Только под вечер второго дня на дороге показалась телега с боевыми магами. Ураган шел впереди, рядом, почти не деля дорогу хромали двое зеленых – бледный, почти человеческого цвета кожи Чертополох, весь в повязках вместо рубахи, и Волна, откровенно в прозелень. Когда Ураган остановился, рассматривая кротовину посередине дороги, Волна тут же рванул в ближайшие кусты – его долго и упорно рвало, видимо, не увернулся от ножек пескожила и теперь страдал от отравления. Ясень вел под уздцы лошадь, флегматично тянувшую телегу. Деревяшка на первый взгляд почти не пострадал. В самой телеге лежали без сознания Бурун и Мстив. Снежок шел, держась за борт, иначе бы не выдержал дороги. С другого борта так же хромал Сумрак. Менее пострадавшие Пламя и Бирюза замыкали шествие.
Боевые, все четверо, спрыгнули со скалы, показываясь капитану. Ураган критично осмотрел всех, перевел взгляд на Ежа:
– Еще раз, и загремишь в Цитадель, – сказал невнятно, видимо, ему тоже пришлось несладко.
И гадай, что он имел в виду? То, что не вернулись вовремя, ослушавшись приказа, или то, что Еж пытался прорваться через барьер?
Еж сложил руки на груди, и отвернулся в сторону.
– Парни, собирайтесь, – продолжил Ураган. – Ночевать будем в Черно-горе.
Сверху доносились судорожные сборы деревенских и солдат. Осмелевший и ходивший, опираясь на выточенный Ирбисом посох, княжич замер на краю скалы, рассматривая прибывших боевых сверху вниз:
– Добрый вечер, господа! Должен с прискорбием сказать, что в Черно-гору вам не попасть. Ни сегодня, ни завтра.
– И вам добрый вечер, – отозвался Ураган, задирая голову, – эм...
– Я Тадеуш Соларн, сын Вацлава Соларна, к вашим услугам, Ураган. Правильно?
– Правильно, княжич, и мне все равно, что вы думаете о наших шансах заночевать в Черно-горе. Через полчаса выходим, готовы вы или нет. – Он повернулся к Бирюзе, – Риз, кротовину сровняй с дорогой, а то телега не проедет.
Бирюза лишь кивнул и пошел вверх по дороге, прислушиваясь к земле и скальным жилам. Потом скинул обувь, верхнюю куртку и штаны (их понятливо подхватил Ирбис, вечно попадавший в подобные ситуации), оставаясь в одной рубахе и подтверждая выводы деревенских, что среди боевых одни охайники и есть. Задумался на миг, погружаясь в себя, ища спокойствие и умиротворение – не любил он этот миг, понимал: зачем, для чего, помнил, что сам хотел. Но любить боль – увольте.... А потом сотни деррагейловых чешуек взорвали его кожу изнутри, но там, где все боевые орали, этот молчал, погружаясь в сосредоточение. Лишь пошатнулся, но этот путь он выбрал добровольно, в отличие от собратьев по оружию, потому и терпел.
А еще через миг, вызывая в Вишко Тесаре настолько сильное изумление, что тот забыл родную словечину, выражаясь лишь междометиями, серебристая, живая землеройка рванула в кротовину, исследуя её. Земля осыпалась практически мгновенно, закрывая нору, и видно было где проносится дальше разумная землеройка: дорога вновь выравнивалась, а многочисленные норы змеевиков исчезали прямо на глазах.
Княжич, отмерев от чудес, спустился вниз с помощью Вишко и неожиданно мягко (Еж помнил, как тот строил деревенских) сказал:
– Ураган, послушайте меня. Лучше ехать в Златоград. Ворота Черно-горы не откроются. Ни ночью, ни днем. Пока не уйдут змеевики и пескожилы. Даже ради меня не откроют.
Ураган выгнул бровь:
– Ворота? Да кого они волнуют?
Несмотря на бородатость шутки, кое-кто из боевых даже хмыкнул. Тадеуш же нахмурился, пытаясь хоть что-то понять.
***
Со скалы спускали раненых и грузили в первую телегу, опасливо ступали по деревянным ступенькам женщины. Дети без капли страха и подлой мысли, что не поймают, сами прыгали в протянутые им навстречу руки Сумрака и Ясеня. Их тут же садили в телегу, в которую уже запрягал лошадь кто-то из солдат.
Еж оставил их, забрался на скалу, собирая свои вещи – никто к ним добровольно не прикоснется. Янош уже мялся рядом – своих вещей у монашка все равно не было. Ирбис собирал свои вещи, Волк связывал многочисленные заготовленные копья. То, что это место служило им убежищем эти дни, выдавали оставшийся мусор и горящий костер.
Еж, подхватив котомку, кивнул Яношу:
– Загаси костер, пожалуйста.
Тот заозирался вокруг, так что Еж вздохнул:
– Вон же ведро с водой стоит, забыли с собой захватить на радостях, что едут в город.
Янош взял ведро, осторожно, косясь на костер, медленно, словно он был ядовитой гадиной, подобрался к нему и издалека плеснул водой. Куча пепла поднялась в воздух, заставляя чихать оборотней.
– Янош!!! – Ежу повезло, он был привычно в маске, – это всего лишь огонь, а не чудовище. Не делай так больше! Когда гасишь костер, будь добр, подходи ближе и лей аккуратно.
Янош, весь дрожа, лишь кивнул.
***
Двинулись чуть больше, чем через половину часа – пока еще солдаты навели порядок, да вернувшийся Риз оделся. Первым теперь шел Бирюза, его страховал деревяшка. Ясень скинул обувь, шагая босым, часто останавливаясь и проверяя землю. Потом шел Ураган, его то обгоняли, то пропускали вперед Поль и Волна, каждый четко по своей стороне дороги. За ними ехала телега с ранеными боевыми, лошадью теперь управлял Пламя. Следом двигалась повозка с солдатами, их охраняли Волк и Вихрь, все взрослые деревенские шли пешком – им не нашлось места на последней телеге, где сидели дети. Ирбис, насвистывая и выпустив хвост наружу, спокойно вел лошадь под уздцы, не забывая поворачиваться к детям и улыбаться. Кот то ли еще не вышел до конца из детства, то ли очень любил детей. Замыкающим, как все времена до этого, был Еж. Рядом вился Янош.
