчаткой. – Ясен перец, будем бдить, разбираться, а уж потом решать, что почем, хоккей, мля, с мячом. Аперкорт, Ахмад и Горбоконик, дуйте правее, найдите лаз, ход в здание… э-э…

– Общага это, – подсказал Бродяга, вытянувшись струной за углом дома, – энерготехникума. За парком сама учеха, а там и НИИ.

– Понял. Найдите проход в общагу, прокачайте здание. Если враг – зачистить. Нам противник в тылу не нужен. Идем до НИИ, зачищаем весь путь. Холод, понял?

– Понял, – ответил наушник гарнитуры связи, восстановленной Пыть-Яхом.

– Мы пока здесь. Орк, держи слева склады.

– Есть.

– Командир, ну и честь мне выпала! С бандитом, которого я год ловлю в Лунинске, и с чеченом, вчера стрелявшим вас по горам. Хорошая компашка, мля! – пробурчал Аперкорт, сплюнув и уловив недобрый взгляд Горбоконика.

– Без комментов. Споетесь. Война всех подружит. И чтоб мне там в унисон пели, без разборок и подстав. Ясно? Лично каждый мне отвечает. Горбоконик, плечо как? Рабочий или отсидишься?

– Не пацан зеленый. Сдюжу. Раз надо.

– Ясно. Тогда вперед. И никаких КПК ни с кем. Полная тишина в сети. Только наша, местная связь. Пошли.

– Понял.

– Есть.

Троица кивнула и выдвинулась через улицу. Бойцы припали к прицелам и замерли.

Туман почти исчез, а тучи рассосались. Подул ветерок, доносивший от НИИ звуки стрельбы и уханья взрывов.

Атака азиатов захлебнулась. «Бастион» ударил из всех имеющихся видов вооружения, отбросив нападавших за ограждение научного комплекса. Трое китайцев вообще рванули через футбольное поле врассыпную, один подорвался на мине, другого настигла очередь самонаводящейся турели, разорвав бедолагу на куски. ДШК – штука серьезная. А бастионовцы – парни неглупые.

И только одному из беглецов удалось живым покинуть поле бойни и исчезнуть в кварталах за улицей Курчатова.

Перебив около взвода азиатов и потеряв всего четырех бойцов (не считая тех троих в лабораторном корпусе), бастионовцы отправили преследовать отступающих гастарбайтеров двух тяжеловесов в экзоскелетах с пулеметами ПКМ и М-249 «миними». Серьезная угроза. И мобильная.

Пока «кирасиры»-сектанты гнали корпус Мао КНР по улице в сторону Пятидесятилетия Комсомола, а «Бастион» восстанавливал охрану, дееспособность и оборону НИИ, добивая раненных азиатов, наемники Пятерни случайно поймали в подъезде одного из бежавших. Узбек трясся и заикался, отчего его ответы становились нечленораздельными.

Его стукнули в ухо, в печень и отбили почки. Бедняга чуть не отдал концы, но этим наемники привели его в состояние относительно ясного сознания. Удалось выяснить детали боя, принадлежность нападавших и примерные силы оборонявшихся. Пленный тотчас стал ненужным, и Мизинец по знаку старшего вонзил бедолаге в селезенку нож. Труп спрятали, сектор наблюдения продолжили бдить, а мысли Пятерни теперь сконцентрировались на этом секретном объекте.

Ежу ясно, брать его тремя стволами было идиотской затеей, но и упускать такой шанс он не имел права. Права «дикого гуся». Права главаря малочисленной, но авторитетной в Зоне группировки.

– Значит, будем дожидаться добычу, кто бы и куда ее не потащил! – вслух сделал вывод Пятерня и сморщился от боли в плече. Оно продолжало ныть, нужна была квалифицированная медпомощь.

– Че, шеф? – спросил стоящий у окна подъезда Средний.

– Через плечо! – передразнил того главарь. – Ждем, занимаем оборону, закупориваем подъезд и сечем улицу. Здесь они двинут, когда достанут то, что все ищут. А мы их и встретим. Плохо одно, нет с нами Указата и Безымяна. Мир праху их!

– Ага. А что ищут? Кого ждем, шеф? Не понял.

– Гляди, давай, на улицу и рожу сильно не кажи. А то там, – Пятерня кивнул в сторону НИИ, – тоже не олухи. Не все лошары, как эти косоглазые. Чинарем мне тут чтоб. Понял?

– А то. Ясно, шеф.

– А я схожу наверх, осмотрюсь с крыши в оптику. Мля, плечо ноет. Лишь бы заражения не было. Мизинец? Делай завал внизу. Не хер всем желающим к нам в гости подваливать!

– Понял.

Пятерня достал сигареты, прикурил и, тряхнув здоровой рукой винтовку, потопал по лестнице наверх, пнул пустую консервную банку, оставшуюся от их завтрака, и исчез в сумерках подъезда.

Тагил неторопливо ворошил хабар, отделяя «зерна от плевел», мурлыкая под нос мелодию «Госпожи Удачи», когда в помещение вошли люди. Он не засек ничего подозрительного, но, услышав шаги, крикнул:

– Кто-о?

– Свои, – ответила Герда.

Поэтому и не насторожился. А зря!

В комнату ворвались двое бойцов в сером камуфляже, похожем на бастионовский. Но это были не сектанты.

Крепыши резкими движениями скрутили сталкера, зажав его руку с ножом, обезоружили, оттеснили в угол, прижали. В дверях показалась Герда, за ней рыжеволосый сутулый вояка, судя по всему, натовец, и еще несколько бойцов.

– Это надо было предполагать! – усмехнулся сталкер и смачно сплюнул на пол под ноги одному из рейнджеров. Тот молча саданул Тагилу ребром ладони по печени и снова встал истуканом. Сталкер побледнел, скривился, чуть согнулся, но все же принял прежнее положение и посмотрел женщине в глаза.

– Надо было не предполагать, а предвидеть, сталкер! – сказала Герда и прошла в комнату. Села, закурила, пальцы ее дрожали. – Только давай, Тагил, без твоих выкрутасов и штучек. Эти парни тоже не промах, с ними шутить бессмысленно. Коммандос Восточного блока НАТО. Их командир Хокс, знакомьтесь.

Хокс криво улыбнулся и заиграл желваками. Снаряга его, да и остальных бойцов, их амуниция, экипировка, строгие холодные лица говорили об отличной подготовке и серьезных намерениях. Майор опустил ствол винтовки и процедил:

– Хай.

– И тебе привет! – отвязно бросил Тагил.

– Тем более, – продолжила блондинка, пуская клубы дыма, – сын твой в их руках.

Это известие ошеломило сталкера. Он как раз размышлял, где сейчас Вовка и чем занят. А тут вона что!

– А вот это зря-я! Не нужно было пацана хватать. Себе дороже будет, – зло сказал Тротил, чуть дернулся, проверяя хватку охраны. Те знали свое дело, и стальной захват не ослабел.

– Да что ты-ы?! – удивился Хокс и осклабился в щербатой улыбке. – Не в твоем положении угрожать нам. Прижми свой зад, говнюк, и помолчи. Слово дам позже. Джек, тащи парня.

Тагил взглянул на Герду. Нехорошо взглянул. Та отвела глаза и уставилась в стену. Один из рейнджеров привел Вовку. Руки сзади сцеплены узлом ремня. Оружия нет. Вроде не видать ран, ушибов, царапин. У отца сердце сжалось.

– Вовка, ты как?

– Нормально, бать. Целый. Не волнуйся.

Голос спокойный, уверенный. Значит все тип-топ.

– Кот где? Роман? – спросил сталкер.

– Тебе правда хочется знать, что с ними и где они? – вдруг спросила Герда, топча окурок. – Они же никто тебе! Туристы, мясо.

– Хочется. Я вас не довел еще, поэтому контракт до конца не выполнен.

– Здесь я, – отозвался Кот и даже поднял руку из-за рослого бойца, стоявшего в дверях, – нету Романа. Исчез. Как в воду канул!

– Звиздец, – Тагил закрыл глаза, через минуту открыл, глянул на сына, – Вовка, где он?

Подросток пожал плечами и уставился в пол.

– А ты что вдруг про условия контракта вспомнил? – спросила Герда, встав и подойдя к сталкеру и державшим его рейнджерам. – До сих пор ты другие песни пел. Что видел в гробу наш заказ, что не пойдешь дальше, и нет смысла рисковать в конце пути. Так, сталкер?

Тагил смотрел в глаза женщины до тех пор, пока она не отвела взгляд. Затем произнес хриплым голосом:

– Не пел, а говорил. И говорю еще раз. Довел бы… и доведу до стены НИИ, затрону ее я, заденете ее вы – и в расчете. Свалю. А щас, смотрю, у тебя, милочка, другие сопроводители наметились! Крутые перцы. Коммандос, етить их в одно место.

– Заткни пасть, сталкер! – грозно прервал его Хокс. – Никуда ты уже не свалишь, никого ты уже не поведешь. Ясно излагаю?

– Ух ты, как громко сказано, рыжик! Ты постой в сторонке, я не с тобой контракт заключал.

– Кент, – сказал Хокс и сжал губы, явно недовольный сталкером.

Боец слева, названный командиром, коротким тычком ударил Тагила под селезенку.

Сталкера скрутило, в глазах поплыло и затуманилось. Он болезненно выдохнул и выпрямился. Не глядя на обидчика, сказал:

– Ты первым, чмо, сдохнешь. Зря обидел безоружного в Зоне! Ох, зря-я. Да, Вовчик?

Сын поднял лицо, в глазах его блестели слезы:

– Да, батя. Они закон нарушили. Хана им теперь.

– Че-е? – майор отбросил носком берца банку из-под каши. – Кому, кому ха… как это ты там выразился… ха… Чертов ваш хохляцкий язык!

– Хана вам всем, – добавил Вовка смелее, увидев, как отец подмигнул ему, – Зона обид не прощает, тем более, таких. И я по-русски говорю, а не по-украински, рыжий. Ясно?

– Ого. Держите меня семеро. Эй ты, сосунок, я сейчас тебе кишки на бошку намотаю, а папку твоего заставлю смотреть, – разъярился Хокс, делая шаг к мальчонке.

– Стой, мудила, где стоял! – крикнул Тагил и, предвидя очередной удар охранника, извернулся, поднял ногу и согнул ее в колене. Хлесткий удар рейнджера пришелся вместо мягкого бока сталкера в кость его колена, отчего суставы кисти хрустнули, и боец застонал от дикой боли. Освободив таким образом левую руку, Тагил нанес охраннику, стоящему справа, короткий тычок в сонную артерию и локтем добавил первому в висок. Оба мешками сползли вдоль стены и скрючились у грязного плинтуса. Но Тагил не стал дергаться и продолжать рукопашку. Он смиренно продолжал стоять и дерзко испепелять взглядом Хокса. Кивнул сыну:

– Вовка, иди сюда.

– Стоять! – закричал майор, вскинув винтовку. То же самое сделал увалень в дверях. Перекошенное злобой лицо Хокса не сулило ничего хорошего.

– Хокс, отставить! – не менее громко приказала Герда, тоже схватившись за пистолет. – Майор, я сказала – не сметь!

Вояка досадливо зыркнул на блондинку и нехотя опустил ствол:

– Угомони своего поводыря, иначе я им обоим мозги на стену вынесу. Из Полтора ноль сделаю.

– Все, тихо, майор. Успокоились все. И ты, сталкер, еще раз огрызнешься, я сама тебе энное место отстрелю, ясно?

– А че, уже не пригодится больше? – Тагил усмехнулся и глянул на женщину.

– Замолчи, сталкер. Хватит. Слушаем сюда. О деле. И о проблеме.

– Да давно ясно, что у вас проблемы. Да, Вовчик? – Тагил потрепал сына и прижал его к себе.

– А то, бать! Без нас они дальше ваще сдохнут. Даже с этими цветастыми вояками. Кстати, их немного там. Увидел, успел, но взяли…

– Рот закрой, мелочь! – с акцентом процедил сквозь зубы майор.

– Все сейчас же заткнулись! – заорала Герда, тряся пистолетом. – Я говорю, меня слушаем. Умерли все.

Побитые рейнджеры с трудом поднялись, потирая ушибы и глядя на командира – ждали приказа расправиться с наглецом. Но Хокс жестом показал им отойти, что они с неохотой и сделали, скрежеща зубами и проклиная про себя сталкера.

В комнату вошел Кот, юркнув вдоль стеночки к окну. На миг показалось, что он виновато и смущенно отводит взгляд. Зашли пилот и двое бойцов. Остальные, видимо, находились во внешнем охранении.

– Итак. Мы в двух шагах от НИИ. Осталось только руку протянуть. Охрана, она же и штурмовая группа, подоспела. Вроде бы все хорошо и, как говорят здесь, «все пучком». Теперь минусы. Романа нет, и его появление не предвидится. Как, куда и зачем он исчез, черт разберет. А он нам нужен! Не буду сейчас скрывать, но Роман – бывший главный научный сотрудник одного НИПИ в Москве. Имеющего отношение к квантовой и оптической физике. Без него мы найти эту долбаную установку… да-да, майор, Полтора уже догадались и знают про нее. Не смотрите на меня волком. Моя ошибка! Признаюсь. Утечка. Но я уверена, что это не станет проблемой. Да, Тагил?

– Конечно, Герда, проблему на корню решим, – ответил Хокс, тряхнув оружием.

– Я не об этом, Хокс. Существуют и другие, более гуманные способы завязать язык или забыть проблему. Но об этом позже. Романа нужно искать. И найти! Установку мы возьмем, тащить сможем. Но активировать ее и распознать систему подключения – это вряд ли. Короче, не было печали – беду накричали!

Вовка хмыкнул и сплюнул на пол. Герда недовольно зыркнула на него, но продолжила, будто не заметила:

– Мы заставим тебя, Тагил, помогать нам, хочешь ты этого или нет. Выбирай сам.

– Ха. Что выбирай? Помочь вам… Вам, – сталкер сделал ударение на местоимение и посмотрел на Хокса, как на полного урода, – и потом пулю схлопотать? Или не помогать и схлопотать ее щас? Вы о чем, фрау?

– Да-а, на дураков вы точно не похожи, – вздохнула блондинка, – давно подметила.

– Да и ты на блондинку тоже, – сказал Тагил, – разве что рачком.

Кто хохотнул, а кто нахмурился и покраснел, говорить не стоило. Сталкер тут же пояснил:

– Давай, спой мне про обещания, клятвы и поручительства. Дай честное слово НАТО. Денег отвали кучу, что еще… я уже не знаю.

– Помолчи, сталкер. Никто тебе ничего обещать и платить не будет, – начала Герда, заметила, как Хокс хмыкнул, почесала бровку и продолжила, – мы заберем у вас все наши бонусы и мзду. Вернем их, когда найдешь нам Романа. Живого. И до НИИ доведешь.

– Герда, я думаю, до НИИ эти сто метров мы и сами вас… – попытался вклиниться майор, но она его оборвала.

– Вы? Майор, я сомневаюсь в этом. Не обижайтесь, но здесь вам не плац и не тир в Вильнюсе на базе рейнджеров. Вы и до той стенки можете не дойти. Тем более, учитывая то, что там творится. Слышите?

– Слышу. Но как-то мы сюда дошли?! Половину Зоны. Неужели эту стометровку…

– И потеряли половину людей. И вертолет. И на чем, черт вас побери, Хокс, мы потащим эту установку? Молчите лучше. Посмотрим, на что ваши бравые парни годятся там, – женщина повысила тон, показала рукой на юг, – здесь я уже убедилась, каковы они! А этого сталкера я видела в деле. И не раз. И мальца этого тоже. Они и жизнь нам спасали не раз, и довели, несмотря на сложные ситуации, и…

Герда запнулась на полуслове. Опять покраснела. Кот у окна усмехнулся, но поддержал ее:

– Точно вещает. Отвечаю. И я обязан этим Полтора.

– Короче, Тагил. Мы забираем ваш скарб, хабар и мою оплату до лучших времен, поможешь – отдадим и отпустим с миром. У меня все.

Герда устало плюхнулась на шкаф, ожидая решения сталкера. Тишину прервал Вовка:

– С миром? Хорош мир! Ваще трэш полный. Мир. Ха. Затычка от жопы крысака, а не мир.

– Вов, перестань, – шепнул отец.

– А че она себе возомнила, бать? Командирша, мля. Руководит тут, решает. Да нас тут каждая собака знает! Положите нас тут, из города сами хер выберетесь. Это войти сюда посуху удалось. А заварушка началась, так прижали хвосты. Страшно? Ага. Там такая войнушка образовалась, что носа не высунете отседова. И ваши хуренджеры тоже. Знаю я про Романа. Понял, как и что. Да-а, че зенки вылупили? Знаю. Тока хрен скажу, пока не отдадите наш хабар и снарягу. Мы че, без оружия лазить, искать его будем и до НИИ чапать? Отмычек надыбали? Да хрен-то там, – и Вовка показал жестом этот хрен.

Народ в помещении остолбенел. Даже Тагил. Такой тишины в этой компании еще не было.

– Говори, Вовка, – попросил отец, – можно. Про Романа можно. Самому интересно, едрить его налево.

Пацан окинул всех победоносным взглядом, снова посмотрел на авторитетного и родного человека, увидел его кивок и сообщил:

– Роман ваш живой! Кажись, в «батут» угодил. Тока новый какой-то. Пространственный. Короче, улетел Романчик куда-то далеко. И забросило его хрен знает куда.

Привставшая было Герда плюхнулась обратно и мучительно застонала. Тагил сморщил лоб и надул щеки, недоуменно глядя на сына. Кот открыл рот в немом удивлении. И только Хокс переводил глупый взгляд с одного на другого, не понимая смысла половины услышанного.

Глава 2

– Я Дозор-десятка. Буран, как слышишь меня?

– Я Буран. Слышу тебя, десятка. У меня движение в северном секторе. Мутанты, мертвяки.

– Понял тебя, Буран. У нас проблема в западном секторе. Квадрат не отвечает. Корпус занят чужими. Необходимо выбить врага и установить контроль. Какими силами располагаете?

– Я Буран. Три единицы, три расчета.

– Понял тебя, Буран. Выделите двойку для выполнения задачи.

– Дозор-десятка, я не удержу сектор одной единицей. Нужна поддержка.

– Буран, выполнять. Пришлю вам один расчет. Лишних не имею. Гоним врага из южного сектора. Фильтруем периметр. Ждем подкрепление из Лунинска. О выполнении приказа доложить… через двадцать семь минут, ровно в тринадцать ноль ноль. Как понял, Десятка?

– Я Буран. Принято. Конец связи, Десятка.

Две черно-красные фигуры после короткой пробежки от подсобки общежития до гаража плюхнулись возле стены последнего и замерли. Здесь, на окраине парка, туманчик задержался, окутав какие-то кусты и груши-дички, в то время как на улицах уже рассосался. Теперь с улучшением видимости становилось опаснее.

– Командир, в парке справа отдельные зомби и пара псов. Спереди чисто. Полста метров – гаражи, склад и энерготехникум.

– Понял тебя, Трэк. Слева забор чист. Аномалии и застрявший в решетке скелетон. Задача – достичь техникума, проверить его, если чисто, то я возвращаюсь за нашими и переходим к тебе. Ты держишь здание. Ясно?

– Ясно. Не очень-то представляю себе, как держать здание в одиночку, но, думаю, справлюсь. Не бросайте меня.

– Трэк, кончай гнилой базар. Все, идем в прежнем темпе. Щелчок вон до той развалюхи. Пошли.

Пепловцы привстали, чтобы совершить очередной марш-бросок, но справа вдруг раздался выстрел. Близко. Затем утробный вой и новые выстрелы. Оба бойца залегли в бурьяне, затянувшим полгаража.

– Глянь на три часа. Я тыл.

– Угу.

Взору пепловцев предстали две спины бойцов в темно-зеленых спецовках, шлемах, разгрузках, приникших к низкой ограде парка. Их автоматы были направлены вглубь городского лесочка, выцеливая кого-то в тумане. Третий контролировал тыл, глядя в сторону засевших у гаража бойцов квада. Половины квада.

Далеко справа, между общагой и парком, пригибаясь, цепочкой тянулись еще люди в армейской форме. Вояки. И их разведка – военсталы. Не ужасно, но и ничего хорошего!

Трэк переглянулся со старшим, обменялся жестами. Решили сидеть до последнего. Ждать. Пройдут мимо – ладно. Нет, так придется знакомиться. В конце концов, это их подотчетная территория. «Пепла».

И дождались…

Выслушав историю похода армии Чингисхана по Зоне, их намерения и попытки проникнуть в данный квартал, Фига переглянулся со Зрячим, почесал лоб и, кивнув на пленных одному из подчиненных, отозвал следопыта в сторонку.

Косясь на горстку азиатов в углу подсобки, он тихо зашептал:

– Что думаешь, снайпер? Можно им верить? Лажу не несут?

– Непохоже. Новость для Зоны та еще, из ряда вон, но вроде по чесноку лаются. Другой вопрос, что теперь делать нам. Я правильно тебя понял, что дело уже не в туристах и наемниках? Их ваще не видать. Да и не спятившие они, чтобы таким количеством и силами переть в этот ад. От кодлы Пятерни трое осталось, двоих мы завалили. Да и те раненые и обосравшиеся. Явно свалили из города уже. А с Полтора связываться – себе дороже. Верняк, уже довели туристов и свалили нахер. Другое дело – сами гости. Где-то прячутся. Если ваще живы.

– Ну, в общем-то, истину балакаешь, Зрячий. Токмо насчет обосравшихся наемников ты явно загнул! Они спецы не хуже Полтора, а если уцепятся, то хрен отстанут. Не-е, они тоже где-то рядом. Выжидают, когда и где больно сделать. Пока добычу на тарелке не увидят, не обнаружат себя, ты же знаешь. Хитрецы. Тем более, втроем. Или они своих кинули? Синих гусей с Немана, головорезов Шального. Тогда и повоевать смогут и приступом попробовать НИИ взять. Эх-х, нам бы полвзвода пацанов! Да где их взять? На базе тройку ребят на посту оставили – не в счет. Семен Дышло со своими архаровцами на Болотах. А Пьеро с отрядом сторожит Падь со стороны Пустыря. Вот, еп.

Фига сморщился и погрустнел. В сумерках заметно дрожали его пальцы. Да и подбородок с ямочкой вздрагивал, выдавая чрезмерное волнение и хаос мыслей. Зрячий отвел взгляд, дабы не видеть слабость командира и его нерешительность, закусил губу. От кучки пленных раздался шепот их старшего – то ли сталкера, то ли блатного с Большой земли:

– Мужики, давайте вместе порешаем эту проблему? Я только за. Эти… – толстяк кивнул на узкоглазых смуглых попутчиков, – тоже рады будут уже куда-нибудь смыться и забыть этот страшный сон.

– А ты с чего решил… гм-м… как там тебя… Пончик, что мы кумекаем, как нам смыться отсюда? – ответил Фига.

– Дык, а че тут еще думать? И так ясно-понятно, что делать ноги надо. Ни с чем пришли, ни с чем ушли.

Зрячий косо посмотрел на старшего. Удивился. И усмехнулся:

– Ишь, орел, мля! А кто тебе сказал, что ты ваще уйдешь отседова?

– Ну… думаю, зачем мы вам? У нас ничего нет, помыслы наши чисты, никого местного мы не завалили, не считая мутантов. Отдадим все, что нарыскали по пути… чай, десяток артефактиков найдется. А, мужики? Помилосердствуйте. Богом прошу!

– Не, кажись, не местный фраерок. Шпана калининградская. А ну их, Фига, к лешему! Нехай валят. Чего с них взять?

– Думаешь? Ну, оружие-то и хабар заберем. Да и хер с ними. Привет столице. Да, снайпер?

– Дык, они ж с города даже не выйдут без оружия. Чисто смертушка. Фига, ты че хошь?

Пончик внимательно следил за диалогом и мимикой анархистов. Его устраивал хоть какой расклад, но не смерть у стенки. «Анархию» знавали как неординарную, непредсказуемую группировку. Захотят – отпустят, а могут и в расход. И если с «Пеплом», наемниками или «Бастионом» все всегда было предельно ясно – только ликвидация, то анархисты являлись более легкомысленными и непредсказуемыми.

– Мужики, дорогие! Уважуха вам. Вы же «Анархия», – пошел ва-банк Пончик, встав на колени, – вы же не отморозки какие-нибудь, что всех подряд мочат. Ну, отпустите, Христом Богом прошу!

Фига взглянул на следопыта. Зрячий кивнул.

– Ну, смотрите, косорылые мартышки. Не дай Черный Сталкер вам удумать че-то плохое, кликнуть кодлу свою азиатскую или на Большой земле учудить чего против нас – найдем и замочим. Как пить дать! Ясно-о?

Закивали даже не понимающие слов гастарбайтеры. Пончик вспотел и жалостливо ерзал по полу, заискивающе заглядывая в глаза Фиге.

А тот решил приколоться:

– А может их отмычками на НИИ пустить, а самим бочком туда протиснуться, зазырить, чего там и как?

– Не пали холостыми, – сухо сказал Зрячий и направился к своим вещам. Хабара немного, зато оружия трофейного навалом. Нужно было провести срочную ревизию и собираться.

– Н-е-е, не надо отмычками! – залепетал толстяк.

– Короче, шмотки ваши и хабар забираем, – пояснил Фига, подходя к пленным и держа руки на ремне, – оружие и патроны тоже. Кое-что дадим, хватит вам. Если бегом припустите, то выберетесь. Хавчика у вас нема, воды тоже. Босота какая-то! Ишь, на заработки поперли. И куда? В Зону! Нашли, мля, место для поборов. И чтоб я вас здесь никогда не видел больше, лохи! Ясно?

Азиаты закивали. Затряслись. Забубнили.

– Шишка, шмон на тебе. Догола уж не раздевай, но и все ценное и нужное конфискуй. Ясно?

– А то. Сделаем.

– И пусть валят к чертям собачьим! Все, устал я.

Пончик утер лицо и расслабился. Он только что отстоял свою жизнь и свободу. И вытащил из говна нескольких косоглазых, дрожащих позади. Кажется, пронесло. Но он сильно ошибался…

Необычная аномалия отливала матовым блеском, замирала, когда ее не тревожили, и переливалась амальгамой, искрила серебром в случае попадания в нее чужеродного тела. Она не шипела, не чавкала и не гудела, как большинство ловушек Зоны при их срабатывании. Только меняла облик и цвет. А еще не возвращала брошенные в нее предметы.

Вовка уже перепробовал все, что нашел рядом: кирпич, кусок стекла, гильзу, консервную банку «Сардины» и даже плюнул в аномальное пятно. Овал в дверях туалета третьего этажа забирал инородную материю и, не возвращая ее, никаким образом не проявлял своих свойств.

Все четверо людей, не считая парнишки, с недоумением, граничащим с испугом, наблюдали за действиями пацана.

– С чего ты взял, что Роман попал сюда и остался жив? – спросила Герда, изучая аномалию с расстояния двух метров.

– Тут были его следы… вон даже видно еще. В ротбанд старый влез, наследил. А его брелок с флешкой я прикарманил. Видно, выпал, когда он сиганул в эту дрянь.

– Где флешка?! – грозно гаркнул Хокс, держа в руке пистолет.

– А нету. Была – и сплыла. Забыл где. Положил в рюкзак, там, наверное, – нисколько не пугаясь натовца, ответил Вовка.

– Джек?! – майор вопросительно взглянул на рейнджера, стоящего с винтовкой поодаль.

– Сэр, никаких флешек в его вещах не было. Я досконально осмотрел, сэр, – доложил боец.

– Слышал? Еще раз сморозишь чушь, я тебе язык отрежу, сосунок.

– Сам ты… – парнишка отвернулся от военного и глянул на женщину, – ну и? Что дальше? Отпускаете меня? Обещали, если покажу. Показал.

– Вовка, – Герда посмотрела на Кота, будто искала поддержку у него, – помоги уж нам до конца. Объяснишь, где может находиться сейчас Роман, живой ли он, отдашь брелок с флешкой, скажешь, где спрятали хабар с А-Сертификатами и деньгами, тогда отпустим тебя. Твоего отца пока не можем. Он в заложниках. Чтобы ты не созвал команду поддержки со всей округи и не учудил новых дыроколов, как тому белобрысому. Тагил доведет нас до НИИ и свободен. Я обещаю. Честно.

– Ну да. Ты уже много чего обещала. А воз и ныне там.

– Ты умный и не по годам взрослый мальчик. Уже юноша, – Герда попыталась сыграть на самолюбии парня. – Скоро станешь, как твой папка – герой, авторитет, этакий ковбой прерий Зоны. Так сделай все по уму. Зачем заглядывать в рот батьке, когда ты сам вправе решать и делать все, что я перечислила, а взамен получишь отца и все свои пожитки и трофеи. Клянусь.

Вовка прищурился и с минуту смотрел на блондинку. На ее брови дужками, чистое лицо, чувственные губы. И в глаза. Которые, как зеркала души, говорили о многом. И не могли врать. Да и не врали вроде бы.

– Ладно. Помогу. Только не совсем на таких условиях, – ответил Вовка, принимая важный вид, – у меня некоторые поправки.

Хокс громко хмыкнул, Кот заулыбался, одобрительно подмигивая («ну, ваще-е, орели-и-к!»), Герда дернула головой:

– Смотрю, Вовочка, ты жжешь по-черному. Совсем под взрослого косишь.

– А я давно уже мужик. Зона учит!

Это было сказано так решительно, твердо, где-то даже строго, что натовцы опешили и невольно поежились, понимая смысл таких недетских фраз из уст по сути еще ребенка. Которого ребенком уже язык не поворачивался назвать.

– Слушаю тебя, Владимир! – официально и серьезно обратилась к нему Герда.

– Помогу с Романом, чай, не чужой он стал мне… нам в походе. Не уверен, что живой он, но найти можно. Отдам флешку, хрен с вами. Конечно, загнать ее можно в бункере ученых на Пади нехило, но, смотрю, так не покатит. С вами тут каши не сваришь. И до корпуса НИИ доведем самым безопасным путем. Все. С вас возврат всех наших вещей и оружия, а батю освободите сейчас. Он вам плохого ничего не сделает. По чесноку говорю. Вот.

Герда переглянулась с Котом и Хоксом, поймала кривую ухмылку майора, снова посмотрела в глаза парнишки:

– Заметано. Токо для пущей убедительности сдадите нам бонус. С А-Сертификатами и оплатой.

– Не-а. Не покатит. Зуб даю, нет в этом здании ваших бонусов. Спрятаны давно и в надежной нычке, – пожал плечами Вовка, – отвечаю.

– Вот дерьмо! – Герда повернулась к Хоксу. – Майор, пусть ваши люди еще раз проверят все вещи сталкеров и все закоулки… вот черт!

Женщину вдруг осенила другая мысль, она косо взглянула на пацана:

– Они в той девятиэтажке спрятали хабар. Точно. Когда некоторое время одни были. Вот, дерьмо!

Вовка пожал плечами, улыбнулся и смело ответил:

– Сбегайте, поищите. Авось, за день обернетесь.

– Помолчи, сукин ты сын! – Герда надулась, нахмурилась, ноздри ее заходили ходуном. – Хокс, отставить обыски. Он правду говорит.

Она хотела и могла бы добавить еще кое-что нелестное для подростка, но неожиданно быстро взяла себя в руки:

– Ладушки! Пусть будет так. Хокс, освободите сталкера, отдайте ему пока все кроме оружия. Мы сейчас придем.

– Яволь, фрау Герда, – с некоторым пафосом ответил и кивнул майор, вдобавок щелкнув каблуками по стойке «смирно». Затем направился к часовому в дверях, но приостановился, услышав фразу женщины.

– Ну, а теперь, Вовка, рассказывай про эту штуковину и Романа.

Хокс быстро отдал распоряжение бойцу, тот исчез, а сам стал прислушиваться к голосам в коридоре.

– Короче. Это какая-то новая хрень в Зоне. Явно после Вспышки объявилась. Раньше не было таких. Вон там, за ней, если присесть очень низко, даже прилечь, можно разглядеть еще две аномалки, – начал повествование Вовка, прижавшись к полу, что сделала и блондинка, не смущаясь грязью и пылью на старом линолеуме, – там «батут» и, скорее всего, «пузырь». Значит, что?

Они поднялись с пола, отряхнулись.

– Что? – вытаращила глаза Герда.

– Эта фигня, – парнишка показал на матовый овал в дверном проеме общественных туалетов, – поглотила его, он влип в «батут», но тот тоже не размазал жертву, как часто бывает. А киданул в «пузырь». А этот почти никогда не убивает. Только зашвыривает тело куда-нить подальше. И все.

– Что… все?

– Ну, щас Роман где-то далеко. В любой точке Зоны. Если мягко вывалился и не в говно какое-нить.

Герда ошарашенно смотрела на парня, а сама лихорадочно обдумывала последствия такого события и пыталась представить себе кульбит Романа.

– Так он мог остаться живым?

– Мог. Если не угодил, говорю, в какую-нить срань типа болота, другой аномалии или просто с разлету на асфальт. Фифти-фифти.

Кот усмехнулся, но Герда зыркнула на него так, что тот сразу замолк. Хокс, стараясь не скрипеть и не отвлекать разговор и ход мыслей присутствующих, тихо подошел к ним.

– Я не ослышался? Такое в Зоне бывает?

– Майор, а вы думали, здесь Могадишо? Где с «Апачей» можно как в тире расстреливать негров и при этом потягивать виски? Нет. Ошибаетесь.

– Ничего я не думаю! – обиженно проговорил Хокс. – Я вообще-то понимаю и осознаю всю сложность операции и необычность места, куда мы прибыли. Особенно после крушения вертушки и потери здесь, в городе, капрала Блума. Я, как видите, тоже теряю людей. Своих людей и товарищей! И очень сожалею и скорблю по этому поводу. И не делайте из меня осла!

Кот фыркнул и тут же заткнулся, поймав гневный взгляд майора.

– Отлично! Отлично то, что все здесь наконец-то осознали, в какое дерьмо втянуты. И что бал кончился. Начались игры на выживание.

– Голодные игры! – отозвался Кот.

– Идиот, – Герда вздохнула и, помедлив, добавила: – Все, пошли отсюда, черт побери.

Все четверо направились по коридору к месту общего сбора, и только невиданная доселе аномалия продолжала мерцать и чуть поблескивать, наевшись за последний час достаточным количеством чужеродных тел.

Воинство Большой земли с военсталами в авангарде прошло сектор, сбив тройку зомби и разогнав пару собак. Когда последний из вояк скрылся в зарослях кустарника возле энерготехникума, старший квада повернул лицо к товарищу:

– Вот и прогулялись до техникума! Блин. А теперь мне чего-то не хотца туда переть. Ну их, этих вояк! Разборы, объясниловки, подозрения, слежка. По любому под их колпаком окажемся. Да, Трэк?

– Точно, командир. И мне туды лезть не айс. Давай в обратку?

Пепловец посидел еще две минуты, изучая местность, о чем-то размышляя. Затем показал рукой отход. Только они стали отходить от угла гаража, как внутри его что-то грохнуло, раздались вопли ужаса и возня, а ворота, которые бойцы посчитали замурованными, внезапно раскрылись с диким скрипом, и наружу выскочил человек, объятый пламенем и огласивший всю округу яростным ором.

Трэк оказался ближе к нему, не растерялся и боковым ударом ноги отправил горящее тело обратно в огнедышащее чрево гаража. Крики прекратились и превратились в стоны. Затем вообще стихли.

– Что это было, мля? – отдышавшись и изготовив пулемет к стрельбе, спросил крепыш. Даже боль в раненой руке не отвлекала его. Командир уже держал нутро полыхающего гаража на мушке автомата.

– Звиздец! Похоже, бандит. И там внутри еще один. Смотри. Догорают. Вон остаток плаща, они такие любят.

– Команди-и-р! Бойся-я! Там гранаты у них. Щас рванут! – вскрикнул Трэк и отпрянул в сторону.

Через минуту они спешно покидали этот сектор, перебираясь сквозь лаз в заборе возле общежития. Сзади громыхнул взрыв.

– Браво, Трэк! Так держать, – похвалил старший пепловец пулеметчика и продолжил движение вдоль стены общаги.

Четверть часа назад в гараже шептались двое. Темень стояла – выколи глаз. Но ни фонарик, ни спички пока нельзя было применять – снаружи могли засечь. Тем более, вокруг полузаросшего ржавого гаража маячили то мутанты, то двуногие враги.

– Пахан, а вдруг тута аномалка? Хана нам зараз будя.

– Закрой форточку, Кирзач, иначе ща через стенки зашмаляют. Примолкни.

В тишине прошло еще некоторое время. Чернь стояла такая, что глаза нисколько не привыкали к ней и не различали внутри убежища никаких предметов. Снаружи послышались шаги, хруст сухих веток, шепот.

Басмач схватил сидящего напарника за плечи, рукой провел ему по горлу, показывая, чтобы молчал могилой. Для пущей убедительности тихо прошипел: «Тс-с-с». Присел сам.

Несколько минут тянулись вечностью. Бесконечной, нудной и страшной. То ли почуяли и ждут, то ли сейчас жахнут сквозь железо гаража. Терпения хватило не всем.

– Пахан, нет моченьки куковать. Давай я с волыной на шухер? Зараз покрошу всех. А?

– Закрой хавло, не трынди, мля-я!

Еще минута, вторая.

– Не могу-у… задыхаюсь я, пахан. Выпусти-и. Я, бл… буду, быстроганом все сбацаю. Век воли…

– Уймись, падла-а!

– Да свалили они. Нема вертухаев. Дай оглядеться. Чую, не одни мы тута. Ох, не одни-и…

– Бл… буду, ща уделаю тебя, гнилушка! Удавлю-ю. Да пали, пали, мля-я. У меня тоже, кажись, зажигалочка завалялась.

Так получилось, что оба одновременно чиркнули кремневым колесиком и спичкой по коробку. Два огонька вспыхнули возле лиц бандитов, осветив внутренность гаража. Секунда. Физиономия Басмача превратилась сначала в гримасу удивления, затем в маску ужаса, а через мгновение вообще озарилась всполохом огня. Словно бутыль с бензином взорвалась в руке главаря. Но это был не бензин, а всего-навсего зажигалка. И вспыхнула она огромным плазменным шаром от сработавшей в углу гаража «чернушки». Аномалии редкой, скрытной и тихой, но гадкой и жуткой в своем действии. Никоим образом не проявляя себя в темноте, она моментально «включалась» при появлении любого источника света, особенно быстро от огня. И выплескивая сгусток невиданной энергии в причину своего беспокойства, усиливала масштабы и действие огня в десятки и даже сотни раз. Ну не любила «чернушка» огня, и все тут!

Что-то подобное произошло и с Кирзачом. Два живых факела, надрываясь от дикого крика, заметались по охваченному пламенем гаражу, столкнулись. Кирзач упал, чтобы уже никогда не встать, и горел, будто береста. Басмач, ничего уже не соображая от жгучей боли и пытаясь убежать от огня, пожирающего его одежду, плоть и легкие, метнулся к воротам, распахнул их, но наткнулся на пепловца с пулеметом. Тот не стал стрелять, чем облегчил бы участь главаря банды. Тот сделал хуже.

Он пнул горящее тело Басмача и послал его обратно в этот ад. Некогда известный в Зоне фраер по прозвищу Басмач не думал, что человеческое тело из кожи, мяса и крови может так зрелищно и энергично гореть. А сейчас он уже не думал ни о чем! Потому что жизнь бандита оборвалась таким нелепым и жутким образом.

Военсталы сноровисто заняли и прошерстили этажи техникума, быстро, но тщательно проверив все его закоулки. Или почти все. Не смогли осмотреть только два помещения: туалет с неизвестной аномалией на входе и кабинет НВП с железной дверью, плотно закрытой внутренним замком. Им нужен был надежный плацдарм для дальнейшего броска до НИИ, крыша над головой и безопасный тыл. Такой и нашелся в виде этого здания. И все бы ничего, но за дверью оружейки военрука техникума притаились рейнджеры Хокса, а вместе с ним и остальные герои похода. В комнатке набились, как сельди в бочке. Боялись чихнуть, икнуть и пукнуть.

Один из военных сталкеров пнул дверь берцем. Удовлетворился ее надежностью и поплелся дальше по коридору.

Герда тихо выдохнула, Хокс расслабил кисть, сжимающую рукоятку пистолета. Тагил отпустил плечо сына и улыбнулся, хотя его мимики в сумерках бывшей оружейки никто не заметил.

– Вот влипли, – шепнул Кот, – я ж говорил, досидим тут до новых приключений на жопу.

– Тихо ты, Котяра.

– А че, уже на ваши задницы были ЧП? – съязвил Тагил, отчего Вовка хохотнул.

Тут же в поясницу сталкера уткнулся ствол пистолета майора, без слов поясняя причину.

– Убери пушку, рыжик! Иначе первым вылетишь отсюда, – парировал Тагил.

– А ты попробуй, ковбой.

– Бать, ну его. Забей.

– А ну, заткнули пасти! – грозно прошипела Герда и прислушалась. Ее нахмуренный лоб тотчас расправился, как только ладонь сталкера легла женщине на округлую упругую ягодицу. Она чуть криво усмехнулась, но ничего не сказала. Сталкеру, как и любому нормальному мужчине это бы о многом сообщило, но в данной ситуации, когда всю комнату прямо через дверь могли прошить очередью из коридора, продолжения не получилось. Хотя рука упорно не хотела покидать теплую впадину между двух выпуклостей. Пальцы нырнули в ложбинку, провели вдоль всей ямки и неохотно отстранились. Тагил сглотнул, Герда вздохнула.

Снаружи, судя по шагам, прошли еще двое, тихо переговариваясь. Брякнули в конце коридора прикладом об косяк и затихли.

– Не наши. Охламоны какие-то. Чужие, короче, – шепнул Тагил.

– Ты, смотрю, прям провидец! – фыркнул Хокс.

– Он такой! – ляпнула Герда, но поняла, что не тем тоном, каким надо бы, и добавила жестче и суше: – Везде нос сует, слово вставит, всезнайку строит.

– Ого. Ты, блонди, меня с Котом не попутала? – хмыкнул сталкер.

– Чего-о? – отозвался тот.

– Может, помолчим, а? – цыкнул Вовка. – Базар устроили тут.

Так и торчали еще полчаса. Пока солдаты и военсталы занимали места в здании, искали топливо для костра и лазили в поисках наживы.

Вскоре за дверью, где прятались горе-путешественники, раздался голос, читающий вслух полустертую надпись на двери:

– Ор. жейная комна… Нач Вэ Пэ, майор Бурдейный Гэ Вэ. Пипец, как в школе снова очутился. Ха. Че тут у нас внутри? Блин, греметь-то не айс! Втихую бы.

В замочной скважине заскрежетало лезвие ножа. Редкий тихий мат, нервозность и тщетные усилия чужака говорили о том, что он тут один, торопится и не ахти какой умелец по вскрытию замков. Из чего сталкер сделал вывод, что это не бандит, не «Бастион» и не какой-то армейский уставник. Сленг и междометия выдавали в нем анархиста или вольного сталкера.

«Блин, и мочить-то несподручно, если сталкер! – подумал Тагил, ощущая холод стали в ладони. Нож ему сунула Герда. – Вот так расклад! Баба хочет, чтоб я опять показал свои финты с клинком. Да и Хокса заодно впечатлим. Лады. Хотите цирк? Будет вам зрелище!».

Сталкер прикоснулся к блондинке, дав понять, чтобы она передвинулась. Они поменялись местами. Тагил замер, обдумывая и взвешивая еще раз последствия своих предстоящих действий, собрался и левой рукой аккуратно и тихо убрал щеколду на замке.

– Опачки, сунул я Верке в попочку! – довольно пробубнил снаружи непрошеный гость и легонько приоткрыл дверь.

Крепкая рука из темноты схватила его за горло, большим пальцем сдавив кадык, и увлекла внутрь комнаты. Дверь скрипнула и закрылась.

Снова наступила тишина.

Вся группа особого назначения собралась в коридоре общежития и внимательно слушала диалог Истребителя и глуховатого Перча. Пепловец хаотично и сумбурно рассказывал новости последних двух дней, изредка отвлекаясь на наводящие вопросы майора спецназа. Это чем-то походило на допрос, только без пристрастия. Никита спрашивал, боец в черно-красной униформе отвечал. Иногда ему подсказывал лежащий рядом Хазар, над ногами которого трудился капитан Полозков. Военврач иногда бросал на командира красноречивые косые взгляды, не нуждающиеся в пояснении их смысла – что дело у пепловца дрянь и мало чем ему можно помочь.

Майор слушал Перча, говорил с ним, а сам лихорадочно соображал. «Что предпринять дальше? Какой вариант выбрать? Кем воевать, кем можно пожертвовать, а кого приберечь? Что делать с пепловцами? Какие силы в искомом квартале? Кто союзники, и где они? Кто конкретные враги, а кто скрытые? Если там, в горах Чечни и Ингушетии, все было предельно ясно, где друг, где враг, то здесь, в Зоне, границы между злом и добром размыты, стерты или вообще отсутствуют. Вроде и люди есть, и при этом неплохие, проверенные. И оружия пока всласть. И предателя вскрыли как гнойный фурункул под грязным солдатским воротничком. Надо же, Мешков! Вот сучара! Кто бы мог подумать? Но об этом опосля. Что говорит этот контуженный пепловец? Выброс? Скоро будет Выброс? Атас. Еще в ушах звенит от недавно прошедшей Вспышки, а тут уже новый катаклизм обозначается?! Звиздец».

– Наши вернутся, скажут, чего там и как, – закончил Перч и пригубил фляжку.

– Так. Ясно-о. Что ничего не ясно. Отдыхай, боец. Орк, Аперкорт. Застолбите южную часть общаги. Разведка квада оттуда пойдет. Встреть их, Аперкорт. Иначе бес попутает, с испугу шандарахнут по нам, приняв за захватчиков. Аккуратно там, Орк. Нежней.

– Е-е-сть, командир! – осклабился здоровяк, мягко подтолкнул Аперкорта, и они скрылись за углом коридора.

– Холод. Что там у тебя? – шепнул Никита в усик гарнитуры связи.

– Холодно. Бдю.

– Бди, бди, хлопец! – Истребитель улыбнулся и обратился к другому бойцу. – Пыть-Ях, у тебя как?

– Чисто. Отдельные мутанты, но на откате.

– Хорошо. Молорик, Пыть-Ях. Связь нормалек. Не подкачал.

– Никит, народ устал. Может привал? – обратился к командиру Корсар, оторвавшись от тихого переговора с Горбокоником.

– Привал разрешаю. Всем час отдыха. Не разбредаться и не шуметь. В окнах не светимся. Костер не разжигать. На посту те же самые. Через полчаса, Димон, сменишь Пыть-Яха, Полкан – Холода. Ясно?

– Да.

– Есть.

– Док, на тебе раненые. Давай лечи их, колдуй, что хочешь делай, хоть обряды шаманские, но людей поставь на ноги. Анжел, помоги ему, если что.

– Хорошо, командир.

– Бродяга, не в службу, а в дружбу. Сваргань пожрать чего. Пайки вон в том РД. И окорок от Егеря в ход пускай, а то скоро завоняет. Не пропадать же кабаньему мясцу!

– Сделаем. Ноу проблэм.

Никита не поленился лично обойти каждого раненого, хотя сам валился с ног от усталости и сонливости, резко напавшей после всплеска адреналина у моста в Лунинске и от встречи с военным отрядом «НовоАльянса». «Лоханулись, конечно, там! Непростительно. А если бы голимый противник, то положили бы начисто друг друга. Ладно, нейтралы! Там отбрехались, загрузили их, раскатали вату. Те и повелись. Нейтралы, епрст. Для кого? Мы для них или они для нас?».

Оба «янтаря», лучшие лечебные средства военной медицины и, в общем-то, не слишком серьезные травмы – все это позволило раненым быстро и успешное выздороветь. Ожоги Тротила, нога Козуба, рука Баллона, кисть Полкана, живот Бродяги после операции, пробитое плечо Горбоконика и понос Родео не шли ни в какое сравнение с перебитыми конечностями пепловца. Хазар потерял много крови, задеты были кости и сухожилия, да еще и из двух пуль военврач смог вынуть только одну. Все-таки не операционный стол в больнице имени Бурденко!

Пепловец умирал. И даже волшебный «янтарь», помещенный на ноги, не справлялся с потерей крови и осколками костей в ранах. Перевязки и жгуты только оттягивали неминуемый конец.

Перч сидел рядом, держал его руку в своей и пошатывался, что-то бурча под нос. Полозков встал, отошел, промокнул лицо рукавом и отрицательно покачал головой. Никита тяжело вздохнул.

Кто он ему, этот незнакомый боец? Никто. Но от умирающего человека, судя по всему, неплохого солдата и мужика, которому не удалось оказать помощь, казалось, исходили незримые волны, и каждый присутствующий здесь их почувствовал. И каждый понимал, что на его месте мог бы оказаться любой из них. Вот таким образом, у ног бессильных товарищей.

– Все, – сообщил Перч и закрыл мокрые глаза.

Бойцы, на миг замерев и оставив дела, посмотрели в одну сторону. И на лицах отразилась скорбь и печаль утраты.

Траурную минуту прервал выстрел на улице. Совсем рядом с окнами общежития, в котором обосновались нормальные живые люди. Странники на чужой земле. Пленники этой дикой больной территории под названием Зона.

Два бастионовца в экзоскелетах, отогнав толпу азиатов за окраины квартала, не успели расслабиться. С улицы Пятидесятилетия Комсомола на них хлынула волна псов, прибывших с окраин Пустыря. Огромная свора, почуяв трупы, а заодно унюхав троих раненых и двух живых, ринулась в атаку. У «тяжеловесов», как назло, опустели пулеметы, и решение было принято единственно верное – бежать. На бегу заряжать пулемет – дело тухлое. Надежда оставалась на броню спецкостюмов, табельное оружие и прикрытие братьев. Но до них еще нужно было добраться. Эти двести метров стали дорогой жизни для бастионовцев и адом для раненых азиатов. Собаки не сказать чтобы быстро, но явно осознанно сжимая клещи, достигли медленно топающих сектантов. Носиться в тяжеленных и неповоротливых экзоскелетах сродни катанию на велосипеде по тесной кухне.

Суматошные крики ползающих гастарбайтеров потонули в лае и рычании десятков псов, а передний ряд стаи уже кинулся на бастионовцев.

Ни крики о помощи, ни испуганные вопли, ни попытки связаться со своими не принесли пользы. Мат и брань превратились в дикие вопли, когда псы напали на гигантов в железе. Очевидцы подобных сцен в Зоне называли таких «фрикадельками в томатном соусе». Потому что похожие поединки обычно заканчивались победой четвероногих, которые, не имея возможности сразу разодрать «кирасиров» на куски, загрызали их, и те умирали от потери крови и болевого шока.

Так и случилось с одним из сектантов. Он повалился на асфальт, сбитый прыжком здоровенного кобеля, и уже не смог встать под натиском нескольких зверей. Другой отстреливался из «глока» до последнего патрона, превозмогая боль в покусанных собаками ногах. Уткнулся в забор, орудуя пулеметом как дубиной. И в голову пришла только одна дурацкая мысль. Он выхватил РГО, не с первого раза выдернул чеку и отпустил скобу.

– Раз, два… – громко проговорил боец под забралом маски-шлема, на три выпустил гранату перед собой и отвернулся.

Взрыв опрокинул его, но прутья забора выдержали удар двухсоткилограммового тела. Собаки разлетелись исковерканными тушами и кусками плоти и шерсти. Грохот, визг, вой, рык.

Почти теряя сознание от боли, оглохший фанатик поплелся вдоль забора дальше. Экзоскелет выдержал осколки и ударную волну, а еще вколол нужные инъекции и компенсировал резкую смену давления.

Псы передумали лезть в гиблое место к огнедышащему человеку и отправились искать другие жертвы.

Сектант выбрался из этого ада, потеряв товарища и оружие, надолго приобретя стойкий страх перед собаками. Припозднившиеся братья подхватили его у ворот.

Мао КНР, с трудом собравший воедино разбежавшихся соотечественников, печально наблюдал за жуткой картиной пиршества тварей. Затем нырнул за тумбу афиши и примкнул к товарищам.

Он был зол и свиреп, насколько бывают злы и свирепы вечно улыбающиеся китайцы. Потерять взвод земляков и не добиться цели – это плохо! Очень плохо и позорно для офицера Китайской народной армии. Мао кинулся к Паласу с нечленораздельным лепетом, пытаясь поднять старшего, привести отряд в боевую готовность и снова идти в атаку, пока «Бастион» зализывает раны.

С трудом поняв поток сознания разгоряченного боем китайца, Палас выпустил пар длинной матерной тирадой, заправил штаны в берцы и мельком осмотрелся. Десятки людей сидели, стояли или лежали прямо на асфальте, молча, тихо и напряженно следя за обоими своими командирами. Никто из них не стонал, не жаловался и не искал пути бегства. Но и лезть в это пекло тоже никому не хотелось.

– Куда ты зовешь, Мао? Окстись. Крыша съехала? Ты глянь, сколько положили. Собак полная улица. Поле минное. Пулеметы эти на крышах. Сами палят, как в кино про «Чужих». Да вижу, вижу, что готовы! Молодцы, мля. Надо другой план. Че-то Пончик не отвлек этих фанатов. Хрен проссышь, че он там! Да не зуди ты, мля. Итак тошно.

– Атак, атак нада! Стрелять, всех стрелять. Оченя быстра нада! – не унимался китаец, утирая с лица пот и пороховую гарь.

– Так. Давай спокойно рассуждать, соображать. А то, смотрю, не слезешь с меня даже мертвого. Значит, мы их потрепали – это тоже неплохо. Они щас думают, что такие, как ты, сгоряча опять двинут тем же путем. Или нет? Чего? О, едрить тебя… Ни черта не пойму. Короче, снаряди двух бегунов… не снаряд, а… тьфу ты е-мое, нерусь! Выдели двух человек, пускай сгоняют вон в тот корпус. Найдут Пончика… да-да, Пончик. Найдут его, узнают, че он там тянет, поди, сдрейфил, толстяк?! Нехай в атаку идет от своего здания… да, ёптыть, не ху… а нехай, то есть, пускай атакует там, в лоб. Или, на худой конец, постреляет, отвлечет сектантов. Да не толстяк худой! Вот косоглазый! Ладно. Извини. Медленнее говорить? Не могу, сам торопишь меня. Слышь, Мао! Отбой. Я сам пойду туда, к Пончику. И ударим им в лоб. Как услышишь выстрелы, так ты начинай во-он оттуда. Видишь спортклуб? Да-а. Вот. Атаку им во фланг. Пулемет на этой крыше вам не помеха. Пулемет на НИИ тоже. Он на улицу за ворота смотрит. Остается двуствольный на корпусе вон там, левее. Так, им займусь я. Понял? Так. Дай мне десять, нет, двадцать человек. Двадцать… да, да. И мы идем слева, через корпус. Ты с остальной оравой мимо спортклуба. На поле не суйтесь. Мины. Между футбольными воротами и крыльцом клуба двигайте. И быстро. Скорость – ваш залог успеха. Ясно? Что? Пленных? Какие, на хер, пленные? Не брать никого. Всех в расход.

И Палас понятливо показал пальцем по горлу:

– Не фиг их жалеть! Валим всех. Потом разберемся. И помните: нас много, их мало. И нам нужен этот дом. Позарез. Готовьте гранаты, бутылки, дымовушки. Стрелять из всего, из чего можно. Вот тебе трофей. Хорошая винтовка. Береги. Отдашь потом. Свою, надеюсь, заработаешь. Бери, бери. Да на здоровье! Все, давай, труби сборы. И мне людей зови.

Через пять минут Палас с двумя десятками гастарбайтеров побежал вокруг забора и футбольного поля, на котором одиноко дымил «ЗИЛок». Мао КНР распределил оружие, людей в цепочке, выкрикивая короткие хлесткие команды, отдал распоряжения о поведении в бою и предупредил всех будущих героев о предстоящих наградах. Застыл у дыры в ограде, ожидая, когда помощник снимет растяжку, а Палас проверит лабораторный корпус.

И очень удивился, когда услышал с той стороны звуки выстрелов. Много. И часто. Хотя Палас группой еще только достиг подсобок и склада.

Кто-то внутри здания начал бой. И этим кем-то должен был быть Пончик с его, Мао, парнями.

Граната ВОГ-25, выпущенная с близкого расстояния, не произвела должного эффекта. И это не шло в заслугу опытным бастионовцам, знающим толк в оружии и имеющим навыки его владения. На дистанции до сорока метров ВОГ часто не срабатывает, а детонирует только через энное время. Так получилось и сейчас: выстрел подствольника спугнул анархистов, не нанес им урона и выдал источник опасности.

– Ложись!

– Бойся!

Вслед за выстрелом вспыхнуло в углу коридора. В ответ в сторону обидчиков полетел град пуль и картечи, не давая им высунуть головы. Под прикрытием огня Фига метнул Ф-1, отпрянул за угол, заткнул уши и открыл рот.

Громкий взрыв потряс своды помещения, звуковой волной прокатившись по коридору. Считающаяся не такой уж мощной, «лимонка» в закрытой низкой комнате произвела эффект разорвавшейся бомбы. И если осколками и фугасной вспышкой она обделила сектантов, то упругая взрывная волна отправила обоих фанатиков в нокдаун.

Не решаясь рвануть грудью на стволы, Фига выдернул очередную гранату, заблаговременно скрепленную карабином-затяжкой с нагрудным карманом. Автоматически выдернутое кольцо включило капсюль-детонатор и позволило сразу использовать оружие. Бросок. Три, четыре. Взрыв.

– Шишка, пошел! Ловкач, прикрываешь его! – крикнул Фига и взял коридор на прицел.

Бойцы побежали вперед. Задний страховал переднего.

– Зрячий, держи тыл. Они, гады, могли в обход. Палыч, бди пленных. Двинутся, пристрели.

– Понял.

– Лады.

Зрячий, проходя мимо азиатов, приостановился. Посмотрел на толстяка, которому недавно подарили свободу и жизнь, а сейчас, в силу изменившихся обстоятельств, решили снова оставить в плену. Подумал: «А что он плохого может сделать? Особо-то и не чужой, не враг. Зла не держит. Пускай поможет».

– Эй, как тебя там?

– Пончик я! – живо откликнулся тот.

– Вставай, поможешь мне, пошли.

– А-а…

– Живей! – гаркнул снайпер, услышав стрельбу сзади.

– Зрячий, ты че, в натуре?! Фига запретил… – попытался встрять охранник.

– На поруки мне. Одного забираю. Под мою ответственность. А ты, Палыч, хорошо бди мартышек. Бросятся на тебя – на доширак махом попластают. Гляди, ногти какие. Атас!

Зрячий усмехнулся, подтолкнул толстяка вперед и направился с ним по коридору, в противоположную от стрельбы сторону. Схватил трофейный раритетный РПД-42, сунул его Пончику:

– Бери, воюй. И помни мою доброту.

– Респект тебе, братуха! Вовек не забуду, дружбан, – тот неслыханно обрадовался, на ходу проверяя затвор родного пулемета.

– В паре работаем. Не оплошай, Пончикос!

– Заметано… э-э…

– Зрячий.

– Угу.

Оба приникли ушами к дверному проему, ранее изрешеченному следопытом в попытке срезать «черного акробата». Вдохнули, выдохнули. Снайпер пальцем показал «внимание!». Замерли, услышав шорохи, топот и голоса.

– Ты первым, я прикрываю, – сообщил шепотом следопыт и, сделав шаг вбок и назад, поднял РПК на уровень бедра.

– Ну, ясен пень! Как иначе-то? Доброта твоя не знает границ, дружище, – ответил Пончик и улыбнулся, прислушиваясь к крадущимся «гостям».

«Ты чего?», – мимикой спросил Зрячий.

– Свои! Косоглазые. И, кажись, Палас с ними. Гы-ы.

Анархист внимательно и с прищуром посмотрел на довольного толстяка и понял: власть сменилась. Теперь их черед!

– Тагил, освободи его. Сейчас же. Это не враги нам, – приказала Герда, зажигая фонарик и утирая пот. В оружейке не хватало кислорода для такого количества людей, становилось душно.

– С какого перепугу? Вам, может, и нет, а мы для них быдло, отбросы и сволота. Нас они любят… греть огнем своих стволов.

– Убери нож, – грозно и сердито сказал Хокс, щелкнув предохранителем пистолета.

– Я кишки как минимум троим вспорю тут! – предупредил Тагил не менее сердито. – Убери пушку, рыжик.

– Вот, мудак, еще и смеет мне… – начал майор, но его перебил сталкер:

– Пасть закрой, альбинос. Я выхожу. Вовка, пулей отсюда. Мы уходим. Этот со мной, отпущу на улице, если лапочками будете.

– Сталкер, не делай этого. Опомнись. Вы нам нужны! Никто не сделает вам зла. Уговор дороже денег. Так, кажется, говорят здесь?! И флешку еще не отдали. И Романа найти. И до…

– Харэ. Помолчи, блондинка. Устал че-то я с вами. Злые вы. Ухожу я от вас. Все. И не вздумайте помешать мне.

– У вас… чего тут? Анархия? – прошептал, задыхаясь под зажимом Тагила, военстал. Лезвие плотно впилось в его шею.

– Заткнись, чмо. Не шевели кадыком, иначе второй рот сделаю. Нечаянно.

Троица вылезла из оружейки. Вовка первым, поправляя рюкзак и тубус с чертежами и схемами зданий квартала. За ним, спиной вперед, волоча заложника, шаркал отец.

Перед лестничным пролетом троица встала в нерешительности. Хокс поднял пистолет, боец рядом с ним – винтовку. Прицелились во всех троих.

– Мне абсолютно ровно, кто это и откуда! – молвил Хокс. – Кладу всех, и дело закрываю. Этот вояка не мой. Вынужденные меры. Неподотчетные потери. Пропавшие без вести. Знакомы эти понятия, сталкер?

– Бать?

– Тихо, сын. Не боись. Прорвемся.

– Бать, не уйдем. Завалят. Их тут полный техникум.

– Вовка.

– Да, бать.

– Уходи ты. Я задержу их. Ты знаешь куда. Я подскочу.

– Да щас-с. Извини, бать, это ты щас явно сморозил!

– Сын.

– Батя-я, я останусь с тобой! – громко сообщил парень и уселся на пол. – Попадалово! Не прокатила импровиза твоя, бать.

– Тагил, отпусти военстала. Я обещаю, никто вас не тронет, – сказала Герда.

Снизу послышались голоса. Звали потерявшегося товарища.

– Сталкер!

Тагил скрипнул зубами. Сплюнул в сторону, убрал руку с ножом. Отпихнул заложника. Тот упал на колени, вскочил, выхватил «беретту», навел на сталкера, заорал:

– Тварь! Замочу, падла! Сито сделаю! Вот, падла-а!

– Не ори, мудак, оглохнуть можно, – спокойно сказал сталкер, обреченно опустил руки, выронил нож и сел пятой точкой на грязный пол.

– Ах ты, тва-а-рь! – зашипел военстал и начал пинать Тагила. Раз, другой, третий.

– Эй, вояка, остынь! – крикнула Герда.

Пятый пинок не удался. Сталкер извернулся и незаметно ткнул обидчика в пах. Тот закатил глаза и повалился рядом. Тагил вытер рукавом кровь с лица, помассировал ушибленный бок. Взглянул на сына, улыбнулся. Больше скривился.

– Бать, ну их, уродов. Давай поможем и по-тихому свалим. По чесноку. Зона благоволит. Блондинка зуб дает. Лады, бать?

– Считай, что уболтал, сынок. Лады.

Герда облегченно вздохнула, Хокс опустил оружие, Кот почесал небритый подбородок и ехидно ухмыльнулся.

С лестницы показались военсталы, лица которых вмиг стали злыми при виде разыскиваемых «Правопорядком» Зоны и Интерполом Большой земли сталкеров по прозвищу Полтора, да еще и корчившегося рядом товарища.

– Дозор-десятка. Дозор-десятка. Вас вызывает Бастион-три…

Тишина. Треск в эфире. Пустой экран КПК.

– Я Бастион-три. Дозор-десятка. Немедленно выйдите на связь!

Молчание. Минуты спустя:

– Дозор-десятка. Я Бастион-три. Прием.

– Бас… три… Я… сятка. Не слы… У нас штурм… жду подкре… веду бой… Дозор… Нет единиц… Басти…

– Гребанная связь! Дозор-десятка. Держитесь. Бастион-три, Бастион-пять, Дозор-девять идут на соединение с вами. Ожидайте подкрепление с севера. Подходим к виадуку. Держитесь. Я Бастион-три. Да прибудет с нами Великий «О»! Конец связи.

Треск в эфире. Шипение. Гул.

В помещении бывшей комсомольской дружины находились трое. Двое военных и слегка побитый сталкер. Кровоподтеки на его лице и на ударных фалангах кулаков говорили о многом. Например, о том, что кому-то от него досталось. И не раз. Теперь сержант и рядовой отрывались на нем. У сержанта заплыл глаз и кровоточил нос. Солдат выглядел лучше. В общем-то, они только начали экзекуцию. Сначала был допрос. Старший, в звании капитана, прибывшего в Зону от «НовоАльянса» спецподразделения «Сокол» только задавал вопросы. Стерх, командир отделения военсталов, немного приложился кулаками. Не добившись ничего конкретного (Тагил не особо-то с ним был откровенным), но видя перед собой отвязного, заносчивого и упрямого сталкера – извечного противника олигархов Большой земли, эти двое дали отмашку своим волкодавам. Вояки с удовольствием принялись за дело.

Один, бывший боевик из «Правого сектора», и другой, львовский полицейский, приволокли Тагила в комнату с комсомольскими вымпелами и плакатами, подвесили его на тросике к решетке окна и стали методично избивать. После того, как один схлопотал ногой в живот и растянулся на полу, а другой получил два хука в табло, их осторожность удвоилась, гнев утроился, а руки сталкера сцепили наручниками за спиной. Теперь он болтался готовой к употреблению грушей, а вояки спорили, какую казнь ему применить, периодически отвлекаясь почесать о Тагила кулаки. Приказ капитана развязал им руки – побить, но не убить. Что они и собирались выполнить с усердием. Но, как известно, мир не без добрых людей! И Зона не без друзей.

– Капитан вызывает. Срочно, – раздалось из коридора.

– Мля-я, че там за шухер? – прогундосил сержант, врезал коротким прямым Тагилу под дых и повернулся к рядовому, расправляя рукава черной водолазки. – Я ща, быстро. Без меня не смей его хайдокать! Понял?

– Е-е-сть.

– И не подходи один, а то опять выкинет финт какой-нибудь. Все, я пулей.

Сержант прихватил автомат, стоявший у двери, и вынырнул из комнаты со словами:

– Вестовой, мать твою! Ты где-е?

Рядовой повернулся к сталкеру с довольной рожей и ухмылкой:

– Ну что, козел, влип? Я ща обмотаю руку тряпкой, чтоб не так видны были следы, а сам отбивную маненько поделаю. Ты уж потерпи, сталкерок! Я махом.

– Ты-то пошто, чмо, так ненавидишь нас? – сплевывая кровавую слюну, спросил Тагил.

– За чмо ты, бедуин херов, ща ответишь. А вот насчет ненависти…

Договорить он не успел. Руки его дернулись, лицо исказилось в гримасе боли и ужаса. А еще удивления.

Удивился и Тагил. Да так, что чуть не оборвал сцепку тросика, держащего его в позе струны.

Бывший львовский коп оглянулся на дверь, куда уставился подвешенный сталкер. И тут Тагил перевел взгляд на спину вояки и рукоятку тяжелого десантного ножа, торчащего между лопаток. Солдат рухнул на пол и замер.

В дверном проеме стоял Бодайбо и улыбался одними глазами:

– Эй, дружище, ты чего тут устроил распятие Христа?

С этими словами он прикрыл дверь, просунул в скобу ручки магазин «калаша» и кинулся к другу.

– Бода-а-й-б-о-о! Спасибо, друган. Ты нашел… ты услышал нас, – радостно простонал сталкер и зашелся в кашле.

Свет в старых лампах коридора мерцал и прерывался, превращая темные помещения в подобие дискотечного зала. Пятеро людей в зеленом камуфляже, увешанные оружием и прочей снарягой, стояли напротив взвода гастарбайтеров в рваных фуфайках, «алясках» и тройных свитерах с охотничьими ружьями и карабинами.

И неизвестно еще, кто бы победил в возможной мясорубке – те пятеро спецов с пулеметами и автоматами или тридцать один чел с дробовыми обрезами. Но как показывает жизнь, часто главное оружие – слово.

Верх взял Фига, объяснив расклад и позицию анархистов по отношению к «Бастиону», НИИ и смуглым узкоглазым друзьям из южных стран мира. В свою очередь, Палас и Пончик тоже поупражнялись в красноречии, доказывая, что они здесь уж точно не враги «Анархии», а притопали за одной херней, томящейся в недрах НИИ. Их вид и сленг подтверждали правдивость сказанного.

Фига взглянул на Зрячего, ища поддержки у него. Тот крякнул, шмыгнул носом и посмотрел на Пончика:

– Пончик, я тебе вольную дал? Дал. Оружие вернул? Вернул. Вывод?

– Все люди – братья! – ответил толстяк, держа РПД-42 за сошки и приклад, но палец убрав со спускового на дужку скобы. Это заметил следопыт «Анархии».

– Во-о-т. Молодец! Теперь поясни это своему старшому и расходимся, пока сраные фанатики с АЭС не кинули в нашу толпу пару гранат.

Его слова и напоминание о «Бастионе» сделали свое. Азиаты расслабились, а Палас сплюнул, как заправский ковбой и произнес:

– Лады, братва! Не вам, не нам. Разбежались по-тихому. Друг другу не мешаем, не встреваем, не нервируем. Ваших наемников не видели по чесноку. Сталкеров тоже. Хотя один дятел нам ночевку в детсаду испортил – поспать не дал и припасы пожег. Рожу, жаль, не разглядел, а так бы навечно сфотографировал его. Может, и ваш! Зато рубака Чертежник, кажись, объявился. Моих десяток покрошил за не фиг делать. Рессорой точеной. Падла.

– Чертежник? Ого. Он жив? Я думал, это легенда! Небылица, – скривился от недоумения Шишка.

– Видать, реально мужик живучий! – шепнул Зрячий.

– В натуре, мужики! Сам видел его, – добавил Палас, опустил ствол и усмехнулся. – Джек-Потрошитель, мля. Урод однорукий.

– Кончай базлать! – отозвался Палыч, самый пожилой из всех. – Я видел его, знавал. Не хер его крыть словом дохлым. Мужик, что надо! За дочурку, за жинку свою мстил и пятьсот раз переболел трагедию свою. И помирал столько же. Не нам… слышь, не нам его финты мусолить.

– Да ладно тебе!

– Тише. Все, пацаны. Реально, время – вода. Ну, чего порешили? Вместе или порознь?

– Что? НИИ или до хаты?

– «Бастион» мочить одной кодлой будем? Поможете?

– А вы нам?

– Мы стопудово. Одна тема, один хабар. Да и секте этой жопу на черепа пора натянуть! Прально грю, бойцы?

– А то!

– Можно!

– Попробуем, старшой!

– Ха. Ну, тады баско! Я за. Нам хорошие стволы и крутые пацаны в Зоне не поперек. По рукам?

– Давай, паря.

Вот так и поговорили калининградский блатняк и анархисты Армейских баз, и переместились в другое помещение для обсуждения дальнейших действий.

Снаружи громыхнул взрыв и застучала турель, стопроцентно дав понять, что кто-то где-то влип.

Командир квада склонился над телом Хазара и что-то шепнул. Побелевшие костяшки пальцев и играющие на щеках желваки, отчетливо проступающие даже под недельной щетиной, говорили о несказанном расстройстве и об откровенной скорби по поводу утраты бойца.

Он выпрямился, скрипя экипировкой, посмотрел на Истребителя:

– Я теперь с мертвых с них не слезу. Крошить и валить буду как самых злостных тварей Зоны! Смерть бандитам! Смерть.

– Смерть! Смерть! – откликнулись двое других пепловцев.

– Майор. Я пока не могу помочь вам и вашей группе. Хотя я и бывший капитан бывшей заставы пограничников в Полесье. Все бывший! И семьи нет. И страны-то уже той нет, где я прожил и прослужил до известных событий. Но есть долг! Есть совесть и честь! Которые требуют искоренения зла в отдельно взятом регионе. Зла и грязи, от которой мы уже почти очистили неманскую землю, но которой стало снова море после развала страны. И я клянусь, клянусь над телом падшего товарища и бойца, что буду очищать эту землю, эту страну от отбросов, нечисти и мутантов, сколько бы они ног не имели! До последнего вздоха, до последней капли крови! Клянусь.

– Клянусь! Клянусь! – вторили ему его бойцы.

Никита глянул на Холода, затем на Корсара. Вскинул брови. Дескать, «вот так, ребята, с ними хоть в пекло!».

Недавно они «приняли» вернувшихся из разведки пепловцев, мягко «обули» их, успокоили, провели к остальным. Извинились и вернули оружие. Вкратце разъяснили ситуацию, цели группы и познакомились. Новоприбывшие приняли спецназовцев. И приняли неплохо. Даже, кажется, обрадовались, хотя старались не подавать вида.

Военврач занялся ранением Трэка, Никита выслушал командира квада. Но, конечно же, главное рассказал Аперкорт. Когда объятия и дружеские лобызания затихли, Аперкорт поведал сослуживцу соль похода и историю гибели своего квада. Посидели. Выпили по наперстку услужливо поданной Пыть-Яхом водочки. Затем собрались в круг и стали обсуждать дальнейшую судьбу.

Получалось так, что кваду нужно было идти на патрулирование вверенного района. Здесь, рядом. Дабы найти остатки банды Басмача, уничтожить их, доложить на базу, а уж потом оказать помощь ГОНу российского спецназа.

Истребитель отнесся к решению пепловцев с пониманием, так как сам был военным, при исполнении и уважал дисциплину, ответственность и исполнительность. Чего требовал и от своих подчиненных.

Ударили по рукам. Обменялись оперативной информацией по ситуации в подотчетном квартале. Выяснилось, что в гараже сгорели какие-то бандиты, причастность которых к нападению на квад нужно установить по останкам.

И никто среди беседующих бойцов пока не догадывался о том, что потери и раны «Пепла» отомщены, Басмач и его приспешники погибли частью в аномалии «чернушка», частью из-за действий Полтора.

Друзья украдкой проникли в комнату, оборудованную военными под каптерку, сняли часового, отправив его в кому, и завладели запасами не только спецотряда, но и хабаром и снарягой Полтора.

– Возьму все свое и Вовкино, лишнего мне не надо, – кряхтя, пробурчал Тагил и стал упаковывать вещи, – ты, Бодайбо, у нас хозяйственный, так что нагружайся до отвала.

– Ха. Вот ты как, значит?! А сам-то, типа, ни-ни? Да уж давай, прибарахлись, я отвернусь пока что, – улыбнулся сталкер, – давай живей. Нам еще отсюда выбираться, Вовчика найти и послушать сказки Тагила о жизни и смерти Хоакина Мурьеты. Гы-ы.

– Иди ты. Хоакин, твою налево. Вовка будет ждать в девятине на том конце парка. Уйдем так же, каким путем ты сюда прокрался. А вот блондинке в очи томные заглянуть я бы еще разок не отказался.

– Я через окно лез и по пожарке. Там путный лаз. Сам срисовал. И растяжку ставил на ночь.

– Кстати, давай-ка гранат побольше бери. Не я один. Нам следы много раз заметать придется. А то охоту устроят на беглых. И мстить начнут за обиды, позор и дружков мертвых.

– Не пойдут. Потом скажу причину. Им тут интерес больший в разы. И время не на них чешет. «Бастион» осерчал там на кого-то, ишь лупят, деспоты! Максимум пару военсталов пустят за нами.

– Дык. И то не сладко. Чай, не сосунки в Зоне. Одна беда – на вояк робят. Крысы, мля.

– Тихо ты. Давай, шевели колготками. Какого хрена ты эту дубину берешь?

– Да я ни разу с нее не жахал. Говорят, штука абзацная.

– Пипец, Бодайбо! Не смеши мои кости. Этот РПГ шесть с лишним кило. Таскать по городу, чтоб шмальнуть потом крыс? Это порожняк чистой воды. Бери лучше хавчик, воду. Водяры пузырь сунь. Отметим спасение девять-один-один. И встречу. И БК грузи больше. Под натовские.

– Охренел? Все мне таранить? Тоже мне, ишака надыбал…

– Бери-и, не ной. В пути сгодится.

– А это тебе зачем? Экзамены сдавать пойдешь? Профессорам Ока?

Тагил приспособил тубус с чертежами и схемами объектов и зданий Туманска на спину так, как спецназ таскает в рейды «мухи».

– Краса-аава! Истинный Рембо, мля, – осклабился Бодайбо.

Они нагрузились оружием, БК и прочими трофеями, Тагил закинул на плечо винтовку, конфискованную у Зрячего. Вздохнули под тяжестью груза и где-то даже от морального удовлетворения, мысленно перекрестились, дабы удачно свинтить отсюда. И направились из комнаты-склада в коридор.

Где их никто не ждал.

И это было правильно!

– Шеф, чего-то мне кажется, что профукаем мы здесь все на свете, – заявил Средний, когда Пятерня спустился с верхних этажей к своим, – сидим, как у Христа за пазухой. И вообще. А вдруг они на север ломанутся или к Армейским базам? Позиция у нас не ахти. Только южную часть контролируем. Ладно, хоть туман ушел.

– Умный, смотрю, слов нет! – ответил старший, присаживаясь на огрызок радиатора отопления. – Мизинец где?

– Посрать отошел. Животом начал маяться.

– Надеюсь не на улицу?

– Неа, в хату чью-то зарулил.

– Насчет не того места согласен. Сам кумекаю. Только и нарываться на всеобщее обозрение стремно. С любого дома шандарахнут, хоронить тебя некогда будя. Усек?

– Да это-то ясно. Дык, вдоль домов шнырнуть, вон на трубы централи забраться. Там хотя бы обзор шире. А, шеф?

– Дойти еще надо туда. Видел, че сектанты с азиатами понаделали? А собаки? Вдоль Энергетиков щас палево ходить. В обход долго и можно потерять цель. Это ж закон подлости – отвернешься, а мимо тебя добыча фьють… и ушла.

– Может, и так. Короче, сидим тут?

– Короче, дело к ночи! Щас засранец вернется, обмозгуем. Валить отсюда надо. И чую, совсем не туда, куда мы все пялимся.

– Опс. Есть план?

– Спортклуб.

– Как? Шеф, ты че? Умом тронулся…

– Пасть прикрой. Че-то расслабился, смотрю.

– Сорри, шеф. Я так. Какой в попу клуб? Это ж под самым носом у фанатиков. Там, вона, палят да мясорубят.

– Вот потому и надо нам туда. Во-первых, прямо под носом у «Бастиона». Обзор и инфа из первых рук. Во-вторых, пленного возьмем, все вытрясем из него. Чуешь?

– Ну, так-то да. Но…

– Ничего, разговорим его. Не таких еще ломали! Мизинец, кажись, прет.

Из квартиры вывалился младший наемник, поправляя экипировку. Стал спускаться на площадку с приятелями.

– Мизинец, слушай сюда. И не говори, что не слышал! – начал излагать ПДД Пятерня, закуривая сигарету.

У Мао КНР один из лазутчиков подорвался на мине, не успев залезть на футбольное поле. Тут же заработала турель на крыше НИИ. И умолкла, не находя движущейся цели. Пулеметы самонаведения молчали, отогнав псов с улицы, а азиатов за крыльцо спортклуба. Видимо, внутри здания у «Бастиона» никого уже не осталось, раз не ударили отряду гастарбайтеров во фланг. Всех сконцентрировали в НИИ. Всех оставшихся в живых Дозора-десятки.

Мао ждал сигнала от Паласа и подтверждения, что Пончик жив. А вместе с тем – начала атаки на главное здание квартала. Им и так удалось подобраться вплотную, заняв периферийные точки укрепрайона: спортклуб, лабораторный корпус и поле. Осталась пятиэтажка института. И, судя по всему, дюжина сектантов в нем. Силы приличные, учитывая их распределение по периметру здания, опыт, знание района и наличие на крышах турелей, сторожащих каждый неверный шаг противника.

Мао раздумывал, как с наименьшими потерями быстро подобраться к стенам НИИ и ворваться в здание. И вызвал ли «Бастион» подмогу? Нужно было торопиться. Что так медлит Палас?

Палас поднялся с ящика, отбросил окурок и кивнул народу:

– Согласен. Другого не вижу. Ну что, на выход?

– Красавец. За работу, парни. Как уговорились, – сказал, вставая, Фига.

– Я на исходную и прикрываю всех сверху, – сообщил Зрячий и начал собираться.

– Сигнал всем нам и вашим азиатам у клуба – выстрел подствольника. И не забудьте уговор – ворвемся туда, никаких разборок, подстав и мыслей насчет нечаянно завалить друг друга! Ясно?

– А то. Усвоили.

– Пошли.

Бойцы «Анархии» разошлись, занимая исходные и готовя и без того приведенное в боевой режим оружие. Азиаты тупо хлопали глазами, глядя на своих боссов, а те, в свою очередь, шептались, принимая последние решения, наставления и ЦУ.

Через пять минут коридор опустел, и стало тихо. Только крыса шуршала в углу, вылизывая остатки жира из консервной банки. Свет снова погас, чтобы уже никогда не загореться в этом мрачном заведении.

Никита убрал бинокль, присел под подоконник, повернулся к отряду, симметрично распределенному двумя шеренгами вдоль стен коридора. Окинул всех коротким, но пронзительным взглядом. Вздохнул.

– Пепловцы прошли. Все путем. Теперь наши действия, – начал он вводную, внимательно оглядывая каждого, – техникум занят военными «НовоАльянса». Нам это неудобно. Хотя объект хорош в плане наблюдения и плацдарма для штурма НИИ. Значит, обходим «Бастион» слева, через ангары, гаражи, склады. Занимаем здание АУПа дирекции завода. И быстро начинаем штурм института с восточной его стороны. Там, где нас меньше всего ждут! Спросите, почему? Есть причины. Энерговагоны кишат «энерго». Раз. Турель на крыше НИИ работает по этой же улице и сектору. Два. Сектантов постоянно дергают с запада и юга. Отвлекают. Это три. Ну и спецотряд с военсталами отсюда, с севера, с минуты на минуту добавит салютов. Тут и мы вдарим. Ясен расклад?

Вроде закивали, согласно зашептали.

– Дальше. У нас есть «трехсотые». В бою обуза-не обуза, но приятного мало. Раз изъявили желание участвовать в атаке, то вам, больные и раненые, следующее распоряжение. Вместе с Холодом занимаете ответственные НП и снимаете в оптику любую угрозу. Будь то «Бастион», военсталы или прочие недоброжелатели. Кроме того, контролируете сектор улицы Энергетиков с севера и юга. И корректируете оперативную инфу. Вам пулемет для прикрытия и один РПГ-7. Холод, ты за старшего. Свою задачу знаешь. Сработал, оставил на попечение Подполу и сваливаешь к нам. Козуб, на тебе северный сектор. Возможен подход сил сектантов от Лунинска. Да, парни! Не исключено. Поэтому до их прихода необходимо взять штурмом НИИ и самим занять оборону. Если позволит время, найти установку и свалить до темноты подальше. В случае внезапного отхода сбор на ночь в конструкторском бюро завода «Атом». Это здание желтого цвета в три этажа. Оно одно там. По КПК никакой связи. Только своя автономная, либо жестами. Козуб, как понято?

– Понял. Есть.

– Бродяга, Эскимо и Родео. Ваш сектор южный. Держите его и докладывайте обо всех изменениях. Отсекаете любые силы противника и мутантов. Ясно?

– Есть.

– Понятно.

– Фифа с Горбокоником. Пасете зад. Эти мудрецы хитрожо… хм, могут обойти. Вовремя распознайте угрозу, сообщите остальным и по возможности ликвидируйте опасность.

– Есть.

– Баллон, ты как? Что с рукой?

– Нормалек, командир. Сдюжу и одноруким.

– Может, с Подполом на северный сектор?

– Не-е, я с вами, командир! Как без меня-то?!

– Смотри. Если рукопашка, а ты «трехсотый»?

– Обижаешь, командир. Я и одной справлюсь с тремя. Ты же знаешь!

– Лады. Принято. Теперь штурмовой группе. Заняв исходную для атаки, разделимся на две подгруппы. Первая под моим началом берет ворота, КПП, и южный сектор НИИ. Зачищаем объект. «Трехсотых» в разряд «двухсотых». Ясно?

Не все сразу поняли смысл сленга и приказа, а когда дошло, то немного опешили. Но приняли. Здесь выживали сильнейшие, а лечить бастионовцев было нечем, некем и незачем. Побледнели, но согласно закивали.

– Со мной в подгруппе Орк, Баллон, Док, Тротил, Пыть-Ях и Полкан. Баллон, при прорыве внутрь НИИ занимаешь позицию в южном секторе, бдишь спорткомплекс и поле.

– Есть.

– Тротил, ты с Орком в головном. Растяжки, ловушки, заграждения на тебе. Орк в прикрытие.

– Есть, командир.

– Остальные штурмуют здание с юга. Я и Полкан берем центр, Док и Пыть-Ях – левый фланг, Орк и Тротил – правый. Закрепляемся. Держимся. И постоянно докладываемся. Что, где, кто, как. Фланги за неимением плана и схемы института пока определил виртуально. В случае фактического их изменения действуем по обстановке и согласно корректировке по связи. Ясно это?

Закивали.

– Вторая подгруппа. Старший Корсар. С тобой Аперкорт, Кэп, Ахмад, Димон. На вас правый фланг здания главного корпуса. Проникаете в окна первого этажа, штурмуете его и наверх. Димон, ты как сапер впереди. Задачи, схожие с Тротилом. Ясно?

– Конечно. Так точно.

– Корсар с Апер… нет… с Кэпом. Вы в паре. Аперкорт с Ахмадом по другому пролету. Ясно излагаю?

– Да.

– Есть.

– Угу.

– Значит так, бойцы. Сначала Холод устраняет турель на крыше. Дает отмашку. Идут в ход гранатометы. Работаем «расческу» вместе с «катюшей». Для непосвященных поясняю: обе наши подгруппы наносят удар по окнам первого и верхнего этажей. Это наиболее обороняемые противником уровни в зданиях согласно инструкции ведения боя в городских условиях. Ну, и из нашего опыта тоже. Так. Даем залп. Дымовая граната, шашка Тротила. И сразу на приступ. Никаких заминок, фантазий, промашек. Целиться быстро, четко, ускоряться также. Это для гражданских. Свои знают.

Отряд заулыбался. Сдержанно, неуверенно.

– Будут среди своих «двухсотые», не трогаем. Потом с ними. «Трехсотые» выбираются сами. Не могут, так сообщают. Док, ты понял?

– Да, командир.

– Все вещи личного плана, ваши хабары, патрульную снарягу, рюкзаки – все оставляем здесь. На попечение Эскимо.

– Ха, – воскликнул Родео, – а ему можно доверять?

– А тебе? – разумно подхватил Кэп. – Сиди уже.

– Да шучу я. Че как… – обиделся бизнесмен.

– Эскимо, еще имеется желание работать с нами дальше? – спросил Никита.

– Да, командир. Я с вами. Интересно, чем все кончится! Да и опыта мне не занимать. Я с вами!

– Ишь ты-ы, интересно ему! Турпоход, что ли? – проворчал Тротил.

– Итак. Вопросы у личного состава группы? – громко сказал Истребитель, поправляя лямку разгрузки.

– Мамке сообщите, что пал смертью храбрых в лесах Немана…

– Орк, твою… Отставить словесный понос не по теме! Еще кто?

– Как определить местонахождение установки?

– У меня есть ориентир по ней. Магнит. И к тому же все видели ее подобие в бункере на АЭС. Ничего, узнаем. Не иголка, поди.

– Воды мало, командир. Сушняки.

– Вопрос не по сути. Дальше.

– Я с РПГ не умею, командир, – отозвался Димон, – как-то не доводилось еще.

– С подствольника слупишь. Кстати. Оружие подобрать правильно. Сначала, повторяю, огневой залп с тяжелого. Бросаем. Дальше подствольники, у кого они есть. Ручные гранаты. Четко внутрь, иначе своих положим. Внутри здания стрелковое, легкое. Никакой артиллерии.

– А как там с радиацией?

– Я не был, не знаю. По «Антираду» в рот и вперед. Если запищит дозиметр, надеть маски. Обязательно взять их с собой на хребет. Мало ли, что там фанатики эти удумают для нашего выкуривания.

– Командир, жаль огнемет не взяли ранцевый, а?! Тот, с моста. Щас бы сгодился.

– Жаль ему. И что, тащил бы его до сих пор на себе? Или лишний автокар имеется?

– Понял. Молчу.

– Ексель-моксель, парни! По существу вопросы есть?

– Да нет. Все понятно изложил, командир. Кратко, но доходчиво.

– Ага. Типа «пришел, увидел, победил»! Ловко. Так бы наяву.

– Так ты и сработай так.

– Ну, ясен перец!

– А если ясно, бойцы, тогда за дело. Выходим через пять минут. Всем собрать вещи, справить нужду, смочить глотки. И да поможет нам Бог!

Все зашевелились, поднимаясь с корточек. Группе предстояло сегодня «немного» поработать.

Глава 3

Никогда еще в жизни Эскимо не было такого драйва, таких приключений, как в этом рейде со спецназом российской разведки. Он скучал студентом в Калининградском универе, томился в стенах Пади, сбежав в Зону. Вроде бы воодушевился, когда попробовал себя в небольшом походе на Маяк, но все оказалось не так: ничто не вдохновляло, не повышало значимости собственного эго, не придавало сил и энергии. Он ждал своего часа и того, кто смог бы увидеть в нем талант, заметить чела с большой буквы и позвать за собой в большое приключение, необычный поход, может быть, легендарный рейд по Зоне. Чтобы отголоски и слухи об этом вояже и молодом сталкере в нем летели по всему периметру отчуждения и за его пределы. Чтобы о нем услышал Калининград, мать, девушка, которая бросила его, назвав унылым лузером. И Эскимо совершенно случайно оказался в таком отряде.

В группе Истребителя.

Адреналина, драйва и новых друзей в рейде оказалось с избытком, эмоции бурлили, дико стучало сердце и хотелось лететь дальше, выше, быть и дальше таким же нужным и важным звеном в группе особого назначения, каким сталкер уже являлся благодаря ее командиру.

Эскимо открыл глаза, услышав свое имя. Ему махнул Бродяга, докуривающий папироску. Молодой сталкер поднялся, взял рюкзак, оружие и начал навешивать весь этот груз на себя. Впереди предстояла самая важная и опасная часть операции. И Эскимо знал, что не подведет.

– Ты чего со своими не пошел? – как бы между прочим спросил пепловца его недавний враг Горбоконик, придерживая «янтарь» у раны. – Как раз бы их квад дополнил. А?

– Не пошел и все, – отрезал Аперкорт, комплектуя очередную обойму к своему АС-96 желто-зелеными патронами, – у меня свой путь, у них свой.

– А все же?

Пепловец оторвался от привычного занятия, хотя он мог часами возиться с оружием, не глядя на него, на ощупь. Посмотрел на бандита. На его небритое лицо землистого цвета, ухмылку, в которой отсутствовали передние зубы, смоляные волосы с седой прядью. На руки в перчатках, держащие артефакт, прикид, который трудно было даже назвать одеждой. И снова стал снаряжать рожок автомата.

– Я тебе противен? Ненавидишь меня?

– С чего ради?

– Таким взором окинул меня, словно, бомжа-пьяницу увидел.

– Ты такой и есть. Выглядишь, как полный отстой!

– О-о, мерси!

– Хранцуз, тудыть. За что мне тебя любить и почитать? За твои и твоих фраеров дела? За павших ребят, проливших по твоей бандитской прихоти кровь?! За жестокость? А может, за твои намерения? А? Что опять затеял?

– Успокойся! Никто никого не собирается дрючить.

– А ты попробуй. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Я и пробовать не буду. И не намерен. Зачем мне это?

– Раньше ты по-другому бы этот вопрос задал. Типа «а нах ты мне сдался?» Не пойму я тебя, Зубоскал. Кто ты и что? Горбоконик уже или еще Зубоскал. С нами или сам по себе. Какую цель преследуешь? Завалить всех или поиметь что-то определенное? Или дружков своих ждешь?

– Че ты пристал ко мне? Вырос я, мля! Реабилитироваться хочу. Апелляцию запросить. Побыл куклой у этого урода, замучил он меня нехило. Много нехорошего сотворил со мной, по гроб не забуду…

– Сотворил с тобой? Жопа-то цела?

– Иди ты. Отсяду от тебя, козел, а то с пепловцами никогда по-человечески нельзя было погутарить.

– Сиди уже, человек, блин! Ишь, о человечности заговорил. Ты на себя посмотри, гуманист ты наш.

– Смотрел уже. И твой взгляд щас видел, и мужиков этих. Все как на собаку побитую смотрят.

– Ошибаешься ты тут, фраерок! Не все.

– Ну, не все, но многие. Вояки еще как-то, а остальные, в натуре, жалеют, со страхом и отвращением смотрят. Вижу ведь.

– Да ни хера ты, мудак, не видишь! Мало того, что они тебя из полного дерьма вытащили, так еще и в порядок привели, накормили. А главное, доверили оружие, поверили тебе, с собой взяли. А ну, пойди, найди в Зоне идиота, который в этой ситуации тебе помог бы, вытащил, вылечил и еще ствол дал?! Сидишь тут и лыбу давишь, в словесный понос ударился. Стремно, поди, самому-то?

– Кончай базар свой… – Горбоконик цыкнул, сплюнул, но не тонкой длинной струей как раньше (сейчас из-за отсутствия зубов не получилось), – тошнит, мля. Сам расщебетался, молчаливый наш! А я че? Я не филоню, признаю… да, выручили вояки меня, новую жизнь дали. Я ведь кое-что от этого мудака телепата и ладное… полезное сварганил. Душу он мне и мозги прочистил. Все говно вышло, вся накипь и шелуха выпали, словно заново родился! Как жил, с кем корешился, кого мочил?! Все в прошлом. А сейчас и подавно очухался. Понял, не одной местью и злобой живет Зона! Да и вся земелька местная. Не одними фраерами полнится она. Есть люди. Е-е-сть! Вот они. Во-о-т. И вояки эти пришлые с Большой земли тоже. Которые на поверку оказались и не вояками… етить меня… язык-то не поворачивается их так величать! Солдаты. Реальные пацаны. Сталкерам помочь – они пожалуйста. Пепловца из жопы вытащить – легко-о! Фраера стопудового у телепата отбить – ваще-е не вопрос! А заложников этих, смотри как берегут, лелеят. Как детей малых. И дело свое при этом знают и, в натуре, ведут отряд ровно. С такими Зону пройти по кругу и всех чморей в ней отхорохорить – это как с добрым утром. В легкую.

– Язык твой, Зубоскал, ваще не уразумею. То как ботаник институтский, чистой воды интеллигент стихами стелешь, а то зековским сленгом жаришь. Кто ты? Откуда?

– Че, заметно? Я так-то не всегда Зубоскалом был. Да и Горбокоником надолго не собираюсь называться. И долг перед воя… перед спецназом русским я оплачу сполна. Скоро мы все себя покажем, кто во что горазд, и где раки зимуют. Эх-ма-а.