Все боевые держали в руках копья, используя их вместо посохов. Шли настороженно, аккуратно, не задевая другу друга и отбросив шутки. Деревенские прониклись и даже не пытались роптать – страх нападения тварей сковал их. Только иногда слышны были редкие молитвы. Тайлесу и Десперу – слух у боевых был чуткий.
Смеркалось. Кто-то из деревенских достал заготовленные заранее факела. Но зажечь их не дали, Ураган заявил, что ночь и так лунная, света хватает, а тот, кто зажжет без разрешения огонь, тут же окажется в пасти змеевика или пескожила – уж как повезет.
Далеко, так, что только Риз и слышал, раздавалось знакомое клац-клац-клац. Но не приближалось, шло себе и шло вдоль дороги, словно выжидая.
Княжич, сидевший с краю телеги, периодически пытался спрыгнуть с неё, чтобы идти сам, но все не решался – понимал, что выбранный темп выдержать не сможет, а тормозить всех не хотелось. Но с Ураганом поговорить нужно было. К счастью, Ураган подошел к Тадеушу сам – тоже накопилось множество вопросов.
Заметив, что капитан боевых магов оказался рядом, княжич выпрямился:
– Простите, Ураган... Можно вопрос?
Тот наклонил голову, давая разрешение:
– Давайте!
– Можно... Уточнить? У нас говорят, что все эти твари – кара небес. Что заслужили своими грехами. Что платим своей кровью, раз исправляться не хотим. Так ли это?
Ураган закачал головой:
– Не люблю я такие разговоры. Не встречал богов. Не могу за них говорить. Но... Скорее уж неурожай или неожиданная буря, разрушающая все на своем пути, – дело рук богов. Пескожилы и змеевики, уж поверьте, слишком странное оружие для богов.
– Но... – начал было княжич, Ураган его оборвал:
– Вы спросили, я сказал свое мнение. То, что говорят с амвона, меня не касается. Но на кару небес это не тянет. Можете нашего Вихря спросить, полагаю, скажет тоже самое.
Княжич повесил голову, так что Ураган констатировал:
– Уже спрашивали. Но не поверили.
– Тяжело верить.
– Во что?
Тадеуш выпрямился:
– В то, что это дело рук человека. Мужчины или, не дай Тайлес, женщины. Тяжело так думать, что кто-то специально призвал тварей сеять хаос и убивать людей.
– А молиться богам, которые натравляют на вас таких тварей, не страшно? – не удержался Ураган.
Княжич промолчал.
– Можно и мне тогда вопрос?
– Конечно, – согласился Тадеуш.
– Монах Янош... Он с вами шел из Черно-горы?
– Нет, конечно. Он же еще ребенок, – сказал княжич так серьезно, что Ураган еле подавил смешок. – Да и монах, оружие держать не умеет. Я брал с собой только солдат, добровольцев. Тридцать человек со мной шло. И сами видите... Выжило чуть больше десятка...
– Значит, не с вами... – вздохнул Ураган. Тадеуш припомнил:
– Мы когда приехали в Близки из Сороков... Там как раз змеевики только-только... Там еще монахи были, в синие рясы одетые – они приняли на себя первый натиск тварей. Может, Янош с ними пришел? Я почему так говорю... Эти монахи в Черно-горе были, с луну до этого приехали. Навещали храм Тайлеса, переговоры, говорят, вели с монахами. Потом к каштеляну ходили, с ним говорили. К отцу тоже пару раз наведывались, вели беседы не по часу, иногда до вечера засиживались в замке. О чем уж говорили – мне не докладывали. Но ушли они из Черно-горы дней за пять до нас. Янош мог и с ними пойти.
– За пять дней до вас... А вы вышли из Черно-горы..?
Князь нахмурился:
– Мы два дня в дозоре были, объезжали деревни, начиная с западной части края, прежде чем заехали в Близки.
– Два дня, значит... И там пять. – Ураган прикинул – только-только... Оставалось непонятными одно – зачем храмовники задержались в Близках? Уехали из города, чтобы остаться в ближайшей деревне без защиты стен. Ждали кого? Так ждать удобнее в городе. Или... Гонялись за кем? Уже не за змеевиками? Или... Пескожилами...
– Спасибо... – задумчиво сказал Ураган. – Кстати, а что за суеверие, что огонь прогоняет змеевиков и пескожилов?
Княжич удивился:
– А разве это не так? В городе все говорят, что огонь прогоняет тварей. Типа, огонь живительный, богом данный, а твари...
– Тоже же вроде богом данные? – напомнил Ураган, вгоняя княжича в грустные мысли. – Ладно, Тадеуш, не берите в голову. Лучше... Ваши солдаты отказались с нами говорить о битве и прочем, может, вы сами расскажете, а, княжич? Дорога еще длинная, время есть.
Княжич поежился, выдавая свой возраст:
– Да что тут рассказывать... Три года это длится. В первый только слухи неясные были. Да... – Он замялся, но все же сказал, – незадолго до Бельтейна... Отец с мачехой уже уезжать собирались, возвращаться в Златоград... Так вот ночью... В замок пыталось прорваться нечто... Солдаты еле справились тогда. Кротовина там у дальних стен до сих пор осталась. Только после этой атаки все и стихло. В прошлом году, как снег стаял, так и повалили со всех сторон беженцы, такого рассказывали, что страшно становилось. Отец два отряда снарядил, отправил за стены. Никто не вернулся. А потом твари сами под стены Черно-горы пришли. Сколопендры. Огромные, огнем пыхающие. Посад весь пожгли, да ярмарку. Правда, никто не погиб, посадские уже в городе были. А мачеха... Она после истории с близнецами Лойзо страшно ненавидела...
– С какими близнецами? – уточнил Ураган. Пришлось Тадеушу и эту историю рассказывать.
– М-да, вот же... – Ураган скривился, но ругательства все же подавил. Повернулся к княжичу, напоминая, – так что там с посадом и твоим братом было?
– Мачеха тогда настояла, чтобы отряд воинов вышел против сколопендр. Отец молчал, не вмешивался, мой голос ничего не решал. Лойзо доказывал, что сколопендр нельзя атаковать в лоб, надо выследить и уже в логове их передавить... Но его не послушали.
– А он дело говорил, – заметил Ураган. – Простому воину переть против пескожила глупо, проще дождаться, когда они в колонии в спячку впадают. Лойзо умный парень.
– Был, – скорбно заметил Тадеуш. Видимо не с кем ему было поговорить о брате, потому что его прорвало. – Вы не знаете, какой он был... Умный, начитанный, планы на Черно-гору были... Гномов хотел позвать, горы-то тут каменьями набиты. Крестьян приманить – земли хотел раздавать. Не даром, конечно, чтобы голытьба всякая не разбазарила, а за умеренную плату – пусть бы вольные крестьяне были, урожай все равно бы в Черно-горе продавали, да налоги бы платили...
– Интересное решение, – неожиданно серьезно подтвердил Ураган. – Только я бы, Тадеуш, после того как мы земли ваши от тварей почистим, землю бы крестьянам так давал, за будущие налоги. Потому что, Тадеуш, не у каждого способного заплатить за земли, на лбу написано: рачительный хозяин. И не каждый из голытьбы обязательно пьянь да растратчик. Всякое бывает. И рачительный хозяин теряет все деньги, и голытьба неожиданно находит клад. Так что, когда будешь восстанавливать земли, подумай об этом.
Тот криво улыбнулся:
– Так я ж не князь, княжич еще. И долгая лета еще отцу.
– Просто поговори с отцом. Не пытался?
Судя по бледным щекам – этот пытался, но все напрасно.
– Там мачеха всем правит, – вздохнул он. – Потому Лойзо и вышел в голое поле с небольшим отрядом воинов против сколопендр. Не стал брать грех на душу, только с десяток добровольцев с ним пошли. Пожгли их всех сколопендры. На глазах всего города – жители залезли на стены, словно представление им давали... И, да простит меня Тайлес, не было жалости в глазах княгини, когда погиб Лойзо. Не было. А ведь клялась быть нам вместо матери родной. Вот так. – Он замолчал, но потом после долгой паузы, не нарушаемой Ураганом, продолжил, – с отъездом отца, точнее почти с побегом его в Златоград, все потихоньку закончилось. И атаки пескожилов, и нападения змеевиков. Лето и осень пережили, зима трудная была, голодная, но выжили. А стаял снег, и все по новой началось. Страшно... В какой-то момент я понял: уж лучше погибнуть, чем так дальше трястись. Собрал отряд и ушел. Вот вся история. А ворота не откроют, хотя бы потому что тут я среди вас.
Ураган только поднял глаза вверх, закатывая их – говорить в который раз, что для них запертые ворота это ерунда, он уже устал.
Княжич продолжил:
– И на гостеприимство в замке не стоит рассчитывать – не пустят туда. Даже не примут, княгиня про вас столько всего рассказывала... С жильем в городе трудно, если только монастырь откроет свои двери. Но тоже рассчитывать не стоит, если честно.
***
Горели в ночи костры под стенами города, сама Черно-гора, как Йольская игрушка, подсвечена была, даже во время праздника Огней не освещают город так ярко.
– Это, чтобы точно змеевики не ошиблись целью, – не удержался от смешка Чертополох. Волна внезапно поддержал его шутку:
– Точняк, чтобы не промахнулись. – Сейчас, пролечив Чертополоха от ранений по-своему, с добавлением яда, чтобы прочувствовал все, что отмерил на долю Волны своим раздергаем, водный был настроен к нему миролюбиво – квиты.
Спящие у дороги, на мосту через рукав Лютоги и прямо возле городских ворот люди просыпались, ругались на прущие без разбора посреди ночи телеги, самые адекватные говорили, что с утречка заполонившие дорогу телеги лишь кипятком и обдадут со стен – чтобы не мешались тут.
Со стен, подтверждая угрозы, раздался сонный голос стража:
– А ну пошли прочь, город закрыт! А то щаааас каааак... – Зевок смазал всю угрозу.
Телеги остановились – ворота были закрыты, ехать дальше было некуда.
Ураган обернулся к Вихрю:
– Защитный полог сделай, пожалуйста.
Еж замер, рассматривая, как работает Вихрь. Ему такое не доверяли. Воин, только сырой магией и готов кидаться.
А Вихрь плел волшебный ковер – сплетение ветров, облаков и немногочисленных молний – он сегодня был благодушен. Когда Вихрь волновался или боялся, у него получался пылающий от небесного огня полог, полный ярости и боли. Сейчас же... Пожалуй, красивее только Снег и делал. Да иногда Чертополох. У зеленого получался полог весенний, легкий, в цветах и изгибах ветвей, только редко бывали такие просветы разума у Поля, потому и не доверяли ему защитные пологи плести. У Снега же (вот кто виртуозом защиты был) полог получался зимний, белоснежный, блестевший снежинками и тонкими льдинками. Надежный, прочный, даже Урагану разорвать такой полог было не под силу. Но сейчас Снег выглядел понуро – его жажду выдавала раздавшаяся вширь челюсть и выступавшие из зубного ряда длинные клыки. Крови он не пил уже с луну, а магии тратил так, что скоро на своих уже бросаться будет.
Ураган тем временем замер перед закрытыми дверями, рассматривая их. Вездесущий любопытный Янош сунулся ближе, никем не останавливаемый. Стоял тихо, как мышь, рассматривая Урагана и ожидая чуда. Чудо не заставило себя ждать. От ног Урагана в сторону ворот побежали огоньки, черные, как уголь, живые, как пламя. Забрались на ворота, казалось, что старое дерево вот-вот зажжется, но огоньки исчезли, словно впитались в него. А потом с грохотом, с пылью и руганью откуда-то сверху, ворота пали – расплавились и стекли вниз огненными ручейками петли. Ржавую герсу, отвечающую за вторую линию обороны, ждала такая же участь – только её расплавили полностью.
Телеги под прикрытием защитного полога Вихря тронулись в город, проезжая прямо по лежащим на земле воротам. Ураган обернулся на застывших на посадской стороне города потерянных людей:
– А вам особое приглашение нужно?
Грохот, топот, ругань, ржание лошадей, скрип колес и крики благодарности заполонили площадь у главных ворот – люди уже отчаялись оказаться под защитой городских стен.