Аперкорт усмехнулся, убрал отяжелевший магазин в разгрузку, вынул нож – красивый, прямой клинок с пробковой рукояткой. Сталь отливала в полумраке коридора голубоватым оттенком. Он протянул оружие бандиту:

– На. Дарю. Не знаю… не понял еще, за что и зачем, но чую, что правильно делаю. И хочу, чтобы ты человеком себя ощутил. Человеком и, в первую очередь, мужиком. А какой мужик без ножа хорошего?! Бери, бери.

– Ты, пепловец, в натуре, с рельсов съехал! – сказал пораженный выходкой своего извечного врага Горбоконик. – Ты уверен, что хочешь этого?

– Забирай, етить твою… Пока не передумал.

Нож оказался в руке бывшего бандита. И Аперкорт понял, что бывшего. Как и бывшего Зубоскала.

– Вау-у, респект тебе, Аперкортик! Реально удивил меня по самое не хочу, – ответил тот, с любовью разглядывая и поглаживая оружие.

– И пускай этот клинок принесет удачу его новому хозяину, а истинным врагам – разящий удар! Он твой, приятель. Навсегда.

Горбоконик положил нож на колени, пристально и открыто посмотрел на пепловца, а затем протянул ему руку:

– Благодарствую… друг! Не подведу.

Они улыбнулись и подмигнули друг другу. Открыто и бесхитростно.

Зрячий долго высматривал цель, выбирая момент. Снайпер, как и сапер, не имеет права на промах. Хороший снайпер! Да, можно добавить пулю-другую, у ошибившегося сапера такой возможности нет, но выдать свою лежку и опозориться, прежде всего, перед самим собой – это не айс.

«Нужен командир! Их старший. Выбить его – значит оставить их оборону без руководства и сплоченности. Это может случиться и с нами. Выщелкнут Фигу… ну и меня… пиши «пропало». Азиаты – сброд, разбегутся сразу. Либо перебьют их как щенков. «Бастион» – не щенки, выжить смогут, но без мозга точно впадут в уныние и анархизм. Хотя, какое там «без мозга»? У них Око имеется, которое бдит, якобы все знает и видит. Да-а, секта не хилая по меркам Зоны».

Следопыт медленно присел, не отводя взгляда от дырочки в газете «Правда», наклеенной на остатке окна. Пожелтевшая, пыльная бумага выцвела, едва читались коммунистические лозунги и статьи про трудовые подвиги советского народа и его идейного вдохновителя – КПСС. Анархист улыбнулся. Тогда ему было девять лет, он ходил во второй класс школы № 3 в Донецке. А в Зоне очутился много позже, будучи уже зрелым дядькой. На заработки потянуло в вечно бедной и нестабильной родной стране. А ведь когда-то Украина была и житницей, и кузницей, а еще теплой, дружественной и добропорядочной республикой. Эх-х!

На улице слева остервенело залаяли собаки. Кто-то их спугнул или приманил. Зрячий снова прильнул к дырке в газете. И стал выискивать цель. Хрен с ними, с их офицерами, так и до темноты можно профилонить! Братва ждет его сигнала, его первого точного выстрела. И он не оплошает. Сектанты хорошо маскируются, но когда-то и им нужно себя показать. «О-о, вот и воробушек! Выгляни еще разок, мой ненаглядный!».

Снайпер подтянул вверх штурмовую винтовку, не отрываясь от наблюдения. На ощупь взял ее в обе руки, удобно изготовился. Не его родной винтарь, но ИЛ-86 в умелых руках тоже бить может неплохо.

«Давай, фанатик, покажи свою морду».

Конечно, все время сидеть за стенами НИИ и при этом как-то бдить подступы к нему – дело невозможное. И бастионовец показал себя снова.

Выстрел. Мягкая отдача. И сразу смена позиции. Это правило снайпера.

Сектанта не отшвырнуло, не развалило его голову на куски. Нет! Маленькая аккуратная дырочка под глазом. И наступившая уже в падении тела смерть.

Засевшие внизу анархисты, ожидавшие сигнала, вскочили после выстрела и крика Фиги. И сразу три двери торцевой части лабораторного корпуса почти одновременно распахнулись, пять окон звякнули вылетевшими стеклами и кусками пластика. И из всех этих проемов живыми ручьями наружу устремились люди. Из окна второго этажа застучал пулемет, а в окна первого этажа НИИ полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью.

Штурм начался.

Мао КНР не сразу уловил его начало, но увидев всполохи огня, услышав знакомую дробь РПД-42 Пончика и взрывы гранат, встрепенулся, резко обернулся к толпе сидящих на корточках азиатов и проорал то ли команду, то ли боевой клич.

Волна гастарбайтеров хлынула из спортклуба в сторону НИИ.

– Это еще что за чудилы?! – не отрываясь от бинокля, сказал офицер армейского спецподразделения. – Зеки поперли? Кто такие? Откуда?

– Хрен знает, – Стерх в оптику тщательно изучал местность, – первый раз вижу таких клоунов. Фраера? Да не очень-то похожи… хотя…

Военстал ойкнул, отпрянув в сторону от окна, прислонившись к трубе отопления. Его загорелое лицо выражало недоумение и задумчивость. И очень глубокую озабоченность.

– Что, Стерх? – капитан тоже сменил позу и посмотрел на проводника.

– Кажись, «Анархия» нарисовалась. Точняк. Фига. Старший анархистов Армейских баз. Если, конечно, он не переметнулся к бандитам. Пипец!

– Отставить свои эмоции и жаргон. Обстоятельства, смотрю, изменились. Мля! Что за дыра-а? Ни явного врага, ни фортификации, ни четкого планирования, одни мутанты, уроды и непонятки!

– Капитан…

– Да помолчи ты! Сержант, – офицер обернулся к подчиненному, сидящему наготове в дверном проеме, – позови мне фрау Штайер. Срочно.

– Есть.

– Говорил же, досидим до того, что чужие загребут изделие. Нет, все чего-то тянете, всего боитесь…

Стерх скривил лицо и опустил взгляд. Как же его уже достал этот капитан. Капризный, чопорный, дерзкий. Мля, франт с Большой земли, а не офицер спецподразделения. «Вот же мудаки там сидят в штабах и Совете. Никак не сойдутся в единомыслии. У каждого свои хотелки, сроки, амбиции. МАС, «НовоАльянс», штаб Восточного блока НАТО. Пипец, все хотят покомандовать, поруководить. И рыбку съесть, и… туда сесть!».

Военстал облизал губы, подавил желание глотнуть воды из фляги, зыркнул на офицера, на его снарягу и выпачканную в саже задницу. «Сказать ему об этом? Да пошел он! Пускай так ходит… черножопый!». Проводник улыбнулся, но услышав шаги, снова стал серьезным.

На входе показалась Герда. Такая же собранная, воинственная и строгая, как обычно. Ничего лишнего. Ни длинных волос, ни маникюра, ни бижутерии или колец. Ничего, мешающего в боевом походе для быстрого выхватывания оружия и меткой стрельбы.

– Пригнись, – сказал и показал ей жестом Стерх.

Та резко присела рядом с мужчинами.

– Фрау Штайер, вы разобрались со своими беженцами? – спросил офицер, не удосужившись оторваться от бинокля.

– Сведений от патруля еще нет. Думаю, их уже и не будет.

– Кого? Сведений или беглых?

– И тех и других. И ваших людей, посланных за ними, тоже!

Военный повернул голову, закрытую шлемом, чуть присел, дабы не стать мишенью снайпера. Внимательно и, как показалось женщине, зло посмотрел на нее.

– Что за нелепые доводы? Вы что себе тут позволяете? Откопали в подвалах Пади каких-то местных бичей, якобы знатоков этого района, еле-еле дошли до города, обосрались… пардон… потеряли их, свою и нашу амуницию тоже, профукали НЗ и бонусы, а теперь еще имеете смелость заявлять мне такие выводы?! Несуразные, тупые и дерзкие!

– Я говорю то, что успела узнать и понять. Касаемо Зоны и этих сталкеров. Да вы, капитан, и сами видели, на что они способны и как действуют. Два трупа ваших бравых солдат и пара «трехсотых», по-моему, яркое подтверждение этому! Извините, капитан.

Офицер позеленел, сжал губы и зашевелил крыльями носа. Его прищуренные глаза не сулили ничего доброго.

– Фрау Штайер, к вашим баранам вернемся позже. С контролируемой территории отчуждения они никуда не денутся. Их все равно найдут и приговорят, – военный посмотрел на Стерха, который отвел взгляд, – а меня сейчас волнуют куда более важные проблемы, чем ваши бомжи. Взгляните на это. Что там творится! Мы здесь недавно, а вот вы, вероятно, должны знать, кто это, откуда и зачем они здесь.

Звуки боя на улице стали громче, причем, судя по ним, да и визуальному наблюдению, стало ясно, что атакующим удалось проникнуть в здание НИИ. Герда в бинокль высмотрела пару нападавших. Присела.

– Да, судя по всему, это те, которых мы видели с восточной части города, на окраине. Тагил… то есть проводник, сказал, что…

– Забудьте это имя! – зло и громко прервал женщину офицер. – Он сказал, он сделал, он спас, он победил! У вас что, других приоритетов нет? Примеров, признаков, доводов?

«Похоже, «доводы» у него любимое словечко!», – подумал военстал, разминая затекающие ноги.

– Капитан! Не нужно на меня орать. Я вам не сержант из ваших подчиненных и не казарменная ППЖ. И не нужно затыкать мне рот. Это полное неуважение к женщине! И к члену руководящего звена подразделения.

– Я сам знаю, что нужно и как мне…

– Я еще не закончила, капитан! – прервала Герда, покраснев, но решив дойти до конца. – Вы прибыли сюда со своими полномочиями, планами и силами. Как говорится, на здоровье! У моего начальства, которое, замечу, действует совместно с вашим руководством, свои взгляды, намерения и цели. И хотя они в некотором роде совпадают, но в чем-то, видимо, отличаются, поэтому я хочу пояснить одно. Не нужно брызгать здесь слюной и пытаться строить из себя пуп Земли! Не лезьте в бутылку, капитан. И не мешайте нам. Это ни к чему хорошему не приведет! А уж к удачному завершению операции наших служб и подавно. Очень вас прошу, капитан, умерьте свои амбиции и гонор. Займитесь делом. А я со своими людьми займусь своими задачами. И обещаю, что никаким образом не помешаю вашим! Я думаю, это понятно?

Тишину помещения прервало кряканье второго сержанта (первого завалил Бодайбо).

«Ни хрена себе блондинка дает!», – подумал Стерх и решил занять руки и мысли чем-то, что отвлекло бы от возможных дальнейших криков и ругательств капитана. Он снова прильнул к оптике и стал наблюдать за улицей и зданием НИИ.

– Да-а, фрау Штайер, вы тот… та еще штучка! Мне говорили в штабе про вас, характеристику даже читал… так, на всякий случай, но, смотрю, в реальных условиях вы вошли в образ истинной арийки и агента внешней разведки.

– Не будем об этом при посторонних! – отрезала Герда, снова подняла бинокль и минуту созерцала местность. – Это азиаты. Судя по всему, сводный отряд из бомжей и гастарбайтеров с Большой земли. Необученные, плохо вооруженные, голодные и трусливые. Но многочисленные и послушные руководителям. Как, в общем-то, все их сородичи в Азии. Им удалось одолеть «Бастион» и завладеть зданием. Хотя еще не полностью. Значит, кто-то послал их с той же целью, что и всех нас! Завладеть изделием. И этот кто-то не столь высокого полета, как наши службы, но, видимо, не беден и весьма корыстен. Поздравляю, капитан! У нас по фронту, кроме толпы стягивающихся в город сталкеров, бандитов и прочих группировок, прибавились еще противники.

– Я бы тоже внес поправку, если позволите, – сообщил Стерх, убирая оптику, заметил согласный кивок блондинки и продолжил: – У нас кроме перечисленных вами, Герда, сил врага, возможно, появились еще противники. Капитану я докладывал, но вам, Герда, нет. Это, во-первых, российский спецназ ГРУ, имеющий целью, якобы, достичь корпусов завода «Атом-80». Численностью до полувзвода. Причем, совместный отряд из военных и сталкеров. Чем-то напоминает наш, но в составе имеются бойцы «Пепла» и бандиты. И даже какие-то штатские. На туристов не похожие.

– Что за странная компания? – удивилась Герда.

– Не знаю, но с очевидной вероятностью я установил одно. Ребята серьезные, бывалые. Опыта не занимать. Знают свое дело и могут создать в Зоне большие неприятности.

– Кто-о? Союз сталкеров, бандитов и пепловцев?! Ты ополоумел, Стерх?

– Герда, я про всю их группу. И главное, про спецназ. Костяк отряда – армейские разведчики Генштаба России. Десятая ОБрСпН. Это вам не хрен с редькой! И в союзе с ними… кто бы вы подумали?! Корсар, мать его за ногу! Да, да, не удивляйтесь. Тот самый, который со спецотрядом был послан на АЭС с целью, подобной сейчас нашей. Который выкарабкался, хотя в Зоне его считали мертвым, что и послужило причиной неверных сведений нашей разведки. А это значит, что данная группа – та еще сила! И что они где-то здесь и представляют для нас реальную угрозу.

– Где здесь? До сих пор они никак не проявляли себя.

– Герда. Это, повторяю, спецназ ГРУ. Вы и не увидите их до последнего. Пока НРС не ляжет на вашу милую белую шейку, а в воздухе не запахнет…

– Прекратите сейчас же! Что за хрень вы тут несете? – Герда заалела лицом и шеей, но ее взгляд выдавал крайнюю озабоченность. Как, впрочем, и взор офицера.

– Так или иначе, уважаемые командиры, но моя группа выполнила свои задачи, провела через Зону спецов-армейцев и вынуждена прекратить дальнейшее участие в военной операции по завладению НИИ.

– Ох, ни черта себе! Стерх, ты струсил? Бежишь?

– Не обижайте меня, Герда, и очень прошу, выбирайте выражения. Вы умная и смелая женщина, но я не кадровый военный, а вы не мой командир. Придержите свои эмоции в себе. Капитан, – военстал обратился к не менее удивленному офицеру, – я имею полное право дать своим людям отбой и сворачиваться. Вы знаете, что поставленные передо мной задачи я выполнил, большего приказать мне вы не вправе. Из штаба Центра дополнительных распоряжений не поступало. Я рад, что без нареканий выполнил все распоряжения своего руководства и спешу откланяться. Но, учитывая надвигающиеся сумерки, ночевать намерен либо в этом здании, либо в общежитии к северу от вас. С приходом утра моя группа отбудет в сторону Немана, где у нас промежуточное задание и перевалочная база военсталов.

– Зашибись! – пробурчала Герда.

– Мда-а, Стерх, недооценил я вас! Думал, что с нами до победного пойдете, поддержите, но, смотрю, форс-мажоры в виде азиатов и российского спецназа коренным образом повлияли на вашу смелость, – проговорил офицер и сжал губы, играя желваками.

– Я вынужден повторить, что не намерен рисковать своими людьми и временем. И не нужно дерзить и приписывать мне свои чувства и взгляды в связи с тем, что вам самим здесь стало боязно и пусто. А это так и есть! Давайте не будем опускаться до оскорблений, у нас и так не очень-то лестное мнение друг о друге.

– У вас все? – вдруг спросил капитан.

– Нет. Имеются еще сведения, которыми, возможно, вы все еще не владеете. Презент перед уходом. Капитан, я слышал, вы обсуждали со своим сержантом и майором рейнджеров НАТО маршрут броска до НИИ. Так вот, через склады, ангары и здание АУПа энергогородка, что восточнее НИИ, а от вас сейчас на десять часов, проход закрыт. Если вы хорошо приглядитесь, то поймете, почему.

– Не томите уже, а? – бросила Герда. Ее отношение к военсталу резко поменялось. Она терпеть не могла крыс, бегущих с тонущего корабля. Но припала к окну вместе с офицером и биноклем.

– В ограде АУПа весь двор заполнен скелетонами. Их там сотня, если не больше. Поэтому скрытно подобраться с этого сектора для штурма НИИ никак не получится. Ищите другие пути. Засим спешу откланяться и отбыть к своим ребятам.

– Свободен! – буркнул офицер, не отнимая бинокля от глаз.

– Вот дерьмо! – бросила Герда. – Я тоже думала, с востока пойдем.

Стерх понял, что вмиг стал не нужен этим двоим, что только что он потерял к себе всякое уважение и интерес, которых и раньше-то, честно говоря, не ощущал. Еще раз глянул на задницу офицера с разводами сажи и грязи на относительно чистой форме, подумал: «Аминь, черножопый, не выбраться тебе такому из Зоны уже никогда!». Подумал и вышел из комнаты прочь.

– Скелетоны. Просто валом. Я их столько в одном месте в жизни не видывал! – сообщил Корсар, вернувшийся с поста наблюдения.

– Где?

– В контрольной точке. Весь двор АУПа в их черепушках. Топчутся, бродят там. Какого хрена им там надо? Чего их тянет туда?

– Гм. Задача. Холод, слышал?

– Слышал, командир. Надо подумать, как выкурить их оттуда.

– О! А что, верно! Я думал, ты начнешь другой путь предлагать. Корсар, – Истребитель посмотрел на сталкера, – пошли к нашим. Холод присмотрит за улицей.

– Ясен перец, пригляжу! – ответил наушник гарнитуры.

– Так я Фифу там оставил. Она глазастая, сечет периметр в оба, – сказал Корсар, направляясь за майором.

Они спустились в коридор второго этажа, вдоль стен которого приютились бойцы сводного отряда. Все взоры устремились на вошедших. Сосредоточенные лица, внимательные глаза – все готовы к немедленному выходу. Все разные по возрасту, характеру, приверженности. Но такие сплоченные, ответственные, породнившиеся.

Никита улыбнулся, переглянулся с Корсаром, который в эту минуту тоже, видимо, думал о них, о своих старых боевых товарищах, и о новых, не менее значимых в его судьбе.

– Парни, слушайте сюда, – начал Истребитель, сцепив руки на разгрузке, – в ход нашей операции немного вклинились скелетоны. Они заполонили весь двор АУПа, пресекая возможность бесшумного передвижения группы до пункта назначения. Какие будут предложения насчет их выкуривания или истребления? Другие сектора не рассматриваются. В здании энерготехникума обосновались военсталы и взвод армейских штурмовиков. Для нас вероятный противник. Подступы с запада и юга заняты другим противником. Наша задача по-прежнему заключается в штурме НИИ до темноты и занятии здания на ночь. За ночь мы должны успеть найти установку и рано утром покинуть институт. Желательно тихо. Итак, совет старейшин, слушаю!

Бойцы переглядывались, шептались, мозговой штурм проходил почти беззвучно.

– Можно, командир? – откликнулся Бродяга.

– Конечно, сталкер. Слушаем.

– Раз нужно тихо, то может огнем? Высокая температура повергнет этих уродов в бегство, подпалит их. Хотя…

– Не покатит, дружище. Огонь – это еще и дым. Дым для всех ясный сигнал, тут же поймут – что-то нечисто, – ответил Корсар, – да и куда выгнать скелетонов из абсолютно закрытого периметра АУПа?!

– Гм. Так. Мимо. Еще есть варианты? – сказал Никита, лихорадочно размышляя и сам.

– А беззвучного оружия и патронов у нас не хватит? – предложение Родео.

Молодец, но мимо!

– Нет. Тут вагон «сапсанов» нужен и «валов». Не пойдет. Но соображаешь, молорик. На верном пути.

– Истина где-то рядом… – задумчиво протянул военврач.

– Переодеться во что-то? Намазаться, выглядеть как они? Нет? – невнятно спросил Димон, почесывая затылок.

– Как они? Да у нас один Бродяга после болезни выглядит как скелетон. Аскариды начисто высосали из него соки.

Некоторые заулыбались. Сталкер махнул рукой, дескать, «че пристали, сам знаю, что дистрофик».

И тут идею подкинул Орк. Его безумная идея, озвученная вслух, показалась Никите, да и другим, почти приемлемой. Может, и не совсем подходящей, но вызвавшей интерес и спор.

– Да фигли с ними цацкаться? Мочить их, крушить в хлам, в рукопашке!

Истребитель посмотрел на загалдевший отряд, вступивший в дискуссии, затем на Корсара. Тот пожал плечами:

– А что, вариант! По-тихому внедряемся, работаем, перелопачиваем сотню костоходов – и помещение наше. Главное, пробиться к запасному или служебному выходу. Всех ломать и не придется. Зато тихо и незаметно.

– Согласен, – подхватил Никита, – но с энерготехникума могут заметить. У них обзор лучше, чем у «Бастиона».

– Командир, я за, – раздался шепот в гарнитуре связи, – на этот раз от меня не отделаетесь. Я тоже хочу!

– Следи за улицей… рукопашник, ексель-моксель! – ответил Истребитель Холоду и уже ко всем: – Итак. Орку зачет, идея фикс. Кто добровольцы в силовую группу захвата? Нужны здоровые, уверенные и умеющие постоять за себя драчуны.

Поднялось несколько рук. Но не все.

– Неплохо. Так. Определяю ударную группу. Орк, Холод, Кэп, Ахмад, Пыть-Ях, Тротил, Аперкорт, Димон и я. Корсар, ты что? С нами?

– А то! По-любому, командир. Вспомню молодость лихую, десантуру озорную! Там, где мы – там победа!

– Ой, герой! Лады… и Корсар.

– Командир, а меня? – грустно отозвался Эскимо, тянувший руку.

– Ты, Эскимо, с остальными. Кулаками, ногами махать – это уж бывалым.

– Я могу…

– Отставить. Все. Здесь ты нужнее. Честное слово, парень!

Бродяга начал что-то шептать молодому сталкеру. Успокаивать.

– Перечисленные бойцы готовятся к рукопашной схватке. Лишнее с себя долой. Экипировку оставить удобную для телесных действий. Шлемы не снимать. Оголенные участки тел закрыть. Оружие согласно инструкции по рукопашке: ударное, колющее, режущее. Корсар, будут еще ЦУ по скелетонам?

– Мужики, – обратился сталкер к бойцам, – бояться этих ходячих не стоит. Они не сильнее манекена из универмага. Одни кости, ударишь – рассыплются. Но учтите, если окружат, начисто обглодают. И бойтесь ранений от их гнилых костяшек. Зацепят – потом полгода ржаветь и гнить будете. Гангрена и столбняк обеспечены. У меня все.

– Хорошо, Корсар. Все слышали? И никакого геройства. Не увлекаться. Холод? Алле?

– Да.

– Слышал? Тебя особенно касается.

– Понял, понял я.

– Соблюдаем тишину. Никакой стрельбы даже в крайнем случае! Иначе напрасно все будет. Не кричать, не шуметь. Тихо пластаем этих доходяг и вскрываем здание. Ударная группа определена. Теперь медвежатники. Корсар, Ахмад и Эскимо. Да-да, Эскимо, ты. Рад? Вижу. Ты с Корсаром и чеченом ломаете дверь. Быстро проверяете вход, пока мы ломаем скелетонов. Э-э, отставить смешки! Дальше на тебе, Эскимо, и на Корсаре безопасный путь внутри. Проверяете все здание, в окнах не показываться. Ахмад, ты их страхуешь со спины и в качестве связиста, если что. Ясно? Успеваешь схватывать?

– Да, камандыр.

– Я сказал, отставить смешки. Ржать будете позже, посмотрю на вас в деле. Так. Остальные цепочкой с дистанцией в три метра вдоль гаражей и складов подтягиваются за нами. Никаких огневых контактов. И никакой визуализации с противником. Баллон замыкает, старшим Док. Полкан и Родео, на вас Козуб. Груз несут все. Никто не филонит. Понимаю, тяжко будет, но вы в ответе за оружие и провиант, а от скорости будет зависеть успешный исход. Ударной группе нужно быть налегке. Итак. По вводной у меня все. Вопросы?

Вопросов задали мало, все было предельно ясно и логично. Люди спелись в рейде и обтерлись хорошо. Теперь нужно было сделать последний шаг, рывок. И победить!

– Димону на посту сообщите регламент вводной, остальным пять минут на нужду и питье. Затем выступаем. Холод. Холод?

– Да, командир.

– Готовь накладки и капы, Ден. И на ринг. Мы выходим.

– Есть! – бойко и радостно ответил снайпер и засуетился в приготовлениях.

Те двое преследователей-вояк, отправленных Гердой и капитаном спецподразделения «Сокол» (как они представились) по следу Полтора, канули в неизвестность. Почему? Никто никогда уже не узнает, что они напоролись в центре парка на свору псов, и их плоть не досталась даже сретенским аскаридам. А ведь они шли по верному пути, который им подсказала Герда, вспомнив, что Полтора останавливались в девятиэтажке.

Безнаказанно смотавшиеся Тагил и Бодайбо присоединились к Вовке именно в «девятине». Парень очень обрадовался отцу и «названому дядьке», но заметив синяки первого, впал в уныние. Он жалостливо смотрел на отца, нет-нет, да и поглаживал его, ловил каждое слово, заглядывал в рот. Пока их не было, парнишка перепрятал деньги, А-Сертификаты и артефакты в другую квартиру, заперся там и играл монетками в «чику».

– Ты хоть поел, боец? – прогундосил разбитыми губами Тагил, потрепав волосы сына. – Смотрю, пара псов на лестнице – твоих рук дело? Ты у меня настоящий сталкер. Огурцом. Не стыдно за тебя батьке!

– Он и раньше таким слыл, – поддержал друга Бодайбо, – мне бы сына такого. Где, говоришь, Тагил, такие продаются? На Черном рынке?

Они засмеялись. Затем направились к лестнице, перекрыли подъезд «свистулькой» по правилам разведки ВДВ и отдельно растяжкой. Подперли шкафом дверь и занялись поздним обедом, починкой снаряжения и своими ссадинами. Делились впечатлениями, изредка прислушиваясь к звукам боя, травили байки, подкалывая друг друга, и строили планы. Насчет последних мнения разделились. Тагил ратовал за уход. Его хабар превосходил все предыдущие за прошлые годы, а адреналина и впечатлений он получил сполна. Зона отпустила его живым, поэтому искушать ее снова он не собирался. По крайней мере, в эти дни. Вовка агитировал пойти искать Романа. Или уходить из Туманска, но по маршруту предполагаемого нахождения этого неудачника-ученого. Мальчишка, видно, привязался к бедолаге, а, может, просто изменился за эти дни, но его сердобольность и доброта удивила мужчин. Приятно было отцу за правильно взрослеющего сына.

Полтора уставились на Бодайбо. Решение было за ним. Точнее, разрешение спорного вопроса. Сталкер почесал щетину, усмехнулся, дожевывая фрикадельку в томате из полупустой банки, и собрался уже что-то сказать. Но в этот момент Тагил жестом призвал к вниманию, ощутив вибрацию своего КПК. Достал, почитал. Нахмурился. Снова прочитал и удивленными глазами уставился на друга.

– Не томи уже, дружище! – прошептал Бодайбо.

– Писец подкрался незаметно, – медленно проговорил Тагил, потрогал опухшую губу и прочитал текст на экране КПК: – Полтора. Если ты где-то рядом с НИИ, запусти весточку нашим, чтоб не шмаляли. Со мной Корсар, Эскимо и еще братва. Вояки обложили и Б прет. Поможешь, с нас причитается. Бродяга.

– Интересно девки пляшут! – выпалил Бодайбо и чуть не поперхнулся пищей.

– Ништяк, бать. Сталкеры рулят! – с улыбкой до ушей промолвил Вовка и потер руки как взрослый мужик. – М-м, я люблю тебя, Зона!

Рогожин смотрел на Мешкова невидящим взглядом. Видел и не видел его. «Почему так? Зачем? Совесть замучила, сожрала изнутри, или сдвиг по фазе? Какая, к черту, совесть?! Он до мозга костей пропитан был этой идеологией, не мог, не должен был совершить такого! Слабак? А может, просто идейно вдохновленное живое оружие Ока Зоны? Да какое уже живое?!».

Полковник бросил последний взгляд на тело ученого, висящее под сводом лестничного пролета с кабелем вокруг шеи. Посиневшее опухшее лицо с выпученными глазами. Вывалившийся язык. Перетянутая проводом окровавленная рука вдоль тела. И чистые как на парад… упс… на конференцию академии наук ботинки. Видать, специально почистил перед суицидом…

Рогожин сплюнул, сморщился от рези в сухих губах и обгоревших щеках, повернулся и медленно направился обратно в бункер. Каждый шаг, любое движение ему давались с трудом, болью откликаясь во всем теле. Мешков так и остался висеть под лестницей, ведущей на второй этаж. С фрагментом микросхемы в кулаке.

Полковник еле-еле добрался до своей лежки, по пути, раз уж встал, справив нужду, взял с соседнего стола последний паек и остатки воды. Передохнув, взобрался на свою импровизированную кушетку и чуть не потерял сознание. Оклемался минут через пять. Отпил пару глотков. Нужно было экономить, ведь неизвестно, когда вернутся товарищи. И вернутся ли вообще! Судя по последнему сообщению, они возле контрольной точки, готовятся к штурму. «Успеха вам, ребята, удачи и остаться живыми! Всем. Простите, что не с вами, что дистрофаном тут валяюсь».

Рогожин скорчился, вытянулся и замер. Собрался с силами, поднял к лицу КПК и набрал в нем несколько слов. Отправил. Закрыл глаза и вздохнул. «Крыса двухсотый. Сам. Задачи не меняются. Там, где мы – там победа! Удачи, парни. Запал».

Первый этаж НИИ дался нападавшим без особого труда и потерь. Гранаты и коктейли Молотова сделали свое дело, очистив входы и помещения от возможной засады, вдобавок к этому бешеная пальба из всех стволов и с разных точек. Оказалось всего два трупа и один раненый. У сектантов. «Трехсотого» моментально перевели в разряд «двухсотого», рассосались по закоулкам первого этажа, прочесали их и приготовились к штурму второго. У азиатов Паласа из списка живых выбыло трое, у Фиги ранение в руку получил пожилой анархист Палыч. Отряд Мао КНР понес более ощутимые потери – восемь убитых, пятеро раненых.

Но атакующие торжествовали. Не часто гастарбайтерам удается устроить войнушку, да еще и победить в ней!

Хотя, о победе говорить было еще рано – остатки «Бастиона» ожесточенно оборонялись и не собирались сдавать выгодные позиции. А еще они ждали подмогу. Молились и очень, очень ждали поддержки извне.

Фига, да и Палас с Пончиком понимали, что промедление смерти подобно, поэтому тоже прилагали все усилия к скорейшему завершению боя.

Загасив очаги пожаров от своих же коктейлей, распределив бойцов по точкам, осаждавшие начали вторую фазу военных действий. Вновь бутылки, последние гранаты, крики, грохот стрельбы. Трофеи тоже пошли в ход.

«Бастион» подготовился к повторному штурму, наскоро соорудив заграждения, завалы и заторы на лестничных пролетах, и скидывая вниз гранаты. Силы были неравны, но позиции и стимулы разные. Сектантам теперь нужно было выжить и протянуть время до прихода подмоги. А азиатам просто выбить фанатиков из института, передохнуть и завладеть этой долгожданной фантастической установкой.

Бой разгорелся, здание наполнилось дымом и гулом битвы.

Зрячий поймал в прицел часть фигуры бастионовца и дал очередь из винтовки. Сектант исчез за кромкой подоконника. Анархист сплюнул в сторону и присел. Он один оставался в этом корпусе. Как снайпер и как поддержка со стороны.

Глотнул виски из трофейной фляжки, даже не поморщившись, убрал емкость и прислушался к звукам боя. «Ничего-о, справятся! Их там много. Как тараканов. Нам спешить некуда и незачем. Я и тут обожду».

За стеной ухнул взрыв. Зрячий переполз на карачках к окну слева. Чуть высунулся. Убрал голову. Проанализировал увиденное. «Та-а-к. Парк чистый. Улица вроде бы тоже, не считая пары зомби и нескольких собак. У стен энерготехникума отчаянно беснуются аасмены. Пытаются допрыгнуть до окна второго этажа. Что их там привлекло? Что-то манит их туда. Ну-ка… «.

Анархист снова выглянул, но чуть изменив позицию. И заметил в окне техникума матовый зеленый шлем и черную линию. Стрелок! И тут же полотно окна и пластик подоконника вздыбились и посыпали кусками от череды пуль. Одна с жутким воем пролетела возле уха.

«Вот еп! Это еще кто? Басмач со своими? В тактическом шлеме? Не-е, не они. Блин. Надо уточнить. Четко положил, гад! А вдруг вояки? Или военсталы. Этот аноним всем скинул эсэмэску, вот и прибыли какие-то падлы. Э-хе-хе».

Зрячий скорее почувствовал, чем услышал. Подствольник. Он метнулся вбок, кувыркнулся, больно ударившись копчиком о железную стойку лабораторного стола. Перевернул в падении металлическую тумбу с пробирками и прочей ерундой. Прикрылся ею, осыпав себе лицо этим хламом.

Взрыв сорокамиллиметровой гранаты оглушил следопыта, осыпал пылью и осколками. Спасли тумба и стол. А еще сноровка и чутье. Кроя матом неизвестного стрелка, анархист пополз из помещения в коридор, оттуда в смежную комнату. «Э-х-х, нет моей винтовочки-лапочки! А так бы… «. Он изготовился к стрельбе, проверил удобность захвата оружия, положение тела, продумал про себя ход действий. Протянул руку, аккуратно отодвинул щеколду фрамуги. Через стеклопластик стрелять не хотелось, чтоб не сбить траекторию полета пули. Щека кровоточила. Зрячий вынул из раны на щеке кусочек пластика. «Козлы, мать вашу! Первыми начали. Теперь держите портки, сволочи!».

Анархист выдохнул, резко вскинул винтовку и высунулся. В секунду прицелился. Повел стволом, выискивая цель. В знакомом опасном окне ее не было, а вот в соседнем с ним срисовалась каска и часть тела в военной форме. Огонь! ИЛ-86 изрыгнула струю дыма. Следопыт успел заметить, что попал. Отпрянул вниз, вбок и дернул из кабинета прочь. За стеной вздохнул, чуть расслабился и довольно усмехнулся. «А теперь в сектор НИИ. Помочь нашим. И как-то перетереть с Фигой по поводу этих вояк в энерготехникуме. Кто такие и откуда. Но по-любасу теперича опасность с левого сектора. Вот заразы!».

Зрячий вновь стал серьезным и строгим, сжал зубы и на полусогнутых двинул по коридору к восточной стене.

Офицер и Герда проследили за солдатом, оттаскивающим своего сослуживца прочь из комнаты. Кисло посмотрели на кровавый след на пыльном полу и изуродованное лицо мертвеца. Переглянулись. Присели и осторожно, даже боязливо, на корточках перебрались в более безопасное помещение. Выпрямились.

– Без слов, – зло сказал капитан, хмурясь в полумраке коридора, – еще штурм не объявили, а уже четверых потеряли. Это здесь называется «невосполнимые потери»?

Герда мудро молчала, дабы не навлечь на себя гнев офицера. Прибежал сержант, доложил, что отогнали аасменов.

– Да понял, понял! Отогнали они. А рядового потеряли «двухсотым». Из-за каких-то уродов, мать вашу! Мы воевать сюда прибыли. С противником, подобным себе. А не с мутантами и бомжами-сталкерами. Засекли снайпера в здании напротив? Почему сразу не уничтожили? Где прапорщик Лызя? Где ваш хваленый снайпер Кармацких? И как мне сейчас НП устраивать под огнем неприятеля, вскрывшего нашу засидку?

Сержант пожал плечами, побледнел, ища поддержки в глазах женщины. Но та все так же молчала.

– Че ты торчишь тут, как перст?! Прапорщик пусть держит первый этаж и фланги, а ты, сержант, возьми троих рядовых и дуй к этому корпусу. И чтобы через полчаса доложили мне о взятии здания и уничтожении вражеского снайпера. Ясно? Выполнять.

Сержант исчез. Вдоль стены замер часовой, цветом лица сливаясь со стеной. Герда облизала сухим языком губы:

– Капитан, я пойду, проверю своих. И военсталов гляну. Парни давно не ели, да и в непонятках сидят там. Разъясню ситуацию.

– А вы, фрау Штайер, ее сами-то хорошо знаете, эту ситуацию? Вряд ли. Голодные там… Они солдаты и могут потерпеть. Обезьяны в слониках.

– Капитан. Они бывшие сталкеры, служащие в армии. И они, прежде всего, люди!

– Ступайте. Покормите своих детей, – съязвил офицер, поправляя мундир и портупею, – и доложите мне оптимальный вариант штурма НИИ. Сравню со своим. Но сначала послушаю вас. Свободны.

– Охренеть! – Герда цыкнула и зашагала по коридору в темень торцевой его части. Подумалось: «Вот, дерьмо! Подкинул мне бог кусок говна. Теперь сюсюкайся с ним, пока… А что пока? Грохнут его, и наступит это пока. О-о, черт побери-и! Ишь, вариант ему оптимальный подавай. В жопу тебе, франт городской, вариант. Нет у тебя, капитан, своих мыслей. Нет и не будет. Тупой, упертый петух с одной извилиной. Тьфу».

Женщина спустилась по лестнице и дошла до помещения, где расположилось отделение военных сталкеров. Окинула всех пустым взглядом, затем ладонями потерла лицо, снимая усталость и напряжение, и заговорила со Стерхом.

Группа Истребителя двумя звеньями пробиралась вдоль естественных городских укрытий: складов, гаражей, ангаров, заборов и зарослей кустарника.

Голые тополя с набухшими почками не создавали достаточной маскировки, но частично заслоняли обзор своими серыми куцыми кронами и толстыми обгорелыми стволами. А вот кусты находились ближе к влаге, теплу и перегною, поэтому разрослись по всему городу и сейчас создавали неплохое прикрытие от чужих глаз.

Умело используя пересеченку и всевозможные преграды, бойцы цепочкой лавировали между укрытиями, изредка замирая, присев, и ощетиниваясь стволами во все стороны. Ударную группу вел Корсар, командовал ею майор. Вспомогательную, то бишь, резервную вел Бродяга, управлял ею капитан Полозков.

Связь у отдельных лиц и жесты, ставшие уже привычными в этом рейде, позволяли своевременно узнавать детали операции, сообщать об опасности или дальнейшем продвижении. И координировать действия бойцов.

Успешно добрались до ограды завода «Атом-80» и затихли между обширным аномальным полем «энерго», забором и наполовину сгоревшим ангаром. Собрались вместе. Штурмовая группа скинула лишний груз, приготовила холодное оружие и инструменты. Для рукопашного боя со скелетонами годилось все: ножи, штыки, саперные лопатки, ломы и гвоздодеры, черенки лопат и топоры. Кое-что прихватизировали с пожарного щита общаги, другое по пути. Звено Истребителя стало похоже на бригаду строителей или партизан Василисы Кожиной тысяча восемьсот двенадцатого года. Родео усмехнулся, Фифа заулыбалась, а Холод заметил вслух:

– Пипец, войско Донское! Не смешите мои десны.

– Тихо ты… ополченец Пожарского. Сейчас посмешишь нас всех за этим забором, – одернул его Никита, поправляя снарягу.

Теперь шутили шепотом, дополняя его мимикой и жестами, иногда непристойными.

– Отставить кривляния! – цыкнул на бойцов майор. – Аперкорт, что там фланг?

– Чисто. Собаки и зомби в единичных экземплярах.

– А здание техникума? Что военсталы?

– Тоже чисто. Раз мелькнул дозорный. И все.

– Корсар, ну как там?

– Ну как, как? Ждут нас, топчутся, красавцы, мля! – шепнул сталкер, оторвавшись от щели в ограде.

– Лады. Тогда работаем, бандерлоги. Орк, танцуй.

– Есть, командир!

Здоровяк легонько поддел ножом щеколду, отворил створку калитки и первым нырнул внутрь. За ним Корсар, Эскимо, Ахмад. Остальные. Второе звено осталось снаружи охранять подступы с севера и груз бойцов первой подгруппы.

Несколько крепких мужских фигур беззвучно, словно ниндзя, прошмыгнули в закоулок между стеной склада и гаража АУПа. Замерли перед броском. Внезапно вышедшего из-за угла скелетона в рваных тряпках и облезлой бандане на желтом черепе Орк почти незаметным движением обезглавил и снова застыл немым манекеном.

Пока череп мутанта катился мячиком по асфальту, а сам скелет оседал кучей костяной пыли на углу гаража, Эскимо созерцал эту картину и пытался проглотить ком в горле. Корсар буравил мощную шею и широкий затылок Орка удивленным взглядом, зажав в кулаке топор. Орк чуть повернул голову и взглянул на командира. Никита секунду смотрел ему в глаза. Потом кивнул.

Скелетоны, заполонившие внутренний двор здания заводского АУПа, не сразу поняли и сообразили, откуда ветер дует. Да и чем им было соображать, когда все, чем можно было когда-то соображать, исчезло, оставив только движущиеся кости.

Бесшумно, но стремительно ударная группа ринулась в бой. В ход пошли оружие, инструменты, кулаки, ноги. Передний ряд нежити в мгновение ока был сметен, только кости разлетались вверх и в стороны. Будто молотилка врезалась в сухостой кукурузного поля. Минута, две.

Орк, Корсар и Холод быстро пробили брешь в толпе бряцающих и клацающих уродов и достигли ближней двери здания. Но она оказалась запертой, причем плотно. Штурмовая троица двинулась вдоль стены, но встретила «энерго», которую пришлось обходить, прорубая костный частокол наседающих скелетонов. За авангардом следовали Ахмад, Истребитель и Эскимо, а за ними остальные, не позволяя толпе костяных врагов сузить проход и перекрыть тыл.

– Док, давай за нами в брешь. Живо-о! – прошептал в усик гарнитуры Никита, размахивая ломиком влево от себя.

Бойцы заняли подножье здания, оставив ходячих мертвецов только по левую руку. Удары сыпались постоянно, а кости и черепа скелетонов еще чаще. Эти безмолвные смердящие уроды с пустыми глазницами и дергающимися конечностями упорно лезли на людей, задние ряды напирали на передние. Парни стали увлекаться, изредка матюгаясь и выкрикивая короткие команды и ЦУ. Никита, пнув берцем очередного скелетона, а хуком снеся череп другому, бросил Холоду короткое распоряжение, отчего тот немедленно и ненадолго замолчал, круша ходячие кости. Заросший асфальт двора, казалось, превратился в пятачок лесопилки, заваливаемый обрезками досок, только вместо досок и палок на асфальт сыпались кости давно умерших людей.

Кто-то сзади вскрикнул, явно получив ранение. Но отвлекаться не было времени и возможности.

Корсар добрался до другой двери, на которой висел амбарный замок, бросил товарищам, чтобы они прикрывали, а сам стал рубить топором преграду.

– Тише-е, Корсар… а-а, сукин… – Никита чуть не схлопотал костяной рукой по лицу, увернулся, дернув скелетона за ребра. Тот полетел в «энерго», аномалия сработала и расшвыряла вмиг обугленные кости урода в стороны.

Через минуту сталкер справился с замком, но не торопясь приоткрыл дверь, изучая ее на предмет растяжки.

– Чисто. Можно, – сообщил он, пригнувшись от палки Холода. Ден снес череп скелетона, нависшего над Корсаром.

– Спасибо тебе, Деня!

– Бойся слева.

– А-а, твари-и…

Снова взмахи, удары, хруст костей и шлепки.

– Док, мля-я, где вы?

– Уже, командир. Идем.

В рукопашную пришлось вступить почти всем, иначе ходячие трупы угрожали окружить отряд. Даже Горбоконик, одной рукой схватив ствол карабина, махал и сбивал прикладом близко подходящих уродов. Димон тащил Подпола, а Полкан отбрасывал от них прикладом автомата наседающую нежить. Фифа, закусив до крови губу, чтобы не завизжать, кинулась в брешь между товарищами и стеной, мужественно приседая под тяжестью снаряги. Как только последний из спецназовцев очутился на входе в здание, костяная масса навалилась всем скопом. Баллон зарычал от бешенства и боли в плече, потому что обеими руками схватил пулемет и двумя взмахами раскидал ближних скелетонов. Его за капюшон схватили сзади друзья и потянули назад. Тут же дверь захлопнули, и вновь стало тихо и пусто. Быстро сделали распорку, придвинули шкаф, зажгли фонарик. И тут на всех навалилась усталость. Бойцы стали оседать и вздыхать, пытаясь отдышаться. Кто-то истерично хохотнул, другой застонал.

– Огонь не жечь, могут быть «чернушки», – предупредил Корсар и сполз спиной по стене, – охренеть, помахались!

– Дозор-десятка… Дозор-десятка. Я Бастион-три. Прием.

Тишина. Радиомолчание. Треск. Шипение.

– Десятка, ответьте Бастиону-тройке. Дозор-десятка.

Булькающие звуки. Эхо стрельбы. Гул взрыва. Треск.

– Бастион… Ведем… Конец… Три…

Шуршание. Грохот. Резкий свист.

– Дозор-десятка. Мы на подходе. Мы на подходе. Держитесь, братья! Один час. Бастион-три.

Шипение. Треск. Монотонный гул.

Бой вступил в завершающую стадию. Три этажа находились в руках нападавших, четвертый горел, на пятом засели остатки Дозора-десятки. Четверо в боевой форме, четверо «трехсотых». Причем, двое тяжелых. И если бы не пожар, охвативший четвертый уровень здания, азиаты, возможно, нахрапом овладели бы и пятым. Но атака захлебнулась, огонь тушить никто не собирался, а противоборствующие стороны занялись передышкой, зализыванием ран и подготовкой к последнему бою – смертельной схватке до победного конца.

Бастионовцы задыхались в дыму и плавились от высокой температуры пламени, бушующего внизу, под полом. Комплектовали оружие последними патронами, оставшись без гранат, сил и энергии. Азиаты, в свою очередь, еще имели кое-какие силы, а надежда на скорую победу придавала бодрость и смелость. Но уже не осталось боеприпасов – только холодное оружие и десятка три пар рук и ног, годных для рукопашной. Остальных потеряли при штурме. Мао КНР с пробитой рукой старался поддерживать своих и успевать все и везде, полностью взяв под свою ответственность боевую часть операции. Пончик, оставшись без патронов к раритетному РПД-42, тряпкой протирал лезвие ножа и ею же смахивал пот и кровь со лба. Палас перевязывал бедро, кряхтя и матерясь на весь коридор. Анархисты потеряли одного убитым и одного тяжелораненным – Палыч снова получил пулю в плечо.

На охрану первого этажа людей уже не хватало, и чтобы бросить максимальное количество бойцов на штурм последнего пятого уровня, всех собрали на втором и третьем. В холле НИИ остались дежурить трое раненых гастарбайтеров со свистком и лежачий Палыч. Если бы кто-то захотел атаковать здание, то сделал бы сейчас это без особого труда.

И такие нашлись.

Луч тактического фонарика, дабы не слепить глаза уставших бойцов, уперся в потолок. Половина отряда угрюмо, а кто и равнодушно созерцали паутину размерами с рыболовную сеть и недоброго вида паука, незаметно перебирающего огромными конечностями. Даже висевший в его сетях скелет крысака не наводил на мрачные мысли. Законченный пять минут назад бой и ожидание предстоящей фазы операции занимали все мысли, казалось, даже давили на плечи и отвлекали от всего остального.

Никита получил СМС от полковника Рогожина о самоубийстве Мешкова, но еще ни с кем не поделился этим печальным известием, понимая, что смерть предателя никого в группе не обрадует. Вместе с кончиной крысы канул в долгие лета ученый, который был единственным, кто мог смонтировать изделие и попробовать вернуть всех домой. Теперь все надежды и мечты об успешном возвращении в свое время и к своим семьям улетучились и испарились.

Пути домой больше не было!

Никита схватил себя за голову обеими руками и чуть не застонал. На сердце стало так тягостно, что хотелось вынуть его рывком, сплющить, надуть и отпустить в небо воздушным шариком. А самому долго наблюдать за его полетом со стороны. Безвольно, отрешенно, пусто.

Видимо, так ощущают себя зомби.

– Командир.

Майор дернулся, открыл глаза, повернулся на голос Корсара.

– Все пучком, сталкер. Все нормально.

Никита сказал это таким безэмоциональным и ровным тоном, что Корсар тут же понял, откуда печаль и озабоченность майора. Он глянул на КПК, лежащий на коленях разведчика, и снова на бледное лицо Истребителя. Прошептал:

– Не тужи, командир! Прорвемся. И что-нибудь придумаем.

Никита удивленно посмотрел на сталкера, на свой выключенный «наладонник» и, надув щеки, шумно выдохнул.

– Так, орлы. Отдышались, погрели задницы. Все молодцы. Быстро, оперативно, сильно. Раненые есть?

– Меня черканули, падлы желтолысые! – отозвался Кэп. – Щас репу чешу, как скоро начнется заражение, гангрена и ампутация.

– Типун тебе на язык, чудило! – хохотнул Орк. – А хотя ампутировать можно и сейчас, а, Кэп?

– Иди ты. Сами, е-мое, напугали этими скелетонами и ранениями от них, а теперь ржут. Че делать?

– Пописай на руку, пройдет, – подсказал шутник Холод.

– Слюной детской лучше, но могу и я поплевать! – съязвил Баллон.

– Звиздец, юмористы! – пробурчал Кэп, стягивая здоровой рукой разодранный рукав раненной.

– Док, глянь потом его царапины, а то до свадьбы не дотянет! Так. Всем подъем. Баллон, Тротил. Закупорить вход. Корсар, Эскимо, Бродяга. Проверить здание на предмет ловушек и аномалий. «Энерго» на крыше видели в оптику? Туда не лезьте. Незачем. Подвалы тоже. Перекройте входы и выходы. И все. Ахмад, Димон, Полкан. Вы прикрываете сталкеров. Страхуете их. Ясно?

– Да.

– Есть.

– Холод, Аперкорт, Фифа. Распределили и взяли три стороны. Тыл оставить. Тут надежно! Анжел, аккуратно давай. Не высовываться. У всех вас оптика. Наблюдаем. Ждем команды для сбора. Далее как по вводной… Чего-то там снаружи притихли. Замолчали. Либо кончили, либо перекур. Так. Док, глянь Кэпа, потом берете Козуба и к западной стене. Готовимся к штурму. А сейчас осматриваем это здание. Работаем.

Отряд послушно, сноровисто и четко разбежался в стороны. Никто не стонал, не охал, не запинался. Все слаженно и четко. Будто всегда так было.

– Орк, Родео. Мы с вами займемся подготовкой тяжелой артиллерии и каптерством… Так… что тут у нас?

Сержант с двумя рядовыми, спугнув пару собак, короткими перебежками достигли стен лабораторного корпуса, жестами показали снайперу в энерготехникуме, чтобы прикрывал, и приготовились к внедрению в здание. Своего остроглазого стрелка они, конечно, не видели, но точно знали, что он контролирует их и весь сектор. В общем-то, и правильно, незачем ему было светиться.

Прислонившись по обе стороны двери к стенам корпуса, солдаты ждали. Чего? Удобного момента. Успокоения нервов. Отмашки руководства. Знака свыше. Хрен знает чего, но вламываться в это здание, которое полдня было занято неизвестными, устроившими сейчас штурм главного корпуса, что-то не очень хотелось. Но приказ – есть приказ! Без обсуждений и осуждений. Про себя. Где-нибудь в уголке, в тряпочку. Так требовал от своих солдат капитан. Черт бы его побрал!

– Соколенко, давай! – приказал сержант, кивнув одному из бойцов.

– Е-е-сть, – без энтузиазма буркнул солдат, поднял ствол автомата и ногой ударил в область замка.

Дверь распахнулась, брякнув обломками хилого запорного устройства. Солдаты отпрянули в стороны, укрываясь от действия возможной растяжки. Ничего. Положенные четыре секунды прошли. Семь. Десять. Это уже наверняка.

– Пошел. Резник, за ним. Интервал три метра. Ваши фланги. Мой центр. Ясно?

– Так точно.

– Есть.

Троица нырнула в недра темного входа. Тишина. Снайпер спецподразделения облегченно вздохнул, перевел ствол левее и вверх. Стал шерстить вооруженным взглядом верхние этажи. Где-то там рыскал противник. И тоже профи. Надо идти на другую точку, вдруг уже засек?

– Соколенко, там пусто. По ПДА секи. Бди проход. Резник, держи правый фланг. Я страхую сзади.

Шаркающие шаги. Хруст стекла и пустых гильз под подошвами берцев. Казалось бы, осторожные телодвижения. Опытные.

– Нить видишь? Бойся.

– Да, сержант. Вижу. И ты аккуратней.

Переступили растяжку, хмыкнули. Вышли в коридор. Темно. Далеко впереди мерцает лампа. Вроде неоновая. Чьи-то ноги торчат из кабинета. Прикрытое шторой тело. Труп.

– Какого ты встал, хороняга? Двигаемся дальше. Резник, держи коридор.

– Сержант, там еще один «двухсотый».

– Нехай. Чую, еще не то увидим! Стрельба полдня стояла. Гильз вон сколько, смотри. Так. Тише. Что это?

Все трое замерли. Прислушались. Где-то потрескивала лампа и гудела вентиляция. А еще слышалось «кап-кап-кап». Вода откуда-то капала.

– Двинули.

– Ес…

– Стоп!

Замерли опять. Сердцебиение громче этого кап-кап.

– Идем. Тихо… тс-с-с.

Вроде все звуки привычные. Только кап-кап исчезло. Перестало капать. Как? Почему?

– Сержа…

Старший ладонью зажал рот солдата, стволом показал на кабинет без двери. Прямо три метра и направо.

Боец кивнул и сглотнул. Все трое тенями поползли вдоль стен. Цвяк. Стреляная гильза покатилась от кромки подошвы. Блин!

Щелчок.

Что это? Как пружина соскочила. Или чека. Граната!

– Бойся-я-я!

Из кабинета выкатилась Ф-1 и завертелась волчком. Даже в полумраке стали видны матовые блики граненого овала.

Разрыв. Хлопок. Вспышка. Боль…

Зрячий выбрал очередную позицию, когда внизу громыхнул взрыв. «Ого! Никак гости? Все свои в НИИ, тут я один. Верняк, гости. Значит, враг. Капец, мля! Вон туда… там лучше!».

Анархист кинулся к двери, но пуля от ВСС со стороны техникума выбила в косяке щепку пластика. Он упал на пол и пополз, хотя мешали оружие и снаряга. «Коридор. Направо. Два метра. Подъем. Три шага. Теперь влево. Внизу гром выстрела. Явно ружье. Трескотня автоматов. Кажется, с «бизонов» лупят».

Крик. Даже вопль.

«О, Черный Сталкер! Кто ж там?». Зрячий поймал себя на мысли, что не хочет больше упоминать всуе Черного Сталкера. И молиться ему тоже. Перед глазами из воспоминаний мелькнули картины темного коридора, неуловимого незнакомца во всем черном и с глубоким капюшоном на голове. Его нереальные выкрутасы и живучесть, тоже невозможную, нечеловеческую, учитывая, что пули РПК явно попали в цель. Пипец!

Зрячий скорыми манипуляциями изготовил к стрельбе «марту», ИЛ-86 и трофейный «чейзер». «Дезерт игл» положил рядом на пыльный пол. И решил выпить. Для храбрости. Глоток виски. Получилось три. Фляжка опустела и стала ненужной. Лишней.

Анархист услышал топот по лестнице. Громкий, неосторожный. И крик. Потом стон. Затем матерную ругань и снова стон.

Он вскинул «чейзер» и прицелился, хотя этот мощный дробовик не нуждается в четком фиксировании у щеки и глаза. Следопыт волновался. Алкоголь не успел еще оказать успокаивающего действия, когда из лестничного марша появился военный.

Зрячий от испуга нажал спусковой. «Чейзер» громыхнул в пустом длинном коридоре пушкой. Картечь расщепила косяк входа, попала в плечо солдата, но тот, словно, не замечая боли от ранения, продолжил движение и нырнул в помещение рядом. Кроме его топота не слышалось ни звука, может быть, поэтому следопыт непроизвольно начал опускать ствол. Туго соображая, кто и от кого несется, не разбирая дороги. От кого? От…

Из подъезда показалась фигура в черном. Вся в черном! И в капюшоне. Долговязая, стремительная, размытая. Секунда, и неизвестный юркнул в тот же кабинет, что и солдатик.

Зрячий чуть не обтрухался, вмиг ощутив предательскую слабость в коленях и онемение пальцев рук, сжимающих оружие. Но он заставил себя подняться. И понял. Теперь он понял, что струсил и не выстрелил. Не успел. Или не смог. Позор! А еще понял, кто гнался за беднягой военным. Тот самый трюкач в черном! Виртуоз.

Зрячий неосторожно показал себя в дверном проеме, и снайпер нашел траекторию выстрела. Стрелок мгновенно среагировал на показавшуюся в окуляре оптики ВСС цель. До нажатия пальцем крючка оставались доли секунды. Но бесшумному выстрелу не суждено было осуществиться.

Его, профессионала, отвлекли! Пластиковое окно этого же этажа, где появилась цель. Соседнее. И не только окно!

Оконная рама вдруг разлетелась вдребезги от внезапно вылетевшего из помещения тела. Военного. Он вынес окно и полетел вниз. Спиной на асфальт. Снайпер чуть не оторвался от оптики, но спохватился. Он понял, что летуном оказался сержант. Их сержант! Который мертвым кулем рухнул наземь и затих. А в проеме окна на миг показался… нет, не анархист! Тот еще стоял истуканом в другом другом помещении. А это кто? Черный капюшон. И… нет, показалось! Будто две красные искры мигнули вместо глаз из-под капюшона. Атас!

Но снайпер спецподразделения «Сокол» оказался немного проворнее и смелее анархиста. Он успел выстрелить. И даже попасть. Пуля ПАБа калибра девять миллиметров впилась в грудь врага, в черный кожаный плащ. Врага! В этом стрелок не усомнился, видя труп сержанта на асфальте. Второй выстрел он сделать не успел. Фигура «черного плаща» исчезла. «Вот, мля!».

Зрячий то ли оклемался, то ли новый страх заставил забыть прежний, но вновь появившегося незнакомца он успел одарить парой выстрелов из «чейзера», пока тот не скрылся за углом лестничного пролета. Следопыт даже бросился ему вслед, вовремя уйдя из сектора поражения снайпера.

Мат и вопль досады «сокола»-снайпера, потерявшего цель, было слышно, наверное, всему кварталу.

Анархист с лестничной площадки, где раньше обычно втихаря курили в перерывах лаборанты, пальнул вниз. Для острастки. Уже не видя жертву.

Хотя кто тут был жертвой, еще неизвестно!

Он отпрянул назад и сделал шаг вправо. Окинул изучающим взглядом кабинет с разбитым окном и пол. Ни капли крови, ни гильз, ни следов. Посмотрел себе под ноги. Ничего.

«Звиздец! Он что, пуленепробиваемый?!»

Снова стало холодно, ноги задрожали. Зрячий ощутил всепоглощающее чувство жажды, ему померещилось озеро, домик на сваях в болотистом бережке, ивы в тумане и бульк-бульк-бульк. Нет. Кап-кап-кап. Круги на чистой воде. М-м-м, вода-а! И в ней… отражение черного капюшона…

Гастарбайтеры устремились в атаку. Это были уже не те лоховатые смиренные бомжи и безработные, вчерашние попрошайки и лимита. Почуявшие волю, наживу, запах победы, вкусившие кровь и гарь, пережившие страх, боль и горечь потери соотечественников, азиаты превратились в живое оружие, в таран, в ретивых и смелых воинов.

Двумя звеньями, разделенными еще на подгруппы, атакующие кинулись наверх. С криками, с бряцанием холодного оружия и топотом разномастной обувки. С перекошенными от напряжения и злости смуглыми лицами. Особенно злыми казались двое чеченцев, дагестанец и ингуш, спевшиеся и держащиеся кучкой. Они являлись ударным звеном штурмующих правый подъезд и, только что потеряв двух туркменов и одного таджика под огнем бастионовца в экзоскелете, с бешеными воплями бросились на того.

Сектант опешил, да и перезарядка пистолета отвлекла. Дагестанец в прыжке попытался сбить врага, но тот только махнул железной рукой, отшвырнув прыгуна в сторону. Ингуш врезался плечом в корпус тяжеловеса и тоже со стоном свалился рядом, будто, наткнулся на телеграфный столб. Но чеченцы не растерялись. Раскрошив о броню фанатика палку и дубину, они разом накинулись на него, повалили на пол и стали мутузить кулаками, ногами, кирпичом. Вскочившие горцы присоединились к ним, с остервенением запинывая сектанта. Одно движение пневмоприводного механизма руки – и нога ингуша хрустнула в колене. Вопль огласил площадку. Оставшиеся трое с криками обрушили удары на бастионовца, не замечая боли и усталости.

Подоспели еще трое узбеков. Кто-то догадался вставить нож в щель между скафандром врага и его бронежилетом. Удар по рукоятке вогнал лезвие в плоть, брызнул фонтан крови. Стон. Вой. Рычание зверя.

Из последних сил воин в экзоскелете попытался подняться, успев только сесть. Кусок арматуры тут же с глухим звяканьем опустился ему на голову. Еще и еще. После десятка яростных ударов бьющий отвалился в изнеможении, а бастионовец испустил дух.

Горстка нападавших распалась, задыхаясь и причитая, и только один из чеченцев воинственно воскликнул и, словно киношный Тарзан, заколотил себя в грудь кулаками.

Штурм пятого этажа еще продолжался, люди гибли от последних пуль сектантов. Оставшиеся защитники НИИ не собирались сдаваться и отступать. Рукопашная схватка сменила огневую. Число убитых и раненых росло, а бой подходил к концу. Азиаты его выиграли, но дорогой ценой.

И, казалось бы, можно было трубить победу, но…

Атакующие сильно увлеклись штурмом, может, еще что-то привело к потере бдительности. Но, так или иначе, еще не захваченное здание института в эту минуту начали штурмовать с двух сторон. Одновременно, но не сговариваясь.

С южной стороны подоспело отделение сектантов Бастиона-три, с ходу ринувшееся в атаку. А с севера к НИИ устремилась ударная группа «Сокола» во главе с прапорщиком. И если бастионовцы вступили в бой, пытаясь успеть на выручку своим, то «соколы», не видя их, бросились на захват, почуяв слабину в осаждении азиатами главного корпуса. Две группы атаковали разрозненную и утомленную третью. Здесь-то и началась серьезная заварушка.

– Командир, нет, ты видел это? Ишь, сколько их понабежало! – пробурчал Холод по связи. – Что делаем?

– Так. Наши планы в связи с новыми обстоятельствами не меняются, – сообщил Никита, созерцая картину осады НИИ, – ждем удобный момент и работаем. Как и планировали. Только теперь внимание по флангам. Пулеметы на верхний этаж. Южная и северная сторона. Снайпера. С собой по «мухе». Остальным согласно вводной подготовиться к атаке. «Расческа» и «катюша». Шашку и «зори» к бою. Скоро будет темнеть. Нужно до ночи овладеть зданием и обеспечить оборону. Готовность пять минут.

– Разреши вопрос, командир?

– Да, Пыть-Ях.

– Как и какими силами прикроем и сдержим здание? Нас мало, да и штатские…

– Здесь нет штатских. Отвечаю. Своими силами, быстро, четко, точно. Пленных не брать. На раненых не отвлекаться. Каждый работает по своему сектору. Выбиваем крыс, распределяемся по периметру, отбиваем новые атаки. А они будут! «Бастион» явно не весь собрался. Они приложат все усилия, чтобы завладеть изделием. Как и натовцы. Ничего, боец, не впервой нам меж двух огней держаться. Да, Холод?

– Так точно.

– Все, готовность два. Артиллерия, к бою.

– Командир, наблюдаю противника с юга, на девять часов. Отдаление триста. До взвода. Хорошо идут. Четко. Точнее, бегут, – доложил Аперкорт.

– Звиздец. Не мало, – прошептал Истребитель, – Холод, что север?

– Холодно. Замерли в техникуме. Движения не наблюдаю.

– Хорошо. Ну, что, парни, за дело?! Пока враги наши увлеклись в НИИ, а подкрепление «Бастиона» на подходе, лучше сейчас воспользоваться моментом, чем потом выбивать сильного и опытного противника из хорошего укрепрайона. Южное звено, отсекаем подход фанатиков, даем время нам. Ясно? Вперед. Танцуем, бандерлоги!

– Работают снайперы, – распорядился Холод.

– Выстрелам готовность один… Огонь.

Раздались хлопки и лязг винтовок с оптикой. Еще и еще.

– Фронт чисто.

– Юг… чисто.

– Север холодно. Турель в минусе, командир.

– Так держать, парни. Огонь всеми стволами!

Нестройный, но жутко зрелищный и сокрушительный залп тяжелого оружия наполнил улицу Энергетиков грохотом, огнем, дымом и полосками шлейфов выстрелов.

От одного только «шмеля-м» Орка левое угловое помещение первого этажа НИИ превратилось в ад. Термобарический заряд лопнул внутри здания, поглотив его внутренности в дикой волне огня и давления. Там никто не мог остаться в живых.

Выстрелы «мух», РПГ-7, «базуки» и подствольников превратили весь первый этаж НИИ, куда только что ворвались сектанты и солдаты «Сокола», в жаровню, взорвавшуюся микроволновку.

– Спецна-а-з, впере-е-д! – крикнул Истребитель, отбрасывая пустую трубу «шмеля», переметнул с бока на грудь ППШ и прыгнул через парапет.

Не было «ура», не развевались знамена и не наблюдалось ровной шеренги атакующих. Бойцы ломаной линией ринулись к зданию, держа под мышками автоматы, а в руках гранаты. Короткую дистанцию преодолели в несколько секунд.

– Гранаты, пошли! – крикнул Никита, сам бросив одну РГО в окно второго этажа, а другую в щель разбитого пластика первого. Присели. Кто-то зажал уши. Череда взрывов. Дым. Треск. Стоны.

– Все, зачищаем корпус.

Бойцы сноровисто и почти без опаски рванули внутрь. Со сцепленных товарищами рук, с подножек, с парапетов и ступенек. Быстро, профессионально и четко. Как муравьи от дождя в свои норки.

Штурм начался.

Когда из всех окон и дверей института полыхнули языки пламени, снопы искр и клубы дыма, офицер спецподразделения «Сокол» открыл рот и смог выдавить лишь нечленораздельные междометия. Бинокль повис на его груди, а руки опустились в бессилии.

– Почему ваш снайпер молчит? – зарычала Герда. – Они безнаказанно обошли нас, заняли исходную и пересекли улицу, не потеряв ни одного человека! Где были ваши дозорные и снайпер?

– Я… они… как так? Откуда… – заикаясь и ощущая слабость в коленях, залепетал капитан с побелевшим лицом, – целое отделение… как с куста… Я…

– Я, я, – передразнила его свирепеющая на глазах женщина, – херня! Так говорят тут? Сейчас же возьмите себя в руки, капитан! Вы же офицер, а не тряпка. Соберитесь. Нужно скорей овладеть зданием. Бросьте туда своих лучших… я не знаю…

– Так… лучшие уже там… были.

Герда закатила глаза, что-то прошептала по-немецки сквозь зубы, развернулась и выбежала вон.

Капитан начал приходить в себя, проморгался, облизал губы, сжал кулаки. Но при этом неосторожно явил себя улице.

А улицы Туманска не прощают таких оплошностей…

Анжела нажала спусковой крючок. «Вал» мягко дернулся и также мягко лязгнул. Пуля в шестнадцать граммов пронзила эти сто метров, разделявших АУП и техникум, и смачно вошла в плечо зазевавшегося офицера. Его откинуло на два метра, разорванная плоть брызнула кровью, а комнату огласил вопль.

Фифа усмехнулась и, как учил Холод, пригнула голову, убрала ствол, передвинулась в сторону и замерла. Минуты через три нужно сменить позицию, не показывая себя врагу.

Дымовая завеса, затмившая просвет улиц между АУПом и НИИ, обещала быть недолгой. Никита, понимая это и дождавшись звука сработавшей за углом вестибюля «зари», кивнул напарнику и первым устремился в проход. Нужно было торопиться. Пять минут на зачистку. И вызывать вторую подгруппу.

После успешного хитроумного маневра и залпа ручной артиллерии весь первый и часть второго этажа стали безжизненными. Эти полтора уровня тут же заняли спецназовцы, почти не встретив сопротивления – после нескольких убойных выстрелов гранатометов и огнеметов кому-либо выжить в таких условиях просто нереально.

Трупы, трупы, трупы. Обугленные, дымящиеся, в неестественных позах. Сектанты, азиаты, военные. Нескольких «трехсотых» пришлось добивать из табельного, не тратя патроны более полезного в бою оружия.

Ослепленного и оглушенного фанатика в сером камуфляже Никита снес ударом ноги, прижал к плинтусу, махнул Полкану. Тот рванул дальше, раздался выстрел его «чейзера». Кому-то достался заряд картечи.

Никита вжал ствол «гюрзы» в щеку бастионовца.

– Сколько вас? Какие планы? Где установка?

Сектант ехидно улыбнулся, обнажив десны и желтые зубы:

– Да пошел ты, вояка! Хер тебе…

– Спасибо. Так и знал, урод. Покеда, – Истребитель вскочил, направил пистолет в лоб вмиг побледневшего бойца и выстрелил.

Затем заткнул «гюрзу» в разгрузку, схватил ППШ и побежал за Полканом. Наготове подмышкой болтался «вал», так как надежды на раритетный ствол было мало. Редкие выстрелы говорили скорее о добивании малочисленного противника на нижних этажах, чем о ловушке или засаде.

– Орк, дай ракету. Быстро! – почти выкрикнул в усик гарнитуры связи Никита, перебегая от одной двери к другой.

– Есть, командир. Ща сбацаем.

Через полминуты из окна второго этажа в небо с шипением ушла ракета, оставляя дымный шлейф. Сигнал группе в АУПе, чтобы выдвигались. И выдвинулись. Заколотивший с торца здания пулемет Козуба известил о приближении сил противника.

– Живей, парни. Короткими перебежками. Холод, Корсар, помогите на южном секторе. Тротил, минируй северную стену. Чую, сейчас попрут оттуда. Бегом.

– Есть.

– Понял.

Сверху постреливал неприятель. Фифа за эти пять минут сняла из «вала» еще одного азиата. Но очередь из углового окна заставила ее пригнуться и ойкнуть.

Девчонка!

– Полкан, держи позицию здесь. Ахмад, Кэп, вы как там?

– Чисто.

– Орк?

– Второй этаж наш.

– Молорики, парни. Так, Кэп. Ты с чеченом наверх и по тому крылу, я с Пыть-Яхом по правому. Работаем, пацаны.

– Есть, командир.

Лестничный пролет, площадка. Трупы. Обобраны. Сверху с яростным криком, перекосившим окровавленное лицо, бросился кореец. С топором. «Ого. Как худо в их конторе! Совсем плёхо».

Короткая очередь из ППШ. «Двухсотый».

Тень на третьем уровне. Ствол ружья. Никита отпрянул за угол. Сноп дроби «нулевки» ветром прогудел в коридоре, задев косяк. Пластик мгновенно покрылся трещинами и дырками.

Никита полоснул из автомата в противника. Мимо. Эта дуэль обещала быть долгой. Но не для разведчика спецназа!

РГН, кольцо, щелчок. «На, держи, охотничек!».

Взрыв.

– Пыть-Ях, слева. Огонь.

Треск автомата. Топот. Дверь вдребезги. Как учили на тренировках по зачистке зданий в городских условиях.

Раненый. Контрольный в голову. Минус один. Так. Труп дымит, нашпигованный осколками. Минус. А вон убегает азиат. Очередь вслед. Упал. Минус. Не забыть проверить!

Из окна АУПа громыхнула «муха». «Значит, «Бастион» совсем рядом. И в тяжелом. Иначе Козуб по легкой пехоте не вдарил бы с РПГ-18. Надо помочь. Кем? Там же Холод и Корсар в помощь! Что-то «весло» Дена молчит. Ищет цель поважнее. Наверняка. О-о, застучал АК-107 сталкера! О-о, даже подствольником жахнул. Молорик! Воюет».

В коридоре почти зачищенного третьего этажа появился вьетнамец в желтой грязной футболке, рваной теплой безрукавке и в спортивных штанах. Но с АК-47 наперевес. И штык-нож блестит. «Это они любят! Еще с той войны. Бежит. Видно, патронов нет. Ну что ж, жду. Давай, пацан, беги!»

В двух метрах от Истребителя бегущего азиата срезал Пыть-Ях.

– Зачем? Он мой был.

– Командир, я думал, ты ступор поймал. Прикрыл.

– Ха. Поиграть с нервами своими решил? Спасибо, радист.

Пыть-Ях не услышал. Он дал очередь в другой конец коридора.

– Наших не заруби. Там Кэп с чеченом.

– Помню. Они фуфайки не носят. А там утепленки.

– Держи свою сторону, идем до синей двери.

Через пять минут спецназ занял третий этаж.

– Герда, снайпер с дыркой в глазу. «Двухсотый», – доложил Стерх, найдя блондинку в угловой комнате техникума.

– Догадалась, раз молчит. Чья работа?

– Какой-то хрен засел в лабкорпусе. Оттуда мочит.

– А-а, троицу сержанта он завалил, значит. Ясно. Плохо, черт побери! Нам остроглаз этот под боком не нужен. Справитесь? Или вы все так же настроены на нейтралитет? До ночи еще далеко, и ее еще пережить надо. А с таким накалом страстей, видимо, не всем поспать придется.

– Мы в НИИ не полезем, незачем там свои души херить! Заплатишь, Герда, – отсюда прикроем, подстрахуем, укрепточку зафиксируем. Дождемся, уведем из Зоны целехонькими. Смотри сама.

Герда думала недолго, испепеляя военстала презрительным взором. «В конце концов, Хокс есть со своими рейнджерами. Этот капитан “трехсотый”, но его солдатики пригодятся. Пушечным мясом. Стерх сам не промах и парни у него не абы кто. Пойдет!».

– Сколько?

– По десятке на брата. И мне А-Сертификат.

– Не треснет? Может, всю казну бундесвера сразу?

– Растянусь, но не тресну, – ухмыльнулся военстал. Он знал цену себе и своим ребятам.

– Торг уместен?

– Не-а. Не на рынке.

– Чего так? Скромнее надо быть, военстал. Аппетит у тебя тот еще.

– У вас круче! Изделие, подозреваю, за неделю окупит все ваши затраты. Итак?

– Вон как? Ладно. Договорились. Занимайте позиции и чтоб мне ни одна собака, ни один мудила не проскочил мимо.

– Понял. Задаток?

– Чего-о?

– Аванс. Чтоб всем спокойнее было.

– Ты сейчас на наемника похож. Обыкновенного дикого гуся.

– А мы и так в некотором роде наняты. Армией. Вашей, кстати.

– Да ясно, ясно! Не ношу таких сумм с собой. И документы тоже.

– Карта. Безнал. Хоть что.

– Вот, дерьмо! На… Подавись, – Герда вынула из потайного кармана пластиковую карточку Райффайзенбанка.

– Что там? Кредит? Оплата коммуналки?

– Пшел вон.

– Сенк… ой, ауф видерзеен, медхен!

– Коз-зел!

Стерх вышел, пряча карту в нагрудный карман разгрузки, а Герда долго стояла, соображая и строя план дальнейших действий.

На улице громыхало и трещало. Но это была совсем не весенняя гроза.

Глава 4

Туманск, шепотом называемый в Зоне Мертвым городом, в этот весенний день был не совсем мертвым. Такого количества и разнообразия обитателей в одном месте, да еще и на военном положении, Зона не видывала. Город оживился, наполнился людьми, мутантами, звуками и огнем. Большая часть зверья разбежалась от грохота явно не природного происхождения, но самые любопытные, голодные и злые остались – аасмены, зомби, скелетоны, снобы.

Семейка последних следовала на звук боя от канала на окраине. Голов пятнадцать. И напоролась на «Бастион», спешащий на помощь погибающему Дозору-десятке.

Вклинившись в марш-порядок сектантов с фланга, да еще так неожиданно, карлики сразу навели шухер в стройном клине фанатиков. Бастион-три вырвался вперед, получив приказ торопиться к НИИ, а Бастион-пять и Дозор-девятка, схлопотав ментальные удары снобов, распались и заняли неудобную оборону.

В сером, плотном, как минвата, воздухе с одной стороны летали бочки, кирпичи, арматура, палки и стекла, с другой – пули и гранаты. Время работало против бастионовцев: уже пали двое братьев, а Бастион-три вообще прекратил существование как боевая единица секты. Это прискорбное известие донельзя огорчило и разозлило основной отряд поддержки.

Убойный огонь из всех стволов превратил улицу Энергетиков в ад, а половину карликов в трупы. Но уроды не собирались отступать и с еще пущим рвением обрушили ментальную мощь на людей.

Это сыграло спецназу на руку. Мало того, что отряд полностью пробрался в здание НИИ, так еще и с ходу овладел половиной корпуса, не понеся потерь, а у противника уничтожил до полувзвода бойцов. Разведчики постоянно корректировали действия по связи, успешно отремонтированной радистом, а современное оружие, сплоченность и огромный опыт позволили почти без труда и пыли претворить задуманное в жизнь. План операции выполнялся четко по пунктам, спецназовцы вкупе с местными профи слаженно и быстро продвигались вперед: группа захвата рвалась вверх, пока вспомогательное звено занимало оборону нижних этажей института.

Выбить из корпуса последних азиатов не составило особого труда. Обессиленные, безоружные, голодные гастарбайтеры потеряли боевой настрой, валились с ног и начали сдаваться. Они пали духом, а сбой в проведении операции положил конец алчным желаниям – им не за что стало сражаться. Бойцы ГОНа не могли расстреливать жалких безоружных людей, семенящих, подняв вверх грязные руки, и покорно падающих на колени. На этот раз вразрез приказу командира.

И Никита изменил его, сделав поправку.

Десяток раненых и пленных связали, поместили в бывшую раздевалку НИИ и приставили к ним Родео.

Упорно сопротивляющихся кавказцев закидали парой гранат. Только ингуш не сдался – с криком выскочил из окна пятого этажа, чтобы через пару секунд безжизненно распластаться на асфальте.

С Фигой схватился Орк, удачно выбив оружие из его рук. Две минуты рукопашной закончились порезом руки спецназовца и гематомой голени, а для анархиста – потерей сознания. Орк, матерясь и промакивая кровь со щеки, обезоружил безвольно лежащее тело Фиги, затянул пластиковой сцепкой его запястья и отволок в раздевалку к азиатам. Получив от Истребителя одобрение и благодарность, а от Фифы комплименты, здоровяк уселся на тумбу и занялся починкой экипировки, утолением жажды и доврачебной помощью.

Хуже было с Полканом, которого подстрелил Зрячий. Рана плеча оказалась сквозной, кровь с трудом остановил Док, но перебитая ключица наводила на серьезные размышления. Снайпера в лабораторном корпусе спугнули так, что тот надолго забыл, как высовываться. Для этого не пожалели трех выстрелов из подствольника и пулеметных очередей, крушащих стены и окна. Контуженный анархист на некоторое время вышел из строя, ползая и постанывая на пыльном полу.

Холода и Анжелу отправили следить за окнами лабораторного корпуса, а в случае чего сделать вылазку и по возможности решить проблему.

Пока «Бастион» разделывался со снобами, а спецназ зачищал НИИ, Хокс со своими парнями тоже не сидел сложа руки. Бойцы его группы как тени проскользнули от энерготехникума к забору, а оттуда попытались протиснуться к ограде АУПа.

Майор так сильно желал овладеть объектом, что до кучи прихватил даже пилота, обколол своих рейнджеров транквилизаторами и теперь вел их в атаку, пренебрегая требованиями инструкции по выживанию в условиях городского боя. Он остервенело пытался реабилитироваться перед этой чересчур умной Гердой, своими бойцами, штабом. И даже перед вояками «Сокола», косо смотревшими на него как на бездарного командира и идиота.

Нужно было срочно и желательно красиво взять цель и победить этот хваленый российский спецназ. Только вот дать пинка русским спецам для майора казалось несбыточной мечтой. Еще никому за последние полста лет не удавалось поставить на колени этих ребят!

Хокс малость приуныл, наблюдая, как ловко разведчики выбивают остатки обороны НИИ и тут же готовят отпор наседающему «Бастиону». Просто, слаженно, смело. Сильно и четко. Такими орлами ему, майору Хоксу, никогда уже не командовать!

Со спецами «Сокола» спецназ снова разделался легко и, как выглядело со стороны, продуманно. Едва вояки «НовоАльянса» вступили в бой, неведомо кто и откуда обстрелял их со стороны Войнича, от парка. Прямо в тыл штурмовикам ударили трое или пятеро сталкеров, экипировкой похожих на военсталов. Хотя в дыму битвы и на таком расстоянии Хоксу могло это показаться. «А может это и есть военсталы из техникума? Дождались выхода «соколов» и предательски врезали им в спину. Не-е. Черт побери, этого не может быть!». Майор чуть не схлопотал пулю в лоб, чересчур высунувшись из-за рамы. Разозлился. Кто-то в НИИ узнал в нем командира рейнджеров. «Ишь, как четко лупит. Дьявол, мы же себя обозначили! Медлить нельзя. Срочно штурм».

– Стрелок, найди мне этого глазастого и ликвидируй его. Бегом! Иначе наша атака захлебнется и яйца выеденного не будет стоить. Слышал?

– Так точно, сэр!

– Выполнять.

Снайпер группы в серой маскнакидке кивнул, тряхнул винтовкой и исчез в проеме подъезда.

– Сэр, у нас враг с тыла. Мутанты. Скелеты ходячие, – доложил пулеметчик.

– И? Каков уровень опасности для нас?

– Красный. Их до полусотни. Какой приказ будет, сэр?

Хокс помедлил, глядя на потное лицо рядового. Громыхать из стволов с пока еще скрытной позиции левого фланга подконтрольного объекта никак не хотелось. Но и дать каким-то уродам вцепиться своими гнилыми зубами в спины бойцов тоже было непозволительно.

– Возьми двух человек с бесшумными стволами и реши эту проблему. Три минуты на все. Выполнять.

– Есть, сэр, – как-то невесело отрапортовал пулеметчик и скрылся из виду.

Майор на корточках передвинулся к соседнему окну, поправил на спине гранатомет и приготовил к стрельбе ГП-37. Настроил оптику, проверил обойму, набрался мужества и резко высунулся за подоконник. В этот миг стойка панели перед глазами Хокса разлетелась на куски, отчего он дернулся назад, изрядно перепугавшись. Его ругань бойцы слушали несколько минут.

Вернулась троица рейнджеров с М5 и ПБС на дымящих стволах. Доложились. Три десятка скелетонов положили, но расход патронов неимоверный, а ходячих костей прибавилось со стороны завода.

Майор снова начал крыть матом скелетов, снайперов и Зону, пока наблюдатель не сообщил криком о РПГ в окне НИИ.

– Всем в коридор! Живо-о! – заорал майор и первым кинулся прочь от окна.

Выстрела и взрыва не последовало, зато второпях пилот вертолета залез в растяжку, любезно оставленную спецназом.

Оглушительный разрыв превратил карман коридора в руины, а непутевого вертолетчика в кровавые ошметки. Волной снесло и одного из бойцов спецподразделения. Вытирая кровь с разбитого лица, он корчился на полу и громко бранился.

Чувства Хокса сложно было передать словами. Гнев его почему-то обрушился на подчиненных, чему они совсем не обрадовались, а делать это командиру в условиях боя непозволительно.

Штурм НИИ рейнджерами отложился на неопределенное время.

Спецов «Сокола» действительно сбили с толку именно сталкеры, та самая троица: Тагил, Вовка и Бодайбо. Получив СМС от Бродяги, они приняли решение помочь друзьям. Спрятав хабар и лишнюю снарягу в новом схроне и тщательно замаскировав его, сталкеры скинули на КПК Бродяги ответ и выдвинулись на соединение с осажденными. При себе оставили оружие (и трофейное тоже), провиант, воду – все то, в чем явно нуждались сейчас их друзья.

У подсобки лабораторного корпуса затаились. Нет, не от замеченных ими вояк, цепочкой перебегающих от техникума через Войнича. А от мимикрима, шнырявшего по окраине парка. И, как им показалось, пришедшего поглазеть не на жертв в зеленой униформе и не на бой, а на висящего в проводах сородича. Того, давно повешенного на столбе и превратившегося в мумию. Ветерок колыхал его высушенное радиацией и непогодой узловатое тело, отчего проходящим мимо было не по себе.

Теперь прибывший из кустов парка мутант, в котором по косвенным признакам угадывалась старая самка, в сотый раз отдавал почести мертвому супругу. Ее незаметность периодически сбивалась, показывая самку во всей красе.

И тут на улице, как раз возле повешенного монстра, появились вояки «Сокола».

Вовка проглотил ком в горле, а Бодайбо, наоборот, хмыкнул, в предчувствии веселенькой картины. И она не заставила себя ждать.

Один из правофланговых бойцов, держа под контролем свой сектор, хохмы ради или для снятия напряжения, выпалил из «вала» в труп мутанта, висящий на проводах. Судя по количеству дырок в мумии, подобное баловство вытворяли уже не раз, но не на глазах у самки-вдовы.

Порадовавшись безотказной работе автомата и удачному попаданию, рядовой услышал позади жуткий рык и хруст гильз под чьими-то ногами. Резко обернулся. Сначала никого не заметил, но отлетевшая на пустом месте ржавая гильза и треснувшая ветка напугали военного до дрожи. Он вмиг дернулся назад, поближе к товарищам, гуськом передвигавшимся через улицу. Всплывший в памяти образ невидимки Герберта Уэлса поверг его в неописуемый ужас.

Солдат ойкнул и онемел, увидев перед собой расплывчатый силуэт высокого уродливого мутанта, вскинувшего длинные конечности. Самка мимикрима не стала развлекаться игрой с жертвой и ее поеданием, а молча и стремительно, в несколько движений растерзала человека в военной форме на отдельные фрагменты.

Два бойца, находившиеся к бедняге ближе остальных, охнули и отпрянули назад, заметив контур мутанта и растерзанного им товарища. Попятились, забыв про оружие и соблюдение строя, один споткнулся, другой стукнулся спиной о знак «пешеходный переход».

Вдова, не мешкая, кинулась в атаку. Видимо, ею двигала жажда мести, сподвигнувшая зверя на открытый бой. Последний бой!

Пока солдаты сообразили об угрозе сзади и вычислили еле заметного в дымном воздухе противника-невидимку, тот порвал еще одного из них и разодрал бедро другому. Кровь, вопли, отборный мат, отчаянные команды. И мелькающее среди вояк уродливое тело.

Сталкеры замерли в страхе перед чудовищем Зоны. Они не раз становились очевидцами таких схваток, и даже сами участвовали в них, но зрелище бойни все равно завораживало.

Один из солдат выпустил длинную очередь из РПК, от испуга задев и раненого товарища. Пулеметная очередь свалила обоих: и мимикрима, и пострадавшего от него бойца. Оба оказались убиты наповал.

Пулеметчик еще не успел прийти в ужас от убийства сослуживца, когда его жизнь оборвала пуля из СВД.

Спецы, неожиданно оставшиеся сразу без четверых товарищей еще на подступах к лабкорпусу, запаниковали. Появившееся на их глазах из ниоткуда тело безобразного урода с пробитым черепом и ворохом щупалец, фонтаны крови, неожиданный снайпер – все это в один момент обескуражило их и повергло в шок.

Вдруг из-за ближайшего здания по «Соколу» ударили разящие на короткой дистанции выстрелы незнакомого противника. Это окончательно выбило всех из колеи, отчего с криками боли и ужаса солдаты бросились обратно к техникуму. Офицера среди них не было, организованного строя, собственно говоря, тоже, поэтому бойцы, теряя убитыми и ранеными своих товарищей, не разбирая дороги ломанулись прочь. Кто-то догадался кинуть спецгранату, пустившую клубы сизого дыма. Может быть, это спасло всех от полного уничтожения снайпером и сталкерами.

Улица вмиг опустела, лишь дымовая завеса медленно опускалась на тела военных. Один из них, сползая по стене лабкорпуса на тротуар, судорожно рвал пальцами бурьян и выпученными, мертвеющими глазами уставился на оперение арбалетной стрелы, засевшей в шее. Затем затих.

– Нихрена себе, сказал я себе! Так, братва, живо сваливаем. Нас другой тир ждет. Бегом! – гаркнул Тагил и подтолкнул сына, опускающего арбалет.

– Как я его, бать?! Четко снял?

– Ага. Нормалек. Давай, давай. Бегом!

Холод после выстрела перебрался в другое место, проанализировал эпизод боя, отход вояк на исходный рубеж и доложил командиру. Истребитель одобрил его действия, приказал передислоцироваться на южную сторону, где из-за напора сектантов становилось горячо. Ден оставил север на Козуба и Ахмада, а сам метнулся туда, где участилась пальба.

Командир вообще мудро и тактически правильно распределил людей по позициям, быстро и успешно укрепив объект от нападения неприятеля. Гражданских приставил по одному к каждому спецназовцу в пару, тяжелое вооружение перекинул на стратегически важные направления вероятных ударов, даже раненых задействовал на постах наблюдения и ведения точечного огня. При этом направил группу для осмотра здания и поиска установки.

Сам неутомимым кроликом-энерджайзером носился по этажам и секторам обороны НИИ, раздавая ЦУ, проверяя, ободряя бойцов и ведя огонь. ППШ его опустел и нашел приют в складской комнате, оборудованной под общую оружейку. Здесь собрали весь скудный провиант, запасы оружия, хабар, ненужный в бою скарб. На часовых людей не хватало, поэтому помещение склада было доступно всем и не охранялось. Любой мог пополнить запас БК или сменить оружие. Никита с «валом» бегал по секторам, оценивая уровень защиты и нападения, часто постреливал и сам.

Корсар умело перекрыл три из восьми возможных входов в здание искусственными аномалиями. Артефактов «зарядка», собранных с бойцов, нашлось ровно столько, поэтому сооружать «энерго» тоже пришлось в таком же количестве, по старинке используя порох из гранаты ВОГ-25 и девяти артефактов «слеза». Остальные проходы завалили всякой рухлядью, заминировали растяжками, либо снабдили «эдиками» и «свистульками», которыми так любил пользоваться в рейдах спецназ.

На основных путях разместили баррикады и стрелков. Баллон с Корсаром взяли центральный вход, третий этаж над ними облюбовали Аперкорт и Зубоскал. Все остальные сектора контролировались другими бойцами. Фифа охраняла западную сторону, где расстилалось заросшее сорняком футбольное минное поле с аномалиями и горящим «ЗИЛом». Рядом с девчонкой в соседнем кабинете дежурил Пыть-Ях.

Получив СМС от Полтора, Бродяга сообщил об этом Истребителю, а затем в паре с Орком снял «ежика», освободил вход и пропустил внутрь сталкеров. Подмога оказалась кстати: три человека с оружием, припасами и свежими новостями из первых уст.

Коротко представив командиру своих друзей, Бродяга познакомил их и позволил себе вволю наобниматься. Полтора с Бодайбо рады были увидеть друга здоровым и бодрым, обняться с Корсаром и Эскимо и узнать о подробностях рейда и боя.

Они нисколько не удивились союзу военных и старожилов Зоны, присутствию пепловца, бандита и пленных. Зону в последнее время лихорадило, приходилось настраиваться на ее волну, принимать ее причуды как должное. А главное, верить и доверять!

Выслушав объяснения авторитетного Корсара и свойского Бродяги, пообщавшись с остальными и удостоверившись в истинных намерениях и положении ГОНа, сталкеры пожали руки разведчикам, заняв места в общем строю оборонявшихся.

А чтобы наверняка завладеть расположением сталкеров и укрепить узы дружбы, зная их обычные устремления, Истребитель с согласия Корсара пообещал всем троим после успешного окончания рейда хорошие презенты. Вовке в качестве бонуса Никита даже подарил командирские часы с символикой спецназа ГРУ. Пацан с восхищением любовался летучей мышью на серебряном корпусе циферблата и прищелкивал языком от удовольствия. Еще никто и никогда, включая отца, не дарил ему что-нибудь ценное просто так!

Парень расцвел, поблагодарил командира спецназа и, в свою очередь, показал ему руку с несколькими трофейными часами.

– Твои часики, офицер, достойное место на моей руке займут! – довольно ухмыльнулся Вовка, отчего вызвал смех рядом стоящих взрослых.

– Шустрый малый у тебя, Тагил! – заметил Никита, потрепав мальчонку по шевелюре. – Ушлый. Такого курсанта и в нашу разведку не стыдно взять. Поглядим на него дальше.

Вовка аж присел от счастья, посмотрев на отца с немым вопросом.

– Ага, мечтает он в спецназ попасть! – то ли пошутил, то ли подтвердил Тагил.

– Ну, все, братцы, по местам. Эти фанатики, кажется, опять поперли, – сообщил вдруг Истребитель, прислушиваясь к звукам канонады, – Корсар, дуй к Баллону. Вы, ребята, на восточный сектор. Там вояки НАТО засветились. Сейчас могут вдарить. Вроде, как ваши знакомые, судя по описанию. Работаем, парни.

– Есть, командир.

– Заметано.

Бойцы лихо разбежались по местам. Все, кроме Никиты. Проносясь мимо одного из карманов коридора второго этажа, он споткнулся о невидимую преграду, попытался вскочить, но снова что-то его потянуло вниз и чуть вбок. С трудом он прополз метр, и тут его намертво пригвоздило к плинтусу. Не понимая происходящего и повинуясь инстинктам, Истребитель рванул в противоположную сторону коридора. Хорошо хоть, что его мытарства не увидели подчиненные!

От рывка рюкзак разведчика чуть отошел от спины, но сдерживаемый лямками, снова прилип к телу, а потом и к стене. Ни одна из пяти предпринятых попыток не увенчалась успехом. Это становилось странным и адски нервировало. Звать на помощь спецназовец не привык, да еще в такой нелепой ситуации, поэтому, утерев потный лоб, Никита уселся в неестественной позе, стал прислушиваться к звукам боя, гадая о событиях, а, заодно кумекать, как выйти из положения.

Какой-то невидимый магнит прижал его к стене и тянул с немыслимой силой.

Магнит!

Никита взглянул на автомат в руке. И понял, что оружие не липнет к стене в отличие от самого хозяина. Он положил его на грязный пол, и тот остался недвижим.

«Ого. Вон оно что! Значит, не железо на мне тянет стена. Тогда что? Магнит. Он и мАнит и манИт. Магнит Егеря, едрить меня в… «. Истребитель с трудом снял через плечи лямки РД, вынырнул из переплетения ремней и отпрянул на метр от злосчастной стены. С минуту глядел на рюкзак, висящий на голой штукатурке на высоте полуметра от плинтуса, и не мог поверить своим глазам. Посмотрел наверх, на небольшой плакат по технике безопасности при пожаре, снова на свой РД. И лицо его расслабилось.

Магнит. Он лежал в рюкзаке, и, отреагировав на что-то, вмиг притянулся и прилип. На что-то? По словам Егеря, он мог улавливать только изделие. Установка! Ее же так никто и не нашел: ни «Бастион», ни люди Истребителя.

И вот сейчас этот рюкзак под плакатом воочию указывал на тайник с изделием.

– Корсар, Баллон. Что в южном секторе? Докладывайте, – сказал Никита в усик гарнитуры связи, вставая с пола.

– Я Холод, – доложил вместо своих товарищей Ден, – сектанты готовят штурм, выходят на огневые позиции на одиннадцать, двенадцать и два часа. Наблюдаю пулеметы, тяжелых «кирасиров» и пару с «веслами». «Самовар» тоже, кажись, имеется. Два отделения пехоты. Работаю.

– Понял тебя, Холод.

– Я Баллон. Инфу подтверждаю. Возьму их на два часа. Отсеките тяжелых. Работаю.

– Принято, Баллон. Хорошо.