Когда все заехали в город, Ураган обернулся к Ясеню:
– Пожалуйста, поставь ворота на место.
Тот кивнул, отбрасывая свою копну светлых волос назад и прочнее ногами ввинчиваясь в пыльную землю – мостовых в нижнем городе отродясь не было.
Земля с обоих сторон от ворот проросла плетями растений, обвивших и потянувших, как канаты, тяжелые ворота вверх, возвращая их на место. В последний момент лианы неожиданно покрылись шипами, набрали цвет и буквально взорвались огромными плотоядными цветами. Ураган повернулся к бледному Полю:
– Ну и на шиира?
– Зато красиво! – Поль дернул плечом.
– Так воротами теперь пользоваться, ты подумал?
– Пффф, в городе еще восточные ворота есть. А раздергай шипастый сам завянет. В морозы. Лютые. Если повезет.
– Обалдуй, – резюмировал Ураган, поворачиваясь к людям и застывшему княжичу – сбежать без прощания те посчитали недостойным.
***
Деревенские попытались оттеснить от телеги с детьми Ирбиса, но это получалось плохо – тот голову наклонил, потерял свою обычную улыбку, кажется, он даже утробно рычал.
– Ирбис?! – окликнул его Ураган, подходя ближе, – что творишь?
Кот зло обернулся:
– Они детей забирают.
Ураган прищурился, рассматривая вмиг пожухших женщин, перевел взгляд на оборотня. Янош, привлеченный происходящим, приблизился, тоже встал у телеги.
Бойкая Ковак подалась вперед:
– Это наши дети! И наши телеги. Мы их забираем по праву.
– Нет такого права! – уперся Ирбис, – дети потеряли родителей, значит, их ждет приют при храме. А никак не подворотни и клянченье милостыни у прохожих. И воспитание еретиков....
Янош кивнул:
– Храм принимает детей, потерявших родителей. Там хороший приют. – Про еретиков он не понял ни слова и потому морщился, ожидая подсказок. Подсказывать ему никто не спешил.
Деревенские зароптали:
– Это – наши дети! Забирать их вы не имеете права!
– И телеги наши, наше добро! – влезла вновь Ковак.
Ураган, недолго думая, сказал:
– Значит, телеги ваши... Что ж, сгружайте раненых прямо в грязь, скидывайте, забирая ваши телеги.
– Но это же не по-людски, – ахнул Янош, принимавший все за чистую монету.
Ураган тем временем продолжил:
– Посмотрим, что они вам потом скажут, как выздоровеют. И что князь за такое отмерит вам – его же дружина.
Деревенские перестали ропать, даже Ковак за локоть одернули, чтобы не дралась за телеги.
– Полегчало? Или уже забыли, ради кого эти люди пришли, ради кого кровь проливали? Про своих молчу, мы нелюди, нам не привыкать. Но их-то за что? Только гнева князя и боитесь...
Возмущение смолкло, но надолго ли?
– А дети... – продолжил Ураган. – Дети не ваши. Трое, кажется, ваши. Остальные – нет. Хотя я и ваших не выдал бы вам... Дети будут помещены в приют, где позаботятся о них лучше. Когда найдете жилье, найдете работу, докажете монахам, что можете содержать не только своих детей, но и чужих, приходите в храм, забирайте детей. Слово княжича будет порукой, ведь я верно говорю?
Он обернулся на прихромавшего и вставшего рядом Тадеуша. Тот выпрямился, становясь вновь старше своего возраста:
– Все так. Дети, потерявшие родителей, едут в приют, там получат всю необходимую помощь. Устроитесь в городе – приходите, забирайте. Кстати, телеги свои получите завтра, придете к замку, стража выдаст. А пока раненые остаются на телегах. Всего доброго. И добро пожаловать в Черно-гору.
Деревенские хотели что-то сказать, но Волк так выразительно рыкнул, что толпа вокруг телег быстро рассеялась, только-только забрали свои пожитки и троих детей унесли с собой.
– Ирбис... И что это было? – уточнил Ураган у оборотня, внимательно рассматривая его – это была первая выходка кота.
– Вы бы слышали, что они детям внушают, – раскаяния в голосе кота не было от слова “совсем”. – Уж лучше монахи, воспитавшие такого мальчишку, как Янош, чем эти...
Волк пояснил:
– Не касаясь богов и веры, во многом они... Фанатичны и глупы. Не разделяю уверенности Ирбиса в монахах, но... Хуже не будет. Может, хоть плевать в людей учить не будут. И в нелюдей, спасающих их шкуры.
– Пффф, обиделись, значит. Из-за этого кипиш? – у Урагана обида тоже вскипала, когда плевали вслед, но уже привык не отвечать. – Сколько еще раз плюнут – страшно подумать, парни.
Янош опять влез со своим суждением:
– Не по-людски это – за добро плевком платить.
– Скажешь, новый вид существ? – с коварной улыбкой уточнил Ураган, показывая рукой на уходящих прочь деревенских. Монашек все еще нравился ему.
– Тоже нелюди, – отрезал хмуро Янош. – Худший вариант.
Вихрь рассмеялся и добавил для тяжких раздумий монашку:
– Эти нелюди тебя бесплатно на телеге везли, рубаху дали, жилет от души оторвали. А тыыыыы.... Не по-людски, Янош, не по-людски.
Янош хлюпнул носом (обуви у монашка так и не было, простыл по холодной земле босым чапать):
– Это они сугубо по недосмотру. Завтра, не сомневаюсь, придут требовать свое.
– Растет парень, – Волк расплылся в улыбке. – Теряет веру в людей.
***
Дорога в монастырь вилась через бедную часть города вверх и вверх – монастырь располагался в старом центре, там, где богатые особняки. А замки каштеляна да семьи Соларн были еще выше. По дороге Ураган уговорил княжича разрешить ему пойти вместе с ним – пусть ещё ночь, но явно уже подняли князя по тревоге, явно уже сообщили о возвращении сына, а другой оказии увидеться с князем может и не быть – не с боем же брать замок.
Княжич согласился – сам понимал, что отец не станет принимать боевого мага в доме ни за что. Княгиня Лесана не позволит. Так что устало шел рядом, решая, куда же девать некоторых раненых? Ходячие-то уже сами разошлись по домам... А лежачие? Со сломанными ногами да проломленными головами? У тех, кого был свой дом и родные – из замка отвезут домой. А пара раненых жили при замке, без родни, одни, как перст. И ухаживать за ними в замке не будут. Или будут, но спустя рукава. Одна надежда оставалась, вдруг, как верил Янош, двери монастыря все же откроются? Вдруг случится такое чудо?
Когда остановились перед монастырем, пропели третьи петухи. В монастыре во всю шла полуночная служба.
Янош яростно застучал в ворота – знал, что привратник и спать может, несмотря на время. Долго, упорно, старательно стучал. Вдохновенно, как сказал, не удержавшись, Поль. Боевые маги стояли в стороне и тихо шептались, предлагая свои варианты взятия ворот. Но не пригодились.
Маленькое оконце в одном из створов все же открылось:
– Монастырь нико... – Привратник, узнав монашка, сперва подался назад, потом вперед, и лишь затем выдохнул растерянно:
– Янош?
Все боевые старательно стояли так, чтобы их не было видно привратнику – просто на всякий случай.
Монашек улыбнулся:
– Я вернулся. Кажется... Я сбежал из монастыря, но... Вернулся.
– Великий Тайлес! Сбежал он... Ясное дело, сбежал, вот хворостина по тебе плачет, Янош... – бормотал привратник, открывая одну створку ворот. Замер, рассматривая оказавшуюся перед ним толпу и телеги. – А это... Не велено...
Ураган ради такого случая даже вытащил жетон со знаком Цитадели, всегда висящий на цепочке у него на груди:
– Открывай шире! Цитадель! Право имеем!
– Да так мо... – Привратник попытался закрыть створку, но Вихрь уже нагло открывал другую, чтобы могла проехать телега. – Настоятель будет против...
Янош же радостно болтал ставшее привычным для боевых магов:
– Не по-людски это людей без крова оставлять, в помощи отказывать, не по-людски.
Телеги поехали во двор монастыря мимо хватающего ртом воздух привратника.
Еж фыркнул, проходя последним через ворота: кажется, по Яношу не только хворостина плакала, а и что похуже. Или какие тут порядки в монастыре?
Вопреки страхам привратника, настоятель монастыря был не против. Так сказал после недолгих разбирательств с Ураганом и княжичем вышедший из часовни на шум телег и людской гомон иконом – второй по значимости человек в монастыре: кругленький, масляный, ласковый, как колобок в кифских сказках. Он загонял высыпавших за ним следом монахов в зеленых рясах (всего-то с десяток, остальные, видимо, были заняты службой) – распорядился выделить палаты для раненых, отправил детей в приютское крыло, а для боевых магов приказал открыть гостевой дом. Яноша же хватил за ближайшее к нему ухо и радостно оттаскал – чтобы сбегать впредь неповадно было.
Так что Ураган, оставив всех боевых магов на попечение монахов, сменил дорожный плащ на более подходящий для визита к князю – черный, подбитый норкой, с вышитым знаком Цитадели на спине. В качестве сопровождения захватил с собой только Вихря – этого оставлять в монастыре без пригляда было страшно. Не за то, что натворить может, а потому, как перенесет близость храмовой магии. Храмовники храмовникам рознь, есть и искренне верующие. Есть и сильные маги, просто другой направленности. И оставлять демона без присмотра в таком месте было... Неуютно.
***
Замок семьи Соларн был огромен. Сложенный из огромных светло-коричневых камней, он гордо нес вверх пять шпилей с яркими флажками князя, княгини и страны. Спешно поднимали на башне флаг молодого княжича.
Во внутренний двор, через массивные, почти как главные городские, ворота прошли без трудностей – распахнули и врата перед княжичем, и герсу спешно подняли. Но дальше внутреннего двора их не пустили.
Двор был под стать замку – большой, ухоженный, замощенный брусчаткой. По центру стоял колодец под вычурной крышей – время войн и замков для Черно-горы прошло, время дворцов и мира еще не настало. Так что... Никаких скамеек или вычурных скульптур, газонов или клумб, никаких фонарей, как в Тирре, – простые факела на стенах, но в уже красивых кованых держателях. Только стены башен, уходящие высоко вверх, многочисленные двери, и огромная, уже явно позднее пристроенная крытая галерея с арками, резными узорами по краям, с перилами из мрамора и лестницей, достойной принадлежать дворцу, а не замку. Множество слуг окружили и княжича, и телегу, спешно снимая с неё раненых и помогая им добраться до казармы. Саму телегу покатили прочь с господских глаз. Урагана намеренно игнорировали – знали, кто прибыл. Вышитый золотом на плаще пятилепестковый цветок не узнать было сложно. Зверобой. А на некоторых языках – тваребой. Княжич терпеливо ждал, пока схлынет суета, не уходил никуда.
Горели и чадили факелы, освещая двор. Далеко брехали собаки.
Князь все же вышел приветствовать прибывших. Одетый просто, лишь накинутый плащ, подбитый горностаем, выдавал его. А ведь во многих странах горностай только королям положен... Князь спустился по лестнице вниз, прошел через весь двор, останавливаясь перед сыном. Невзрачный, сгорбленный, хоть по меркам Тирры не старик, далеко не старик. Лет сорок ему. Высохший, словно все силы из него ушли. Как княжич, светловолосый, с сединой в волосах. Нос горбинкой, пухлые, чувственные губы – когда-то это был красавец мужчина, пока из него не высосали все соки.
– Сын... Рад, что вы вернулись. – еле прошептал князь. Его водянистые глаза (если судить по сыну, то они должны были быть ярко-синими) остановились на Урагане:
– Уходите, вам здесь не рады.
Он развернулся и пошел прочь.
Княгиня, тоже вышедшая приветствовать пасынка, так и осталась на галерее, облокотилась на перила, смотрела вниз и, кривя тонкие губы, хмурилась. Возвращения пасынка она не ждала.
Одета она была богато – дорогая, жаккардовая ткань утреннего скромного платья, горностай на плечах, украшения в волосах, не по правилам распущенным. Рыжие, вьющиеся, летящие на ветру. И глаза зеленые – не удивительно, что деспериты её на костер потащили.