– Корсар на связи. С автоматом и подствольником один с тяжелыми не справлюсь. Буду рад паре «мух».

– Корсар, сдерживай с Холодом тем, что есть. РПГ последний. Скоро будем у вас. У меня хорошая новость, парни!

Кажется, все с эту секунду, кто был на связи, замерли в ожидании чуда. Потому что именно хороших радостных известий так не хватало всем для поднятия настроения сейчас, когда кругом смерть, разруха и нашествие монстров.

– Предположительно нашел изделие. Попробую выяснить точно. Спецназ, все к окнам. Чаще менять позиции. Штатских во вторую линию. Кэп, толкни Родео, пусть чешет на второй этаж по центру. Я там встречу. И пусть прихватит ломик, багор или что-то подобное.

– Есть, командир.

– Тротил, ты на связи?

– Так точно.

– Ты давай ко мне и тащи свой инструмент. Весь.

– Понял тебя, командир. Уже бегу. Димона оставил.

– Так. Остальным. Предельная бдительность и осторожность. Отражаем штурм, наносим сектантам максимальный урон, чтобы они уже не очухались. И бдим север и восток. Там тоже противник. Удачи всем, бойцы! Работаем.

– Есть.

– Спасибо!

– Поняли.

Никита встретил прибывших помощников, втроем они оторвали РД от стены, оставив магнит Егеря намертво прилипшим к ее поверхности. По распоряжению командира Тротил установил у плинтуса стержень от «ежика», заботливо вытряхнув содержимое бутылки в отдельный мешочек.

– Это последний был из моих запасов, – сообщил минер.

– У меня еще один имеется. Давай, жги. И за угол.

Через минуту рвануло. Коридор наполнился гарью, дымом и известковой пылью. Эта завеса тут же стала улетучиваться, втягиваясь внутрь небольшой дыры в стене на месте точечного взрыва. Видно, вентиляция в соседнем скрытом помещении была мощная.

– Родео, расширь окно.

– Ага, – тот стал долбить ломиком по краям кирпичной кладки отверстия.

Никита приготовил «вал», ругнулся, сетуя об оставленном в складской комнате ПНВ. Темнота из образовавшегося прохода пугала.

– Корсар? Корса-а-р!

– Я, командир. Начали обстрел козлы! Минами и гранатометами кроют. Мы пока по коридорам засели, а то в окнах пекло и ад.

– Смотрите там, они могут под покровом «катюши» и лавиной прикрытия подкатить пехотой прямо к стенам.

– Да знаю я!

– Корсар, эти «черновки» во тьме супротив фонарика не выкинут свистопляски?

– «Чернушка», командир. Не-а. Они открытый живой огонь палят. А фонари нет.

– Понял тебя, сталкер. Держитесь там. О потерях докладывать немедленно.

– Понял. И вам удачи!

Истребитель жестом попросил Родео отойти, вынул «зарю», глазами показал Тротилу «внимание». Бросил заряд в дыру. Отпрянул, обхватив шлем и лицо руками. Что сделали и двое других.

В тайной комнате изрядно бабахнуло и сверкнуло от светошумовой гранаты. Тоже последней. Все припасы с Большой земли заканчивались. А им еще возвращаться с установкой на АЭС!

Два луча тактических светодиодных фонариков озарили помещение в тридцать квадратов. Стеллажи в торцевой части, стопки деловых папок и компьютер на железном столе, и главное – изделие № 1А в центре комнаты. Ничем не похожее на ту пушку Мешкова, оставшуюся в горах Кавказа. Это больше смахивало на спутниковую антенну-тарелку средних размеров на платформе и блоке-усилителе. Три на два метра.

Спецназовцы переглянулись и радостно хлопнули друг друга по шлемам. Камера на полусфере Истребителя четко фиксировала увиденное.

– Ништяк. Есть на земле удача!

– Да-а-а! Клево.

Оставив Родео в охранении, оба разведчика по одному протиснулись в темное помещение. Снаружи здания грохотали редкие взрывы, и строчили автоматы. Шум в округе НИИ стоял оглушающий.

– Вот тебе и лаборатория Х-9 и искомая установочка! – шепнул Тротил, но его услышали по связи бойцы, посыпались вопросы и поздравления.

– Да, парни, изделие у нас. Цель достигнута. Теперь отстоять ее и доставить… – Никита осекся, вспомнив о смерти предателя Мешкова, – в Бункер. К полковнику Рогожину. Он ждет нас!

Раздались радостные крики и возгласы одобрения. Людям сейчас так необходима была новость об этой маленькой, но очень важной победе.

– Так. Тротил, начинай демонтаж изделия, разбирай самое, на твой взгляд, нужное. Рогожин скинул мне список основных деталей. Вот они, – Истребитель протянул свой КПК саперу, – тут, в основном, все легкое, но хрупкое и ценное. Микросхемы, датчики, платы, блоки и системы синтеза. Короче, действуй. Родео, иди сюда. Вот тебе два фонарика, установи их так, чтобы Тротилу было удобно. Обыщи помещение на предмет стационарного освещения. Раз гудит вентиляция в потолке, значит, и свет имеется, не в темноте же они ее монтировали! И помоги Тротилу. За лаз не бойтесь, там мы. Удачи, мужики!

Никита кинул последний взгляд на установку, комнату и вылез наружу. Магнит так и висел на стене, запыленный и чуть сдвинутый взрывом, открывая под собой брешь в тайный кабинет секретной лаборатории Х-9.

«Ха, а фанатики-чудилы совсем не там искали! Значит, подвалы и подземная часть НИИ сооружены для отвода глаз? Круто!». Истребитель стряхнул с себя пыль и помчался на подмогу боевым товарищам.

Всю четверть часа, пока длилась атака «Бастиона» на спецназ, в эфире раздавались мат, крики, команды, сыпались сведения о ходе событий. Бойцы успешно отражали нападения сектантов, прореживая их ряды и еле успевая менять позиции и обоймы. Иногда тот или иной защитник здания бегал на склад, пополняя боекомплект и переводя дух.

– Мля-я, не берет его твоя пукалка, Корсар! – орал Пыть-Ях, стегая короткими очередями по забору между спортклубом и главным корпусом института.

– Отвали-и… сам вижу! Ща ВОГом жахну, вмиг сдует!

– Холод, да блин! Убери ты этого гандона на гараже! Высунуться не дает, падла!

– Димон! Димо-о-о-н, твою мать! Слева обходят, че ты катаешься там?!

– Фифа, не дай ему пальнуть! Держи… держи его!

– Да он… урод… Щас я… ага!

– Подпол, ищи цель! Ищи-и цель, Козуб! Движение на час!

– Вот, пидорино горе! Лезет с трубой меж будкой и гаражом. О-о, мля-я! Это гранатомет у него. Пацаны, у кого подствольник? Экзоскелет, сука, на десять! Ща вдарит по мордам. А-а…

– Не ссы, ща срежу его…

– И че? Попал? Нет? Вот, мудак!

– Ого, еперный театр… Ты смотри, чудило, че творит! Упс. Где запал мой?

– Целится уже-е! Э-э, народ, шухер!

– Холод, какого ты припух там? Вали мудака! Живей!

– Переодевался я… щас срежу его.

– Чего-о? Ты че, в портки наложил?

– Гы-ы…

– Да пошел ты… Кирасу надел ихнюю. Трофей. Сам как сектант стал. Зато круто ваще-е!

– Пипец!

– Ну все… он поймал кого-то из вас в прицел. Жопа вам, разведка!

– Да не ной ты. Подумаешь, SMAW корячит! Пока поднимет тринадцать кило, пока цель найдет, я покакать успею…

– Холод, чтоб тебя! Харэ демагогии… вали тяжелого!

– Есть!

– И-и?

– Ого.

– Че-е?

– Не берет его мое «весло». Ни хера себе!

– Звиздец нам.

– Эскимо, куда-а? Сидеть. Эскимо-о!

– Че делает, пацан? Щас срежет его… Баллон, отсекай на час! Срочно! Эскимо, дурак… паря-я!

– Смотрите, он с зажигалкой. Писец! Вот, сталкер, дает! Респект тебе, Эскимо-о!

– Опс. Горит, как с добрым утром! Че, на-ка выкуси… Ишь, орел! Кто судака в фольге заказывал, идите берите…

– Гы-ы…

– У меня пулеметный расчет на десять. Прикрывает своих. Отход, видать, трубят.

– Не давать отходить. Мочим всех. Ясно?

– А то!

– Есть!

– Ввалим им, зайцам! А, пацаны?!

– Спецназ, огонь!

– Там с востока движуха, командир. Натовцы, кажись.

– Холод, сместись.

– Командир, я туточки.

– Док, давай на северную. Чую, там щас попрут тараканы.

– Ох, как горит! Аж тут шашлыком воняет.

– Заткнись ты.

– Точно, вояки пошли. Север и восток. Вилкой.

– Холод, ты где?

– Уже на месте, Никит.

– Блин, связь барахлит. Не слышу…

– Да где мой запал, вашу Машу?!

– Задолбал ты… между ног глянь, дымит уже.

– Гы-ы-ы!

– Орк, заткни хлебало.

– Там Полтора одни с угла. А натовцы уже у стен.

– Холод, твою мать! Какого ты там тормозишь?!

– Я одного свалил. И снайпера их палю. В АУПе напротив. Он мне кусок кирасы выбил с плеча, чмо!

– Не засоряй эфир. Убери нах этого стрелка.

– Дело чести, шеф!

– Я те дам шефа. Три наряда.

– Опс.

– Гы-ы!

– Вот, задница, поржешь ты у меня потом. Вон он. Щас сбацаем.

– Кто еще на восточный? Связь не со всеми.

– Там Кэп и Бродяга.

– Аперкорт, дуй туда.

– Есть!

– Блин, вояки чешут!

– Бойся гранаты-ы!

Череда взрывов сотрясла здание. Языки пламени охватили северную часть НИИ, ее первый этаж. Но и авангард штурмовиков «Сокола» напоролся на «ежика», потеряв сразу двоих.

Вовка бросил наружу гранату, дождался ее разрыва и по пояс свесился с подоконника. Арбалет направил вниз, быстро прицелился, не тратя времени на выбор жертвы, и нажал крючок. Четыре металлические стрелы прошили рейнджера с пулеметом, стоящего рядом с Хоксом. Натовцы сразу ударили вверх из штурмовых винтовок, но мальчишка исчез.

– Дьявол! Гребанный спецназ!

Бойцы разбежались вдоль стен, но на них посыпались ручные гранаты. Кто залег, а кто и нет. Умирающего от стрел Вовки пулеметчика размазало по стене, а двоих задело по конечностям.

И тут майор осознал, что проиграл. Дико заорав, он в прыжке метнул в окно первого этажа гранату. Не успела та рвануть, как сверху на рейнджеров посыпались РГО, РГН и даже «коктейль Молотова».

Когда дым и чад немного рассеялись, у изрешеченной осколками стены корчились все шестеро бойцов НАТО. Последнее, что увидел умирающий Хокс, было колечко от Ф-1, упавшее на его окровавленную тлеющую штанину. И голос сверху:

– Гостинец незваным мудилам!

Взрыва ребристой гранаты, скинутой с третьего этажа, он уже не ощутил, потому что к этому времени был мертв.

– У меня трое сегодня, – с радостью заявила Анжела в перерыве боя, – как с куста. Хорошая игрушка «вал»!

– Ишь ты-ы, – усмехнулся Корсар, но по-отечески нежно потрепал голову девчонки, – молодчинка! Супер. Так у вас говорят, кажется?

– Ага.

– Вовка тоже молорик! – отозвался Бодайбо. – Вона как нагвоздил вояку, тот даже прилечь не мог.

– Красава-а, Вован! Так держать, – похвалил пацана Никита, обходя бойцов, – только завязывай в окнах рисоваться, махом снимут. Если бы не Холод, так и оставил бы папку сиротой. Кстати, Ден, ты разобрался с тем стрелком?

– Ясен перец, командир! Обижаешь.

– Молорик! Наград, братцы, на всех не напасся, примите мои извинения, но икрой кабачковой угостить смогу.

– Да ладно, командир?!

– А то. Трофей надыбал.

– Да, поди, бастионовцам тут похезать некуда было, вот и навалили в баночку.

– Гы-ы-ы!

– Вот юмористы! Кончай ржать. Разобрали БК! Воды мало, так что по бульку в рот – и бегом на рубежи. Сейчас фанатики полезут. Думаю, на одну атаку их хватит, а там сдохнут. И так уже лбы расшибли о нас.

– Спецназ!

Истребитель поставил банку с икрой на стол, улыбнулся и вышел из комнаты. Орк глянул на еду и облизнулся:

– Ща борщечка бы, да колбаски украинской. М-м…

– А я бы пельмешек полсотни втюхал. Красота-а…

– Мне мамка вареники с картошкой классные делает, – мечтательно вздохнул Эскимо, – под маслицем. Сами большие, как лопухи, а картофанчик в них желтый-желтый и лучок золотистый жареный…

– Эскимосик, помолчи уже! И так слюны мало, еще и от картинок твоих помереть можно.

На улице застрочил пулемет.

– Пора, бандерлоги!

– Постреляем еще, мальчики?!

– Работаем, пацаны.

Отряд поднялся, кряхтя и охая, бренча оружием и топая тяжелой обувкой. Они снова шли воевать. Они шли бить врага и побеждать его. Потому что в эти дни, в эти часы и минуты они стали единым отрядом. Военные и сталкеры.

Приказ каждому бойцу о постоянных докладах по связи не был блажью. Никита обязал своих боевых товарищей чаще быть на связи, в контакте, чтобы знать, что те живы и здоровы. Для командира любого армейского подразделения, особенно, спецгруппы, занятой в операции, такая необходимость вынужденная и обуславливается отношением к подчиненным и, в некотором роде, кровными узами. Плохого командира не волнует состояние и положение солдат, находящихся вне визуального контакта. Хорошего – наоборот.

И если разведчики, имеющие средства связи, внушали доверие, спокойствие и надежду, то половина группы вызывала беспокойство и постоянные переживания. Оставалось либо самому носиться и проверять состояние и боеспособность каждого из них, либо постоянно просить и отвлекать в бою бойцов спецназа. Истребитель выбрал и то, и другое так можно было получить наиболее полную информацию. Согласно уставу и инструкции командиру в боевых условиях положено быть везде и видеть всех и все. Как говорил Чапаев, позади на белом коне, когда надо – впереди, но и фланги не забывать. А еще быть в курсе всех событий на поле сражения, предугадывать действия врага, успевать решать проблемы во вверенном ему подразделении и при этом самому воевать и оставаться живым.

Когда на связь не вышел Тротил, Никита ощутил укол тоски и тупой боли в сердце. Отмахиваясь от дурного предчувствия, постоянно вызывая по связи капитана Будынника, майор бросился к лестничному пролету. Дым застилал глаза и щипал горло, от невыносимой рези в глазах наворачивались слезы. Пожар не распространялся дальше, но, видимо, на четвертом этаже горел пластик, наполняя здание ядовитым дымом.

– Орк, у нас проблемы! Тротил не отвечает, – сообщил Никита, вскидывая «вал» и пробегая лестничные проходы настороженным взглядом. Интуиция подсказывала, что наиболее вероятен самый неблагоприятный вариант. Тоскливо засосало под ложечкой.

– Понял. Мой северный подъезд. Лечу.

– В аккурат, Орк.

Кое-где еще постреливали, судя по всему, отгоняя остатки «Бастиона». Там и сям раздавались одиночные выстрелы. Мат и ор утихли, как и топот ног. Это хорошо! Это говорило о том, что бой затихает и победа на стороне оборонявшихся.

Только упорно молчал Тротил. Он после демонтажа установки занял центральную часть пятого этажа, оставив Родео часовым возле изделия.

Вынырнув из очередного клуба дыма с автоматом в одной руке, Истребитель другой стал тереть глаза, чего делать в таких случаях нельзя! Есть же, в конце концов, маски «Панорамы», тактические очки.

Сапера он увидел не сразу. Тело его полулежало, полусидело, затылком к стене. По заросшему щетиной подбородку стекала кровь и скапливалась на груди, в жилете-разгрузке. Скрюченные застывшие пальцы рук будто бы пытались схватить, сжать убийцу. Ноги на ширине плеч. Оружие и снаряга не тронуты. Остекленевшие глаза открыты и смотрят вправо, в ту сторону… куда исчез враг. Да, именно туда! Как же растяжки, сигналки, свистульки? Кто смог просочиться в здание, наверх, через все этажи?

– Петро-о! Как же… та-а-к?! Я щас… я… полежи, дружище. Полежи, отдохни. Знаю, устал ты. Все устали. Полежи, брат. Я быстро, – шепнул Никита, концентрируя внимание на определенном участке лестничного марша на крышу, высматривая сумеречный закоулок пролета, – я понял тебя, Петро. Он там. Я понял.

– Командир, не лезь один, – раздалось в наушнике, – я щас, командир. Мля-я!

Орк спешил к командиру. Даже запнулся об труп Паласа и поскользнулся в луже крови анархиста Шишки. Но вскочил и побежал, боясь опоздать. Он знал своего командира хорошо. И от этого знания ему сейчас не становилось лучше.

– Команди-и-р, нет. Не ходи один. Я бегу-у… жди-и, командир.

– Орк, что там? Орк, твою мать! Что с командиром?

– Орк, что с ним? Где вы?

– Никита, ты где-е?

– Тротил?

Эфир заполнился криками и призывами. Все начинали осознавать, что в миг победы случилось что-то непоправимое и страшное.

Услышав раскаты далекого грома, Зрячий нахмурился. Гроза? Фиг знает. Выброс? Да ну-у! Через двое суток после Вспышки? Так быстро? Не-е, не может быть. Да и не видно предвестников стихии: разноцветных всполохов на куполе Зоны, необычно сильного ветра, давления, повышения уровня радиации, жара, гона мутантов. Хотя, вон аасмен чешет, скачет, как угорелый.

Странно.

Следопыт засобирался. Трофеи, скарб, хабар. Бой уже окончен. Товарищи пали в этом сраном НИИ. «Бастион» побежден (жаль, что не весь!), остатки бегут прочь. Бегут. От кого? От этих военных, показавших секте, где раки зимуют? От незнакомых Зрячему бойцов неопределенной принадлежности. Новая группировка? Да не-е, не может этого быть! Откуда? Зачем? Но «Бастион» бежит. Хорошо бежит! Выброс?

От нового раската анархист вжал голову в плечи. Ого! Сильно.

Он прикинул, как быстро доберется сейчас до подвала лабкорпуса, всего лишь спустившись вниз, укроется там и переждет грозу… или что там надвигается. И бросив последний взгляд за створку оконной рамы, обомлел. Медленно провел ладонью по правому глазу, служившему контрольным, прицельным. И невольно открыл рот.

На крыше НИИ прямо напротив окна Зрячего, в каких-то сорока метрах, стоял тот гад в черном одеянии с шестом в руке. Стоял в боевой стойке и готовился начать атаку.

Но не против него, Зрячего.

Следопыт с трудом проглотил ком в горле и закрыл рот. Он сжал зубы, прищурился и вцепился в цевье винтовки.

Напротив «черного» замер в напряженной позе военный.

Минуту назад Никита выбрался из лифтовой будки на крышу здания, держа в поле зрения и страхуя «валом» все сто восемьдесят градусов обзора. Но маскироваться не пришлось, как и упражняться в дедуктивных методах поиска убийцы Тротила. Этот гад никуда не убегал и не исчезал. Он просто стоял в пяти метрах от спецназовца и ждал. Да, именно ждал того, кто за ним придет. Он все продумал, понимая, что связь со своим бойцом потеряет и первым всполошится именно командир этого спецотряда. Хороший, видимо, командир! Потому что держать связь со всеми должен он и встревожиться, а затем проверить пропавшего солдата тоже обязан он сам. И отомстить, конечно же, лично!

Незнакомцу в длинном черном плаще с большим капюшоном на голове, скрывающим лицо, это и было нужно!

Никита выругался, но не громко, не истерично. Он не суетился, но и не мешкал. Убийца Тротила мог и сбежать. Или прийти не один – вон какой спокойный, возможно надеется на прикрытие.

Истребитель окинул взглядом плоскость крыши. И ее кромки. Никого живого. Два трупа в разных местах. Бастионовец и азиат (Мао КНР погиб последним в схватке с сектантом). Сбитая Холодом нерабочая пулеметная турель уставилась стволом вниз. В углу северной стороны – «энерго» приличных размеров. Под краем бордюра крыши переливался «пузырь», в общем-то, никого до сих пор не напрягая и не мешая. Разве что воронам. Толь крыши чернел пятнами гудрона на сером фоне. Мусор и кое-где пучки травы шевелились от легкого ветерка.

«Чисто. Вроде никого больше. Значит что?! Он один? Один! Смелый мужик. И, видимо, не слабый!».

Для пущей уверенности Никита перевел ствол «вала» на трупы. Автомат бесшумно чавкнул раз, другой. Мертвяки не пошевельнулись. «Точняк, “двухсотые”. Может за будкой?»

Истребитель на полусогнутых ногах плавно передвинулся в сторону. Не спуская глаз с «черного», метнулся к стенке лифтовой шахты.

Чисто.

Вернулся на свое место.

– Оружие на пол, руки в стороны. Живо-о! – крикнул разведчик, направив ствол оружия на противника. В том, что тот был врагом, спецназовец не сомневался. Конец посоха краснел от крови Будынника.

– Крышу, – твердо и сухо сказал «черный».

– Что, твою мать? Что ты там, сука, лопочешь? Быстро оружие и палку на пол! Руки…

– Это крыша, не пол. И ты сам уходи в нее.

– Что-о ты-ы сказа-а-л?!

Никита сделал шаг вперед. Хотя знал, что в таких ситуациях нельзя сокращать дистанцию с противником. Тот стоял, не шевелясь, безэмоциональный, черствый, безликий. Словно статуя или идол.

В наушнике голосили боевые товарищи, кое-кто из них понял местонахождение командира. И они торопились.

Вот выскочил Орк. Дорогой, родной, бывалый Орк. Он с ходу бросился на незнакомца с автоматом наперевес. В его лице было столько злости и отчаяния, что, казалось, он стволом оружия мог бы проткнуть «черную статую» насквозь.

Но здоровяк не успел. Сделав невероятный, фантастический кульбит, «черный» с разворота влепил посохом по шлему нападавшего. Орк отлетел на пару метров и повалился навзничь, не подавая признаков жизни.

«Не-е-т!». Никита не кричал, не брызгал слюной и не рвал на себе тельняшку. Чего ему стоило пересилить себя в этом порыве, удержаться от нелепых действий, никто не мог представить и понять.

Но он на миг растерялся. Выпустить всю обойму тяжелых «сапсанов» в эту ненавистную фигуру или броситься и рвать, потрошить, кромсать гада?! Эмоции пересилили разум. Истребитель прислонил «вал» к стенке будки, дабы не сбить оптику, кинул мимолетный взгляд на неподвижного Орка, пересилил бешеный порыв и посмотрел на «черного».

– Ты труп!

– Я знаю. Я давно труп. Для себя и для всех, – проговорил незнакомец, в голосе которого чувствовалась какая-то металлическая нотка.

– Молись, урод! Я зубами тебя, сука, рвать буду!

Никита встал в боевую стойку, любимую и привычную в спаррингах АРБ, вынул нож разведчика и исподлобья бросил оценивающий взгляд на снарягу противника: острый посох, явно, не деревянный, оленебойка десятого калибра за плечом, на спине плоский рюкзак-ранец. Тоже кожаный, как и вся экипировка.

И черная пустота под капюшоном.

«Как можно так спрятать морду, что даже подбородка не видать, и при этом самому видеть все вокруг?!».

В этот момент Зрячий заметил их на крыше главного корпуса. Его тряхнуло так, что лоб мгновенно вспотел, а рана на щеке снова закровила. Гул в голове от контузии еще не прошел, но в голове прояснилось как никогда. И раскаты грома возникающего на АЭС Выброса тоже отошли на второй план. Следопыт помотал головой и проморгался, пытаясь снять наваждение. Но оно не улетучивалось. Это была страшная явь! И, кажется, он понял, кто там стоит на ширине плеч в длинном плаще с капюшоном. Рука сильнее сжала винтовку и онемела на ней, управляемая нервными импульсами мозга.

– Мне в Зоне все молятся. Я не буду.

– Ах ты-ы-ы…

Истребитель бросился в атаку. Несколько резких движений и взмахов ножом оказались безрезультатными. Противник ловко увернулся, делая короткие шаги влево-вправо и назад.

Еще атака, рассчитанная на простого смертного. Ноль.

«Черный» так виртуозно владел телом, что Никита окончательно понял: враг не так-то прост.

– Вот как?!

Он снова нырнул вперед, чуть вниз и вбок, делая хитрый реверс и удар ножом. Острое лезвие скользнуло по груди неприятеля, не достав его плоти, но рассекло часть плаща и ремень ружья. Оружие тут же свалилось на серое полотно крыши.

– Зря ты это, Истребитель! Твой рок. Аминь, – строго и сухо изрек «черный» и взмахнул посохом.

Никита не только уловил недовольство в словах говорившего, но и удивился, что тому известен позывной командира разведки. Стремительно парировал нападение, ушел от смертоносного выпада палки с мелькнувшим у щеки острием, и сам ткнул клинком НРС в цель. Нож звякнул глухо, словно ткнул в броник. «Ясно! Тогда более слабые места твои, козел». Удар, взмах, уход, удар. Мимо. Ногой, ножом, блок, удар, блок, уход, ногой.

Без толку.

Еще взмах, блок… «Мля, больно-о!». Он отбил посох предплечьем левой руки, которая чуть не отсохла. «Ну, падла, держись!».

Опять серия ударов, выпадов и блоков. Ногой попал противнику в колено, пытаясь повредить связки и сустав, но враг отпрянул и выполнил кульбит. Да такой, каких рукопашник спецназа ни разу не видел на тренировках. Противник вдруг оказался с фланга, пока полы его плаща еще мелькали перед носом Никиты. И ударил шестом по спине. Спасла разгрузка. Но звездочки в глазах брызнули. Это от удара-то по спине?!

Отскочив, Истребитель кинулся с хитрым изворотом, делая «ножницы». От такого приема нет блоков и спасительного ухода. И ничего в ответ. Либо пропустить удар рукой с ножом, либо вертушку ногой. «Черный» защитился от оружия. Поэтому подошва берца четко попала ему в печень. Если она, конечно, вообще у него имелась!

Вроде согнулся, чуть скривился, но ничего более. Тут-то разведчик понял, что имеет дело с очень непростым противником. И очень опасным.

Он сделал шаг назад, ловко отстегивая и скидывая лишнее: шлем, разгрузочный жилет, пояс с кучей амуниции. Нож в это время держал в зубах, отчего края рта закровоточили. Не до этого! Враг посмотрел на зарево небосвода с севера, окинул безликим взором периметр, услышал голоса приближающихся людей. И выставил посох в сторону спецназовца.

– Ты уверен в своих желаниях, иноземец?

– Пошел нах..! – гаркнул Никита, схватив НРС и успев другой рукой спрятать свой капюшон вовнутрь, под ворот, дабы в бою не могли ухватить за него.

– Уходи в землю-ю. Зона простит тебя! Уходи-и в нее… – начал привычный ритуал незнакомец, сочтя разведчика уже без пяти минут трупом. Но…

Никита с криком бросился вперед. Отбил палку врага, присев на колено, и ткнул ножом в селезенку. Снова лезвие встретило преграду, не причинив никакого вреда «черному». Кувырок, вскочить, блок и захват шеста. «Ага-а!».

Но каким-то чудовищно сильным рывком неприятель вырвал свой посох из руки разведчика, мгновенно развернулся и со свистом влепил им по плечу Истребителя. Никиту отбросило в сторону, но он удержался на ногах. Нож выпал из онемевшей руки, плетью повисшей вдоль тела. Как же больно!!!

Это был нехороший знак для Истребителя. И он, почуяв это, зарычал, вскинул другую руку, неуловимым движением приводя механизм «кильки» в действие. Скрытое холодное оружие не раз выручало разведчика. И на этот раз, мелькнув в воздухе стальной спицей, нож попал в неприятеля. Тот успел прикрыться рукой и лезвие пробило его ладонь почти насквозь.

– Что, тварь, больно-о?!

– Уходи-и в Зону, Истребитель. Ты здесь…

Договорить ему Никита не дал, снова ринувшись в бой. И успев подобрать НРС. С боевым кличем рубанул наотмашь. Мимо. Лезвие клацнуло по плечу врага, как по железу, и только чудом Истребитель избежал ответного поражающего удара посохом.

Выброс должен был случиться через несколько минут. Теперь любой твари в Зоне стало ясно, что это не гроза. И что стихия застала всех врасплох.

Прием, удар ногой, блок уже перебитой рукой, адская боль, снова выпад, удар, взмах.

Пропустить тычок палки в грудь Никита посчитал позором и очередным предвестником проигрыша. Отлетев метра на три, он с трудом поднялся.

Как минимум два ребра треснули, а по куртке расплывалось багровое пятно. Разведчик закашлялся, сплюнул кровавую слюну. «Неужели легкие?!». Он стал сноровисто и четко мастерить НРС, готовя его к стрельбе. Нож разведчика специальный позволял совершить один выстрел, и от такого шанса его хозяин не хотел отказываться.

Противник, выдернув «кильку» из кисти, заметил действия спецназовца и потянулся к лежащему на гудроне крыши карабину. Ловкое движение, и оружие оказалось в обеих руках. Почти в положении стрельбы. Но два выстрела прервали намерения «черного».

От лабораторного корпуса ухнула штурмовая винтовка Зрячего, горящего жаждой мести. И НРС Истребителя выпустил свой заряд. Фигура в черном дернулась, рукава и полы плаща колыхнулись. Незнакомец издал утробный стон, но остался стоять на ногах, хотя экспансивная пуля НРС валит туши и поболе этой. Он повернул капюшон в сторону лабкорпуса, и Зрячий мог побиться об заклад, что увидел два красных уголька на черном фоне невидимой физиономии. Стало жутко, страх пробрал анархиста до костей. Он припал к окуляру ИЛ-86 и застыл в готовности повторить выстрел. «Ничего не понимаю, почему его пули не берут?!».

Вид Истребителя со стороны казался в некотором роде киношным – этакий хардмен, волк-одиночка, погибающий, но не сдающийся герой экшн-боевика. Но не кино снималось камерой шлема, лежащего на гудроне, а Истребитель не был одиночкой.

С двух сторон, из лифтовой шахты и пожарной лестницы на крышу один за другим высыпали люди. И это были не только его подчиненные, но и новые друзья и знакомые. Противник вертел головой по кругу, отмечая прибытие все новых и новых врагов. Врагов себе, но не этому упорному смельчаку, бросившемуся в смертельную схватку.

Никита и сам поразился увиденному, у него появилась надежда, а родные лица боевых товарищей придали дополнительную энергию и задор. Как же приятно было увидеть их, появляющихся здесь и выстраивающихся дугой за спиной «черного».

Дорогие, родные, мужественные лица. Пыть-Ях, вскинувший АКМ и сверкающий глазами. Анжела с «валом» наперевес и выражением лица, выдающим недвусмысленные намерения. Димон, поднявший снова выпавшее из рук незнакомца ружье и направивший толстенный ствол на врага. Баллон с трофейным «миними» подмышкой, готовый открыть ураганный огонь. Из его ноздрей разве что пар не вырывался! Холод в экзоскелете со своим раритетным МР-40 наперевес. Его в этом наряде трудно было узнать, разве что по перекошенной от злобы физиономии под плегиоклазовым забралом. Корсар с Бродягой бок о бок. Два друга, вид которых не вызывал сомнений в решительном настрое покончить с неприятелем. Аперкорт со «страйкером», заряженным картечью, и хмурым, даже злым взглядом. Кэп в грязной черной униформе с окровавленным лбом и «бизоном» в руках. Зубоскал, сжимающий в здоровой руке «черный ястреб». Тагил с АК-74М, не спускающий пальца со скобы подствольника, и Вовка, прижимающий многозарядный арбалет к плечу. Бодайбо с горящим факелом. И еще кто-то!

Зрители опешили от вида не только двух спаррингующихся, но и двух вновь прибывших.

Егерь со своим дробовиком и в фуфайке, небрежно держащий приклад под мышкой и поглаживающий бородку. И однорукий сталкер-одиночка с взъерошенными патлатыми волосами, с очками на носу, с длинной, остро заточенной рессорой.

Чертежник!

Док сделал знак, пояснив, что Орк дышит. Значит, жив! Такого орла разве палкой с одного удара прибьешь? Да и Никиту, наверное, этот гад давно бы прижучил, если бы не «янтарь» без обертки в кармане куртки и не «глаз» на груди под тельником. Первый немного обезболивал и тут же лечил ушибы, а второй наделил хозяина сверхъестественными способностями и усилил до максимума боевые качества человека. Конечно, Истребитель и без этих артефактов не считался размазней и рохлей, но сейчас он проводил прием или удар неестественно быстро, а блоки держал намного крепче.

Противник сразу смекнул, что здесь не все просто, ведь он и сам обладал нечеловеческими способностями.

На сердце сразу стало легче от полученного известия о живом Орке, но смерть Тротила не давала покоя майору. Он снова выставил руку с ножом и приготовился к очередному броску.

– Ешкин кот, это ж… сам Черный Сталкер! – промолвил Егерь и непроизвольно крякнул.

– Молчи, Егерь! Ступай мимо, ты зря лезешь не в свое дело, – ответил тот, потирая места ранений.

– А какое твое дело здесь, урод? – зычно проговорил Баллон, сжимая кулаки на оружии. Еще секунда, и он открыл бы огонь.

– Ты это… не балуй, Черный! И ребят этих не трожь, они Зоне ничего плохого не сделали. Наоборот, чистят ее от дерьма всякого. Как и ты. Какого лешего ты сам сюда влез?

Мало того, что у половины присутствующих и так рты открылись и глаза вытаращились от имени незнакомца, так еще и претензии Егеря к нему выбили народ из колеи. К нему, к богу и идолу Зоны!

Видать, не такому уж и идолу!

– Уходите, пока целы. Я решу, что с ним делать, свои счеты имеются, – грозно сообщил Черный Сталкер, готовя посох-оружие для удара, – мне незачем тратить на вас драгоценное время.

– Подумай хорошенько, Сталкер! И прими истинно верное решение. Ты же тоже сталкер как и все мы, хоть и черный, – проговорил Корсар.

– Я щас жопу тебе порву, божок местный! – встрял Никита. – За Тротила и за борзоту твою… Бойцы, всем покинуть крышу. Надвигается ураган. И оборона внизу ослаблена.

Ухмылку противника никто, конечно, не видел, но смешок услышали. Тагил переглянулся с Бодайбо, тот вздернул брови в немом вопросе. Вовка не сводил удивленного взгляда с того, кого почитала вся Зона. Кого боялись жители и даже мутанты. И вот он тут. Он! Вот такой, каким его сейчас видел десяток пар глаз. И он, в общем-то, прилично уже схлопотал от командира спецназа. Значит…

Черный Сталкер взглянул в сторону Зрячего. Тот поежился и отвел глаза, готовый поклясться, что заметил злой взор врага. И вдруг оформилась царапавшая подсознание мысль: за плечом одного из сподвижников этого смелого вояки, стоящего против «черного», висела его, Зрячего, винтовка. Его любимое оружие! Так вот, кто тогда ночью обшмонал и напугал снайпера! Этот сталкер рядом с пацаном, держащим арбалет. Арбалет? Пацан! Это же Полтора! Едрить их за ногу. Вот они где! Попались!

Зрячий мгновенно припал к окуляру ИЛ-86, взяв Тагила на прицел. И замер. Потому что было на что посмотреть.

А ураган, называемый в Зоне Выбросом, продолжал набирать силу и приближаться.

– Пипец! Все тут собрались, как я погляжу. Ну, щенки, прощайтесь с жизнями своими, – пробурчал Пятерня и прицелился в Тагила, затем в «черного», и, наконец, в Истребителя.

– Может не надо, шеф? – вкрадчиво спросил Мизинец, залегший в метре от старшего, за парапетом крыши ТЭЦ.

– Молчи, сопляк. Они все в сборе. То, что надо! Мля-я, с кого начать-то? Эх, анархистов нет сраных! Щас бы знал, с кого первого молоко сбивать.

– Шеф, че-то мне не нравится это! – снова прогундосил младший из наемников. – У них там свои разборки, ну их в зад, нехай сами стрелку сводят. А?

– Замолкни, Мизинец!

– Патрон, младшой тему говорит. В натуре, они сами друг друга порешают. Дождемся списания? – отозвался Средний.

– Вот вы, мля, под руку… сговорились. Струхнули под конец?

– Шеф…

– Ладно, зазырим, кто там и кого ща порешит! Держите свои сектора, фигли все в мой вылупились?

– И ваще валить надо. Вот-вот Выброс нагрянет, – пробурчал Мизинец.

– Я щас вниз тебя скину, умник! Какой после Вспышки Выброс? Фуфло тут не гони. Давай…

Договорить ему не дали события, разворачивавшиеся на крыше НИИ. Там произошло нечто неожиданное.

– Звизде-е-ц! – воскликнул Пятерня, слившись глазом с окуляром оптики. – Ни хера себе расклад!

– Люди все на своих местах, командир, – доложил угрюмый Холод, – как ты и расставил их. Все путем, Никит! Тротил только…

– Разведчик, слышь, не лезь! Ну его, – сказал Тагил.

– Не вмешивайся, спецназ, не твоя война! – заметил вслух Бодайбо.

– Командир, остынь! Правду говорят…

– Я за Петро и за Орка всю спесь сейчас ему выбью, – твердо ответил Истребитель, сближаясь с противником, – Баллон, не смей. Всем стоя-я-ть! Я сам. За Тротила.

– Смешные вы! – вдруг раздалось из-под капюшона. – И мутные. Кто вы здесь? И вояки, смотрю, и «Бастион». Сталкеры, «Пепел», наемник, бандит. Вы спятили? Или Зона умом тронулась, раз вместе стоите тут, извечные враги? Уходите.

– Тебе какое дело? Вали ты отсюда, палач хренов!

– Я чищу Зону от лишних, от чужих, от грязи и нарывов на ее теле и в душе…

– От грязи-и? Это Тротил-то нарыв в твоей Зоне? Ах ты, мразь!

– Никита, нет!

– Командир!

Истребитель бросился в бой. Резко, открыто и прямо. Отклонил удар посоха, рубанул ножом, ногой, снова ножом. Попал в рану на теле врага, где в плаще виднелась дырка от пули. Угадал. Черный Сталкер зарычал, явно разозлившись, и провел серию выпадов.

Бойцы опешили, замялись, не зная, что предпринять. Глаза их не успевали следить за мелькающими конечностями и телами двух соперников, причем, время схватки исчислялось секундами.

Кто-то вскрикнул, другой застонал. Отряд встрепенулся и подался вперед. Они и правда сейчас были одним целым, сплоченным и сильным ядром, соединившим в себе мощь, хитрость, ум и опыт разных группировок. Причем, лучших ее представителей. И даже этот безумный Чертежник пришел на помощь сталкерам, оказавшимся в кольце врага в здании института, в этом «доме Павлова». Долг платежом красен! Бодайбо же выручил его в детском саду, отвлек азиатов и спас легенду Зоны. И сейчас Чертежник пришел на выручку.

– Как… тебе… это удалось… вояка? – прерывисто спрашивал Черный Сталкер, орудуя палкой и нанося удары разведчику. – Собрать всех и… подчинить их волю, разум… и силу. Как?

– Тебе… гнида… этого не понять… На.

Схватка закончилась неожиданно. Изрядно потрепанный неуязвимым противником разведчик пошел на последний шаг. Понимая, что онемевшее тело хуже подчиняется, силы на исходе, выпады все медленнее, он по-борцовски грязно кинулся неприятелю под ноги. Его намерения оправдались – противник, не ожидавший такого грубого, но эффективного приема, пошатнулся и грохнулся на влажный гудрон. Рывок, удар, захват. И посох Черного Сталкера очутился в руках Истребителя.

– Он не человек! – воскликнул Никита. – Это киборг какой-то, на хрен!

И с этими словами разведчик обрушил на врага град ударов, ощущая в черной гладкой палке из какого-то композитного материала невиданную мощь и податливость. Он не знал, что сам по себе посох Черного Сталкера являлся артефактом, а его хозяин давно уже не был человеком!

Силы оставляли организм бойца, но посох, «глаз» и «янтарь» придали разбитым и ослабевшим рукам небывалую энергию. Почему-то в этот миг Никите показалось, что он может с закрытыми глазами вставить этими руками нитку в ушки миллиона иголок. Или вышить бисером полотно метр на метр, нисколько не смысля в этом женском рукоделии. Шест в руках спецназовца превратился в продолжение руки. Он так легко и виртуозно вращал посох, что опешившие товарищи замерли, а кое-кто вслух поразился увиденному. Только что почти проигравший схватку командир вновь ожил, словно восстал из пепла. И никто, конечно, не догадывался об истинном самочувствии Истребителя и о том, что делает он это из последних, уже не своих сил.

Черный Сталкер поздно ухватился за шест, пытаясь выдернуть его из рук разведчика и вернуть себе. Он вцепился в него черными перчатками, когда острие посоха уже проткнуло его плоть в области живота. Никита надавил, наверняка убивая противника, но тот пока не собирался умирать…

Рывком на себя и шагом назад Черный Сталкер вынудил Истребителя податься за ним, но потеряв опору под ногами, оступился с края крыши и повис в воздухе. Обе руки сжимали шест, застрявший в его теле. Ни крови, ни стонов, только неимоверная тяга к жизни, к борьбе, к выходу из проигрышной ситуации. Никиту тянуло вниз весом врага, напяленного шашлыком на шампур, разведчик еле удержался на кромке здания. Колени затряслись, на руках буграми вздулись мышцы с проступившими венами. На шее отчетливо проявилась сонная артерия. Все жилы разведчика запели струнами. Еще секунда, и он отпустил бы посох, чтобы пронзенный неприятель упал с высоты, прямо в переливающийся шар «пузыря» – аномалии, притаившейся на уровне пятого этажа. Полы отвисшего плаща Черного Сталкера уже почти касались контура «пузыря», а наполовину спавший капюшон обнажил и наконец-то показал сопернику настоящее лицо. Никита вздрогнул и ахнул, увидев… маску смерти. Искаженная злобой уродливая физиономия с изъеденной радиацией кожей и двумя красными маячками вместо глаз.

– Уходи ты сам, проклятый, в свою Зону! – простонал Никита, начиная разжимать пальцы. Но…

Бесшумный выстрел ВСС из окна энерготехникума внес коррективы в исход поединка. На глазах боевых товарищей пуля пробила одну и вскользь рванула икроножную мышцу другой ноги спецназовца. Потеряв опору, Никита рухнул вниз вместе с врагом. Они тотчас исчезли в сфере аномалии. «Пузырь» чавкнул и снова замер в прежнем виде.

Город задрожал от волны Выброса, ворвавшегося в его пределы.

– Вот так. Готовы, – довольно изрек капитан, убрав с окна ВСС и спрятавшись за угол кирпичной кладки, – теперь ускорим их развал и отомстим за павших солдатиков. Да и за все вообще.

– Что ты наделал, капитан? Зачем? Они наизнанку вывернутся, весь город перепашут, а найдут убийцу! – Герда ладонями охватила лицо.

– Ничего. Сворачиваемся и меняем НП. А потом…

Договорить офицер «Сокола» не успел. На глазах у блондинки его голова раскололась, забросав ошметками и забрызгав кровью вошедшего в комнату Стерха. Тот прибежал с сообщением о надвигающемся Выбросе и немедленном уходе в подвал. И напоролся на ужасную сцену.

Герда застонала и замотала головой, сдергивая бандану и комкая ее в кулачках. «Это конец! Теперь все. Конец! Все».

Козуб оторвался от ПСО «вала» и ехидно улыбнулся. Он только что завалил этого вояку в окне третьего этажа техникума, пытавшегося открыть огонь по бойцам в НИИ. Причем решил испытать артефакт «пуля», подобранный вчера в Зоне на рейде. Ну, и испытал! Эта диковинная штуковина, вставленная в ствол, приобрела форму и состав патрона СП-6, только удесятерила его свойства. Выстрел как выстрел, отдача обычная, звук не громче щелчка пальцами. Но сверхпуля пробила кирпичную кладку стены и снесла голову офицера вместе со шлемом. Когда капитан свалился на пол, Герда на пару с военсталом, забрызганным кровью офицера, еще долго пялилась на ямку подбородка убитого. Все, что осталось от его лица, потому что губы и верхняя часть головы отсутствовали напрочь.

Вовка толком не помнил и не понимал происходящих событий после гибели командира спецназа. Действительность разделилась на до и после страшной сцены. Он, как сомнамбула, стоял возле края крыши и с трудом различал бегающие фигуры и их крики. Мат, зов и оклики, многочисленные распоряжения из десяти глоток создавали непонятный гвалт, суетливая беготня вылилась в хаос, мельтешение. Люди носились по крыше здания, спотыкаясь и норовя упасть вниз или стать мишенями недобитых сектантов.

Арбалет налился свинцом и тянул вниз. Отец спорил с другими сталкерами и пытался сделать хоть что-то, нависнув с бордюра над облачком аномалии. Холод, чуть не выскакивая живой шпротой из консервной банки экзоскелета, бросился к северной стороне крыши, стал выцеливать окна энерготехникума, сменив немецкий МР-40 на СВД. Баллон изливал проклятия, носясь вдоль всех краев крыши. Фифа ревела, Док обхватил голову руками и замер, точно сфинкс. Димон тряс Орка, с трудом приходящего в себя. Остальные зигзагами бегали по периметру крыши, ничего толком не соображая и пытаясь понять, вникнуть в происшедшее. Тревожные, испуганные, скорбные лица.

Никто не мог и не хотел верить в такой исход, такой ужасный конец ситуации. Бойцы не верили в смерть Истребителя, хотя сами видели гибель их командира, товарища, друга.

Так нелепо, так неожиданно, глупо. Так не должно было быть!

Да, он вступил в неравную схватку с самим Черным Сталкером, но он уже победил его, одолел, сбросил. Почти сбросил. И победил бы всухую, если бы не внезапный выстрел третьего лица.

Это была трагедия! И это было воистину больно. Чего уж греха таить – больнее, чем предыдущие потери бойцов.

Вовка медленно приходил в себя. Он не знал этого человека, спецназовца, приведшего сводный отряд через половину Зоны сюда, в ее сердце – Туманск. Но за короткое время, проведенное вместе, за пережитые мгновения схватки смельчака с самим идолом Зоны он узнал его и успел привыкнуть к нему. И в лице бати он читал то же самое, не говоря о других известных сталкерах: Корсаре, Бродяге, Егере и Эскимо. Часы «Командирские» мерно тикали на руке. Подарок Истребителя.

Холод в кого-то выстрелил. Этот разведчик и, вправду, выглядел коренным бастионовцем в трофейном спецбронике. «Кого-то подсек, раз шмальнул. Снайперы спецназа просто так не лупят!».

И только Тротил не мог ничего сделать и даже сказать. Потому что лежал мертвым на лестничной площадке возле лифтовой шахты и холодным взглядом смотрел на дверной проем…

Как и кто проворонил Черного Сталкера, никто пока не мог сказать. Виновного искать было некогда, да и поздно. А вот убийцу вычислили и предприняли скорые меры к его поимке. Вояка в техникуме! Холод еще не знал, что тот, подстреленный Подполом, «двухсотым» валяется в луже крови и мозгов, поэтому на правах старшего послал группу захвата зачистить здание. И сам возглавил это штурмовое звено.

В это время Ахмад, рыча и ругаясь, в смертельной схватке катался по полу и корчился в обнимку с аасменом. Мутант, запрыгнувший в окно первого этажа НИИ, где дежурил чеченец, сразу же бросился на того. Ахмад ловко сбил монстру прыжок и кинулся врукопашную, потеряв от удара оружие. Нож против когтей и гнилых зубов урода годился неплохо, но сила аасмена и его скользкие конечности оказались серьезным препятствием к быстрой победе. Растерзанная фуфайка чеченца выглядела пропущенной через мясорубку, кровавые полосы на лице и руках горели, но кавказец с остервенением рвал и долбил мутанта ножом, кулаками, коленями и даже головой.

Вылетевший из руки нож не повлиял на успех аасмена. Наоборот, Ахмад дико заорал и схватил пальцами за гнилой противогаз и скользкий череп урода. Большие пальцы обеих рук оказались на окулярах. Тела соперников слиплись и тряслись от напряжения. Вдруг стекляшки очков намордника аасмена провалились вовнутрь, и пальцы чеченца вдавили их в глаза чудовища. Ахмад из последних сил нажал и зажмурился, когда из глазниц аасмена брызнули слизь и черная кровь. Зеленый кисель мозговой субстанции излился наружу, прямо на лицо кавказца. Он отшвырнул врага, не стал созерцать его агонию, а отполз к стене и начал тереть физиономию рваными рукавами.

Вскоре раздался его выстрел – сигнал тревоги.

Бойцы разбежались по секторам, не забыв проверить охранение внизу и усилив ключевые точки первого этажа. На крыше остались Вовка с Орком. Последний еще до конца не очухался, мотая головой, трогая обширную гематому и слушая звон колоколов в ушах. Пацан рассказывал ему о схватке Истребителя с Черным Сталкером, об их гибели, а сам пялился на шлем командира спецназа и компактную видеокамеру на нем, продолжавшую снимать крышу и двух человек на ней.

Сталкеры заняли лабораторный корпус. Зрячий, еще не отошедший от ступора схватки человека с Черным Сталкером, понял, что сейчас его примут за убийцу и будут мочить. Он отбросил винтовку подальше, уселся на задницу и стал смиренно смотреть на вход. Сидел и ждал сталкеров, прикидывая в уме, что им скажет и чем докажет свою невиновность. Хотя и был уверен, что стопудово зубы выбивать начнут, не дослушав его до конца.

Первым в помещении появился Эскимо. Он наставил на анархиста обрез и громко позвал остальных. Этого белобрысого молодого парня Зрячий никогда не видел в Зоне, а вот следующего он признал сразу.

– Какого хрена расселся тут, анархист? – промолвил Корсар, возбужденный бегом и новостями последних минут. – Ща выброс будет, пулей за нами!

– Я… я… да-да… я мигом… я… – залепетал следопыт, пораженный таким поворотом событий, и потянулся к своей снаряге.

– Э-э, не-ет. Это не трожь. Прихвачу сам.

– Понял… я… понял.

– В здании кто кроме тебя есть?

– Н-н-е-т. Вроде нет. Моих точно нет.

– Звать как? – спросил сталкер, собирая оружие и рюкзак анархиста.

– Зрячий я. С Армейских баз.

– Ясно. Корсар я. Погнали махом.

– Я знаю тебя, сталкер. Ты птица видная в Зоне. Токо пропащая, но… видать, не совсем. Иду.

Он побежал вслед за Эскимо. Покорный и тихий. Но спокойный. Теперь его не убьют! Попался на глаза кому надо. Корсар в Зоне не слыл борзым мокрушником, по жесткачу не орудовал, а считался вольным, но авторитетным, разборчивым и гуманным.

Зрячий торопливо следовал за молодым сталкером, слыша сзади топот Корсара. К ним присоединились еще двое, которых анархист тоже узнал. Тагил и Бодайбо. Два друга. Значит, где-то пацан Тагила прячется. Ведь Полтора в Зоне порознь не бродят!

На улицах гремело уже вовсю. Зарево по горизонту с севера, всполохи и языки плазмы, тучи и шквальный ветер.

Выброс!

Группа миновала двор между корпусами НИИ, усеянный мертвыми телами и очагами огня, и с разбегу влетела в запасный выход института. Прихватила по пути ковыляющего кавказца с рыжей бородой в сгустках слизи и в рваной фуфайке, спустилась в подвал и очутилась среди нескольких человек, укрывшихся там. Среди них Зрячий с удивлением заметил Фигу. И хотя он находился среди нескольких пленных, но следопыту до чертиков приятно было увидеть его. «Живой! Значит, правы были те, кто судачил о доброте Корсара. Это не «Бастион» и не «Пепел»… Опачки! И пепловец тут. Ого… и бандит… Мля-я, это ж сам Зубоскал! Пипе-е-ц!».

– Парни, закрывайте вон ту фрамугу. И укрепите ее. Эй, ты? Да, ты, – Корсар показал на Фигу, одного военного и азиата, – втроем хватайте рулоны толя и бегом закладывайте ту дверь. Зрячий, че встал? Помогай, ммать!

– Понял.

– Корсар, а разведчики? Они как? – спросил Эскимо, помогая остальным сталкерам ворочать тюки сетки-рабицы.

– Они в техникуме засели. Там схоронятся. Бегом, мужики. Выброс начинается!

Здание НИИ задрожало, заскрипело. Ветер тонко засвистел в щелях и арматуре, раскаты грома орудийным залпом ударили по кварталу. Запахло озоном. А еще страхом. А он, как известно, имеет в Зоне свои запах и вкус!

Жуткое ощущение в голове, да и во всех органах, какое-то внутреннее жжение, чесотка, тошнота и дикая сухость в носоглотке – таким было действие Выброса на людей. Но к этим неприятностям и дрожи здания добавились иные мысли. Ничто не могло отвлечь их от потери командира и сапера. Двух опытнейших бойцов в спецназе, двух лучших человек, без которых бойцы осиротели.

Стихия бушевала недолго. Грохот и всполохи стали затихать, разверзшееся было небо начало светлеть, ветром разогнало тучи. На смену им торопился оранжевый закат, немыслимо яркий в этот раз. Это отметили все, кто давно ходил в Зону. Стало светло и где-то даже солнечно, как будто небесное светило хотело напоследок приласкать лица людей своими теплыми и желанными лучами.

Гул и вибрация полностью исчезли, стало тихо и пусто. Коматозное состояние уходило, муть и рвотные порывы улеглись, а улыбки и бодрость на пыльных чумазых лицах почему-то не появлялись. Боль и горечь от утраты друзей сменила злость на Черного Сталкера – убийцу, наверняка киборга или андроида, иначе его и не назовешь. А еще негодование на группу сидящих перед спецназовцами на бетонном полу подвала техникума военсталов во главе с блондинкой. Отсутствие у них оружия, позы с руками за головами, печальные лица объяснялись удручающим положением, в которое они попали четверть часа назад. И фингалом Пыть-Яха.

Разведчики, сидящие напротив пленных, недавно ворвались в подвал здания, осматривая его в поисках врага. Быстро обезоружили спецов Зоны, расслабившихся в преддверии Выброса и кучей сгрудившихся на полу в углу. Только радист схлопотал от особо ретивого Стерха кулаком в челюсть, но парировал следующий удар и свалил обидчика прикладом.

Взяли военсталов быстро и внезапно. Да и закралось такое чувство, что они особо не сопротивлялись. Видимо, понимали, что связываться с превосходящими силами спецназа ГРУ не стоит.

Теперь пленные стояли на коленях со сцепленными на затылках руками и вид имели крайне унылый. Потные физиономии, в саже и извести. Затекшие ноги и руки невозможно размять. И нельзя вымолвить ни слова. Под запретом старшего военного и стволами спецназовцев.

Холод громко и где-то даже демонстративно высморкался, нисколько не стесняясь женщины. Еще раз обвел всех пленных недобрым взором, поднялся, бросил короткий взгляд на своих:

– Пыть-Ях, давай к двери. Аперкорт, осмотри подвал. Док, не спускай с них глаз, если что – сразу вали на хер. Не фиг церемониться с уродами.

– Есть.

Радист и пепловец разбежались, Ден подошел к Стерху. Присел напротив. Внимательно посмотрел ему в глаза.

– Ты стрелял в нашего?

– Нет, – сразу ответил военстал.

– Отвечаешь?

– Да.

– Уверен?

– Да. Разреши вопрос…

– Я здесь задаю вопросы, вы отвечаете! – строго оборвал Холод и, скрипнул массивом экзоскелета, с трудом поднялся.

– Понял.

– «Винторез» только у тебя. Значит, ты.

– По чесноку не я. В здании есть… гм… были еще снайперы.

– И?

– Один «двухсотый» еще до Выброса. Офицер с ВСС дал по твоим. Но он в минусе. Из ваших кто-то его срубил. Отвечаю, старшой.

– Проверю. Если все же ты, писец тебе! Понял?

– Да не дурак! Уразумел.

– Старший в группе ты. Я помню встречу с вами на окраине города. Но что за телка с вами?

– Э-э… с параллельной группы. Не наша. С Большой земли. С ученым шла и вон тем гавриком, – Стерх показал на Кота, на лбу которого краснела ссадина.

– Ясно, разберемся. Значит, все за изделием приперлись? НАТО жопу рвет, так сильно хочет установку? Хрен им! И вам тоже.

– Да мы и не претендуем… наше дело маленькое. Увести – привести.

– Кого? Вояк натовских?! Проводниками и вольных сталкеров нанять можно. Только ваши западные «друзья» не любят их чего-то. Не-е, у вас хотелки другие! Вы под каблуком у европейцев. А мужики местные хотят одного – заработать на пропитание, на жизнь. Себе и семьям своим. А еще на лекарства, которых в здешних местах нема.

– Да тут артефакты лечат…

– Которые вы же и забираете? И мочите, гоняете народ по Зоне?! Помолчи уж, вояка! Не тебе заикаться о морали и балансе сил в природе.

– Молчу, старшой.

Холод кивнул Доку и Баллону. Мол, «бдите их». Подошел к блондинке. Прищурился, рассматривая ее волосы, личико, ноги.

– Что ты споешь, краля? Ничего не знаю, не видела, не слышала? Или сразу доложишь, кто, откуда, зачем? Кем послана, кому изделие предназначено. Только не молчи. Иначе язык развяжу быстро.

Герда вздрогнула. Снизу вверх зыркнула на спецназовца в облике бастионовца. Уж очень ей не нравился этот экзоскелет. И его взгляд тоже не нравился.

– Герда Штайер. Управление внешней разведки бундесвера. Вела группу из двух человек в город. За энным изделием в НИИ. Рейнджеры являлись прикрытием. Ничего не получилось. Ученый исчез, Кот… вон тот… не в теме. Полтора… проводники – срулили недавно. Хокс погиб. Изделие… судя по всему, у вас. Большего не могу сказать! Вы должны понимать меня, как коллега из противоборствующей разведслужбы. Простите.

– Ха, – Ден хмыкнул и окинул ее уже оценивающим, взглядом, – ладно, потом разберемся, что ты за птичка. Руки опусти. И поднимись. Разрешаю. Но не больше. И не выкинь, пожалуйста, никаких финтов. Здесь нет дамочек, все равны. Ясно?

Герда кивнула, покраснела, встала, потирая онемевшие ноги и стирая с лица грязь.

– Так, парни, – Ден обратился ко всем пленным, – что будем делать с вами в данной ситуации, на военном положении и с учетом вашей неприязни к нам?

Военсталы переглянулись, уставились на железную руку спецназовца в экзоскелете, лежащую на стволе немецкого МР-40. Затаили дыхание, сглотнули. Спецназ ГРУ! Эти ребята не любят говорить и сюсюкаться. Они вообще ничего не любят. Обычно они не армия спасения, а, скорее, наоборот – хладнокровные невидимые убийцы. Так представляли их на Западе. И такими изображали в кино и литературе. Кто они на самом деле – мало кто знал.

– Можно? – отозвался Стерх.

– «Разрешите», ты хотел сказать? – жестко ухмыльнулся Холод. – Слушаю.

– Офицер, отпусти нас, Христа ради! Зачем мы вам? Мы уйдем… надолго и далеко. И ни слова никому. По чесноку. Ничего не знаем, не видели. Хабар наш… гм… ваш, раз такое дело. Изделие… ваще не слышали про него. Нет его, и все! А, командир?

– Уже лучше. Так, орел! А ты что бы сделал с нами на моем месте?

Стерх искоса посмотрел на Герду, на разведчиков и снова на Холода:

– Хрен знает. По чесноку, командир! Не знаю. Наверное, по обстоятельствам. Но военных бы точно отпустил. А прочих штатских… не знаю.

– Понятно все с тобой. Лады. Перетру со своими и Корсаром… вы же, кажется, знакомы?! И отпустим. Вас. А ваших штатских, – Ден махнул на Герду и Кота, – оставляем. Типа «не знаю»! Как ты и сказал.

– Командир…

– Молчать!

– Есть.

– И это еще не все. С вами разговор особый. Выясним, была ли хоть одна ваша пуля в нас выпущена. И если была, пеняйте на себя, мужики. Ясно излагаю? Или сразу скажете?

– Не было этого. Вины нет такой. По чесноку, офицер!

– По чесноку ему, ишь. Так… – Ден собрался было выйти на связь со сталкерами, настраивая гарнитуру и вынув «наладонник», но вспомнил кое-что… – кстати, а где ваш третий? Этот, ученый?

– Роман. Так исчез куда-то, – сообщил Кот, шмыгая носом.

– Это я уже слышал. Как, куда, при каких обстоятельствах? После Выброса, я так понял, ему кранты?

– Не знаю. Никто не знает. Только Полтора знают, куда пропал Роман. Там аномалия была.

– Полтора? Это те сталкеры, Тагил и Вовка? Отец с сыном?

– Да-а. Знаете их? – глаза Кота и Герды одновременно удивленно вытаращились.

– Да. Знакомы. И что? Какая аномалия, и при чем тут сталкеры?

– Дык. Они же выдвинули идею про исчезновение ученого и предположение, что он жив. Что он влип в этот «пузырь» или портал, затем в «батут», и унесло его куда-то в Зону.

Физиономия Холода исказилась, он застыл в неестественной позе и стал похож на сломанного Робокопа. Вмиг побледневшее лицо напряглось и выразило крайнюю степень озабоченности. Бойцы спецназа сгрудились, прислушиваясь к словам Кота. Тот, поняв интерес разведчиков, продолжил:

– Невиданная аномалия в дверях техникума наверху здесь. На входе в сортиры. За ней «батут» или типа того. Роман влип туда, и его зашвырнуло далеко-далеко.

– Не свисти, помело! – сказала Герда, усевшись на кирпич. – Откуда тебе знать, далеко он или на соседней улице? Пацан же сказал, что он, возможно, жив и закинуло его в любое место Зоны. Шанс на выживание пятьдесят на пятьдесят. Искать Романа надо…

– Стоп! – Холод развернулся всем корпусом и уставился на говорящих. – Подробнее и по порядку. Еще раз. Как все случилось, куда пропал ваш ученый, что вы видели? Живей!

– А нам зачтется это? – хмыкнул Кот.

– Еще как! Если не лажа. Слушаю.

За десять минут Кот с Гердой в деталях изложили спецназовцам историю пропажи Романа, информацию о его следах возле аномалии и доводы Полтора. Холод слушал внимательно, иногда переглядываясь с товарищами. К концу рассказа лицо снайпера просветлело, он долго и молчаливо размышлял. Его мысли прервал Док:

– Думаешь, Никита жив?

– Хочется верить… О-о-чень хочется в-е-р-и-т-ь! – задумчиво ответил Ден, кусая губы. – А если его также забросило куда-то в уголок Зоны? Как этого Романа?

– А мы откуда знаем это? Про живого Романа.

– Верно. Елки-палки! Нужно срочно перетереть с Полто… с Тагилом и Вовкой. Док, вызывай их. Нет. Узнай, где они и что с ними. Мы сами туда двинем. И разобранное изделие заберем. Все полностью. Перетащим, спрячем. И найдем этого Романа. Теперь только он сможет нам помочь вернуться домой… гм… на Большую землю.

– Энтшульдигунг. Опс. Простите, а можно вопрос-корректировку? – вклинилась блондинка.

– Да.

– Из Зоны и я вам помогу выйти. Зачем рисковать установкой и опытами с ней и над вами?

– Потому что мы уже попали сюда благодаря этой установке!

Герда охнула и схватилась за голову:

– Вы это серьезно? Так она рабочая?

– Мы через другую залетели… – начал Баллон, но его остановил Ден.

– Нам не нужно выйти за пределы Зоны в две тысячи шестнадцатый год. Нам намного приятнее было бы в свой две тысячи шестой.

– Черт побери! Вы из две тысячи шестого?! Этого не может…

Холод кивнул. Но сейчас его заботило другое.

– Так. Много знаешь – плохо спишь. Или мертвым ты лежишь! Так? Та-а-к. Док, Баллон. Забираем всех. И военсталов тоже. Вашу снарягу и оружие прихватим мы. Если решите сбежать – ваше дело! Пустыми и голыми – вряд ли. Если с нами – порешаем, куда идти, что делать. Отвечаю, что хуже, чем есть, уже не будет!

– А наше все вернете? – спросил Стерх.

– Посмотрим. Думаю, да. На определенных условиях. Да опустите вы руки и поднимайтесь, – показал жестом Ден, – а пока кумекайте, где можно искать Романа и куда лучше податься. Вы же военсталы!

– Окейно! – бодро ответил Стерх и переглянулся со своими. – Не дураки, поняли. Начнем с сортиров. Найдем вашего Романа. По Зоне весть зашлем, нужные нитки дернем…

– Нам не Роман нужен в первую очередь. А наш командир! Помнишь такого? В «горке»-афганке с ППШ. Во-о-т. Он пропал таким же образом, похоже, что и Роман. Все. Сбор.

Спецназ стал собирать снарягу и оружие пленных, а военсталы сидели на битом кирпиче и раздумывали по поводу таких перемен. И дальнейших планов.

Выброс унес с собой не только мусор и пыль города, но и обуглил трупы, что во множестве лежали вокруг НИИ и на подступах к нему. Прогнал и мутантов, некоторых уничтожив.

Радиационный фон быстро вернулся в норму, о чем известили ПДА и датчики Гейгера. Новых аномалий на пути от техникума до главного корпуса института не появилось. Старые вроде бы остались на своих местах. Группа Холода, получив сообщение от Корсара, двинулась к НИИ и вскоре встретилась с остальными. Пока отряд радовался воссоединению и делился впечатлениями, Ден собрал возле себя Полтора, всех сталкеров, Егеря и Чертежника. И посвятил их в детали происшествия с Романом. Затем изложил свою версию и доводы на этот случай. И спросил мнения по поводу Истребителя.

Мужики стали дискутировать и советоваться, пыхтя папиросами и прихлебывая воду из фляжки. Жажда после Выброса мучила не меньше вопроса о судьбе командира. Полтора поведали историю о «пузыре» в техникуме, а вместе с остальными старожилами Зоны и об этой аномалии вообще. Когда она работает вместе с «батутом», то швыряет человека в дальний угол Зоны. Все рванули к окнам, изучая парапет под крышей между пятым уровнем и четвертым этажом. Ничего. Вообще никаких аномалий.

Послали Эскимо с Пыть-Яхом на крышу, но они вернулись печальные. Доложили. Никакого «пузыря», следов и вещей. Выброс стер все, что напоминало о схватке Истребителя с Черным Сталкером. И это известие не обрадовало бойцов.

После воды пошел коньяк. Последний запас. С горя и усталости.

Часовые сообщили, что кругом тишина и покой. Врагов на километр нет. Фифа беспрестанно плакала. Полкан потерял много крови, но держался молодцом. Козуб, Горбоконик и Баллон, наоборот, выздоровели, но не могли совладать с грузом печали. Орк оклемался и молчал в углу, переживая гибель Тротила и командира. Их гибель после смертей Фотона и Гоши пришлась ударом в самое сердце.

Но сталкеры и Холод не теряли надежды, узнав про действие «пузыря», сопоставив случаи с Романом и Истребителем.

– Да и этот Черный Сталкер в придачу. Он живучий какой-то и непотопляемый, – встрял в разговор бойцов Зрячий, – он не мог погибнуть! А раз он улетучился вместе с вашим командиром, то есть шанс выжить обоим. Хотя я не завидую вашему офицеру… попасть куда-то безоружным в компании Черного Сталкера.

– Звизде-е-ц! – простонал из угла Орк.

Народ обернулся к нему. Все вздохнули.

– Док, глянь чечена. Че-то весь в узорах. С аасменом бодался, – крикнул Димон.

– Хорошо. Сейчас.

– Капитан, и меня зазырь. А то прямо горит, мля! – отозвался Кэп, показывая забинтованную после укуса скелетона руку.

– Лазарет, епэрэсэтэ. Один больнее другого, – пробурчал Холод.

– Ден, кончай. Ты вона в доспехах бегал, а народ здание одолел и отстоял его у кучи противника. Сколько прошли от АЭС и атак отбили! – заметил Корсар. – Потери минимальные, учитывая полную жопность рейда.

– Так ведь, Холод, – согласился Баллон.

– Согласен со сталкером, – поддержал Подпол.

– Ага. Только Никиту потеряли с Петром, да Семакова с заложником. Гладко сработали, нечего сказать!

– Ден!

Молчали минуть пять. Переживали, успокаивались, думали.

– Ден, позволишь? – встал с ящика Корсар и, получив согласие Холода, громко позвал всех в круг.

Когда люди, включая раненых и пленных, подтянулись, сталкер продолжил:

– Народ. Сегодня мы победили. Мы с боем взяли НИИ, нашли установку, одолели «Бастион» и прочих врагов. Причем нехилых таких врагов! Пережили несколько атак сильного противника, Выброс, голод, жажду и неудобства. Это очень важно, братцы! Но все это омрачает одно «но» – мы потеряли своих боевых товарищей! Друзей. Погибли майор Семаков, доктор наук Георгий, капитан Будынник и… без вести пропал наш с вами командир. Майор Топорков. Никита.

Бойцы и сталкеры вскинули головы, уже не пряча слезы, дрожь и бледность лиц, недоуменными взглядами буравя Корсара. Стояла такая тишина, что на миг показалось, будто они не в Зоне. И не было войны, смертей и грохота Выброса. А здесь райский уголок Земли с благоухающими цветочными лугами, снежными шапками гор и порханием бабочек.

Но нет! Глаза людей были открыты и не наблюдали сказочной идиллии, а мысли бурлили в головах, как кипяток в чайниках.

Истребитель! Может быть он жив?!

– Да, вы не ослышались! Командир пропал без вести в аномалии, которая способна поглотить человека и перенести его на любое расстояние. Не во времени, а, повторяю, на расстояние. Это подобно порталу, только тот перекидывает тело в другой портал. А «пузырь» в спарке с «батутом» бросает жертву… хм… человека в место, совершенно непричастное к этим аномалиям. Но в пределах Зоны. Давайте все исходить не из худшего варианта, а из возможного благоприятного. Предположим, что Истребителя вместе с Черным Сталкером куда-нибудь выкинуло, и они остались живы.

– Тяжко им там вдвоем придется! – заметил вслух Егерь, теребя бороду. – Чай, не ровня друг другу в поединке. Оба раненые да без оружия. Ох, не завидую!

– Егерь, кончай причитать! Так вот. Наша задача найти командира и помочь ему. Всеми силами и способами. И в кратчайшие сроки. Да, понимаю. Тридцать кэмэ. Со зверьем, врагами и аномалками. Сильно плохо! Но прикиньте только, как хреново сейчас там ему… Нику!

– Что конкретно предлагаешь, Корсар?

– Не томи. Мы готовы хоть щас выйти.

– Говори, сталкер.

Отряд воодушевился. Анжела смахнула последние слезы, Орк поднял голову. Здоровяк, крепче всех друживший с командиром, открыл рот, выдохнул и даже выпрямился.

– Корсар, мы с тобой!

– Бойцы. Вот Холод. Это его идея, его план. Давайте не терять надежды и немедленно выступать в путь.

– Куда?

– Как?

– На ночь?

– Тихо. Тихо-о. Слушайте сюда. Сейчас вам всем раздадим ваши КПК. Даже пленным. Посылаем всем своим каналам в Зоне, всем товарищам, друганам и друзьям друзей, да и всей Зоне, е-мое, сообщение о поиске Истребителя. Текст один. Типа: «Кто знает или видел местонахождение военного по прозвищу Истребитель, по имени Никита, раненого или мертвого, просьба срочно сообщить мне. Вознаграждение – «янтарь». После проверки информации».

Люди переглянулись. Кое-кто даже удивленно хмыкнул.

– Корсар, ты уверен? – шепнул Тагил.

– Все слышали? Я слов на ветер не бросаю. Да, я отдам свой «янтарь» тому, кто найдет или обозначит след Никиты. И отдам большее, мля! Потому что он не просто вояка. Ясно? И дело чести каждого здесь, чтобы он жил или хотя бы был найден! Я прав?

Все одобрительно закивали, загомонили.

– Посылаем эсэмэс, собираемся и выходим. Да, в ночь. До нее еще два-три часа. Выброс вон какое небо оставил. Пехом выйдем к окраине. Разделимся по звеньям. И по розе ветров в разведку, на поиски, во все четыре стороны. Кто боится ночи в пути, может пережить ее до утра здесь. Лично я пойду сейчас.

– Мы с тобой, Корсар.

– И я.

– Я тоже.

– С Холодом.

– С Корсаром.

– С разведчиками.

– За Истребителя! За командира-а!

– Тише. Егерь, к тебе просьба. Возвращайся в свои владения, обыщи всю Чащобу, и доложи по КПК, есть там Никита или нет его. Сделаешь один?

– А то, ешкин кот! Сделаем.

– Спасибо тебе, Егерь! За помощь, за то, что на выручку пришел.

– Да ладно-о. Принято.

– Так. Чертежник. Твой сектор – этот город. Ты его знаешь как пять пальцев… гм… прости! – Корсар спохватился, взглянув на однорукого сталкера. Тот поправил очки с толстыми линзами и почесал щетину.

– Ничего. Я за. Помогу нашим и вашим.

– Респект тебе, дружище! Обшмонай весь городишко, выясни, не здесь ли где-то наш командир. Лады?

– Лады.

– Регистратору от своего имени я сам скину. Пообещаю кое-что, от чего он не сможет отказаться. От изделия много лишних деталей осталось. Ему за счастье этакая невидаль.

– Кстати, а что с установкой сделаем? – спросил Димон.

– Разобранные элементы, блоки, микросхемы на себя. Их немного. Никита с Тротилом обсудили это с Рогожиным, подготовили изделие к рейду. Родео видел, знает, – пояснил Холод.

– Ясно.

– На подгруппы разделимся позже. Сейчас всем сесть так, чтобы видеть экраны КПК соседа. Поймите правильно… доверяй, но проверяй. Пишем СМС. Текст все помним?

Закивали. Получили «наладонники». Включили. Уселись. Стали набирать сообщения. И вспоминать важные и значимые слова, которые непременно должны были дойти до адресатов.

Через третьи руки сообщение, посланное отрядом о розыске Истребителя, попало и к «Бастиону», и на КПК наемников. Пятерня получил его от Творога. Читал несколько раз. Читал и думал. Размышлял о дальнейших действиях, о возвращении назад, в Падь. А еще об этой спецгруппе вояк и сталкеров, объединившихся вместе против самых сильных врагов Зоны и достигших своей цели. Победить превосходящего по силам противника и добыть артефакт, за которым все охотятся, – это автоматически возносило членов отряда на пьедестал почета Зоны и поднимало их рейтинг до немыслимых высот. В пору было чествовать героев и скинуть им свой лайк по сети, как это начали делать десятки и сотни жителей Зоны отчуждения. Восхищались, гордились, благодарили, поощряли и советовали. Предлагали помощь и дружбу.

Группа особого назначения получила статус «Неприкасаемые», респект от «Правопорядка» и прочих группировок, а смайлики радости и положительные отзывы заполонили сеть Зоны и экраны личных КПК бойцов. Десятки человек предлагали им образовать новую группировку в Зоне, а также свои услуги, помощь и информацию. Регистратор не успевал анализировать и обрабатывать инфу, поступающую на его сервер и сайт «www.zona.ru». А спецназовцы не имели возможности даже читать все то, что им приходило на КПК.

Отряд выступил вечером и к темноте вышел на окраины Туманска. Задерживали раненые и отсутствие пока достоверных данных о местонахождении Истребителя. Как таким составом и количеством можно было обыскать всю Зону, причем, желательно, за ближайшие сутки – никто не мог предположить. И тут дельную мысль высказала Анжела:

– Вы смотрите, что творится в ваших КПК? Это же обвал в сети! Все как с катушек съехали. Так давайте используем этот гвалт во благо нам? Наш авторитет наверняка сыграют нам на руку.

– Блин, не томи, девка.

– Напишем всем… ну… пускай сталкеры всей Зоны, да и все, кто может, скопом начинают поиски Никиты… а чтобы не рисковать в самых жопных местах, пусть ищут его в простых, легких и доступных локациях. А мы займемся сложными. Их не так много, я думаю! А?

Бойцы стали переглядываться, лихорадочно соображать, кивать. Даже тащившие груз и детали установки пленные и военсталы начали советоваться и предлагать идеи. Загомонили и воодушевились, лица просветлели, несмотря на усталость и упадок сил.

– А что, Холод, идея девчонки не плоха! Нас достаточно, чтобы разделиться и сейчас же выдвинуться в путь. Проверим сложные локации, а остальные проверят местные. Как думаешь?

Ден молчал минуту, теребя ремешок МР-40. Затем кивнул:

– Тема реальная! Давай карту и КПК. Сравним топографию, масштабы. Отметим контрольные точки. Определим сектора и звенья поисковиков. Разошлем SMS и в путь.

– Добро, Ден.

– Так. Всем привал полчаса. Не разбредаться. Пыть-Ях, твой юг. Димон, ты север. Фифа, красава моя, ты приглядывай за восточным сектором. Да, вон там… правильно. Выполнять.

– Есть.

– Бойцы! – громко обратился ко всем Холод. – Кого назову, живо ко мне… Тагил, Вовка, Бодайбо, Эскимо, Бродяга и ты, Корсар. Эй, анархисты! Сюда топайте тоже. Да, оба. Аперкорт. Зубоскал. Алле? Да, ты. Хватит Горбокоником слыть в серьезном отряде. Мы с Тротилом… земля ему пухом… дали тебе это кликуху смешную, я ее и отберу. Все слышали? Зубоскал он. И баста! Да ладно, ладно, расслабься ты. Все пучком. Вижу, доволен. Держи марку и не дай бог тебе срулить в обратку, на прежний путь! Усвоил?

– Конечно, командир.

– Я не кома… – Ден осекся, уловив отрицательный жест Корсара, кивнул. – Я старший группы по причине отсутствия Истребителя. Пока. Итак?

– Холод, давай военсталов сюда позовем? – предложил Корсар, чуя, о чем пойдет речь.

– Этих? – Ден нахмурился, подумал, согласно кивнул головой. – Стерх, ко мне.

– Иду-у.

– Мужики. Вот карта Зоны, – Холод разложил на куске бетона новенькую схему территории отчуждения, – Корсар, подсвети. Темно уже, епрст. Так. Смотрим, что у нас и где. Сталкер, валяй ты.

– Та-а-к. Ага. Чащоба на старике. Он туда двинул. Туманск на Чертежнике и твоих друзьях, Аперкорт. Кстати, ты сообщил им? Получил ответ?

– Так точно. Трэк ответил, что займутся периметром. Будут на связи, – ответил пепловец.

– Хорошо. Теперь Лунинск. Минус. Значит нам брать его. Та-а-к. Есть. Энергопосты и АЭС. Самая жопа. С озверевшими сейчас сектантами. Но порталы на Энергопостах могли выплюнуть командира. Хотя, не-е… «пузыри» надо искать. Только «пузыри». На АЭС они есть. Да и Рогожин там ждет нас, как из печи пирога. И Стас – свой человек в «Бастионе». Поможет еще раз, я уверен. Есть. Дальше. Неман. Там наш пост есть. И у вас, Аперкорт, у «Пепла», база имеется. «Анархия» тоже засветилась в городе. Слышите, парни?

– Поняли. Схватываем, – отозвался Фига, подтолкнув Зрячего.

– Короче, нужно прошерстить этот Неман всем тамошним местным группировкам. Особенно места с «пузырями».

– Лады, – ответил Зрячий.

– Я сообщу кваду Паруса. Он сейчас в Немане, – промолвил Аперкорт.

– Хорошо, а я черкану нашим. Пусть все в ружье, – сказал Корсар и продолжил двигаться по карте наконечником патрона, – РЛС. Тоже место не из лучших! Но и там вольные есть. Бродяга, кажись, Химик с ковбоем там сейчас? Не знаешь?

– Собирались вроде. Черканем, спросим друганов. Они все Бункер свой ищут. С отрядом. И Болотник с ними. Глянут заодно. Спишемся, Корсар, без проблем.

– Там, на РЛС-2 и квад в дозоре должен быть. Сообщу по «зеленой ветке», – сказал Аперкорт.

– Отлично. Ваши бойцы, смотрю, вездесущие! – улыбнулся сталкер. – Идем южнее. Армейские базы. Ну, парни, это ваша вотчина! Отпускаем вас. Дуйте домой и все там проверьте. Не свалите налево?

– Обижаешь, Корсар! Долг платежом красен, – хмыкнул Фига.

– Лады. Принято. Галочку в уме, пятерку в дневник, – усмехнулся Холод, – если Орк не против отпустить спарринг-партнера. А, Орк?

– Чего-о?

– Проехали. Спи, не отвлекайся, громила!

– Фига, вернем вам снарягу, оружие. Тагил, отдай винтарь снайперу. Это его ствол.

– Ха. Трофей… И нехилый, – сморщился сталкер, но поймав упрек Корсара и кивок сына, проворчал: – Ну, ладно-о. Отдам.

– Эй, следопыт? Слышал? Спасибо не забудь сказать сталкеру. И Полкану сменить подгузники, которому ты дырку сделал. Ясно излагаю?

– Да знаю я… помню… блин, – пробурчал Зрячий, виновато опустив голову.

– Завод «Металлург» или Пустырь, Зубоскал? Там владения твои бывших корешков. Куда двинешь?

– И туда, и туда. Окромя меня хрен кого пустят фраера! Я понял, Корсар. Заметано.

– Красава-а! В Бар сообщим по КПК, там все свои в доску. На Болота также. Пацаны там тоже свои. Что с Падью? Там ученые, вояки да уродов тьма. Фраеров выбили, сектанты пока соскочили. «Пепел» шарился неподалеку от бункера ботанов, но хватит с Аперкорта обещаний по другим районам. Ученым сообщим, авось ответят. Вроде не сволочи они. Помогут в этом.

– Маяк!

– Да-а, есть такое местечко, мля! – скривился Корсар, глядя на пятно карты севернее Пади и Научной станции. – Там и все, и никого толком. Кто что скажет?

Молчали все. Завод «Маяк» славился аномалиями и наемниками. А еще зверьем. На бывшем советском предприятии официально выпускали различные радио-электронные приборы и технику, типа магнитофонов и телевизоров, а неофициально – детали и элементы к РЛС-2 возле Немана, и к другим изделиям особой стратегической важности. Море тайников и схронов, а также артефактов и запчастей хранил Маяк для искателей приключений. И много ловушек. Смертельных!

– Ясно. Понял. Маяк минус. То бишь, на нас. Есть. Теперь Падь и станция лузеров. Тут предельно ясно. Кузбасс на стреме там, плюс наше сталкерство развито, «Правопорядок» и прочие группировки тоже. Закинем удочку. Кузбасс, кстати, уже среагировал на нашу весточку. Пашет рылом район. Так. Ну, и Мертвые топи и водохранилище. Там ваще никого. Одни мутанты, а Болотник свалил с отрядом Химика и Пригоршни на поиски Бункера. Но «пузыри» могут быть и там. Значит, минус. Наш регион.

– Кажется, все ключевые точки упомянули. Ну что, братцы-кролики, кто за что и куда готов? И чем нам могут помочь военсталы? – Корсар достал фляжку, отпил, убрал и вытер губы.

– Лунинск – могила-а! Однозначно, – сказал Стерх, почесывая затылок, – еще остались точки. АЭС мимо, там ваш офицер. Значит, вам самим туда шагать. Остается Маяк и предбанник с Мертвыми топями и озером.

– Корсар, еще Поле Чудес, река и старые каналы, – вспомнил Бродяга.

– Во-во. Точняк. Там вояк до кучи. И бандитов. А еще «Анархия» промышляет.

– Так и сталкеров там хватает, – откликнулся Фига, – че сразу «Анархия»?

– Всех там полна жопа огурцов! Так, ну что, Стерх?

– Я со своими парнями на юго-восток двину. Топи и водохранилище. Зачистим, Корсар, не боись.

– Ты это… не зачистить, а разведку надо провести. Смотреть. Ишь, чистильщик нашелся!

– Да понял я, понял. Сделаем. Оружие?

– Дадим. Вернем все, кроме артефактов. Ниче, новые в дороге насобираете. А эти нам пригодятся. На спарки-связки да оплату услуг. И как небольшая память о вас!

Сталкер улыбнулся. И не он один. Военстал хмыкнул, но тоже заулыбался.

– Ясно!

– Кстати, анархистов и прочих пришельцев это тоже касается! Понятно?

Все глянули на Фигу, затем на Герду и Кота, сидящих поодаль.

– Понятно. Как иначе-то.

За стеной складов завыл пес, но Фифа жестом показала, что все в порядке. Ее силуэт смутно вырисовался на катушке кабеля возле ангара. Почти все в группе уже спокойно и серьезно воспринимали ее и доверяли. Боец из нее получался неплохой.

– Разбиваем звенья с учетом раненых и опыта старожилов. Вовка?

– А?

– Что «А»? Ты в отряде или на заборе вороной сидишь?

Паренек протиснулся к карте, к центру.

– Я!

– Вот. Уже лучше. Как опытный проводник, кого поведешь и куда?

Вовка опешил и открыл рот. Он повернулся к отцу за поддержкой, а Тагил дернул за рукав Корсара:

– Ты че, Корсар, его еще рано одного от себя отпускать. Не-е.

– Да будет тебе, дружище. Я шутканул. Проверка. И ты, пацан, потерялся че-то. Ладно. С батей пойдешь, поведешь спецназ. Хочешь?

– Вау-у! Ясен пень. Завсегда-а, – паренек приободрился.

– Думаю, капитан не против, чтобы Полтора повели его подгруппу по Зоне? – Корсар посмотрел на Холода.

Тот кивнул, глядя на Тагила и его сына.

– Отлично. Ну, а Полтора вас ни в какую задницу не заведут. Они тут и слепыми ориентируются. Да, навигаторы?

– Ага. Не боись – прорвемся. Блондинку можно забрать? – усмехнулся Тагил. – Она мне снарягу понесет и сказку на ночь расскажет. Мне и сынку моему. Заметано?

– Забирай, – отрешенно сказал Ден, думая о своем, – значит, снова АЭС да еще этот ваш Маяк? Бойцов поделить? Эх-х, едрить вас налево! Опять разделяться…

– Холод, дели группу. Раненых в «Теплый стан» поведет Эскимо. Да, сталкер?

– Конечно! Легко. Спасибо за доверие! Заодно Кулька и Занозу прихватим с Поля Чудес. И речку осмотрим насчет «пузырей», – радостно закивал молодой сталкер.

– Нормалек. Уважуха, Эскимо. Соображаешь. Выведи ребят чинно. И ждите нас или наших известий у Кузбасса.

– Есть.

– Эскимо, и всю видеоснарягу Кузбасса, что наснимали бойцы, передай ему. Хорошо?

– Так точно. Донесу, доведу, передам. Сделаем.

– Отлично. Орк? О-о-рк. Собери все видеоприбамбасы со шлемов. И с полусферы Истребителя сними тоже. Скомпануй для Эскимо.

– Есть, – вяло ответил Орк, с угрюмым видом поглаживая ППШ пропавшего командира.

– Так. Что у нас раненые? Кто на «Стан», а кто сможет в рейд? А, Док?

– Подпол и Полкан «трехсотые» еще серьезные. Баллон, Ахмад и Зубоскал в порядке. Ходить могут не только под себя.

Люди заржали. «Молодец, Доктор! Вовремя разрядил обстановку».

Холод окинул беглым взглядом своих и часовых. Затем распорядился, чтобы военсталы и анархисты отошли и начали приготовления, а сам обратился к сталкерам:

– Нехай готовятся уже. Да и уши лишние ни к чему тут. Короче, отряд делю на две боевые подгруппы и одну санитарную. Последняя с Эскимо уходит в Бар, к этому вашему Кузбассу. Идут медленно, но сами. С Эскимо идут Подпол, Полкан, Фифа, Родео. Ждут там. Первое звено со мной и проводниками Полтора, бойцами Баллоном, Димоном и Доком двигает на Маяк. С нами эта шпионка бундесвера и ее оруженосец. Кот, кажется? Вторая подгруппа с тобой, Корсар, идет через Лунинск на Энергопосты и к Бункеру. Ты и дорогу знаешь и твой дружбан там… сектант этот ждет, поди. С тобой Аперкорт, Ахмад, Орк, Пыть-Ях, Кэп и, если согласится, Бодайбо. Че, сталкер, золота много намыл на Витиме?

Бодайбо хохотнул, поправил головной убор и посмотрел на спецназовца:

– Намыл маленько. Я, если можно, с Полтора двину. Мне с ними сподручней. Не сочти, разведка, за трусость или что иное.

– Не сочту, сталкер. Ты же не налево сваливаешь, а с товарищами. Так даже лучше будет! Согласен. Тогда военврача из моей подгруппы тебе, Корсар. В нагрузку. И, кстати, о нагрузке. Твое звено еще элементы установки потащит. Мешков… крыса про небольшой объем пел песни, типа там все в чемоданчик один влезет. Не знаю. Потащите все, что взяли. Чтоб наверняка. Только кто монтировать изделие будет? Роман этот пропавший? Или кого-то с Ока Зоны придется украсть… из этих крыс лабораторных? Одно хорошо – установка и все причиндалы к ней будут в одном месте, в секретном бункере. А там потом и разберемся, кто и как пушку собирать будет.

– Логично. Ну что, Ден, осталось перед расставанием Петра похоронить. Вынесли из городских стен, теперь и земелька неплохая появилась. Давай, командуй.

– Да-а… Петро, Петро! Оставил ты нас в нелегкую минуту.

Холод поворошил ежик волос, огляделся и отдал некоторые распоряжения насчет рытья могилы Тротилу, подготовки к походу и сборам.

Бойцы не доверили пленным, штатским и бывшим врагам хоронить боевого товарища. Они высмотрели памятник с клумбой рядом со складами и, вооружившись кроме автоматов еще и лопатками (двумя на всех), направились туда.

– Аллея Славы, – заметил Зрячий, наблюдая за спецназовцами, – знакомое местечко. Вчера тут с наемниками Пятерни схватились. Двоих положили. Он ушел с двумя другими. Где-то тут тоже лазит.

– Памятник героям Великой Отечественной. И сейчас своего сапера там захоронят. Хм, символично! – проговорил Фига, собирая рюкзак и тоже глядя вслед разведчикам, несшим тело Тротила в черном мешке.

Показалась луна, редкая в этих гиблых местах. И засверкала звездочка на темно-синем полотне ночного неба. Ветерок мягко шевелил волосы людей, ветки кустарника и бурьян. Вечерняя прохлада приободрила каждого в отряде, спешно собиравшемся в новый путь, навстречу новым приключениям. Ни один человек в отряде не издал ни звука против решений руководства, неся в своем сердце скорбь по погибшим и долг перед ними. Все желали теперь только одного – найти командира и оказаться всем вместе, чтобы замечательно и успешно перенестись в свое время, домой. А для этого найти пропавшего Романа и собрать установку XL. И все верили в успех поисковой операции и живучесть Истребителя. Потому что иначе и не могло быть!

Черная ночь окутала Зону, покрывалом застелила ее израненную землю. И скрыла под своим покровом три цепочки людей, двинувшихся в разные стороны навстречу судьбе. А еще одинокий холмик свежевыкопанного чернозема возле обшарпанного мраморного памятника ветеранам войны. Могилу известного солдата, офицера спецназа ГРУ Петра Будынника, позывной Тротил.

На мутном потрескавшемся экране КПК, лежащего в куче песка под толстым слоем пыли, мигала одна и та же фраза. Вибросигнал заставлял бессмысленно дрожать «наладонник» и разбрасывать в стороны песчинки. И только изуродованный радиацией крысак со страхом и любопытством глазел на невиданную штучку, вибрирующую в пыли.

Абонент не мог просмотреть сообщение, так как не находился рядом и, вообще, был глубоко под землей и в почти безжизненном состоянии. Из тюремных подземелий Ока Зоны его навряд ли кто-нибудь отпустил бы поискать КПК и взглянуть на переписку.

А ведь это был КПК бастионовца. Офицера Дозора-четверки. Личный «наладонник» Стаса по прозвищу Ubivez.

Эсэмэска на разбитом экране упорно и бесполезно высвечивалась тремя словами: «Сомали вызывает Зону»…

А в это время далеко от АЭС в эфир Зоны полетело иного рода сообщение и от другого абонента: «Куплю патроны калибра 9х19мм Парабеллум к МР-40 и магазины к нему. Дорого. А так же пневматический замедлитель и ударник. Все в рабочем состоянии. Холод».

Глава 1

Он неподвижной шпалой возлежал на горячем грязном бетонном полу, уже не пытаясь вырваться из этого невидимого плена. Аномалия «магнитуда» – редкая штука в Зоне и, в общем-то, не смертельная для ее жителей, но действенная и неприятная. Для мутантов и прочего зверья она безобидна, а вот двуногим ходокам в нее соваться очень даже опасно. Попав в такую хрень, можно часами и сутками быть обездвиженным, а, чаще всего, стать легкой приманкой для любой твари, не имея возможности шевельнуться и защититься. Этакий бесплатный халявный сыр в мышеловке. «Магнитуда» намертво притягивала все металлическое и обещала отпустить только в двух случаях: после очередного Выброса (и то не факт!), обычно смещающего аномалию, либо при освобождении жертвы от всяческих железных деталей амуниции. Но первый вариант всегда грозил ужасной неминуемой смертью, а второй удавался не каждому, будучи прикованному к ней. Бывали случаи, когда можно было в тяжких усердиях и муках стащить с себя лямки рюкзака, наполненного металлическими элементами снаряги, или освободиться от оружия и прочего оборудования, носимого на теле. Тогда оставалось бежать от «магнитуды» голышом, не имея средств защиты и нужных приборов, что в Зоне тоже было сродни смерти. Короче, так или иначе, но аномалия считалась весьма опасной.

Он знал это и, хотя не имел оружия и каких-либо противоаномальных датчиков амуниции, понимал, что попал конкретно. Потому что сам на треть состоял из металлических элементов, а тело было армировано титановыми пластинами и вольфрамовыми оптоволокнами. А значит, не имел никаких шансов избавиться от них и от мощного притяжения «магнитуды». Киборгом, андроидом или роботом его называли те немногие, которым довелось «познакомиться» с ним лично, но он теперь ощущал себя куклой, мешком, набитым металлической стружкой, придавленным наехавшим на него катком.

Оставалась последняя, но не обязательно спасительная надежда на Выброс, который неизвестно когда мог произойти. И хотя он умел предчувствовать его приближение, но можно было прождать и несколько суток. Четвертая Вспышка могла и сбить режим Зоны, внести новые коррективы, поменять старое на неведомо новое.

Он понял, что снова стал пленником Зоны, коим являлся все эти годы, что она, Хозяйка, повернулась к нему задом, наказала за что-то…или за кого-то. Почему? Где он облажался? Где ошибся? Эти вояки?! Они очутились в Зоне неожиданно и совершенно случайно. Их командир встал на защиту погибшего товарища и всей группы, возможно, попавшей в капкан. Не испугался, не струсил, в одиночку атаковал, превозмогая боль, усталость и боязнь перед сильным и непобедимым противником. Непобедимым?! Да вот же, лежит этот непобедимый и сильный на полу в нелепой позе и не может ничего сделать. Как жук, приколотый булавкой к картону. Человек одолел его. ЕГО! Обезоружил, обхитрил, сбил. А теперь оказался в ферзях, с ЕГО посохом. Вот проклятье!