Не среагируй на неё Вихрь – как гончая на дичь, Ураган все равно бы понял. От княгини во все стороны ползла тьма. Черная, липкая, хватающая все подряд, что попадалось из живого на пути. Щупальце запуталось в княжиче, обвивая его, как змея, и смыкаясь на его шее. Тадеуш, и так бледный, совсем в синеву ушел.
От Урагана с Вихрем щупальца предусмотрительно держались подальше.
Почему-то считается, что ведьму боевые маги не видят. Не видят её силы. Не видят её колдовство. Может, потому что боевые маги связаны кодексом и не воюют с разумными тварями? Не ловят ведьм, это прерогатива Совета магии и инквизиции.
Может, отсюда растут ноги байки, что боевой маг пройдет мимо пакостящей ведьмы и не заметит этого?
Молоденькую, только-только входящую в силу ведьму, может, и не заметят. Бывает. Но не заметить такого, как в доме Соларнов, сложно.
Красивая, сильная, уверенная в себе ведьма, хорошо, что Поля не взяли – такие были в его вкусе как раз. Урагану даже жалко стало – столько сил и на злое дело.
Ураган улыбнулся.... Черные огоньки побежали от его ног прочь, выжигая все щупальца и добираясь до ведьмы. Той пришлось прекратить колдовать и отскочить в сторону, чтобы черное пламя Лат-аэрны не сожгло и её.
Княгиня повернулась к мужу, что-то быстро говоря. Тот облокотился на перила галереи и сказал, обращаясь к Урагану:
– Уходите, вас сюда не звали. Иначе прикажу спустить собак.
Вихрь тихонько фыркнул – что им те собаки... Если только гримы, да и то маловероятно. А уж гончих Дикой охоты тут явно не держали.
Княжич извинился за родителей:
– Простите, я предупреждал. В Черно-горе не любят боевых магов. Точнее, их ненавидят.
– Я заметил... – Ураган посмотрел на мальчишку, только теперь понимая, почему тот настолько тщедушный. Его оставлять в замке не хотелось, но и из родного дома его не утащишь...
Он развернулся к сиятельной чете и громко сказал:
– Я боевой маг Ураган. Я представляю Цитадель. Обычно нас зовут, но иногда мы приходим сами – и тогда вы...
Сколько раз он такое говорил? Вихрь даже знал, что сейчас последует – очень некультурное. Но Ураган закончил неожиданно:
– ...не в праве нам что-то указывать. Мы сами решаем, что нужно делать. И еще... Ваш сын, княжич Тадеуш был пролечен от ранений лучшим магом на континенте. Самым лучшим. И если я случайно через год, через два или десятилетие узнаю, что ваш сын покинул этот мир из-за того, что не смог оправиться от ран, или по причине случайного отравления ядовитым грибом, или попавшим не в то горло куском, или по любой иной причине – я вернусь. И тогда вы сильно пожалеете. Княжич будет жить столько, сколько отмерено небесами. Иначе пеняйте на себя. Я все сказал.
Он понимал, что слова грязного бродяги (а после луны в дороге да нескольких подряд боев каждый из боевых магов так выглядел) никто не воспримет всерьез, пусть этот бродяга и гораздо выше по происхождению всех вместе взятых местных князьков – происхождение под слоем грязи просто не видно. Так что двор вновь полыхнул пламенем – в этот раз уже видимым для всех. Занялись огнем даже каменные стены.
– Это мое слово. Надеюсь, оно было услышано. – Ураган кивнул княжичу на прощание, – удачи, Тадеуш, – и резко развернулся, плащ взвился за ним, как крыло ворона. Следом шел Вихрь, тихо мурлыкавший про себя:
– Ссссссильная, вкууууусная...
Ураган, не оглядываясь, активировал иней, заставляя Вихря стонать – колкие иголочки инея полетели во все стороны. Идти при этом он не перестал.
Дождавшись пятидесяти ударов сердца, Ураган опустил иней, поворачиваясь к Вихрю и рассматривая глаза – вместо огня в них опять плескался фиолет в крапинках золота:
– Следи внимательнее за демоном, Вихрь. Иначе отправлю на переделку – ты опасен своей слабостью. Всего одна ведьма, а ты уже утратил контроль над телом.
Тот ничего не сказал, боль, тихая, остаточная, еще бродила в теле. Ураган, жалея фаэтила, в чьем теле жил демон, остановился за воротами замка, давая Вихрю время прийти в себя. Принялся создавать самолетное послание. Медленно, осторожно – редко делал такое послание, способное пролететь через весь континент. Не эльф, легко мановением руки создающий жизнь. Да и не элегирь рождалась в его руках, что-то среднее между голубем и очень больной вороной. Полупрозрачная, почти ничего не весящая птица, брат его за такое создание поднял бы на смех, но что уж поделать? Не его теперь эта магия.
Медленно, чтобы птица успела запомнить, сказал:
– Девятое первоцвета. Сообщает боевой маг Ураган. Княгиня Лесана Соларн инициированная черная ведьма. Очень опасна, способна пить жизненную энергию. – Он задумался на миг: куда посылать самолетное послание?
Если в Совет магии, то сразу станет известно Нелоку. Откроют портал, отведут в Цитадель, и прощай, заранее проложенный маршрут. Не видать тогда Пиларна, озера Гил-Элета, степей кифов, Широтана или Алгара – так далеко он еще не заглядывал. Сразу в Цитадель отведут.
Вихрь даже дышать перестал – не знал, что Ураган способен на такую магию. Обычные самолетные листки каждый из них посылать умел, но не дальше лиги. А тут... Магии до Тирры хватит.
...А мы тащимся и глотаем пыль дорог, а могли бы... – Он мрачно хмыкнул, – в тепле Цитадели сидеть.
Ураган решился:
– Хольдери, главе Инквизиции. – Пусть это будет местным делом. Не зачем привлекать Совет магии. И отпустил прочь неуклюжую птицу. Та грузно взлетела, медленно кружа над ними и набирая высоту.
***
На территории монастыря было подозрительно тихо, сердце Урагана даже сделало болезненный кульбит в груди – мало ли, что могли натворить его парни. Но выяснилось, что маги попросту спали.
Гостевой дом представлял из себя одну большую горницу с множеством узких кроватей, на которых теперь спали боевые маги, кто успел раздеться, а кто и в дорожном, пропыленном платье лег на чистое, пахнущее травами белье. Вымыться в расположенной за стеной купальне соизволили всего несколько парней – Ясень, Снег и Сумрак. Лишь от них пахло чистотой.