Черный Сталкер дернулся. Бесполезно. Застонал каким-то нечеловеческим ноющим утробным голосом. Затих, расслабился, сник. Отсутствующие веки и ресницы не позволяли закрывать глаза с вживленными учеными Ока светодиодами. Кристаллы вместо зрачков, полыхавшие доселе злыми огоньками, угасли и приняли не менее жуткий желтоватый оттенок. Капюшон плаща наполовину спал с головы, обнажая старую бледную кожу уродливого лица, испещренного морщинами и шрамами, изъеденного болячками и экземой. Грязные крепкие пальцы с отсутствующими ногтями, когда-то вырванными костоломами «Бастиона», распрямились, кулаки разжались. Ни вен, ни сухожилий на них. Ни родинок, ни волос. Точно, киборг!

Он заставил себя отвлечься, уйти в какую-то потустороннюю медитацию, в свой мир. Сонм грез и воспоминаний, еще оставшихся в этой тяжелой и больной голове, напичканной датчиками и чужеродными включениями. Кто он на самом деле? Когда и почему он стал Черным Сталкером? Ведь он всегда был…человеком!

Мозг отключился от всего внешнего и насущного. Мозг включил обратную связь. И перед потухшими глазами поплыли картинки прошлого…

– Строиться!

Толпа перепуганных новичков, прибывших из учебной части, резко подскочила с мест и, похватав вещевые мешки с небогатым скарбом, растерянно озираясь, рванула к выходу из Ленинской комнаты. В дверях создалась сутолока. Молодежь, мешая друг другу, торопливо выскакивала в коридор, называемый по-армейски «взлеткой». Младший сержант Виталий Скобленко впопыхах зацепился лямкой сидора за торчащую дверную ручку. Подталкиваемый напирающими сзади сослуживцами, он никак не мог снять ее, отчего дверь угрожающе затрещала и сорвалась с верхней петли, гулко ударившись нижним углом о дощатый пол.

– А ну, стоять! – дежурный по роте, верзила сержант, звучным шлепком подзатыльника отправил непутевого новичка в полет.

Упав на пол, Виталик резво вскочил, потирая макушку, получившую крепкую затрещину, и жалобно взирал, как его родной вещмешок маятником раскачивается на перекошенной двери. Остальная часть прибывшей молодежи робко топталась внутри помещения. Грозный вид ответственного за порядок в расположении дежурного смутил Скобленко еще сильнее. Сержант, дико вращая глазами, резким рывком снял болтающийся сидор и лихо бросил его в виновника происшествия, процедив сквозь зубы:

– Ты у меня в туалете «умрешь», на толчках, пока они блестеть не будут, как у кота яйца! Но сначала здесь все в порядок приведешь, иначе я с тебя три шкуры сдеру, зелень!

Скобленко принял строевую стойку, вытянувшись перед начальником в струну. Губы его дрожали от обиды и страха. Дежурный подошел к нему вплотную, пригнул голову и сказал, дыша в лицо резким и неприятным чесночным запахом:

– Понял, увалень?

– Т-так т-точно…

– Чего?! Тебя так и родили, без голоса, придурок? Или у меня в последнее время со слухом не все в порядке?

– Так точно, товарищ гвардии сержант! – Виталик взял себя в руки. Стекла в рамах окон казармы дрогнули от громкости его голоса.

– Что так точно?! – дежурный решил окончательно сломить волю новичка.

– Вернуть дверь на место!

– И все?!

– И отмыть толчки в туалете, товарищ гвардии сержант!

– Добро… – сержант Кицелюк остался доволен произведенным эффектом. – Я тебя под свою опеку возьму, чудо луковое. И научу Родину любить. А вы что встали, команды не слыхали?! – гаркнул он на оставшихся в комнате. – А ну, марш на построение! И только пусть хоть кто-нибудь еще вытворит подобное, всех сгною!

Молодежь по-быстрому, на удивление организованно вылетела в коридор и, тасуясь между собой, как карты в колоде, начала топтаться, пытаясь найти место в строю.

– Вот он – армейский пасьянс! – заворожено глядя на потуги новичков, с улыбкой на устах проговорил выглядывающий из канцелярии роты с шариковой ручкой за ухом толстобрюхий ефрейтор Насыров.

Стоящий за широкой спиной дежурного один из старослужащих прыснул и повернулся к писарю.

– А сам лучше был полгода назад? Забыл, как кальсоны стирал, когда от столовой до казармы дойти не успел? Я в строю тогда за тобой идти не мог от запаха, впервые пришлось впереди молодых двигаться…

– Да ладно! Начинаешь тоже… – ефрейтор смутился и исчез в глубине кабинета командира роты.

Кицелюк хмыкнул, шмыгнул носом и начал рекламную акцию:

– Говорю только раз, больше буду не говорить! – в строю молодежи раздались смешки. Но сержант, придав лицу суровое выражение, продолжил: – Товарищи солдаты! Вы прибыли в подразделение, которое третий год подряд с честью носит гордое звание отличного. Перед вашими глазами на стене висит переходящий вымпел. Всем видно? – строй дружно утвердительно грянул, стекла в окнах вновь задребезжали. – И если вы, касатики, попробуете не оправдать моего доверия и подвести личный состав роты, я каждого из вас согну в бараний рог!

Вытянув вперед правую руку, дежурный крепко сжал ладонь в кулак. Послышался громкий хруст суставов. Новички вздрогнули. Стоящий рядом с Виталиком Вовка Баранов тихо прошептал тому на ухо:

– Слышь, Скребок, это он про мое хозяйство между ног базарит. Чуешь, чем пахнет?

– Ты ж это хозяйство уже неделю толком не мыл, – Скобленко попытался отшутиться, но еще не отошел от взбучки, поэтому его голос дрожал и срывался. – Там щас запахи, что в тех толчках, которые мне сегодня ночью драить…

– Ну, вот и поймешь, о чем я… – Вовчик хохотнул, искоса глядя на зверское выражение лица разошедшегося в красноречии Кицелюка.

От внимания бывалого сверхсрочнослужащего не ускользнуло неуставное движение на левом фланге строя.

– А ну, иди сюда, военный!

Баранов, хлопнув по плечу впередистоящего, дождался, когда тот отойдет в сторону, и четким строевым шагом проследовал к дежурному.

– Товарищ гвардии сержант! Младший сержант Баранов по вашему приказанию прибыл!

– Ишь ты, каков! Прямо сама уставщина! Ни дать ни взять, Александр Матросов! Смелый, да? А знаешь его последние слова перед подвигом? «Проклятый гололед!».

– Вы, товарищ гвардии сержант, говорите, да не заговаривайтесь! – последние слова дежурного взбесили Вовку откровенным кощунством над памятью героя.

– Чего?!

Рука Кицелюка уже приближалась к Баранову, но неожиданно не встретила на пути никакой преграды. Вместо этого, грузное тело сержанта, выведенное из равновесия внезапной подсечкой, оказалось распростертым на полу. А над ним нависло перекошенное злобой лицо новичка.

– У меня дед на войне погиб, а он служил вместе с Матросовым. И не советую больше при мне говорить таких вещей!

Договорить Вовчик не успел. Трое подскочивших «дедов» сбили его с ног и начали пинать, но были остановлены резким окриком поднимающегося дежурного:

– Отставить!

С неудовольствием старослужащие отошли в сторону, всем видом показывая пренебрежение к стоящим в строю новичкам. Кицелюк отряхнулся, дождался, когда Баранов примет вертикальное положение и проговорил:

– Боец, да?

– Так точно, товарищ гвардии сержант!

– Чем занимался?

– Дзюдо, товарищ гвардии сержант!

– Хорошо… – дежурный скосил взгляд на «дедов» и неожиданно гаркнул в их сторону: – А что вы вообще здесь делаете?! Нечем заняться, да? Сейчас быстро оформлю вашу команду в одну группу к тому недотепе! – указал он на Скобленко.

– Да че ты, Степа, начинаешь сразу… – пробормотал оскорбленно один из них.

– Молчать! – Кицелюк не на шутку взбесился. – А ну, марш по местам!

Спесь старослужащих мигом пропала, и они рванули от строя молодежи в разные стороны. Сержант вновь повернулся к Баранову, посмотрел на него недолго, а потом приказал:

– Вечером подойдешь ко мне, поговорим. Встать в строй!

– Есть! – Вовчик развернулся кругом и двинулся на место, чеканя шаг.

Кицелюк выждал еще немного, размышляя над сложившейся ситуацией, после чего скомандовал:

– Равняйсь! Смирно! – после выдержанной паузы продолжил: – Я извиняюсь перед младшим сержантом Барановым за неудачную шутку. Признаю, что был неправ. А всех остальных хочу предупредить, что к любым неожиданностям надо быть готовым. Мое падение на ваших глазах – результат невнимательности и оплошности. А еще – недооценки противника. Все это, и не только, мы с вами будем проходить на занятиях по боевой подготовке. Но главное, что вы должны уяснить, – важна не сила мышц, а сила духа. Запомните навсегда: силен тот, кто умеет открыто признаться в своей неправоте. А сейчас – сдадите вещмешки в каптерку и мигом строиться на обед. Насыров! – из канцелярии робко высунулось пухлое лицо ефрейтора. – Прими вещи у парней, и чтоб без мародерства! Иначе – шкуру спущу и сушить на солнышко отправлю!

– Есть! – писарь, и кладовщик по совместительству, бегом выполнил команду сержанта, мигом оказавшись перед дверью, ведущей в «сокровищницу» роты.

– Степ…

Курящий у окна Кицелюк повернулся на голос. Посреди комнаты для умывания стояли трое старослужащих. О намерениях собравшейся компании сержант догадался сразу. Брови его поползли вверх, взгляд моментально посуровел. Будучи решительным человеком, никогда не любил подобных «мероприятий» в коллективе, в составе которого, не дай бог, придется воевать по-настоящему. С тем противником, который все ближе подбирается к границам родного государства. С коварным и злобным, таким, каким его рисуют в карикатурах и на политических занятиях. Ведь дойди дело до прямой потасовки и унижения сослуживцев, греха потом не оберешься. Все люди разные: одни от обид бегут, другие в петлю лезут, но самое страшное, когда получивший в руки реальное боевое оружие решается выстрелить обидчику в спину. О таких случаях Степан слышал не раз. Еще на гражданке рассказывали о подобном дворовые друзья, прошедшие через горнило войны в Афганистане.

Для себя Кицелюк решил давно, что будет стараться поступать по справедливости. На срочной службе не раз приходилось ему вступать в противоборство с зарвавшимися сослуживцами. Поначалу боялся. Нет, не за себя, конечно. Это только в поговорке часто большие не потому, что здоровые, а потому, что громко падают. На деле же редко кто осмеливался идти в лоб на двухметрового детину с косой саженью в плечах. Вспомнилось даже, как звали его поначалу «Шкафом». Боялся он часто за других, и этому была причина. Перед самым призывом в армию чуть не попал в тюрьму за нанесение телесных повреждений, благо – не признанных экспертизой тяжкими…

Готовился Степан к службе основательно, насмотрелся фильмов и начитался книг, качался, занимался вольной борьбой, мечтал о десантуре, но по ряду обстоятельств туда не попал. Пехота… Обидно было до чертиков, но поделать ничего не мог. А тут неожиданно подвернулся случай. Как раз приехали в часть иностранцы. Поглазеть или побахвалиться – кто их знает… Ходили по расположениям разряженными петухами – при значках, эмблемах, медальных колодках да орденских планках. Темные очки, лакированные туфли, двигающиеся квадратные челюсти, небрежно сдавливающие белоснежными зубами столь дефицитную в Союзе жевательную резинку. Ни дать ни взять – сошедшие с картинок и плакатов империалистические агрессоры. Так и хотелось взять и задушить хоть одного – прямо за толстенную шею, двумя пальцами. Почему-то Степан был уверен, что способен на это, особенно после того, как перекинул взгляд с напыщенной, лощеной фигуры одного негра-иностранца на свой прикид: застиранная хэбэшка на два размера меньше положенного, короткие рукава и брюки галифе, растянутые на коленях… Правда, надо отдать иноземцу должное – при входе в казарму тот аж присвистнул, увидев стоящего возле тумбочки двухметрового детину дневального, висящий на поясном ремне которого штык-нож выглядел в сравнении с хозяином лишь жалкой зубочисткой.

И пришла вдруг империалисту в голову идея: решил он попробовать схлестнуться в силовом поединке с легендарным «русским медведем». Надо было видеть сияющий взгляд командира части, когда покрытый испариной горе-вояка с багровым рубцом на толстенной шее оказался выпущен из хватки Кицелюка. Осуществил-таки исподтишка Степан свою задумку – придавил пальцами шею иностранца, оставил свою метку. Отдышавшись, тот сплюнул к стене окрашенную багровым цветом жвачку и уважительно долго жал отряхивающему его солдату руку. Видимо, получил неимоверное удовлетворение.

Но более всего запомнилось удивленное выражение лица неказистого на вид подполковника, входящего в сопровождение прибывшей делегации. Лишь позже узнал Степан, что положенный им на обе лопатки полковник войск НАТО – не кто иной, как представитель диверсионной структуры и участник многих официальных и не только военных действий.

Через два дня Кицелюка вызвал к себе старшина. Без предисловий и разъяснений вручил набитый до отказа вещмешок и, попрощавшись, отправил непонимающего подчиненного в сторону штаба, на стоянке у которого был припаркован незнакомый УАЗик. Сидящий внутри, на месте пассажира, уже знакомый подполковник приветливо кивнул, указав на заднее сидение. Так и попал будущий сержант сверхсрочной службы Кицелюк в противодиверсионное подразделение, осуществляющее охрану особо важного объекта – Атомной Электростанции.

Протяжно вздохнув, сержант процедил:

– Вот что вы за люди, а? Почему каждый раз приходится возвращаться к истокам? Каждый призыв. Парни, если вы за день не умаялись, то я устал очень… И решать ваши надуманные проблемы сейчас не намерен.

– Но он же тебя при всех унизил! – глаза говорившего сверкнули.

– Меня? – Кицелюк усмехнулся. – А может, ты хочешь, Петя, сказать, что это я тебя унизил, когда при молодежи разогнал ваш собравшийся поглазеть кагал? Это типа – уронил в глазах общественности? Или надо было похвалить вас за самоуправство и самосуд, когда вы неуправляемым бараньим стадом накинулись на парня? Ты не совсем еще понятия попутал? Я сколько раз говорил, что возникшие конфликтные проблемы могут решаться только с пользой? Кому не нравятся установленные мной в роте правила, одобренные командиром, тот пойдет на спортивных матах бороться со мной! Желающие есть?!

Через открытое окно послышался лай потревоженных громким криком собак. Степан вздрогнул.

– Бли-и-ин… – протянул он, прикрывая створку. – Еще не хватало сюда дежурного по части привлечь. Значит так, – сержант приблизился к успевшей потерять смелость компашке, – если с головы парня хоть волос упадет, я с вами разговаривать уже не буду, а начну действовать. Если кто забыл, как пришел в роту таким же зеленым и даже в чем-то более наглым, то я обязательно напомню склеротику, как вставал на его защиту, добиваясь справедливости и пытаясь оградить от беззаконных нападок! Вопросы еще будут?

Троица неуверенно затопталась на месте. Кицелюк сделал последнюю затяжку, затушил бычок тонкой струей воды из-под крана, выбросил в мусорное ведро, после чего устало проговорил:

– Все, идите спать, парни. Завтра будет новый день, и новая песня… Мне еще к дежурному по части с докладом идти. И чтоб мне там не барагозили! По-быстрому чай попили и – по люлькам.

– Ну, ты, Вовчик дал! – глядя на товарища, вполголоса восхитился Скобленко. – Я думал: все, хана тебе, когда «деды» подскочили. А Кицелюк – молодец, не растерялся, настоящий мужик. И правильный, к тому же. Видишь, как ситуацией разрулил? Надо его держаться, в обиду точно не даст…

– Ты, Скребок, научись своей головой жить, и верить в свои силы. Всех на свете бояться нельзя. Иначе со временем себя потеряешь, разучившись самостоятельно думать. Вот ты мне скажи: зачем ты вещевой мешок в левой руке держал?

– Так ведь я левша…

– Ну и что? Продумывать надо свои действия! Неужели ты эту дверную ручку не видел? Она же заметно торчала наружу.

– Так я же не думал, что лямкой за нее зацеплюсь.

– А должен был логически размыслить, что выпирающий предмет может тебе помешать. Видишь, как ты непродуманными действиями себе навредил? А если бы в правую руку взял мешок, она бы отсохла?

– Нет, конечно.

– Вот я и говорю, что любые действия надо продумывать.

– Ага, а сам, когда Кицелюка с ног свалил, думал о последствиях?

– Конечно думал, а как иначе?

– Ну, да, думал он… – Виталик почесал ежик волос на голове. – Я бы вот сразу допетрил, что старики сорвутся на помощь сержанту.

– Дурак ты, Скобленко, и не лечишься, – Баранов вздохнул и серьезно посмотрел на друга. – Я, конечно, знал, что деды сорвутся, но тут все упирается в замысел. Если не можешь сам рассудить логически, я тебе пережую. Как думаешь, если бы начальство узнало, как Кицелюк отнесся к памяти героя Великой Отечественной войны, что ему за это могло быть?

– Наверное, по головке бы не погладило…

– Вот то-то и оно, что «не погладило» бы! Хуже того – за такие вещи можно и под статью загреметь. Следовательно, сержант обязательно постарался бы замять инцидент. Кстати, я даже сейчас не уверен полностью, что до ушей командования не дойдут слухи о произошедшем…

– Думаешь, «стуканет» кто-нибудь?

– Все возможно. Вот поэтому он и извинился. И дело, наверное, не в том, что чувствовал за собой вину, просто продумал последствия. Усек?

– Блин, как это у тебя, Вован, получается, делать такие умозаключения?

– Жизнь немного повидал, да и дураком на свет не родился. Слушай дальше. Во-вторых, теперь старослужащие будут осторожнее. Стоило только раз им показать, что среди нас тоже есть бойцы. В репу получать не каждый рад. Так что, сегодня я заработал «авторитет». Ну, а дальше будет видно, – Баранов вздохнул. – А я с детства мечтал об армии. У нас в семье все через разведку прошли. И прадед, и дед, и отец. А нам с тобой еще и в противодиверсионную часть попасть посчастливилось…

– Вов, а у тебя, правда, дед с Матросовым служил? – Виталик внимательно посмотрел на товарища.

– Нет, это я соврал. Они даже не на одном фронте были. Но уважать память тех, кто за наше счастливое будущее головы в бою с врагом положил – мы просто обязаны. Лично меня так воспитали. Я даже про Чапаева анекдоты слушать не могу. И готов любого порвать за искажение правды, к тому же кощунство. Ладно, побалакали – и будет. Пора спать, время уже много. Завтра отцы командиры нам устроят очередной «веселый» денек. Давай, спокойной ночи, туалетных дел мастер…

Вовчик, скрипя панцирной сеткой кровати, повернулся на другой бок и через некоторое время размеренно засопел. Виталик вздохнул, уважительно глянул в полутьме на друга, лег на спину, положив руки под голову, и задумался. Впрочем, ему это только казалось. На самом деле, через несколько минут он унесся в царство Морфея, где крепко обнимался с обворожительной Ксюхой из соседнего дома.

Апрельская ночь обещала быть долгой, но на дальней окраине ее уже маячил призрак зарождающегося дня. Казарменное помещение тускло освещалось красным цветом дежурной лампочки, отражаясь на лицах личного состава, спавшего крепким сном. У тумбочки часто кивал головой дневальный, дремлющий по-лошадиному, стоя, и иногда попискивала система голосового оповещения. Солдат спит – служба идет.

– Ну что лежишь?! Не слыхал, что ли? Тревога! Вставай, говорю тебе!

Виталик продрал глаза и некоторое время непонимающе смотрел в озабоченное лицо Вовки Баранова, силясь понять, о чем товарищ ведет речь. Тот же в свою очередь еще раз тряхнул Скобленко за плечи и уже громче гаркнул:

– Скребок, ты нормальный или нет?! Тревога, говорю тебе, вставай быстрее!

– Какая еще тревога? – обиженно пробормотал Виталик, но натренированное тело уже двигалось впереди слабо соображающего сознания, и руки автоматически схватили с табурета разложенное там обмундирование, лихорадочно натягивая его на заспанный организм.

– А я почем знаю? – уже одетый полностью Баранов лихо скрутил матрац в рулон и, сдвинув его на край кровати, прижал к спинке табуретом с задранными вверх ножками. – Давай, Виталя, быстрее! Уже все у оружейки строятся. Только мы с тобой тут затормозились. Еле тебя разбудил. Это ты так всегда после «очкодраяния» в нирвану впадаешь, или сурки в родне?

– Да не-е-е… Устал вчера с дороги, да еще понервничал немного… – Скобленко попытался намотать на ноги непослушные портянки, потом понял тщетность своих действий, плюнул и, разложив их поверх голенищ сапог, резко просунул ноги вместе с обмотками вовнутрь обуви. Поморщившись от неприятных ощущений в районе ступней из-за получившихся складок, несколько раз притопнул и выпрямился во весь рост. – А сколько времени-то? Что-то за окнами еще темно, вроде…

– Не знаю, – Вовка оглянулся, – ночь еще глубокая, явно. Странно это все. Нас даже по взводам не распределили, а тут какая-то тревога непонятная… Может, случилось что? Мы же антидиверсионщики. Сам знаешь, какой объект недалеко расположен. Ну что, готов? Побежали, а то опять нарвемся на неплановые работы – дерьмо после всех грести. Слышишь, Кицелюк разоряется?

Со стороны входа в казарму пронзительно верещала тревожная сирена, расположенная над дверью комнаты для хранения оружия. Но, почти перекрикивая вой электрического сигнала, отчетливо слышались команды дежурного по роте:

– Не напираем, уроды! Стариков вперед пропустите! Отошли все к стене, сказал, что столпились, как стадо баранов?! Я потом вам тоже оружие выдам, не обделю!

– Во! – Вован, бегущий рядом с другом, хохотнул. – Опять мою семью вспоминает, слыхал?

Виталик скорчил вымученную гримасу, стараясь поддакнуть товарищу, но сразу отказался от задуманного. Организм не проснулся еще до конца, поэтому голова адекватно не реагировала на сказанное. Крики Кицелюка еще звучали в голове, будто отскакивая эхом вслед за ревом сирены от внутренних стенок черепа. Наконец, смысл команд сержанта дошел до сознания и сформировался в четкую мысль, вызвав резонный в данном положении вопрос:

– Вов, а как он нам оружие выдаст? За нами же еще его не закрепили, и мы ни в одной ведомости не расписывались. Разве это разрешено?

В этот момент друзья подбежали к строю перепуганных сослуживцев и пристроились с краю. Из оружейки друг за другом выбегали «старики» и неслись к выходу в подъезд, а в самом помещении раздавались четкие команды дежурного и ответы получающих автоматы:

– Рядовой Силяев, АКМ, номер сорок пять двадцать триста пятьдесят шесть, боевой, незаряженный!

– Здесь черкай! Куда тычешь ручкой?! Я сказал – здесь! Галочку не видишь, что ли? Пошел!

– Ефрейтор Насыров, АКМ, номер сорок пять двадцать триста восемьдесят семь, боевой, незаряженный!

– Готов? Пошел!

Пухлый писарь шустро пробежал мимо молодежи и заскочил в канцелярию. Оттуда послышался грохот и матерки. Что-то явно очень грузное споткнулось о треногу подставки для карты мира и растянулось на полу кабинета. Вовка Баранов, проследив за суетливыми движениями «канцелярской крысы», вновь хохотнул и с запозданием ответил на вопрос Виталика:

– Ну, вот ты сам подумай, а если война, и требуется идти в бой, ты так и пойдешь к врагу и попросишь подождать, пока тебе дадут расписаться в закреплении оружия? Тут уже выбирать не приходится, дружище, что достанется, то и возьмем. Лишь бы было, чем отбиваться. Слышь, Скребок, а может, побежим и трофейным обзаведемся пока?..

– То есть, как, «трофейным»? – недоуменно уставился Скобленко на друга. – А чем же мы его добудем?..

– Так ведь я выложу перед противником свое немытое хозяйство, и он от одного запаха белы рученьки вверх потянет, – Вовчик сиял от удачно преподнесенной шутки.

Стоящие рядом сослуживцы прыснули со смеху, а Баранов опять открыл рот, чтобы выдать новую остроту, но в этот момент из оружейки высунулся Кицелюк и прокричал:

– Так! Молодежь, давай по одному ко мне! И не тормозите, времени нет рассусоливаться! Там что-то серьезное произошло, иначе нас бы заранее предупредили об учебной тревоге. Хорош там базарить и лыбиться! Обрадовались! Чему? Еще не бывали вы в настоящем деле… И я не в том настроении, чтобы выносить ваши шуточки, да и спать хочу. Вчера из-за вас же не удалось днем отдохнуть, и на вторые сутки пришлось дежурным оставаться. Мужики с караула только сменились… Ну, что встали? Вперед!

Новички бойко рванулись в сторону комнаты для хранения оружия, но Степан, опомнившись вдруг, остановил всех окриком и, увидев в конце строя Баранова со Скобленко, скомандовал:

– Вы, два брата-акробата, быстро меняйте дневальных, а те пусть бегут на свои места по боевому расчету! Скорее!

Виталик с Вовкой стрелой метнулись к входной двери и тумбочке, находящейся напротив нее. Сонные взгляды сменившихся с постов солдат, экипированных и вооруженных по полной программе, мигом прояснились, и оба они поспешно исчезли в полумраке подъезда. На лестнице послышались бухающие звуки удаляющихся сапог, перескакивающих через несколько ступенек.

Через десять минут молодежь под командой Насырова, подгоняемая окриками Кицелюка, умчалась навстречу неизвестности. Скобленко, стоящий у двери, сопроводил глазами спину ефрейтора, убегающего последним, после чего недоуменно посмотрел на Баранова, и уже было собрался задать тому очередной вопрос. Но в этот момент из оружейки высунулся сержант и гаркнул:

– А вы чего ждете?! Я, что ли, за вас автоматы таскать должен?! Шустрее по одному на получение!

Виталик вздрогнул от голоса дежурного и облегченно вздохнул. С плеч свалилась целая гора, и сами собой отпали сомнительные мысли, мучившие до сей минуты его проснувшийся окончательно мозг. Он наконец-то мог получить автомат! Раздался грохот. Не от падения Эвереста – просто Скобленко второпях запнулся о шляпку гвоздя, торчащую из доски, и всей массой тела произвел стыковку с поверхностью пола. Вовка подбежал к нему, поднял отлетевшую в сторону пилотку и подал потирающему ушибленную коленку товарищу.

– Ну, че?! Не убился там, крестничек? – друзья впервые увидели широко улыбающееся лицо Кицелюка. – Вот теперь на форме мастика отпечаталась, с бензином стирать придется…

– Постираю, товарищ гвардии сержант, – Виталик резво вскочил на ноги, отряхивая испачканные штаны, и скрылся в оружейке.

В этот момент на лестнице послышались торопливые шаги, и в дверях появился запыхавшийся старший лейтенант. Баранов, увидевший начальство, хотел было крикнуть: «Дежурный по роте, на выход!», но офицер махнул ему рукой и побежал к оружейной комнате.

– Степан, давай мой пистолет! Быстрее…

– Здравия желаю, Роман Валентинович!

– Да не козыряй ты… Там вроде ЧП большое, бежать надо. Сейчас сюда помощник дежурного по батальону прибудет, он тебя сменит, а вы вооружайтесь все и со мной пойдете. Начштаба вызывает. Сказал, чтобы я наряд оставшийся с собой взял для особого поручения…

– Понял, командир. Баранов! Ко мне бегом марш!

– Я, есть! – Вовка рванул к оружейке, бросив пост у тумбочки дневального.

Через несколько минут команда из четырех человек, сдав казарменное помещение рослому лейтенанту с повязкой помощника дежурного по части, спешно двинулась в сторону штаба, у которого молодежь строилась еще днем, поэтому дорога к нему вновь прибывшим была уже известна.

В коридоре, перед застекленной комнатой, в которой сидел грузного вида капитан и что-то разгоряченно говорил в трубку телефона, старший лейтенант резко затормозил, кивнув. Заметив прибывших, дежурный резко махнул рукой в сторону приоткрытой двери кабинета на противоположной стороне коридора, продолжая эмоционально общаться с собеседником на другом конце провода.

– Степан, ждете здесь. Я – к начальнику штаба.

Офицер уже двинулся в указанном направлении, но дверь неожиданно распахнулась, и в коридор вышел крупный майор со шрамом на лице. За ним мелкими шажками бежал растрепанный, рыжеволосый мужичок средних лет в гражданской одежде и беспокойно канючил:

– Да поймите вы… Это нельзя оставлять без присмотра надолго… Срочно требуется добраться до главной консоли проекта!.. Иначе может произойти большая беда… Дайте же вы мне группу сопровождения! Через несколько часов произойдет автоматическая герметизация блоков центрального ресивера, тогда уже ничего нельзя будет изменить…

– У меня все люди на счету! Вот наряд сейчас придет… – майор осекся на полуслове, увидев прибывшую команду. – А-а-а! Вот вам и сопровождение! Шелестов!

– Я, товарищ майор! – старший лейтенант щелкнул каблуками начищенных до зеркального блеска хромовых сапог, затем развернулся к сержантам и скомандовал: – Становись! Равняйсь! Смирно!

– Давай, Роман, безо всяких сентиментальностей и расшаркивания… Вот начальник двадцать восьмой лаборатории – Синцов Вениамин Константинович. У них там произошел сбой аппаратуры из-за случившейся аварии. Что-то пошло не так, как планировалось… Словом, ваша задача: сопроводить инженера до объекта и следить за тем, чтобы все прошло гладко. Допуск на уровни у тебя, старлей, есть, так что помех с передвижением быть не должно… Время не терпит. А Вениамин Константинович по пути тебе все разъяснит. Задача ясна?

– Так точно, товарищ майор!

– Все, Вениамин Константинович, – начальник штаба повернулся к Синцову, – берите группу и выдвигайтесь. А у нас и так проблем сейчас предостаточно…

Резко оживший инженер моментально переключил внимание на Шелестова и начал ему что-то скороговоркой втолковывать. Тот лишь кивал время от времени, тревожно косясь на подчиненных. Кицелюк, научившийся за время службы понимать командира с полувзгляда, повернулся к Виталику с Вовкой и скомандовал:

– Кругом, на выход не в ногу шагом марш! Скобленко, поясной ремень подтяни, а то штык-ножом отобьешь «девичью радость», и подсумок назад сдвинь. Баранов, ремешок на каске заправь в тренчик, болтается…

Дорога, по которой ехал тарахтящий на ухабах изношенный «рафик», ровностью покрытия похвастаться не могла. Водила, немолодой мужичок с неряшливой бородкой-клинышком, постоянно чертыхался, вводя машину в очередной вираж. Блеклый свет фар время от времени выхватывал из темноты растущие по обочинам тополя и раскидистые, давно не ухоженные пыльные кусты. Несколько раз попадались с воем сирен летящие куда-то пожарные машины или скорые. На северо-западе, за лесным массивом, по небосводу гуляли сполохи зарниц, очень необычных для текущего времени года. Тревожное чувство не покидало всех. Шелестов усадил на переднее сиденье Кицелюка, а сам забрался с ученым в салон – поближе к кабине водителя. Инженер в свою очередь не переставал что-то втолковывать старшему группы, отчаянно жестикулируя и часто безнадежно взмахивая рукой.

Баранов переглянулся со Скобленко, крепко вцепившимся во вверенный автомат, упертый откинутым прикладом в пол машины. Не решаясь заговорить, он молча кивнул в окно. Мимо пронесся завывающий сиреной и мигающий синими фонарями милицейский «жигуленок». Произошло что-то действительно из ряда вон выходящее. Но пока об истинной причине молодые сержанты могли лишь гадать, зная, что антидиверсионников по любому мелкому поводу в ночь срывать не будет никто, да еще и в полном составе батальона. Куда убыли остальные сослуживцы – они не знали, как, впрочем, и не были посвящены в детали задания их группы. В первый же день прибытия к новому месту службы – и вдруг встрять в какое-то крупное происшествие. С одной стороны, это вызывало некоторую гордость и чувство собственной значимости в общем деле. С другой же – тревожила неизвестность, давила на психику полная неопределенность глубокой апрельской ночи, царящей вокруг. И лишь невозмутимость командира группы, молчаливо, одобрительно кивающего в ответ на реплики ученого, да расслабленная поза громилы сержанта на переднем сиденье несколько успокаивали.

Полчаса гонки по ухабам вымотали всех окончательно, и Баранов обрадовался, когда, скрипя тормозами, микроавтобус резко остановился у ослепительно бьющего в глаза фонаря-прожектора – сразу за предупреждающим знаком «Стой! Закрытая территория. Предъяви документы!». Выбежавший из помещения КПП дежурный в звании прапорщика обошел машину по кругу и заговорил с водителем:

– Привет, Николаич! Вы чего среди ночи, да еще и по этой дороге сорвались? Кто это с тобой? Слыхал? На станции авария!..

Сообразивший, о какой станции идет речь, Баранов бросил хмурый взгляд на Скобленко. Но его рассуждения прервал перебивший прапорщика старший лейтенант Шелестов, удержавший крепкой хваткой новые порывы истерики сидящего рядом инженера:

– Товарищ прапорщик! – в лицо дежурного ткнулась раскрытая корочка удостоверения. – Группа особого назначения! Открывайте ворота быстрее!

– Й-есть… – опешивший было военный разом встрепенулся, одернул китель и поправил портупею, приняв строевую стойку, но не вызвав при этом чувства восхищения воинской выправкой. Грузный живот сильно портил картину, напомнившую карикатуры, рисуемые в солдатских дембельских альбомах. Впрочем, пузо не помешало прапорщику шустро метнуться к неосвещенному пространству. Тут же раздался скрип отодвигаемой створки ворот, и тронутый за плечо Шелестовым водитель резко сорвал автомобиль с места.

Затем последовало несколько крутых поворотов по извилистой узкой дорожке, промелькнуло несколько зданий непонятного назначения, бегущие куда-то люди, ровная аллейка, освещенная рассеянным светом склонившихся над ней дуг-фонарей. Пара силуэтов машин с кунгами и, вероятнее всего, локаторами, медленно вращающимися в разные стороны. И вдруг – массивные широкие ворота высотой в три этажа, встроенные в громадную насыпь поверх окрашенных в защитные цвета бетонных блоков, виднеющихся на лицевой стороне бункера.

– Ого… – Скобленко впервые за поездку произнес нечто членораздельное. – Ты смотри, какое все большое…

– Тихо ты… – Баранов покосился на старшего лейтенанта, но тот до сих пор вежливо и терпеливо выслушивал инженера, не перестающего жаловаться на судьбу. – Поменьше эмоций, Скребок. Еще наших волнений сейчас не хватало – в дополнение к общему ажиотажу. Одно я понял: на Станции произошла авария, и, похоже, крупная, иначе бы нас, молодых, наверное, не сорвали. А если сорвали антидиверсионников – всех, вплоть до прибывшей молодежи, значит, дела и впрямь аховые… Вероятно, пахнет именно диверсией, а это означает, что мы можем вплотную столкнуться с противником, понимаешь? Реальным, который по нам стрелять начнет. Выходит, что шутить некогда, нужно быть готовым – в любую минуту вступить в бой. Не забыл еще, как автомат называется?

Вован ухмыльнулся, пытаясь тем самым привести в чувство резко побледневшего, растерянного товарища. Виталик же в свою очередь принялся лихорадочно озираться, высматривая в окна подбирающихся с разных сторон шпионов и диверсантов. Тем временем по салону микроавтобуса загулял яркий луч шахтерского фонаря. Очередной досмотр на пропускном пункте. А Баранов успел пожалеть, что высказал другу набежавшие мысли. Состояние Скобленко явно не позволяло ему адекватно реагировать на происходящее. Не помогло даже спокойное поведение старших группы. Ко всему прочему, досматривающие машину оказались одеты в защитные химические костюмы и респираторы, отчего несколько смахивали в темноте на инопланетных существ. Виталик во всем, появившемся снаружи, теперь видел угрозу для себя. Подскочив, он перекинул автомат в правую руку, а левой попытался достать из подсумка заряженный магазин. Стоящий позади «рафика» тут же вскинулся, прицелившись в салон. Раздался глухой крик:

– Не двигаться! Оружие на пол! Следующее движение – стреляю на поражение!

– Тихо… Тихо! – настала очередь вступить в дело Шелестову, протягивающему навстречу лучу света раскрытое удостоверение. – Я тебя, Сафронов, даже сквозь эту маску узнаю! – старший лейтенант развернулся к Скобленко и Баранову, желая приструнить невыдержанного молодого, но успокоился, увидев, что тяжело дышащий Вовка в мгновение ока скрутил паникующего товарища, вырвав у того автомат и бросив его на пол.

Держащий машину на прицеле опустил ствол автомата и иронично выдал:

– Рома, да ты прям всевидящий. Каждый раз удивляюсь твоим способностям. Ну, вот как ты меня узнал, а? А я вот тебя не узнаю – обычно ты с бывалыми парнями на задание ходишь, а тут…

– Некогда нам, Серег! – заговорил Шелестов. – Вениамину Константиновичу в помощь выделены начштаба. Там у него в лаборатории что-то непонятное. Дай команду, чтобы ворота открыли. Я тебе потом секреты свои поведаю…

– Да, да! – вставил слово ученый, успевший за это время упасть ничком, а теперь усаживающийся в кресле и отряхивающийся. – Скорее, пожалуйста… Это совсем не шутки…

– Так и у нас работа не позволяет шутить, товарищ Синцов… Кстати, а чего вы сегодня с этой стороны решили поехать? А, ну да, ЧП же… Там сейчас не до вас… – стоящий нажал на кнопку переговорного устройства сбоку ворот и выдал в микрофон: – Два, семь, пять! Допуск – второй!

Правая створка тут же поехала в сторону, открывая широкий зев внутреннего тоннеля, напоминающего собой линию метрополитена. Машина фыркнула чихающим двигателем и тронулась вперед, а до слуха сидящих в салоне донесся – ворчливый голос:

– Секреты у него… Знал ведь, что сегодня здесь я старшим смены…

– Ну, во-от! – протянул смеющийся Шелестов. – Сам ведь догадался! – старший лейтенант тут же посерьезнел и резко повернулся к Баранову, постепенно высвобождающему из хватки дрожащего Скобленко: – Ну а вы чего, зеленые? В учебке не научили вас, что ли, правильному поведению? – голос командира обрел суровые нотки. – Запомните раз и навсегда – полное внимание и подчинение! Никакой самодеятельности! Всеми вашими действиями руковожу либо я, либо сержант Кицелюк, и никто более! Даже собственные дурные мысли. Скажу стрелять – будете стрелять, скажу умереть, ваша задача – умереть, но достойно! Скажу в штаны для дела наложить – попробуйте только не выполнить приказа! Пожалуюсь Кицелюку – он из вас вытряхнет нужное количество, будь это хоть двухсотлитровая емкость для параши, ясно?!

Вован моментально тряхнул в кивке головой, пытаясь эмоциями выразить полное согласие за двоих, и осторожно полностью отпустил Виталика. Тот в свою очередь всхлипнул и шмыгнул носом, пытаясь поднять с пола автомат. Но как оказалось, данное действие не удовлетворило командира. И он решил закрепить пройденный материал:

– Младший сержант!

– Я! – бодро отозвался Баранов, заглушив едва слышимое восклицание Скобленко, и попытался встать, тут же ударившись защитным шлемом о низкий потолок салона.

– А ну-ка, оба упали в проходе и отжались по двадцать раз, живо! – и уже после выполнения молодыми команды – нравоучительно: – Когда не доходит с первого раза через голову, тогда очень хорошо доходит через руки и ноги!

С надрывом отжимающийся Вовка, на котором частично лежал в тесном проходе Виталик, сквозь зубы процедил:

– Кто-то уже на очках в туалете это успел оценить, но, видимо, и правда, не с первого раза…

Из кабины послышался приглушенный смешок Кицелюка. Словно не замечая этого, Шелестов повторил:

– Младшие сержанты!

– Я! – в этот раз прозвучал громкий ответ из обеих глоток.

– Младшие сержанты!

– Я!

– Младшие сержанты!

– Я!!!

– Ясно?!

– Так точно!

– Ясно?!

– Так точно!!!

– Во-от! – в этот раз командир остался доволен ответом, но не поленился пояснить: – Запомните, парни – в армии должен быть порядок во всем. А особенно у нас – тех, от которых зависит порядок на особо важных объектах, представляющих потенциальную угрозу для здоровья и жизни многих тысяч людей. Как вопросы, так и ответы должны звучать всегда. Повторяю: мы ежедневно находимся словно в состоянии войны, наша служба – хождение по лезвию меча. И ни вправо, ни влево отклониться ни на миллиметр мы не имеем права! Ваша голова начинает думать только тогда, когда никого из командиров не останется рядом в живом виде! Это будет означать, что теперь командиром являетесь вы сами! А до этого момента любые движения без команды мы с Кицелюком будем воспринимать как сознательное неподчинение приказам. А по военному времени это грозит расстрелом! Хм… Надеюсь, что до этого не дойдет. Ясно?!

– Так точно!!!

– А сейчас – сели, и не отсвечиваем!

– Есть!!!

Секундный шум и перестук железа возвестили командиру, что его приказ выполнен молниеносно. Шелестов сразу потерял интерес к подчиненным и обратился к Синцову:

– Извините, Вениамин Константинович, вам на это смотреть не стоило бы, но деваться некуда. Молодежь… Если бы не чрезвычайная ситуация, мы бы ее с места не дернули, но – сами знаете…

– Да, да… Я понимаю, – торопливо отозвался ученый, тревожно всматривающийся в бегущее навстречу полотно тоннельной дороги, не находящий себе места и постоянно вытирающий замусоленным носовым платком выступающую на лбу испарину.

– Шоссе… – не удержался от реплики шепотом Вовка Баранов, восстанавливая дыхание после неожиданной встряски, потом повернулся к Скобленко и тихо обратился к нему: – Ты видел, Скребок? Московское метро отдыхает… Ничего себе исследовательская лаборатория… Мы уже километра два отмахали, если не больше, а конца-края этому подземному ходу нет. Они не до Москвы самой его протянули?

Изрядно перенервничавший Виталик ужаснулся своей выходке и несдержанности. Он по-настоящему стыдился за произошедшее, но более всего – перед сидящим впереди гражданским человеком, которому довелось стать невольным свидетелем нервного срыва защитника и опоры. Поэтому взгляда так и не поднял, а лишь слегка кивнул в ответ, настолько крепко сжав в руке автомат, что пальцы побелели от напряжения. Понимая неопытность товарища и его состояние, Вован решил закрепить первые уроки и снова принялся подтрунивать над товарищем:

– Это фигня, Виталя. Бывает и хуже. А хуже обязательно будет, уж поверь. Смотри, как Кицелюк ехидно ухмыляется, видать, понравился ему твой сантехнический дар. Сколько ты там толчков успел отшоркать вечером? Три? А их в туалете восемь!

Вскоре мерное тарахтение мотора и плавные изгибы тоннеля начали действовать на Баранова убаюкивающе. Он перестал глазеть на редкие ответвления чуть меньших размеров, и находящиеся на стенах тусклые фонари постепенно слились в сплошную мерцающую линию. Сказывался недосып при внезапной ночной тревоге. Все ниже склоняя голову к коленям, Вовка задремал. Но ненадолго. Из сна его вывело резкое торможение микроавтобуса. Встрепенувшись, он с удивлением негромко присвистнул: машина остановилась у перекрытого шлагбаумом железнодорожного переезда. Свет фар скользил по медленно движущемуся составу с аккуратными новенькими почтово-багажными вагонами. Инженер нервно привстал и снова принялся причитать, что времени с каждой минутой все меньше. Шелестов в сотый раз пытался его успокоить, а Кицелюк в свою очередь развернулся и уточнил у командира:

– Роман Валентинович, это ведь они?

– Да, Степан. А ты что, никогда не видел?

– Никак нет. Слышал, конечно, но вживую видеть не доводилось… Мощь!

– Да уж, это точно. Один вагон может уничтожить крупнейший город хоть на той стороне планеты. Такой, например, как Нью-Йорк или Вашингтон.

Баранов встрепенулся, сразу сообразив, о чем идет речь, и с гордостью посмотрел на ничего не понимающего Скобленко, тоже во все глаза рассматривающего проходящий поезд. Не выдержав паузы, Виталя тихо спросил у товарища:

– Это как – уничтожить Нью-Йорк? Он что, прямо по этому туннелю до Америки доедет? Это же не пассажирский поезд… Или посылки с письмами сами выйдут и начнут громить все вокруг?..

Вовка усмехнулся, в который раз удивляясь неосведомленности приятеля:

– Я вот не пойму, Скребок, ты чем занимался на гражданке и чем интересовался вообще? Тебя послушать, так словно на другой планете жил…

– Мне некогда было все узнавать. Я за мамой больной ухаживал… – Скобленко обиженно надулся. – Рак у нее. Был…

– То есть как – был?.. – настала пора удивиться Баранову. – Он же, говорят, не лечится…

Осененный догадкой Вован, видя, как товарищ сначала сжался в тугую пружину, а потом сник, виновато пробормотал:

– Извини, Виталь, я не знал… Земля ей пухом.

– Не поминай ушедших к ночи! – зашипел Скобленко. – Нехорошо это. Грех…

На глаза его навернулись слезы, а Баранов, желая искупить вину, поспешил пояснить:

– Это не почтово-багажный поезд. Это военный. И вагоны – только маскировка. На самом деле внутри у них находятся ракеты, которые и до Америки долететь могут.

Виталик изумился, пристальнее вглядываясь в последний вагон состава, проезжающий мимо них.

– А почему он ездит тут – под землей? Он их ведь отсюда запустить не сможет.

– Такие поезда постоянно курсируют по всей территории страны. Это чтобы их нельзя было засечь и уничтожить. Поэтому и маскируют их тщательно. Мне друг рассказывал. Он служил ракетчиком. Ну, а оставлять их под открытым небом просто так нельзя. Мало ли… Да и уход регулярный ракетам требуется. Заправить заново, или ядерный заряд поменять. А отслужившие свой срок заряды отправляют на разборку и утилизацию. Я слышал, что из этих зарядов как-то отработанный уран достают, а потом используют его повторно уже в реакторах, предназначенных для мирных целей. А здесь как раз такие реакторы. Может быть, этот поезд для них сюда и пригоняли? Чтобы проделать такую работу, нужно массу времени. Зачем же держать состав под открытым небом? Вот и строят для них, наверное, такие подземные тоннели. Я даже о целых городах под землей слыхал. Живут люди в них всю жизнь и света белого не видят. Бледные все, но счастливые, что такой вот ракетой им по голове американцы не съездят. Прям как у Христа за пазухой. А обеспечение в магазинах у них по особым талонам. И икру разную получают, и деликатесы всякие едят. Положено за вредную среду и работу…

– Да-а-а… – Скобленко мечтательно потянулся и шумно сглотнул. – Пожрать бы сейчас не мешало. А то я на ужине не только до чая не добрался, а и даже перловку доесть не успел. Только пару ложек в рот закинул, как Кицелюк скомандовал выходить строиться за столовой. Хорошо, хоть хлеб с маслом на ходу проглотил…

– Так, а чего ты поспешил? Это ж сержант только предупредил, что рота будет собираться за столовой. Привыкай, Виталя, мы ж не в учебке уже. Видал, как здешняя рыгаловка устроена? Каждый со своим подносом – через раздачу, а не скопом за стол – по десять человек. Это в учебке, помню, – только хочешь себе «мясо белого медведя» в кашу положить из общей тарелки, а его уж нет. И главное – съедают даже те, кто до этого на Коране молился и свиней презирал.

Настала пора грустно усмехаться Виталику.

– Они не виноваты, Вов. Им же тоже есть хочется. Ну а как поешь нормально, если больше и нечего?

– Это да. Но меня поражает больше другое: а куда мясо девается, если нас вареным салом пичкают? Свиньи же не из одного сала состоят.

– А Райкина слушал? Аркадия? – Скобленко опять улыбнулся. – Вот я с него постоянно ржал как конь педальный. Как он там? «Через дырэктор магазын, через товаровэд…». Все кушать вкусно хотят, а везде дефициты. Вот и привыкли люди воровать. Кто где работает, тот там и ворует. Я, пока за мамой ухаживал, в больнице на подобное насмотрелся. Я ж и учебу в медицинском институте поэтому забросил, некогда было учиться. Три курса почти закончил. А мама с каждым днем все угасала… – Виталик с дрожью вздохнул, сглотнув. – Да и самому надо было хоть что-то есть, вот и подрабатывал в больничной столовой, а когда и просто полы мыл, да утки за лежачими выносил. Тетки меня жалели, прикармливали, а сами по окончании смен домой с полными сумками продуктов уходили. Я даже удивлялся порой – как у них руки еще до земли по-обезьяньи не вытянулись…

За разговором друзья не заметили, что машина опять мчится вперед, а Шелестов внимательно изучает их взглядом. Оба тут же смолкли и принялись смотреть в разные стороны. Вновь послышались причитания ученого, но в этот раз до слуха долетали обрывки фраз:

– …это совсем новый проект. Такими исследованиями еще никто до нас не занимался. Если и предпринимались попытки, то безрезультатные. А тут сразу несколько научных открытий позволили вывести эксперимент на небывалый уровень!..

…благодаря этому проект разделился на два направления. Параллельная группа приступила к исследованиям воздействия электромагнитных волн на мозг человека. Политика, знаете ли, обязывает… – Синцов опасливо покосился на сидящих позади солдат, но посчитал, видимо, что специфика их работы позволяет слышать в чем-то засекреченные сведения, и продолжил: – Нас окружает враждебный мир империализма, стремящегося навсегда стереть ненавистное ему социалистическое государство с лица земли. Соответственно, мы должны реагировать на агрессию должным образом, чтобы выжить и сохранить нашу независимость. Вот и задумались вдруг – а если противник, живущий с нами по соседству, будет постоянно испытывать удовлетворение от жизни? Если он по-своему будет в чем-то «счастлив»? Как это может сказаться на нашей жизни, и будут ли нам угрожать? Согласитесь, ведь наверняка чувство эйфории помешает смотреть через кордоны и точить зубы на недалекого соседа. Испытания подобного рода и проводятся в параллельном отделе, названном просто «Счастье»… Хм… Хорошо еще, если такие волны будут воздействовать только на противника… Ну, время покажет…

…в наши руки попали брошенные архивы секретных документов нацистов, случайно обнаруженные совсем недавно Комитетчиками в запасниках Калининграда. Вы удивитесь, но немцы уже тогда – во времена Великой Отечественной, занимались подобными исследованиями. Говорят, целую базу организовали где-то у Полярного круга – подальше от посторонних глаз. Из разобранных нами бумаг стало ясно, что фашистские научные светила оказались достаточно близки к разгадке извечной мечты человечества о путешествиях во времени. Вы только представьте, что могло бы случиться, если бы они добились своего! Историю бы просто перевернуло вверх тормашками! И вы, и я сейчас бы работали на какое-нибудь всемирное нацистское государство и, возможно, языкового барьера бы на земле больше никогда не существовало. Хм… И здоровались бы все восклицанием «Зиг хайль!»… М-да… Грустно… Но, слава Богу, этого не случилось. Все же двадцать миллионов человеческих жизней только советских людей – это очень большая и страшная цена…

«Контур» и занимается исследованиями в этом направлении. И нам уже удалось некое подобие перемещения совсем маленьких предметов. Правда, ненадолго, и не знаем пока, далеко ли, но то, что из нашего пространства и времени предметы исчезали – это совершенно точно!..

…на четыре часа утра был назначен основной эксперимент, к которому отдел готовился уже более года, – инженер резко вздернул руку, оголил запястье, сдвинув рукав куртки, и посмотрел на часы. – Вы спросите – почему так рано? Это все из-за больших мощностей аппаратуры. Самое оптимальное время – без последствий и срывов использовать мощности находящейся рядом Станции. Мы находимся лишь на начальной стадии этих исследований, и у нас нет возможности сделать приборы и агрегаты меньшего размера. Не хватает опыта и знаний. Да и, наверное, технологий тоже… Все же сказывается консерватизм сидящего наверху начальства. Им дай волю, они до сих пор бы предлагали нам ходить в рубищах и спать на матрасах, набитых соломой. Не все, к сожалению, понимают важность движения науки вперед. Вы бы только знали – какие грандиозные дебаты проходят порой в высших эшелонах власти…

…в принципе, по причине секретности экспериментов научный комплекс и разместили в непосредственной близости от АЭС. Закрытая, хорошо охраняемая территория, и достаточное количество необходимого питания. Но кто же мог знать, что произойдет нечто из ряда вон выходящее?.. Я только собирался выходить из дома, как позвонил Ланзерберг – это наш младший научный сотрудник. Впрочем, кто он такой – для вас не представляет интереса… И сообщил о мощном подземном толчке, после чего вся аппаратура, готовая уже к эксперименту словно сошла с ума. В трубке телефона слышались посторонние шумы и треск помех. Хм… Он тогда еще не знал о случившейся аварии на Станции. Я перезвонил Сергиенко, а он наорал на меня, заявил, что наш отдел якобы не согласовал с ним время начала эксперимента. Потому что параллельный поток по ранее утвержденному плану собирался запускать оборудование лаборатории в час ночи… Эх, лучше бы они этого не делали… Ко всему прочему, это, вместе с нашим экспериментом, может привести к резкому скачку. И, представляете, они таки запустили свои приборы! А через полчаса произошел этот взрыв…

…не смог дозвониться… Линия либо постоянно была занята, либо на звонки никто не отвечал. А потом началась паника, все службы подняли по тревоге. Да вот, как и вас тоже. И я уже пытался прорваться туда, но со стороны Станции меня, естественно, не пропустили ваши парни. Там творится нечто невообразимое. Никто толком ничего не может сказать о масштабах произошедшего. На территорию пропускают только машины скорой помощи, милиции и пожарной охраны. Похоже, один из энергоблоков вышел из строя полностью. Резко упала мощность. И никто не может сейчас сказать точно, – что произойдет, если разогретую экспериментальную аппаратуру не остановить. А вдруг она сработает стихийно? Не улыбайтесь, прошу вас! Поработаете с мое в условиях окружающей мистики, еще не так поверите в сверхъестественное! А вдруг наш мир провалится в дыру пространства? Тогда, соприкоснувшись с параллельной вселенной, он просто вступит с ней в конфликт, и произойдет аннигиляция! Ну, или мы, привыкшие к благам цивилизации, вдруг окажемся в каком-нибудь неолите, а вокруг нас заснуют туда-сюда динозавры! Вот вам смешно…

Чем дольше Вовка вслушивался в слова ученого, тем сильнее поражался услышанному. Понимал, что говорится о невозможном – вышедшем со страниц фантастики. С одной стороны, разум парня, выросшего на идеологии атеизма и веры в человеческие силы, отказывался верить в рассказ Синцова. А с другой стороны, глядя на спокойное состояние сидящего рядом с инженером офицера, иногда хмурящегося или улыбающегося, но согласно кивающего головой, Вовка все воспринимал как должное. И еще Баранов вдруг понял, что внезапно попал в круговорот событий, которые его наверняка больше никогда в жизни далеко не отпустят. Словно кто-то невидимый и очень могущественный завязал на нем сложный клубок переплетающихся нитей невидимой, но очень прочной паутины. Парень почувствовал, что его роль в происходящем тоже важна.

«Не мы выбираем события, а события выбирают нас…».

Посмотрев в сторону Скобленко, Вован заметил встречный испуганный взгляд.

– Вовчик… – бледными, трясущимися губами выдал Виталик. – Если, по словам Синцова, произошел взрыв реактора, это может как-то быть связано с атомом?..

– Ты про ядерный реактор, да? Про радиацию? А ведь я как-то об этом даже и не подумал…

В памяти всплыли вдруг страшные кадры кинохроники про сброшенные американцами в тысяча девятьсот сорок пятом году на Хиросиму и Нагасаки ядерные бомбы. Разрушенные города, изуродованные трупы людей и животных. Горе и смерть повсюду. Еще вспомнились занятия по гражданской обороне в школе и техникуме, как они толпой бегали и веселились с противогазами в руках, прячась от надуманного ядерного удара в бомбоубежищах и подвалах. Как пугал Вовка соседку по парте Светку, надев противогаз, страшно завывая и тряся хоботком гофрированного противогазного шланга. И уже позже – в учебной части – занятия по противохимической обороне и орущие с разных сторон сержанты: «Вспышка справа! Вспышка слева!», надевание на время защитного химического костюма – ОЗК, маршбросок в полной выкладке с облачением в эту прорезиненную духовку, и режущие глаза соленые струи пота, бегущего по лицу. Никогда не думал Баранов, что все это может оказаться вполне банальным и ежедневным. И то, что они сейчас едут куда-то в сторону аварийной Станции, да еще и по засекреченному подземному тоннелю, заставило похолодеть сердце, ухнувшее куда-то вниз, но не в пятки, а гораздо ниже. Оно спряталось между еще не успевших заржаветь гвоздей недавно прибитого на кирзовом сапоге нового каблука. Зацепилось за эти гвозди всеми сосудами и никак не желало возвращаться обратно. Вован замер и успел побледнеть не меньше испуганного товарища.

Внезапно машина сбавила ход, а по команде Шелестова из кабины в салон заскочил Кицелюк, сразу направившийся к подчиненным. Пронзительный взгляд бывалого разведчика безошибочно выхватил из общей картины состояние молодых солдат. Грузно осев на ближайшее кресло, он проникновенно произнес:

– Ну и чего мы тут носы повесили, орелики? Вот так я и знал, что вы не в армию, да еще и противодиверсионное подразделение, попали, а в детсад!

– Чего это вдруг в детсад? – пробурчал первым среагировавший Баранов.

– А того! Нам сейчас задание особое выполнять, а вы тут как дети слюни и сопли распускаете! Выдать по платочку, или свои имеете?

– Товарищ сержант! – уже увереннее проговорил Вовка. – Мы прекрасно понимаем, в какую ж…задницу встряли, но не собираемся нарушать присягу…

– Вот видишь, Баранов, оказывается одного разговора мало, раз вы тут едва в панику не впадаете. Слова бы еще делом подкрепить, а то просто пустословом можно стать. Вы себя со стороны видели? Сидят два пельменя и вот-вот фарш наружу вывалят, развалившись на части. Поэтому и говорю, что детсад. Нам задание выполнять в составе группы, а группы-то еще и нет! Только сборная солянка, с половиной которой приходится нянчиться и на горшок водить. Или не так?

– Так… – вдруг вынужденно согласился Скобленко, опередивший товарища с ответом. – Все так, товарищ гвардии сержант. Мы прекрасно понимаем, куда и зачем прибыли, и где служить нам придется. Но ведь не бездумно же погибнуть в первый же день своей службы!

– А кто тебе сказал, что мы собираемся бездумно погибнуть?

– Так ведь Станция – атомная, а на ней взрыв…

– Все правильно. Но, во-первых, еще не точно известно, что это за взрыв. А во-вторых, наше подразделение имеет защиту на все случаи жизни. Мы всегда в первую очередь обеспечиваемся разными научными новинками. И значимость этого понимают прекрасно даже высоко наверху! Так чего мы должны бояться?

– Но у нас же при себе нет ничего… – настала пора высказать сомнение Баранову, разведшему руки в стороны, чтобы сержант проникся полнотой безнадежности ситуации.

Кицелюк усмехнулся, несколько раз покачав головой.

– Эх, молодость… Ну, неужели вы думаете, что мы со старшим лейтенантом Шелестовым в таком случае так спокойно бы себя вели? Типа, послужили уже достаточно – можно и умереть? Ведь Роман Валентинович вам сразу сказал – поменьше шевелить извилинами и побольше слушать, что говорят вам командиры. Следить за нашими действиями. Значит так, разъясняю: если на территории Станции есть радиация, то нас либо не выпустят из тоннеля, либо выдадут защитные средства. Охраняется же тоннель нашими парнями, ферштейн?

– Точно… – Виталик впервые за все время поездки широко улыбнулся.

– Ну, наконец-то! – встречный взгляд Кицелюка сиял. Он хлопнул обоих по плечам. – Все, панику – в сторону, и смотреть на жизнь сквозь розовые очки! Не подведите нас. Мужчинки…

Хохотнув, сержант пробежал к двери салона, кивнул Шелестову, развернулся, погрозил сидящим позади кулачищем и, не дожидаясь полной остановки машины, вновь ловко перескочил в кабину.

Слегка успокоившийся Баранов решил вновь немного вздремнуть, но времени на это уже не осталось. Поравнявшись с предупредительным знаком, микроавтобус сбавил скорость. Впереди блеснули яркие лучи прожекторов, а на стенах появились отливающие фосфорным свечением указатели, и тоннель начал расходиться в разные стороны множеством ответвлений.

– Вот! Вот наш створ! – едва не прокричал заволновавшийся в очередной раз ученый, растрепав трясущейся рукой остатки рыжей шевелюры.

Водитель кивнул и плавно увел машину вправо, по указателю с надписью «ЗГРЛС Опытная». Через метров триста он вновь сбавил газ. Дорога плавно пошла на подъем, и опять в глаза забил яркий свет. Стены раздались в стороны, открыв просторное помещение, очень похожее на станцию метро. Схожесть подтверждала железнодорожная платформа, разместившаяся справа. Возле нее стоял маневровый электровоз с несколькими товарными вагонами закрытого типа. На платформе суетились люди, таскающие туда-сюда ящики и коробки, непосредственно за самим электровозом время от времени ослепительно вспыхивала сварка. И даже сквозь закрытые стеклами окна автомобиля слышался сильный шум, заглушаемый иногда звонкими ударами чего-то массивного, металлического, словно, на заводе работал кузнечный молот. Но Синцов даже взгляда не бросил в ту сторону, указав влево, где оказались такие же, как на въезде в тоннель, широкие ворота, а возле помещения для охраны стояло несколько АРСов – армейских химических машин на базе ЗиЛ-131 с резервуарами для обеззараживания имущества и местности. Облаченные в ОЗК расчеты копались в недрах каких-то ящиков, скручивая возле колес длинные шланги в кольца.

– Ого! – Кицелюк, развернувшийся к Шелестову, не сдержал восклицания, подтверждая самые худшие опасения Баранова и Скобленко. – Уже и химари здесь…

В этот раз не сдержался даже невозмутимый до этого водитель, подергавший себя за бородку и несколько раз покачавший головой.

– Не мути воду, Степан… – командир скосил взгляд на молодежь. – Возможно, просто перестраховываются.

Но в этот раз уверенности в словах Шелестова уже не было. Взяв себя в руки, он бодро скомандовал:

– Группе приготовиться к выходу, проверить оружие и снаряжение! Если придется идти пешком, сержант Кицелюк – в авангарде, я с инженером Синцовым в центре, замыкают колонну младшие сержанты Баранов и Скобленко с товарищем… – старший лейтенант покосился на водителя.

– Нет, нет! – ученый махнул рукой. – Игорь Сергеевич останется здесь. У него, к сожалению, нет допуска в сам непосредственно комплекс. Он же просто водитель…

Бородка-клинышек качнулась в согласии, а Шелестов поправился:

– В замыкании Баранов и Скобленко. Вопросы есть?

– Никак нет!!! – стекла машины едва не вылетели наружу от звукового напора.

– Да что ж вы так орете-то?.. – скорчил гримасу командир, но едва не засмеялся в голос, увидев смущенные лица молодых сержантов. Уроки подчинения не прошли бесследно.

Один из стоящих недалеко от ворот патрульных указал на небольшую, разрисованную ограничительными полосами стоянку. Водитель, кивнув, плавно зарулил на площадку, остановил микроавтобус точно посреди рассчитанного для одной машины места и заглушил двигатель. Шелестов вскочил и, направляясь к двери салона, бросил коротко:

– Все на местах, ждать команды!

Открывающаяся дверь скрипнула и с хлопком вернулась на место. Поздоровавшись со следящими за обстановкой патрульными, старший лейтенант быстро проследовал внутрь КПП. Провожая взглядом командира, Скобленко задумчиво промолвил:

– Вов… А если там и правда диверсанты, нам ведь стрелять придется, да?

– Естественно, – Баранов хмыкнул. – Но ты сейчас, Скребок, не о том думаешь. Ты ведь на стрельбах лучшие результаты в учебке показывал. Так что, думаю, сумеешь справиться и без подсказки.

– Но ведь там мишени были, а тут люди живые…

– Хм… Так и ты – живой. А если ты первым не выстрелишь, то из жизни запросто уйти сможешь. Уж они-то тебя жалеть точно не будут, раз на такой опасный объект, как АЭС, напасть надумали. Но я скажу тебе так. Дело совсем не в этом, а в том, о чем я тебе говорил еще вчера. Помнишь? Внимательность – первое дело антидиверсионника! А ты опять невнимательно следишь за обстановкой. Вон, – Вован указал на стоящих у ворот постовых, – видишь их позы?

– А чем же позы постовых могут различаться?..

– Эх, Виталя, – Баранов окинул товарища взглядом и скривился. – А чем отличается часовой на посту в мирной и боевой обстановке?

– Да, наверное, ничем. Хотя, погоди. Оружием в руках?

– Вот именно! Если бы существовала опасность нападения, то они бы автоматы в руках держали, а не за спиной. А из этого следует вывод, что в данный момент угрозы диверсии нет. Скорее всего, просто произошла неожиданная авария. А чтобы не случилось совсем уж непоправимое, нас и подняли в полном составе для охраны территории. Так что сейчас стоит уделить внимание выполнению нашего задания, да еще собственной безопасности, если снаружи и правда есть радиация. Вот что волнует меня. Но, конечно, расслабляться все равно не стоит, мало ли что может быть.

– Антидиверсионники… – Скобленко задумался. – Сокращенно – АД… Спросят после армии – «Ты где служил?», а ты им – «В АДу!».

Вовка прыснул:

– И правда! Вот иногда у тебя, Скребок, проскакивают интересные мысли. Только я из армии увольняться пока не собираюсь.

– То есть, как?

– А так, хочу прапорщика получить и остаться здесь служить. Дело настоящих мужчин! Мы ж вчера с Кицелюком не только про драки говорили. Он немного рассказал про условия здешней службы. Много нагрузок, а это как раз по мне. Не люблю расслабляться.

– Серьезно? – Виталик удивился желанию товарища. – А чего раньше об этом не говорил? Ты ж, вроде, на географический факультет хотел пойти в институт?

– Почему же не говорил? Говорил. Только про сверхсрочную службу. Это почти то же самое, что прапорщиком быть. А вчера подумал, что звезды на погонах – круче смотрятся… География была моей любимой в школе, всегда карты рисовать любил. Она и в армии помочь может, тут же карт много используется.

– А я хочу в медицинском институте восстановиться. Слышал, что отслужившие обычно привилегию имеют на выбор места учебы. С болезнью матери во мне все сдвинулось как-то… Жалко стало всех, даже животных. Они ведь тоже болеют часто…

Разговор приятелей прервал появившийся из помещения КПП Шелестов. Он резко взмахнул рукой, и Кицелюк, уже выпрыгивающий из кабины, громко скомандовал:

– К машине!

Рванувшие к выходу младшие сержанты, помня приказ командира о порядке движения группы, вынуждены были пропустить вперед суетящегося инженера Синцова, с кряхтением выползшего из салона и постоянно пытающегося поправить драповое пальтишко, на спине которого сложились заметные складки от долгого сидения. В этот момент старший лейтенант уже тихо отдавал указания заметно помрачневшему Кицелюку. Тот же, внимательно выслушав, кивнул и, резко обернувшись к остальным, коротко бросил:

– За мной шагом марш!

Глава 2

Худшие опасения оказались явью, катастрофические последствия которой человечеству еще предстояло ощутить на себе. Взрыв реактора сотряс округу, разрушив здание машинного зала, а в воздух взвилась туча радиоактивной пыли и газов. Территория АЭС на долгие годы оказалась заражена ядерным выбросом… Но понимание всего масштаба Аварии придет потом – в недалеком будущем. Сейчас же в случившееся был посвящен лишь узкий круг людей, к которому относилось и антидиверсионное подразделение, куда прибыло служить из учебной части менее суток назад молодое пополнение, волей судьбы попавшее в тревожный и очень опасный круговорот событий.

Дрожащими руками Баранов и Скобленко спешно облачались в защитные комплекты ОЗК. Единственное, что слегка повышало настроение, – простота выданных группе костюмов. До этого момента молодежь видела подобные только на плакатах, удивляясь сейчас этому Л-1, не имеющему привычного плаща, начиненного множеством пуклей-застежек, в которых без должных опыта и тренировки можно было запутаться. Чулки, прочно соединенные со штанами, доставали прямо до груди и крепились на лямках через плечи. А сверху накидывалась просторная прорезиненная куртка с капюшоном, стягивающаяся снизу, отчего плотно прилегающая к штанам. Помимо этого каждого обеспечили заплечным брезентовым ранцем с необходимыми препаратами и оборудованием для работ в зараженной местности.

Уже успевший полностью экипироваться Шелестов помог суетящемуся ученому, после чего тщательно проверил готовность всей группы к выходу:

– С радиостанцией Р-352 все знакомы? Если нет, кратко поясню. Принцип работы прост: три канала связи; устанавливаю – мы работаем на третьем, поэтому переключаете на него прямо сейчас. Кицелюк!

– Я!

– Проверь, чтобы у всех радиостанции были настроены правильно.

– Есть! – громила-сержант быстро пробежался вдоль строя, а Шелестов продолжил:

– Данная радиостанция в основном предназначена для индивидуальной связи внутри замкнутой группы. Как видите, габариты позволяют носить ее как на поясном ремне, так и на перекинутом через плечо. Гарнитура в виде ларингофона с наушником находится на резиновом креплении, надевается на голову. Устройство приема-передачи будет находиться под курткой защитного костюма, клавиша нажимается легко. Только не забудьте отпускать ее по окончании разговора, иначе услышать никого из напарников не сможете. Антенна встроена в ремень чехла. В комплект входит и другая – штыревая «куликовка», она для более устойчивой связи. Дальность гарантированной передачи сигнала встроенной антенны – до двух километров на открытой местности. Больше нам и не понадобится, очень надеюсь… – старший лейтенант хмыкнул. – Разбивать группу и отправлять ее членов далеко друг от друга я не намерен. Задача проста как три копейки: добраться до комплекса, обследовать лабораторию, оказать помощь Вениамину Константиновичу в отключении аппаратуры. Все. Вопросы есть? Вопросов нет. Баранову взять пять дополнительных фильтров для противогаза и комплект запасных аккумуляторных батарей для радиостанций!

– Есть!

– Скобленко! Ты у нас учился в мединституте?

– Так точно!

– ЗИПы, ремкомплекты на всех и медицинская сумка!

– Есть!

– Кицелюк! Из шестого контейнера сухие пайки уложить по ранцам!

– Есть!

– Вениамин Константинович, вы – человек опытный, с секретностью и нашими требованиями ознакомлены, поэтому много говорить не буду. От вас требуется лишь одно: неотрывно находиться рядом, чуть позади и немного левее меня. До комплекса лабораторий около пятисот метров, территория заражена, опасность первой категории. Магазины к автоматам пристегнуть. Но оружие – на предохранителях до особого распоряжения или непредвиденной ситуации. Двигаемся быстрым шагом, и предупреждаю – никакой самодеятельности!

Через десять минут створки ворот за спинами уходящих людей с протяжным скрежетом начали медленно сдвигаться, а возле них засуетились расчеты химиков, обрабатывая из шлангов пенным дезактивирующим раствором все вокруг.

Посмотревший на трещащий счетчик Гейгера Шелестов покачал головой, махнул Кицелюку и, поманив за собой остальных, прибавил шаг. Шедшие последними Баранов и Скобленко постоянно озирались по сторонам. Над горизонтом на востоке еще даже не начинала светлеть полоса неба. Начало второй половины весны. Четвертый час утра. Листья на редких деревьях вдоль дороги набрали силу лишь наполовину, но отчего-то в большинстве уже свернули края, словно на улице успела наступить осень. По темному фону листвы бегали разноцветные сполохи – мелькающие вспышки сигнальных огней. Слышался сильный шум, часто перекрываемый сиренами машин, а из-за корпусов зданий с переплетением труб, находящихся на акведуках, чуть в стороне от высокой заводской трубы, рядом с возвышающимся башенным краном виднелось зарево крупного пожара. Красно-желтые языки его плясали на бетонных стенах производственных корпусов, создавая жуткую картину адского варева.

– АД… – дребезжащий через разговорную мембрану противогаза голос Виталика, неловко держащего руками в резиновых трехпалых перчатках вверенный автомат, отвлек Вовку Баранова от невиданного зрелища.

– За дорогой смотри! – Вован выдохнул через силу. Ему все время казалось, что гофрированный противогазный шланг может перегнуться, и он задохнется, не успев принять очередную, необходимую организму порцию фильтрованного воздуха. – А говорили, что радиация вызывает тошноту и жжет глаза… – он все время прислушивался к состоянию организма, боясь, что последствия облучения уже могут сказаться.

– Не-е… – Скобленко попытался успокоить товарища. – Не боись, Вовчик, ветер от нас, поэтому, скорее всего, мы большой дозы не получим, если ты об этом.

– Во-от! – Баранов облегченно, но через силу хохотнул. Тревога и волнение где-то в глубине души не хотели его отпускать. Странное чувство неизвестной опасности заставляло держаться настороже. – Наконец-то ты начинаешь внимательнее присматриваться к обстановке. Учи тебя все время… Давай так: ты вправо и назад смотри, а я – влево и вперед. Это чтобы нам внимание не рассеивать во все стороны.

Но для набора нужного ритма совместных действий не хватило времени. Через несколько минут группа уже находилась у входа в невзрачное двухэтажное здание с надписью «Очистная К-II».

– Сюда? – уточнил Шелестов у ученого.

– Да, – Синцов торопливо проследовал к пристройке с двумя маленькими окнами. – Вот пропускной пункт. Странно… – инженер недоуменно уставился на открытые двери.

– Что-то не так?

– Конечно! Ведь двери в секретную лабораторию тщательно охраняются, а тут вдруг…

– Кицелюк! – схватил на лету услышанное старший лейтенант. – Быстро на проверку!

Но сержант еще до слов командира ворвался внутрь, откуда послышались его осторожные, шаркающие резиной по кафелю пола шаги. Через пару мгновений прозвучал доклад:

– Чисто, командир!

Скобленко покосился на Баранова и удивленно произнес:

– Если лаборатория секретная, то чего дверь такая хлипкая и какая-то перекошенная?

Услышавший его Синцов, уже двигаясь вслед за Шелестовым к входу, пояснил:

– Чтобы не так в глаза бросалось…

– Хех… – Вован вставил свои пять копеек. – Значит, в секретную лабораторию дверь хлипкая, чтобы в глаза не бросалось, а у нас на вокзале в общественном туалете едва ли не бункерная, толщиной сантиметров в десять стоит. Это чтобы бросалось в глаза сразу, и люди не перепутали, куда стремятся?

– Отставить разговоры! – донесся из дверного проема голос старшего лейтенанта. За мной, сержанты! Степа, что там?

– Никого, командир. Я так думаю, что охранник вниз спустился – спрятался от радиации после взрыва. Или сбежал, вот поэтому дверь открытая и осталась.

– Да вообще-то здесь парни бывалые сидят. Таким паника не к лицу… Хотя все может быть, мало ли. Баранов, дверь закрыть на запор!

– Есть! – Вован, вошедший в помещение последним, поспешил выполнить команду.

– Да, да… – Синцов встрепенулся и быстро проследовал в дальний конец коридора, где проход поворачивал в сторону лестницы. Справа в стену оказались вмонтированы раздвижные двери с кнопкой вызова лифта.

– Лифт?.. – недоуменно воскликнул Скобленко. – Так в здании же всего два этажа…

– Это наверху, – пояснил стоящий позади Кицелюк, – а вот внизу, наверное, еще пару этажей есть, правильно, Вениамин Константинович? А вот вы оба что делаете впереди меня? Или забыли построение группы?

Баранов со Скобленко, охнув, поспешно метнулись в коридор, а инженер, нажавший на тут же засветившуюся кнопку, хмыкнул и пояснил:

– Не совсем так, сержант… Там – внизу, шесть этажей! – Шелестов присвистнул, а Синцов продолжил: – Да, да, Роман Валентинович. Бункер сделан глубокий, с замкнутой циркуляцией водо– и воздухоснабжения. С автоматическим резервным электропитанием и новейшими системами защиты. Есть даже склады НЗ, вплоть до арсенала. Правда, там в основном оружие устаревших образцов. Это все по плану проекта нашего отдела. А вдруг и правда удастся преодолеть временные рамки? Тогда открывается заманчивая перспектива попасть, к примеру, в прошлое. Хм… Год эдак в сорок первый. Вот представьте себе – фашисты нападают на СССР, надеясь на быстрый Блицкриг, а их встречают на границе бойцы не с винтовками конца прошлого века в руках, а с автоматами или пулеметами новых марок. И не просто встречают, а в полной готовности к отпору! В таком случае даже нельзя предугадать, чем может обернуться для фашистской Германии этот научный эксперимент. Словом, дело наше нужное. Так что, ребята, все – серьезнее некуда…

В шахте лифта послышалось тарахтение работающих электродвигателей и скрежет трущихся друг о друга шестеренок. Потянулось время ожидания. Скобленко, переминающийся с ноги на ногу, тут же задал Баранову новый вопрос, волнующий его уже некоторое время:

– А как нас различают в противогазах и «элках»? Как командир сумел узнать, что в здание ты, Вовчик, последним зашел?

Товарищ хмыкнул и показал Виталику левый рукав костюма:

– А это он нам зачем, по-твоему, нарисовал фломастером, когда проверял перед выходом?

Почти на все предплечье Вована раскинулась жирная буква «Б». Скобленко перевел взгляд на свою руку, с удивлением обнаружив точно такого же размера букву «С».

– А я и не заметил тогда этого… Волновался сильно. Радиация же наружи… – он посмотрел на впередистоящего рослого Кицелюка. – А у сержанта почему ничего не написано?

– Ну, Скребок, ты даешь! – Баранов вновь хохотнул. – Вот скажи – разве сержанта можно с нами перепутать, с его-то ростом? Опять плохо анализируешь ситуацию?

В этот момент кабина лифта поравнялась с этажом, и двери разошлись в стороны, открыв присутствующим внутреннюю облицовку под темное дерево, освещаемую неоновой лампой. По команде старшего лейтенанта группа быстро заняла места, оставив командиру пространство у пульта. Протянувший было руку Шелестов остановил ее на полпути и повернулся к инженеру. Цифры с минусами на кнопках привели офицера в недоумение.

– Ах, да, да! – Синцов тут же сообразил, почему командир замер. – Поначалу все не могут привыкнуть к минусовым этажам. Ноль – означает тот, где мы находимся, а остальное – в таком же порядке, как наверх, только вниз. Наш отдел занимает первых три этажа, а остальные три – отдела «Счастье». Но для начала нам нужно попасть на четвертый – там находится пост контроля. И только после него двери лифта будут открываться на остальных этажах. Режим такой – ничего не поделать… – ученый развел руки в стороны. – Заодно там и можно узнать, что произошло в комплексе и что нам делать дальше.

Понятливо кивнув, Шелестов нажал на кнопку с пометкой «-4». Двери тут же сдвинулись, лифт, дернувшись, поехал вниз, и у каждого слегка похолодело где-то под ложечкой. Командир взглянул в очередной раз на счетчик Гейгера и дал команду снять противогазы.

Спуск длился недолго, не прошло и минуты, как раздался странный булькающий звук, затем надрывное трансформаторное гудение где-то под ногами. Лифт остановился, а через щели внутрь забили водяные струйки.

– Что это?.. – успел только пробормотать опешивший Синцов, но его вопрос прервался, когда в разошедшиеся двери хлынула мутная вода, залив пол.

На выходе группа очутилась в помещении, чуть большем по размеру, чем кабинка лифта, перед массивной стальной дверью, справа от которой находился небольшой пульт, закрытый пластмассовой крышкой. В руке Синцова появилась небольшая карточка на цепочке. Откинув крышку, он вставил карточку в щель, слегка подсвечиваемую изнутри. Замок негромко лязгнул, и между дверью и косяком появился узкий просвет. Далее открыться створке помешала вода снаружи. Кицелюку пришлось надавить плечом, расширяя проход, а навстречу хлынул новый водяной поток, доставая большинству уже почти до пояса.

Ученый изумленно ахнул, поначалу резко подавшись назад, но был удержан крепкой хваткой Шелестова. Впрочем, озадаченно выглядели в этот момент практически все.

Несколько нелепо выглядел сейчас бросившийся в глаза среди творящегося хаоса электронный циферблат, висящий на противоположной стене. То, что часы остановились и показывают одно и то же время, стало ясно сразу. Скобленко задумчиво прочитал вслух:

– Ноль, один, два, три, четыре, пять…

– Ага, – Вован поддакнул товарищу, – один час, двадцать три минуты, сорок пять секунд… Странно, да? Их как будто по порядку расставили.

Но развить дальнейшую мысль не дал изумленный возглас Кицелюка:

– Ничего себе подарочки! Хорошо, что мы ниже не поехали, Роман Валентинович, а то бы сейчас барахтались, как караси в пруду, и отращивали жабры! Это ведь что получается – нижние этажи затоплены полностью?

– Выходит так… – быстро соображающий Шелестов выглянул наружу. Откуда-то справа доносился шум падающей воды, трещала замкнувшая электропроводка. В коридоре мигали лампы освещения, грозя в любой момент погаснуть совсем. По проходу плавали стулья, бумаги и неизвестно откуда взявшиеся домашние тапочки. – Вот вам, Вениамин Константинович, и частичный ответ на вопрос, почему на ваши телефонные звонки никто не отвечал. Скорее всего, все перебрались выше или совсем покинули комплекс. Только как же они по улице прошли? Или у вас есть здесь средства защиты? Хотя… Они вполне могли и не знать о радиации снаружи… – и уже ко всем остальным: – Перчатки не снимать! Оружие – на грудь! Магазины из подсумков – в карманы разгрузок! Штык-ножи перестегнуть на левое плечо. Быть в готовности достать фонари. Они у каждого в правом кармашке ранца. И помните: пока не выдернете из крышки резиновый язычок, свет они давать не будут. Это предохранители контакта, чтобы батареи не окислялись при хранении.

Пройдя с десяток метров и озираясь, отталкивая от себя к стенам плавающие предметы, старший лейтенант вновь обратился к Синцову:

– Вениамин Константинович, теперь быстро просветите нас – есть ли отсюда другой выход. Не ровен час – лифт перестанет работать, а оказываться карасями, о которых Степан говорит, как-то не очень хочется…

– Д-да, – с заиканием отозвался ученый, не менее ошарашенный увиденной картиной, – й-есть еще и лестница. Она на другой стороне коридора. Все этажи устроены почти одинаково, поэтому вряд ли ошибемся с направлением. Но как же…

– Все понятно, – перебил инженера Шелестов. – Я про задание не забыл, не волнуйтесь. В любом случае мы должны проверить этажи и по возможности помочь тем, кто в этом нуждается. Где находится нужная нам аппаратура?

– На минус три. И нам нужно торопиться. До автоматического включения осталось двадцать минут…

– А вода откуда льется?

– Да я сам не пойму… Если из системы, то ее тут столько не будет, с учетом того, что она уже затопила почти три этажа. К тому же еще и такая грязная…

– Судя по звуку, льется она откуда-то сверху, – вставил Кицелюк. – А это значит – из вашего отдела. Может быть, из-за аварии на АЭС где-то нарушена герметичность комплекса?

– Нет, что вы… – Синцов серьезно взглянул на сержанта. – Тут даже прямым ядерным ударом не пробить защиту. Это вряд ли.

– Ну, тогда стоит поторопиться и узнать, откуда эта Ниагара извергается! – командир вернулся к группе. – Так что, Вениамин Константинович, не надеясь на лифт, двигаем в ваши апартаменты по лестнице.

– Вы правы, давайте поспешим.

Первым в другую сторону коридора двинулся, как и положено, Кицелюк. За ним Шелестов с охающим и причитающим инженером Синцовым, широко открытыми глазами взирающим на творящийся вокруг хаос. Последними, испуганно озираясь и заглядывая в полузатопленные помещения, осторожно шли Баранов и Скобленко.

В центре коридор резко раздался в стороны, открыв за огромным обзорным окном широкую панораму какого-то машинного зала с поднимающейся из глубокой шахты непонятного рода гигантской конструкцией, сплошь опутанной пучками кабелей и множеством разного назначения труб. Уровень мутной воды и там дошел до самого стекла, изредка плескаясь волнами, отчего идущим казалось, что они находятся внутри океанариума.

– Еще не хватало только акул сюда запустить для пущей убедительности или других каких хищников… – пробормотал саркастически Вован, отвлекая Виталика и заставляя того закрыть на время рот. – Вот настрелялись бы, да?

– Ну тебя с твоими шуточками… – Скобленко криво ухмыльнулся, но взялся за приклад автомата. – Самим бы тут жабры не отрастить…

– Кстати! – подал голос Шелестов. – Вениамин Константинович, а, как мы отсюда по окончании операции выберемся? Наверху же тоже система защиты включена, а раз там охраны нет, то и открыть двери будет некому.

– Моя карта допуска позволяет беспрепятственно открывать все двери. Вы вообще знакомы с такими технологиями, Роман Валентинович? Они еще мало где используются. А принцип работы замков прост: на основе электромагнита, только там еще и дополнительные задвижки есть.

– Конечно, мне это известно. Мы же тоже новинки технологий изучаем. Нас командование заставляет и постоянно экзаменует.

– Помимо этих замков есть и наборные – кнопочные, с рычагами для открывания. Но они почти все с единым кодом – как раз на случай внезапной эвакуации при какой-либо нештатной ситуации. На всякий пожарный, для всех, – инженер повысил голос, – код на замках: ноль, один, два, три, четыре, пять.

– Так это же и часы показывали при входе! – не удержался Скобленко.

– Точно! – Шелестов впервые уважительно посмотрел на подчиненного. – Надо же какое совпадение… Как прямо подсказка какая…

– Вот так и запомним, – подвел итог мыслям Кицелюк и вдруг всей массой тела, резко отпрянув назад, налетел на командира, успевшего среагировать и поддержать его, ограждая от падения. – О-о-о!

– Что там, Степа?.. – Шелестов слегка отстранил в сторону сержанта и сам охнул при виде открывшейся картины.

Из-за поворота к лестничному маршу, лицом вниз, медленно выплыло тело человека с раскинутыми в стороны руками. Мутная вода вокруг окрасилась в розоватые тона.

– Вот хрень! – не сдержался старший лейтенант, осторожно подобравшись к мертвецу, и с усилием перевернул его на спину.

Взору присутствующих открылось месиво из ошметков, заменяющее трупу лицо, грудь и шею. Создавалось впечатление, что человека перед смертью долго водили, точно морковь, по крупной терке.

Круто развернувшись, инженер Синцов оттолкнул в сторону Баранова и согнулся у стены с громкими рвотными позывами. Не выдержавший увиденного Скобленко с другой стороны от товарища в точности повторил манипуляции ученого, извозив висящий на груди автомат. Пытаясь исправить ситуацию, но не до конца соображая, что делает, Виталик черпнул воду с плавающими в ней полупереваренными остатками пищи, но от этого зашелся в более продолжительном тошнотворном экстазе, заставив поморщиться даже бывалого товарища.

Словно не замечая происходящего, Шелестов жестами указал Баранову на свои глаза и двоих, исходящих рвотой. Вован понятливо кивнул и помог инженеру достать из ранца фляжку с водой. Но первым опомнился Скобленко, с громкими клокочущими звуками ополаскивающий из фляжки горящее огнем горло.

– Вениамин Константинович, вы знаете этого человека? – надеясь вернуть к реальности Синцова, задал вопрос старший лейтенант.

– К-кажется, да… – с трудом выдавил ученый. – Эт-то наш младший н-научный с-сотрудник – Лаз-зенберг… С-судя по к-комплекции и од-дежде… Только…

– Только что? Хотите сказать – как он попал на этот этаж, так?

– Д-да…

– Да тут сегодня уже немало вопросов накопилось по секретности объекта и допуску людей на его «минусовые» этажи, – покачал головой Шелестов. – Что ж, будем разбираться.

– Роман Валентинович, куда его? – уточнил Кицелюк, глядя на изуродованный труп лаборанта.

– Оставим пока здесь, – коротко бросил командир. – Куда он теперь денется?.. Так, – словно встрепенулся старший лейтенант, – касается особо впечатлительных: эмоции – в сторону! Сегодня при взрыве реактора погибло, наверное, куда больше людей. И там сейчас страшнее, чем здесь. Все живое рождается и умирает, и в этом нет ничего необычного. Просто к мысли о смерти трудно привыкнуть. Но можно! Какой бы страшный облик она не принимала. А у нас еще есть задача, которая до сих пор не выполнена. Поэтому приказываю: движемся далее в том же порядке, в каком добрались сюда. Вопросы есть?

Молодежь в унисон с сержантом отрапортовала:

– Никак нет!

Вытирающийся уже знакомым всем замызганным носовым платком Синцов пробурчал что-то неразборчивое. Приняв это за согласие, Шелестов оттолкнул в угол тело мертвеца, выпрямился, ожидая, пока мимо него пройдет Кицелюк, и скомандовал:

– Вперед!

Группа двинулась по лестнице – навстречу каскадами стекающему вниз потоку все той же мутной воды.

– Ого! Степан, смотри! – выдал удивленно старший лейтенант. В руке его находился трещащий счетчик Гейгера, только что выуженный из кармана разгрузки. – А я-то думаю – что за звуки…

– Это откуда?! – поразился сержант.

– Похоже, водичка-то эта радиоактивная… – треск участился, когда Шелестов опустил прибор ниже. – Вениамин Константинович, откуда здесь может быть зараженная вода?

– Я сегодня уже голову сломал над кучей вопросов… – глухо отозвался инженер, все еще прижимая платок ко рту. – Но в комплексе неоткуда такой воде браться. Разве что с самой Станции, но прямой связи с ней у нас нет. Только электропитание…

– Хорошо, что костюмы не сняли, – вставил фразу Кицелюк. – Опять же, промокнуть не смогли, так дозу хапнуть можем на всю оставшуюся жизнь.

– Да уж, Степ, непоняток все больше… Благо, еще не сильно фонит, но все же лучше бы такого вообще не было… – командир убрал счетчик в карман и отдал резкую команду: – Надеть респираторы. Видя позеленевшее лицо Синцова, одурманенного тошнотой, сокрушенно покачал головой.

В этот момент идущий в авангарде сержант остановился перед очередной бункерной дверью с кнопочным пультом и рычагом справа от него. Набирать код не пришлось. Створка оказалась приоткрытой, не оставляя сомнений, через какие крупные отверстия вода попадает вниз в большом количестве. Кицелюк оглянулся, уточняя у командира дальнейшие действия. По кивку Шелестова толкнул дверь и выбрался на лестничный пролет отдела «Контур».

– А вода льется именно отсюда. Выше ее, похоже, нет.

Степан мимоходом указал на совершенно сухие ступени, ведущие наверх, и повернул в коридор, но тут же опять настороженно замер, пристально оглядывая лежащее на полу тело человека. В том, что раскинувший руки в стороны мертв, можно было не сомневаться, поскольку от его головы осталось лишь кровавое месиво с болтающимся на лохмотьях кожи спутанным пучком остатков волос. Белый некогда халат, изодранный в клочья, с зияющими кровавыми ранами по всей длине, представлял собой наброшенную на тело грязную хламиду. Неподалеку с неестественно вывернутыми конечностями – еще один труп, одетый в джинсы и полосатый пуловер поверх клетчатой рубашки, и тоже, словно прошедший через крупноячеистую терку.

Отстранивший сержанта в сторону командир мучительно сглотнул, с хрустящим звуком шагнул вперед и резко остановился. Нагнувшись, поднял с пола маленький металлический цилиндрик, бросил мимолетный вопросительный взгляд на Синцова, скомандовав:

– К бою! Рассредоточиться!

Скобленко и Баранов с точностью повторили действия Кицелюка, щелкая предохранителями и лязгая затворами. Сержанты метнулись к стенам, прицеливаясь в разные стороны, а держащий наготове пистолет Шелестов, не глядя на инженера, протянул ему поднятый с пола предмет.

– Похоже, Вениамин Константинович, вы не зря взяли нас с собой. Что-то из ряда вон выходящее произошло. Мы только что пришли, а уже три трупа обнаружили. И это не просто трагически, а явно насильственно погибшие люди. От чего – пока сказать сложно, но совершенно точно, что здесь стреляли.

Синцов опасливо взял двумя пальцами блеснувшую медью пистолетную гильзу и рассеянно пробормотал:

– Но… в комплексе вооружен только охранник, находящийся на минус четыре. Там… Где часы у лифта…

– А наверху?

– Да. Еще охранник на входе в здание.

– Вот, значит, кто-то из них и стрелял. Только в кого? По этим телам, – старший лейтенант указал на трупы, – на глаз невозможно определить, по крайней мере – пока, от чего они погибли. Нужна экспертиза. Степа, – обратился Шелестов к Кицелюку, – берешь Баранова, и на проверку этажа. Скобленко – в прикрытии.

Кивнув, сержант поманил за собой Вовку и с оружием наизготовку медленно двинулся по коридору, осторожно заглядывая в помещения. По мере приближения к центру усилился шипящий звук, но уже ясно виделся его источник. Одна из идущих высоко по стенам труб оказалась пробита, и из нее наискосок вырывалась сильная струя пара, собирающегося под потолком белыми клубами. Вместе с водяным шлепком под ребристой резиновой подошвой защитного костюма хрустнуло, по кафельному полу перекатился небольшой предмет. Вован оступился, затормозил, едва не проехав и не потеряв равновесие, обдал брызгами впередиидущего Кицелюка.

– Аккуратнее. Я ж тебе говорил, что надо уметь все замечать, – пробормотал сержант, – особенно куда ступаешь…

Баранов убрал ногу и пригляделся: на полу валялось несколько пистолетных гильз.

– Так их же сразу не разглядишь через эту воду…

– Ты слышал, что знание – сила? Если стреляли, значит, гильзы валяются… А герметичность ОЗК не вечна, наступишь куда неловко и пиши пропало. Наберешь в одежду водички, да еще и радиоактивной.

– Я понял, товарищ сержант. Буду осторожнее.

– Ну, вот и ладушки. Смотри внимательнее. А вообще, странно это все… В кого или куда стреляли? – Кицелюк осматривался по сторонам, выискивая на стенах отметины от пуль. – Словно и правда ты как в воду глядел, когда о диверсантах обмолвился…

– Думаете, нападение произошло на лабораторию? А тогда авария на Станции – совпадение?

– Кто знает… Может, все в куче и организовано. Вот поэтому и будь бдителен. Только трупы почему так выглядят, словно их кромсал кто?.. – громила-сержант повел стволом автомата в сторону раздавшегося из ближайшего помещения частого шлепанья по мокрому полу, потом замер в недоумении и прицелился, выдавив сквозь зубы: – Эт-то еще чт-то за…

Вован сделал пару осторожных шагов вбок и вздрогнул от неожиданности, приподняв автомат.

– Ох, е-о-о…

Из дверного проема на них взирала, щерясь рядом кинжальных зубов, остроносая морда зверя, покрытая рваными слипшимися клочками шерсти, перемазанными сгустками крови.

– Ничего себе… – голос Кицелюка даже через защитную маску респиратора выдал дрожь. – Это у них тут, что, подопытные крысы такие? Впервые вижу столь огромную. И главное – не белого цвета…

– А что, лабораторные крысы только белые бывают?