Жаровни, стоящие вдоль всей горницы, почти не давали тепла – в Черно-горе с этим было плохо. Ураган это уже понял, когда попытался по дороге в монастырь купить в лавке у вооруженного самострелом пекаря свежие булочки. Цена за каждую была заоблачная, даже в лучших пекарнях Тирры и то просили меньше.
Пекарь, заметно поднимая самострел на уровень груди Урагана, тихо сказал:
– Покупай или уходи. Мука нынче золотая. А дрова... Деррагейловые.
Пришлось заплатить требуемую плату, не железный, есть тоже надо, да и не факт, что монахи их накормят. Он щедро поделился своей булкой из серой муки с Вихрем – этот есть хотел постоянно...
Ураган осторожно прошел через всю горницу, стараясь никого не разбудить, поставил корзину с едой на стол. Вихрь рванул в купальню – приводить себя в порядок, тоже устал, тоже хотел спать, но быть свиньей фаэтил не привык.
Ураган остановил его на полпути, еле слышно спрашивая:
– Как себя чувствуешь? – Алтарная магия по-всякому могла отразиться на демоне.
Вихрь пожал плечами:
– К счастью, тут не все, как Янош. Жить можно. А некоторыми даже закусить. – Он ускользнул в купальню от дальнейших вопросов.
Ураган вздохнул.
Снег дрожал под одеялами, хотя Сум и Еж пожертвовали ему свои. Изо рта вампира отчетливо вылетал холодный парок. Еж вообще спал на дощатой кровати, скинув даже матрац. Ураган нахмурился и, пока его никто не видел, пустил пламя по полу, согревая воздух. Боевые почему-то принимали заботу за жалость.
Ураган, хоть спать хотелось не меньше, чем боевым магам, вышел прочь – ему еще с настоятелем монастыря разговаривать.
***
Он покружил по монастырскому саду, позаглядывал самовольно в незапертые двери помещений, почти не натыкаясь на монахов – тех вообще было подозрительно мало. Казалось, что тот десяток, по утру помогавший устраиваться боевым магам, только и жил тут. Хотя, конечно, такого быть не могло. В скриптории столкнулся с печальным Яношем – тот в одиночестве переписывал молитвы. Монашек горестно поделился, что это его наказание – пока не напишет тысячу, прощения за свой проступок не получит. Ураган и рад был бы посочувствовать мальчишке, но тот сам был виноват в своих бедах.
– Не знаешь, Янош, где можно найти настоятеля?
Тот качнул головой:
– Настоятель занят, у него сложная молитва длиной в три дня за спасение Черно-горы и людей её. Прерывать нельзя. Может, вас иконом устроит?
– Устроит и иконом, – согласился Ураган.
Янош быстро посыпал песком свои записи, закрыл чернильницу, заткнул перо за ухо и поскакал на выход:
– Я вас провожу! – Он почти приплясывал от счастья в своей новенькой зеленой рясе.
«Лишь бы от дела отлынить, а ведь монах. Ведет же себя точь-в-точь, как мои», – вздохнул Ураган и пошел за монашком. Тот пояснял по пути:
– Радек... Иконом наш, он за детьми присматривает. Он раньше за приют отвечал, так вот до сих пор за детьми ходит, не бросил их. Радек он... Он хороший, правда.
– Тысячу молитв написать тебе он велел?
– Ага, – скис Янош. – Я книги хотел переписывать, но Радек сказал, что это будет наградой, а не наказанием. Типа уткнусь носом в книгу и забуду, что надо переписывать, а не читать. А с молитвами, может, что и отложится в голове. – Он хотел было почесать в затылке, но наткнулся на еще незаживший шрам. Зашипел от боли, потом поморщился.
– Покажись еще раз Волне. – предложил Ураган. – Он уже вполне способен вновь лечить.
– Ага, спасибо. Это невероятно хорошо с вашей стороны. – Янош вздохнул и указал рукой на крыло приюта, – вон там Радек долже...
Он не договорил – прыснул прочь, потому что иконом как раз выходил на улицу в окружении стайки детей. Радек заметил и Яноша, удирающего прочь, и Урагана. Сказал что-то детям, отправляя их в монастырский сад, а сам пошел к Урагану:
– Могу я вам чем-то помочь? – “Колобок” был мягок и немного льстив, и, на взгляд Урагана, переигрывал. Но возможно дело было в самом Урагане – он просто давно не общался с обычными людьми. А “колобок” скорее всего привык говорить с детьми, где мягкость в голосе и ласка лишней не будет.
– Да, иконом...
Тот поправил его:
– Отец Радек.
– Простите, у меня есть свой отец и...
Радек качнул головой и прикоснулся рукой к Урагану:
– Неверующий? Тогда... Можно просто по имени. Радек.
– Хорошо, Радек. Радость же, да?
Тот кивнул:
– Дар Тайлеса – имя мое, отразился и на характере, ничего не могу с этим поделать. Но я все болтаю и болтаю, а тем временем идет ваше время, и я вас отвлекаю...
Ураган отрезал:
– Наше время – ночь. По ночам выползают змеевики и пескожилы. Так что до вечера дел пока нет.
Радек напомнил:
– Вы что-то хотели?
– У меня к вам много вопросов, Радек.
Тот наклонил голову вниз, показывая, что понимает его и его заботы:
– Давайте пойдем в лекарский огород, там в это время никого нет, никто не помешает беседе. – Радек указал рукой в сторону небольшой калитки в зеленой изгороди.
– Пойдемте, – согласился Ураган, шагая вслед за мелким и шустрым колобком. Тот открыл калитку и пропустил мага вперед, потом долго и упорно ковырялся со щеколдой, та его не слушалась. В конце концов сладив с калиткой и грешной щеколдой (Радек её от широты души даже “выползнем Шукара” – извечным врагом Тайлеса назвал) пошел в огород, сейчас представлявший собой унылое зрелище – пустые черные грядки между выложенными камнями дорожками.
Радек присел на низкую удобную скамью, оставляя место и для своего гостя:
– Присаживайтесь, я не кусаюсь.