Невиданный по величине грызун, едва ли не выше бультерьера в холке, внимательно всматривался в стоящих перед ним людей, медленно пригибаясь к полу. Пауза затянулась, воздух словно накапливал в себе заряд собирающейся вот-вот разразиться грозы. Острый мускусный запах ударил в ноздри через несколько фильтрующих слоев маски. Показалось даже, что вкупе с ним чувствуется и свежесть озона. Не зная, что предпринять, Баранов содрогнулся всем телом еще раз, поняв, что через мгновение ему придется стрелять в живое существо. Перед глазами мелькнули проводившиеся в учебке полигонные тренировки. Но тогда он выпускал короткие очереди по фанерным мишеням, обшитым жестью, а сейчас в прицеле автомата двоилась крысиная морда, поблескивающая почти черными выпуклыми пуговицами глаз. На ходящем из стороны в сторону носу вздрагивали торчащие с боков жесткие струны усов. «Ужас, скользящий на крыльях ночи», – мелькнула где-то услышанная фраза.

А Степан все не торопился открывать огонь. Скорее всего, надеялся, что зверь, привыкший к людям, просто шмыгнет вглубь комнаты. И поначалу крыса, к облегчению напарников, слегка развернулась в обратном направлении, но неожиданно, издав громкий писк, резким скачком бросилась на стоящего впереди Кицелюка. Тот почему-то стрелять не решился, а махнул с оттяжкой автоматом как дубинкой. Раздался ощутимый хруст, писк оборвался, зверь от увесистого удара изменил направление полета и со всего маху врезался в стену, с дерганием шлепнувшись на пол.

– Убил?!.. – Вовка, поймавший порцию адреналина, трясся всем телом. Ствол автомата в его руках прыгал из стороны в сторону. – Ничего себе подарочки…

– Уф-ф… – тоже дрожащий сержант, нагнувшись, поднял бездыханную тушку крупного грызуна за почти полуметровый хвост. – Мало того, что сама большая, так еще и зубы прямо акульи… Ты посмотри только, – он повернул к подчиненному мертвую крысу, из носа которой потекла багровая тягучая струйка. – Мутант мутантом, не иначе!..

– Степа, что там у вас? – раздался в гарнитуре взволнованный голос Шелестова.

Кицелюк развернулся в обратном направлении, подняв вверх руку с автоматом:

– Все нормально, командир. Двигайте за нами. Тут, похоже, у лаборантов подопытные животные разбежались. Я таких страшилищ еще ни разу не встречал…

– К-каких ст-трашилищ? – тут же среагировал Синцов. – Нет у нас никаких страшилищ! У нас только мыши на минус первом этаже…

– А вот! – сержант, все еще держащий за хвост убитого зверя, показал его остальным членам группы.

– Вы что, Степан?! – взвизгнул боязливо ученый. – У нас в лаборатории таких тварей отродясь не было…

– А откуда тогда эта взялась? Из воздуха? – Кицелюк саркастически усмехнулся.

– Н-не знаю…

– Да все-то вы не знаете, Вениамин Константинович! – настала очередь возмутиться старшему лейтенанту. – Чем дальше мы с вами идем, тем больше непоняток и странностей. Хотя сегодня странностей хватает с избытком и без этого. Вода же откуда-то идет! – Шелестов слегка пристукнул широкой подошвой костюма химзащиты по полу, отчего в разные стороны полетели брызги.

Словно не замечая всего сказанного, Вовка Баранов задумчиво пробормотал, продолжая мысль громилы-сержанта:

– Из воздуха… А если крыса попала сюда вместе с водой? Она же здоровая какая… А вода радиоактивная. Мутация…

– Мутация? – растерянный Синцов остановил на Воване блуждающий по сторонам взгляд. – От радиации? Но на станции же никогда радиации не было. Все системы защиты работают исправно, а специалисты всегда находятся на своих местах и тщательно следят за процессами… Или все оказалось правдой?..

– Тщательно?! – вскипел неожиданно Кицелюк. – А взрыв в машинном зале реактора – это не та тщательность, кстати?! А вода радиоактивная – тоже результат тщательности?! Причем, не где-нибудь у энергоблока, а на столь большом расстоянии от него! Здесь! У вас – в секретном лабораторном комплексе! Это тоже тщательность и щепетильность?!

– Тише, Степа, тише. Угомонись, – опять вставил слово Шелестов. – Нам со всем этим еще придется разбираться. Пока же не до споров и возмущений. Наше дело военное – приказали сопроводить ученого, вот и сопроводим. Все, разговоры – долой. Двигаем дальше. Времени все меньше. Сколько там осталось до назначенного часа, Вениамин Константинович?

– Да-да, – Синцов, от волнения несколько раз пытающийся вгрызться в ногти на руках, но натыкающийся защитной маской на резиновую перчатку, встрепенулся, вновь поднял взгляд. – Что там часы показывали на входе?

Позади него прыснул, выпустив прямо в респиратор пузыри соплей, Виталик Скобленко.

– Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять! – продекламировал Кицелюк.

– Ах, да… – инженер понял, что окончательно потерялся в череде событий и фактов, и сконфузился снова, не зная, куда деть уже ставший едва ли не черным от грязи носовой платок. – Там… там же часы остановились…

– Понятно, – подвел итог сержант, – что ничего не понятно. Вот так задачку нам командование подкинуло! Позвольте? – он выхватил из руки ученого кусок измусоленной материи и швырнул его вслед за крысиным трупом. – На нем сейчас радиации не меньше, чем в этой мутной воде, поэтому лучше уж сделать так.

– Да-да, – кивнул, соглашаясь, Синцов и опустил по швам ничем более не занятые руки. – Но торопиться все же надо…

– Кто бы сомневался! – хмыкнул Степан. Видя недовольное лицо командира, виновато развел руки в стороны и вновь двинулся вперед, поманив за собой Баранова.

Но далеко уйти опять не удалось. Едва группа миновала дверной проем, откуда выскочила на Кицелюка невиданных размеров крыса, как позади всех раздался писк, а вслед за ним – истошный вопль Скобленко. Идущие впереди вздрогнули и оглянулись. Глазам предстала картина яростной борьбы Виталика с точно таким же зверем, вцепившимся острыми зубами в цевье автомата и повисшим на нем. Короткие лапы грызуна, увенчанные не менее острыми когтями, яростно мельтешили в воздухе, пытаясь дотянуться до прорезиненной ткани защитного комбинезона.

Первым среагировал Шелестов, вскинувший пистолет и почти в упор выстреливший крысе-мутанту в голову. Хватка зверя ослабла, голова разлетелась на несколько частей, во все стороны полетели кровавые брызги, обильно окрасив зеленоватый костюм Скобленко красными потеками. Мертвое тело упало на мокрый пол, дергая конечностями, длинный, покрытый жесткой щетиной хвост заработал подобно пропеллеру, добавляя багровости всему вокруг.

– Ишь ты… – успел проговорить все еще держащий пистолет в готовности старший лейтенант. Но продолжить начатую фразу не смог, поскольку из ближайших помещений, мелко семеня ножками, шлепая по воде и стуча по кафелю когтями, на раздавшийся шум выбежало в коридор еще около десятка подобных же тварей, тут же бросившихся к людям. – Огонь! – выдал команду не растерявшийся Шелестов, направивший ствол ПМ-а на приближающихся зверей.

Едва ли не мгновением раньше команды Кицелюк от бедра выдал по несущейся стае пару коротких очередей. Нескольких крыс в авангарде смело в стороны точными попаданиями. Вслед за сержантом огонь открыли старший лейтенант и Вовка Баранов. Коридор наполнился грохотом выстрелов, визжащими тварями, а в воздухе повис устойчивый запах порохового дыма. Рикошетящие от пола пули, вгрызались в штукатурку стен, кололи кафель, отчего острые куски керамики наносили крысам резаные раны, внося разлад в общую организацию нападения, заставляя раненых зверей создавать помеху бегущим позади. Несколько особей вдруг с остервенением вгрызлись в соседей, устроив посреди коридора настоящую свалку. Стрелки тем временем уже с легкостью расправились с остатками стаи.

Инженера Синцова, сорвавшего с лица респиратор, вновь согнуло пополам в рвотном позыве. На этот раз ему удалось исторгнуть из себя лишь горький желудочный сок. Привычным движением он потянул ко рту руку с зажатым в ней носовым платком, которого в этот раз на месте не оказалось. Бессмысленно потыкав в лицо резиновой перчаткой, ученый махнул, начал озираться и, приняв от кривящегося Скобленко фляжку с водой, несколько раз прополоскал горло. Но облегчения это не принесло, поскольку взгляд, брошенный на растерзанные в коридоре крысиные тела и смешавшуюся с потоком воды кровь, опять заставил фигуру инженера принять позу, называемую в простонародье «зю».

– Что и требовалось доказать! – прокомментировал картину улыбающийся Баранов, когда Синцову удалось, наконец, прокашляться. – А ты чего не стрелял? – обратился он к Виталику.

Открывшему было рот Скобленко не дал ответить перезаряжающий пистолет Шелестов:

– Отставить разговоры! Затихли все! Или давно не отжимались?! Вы еще не поняли, что ли, в какую задницу мы с вами встряли?! Какие, на хрен, шутки могут быть?! – прорвало старшего лейтенанта. Зыркнув на вжавшую головы в плечи молодежь, он сорвал маску с лица, горячо сплюнул в пол, вернул респиратор на место, без фамильярности гаркнув на Синцова: – И вы тоже маску наденьте! – проследил за спешностью выполненной команды и уже тише уточнил: – Степа, что там?

– Чисто, командир. Вроде…

– То есть, как вроде?

– Пока ничего такого больше не наблюдаю, но кто знает… Впереди еще половина коридора.

– Ясно. Следи внимательнее. Всем оружие перезарядить! А Вениамин Константинович все же попытается вспомнить, откуда в комплексе могут появиться такие милые зверьки, – обратил взгляд на Синцова старший лейтенант. – С каждым шагом становится все интереснее и интереснее… Какие нам еще трудности ждать?

Ученый с трудом сглотнул и пересохшим горлом, с хрипом в голосе, едва смог выдавить из себя:

– Я не знаю, Роман Валентинович. Честно – не знаю. У нас таких никогда не было… До сегодняшней ночи в комплексе была обычная рабочая обстановка. Все занимались научными трудами…

– Вижу плоды ваших научных изысканий… Очень удачные! Хорошо, что еще заразу какую-нибудь тут не развели, а только совсем ручных крысок… Отгрызающих руки за один присест! Или все же успели развести?! Чего нам ждать еще?

Синцов совсем сжался под грозным взглядом Шелестова и едва слышно пробормотал:

– Я не знаю…

– Ясно, – командир тяжело вздохнул. – По крайней мере, теперь ясно, кто и чем мог настолько обезобразить попавшиеся нам трупы людей. И стреляли, скорее всего, по этим милашкам. Так. Быстро отдышались все! И чтобы никаких больше остановок до самого центрального зала! Двигаемся с предельной осторожностью, но спешим. О вопросах я больше и не спрашиваю! А?! – резко повернулся он всем корпусом к чуть не прокричавшему «Так точно!» Баранову, заставив того прикусить язык. – Вот то-то! Развели тут, мля, рыночную площадь. Семечек только для наглядности не хватает… Вернемся в часть, я вас первым делом заставлю эти семечки вместе с шелухой по всей полосе препятствий собирать. Попутно с изучением уставов, особенно боевых! Ей-ей… Все, так и идем. Только без паники. Степан, вперед!

Далее по коридору попалось еще несколько обезображенных трупов. Один оказался одет в военную форму. Скорее всего, из числа охраны комплекса. Кицелюк, нагнувшийся к лежащему, отыскал среди превратившейся в бахрому одежды столь же измочаленный крысиными зубами погон прапорщика. Рядом с телом подобрал перемазанный кровавыми сгустками разряженный пистолет. Затворная рама его замерла в отведенном назад положении. В кобуре на поясе нашелся запасной магазин, который погибший хозяин поменять не успел. Встряхнув хорошенько ПМ от налипшей крови и воды, Степан зарядил оружие, щелкнул, возвращая затворную раму на место, поставил на предохранитель и протянул пистолет Шелестову. Тот в свою очередь, не глядя, автоматическим движением убрал его в большой карман разгрузки.

Чем ближе к центральному залу отдела продвигалась группа, тем сильнее слышался шум падающей откуда-то сверху воды, и время от времени раздавался крысиный писк, заставляя всех вздрагивать. Как ни крути, а впереди еще ожидала очередная схватка с мутировавшим зверьем. Более всего удручал вид мертвых людей, ясно говоря, что в худшем случае группу ожидает незавидная участь – пополнить количество погибших этой страшной апрельской ночью. И скорее всего, без возможного опознания при проведении поздней экспертизы…

Почувствовав общее настроение, Шелестов решил немного разрядить мрачную обстановку:

– И чего замолчали, а? Семечки закончились? Бодрее, парни, бодрее! Нечего себя хоронить раньше времени, вам еще на полосе препятствий шелуху подсолнечную собирать после столь беспокойной ночи чудес.

– Чем только, товарищ старший лейтенант? – первым среагировал на ироничный тон командира Вовка Баранов. – Как-то одними костями без плоти это делать неудобно…

– А ты думаешь, что на одних костях отсюда сам уйдешь? – вставил слово внимательно смотрящий вперед и по сторонам Кицелюк. Не знающий промедлений с язвительными ответами Вован тут же выдал:

– Ну, не вы же, товарищ сержант, меня понесете. Своим скелетом.

– Аха-ха-хах! – разразился вдруг бьющийся в истерике Синцов. – Как я и думал, прелестная и чудная ночь! – и неожиданно для всех, резко оттолкнув Шелестова, увернулся от объятий Кицелюка и рванул изо всех сил вперед, громко завывая: – Аууууу!

– Куда?! – гаркнул сержант и метнулся вслед за ученым, явно потерявшим рассудок.

– Вперед, орлы! – скомандовал молодежи уже на бегу успевший пожалеть о неудавшейся шутке старший лейтенант, рискуя оставить в тылу угрозу нападения животных.

Замереть от изумления на пороге не дала куда более многочисленная, чем до этого, крысиная стая. Огромные грызуны сновали по центральному залу столь плотно, что едва не ездили друг на друге верхом. Ошалевший, бледный как мел инженер Синцов скукожился у дверного косяка с широкими раздвижными стеклянными створками, обхватив в ужасе трехпалыми резиновыми перчатками пригнутую к коленям голову, облаченную в капюшон, и, раскачиваясь взад-вперед, постоянно твердил заезженной пластинкой одну фразу:

– Я говорил…Ночь чудес… Я предупреждал… Ночь чудес… Они не верили… Ночь чудес…

Выскочивший на его защиту от ринувшихся к добыче зверей-мутантов Кицелюк проворно оттолкнул ногой сидящего. Тот, никак не отреагировав на грубые действия сержанта, проехался прорезиненным костюмом по мокрому полу до противоположной стены коридора, не переставая бормотать. В это время Степан уже поливал свинцом накатывающую крысиную волну, казалось, нисколько не уменьшавшуюся в размерах. Каждая тварь с остервенением старалась первой достигнуть выхода, огрызаясь на мешающих соседей, издавая громкий писк и щелкая острыми зубами. В момент, когда на помощь Кицелюку подоспели остальные члены группы, он уже отступал назад, громко выдав:

– Перезарядка!

– Принял! – отозвался Шелестов, понимая, что в точном прицеливании нет острой нужды, настолько плотно на людей надвигалась разъяренная звериная стая. И уже стреляя, скомандовал Баранову и Скобленко: – Огонь!

Но ощутимых результатов не принесли даже три дополнительных ствола. Над группой нависла серьезная опасность. Еще миг, и стоящий в авангарде сержант уже с трудом отбивался от наседающих с разных сторон громадных крыс, казалось, совсем не знакомых с чувством боли. Костюм Кицелюка, обвешанный вгрызающимися в него тварями, оказался местами располосован и зиял широкими прорехами. Несколько ошалелых особей, волоча за собой длинные, полуметровые хвосты, ринулось к остальным членам группы, выбравшись в коридор.

Первым спохватился бывавший в различных передрягах командир:

– Степа, назад! – прокричал Шелестов, просчитав безнадежность схватки. Быстро окинул взглядом входной пролет, распинал прорвавшихся на выходе крыс, ухватился за одну из дверных створок и, сдвигая ее к середине, наконец, вспомнил о молодежи: – Баранов, прикрой Кицелюка! Скобленко – давай вторую дверь!

Не сразу понявший командира Виталик замер на мгновение, оглянулся, но после окрика «Вторую задвигай!» бросился к другой створке с торчащим из ниши в стене толстым резиновым уплотнителем. Рассчитанные на электрический привод двери поддавались с трудом, но искать пульт управления, находящийся где-то в небольшой каморке охраны или на смотровом экспериментальном посту, уже не хватало времени. К тому же прекрасно знающий особенности подчинявшегося ему отдела секретных исследований Синцов в данный момент превратился в подобие завсегдатая психиатрической клиники, почти не реагируя на происходящее вокруг него. Поэтому помощи от ученого ждать не стоило.

Командир резким рывком справился с сопротивлением своей половины, а вот Скобленко никак не удавалось ухватиться мешковатыми перчатками за край створки. Руки, вспотевшие от долгого нахождения в почти герметичном пространстве, норовили выскользнуть и постоянно срывались. Виталик пыхтел как паровоз, надрывался, но упрямая дверь, как назло, не поддавалась. А тут в правую ногу – в самую икру, очень вовремя вцепилась одна из прорвавшихся на выходе крыс. Скобленко взвыл, затряс конечностью, но, помня о важности дела, упорно продолжал тянуть створку. К радости младшего сержанта вдруг защелкала шестерня электропривода, и стеклянная преграда для беснующегося в центральном зале зверья с легкостью заскользила по направляющей навстречу уже закрытой сестре.

– Скребок, не тормози!

Вовка Баранов сбивал прикладом с ноги Виталика повисшего мутанта. Раздался хруст, тело крысы провернулось вокруг оси почти на полный круг, а голова осталась в том же положении. Глубоко засевшие в икре зубы твари никак не желали вылезать наружу. Скобленко снова взвыл, но, боясь последствий прорыва в коридор всей стаи, так и не выпустил створку двери, налегая на нее всем телом. Второй удар, наконец, сорвал уже мертвого зверя на пол, а над самым ухом выбивающегося из сил Виталика прогремел голос Кицелюка:

– Да отпусти ты дверь! Закрыта она, закрыта!

Опомнившийся младший сержант, дрожа всем телом, облокотился на злополучную створку и медленно сел. Но ту же резко отпрянул от стекла, в которое с брызнувшей в разные стороны кровью со всего маху врезалась одна из оставшихся внутри крыс. Переместившись к стене, Скобленко, виновато улыбаясь, перевел взгляд на остальных членов группы. Шелестов, успевший отогнать и добить прорвавшихся в коридор тварей, нагнулся над скулящим ученым, так и сидящим в том месте, куда его отправил толчок сержанта. Кицелюк метнулся по коридору для проверки тех помещений, мимо которых группа пронеслась вслед за инженером. Изодранный и окровавленный химкостюм его мелькал в дверных пролетах боковых комнат. Меньше всех пострадавший Баранов занял наблюдательный пост у закрытых входных створок центрального зала, время от времени придерживая сотрясающиеся от сильных ударов двери. А крысиная стая все больше бесновалась и пыталась добраться до людей, нисколько не считаясь с получаемыми травмами. Уже нескольких мертвых хищников терзали сородичи, время от времени отвлекаясь от трапезы, бросаясь вперед и разбивая в кровавое месиво острые морды о бронированные стекла. Ночь чудес продолжала кровавое пиршество.

– Скобленко, ко мне! – раздался голос старшего лейтенанта, заставив Виталика вздрогнуть и прийти в себя.

– Я, есть! – резко вскочил тот, не обращая внимания на сильную боль в ноге, и поспешил выполнить команду. – Това…

– Перестань козырять! – прервал его Шелестов. – На полосе препятствий уставы учить будешь. А сейчас – без лишних слов. Бери Вениамина Константиновича за ноги, несем его вот в эту комнату и укладываем на стол. Степа! Как там?

– Чисто, командир! – в коридоре уже раздавались частые тяжелые шлепки, Кицелюк возвращался.

– Давай к нам! Баранов!

– Я!

– Остаешься на месте. Следи за дверями и попутно за коридором!

– Есть!

Вовка заворожено уставился на невиданное доселе зрелище. Посреди центрального зала, над широкой площадкой, смахивающей на танцевальную, обрамленной по кругу различной аппаратурой со связками кабелей и труб, мерцал, переливаясь всеми цветами радуги, огромный полупрозрачный пузырь. А почти из самого центра его вниз, прямо на пол, низвергался каскад той самой мутной радиоактивной воды, которая успела затопить почти половину подземного комплекса. Но не только вид странного водопада привлек внимание Баранова. Время от времени вместе с водой из пузыря выныривала очередная крыса-мутант, грузно плюхалась на кафель и чуть погодя присоединялась к сородичам, с не меньшим остервенением поедая себе подобных и бросаясь на стеклянную преграду, за которой находился человек.

Остальным членам группы в данный момент было не до театрального представления. Получившим ранения требовалась срочная медицинская помощь, поэтому Шелестов занялся ее организацией.

– Скобленко, медицинскую сумку к осмотру! Степа, достань пару индивидуальных аптечек. Вколи инженеру успокоительное, желательно, с обезболиванием. Только костюм не дырявь… Вениамин Константинович, вы слышите меня? Хорошо еще, что ведет себя спокойно, а не буянит. Иначе вязать бы пришлось или вырубать…

Синцов, лежащий на лабораторном столе, немного расслабился, но глаза его безучастно уставились в потолок с мерцающими время от времени лампами дневного света. Губы шевелились, едва слышно повторяя все ту же фразу. Но на обращение командира он не отреагировал никак. Кицелюк, скинувший со спины увесистый ранец, освободился от разгрузки, сложил все на соседний стол, после чего порылся в недрах ранца суетящегося Скобленко и извлек оттуда две оранжевых пластмассовых коробки.

– Дай-ка я сам, – Шелестов подцепил ногтем крышку одной из аптечек и раскрыл. – А ты пока разоблачайся полностью. Тебя всего осмотреть надо, – он бросил на подчиненного, одетого в разорванный со всех сторон Л-1, тревожный взгляд. – Такие мутанты любую заразу могут на зубах носить… Скобленко, скорыми темпами осмотреть сержанта Кицелюка и обработать его раны! Только, Степа, старайтесь побыстрее. Все же излучение ловим. И как ты теперь без костюма, а?

– Командир, а я о костюме не переживаю, – сержант резво сбрасывал на пол обрывки прорезины. – Вот как знал, а! Я, когда к выходу готовились, запасной прихватил… – видя недоуменное выражение лица старшего лейтенанта, пояснил: – Так у меня же проблема вечная с этим делом. С моим-то ростом… На складе ВТИ по жизни у начальника нужного размера не допросишься. А тут несколько комплектов с номером шесть! Я раньше больше пятого и не встречал. Вот и прихватил еще один под шумок… – Степан широко улыбался, словно мальчонка, получивший дополнительную порцию конфет.

– Ага, – Шелестов кивнул понимающе. – Теперь ясно, отчего ты в самую гущу безбоязненно полез!

– Ну что Вы, Роман Валентинович, – Кицелюк всплеснул руками, – с ваших слов выходит, что я без дополнительного костюма прикрывать бы вас не стал?

– Да шучу я, шучу, Степ, – старший лейтенант невесело ухмыльнулся. – Пользуйся на здоровье! Меня сейчас больше всего другой вопрос волнует… – он сделал два укола в руку ученого. – Вот боеприпасы где брать будем? Лично у меня заряжен только один пистолет, тот, что ты в коридоре подобрал. Остальные четыре магазина приказали долго жить… Ну, или живут сейчас в телах тех зверюг, что в зале кишмя кишат. А у вас что? Баранов!

– Я, товарищ старший лейтенант!

– Сколько говорить, что в боевой обстановке нужно обращаться короче? Не заметил, что ли, как Степан обращается?

– Командир…

– Вот именно! Усек?

– Так точно!

– Так что у тебя с боезапасом?

– Полтора магазина. Может, чуть меньше…

– Скобленко!

– Четыре магазина, командир.

– Во-от! Это стрелок.

– Да какой там стрелок? – Виталик сконфузился, бросив на Шелестова смущенный взгляд. – Я и не стрелял еще…

– Может, это и к лучшему, – старший лейтенант раскатал рукав Синцова и повернулся к остальным. – Все равно толку мало было от нашей пальбы. Их тут супер скорострельным пулеметом, и то не сразу возьмешь. А они еще и пополняют свои ряды новыми членами.

– Откуда вы знаете? – удивился Баранов.

– Так ведь еще когда в разведке служил, научился вниманию. Под Кандагаром…

– А отчего сейчас не в разведке? Там же престижнее… – вновь проявил невыдержанность Вован, придерживая двери, через щель между которыми бурным потоком выливалась в коридор все та же мутная радиоактивная вода.

Шелестов тяжело вздохнул, а с ответом его опередил морщащийся при обработке ран Кицелюк:

– По ранению, Баранов, если ты не знаешь…

– Извините… – Вовчик охнул. Он и подумать не мог, что кто-либо из спонтанно собранной группы мог участвовать в боевых действиях, а тем более иметь настоящие ранения.

– Да ладно, фигня это все… Но все вопросы потом, – спохватился командир. – Степан, у тебя, я так понимаю, если и осталось что-то, то как бы не меньше моего?

– Так точно. Меньше магазина.

– Дела… – Шелестов принялся стягивать с себя куртку «элки». – Скобленко! Где у тебя там ремкомплекты для костюмов? Мне рукав нужно заклеить. Работай, работай! – остановил он порывы Виталика. – Здоровье группы гораздо важнее дырки в костюме. Так где?

– В лицевом кармане ранца.

– А, понял, нашел уже. Баранов! Ты там как? Осмотрись пока.

– У меня только перчатка левая без пальца. И как он оторваться умудрился?..

– Перчатку у меня возьмешь, – отозвался Кицелюк, – в дополнительном комплекте они есть.

– Это все хорошо, а вот с боеприпасами что делать? – в воздухе остро запахло резиновым клеем. Шелестов уже с двух сторон прилеплял на прореху в рукаве заплатки. – Мы же от этой беснующейся своры избавиться не сможем…

– В арсенале… – послышался дрожащий голос пришедшего в себя Синцова.

– О! – обрадовался старший лейтенант. – Вот и Вениамин Константинович к нам вернулся! В каком арсенале? Вы о чем?

– Так я же говорил вам, что у нас тут оружейный склад есть. Только современного оружия там не имеется…

– А какое есть?

– Разных эпох. Есть даже арбалеты, копья, секиры, сабли и ножи…

– Не, это нам не годится. Нам посерьезнее нужно, и желательно – скорострельное.

– Там времен Великой Отечественной тоже есть. Даже эти… ППШ.

– А вот это самое оно! Семьдесят один патрон в барабане и скорострельность до тысячи штук в минуту. А арсенал где?

– Мы его прошли уже. Он на минус четвертом этаже…

– Это хуже. Там воды уже, поди, по шейку? Как бы нырять не пришлось… Все бы ничего, если б вода не радиоактивная была.

– А у нас в отделе есть два костюма с замкнутой системой дыхания.

– Заряженные? – встрепенулся Шелестов.

– В смысле, заряженные? – не понял ученый. – Нет, они не радиоактивные…

– Да я не про радиоактивность! Тут ее и без ваших домыслов сегодня хватает… Я про баллоны со сжатым воздухом.

– Ааа… – дошло, наконец, до Синцова. – Простите, туго соображаю после срыва… Да, должны быть готовы к использованию. Их как раз сегодня Лазенберг… – инженер сделал паузу, сглотнул, пытаясь унять дрожь в голосе, а потом продолжил: – Царство ему небесное… Он к предстоящему испытанию должен был костюмы подготовить.

– А где они сейчас?

– Наверное, в бойлерной. Там шкафы оборудованы для обеззараживания и зарядки.

– Бойлерная, конечно же, находится в другом конце коридора? – Шелестов с сарказмом ухмыльнулся.

– Ммм… – Синцов смутился. – Она на минус втором этаже, третья дверь справа от входа, если по лестнице идти.

– Вот я же говорю! – старший лейтенант хмыкнул. – Я бы этих проектировщиков вашего комплекса в военное время к стенке поставил. Все не для людей. Испытательный полигон здесь, а костюмы для него этажом выше. Сплошные шарады!

– Это не наша прихоть, и не проектировщиков. Этого требует инструкция…

– Ну да, куда нам без инструкций, – нахмурился командир. – Ладно, с этим понятно. А оружейка где именно на этаже находится?

– Как раз там, где часы висят, у шахты лифта. Там проход через комнату охраны и дверь с окошком смотровым.

– А открыть как?

– У охраны всегда ключи есть… – Синцов осекся. – Но охраны сейчас нет…

– А сигнализация?

– Сигнал запорного механизма дублируется откуда-то из пункта управления всей станцией. Там отдел КГБ…

– Хм… Странно, ведь у них в отделе в таком случае должен был сработать экстренный сигнал оповещения, что в исследовательском комплексе нештатная ситуация. Но, похоже, не сработала… Хотя на фоне аварии с реактором, могли просто не обратить на это внимания. И, подозреваю, что после взрыва и всплеска электромагнитной волны все предыдущие команды на блокировку просто отключились. Там сейчас не до нашей лаборатории. Да и дозвониться мы все равно не сможем. Связь отсутствует, – Шелестов наглядно потряс в воздухе молчащей трубкой телефона и положил ее на стол. Раскрутил зажим для склейки, скинул его в коробку ремкомплекта, окинул взглядом группу, покачал головой и заключил: – При таком количества зверья за стеклянной преградой я не имею права разбивать группу, но придется. Мы почти не ослабим огневую мощь. Хотя какая там мощь на остатках боеприпасов… Но все равно на минус два иду я, а со мной Вениамин Константинович. Вы сами сможете идти?

– Да… – ученый выдержал небольшую паузу. – Я смогу. Обязательно смогу, если надо. Вы уж извините меня за слабость. Это все астма, будь она неладна… У вас валидольчика нет?

– Тогда вставайте потихоньку, и я вас очень прошу – не стоит больше быть обузой. Держитесь. Скобленко, достань валидол из сумки, дай Вениамину Константиновичу. Кстати, а что это за пузырь в центральном зале?

– Скорее всего, это и есть временной портал. Но раньше нам не удавалось создать столь большой и на столь долгое время. Только не ясно одно: откуда он взялся? Ведь для его возникновения нужны длительный расчет и настройка контура. Если только произошел скачок, ну… энергетический всплеск, и аппаратура дала сбой…

– Ничего себе сбой! Скорее, как раз пробой.

– Возможно… Вы знаете, да это же надо исследовать! – встрепенулся Синцов. Глаза его загорелись азартом. Давайте…

– Стоп! – Шелестов строго посмотрел на инженера из-под сдвинутых к переносице бровей. – Какие исследования?! Вы о чем? Забыли, что творится вокруг? Аварию на станции, и погибших в вашем комплексе тоже?!

– Да… – ученый вновь поник. – Неужели все это правда, а?..

– Так давайте же перестанем фантазировать! Сегодня не тот день, чтобы проводить исследования. Вернее, не та ночь. Сейчас наша задача – устранить последствия аварии и остановить это нашествие мутировавших зверюг! – старший лейтенант махнул в сердцах в сторону центрального зала. – Кстати, откуда они все же могли взяться?

– Не знаю…

– Ну, так давайте подумаем! Раскинем мозгами, так сказать. Где и в какое время могла быть вот такая радиоактивная вода?

– В прошлом?

– Так я же и говорю – «где могла»!

– Хм… В прошлом такая вода могла быть где-нибудь в Нагасаки… После сброшенной на него американцами бомбы.

– То есть, вы хотите сказать, что в результате ваших исследований прямо отсюда вы могли бы попасть в Японию сорок пятого года?

– Не знаю, – повторил уже в двадцатый раз за последнее время Синцов. – Наверное, теоретически это возможно. Но для таких дел научные круги могут пройти через прорву времени, чтобы разработать планы точных переходов. А для этого сначала нужно довести временные переходы до автоматизма. И если отрегулировать блок центрального ресивера…

– Стоп! – Шелестов начал терять терпение. – Не загружайте меня научной терминологией. Скажите просто – сейчас вы в состоянии это сделать?

– Нет.

– Что и требовалось доказать. Этого достаточно, Вениамин Константинович. Тогда вопрос второй: а вы когда-нибудь видели подобных этим крыс? Или, быть может, слышали, что такие существуют? В той же Японии – после ядерной бомбардировки?

– Нет. Ходили слухи, что где-то в недрах московской подземки любители полазить в недоступных местах встречали нечто похожее… Но это лишь слухи.

– Ну, а вода радиоактивная в московском метро тоже имеется в огромных количествах?

– Нет.

– Вот об этом я и говорю! Значит, в данный момент на земле не существует таких мест, где бы могли оказаться рядом здоровенные крысы и радиоактивная вода?

– Наверное, нет. Но я не могу ответить за всю землю. Мало ли те же американцы проводят исследований…

– Нам еще не хватало, чтобы вместе с крысами к нам полезли какие-нибудь американские «морские котики»! – Шелестов всплеснул руками. В этот момент он уже полностью экипировался и был готов к выходу. – Все, хватит, Вениамин Константинович. Завершим пока эту дискуссию. Время действовать. А его у нас, как понял я, уже совсем не осталось.

– А мы уже опоздали. Да и теперь все равно. Консоль же запущена. Опасна она была лишь во время подготовки к запуску. Если бы не запустилась, то контуры ресивера могло замкнуть. И тогда неизвестно что могло бы быть. Там же тоже обогащенный уран есть…

– Час от часу не легче!

– Но вы не волнуйтесь, его там совсем мало, всего несколько грамм…

– На мой взгляд, все это время волновались именно вы. Ну, что ж, пуфф… – старший лейтенант с силой выпустил воздух из легких, встал у двери и показал Синцову на нее: – Прошу! Надо спешить, иначе этаж затопит окончательно, и тогда мы точно до оружия добраться не сможем. Чтобы отрастить жабры, нужны долгие эволюционные процессы. Скобленко, я пока возьму на всякий пожарный твой автомат и пару магазинов к нему, а тебе оставляю заряженный ПМ. Степан, ты остаешься за старшего. Если что, сразу докладывать, но пока ничего не предпринимать. Подлечитесь, и неполадки с элками устранить не забудьте. Баранов! Ты – старший над дверями!

За спинами уходящих разразился насмешливый бас Кицелюка:

– Вот видишь, Баранов! Твое первое командирское назначение!

– Товарищ сержант, – Вовка, «командующий» дверными створками, за которыми продолжали бесноваться звери, время от времени бросающиеся на стеклянную преграду, решил устранить пробелы в знаниях. – Скажите…

– Так, – перебил его Кицелюк, – давайте, парни, все же перейдем на краткость во время операции!

– Н-не понял.

– Меня зовут Степан. Это гораздо короче, чем «товарищ сержант». Вообще, во время операций принято использовать позывные – без уточнения воинских званий, фамилий и имен. Этого требует и боевой устав. Мой оперативный позывной – «Гор». Но если вы сейчас не запомните его, то уж имя явно примелькалось. А крысы точно его никому передать не смогут.

– Я понял, Степан, – Баранов тряхнул головой, облаченной в прорезиненный капюшон. – А нам как быть с Виталиком?

– Нууу… как понял уже я, Скобленко живо отзывается на данную тобой кличку…

– Скребок, что ли? – Вован хохотнул. – Дык, фамилия его подходящая, да, Виталь?

– А по мне, так хоть Скребком зовите, лишь бы по сусекам не водили… – отшутился орудующий бинтами и лейкопластырем младший сержант. Обработку ран Кицелюка он завершил, а теперь старался их скрыть под повязками. Но, в основном, ранами оказались гематомы и царапины. Плотная брезентовая ткань костюма специалиста, в отличие от прорезиненной «элки», стойко перенесла зубы и когти крыс-мутантов.

– Вот если не в обиду, то пока так и будем звать, – заключил сморщившийся от жжения по всему телу Кицелюк. – Зараза… Уколы сделать надо всем. От столбняка. Обязательно. Так что, пока я не оделся еще, давай мне первому. Потом я тебе. А Баранову что придумать можно?

– Я знаю! – почти без паузы, не раздумывая, воскликнул Скобленко, чем вызвал удивление Вовки. Тот развернулся всем корпусом, оставив без внимания подчиненную дверь. А Виталик как ни в чем не бывало продолжил: – Ты же сам говорил, что хочешь прапорщиком остаться служить?

– Ну, да…

– Вот и будешь «Пра».

– Хоть горшком… – Баранов хмыкнул, явно довольный предложением товарища. – Но я все же спросить хотел. Сколько нашему командиру лет?

– Вот ты о чем, – догадался Кицелюк. – Хочешь узнать, почему он до сих пор старший лейтенант? Что ж, немного проясню ситуацию. Роман Валентинович – человек в какой-то мере справедливый. По-своему, конечно. И не совсем ординарный. Под Кандагаром его группа попала в засаду, где он потерял всех сослуживцев и сам был тяжело ранен. Еще перед рейдом он долго спорил с одной крупной шишкой, предвидя возможный исход. Но генерал этот даже слушать не захотел мнения капитана. Да-да! – Степан выразительно кивнул. – Ты не ослышался. Именно – капитана. Ну, а после госпиталя, Шелестов нашел этого вояку и… Словом, разжаловали его за самоуправство и применение силы к старшему по званию. Чуть не уволили тогда из армии совсем и под суд не отдали. Еще и полученные ранения этому способствовали. Был, правда, суд офицерской чести. Показной такой… Прямо в Штабе группировки. Но на нем нашелся один защитник, тоже в генеральском звании. Разведчик в корне, – сержант едко хмыкнул. – На словах, конечно. На самом деле из него разведчик, как из меня балерина Большого театра. Но, вечно служа по штабам, он уважительно относился к специфике работы диверсантов. Да еще и связи родственные наверху имел. Вот благодаря ему наш командир сюда и попал. Дело замяли, но на всякий пожарный разжаловать не забыли. А лет ему двадцать восемь. Так что успеет еще капитана вновь получить, лишь бы никакого другого стратега на его пути не появилось, а то ведь не удержится опять.

Скобленко уже завершил перевязку, и Кицелюк, кряхтя, принялся одеваться. Виталик же опустил взгляд и охнул. Правая штанина его костюма ниже колена оказалась залита кровью. Согнувшись, он поковырялся там недолго, а потом, взвыв, резко отдернул руку и запрыгал на месте.

– Что?! – Степан тревожно уставился на него.

– Воо… – между пальцами протянутой руки младшего сержанта торчал трехсантиметровый обломок крысиного зуба.

– Ого! Погоди, сейчас облачусь и займусь тобой. Раздевайся пока. Все равно дыры в «элке» заклеить надо и раны обработать, – Кицелюк вдруг расплылся в широченной улыбке. – Ты надо мной изгалялся? Вот я тебе тем же сейчас отплачу!

– А туалет как же? – не удержался от язвительности Вовка.

– Туалет – это служебная воспитательная необходимость! – торжественно изрек Степан и заключил: – Ко всему, и как средство санитарии очень полезна. А оказание первой помощи – служебный долг! Так что после возвращения в строй – милости просим!

Из коридора послышалось ржание Баранова. Взбодренные громкими звуками крысы с новой силой принялись наседать на сдвижную преграду, сквозь которую уже почти ничего не было видно – настолько бронированное стекло оказалось вымазано кровью бросающегося на него зверья.

– Держи! – Степан бросил Вовану новую перчатку. – Замени, пока время есть, чтобы потом не забыл.

Тот неловко поймал летящий предмет двумя руками, прижав их к груди, отчего ненароком ударил себя по защитному шлему стволом автомата.

– Эх, самая страшная травма за сегодня могла быть у меня, – пожаловался он, постучав кулаком по передку шлема.

– Чего это вдруг? – как обычно, без наводящих вопросов не понял шутки приятеля Виталик.

– Не было бы каски, лоб себе бы расшиб. А мужику лишние рога – ни к чему! – пояснил Баранов и сам же рассмеялся над выданным приколом. Но остальные поддержать шутку не успели, поскольку резкие звуки автоматной очереди эхом прошлись по этажу. Все замерли, прислушиваясь. Звук повторился еще раз, и все стихло. Не выдержавший неизвестности Кицелюк нажал на клавишу передачи, с тревогой в голосе уточнив:

– Командир, все в порядке?

– Да. Пара крыс и тут нашлась. Если где и остались еще, то искать пока не будем. Уже возвращаемся. Дверь на этаж закроем, чтобы со спины не подлезли. Позже зачистим.

– Принял. Ждем, – Степан облегченно вздохнул. – Ну что, готов, орелик? – со смешком обратился он к Скобленко. У меня уже шприц ждет приземления на широкую площадку. Что уставился? Посадку давай!

Вовка снова заржал, а Виталик глухо пробурчал в маску респиратора:

– Я с детства уколов боюсь. Вот другим делать – всегда пожалуйста, а когда мне…

– Ничего, иголка – это не крысиные грязные зубы, она дырочку маленькую делает. И чистую. Так что «терпи, коза, а то мамой будешь»! Что встал-то?! Задницу подставляй!

С ранами от крысиных зубов оказалось сложнее. Тут Кицелюку пришлось изрядно попотеть.

– Зашить бы не мешало ту, в которой зуб сломанный застрял, – резюмировал сержант, – но у нас с собой таких инструментов нет… Поэтому тебе придется немного потерпеть, брат. Я сейчас обработаю перекисью, вколю обезболивающее и края обычной ниткой схвачу. Ты как? – сочувствующе спросил он у резко побледневшего Виталика.

– Ох… Раз надо, то делайте уж… А ниткой – это иголкой, да? – жалобно уточнил Скобленко дрожащим голосом.

– Ну, да… – виновато пояснил Степан и тут же постарался успокоить: – Не переживай. Ты ничего не почувствуешь кроме подергивания. Господи, да кому я это объясняю?! Без пяти минут врачу! Лучше отвлекись пока и штанину себе заклей. На вот ремкомплект. Приступи уже к работе!

– Есть… – удрученный Виталик, морщась, принялся оттирать от крови перемазанные штаны «элки», готовя их для ремонта.

Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, заставившие Баранова подобраться и внимательнее следить за створками центрального зала. В комнату первым шагнул часто дышащий Синцов, сразу плюхнувшийся на стоящий между столами табурет. За ним появился нагруженный герметичными костюмами Шелестов.

– Как вы тут? – для очистки совести уточнил старший лейтенант, свалил все на стол и, отдыхая, облокотился на стену. – Черт возьми, – ругнулся он, отдернув руку, когда в помещении вдруг погас свет. Пошарил ладонью, нащупал выключатель, щелкнул им. Загудев, люминесцентные лампы вспыхнули вновь.

– Заканчиваем, командир, – отозвался Кицелюк, остановив уже продетую через кожу Скобленко иголку. – Тут у Скребка серьезный порез… Наверное, самая тяжелая на данный момент травма.

– Ничего, до свадьбы заживет. Главное для мужика на месте, и то дело! – Шелестов хохотнул. Придется планы менять. Хотел его с собой взять, но теперь, видно, со мной пойдет Баранов.

– Я теперь Пра, командир, – поспешил доложить Вован. – Это производное от «прапорщик».

– Понял, – старший лейтенант ухмыльнулся. – Значит, не зря тут Степан с вами время провел. Приучает к оперативной работе. Это дело! К сведению принял. Так что, если я вас буду иногда так звать, чтобы сразу откликались. А у меня две новости – хорошая и… не очень.

– А может, я пойду с вами? – выразил надежду Кицелюк.

– Нет, Степа, ты останешься за старшего здесь. Был бы кто другой в группе, – Шелестов покосился на морщащегося от процедуры Скобленко, – я бы так и поступил, наверное. Но с молодежью – не имею право. Да, и тут есть еще один нюанс. Костюм для тебя маловат.

– Да уж… – Степан шмыгнул носом. – Каждый раз с моим ростом проблемы в одежде. А с какой новости начнете?

– Начну, пожалуй, с худшей. Давай, заканчивай скорее и меняй Баранова. Время не терпит. В противном случае минус четвертый этаж затопит полностью, и добраться до оружия мы уже не сможем. Я на обратном пути заглядывал туда. Уровень воды уже под подбородок. Проводка замыкает и трещит. Как бы свет в комплексе совсем не пропал. Тогда точно будут проблемы… И чтобы нас не шибануло током, когда в воду полезем.

– Не должно током ударить, – подал голос Синцов, – ткань применена специальная, диэлектрик. Правда, никто на деле этого не применял и высоковольтного напряжения не касался…

– Но все же лучше, чем ничего! – заметил старший лейтенант. А вторая новость куда приятнее, и сразу облегчающая часть работы. Я там на входе поковырялся в карманах погибшего прапорщика и нашел ключи. Вениамин Константинович подтвердил, что два из них от оружейной комнаты. По крайней мере, очень похожи. Так что, надеюсь, с этим у нас загвоздок быть не должно. Баранов, ты готов? Перчатку заменил?

– Так точно, командир! А зачем перчатки, если мы в других костюмах будем?

– Эти костюмы не противорадиационные. Они лишь предназначены для защиты от вирусной инфекции. Ну и электромагнитного воздействия тоже, если верить главе отдела. Поэтому снимать «элки» не будем. Еще неизвестно, как они поведут себя при давлении воды. Пластиковые забрала достаточно слабые, вот поэтому я и тороплю, пока вода с головой не закрыла.

– Понятно, – Кицелюк кивнул. – Я уже почти. Сейчас, забинтую только.

– Отставить, Степа! – Шелестов с помощью Синцова уже облачался в некое подобие космического скафандра с прямоугольником воздушного баллона на спине и выпирающими с двух сторон гофрированными шлангами высокого давления. – Ногу Скобленко перевяжет себе сам, а потом возьмется за дальнейший ремонт. Пока нас не будет, времени вам на все хватит с лихвой. Двери без внимания оставлять нельзя, водяной напор не дает им закрываться полностью. Пока не устраним этот «пузырь», от воды избавиться, как и от зверей, рвущихся к нам, не сможем. Так что меняй Баранова на посту.

– Принял!

Сержант выхватил из разгрузки Виталика снаряженный магазин, пристегнул его к автомату и поспешил на выход. Вован, сменившийся на посту, мигом оказался у стола, ощупывая эластичную ткань необычного комбинезона.

– Что встал, боец? – командир усмехнулся. – Не теряйся. Ноги и без посторонней помощи знаешь куда вставлять. А дальше разберемся. Да, и еще… – он призадумался на секунду. – Не знаю насколько действенно, но все же лучше, как говорят, синица в руке, чем журавль в небе. Вениамин Константинович, это для вас задание. Там, в аптечках индивидуального пользования, есть препарат один… Вернее, два. Возьмите одну коробочку и загляните. Видите две капсулы с красным колпачком? Это «калиййодид» – противорадиационное средство. По пять таблеток в каждой упаковке. Он выводит радиоактивные изотопы йода из щитовидной железы. Применять нужно минимум по одной таблетке в день. А при повышении радиоактивного фона, уже после «калиййодида», рекомендуют препарат, который находится в белой капсуле. Кажется, ячейка номер шесть. Тоже применяют по таблетке в сутки. Нашли? Так вот, ваша задача: раздать сейчас всем по таблетке каждого средства и проследить, чтобы их обязательно запили водой! Мало – не мало, а кое-какую дозу мы с вами все сегодня явно схлопотали… Идем далее. Желательно тоже всем принять по таблетке антибактериального средства. Это самая длинная белая капсула. И лично вам, Вениамин Константинович, настоятельно рекомендую принять противорвотное…

– Так ведь я уже… – ученый остановился на полпути до Кицелюка.

– Что уже? Хотите сказать, что в вашем желудке ничего не осталось? – Шелестов цыкнул и покачал головой. – А желчью сжечь себе весь пищевод хотите? Вижу, что нет. Да и скоро, как ни крути, всем нам понадобится подкрепиться. Бессонная ночь, плюс – полученные впечатления, а для кого и стресс. Ко всему, еще не ясно до конца – сколько нам в вашем комплексе придется находиться. А ну как снаружи радиоактивный фон выше допустимых пределов? Что? – удивился старший лейтенант вмиг побледневшему лицу Синцова.

– Выходит, если фон сильно повысился, то существует угроза и городу?..

– Хм… Как-то я об этом и не подумал сразу… Вы о семье?

– Да… И не только…

– Кривить душой не буду. Да вам ли, человеку науки, рассказывать о распространении радиации и вреде ее? – Шелестов помрачнел. – Конечно, вероятность такой угрозы существует. Но вы не переживайте так сильно. У нас же имеются соответствующие службы, которые отвечают за своевременное принятие мер по эвакуации населения в подобном случае.

Но в данный момент он, офицер-антидиверсионник, бывший боевой разведчик, умеющий мыслить здраво в любой ситуации, не был полностью уверен в собственных словах, прозвучавших, как показалось ему самому, несколько фальшиво. Слишком люди уверовали в мирные намерения атома и расслабились более чем за сорокалетие после страшной войны, унесшей многие миллионы человеческих жизней. Природа всегда напоминала забывчивым детям, играющим на грани риска со смертоносными вещами, что шутить с ней чревато последствиями. Вот и дошутились… Старший лейтенант тяжело вздохнул. Прекрасно понимая, что, находись инженер сейчас дома, рядом с родными ему людьми, помочь семье при любом желании он не смог бы, как ни крути. А перед группой стояла более важная задача, от решения которой зависело, быть может, гораздо больше человеческих жизней, чем отдельно взятой семьи. В глубине души Шелестов облегченно вздохнул. За прошедшие годы он как-то не успел обзавестись собственным домом. На это было множество прямых и косвенных причин. Основной, все же, оставалась служба, занимающая большую часть как рабочего, так и личного времени. Но озвучивать этого не стал, бросив сочувственный взгляд на ученого. Оружие! Вот что требовалось группе в первую очередь. А не выполнить полученное задание он просто не имел права. И офицер, проглотив свою порцию препаратов, переданных Синцовым, ускорил одевание, с трудом догадываясь, как справляться с застежками и подворотами, приспособленными для полной герметичности костюма.

Через пятнадцать минут Шелестов и Баранов, напоминающие внешним видом героев фантастического фильма, стояли в готовности к походу. Командир напоследок уточнял обязанности остающихся членов группы:

– Скобленко, как самочувствие?

– Спасибо, хорошо…

– Бодрее, младший сержант, бодрее! Закончишь заниматься собой, экипируйся, приведи в порядок медикаменты и ремкомплекты, чтобы все находилось в готовности к применению. Тьфу-тьфу, конечно, чтобы нам больше этим пользоваться не пришлось, но все же. Ходить сможешь? Рана не мешает?

– Да, вроде смогу… – Виталик для наглядности притопнул ногой, но при этом слегка скривился.

– Больно?

– Н-нет, просто ощущения не из приятных.

– Держись, защитник Отечества! На тебя смотрит вся великая страна! – голос старшего лейтенанта, облаченного в герметичный костюм, звучал так, словно на его голову было надето большое оцинкованное ведро. – Держись и не робей.

– Не подведу. Вы только возвращайтесь быстрее, а то соседство тех зверюг действует угнетающе…

– Постараемся. Вениамин Константинович! Вам я предлагаю пока отвлечься от житейских дел. Очень надеюсь, что с вашей семьей будет все хорошо. Вы же пока займитесь впрямую насущными проблемами лаборатории. Постарайтесь просчитать, существует ли менее болезненный способ отключения сработавшей внезапно экспериментальной аппаратуры. А то ведь, не ровен час, и правда вслед за водой и крысами к нам проникнет какой-нибудь внешний враг, для которого сдвинутые дверные створки не представляют никакой преграды. Хм… Представляете фанатичного самурая-камикадзе сорок пятого года с винтовкой и катаной за спиной? А если честно, что-то не очень я верю в эти перемещения во времени. Телепортация – еще куда ни шло. Я читал недавно статью с теоретическими расчетами перемещения предметов в пространстве. Но только без переноса сквозь время.

– Хорошо, я продумаю этот вопрос тщательнее, – удрученно согласился Синцов. – Хм… Многое в нашу жизнь вошло из придуманного писателями-фантастами. Тот же лазер, или даже проще – полет на ракете или привычном нам, современникам, самолете. Пока жив человек, он не перестанет мечтать. А значит, не перестанет стремиться к, казалось бы, недоступному или невозможному.

– Согласен. Время, время… Далее оно покажет. А пока этого времени у нас все меньше. На сколько рассчитаны баллоны костюмов?

– Примерно на час. Перед вашими лицами слева закреплен датчик, показывающий уровень сжатого воздуха. Там три цвета: зеленый, желтый и красный. Соответственно, как только стрелка начнет опускаться ниже – к красному, значит, пора либо менять баллоны, либо снимать костюм. Иначе просто можно задохнуться. В любом случае, баллоны меняются только при снятом костюме. Они закреплены внутри, чтобы не нарушать целостность ткани.

– Понял, спасибо. Степан! На тебе ответственность за всех и все. Если нас не будет долго, то вам следует немного подкрепиться. Ну, и нам оставьте, конечно. Мы ж не роботы, – Шелестов хохотнул. – Оружие с собой не берем, – обратился он к Баранову, цепляя ему на плечи пустой ранец. – Только пистолет. Все равно в воде стрелять не сможем, да и нести обратно придется много. Автомат передай Кицелюку. Все, вперед!

Глава 3

Вхождение в воду по самое не хочу вызвало бурю неприятных ощущений. Мало того, что через тонкую ткань костюмов сдавливало тела, сковывая движения и замедляя шаги, еще удручающе действовало понимание – мутная жидкость несет в себе смертельную опасность радиоактивного заражения.

Лампы под потолком мигали, грозя в любую минуту погрузить комплекс в полный мрак. Откуда-то раздавался треск электрического разряда. Кроме того, шипели панели стен, а в паре мест даже успела отвалиться кафельная плитка. В памяти всплыли кадры фильма про моряков-подводников: тесные помещения отсеков гибнущей лодки, нехватка воздуха, близость неизбежной смерти, мертвые тела…

Вован, удрученный невеселыми мыслями, вздрогнул, наткнувшись на изуродованный труп лаборанта. Скорее, не от неожиданности, а с непривычки – видеть и соприкасаться с мертвым телом. Отшатнувшись, он расставил руки в стороны и несколько раз глубоко вздохнул, будто проверяя систему подачи воздуха.

– Спокойнее, Пра, – Шелестов, рассекающий подбородком водную гладь, расталкивал время от времени в стороны попадающиеся на пути предметы, старался говорить монотонно, пытаясь приободрить Баранова. – Человек быстро привыкает к виду смерти во время боевых действий, уж поверь. Конечно, лучше бы всегда царил мир, но только вот враги у нас никак не переводятся… Уже несколько веков пытаемся от них избавиться, а все что-нибудь да выплывает наружу… – старший лейтенант грустно усмехнулся получившемуся каламбуру, дернул труп за руку, освобождая проход, и отшутился: – Не все, что выплывает и плавает, конечно, является врагом. Этот, например, лишь жертва обстоятельств… А ты будь смелее, еще предки говорили, что бояться надо не мертвых, а живых. Мясо ты ешь? И ведь не ужасаешься убийствам животных и птиц? А люди сделаны из той же плоти. Вот и надо свыкнуться с мыслью, что мы тоже умираем. Это реальность, к которой привыкают быстро. Как бы ни прискорбно это звучало.

Вновь открылся вид на громадную установку за обзорным стеклом. По всей торчащей из воды поверхности конструкции пробегали схожие с грозовыми голубовато-белые зигзаги разрядов, а вода вокруг бурлила и пенилась. Вверх поднимался пар. Пышные шапки пены расходились в стороны и скапливались у стен и окна. Вован конвульсивно вздрогнул, отшатнулся и поспешил за командиром, успевшим удалиться на несколько метров. Страшно и гнетуще. Трагично и вместе с тем завораживающе. Подобные ощущения некоего восторга Баранов испытывал разве только тогда, когда на лекциях в техникуме с гордостью за народ и страну слушал рассказы о великих стройках пятилеток. БАМ, ДнепроГЭС, Саяно-Шушенская ГЭС, первый полет в космос соотечественника – Юрия Гагарина, даже высадка американских астронавтов на Луну, и многое другое. Но сейчас это чувство дополнялось тревогой теперь уже за собственные здоровье и даже жизнь. Поджилки тряслись как у сумасшедшего, челюсти свело судорогой, а где-то позади в свободном плавании перемещался труп лаборанта… Передернувшись еще раз, Вовка вплотную приблизился к Шелестову, и едва не дышал тому в затылок.

– Опять нервничаешь? – старший лейтенант остановился на мгновение, обернувшись. Через слегка затемненную желтоватую пленку забрала виднелось его улыбающееся лицо. – Эх, молодость… Ты всегда таким впечатлительным был?

– Никак нет, тов… командир. Я вообще-то всегда смело в неприятности влезал. Благо комплекция позволяет. Не то что Скребок. Это он у нас почти тепличный. И не дрался толком никогда. Но все же радиация, да и авария эта со смертями… Непривычно как-то…

– Понимаю, – Шелестов уже стоял перед стальной дверью арсенала с квадратным смотровым окошком. – Ты все равно молодец. Быстро соображаешь и действуешь. Видел? – кивнул он в сторону выхода. – Часы точно замкнули, и видимо, как раз в момент аварии. Так и показывают одно и то же. Хм… Надолго ли? Скоро затопит здесь все. Если только мы не избавимся побыстрее от того мерцающего пузыря. Не верится мне как-то, что он работает как временной портал. Фантастика это… Как думаешь?

– Не знаю. Я в жизни мало чему привык удивляться. По мне, так, как считает большинство…

– Что, тоже привык руку «за» тянуть наравне со всеми?

– Не всегда, конечно, но часто так и есть.

– Ну да, время нынче у нас такое. Часто в одиночку не прожить спокойно. Случается, что и просто не дают этого делать, давят большинством… Но ты еще молодой, не видишь всего, что вокруг творится. Уж поверь, – старший лейтенант сделал многозначительную паузу и подмигнул, – вскоре грядут в нашей жизни большие перемены. А в работе антидиверсионников, как, впрочем, и разведчиков, никогда нельзя думать как все. В этом случае поражение просто неизбежно. Мы должны шевелить своими извилинами, думать, анализировать, делать выводы из личных впечатлений. Мы первыми встречаем опасность и слышим о ней не из чужих уст, – слегка наклоненная фигура командира едва не скрывала пластиковое забрало под водой. Слышались негромкие щелчки ковыряющихся в замочных скважинах ключей. – Ну что, пробуем забраться в недра дырокола и огнестрела?

– Вам помочь? – Баранов на всякий пожарный попытался закрыть дверь в комнату охраны, но ему помешала вода. Плюс ко всему, лампы в помещении не горели, поэтому пришлось довольствоваться светом, проникающим из коридора.

– Да. Подсвети немного, я тут никак с нижним замком справиться не могу. Не проворачивается…

– А вы попробуйте покрутить с силой ключом туда-сюда.

– Откуда знаешь? Бывал здесь уже?! – раздался щелчок, створка двери слегка приоткрылась. Вован смутился.

– Нет, что вы… Не подозреваете же вы меня? У нас с отцом в гараже тоже постоянно замок заедал. Только раскачка и помогала.

– Да не оправдывайся! – Шелестов расхохотался. – Я ж шучу. Пошли? – он качнул головой и плавно, чтобы не поднимать волны, потянул дверь на себя.

Внутреннее убранство большой комнаты, разделенной хлипкими перегородками на несколько отсеков, на вошедших не произвело особого впечатления. Да и смотреть, если честно, было почти не на что. Из постоянно прибывающей воды торчали только острия копий, секир и палашей, обвернутые промасленной упаковочной бумагой, да возвышались на четверть оружейные пирамиды. К радости обоих, оружие, относящееся к временам Великой Отечественной войны нашлось сразу. А вот чтобы обнаружить нужные ящики с патронами в одном из больших сейфов, Шелестову и Баранову пришлось изрядно попотеть, да еще и нырять, нагибаясь почти до пола, чтобы их достать и рассмотреть маркировку.

Пока старший лейтенант выбирал нужное, Вован переносил все в комнату охраны и укладывал на столе. После этого, набив заплечные ранцы, с ящиками в руках, оба поспешили к оставшимся наверху. Вынужденно проверенные под водой костюмы уже не страшили затоплением, дышалось относительно легко. Мешали только запотевшие от перепада теплого и холодного воздуха лицевые забрала. Но в этом случае Баранов только радовался, что искаженно видит творящееся вокруг, особенно растерзанные тела погибших людей. Уже в комнате, разоблачаясь, он встрепенулся вдруг, уточняя у ученого:

– Вениамин Константинович, а холодильники производственные у вас здесь есть?

– Это зачем? – опешил тот, помогая вскрывать принесенные цинки с патронами.

– Так мы же можем туда пока убрать трупы.

– Точно! – Шелестов подхватил мысль. – С глаз подальше, да и вообще…

– Ааа… Конечно-конечно! – засуетился инженер. На каждом этаже такие установки имеются. Лаборатории все же. Разных препаратов хватает, да и аппаратуре порой, знаете ли, требуется определенная температура. Это когда нужен эксперимент с изменением пропорциональных…

– Вениамин Константинович! – оборвал Шелестов поток красноречия ученого. – Перестаньте уже! Краткость – забыли?

– Да-да… – торопливо согласился Синцов.

– Так скажите вы уже, где этот холодильник находится?!

– А… через два кабинета отсюда. Направо.

– Вот это дело. Скребок! Меняй Степана на дверях и следи за ними внимательно. Степа, помоги Пра раздеться, и займитесь уборкой тел.

– А с лаборантом как быть, что внизу? – вспомнил Баранов.

– Нет, его пока оставим там. Некогда уже заново одеваться. Время к утру, снаружи неизвестно что творится, а у нас до сих пор задача не выполнена. Если только потом… Степан, закончите с телами, сразу сюда. Буду вас учить, как с этим раритетом обращаться, – старший лейтенант уже разобрал один автомат, протирая его от смазки взятым из шкафа лаборатории и бесцеремонно разорванным на куски белым халатом.

– Понял, командир! Пра, за мной!

– Хех… – Вован заулыбался, натягивая респиратор, хотя впереди его ждала неприятная процедура перетаскивания мертвых людей. – А что? Звучит! Хотя, лучше бы было «товарищ прапорщик»…

– Вот как отучишься и получишь это звание, так и начнем звать, – раздался в ответ голос удаляющегося Кицелюка.

– А мне и учиться не надо! – выдал с гордостью Баранов. – У меня техникум за плечами! Главное – остаться на сверхсрочную и попасть на должность.

– И все-то вы, молодые, знаете… Без году неделя в армии… Ты думаешь, что одного техникума для нашей работы будет достаточно? И учебки, которую вы со Скребком прошли, тоже маловато. Тут, брат, попотеть придется…

– Так я же и не отказываюсь от этого. Я как раз за!

– ППШ-41 – пистолет-пулемет системы Шпагина, поступивший в войска в тысяча девятьсот сорок первом году. Крышка ствольной коробки вместе со стволом и его кожухом легко открывается на шарнире вверх для удобства чистки оружия и устранения задержек при стрельбе. Внимательно следите за моими действиями! Ударник как отдельная деталь отсутствует, вместо него сделан неподвижно закрепленный в чашечке затвора боек. Такое устройство несколько осложняло эксплуатацию, поскольку автомат требовал постоянного ухода. Набивающаяся в чашечку грязь часто препятствовала стрельбе, не давая капсюлю накалываться на боек. Поэтому очень советую не ослаблять внимания и беречь оружие от загрязнения. Большинство деталей автомата – штампованные, точной обработки требовали только ствол и некоторые части ударно-спускового механизма. В результате такого упрощения производство автомата мог наладить практически любой машиностроительный завод. А это в тяжелые для страны времена было очень удобно и выгодно. За станками тогда в большинстве стояли женщины и дети. Почти все мужское население находилось на фронте… – Шелестов тяжело вздохнул. – Принцип действия автоматики я вам рассказывать не буду. Коснусь только самого важного в данный момент. А позже постараюсь провести занятия со всем подразделением, – на недоуменный взгляд Скобленко, находящегося к нему вполоборота, чтобы не упускать из виду створки дверей в центральный зал, между которыми продолжала литься, но уже отчего-то меньше, попадающая в комнату через пузырь вода, старший лейтенант пояснил: – Нам это сейчас понадобилось? Поэтому, чтобы не попадать позже впросак, не дай, конечно, бог, лучше знать обо всем хоть немного.

– А патрончики чего такие маленькие? Как у пистолета… – засомневался Вован, скептически скривившись.

– Патроны калибра семь шестьдесят два на двадцать пять миллиметров. Они же и являются основными пистолетными патронами, едва ли не первыми в то время, принятыми на вооружение Советской властью. Чаще применялись в пистолетах ТТ, а при разработке ППШ конструкторы пошли по пути наименьшего сопротивления, подогнав новое оружие под эти боеприпасы. Итак, продолжаю. Механизм позволяет вести автоматический и одиночный огонь. Ствол хромированный, заключен в кожух с широкими вентиляционными окнами. Передняя часть кожуха скошена, скос и передние окна служат одновременно пламегасителем, дульным тормозом и компенсатором. Ложе деревянное, без цевья. Прицел выполнен в виде перекидного целика с двумя фиксированными положениями – сто и двести метров. Масса ППШ сорок один без патронов – три с половиной, со снаряженным дисковым магазином, а у нас именно такие, – пять с половиной килограмм. Тяжеловата «кольчужка», – командир усмехнулся, – но нам с ней долго не бегать. Постреляем этих тварей, а потом сдадим назад в арсенал и отчитаемся за потраченные боеприпасы. В магазине семьдесят один патрон, снаряжаются они долго. Лучше бы, конечно, были коробчатые магазины на тридцать пять патронов. Но таких мы не нашли. Поэтому дисковых набрали с лихвой, и все снарядим сейчас. Ну, и о непосредственно огневом поражении целей. Темп стрельбы – девятьсот-тысяча выстрелов в минуту, это обеспечивает высокую кучность при стрельбе короткими очередями и большую плотность огня. Патронов много, но при этом советую не забывать, что они все же не бесконечны. Стрелять только на поражение, экономно, но эффективно. Вопросы есть?

Вопросов не задавал никто. Почти все с интересом разглядывали оружие, с которым воевали их отцы и деды. Баранов держал ППШ солидно, как бы примериваясь, куда стрелять и в кого. Скобленко – с удивлением и неким восторгом, ведь за сегодняшнюю ночь ему доверили уже второй автомат! То, что из первого он не сделал ни одного выстрела, его волновало мало. Инженер Синцов – недоуменно, словно не понимал, с какой целью ему выдали для письменного эксперимента мясорубку. Кицелюк – в руке наперевес, явно будучи знаком с подобной системой, и, ухмыляясь, исподлобья наблюдал за остальными.

После краткого инструктажа дружно взялись за снаряжение магазинов. В результате к каждому автомату пришлось по шесть дисковых коробок. Солидный и весомый аргумент против беснующегося за стеклянной преградой зверья.

Первым решился на стрельбу Шелестов. Изготовившись для ведения огня, он расположился у щели, через которую бурно вытекала вода, и скомандовал:

– Широко не открывайте. Ровно настолько, чтобы я просунул внутрь ствол, а крысы не смоги пролезть. И держите створки прочнее, не ровен час, опять прорвутся. Я пока попробую проредить их стаю. Благо, они там кишат как сельди в бочке, поэтому можно не опасаться, что прилетит рикошетом. Пра, смотри, чтобы я тебя гильзами не засыпал. Бойся. И это… оглушить может. Но пока двери помешают звуку, а далее смотрите, чтобы товарищ не находился у дульного среза. Знаю точно – барабанные перепонки вылетают на раз. Готовы? Давай!

Поток воды усилился, обдав присевшего старшего лейтенанта, тут же нашедшего цели для длинной очереди. Старый пистолет-пулемет часто застрекотал, заставив всех присутствующих жмуриться. В разные стороны от решетчатого кожуха вырвались три языка пламени. Стоящий за спинами военных Синцов вздрогнул, инстинктивно вжав голову в плечи. В зале вновь поднялся переполох, мутанты-переростки общей свалкой бросились в атаку. Не дожидаясь, когда звериная волна докатится до дверей, Шелестов выпустил еще пару длинных очередей, задрал дымящийся ствол автомата вверх, отодвинул ногой попавший в коридор вместе с потоком воды изъеденный труп крысы и прокричал:

– Закрывай! – створки сошлись, но через мгновение опять начали сотрясаться от ударов бьющихся в них тварей. – Уфф… Вот это аппарат! – командир с довольным видом потряс ППШ. – Прямо как швейная машинка «Зингер»! И патроны не подвели. Я боялся, что осечки могут быть. Все же почти полвека прошло с момента их изготовления. Хм… Если не больше. А вот и пустой диск.

– Как, уже? – опешил Вовка Баранов.

– Так я ж говорил, что скорострельность большая. За половину минуты с несколькими прицеливаниями магазин уходит как в копеечку. Вот только не надо! – преувеличенно строго взглянул Шелестов на разинувшего рот Скобленко.

– Чт-то н-не н-надо? – опешил тот.

– Добавлять: «в белый свет»! – за спиной Виталика Степан, удерживающий сотрясающуюся створку, разразился хохотом, а старший лейтенант пояснил: – Я – отличный стрелок!

Настала пора прыснуть от смеха и Баранову.

– Сорок третий год, – констатировал Кицелюк, рассматривая донышко стреляной гильзы, подобранной с пола. А разве…

– Ты хочешь сказать, что в то время боеприпасы не закатывали в цинки? – опередил его мысль старший лейтенант. – Все очень просто: после смены ППШ как основного стрелкового вооружения Советской Армии на автомат Калашникова, старые боеприпасы, уходящие на длительное хранение, приказали вложить в новые упаковки. На коробках цинков стоит маркировка сорок три – пятьдесят пять. Это и означает, что патроны были выпущены в сорок третьем году, а переупакованы в пятьдесят пятом.

Восполнив опустевший диск, Шелестов вновь оказался у дверей, с азартом оглядев всех.

– Ну что, кто желает встать в очередь?

– Можно я, командир? – первым среагировал, словно только и ждал этого момента, держащий створку Баранов.

– Можно Машку за ляжку! – строго выдал Кицелюк, обидевшись, что его успели опередить.

– Разрешите? – тут же поправился Вован и уже тише проворчал: – Сами же говорили – краткость…

– Ну, разве только краткость… – хмыкнул Шелестов, укоризненно покачав головой, и согласился: – А что, давай, Пра, раз охота пуще неволи! Только осторожнее, зверье сейчас у самых дверей бушует.

Вовка кивнул, дернул затвор и изготовился к стрельбе, но в этот момент стекло правой створки покрылось сетью трещин после мощнейшего удара, а за ним раздался громкий рев. От неожиданности вздрогнул даже бывалый командир.

– Ого! – лицо Кицелюка вытянулось, а глаза округлились. – Они там, что, мебелью научились бросаться и рычать?

– Пра, ну-ка отойди… – Шелестов, несколькими мгновениями назад напоминающий озорного мальчишку, посуровел. Наклонился вперед и, сгруппировавшись, вгляделся в щель между дверями. – Всем приготовиться к стрельбе! Это явно не крысы.

– А что это… такое… может быть? Ведь кроме этих… крыс… там ничего не было… И стекло… вроде… бронированное… – раздался за спинами дрожащий голос Синцова.

– А вот это мы сейчас и узнаем, что там еще за «морские котики» империализма… Вениамин Константинович, отойдите назад, быстро! И автомат за спину пока повесьте!

Старший лейтенант прицелился во что-то массивное, мелькнувшее в просвете между створками, но стрелять начал, когда после очередного удара стекло раскрошилось и осколками осыпало всю группу. Длинная очередь прошила насквозь громоздкую фигуру странного человекообразного существа, ростом перещеголявшего даже Степана Кицелюка. Налитые кровью тарелки желтых глаз тонкими щелями зрачков на мгновение в упор уставились на людей. Монстр, почти не отреагировав на полученные ранения, вдруг вильнул в сторону и пропал, введя всех в замешательство. А на его место тут же хлынула толпа стремящихся к выходу длиннохвостых тварей, щелкающих клыками. Шелестов, отстрелявшись, отступил назад и задрал ствол ППШ вверх.

– Я пустой!

– Понял, командир! – отозвался уже ведущий огонь Степан. – Пра, твой сектор левый! Скребок, сменишь его, когда отстреляется!

– Есть!

– Есть! – прозвучало с двух сторон.

– А ведь нет его, командир! – в отличие от старшего лейтенанта, Кицелюк стрелял частыми короткими очередями, стараясь попадать в головы прущих напролом зверей. И делал это весьма эффективно, поскольку накатывающая звериная волна, словно запнувшись о преграду в паре метров от дверей, бурлила почти на месте. Крысы-переростки с остервенением принялись грызться между собой. Заварилась кутерьма, оглушаемая пронзительным писком и треском автоматных выстрелов.

– Кого?! – прокричал не понявший смысла фразы Скобленко.

– Да урода этого! Йети, мать его ети! Ты видал?!

– Да! А что у него с лицом такое?!

– Тебе тоже странным показалось, да?! – позади Степана уже ждал своей очереди Шелестов. – Только, я бы не назвал это лицом! Скорее уж морда!

– Перезаряжаюсь! – Кицелюк уступил командиру место. – Скребок, меняй Пра! Старайся высоко не целиться, иначе аппаратуру зацепишь, а тогда неизвестно что может случиться, чтоб ей пусто было, этой фантастике!

– Я все! – Вован отступил назад и выхватил из разгрузки следующий магазин. – А на морде у него будто осьминог прилип! Я даже заметил, как щупальца у рта шевелились!

– Правильно! – старший лейтенант сбил короткой очередью крысу, пытающуюся пролезть через оставшуюся без стекла створку. Голова твари лопнула как переспелый арбуз, окатив кровавым месивом все вокруг, а тело безвольно повисло в проеме. На мгновение бросив взгляд назад, Шелестов прокричал: – Вениамин Константинович! Ну, хватит уже изводить казенную пайку! Не надоела вам эта тошнотворность?! Лучше отвлекитесь и заберите у нас пустые магазины! Их снарядить нужно! Патронов хватает, но лучше всегда иметь запас! И это, маску наденьте!

– Я… понял… понял! Бууууаа… Простите… – уже на ходу ученого вновь согнуло пополам.

– Ешкина кочерыжка! Скребок! Не вздумай хвататься за ствол! Он раскаленный! За диск держись! Пра, занимаем позиции!

Не обращая внимания состояние инженера, Кицелюк принял у Баранова пустой диск и вместе со своим настойчиво вложил в руки Синцова. Тот тряхнул головой и в той же согнутой позе поспешил в комнату, где находились вскрытые цинки с патронами.

Через десять минут звериная волна, сумевшая-таки докатиться до дверей, отхлынула, как успокоившееся море на пляже. По ушам неожиданно резанула тишина, нарушаемая только продолжающей бежать бордовой водой, шипением пара из пробитой трубы и писком нескольких оставшихся в живых крыс. На охране остались, изредка постреливая одиночными, Кицелюк с Барановым. Зрелище разорванных тел, кровавых сгустков повсюду и тянущихся в разные стороны кишок вызывало жуткое омерзение. Слегка расслабленный Скобленко, стоящий слева от сержанта и готовый к «подвигу» Синцова, собрался было претворить намерение в жизнь, но остановился при виде увесистого кулака Шелестова.

– Чуешь, чем пахнет?

– Так точно… – Виталик тяжело сглотнул и выпрямился.

– Быстро на помощь Вениамину Константиновичу! Но не блевать, а снаряжать магазины! И чтоб через десять минут доложил о готовности! Ясно?!

– Так точ-чно! – рвотные спазмы вмиг исчезли без следа, но вдруг напала икота.

– Воды попей, военный! Защитник мирной стороны… И таблетку противорвотную проглоти, живо!

– Е-йсть! – Скобленко вновь икнул, но уже бодрее метнулся выполнять приказ.

– Откуда же вы такие слабые, а? – Кицелюк водил стволом ППШ по залу, выискивая неизвестно где спрятавшегося монстра. – И ведь вроде медиком хотел быть… А крови как огня боишься… И уколов еще.

– Не-йт… Ох… Никак нет, товарищ сер… Гор, крови я не боюсь. Просто меня всегда тошнит с кем-нибудь на пару…

Из комнаты послышались частые щелчки, Виталик принялся набивать магазины патронами.

– А не думать об этом не можешь?

– Не-йт… Черт… Не пробовал.

– А ты попробуй! И желательно, в срочном порядке! Иначе придется у тебя перед глазами кулак держать всегда. А это сильно от дел отвлекает! Уразумел?!

– Так точно!

– Вот и хорошо. А еще хорошо, что позывной мой запомнил. За это хвалю! – Степан переключился на Шелестова: – Роман Валентинович! Не видать эту образину нигде… Хоть ты тресни!

– Странно. Но не могло же нам всем померещиться! И главное – я выпустил ему в грудь порядка сорока пуль. Видел даже, как со спины вылетали ошметки и кровь… Там дыра, наверное, сейчас с кулак как минимум. А он взрыкнул только чуток и сразу как в воздухе испарился… Что там у тебя с боеприпасами, Степ? Не проворонь, а то закончатся в самый неподходящий момент.

– Еще с полмагазина есть, пока хватит. Вы снарядитесь сначала, а потом можно двигать на зачистку.

– Принял. Вениамин Константинович, а вы что замолкли? Может, хоть на этого монстра нам глаза раскроете? Или тоже не знакома его физиомордия?

– Потому и молчу, что сказать нечего… – инженер уперся пальцем в крайний патрон, подавил на него еще какое-то время, после чего понял, что диск снаряжен полностью и отложил в сторону. Пошарив взглядом по столу, на котором пустых магазинов больше не осталось, вернул внимание к командиру. – Мне даже кажется, что вы меня подозревать начали в чем-то нехорошем. И не верите словам. Аж обидно, право…

– Хм… Хотите честно? – Шелестов почти вплотную приблизил лицо к Синцову. Тот смутился, кивнул и начал перебирать сцепленными на коленях пальцами. Офицер выдержал небольшую паузу и продолжил: – Если бы я по долгу службы не слышал некоторые детали о вашем комплексе, если бы не творящаяся вокруг нас вакханалия, если бы не эта ночь чудес, как вы сами выразились… В конце концов, если бы рядом с вами сейчас оказались не мы… Нет, даже не так. Если бы здесь с вами оказались не бывалые антидиверсионники, а вот, – старший лейтенант ткнул пальцем в разрисованное большой буквой «С» плечо сидящего рядом Скобленко, заставив того пошатнуться, – эти два обычных советских парня? С атеистическим воспитанием и научными объяснениями всех происходящих и не происходящих вокруг событий и гипотез. Вчерашние школьники, которые все подобное, – Шелестов широко повел рукой по кругу, – всегда считали за фантастику. Это как прочесть сказку про Колобка! И вроде все двигаются, нет, даже бегают! И говорят, и даже едят друг друга! Но не взаправду, понарошку, понимаете? Как думаете, они бы вам без нас поверили?

– Н-нет… – инженер поначалу растерялся, но вдруг спохватился: – Так ведь поэтому я не побежал к ним, а начал просить о помощи ваше командование!

– Правильно! Но только командование наше в подобное месиво и пекло давно уже не лезет. Его задача – думать над выполнением приказов нами! А мы еще хотим это командование в свое время сменить на посту, понимаете? И до этого момента нам нужно дожить! Что же мы видим здесь?! Полное нарушение секретности, и прямо-таки открывшиеся нашим глазам фантастические картины зловещих монстров! Вот поставьте себя на наше место, разве же вы бы поверили словам завсегдатая, когда в полностью закрытом и изолированном бункере, взявшись из ниоткуда, вдруг на вас бросаются полчища невиданных зверей?! Поверили бы, что во-о-он в том светящемся пузырике до этого момента они все, жаждущие вас счавкать, могли спокойно прятаться?! А последний монстр, так вообще превосходит возможности воображения среднестатистического советского гражданина! Ударом лапы легко вышибить бронированное стекло, а потом плюнуть на дырищу в груди размером с кулак от автоматной очереди, выпущенной почти в упор! И исчезнуть! Прямо на глазах у пятерых здравомыслящих людей! – после минутного молчания офицер, которого, наконец, прорвало, продолжил уже спокойнее: – Извините, Вениамин Константинович, выпустил пар… Но вы должны понять меня. Я – командир, от действий и решений которого зависят здоровье и даже жизни всех членов группы. Не этих зверей, что лежат сейчас большущей грудой в центральном зале, а людей. Понимаете? А я больше не в состоянии нести столь тяжкий груз. Знаете, да? Груз двести. Я его достаточно отправил с Афгана на родину «Черными тюльпанами»… Я хочу вернуть все назад! Превратить все смерти, что произошли на моих глазах, в продолжение жизни! Всю кровь, что потоком вылилась из моих товарищей мне на голову, вернуть новым круговоротом в эти когда-то смеющиеся и мечтающие о счастливом будущем тела! И не хочу добавить к ним новые… Вот поэтому мне нужно знать все, понимаете? Все! Все мелочи и нюансы. Пусть это и обернется в будущем мне во вред. Хотя какой еще вред может мне нанести жизнь? – командир грустно ухмыльнулся. – Разве только, самого жизни лишит… Поэтому, давайте так: вы сейчас вспоминаете даже то, что не знали раньше. Или боитесь, что вас тоже по головке не погладят позже? Так вы, дорогой ученый, и без этого в машине наговорили уже достаточно много из секретного, чтобы при кропотливых разборках компетентных органов далеко и надолго разлучиться с собственной семьей, о которой вспоминали недавно.

Синцов охнул и стал белее мела, но не вызвал у Шелестова ни капли сострадания. Тот так и продолжал смотреть инженеру прямо в глаза. Но все же первым не выдержал, заговорив успокаивающе:

– Да не волнуйтесь вы так. Вы говорили все правильно. И главное – в нужные уши. Но все же, мне кажется, что рассказали вы не обо всем. Вот и внесите окончательную ясность. Только, пожалуйста, побыстрее. Мне нужно знать – с чем мы столкнемся, когда войдем в зал с этим чудо-пузыриком. Откуда все эти невиданные звери? Ну же, Вениамин Константинович! Хотя бы ваши домыслы. Я просто не верю в то, что вы до этого вообще не сталкивались с чем-то подобным.

– Мимикрим…

– Что? – не понял Синцова старший лейтенант.

– Если я не ошибаюсь, и все известное мне, правда, то этого монстра называют мимикрим…

– Откуда вы это знаете? Ну же!

Инженер вздрогнул как от выстрела над ухом, поежился, мельком взглянул в глаза офицера и внезапно согласился, резко вздернув голову:

– Хорошо. Но только выслушайте спокойно, ладно? И, пожалуйста, без этих ваших «не верю!».

– Наконец-то!

– Я только вам. В смысле, не только вам, Роман Валентинович, а всем присутствующим. Потому что это вы недавно собой закрывали меня от зверей. И не побоялись спуститься со мной сюда. Да и вообще…

– Не тяните резину!

Инженер резко соскочил со стола.

– Пойдемте! – он двинулся к выходу.

– Куда?.. – опешил Шелестов.

– Это недалеко. Через три кабинета отсюда. Он там, я покажу и даже отдам его вам.

– Кого его? Мимикрима? Вы еще и монстров тут держите в руках?..

– Да нет же! Монстры тут ни при чем. Один интересный аппаратик. Я его уже исследовал, поэтому мне он как таковой не нужен. А вот вам может понадобиться в самый раз.

– Да вы можете толком объяснить – что за аппарат? – старший лейтенант двинулся за спешащим по коридору Синцовым, по пути предупредив Кицелюка: – Степа, не упускайте зал из виду. Держите ухо востро! Мы сейчас.

– Да, командир! – бодро отозвался сержант.

– Что это? – Шелестов недоуменно смотрел в светящийся, треснувший дисплей небольшого прибора. – На игрушку похоже. Я подобную видел недавно у одного иностранца, которого мы сопровождали. Там разные фигурки сверху вниз падали, и их нужно было успеть расположить так, чтобы ряды исчезали. Тетрис, кажется, называется… Но ведь это не игра. И экран цветной, а не зеленоватый жидкокристаллический.

– А вы маркировку сзади прочтите…

– «Rocket Fare, Mobile 2006, GPRS». Ого! Какое-то шпионское устройство? Но откуда оно у вас?!

– Хм… Я понимаю. Офицер-антидиверсионник и все такое… – Синцов грустно ухмыльнулся. – Нет, Роман Валентинович, вы ошибаетесь – это не устройство для шпионов. Видите ремешок как у часов? Это крепление на руку. И, судя по тому, что я сумел прочесть из написанного в этом приборе, он использовался русскоязычным человеком. Поскольку тот вел некий дневник своей жизни. Вернее… Вернее, он еще будет вести этот дневник…

Ученый осторожно взглянул на старшего лейтенанта, словно ожидая укоризненных выпадов. Мол, как это, он – человек науки, советский гражданин, и вдруг о каких-то фантастических вещах говорит? Шелестов же, в свою очередь, наоборот – посерьезнел и внимательнее вгляделся в наклейку на задней крышке предмета.

– Будет вести?.. «Mobile 2006»… Вы хотите сказать, что этот аппарат будет выпущен в две тысячи шестом году?

– Вот именно! Но по порядку. Он попал ко мне примерно три месяца назад. Нам нужно было проверить один узел центрального ресивера Контура, и мы запустили аппаратуру в испытательном режиме. Самое интересное, что в это время разразилась сильная непогода – повалил снег, разбушевалась метель, и в вынужденном порядке прошло веерное отключение электроэнергии из-за сильно провисших проводов как на территории станции, так и за ее пределами. Возможно, где-то даже замкнуло, потому что произошел резкий скачок напряжения, в комплексе повылетали предохранители, а в коридоре лопнуло несколько ламп освещения. Ну… сами уже знаете – наши эксперименты требуют большого объема энергии… Словом, посреди платформы на мгновение возник пузырь, похожий на тот, что в центральном зале сейчас, только гораздо меньше. А потом из него выпали несколько кусков бетона, ржавый охотничий нож, останки человека… Вернее, какие там останки… Несколько костей с черепом, куски какой-то одежды, причем, из очень прочной ткани типа кевлара. И вот этот прибор. Он тогда не работал совсем. Но мы с ммм… покойным ныне Лазенбергом аккуратно очистили его от грязи. И зарядили. Хм… Думали, что внутри он тоже проржавел, как тот нож. И очень удивились, когда это оказалось не так. А внутри… Там оказались маленькие радиоплаты, странной конструкции. Таких в наше время нет, понимаете? Технологии еще не дошли до этого. И совсем крошечный кварцевый октаэдр, закрепленный на корпусе. Это как соединить две пирамидки общим основанием. С прожилками микроскопических нитей, тоньше волоса, словно соединяющих едва видимые завихрения, похожие на звездные скопления. Галактики, знаете, да? Занятная вещичка, скажу я вам… Но о ней попозже.

– Так почему же…

– Вы хотите сказать – почему я не доложил об этом начальству? Я докладывал. Но мне сказали, что я занимаюсь ерундой. И… и я побоялся, что меня просто сочтут сумасшедшим. Хуже того, вот как вы сейчас, могли обвинить в шпионаже. Изготовлен же прибор явно за границей. А мне… – Синцов вздохнул виновато. – Мне предрекали в скором времени повышение. Ну, место главного инженера всего комплекса. Сергиенко собрался куда-то в Москву. Словом, не стал ему докладывать. И аппарат не показывал никому. Но прочитав сохранившиеся в приборе записи, я узнал про одну страшную вещь… О которой и пытался доложить…

– В смысле? – брови Шелестова поползли вверх.

– Я узнал об Аварии…

– Да мало ли аварий случается в наше непростое время?

– Нет. Вы не поняли меня. И, наверное, я за это должен быть вообще расстрелян…

– Ох, Вениамин Константинович, перестаньте уже говорить загадками! Давайте короче и ближе к теме. Не забыли еще, что у вас творится в комплексе? И не утрируйте так. Кому вы нужны, расстреливать вас…

– Вот видите, даже вы, и даже СЕЙЧАС, не хотите слышать меня и понять… Что уж говорить о начальстве, которому нужна лишь карьера? По большому счету им всем наплевать на все и всех! Думают только о кармане и служебной лестнице… Я говорю об Аварии, понимаете?! О сегодняшней Аварии на Станции! В один час, двадцать три минуты, сорок пять секунд ночи!

– Погодите… Это те цифры, что замкнулись на циферблате часов у выхода из лифта?

– Да! Наконец-то вы начинаете меня понимать!

– Нет, я пока еще не совсем начал вас понимать. Откуда вы могли узнать об Аварии?

– Так из этого прибора же! В нем есть краткое описание сегодняшней ночи. Вот поэтому я так переживаю за семью… Вы знаете, сколько людей должно погибнуть после сегодняшнего ЧП на Станции? Тысячи! Не все сразу. Многие ликвидаторы последствий и бывшие жители окрестных населенных пунктов погибнут в течение следующих десятилетий. В основном, от облучения. И наше правительство будет умалчивать о случившемся как можно дольше. До тех пор, пока факты уже невозможно будет скрывать от мировой общественности… И эвакуация начнется тоже гораздо позже…

– Так… Так почему же вы все это время молчали?!

– А я не молчал! Я ж говорю… Сергиенко заткнул мне рот, сказав, что его интересует научный подход, а не фантастика Стругацких. А потом меня вызвали в Комитет и предупредили – если я буду очернять славную советскую действительность и хм… «счастливую жизнь», то буду ее улучшать на «ударных стройках Магадана». И что я мог сделать? – перенервничавший за последнее время Синцов вдруг разрыдался как мальчишка, вновь держась за сердце и задыхаясь. – Нам всем крышка! Всем…

– Постойте, – постарался успокоить ученого Шелестов, помогая достать из кармана упаковку с таблетками, – а причины Аварии вам были известны?

– В официальных документах не было указано точных причин. Да и документов там не было. Просто упоминание о произошедшем. Вы и сами потом все увидите, когда прочтете записи. Я ж говорю, что это просто дневник одного сталкера.

– Кого?..

– Фильм Тарковского не смотрели, что ли? Называется «Сталкер». Вот так и называют себя люди, бродящие по будущей Зоне…

– Ясно. И что же там сказано?

– Сказано лишь, что произошел какой-то сбой в защите реактора… А потом я нашел одну интересную запись. Ну, скорее, рассуждения того погибшего человека, чьи останки вместе с прибором попали к нам через портал.

– Портал?

– Да. Мы называем эти пузыри порталами. От слова «телепортация», то есть – перемещение. Не важно, в пространстве или во времени.

– И что за запись вы нашли?

– Там было сказано, что, скорее всего, виной отключения защиты реактора явился наш отдел «Счастье»! Они проводили эксперимент, а волны воздействия на психику человека случайно оказались направлены на операторов, дежуривших у реактора в это время. Ну, знаете? Некая эйфория кайфа: мне хорошо, а раз так, то никакая защита не требуется… И человек просто отключает рубильник защиты… Я поначалу дернулся, бросился в соседний отдел, а мне сказали, что никаких экспериментов они в ближайшее время не планируют. И это подействовало несколько успокаивающе. Я даже забросил прибор в сейф, думая, что кто-то сыграл со мной и моими нервами злую шутку, решил подставить и просто подкинул нам аппаратик. А сегодня Сергиенко меня как обухом по голове ударил, огорошив внеплановым экспериментом в «Счастье»… Последствия сегодняшней Аварии окажутся катастрофическими не только для тех, кто проживает поблизости или работает на местных объектах. Они разойдутся гораздо шире, в конце концов, охватив собой едва ли не весь земной шар. И количество населения планеты резко сократится…

– То есть, нас ожидает, если верить этим записям, незавидное будущее? И вы все равно решились ехать сюда?!

– Решился. А что было еще делать? Во-первых, конечно, личное любопытство. Я же ученый. Во-вторых, в конце концов, произошедшее – это часть моей вины. Понимаете? Я же знал, что должно произойти непоправимое, но никак не попытался воздействовать на неизбежное! Я струсил! Просто струсил и все… Правда, жену предупредил – если случится что-то такое, чтобы она сразу уезжала с детьми к матери, не дожидаясь меня. Не знаю только, сделала ли она это… Ну, а в-третьих, это и мой профессиональный долг. Я же не знал, что Лазенберг погиб. Думал, хоть одного человека попробую спасти. Эх, кто бы подсказал, что телефоны работать не будут… Будущее? Да. Наверное, это правда. По крайней мере, эта «чудная ночь» дает все больше подтверждений написанному в КПК…

– КПК?

– Компактный переносной компьютер. Или персональный. Не знаю точно.

– Компьютер? Это ЭВМ так называется?

– Да. Похоже, в будущем такие вещи смогут делать совсем маленькими. И пользоваться ими будет любой, даже ребенок.

– А что такое GPRS?

– Как понял я, в будущем это вид связи, причем, связь эта будет называться всемирной паутиной. Как там?.. Интернет, вроде.

– И этот прибор может такую связь поддерживать?! Как радиостанция? Без проводов? – удивление Шелестова все больше нарастало.

– Да. Но не в наше время. Для этого нужна будет установка передающих и принимающих антенн повсеместно. А еще сигналы связи смогут передаваться через спутники, находящиеся на орбите земли.

– Ндааа… – старший лейтенант вздохнул. – Вот о чем нужно было мне рассказать изначально!

– А вы бы поверили? Я не совсем уверен, что вы и сейчас мне верите, уж простите. Да еще и госбезопасность, знаете ли, охоту отбила к передаче вот таких вот знаний… И чем все рассказанное сможет нам с вами помочь сейчас?

– Ну, знаете! Предупрежден, значит, вооружен. По крайней мере, мы теперь хоть немного можем адекватно реагировать на происходящее, – Шелестов повертел прибор в руках. – Как его выключить-то? – нажал он на первую попавшуюся кнопку и вздрогнул. Аппарат разразился звуком играющих московских курантов.

– Нет, не так. Это вы пытались запустить меню. А кнопка выключения вот эта, – указал ученый на выпуклый прямоугольник сбоку на корпусе. Старший лейтенант выключил аппарат, а потом решительно убрал его под куртку ОЗК, во внутренний карман формы.

– Так, думаю, будет надежнее. Вы не против? – спохватился он, подмигнув Синцову.

– Конечно. И даже за. Вы уж сами потом разберетесь с этим делом. Если нужно будет, то я подскажу, как с ним работать. И как заряжать батарею. Дай бог только нам выбраться после сегодняшней ночи чудес отсюда живыми.

– Выберемся! – улыбнулся офицер. – А на что тогда мы нужны, воины АДа?

– Вот-вот… Отсюда до Ада – рукой подать…

Синцов вновь поник, опустив безвольно руки. Офицер ободряюще похлопал инженера по плечу трехпалой перчаткой.

– Трудно во все услышанное поверить так сразу, но, видимо, надо. Прорвемся, Вениамин Константинович. Только вот сначала монстров этих добьем. А потом аппаратуру вашу вырубим к чертям собачьим! И чтобы никаких больше пузырей. Хм… Хотя бы пока… – в коридоре раздалось несколько выстрелов, Шелестов встряхнулся и потянул ученого за собой. – Пойдемте. Пора заканчивать с этой катавасией!

– Боюсь, что это не конец катавасии, а только начало… Невеселое начало невеселого будущего…

– Ну, будущее покажет. Как и эта ночь чудес.

– Степан с Пра – по левому краю, я со Скребком – по правому, Вениамин Константинович держится строго позади нас. Стрелять только на поражение. Никаких лишних движений! Всем ясно? – после утвердительных ответов Шелестов рывком раскрыл оставшуюся целой левую створку двери и скомандовал: – Действуем быстро. Сходимся у центральной платформы, с обратной ее стороны. Пошли!

Под ногами противно захлюпало кровавое месиво из тел погибших зверей. Стараясь ступать осторожно, чтобы ненароком не споткнуться и не упасть в чавкающую кашу из плоти, старший лейтенант начал стрелять первым, когда в его сторону из-за стеллажа с лабораторным оборудованием с писком бросилась очередная затаившаяся парочка длиннохвостых тварей. Первую крысу очередь срезала в самом начале прыжка, разорвав тело на две части. Вторая успела пролететь в прыжке около метра и упала к ногам Скобленко, который одиночным выстрелом добил еще шевелящегося зверя. На другой стороне помещения одновременно раздалось стрекотание автоматов Кицелюка и Баранова. Напарникам пришлось сложнее – в уходящем налево проходе между стойками аппаратуры скопилось около десятка целых и израненных крыс, с остервенением рванувших поквитаться с обидчиками. Но скорострельность легендарных ППШ и количество патронов в дисковых магазинах быстро остудили звериный пыл, установив временную передышку, позволившую бойцам перезарядиться. После этого они тщательно обшарили ряды стеллажей, выискивая новые цели.

Вскоре зал полностью очистили от живых тварей. Оставалось только пропустить к пульту управления начальника отдела и избавиться от висящего над платформой светящегося пузыря, из которого до сих пор продолжала вытекать радиоактивная вода.

Шелестов, встретившись у подножия платформы с Кицелюком, буквально в полутора метрах от мерцающего шара, обернулся, окинул взглядом пространство зала и успел махнуть автоматом Синцову. Скорее всего, именно поднятая в этот момент рука, держащая ППШ, спасла командиру группы жизнь. Внезапно перед ним прямо из воздуха возник уже знакомый силуэт рослого мимикрима. Раздался рев, и увенчанная когтями лапа мощнейшим ударом сбила старшего лейтенанта с ног. Падая, тот успел заметить, как человекоподобная тварь тут же схватила за плечи инженера и резким броском отправила его в полет, прямо к центру светящейся сферы. Автомат в руке Синцова, продолжая стрелять, прочертил линию вспышек по мигающей индикаторами аппаратуре. Посыпались искры. Висящий пузырь резко увеличился в размерах, охватив всю платформу и стоящих у ее края людей.

Вспышки перед глазами, разноцветные круги; ослепительная белизна с черными крапинками; мелькающие вокруг в виде сполохов, переплетающиеся между собой спирали; росчерки пролетающих мимо с огромной скоростью огней; набегающие из далекого марева туманные пляшущие тени. Бескрайние россыпи звезд и всепоглощающая тьма, проткнутая тончайшей иглой во множестве, множестве мест… Ощущение легкости и вместе с тем тяжелого давления едва ли не всего Мироздания. До головокружения и тошноты. И нехватка воздуха. Жажда и жжение в легких. А есть они, легкие?..

Вовка Баранов попытался осмотреться, но ему не удалось. Как не удалось и просто увидеть собственных вытянутых вперед рук. Казалось, что среди светящегося хаоса и неразберихи его глаза являются единственными, что осталось от человека. Так чувствует себя, наверное, душа, отделившаяся от бренного тела навсегда. Значит, смерть? И скоро он увидит обещанные Врата? И придется раскаиваться в содеянном перед всеми Святыми? Это, наверное, очень страшно…

Но вздрогнуть и испугаться он не успел. Внезапно взгляд выхватил нечто похожее на окутанное серыми тучами, слабо освещаемое рассветом небо. Тут же сильный удар спиной о твердую поверхность заставил выпустить из горящих легких последний воздух и сжаться в комок. Боковое зрение уловило находящегося рядом стонущего Скобленко. Неподалеку без движений лежал Шелестов, так и не выпустивший из неестественно вывернутой руки пистолет-пулемет. Вован шумно вдохнул, наполнив выжатые легкие свежей порцией воздуха, но тут же сморщился. Даже сквозь респираторную маску чувствовался приторно сладковатый, противный запах гниения.

Встать он не успел, сумел только среагировать на изменение обстановки и сгруппироваться, поэтому травмы, значительнее ушибов, не получил. Из находящегося рядом пузыря спиной вперед, с громким криком и матами вывалился стреляющий Кицелюк:

– А-а-а! На, сука! На! Ешкина кочерыжка! Морда уродская!

Следом за Степаном вывалилось уже мертвое, изрешеченное пулями тело чудовищного монстра. Грузная туша кулем плюхнулась сверху и придавила упавшего на Баранова сержанта. Зашипел, соприкоснувшийся с плотью, раскаленный ствол ППШ. Запахло паленой шерстью, почти перебивая тяжелый дух гниения. На удивление быстро пришедший в себя Кицелюк рывком оттолкнул труп врага и, оглядываясь, сел.

– Где мы, мать его?! У, сука, чучело вонючее! – пнул он в сердцах лежащее на боку мертвое подобие человека. – Где командир?! Пра? Живой, брателло? Хорошо… Командир! – Степан вскочил и бросился к лежащему Шелестову, на автоматизме меняя в ППШ диск. – Что за фигня, а? Мы где?!

Пришедший в себя окончательно Вован, протянув руку, хотел потрясти за плечо стонущего Виталика, но остановился, наводя автомат на крысу-переростка, вылезающую в двух метрах от людей из широкого бетонного дренажного стока – как раз впритык к мерцающему пузырю. Нагнувшийся над Шелестовым Кицелюк вздрогнул, когда услышал треск автоматной очереди. Резко развернулся и, кивнув, устало сел. Отстрелявшись, Баранов, удовлетворенный произведенным эффектом, вернул внимание к Скобленко:

– Слышь, Скребок? Ты живой там, нет? Чего болит? Помощь нужна?

– Н-нет, все нормально, – Виталик сел и выплюнул тягучий сгусток крови. – Блин, кажется, двум зубам каюк…

– На-ка, вот, водичкой рот прополоскай! – Вовка протянул товарищу едва початую фляжку.

– Ага, спасибо, – послышались булькающий звуки, после чего Скобленко вновь выплюнул содержимое на землю. – А чего она такая сладкая?

– Так после крови во рту всегда так. Удивляешь ты меня иногда… Вроде в мединституте учился, а таких простых вещей не знаешь, как вкусовые рецепторы. А хочешь, я тебе каждый день потом это напоминать буду?

– Это как? – опять не понял язвительности Виталик.

– Ну-у, по зубам буду бить постоянно…

– Так, зубодробильщики! – гаркнул до сих пор разгоряченный Кицелюк, орудуя над лежащим Шелестовым. – Нашли время для шуток. Быстро все трое ко мне! Скребок, сумку медицинскую в готовность. У командира, кажется, рука сломана… Пра, отвечаешь за Вениамина Константиновича головой!

Вован вспомнил про ученого и оглянулся, но того нигде не оказалось.

– А его нет…

– То есть, как нет?!

– Нету нигде! – Баранов метнулся к зеву бетонного стока, выпустил очередь в оскалившуюся новую крысу, аккуратно обогнул широкий мерцающий пузырь портала, прошедшего сквозь одну из стенок трубы. Пробежал вглубь на несколько метров, но никого более не обнаружил и вернулся назад. – И там нет…

– Вот черт! А куда же он мог деться?! Прошерсти тщательнее округу, только далеко не отходи и держись в поле видимости! Да где мы вообще?!

Пока Скобленко, склонившийся над приходящим в себя Шелестовым, осматривал полученные командиром травмы, Кицелюк немного расслабился. Распрямился во весь рост и принялся внимательно озираться, всматриваясь вдаль.

Группа находилась на заросшем бурьяном берегу какого-то удлиненного, неширокого водоема, явно искусственного происхождения, обложенного по краям бетонными плитами. Широкий пустырь с остатками непонятных конструкций, несколькими проржавевшими остовами машин, контейнеров и большой кучей сваленного хлама. Слева от водохранилища желтое поле и темнеющий ржавчиной лес. За ним вдалеке – корпуса городских высоток, на крышах которых явно проросли деревья и кустарники. А справа… Внезапно Степан присвистнул и охнул:

– Матерь божья… Это что, правда, да?!

– Что правда? – остановился на вершине заросшей же бурьяном насыпи Вован.

– Про этот временной пузырь?! – сержант ткнул автоматом в сторону светящегося шара, третью утопленного в мутной воде пруда. – И вот про это?!

Баранов глянул в указанном направлении, увидел заброшенные постройки какого-то крупного производства с акведуками для толстых труб, тянущихся от корпуса к корпусу, и возвышающейся надо всем стрелой башенного крана, но, не поняв ничего, пожал плечами.

– А что…

– Да! Вы ж не знаете тут ничего, салаги… Я как-то и забыть успел, пока эту ночь с вами переживал… Словно вечность прошла, блин… – Степан зло сплюнул на землю, сорвав маску с лица. Судорожно пробрался через амуницию под куртку «элки», достал сигарету. Матерясь, почиркал спичкой о коробок, пряча ее от ветра в сведенных вместе ладонях, глубоко затянулся. Выпустил вверх облако дыма, после чего развернулся к Вовану раскрасневшимся лицом и выпалил на одном дыхании: – Это ж Станция, мужики! Станция, на которой произошла авария! И, судя по ее виду, произошло это давно! Понимаете? ДАВНО!

– То есть… – бледный Виталик оторвался на время от командира и поднял голову, но завершить вопрос не успел.

– Да! Да! Да! Авария произошла давно! – Кицелюк вновь затянулся, несколько раз в бешенстве с силой махнув рукой, держащей автомат. – Не сегодня! И это значит, что Синцов был прав, говоря о переходах во времени! Мы с вами не в своем году, понимаете?! Не в своем! А в будущем!

– А, может, это наоборот – прошлое? И Станция еще не достроена? – выразил мнение Скобленко.

– Прошлое?! – Кицелюк в сердцах топнул ногой. – А земля вот эта, сожженная радиацией, гля, какая ржавая, тоже прошлое?! А город заброшенный – тоже прошлое?!

– Стоп! – послышался голос Шелестова. – А ну, Степа, успокойся, быстро! Что еще за истерика? Ведешь себя как пацан…

– Извините, Роман Валентинович… Сознание как-то отказывается верить во все это… Вон тот дом, второй справа, у меня в нем зазноба одна живет… ммм… ж-жила… Красивая и горячая девка… Я даже окно помню, под которым месяц бродил, подойти стеснялся… – сержант ссутулился, сделал еще затяжку и щелчком отправил окурок в полет. Тот долетел до воды и, зашипев, закрутился на поверхности, медленно приближаясь к притопленному пузырю. – А вода-то в него уходит! – встрепенулся Степан. – А это значит, что аппаратура так и не выключилась, и у нас есть шанс вернуться обратно! Я правильно понимаю?

– Правильно. Только без Вениамина Константиновича мы не знаем, как эту аппаратуру выключить. Вот в чем вопрос. Пра! Ты его так и не нашел?

– Никак нет, командир. Как сквозь землю провалился!

– А если он с нами в этот шар не попал, оставшись там, в лаборатории? – опять подал голос Виталик.

– Нет. Он в пузырь влетел первым! Я лично видел это, – отозвался Кицелюк. – И оттуда я последним сюда попал, когда с этой образиной схватился. Ссс… чтоб ей сдохнуть еще раз… – сержант шумно вздохнул. – В зале точно никого не оставалось.

– Так, все. Не падать духом! Все ко мне! Пра – на охране. Смотри по сторонам внимательно. Степан, проверь у всех костюмы на повреждения. Если что, заклеиваем поверхностно – не до этого сейчас. Скребок… Тьфу ты… Не идет тебе этот позывной! Больше на кличку похож… Вот ты мне скажи, как доктор доктору… О! Точно! Придумал. Будешь «Док». Годится?

– Да мне все равно, командир, – Виталик улыбнулся, орудуя бинтами. – Я ж говорю, хоть горшком назовите. Но Док, наверное, будет лучше…

– Ну вот, лучше. А говоришь, все равно. Все, решили, отныне будешь Док! Так что там со мной? Сильно меня этот ми-ми… тьфу, эта образина зацепила?

Скобленко замялся на мгновение, но его поддержал Кицелюк:

– Да не робей! Говори как есть. Младенцев среди нас нет. Все мужики.

– Открытый перелом, командир, – Виталик опустил голову. – Для вправки его нужно хирургическое вмешательство, поэтому я пока наложил тугую повязку и вколол пару препаратов…

– Понятно. А я еще думаю – чего это мне так похорошело! – Шелестов заулыбался. Препаратики-то из АИ?

– Ну да…

– Норм, парни. Главное, к этим препаратикам не привыкнуть, а то у нас в Афгане некоторые подсаживались. А когда ничего не было, траву курили. Там этого добра с лихвой… Только ты мне сильнее руку к торсу примотай, чтобы не шевелилась совсем. А стрелять я и одной правой могу.

Внезапно в кармане старшего лейтенанта раздался мелодичный звук курантов и жужжание, заставившее его вздрогнуть.

– Что это? – не понял Виталик.

– Это? Хм… Да вот сам пока не знаю. Но, думаю, что в ближайшее время разберусь.

Шелестов для удобства повертел головой и покачался из стороны в сторону.

– Так что делаем, командир? А то ведь пузырик этот не вечен… Там Синцов аппаратуру очередью основательно зацепил. Останемся потом здесь навсегда, а мне еще соседу долг надо отдать, пока он не эвакуировался…

– Много?

– Чего? Долга?

– Ну да.

– Так четвертак, не шутка!

Кицелюк старался держать себя в руках, но в голосе его проскальзывало явное волнение, руки дрожали. Это было заметно по тому, как он старался подклеить рукав на куртке старшего лейтенанта – заплатка никак не желала разглаживаться, то одним, то другим краем собираясь в складки. В конце концов он плюнул и с силой прижал склеенное место к своему колену. Понимая состояние подчиненного, которого знал уже не первый год, Шелестов примирительно заключил:

– Отдашь. Хм… Если не успеешь отдать в прошлом, то в будущем отдашь точно. С процентами! Я тебе даже на проценты отстегну, хочешь?

– Спасибо, утешили…

Скобленко уже завершил перевязку и принялся помогать командиру с одеванием. Тот, в свою очередь, морщась от неприятных ощущений, изменил тон:

– Все, шутки закончились! Принимаю решение: инженера Синцова искать не будем. На столь обширной территории это совершенно бессмысленно. Возможно, нам еще повезло, что мы все вместе оказались в одном месте. Вдруг возможно рассеивание по разным точкам? Может, таких пузырей образуется несколько? Кто знает… Это не наша задача, вот пусть ученые с этим разбираются. Они кашу заварили, им и расхлебывать! В крайнем случае, после прибытия в расположение и доклада о произошедшем можно попытаться вернуться сюда вновь. С организацией самих поисков. Или как назвать перенос в будущее, если уже в нем один раз был? Возвращение? Значит, придется вернуться!

– А рука, командир? – уточнил Скобленко.

– А, черт! Точно. Рука… Ну, значит, вернетесь без меня, с другим офицером. А сейчас всем по новой порции антирада, и собираемся в путь. Нет больше раненых? Вот и замечательно! – Шелестов встал с помощью Кицелюка на ноги и осмотрелся. – Вот еще что, парни… Нам надо как-то доказать начальству, что мы потеряли вверенного ученого не по своей халатности, а в особо сложной обстановке. Поэтому предлагаю следующее: вот этого ммм… трупяка, что меня чуток покалечил, забираем с собой в виде вещественных доказательств. Степан, справитесь с Пра?

– Так точно, командир!

– Вот и ладушки. А Док поможет мне, если сильно прижмет. Страшно прыгать в эту светящуюся сферу, да? Ничего, это как с парашютом: первый раз не понимаешь, что к чему, второй – страшно, а в третий – уже как по маслу! Наложил в штаны и – в свободное падение. Готовы? Одно скажу напоследок. Вы, парни, молодцы! Держались все достойно. А теперь – домой!

Центральный зал лаборатории за прошедшее время нисколько не изменился. Тошнотворный мускусный запах крысиных трупов, перемешанный с вонью крови и испражнений. Мерцающий полупрозрачный пузырь, вернувшийся к прежнему размеру, но начавший вдруг пульсировать и плавно изгибаться в разные стороны. Трещащие разряды замыканий в недрах аппаратуры и усилившееся гудение главной консоли. Правда, к этому добавилось еще и мигание ламп освещения.

Оглянувшись несколько раз в надежде все же увидеть пропавшего Синцова живым и здоровым, Шелестов вздохнул и дал команду всем выйти из помещения в коридор. Сам же потоптался неловко у пульта управления, гадая, с чего начать, и, наконец, решил действовать наугад, протянув к кнопкам здоровую руку, держащую ППШ. Но делать ему ничего не пришлось. Резкий разряд в пробитой пулями панели, похоже, завершил длительную работу экспериментального оборудования. Свет под потолком мигнул несколько раз, и воцарилась тьма, в которой еще несколько мгновений, подобно лампочке елочной гирлянды, постепенно затухая, начал уменьшаться в размерах временной пузырь, а потом схлопнулся и исчез окончательно. Наступившая тишина оглушила, заставив всех замереть на месте.

– Эге! Степа, подсвети!

Яркий луч фонаря прорезал окутавший комнату мрак, высветив одинокую фигуру офицера, закрывающую лицо рукой. Почти одновременно с этим второй луч прошелся вдоль уходящего в темноту коридора. Набравшийся впечатлений Вовка Баранов не забывал о своих обязанностях, сразу взявшись прикрывать группу с тыла.

– Да меня-то не слепи! – Шелестов двинулся к выходу, облегченно констатировав: – Как же вовремя мы вернулись. Еще бы чуть-чуть…

– Извиняюсь, командир. Никак не привыкну, что не все такого же роста, как я.

– Все, похоже, здесь нам делать больше нечего. Обследовать верхние этажи смысла не вижу. Если бы там кто-то остался, он бы нас нашел давно. Звуки выстрелов слышны были наверняка на всех этажах. А в последствиях случившегося пускай теперь разбираются компетентные лица. Мы свою борьбу завершили. Хотя как знать…

Но выбраться из комплекса группе удалось только через два дня. Входная дверь с кодовым замком почему-то оказалась закрытой намертво. Вероятно, из соображений секретности, но никак не с мыслью о необходимости срочной эвакуации в непредвиденной ситуации, которая возникла, когда лифт перестал работать, а подача электроэнергии полностью прекратилась.

Несмотря на старания суетящегося вокруг командира Скобленко, Шелестову с открытым переломом руки становилось все хуже. Старшего лейтенанта, страдающего высокой температурой, которая уже не сбивалась никакими средствами, трясло в лихорадке. Закончились обезболивающие препараты. Офицер лежал в беспамятстве. Кицелюк и Баранов, рыскающие по незатопленным этажам в поисках возможного выхода, наткнулись на несколько вентиляционных шахт. Но ширина скважин не позволяла двигаться по ним даже голому человеку. В конце концов, измученные напарники методом неимоверных усилий выломали сдвижные стальные двери шахты лифта на минус первом этаже, в надежде добраться до поверхности земли. Но и там их ждало разочарование. Минус первый этаж находился не сразу под нулевым, как предполагалось изначально, а на глубине как минимум десяти метров от него. Устройство подъема лифта не имело натяжных тросов, ведущих наверх. Электродвигатели с раздаткой и шестернями располагались в днище кабинки, а кабели к ним шли откуда-то снизу. Поэтому преодолеть десяток метров пустого пространства сержанты так и не смогли.

Наконец, даже быстро соображающий Кицелюк после получасового долбления в намертво закрытую дверь безнадежно махнул на все рукой и от усталости сполз на пол, прислонившись к створке спиной. Батареи в фонариках сели окончательно. Найденная керосиновая лампа дожигала последние капли горючего. Слабый огонек на конце обгорелого фитиля в полном мраке казался свечой спасения, но все больше уменьшался и тускнел. Вскоре глаза уже могли различить только несколько едва тлеющих красных угольков нагара, и те ненадолго.

– Все. Окончен бал, погасли свечи… – задумчиво пробормотал не менее уставший Баранов.

– И но-очка тео-омная-а бы-ыла… – тихо пропел в ответ Степан. Выдержал паузу и спросил: – А что, может, пойдем и застрелимся нафиг, а? Патроны у нас есть. Мно-ого. И прощай «счастливое детство»…

– Да ну, Степ… Вот уж от тебя не ожидал такого услышать! – опешил Вовка.

– Хах! Да ладно ты, Пра! Я ж шучу, – Кицелюк зашуршал чем-то, потом раздался щелчок, и входной предбанник озарился вспыхнувшим огоньком. Прикурив, Степан не стал тушить спичку, а держал ее между пальцами до тех пор, пока не обжегся. Только тогда затряс рукой и уже в темноте шумно подул на больное место. – Ну вот, последняя спичка и последняя сигарета… Я тут, наверное, уже все облазил в поисках хотя бы курева. Вот что за ученый мир, а? Ни покурить нормально, ни бункер построить…

Вовка несколько раз сладостно вдохнул воздух, наполненный табачным дымом.

– Все спросить хотел. А сигареты ты какие куришь, Степ? По запаху похожи на что-то такое… Даже не знаю, какое определение дать. Но ароматные очень.

– «Золотое руно». А запах? Это привкус меда.

– Точно! Никак слово вкусовое подобрать не мог, – Баранов вздохнул. – А может, у них тут курить и нельзя было? Хотя, нигде предупредительных знаков я не видел…

– Предупредительных знаков?! – встрепенулся вдруг Степан. – Точно! Вот же я балда, а! Ведь командование должно было давно о нас вспомнить! С проходной в тоннеле ведь ему доложили, что группа проследовала в сторону комплекса! И родственники погибших давно должны были всполошиться! Хотя из-за творящейся в городе паники могли и не дергаться с нашими поисками… Но попытаться-то надо! Молодец, Пра!

– Что? Что? – не понял еще мыслей сержанта Вован.

– Так рации на глубине до поверхности не доставали. А здесь ведь могут и достать! Или из шахты лифта. И аккумуляторы! Для раций же аккумуляторы запасные имеются! А они подходят к переходникам в фонариках!

Простая, казалось бы, задумка напарников на деле превратилась в изнурительный путь слепых котят в поисках материнской груди. Полный, кромешный мрак вокруг; переплетение труб и кабелей, закрепленных на стенах коридора в несколько рядов, так и норовящее зацепиться острыми поддерживающими штырями за и без того потрепанные химические костюмы с разгрузками; непонятно для чего сделанные в стенах ниши и выступы; дверные проемы, возникающие перед ощупывающими путь ослабленными руками. Возникающие внезапно, отчего уставшие тела с грохотом, проваливаясь, падали на пол, временно теряя ориентацию в пространстве, с добавкой к множеству имеющихся уже ушибов и царапин. Ко всему прочему, оба уже начали ощущать неприятное жжение по всей поверхности открытых участков кожи, резь в глазах и тошноту…

Вот в такие моменты человек начинает понимать настоящую цену так необходимого ему напарника, способного приободрить и помочь. Но нервы сдали. Особенно у громоздкого Кицелюка. И он все чаще изворотливо матерился, кроя самыми последними словами всех, оставшихся на поверхности – от далеких красоток в стиле «Ню» на песчаном побережье островов Гонолулу, у лазурного теплого моря, до просиживающего мягкие кабинетные кресла начальства, пославшего их группу навстречу смертельной неизвестности. Вовану оставалось больше молчать или, сравнивая себя с галчонком из мультфильма «Трое из Простоквашино», коротко поддакивать в промежутках между бранью и ворчанием Степана:

– Ешкина кочерыжка! Фули ты тут еще торчишь?! Падла… Локоть, кажется, разбил…

– Дя…

– Гребанный папуас! Кочерыжку эту тебе в зад! Сука… Пра, дай руку! Стул поймал лбом… Какой хер стулья у входа расставляет?! У столов им место! Бар-р-рдак…

– Дя…

– Да что ж за… Мляааа… Суки! Все суки! Комбез жалко… Такого размера больше нигде не найду… Начсклада, козел! Сам, поди, носит втихушку их там все по очереди! В складе… Как баба, меняет ежеминутно эти «недельки»… Добро наше переводит… Долдон!

– Дя…

Но все имеет свои границы, даже мучения и долгая дорога любого заплутавшего путника, пусть и в границах необъятного Мироздания.

– Стой, стрелять буду… – раздался едва слышный голос Виталика Скобленко, когда Кицелюк ввалился в очередную дверь, со звоном отправив шаркнувшей ногой в дальний угол непонятно откуда взявшуюся в проходе железяку. Над столом вспыхнул на миг фонарик и тут же погас, оставив на некоторое время в привыкших к темноте зрачках бегающую за взглядом светлую полоску нити накаливания. – Ааа… Вы… Наконец-то…

– Док, что там с командиром? – первым делом уточнил сержант.

– Плохо… Температура высокая, а я сбить не могу. Только протираю ему голову и руки мокрой тряпкой.

– А воду откуда берешь? Не из радиоактивной же лужи?

– Нет. Тут из крана вода льется. Правда, тонкой струйкой…

– А если и она заражена? Ты об этом подумал?

– Да. Ммм… нет… – Виталик запутался в словах и выдержал паузу, приводя мысли в порядок. – Я тут ничего уже не соображаю толком… И сил нет совсем. Боюсь сам сознание потерять. А еще этот смердящий запах… Тошнит…

– Так что с водой?!

– Я счетчик Гейгера подносил, он молчит.

– А включал его?!

– Кого, свет?.. Так нет же его…

– Тьфу ты! Счетчик включал?!

– А! Да, включал.

– Слава богу… Хоть это допытались… – усталой походкой Степан добрался до соседнего стола, ударился об него коленкой, выругался и, кряхтя, осторожно присел на край. – Пра, ты там где?

– Следую за ледоколом…

– Ага. Ленин, мля… Первопроходец в Арктике… Слышь, Док? А тошнит не тебя одного. Нас тоже мутит страшно. Таблетки надо катнуть вовнутрь. От радиации и рвоты. Найдешь?

– Найду. Я их уже на ощупь помню, какие где. Неделю глотаю…

– Какую еще неделю?! – вскочил Кицелюк.

– Неделю сидим тут, неделю и глотаем…

– Э-э-э! Баранов!

– Краткость…

– Какая к е…нотам краткость?! – Степан взревел. – А ну-ка, живо найди батареи раций и запусти один фонарик! У нас тут Скребку, кажись, лечиться пора! От безумия…

– Вот и следующий день прошел… – меланхолично парировал Скобленко.

– Какой день? Ты там не свихнулся, Док?!

– Не, это у командира в кармане часы сигналят так после каждых суток…

– Офонареть! Пра! Веревку ищи! – Кицелюк распалялся все больше.

– А что же тогда такое там сигналом курантов бьет?

– Каких курантов?!

– Вот, слушайте… – в наступившей тишине, нарушаемой лишь возней Вовки Баранова, роющегося в ворохе заплечных ранцев, и в самом деле отчетливо прозвучала слабая мелодия кремлевских курантов. – Ну, вот… опять день прошел…

Послышался щелчок открываемой индивидуальной аптечки.

– Мляааа! Или я сильно где-то ударился в коридоре, или я сильно кого-то сейчас ударю! – Степан взбесился не на шутку. – Ну, где там фонарик?!

– Все, все… – Вовчик зашебуршал активнее, громко щелкнул запором крышки фонаря, и темноту, ослепив всех на некоторое время, прорезал яркий луч света. – Живео-ом…

Сержант устало сполз со стола и, внимательно всматриваясь в сидящего на табурете с раскрытой аптечкой в руках Скобленко, приблизился к нему. Тот же, уставившись в темноту дверного проема отсутствующим взглядом, никак не реагировал на происходящее. Под ногами хрустнула пустая коробка аптечки, а в стороны разлетелись пластмассовые капсулы от таблеток. Для ясности подозрений Кицелюк помахал раскрытой пятерней перед лицом Виталика. Ни малейшего движения в ответ. Даже зрачки широко раскрытых глаз замерли в одном положении.

– Так я и знал! – понятливо кивнув, Степан скомандовал: – Пра, давай сюда! Надо этого чудика в чувства приводить. Кажись, он тут уже никогда не будет страдать от радиации… Только от глюков. Воду захвати! Хотя там, в кране, вода вроде есть…

Напарники живо скрутили не сопротивляющееся тело и поволокли его к раковине в углу. Безо всякой брезгливости Кицелюк засунул в рот Скобленко едва ли не всю пятерню, вызвав бурные рвотные позывы. Провернулся барашек латунного крана, раздался булькающий звук, на решетчатый сток полилась тонкая струя воды, разбавляя мутную, похожую на жидкое тесто, массу полурастворенных лекарств. Сорвав с головы Виталика капюшон «элки», Степан бесцеремонно толкнул ее под кран.

Пятнадцать минут из-за широкой спины сержанта раздавались рвотные звуки, всхлипывания и фырканье, прерываемые гневными окриками: – «Пей, давай, падла! Глотай, сказал! Ох же, дай только вернуться в казарму! Я тебе в туалете много работы найду, чудила из Тагила! Да пей, сказал!». После этого процедура повторялась вновь. Наконец, Кицелюк выпрямился и позвал Вовку. Вместе они перенесли обмякшего Виталика на стол, смахнув с него лабораторный штатив и несколько журналов для записей.

– Уффф… Детский сад… – Степан нервно хохотнул и обернулся. – Как там командир?

– Дышит…

– Хорошо. Давай мне одну рацию, только проверь сначала досконально, чтобы возвращаться не пришлось. И антенну штыревую подцепи, она дальше берет. Остаешься здесь смотреть за всем, а я прогуляюсь. Второй фонарик для себя снаряди, но со светом экономнее будь. Кто знает, сколько еще в этом подземелье придется торчать?! Кто знает…

…Черный Сталкер вздрогнул и очнулся. Что-то его вернуло из небытия…или кто-то! Он в который уже раз попытался повернуть голову вбок, на звук шороха, но не смог. Мертвый плен «магнитуды» держал крепко. И, судя по всему, мог превратиться в настоящую смерть…

Глава 1

Никита открыл глаза. Слипшиеся веки с трудом разомкнулись, усиливая резь в глазах. Как тяжко далось это, что уж говорить о том, чтобы поерзать телом, конечностями, ощутить себя вновь живым и здоровым! В конце концов подняться на ноги. Ужас! Немыслимо. Такое чувство, будто стал деревяшкой в полотне забора. Причем поваленного. Почему такое ощущение? Никита проморгался, нацедив слезы. Ох-х, как заныли ноги. Особенно правая. И загудела голова. Бум-бум. Набат в черепушке. Бум-бум. Словно кто-то топает по железному полу в сапожищах Гулливера со шпорами. Грохот и мелкий звон. Бум-бум…

Это не в голове. В ней другая боль, другие звуки. А «бум-бум» в ушах. Точнее, наяву. «Я не один? Кто-то топает по помещению. И, судя по звуку, все ближе. Кто там?».

Майор сделал усилие и повернул голову направо. Шершавый бетон теплого пола кольнул щеку крошевом. Мокрые от слез глаза жмурились, пытаясь согнать мутную пелену и разглядеть окружающий мир. Руки пока не слушались, но и не болели. Импульс, посылаемый мышцам от мозга, похоже, не доходил и не мог дать толчок действиям. Недвижный бездушный труп. Как у Шекспира. Хотя почему бездушный? Вроде что-то теплится в груди. И щеке горячо от бетона. Почему бетон горячий? Он обычно холодный. Странно. Странно? Ого, душа-то еще теплится в теле. Только тело это не мое. Вот, блин!

«Упс, а это еще кто? Не тот, что глазеет сбоку, лежа рядом, а тот, который громко топает прямо сюда. Едрить тебя-я налево-о! Это же Мешков. Ученый-очкарик. Предатель. Крыса. Ан нет, душа точно при мне. И мозги, и память. Значит, минус контузия. Почему тело тогда такое онемевшее и безвольное? Вот, блин».

Никита тряхнул головой, прогоняя наваждение. Точнее, пытаясь прогнать его. Но боль в затылке током ударила во все уголки тела. И явнее явного обнажила картину действительности. Кошмарного бытия. К распростертым на бетонном полу телам шагал зомби. Да, он когда-то был живым, пусть и лоховатым, но живым, хорошим ученым и вполне здравомыслящим человеком. Отдав себя в лапы суицида, болтаясь в петле под лестницей Бункера разрушенного реактора, он превратился в обыкновенного зомбака. Живого мертвеца. Под воздействием радионуклидов и биоспор, распространяемых Станцией, ученый Мешков мутировал. И не просто видоизменился, а из мертвого вновь стал живым. Ну, или полуживым. Ходячим.

Теперь его ничто и никто не страшил, не смущал, не тяготил. Исчезли мозги, душа, энергия. Испортились кровь, органы, внешность. Но, видимо, где-то глубоко под полуразложившейся гнилой мозговой коркой сидели злость, месть, отчаяние. Потому что тупо и при этом дико хотелось только одного – свежей плоти. Той, которая еще не подверглась радиации, заражению, разложению. Рвать тех, кто еще радовался жизни, мыслил, мечтал.

Зомби в грязном халате, громко стуча каблуками по полу, с чуть вытянутыми вперед руками и бледно-зеленой физиономией медленно шагал по просторному помещению. Нога увязла в петле кабеля, дергая его и еще больше путаясь. Это дало хоть немного времени Никите. Но боль! За что же такое несчастье опытному сильному разведчику? Надо срочно встать и встретить этого зомби. Иначе боль уйдет навсегда… вместе с жизнью. Встать. Вста-а-ть!

– Вы кто-о? – прозвучал рядом хриплый голос.

– Конь в пальто, – вяло и отрешенно ответил Ник и, бросив мимолетный взгляд на лежащего мужика, продолжил корячиться.

Ох, как же трудно и непосильно оказалось подниматься с пола! Тело налилось тяжестью, стало амебообразным и непослушным. Ломота в суставах и рези в ногах просто овладели всем организмом, а мозг твердил одно: «Ложись, не вставай. И все будет хорошо».

Пока Ник подбирал валявшуюся рядом черную палку и, опираясь на нее, вставал, мужик, с виду какой-то бродяга, кряхтел и причитал:

– Товарищ… товарищ, быстрей, пожалуйста! Он уже близко. Он идет. Сделайте что-нибудь… товарищ…

– Уймись уже, – бросил ему наконец распрямившийся во весь рост Никита, с трудом и тупой болью в шее повернулся на звук шоркающих шагов и вздрогнул, – вот еп!

Зомби находился в метре и даже обнажил желтые зубы в посиневших деснах, предвкушая близкую добычу. Он издал довольный рык, отчего из кривого открытого рта обильно потекла зеленая слизь.

Ник замахнулся палкой и ударил урода. Тот только сделал удивленную гримасу, замычал и поднял руки. Никита отпрянул к стене, вскрикнув от боли в ногах, и чуть не свалился на пол. Блин! Ни ногой не ударить, ни кулаком. Шест. Одна надежда на эту палку.

Снизу заверещал незнакомец, но зомби, не обращая на него внимания, вытянул уродливые руки в сторону человека с черным посохом. И шагнул.

Ник, собрав все силы, коротким тычком всадил шест в урода. Острие пластиковой палки проткнуло зомби, который тут же изогнулся и застонал. Но костлявая конечность, торчащая из разорванного грязного рукава, продолжала дергаться перед бледным лицом разведчика. Синюшные грязные ногти так и норовили впиться в спецназовца.

Ник надавил шестом, сморщившись от неприятного хруста. Зомби выпучил желтые белки глаз без зрачков, выдавил изо рта сгусток желчи и уронил голову на грудь. Никита толкнул его палкой, одновременно вынимая ее из живота урода, и, упершись в пол, будто костылем, пнул нежить берцем. Зомби повалился и стал змеей извиваться на бетоне. Коричневатая вонючая жижа из его разодранного живота образовала лужу. Тело брыкалось и дергалось, конечности скребли по полу, перекошенный рот издавал мычания и хрип.

Не обращая внимания на него и причитания соседа, Ник почувствовал легкий шорох слева и увидел огромного человека в черном одеянии, крестом распластавшегося на полу возле задраенного люка. Судя по облику и размерам, этот «черный» был не слабым воином. Одеяние какое-то странное, необычное. Рана в районе печени. Смертельная. Хотя шевелится и жив еще. Ни крови, ни стонов, ни попыток сдвинуться. Странно.

Вроде бы удивившись новой находке, спецназовец сполз вдоль стены, прикрыл глаза и, выпустив шест из захвата, обхватил руками голову. Два человека кроме него и один зомбак. «Так. Этот справа не знаком, не видел раньше. А может, и видел… Хотя, нет. Он меня тоже не знает, раз спрашивает. Так. Слева кто? Бродяга в черном. Необычный прикид. И поза. Будто Христос, распят на полу. Ан нет. Не прикован, не вбит. Запыленная одежда: плащ, берцы, шлем, перчатки. Все черного цвета. На запястьях, локтях и коленях металлические ракушки. Защитные, но не композитные. Странно. Рыцарь из средневековья, блин. Меча не хватает. Хотя вот он, этот черный посох. Поди, его. Не мой точно. Не мой! Ишь, возвращается память. Неплохо».

Никита открыл глаза, созерцая обстановку помещения. Да какая там обстановка? «Зал квадратов двести с серыми стенами, два стола-верстака в центре, плакаты по периметру… э-э… советских времен, да эта троица незнакомцев. Хотя этого зомбака, кажется, знаю. Мешков. Ученый. Физик-оптик. Ого! Конечно, знаком. Еще как. Предатель, сукин сын. Крыса»…

Никита встрепенулся, застонал и сжал виски ладонями. Вмиг голову вместе с болью пронзил сгусток вернувшейся памяти. Обо всем. О предателе Мешкове, подставившем группу спецназа под нападки воинствующей группировки… м-м… забылось название. О нем, Никите Топоркове, майоре разведгруппы спецназа ГРУ, направленной в дебри Чечни с установкой телепортации. О ребятах, канувших в небытие. Блин. И об этом здоровяке в облике…гм… Дарта Вейдера. Черного Сталкера. Едрить его налево! Точняк. А как же… а где… а откуда… Во-о-т жопство-о!

Никита ощутил такую немощь и упадок сил, что из его груди вырвался хрипящий стон, а тело сползло до плинтуса. Он все вспомнил. Он вспомнил вообще ВСЕ!

Зомби Мешков затих после долгих и явно мучительных конвульсий. Этого времени хватило Нику на то, чтобы окончательно оклематься, привести себя в порядок, сориентироваться и вспомнить почти все детали прошлого. А еще подлатать себя. Рваные раны обеих ног выше пяток, сломанное ребро, вывихи двух пальцев и многочисленные ушибы рассказали о недавнем поединке с этим киборгом в черном плаще. Самым крутым перцем в Зоне отчуждения и, поди, во всем мире. Непобедимым бессмертным идолом всех бродяг и сталкеров. Ни хрена себе! И он, майор спецназа ГРУ Топорков, завалил этого полубога?! Упс. Не-а. Тот еще жив и, кажется, не собирается помирать. Никита присмотрелся тщательнее и оценил незавидное положение «черного». Он лежал в позе «креста» на бетонном полу, словно распятый Иисус, не мог пошевельнуть ни одной конечностью, хотя неоднократно пытался и болезненно хрипел. Этот какой-то нехороший, пугающий хрип иногда разбавлялся булькающими, крякающими звуками, отчего становилось ясным удручающее состояние раненого. Кровоточащая рваная рана в районе живота, дырка в кисти, из которой тоже струилась такая же черно-красная жидкость, похожая на сукровицу. Упавший капюшон открыл истинный облик киборга, надо заметить, отталкивающий и пугающий. Абсолютно безволосая физиономия (без ресниц, бровей и щетины), покрытая ссадинами, шрамами и татуировками, наполовину состоящая еще и из блестящей маски, явно металлической, с узкими глазами и холодными зрачками. Небольшие вытянутые уши, по форме напоминающие беличьи, лысина в синяках, резаная рана шеи, отсутствие кадыка и тонкие, синие губы – все это придавало лежащему облик этакого Франкенштейна. Нечеловека. И уж, конечно, совсем не выглядящего добрым.

Да уж, лучше бы капюшончик обратно одеть. Не зря он его постоянно носил. Но почему же этот урод валяется недвижимым и не может встать? Он же живуч, как пес. И не собирается помирать.

Никита обратил внимание, что незнакомец справа тоже не может подняться, хотя видимых ран у него не наблюдается. Странно. Посидев еще минуту и окончательно совладав с мыслями, разведчик окончательно все вспомнил. И понял причину беспомощности этих двух незнакомцев. Аномалия! «Магнитуда». Она же находилась внизу, под полом, то бишь, у потолка помещения первого этажа, и намертво притянула к себе все металлические предметы. И их носителей.

Этот киборг слева, состоящий частично из стали и имеющий железные детали одеяния и снаряги, и мужик справа с металлическими элементами в экипировке прилипли к полу из-за активации «магнитуды» и сейчас, обессиленные, смиренно почивали в нелепых позах.

Никита расправил плечи, чувствуя преимущество и власть над павшими бедолагами, взглянул на затихшего зомби. «Покойся с миром, хотя ты его, Мешков, и не заслужил!», – подумал майор и попытался подняться. Удалось с трудом. И тупой ноющей болью. Икры ног безумно крутило и резало, как только он встал. Оперся на посох-артефакт и сделал шаг к умирающему врагу.

– Ну что, красавчик, влип? Долго загорать собираешься?

– Ы-ы-ы, – простонал «черный», глаза которого тотчас блеснули в полусумерках зала желтоватыми огоньками, – твоя взяла, разведка. Победил. Радуйся.

– Да уж хрена-то тут возрадуешься. Впору поминки устраивать. По другу моему Тротилу, тобою убиенному, – Никита сжал в кулаках шест, сдерживая себя от попытки покончить с противником, – да по тебе, мразь. Чтобы духу твоего на земле больше не было!

– Я духом и так обделен, – промолвил распятый, с трудом разжимая слипшиеся губы, – да и земля эта давно лишена чистоты и праведности. Как и я сам. А ведь когда-то…

– … Заткни пасть… пожалуйста. И отходи в свой мирок молча, пока я не помог, – Ник тяжело вздохнул и холодно оглядел лежащего, – мне по барабану, откуда ты такой и кто на самом деле, но прощения тебе, гад, не будет. И пускай ты местный идол, пусть ты убил Петро в бою, а не спящим в кровати, и мне до фени, что ты ранен и беспомощен, как овца на бойне, но судьбу свою ты сам определил. Я не спасу твою на самом деле ничтожную душонку. Это твой рок – гнить и ржаветь тут! Уходи теперь ты в эту землю, своим прахом удобри ее. Или оскверни. Мне ровно.

Никита пошурудил палкой тело «черного», его карманы и отвороты одежды, будто, щупом проверял кучку земли от мин. Ничего ценного и нужного. Лезвие большого тесака намертво пригвоздилось к бетону, да и все металлические элементы экипировки также приковали киборга к полу. Бесполезно что-то здесь пытаться забрать. Ник ковырнул подсумок на поясе «черного» и подцепил его содержимое. Вывалился КПК и пластмассовый пенал. Последний в результате нескольких манипуляций посохом оказался в руках разведчика, а напичканный металлическими детальками КПК никак не сдвигался с места. Никита размахнулся и разбил его острием палки.

– Тебе он уже ни к чему, красавчик, – сказал спецназовец и открыл прямоугольный пенал, – ого, а вот это уже интересней.

Внутри оказались две пластиковые банковские карточки, одна флешка, тюбик, судя по запаху и на вкус, со съедобной высококалорийной пастой и карта Зоны, сложенная в несколько раз. С какими-то пометками, символами и линиями. На обороте аккуратным каллиграфическим почерком был написан текст. Никита не стал читать сейчас, а убрал это все в карман, хмыкнул и подошел к мужичку в униформе защитного цвета. Тот выпученными глазами уставился куда-то вверх. Проследив за его недоуменным взглядом, Никита заметил в углу помещения, в трех метрах над собой мерцающую ауру голубого цвета. Очень смахивающую на портал. Майор понял, что это выход аномалии «пузырь», через который всех троих угораздило очутиться здесь. И криво усмехнулся. Вот, епрст, их зашвырнуло из Туманска прямо в чрево разрушенной атомной станции! Ну, хоть живы. И то ладно. Значит где-то здесь полковник Рогожин, установка телепортации, ученый Меш… ах, вот же он, дважды мертвый! С этим верзилой-роботом в черном одеянии тоже более-менее все ясно, нехай тут окочуривается, заслужил такой конец. А вот кто этот мужичок с растерянным испуганным лицом?

– Ты кто, человек?

Лежащий пластом мужчина попытался двинуть рукой, ногой, приподнять голову с седой шевелюрой, но безуспешно. Сморщился и, облизнув шершавые губы сухим языком, произнес:

– Я Разумовский. Роман. Я физик… ученый. Я вам не враг, не представляю опасности. Помогите мне, прошу вас!

– Да уж вижу, что не опасен. Особливо в таком положении, – Ник вздохнул и присел рядом с телом, удобно расставив раненные ноги. – Подробней – кто, откуда, куда. Как тут оказался, зачем.

Роман сглотнул, зажмурился, снова открыл глаза, полные боли и страдания. И стал говорить. Он поведал разведчику историю похода в составе маленькой группы из двух следопытов-бродяг (отца и сына) и его, Романа, компаньонов: Герды и Кота. Об их цели, неудачах и победах, о том, как он пошел отлить, а в итоге влип в аномалию, перенесшую его сюда. Теперь еще и в плен «магнитуды».

– Где мы? Что за место серое, унылое? – спросил Роман в завершении рассказа.

– Недра атомной электростанции, один из секретных корпусов, – пояснил Никита, – как ты говоришь, звали этих проводников? Отца и сына.

– Тагил и Вовка. Полтора. Неплохие ребята, чересчур дерзкие и наглые, но опытные и остроумные следопыты.

– Да в курсе я. Знаю их. Успел наспех познакомиться. Значит, хочешь выбраться отсюда, и компания этого манекена, – Ник ткнул пальцем в «черного», – тебя не радует?

Роман попытался усердно замотать головой, но получилось неуклюже и непонятно.

– Что вы! Я был бы очень благодарен…

– … Я понял, понял. А на кой ты мне нужен свободным? – попытался равнодушно спросить Никита, но поймал себя на мысли, что уподобляется местным бродягам, ищущим во всем выгоду. – Хм. Чем ты можешь отспасибить, если гол как сокол?

– Подо мной автомат. Есть кое-какие деньги. Артефакт в фольге, в кармане. В конце концов информация и мои знания. Я могу пригодиться. Помогите, пожалуйста, – запричитал заложник аномалии, – эти железяки на меня давят хуже некуда, а самому мне не выбраться. Столько часов уже я здесь. И очень хочу… пардон… по нужде. А еще пить. Помогите… очень прошу!

– Пить? – Никита вдруг и сам воочию ощутил сильную жажду, стал осматриваться. Ничего жидкого. – Воды нет. И это плохо, чувак. Как ты терпишь-то? Сходи под себя.

– Умоляю-ю…

– …Да ладно. Обожди чуток, – Ник повернулся к бедолаге, – придется потерпеть, пока освобожу тебя от кандалов. И смотри мне… твой хабар – это теперь мое имущество! Ясно?

– Да-да… конечно, друг!

– Друг! Ха.

Никита прищурился, обдумывая как снять с тела лежащего металлические детали, намертво припечатавшие его к полу. Лямку автомата перерезать, но чем? Да и лезвие ножа примагнитит сразу. Мда-а, задачка.

Ник осмотрел себя еще раз: рваный потный тельник, разодранная на груди «горка-афганка», штаны на ремне с пластиковой бляхой, белесые от извести берцы. Раны на ногах не кровоточили, причем давно, судя по окраске штанин. Странно! Может, это с воздействием «пузыря» как-то связано, с телепортацией.

Так, чем же резать? Никита оглядел помещение. Ничего режущего. И тут его взор остановился на посохе. Как раз не железный, при этом острый, да и вообще какой-то диковинный, необычный.

– Ну-ка, – разведчик привстал, морщась от боли в груди и ногах, дождался, когда перестанет шатать, а в глазах просветлеет, затем осмотрел палку.

Абсолютно черный, с виду пластиковый, острый шест круглого сечения имел по всей двухметровой длине крючкообразные каракули. Явно текст чужестранного наречия. Не иначе как святой посох или артефакт. Артефакт!

Никита подтянул черную палку ближе, стал рассматривать тщательнее. А ведь там, на крыше НИИ, в схватке с этим киборгом, будь он неладен, эта штуковина сыграла важную роль. И явилась неплохим оружием. Ник вдруг вспомнил в деталях свое неожиданно виртуозное владение шестом, податливость и ловкость этого оружия. Раньше на тренировках по АРБ приходилось работать с подобным инструментом, но особенными навыками он не обладал. У его друга Холода это лучше получалось. Блин, где он сейчас? Где его пацаны-разведчики? Да и весь отряд.

Ник поводил пальцем по слегка шероховатой поверхности шеста, задумчиво глядя на его черного хозяина, пока стон Романа не отвлек его.

– Да щас, щас, обожди минуту, – пробурчал разведчик, сменил положение тела, приноровился и острием посоха полез под тело соседа, – когда скажу, пытайся встать. Сейчас лежи и не дергайся, понятно?

– Да-да.

Конец палки хоть и был острый, но не настолько, чтобы перепилить им лямки автомата, тощего рюкзака и поясной ремень с металлической бляхой. Но только он подумал об этом, как конусообразный конец посоха превратился в плоское обоюдоострое лезвие копья.

– Вот черт! – разведчик аж дернулся от неожиданности и удивления. – Смотри-ка, в натуре артефакт. Ништяк. Вот это штучка, ексель-моксель!

В несколько секунд он аккуратными движениями перерезал все путы, сковывающие пленника, разворошил их и освободил беднягу от всех железных элементов.

Того надо было видеть! Он вскочил на ноги, но тут же рухнул обратно со стоном и страдальческим выражением лица. Еще бы! Многочасовое недвижимое злежание на твердом полу спиной на оружии не проходит бесследно. Онемение и судороги обеспечены. Оставив Романа разбираться с новыми, уже решаемыми проблемами и прочими физиологическими прихотями, Ник с горем пополам поднялся сам и скривился. Сломанное как минимум одно ребро, раны на икрах, разбитое плечо и вывихнутые суставы левой кисти снова заявили о себе. Знакомый с подобными увечьями и ранами спецназовец все еще продолжал удивляться минимальной степени болевого шока и способности двигаться. Хотя и догадался уже, что важную роль в этом сыграло действие аномалии, через которую ему пришлось проскочить вместе с тем черным верзилой. А еще, возможно, влияние волшебных способностей артефакта «посох».

– Был твой, стал мой! – вслух резюмировал Никита, тряхнув черным шестом перед недовольным взглядом бывшего хозяина посоха. – А ты полежи пока тут. Подумай над своим поведением, красавчик. Роман, давай живее со своим марафетом, фули ты там вошкаешься.

– Да… да… я сейчас… я скоренько, – мямлил тот, отползая на четвереньках в сторону и на ходу разминая затекшие конечности.

Опытный спецназовец вправил себе фаланги пальцев, перебинтовал икроножные мышцы тем, что нашел в рюкзаке Романа, вколол себе анаболик из его же аптечки и занялся бесполезным поиском воды под говор черного пленника.

– Освободи меня, майор. И тебе воздастся за дела твои праведные, несмотря на грехи сотворенные. Сделай милость, срежь путы окаянные с меня и увидишь благодарность мою всевышнюю… Ты же воин-освободитель, ты гуманист, хоть и в облике солдата. Сделай это. Будь благосклонен. Освободи меня и ты поймешь, что это не опасно, не вредно…

– …Заткни хлебало свое, святоша! – перебил Ник причитания прикованного к полу «магнитудой» пленника. – Без твоего базара тошно. Лежи и помалкивай. Ишь, расщебетался, истукан.

Воды в помещении не оказалось, только журчал в углу справлявший нужду Роман. Ник ковылял по периметру зала, опираясь на посох, принявший форму инвалидной трости-костыля, и соображал о дальнейших действиях. Нужно было привести себя в порядок, хорошенько осмотреться и найти, чем утолить сильную жажду. Затем узнать о судьбе полковника и бойцов группы. Роковой конец бывшего ученого Мешкова был виден наглядно.

Поначалу, забыв про колдовское действие посоха, Никита бесполезно пытался отодрать ГП-37 Романа от пола. «Наладонник», лежащий в рюкзаке, тоже примагнитился к аномалии. Но, вспомнив о новом артефакте, разведчик поддел концом шеста оружие и, мысленно настроившись на нужный лад, послал ментальную команду. Посох сработал мгновенно, став удобным для ковыряния и переноса предметов в сторону.

Вскоре все вещи Романа оказались в руках майора. Их хозяин и не претендовал на возврат личного имущества, покорно исполняя распоряжения своего освободителя. Тело зомби-Мешкова лежало недвижимо рядом с люком, черный киборг еще пытался корячиться и привставать, но сила «магнитуды» была во сто крат могущественней.

Забрав все более-менее полезное и осмотревшись еще раз, Никита с Романом направились к выходу. Вслед им неслись просьбы «черного» вперемешку с угрозами, но напрасно. Так он и остался пленником аномалии, намертво прикованным к серому пыльному бетону.

Спускаясь по пыльной серой лестнице вниз, Никита не переставал размышлять по поводу своего волшебного возрождения и транспортирования в бункер АЭС. Вопрос «как?» был здесь, в Зоне, неуместен, и это майор уже усвоил за два-три дня пребывания на этой богом забытой аномальной территории. Два-три дня? Что-то колкое ткнуло мозг спецназовца и тупой болью разлилось в затылке. Дня…Ну да, он здесь три дня. И ребята его группы также. Нет. Почему так заныла голова и застучало в висках. Мешков!

Ник резко обернулся, чуть не сбив Романа, хромающего рядом. Так резко, что голова чуть не взорвалась внутри на много маленьких мозжечков. Никого. Ну, ясен перец, никого! Мешков хоть и стал зомби, но откинул копыта надежно. Мертвее мертвого. Стоп.

Майор зажмурил глаза, зашатался и издал утробный стон. Роман нахмурил лоб и отпрянул, подогнул в коленках ноги. Больше испугался, чем удивился.

– Офицер, вы что?

– М-м-м…какой я дебил-л! – разведчик сморщился от прозрения чего-то неслыханного, успев отметить, что указательный палец правой руки машинально лег на спусковой крючок автомата. А этот признак (когда рука сама ищет скобу оружия) говорил о критическом состоянии спецназовца.

– Офице…

– …Тс-с. Заткнись.

Никита прислушался. То ли к звукам извне, то ли к стуку сердца и шепоту души. Может «янтарь» шепчет в кармане куртки? И тут он понял. Это интуиция кричала, рвала мозг, пытаясь сообщить что-то важное и нужное. И майора прошибло током, когда он понял, что именно не так стало здесь.

Мешков! Он стал зомбированным. Почему? Рогожин сообщил по КПК о том, что ученый покончил с собой. Полковник не мог ошибаться. И эта веревка на синей тощей шее очкарика. Петля. Он был повешен. Повесился. Он действительно покончил с собой. Но…

Никита не смог проглотить сухой ком в горле и только жадно ловил открытым ртом воздух, чем еще больше напугал Романа. Тот аж присел, страшась ошалелого вида офицера и готовясь заработать пожизненный энурез.

Не мог Мешков за полтора суток из покойника превратиться в ходячего. Ну не мог и все тут! Да еще слезть с болтающейся импровизированной виселицы. И как он смог стать зомби в совершенно антирадиационном Бункере, изолированном от ужасного и гиблого внешнего мира Зоны? А его внешность? Всем своим убогим видом – сальными седыми патлами редких волос, регенерирующей кожей цвета использованных подгузников, дохлыми частями тела и смрадом – ученый-зомбак доказывал давность такого состояния, одиночество и безвыходность. Месяцев этак цать. Но этого не могло быть, потому что прошло всего…

Никита опустился на ступеньку, закрыл левой ладонью сухое воспаленное лицо, снова застонал. Роман сполз вдоль стены и плюхнулся рядом, боясь нарушить думы военного. Явно нехорошие. И горестные.

– КПК мне свой, живо-о!

– Что? – Роман вздрогнул, выпучив глаза на разведчика.

– Наладонник свой давай быстрей. У меня херовые предчувствия! – выдавил майор, протянув руку.

– Так мой КПК у вас, офицер, – промямлил Роман, теребя окантовку своей куртки.

Никита спохватился, вывернул из-за спины рюкзак, поискал в нем и достал «наладонник». Потыкал пальцем сенсорный экран, бросая из-под бровей напряженные взгляды на появляющиеся значки электронного устройства и всплывающие сообщения от разных абонентов. Строгое и печальное лицо его озарялось синеватым табло КПК, что придавало ему схожесть с зомби.

– Мля-я-я! Да что же это за…что ж за… Во-о-т еп-п! – замычал майор внезапно, запрокинув голову назад и ударившись затылком о поручень лестницы. – Почему-у такая-я невезуха-а? Едрить в…

Спецназовец разразился таким матом, что Роман сморщился и зажмурил глаза, будто, ожидая удара. Ему дико захотелось оказаться в теплой кроватке на даче под Звенигородом, с головой под одеялом, в берушах и с таблеткой успокоительного за щекой. Забыть все то, что с ним уже произошло в Зоне. Забыть и вообще не знать.

– Первое мая две тысячи семнадцатого года, – уже вслух прочитал Никита с экрана КПК, продолжая шептать бранные слова и морщиться, словно от лимона, – да что тут творится в этой Зоне, твою мать?! Забодали эти временные скачки да перелеты с места на место! Это че, уже год прошел, как мы в Зоне? Мы же…мля…мои пацаны там…установка эта гребанная! Как же так…

– Уже год как мы тут?.. – позволил себе промолвить Роман, от недоумения забыв про все постороннее. – Так мы что, получается, перенеслись во времени и пространстве? Вы серьезно, офицер? Мы попали в будущее? Вот это номер!

– Ага. Я уже начинаю привыкать к таким фокусам Зоны. Едрить их в печенку! Та-а-к. Давай-ка обмозгуем все. Но сначала убедимся воочию. Нужны факты. А они… – майор уставился на Романа, прищурил один глаз, будто целился, – они уже подтверждают происшедшее. Вот еп. Вот Мешков!

Никита вскочил, ойкнул от боли в ногах, но отметил про себя, что она стала намного меньше беспокоить, нежели полчаса назад. Ноги с невероятной скоростью шли на поправку, излечивались. То ли от «янтаря», то ли от времени и воздействия волшебных сил самой Зоны. Как-никак целый год пролетел в виртуальном скачке между измерений!

Он махнул рукой Роману и, передернув затвор штурмовой винтовки, стал спешно подниматься наверх по лестнице, туда, откуда они только что пришли. Вскоре оба снова очутились в большом сером помещении с двумя лежащими телами. Только одно шевелилось, пытаясь подняться или хотя бы сдвинуться, но безуспешно. Второе, бывшего ученого, оставалось неподвижным. Никита бросился именно к нему, присел, стал изучать внимательнейшим образом, щупать, перебирать складки изрядно поношенной одежды.

– Какой год? – вдруг спросил Черный Сталкер, уставившись на майора узкими зрачками на уродливой физиономии.

– Да уж не тот, в котором мы схлестнулись с тобой, – сухо, без эмоций констатировал Никита, даже не оборачиваясь к киборгу.

– Я так и знал!

– Ха. Что ты еще знал, чего не знаю я?

– Освободи меня, майор. И вы оба не пожалеете об этом. Обещаю.

– Ишь, как залепетал. Да уж куда там пожалеем, если трупами вмиг станем! Не-е, Робокоп, не пойдет. И вообще, помолчи, дай подумать. Не часто такое бывает… Роман? – майор повернулся к обескураженному последними новостями ученому. – На ум что-нибудь пришло? Есть какие-то соображения? Да очнись ты. И так ясно, что мы оказались годом позже и снова в Бункере под Станцией. Меня больше сейчас интересует вопрос «почему?». И как такое могло случиться? А дальше, видимо, будем искать ответы на вопрос, как отсюда выбраться. Без питья, спецкостюмов, толкового оружия и точной инфы. Хотя…у нас же есть связь. КПК. Ну-ка, давай, е-мое, читай все свои сообщения, тут их много наприходило…за год. Читай вслух. И не дай бог тебе стереть хоть одно или скрыть от меня. Положу рядом с этим зомбаком. Ясно? То-то же. Ну что скажешь?

– Я…я пока еще не знаю, как… как оказались вы здесь, но я, судя по всему, попал в аномалию. Трудно сказать…э-э…в какую и почему…гм…так все получилось…но…

– …Епрст. Слушай сюда, профессор! Не нужно здесь вякать и бякать, мне нужны четкие ответы, полный расклад, научное объяснение всему происшедшему. И без лишнего поноса, ясно?

– Да.

– Не тороплю, подумай, взвесь все. А пока соберем инфу, отправим запрос нашим, узнаем, где они, что и как. Должны быть живы! Должны-ы. И Рогожин же здесь. Блин-н! Сейчас найдем его, перетрем все. Хотя… – Никита взглянул на мертвого Мешкова, обрывок веревки на шее, порванный рот с предсмертным оскалом и гнилые сломанные зубы, – сомневаюсь уже, что командир жив. Вот засада-а!

– Майор.

– Уймись уже там, а? – цыкнул на Черного Сталкера разведчик, понуро разглядывая ноги и обувку зомби. – А ведь это берцы полковника, твою мать! М-м-м.

Роман побоялся вздохнуть, увидев, как майор скукожился от страдания и душевной боли. Теперь и он понял, что какой-то военный, видимо, командир этого майора, оставшийся здесь, в Бункере, тоже закончил жизнь. И, может статься, закончил ее так же плохо, как и этот лежащий зомби.

– Послушай меня, майор! Прошу, – снова начал «черный».

– Заткни рыло, урод! И так тошно, еще ты тут вякать будешь. Так это из-за тебя, паскуда, я оказался здесь! И Тротил, мой друг, погиб. И Рогожин. Если бы не… Команди-и-р!

Никита встрепенулся, закинул винтовку на плечо, подхватил посох и, хлопнув по плечу Романа, ринулся из помещения наружу, к лестнице. Киборг что-то говорил им вслед, но безрезультатно. Через минуту оба стояли в пустом Бункере возле полусобранной установки и непонимающе хлопали глазами. Никита дернулся к воротам шлюза, скоротечно проверил их герметичность, задвижки, прислушался. Затем рванул к аквариуму лаборантской комнаты. Пусто. Подошел к столу, на котором когда-то лежал Рогожин, а теперь валялись старые использованные бинты и примочки, покрытые слоем пыли. Равнодушным взором окинул соседние столы и приборы, осколки стекла, рваные тряпки, обрывки проводов и проволоки, пустые гильзы от пистолета. Одну из них поднял, понюхал, уронил. Оглядел помещение по верху. Ничего. Да и кто мог быть там, в грязных паутинных углах Бункера?! Хотя «пузырь» на третьем этаже все-таки торчал именно в верхнем углу зала. М-да.

– Здесь давно никого нет. Судя по следам на пыльном полу, только Мешков шоркался. Ну, хоть установку собрал, и то ладно. Тебе Роман совсем немного тут поковыряться. Принимайся за дело, – сообщил майор, уставившись на ученого.

– Как это…в смысле, офицер? У меня ни инструментов, ни запчастей, ни инструкции по эксплуатации изделия. Как я…

– …Может, тебе еще и гарантийный талон принести на эту пушку, е-мое? Нету ничего! Понял? А пока разбирайся методом «тыка». Изучай, попытайся понять принцип действия, подогнать детали, наметить недостающие, привести в пусковое состояние. Че, мне тебя учить? – перебил растерянного Романа разведчик. – И харэ меня называть «офицером». Либо майором, либо командиром. А то слух режет…после моих пацанов, моей группы.

Никита замолчал, внезапно погрустнел, что не ускользнуло от внимания Романа, который тяжело вздохнул и, секунду обдумав, ответил:

– Хорошо, командир. Ой…я хотел сказать «есть». С виду установка целая, подключена, запитана и настроена. Буду выявлять недочеты и составлять список недостающих…

– …Работай, Роман. Все. Только сначала обнули КПК свой, а затем я воспользуюсь им для связи с нашими и получения информации. Жду.

Майор устало плюхнулся на стул, вмиг заскрипевший под ним, и начал проверять ГП-37, разбирая отдельные его части. Чужому оружию он не доверял. Поэтому нужно было убедиться, исправно оно и годно ли к использованию. Ученый-натовец расправил плечи, глядя на трехметровое изделие на высокой поворотной станине, что-то пробурчал и шагнул к нему. Но только он взялся за блок реле, как его окликнул майор, протягивающий КПК:

– Я сказал, сначала инфа! Давай живее, времени в обрез.

– Да как раз времени у нас вагон, товарищ майор, – проворчал ученый, забирая «наладонник» и уткнувшись в него изучающим взглядом, – год прошел. Там, где год – там и сутки не срок.

– Вот ты мудрец, а! Шевелись быстрее. Сутки ему, год! Час здесь – это сутки на Большой земле. А дел еще невпроворот. Надо найти группу, с ними запчасти должны быть, доставить сюда, собрать и свалить на хер из этих краев.

– Понял. КПК-то дадите? – пробурчал Роман, протягивая руку.

– В темпе, в темпе. Что-то важное или непонятное, сразу докладывай. Как понял?

– Хорошо, това…Есть! – поправился ученый, вздрогнув от строгого взгляда майора.

«Наладонник» выдал на экран полсотни SMS, смысл которых сводился к запросу и поиску Романа. Почти все сообщения были от Герды или Кота. Парочка от Вовки. Две эсэмэски поступили от «НовоАльянса», суть которых также сводилась к поиску ученого и озабоченности его пропажей. Но одно сообщение наиболее привлекло рассеянное внимание Никиты. Когда Роман прочитал его вслух, морщины на пыльном сухом лице майора расправились, огонек пробежал в потухших было глазах, слипшиеся губы зашептали что-то бессвязное. Кулаки сжались, спина выпрямилась, винтовка звякнула стволом о ножку стула. Ученый застыл в немой позе, не сводя пристального взгляда с военного. Его мимика говорила сама за себя: «Что тут такого важного?».

– А вот это уже баско. Это-о о-о-чень хоро-о-ш-о-о! – прошептал разведчик, уставившись в одну точку где-то между ног Романа, отчего тот заерзал и почувствовал себя неуютно. – Так. Чего стоим? Цигель, цигель. Арбайтен. Я пока проверю периметр, потолкую с Терминатором и поищу съестного и попить. Через час жду твоего отчета по степени готовности установки. Все.

Никита встал, сделал несколько шагов в сторону бронедвери Бункера, затем обернулся и громко спросил:

– Больше ничего в КПК?

– Нет больше сообщений, майор. Последнее, судя по дате, отправлено месяц назад. Но ведь ищут нас, командир… ищут! Гм…точнее…искали, – осекся Роман, вмиг погрустнев, – получается, что уже забыли?! Перестали искать. И верить в наше существование. А, командир?

– Не дрейфь, Романыч, прорвемся. Сейчас я сделаю обход здания, разберусь с «черным», потом приму решение насчет дальнейших действий. Вместе с тобой. А уж затем черканем нашим спасателям. Без меня чтоб ни слова в сеть! Ясно?

– Так точно, командир. Только вы аккуратней с этим незнакомцем. Мне кажется…гм…он опасен.

– Все пучком. Работаем, – сказал спокойно Никита, тряхнул оружием и исчез за массивной дверью.

Роман стоял, замерев, минуту, потом нажал погасший экран КПК, ткнул странное SMS, так обескуражившее офицера, и снова прочитал его: «Я знаю, цель добудем, я верю, что ты здесь, когда такие люди в стране советской есть! Холод». Ученый потер лоб, не понимая смысла сообщения, спохватился, убрал «наладонник» в карман и принялся за дело.

Боец спецназа не может находиться в нерешительности. Не должен. Его нельзя застать врасплох. А что уж говорить про офицера боевой части ГРУ! Но майор Топорков сейчас пребывал в нерешительности и скрючился в такой нелепой позе, что со стороны казался большим эмбрионом, выпавшим из чрева гигантского моллюска. Он был настолько обескуражен полученными известиями и новой информацией, что невольно присел на ступеньку посередине лестничного марша, откинул голову, вытянул затекающую раненую ногу, а рукой уперся в обшарпанную грязную стену.

Его обалдевший вид объяснялся не теми новостями, которые они с Романом получили четверть часа назад из КПК. Майор слушал «янтарь». Да-да, именно артефакт, обладающий диковинными свойствами, теперь явил хозяину очередные способности. Он как подслушивающее устройство, диктофон и радиоприемник, три в одном, тихим, монотонным, но хорошо различимым голосом передавал Никите все мысли и воспоминания Черного Сталкера. Майор только что услышал историю человека в черном плаще, распятого там, наверху, в объятиях «магнитуды». Именно человека. А не робота, не киборга и не врага! Бывшего военного, честно и беззаветно служившего Родине и ставшего жертвой военно-научных испытаний, попавшего в сети и пробирки ученых Минобороны СССР, создавших позже Око. В общем-то, как это раньше часто и делалось! Если опыты над людьми и проводились, то в качестве кроликов и мышат выступали зеки, комсомольцы-добровольцы или военные. Солдатики. Так было на Новой Земле, в Троицке и Семипалатинске. Так случилось и на одной из АЭС.

Этот бедолага прошел и огонь, и воду, и медные трубы, сломался, потерял дух и веру, облик и утратил все человеческие принципы жизни. Мало того, что этот сбой Контура «поработал» над ним и его боевыми товарищами из той четверки антидиверсионщиков, так еще и Зона вдарила по самое не балуй. А уж костоломы и потрошители Ока Зоны и «Бастиона» доделали начатое аномалией и военными ботанами.

Звиздец! Каким сильным и выносливым нужно быть, чтобы вытерпеть все это, пройти и сохранить что-то в сердце? Тепло воспоминаний. Осколки испепеленной памяти. Как же надо любить эту поганую жизнь, тянуться к ней, бороться за нее!

Никита отпустил ремень винтовки, тут же сползшей прикладом к бедру, провел сухой рукой по онемевшему лицу, пытаясь снять наваждение, страх, усталость и недоумение. Он снова посмотрел на «янтарь», излучающий приятный оранжевый свет, слушая теперь не его, а свое сердце, свой голос. Артефакт замолчал, излив душу Черного Сталкера. Точнее того, кто им раньше был. Майор закрыл глаза, сжал зубы, скрючил пальцы рук в судорожном рвении.

А кто они, группа спецназа ГРУ, очутившаяся в Зоне? Для чего? Для кого? Тоже подопытные мыши каких-то ученых с Большой земли, запущенные порталом в прошлое для испытаний и исследований на своей шкуре всего говна, которое нормальному человеку может только присниться в ужасном сне?! Солдаты Родины? Пусть кричат: «Уродины». Как в той песне. Они – то пушечное мясо, которое высшее руководство Минобороны вместе с олигархами и лузерами из секретных НИИ кинуло в чрево АЭС и всей Зоны с ее «прелестями»: мутантами, аномалиями, группировками и радиацией. Да еще вместо прошлого в будущее. Атас! И он, Никита, и парни его спецгруппы, и бедолаги-заложники – все оказались этим мясом, такими же подопытными, как этот Черный Сталкер… Мда уж.

Никита сжал кулаки, открыл глаза. «Янтарь» перестал озарять лестничный марш и тускло мигал, будто, у фонарика садились батарейки. «Хорошая штуковина. Надеюсь, мои мысли он никому не передает? А ведь может».

Майор обернул артефакт мятым куском фольги, убрал в боковой карман куртки и тяжело вздохнул. Ему предстояло выбрать правильное решение и сделать верный шаг. К тому, который сейчас маялся наверху в обличии Черного Сталкера.

Идол Зоны, ее Иисус и ходячий суперартефакт, все также лежал на бетоне в нелепой позе, выглядел не таким страшным и таинственным как раньше, скорее, жалким и убогим. Его исполинский рост, черные одеяния, несокрушимая сила и жуткий вид уже не пугали, и воспринимались естественно и просто. Особенно спецназовцем, одолевшим его в честном поединке, а потом пленившим непобедимую знаменитость Зоны.

Никита, снова появившись на этаже, прямиком направился к Черному Сталкеру. По пути пнул мертвого Мешкова, скорее для проверки его окончательной смерти, чем со зла. Уселся прямо на теплый пол недалеко от пленника, дабы не стать заложником «магнитуды». Чем черт не шутит! Глядишь, опомнится аномалия и пригвоздит как жука… носорога. Штурмовую винтовку майор положил рядом, оставив в руках только диковинный посох. Перебинтованные ноги, еще ноющие после анаболика и лечения «янтарем», блаженно вытянул. Спиной оперся о стену. Расслабился. Задышал ровнее. Повернул голову к киборгу:

– Рассказать ничего не хочешь, Степан?

Черный Сталкер дернулся, попытался повернуть голову, но сила аномалии не позволила сделать это. Только капюшон полностью спал, обнажив уродливый череп.

– Что… что ты…. кого так… – залепетал пленник, еще недавно разговаривающий робоголосом с тембром Левитана.

– К тебе обращаюсь, красавчик! – майор, оставив палку поперек ног, достал трофей «черного», пластиковый пенал, вынул и развернул карту, начал ее изучать. Всем своим видом он выказывал безразличие к лежащему и его положению.

– Я Черный Сталкер. Так величают меня в Зоне. Так…

– …Сержант Кицелюк, вста-а-ть! – резко гаркнул Никита, мельком глянув на дернувшегося «черного».

– Я-а…

– Вот видишь, Степа, а ты мне гвозди гнешь тут про величие твое в Зоне. В душе-то ты так и остался воякой. Так что не гунди мне тут про свое обожествление и власть. Для меня ты сержант Советской Армии, боец спецподразделения «АД», до сих пор несущий охрану объекта «Контур» на АЭС.

Черный Сталкер застонал, заерзал, пытаясь что-то сказать, поправить, оправдаться, но его лепет прервал майор:

– Вверенный тебе в охранение секретный объект до сих пор цел, нуждается в защите и матобеспечении, более того, подвержен угрозе быть обнаруженным и уничтоженным. Молча-а-ть, когда с тобой разговаривает старший по званию! Так вот… И где же твоя служба? Где выполнение приказа?

– Я…я не понимаю, майор, откуда вы… ты… взял… откуда знаешь про «АД»… про антидиверсионщиков и объект? Про то, как меня звали… зовут на самом деле?!

– Все я знаю. Все-е! И про ваше задание тогда в восемьдесят шестом, и про начлаба Синцова, старшего двадцать восьмой лаборатории, про сбои «Контура» и проекта «Счастье», мытарства и выживание вашей боевой четверки в недрах Объекта. Шелестов, Баранов, Скобленко. Называть еще фамилии или не стоит? Я знаю, что тогда случилось! И что произошло с вами. И понимаю, как тяжело и больно тебе, когда…

– …Ни черта ты, майор, не понимаешь! – чуть не крикнул Черный Сталкер, затем замычал и задергался. Было видно, что он пытается в который раз вскочить, вырваться из невидимого плена аномалии, но ему опять и опять не везло. Крупная дрожь пробежала по его телу и конечностям, тик охватил физиономию, гримаса боли застыла на ней.

– Отчего же? Все чую, все понял и знаю. Но мы здесь не на передаче «Что? Где? Когда?», и по головке твоей чудной я не собираюсь гладить.

– Майор!

– Ладно, ладно, понял. Сорри! Ты скажи, Степа, почто ты моего друга, моего боевого соратника убил? Какого хера ты залез не в свое дело?

– Ты… ты про того офицера с позывным Тротил?

– Говори, чучело! Иначе я с тебя щас отбивную сбацаю, – Никита уронил руку с картой, зыркнул на «черного», на губах выступила пена. Это при сухой-то глотке!

– Успокойся, майор. И извини. Не хотел… честно не хотел…

– …Что-о? Не хотел? Что за базар гнилой ты тут…

– …Майор, клянусь, я не желал его смерти! Он меня первым увидел и первым атаковал. Внезапно, с короткой дистанции. Мы оба не поняли, кто есть кто и откуда взялись. Но я… я, понятно, оказался быстрее… и сильнее. Прости, майор! У меня не было намерений убивать вас, вояк, которые схватились с целой кодлой мрази. Егерь прав был, что вы такие же чистильщики Зоны, как и я. Но тогда все произошло так внезапно. Да и я был в ином состоянии.

– Хватит, – сказал, как обрезал разведчик, – все понимаю, все ясно, но какого хрена ты потом со мной схватился? Ты же явным врагом был! Не в помощь к нам пришел. А убивать. Видать, этим по Зоне и промышляешь.

– Я Хозяйку лечу! Я не убиваю. Я чищу Зону.

– Ну да, ну да. Я тоже по горам Кавказа скачу, типа очищаю их от тараканов местных и клопов. Я не убийца – я чистильщик! Так оно получается?

– Так.

– Ха. Вот демагогия, блин! Кредо у него, ишь.

– Через год… нет… уже сейчас ты сам станешь таким как я.

– С титановыми покрышками? – Никита хмыкнул, криво осклабившись.

– Нет. Чистильщиком Зоны. Санитаром ее. Не заметишь, как превратишься сначала в гуманиста-охотника, затем в браконьера, а потом вообще потеряешься между Плохишом и Кибальчишом. Все плохими для тебя станут. И будешь искоренять это зло и в Зоне и, глядишь, на Большой земле тоже, если попадешь туда. А ты попадешь обязательно за контур Зоны. Но уже без нее не сможешь там. Ломка и ментал одолеют, душа чахнуть будет без нее. И вернешься. Если, конечно, Хозяйка сама не восстанет и не завладеет потусторонним миром.

– Ну, ты щас начешешь тут. Не смогу без Зоны! Зона восстанет. Ха, насмешил.

– Так и есть. И этому живой… гм… полуживой пример – я. Я, как и ты, когда-то был военным, пришел извне в «АД», сюда. А когда все так обернулось – взрыв на Станции, авария «Контура», опыты, воздействие «Счастья», – то я стал другим. Образовавшаяся Зона скрутила меня так, что из нее я уже выбраться не смог. Точнее, попытки были, но они окончились плачевно, пришлось возвращаться.

– Как это?

– Чем дальше от Рубежа, тем хуже и больнее. Да и вообще. За Зоной я не жилец. Не отпускает она меня. Я давно ее элемент, деталька, частица. Либо мне кончиться здесь, либо вообще нигде. Но здесь Хозяйка не даст и не позволит. Вот и держит меня цепным псом. Я уже убедился в невозможности существования вне Зоны и в своей нужности здесь. И отрабатываю хлеб насущный.

– И долго вы там лазили по подземельям «Контура»? – неожиданно спросил Никита, пристально наблюдая за мимикой пленника.

– Нет. Долго находиться в комплексе не пришлось. Не пришлось даже никого вызывать на помощь. Когда я добрался до шахты лифта, поисковая группа уже вскрывала дверь на нулевом этаже. Короче, через несколько часов мы уже находились в госпитале.

– И? Командир загнулся?

– Пронесло. Шелестов чувствовал себя хуже всех, но… Врачи потом объяснили, что если бы дело затянулось еще хотя бы на несколько часов, командир мог остаться совсем без руки. Слава Зоне – обошлось…

– Что потом? Слушаю, слушаю…я должен знать все, прежде чем принять какое-либо решение насчет тебя. Валяй, сержант!

– А потом начались мытарства. Как оказалось, дозу мы все же схватили изрядную. Ты никогда не видел, как человек теряет за пару суток все волосы на голове? И хорошо. Не очень приятное зрелище… Единственный, кого не коснулось выпадение волос, это Скобленко. Видать, хорошо он себя тогда таблетками накормил, – Черный Сталкер всхрапнул, – правда, у всех, кроме меня, волосы отросли снова. Но это позже. А на тот момент не до веселья было. Тела покрылись язвами, через поры в коже часто проступала кровь, а зрачки глаз по цвету ничем не отличались от белков… Сплошные бордовые, вечно слезящиеся полусферы из-под воспаленных век, лишенных ресниц… Ежедневные процедуры по переливанию крови, химиотерапия, капельницы, уколы и таблетки с порошками – упаковками. Но все это слабо помогало. Конец явно был уже не за горами… Ко тому же, оперативники и следователи из КГБ замучили допросами. Знаешь, когда на тебя, уже готовящегося к самому худшему, бесцеремонно смотрят холодные, бесцветные глаза, пытаясь то ли загипнотизировать, то ли прожечь насквозь, давая понять: все произошедшее – не что иное, как твоя полная и безоговорочная вина… Твоя и только твоя! Хм… В такие моменты я как никогда понимал состояние командира, там, в Афгане, когда он потерял всех боевых товарищей и еще был обвинен в провале операции. Я тоже готов был разорвать на множество мельчайших кусочков любого, кто прибывал нас допрашивать. Ведь знал совершенно точно – ни в самой аварии, ни в гибели людей, ни даже в пропаже инженера Синцова нашей вины не было совершенно! Но обиднее всего было за молодых ребят, Баранова и Скобленко, которые оказались там лишь из-за стечения обстоятельств, да еще, наверное, благодаря выбору, сделанному мной. И знаешь почему? Потому что в любой человеческой толпе я всегда и безошибочно могу выделить пару самых выдающихся личностей, отличающихся от всех особой индивидуальностью. Ты же, майор, сам не раз видел серую, казалось бы, массу прибывших на службу новичков! Но ведь взгляд определенно останавливал хотя бы на одном из них? Хех… До сих пор перед глазами стоит вид раскачивающегося на дверной ручке вещмешка будущего Болот… гм… Дока.

– Как-как ты там оговорился?!

– Да… я не оговорился… я едва не проговорился. Разве же от тебя, майор, скроешь такое? Сейчас он именно тот, чье имя в Зоне не произносит с благоговением и уважением разве только из ряда вон ленивый. Болотник! Но об этом позже. Всему свое время.

Так вот, выбор мой пал именно на него – нерешительного, по-своему неловкого и светящегося каким-то мягким, беззащитным добром. Уже тронутого немалой толикой жизненной трагедии, хлебнувшего лиха и лишений. Но не сломленного, твердо стоящего на ногах и по праву занимающего предназначенную для него жизненную ячейку. А рядом – Пра, рубака-парень, крепкого телосложения, смотрящий на всех слегка исподлобья, готовый порвать любого, кто хотя бы искоса взглянет не только на него самого, но и на его товарища-простачка. Магнит. Плюс и минус, постоянно стремящиеся навстречу, дополняющие друг друга, являющиеся, по сути, единым и неделимым целым. Это и вызывало уважение и даже некую зависть по отношению к ним обоим. И, наверное, участие этой парочки далеко заранее было предрешено в состоявшейся миссии. Так что я решительно отметаю свою вину.

Пра? Он тоже давно уже не Пра. И его имя тоже звучало и продолжает звучать у всех на устах. Слышал, поди? Картограф. Да-да! Именно он. Хорошо устроился и неплохо живет. Он же с детства географией бредил, а тут себя занять нечем, вокруг одни белые (а может, и черные – кому как нравится) пятна на картах всего мира. Но это тоже потом. А в самом начале наша жизнь круто развернулась и стала похожа на кровавое месиво из растерзанных пулями крысиных тел посреди центрального зала отдела «Контур»… – Черный Сталкер ухмыльнулся, скрипнув сервоприводом сустава. – Если, конечно, жизнь всей нашей троицы теперь можно назвать жизнью…

Никита на миг вскинул брови, словно, удивляясь услышанному, кивнул и после минутной паузы уточнил:

– А как же тела мимикрима и пострелянных вами крыс-мутантов? Разве они не явились доказательством ваших слов? Или я чего-то не догоняю?

Черный Сталкер вновь ухмыльнулся.

– В том-то и дело, что Зона на тот момент еще окончательно не сформировалась. Ее рождение было затянуто на десяток лет. До второй Вспышки. Зародыш. Что она могла сделать в таком состоянии? Если ты слышал, то должен знать, что тела монстров и мутантов, созданные ею, долго не живут и не сохраняются за пределами ее территории. Когда следственная группа прибыла в комплекс, от мимикрима и крыс осталась только непонятная желеобразная масса, растекшаяся по полу… Даже костей не осталось, понимаешь? Вот и представь: приходят следователи в помещение и видят только это кисельное месиво повсюду, отметины от пуль, разлагающиеся тела погибших людей и валяющиеся гильзы. Полный разгром, и никаких доказательств! Кроме, разве что, радиоактивной воды, затопившей половину комплекса… И тогда они решились привезти на «место нашего преступления» виновников, являющихся в тот момент уже лежачими больными с прогрессией лучевого заражения. И никакие убеждения лечащих врачей не помогли. Да и слава Зоне! Ты спросишь – почему? – бывший сержант лукаво взглянул на Истребителя, сверкнув красным фонариком глаза, и с металлическими нотками хрипло хохотнул. – А как бы ты среагировал на то, что привезенный в Зону ее своего рода «протеже», находящийся едва ли не при смерти, вдруг резко встает с кресла-каталки и достаточно бодрым голосом начинает рассказывать о своих приключениях? А язвенные коросты, в беспорядке разбросанные по всему его телу, начинают отваливаться, оставляя после себя лишь слегка розоватые пятна, не расчесать которые – это подвергнуть себя неимоверному мучению!

На первый раз растерявшиеся следаки отвезли подозреваемых обратно в госпиталь, где нам тут же снова стало хуже. А после второго эксперимента, заподозрив, что близость АЭС действует на всех четверых чудотворно оздоровительно, решили разместить нас на территории временного лагеря химарей, ликвидаторов последствий. Под охраной, конечно, с соблюдением секретности. Но все же, это уже были не заунывные госпитальные палаты с ежедневными, ни к чему хорошему не приводящими процедурами. Ты же нырял, майор? – поймав несколько недоуменный взгляд Истребителя, Черный Сталкер пояснил: – Под воду нырял? Надолго. До такого состояния, когда в глазах уже плывет все вокруг, легкие сжимаются от жгучей боли при нехватке кислорода, а в голове мутится разум? Вот поэтому должен понять наши ощущения! Мы тогда добрались до поверхности бездны! Вынырнули из небытия. Глотнули долгожданную порцию кислорода. Нам снова захотелось жить, понимаешь?

Ну, а дальше отделу КГБ уже было не до нас. Начались проблемы с мировой общественностью, поднялась буча с вредными выбросами, прошедшими по обширной территории. Государственные органы и структуры безопасности ринулись на заделывание информационных щелей. Лабораторный комплекс заморозили, опечатав все входы-выходы, и тщательно охраняя их от случайных глаз. И про нас постепенно забыли. Но не все, конечно. К примеру, наше же начальство с энтузиазмом схватилось за возможность использования до сих пор не уволенных со службы спецов в непосредственной близости от аварийного реактора. Тех, которым, в отличие от обычных людей, такая близость шла только на пользу! И задания посыпались одно за другим. Не буду рассказывать всего, многое не касается нашего сегодняшнего разговора. Так, некоторые интересные моменты нашей дальнейшей жизни. Вот скажи, сколько бы ты дал мне лет… ну, так, навскидку? – говорящий замялся на мгновение, а потом пояснил: – Я понимаю, мой теперешний облик мало может помочь выявить примерный возраст. Жаль, что ты не видел меня до этого, майор. Это было бы интересно! Но только после нашего чудесного выздоровления мы практически перестали стариться. Оно как бы замедлилось, во много раз! В восемьдесят шестом мне исполнилось двадцать пять лет, значит теперь должно быть, по сути, пятьдесят шесть…хм…уже полста семь. Да, в принципе, оно так и есть на самом деле! Но до момента преобразования моего тела в то, что ты видишь сейчас перед собой, на вид ему не давали более тридцати! Хм… Почти то же самое произошло и со всеми остальными. Взрослые мужики, которые в обычной жизни давно должны были стать дедушками, до сих пор ощущают щенячий восторг и готовы бежать без передышки хоть до края света! Правда, как оказалось, покидать территорию Зоны на длительное время нам категорически противопоказано. Потому что мы снова возвращаемся к состоянию лежачих больных, покрытых струпьями… Но это нас не сильно огорчило, потому что все нашли в новом для себя мире нужное место.

Док уволился со срочной службы в положенное время, осел на одном хуторе у края болот, взялся за изучение травных дел и достаточно преуспел на этом. Это же только на словах территория оказалась закрыта от постороннего вмешательства. На самом деле в Зоне осталось или вернулось в нее чуть позже большое количество людей, которым больше некуда было податься. Страдальцы объединялись в группы и поселения, но при тяжелых условиях жизни и нехватке лекарственных средств не имели возможности пользоваться необходимой врачебной помощью. А тут как раз Док со славой едва ли не самого Создателя, творящий чудеса исцеления и возвращения безнадежных больных к жизни. Так появился легендарный Болотник.

А мы втроем были зачислены в отряд специального назначения «Риф», в котором Шелестов получил должность командира роты, а впоследствии стал командиром самого отряда. Хм… А сейчас? Так и служит до сих пор на «благо Родины», смотря за порядком в подконтрольном секторе Зоны, только уже возглавляя другую известную группировку – «Пепел».

Как и мечтал Пра, он стал достоин собственного позывного, оставшись сначала на сверхсрочную службу, а позже получив погоны прапорщика. А в трудные времена развала большой страны на части наружу вылезло много различных махинаций и черных делишек. Не исключением тому стала и Зона. Мы тогда с Пра так и работали в паре. Прикипели как-то друг к другу, сошлись настолько, что постоянно находились рядом. Вот и при получении очередного задания вновь оказались вместе. Ему пришлось играть роль прапорщика-зануды и тюхти, прибывшего в подвергаемую проверке часть на должность начальника складов вооружения и боеприпасов. Ну, а я был направлен туда же чуть ранее, естественно, со своей легендой перевода. И мы с энтузиазмом взялись за дело, выявив практически всех, причастных к хищению и продаже оружейного арсенала. Но даже Шелестов на тот момент не мог предвидеть всех последствий нашего расследования! Оказалось, что ниточки тянутся наверх – в почти недосягаемые высоты. И вдруг на нас с Пра свалили всю вину за прошедшие махинации. Да так резко, что тогда даже уже майор Шелестов не успел ничем помочь. Приехал только в кутузку, где нас держали, и посоветовал бежать. А мы бы и так не выжили там – за пределами Зоны. Спасибо командиру, хоть с этим помог. Ну… подкинул пару вещичек нужных, оставил в известном только нам месте кое-что из снаряжения и оружия, а остальное для натренированных бойцов – уже дело техники. Мастерство, его ведь не пропьешь…

Черный Сталкер замолчал. Никита отвесил челюсть, в уме пережевывая услышанное. Ему не хотелось принимать эти вести, но приходилось. Голова вдруг стала слишком тяжелой, словно чугунной. В висках завибрировало, а гортань пуще прежнего запросила воды.

– Погоди. А как же вам удалось сохранить у себя этот КПК? Ведь вы все едва ли не при смерти были…

– Ну…давай считать это моей личной тайной. Да и не столь важно. Сохранили у себя, да и хорошо. Много полезного почерпнули позже, много интересного узнали. Он до сих пор у Шелестова хранится.

– Так ведь он мог помочь вам сразу доказать свою невиновность!

– Не… Как раз наоборот – только усугубил бы ее. Забыл? Иностранные слова на задней крышке, «шпионская вещичка» и все остальное, о чем говорил командиру Синцов. Да уж, самым загадочным во всем произошедшем явился именно этот КПК из две тысячи шестого года…

– Постой, – Истребитель чрезвычайно заинтересовался услышанным, – так ведь вы из восемьдесят шестого должны были попасть в девяносто шестой год! Насколько я стал разбираться в этих чертовых телепортах. Откуда тогда…

– А вот тут-то и кроется самое интересное! – Черный Сталкер снова хрипло, механически хохотнул. – А в девяносто шестой год он попал из две тысячи шестого! И виной тому одна штука под названием «Армада». Так мы ее называем.

– Кто «мы»?

– Мы – легенды Зоны. Проводники Мироздания.

– Господи-и! Так, ладно… Загрузил ты меня так, что башка вконец лопнет сейчас от всего. Потом разберемся с твоими Армадами и Мирозданиями. Слишком много инфы мне сегодня на очумелую голову! – сказал Никита и замолчал, потирая виски.

– Майор, отпусти меня, – прервал ход хаотичных дум спецназовца пленник, – я могу поклясться, что не причиню вреда ни тебе, ни твоим друзьям. И вообще пересмотрю свое кредо. И цель дальнейшего существования.

– Где сейчас остальные твои товарищи? – вопросом на вопрос ответил майор.

– У меня никого нет.

– Ребята из «АДа». Неужели ты не общаешься с ними? Или с этакими делишками изгоем стал, и они отвергли тебя?!

– Нет, – громко и, как показалось разведчику, строго сказал «черный», – они живы. И живее меня! Это я, урод, призрак, утварь Зоны. А они есть, они живы и здравствуют. И в отличие от меня, продолжают общаться между собой…

– Егерь?

– Нет. Дед бывалый мужик в Зоне, корифей, но не из антидиверсионщиков.

– Он рассказывал о себе, семье, сыне непутевом, сгинувшем в Чащобе.

– Даже так?! Не знал.

– Мы нашли его останки. Плохо кончил. И по заслугам.

– Понятно. Егерь – мужик нормальный. И, как и я, побывал в казематах Ока. Они тоже пошурудили над ним там. Ведаю.

– Да. Говорит, если бы не Болотник, то хрен бы выжил и сейчас зрячим был. Помог ему этот Болотный Док… он же Скребок, он же Жора, он же Гоша… – Никита нахмурился, тряся картой и снова впялившись в нее изучающим взглядом.

– Что?..

– Проехали. Так есть ли возможность их найти?

– Болотник… Виталий. Скребок. Он в Зоне. И по праву занял видное место на пьедестале почета Хозяйки. Давно не пересекались. Он все гоняет «мглу» по Зоне. Да иной путь к Бункеру ищет. А что его искать, если вы уже нашли? Не удивлюсь, если и Эдем ковырнете…

– Бункер? Эдем? – промолвил Никита, заметив, как Черный Сталкер осекся и замолчал на полуслове. – Какой Бункер? Не тот ли, где мы сейчас находимся?

– Этот. Догадки, легенды блуждали по Зоне, что он должен быть под Станцией, но не обязательно и здесь. К тому же сильно опасно и мертво тут. В самом центре радиации и Выбросов. А эта «мгла» совсем сбила парней с толку. И многих погубила.

– Постой. Обожди! «Мгла» – это что?

– Аномалия ходячая. Точнее, двигающаяся.

– Звиздец! Тут и такое бывает?

– Да. И еще не такое.

– Как она выглядит? Какие признаки?

– Облако черного дыма, покрывало. То торчит на месте, то шурует по непредсказуемому маршруту. Но спасения от него нет.

– Так уж вообще и нет?

– Бегством по прямой только. Так разве ж в Зоне побегаешь? Сразу встрянешь где-нибудь. Ну, еще артефакт «сердце» защищает от «мглы». Создает защитную оболочку, но только хозяину, то есть обладателю артефакта. «Мгла» бессильна против «сердца», проходит мимо, но только один раз. После уже не спасет.

– Пипец. Вот жопство! Смотрю, в этой Зоне все дерьмо собралось! Мутанты, аномалки, ловушки, враги. Хрень полная!

– Не говори так про Хозяйку. Не надо. Промолчи лишний раз. О ней не нужно плохо.

– А что, только хорошо? Ласково? – усмехнулся Никита.

– Лучше никак, чем всуе. А нечисти здесь полно. Вот и санитарю, покуда силы и способности имеются. Которые Зона дала мне.

– Так, что еще интересного поведаешь, мэтр Зоны? – майор с любопытством созерцал на топографической карте пятнышко далеко от значка АЭС и в штриховке, которой обычно помечают болота.