Ураган сел, проводя глазами по грядкам с растениями – те только-только показали первые еще робкие ростки из земли.
– Радек... Что вы знаете о змеевиках и пескожилах?
Колобок закачал головой:
– К сожалению, разочарую вас – ничего. Кроме того, что это наше наказание, нам его и нести. Всем нам. От монахов до... Даже вас, Ураган. Вы же тоже оказались тут. А может, и не кара это, а испытание. Всем нам свойственно ошибаться, а уж разобраться в хитросплетениях воли богов крайне сложно.
– А кто первыми появились? Змеевики или пескожилы?
Радек носком кожаной обуви, напоминавшей сандалии, осторожно порыл землю с краю скамьи:
– Не знаю. Много чего говорят. Правды – нет. Кто-то говорит, что первыми были черви, а кто-то видел первым сороконожек. Правды, боюсь, мы не узнаем. Что-то еще? Не сильно я вам и помог с тварями.
– Радек, а где... Все монахи?
Колобок всплеснул руками:
– Заметили?
– Сложно не заметить – монастырь почти пуст.
Радек медленно сказал:
– Заранее отправили монахов по другим монастырям. По опыту прошлой весны, – пояснил Радек. – Настоятель распорядился. Целее будут. Потом, когда уснут твари, монахи вернутся.
– А почему монастырь закрыт для страждущих? Там за стенами есть те, кому помощь нужна.
– Пытались... Пытались помочь. Но монахов мало, а страждущих много – тащили все, что считали, нам не нужно. Дошло до того, что с алтаря святыни пытались утащить. Люди напуганы, не соображают, что делают. Пришлось закрыть монастырь. Но еду готовим всегда, вечером раздаем на площадях. Так что служение свое несем, хоть и... Неправильно.
– А не из-за десперитов закрылись? Точно не из-за них? – Ураган пытливо рассматривал Радека. Тот вновь вздохнул, погасла улыбка на лице:
– Сложно за пять лет отучить верить в привычного с рождения бога, пусть он и лжив. Силой тут не заставишь, человек только сам может прийти и увидеть свет, осознать свои заблуждения. Мы в помощь людям, но не надзиратели для них. Кое-кто раскаялся, у нас половина братьев из бывших десперитов, кто-то продолжает жить во мраке и верить в суеверия. А когда страшно, когда вера терпит испытания, как сейчас, многие возвращаются к старой вере.
– И тащат все, что плохо прибито гвоздями в монастыре? – пошутил Ураган.
– Вы правильно поняли весь корень трудностей. Вы, кстати, заметили, что большинство выживших в деревнях – деспериты, Ураган?
Тот кивнул:
– Заметил. Знать бы еще – что это значит?
Колобок пожал плечами:
– Не знаю, право, не знаю. И это пугает.
– Кризис веры? – не удержался Ураган.
– Увы, все грешны, все думают, все боятся.
– А Янош ваш?
– Янош светлый юноша, он с детства воспитан в вере Тайлесу, он не сомневается, в отличие от некоторых братьев.
– Он сбежал из монастыря после дня святого Богумила, верно?
Колобок надолго замолчал, потом словно решился:
– Скажем так, он пропал именно после дня святого Богумила.
– Пффф... Тоже мне, помогли...
– Увы, грешен, – колобок вновь развел руки в стороны, – не Тайлес, не всемогущ.
Ураган припомнил, что не все спросил:
– А синь заезжала в монастырь? Воины Всеединого?
– Заезжали. Сразу скажу – со мной не говорили, настоятель наш вел с ними разговоры. Ничем не могу помочь. Но уходили они весьма озабоченные. Что-то еще?
– Да, пожалуй, нет. Спасибо вам, Радек, за ответы. И спасибо за гостеприимство. Пусть и оказанное против воли.
Радек встал:
– Что вы... Вас бы пустили. Вы же не тащите все, что плохо прибито гвоздями.
– К сожалению, моих парней и гвозди не остановят.
Радек рассмеялся, сложив руки на груди:
– Все мы грешны, что уж поделать.
***
Ураган заглянул в гостевой дом только для того, чтобы забрать свой мешок с вещами. Встречи с князем ему за глаза хватило. И пусть стыдно ему не было, но... Стирка сама собой не затеется. А откладывать и дальше смысла нет, когда еще опять окажутся в городе?
Все маги по-прежнему спали, Бурун уже дышал легче, перейдя из бессознательного состояния в обычный сон. Мстив не метался по кровати, крича сразу всеми голосами – от вульгарных женских до детских. Тоже просто спал. Так что, прогрев комнату в очередной раз, Ураган вышел на улицу.
Искать прачечную он не стал – направился сразу в знакомый скрипторий. Янош, через открытую на улицу дверь, уже издалека завидел мага и стал быстро убирать писчие принадлежности – от дела лытать этот монашек очень любил.
Ураган еще не успел до конца подняться по крыльцу, как Янош вылетел в дверь со словами:
– Вам помочь?
– Яяяяянош, – протяжно сказал Ураган, опираясь на перила, – кажется, у тебя и своя работа есть.
– Еще успею, – передернул плечами монашек, – ближнему помочь – это очень по-людски, это лучше и полезнее, чем...
– Спасение собственной души?
Янош, скрепя сердце, уточнил:
– Скорее, уха. – Его он на всякий случай еще и почесал.
Но иными способами спасать свое ухо, монашек явно не собирался, как что Ураган сразу перешел к делу:
– Янош, не покажешь мне, где тут у вас прачечная?
Монашек разочарованно выдохнул – отлынить от переписывания молитв не удалось:
– А стирают у нас по пятым дням, сейчас там никого нет...
Ураган наклонил голову:
– Так не покажешь прачечную?
– Покажу, чего ж не показать... Может, поискать брата Томаша? Он отвечает за стирку.
– Думаешь, я стирать не умею?
Янош хлопнул глазами:
– Вы же маг, вы же глава Цитадели... Неужто сами стираете?
– А ты видишь за мной обоз с маркитантками?
– Нееееет, – выдохнул Янош и тут же самоотверженно предложил, – я вам помогу! Я умею немного.
– Что ж, пойдем, “немного”, – Ураган спустился вниз по ступенькам и, пропустив вперед спешащего Яноша (не иначе, тот чувствовал приближение иконома), пошел вслед за ним.