Нет, пятнышек и потертостей разного рода на мятом листочке формата А4 хватало изрядно. Только в эту минуту зрачки разведчика расширились, волна холодного пота пробежала по всем членам сгорбленной фигуры, а из груди вырвался недоуменный возглас:

– Это что за лабуда-а?!

Пленник попытался дернуться и повернуть уродливую голову набок. Может быть, встать. Опять мимо. Его желтоватые кристаллы в глазных впадинах снова зардели, озаряя красным цветом половину лица.

– Не нужно трогать чужие вещи!

– Что-о? Это ты мне? Ты забыл правила Зоны? Даже я уже изучил их! – громко заговорил Никита, не отрывая взгляда от карты. – Хабар трупа или пленного – мой хабар! Так? Так. Ты лучше скажи, что за хрень здесь творится. Что это-о?

Майор ткнул пальцем то место на бумажной карте с кучей значков и условных обозначений, где покоилось пятнышко величиной с ноготь мизинца. Все бы ничего, но оно было очень необычным и странным. Даже чудным. Слегка мутный, зеленоватый ореол не был нарисованным или напечатанным на бумаге. И не был приколот или прилеплен к ней. Пятно будто висело, маячило, выпирало из карты. Как объемная капля, как бусинка еще несозревшей ягоды. Виртуальной пуговкой касаясь полотна бумаги, оно выделялось цветом и 3Д-формой на плоскости старой поношенной карты. В то время как все остальные знаки на ней являлись однотипными, обыкновенными.

Палец не ощутил абсолютно ничего. Словно ткнулся в картон. Но глаза-то видели. И мозг тоже. Что за диво?!

– Не обращай внимания на эту кляксу, – вдруг откликнулся пленник, – брак карты и не более того.

– Как брак? Если тут какая-то фигня висит… э-э… налипла. И ведь не убрать ее.

Никита пытался соскребать и смахивать пятно-шарик, но безрезультатно. Тряхнул карту, перевернул, стал сминать и изучать ее с краев, насквозь, вдоль и поперек. Пятно не исчезало. И в свернутом вчетверо виде никак не выпирало и не проявляло себя. А при развороте снова торчало из бумаги объемной голографической капелькой. Вот чудеса!

– И здесь аномалия? Атас. Скоро срать начну артефактами, – сморщился майор, но карту свернул и убрал в карман, – потом разберусь с этим фокусом. Так что там про остальных дружков твоих?

– Э… ну… Шелестов, как я уже говорил, оставался в местном спецназе, был глазами и ушами армии здесь, в Зоне. После предательства руководства и прихода к власти на Большой земле «НовоАльянса» он собрал самых верных и надежных вояк и организовал группировку «Пепел». Тут он, недалеко, на «Маяке» обосновался. Тоже, как я и Болотник, чистит Зону от грязи. Только Виталик… то есть, Болотник, более гуманен и честолюбив, чем мы. Да и добрее. Лечит, выхаживает, изучает, сохраняет.

– А Баранов? Владимир, кажется, – подсказал Никита, – этот Картограф где может быть сейчас?

– Хм-м. Вовка пропал. Недавно исчез. Уверен я, что не из Зоны вообще, но на связь больше не выходил. И слухи ходят, что к этому отношение имеют сталкеры ХиПы.

– Кто-о?

– Да есть у нас парочка закадычных друзей тут… Химик и Пригоршня. Следопыты и бродяги Зоны. Всю уже истоптали, все чего-то ищут, лазят. По мне, вроде и не враги Хозяйке, но боюсь, вынюхать секретов могут не мало.

– Ишь ты-ы… А ты в местные божки записался? Пусть лазят. Исследуют. Тебе-то что? Изобретателей и ученых, путешественников и исследователей мира еще никто не обижал, не трогал. Ну, не считая Джеймса Кука, которого вроде слопали на обед каннибалы, – Никита заулыбался, стал разминать затекшие части тела.

– Никуда я не записывался. Зона сама так порешала. Выбрала.

– Ню-ню. Избранный ты наш!

– Майор…

– …Ну, харэ, Степан. Освободи да освободи. Посмотрим еще. Я пока не разберусь тут со всем и в себе тоже, пока не пойму, что, как и почему, ты уж отдохни. Поспи, поваляйся, подумай о жизни такой несуразной. Гы-ы.

– Никита. Я не сплю уже треть века. Я не могу и не хочу думать ни о чем, тем более о жизни, которой лишила меня моя армия. Те, кто завладел миром там, на Большой земле, кто создал Зону… аварию. Кто дал разрешение на испытания и кто ставил опыты над нами, а потом калечил, уродовал меня и таких как я. Я просто существую. Я перестал…

– …Хватит! Все. Устал я че-то.

– Майор! Я вижу в тебе лидера и посланца…

– …О-о, вот этого не надо, красавчик! Вот это мне не чеши тут. Еще скажи «дай погадать, молодец», как та цыганка. Какой я на хер посланец? Чего?! Я, скорее, попаданец. И не по твоей воле и хотелкам твоей Зоны. А тоже, как и ты… по нелепым и корыстным приказам руководства, их желаниям, едрить их в душу. И не нужно давить дальше на мою честь, долг, совесть. Попрекать или впустую нахваливать. Я сам во всем разберусь и приму истинно верное решение. Не боись, Черный, придумаю что-нибудь! Всем хорошо будет. А то мне на миг показалось, что ты начал очковать, сдрейфил. Так оно, бог Зоны и иконостас всех сталкеров?

– Нету такого. Нет, – проворчал пленник и замолк.

– Ну, нет и нет, – майор поднялся, опираясь на посох, – полежи тут, подумай, еще повспоминай что-нибудь из молодости своей, а я пойду, обход сделаю да питье поищу. И с товарищами связь налажу.

– А-а… так ты «янтарем» воспользовался? – вдруг сказал Черный Сталкер. – То-то я думаю, откуда ты все знаешь про меня. И ранения твои как-то скоро очень заживают. Теперь ясно.

– Есть такое. И «янтарь» помог, и «глаз», который я где-то посеял, блин. К тому же год шастаний в параллельных мирах не прошел даром. За год, красавчик, любая рана заживает.

– Какой год? – взволнованно спросил пленник. От былой харизмы Дарта Вейдера не осталось и следа.

– Да уж год прошел с нашего спарринга, Черный плащ. На дворе две тысячи семнадцатый, – кисло усмехнулся Никита, подойдя ближе к распятому, – и последний вопрос, мой ненаглядный. Что такое Армада? И где она?

Черный Сталкер хотел было показать невозмутимый вид и полное безразличие к вопросу, но даже мимика его стального образа подвела. Плохо справившись с эмоциями и блеском в жутких глазах, он процедил сквозь зубы:

– Первый раз слышу.

– Да ты че-е?! А сам заикался только что… да и в твоих воспоминаниях что-то такое сквозит. «Счастье», Контур, временной коридор, аннигиляция… мля, канализация! Хрень всякая. Ну и двадцать восьмая лаборатория и испытания. Ладно, – майор вздохнул и повернулся, – не хочешь ты дать ключ к своему досрочному освобождению и взаимопониманию, его дадут другие.

– Кто же это? – с негодованием пробурчал пленник, всем видом высказывая изрядное волнение. Даже попытался ехидно усмехнуться. Но злорадная ухмылка застыла и исчезла после слов разведчика:

– Ну-у, например, Болотник. Можно погутарить с Картографом. Корсар уж точно знает, где он. Или Егерь. А могу и с «Пеплом» перетереть. С Шелестовым познакомиться. У меня теперь через «Пепел» подвязки найдутся. Союз. Меча и…и меча. Как тебе это, красавчик?

Черный Сталкер дернулся, но промолчал. Как же плохо ему сейчас было: в объятиях аномалии, с открытым лицом, которое никто никогда не видел и не должен был видеть, с незакрывающимися глазами. Он с потрохами выдал себя этому вояке, который прокачал его, вычислил, да еще и воспользовался «янтарем». Вот невезуха! И Хозяйка молчит, не внемлет его безмолвным мольбам.

– Майор, может, обсудим условия? – бросил пленник вслед удаляющемуся спецназовцу.

– Да уж нет. Теперь полежи, помучайся дальше. А я послежу за ходом твоих мыслей и воспоминаний, – сказал Никита, хлопнув по карману с артефактом и улыбнувшись, – и условий никаких не будет, Терминатор! Либо ты рассказываешь все, и про Армаду тоже, что ускорит твое освобождение, либо ты сгинешь здесь. А при выходе отсюда Бункер будет мною уничтожен вместе со всем, что так дорого твоей Хозяйке. Ясно? Надеюсь, когда вернусь, буду разговаривать уже с сержантом Кицелюком, а не с Чистильщиком Зоны. А пока…досвидос, Робокоп!

С этими словами майор вышел из помещения, и вскоре его шаги уже перестали отдавать гулким эхом. Черный Сталкер чертыхнулся, чего давно уже не делал, и до боли прикусил синие губы. Он был разбит и повержен.

Сообщение Холоду, Корсару и Рогожину без шифровки и кодировки: «Я жив. Со мной Роман и спарринг-партнер. Изделие в норме. Требует доукомплектовки. Объявляю немедленный сбор. Жму руки, парни. Истребитель».

Глава 2

Роман в научной среде коллег-ученых слыл высококвалифицированным специалистом, опытным и исполнительным сотрудником, умным и честным человеком. Никогда не лгал, стараясь лучше уйти от неудобной ситуации или перевести тему, чем соврать и потом самому себе быть противным. За это его уважали и ценили, хотя иногда его щепетильность и правдивость оказывались неуместными.

Но сейчас кандидат физико-математических наук, доцент кафедры «Оптической физики» Разумовский Роман Альбертович, по совместительству сотрудник ВПК «НовоАльянса» и внештатный агент Бундесвера, решил солгать. Обмануть своего нового знакомого, внезапно ставшего ему командиром, этого майора, мгновенно взявшего власть в руки. Хотя, может, оно и к лучшему – кто, как не офицер, лучше любого другого разрулит ситуацию и вытащит их из незавидного положения.

А вот ложь во спасение?! Он втихаря достал КПК, ежесекундно вздрагивая и озираясь, нашел абонента с ником «Герда» и набрал текст: «Я в Бункере. Под Станцией. Со мной офицер и Черный. Изделие XL здесь. Готовность 90 %. Вытащите меня отсю…». Дописать фразу Роман не успел, нервничая от проклятой функции Т9, дернувшись от звука извне. Он тут же нажал кнопку «отправить» и убрал руку с «наладонником» за спину. Прислушался. Где-то за толстенными армированными перекрытиями Бункера раздался гул, затем послышалось дребезжание, и через минуту все затихло. Ну, хоть не майор заскочил!

Роман отбросил мысль о посылке SMS еще двум другим адресатам, боясь получить разрыв сердца, спрятал КПК в карман и, совладав с дрожью в руках, залез на станину установки.

Белокурая женщина с короткой стрижкой и отрастающим сзади хвостиком, собранным заколкой-резинкой, дико дергаясь телом, застонала и впилась пальцами в плечи лежащего под ней мужчины. Бедра ее качнулись еще пару раз и затихли. Партнер тоже томно зарычал в экстазе, резко схватил женщину за шею, притянул и вжал в себя, в свою потную, разгоряченную сексом грудь. Они замерли, тяжело дыша, больше не двигаясь, хотя минуту назад ошалело извивались в необузданной страсти. В этой позе Герда и услышала зуммер «наладонника», вздрогнув и отпрянув от мужчины.

– Конь ретивый! Совсем чокнулся, – сказала она с легкой улыбкой, пальцами сжала губы партнера, – и я с тобой тоже с катушек съехала. Уже давно. Мачо, блин!

– Да ладно-о! Какой в жопу мачо? Обыкновенный простой парниша, – хохотнул Тагил, пытаясь притянуть женщину снова, но та отстранилась. Мягко и ловко.

– Парниша-а! Ишь. Ладно, все, Тагилушка. Обкончались оба, курить охота.

Герда засунула руку между ног, зажала там всю свою драгоценность, подалась вбок и слезла со сталкера. Тагил сграбастал со стула пачку сигарет с зажигалкой, чиркнул, задымил, с неугасающим интересом разглядывая женщину. Она спешно закончила гигиену, натянула комбез защитного цвета, поправила лямки на майке и тоже закурила. Пялились друг на друга минуту, смакуя сигареты и остывая от бурных скачек в койке.

Тагил разглядывал ее острые соски под тонкой майкой, улыбаясь одними глазами, закинув одну руку за голову. Прищурился:

– Трусики-то чего не напялила? Или через часик еще сбацаем рок-н-ролл?

– Хорошего помаленьку. Лежи уже, лови кайф теперь от просмотра меня красивой. Жеребец!

Прошла еще минута.

– Ну чего ты маешься? Тебе же эсэмэска пришла, что тянешь? Тайна? – пробурчал Тагил, криво усмехнулся и затушил окурок.

– Успеется. Странно, кто это там? Регистратор, поди, со своим прогнозом.

– Дык. Мне бы тоже пришло. Иди уже, читай, кобылка.

Герда хмыкнула, отошла к открытому шкафу, вынула из брезентовой куртки КПК, включила. Прочитала сообщение. Сказать, что удивилась – сродни слукавить. Сначала глаза чуть не выпали из орбит при прочтении имени абонента. Роман! Потом дико заныло в груди, спазм сковал горло, а в глазах потемнело. Роман Разумовский. Ее инженер, ученый «НовоАльянса» и НАТО. Живой. Мама родная! И в Бункере под АЭС вместе с искомой установкой телепортации. Уму непостижимо. Офицер? Что за офицер? Упс. Это не тот ли пропавший на крыше НИИ в Туманске майор российского спецназа?! И какой-то «черный» с ними. Тот робот в плаще? Черный Сталкер. Точно. Вот маза фака!

– Что, Снежинка, на завтра дождик обещают в Зоне? – заставил ее вздрогнуть голос сталкера. Благо сзади лежит. Не видать ее ополоумевшего личика.

– Ага. Ссыкун по всей Зоне. Затяжной. С переменной облачностью, – соврала Герда, стирая SMS и пряча КПК, – ну и фиг с ним. Он завсегда здесь моросит. Да, конек мой ненасытный?

Она прильнула к Тагилу всем телом и, нежно поцеловав его в небритую щеку, влажным горячим язычком провела по губам и колючему подбородку с ямочкой. Рука проворно нырнула под одеяло.

– Зачем же целый час ждать, жеребец? Ты спрашивал, почему трусики не надела. Сейчас увидишь.

– Ого. Ну, деваха, ты даешь… стране угля! – прогундосил сталкер, не отрываясь от поцелуев женщины и сжимая ее за стройную рельефную попку. – Ну, держись, моя немецкая шлюшка!

Он взял ее в охапку, закинул на себя, впился в ее острые грудки ртом и зарычал, шаря крепкими загорелыми руками вдоль и поперек. Герда блаженно застонала, открыла глаза, уставившись в угол заскрипевшей койки. На миг могло показаться, что ей абсолютно нет дела до приставаний этого мужика. Что мозг сейчас занят другими планами, новой инфой. Но она вдруг в истоме закатила глаза, пискнула мышкой и ответно вцепилась в сталкера. Койка сумрачного номера «Теплого стана» снова заскрипела жалостно и ритмично, наводя панику на гостиничных мышей и вызывая понимающие улыбки соседей.

Через час в адрес «НовоАльянса» по сети из Бара ушло сообщение: «Мой турист жив. Искомый объект с ним. Красный уровень. И найдите кого-то получше Хокса! Готова к продолжению операции. Жду дальнейших распоряжений. ГШ».

Когда КПК брякнул сигналом входящего сообщения, Холод сидел на ржавом бидоне и с грустной миной на небритом лице глядел в одну точку. Он даже не вздрогнул, не полез за ним в карман, а только тупо и отрешенно смотрел на тактический шлем с покоцанной осколками и пулями темно-зеленой поверхностью, сломанным забралом и пятном сажи на левой боковой части полусферы. Шлем покоился на холмике свежевырытой могилы рядом с другой старой, заросшей чернобыльником и лебедой, продолговатой насыпью. Две могилы рядом, плечом к плечу в них два бойца спецназа. Ден краем глаза заметил движения Фифы, притащившей в ведре кучу оконных стекол и битого шифера. Она взглянула на разведчика, истуканом сидящего возле могил с наполовину опустошенной бутылкой «ОЗОНАвки», вздохнула, огляделась и начала втыкать принесенные осколки по периметру каждого холмика, за одним выдергивая сухие стебли бурьяна.

– Могилку Петро надо бы подшаманить, – холодно сказал Ден, – но лопат нет, блин. Сломались. Поищу пойду?

– Сиди уже. Орк сейчас надыбает. Ушел пошарить по округе.

– А Баллон где?

– Вон в башню полез. Говорит, может, что найдет там. Шест какой или арматурину.

– Зачем?

– Ну как? Мы же порешали, что молниеотвод сварганить надо бы и на памятник чугунный воткнуть. Чтобы вороны не обсирали да аскариды Васю не покоцали. Забыл уже? Деня, хватит водку лакать, а? – Фифа исподлобья взглянула на разведчика.

Тот нахмурился, заерзал, бренча прикладом СВД по бидону, сжал губы и зло пробурчал:

– Сам знаю, сколько и за что пить! Я за боевого друга выпил, за обоих. Нельзя, что ли?

– Все, все. Выпил и выпил. Ребятам оставь. Сейчас придут, – Анжела махнула рукой, поправила бандану на голове и вновь принялась за дело.

Холод прищурился, глядя на кусок фанеры, прибитой к свежему холмику, закрыл глаза и тяжко вздохнул:

– Васек, Васек. Что я командиру скажу, когда встретимся с ним? Что Пыть-Ях погиб глупо и нечаянно? Что не уберег тебя, что вообще похерил всю группу и вконец завалил задание?! Где ты, Никит? Где Тротил, Пыть-Ях, Фотон, Рогожин? Все в земле этой поганой! В Зоне. На чужой стороне, в червивой аномальной грязи. Вот еп-п! Ни Корсара, ни Подпола, ни Полтора. Никого, мля!

– Ден!

– …Да помолчи ты. Где ГОН? Куда делась вся группа? Никитос в кулак всех собрал, четко вел и авторитетил. А я? Я-я-а?! Гандон. Распустил всех и сам соплей стал. Почему-у, Анжел?

– Не убивайся ты так. Да, утрата тогда была для всех огромная. Всем плохо пришлось без Никиты и Тротила. Запил ты. Опустил руки. С кем не бывает? Я же с тобой! И Орк с Баллоном. Все живы вроде. Док на «Теплом стане» обосновался. Ты же знаешь, сам добро дал. Фули этот Бергамот там кому нужен, какой с него врач? А народ принял капитана, сами попросили его. Он же никуда не делся. Да и Подпол тоже живой. Подумаешь, на Большой земле! Ему виднее, где сейчас быть. Он же местный почти. С Киева. Вот и подался в междоусобицу украинскую. Там его место! Только не знаю, за кого он там. У ополченцев или в СБУ снова. Его дела. Может, вернется еще. Обещал же. А Полтора что? Вовка в Питере учится. Тагил же его с А-Сертификатом туда отправил. Ну, что мне тебе говорить – сам все знаешь. Васю жаль. Очень. Столько по Зоне помыкались, сколько соли слопали и всего произошло. А тут эта химера, еп! Орк сказал, она всю жизнь тут недалеко Армейские базы охраняла. Слышишь? Типа стража «Анархии» была. Ни фига се! Хороший цепной пес, блин! Благо, завалили эту уродину. Кто же знал, что она в город подалась из своей конуры в ложбине? Эх-х.

– Покойся, Вася, с миром. И спасибо, прапорщик, за помощь! Если бы не отвлек на себя эту заразу двухголовую, крындец бы и мне, и Анжелке. За тебя, Пыть-Ях!

Холод сгорбился после глотка водки, уже не морщась, занюхал затворной рамой винтовки, встал, как дед-аксакал, кряхтя и скрипя, посмотрел на табличку могилы. «Старший прапорщик 10 ОБрСпН ГРУ ГШ РФ Челимов В.Н. «Пыть-Ях». Май 2017». Бутылку поставил на землю, а сам вынул нож и стал помогать Фифе с могилой Тротила.

Вскоре подтянулись Орк и Баллон, несшие штыковую лопату с обломком черенка и водопроводную трубу длиной три метра. Работа снова закипела как и полчаса назад, когда рыли могилу Пыть-Яху. Ден с Анжелой обкапывали холмик, убирали сорняки, обкладывали надгробие осколками стройматериалов. Орк с Баллоном дружно крепили молниеотвод на памятнике Аллеи Славы в двух метрах от могил своих боевых товарищей. Лица их были хмуры, строги, бледны. Зато движения споры и ловки, будто всегда этим занимались. Задумка оказалась проста в исполнении и оригинальна. Пятиметровую скульптуру из чугуна воинам-освободителям Великой Отечественной снабдили трехметровым металлическим шестом из трубы, верхний конец которой соединили проволокой из мотка, лежащего в основании пьедестала. После всех приготовлений, огородив могилы витками спирали Бруно, снятой со склада овощехранилища, в целях защиты от мутантов, свободный конец проволоки протянули и бросили к краю «энерго», бьющей недалеко от памятника. Аномалия живо среагировала на контакт с металлом, и разряд громко треща, побежал к статуям. А уж от них вся земля в клумбе Аллеи насытилась током.

– Теперь никакие аскариды и прочая хрень не подберутся к нашим пацанам! – твердо заявил Холод, стоя со всеми поодаль на бордюрах Аллеи. – Пусть земля вам будет пухом, парни! Прощайте.

Анжела влажными глазами смотрела на гранит памятника в изголовье могил погибших товарищей и вдруг вслух стала читать строки никому не известной на Большой земле, но популярной в Зоне поэтессы, дочери Кузбасса Лизаветы со странным прозвищем Ли Гадость, никоим образом не соответствующим ее характеру и образу жизни. Шепот Фифы слышали все, потому что такие строки нельзя было просто слушать, их слушали и слышали сердца бойцов.

Орк выпил с Баллоном «ОЗОНАвки», оба бросили последние взгляды на могилы друзей и голубоватое свечение памятника и зашагали за Холодом и Фифой к «Универмагу». В небе ненадолго затеплилось солнце, все эти годы пытающееся пробиться сквозь Купол Зоны. В кустах пискнула крыса, бросившись наутек. А две собаки с облезлыми задами и обгорелой рыжей шерстью неохотно побрели прочь от группы людей в камуфляже. И хотя амуниция и экипировка их уже поистрепались за год, проведенный в Зоне, лица стали хмуры и серы, а усталые шаги медленны, но силы и опасности в них не убавилось. Снаряга все также оставалась крута, руки крепки, а реакция стремительна. И горе тому, кто в этом бы усомнился!

И только полчаса спустя, уже обогнув здание бывшего магазина, впередиидущий Холод, наклонившись перевязать шнуровку берца, ойкнул от упершегося в бок электронного устройства. Он вспомнил, что ему возле могил поступил сигнал, жестом показал друзьям бдить периметр, а сам, присев на колено, вывел сообщение на экран заляпанного грязью КПК. И ахнул.

– Что, Ден? – бросила через плечо Анжела, наблюдая за своим сектором обзора с «валом» в руках.

– Что-о?! Братцы, е-мое! Командир жив! Истреби… Никитос нашелся-я! – чуть не закричал Ден, трясся «наладонником» и поправляя раритетный немецкий МР-40, норовивший соскользнуть с плеча. – Он живо-о-й! А-а-а!

В Зоне не все мутанты и не все поражено радиацией. Это капитан Полозков усвоил давно. Как-никак год чалился в этих «бермудах». К этому выводу он пришел давно, а теперь еще и глядя на пернатых, резвящихся на мусорке прямо под окнами «Теплого стана», можно сказать, воочию убедился. Вот серые вороны – обыкновенные, нормальных размеров, спокойные и совсем не жуткие. Пытаются отобрать какие-то крошки и обглоданные кости из кухни Творога у таких же простых и не мутировавших галок. Хотя нет! Даже не пытаются. А боязливо толкутся рядом, в метре от них.

Ворон восемь, галок две. Почему же серые так боятся этих небольших черных птиц? Ведь их аж восемь!

Вот так и в жизни. Точнее в Зоне. Один на один – смерти подобно. Стремно. Слабо. А как скопом, кодлой – так завсегда пожалуйста! Тактика бандитов, которой не гнушаются уже даже «Анархия» и «Сила». Это пепловец или бастионовец в одиночку может и напасть, и обороняться. Без зазрения совести, испуга и слабины. Хотя какое там без испуга?! Боятся все! Нет на земле человека без страха и осторожности. Это естественный рефлекс, натуральное свойство гомо сапиенс. Уж в этом военврач Полозков разбирался лучше других.

Он с грустью и какой-то душевной тоской смотрел на кучку пернатых с их особой иерархией и принципами существования, а сам, подбоченясь и засыпая, вспомнил события последних месяцев. Как до зимы искали по всей Зоне следы командира, исчезнувшего в схватке с Черным Сталкером. Как боролись за свою жизнь в коротких стычках с мутантами и врагами в аномальных полях. Как сплотились со сталкерами и прочими группировками, снискав славу и уважение в долгих приключениях и ратных подвигах. Но та битва с «Бастионом» и натовцами, храбрый вызов «НовоАльянсу» и Черному Сталкеру явились решающим фактором, определившим местоположение и отношение к ним, спецназу, в общей системе Зоны. Их приняли, зауважали, стали доверять. Причем те, кто больше всего ненавидел военных. Сталкеры.

Пережив зиму в тепле и сытости «Теплого стана», делая редкие, но полезные вылазки по Зоне с целью добычи провизии, хабара, артефактов и в целях оказания помощи дружественным кланам, ГОН незаметно распался и стал «засыхать». Холод, возглавлявший до зимы поисковую команду, посерел, забылся, ушел в себя и алкоголь. С ним еще держался костяк бывшей уже группы особого назначения: Орк, Баллон, Пыть-Ях. Фифа, неравнодушная к Дену, осталась с ним, держалась, берегла, помогая при частых нервных срывах и отвечая взаимностью в редкие моменты страсти. Сам Док по просьбе Кузбасса и завсегдатаев бара остался в «Теплом стане» врачом неотложной медпомощью. Более профессиональной и качественной, чем услуги вечно бухого Бергамота. Тот самоустранился и окончательно спился, уединившись в катакомбах Градирни.

Подполковник Козуб подался было на Большую землю, повелся на зов своих коллег-земляков из СБУ, но не смог выйти за контур Зоны отчуждения. Он иногда писал товарищам по ГОНу, скромно освещая новости за Куполом и события внутри «Правопорядка». Кэп с Аперкортом вернулись в «Пепел», там бывшего наемника приняли дружелюбно и тепло. Хотя вечно строгие и чопорные пепловцы никогда не отличались панибратством и добротой. Видимо, рекомендации Аперкорта и история боевых заслуг Кэпа внесли серьезный вклад в принятие последнего в ряды провоенной группировки.

Зубоскал-Горбоконик стал сталкером-одиночкой, бродя по Зоне и с исступлением уничтожая телепатов всех мастей, мстя за исковерканную душу и съехавшие мозги. Сумасшедшего охотника особенно боялись, при его появлении псевдоволки, псы и карлики, обладающие телекинезом и ментальной силой, разбегались по округе. Но бывшего главаря бандитов все в Зоне понимали и приветствовали его новое дикое хобби. А чтобы прожить и не опухнуть с голоду, он по заказам с Большой земли добывал органы этих уродов, цены на которые всегда были высоки за Куполом. И сплавлял их через Кузбасса.

Меркулов погиб осенью две тысячи шестнадцатого в стычке со сворой псевдоволков, облюбовавших Тоннель – единственный переход через Неман. Холод тогда настоял на зачистке этого сектора, чтобы можно было спокойно и малозатратно шастать из восточной части Зоны в западную. Тоннель зачистили, ликвидировав все уродство, что там было, но вот Полкан оказался слабым звеном, попав под псевдооружие тварей. Похоронили его с почестями, как настоящего офицера армии и хорошего бойца.

Димон присоединился к отряду Корсара и вольных сталкеров, с ними же остались Эскимо и Полтора с Бодайбо. Но позже Тагил, отправив сына на Большую землю учиться, осел на Градирне с Гердой. А Бодайбо снова стал бродягой-одиночкой. Кот прилип к военсталам, подружившись со Стерхом, получил А-Сертификат и стал сновать в Зону и из нее туда-сюда с различными делишками. В общем, нашел себя тоже.

Кузбасс все-таки сварганил кино о Зоне, смонтировал короткометражный фильм из тех материалов, что ему наснимал спецназ. Торговец не только стал популярен под Куполом, но и прославился как режиссер любительского видео на Большой земле. Ему посыпались заказы на съемки реалити и продажу турпутевок.

Вовка, учась в Питере, писал в SMS друзьям, что скучает по Зоне, не может без всего этого. Грозился, что сбежит обратно. Отец строго запретил, хотя в душе и желал этого, тоскуя по сыну и засыхая в одиночестве, которое не могла скрасить даже Герда.

Родео попытался выбраться из Зоны, как и Подпол, но также не смог. Вскоре вся бывшая группа «Шурави» получила объяснение тому, почему они не могут покинуть Зону отчуждения. Пересекать Рубеж Купола могли только те, кто жил здесь или явился естественным путем. Бойцы ГОНа не могли оставить эту огромную аномалию, этакий большущий «пространственный пузырь» в виде полусферы, по причине того, что явились сюда искусственным путем, из прошлого и в параллельном измерении. Искажения времени и расстояния негативно отразились на дальнейшем существовании попаданцев. Обратно, в свой мир, на Большую землю, можно было теперь попасть только таким же образом, как и сюда, в Зону. То есть с помощью секретной установки XL. Хотя какой там секретной, если о ней узнала уже куча народу, включая сталкеров, пепловцев, натовцев и бастионовцев. Последних, конечно, благодаря усилиям и боевому рейду спецназа ГРУ, поубавилось в Зоне, но злобы и коварства у них меньше не стало. Скорее, наоборот.

Полозков неоднократно собирал сведения о действии Купола на них, попаданцев, расспрашивал местных, пробовал выйти сам, досконально изучал примеры других членов ГОНа: Подпола, Родео, Холода. Все они безуспешно пытались покинуть Зону, но каждый раз какая-то чудовищная сила, ментал, гипноз валили их, отбрасывали прочь от границ Купола, заставляли ретироваться. Головная боль и колики проходили, как только они уходили от Рубежа внутрь Зоны, ближе к ее центру. Военврач предлагал даже вколоть и усыпить кого-либо из группы и таким образом перевезти на Большую землю, но все отказывались, не доверяя этой затее и боясь последствий. Да и сам Док мало верил в успешный итог такого варианта.

Холод же попытался покинуть Зону, но большей частью из научного и медицинского интереса, чем «смотать удочки» восвояси. Он не за какие бы коврижки и плюшки не согласился убраться отсюда, покуда не найден будет его командир и друг. Орк с Баллоном придерживались такого же мнения. Не найдя Истребителя, заканчивать поиски и забывать про командира никто и не собирался. Поэтому и не теряли надежды, хотя она таяла и таяла, а следов Никиты так и не было. Искали, анализировали, ругались, спивались. Натоптанные тропы, кипящие мозги, тонны брани, литры алкоголя и горы окурков с горя. Все это за год накопилось в Зоне. Пока на КПК Холода не пришла радостная весть от пропавшего, но живого майора Топоркова. А уж этим известием Ден поделился со всеми остальными, получив десятки позитивных откликов и лайков.

Так же восторженно воспринял новость и Док, прикорнувший у заляпанного зарешеченного окна. В следующий миг «Теплый стан» огласился ликующими криками всех присутствующих.

Корсар получил радостную весть от Холода и одновременно от Истребителя в тот момент, когда он с пятеркой своих ребят оборонялся от «черных» – новой группировки в Зоне, появившейся этой зимой. Говорили, что они – плод «НовоАльянса», чему бывалый сталкер и верил, и нет. Боевой выучкой и подготовкой бойцы в иссиня-черных униформах действительно напоминали прибывших с Большой земли профи спецгруппы всемогущей корпорации. Плюс европейское вооружение, снаряга, повадки, элементы экипировки и связи. Но вот вели они себя очень странно: двигались всегда синхронно, одинаково, будто, копируя друг друга. Лица, полускрытые забралами диковинных шлемов, абсолютно холодные, злые, без эмоций, напоминали бастионовцев или фантомов. А еще бойцы этой группировки были крайне живучи и трудно убиваемы. И хотя трупов «черных» в Зоне так никто и не видел, но те, кто якобы удосужился завалить их, рассказывали о новых спецкостюмах «Ратник-3», анаболиках и стероидах, принимаемых врагами. О невероятной дисциплине, жестокости и стойкости «черных». Именно по слухам складывался образ нового врага, потому что никто не удосужился прибарахлиться их трофеями или притащить Доку труп на вскрытие.

Да и незнакомые доселе в Зоне воины в матовых доспехах и экзоскелетах, в длинных плащах с капюшонами поверх и в полном суперсовременном вооружении не очень-то торопились попасть в разряд пленных или двухсотых. Они стойко бились, сплоченно прикрывая друг друга, ожесточенно наступая и обороняясь. Раненых или убитых тоже оттаскивали, не оставляя никаких следов и элементов снаряжения. Действовали внезапно, скрытно, жестко. В плен никогда не брали, что еще больше пугало всех жителей Зоны. Долгими боями не заморачивались, избегая показушных атак и публичности. Чем-то напоминали японских ниндзя, только тяжеловооруженных. Похожи были на «Бастион», но более строги, злы и беспощадны. Хотя куда там еще больше?!

Группировка «черных» насчитывала двадцать бойцов, действовавших пятерками в отличие от квадов «Пепла». Три воина в «Ратниках», одним из которых являлся командир звена, со стрелковым автоматическим оружием и РПГ, четко рассредоточивались по сектору предстоящего боя. Пятерку обязательно дополняли пулеметчик и снайпер. Экзоскелеты последней (российской!) разработки, имеющие до двадцати допсредств выживания и защиты, позволяли неплохо прыгать, бегать и при необходимости плавать. А также обладали антирадиационными свойствами, противохимическими и антибактериальными вшивками. При этом суперэкипировка не слишком много весила, была удобна и не броска. Ночью эти вездесущие каратели наводили шухер на объект нападения уже своим видом, точнее, невидимостью, внезапностью и наглостью.

Как-то раз они оборзели и напали на «Теплый стан», но спасли тогда всех «свистульки» и сигналки спецназовцев Холода, предусмотрительно расставленные по периметру Градирни. «Эдики» и растяжки своевременно обозначили противника, да и зима с ее покрывалом позволила угадывать в сумерках движущихся врагов. Тотчас в ружье поставили взвод отдыхающих в «Теплом стане», среди которых оказались и Док, и Тагил, и квад «Пепла». К тому же на скрытных доппостах не спали часовые, которые молниеносно среагировали на вторжение. И если до сих пор от набегов зверья защищали ряды колючки, рвы, стены и поля с минами, то ближний рубеж бара дополнительно был обнесен ловушками и сетью опознавалок. Как только сработал «ЭДДиК», три поста дернулись и открыли огонь на поражение, завидев смутные тени и силуэты на белом фоне. Автоматическая пулеметная турель вторила залпам часовых. Короче, подоспевшие «теплостановцы» толком и не постреляли даже – неприятель исчез вместе с неизвестным количеством двухсотых и трехсотых. Вражеский снайпер смог снять только одного охранника Градирни. Утром следопыты сообщили, что в нападении участвовали две пятерки «черных», а, судя по некоторым признакам, из их строя выбыло трое. Это была победа! Для жителей Зоны. А для «черных» – день позора. Ибо таких поражений они не несли еще в Зоне ни от мутантов и аномалий, ни от двуногого противника…

…Корсар перезарядил подствольник своего незабвенного АК-107, подмигнул Эскимо, который испуганно таращился на шефа, и свистнул, повернувшись к висящей на одной петле двери. Ему ответил сталкер Шумахер, из дальнего коридора сельпо матом отозвался Бродяга. Только Димон подозрительно молчал.

Бывший десантник напрягся, улыбка, до сих пор наигранная и картинная, вдруг исчезла.

– Не понял, мля. Эскимо, дуй до Димки, пни его, фули там молчит. Не дай боже пулю словил! Оживлю, всыплю по первое число, е-мое. Живей. И сам не подставляйся.

– Понял, Корсар, – гаркнул парень и рванул из помещения.

– Вот зараза! Пристали, черти, – сплюнул сталкер, пригибаясь от осколков битого стекла, крошева бетона и щепок оконной рамы, – так и гранату схлопотать не долго.

Он выбрал угол для выстрела, нажал спуск ГП-40 и, сморщившись от хлопка и дыма подствольника, переметнулся на пять метров левее, к другому углу комнаты. Где-то строчил пулемет, посылая короткие очереди по зданию, тявкали штурмовые винтовки карателей. Ухнула ручная граната. Из сельпо нечасто отвечали сталкеры. Нечасто – не значит совсем ничего. Один «черный» уже валялся среди гаражей совхоза с развороченной грудиной. Прямое попадание ВОГа – дело нешуточное! А уж Корсар постарался выбить их снайпера наверняка. И выбил. Чтобы охолонились и неповадно было. Да и пацанам развлечение, а то совсем зачахли. Подумаешь, «черные». Эка невидаль! Хотя как раз невидаль та еще. Не зря они в Зону пришли. Топтать Хозяйку своими ботинищами. Ох, не зря!

Писк КПК Корсар отметил сразу, несмотря на треск своего автомата. Снова поменял рубеж. Здесь ведь как – чаще меняй позицию – дольше живи! Да и головоломка для врага. Сталкер взглянул на «наладонник» и от радости щелкнул языком. Заерзал, ладонью от переизбытка эмоций рубанул воздух.

– Жив Никита! Ох, живой, разведка-а! Ну, молорик, ну красава! Ну, гады, держитесь теперь. Ну, ексель-моксель, лес густой, а я парень…не простой, – Корсар дал очередь в окно, отпрянул вниз и влево, – не может быть, Никит. Ох, елы-палы-ы!

«Черные» наседали. Их осталось четверо из пятерки в этом секторе прочесывания, но они свято верили в свою непобедимость и силу. И после гибели снайпера им тем более нельзя было оставлять поле боя и уходить. Только месть. И до конца. Так им втемяшивали в Центре. И такая формула была заложена в дозе лекарства инъекции, сделанной каждому перед входом в Зону. Не отступать и не сдаваться! Уничтожать и не жалеть! Иначе Хард лично расстреляет перед строем, как было уже со спятившим в бою Zетменом. Потерялся, отошел, бросив бой и раненых товарищей, и спустя час получил пулю в лоб на разборе полетов от полковника Харда. И никто не разбирался и не допрашивал, так и не узнали, что сбой произошел у Zетмена в мозжечке, потому что ранее он имел неосторожность задеть аномалию «энерго» и выбить ее электротоками одну важную клемму в тактической хорде, вживленной в затылок. Минус один. За неделю. За зиму уже трое двухсотых. Остальных лечили здесь, внутри Купола. Благо современные лекарства помогали неплохо.

Нужно срочно кончать с этими блохами, пока они кучу своих не созвали и пока Хард не узнал о затянувшемся бое.

Атака.

– Корсар, эй? Шумахер накрылся. Тот залп с РПГ «черных» в пух и прах третий этаж разнес. Вместе с Шумахером.

– Вот писец, – сталкер сплюнул под ноги, жестом показал Эскимо принять вправо и пригнуться ниже, – значит, Шумахера первым свалили? Вот, черт. А Димон что молчит?

– Так это Димон и конопатит там с «калаша». Вместо Шумахера, – пояснил молодой, перебираясь ко входу в смежное помещение, – там мал-мало пожар начинается. Скоро к нам переметнется. Тогда ваще выкурят, как вшей с задницы. Чего делать будем, Корсар?

– Чего, чего? Воевать дальше. Они ща на штурм пойдут, скорее всего. На ближний контакт. Гляди в оба. Правый торец сельпо твой. Я тут их встречу. Слышь, Эскимо?

– Да.

– Как прилипнут к стенам, кинь пару «эфок» вниз и пальни разок. Затем ори: «В атаку-у!». На понт возьмем чертей этих. А я уж познакомлюсь с ними ближе. И не высовывайся зря, слышь?

– Понял, понял я.

– Давай, дуй, орелик! А-а, да… и еще, Эскимо?

– Я.

– Командира разведки спецназа не забыл еще? – Корсар улыбнулся, обнажая ряды желтых зубов.

– Истребителя? Нет, конечно. А что?..

– Живой Никита! Нашелся. В Бункере он, под Станцией. Но это потом. Щас давай с «черными» разберемся… если, конечно, они первыми нас не оприходуют. Дуй давай!

– Йе-е-с! – сталкер сделал одобрительный жест и с улыбкой исчез за стеной.

Трескотня винтовок стала ближе, дым и пыль застилали глаза, постоянно осыпающаяся штукатурка и визг пуль действовали на нервы. Корсар торопливо огляделся, прикинул что-то, скривился в злорадной ухмылке и, бросив короткое «опачки!», выстрелил из-за укрытия наружу. Он специально обозначил себя, но тут же перекатился к соседнему подоконнику и залег за оторванным чугунным радиатором отопления, стоящим перпендикулярно к окну. На его прежнем месте разорвалась граната М203, не причинив вреда сталкеру, только слегка оглушила. Он, продолжая злорадно скалиться и шептать матерные слова, перезарядил АК, прислонил его к стене, вынул нож, пистолет Ярыгина, скинул лямку рюкзака с плеча и подобрал под себя ноги. Его поза говорила о готовящемся отражении нападения извне.

И он не ошибся!

Как действует штурмующий здание боец? Да типично действует и ведет себя отработанно привычно: забрасывает в окно гранату, приседает, зажимает голову, уши, глаза, иногда открывая рот, сжимается в комок, а после взрыва вскакивает и ныряет внутрь, иногда посылая туда еще и очередь из автомата. Так? Так! Подобным образом поступают девяносто девять процентов атакующих.

Корсар знал это и, в общем-то, сам так делал, когда приходилось брать штурмом какой-нибудь дом. Но здесь он оказался по ту сторону баррикады, поэтому предвидел такую комбинацию и от врага. Услышав знакомый «чпок» скобы гранаты, а затем и метнувшийся мимо головы оливковый мячик, он тут же покинул комнату в ловком прыжке наружу. На раздавшийся взрыв, снопы огня и выброшенные взрывной волной кучи хлама и мусора из трех окон первого этажа Корсар почти не обратил внимания, спрыгнув на землю рядом с «черным». Тот только начал выпрямляться из позы «зю», скрипя тяжелой снарягой, как в горло ему ровно между нагрудным щитком экзоскелета и «намордником» шлема вошел нож сталкера. До самой рукоятки.

Тотчас Корсар схватил агонизирующее ослабевающее тело карателя и дернул на себя, прикрываясь от возможного обстрела другого противника. Ладонь нырнула в открытую кобуру, нащупала рифленую рукоять ПЯ и изготовила пистолет к стрельбе. В десяти метрах возникла фигура «черного» с винтовкой навскидку. Две секунды сомнений, стрелять или нет в неприятеля сквозь своего боевого товарища, погубили нападающего. Из-под массивного плеча заколотого ножом штурмовика захлопал пистолет сталкера. Не целясь, в неудобной позе, с наваленным на себя телом мертвеца, Корсар почти от бедра стал расстреливать врага методично, не спеша, нащупывая его слабое место. Пули почти все попадали в цель, ложась рядом друг с другом. Голова, грудь, живот, таз, бедро, голень. То есть, шлем, броник, щиток, щиток. Десяток патронов ушло в расход, а «черный» только отшатнулся пару раз да охнул. Но зато удалось напугать бойца – нервы расстреливаемого не выдержали. И он повернулся боком, чтобы уйти с траектории выстрелов, еще умом не понимая, что пистолет не может причинить вреда экзоскелету. И что в его руках штурмовая винтовка – гроза любого противника. Три последние пули Корсар всадил под мышку «черному», отпустил тело мертвеца и пустой пистолет, сорвал с нагрудного кармана РГД, вскочил и бросил ее в скрюченного от боли карателя. Не дожидаясь последствий действия гранаты, запрыгнул на изувеченный подоконник и нырнул внутрь задымленного помещения, хватая в охапку свой АК-107. Взрыв. Вопль. Стон.

«Ну, а теперь фанфары от всех сталкеров Зоны!». Корсар привстал, держа автомат наготове, быстро прицелился и дал короткую очередь. Никогда в лицо старался не стрелять, но тут особый случай. Израненный осколками гранаты штурмовик упал кулем и уже не двигался.

– Оревуар, бляха муха! – крикнул сталкер и показал пальцем непристойный жест.

С торца здания ухнул взрыв, и затрещали выстрелы. Там еще шла схватка и, по-видимому, парни его отряда нуждались в помощи. Корсар торопливо зарядил подствольник последним ВОГом, проверил магазин автомата, осторожно вылез из окна наружу, поменял обойму оброненного ПЯ, сорвал с трупа гранату и ГП-37, огляделся. Никого. Дым пожарища третьего этажа и сверкание «фонтана» слева во дворе сельпо. «Не разбудить бы аномалию эту, а то засыплет округу углями лавы». Сталкер закинул трофейное оружие за спину и побежал к углу. «Стреляют, значит, еще живы пацаны!». И он оказался прав…

«Всем волонтерам срочный сбор у Ограды. Раритетный тайник. Вызволяем командира. Сваливаем домой. Любая помощь приветствуется. Холод».

«Я Корсар. Выдвигаемся. Ждите».

«Док на связи. Иду. Со мной пятеро».

«Зубоскал принял. Буду».

«Мы поможем. До заката ожидайте. Квад Аперкорта».

«Корсар? Десантура? Разведка? Я тоже подкачу. Тагил».

«И я спешу. Без меня не начинайте. Бодайбо».

«Ждем в гости. Молитесь. Бастион».

Погода выдалась в этот день не ахти. Мартовский дождик, холодный и затяжной, казалось, проникал во все закоулки тела, моросил, мочил снарягу и экипировку. Одна польза была от него – обозначил некоторые аномалии на местности, шипя паром при контакте с ними. Мурашки и постоянная дрожь бодрили, спины потели, в горле сохло. Объяснение было очевидно – впереди высилась Большая Ограда, за ней комплекс Станции. И кругом, видимо, бастионовцы! Близость жесткой радиации и супермутантов тоже не радовала. Совсем.

Ни солнца, ни отблеска Купола, ни привычного карканья воронья. Пелена серых туч, грязные комья снега кое-где да чернь холодной земли. Болотина чавкает под ногами. Тоскливо и мерно гудит котельная на АЭС. Абзац полный! И в таких условиях еще и воевать!

Хрюкнувший в чахлых кустах свинорыл сморщил от удивления и без того плоскую уродливую морду размером с передок разбитого «Запорожца», дернулся и исчез.

Между травяных кочек мелькнула аскарида, удирая прочь, не успевая вонзиться в чрево насыщенной влагой почвы. Поскрипывала изъеденная ржавчиной бочка между двух рытвин, и недалеко булькала лужа оранжевой жидкости неизвестного происхождения. В Зоне всегда что-то новое появляется. Особенно после Выбросов. А он вчера был. Значит, сейчас пока хоть в этом плане спокойно.

Два десятка вооруженных людей сидели на корточках, ощетинившись стволами, ПДА и оптикой. Молча, не издавая никаких звуков, ожидая команды старшего и сообщения дозора.

Это был сводный отряд, наспех собранный для рейда на АЭС, для прорыва обороны периметра Станции, освобождения Истребителя и проводов группы спецназа домой, в свое измерение и время.

На лицах бойцов, грязных, обросших, печальных и сосредоточенных, застыли тоскливые выражения. Было и страшновато, и волнительно, и грустно. В иной мир уходили друзья. Те, кто уже год делил радости и горести, потери и приобретения, пил и ел с местными из одной посуды, прикрывал, выручал и всячески помогал. А теперь готовились навсегда покинуть Зону и товарищей. Было больно и горько.

Корсар вздрогнул и опустил бинокль, повернулся к Холоду:

– Ден, есть знак от Зубоскала. Чисто.

– Понял. Ну что, братва, работаем? Согласно плану. Подъем.

– Работаем, братишка!

Бойцы обменялись жестами, и отряд разбился на две группы по десять человек. Вот одна из них короткими перебежками выдвинулась вперед, пригибаясь, четко следуя за Корсаром и Тагилом с детектором аномалий и летящими болтами. Оставшиеся во главе с Холодом приникли к оптическим прицелам и мушкам стволов. Страховали первую группу.

Через десять минут звено Корсара достигло Ограды и залегшего там Зубоскала. Осмотрелись. Начали форсировать преграду. Вскоре Тагил дал знак, что все спокойно и можно выдвигаться остальным.

Ден оторвался от оптики СВД, глянул на строгое и уже чумазое лицо Фифы, подмигнул и бросил через всем плечо:

– Баллон, держишь жопу. Орк – правый фланг, Док – левый. Остальные в центре. Вперед, парни.

– Есть.

– Поняли.

Вскоре вторая группа достигла Ограды, рассредоточилась вдоль стены, контролируя полукруг местности перед собой. На той стороне уже находились несколько человек отряда, прощупывая путь к Станции среди нагромождений спецтехники и стройматериалов промзоны.

Страшная необычная тишина вокруг и бездействие «Бастиона» ничуть не успокаивали. Скорее, наоборот. Подозрительная пустота и отсутствие обороны Станции пугали и угнетали пуще прежнего.

– Хотя бы стрельнули, мля! Совсем тошно в непонятках этих, – проворчал Бодайбо, тихонько сцеживая слюну сквозь зубы, – знать бы, где говно зарыто. А то запах есть, а…

– …Тихо ты. Накаркаешь щас! – цыкнул на него Бродяга, смахивая с брови накопившуюся влагу и снова берясь за цевье автомата.

– По этому поводу анекдот есть, – прошептал Тагил, – волк вертит Колобка, вынимая член из ширинки, и говорит обеспокоенно: «Ты хоть бы пернул для ориентира!».

Несколько человек заржали, кто нервно, кто от души облегченно, но строгий голос Корсара вмиг обрезал тихий хохот:

– Еп. Заткнулись все! Тишина, на. Ишь развесились тут. Ща будет вам веселуха.

– А мы че, против, что ли? Легко-о.

– Ню-ню.

– Да тихо вы там!

В молчании и неподвижности прошли минуты. Почти все перебрались внутрь периметра АЭС, ловко занимая позиции и принимая удобные положения. Замеры радиации еще с той стороны Ограды показали норму, чему отряд очень удивился. Кое-кто все же натянул респираторы и противогазы. Док один был одет в РЗК. Гарнитуры связи у разведчиков давно сгинули, еще с осени, когда в Зоне прошла большая перезагрузка. Тогда волна от АЭС, обойдя территорию Купола, сбила все настройки радиовещания и компьютеров, погрузив Зону на двое суток в мертвый эфир. После этого Регистратор связь наладил, а вот локалки ИПУ бойцов перестали работать навсегда. С тех пор изъяснялись только языком жестов и знаков. Изредка через КПК.

Дымовая шашка, закинутая Орком за штабеля бетонных плит впереди, почадив пять минут, потухла. Но этого времени хватило, чтобы перелезть Ограду и скрыть себя от возможных снайперов Ока. Вновь распределились по звеньям. Нашли и притаранили лестницу, приставили ее к огромной стене, чтобы сталкерам быстрее и легче можно было выбраться обратно.

– Ну что, Холод, и дальше по плану? – спросил Кэп, потирая нагрудный щиток бронежилета с символикой «Пепла».

– Точно так, капитан. Двинули.

– С богом!

Квад «Пепла», которым руководил Аперкорт, устремился по левому краю, пятерка Корсара по правому. Ядро спецназовцев, которых старались сохранить живыми и здоровыми, следовало по центру, с отставанием метров в тридцать-сорок.

Облачность снизилась до верхней части ВТ-2, даже извечный башенный кран утопал кабиной в пасмурной пелене. Аномалий минимум, артефактов ноль, зверья никакого. Благодать перед смертью. Это озвучил Зубоскал.

– Типун тебе на помело твое! – зло бросил Тагил, страхуя метнувшегося вперед Бодайбо.

– Дык… ясен перец, эти уроды задумали чего-то! Молчат, притихли, ждут, чай, когда ближе подойдем да скучкуемся.

– Тише ты.

– Ждут, говоришь? – Корсар сплюнул, прищурившись. – Может статься и так. Ну-ка…

Он жестом показал своим двигаться дальше в том же темпе, а сам дождался группу Холода и знаками подозвал его. Бойцы продолжали контролировать сектора, тихонько перебирая ногами на корточках.

– Слышь, Ден, тут тема такая, – сталкер уставился на разведчика, не сводящего пристального взора с верхних уровней корпуса, – «Бастион», поди, нас в одной точке ожидает? Засаду устроил явно.

– Почему не раньше? Зачем впустили внутрь периметра Станции? Еще бы на подходе почикали.

– Так, может, им знак нужен? Или вход? Слу-ушай… дык, они поди-ка не нашли лаз и безопасный вход в Бункер, ну и… в полигон этот. А что! Истребитель там, внутри. Головы не кажет. У него и РЗК нет, и оружия. Наверняка. А, Ден? А эти гаврики увидят нас в точке сбора и накроют всю кодлу. Или по пятам двинут, дабы максимально безопасно до Бункера пройти. И до установки. А?

– Верняк, так и есть. На другое что-то не похоже. И радиация по нулям. С чего бы им сваливать отсюда? Дело говоришь, дружище. Респект тебе.

Ден думал минуту, поглядывая то на Корсара, то на окрестности АЭС. Палец в потертой боевой перчатке твердо лежал на скобе спускового крючка СВД, немецкий МР-40 за спиной и там же РД, набитый запчастями изделия ХL из туманского НИИ. Все тот же разведчик-спец. Он осторожно сменил позу, огляделся на Ограду и страхующего тыл Баллона с РПК-203 в крепких руках, потом повернулся к сталкеру:

– Значит, будем упреждать сектантов. Первыми их вычислим и ударим. А твоему звену необходимо рвать когти внутрь, в цех полигона и Бункер. Аномалии, крысы, растяжка там у входа хитрая. Тротил еще ставил. Не забудь.

– Понял. Принято.

– А мы с пепловцами отжарим засаду. Вам же еще обратно чапать потом!

– Лады, Ден. Ну что, работаем, десантура?

– Работаем, Корсар! Вперед.

– Будь.

– И ты.

Разошлись. Снова выдвинулись дальше. Квад уже занял позиции у стены корпуса. Аперкорт, Кэп, Шофер и Лом. Надежные крепкие парни.

Мысли и намерения двух старших передали по цепи. Все и воодушевились, и призадумались одновременно. Было отчего!

Картину идиллии испортил одинокий аасмен, ковыляющий на четвереньках прямо в сторону людей. Дистанция сокращалась, а настроение бойцов резко падало. Выстрелы могли привлечь охрану АЭС, а надежды на то, что он свернет и смотается, не было.

– Вот жопа-а! – заскрипел зубами Орк, сжимая до боли в пальцах цевье автомата.

– Тс-с-с, – поднес палец к губам Баллон и бесшумно перехватил тяжелый пулемет за ствол, – сделаем урода?

– Ауч, – дернулась Фифа, когда Холод ущипнул ее за ляжку, отстраняя за себя, но спохватилась и сморщилась, прячась за его спиной.

Ден, поняв замысел бойца, жестом указал всем принять вправо, влиться в стену сланцевых плит, а сам изготовил к броску нож и освободил рукав для выстрела «кильки».

Аасмен поравнялся с плитой, за которой вприсядку застыл с поднятым пулеметом Баллон и… настороженно остановился. Что-то или кто-то привлек его внимание на метр раньше засады. Урод повернул свою страшную морду с въевшимся в кожу респиратором черти-те каких времен, когти заскребли землю в судорожном рвении. Док в «Панораме» РЗК встретился с ним взглядом. Упс!

– Берегись! – крикнул Холод и вытянул левую руку.

Тотчас щелкнул скрытый зажим пневмомеханического устройства на предплечье, и острое стальное полотно, вылетевшее из рукава, пробило глаз мутанту. Он взвизгнул и отпрянул к плите.

– Баллон, твой! – крикнул Ден, замахиваясь правой рукой с ножом.

Аасмен зарычал так дико и жутко, что Фифа дернулась назад и упала на спину, а Док отшатнулся вбок и грохнулся стеклом шлем-маски в штабель сланцев. Урод, обливаясь черной кровью, изготовился к прыжку, будто, не замечая лезвия «кильки» в черепе. Все в Зоне и среди присутствующих знали, чем заканчивались такие прыжки. Не дать ему прыгнуть! Такая мысль прожгла мозг разведчика. Он метнул тяжелый НРС в тот миг, как аасмен уже выпрыгивал из стойки. Нож смачно утонул широким лезвием в груди мутанта, осадив его пыл и намерения, а сокрушительный удар прикладом пулемета размозжил ему голову. Уродец пал и затих.

– Вот блин-н! Сердце в пятку улетело, елы-палы! – проговорил на выдохе Бродяга, вытирая со лба пот.

– Красавец, Холод!

– Баллончик, молорик.

Ден забрал с трупа мутанта свои железяки, брезгливо вытирая их о штанину, а пулеметчик занялся чисткой приклада. Одобрительный шепот потек по цепи вдоль стены.

Двинулись дальше. Нервы были на пределе, всех обуревала сильная жажда, безызвестность и гнетущая аура Станции, казалось, растворяли мозги и расслабляли конечности.

Прямо по ходу движения в узком пространстве облачко торфяной взвеси известило об аномалии «жгут».

– Пипец, приплыли! – пробубнил Бродяга.

– И обхода нет, етить твою налево, – вторил ему Бодайбо. Сталкер по первому зову друга Тагила пришел к месту сбора и с ходу вник в дело. Теперь немного жалел, что оказался в таком стремном месте, но держался молодцом. Рядом были друзья.

– Чего делать бум? Время идет, стемнеет – все собаки наши будут, ешкин кот! – проворчал Тагил, жуя папиросу. Курить запретили старшие.

– Так. Разряжаем аномалку и шмыгаем вперед, – предложил Корсар, залезая в карман рюкзака, – блин, живее надо! Не ровен час, в ловушке окажемся.

Холод проследил за его взглядом наверх и сам напрягся пуще прежнего: на уровне третьего этажа по всей длине бетонного коридора тянулся парапет, за которым спокойно могло спрятаться до отделения противника. Он сглотнул и нервно заозирался.

– Баллон, ствол наверх по тыльному сектору. Всем остальным – внимание по верхнему парапету. Корсар, займись аномалией, сможешь?

– Сделаем. Щас.

– Аперкорт! Эй! Ты со своими идешь первым. На вас фронт. Оптикой бдеть дальние высотки. Фифа, тебя тоже касается, – продолжил Ден, сжимая свою СВД с прикладом, обмотанным зеленой изолентой, – Родео, ты, мля, как обычно! Куда лезешь? И не бряцай стволом по железу.

– А то не знаю! Нечаянно. Понял, – загундосил тот, пыхтя над узлом шнурка на берце.

– «Жгут» развалю, чешите сразу по пять человек. Он быстро восстанавливается. Потом снова и снова. Не больше семи секунд. Иначе полный крындец! – сообщил Корсар, доставая «слезу». – У меня две. Есть еще «слезки» у кого? Эй, народ?

– У меня одна, – откликнулся Бродяга.

– И у меня, – заявил Эскимо, – для воды приберег обеззараживать.

– Красава, Эскимо! – похвалил сталкера Холод, посмотрел на своих бойцов. – А мои, нахрен, только БК умеют собирать, да о бабах трещать. Орелики.

– Ну чего-о?..

– Да уймись ты, – цыкнул на Орка Ден, – все, готовимся к броску. Квад первым. Потом сталкеры. Затем мы. Корсар, ты с остальными замыкаешь.

– Есть.

– Хватает «слез»?

– Только-только. Готовы?

– Да уж давно, мля! Пошли.

– Начали, парни.

Опытный сталкер собрался, ответил кивком на жест Аперкорта и навесиком бросил артефакт в аномалию, гудящую в трех метрах от него и пепловцев. «Жгут», обычно редкая штука в Зоне, закручивающая жертву в пружину, а затем выворачивающая ее наизнанку, глухо хлопнула и спирально метнулась вверх. Крученая пыль с переливом воздуха в форме огромных песочных часов исчезла на уровне крыши здания.

– Давай.

Весь квад рванул через узкое пространство вперед, мигом миновал рыжее пятно во вмятом цементе тротуара и затих на той стороне, утирая пот и капли дождя.

– Уф-ф. Четко метнулись. Молодцы! А фули уставились-то на нас?! Сектор бдите, парни, – бросил Холод, сморщившись от вновь выросшей аномалии.

«Жгут» появился из ниоткуда на прежнем месте. Сначала как маленький вихревой поток, затем двухметровым смерчем, а через минуту гудел полноценным столбом, дотягиваясь до второго этажа.

– Он че, все время на одном месте? – спросила Фифа, оторвавшись от оптики «вала», направленного вверх, на трубу ТЭЦ.

– Да. На одном. Его только Выброс может убрать насовсем. А так замаешься с ним играться, – сказал Тагил, сплевывая табачную слюну чуть не под ноги Анжеле, – упс, сорри!

– Да привыкла уже, е-мое! – скривилась девушка и снова припала к прицелу оружия.

– Бродяга, давай ты с мужиками, – кивнул Корсар, приготовив очередную «слезу», – жалко артефакты, но только ими можно разряжать аномалки.

– Все?

– Многие. Но не все. Так что собирайте «слезки» всегда, не гнушайтесь их.

– Да нам они нафига там?

– Я своим сказал, – сталкер подмигнул Орку и тут же погрустнел, – блин, свалите от нас, кинете тут, а потом скучать будете, пиво не с кем попить да «слезой» ведро вскипятить. Эх-х.

– Корсар, мы готовы. Кончай мокроту наводить тут, – вздохнул Бродяга, изготовившись к прыжку.

– Пошли.

Пятерка сталкеров перебежала через временно безопасное место, уткнулась спинами в стены корпуса. Замерла.

Вот и спецназовцы проделали то же самое. Дружно, скоро, ловко. Только Родео споткнулся в толпе о ногу Тагила. Громыхая снарягой и цинком с запчастями установки XL, он грязно выругался. Что, в общем-то, сделал и сталкер.

Остались Корсар, Димон, Зубоскал и Ахмад – последний тоже пришел на общий сбор. Он полгода шастал по Зоне, бродяжничал, но потом сколотил отрядик из нескольких кавказцев. Земляков оставил с той стороны Ограды, в лесном колке среди болота ожидать его. Потому как сам он не собирался покидать Зону, а решил остаться в ней и связать свою дальнейшую судьбу с этим местом. А вот товарищам, еще год назад ставшим ему конвоирами, помочь явился. И проводить. Зная, как парни из спецназа остро и болезненно воспринимают кавказцев, Ахмад предусмотрительно приказал своим разбить бивуак и дежурить поодаль, заодно высматривая непрошенных гостей. Он еще не знал, что все его шестеро земляков-горцев уже четверть часа валялись скрюченными в кустах. На их мертвых смуглых бородатых лицах застыли маски ужаса и боли. Потому что они еще не встречались в Зоне с такой силой, внезапно обрушившейся на них из темного леса…

Никогда майор Топорков не был в роли заложника, пленного или заключенного. Никогда и никому еще не приходилось его освобождать и спасать. И уж точно он ни за что бы не позволил пойти на жертвы ради его выручки! Поэтому и сейчас, готовясь к встрече с друзьями и боевыми товарищами, идущими сквозь тернии Зоны и дерьмо Станции к нему на помощь, он погрузился в переживания за их жизни. Не хватало, чтобы кто-то из парней погиб, вызволяя командира из этой жопы! А посему…

Никита закусил губу, лихорадочно соображая, что можно предпринять для максимального облегчения рейда ребят и их успешного прибытия в подземелья Станции. Он не собирался вот так, девочкой-припевочкой, ожидать своих пацанов, сложа ручки на коленках. Нужно было что-то придумать, предпринять. Может быть, встретить? Упс. Встретить! Ну да, пойти им навстречу, помочь быстрее пробраться в Бункер. Та-ак.

Майор огляделся. Роман, постанывающий в углу помещения от жажды, не отнимал мокрой тряпочки от губ. Он сполз вдоль стены на пол, обнял коленки и жалобно скулил, изнемогая от сухости в горле и головной боли. Говорят, когда человек долго находится без воды, сначала одолевает мигрень. Ученый давно подготовил установку XL к эксплуатации, ожидая прихода отряда военных с недостающими запчастями, чтобы закончить сборку изделия и запустить его. Но сначала вдоволь напиться. Иначе он просто умрет!

Никита и сам мучился, тыча высохшими белесыми губами во влажную грязную ткань куртки на плече. Все, что он смог найти два часа назад – это выцедить стакан непригодной к питью зараженной мутной воды из облезлого крана и смочить ею два рулончика бинта и пополоскать обоим рты. Свой мокрый бинт разведчик засунул в наплечный карман и периодически прикладывался к нему губами, продляя удовольствие и притупляя жажду. Неслыханный кайф! Роману он посоветовал обернуть водонасыщенный бинт обрывком полиэтиленового пакета, дабы дольше сохранить влагу. Тот жадно пялился на мокрый рукав майора, а сам обсасывал моток бинта и блаженно закатывал глаза. Вскоре его потуги превратились в скулеж, а головные боли усилились. Потихоньку начинались галлюцинации.

– Э-э? Держись там, наука! Немного уже. Они близко.

– Что пишут… пишут что… ваши солдаты? Что… – бормотал Роман, трясясь и качая головой.

– Не болтай зря. Береги силы и… слюни. Пишут. На подходе. Держись, Романыч, – прошептал Никита, снова приник ртом к высыхающему карману и, ковыляя, подошел к лабораторному столу.

Оперся руками, закрыл глаза и опустил голову. «Вроде так поменьше болит. Журчит родник. Нет. Из крана побежала вода, звонко бренча по дну раковины. Ничего себе! Воду дали?! Упс. Где вода? Где-е она-а? Видения. Галюники, мля».

Майор тряхнул головой, из груди вырвался стон от резкой боли в висках. Кажись, давление скачет! Он похлопал себя по щекам, превозмогая приступы гипертонии. Фигово. Не помогло. Снова впился губами в ткань рукава. Лихорадочно выудил бинт, засунул в рот. Сухой. И… еп, аж чуть не стошнило. Куда хоть весь запихал?! Звиздец. Еще не хватало сдохнуть тут не от пули, а от жажды. Офицер, епрст! Та-ак.

Никита сконцентрировал внимание на столешнице. На ранее разложенном скудном вооружении. Все, что было в наличии. ГП-37. Убойная натовская автоматическая винтовка. Три магазина. Пистолет «марта». Три обоймы. Одна граната. Нож. Финка. Зажигалка.

Хм. Не густо для обороны или атаки. Но и не ноль на палочке. При умелом и аккуратном использовании можно постоять за себя супротив неприятеля. А уж Никита слыл знатоком своего дела!

Ну, и волшебный посох. Да и смастерить кучу различного оружия можно. Только вот раньше от обезвоживания подохнешь.

Майор отогнал мысль о воде, посмотрел на аквариум комнаты лаборантов. Вздернул брови. Глянул на сгусток плоти в виде ученого-натовца, криво усмехнулся. Ну, насчет работы на вояк Запада мы еще погутарим с тобой, Роман! И по поводу слива им научной инфы из российских закромов. А сейчас надо достойно побороться за свои жизни и встретить группу спасения, пробивающуюся сквозь тернии АЭС.

– Романыч? Там, кажется, кислоты и щелочи были какие-то? Не смотрел?

– Есть что-то… я, правда, не химик… но видел, – проблеял ученый, поворачивая к старшему унылое лицо, – а что, командир?

– Работенка для тебя появилась. Дабы отвлечь от сумасшествия и помочь фронту. Поднимай задницу, найди более-менее живую кислоту, поядренее. Или соедини несколько. Типа «царской водки».

– Там всего их три… вроде бы.

– Мне по барабану! Короче, десять минут тебе. Чем жгучее, тем лучше. А я пока что поищу орудие. Это можно отрезать? – разведчик показал на шланг, брошенный от установки к распредщитку в настенном блоке.

– Нет. Что вы? Это пневмо…

– … Ясно. Лады, поищу вон там. Давай уже, шевели булками, наука!

– Так точно, – промямлил Роман, кряхтя и кашляя. С трудом встал и затопал к аквариуму.

Через двадцать минут майор держал в руках огрызок стеклянной трубки с поршнем-толкателем из граненого стакана и ножки тумбы. Носик трубы закрывала гайка с пустой гильзой от ПЯ и шарикоподшипником на конце, вдавленным в нее. Самоделка. Гигантский шприц, а внутри полтора литра гремучей ядовитой жидкости трех смешанных кислот.

– Отлично! Теперича повоюем, наука, – довольно осклабился Никита, но зашипел от боли в уголках рта. Промокнул выступившую лимфу с кровью.

– А можно, я не пойду… туда… с вами? – сделал кислую физиономию ученый, потупив взор. Ему действительно хотелось быть нужным и полезным, но он ужасно боялся сделать даже шаг к воротам.

– Дык, ты и так тут за старшего остаешься. Установку беречь как зеницу ока. Понял? Вот так. Ока! Всевидящего, блин, местного глаза. Я вам устрою власть над Зоной, гребаный колхоз!

Майор дал несколько ЦУ Роману насчет пребывания в Бункере и сигнальных знаков для открывания шлюза, попытался успокоить ученого и заверить его в успешном исходе дела. Еще раз глянул на его подкашиваемые коленки, дрожь в руках, осмотрелся и двинул к воротам. Ребятам нужна помощь, а не ему! Так он думал и в этом был уверен. И он не ошибался!..

Странная одинокая фигура человека стояла за крайним кустом шиповника и смотрела вдаль, на серую полоску Ограды вокруг АЭС, на трубы, краны и крыши корпусов Станции. Не в бинокль и не в оптику оружия. Так, пристальным внимательным суровым взглядом карих глаз на пепельном ровном лице. В некотором роде оно очень походило на физиономию Черного Сталкера, только было не желтым с алым блеском зрачков, а словно присыпанное мелом или золой с черными точками в крупных белках. Ни морщин, ни родинок, ни прыщика. Никаких изъянов. Как гипсовая маска с покойника.

А еще неискушенного случайного зрителя (хотя бы в виде той крысы, охотившейся за болотной аскаридой, а сейчас в позе истукана застывшей в нескольких метрах от человека) могла привлечь экипировка этого вояки. Она была и ее не было! То есть она, конечно же, имелась у необычно одетого бойца. Только казалась прозрачной… нет, скорее, аутентичной, похожей на тот же куст, деревья позади него, пожухлую траву под высокими крепкими берцами. Она имела цвет хаки. Нет. Она вообще не имела цвета! Но отлично сливалась с гаммой окружающего мира. Легкая волна перелива пробежала по фигуре человека, и стало окончательно ясно, что на нем «стелсбон», новейшая модель защитной экипировки со свойствами мимикрии и телесегментации. Лучший «цвет» в мире! Стопроцентная смарт-маскировка, самая надежная, какую может придумать человечество. А когда она поверх экзоскелета «Ратник-3», то цены нет такой штуковине и такому бойцу. Да и не совсем это был боец!

– Командир Хард. Группа готова к форсированию преграды. Все боевые единицы расставлены по местам. Готовность «А».

– Выполнять, Альфмен. И помните, вы на Объекте «Чарли». Соблюдать полную осторожность и внимание! Все, – твердо и сухо ответил старший, почти не разлепляя тонких, белесых, крепко сжатых губ на пепельном лице.

– Так точно, командир Хард.

Соседний куст ожил, приняв облик человека в доспехах. Боец в быстром темпе устремился в сторону Ограды. Там, на фоне серого бетона массивной стены, виднелись темные фигуры бойцов. Количеством до полувзвода. Три пятерки «черных».

Их офицер постоял еще минуту, не обращая внимания на назойливые колкости дикого куста-мутанта. Шиповник бесполезно пытался тыкать подвижными засохшими иголками длиной в палец в защиту человека, которую не брала ни одна пуля. Хард искоса взглянул на крысу, истуканом застывшую в болотине, резко шикнул, отчего зверек мигом исчез в траве, и пошел вперед. Туда, где замерли его солдаты и где угрюмо возвышалась Станция. С крадущимися по ней врагами-сталкерами.

Глава 3

Сколько отведено прожить среднестатистическому человеку? Каков его потенциал? Зачем ему в жизни нужны критические ситуации, испытывающие его на прочность и вшивость? А если он не простой смертный, а тренированный, опытный, тертый калач? Об этом размышлял Никита, покинув дезинфекционный накопитель Бункера и закрыв за собой ворота. Радиация, жара плюс сорок градусов, сплошная темень, заторы, аномальные ловушки и мутанты – все вмиг стало явным и первостепенным. И выжить в этой каше становилось, по крайней мере, сказочно и нереально. Что и сколько способен выдержать упрямый, сильный, одержимый майор спецназа с лечебным «янтарем» в кармане, еще можно предположить. А вот как скоро предательской слабостью скажутся раны, жажда и все усиливающееся чувство самосохранения, он боялся даже представить, стараясь гнать прочь эти мысли и ощущения. Но они как раз не торопились уходить.

Закрепленный на голове банданой и почти не липким куском старого скотча светодиодный фонарик своими миганиями намекал на скорую смерть, намекая на нее и хозяину. В сплошной тьме и жаре с ужасной дорогой до тоннеля жизненный тонус падал до нуля. И хотя в запасе имелись заготовленный факел и зажигалка, покоившиеся в заплечном рюкзаке, но доверия и воодушевления они не внушали. Да и руки были заняты оружием.

Тем не менее, майор, тяжко и хрипло вздохнув, снял с предохранителя винтовку, висящую на правом плече, тряхнул кислотомет в левой руке и, щупая пространство посохом, сделал первый шаг. «Где-то здесь должна быть растяжка Тротила. Очень хитрая и почти невидимая. Петро любил варганить диковинные ловушки и подлянки», – подумал Никита, внимательно вглядываясь под ноги и в стороны.

Шаг. Еще один. Даже не шаг, а такой мини-шажок. Упс.

Разведчик быстро осмотрелся, насколько позволял мигающий фонарик с убитой батарейкой, затем присел и рассмотрел бетонное крошево под собой. Серые камушки, изогнутые штыри арматуры, обломки плит, куски толя. И среди них спираль проволоки. Точнее, ее кусок, лежащий сбоку. Почему не натянута? Концы свободны. В этом хитрость бывалого минера? Навряд ли. Помнится, Тротил ее натягивал струной, пытаясь закрепить за обрезок прута. Странно. Словно ее уже сдернули. Или сняли.

Ощутив укол этой мысли и одновременно услыхав посторонний звук, Никита вскинул оружие. Что-то вроде шепота. Да ну, на фиг! Кому тут шептаться? Разве что аасменам.

Он потрогал концы проволоки, минуту изучал почву. Убедившись в том, что растяжка сработавшая, и кто-то явно подорвался на ней, причем, в метре дальше, а не прямо тут, майор передвинулся вперед. Оторванная конечность с кривыми коричневыми когтями и кусок плоти с тряпьем пояснили принадлежность трупа к прыгунам. Аасмен. Точняк. Уф, хоть не командир!

Ник огляделся и направился дальше. Нужно было торопиться, а не изучать местный ландшафт и почву. Голова снова затрещала, обострение мигрени грозило взорвать мозг изнутри. Хотя какая на фиг мигрень?! Ее и в природе-то не существует. Бабские выдумки.

Разведчик пробрался через неровности цеха еще на десяток метров, когда снова услышал говор. Прямо впереди себя из темноты. Луч некстати исчез, заставляя невольно сжимать палец на спусковой скобе. А вот шарканье ног и недовольный возглас окончательно подтвердили предположения спецназовца. Он присел на колено, уже не обращая внимания на тупую боль в ноге и сухой спазм в горящем горле, поднял ствол винтовки и подергал головой, активируя сдохший фонарик. Давление в висках увеличилось, света так и не было, а шорох и гортанное мычание приближались. Как ослабели колени, никто кроме Никиты не мог представить. Ругнувшись матом, он грубо брякнул по трубке фонарика, отчего тот наконец-то включился. Сноп голубоватого света озарил фигуру человека буквально в трех метрах. Похоже, зомби. И очень напоминающий…

– О – о, нет! Командир! – вскрикнул Никита, вздрогнув и поднимаясь с колена.

В ответ ходячий развел руки в стороны и протяжно заныл высоким голосом. Судя по одежде, телосложению и некоторым характерным признакам, это был действительно Рогожин. Только лицо сильно изменилось, покрывшись коростами, пеплом и глубокими морщинами. Радиация и что-то еще нехорошее сделали свое. Безжалостно и жестоко они обошлись с офицером ГРУ.

– Как же та-а-к, коман… Почему-у та-ак? – застонал в унисон живому трупу Никита.

Он на миг закрыл глаза, с трудом справляясь с болью, ядром прошмыгнувшей из мозга в сердце и обратно. Тело стало ватным и непослушным. Оружие тонной тянуло вниз. По телу разлилась апатия, норовя овладеть всеми органами. Но только на мгновение.

Ник приоткрыл веки, и липкая истома тут же растворилась, зато в метре от себя Истребитель увидел зомби. Молниеносным движением майор схватил посох, зажал его в кулаке и под мышкой, уперся концом в напирающее тело бывшего полковника. Шаг назад, в сторону, усилие. Черный артефакт сдвинул зомби с пути, повалил на большой кусок плиты, придавил к ней. Податливое, слабое, сухое тело почти не сопротивлялось. Может быть, в глубине его сознания искрились разум и понимание происходящего, муки и отчаяние, внутренняя борьба. Он ерзал в полусидячем положении, корябал плиту и лохмотья одежды сломанными ногтями обгоревших пальцев, хватался за посох, но, ошпарившись, отдергивал руки. Он стал настоящим зоми, нелепо отдав свою жизнь Зоне, как ни больно было это понимать Никите.

– Прости, полковник! – печально сказал майор. – Ты был отличным офицером и… лучшим командиром. И останешься им навсегда! А посему… Ты заслуживаешь другой смерти.

Никита убрал посох, сдерживающий зомби, и заменил его на пистолет. Удивительно, но бывший офицер не кинулся на человека, даже не заартачился. Он медленно и тяжело поднялся, попытался выпрямиться, его беспрестанный стон исчез. Полковник будто приготовился к достойной смерти, к обряду, невзирая на боль и ментальные позывы Зоны, на тягу к плоти, крови и энергии. Он с трудом сдерживал себя, ожидая единственно правильного решения и выхода из мертвого круга. И дождался.

– Прости!

Никита знал, что звук выстрела привлечет всех тварей полигона, знал, но выстрелил. Он не мог зарезать бывшего командира, как собаку. Не мог придушить или сломать ему шею. Это было бы, наверное, стыдно, позорно, низко для офицера высокого ранга. Поэтому пусть умрет как офицер. Как в бою.

Когда пуля «марты» пробила лоб зомби, Никита не отвернулся, не закрыл глаза, поэтому боль в душе стала сильнее в десятки раз. Он застрелил своего командира!

– А-а-а-а…Команди-и-и-р!

Лжерогожин упал и замер, раскинув руки в истлевшей «горке». Стеклянные глаза пусто смотрели вверх, играя бликами света фонарика. Майор нагнулся, дрожащей рукой прикрыл покойнику веки, скрестил ему руки на груди, отметив, какие они тонкие и сухие. Прошептал умершему напутствие в иной мир и шагнул в сторону. Чтобы идти дальше. Но в этот момент фонарик окончательно погас.

– Кто таков будешь?

– Я-а?

– Ну, не я же! – осклабился Холод, потирая щетину на подбородке и разглядывая молодого сталкера напротив.

Отряд расселся цепочкой вдоль стен корпусов ТЭЦ и охладителя Станции. Зыркали друг на друга, перешептывались, в десятый раз проверяли оружие и поправляли снарягу. Больше заняться пока было нечем, так как головной дозор пепловцев прощупывал путь до Укрытия, а узкий проход здесь, между ТЭЦ и хладоцехом, не позволял любоваться «прелестями» АЭС. Посему уделили внимание товарищам.

– Блоком кличут, – отозвался смущенно парень лет девятнадцати, алея щеками с юношеской порослью. Он застенчиво отводил взгляд, когда кто-то из спецназовцев разглядывал его, ежеминутно поправлял танковый шлем на голове, перебирал в пальцах ремень «калаша». По всему было видно, что парень волнуется, смущается и не находит себе места среди опытных волкодавов.

– Как? Ты че, серьезно? Не смеши мои яички, студент! – во все свое смуглое лицо улыбнулся Ден, поймал веселый взгляд Орка и снова уставился на молодого. – Такие кликухи дают в «Пепле» или «Бастионе». А ты с виду школьник десятого «А». Сам что ли придумал, дабы свое эго усилить?

– А… нет… Это в честь Александра Блока. Поэта прошлого века, – замялся сталкер, сжав губы.

– Опачки, шлепнул я по попочке! Не, в натуре, боец? – Ден аж застыл в недоумении, снова переглянулся с товарищами.

– Честное слово.

– Гы-ы-ы, – заржал Орк, хрустя в кулаке сухарем и закидывая крошки в рот, – ынтыллигент, в натуре. Хорош отряд!

– Пипец. Бродяга, вы где такого подобрали? С уроков отпросили, что ли?

– Холод, кончай потешаться! Блок – парень свой, нормальный.

– …Да вижу, что не сектант, едрить его в почку.

– Гы-ы-ы!

– Пару ходок имеет, крепкий, надежный, – продолжил Бродяга, попыхивая папироской и переминаясь на корточках, – и умный до чертиков. Стихи сочиняет про нашу Зону.

– Да ладно-о? Ну-ка, сбацай че-нить, поэт Блок Александр, – сказал Холод, делая подобострастное лицо, но его ехидность через секунду растаяла.

– Я Семен. И, к сожалению, не Блок, а… Гражданцев.

В кулаки и воротники прыснули от смеха уже все, кто слышал диалог разведчика и сталкера. Звук в зажатом высокими стенами коридоре разлетался далеко. Но следующая фраза парня вмиг смахнула улыбку с лица Дена:

– Все далекие от ума и литературы мужланы ведут себя так и в девяти из десяти случаев задают подобный вопрос и высказывают такую просьбу.

Теперь заржали все кроме Холода. Он нахмурил лоб под краем шлема и нехорошо выпятил нижнюю губу:

– Это залет, студент! Ты щас понял ваще, что брякнул?

– Я всегда думаю, что сказать и…

– …Ты щас домой, к мамке под титьку пойдешь, орелик! – грозно промолвил Холод, делая набыченный вид. – Ты не офигел ли тут, рифмоплет хренов?

Сталкер скукожился и притих, опустив глаза. Его товарищи закашляли, Бродяга тяжело выдохнул и снова надул щеки. Орк попытался было хохотнуть еще, но недобрый взгляд старшего пресек его позыв, отчего боец застыл с глупым выражением лица. И только Фифа, видимо, занимающая особый статус в группе и в отношениях с командиром, позволила заикнуться и тем самым разрядить обстановку:

– Ден, тс-с-с, дыши ровно. Успокойся. Чего так нервничать? Ты же не среди пьяных дебоширов Бара. Глянь, на тебя люди пялятся. Твои друзья и товарищи…

– …Слушай, Анжел, кончай…

– …Это ты сюда послушай, капитан! Уймись уже. Че ты пристал к этому мальчику? Что он тебе сделал? Не так посмотрел? Не побрился? Пукнул? – перебила строго девушка.

– Анжел?

– Что за фигня? У всех нервы на пределе. Думаешь, я не боюсь? Все тут на стреме, на изжоге. Фули дергать друг друга в таком ситуэйшене? Тебе ли не знать, спецназу, что дедовщина и дергания в своем коллективе ни к чему хорошему не приведут! Что это зло, да еще в боевой обстановке.

– Да какая в жопу дедовщина?! Я так, приколоться хотел. Какой из него боец? Студент с молоком на губах. Ботаник, мля.

– Денис! – Фифа бросила в Холода камушек. – Харэ. Он, может быть, твою жопу через пять минут прикроет, а ты мозги тут стебаешь. Тебя какая муха укусила?

– Вжик, епрст. Никакая. Скорее я его зад прикрою, чем он мне. Все, проехали, – Ден надулся и, обиженный на весь мир, понуро свесил голову, бубня: – Ишь, даже краля моя ополчилась. Звиздец. Слово не скажи.

– Холод, этот «студент» зимой спас группу «Анархии» на Маяке, вовремя заметив семью снобов, а недавно всю ночь тащил на себе раненного Бульбу, когда того накрыло на Рубеже лавиной артобстрела. Зря ты так, не узнав человека! – откликнулся Бродяга, почти не смотря в сторону разведчика. – Фифа правильно сказала, нехер лаяться и ковырять своих. Блок, не держи зла на разведку, они чересчур горячие парни!

– Иди ты… умник, – буркнул Ден, но уже как-то по-другому взглянул на молодого сталкера, – давай уже, валяй свои стихи, Александр Блок.

– Семен.

– Что?

– Семен я. А прочитать? Я прочту кое-что…

– …Читать я и сам умею, ты расскажи лучше на память.

– Ден! – замечание Анжелы.

– Стихи читают вслух, а не рассказывают, – поправил парень, усаживаясь удобнее и снова краснея.

– Во-от еп-п!

– Холод, кончай базар. Сема… гм… Блок, давай уже, пой там, а то вот-вот двинем, – отозвался Док, отогнувшись от скрюченной балки между стенами.

– Хорошо, – сталкер с необычным прозвищем мгновенно изменился в лице, перестал кусать губы и теребить короткую бородку и, собравшись с духом, выразительно и громко стал читать:

Пауза после монолога парня висела минуту. Лица у всех стали угрюмые и задумчивые. Каждому из них это стихотворение явило какие-либо образы и воспоминания. Только Фифа хлопала ресницами и пыталась понять смысл и горечь этих строк по-своему, по-девчачьи. Эскимо смахнул слезу украдкой, Док стал усиленно тереть виски. Орк громко и тяжко вздохнул:

– Серега… Серега? Это не тот Бульба, которого ты тащил, паря, через Зону?

Сталкер-поэт не успел ответить. Далеко впереди раздался свист. Пепловцы дали знак выдвигаться.

– Подъем, братва, – сказал Холод, затем по-дружески подмигнул вставшему Семену и похлопал его по плечу, – респект тебе, Сема! Молодец, в самое сердце загнал свои строчки. Уважуха и… Извини, брат!

– Принято. Проехали, – ответил на манер разведчика парень и улыбнулся.

– Двинули, братцы-кролики! – крикнул Ден и шагнул вслед за Фифой.

«Почему-у? Почему так? Не так, не здесь он должен был уйти из жизни».

Никита пробирался среди завалов огромного цеха, через строительный хлам и мусор, иногда спотыкаясь и матерясь, морщась от боли и жадно сцеживая слюну. Которой уже и не выделялось. Даже «янтарь» не мог заглушить муки жажды и душевную боль потери командира.

«Не дошел. Не выбрался. Сгорел. А-а-а! Ну, за что-о? Почему ты губишь моих товарищей? За что ты забираешь их?».

Майор остановился отдышаться и навести хоть какой-то порядок в голове. Колокольный звон в ушах и затылке не утихал. Вдобавок начала наливаться свинцом лобная часть.

– Зона-а-а! Твою… Бога душу мать! Ты слышишь меня?

Это он закричал? Он. Но губы… спекшиеся губы не шевелились. И, кажется, начались видения. Никита стоял, шатаясь, как камыш на ветру, и тупо смотрел на небольшой вихрь в двух метрах от себя. В том, что это «смерч», он не был уверен, потому что воронкообразный столбик кривлялся и… смеялся. Именно смеялся, переливаясь всеми спектрами, известными оптической физике. Иногда в переливах внешней оболочки аномалии появлялись картинки и портреты знакомых людей. То мелькнул генерал, отправивший группу спецназа в секретный рейд, то Черный Сталкер, протягивающий черную руку ему, Никите. Вот выплыло лицо Холода, подмигивающего и улыбающегося как всегда после очередной шутки. Его сменил отец, разводящий руки в недоумении. Появилась фигурка сына, шептавшего отцу что-то детское, ласковое, теплое. Никита даже сделал шаг навстречу:

– Данила?! Сынок?

– Пап… пап… папуль… я тебя ищу… ты где, пап? Ты…

Милый, дорогой сердцу голосок. Его, Топоркова-младшего, глазенки, черты лица, цвет волос.

– Данюш!

Образ ребенка вдруг стал исчезать в кружении «смерча», вместо него всплыл юноша в кожаной куртке, штанах защитного цвета, боевой перчатке на левой руке. Он жестом показывал, что идти нельзя, нужно стоять и не делать шаг. И мимика добрая и приветливая. А еще очень знакомая. Странно. Кто этот парень? Откуда? Почему так знакомо его лицо и глаза? Почему он запрещал идти?

– Ты кто-о? – послал мысленный импульс воспаленный мозг Никиты.

– Я сын твой, батя. Я-а твой сы-ын! – прошептали губы знакомого незнакомца. – Ты где, отец? Я ищу тебя-я…

Аномалия завертелась быстрее прежнего, даже загудела от увеличившихся оборотов спиралевидного потока. Видения стали мельтешить, исчезать, не успев появиться, стонать и расплываться в жуткие картины. От скорости вращения в цветном столбе образовалась одна– единственная картинка. Красивая, но холодная. Лес на краю огромного болота. Туман клубится по углам кадра, кое-где пузырится ряска, ни ветерка, ни солнечного света. И на переднем плане округлая голограмма в мягком зеленоватом свечении над открытым окошком чистой воды среди мутной трясины. К которому откуда-то из-за края пейзажа тянется хиленькая гнилая гать. Никита прищурился, пытаясь сфокусировать зрение. Не гать, а деревянный помост: кривоватый, старый, хлипкий. Картинка провисела еще секунды две и исчезла. Больше видений не было, а «смерч» продолжал гудеть и вращаться, извиваясь, словно, танцовщица сальсы.

Майор долго стоял как вкопанный в растерянности; вышел из забытья, вздрогнув от близкого писка крысака. Мутант величиной с добрую кошку взобрался на обломок бетонной плиты и принял агрессивную позу. Еще мгновение, и он бы прыгнул на человека. Черно-серый, с рыжими подпалинами и слипшимися грязными клочками шерсти зверек с полной пастью кривых клыков и острой мордой оскалился и напружинился.

Никита дернул плечом, перехватывая самоделку и отпуская посох из рук. Секунда, и ствол колбы-поршня уставился на крысака. Впрочем, мутанта это не испугало. Здесь, в недрах АЭС, местные мутанты не знали огнестрельного оружия и его опасности, зато пахло свежим мясом и кровью. И зверь прыгнул.

Обильная струя кислоты встретила его выпад, опрокинула, повергла наземь, вызвав дикий визг. Тушка забилась у ног майора в конвульсиях, буравя пыльный мусор и разметая песок. Едкая жгучая жидкость попала не только на морду и тело мутанта, но и в открытую пасть и выпученные зенки. Теперь его плоть шипела и тлела, издавая сильную вонь, рычание и визг превратились в затихающие стоны. Никита не стал дожидаться конца агонии, перешагнув крысака, взобрался на кучу щебня с торчащей балкой. Темень снова покрыла все пространство вокруг, подсвечивающий «смерч» остался позади, а недалеко впереди пылало «огниво». Для дальнейшего продвижения все равно требовался свет. Оставалась надежда на факел, которым разведчик тут же и воспользовался. Иначе в этой темени и не выжить!

Огонь принес хоть какое-то облегчение и относительное спокойствие, но факел занял одну руку. Сражаться одноруким как-то не выглядело хорошей идеей. Да и обозначать себя всем закоулкам огромного корпуса полигона не хотелось. Но иного варианта не было. И Никита шагнул дальше.

Жуткая жажда вконец одолела человека. Никакие мысли уже не лезли в голову. Как и страх. Телом овладело тупое безразличие и равнодушие. «Наверное, именно так становятся зомби? И Рогожин, поди, также свихнулся и сдался? Эх, командир. Зачем же и куда ты попер из Бункера? На верную смерть. Хотя что ему оставалось делать еще, ведь несколько месяцев просидел один в стенах лаборатории. Вот сейчас и я так же свалил без защиты и воды в эту срань. И меня ждет та же участь. Ну, нет. Фиг тебе, Зона! Не получишь меня так легко. Не получишь!».

Это были уже последние здравые мысли майора. Радиация и жара начали страшную работенку, высушивая кровь, мозг человека, испепеляя его дух, плоть и сознание. Он еще передвигал ноги, но со стороны казалось, что шаркает ходячий, идущий в никуда. Но Зона ошибалась…

Он обвел взглядом стены, потолок, темное влажное пятно в верхнем углу. «Пузырь», из которого выпали он и разведчик. Этот офицер. Странный он. Боец той структуры, где не церемонятся с врагом, не берут заложников. Солдат, который не оставляет следов и свидетелей, зачищает все, что чуждо ему и опасно. Исполнитель, не ведающий страха, трудностей и поражений. И, казалось бы, вообще не имеющий головы на плечах, чувства сострадания и гуманности.

Так почему же этот офицер не прикончил его, Черного Сталкера? Почему сохранил жизнь и потратил время на разговоры по душам с противником, убийцей своего друга и явной угрозой всему живому в Зоне?

Бывший сержант Кицелюк возлежал на горячем бетоне, подогреваемым снизу аномалией, по-прежнему недвижимый и терзаемый многочисленными мыслями. Теми, которые еще недавно даже не приходили в его частично металлическую голову и не имели прав на возникновение. Что случилось? Что произошло за тот час… упс… год, что миновал с поединка на крыше НИИ в Туманске и до сих пор? Действия военного. Точнее, бездействие в отношении его, Черного убийцы. Взгляд. И слова. Слова, запавшие в самую душу корифея Зоны. Хотя какая у него там душа! Гнилушка. Урна. Ан нет! Оказывается, еще что-то теплится в кевларовой груди, шевелится. Не все выпростали, не все выкачали из него костоломы Ока Зоны. Осталось что-то. Тукает.

Слова! Нет, не те, которые вселили в душу пленного надежду на освобождение. Разведчик, уходя, бросил строго и неожиданно, но так твердо и вдохновенно, что разберется с «магнитудой» с помощью артефакта-посоха и высвободит его, Черного Сталкера, из плена могущественной аномалии. Без всяких условий и обязательств. Просто так. Чему пленник очень удивился. Но не это его шокировало на самом деле. Другие слова майора. Об искре в сердце, которую носит человек, пока он Человек. И как только он перестает ощущать этот тепло, этот свет в душе, он перестает быть Человеком. А уж кем становится после – это ежу понятно!

Все бы ничего, для киборга, бессердечного убийцы и чистильщика Зоны, пустые слова, но… Дело в том, что он почувствовал в этот миг жар в груди, ту искру в черствой душе. И понял, что она никогда и никуда не девалась, не исчезала. Он сам всю жизнь прятал ее далеко и глубоко. Всю его никчемную пустую жизнь! Пока служил грозным сержантом, силой и матом завоевывая себе авторитет среди черпаков и признание у офицеров. Пряча свое настоящее «Я», херя эго и кромсая совесть советского воина и просто настоящего человека. А много позже еще и остатки души здесь, в Зоне, когда искоренял зло и вообще все уничтожал.

Кем он был и кем он стал? Никем. Мнимый фальшивый авторитет у сталкеров? Виртуальное признание других группировок? Страх и трепет? Идеализация на самом деле тупой бессердечной машины о двух ногах? Черт возьми-и! Да что же это? Он же человек. Он такой же, как все – живой и мыслящий, только немного покоцанный и заблудший. Инвалид, на хрен!

– Я сержант Кицелюк. Я человек…челове-е-ек, ешкина кочерыжка-а!

– Не нравится мне эта тишина, – задумчиво проговорил Корсар, внимательно осматривая верхние уровни корпусов, между которыми они осторожно крались в сторону четвертого энергоблока.

– Да уж, странно как-то, – отозвался шедший в цепочке Зубоскал, тоже постоянно зыркающий ввысь. Внизу, среди фигур товарищей, некого и нечего было бояться.

– Ох-х, не нравится-я! – Корсар присел, вскинув АК-107, и прищурил левый глаз. Еще секунда и, казалось, он готов был выстрелить в невидимого врага.

– Шухер, братва! – гаркнул Зубоскал, тоже занимая боевое положение.

Отряд среагировал дружно и быстро, ощерившись стволами, цепь стала похожа на колючую проволоку гигантских размеров.

– Ты это, брателло, кончай тут свои бандитские замашки, – пробурчал недовольно Орк, выцеливая верхние этажи хладоцеха, затем бросил в сторону Корсара: – Что там, друже?

Сталкер некоторое время молча следил за серой полоской неба над бетонным коридором с изредка появляющимися на ней черными птицами. Свинцовый оттенок строгого лица, застывший взгляд, затаившееся дыхание говорили о крайней степени озабоченности, может, даже тревоги. Ближайшие к нему бойцы, бросив только мимолетные взгляды на Корсара, сами напряглись и шерстили сектора внимательными взорами через мушки прицелов. Кое-кто даже малость струхнул и ослаб коленками.

– Ворона, – тихо сказал сталкер, не отрывая щеки от изоленты приклада.

– Что? – недоуменно скривился Зубоскал. – Их вон полно вверху.

– Знак был, – продолжил Корсар, – все спокойно кружат, но одна резко встрепенулась перед тем парапетом. Назад рванула. Будто напоролась на что-то. Или кого-то. Напугалась.

– Корсар. Все нормально?

– Это знак, – промолвил сталкер снова, – там кто-то есть. И следит за нами.

– Аномалка, поди?

– Не уверен. Воронье их чует издалека.

– Кто-то. Ха. Кто здесь кроме «Бастиона» может лазить?

– Они.

Молодой сталкер Блок сглотнул слюну, по его лбу побежала капля пота и застряла в густой брови. Указательный палец начал дрожать на спусковом крючке. Мысль о ком-то страшном сверху над головой буквально обескуражила его. Да и всех. А уж намек на сектантов-фанатиков тем более.

– Фули мы тогда тут как кегли на дорожке ждем удара? – заворчал Орк, поводя стволом по сторонам. – Нас тут как в мышеловке приберут скопом. Пару гранат в закрытое пространство, и всем каюк.

– Холод? – позвал Корсар. – Живей людей в длинную цепь. Квад во фронт. Я ща жахну ВОГом поверху.

– Ты в натуре, сталкер?

– Живе-ей! Похоже, мы уже в крысоловке, мля.

– Тагил, вперед. Бродяга, отстань со своими. Паси левый борт. Я держу на одиннадцать, – пробубнил Корсар.

– Баллон, на шесть часов ствол сворачивай. Орк, готовь свою самоделку. Док и Фифа, дуйте вон к той балке. Занять позиции, – отдал распоряжения Ден, шаря стволом СВД по дуге над собой.

– Есть.

– Понял.

– Ахмад и Эскимо, вскройте вон ту дверь. Быстрее, фули зенки лупите?

– Это ж в другой корпус, Холод.

– И че? Сейчас надо себя обезопасить. Правда как на ладони. Звиздец! Родео, помоги чечену. Живей, я сказал.

За минуту цепь рассосалась, и вот уже половина группы попряталась как и куда смогла. Все стволы уставились в небо. Теперь их на понт не возьмешь. Орк снял со спины трубу, очень похожую на «шмель», но последующие телодвижения его не похожи были на те, что производят с боевой раскладкой реактивного пехотного огнемета. Чуть дольше. Отогнув штангу и подкрутив цапфу самодельного РПГ, боец изготовил его на плече и стал водить из стороны в сторону. Ни прицельной планки, ни колпака заглушки. Только веревочка с тыльного раструба висит.

– Готовы? – крикнул Корсар и, дождавшись положительных кивков товарищей, прошептал, целясь в одно место парапета. – Работаем.

Десяток человек в униформе «Бастиона», засевший на верхнем парапете вентиляционной энергоблока номер четыре, смиренно и недвижимо ждал команды. Где-то там внизу находились враги, которых нельзя было пропускать к секретному полигону АЭС и к пресловутому Бункеру, где якобы размещено диковинное научное изделие, способное телепортировать в иное время и место. Такая штука, ясен пень, нужна «Бастиону» и тем, кому он подчинялся и кого охранял пуще собственной жизни. Но кроме Ока Зоны, установка позарез понадобилась «НовоАльянсу», не один десяток лет планирующему завладеть секретным чудо-оборудованием. Объяснять, зачем они нуждались в приобретении «машины времени», было излишне. Но ученые умы, состоявшие при этом масонском ордене-холдинге, знали одну важную вещь – установка XL без источника энергии огромной мощности автоматически становилась куском железа, опутанным проводами. Побрякушкой, ничего не значащей для науки, военных и масонов-олигархов. А потому единственный, находящийся в Зоне и, вообще, во всем мире по состоянию на две тысячи семнадцатый год прототип изделия XL во что бы то ни стало должен был оставаться в Зоне, в связке со Станцией, обладающей колоссальной мощностью и запасами бесплатной энергии, подпитываемой аномалией Разлома под ее основанием.

Спецназ в союзе со сталкерами в прошлом году сильно проредил боевой состав «Бастиона», захватив ключевые элементы установки в НИИ Туманска, и теперь направлялся к основному блоку изделия, чтобы собрать его полностью и использовать в своих целях, противоречащих принципам и целям Ока. Этот факт, а также небывалое везение засланных казачков никак не давали покоя сектантам и их руководству. Значит, эти наглые смельчаки должны поплатиться за гибель большей части всемогущей группировки, потерю ее авторитета в Зоне и свои намерения насчет портала.

Смерти желали сектанты новоявленному сводному отряду. И на смерть готовы были идти сами во исполнение достижения заветной цели и удовлетворения Ока Зоны. И так же фанатично все они были настроены сейчас. Все, кроме одного из присутствующих.

Он так же, как и все бастионовцы, замер с оружием в руках на одном колене в тени парапета, ожидая сигнала к атаке. Но не злился, не молился, не скрежетал зубами в преддверии мщения и сокрушительного удара в спины сталкеров и спецназа.

Потому что он был одним из них…

Перекрестье штриха оптики зафиксировалось на кевларовом затылке крайнего бойца. Отделение остальных, ютившихся у входа в бетонный коридор между ТЭЦ и Укрытием Станции, взяли на прицел другие две пятерки «черных».

Хард цыкнул, сжал и без того тонкие губы, затем тяжело и недовольно вздохнул.

– Отставить огонь. Это «Бастион», фак их! Отбой.

– Есть.

– Яволь.

Старший убрал с плиты винтовку, пригнул голову, отпрянул в укрытие. Чертыхнулся. Ох, как хотелось самому достать сталкеров и этот хваленый русский спецназ. Но впереди его уже «пасли» сектанты, давно точившие зуб на этот сводный отряд, получивший в Зоне статус «Неприкасаемых». «Перехватили добычу, фак их в одно место!».

– Командир, разрешите обратиться?

– Слушаю.

– Наши действия?

– Какие наши действия! Сидим, ждем. Сектантов не трогаем. Они сами справятся, – с негодованием сказал Хард и сплюнул под ноги, обутые в крепкие высокие траки от экзоскелета, – вон как обложили этих крыс. Думаю, в ближайшую четверть часа все и разрешится. Но мы подождем, вдруг кто-то выскользнет из капкана.

– Хорошо, командир. Ишь, каковы! Нашумели в Зоне по полной, оторвались, а теперь как щенки слепые в ловушку себя загнали. Капут им теперь. Никуда им…

– …Zетмен! – прервал подчиненного офицера Хард, строго взглянув на того и поправив скобу гарнитуры связи. – Думаю, рано их хоронить. Не просты они. Поэтому ждем. Занять места с учетом круговой обороны. Как понял меня, Zетмен?

– Круговой? Командир Хард, почему обороны? – раздался удивленный голос в наушниках. – По-моему, мы гоним их, а не они нас.

– Выполнять. Скоро все увидим. И тишина в эфире. Хук.

– Яволь. Хук.

Хард поразмышлял еще минуту, взглянул на серую полосу Ограды АЭС, внутри которой они уже находились со спецгруппой, на блеклое солнце над Куполом и пелену перистых облаков у горизонта, неуловимым движением опустил забрало шлема из оргстекла и включил стелс-режим. Так подсказала интуиция.

И вдруг совсем недалеко из-за монолита Укрытия вынырнул штурмовой вертолет. Без опознавательных знаков, и почти бесшумно. Все бы ничего, но стальная махина в форме головы тиранозавра сделала ловкий вираж и, не успев зависнуть на месте, открыла ураганный огонь из всех видов вооружения. По ним, по «черным».

Фугасный заряд, выпущенный Корсаром из подствольника, возымел действие – огненная вспышка над бортом парапета обозначила засаду бастионовцев и даже поразила одного из них, спрятавшегося под сводом хладоблока. Объятый пламенем сектант с воплями вскочил, задергался в конвульсиях и, уронив снайперскую винтовку вниз, к ногам своего убийцы, тут же полетел тлеющим мешком вслед за ней.

Через пару секунд по всей длине парапета появились серые шлемы сектантов, вскидывающих оружие и определяющих цели внизу, на дне коридора. Эти секунды плюс замешательство фанатиков, удивленных отсутствием двух отделений противника в готовой мышеловке, отрицательно сказались на их самочувствии и жизнеспособности. Вместо полутора десятков потенциальных жертв внизу застыло всего три… нет, два человека. Причем один, выпустивший ВОГ из подствольного «Костра», теперь прикрывался трупом упавшего бастионовца и уже исчезал в нише приема угля для котельной, которую заранее заварили и заминировали, а теперь она как ни в чем не бывало впустила весь неприятельский отряд и укрыла его. Обескураженные сектанты сконцентрировали внимание на другом бойце с трубой на плече, направленной в них, бастионовцев. Гранатомет? Это же…

Эта штуковина была похуже РПГ. Смертоноснее и ужаснее. Это был огнемет. Только даже не РПО Шмель-м, а самодельный твердотопливный реактивный с фосфорно-фугасным зарядом. Специалист гранатометчик Орк еще осенью наладил их производство в цеху на Градирне, по соседству с Баром Кузбасса. Одна штука в день. И даже хорошо заработал на этом. Продал за зиму полсотни по Зоне, своих обеспечил и лицензию хозяину «Теплого Стана» задвинул по выгодной цене.

Труба выдала сноп дыма и искр, окутав белым облаком стрелка. У его ног зачадила дымовая шашка, заранее брошенная для маскировки.

Некоторые братья-фанатики успели матюгнуться и с досадой оскалить злые физиономии. Другие, самые умные, попытались нырнуть за ограду технического балкона, хотя это им не особо помогло. А кое-кто вообще ничего не успел понять – гигантское облако всепожирающего огня с брызгами горящего фосфора поглотило свод хладоблока, взрывной волной опрокидывая сектантов.

Трое из десяти разлетевшихся в стороны бастионовцев упали вниз, с высоты пятнадцати метров, ломая кости и плюща внутренности. Остальные, сметенные термобарическим взрывом, представляли из себя жутких покалеченных уродов. Несколько обугленных тел неподвижно застыли в нелепых позах на горящем полу, словно сухарики в микроволновке. Двое еще ползали, издавая стоны и вопли. Один, наименее пострадавший, с рвением стягивал верхнюю защиту, дымящуюся и очень горячую. Опаленное лицо морщилось от боли, отсутствовали ресницы, брови, волосы на висках, черно-бурые волдыри придавали человеку вид аасмена, рожденного от брака зомби и скелетона. Боец кашлял и мычал, уползая с тлеющего бетона, скидывая шлем, броник, разгрузку, плоский ранец, оружие. В эту минуту все это казалось ему раскаленной свинцовой тяжестью.

– Будь ты проклята, поганая тварь! – завопил раненый, взглянув на серое небо Зоны, потер горящей перчаткой зачесавшееся лицо и содрал кусок кожи с обожженной щеки. – А-а, чтоб тебя-я…

Мелькнувшая мысль о предательстве боевых товарищей группы особого назначения, прибывшей в Зону из две тысячи шестого года, и наказании Хозяйки за такой грех, тут же угасла. Он не желал их смерти, тайком вступив в провоенную секту и сдав ей намерения группы. Подпол прикинулся контуженным, частично потерявшим память и типа забывшим, где замаскирован вход в туннель под Станцию и в Бункер. Он только хотел, чтобы они убрались отсюда, а установка досталась ему и Оку. Да, они были классные парни, настоящие друзья! Но чужие ему, офицеру СБУ, из чужой страны, с чуждыми намерениями. Они, спецназ, пришли и ушли, а ему тут оставаться, жить… выживать. И Козуб выбрал тех, кто правил Зоной, верховодил извне и внутри нее. Ту группировку, которой не грозил конец, ту, что оберегало Око Зоны. Уже три десятилетия.

Подпол, изнывая от боли, добрался до торца парапета, медленно и тяжело поднялся и, уже не маскируясь и не прячась, стал травить вниз конец троса. Он кольцами лежал здесь про запас, на случай внезапного ухода. Взгромоздившись на край плиты, под звуки раздавшейся недалеко канонады Козуб зацепился за спасительный трос и бросил себя вниз. Дико заорал, содрав кожу на обгоревших ладонях вместе с остатками перчаток, упал рядом с пучком аномальных «волос», отшатнулся и побежал прочь.

Быстрее отсюда, из этого ада и проклятия. Мало что соображая и подвывая от невероятной рези в складках черно-красного лица, Подпол заскочил в одно из бетонных ответвлений. Дернулся, чуть не встряв в «жгут», застонал, споткнувшись о торчащую балку. И двумя прыжками оказался на прямой керамзитовой дорожке, покрытой кусками шлака, битым кирпичом и костями мутантов.

Его потрепанная, в саже и копоти фигура появилась в проеме охладительного блок-бокса, перед дежурившей «двойкой» сектантов. Те машинально вскинули оружие и дали пару очередей. Пули разорвали ничем не защищенное тело подполковника и отшвырнули его к стене.

Застывающий взгляд выхватил предсмертную картинку: полутемный, зажатый стенами коридор, сгущающийся холодный мрак и две фигуры в сером хаки, опускающие винтовки.

Потом наступила вечная темнота.

– Орк, напомни, когда вернемся в часть, чтобы я похлопотал о медальке для тебя. Лады, герой? – сообщил Холод, хлопнув друга по плечу, пока тот перезаряжал свой огнемет в потемках угленакопителя.

– Молорик. Красава-а! Орел, – посыпались со всех сторон похвалы товарищей.

Лицо здоровяка расплылось от удовольствия и смущения, голос Блока позади спросил:

– А у вас «шмель» многоразовый? Они же…

– …Это «оса», а не «шмелек», – оборвал его Орк, закидывая приспособу на спину, – огнемет специальный армейский «Оса». Сам сделал, сам придумал.

– Ничего себе! – открыл рот удивленный сталкер, чем вызвал усмешки бойцов, рассредоточивающихся по команде Холода вдоль стены. Хлам под ногами и кучки пыльного угля мешали, но это не являлось проблемой.

– Корсар, ты со своими дуй вон до того пролета, укрепись там. Если чисто, сообщай. Двинем там. Ахмад, Родео, вы гляньте тыл. Шухерите, если что. Ясно?

– Да.

– Ну, а мы здесь повоюем. Хрен знает, сколько их там. Их че, Зона рожает, что ли? Мочим, мочим, а прут, как грибы после дождичка.

– Ого, кажись, за нами шли, – пробурчал Баллон, поднимая палец вверх и привлекая внимание всех к гулу взрыва за стеной.

– Ага, нарвались фанатики на нашего «ежика», – усмехнулся Ден, – Баллон, как свалим отсюда, установи обратно трофей.

– Есть.

– А можно я? Я смогу, – вызвался Блок, поправляя шлем танкиста и преданно глядя в глаза старшего.

– Можно пипиську двумя руками! А здесь профи сработает. Баллон замыкает, ему и «монку» ставить. Ты дуй со своими, танкист.

– По-онял.

Фифа хохотнула, Зубоскал в ухмылке блеснул золотой фиксой.

– Работаем, бандерлоги.

Отряд разделился и занялся спешной подготовкой к прорыву. Несмотря на обнаружение засады, бойцы даже воодушевились наличием врага. Это было лучше – видеть противника и уничтожать его, чем гадать, напрягаться и бояться удара исподтишка.

Снаружи раздалась серия крупнокалиберных выстрелов, хлопки и гул взрывов.

– Это еще что за пироги? – выпятил губу Орк, недоуменно глядя на Холода. Они только собрались сделать щелчок наружу и зачистить бетонный коридор, а сейчас переминались с ноги на ногу в сумерках корпуса.

– ПТУРами шуруют, слышь? И «мясорубка» чешет. Ого, так это вертушка работает! Ни хрена себе, сказал я себе.

– По нашу душу, али нет? – настороженно спросил Орк.

– Орк, мать твою. Может, тебе еще рассказать, какого цвета носки у пилота? Я почем знаю, сидя тут?

– Дык, как за нами, если мы все тут засели? По кому-то же там он мочит. Ясен пень, по «Бастиону»! Тут никого больше и нет, – предположил Док, ерзая за спиной Дена.

– Так-то там квад «Пепла» еще лазит, – напомнила Фифа.

– Еп… точняк. Вот жопа-а!

– Да примолкни ты там. Вряд ли по ним. О! – Холод насторожился, прислушиваясь к наступившей тишине. – Кажись, покрошили? Так. Баллон, РПК поверху. Орк, ты с «осой» тоже. Остальные тыл и фронт. Док первым. Пошли.

Через минуту военврач показал жестом и шепнул:

– Чисто.

– Валим.

Горстка спецназовцев ловко и быстро высыпала из угленакопителя и ощетинилась стволами. Рассредоточились. Баллон подзадержался, устанавливая мину. Затем двинули по заранее продуманному маршруту. Док, Димон, Холод, Фифа, Орк, Ахмад с Родео, замыкал Баллон.

Тишина стояла очень даже странная, учитывая передислокацию бастионовцев, появление вертолета, квад Аперкорта в разведке и недавние стрелялки. Даже АЭС не гудела как прежде. Ни радиации, ни выстрелов, ни связи.

Нирвана после атомного взрыва.

Тлеющие трупы сектантов, дым от вновь брошенной шашки, маскирующий выход спецназа и… тишина. Только миновали опасный застенок, далеко сзади снова затарахтела многоствольная «мясорубка» вертолета. Несколько скромных очередей с ГП-37 вторили ей, но захлебнулись под долбежкой ПТУРов.

– Не по кваду, – облегченно заметил Холод и жестом показал двигаться дальше, – живей, парни. И так задержались.

– Вижу два «двести». Чужие, – сообщил Док, не отнимая АКМ от щеки и вприсядку пробираясь дальше.

Вскоре переступили через пару трупов сектантов с кровавыми дырками на бледных лицах. Ни оружия, ни БК.

– Втихую сработали, – шепнул Ден, – «валом». Наши.

– Что? – сморщилась при виде окровавленных мертвецов Фифа, следуя за Холодом.

Обогнули стояк подъемника, по одному перебежали за каскад блок-боксов, наставленных друг на друга. Ден в оптику увидел у штабелей свай черно-красный облик пепловца. Кэп. Тот махал им и звал к себе.

Группа всколыхнулась и гуськом, с отрывом в пять метров, рванула вдоль брикетов шлака в сторону квада. Добрались удачно. Кэп радостно приветствовал товарищей, иногда матеря сектантов. Засад больше не предвиделось, что напрягло Холода.

– Не уверен, что это были все фанатики. Как-то лажово это все.

– А вертушка чья? – спросил Орк.

– Какая вертушка? Где? – заозирался Кэп, сморщив лоб. Бойцы переглянулись. Ден кратко рассказал про звуки боя там, за ТЭЦ. Но бывший наемник отрицательно помотал головой.

– Не видели, не слышали.

– Пипец, че за… – сплюнул Орк, недоумевая и злясь.

– Ден, сталкеры показались, – сообщила Анжела, прильнув к оптике «вала» и уставив интегрированный глушитель в тыл.

– Так, Кэп, дуй к своим, дозор дальше. Мы собираемся здесь, потом также валим к вам. Удачи, как и прежде!

– Заметано, Холод. Орк, – Кэп повернулся к разведчику, – ты, что ли, там шлепнул этих кукушек? Красавец.

Орк довольно улыбнулся, получив «пять» ладонью пепловца.

– Работаем.

– Я пошел.

Дали знак сталкерам. Те цепочкой устремились к спецназу. Подошли успешно и тихо. Вырвавшийся пар из полосатой ВТ-2 огласил округу привычным гулом. Странное зрелище.

– Там че, дизелиста забыли сменить с восемьдесят шестого? – усмехнулся Орк, шутку которого оценили все присутствующие.

Холод кратко пояснил план дальнейших действий, предостерег насчет мин-ловушек и снайперов. Оставался один щелчок до скрытого тоннеля, из которого они год назад выбирались, покидая четвертый энергоблок. Теперь особенно хотелось живыми и невредимыми добраться до цели.

Выдвинулись. Прикрытием оставили Баллона и Димона. Смеркалось. Видимость медленно ухудшалась с приходом грозового фронта. Ветерок сквозил между штабелями и брикетами прессованного шлака. Пара литых свинцовых балок надежно закрывала бойцов пулеметного расчета не только от сквозняка, но и от возможных пуль снайперов.

– Закурим? – предложил Димон, вынимая мятую пачку сигарет и прислонив автомат к блокам укрытия.

– Э, нет. Не сейчас, – помотал головой спецназовец, вглядываясь в щель между плитами, – дойдем до места, там уж.

– А я чего-то сдрейфил, поджилки трясутся, – шепотом сказал Димон, закуривая в кулачок и щурясь от дыма, – по Зоне год лазаем, вроде ничего. А сейчас, в сердце Станции, на последнем этапе как-то не айс. Зона будто затаилась в ожидании новой херни, опять учудила чего-то. Чего ей неймется? Ведь уходим уже, все… не будет тут больше ни установки, ни вояк.

– Да не парься ты, все будет пучком! – попытался успокоить товарища Баллон, меняя позу и потирая колено.

– Не-е, чует мое сердце, что впереди жопа. Как пить дать. Сам посуди, куда вдруг эта дикая радиация делась на Станции? Всегда ад был, воздух горел. А тут нате, ни зашкала, ни Выбросов. С какой радости-то? Такого, говорят, в Зоне никогда не было еще. Мужики шепчутся, типа, Хозяйка приготовила сюрприз. А вдруг он как раз дальше и ждет нас, а, Баллон?

– Кто?

– Сюрприз этот. Явно не ласковый, а вдруг…

– …Вдруг только пук, Димыч! Расслабься, е-мое. Ты че заныл, запел тут, – пулеметчик оторвался от наблюдения и исподлобья посмотрел на напарника, – и так тошно, еще ты скулить будешь. Какая, на хрен, Хозяйка? Какой сюрприз? Есть ты и ствол. И есть враг о двух ногах, из мяса и говна. Так че еще то? Бери и вали этого врага. Другого нет. И не будет. А все остальное – пьяные сплетни и сказки по барам. Фули ты струхнул сейчас-то?

– Так в конце пути и года выживания в этом дерьме как-то стремно сложить голову у ног этих фанатиков, в самой ж… в центре Станции.

– О-о, блин, Димон! – Баллон закрыл ладонью лицо, потер его, разминая, словно сбрасывая тонну тяжести и грязи. – Тебе ваще какая разница, где башку оторвут – в пасти злыдня, в болотной аномалии или у сектантов? И кончай мне тут свой гнилой базар насчет смерти! Вон, Корсар, полжизни здесь провел и цел. Не ноет, не дрожит, не бегает крысаком по колее. Просто бдит всегда и готов к встрече с любым врагом. Ему не страшно? Да с фуя ли? Но он мужик, епрст. И всегда подобран и думает. На шаг, на два и на три вперед. А командир наш? Майор. Помнишь, как он схлестнулся с этим чучелом в черном, типа богом местным! Видел и знал он, на что идет, кого решил вздрючить. А пошел. Рванул в бой. Думаешь, он не боялся, не дрейфил? Только он не струсил, на «слабо» не повелся. А за Тротила, за наши жизни дал дрозда, мля, этому киборгу. И погиб… гм… как герой повел себя. А ты бы так смог, Димон? С ножом на получеловека, полубога Зоны в рукопашку? А?

– Я… я… не… Точняк, нет. Слабо, – замямлил Димон, сминая окурок о кромку берца.

– Вот и мне… и я, наверное, не смог бы, – вздохнул Баллон, снова пригибаясь к прикладу РПК, – а он смог… поэтому и командир! Ох, едрить тебя… Димон, атас! «Бастион» за бортом.

Не успел боец подхватить свой АК, как спецназовец дал длинную и особенно громкую здесь, в закрытом пространстве, очередь. Димон сжался, сконфузился, приседая за штабелем, но только на мгновение. Затем привстал, прицелился и начал стрелять в белесые фигуры сектантов, заходящих на пулеметное гнездо дугой.

– Не строчи, как ошпарок, мля-я! – крикнул Баллон напарнику. – У меня щас ленте каюк станет, чем будем… кто сменит… А-а, суки-и! Тараканы-ы, побежали, поползли-и, твари-и…

– Баллон, я гранатой.

– Нет. Не смей. Снайпер ихний ждет тебя… взмаха. Прими тех у стены. Не давай…ах, ты-ы… получай, урод… Димон, не давай им подняться.

– По-онял.

Сумерки очень скоро сгустились в районе АЭС, недалеко трещала гроза, пуская по внутренней поверхности Купола красивые завораживающие разряды. Клубы туч собирались в одно иссиня-черное покрывало, норовя затянуть весь небосвод. Но позади четвертого энергоблока, с севера, горизонт еще светлел голубой полоской. Зрелище выглядело неестественным и колдовским. Хотя что тут в Зоне вообще было натуральным?

Люди!

Они умели бороться за свои жизни. И сражаться. Как эти двое в нагромождении шлаковых плит, свай и блок-боксов. Но и они не были одинокими в этих страшных гиблых местах.

– Димон, товсь. Я почти… я уже… – крикнул Баллон в горячке боя и выпустил последнюю очередь, – пустой. Пошел ты.

– Есть, – отозвался тот и стал бить короткими в щели между блоками, матерясь во все горло.

Здоровяк сноровисто и четко менял короб, но вдруг крикнул: «Граната!» и вместе с пулеметом шарахнулся влево. Взрыв никоим образом не изменил ситуацию, не ранил, не сдвинул штабеля тяжеленных материалов. Две подствольные гранаты со стороны неприятеля также оказались малоэффективны. Только немного контузило Димона, поэтому остаток магазина он выдал скорее вслепую, чем прицельно. Отпрянул вправо, разминая мышцы лица, зевая и трогая ухо.

– Я, – крикнул Баллон и сунул ствол РПК в амбразуру, – найди че-нить, прикрой вход сюда. Слышь, ты, глухопердя?

– Угу, – Димон кивнул и поплелся было внутрь укрытия, но очередная граната с подствольника попала в край входа и свела на нет дееспособность защитников.

Когда сзади застрочил знакомый до боли РПК, его подхватил «калаш», а в ответ затрещали сухие выстрелы нескольких М-5, весь отряд встал как вкопанный, но по команде Холода вмиг присел и выставил стволы по кругу. Потому что обычно продуманная врагом засада по типу «клешни» работает одновременно. Этому некоторые сталкеры еще не научились.

– О, как! – воскликнул Корсар, ловя хмурый взгляд Дена. – Сзади все ясно. Теперича впереди вдарят. Стопудово ждут.

– Сомневаюсь я, – сказал Холод, прислушиваясь, как и все остальные, к звукам боя, – «Бастион» же не знает, где потайной вход в Бункер. Так? Так. Как они могли заслон впереди сделать, не ведая реального пути? Никак. Максимум, снайпер опять с «кордом» где-нибудь или пулеметный расчет. Но явно поверху.

– Логично. Наши действия?

– Хм… – Ден пробежался взглядом по головам бойцов и спинам впередистоящих пепловцев. – Так. Корсар, ты со своими архаровцами дуй дальше, и с квадом вскройте вход в подземелье. Про ловушки не забывайте. Я, Фифа и Кэп с оптикой вас прикрываем отсюда… стоп… хреново здесь… вон, от того агрегата.

– Сепаратор это, – поправил Бодайбо, но крякнул, заметив недовольный взгляд старшего группы.

– А парни в тылу? – тихонько спросил Семен Блок.

– Слушай, танкист, не брошу я своих бойцов! И тебя бы не бросил, – строго пояснил Ден, потом подмигнул ему и посмотрел на чеченца, – Ахмад, давай дуй назад, разберись че почем, хоккей, мля, с мячом! Возьми Родео. Да, Родиончик, я сказал! Не кисли морду свою, здесь все одинаково воюют. Орк вас прикроет с «осой» своей.

– Есть.

– Все, кони, разбежались.

– С богом!

Сталкеры уже давно не упоминали Черного Сталкера. Полгода отвыкали от привычки молиться на него и божиться им. После того случая!

Через минуту здесь уже никого не было. Бойцы еще не знали, что бастионовцы в спешном порядке передислоцируются со всех секторов АЭС в этот район, где сейчас находилась группа Холода и Корсара. Стягивали последние силы, боясь упустить «крыс». И очень желали овладеть установкой. Святым детищем Станции и всей Зоны.

Десяток сектантов, запинаясь и тяжело пыхтя, несся вокруг четвертого энергоблока с треногой пулеметной турели, РПГ и цинками разнокалиберных патронов. Первым бежал офицер в экзоскелете с желтой цифрой «2» на груди и плече, с ПДА в руках, проверяя путь и лавируя между аномалий. Цепочка его бойцов-братьев следовала четко за ним, чертыхаясь и обливаясь потом. Один из них, с ВСС на плече, покинул группу и полез по наружной пожарной лестнице наверх. Ржавые старые прутья скрипели и норовили оборваться, но сектант с неумолимым упорством бесстрашно полз выше по стене энергоблока.

Одним словом, фанатик!

Было еще два или три взрыва. В их грохоте и дыму, плохо соображая и борясь со слабостью в теле и болью в левой руке, Баллон силился поднять правой пулемет. Бывшему борцу не составило труда сделать это, но выстрелить он не успел. В проеме укрытия из штабелей свинцовых балок и шлаковых плит, напоминающего большой проходной блиндаж, появился силуэт неприятеля. Сколько их уже валялось там, снаружи, разведчик не мог сказать точно. Семь, десять. Но этот, особо смелый и наглый, просто обязан был присоединиться к ним!

Сектант, заскочивший зачистить опорный пункт спецназа, даже не успел нажать спусковой крючок и пожалеть о своей излишней храбрости. Окровавленный и чумазый боец внутри блиндажа в эту секунду дергал зубами кольцо Ф-1 перебитой рукой, а правой поднимал пулемет. Сзади его корчился и отползал другой. Миг замешательства. Спецназовец, ломая зуб, сорвал предохранитель гранаты прямо перед бастионовцем, злобно оскалился, сплевывая колечко и сгусток крови в маску фанатика. Удар ногой в корпус отбросил сектанта наружу укрытия. Нет, боли от пинка этого дикого здоровяка не было. Явилось другое…

Баллон с усердием приподнял тяжелый РПК и дал короткую очередь в повергнутого врага. Не целясь. Попал куда-то в пах и ноги. Но тотчас разжал кулак, показав «лимонку» на ладони, словно, фокус ребенку:

– Сюрпри-из!

И граната упала к поверженному телу сектанта, к которому со стороны подскакивали его братья по разуму. Взрыв. Стоны. Дым.

Спустя минуту Баллон пнул залетевшую в блиндаж РГД, та разорвалась на входе. Его отбросило. Потом сильные руки товарищей подхватили его под мышки и тащили, тащили прочь от блоков, окутанных дымом и всполохами огня. Он сжимал рукоять пулемета, будто свою норовившую потеряться конечность. Тело болело, саднили раны и ожоги. Голова гудела. Пятки берцев буравили шлак почвы. Сумерки. Волны звуков: гула, стрельбы, криков.

И сбоку сгорбленная фигура Ахмада, на корточках отходящего назад и бившего из автомата в сторону оставленного блокпоста.

А потом пелена тумана и радужные разводы на ней…

Долговязая фигура в длинном темно-зеленом плаще с глубоким капюшоном, скрывающим лицо, стояла возле мотка колючей проволоки. Здесь, на высоте третьего этажа, на парапете корпуса ТЭЦ, вечерний ветер гудел с лихвой, посвистывая во всех щелях и закоулках, бренча осколком стекла во фрамуге и шевеля полами необычной для жителей Зоны одежды. Человек внешне был похож на Черного Сталкера, коего еще недавно почитала вся Зона. Очень похож! Но черный корифей и преданный Хозяйке раб сейчас лежал в чреве Станции, нелепо попав в плен «магнитуды». Кто же тогда был этой фигурант – копия Черного Сталкера, смело и открыто стоящая на продуваемом и простреливаемом парапете ТЭЦ? Таинственный представитель Зоны в защитного цвета балахоне, разглядывающий в снятый с винтовки ПСО-1 округу Станции. На спине плоский рюкзак, чертежный тубус, напоминающий гранатомет «Муха», ВСС стволом вниз на плече. На ногах, скрытых до середины икр полами плаща, невысокие сапоги-самоделки из кожи свинорыла. Одной рукой прижат к лицу оптический прицел, в другой небольшая блестящая трубочка, похожая на фонарик. Лазерный целеуказатель. Который недавно с этой высотки лучом направлял поток ракет, снарядов и пуль с вертолета. Туда, на грешную убогую землю. В грешников, злых и чужих здесь солдат «НовоАльянса». В бойцов полковника Харда.

Изрытая ямами и чадящая после воздушной атаки местность между Оградой и площадкой АЭС выглядела абсолютно безжизненной. Растерзанные тела «черных» там и сям, дымящие воронки, языки огня, лужи крови, дизтоплива и горячего мазута из пробитых цистерн. Два захода штурмового вертолета позволили перепахать большую территорию Станции с юга, начисто лишив группу Харда возможности атаковать или обороняться. Да и жизни тоже.

Мимикрия стелс-защиты полковника нарушилась, поначалу мигая и переливаясь электротоками, а потом и вовсе обнажив реальный вид суперброника. Хард лежал на животе, лицом в грязи аномальной почвы АЭС и казался более целым трупом по сравнению с остальными бойцами группировки, измочаленными и разорванными. А какая иная картина может быть после налета вертушки и опустошения ее БК в сектор площадью в один гектар?

Пальцы в боевой перчатке вздрогнули, когда недалеко взорвалась горящая бочка, заскребли землю и сжали горсть ее в кулаке. Человек в плаще не заметил этого. Он убрал руку с ПСО-1 от капюшона, с удовольствием разглядывая взлетевшее вверх красивое огненное облако, довольно хмыкнул. Еще бы! Только что он, Картограф, ложной информацией и вскрытым шифром «черных» вызвал штурмовой вертолет «НовоАльянса» с Большой земли, обратил его против своих же, незваных захватчиков. В помощь сводному отряду Корсара и Холода. Сталкеров и вояк. Тех, с клеймом «Неприкасаемые» и всенародной любовью… гм… громко и интимно сказано… всенародным уважением.

«Ох, будет шороху, когда натовцы узнают, что разбили в пух и прах своих лучших спецов штурмовиков! Лепота-а. Аминь. Теперь Степана надо найти и помочь ему. Чует мое стариковское…гм… сердце, в беде дружок!» – подумал Картограф, бросил последний взгляд на деяние своих рук, от удовольствия щелкнул языком и, убрав приспособы в глубокие карманы, привидением исчез с парапета.

А этот «дружок» пребывал в плену не только аномалии, сковавшей его по всем членам, но и воспоминаний прошедших лет, того дня, когда его сломали… и что последовало за этим дальше…

…Зона по-прежнему не выпускала их. Дикие головные боли, резкая одышка, свинцовая тяжесть в груди, потуги во всем теле – все это начиналось при приближении к строящейся линии будущего Рубежа. Даже сгоревшая деревушка Тараны, находившаяся в километре от границы Зоны и спаленная какими-то пьяными чудилами-мародерами, не пускала четверку друзей, давя и угнетая невидимой ментальной силой. В такие минуты на душе становилось горестно и пусто от понимания безысходности вынужденного плена.

Когда очередной Выброс и лавина Гона мутантов разбила их группу, рассеяв по Пустырям, они пытались найти друг друга, понимая, что одиночками погибнут скорее, чем держась вместе. Но поиски оказались безрезультатными. КПК тогда еще не обзавелись, успев заиметь оружие и кое-какую снарягу, хилую в те времена и дорогую. Это много позже в Зоне появились варианты улучшенных костюмов, амуниции и оружия, поставляемых с Большой земли торговцами и сталкерами-нелегалами. А пока они носились по зараженной территории со старыми противогазами типа ИП-5, «калашами» и ПМ в боковых карманах штанов. И учились выживать.

И выжили. Он, сержант Кицелюк, даже умудрился не умереть, попав в лапы новой всесильной группировки «Бастион», состоящей из бывших спецов силовых ведомств, офицеров армии и десантуры. Тех, которые могли только крушить и убивать, физически сильных, но слабых умом и духом. Именно таких прибрало будущее Око Зоны, сумев донести до ограниченного контингента и внушить ему новое мировоззрение, навязав свои принципы бытия и силу веры во внеземное высшее. Никто толком не понимал их религии, вряд ли даже они сами разбирались в том, что им втемяшили ученые, военные врачи, а также гипнотизеры, телепаты, психологи. Те, кто не поддавался обработке и промывке мозгов, понимая, что пахнет сектой и зомбированием, отказывались. Пытались уйти и организовать свою группировку с названием «Набат». Но им не дали этого сделать. Однажды на «Маяке» сталкер-одиночка набрел на цех с заваренными воротами, где нашел пару десятков тел в бракованных респираторах, отравленных газом. Картина была жуткая, нашедший кучу мертвецов сталкер слинял, от испуга забыв прибарахлиться многочисленным хабаром, а молва о казни неугодных Оку бойцов еще долго ходила по Зоне.

Как-то поздней осенью сержант попал ногой в «зыбь», припорошенную первым снежком, от боли в сдавленной стопе даже потерял сознание, став претендентом на лакомую и доступную добычу мутантов. Очнулся от укола стероида, сделанного дозором «Бастиона». Сектанты не только спасли Степана от зверья, но и помогли выбраться из аномалии, с трудом высвободив из цемента его ногу и порезав на хлястики сапог. А еще вынесли из опасного района, притащили в закрома Ока и заключили под стражу. Культю с переломанными аномалией костями и сплющенными суставами вскоре ампутировал хирург секты, поставив прекрасный по тем временам протез, явно импортного производства. Но в момент отключки на операционном столе над телом сержанта поработали немало. Очнувшись после наркоза, Кицелюк не узнал своего организма. Ни внутренние ощущения, ни внешние. Все болело и ныло, сплошные шрамы и иглы с проводами и капельницами по телу говорили о страшных опытах ученых-медиков над бывшим военным. Диагноз озвучили кратко и сухо – поражение радиацией, угроза мутации и отказ некоторых органов. В связи с чем, якобы, пришлось его спасти, вырезав лишнее и больное, вшив новое и нужное, и вживив специальные капсулы и оптоволокна для постоянного последующего медикаментоза больного. Загрузили терминами и вводом лекарств по самое…и стали снимать показания, наблюдая за пациентом и надежно его охраняя.

Пару раз он пытался бежать, не причиняя вреда персоналу лаборатории, но безуспешно. Мордовороты в сером хаки четко исполняли свои обязанности, калечить его тоже никто не хотел, но наказывали какими-то ужасными инъекциями, от которых пух мозг, разрывалось сердце и до крови чесались конечности.

Он понимал, что умирает, меняется, становится нечеловеком, полукровкой, мутантом. Мало того, эти лабораторные крысы периодически снова и снова вырубали его и проводили дальше свои гнусные опыты над телом уже бывшего сержанта.

Через месяц заточения и опытов Кицелюк перестал быть тем, кого мать ласково называла Степшей, а сослуживцы по званию и фамилии. Он превратился в чучело о двух, казалось бы, ногах, напоминавшее страшного собрата Франкенштейна. Боли прошли, раны зажили, как на собаке, мозг перестал сопротивляться и выдумывать различные способы бегства. Теперь он ждал, лежа пристегнутым на кушетке, конца этого кошмара. И дождался.

Сколько времени прошло на самом деле, он не знал. Его облачили в экзоскелет последней марки производства Японии, которая слыла изобретателем спецснаряги. Обычаи этой страны нашли отражение и в костюме – он был черным на манер ниндзя, с раскосыми линиями элементов конструкции и иероглифами на некоторых деталях. Шлем, как у звездного героя сериала, черный матовый комбез с включением в его состав кевларовых и композитных вставок, длинные перчатки-краги, высокие берцы, плоский квадратный ранец, какие бывают у азиатских боевых десантников-парашютистов. Все подогнано, компактно, удобно. Оружие лучшее, натовское. Смарт-датчики, частично вшитые в тело, другие в комплекте экзоскелета, держали организм в напряжении и вечной тревоге. Дабы не расслаблялся, не терял бдительности, а значит, не мог попасть в плен или легко пасть бою.

Его выпустили в свет. Разрушать, убивать, очищать. Его сделали Чистильщиком Зоны, ее хранителем и палачом одновременно. Он стал оружием Ока, его карающей рукой. И стал зваться Чистильщиком. Среди «своих», в кругу ученых-фанатиков и бойцов-сектантов «Бастиона». Смирился с участью, положением и предназначением. Бывший сержант Кицелюк, ходячий кошмар всего закрытого района…

Но в среде аборигенов его прозвали Черным Сталкером. Он действительно не трогал сталкеров, лояльно относился к сильным и нужным группировкам, обосновавшимся в Зоне. Но жесток был к мутантам, бродягам, туристам, бандитам и тем, кто пытался навредить Зоне. Он защищал Хозяйку, боготворя ее, сменив злость на обожание. И они платили друг другу по заслугам: Зона подарила любимчику единственный артефакт «посох», всемогущий и бесценный. Оберегала, подсказывала, лечила, вела. А Черный Сталкер бдел рубежи вверенной территории, постепенно выйдя из-под управления Ока, став самостоятельной боевой единицей. Особенно после того, как попал в блуждающую «суперкарго» – страшную вездесущую аномалию, называемую «мглой». Что-то в нем надломилось, переключилось, сбилось. Нет, он не вернулся в прошлое, не стал человеком, не обрел покой и гуманность. Он стал мыслить и действовать сам, слушая свое странное и не совсем человеческое сердце.

Нашел, встретил, не сразу, но узнал своих бывших сослуживцев и друзей: Шелестова, Баранова и Скобленко. Они тоже изменились, так же, как и он, искореняли зло и нечисть, но оставались людьми. В отличие от него, полуробота, полукиборга, полу…хрен знает кого!

Так бы и бродил он по лесам, развалинам и болотам потрошителем и чистильщиком, если бы не Истребитель, майор Топорков…

Глава 4

Вход в подземелья Станции не омрачился ничем. Расторопно и ловко сняли хитрую мину, год продежурившую чин чином и заслужившую покой и почести. Потом, когда прошли внутрь, ее снова установили на место и замаскировали. Лист толя со слоем песка, цементного порошка и пыли отбросили в сторону, повалили распорки из нескольких арматур и свободно проникли в «предбанник» грота. Зажмурились не столько от пыли и шлаковой взвеси в спертом теплом воздухе, сколько от смрада и затхлости, источаемых сгнившими трупами снобов. Отряд растянулся по подземному своду. Некоторые вслух удивились отличной маскировке устья грота под сердцем энергоблока и «Бастиона», может, и правда говорят: «Хочешь спрятать надежней, прячь ближе».

Пока Орк со словами: «Ловите подарочек, христовые! А вы, сзади, бойтесь!» ударил по сектантам фугасным зарядом самодельной «осы», а затем минут пять постреливал из ГП-37, остальные вскрывали бронедверь тоннеля, готовили завал и латали раненых. У Димона сидел осколок в ноге, онемела рука, и от контузии кровоточило ухо, Баллону досталась больше: обе руки и ноги посекло осколками, левая, еще и простреленная, висела плетью. Здоровяк в мгновенье ока превратился в обузу, его тащили, разбившись на пары. Док быстро и четко выполнял свои функции, вкалывая, стерилизуя и бинтуя товарищей. Фифа помогала. К редкому мату добавлялись кашель, стоны и редкие бодрящие фразы старших. Было тяжело, страшно, а под громадой Станции еще и жарко. Клаустрофобия потянула щупальца к людям. Но бойцы терпеливо и сдержанно превозмогали трудности, веря в удачный исход.

Так как массивную дверь в прошлый раз прикрыли почти вплотную, а кислород и прочая хрень АЭС попали сюда и поработали на славу, то открыть ее удалось не сразу. Ржавчина, давление осевшей стали и «стеклотоки», появившиеся на стыке, стали определенной проблемой.

Под треск автомата позади и матерные ЦУ старших с бронедверью все-таки справились. Корсар прихлопнул мелкую аномальную биомассу «стеклотоков» толстенной створкой, закинув между ними артефакт «филейка». Этот ломоть мяса, обладающий диковинными целебными свойствами, прежде всего, являлся куском старой плоти. А любая аномалия «обожала» плоть и кровь, попадающие в нее. Вот пока «стеклотоки» жгли и пожирали едкими уколами зажатую «филейку», вся группа миновала опасный участок. Притянули дверь обратно, но закрыть не смогли – замок и запорный элемент давно сломались. Застопорили трубой и заложили гранату.

Фифа отметила про себя лежащий сбоку скелет офицера «Бастиона» с еле видимой цифрой «6», который она обворовала год назад, и слегка скривилась. Она уже была не та девочка-припевочка, пугливая и нежная, а матерая черствая амазонка, умеющая переносить невзгоды, стрелять и драться.

Отряд шумно пробирался по тоннелю с останками карликов и снующими там и сям крысами. Впереди Лом и Шофер – пепловцы квада, затем все сталкеры, раненые, спецназ. Замыкали вереницу Аперкорт и Кэп, дав отдых Орку. Напряжение не отпускало здоровяка. Но не только из-за злобных сектантов на хвосте и покоцанных в бою друзей. Разведчика никогда не покидала мысль о своих командирах – Истребителе и Запале. Об их состоянии, о предстоящей встрече. И вот она близилась. И это не слабее глотка водки из фляжки волновало и будоражило. Орк верил, что скоро увидит старших офицеров живыми и невредимыми.

Но он глубоко ошибался…

Черный Сталкер ничего не услышал, не увидел, а скорее почувствовал, как «магнитуда» ослабила захват и отпустила флюиды притяжения. Он пошевелил конечностями, изогнулся телом и облегченно вздохнул. Аномалия действительно освободила его из плена. Вероятно, майор сдержал слово и как-то разрядил эту злостную ловушку. Хорошо! До сих пор Черный Сталкер не верил в то, что командир разведчиков справится с аномалией и вообще сделает шаг в отношении недавнего врага. Справился. Сделал.

И теперь мэтр Зоны ощущал себя не только по-человечески довольным и растроганным, но и обязанным этому офицеру. Да и вообще всем его людям и… всем хорошим людям. Какое-то незнакомое, давно забытое теплое чувство овладело им при мысли о позитивном и добром. Он вновь вспомнил мимолетные видения о сослуживцах, друзьях-товарищах, их шутки, улыбки, ложку на двоих, миску с гречкой и глоток из фляжки. Их верные крепкие плечи, теплые мозолистые ладони, одобрительные кивки и взгляды. И так сильно, невыносимо захотелось снова увидеть, ощутить это. Вернуться туда, к ним, в то время…

Черный Сталкер, перестав разминать тело, прислушался, отряхнул плащ от пыли и извести и направился к лестнице.

Мимо ошарашенного, напуганного, сгорбленного возле системного блока компьютера Романа идол Зоны прошел молча и спокойно. Ученый плюхнулся задом на катушку, открыв рот с заскорузлыми сухими губами, и издал тонкий писк, провожая ошалелым взглядом освободившего пленника.

Черный Сталкер уверенными сильными движениями сорвал раковину, взломал кафель стены, выдернул оттуда ржавые трубы и направил в первый попавшийся под руку сосуд. В который недавно мочился Роман, а до него Истребитель, пытаясь удалить смертельную жажду. Удивительно, но из обеих трубок потекла рыжая вода. Немного, тоненькими струйками, но вода. Гигант с треском и грохотом выдернул остальную часть водопроводной подводки, уходящей в бок, к углу Бункера, и стал сливать остатки жидкости из нее. С горем пополам набралась половина колбы. Роман аж замычал и протянул руки, как ребенок тянет их к груди матери. Сделал шаг, забыв про страх и трепет.

Черный Сталкер взглянул на него, скинул капюшон, явив себя во всей «красе». Это только на миг остановило ученого, умирающего без воды, через секунду он снова зашаркал походкой зомби дальше, постанывая и кривясь в алчной гримасе.

Черный Сталкер отпил несколько глотков, булькая во рту и наслаждаясь, затем протянул колбу Роману.

– Маленькими глотками. Медленно.

Ученый буквально выхватил сосуд из руки гиганта и с остервенением присосался к горловине. Захлебываясь, проливал по щекам и жадно глотал живительную влагу, закатив глаза и дрожа.

– Медленно. Тише. Тише. Спокойнее, – строго сказал спаситель.

Пока Роман давился воздухом и водой, пританцовывая от удовольствия и нетерпения, Черный Сталкер осмотрелся, обошел лабораторию по периметру и остановился в центре помещения около установки. Долго смотрел на нее, о чем-то размышляя.

– Майор ушел?

– Да… да… сказал, скоро будет… – прошептал ученый и закашлялся.

– Что сказал? Куда ушел? Зачем?

– Навстречу своим бойцам… помочь им.

– Да уж-ж! – вздохнул Черный Сталкер, а про себя подумал. – Вот человек! Сам помирает, но друзей край-конец нужно выручать. Воистину, неисповедимы пути Господни!

– Вдруг он погиб? – спросил обескураженный и растерянный Роман, опустив руку с уже пустой колбой.

– Такие не умирают… – твердо сказал черный гигант, – здесь, в Зоне. Так. Какова готовность изделия?

– Что?

– Насколько собрана установка?

– А… ну… она готова. Только недостает некоторых важных элементов. Конденсатор, реле…

– … Их несут бойцы майора. Что еще?

– Блок сопротивле…

– … Запчасти несут разведчики и сталкеры. Спрашиваю, что еще нужно сделать для работы телепорта?

– Э-э… сейчас… – ученый почесал седую голову, – я не смог достать и подключить кабель энергопитания к основному щитку, похоже он… гм… искрит, не работает. Хотя… э-э… Ток есть, но что-то там не так. Не могу…

– …Ясно. Показывай. И живее. Время истекает.

Спустя некоторое время они общими усилиями устранили неисправность трансформатора и плохой контакт в энергошкафу, соединили кабель с гнездом, проверили клеммы. На высоту трех метров от пола без стремянки ученый действительно не мог попасть, поэтому услуги гиганта в черном грязном плаще, его знания и диэлектрические способности очень оказались кстати. После чего он сообщил:

– Я сейчас уйду. Найду майора и остальных. Возможно, им нужна помощь. Ты сиди тут и никуда не уходи. Ты очень нужен им! Понял?

– Да. Да-да. Конечно, – промямлил Роман, усердно кивая головой, – а… простите… Вы точно не враг? Вы поможете им?

Черный Сталкер попытался улыбнуться, но не мог, не умел. Только кивнул в ответ и рывком открыл ворота накопителя. Раздался лязг, шипение огласило Бункер неприятным жутким звуком, пневмоприводы загудели и клацнули зажимами. В лаборатории снова стало тихо и одиноко. Роман долго стоял, прислушиваясь и что-то шепча. И только много позже понял и сам себе удивился – он читал молитву, чего, будучи атеистом, раньше никогда в жизни не делал.

Занять исходную позицию у окончания туннеля и устроить бедлам и кирдык настырным преследователям не составило особого труда. Только что группа миновала «плазму» – аномалию, открытую Истребителем год назад. Ее переливы, манящие, но смертельно горячие, приостановили отряд, заставили некоторых повздыхать, вспоминая командира и его находку, бесценный «янтарь». Других – полюбоваться невиданным зрелищем. Но только ненадолго. Выстрелы позади и голоса сектантов снова привели группу в движение. Прислушиваясь к перекличке и брани обычно молчаливых бастионовцев, арьергард из Аперкорта, Кэпа и Ахмада тоже крыл матом упрямых фанатиков, а также вонь в туннеле и ужасную жару. Пот ручьями тек под экипировкой и брониками, застилал глаза, жег их и вызывал постоянный зуд. Единственное, на что приходилось уповать – близость спасительного Бункера и вместе с ним окончание всех мытарств. Со слов Корсара. Только Тагил как всегда испортил настроение:

– Бляха-муха, нам еще как-то обратно потом выбираться же!

Об этом старались не думать, гнали негативные грустные мысли прочь, но неотвратимая явь и неизбежность данного действа упрямо точили воспаленные мозги бойцов. Особенно тех, кому и правда необходимо было скоро возвращаться. А таких оказалась добрая половина отряда.

– Живей, живей, братцы! – подгонял всех Холод, утирая пот с лица. – Своды туннеля осыпаются. Вот-вот обвал будет.

– Дык, год не валило, с фуя-ли щас рухнет? – послышался голос пробирающегося через заторы подземелья Орка.

– Видать от взрывов и стрельбы ослабли.

– Даму вперед. Эй, ты, хренов джентльмен!

– Да чеши ты. Какого черта жопой своей мне тычешь?

– Снобы, мля!

– Чего-о?

– Карлики-и! Шухер, братва.

– Вот еп.

– Ахмад, бойся справа.

– Уходите. Мы сами тут.

– Орк, готовь фаустпатрон свой. Живей. Уходим.

– Родео, ну-ка, дай мне взаймы РПГ. Он тебе нах не нужен. Тащи Баллона ласково, слышь?

– Иди ты.

Редко постреливая, огрызаясь больше навскидку и наугад, чем прицельно, отряд высыпал наружу, в огромный цех полигона К-II. Появились из утробы лаза и бойцы прикрытия. Холод отдал необходимые распоряжения, которые тут же четко и быстро выполнялись. Орк с квадом засели возле черной дыры подземелья, готовя достойный отпор врагу. И пока внутри пара снобов билась с бастионовцами, бойцам прикрытия хватило времени рассредоточиться и подготовиться.

– Ща сделаем их, как с добрым утром! – заявил Орк, приготовив две «осы» и пристраивая их себе и Кэпу на плечи.

– Завалим туннель. Как самим потом? – отозвался Лом, один из квадовцев, устраиваясь за куском плиты с АН-94.

– Бродяга говорил, что знает другой выход. Выведет, не дрейфь, пацан! – бодро воскликнул Орк и улыбнулся чумазым лицом.

– Выберемся. Ниче, – поддержал всех Аперкорт, вскидывая ГП-37 и усаживаясь за стальной балкой, в десяти метрах от лаза.

Стрельба и завывания карликов прекратились как-то очень скоро. Кэп переглянулся с Орком, подмигнул ему и удобней припал на колено, наведя трубу «осы» на черное чрево туннеля. Спецназовец сделал то же самое.

Позади них спешно уходили вглубь корпуса товарищи. Уже из темноты, из хаотично мигающих лучей фонариков раздался голос Холода:

– Держитесь, пацаны! И догоняйте.

– Угу, – пробурчал Орк, – чего нам держаться? Сейчас влупим этим братьям по самое не хочу. Зажарим, завалим и спокойно пойдем.

– Так и сделаем, дружище! Упс… идут, кажись, – промолвил Кэп, напружинившись и натянув колпачок и шнур огнемета.

Только вместо колпачка-клапана на самоделке Орка была гильза, а шнуром запала служила обыкновенная капроновая нить вчетверо.

Из глубины туннеля послышались шорохи и шепот, затем клацнул затвор. Пора!

Вдруг половина корпуса озарилась светом мощного прожектора и десятка фонарей. Не сказать, что стало все видно и светло как днем, но для любого вооруженного стрелка полное раздолье и хорошая видимость. А уж для отделения бастионовцев, засевших на третьем уровне каскадной лестницы, тем более. И звено прикрытия и уходящая группа Холода оказались, как на ладони у десятка сектантов, двое из которых приоделись в экзоскелеты. Два «печенега», три снайперки, два РПГ-7, штурмовые FN-2000. Все стволы сверху вниз в сторону опешившего сводного отряда спецназа, сталкеров и пепловцев. И самое страшное и разочаровывающее – пулеметная спарка-турель с приводом СНиД калибром 12,7 мм. Полный абзац!

– Твою мать!

– Звиздец!

– Ахмад, нет!

Чеченец, в крови которого всегда чуть больше гормонов, перца, тестостерона и адреналина, чем у какой-либо другой нации, вскинул автомат и скачками побежал от всей толпы в сторону, почти в темень, наугад. Его короткая очередь не попала в цель, ободрав потолок над засадой противника. А вот реакция и меткость турели оказались на порядок выше человеческой – крупнокалиберные пули сбили Ахмада с ног, разорвав его тело. Фонтаны цементной крошки и пыли взметнулись там, где он только что был. Тело бедняги отлетело и попало в «жгут». Невидимая во тьме аномалия тотчас чавкнула и закрутила чеченца в невероятную спираль. Треск костей, плоти, бульки крови и шлепки останков слились в единую жуткую какофонию. Хорошо, что Ахмад умер секундой раньше… Его разбросало на части на высоте десяти метров. Там, где сила «жгута» ослабевала, а воронка столба аномалии разверзалась.

Дернувшегося было пепловца Шофера, засевшего отдельно от всех в звене прикрытия, снайпер-сектант прострелил в шею навылет. Квадовец упал, агонизируя, турель завибрировала, поворачивая стволы на раненого, но тот выгнулся дугой и затих.

– Суки-и! Я не уйду отсюда, пока не кончу их всех до последнего. Либо пока сам не кончусь тут и прямо сейчас! – воскликнул Аперкорт, не шевелясь, но пуля снайпера предупредительно и точно пробила ему плечо правой руки. Типа, заткнись!

– И-и? Козлы, мать вашу-у! Что дальше-е? – заорал Холод, осекся, скрежеща зубами. Такие жертвы ему уже не были нужны. Не говоря о вероятных последующих.

– Бросайте оружие. Шаг назад. Немедленно! – раздался под сводами огромного цеха механический строгий голос.

– Во попадалово! – шепнул Тагил, сплевывая.

– Писец, влипли, – раздосадовано пробурчал Бодайбо.

Оружие никто не опускал, не бросал. Все ждали чуда или подвоха. Прожектор и тактические фонари на оружии и шлемах сектантов слепили глаза и превращали ночь Станции если не в день, то по крайней мере в утро. Кровавое утро.

Из лаза туннеля показался первый бастионовец с пулеметом наперевес. Квадовцы дернулись, но тут же застопорились. Бесшумная очередь девятимиллиметровых пуль вздыбила пепел сожженной почвы под их ногами. Ситуация накалялась и действительно стала патовой.

– Оружие долой, крысы! – снова резкая и злая команда офицера в экзоскелете с цифрой «2» и FN-2000 в руках.

– А за крыс ответишь, говнюк, – сквозь зубы процедил Бродяга, прищуриваясь от снопа света в лицо. Турель запищала приводом, стволы сдвинулись в сторону сталкеров. Видимо, кто-то шевельнулся.

– А условия какие? Все равно ж в расход нас пустите! – громко крикнул Орк, приопустив трубу «осы», чтобы не нервничал фанатик с пальцем на спусковом крючке пулемета. Из-за его спины вырос во тьме лаза еще один сектант.

Спарка турели снова прогудела поворотными механизмами и уставилась на звено прикрытия.

– Ага, нужен момент, когда биствол от нас снова отстанет, – прошептал Холод, перебирая пальцами рукоять МР-40 и лихорадочно прикидывая в уме план контратаки, – никому не шевелиться. Стоим, ждем.

– Чего? – прогундосил Родео. – Они нас всех сейчас сметут нах.

– Заткнись, – бросил Корсар и уже Холоду: – Ден, думаешь, кончат нас?

– Полюбасу! Зачем мы им? Странно, что еще не…

Словно в подтверждение его слов и мыслей, грозный стальной голос оповестил:

– Оружие наземь. Или открываем огонь!

– Да пошел ты! – хмыкнул Аперкорт, зажимая кровоточащую рану в плече. Автомат повис на здоровой руке. Выстрел с ВСС, как негромкий щелчок. Пуля клацнула по касательной в шлем пепловца и рикошетом ушла в стену.

– Упс. Ты первым, собака, сдохнешь! – сказал вслух старший квада, морщась от боли в руке. Досадно, что нельзя было сделать укол и перевязать рану.

Казалось, в корпусе затихло все живое. Мутантов как ветром сдуло. Даже аномалии, казалось, попрятались. Хотя какое там! Кругом таились уроды и ждали своих жертв различные ловушки.

– Кто из вас командир? – прозвучал вопрос сверху.

Молчание.

– Я спрашиваю, кто старший отряда?

Сталкеры переглянулись. Бойцы понимали, что тому, кто назовется командиром, грозит явный смертный приговор. Эскимо искоса взглянул на Холода и сглотнул. Ден сжал кулак свободной от оружия руки, играя желваками и прищуривая глаза, вдохнул побольше воздуха в легкие и…

– Я, – раздался сзади голос Корсара, – я командир группы!

– Корсар, нет! Не смей, – Холод повернул голову и жестом руки сопроводил свои слова. Спаренные стволы турели тут же повернули в сторону сталкеров и спецназа.

– Слышь, ты, робокоп? Я командир отряда, – крикнул сталкер и сделал шаг вперед из толпы.

В подгруппе квада кто-то дернулся, пулемет спарки тотчас развернулся туда в поиске цели.

– Тихо, Ден, не рыпайся. Молод еще умирать! Стой, где стоял. Ты нужен своим и… вы должны, обязаны вернуться домой, – шепотом выдал Корсар и уже громко: – Ну и? Вот он я, мля.

Выстрел. Сталкера отбросило назад, к ногам друзей. Он скорчился и затих. Бродяга с матом хотел было кинуться к нему, но товарищи удержали и, сцепив его руки, застыли. Турель снова держала их на прицеле.

– Звиздец! Точняк, валить всех будут, – угрюмо проворчал Тагил.

– Корсар, зачем? За-а-че-ем?! – застонал Холод, закрыв глаза. По щеке Эскимо потекла слеза.

И только Бодайбо с Бродягой в сумерках теней от фигур товарищей увидели открывшиеся глаза Корсара. Тот лежал спиной на трубе «осы» и рюкзаке, автомат параллельно телу, палец на спусковом крючке «Костра». «Ого! Старшой живой! И решил повоевать?» – подумал Бодайбо, улыбнулся и переглянулся с Бродягой. Тот, кажется, тоже понял задумку лежащего. Корсара спасла разгрузка – пуля попала в нее, не сумев пробить магазин с патронами к АК-107 и броник типа «Заря».

Сталкеры отвернулись, дабы не навлекать подозрения врага. Но новая фраза фанатиков буквально выбила их из колеи:

– Кто из вас тот ученый, который должен собрать изделие?

– Вот еп-п! – прошипел Тагил. – Еще кандидатура на мертвяка?

Никто не хотел быть смертником-ученым и последовать за Корсаром. Один Док, как человек интеллектуальный и высокообразованный, догадался о сути вопроса и прошептал всем:

– Они не убьют ученого! Он им самим нужен. Точно говорю.

– Ага, проверь на себе! – издевка Родео.

– Думаешь?

– Уверен.

– Ну, это легко проверить, – заявил Блок и поднял руку как ученик на уроке.

– Сема, спятил?

– Блок, ты че в натуре?!

– Танкист, не балуй. Слышь, поэт?

Сверху офицер «Бастиона» распорядился, чтобы ученый вышел из толпы. Немедленно.

– Ага, – крикнул Орк со своего угла и показал непристойный жест пальцем из кулака, – чтоб ваша турелька его покрошила? Фуй, вам, а не ученого!

Выстрел от лаза туннеля пресек пыл разведчика. И принес ему резкую боль в предплечье. Кровь брызнула на землю, звериный стон огласил цех. Дела принимали крутой оборот.

– Передать всем. По сигналу падаем. Подствольниками гасим турель и робота, остальных огнем со всех стволов, – тихо сказал Холод и вздернул брови, заметив живую мимику Корсара, – е-е-е, ништяк, друже! Жив. Сможешь ВОГом попасть? Хорошо.

– Выйди вперед, – приказал офицер-сектант, – да, ты, ученый. Не бойся!

Один из фанатиков придержал ствол турели, дернувшейся было на движение Блока. Этим моментом воспользовались многие…

…Лестничная площадка-навес длиной метров десять, на которой находились бастионовцы, утопала не только в тени прожектора и фонарей, но и под сводом корпуса. Этот лестничный марш как раз являлся тем, на который год назад приземлились из пузыря-портала разведчики с заложниками, прибыв из две тысячи шестого года. Только «огнива» внизу уже не было. Аномалия исчезла с очередным Выбросом или изменила место.

С верхней площадки каскадной лестницы, за спинами сектантов находилась плотно прикрытая дверь. Оно понятно – лестница куда-то же должна была вести! Куда-то, откуда прибыл противник и… откуда сейчас собирался появиться Истребитель.

Набродившись по закоулкам и лабиринтам энергоблока и Укрытия, теряя сознание, самообладание и силы, Никита успел заметить группу тяжеловооруженных бастионовцев и спрятаться, пропустив их мимо себя в одном из коридоров за стеной цеха. Дальше было все понятно и известно.

Теперь он выжидал момент и собирался с силами, чтобы с тыла ударить по врагу, от которого его отделяла одна лишь чугунная дверь. Сзади перестал агонизировать бастионовец в сером хаки, оставленный братьями-фанатиками для охраны тыла. Черный посох намертво пригвоздил сектанта к стене, пробив и его, и бетон плиты. Мощь артефакта-копья поражала воображение.

Кисломет майор выбросил еще полчаса назад за ненужностью, истратив едкий заряд на нескольких крыс, позарившихся на полузомби-получеловека. Теперь ГП-37 подмышкой, «марта» за поясом и уже три гранаты благодаря великодушию трупа с посохом в груди – весь этот арсенал готов был к применению. Невелика мощь, учитывая подкашиваемые коленки, туман в глазах и тяжелую защиту врага, но преимущество в неожиданности играло на руку. Вода из трофейной фляжки махом ушла внутрь и на лицо, покрытое язвами, коростами и пеплом, но пить хотелось еще и еще, и очень много.

Но это уже после работы! Ребята нуждались в помощи. И, видимо, в срочной.

Никита подошел к двери, снял винтовку с предохранителя, сорвал чеки двух гранат, финку ученого сунул за ремень, пистолет опустил в карман «афганки». Вдох-выдох, вдох-выдох. Мурашки по телу. Вдох…

…За дверью выстрел.

Рывок.

Среди хаоса тревожных мыслей молодого сталкера-поэта витала всего лишь одна здравая и мудрая, но именно ее мозг выхватил из сплетения дурных и пустых. Идея спасти отряд и поставить свое «Я» на нужное, полагающееся ему место в иерархии прочих амбиций и эмоций. Семен всегда считал себя человеком скромным, даже застенчивым, где стеснение граничило с трусостью, слабостью, боязнью. И эта граница была настолько размыта, что парень уже боялся думать об этом, считал себя слабаком, а уж совершать сильные поступки для определения и усиления своего эго и подавно не решался. Да, он тащил тогда на себе товарища, Серегу Бульбу, тащил долго и мучительно. Но никто, кроме них двоих, не знал правды об этом переходе. А она была такова: умирающий от осколков артлавины из-за Рубежа Бульба уговорил Блока за хороший хабар и большие дары спасти его. Попросту говоря, купил жизнь. И Семен повелся. Бульба сдержал слово, обогатил спасителя, отдав последнее. И никому ни-ни про это. Но вот совесть парня ела его и ела все это время, точила, коробила и вконец сожрала.

Может быть, поэтому он сделал этот шаг сейчас. Отмыть душу, очистить от греха, успокоить ее. И себя. Может, и навсегда. Вообще.

Сталкер вышел и зажмурился. В танковом шлеме и рыбацкой куртке, с веснушками и порослью на юном лице он выглядел смешным и жалким одновременно. И в отличие от других уж очень похожим на лузера, ботана.

Семен Гражданцев по прозвищу Блок сделал шаг. Как герой, как мужик, как совсем не тот, за кого принимал себя сам. Он перешел границу, навсегда разделив героя и труса. Пацан сказал – пацан сделал!

– Я знаю устройство установки и смогу закончить ее сборку с тем, что мы уже принесли, – громко, твердо и четко заявил лжеученый, уже не боясь ничего, только волнуясь, чтобы сектанты на заметили обильного пота на его лице и посиневших от внутреннего холода ногтей.

– Сема, ты че, паря? – прошипел Тагил.

– У меня одно условие, – парень, блефуя, явно оборзел, – «Бастион» сохраняет всем моим товарищам жизнь и отпускает их. Либо я с ними лягу здесь. И вы никогда не сможете узнать шифр изделия и кодировку очередности сигналов ввода.

Семен пошел ва-банк. Набор умных слов сформировался внезапно, с большой долей импровизации. Представляя перед глазами работу с обыкновенным компом, он направил заумный словесный понос в тупые, изможденные многолетней охраной Станции физиономии, явно ничего не смыслящие в науке. Нужен был контрольный выстрел в эти тормознутые создания.

– Для начала так… аш семь цэ три о пять силициум и формула флюида добавки в колбу гашения трехфазного потока аурум шесть восемь пиксель четырехядерный нейтрон лактогидратации. Ясно-о? – выпалил без запинки Блок, продолжая смело глядеть на очертания офицера в экзоскелете.

– Сем, ты рехнулся? Абзац, едрить тебя в нос! – промямлил обескураженный Бродяга. Про мимики остальных можно было и не говорить. Фифа аж рот открыла.

– Немедленно сделай шаг вперед! Всем остальным положить оружие на землю, – властно приказал бастионовец, проглотив наживку-абракадабру, – считаю до трех.

– Так уж давай до одного, чувак! – хихикнул Тагил и смачно высморкался, демонстрируя непоколебимость и пофигизм.

– Раз… – начал сектант.

– Парни, всем внимание, – шепнул Холод.

Блок сделал два шага вперед и положил руку на приклад автомата.

– Два…

– Я отошел, что еще? – крикнул Семен.

– Оружие долой. Живо-о! – раздался гром под сводом цеха.

Все напряглись. И сектанты, и попавшие в их прицелы люди. Даже Баллон перестал стонать, сжал зубы и сунул указательный палец раненной руки в спусковую скобу пулемета.

Вдруг фанатик, придерживающий двойной ствол турели, ойкнул и убрал ладонь в перчатке от пулемета. Будто ошпарился. Спарка повернулась на сорок градусов и, клюнув носом чуть вниз, открыла огонь. Грохот выстрелов, слившихся в один дробовой гул, неожиданный сбой и отсутствие видимой цели поразило сектантов, отвлекло и заставило всполошиться. Пули веером неслись в темень цеха совсем в стороне от заложников-пленников, словно… в мимикрима, невидимого для глаз человеческих. Только в один момент под луч фонарика попали мелькнувшие полы длинного плаща, такого же черного, как его хозяин и как сама тьма.

Не успели бойцы сводного отряда воспользоваться заминкой в рядах сектантов, вскидывая оружие, как на лестничной площадке в гуще засады произошла хаотичная свара, и случился скоротечный бой. Завершить который суждено было пленникам, чем они и занялись спустя доли секунды.

Сумятицу и сбой в ядро бастионовцев внес Никита. Резко и сильно ударил берцем в дверь, отчего она распахнулась и опрокинула одного из фанатиков с РПГ через перила ограждения вниз. Обе ручные гранаты тут же полетели в район турели, палящей в сумерки корпуса длинными очередями, а майор уже прыгнул к офицеру и, обхватив его шею в удушающий захват замком, ослабил его стойку, ногой выбил тяжелый FN-2000 и увлек назад, к дверному проему. «Марта» в свободной руке уперлась в срез шлема и корпуса экзоскелета.

– Дернешься, и ты труп! – коротко, зло, но ясно гаркнул разведчик, толчками оттаскивая гиганта к ответвлению.

Снаружи, на лестнице прогремели два взрыва. Затем еще и еще. Турель заглохла, дым и всполохи огня заполонили все пространство, добравшись и до коридор с двумя людьми. Из клубов дыма появился сектант с маской на лице. Руки опущены как у нежити плетьми вниз, автомат волочится по полу, повиснув ремнем на боковой кобуре. Никита напрягся – два противника хуже одного. Стопудово. Но фанатик издал утробный стон, что-то промямлил и рухнул наземь. В спине торчал кусок железного прута. «Ни хрена себе!», – подумал майор, максимально сильно сжимая захват, так как офицер захрипел и задергался.

Офицер-фанатик то ли утратил смелость без помощи, то ли все-таки испугался неминуемой смерти, но попытался оказать сопротивление. Звуки бойни еще затихали, а в коридоре на верхнем этаже развернулся нешуточный поединок. Между двумя опытными и сильными противниками. С одной стороны офицер спецназа, владеющий всеми способами умерщвления, рукопашным боем и воодушевленный приходом своей группы, но ослабший от ран и обезвоживания, да еще без какой-либо защиты. С другой – матерый профи Зоны, офицер «Бастиона» в экзоскелете, загнанный в угол и вставший перед выбором: либо он, либо этот полузомби. Цифра «2» на груди сектанта тоже говорила о многом в иерархии «Бастиона»: опыт, достоинство, привилегии, близость к сердцу Ока и прочие заслуги.

Ряд молниеносных и жестких манипуляций, прием, удар и… фанатик высвободился из захвата и плена. Отлетевший на три метра Никита чуть не лишился жизни. Все-таки тяжела рука, облаченная в кевлар экзоскелета!

Бастионовец оказался между выходом в цех и разведчиком, за спиной которого был спасительный путь. А значит, шанс на выживание. И оба поняли это.

Офицер-сектант дернулся к трупу с прутом в спине, а офицер спецназа схватил оброненный из набедренной кобуры врага пистолет «дезерт игл», одновременно направляя «марту» и открывая огонь. В груди сильно саднило сломанное ребро, плечо заплывало обширной гематомой. В одном кармане грязной «афганки» запылал «янтарь», пытаясь тут же помочь хозяину облегчить страдания и боль. Другой карман оттягивала трофейная граната. И еще посох-артефакт, который пригвоздил сектанта-часового к стене, не должен был попасть в руки фанатика.

– Сдохни, сдохни! – Никита выпустил всю обойму «марты», не причинив вреда отлично защищенному противнику. – Вот мля-я!

Тот поднял винтовку убитого собрата, но магазин ее оказался пуст после стрельбы на лестнице. Время на перезарядку было, но и разведчик не собирался сидеть просто так.

– Капец тебе, железяка! – майор вскинул «дезерт игл» и, стараясь класть все пули в одно уязвимое место, разрядил мощный пистолет.

Бастионовец, окутанный дымом из-за спины, припал на одно колено, машинально зажав раненую ногу. Смарт-датчики костюма среагировали моментально, вколов нужные инъекции и замораживая раны специальным криогеном.

– Вот урод, – Никита отбросил пистолеты, вынул гранату, сорвал кольцо и, не задумываясь, бросил ее в фанатика. Тот уже почти справился с магазином винтовки.

Майор отпрянул за угол, ударившись головой о сломанный косяк, его мат заглушил грохот разорвавшейся гранаты. Сноп дыма и искр вырвался из коридора. В пелене завесы послышался стон.

– Ага-а, тушенка, мля-я! Схавал игрушку? – Никита смело ринулся в дым, с трудом разбирая неясные очертания тел и предметов.

Он взялся обеими руками за черный посох, мгновенно ощутил прилив крови в ладонях, мурашки, побежавшие от кистей к плечам, к спинному мозгу и голове. Почувствовал единение с артефактом, его силу и податливость.

Легко выдернув посох из тела убитого, который тут же сполз по стене вниз, Никита взял единственное оружие наперевес и ринулся к шевелящейся груде металла. Покалеченный, но еще живой сектант пытался подняться, одновременно дергая за приклад исковерканный ГП-37. Рядом – изуродованное тело другого бастионовца. Арматурины в его спине уже нет.

Замахнувшись посохом, Никита увидел, как офицер сорвал агонизирующей рукой маску-респиратор, обнажая бледное небритое лицо, холодные синие глаза, такие неестественные и жутковатые, будто линзы в воспаленных глазах. Белок одного глаза покраснел из-за кровоизлияния, придав офицеру еще более ужасный вид.

Вдруг слева из дверного проема выросла фигура, словно огромный коршун вспорхнул.

– А-а, ты уже? – остановился Черный Сталкер. – Похвально. Хорошо сработал.

– Ага… есть такое, – майор, борясь с диким головокружением и оглушающей болью, переводил взгляд с него на полуживого сектанта и обратно.

– Спасибо, что освободил от «магнитуды». И вообще.

– Кушай на здоровье, – хриплым голосом, не чувствуя языка во рту, ответил Никита, про себя подумав, что аномалия, вероятно, разрядилась сама. И без Выброса, что странно. Хотя он и сам собирался освободить бывшего сержанта чуть позднее. И очень надеялся, что заслуженно. Еще перед уходом заметил взгляд Черного Сталкера: ожидающий, просящий, осмысленный. – На. Бери, Степан. Это твое. Твое! – сказал он, протянув посох настоящему владельцу, а сам сделал шаг назад, оперся спиной о покоцанную осколками стену.

– Благодарю, Никита! – Черный Сталкер попытался улыбнуться. Не вышло. Взял шест-артефакт с гравировкой по всей длине, провел ладонью, что-то шепча. Показалось Топоркову или нет, но, будто волна ветерка пробежала по одежде идола Зоны и по коридору. Снаружи послышались родные голоса, топот ног по железным ступенькам, бряцание оружия.

– Уходи прочь, – неожиданно промолвил Черный Сталкер, глядя на раненого офицера-сектанта, подставив острие посоха к его шее, к щели между шлемом и нагрудной защитой, – ты чужой в этом месте. Ты грязь Зоны. Ты опухоль на ее чреве, болезнь. Уходи-и в Зону, в ее…

– …Я не чужой… Я ее раб, я… не надо, Страж… Остановись! – залепетал бастионовец.

– Такие как ты изуродовали меня, пытали, глумились, опыты проводили, делая для себя послушную тварь…

– …Страж, не смей! Ты, как и мы, любишь Зону, ты ее…

– Замолчи, изгой. Умолкни навсегда! И не смей прикрываться Хозяйкой. Ты ее худшее творение. Уходи!

Черный Сталкер сделал небольшое усилие, и посох проткнул горло сектанта. Кровь не брызнула, не окропила тело, а побежала струйками под броню экзоскелета. Офицер вздрогнул и затих. Глаза его потухли. Будто искусственные.

Только сейчас Никита, отходя от увиденной сцены и услышанного диалога, заметил, что в коридоре светло. Мутный желтоватый свет лился из длинных люминесцентных ламп в потолке, большей частью побитых временем и взрывом.

Черный Сталкер оглянулся на разведчика. Их взгляды встретились. И тут оба ощутили всплеск энергии какого-то сверхъестественного уровня. Но прояснение, в котором оба оказались на эти мгновения, исчезло так же внезапно, как и появилось.

– Иди, Страж. Ступай. Береги Хозяйку как прежде, – прошептал Никита, – и впредь будь разборчивей, сержант.

– Есть, – гигант вздрогнул и, проходя мимо разведчика, прикоснулся к майору, – буду. Спасибо тебе, за все. Удачи и…ты знаешь… мы еще когда-нибудь встретимся.

– Прощай, Степан.

– Пока… майор.

Полы черного плаща шумно вспорхнули, слева в коридор ввалился родной, дорогой дружище Орк и кинулся к командиру, радостно матерясь. Никита устало улыбнулся, успел заметить исчезнувшую в том конце коридора черную фигуру, а затем утонул в крепких объятиях друга и боевого товарища. Оба застонали от боли в раненых руках, но продолжили тискать друг друга, всхлипывая и смеясь.

Неслыханная для этих мест гроза, отшумев и обильно полив землю, ушла на восток. Свинцовый фронт теперь мерцал и ухал далеко за пределами Зоны, взяв курс на Брянск, вселяя в жителей территории отчуждения недоумение и гадание по поводу симбиоза стихии и оболочки Купола. И их вполне мирного союза. За тридцать с лихвой лет никто не мог понять и ответить на простой вопрос: «Почему радиация, старожилы, мутанты и аномалии Зоны не выходят за ее пределы, не в состоянии проникнуть сквозь оболочку Купола, а любая стихия, будь то ливень, снегопад или ураган, может проходить сквозь этот анклав?». Загадка так и оставалась тайной, покрытой мраком, а люди все приходили и уходили, калечились, погибали. Страдали и радовались, хирели и выздоравливали, пропадали и обогащались, невзирая на дурную славу Хозяйки, враждебность местных группировок, негатив и опасности ее фауны и флоры.

И все-таки перли и перли в Зону, мечтая и желая. И Хозяйка, установив жесточайший контроль за этим мясом, до сих пор справлялась с такой ношей. До сих пор!

Но что-то произошло. Что-то случилось с ней. Какая-то таинственная и необузданная энергия глубоко под землей, внутри Разлома, клокотавшая и накопившаяся за треть века, по-видимому, собралась с духом и решила проявить себя. Все предыдущие Вспышки, раз в десять лет, являлись производными избыточной мощности недр, выплескиваясь наружу через особый проводник – разрушенный энергоблок аварийной АЭС. Ну, не могла энергия Земли, еще тогда, в восемьдесят шестом году, во время двухстороннего взрыва, излившаяся как в атмосферу, так и внутрь Приднепровской возвышенности, находиться в покое, копиться без побочных явлений. Мало было Разлому и затаенной в нем энергетической субстанции этих всплесков, разрядок, пшиков! Собралась, напряглась, приготовилась. Даже исчезла радиация, как и другие излучения и многие аномалии, прекратились Выбросы. А взамен эта сакральная янтра, супераномалия, начав разверзаться, хлынула по слабым местам чрева Земли: трещинам, порам, стыкам, сдвигам, горстам, грабенам. Энерготоки в виде плазменной субстанции устремились ручьями во все стороны, опутывая недра сетью горячих живых жилок. И конечности этой «Головы Горгоны» змеями подбирались уже к Запорожской, Хмельницкой, Ровенской, Чернобыльской АЭС, норовя ползти дальше, распространяя свои владения до пределов Каспия, Карелии, Кавказа и Урала. А на последнем находился известный АУТ – Атомный Уральский Треугольник, включающий Новоуральск, Маяк-51 и Белоярку. Там еще не ведали, что им грозит, и как близки к ним щупальца Армады – новорожденной сущности Земли.

А в Зоне шел две тысячи семнадцатый год. Может быть, последний год Мира Живых…

Похоронив Шофера в корпусе полигона К-II (Ахмада не смогли даже собрать), отряд перебрался в Бункер, расположился на отдых, стал латать экипировку, снарягу и «трехсотых».

Знания и лекарства Дока, лечебные свойства двух «янтарей» и общий позитив достижения цели, победы над сильным врагом и встречи с командиром – все это улучшило настроение и способствовало скорейшему выздоровлению раненых. А уж сколько было объятий, поцелуев, восклицаний и рассказов! Тепло и радостно приняли друг друга Истребитель и бойцы сводного отряда, взахлеб повествуя о событиях прошедшего года. Даже Орк прослезился, утирая влагу со смуглой небритой щеки и изредка трогая командира, будто, не веря, что он жив и реален.

Пока Роман, насытившийся пайком и напившийся водой прибывшей группы, занимался сборкой установки из деталей, доставленных отрядом, остальные, сгрудившись, делились впечатлениями и, забыв про субординацию, обнимали майора, тискали и от избытка чувств часто перебивали его. Короче, сопли, слезы, слюни и чепчики вверх!

Взгрустнули и замолчали, когда Никита поведал о Рогожине. Честно сознался, что сам застрелил того, кем стал ушедший из Бункера отчаявшийся полковник, не выдержавший голода и жажды. Радиация сделала свое дело, а Топорков – то, что исполнил бы любой на его месте. Было больно и тяжело осознавать это, еще хуже – понимать, что испытал и перенес в одиночестве Рогожин. Холод попытался объяснить, почему они не смогли прийти на помощь полковнику, сообщил, как пытались взять приступом АЭС, потеряв связь с Рогожиным, но сектанты оказались сильнее. Да и приказ командира в последней SMS четко запрещал всяческие попытки его освобождения.

Истребитель рассказал, как сам был близок к сумасшествию, обезвоживанию и неминуемой гибели. Да и его нездоровый вид вместе с уже третьей опустошенной фляжкой красноречиво говорил о перенесенных муках и страданиях. Товарищи благодарили командира за стремление помочь отряду, спасение их внезапным вмешательством в исход боя. Когда Никита вкратце рассказал о Черном Сталкере, как тот был прощен и отпущен, некоторые невольно заозирались. Сообщил про его помощь в цеху Станции, после чего бойцы вспомнили, как некто в черном искусно лавировал в темноте корпуса между завалами и аномалиями, между пулями спарки, невероятным образом порхая в метре над землей и отвлекая турель на себя. Метко брошенный им прут покончил с одним из сектантов, которого и видел Никита, схлестнувшись с офицером «Бастиона».

– Думаешь, после всего, что произошло там, на крыше НИИ, год назад, и вообще в Зоне за это время, можно ему доверять? – спросил Холод, приобнимая друга.

– Доверять? Ден, доверять нужно любому человеку, если он человек. Без веры в этой жизни не будет и самой жизни. Когда мы перестаем видеть друг в друге тепло души и крепкое надежное плечо товарища, исчезает и все остальное. А чтобы чувствовать это и беречь, нужно верить в себя, верить в тебя… в него… в нее, – Никита тыкал рукой с булькающей фляжкой в сидевших вокруг него людей, – и никакая сила не должна победить эту веру, эти глаза, души. Мы – команда! Мы – люди. И даже среди всего дерьма Зоны, да простит меня Хозяйка, которое и придумано ею, чтобы сломить человека, его волю, его кредо… среди всего этого мы выжили… выжили и те, кто давно топчет Зону, те, кто верит в настоящую дружбу, ценит ее и всегда готов прийти на помощь. Вы, сталкеры, сохранили человеческий образ! Никто, кроме вас, не знает настоящей цены дружбы, взаимовыручки, боли и жизни. Да, жизни! Вы умеете выживать в условиях, где любой смертный загнулся бы и пал. И при этом оставаться собою, оставаться Человеком. Эх-х… братцы… за вас, ексель-моксель! Спасибо, что вы есть! И спасибо Зоне, что умеет определять, кто есть кто, и учить настоящей мужской дружбе!

Никита поднял флягу на уровень лица, тряхнул ею, как рюмкой за столом, жадно отпил. Корсар, уперев локти в колени напротив майора, благодарно кивнул. Бодайбо полез за водкой, Орк с перебинтованной рукой понимающе помотал головой и глубоко выдохнул. Димон смахнул слезу, сжимая кулак лежащего Баллона, возле которого возился с аптечкой военврач.

Потом снова были разговоры, рассказы, смех, чоканья алюминиевыми кружками с «ОЗОНАвкой». Курили, шутили, делились наболевшим. Спустя час, настало время прощаться. Слово взял Корсар:

– То, что сделали сегодня вы все, включая героизм нашего поэта Семена, непримиримость Ахмада, смелость Шофера, отчаянное прикрытие Баллона и Димки, храбрость всех бойцов без исключения – это не забывается и ценится пуще всех других достоинств и поступков. Мы никогда не забудем тех, кто пал в Зоне, сражаясь бок о бок со сталкерами, искореняя зло и спасая товарищей. Это и Петро Тротил, и полковник Рогожин, и Фотон с Гошей, и Пыть-Ях с Полканом. Канули в неизвестность Подпол и Стас Ubivez, которые помогли нам всем, встречая опасность лицом к лицу. Спасибо вам всем, живым и погибшим! И я лично… хм… мы, сталкеры, клянемся, что доведем начатое вами дело до конца, будем достойно нести звание группировки и помнить заслуги и славу российского спецназа. Простите за пафос, но… – Корсар набрал побольше воздуха в легкие, играя желваками на мужественном лице, – мой респект вам, парни! Живите долго, служите достойно и не забывайте боевых товарищей по Зоне.

Бойцы и сталкеры топтались и громко вздыхали, силясь не пустить нюни и сдержать сентиментальные порывы. Холод, поборов тяжесть в груди, решил чуть развеять печальный момент:

– Ну и чего пригорюнились, братцы? Харэ пучиться и грузиться. Лучше скажите, у кого бумажка туалетная найдется? Хезать хочу, аж ягодки сводит.

Удалась шутка. Ухмылки, улыбки, смешки. Шепот.

– Вон, в углу наждачки лист, – ответил с юмором Зубоскал, – седьмой номер пойдет?

Теперь уже засмеялись все. И даже вечно угрюмый Аперкорт.

Никита хоть и попросил не устраивать долгих проводов и прощаний, но боевые товарищи никак не могли успокоиться, обнимаясь и целуясь. Растроганные скорым расставанием друзья боялись молчать, чтобы не сбить настрой, не ускорить разлуку.

Но этот момент настал.

Каждый ощущал тоску и тяжесть в сердце, разум отказывался принимать неминуемое. Фифа откровенно плакала, по очереди целуя каждого. Спецназовцы тоже обнимались со своими местными друзьями, бросали короткие утешительные реплики, крепко пожимали руки, собираясь возле установки. Теплые, добрые, родные лица: Корсар, Бродяга, Тагил, Бодайбо, Эскимо, Аперкорт, Зубоскал. И Кэп. Он принял решение остаться в Зоне, в «Пепле». Там, на Большой земле, в две тысячи седьмом году его ничто не держало. Грустный Семен Блок, теребящий бородку. Остальные боевые товарищи, и те, кто согласился пойти в этот опасный рейд для спасения офицера и проводов разведчиков.

Роман, наоборот, собрался со спецназом, хотя его уговаривали остаться. Он заверил всех, что ему некуда здесь идти, а в «НовоАльянс» он не хотел возвращаться. Да еще и со знаниями об изделии и его местонахождении. Это было вполне понятно, как и то, что Зоне он сейчас опасен и, откровенно говоря, не нужен. И обычно мнительный ученый объявил о твердом решении телепортироваться.

– После нашего… гм… убытия Корсар уничтожит установку, – сообщил всем Никита, – соответствующий инструктаж проведен, ЦУ даны. Нельзя изделие оставлять здесь! Ни Оку Зоны, ни «Бастиону», ни кому-либо еще. Не хер мост в другие миры оставлять. Сами, надеюсь, понимаете, разжевывать не буду. Корсар, на тебя вся надежа. Сделаешь?

– Не волнуйся, друже, сбацаю. Чин чином все будет. Ни одного болтика не останется. Орк оставил заряды.

– Хорошо. Спасибо. Токо мужики, сами не поджарьтесь. Очень прошу учесть дистанцию безопасности. Так. Путь отхода имеется? План есть?

– Командир, да все будет пучком. Выберемся, – отозвался Аперкорт, сидящий на катушке с обмоткой, – по туннелю нельзя, там Орк поработал, завалив сектантов сводами лаза.

– А фули мне на них таращиться было? Как пошла заваруха, так я и слупенил фанатиков с «осы». Щас хрен кто проберется сюда через этот путь! Полный абзац там, – осклабился в ухмылке здоровяк.

– Молорик, Орк. И воюешь дай боже каждому, и новые РПО сварганил… Красава! Поди на медаль наработал? А, боец? – улыбнулся сухими губами Истребитель и сморщился от рези вокруг рта.

– Я не против медальки. Завсегда пожалуйста.

– Уйдем поверху, – подытожил Корсар, – по тому ходу, где эти гаврики пролезли. Там, видать, служебные подсобки и выход на крышу, под свод Укрытия. Разберемся. Я квад вперед отправлю. Путь проверить. Чтобы сюрпризов больше не встретить. Да и не думаю, что сектантов куча там бродит. Положили их прилично. Если офицера с «двойкой» завалили, значит совсем худо в их конторе. Поди, где-то «единица» остался, лазит. Может, Око сторожит, и нос не высунет уже. Короче, разведка, за нас не беспокойся. Полюбасу свалим!

– Отлично, Корсар! Так держать, – Никита повернулся к Роману, мимикой спросил, как дела. Получив утвердительный кивок, снова повернулся к товарищам. – Ну что, друзья, не поминайте лихом. Когда-нибудь увидимся еще. Живыми и здоровыми. А теперь прощайте, братцы! И берегите себя. Вы хорошие парни. И я горжусь, что воевал здесь плечом к плечу с вами.

Он поднял руку, сжал кулак, жестом сопровождая сказанное, и присоединился к собравшимся возле разрисованной когда-то Мешковым стены товарищам. Присел на корточки, поправил на спине «вал», любезно доставленный вместе с остальной его снарягой Орком, надел шлем, застегнул лямку на подбородке и тронул плечо ученого. Тот мотнул головой и кивнул Кэпу, стоящему поодаль с кнопочным пультом. По команде Корсара все провожающие отошли в дальний угол, за стекло аквариумной лаборатории. Сталкеры смотрели на горстку разведчиков, провожая их в дальний и, вероятно, небезопасный путь. Угрюмые белые лица, красные глаза, дрожащие губы. Прощальные грустные взгляды. Такими сталкеры запомнились Никите.

Затем раздался шум набиравшей силу турбины, гул увеличился, треск в энергошкафу участился. Огромная труба установки с прикрепленной на ней спутниковой тарелкой дернулась, скрипя шарнирами и шипя пневмоприводом, повернулась к спецназовцам и уткнулась в их сторону. Леденящий душу и слух тончайший писк заполонил Бункер, переходя в иные, не воспринимаемые человеческим ухом частоты. Под сводом помещения и за стеной с встроенным в нее генератором раздался монотонный грохот, и Никита сжал руку Орка. Тот другой рукой схватил плечо Холода, который, в свою очередь, обхватил кисть Анжелы. Разведчики сдвинулись, сжались, прильнув друг к другу. Роман нажал дистанционный пульт в виде сотового телефона, откинул его к станине изделия и закрыл лицо ладонями.

Сначала тревожные лица сталкеров поплыли, потом их силуэты стали расползаться, картинка смазалась и… Большая голубая сфера поглотила девять человек, вобрав их внутрь себя. Оторвалась от пола, разнося в стороны электротоки, пыль, мелкий мусор. Огромный полупрозрачный светящийся шар завис на мгновение в метре от стены, заискрил, замигал. Красиво и волшебно, даже Кэп охнул от восторга и удивления, впечатавшись спиной в серверный шкаф с пультом в руках и извивающимся к установке проводом.

Невиданная доселе обитателями Зоны субстанция налилась фиолетовым цветом, застыла на миг и, лопнув, исчезла. Вместе с находящимися в ней людьми.

В Бункере сильно запахло озоном вперемешку с паленой проводкой, сквозняк пропал, а вместе с тем затихли все звуки. Наступила гробовая тишина, остановилось время, и стук нескольких сердец стал не таким частым. И только спустя минуты послышались облегченный выдох и хриплый прокуренный голос Зубоскала:

– Доброго полета вам, братва. Береги вас Зона!