Мы работаем на мир

В. Захаров, сталевар Магнитогорского металлургического комбината имени Сталина, лауреат Сталинской премии МИРА НЕ ЖДУТ, МИР ЗАВОЕВЫВАЮТ[2]

Я хочу поделиться с читателями о своих буднях, о том, как магнитогорские металлурги, точнее — мартеновцы, живут и трудятся во славу мира во всем мире.

Среди цехов Магнитогорского металлургического комбината мартеновский цех № 1 занимает почетное место. Именно здесь берет начало мощный поток магнитогорской стали. Сталевары этого цеха явились авторами славных страниц в истории сталеплавильного дела. Они высоко подняли знамя стахановского движения. С огромным успехом здесь проводились стахановские декады, стахановские вахты. Имена знатных сталеваров Алексея Грязнова, Корчагина, Зинурова, Боброва хорошо известны металлургам нашей страны.

Сталевар Алексей Грязнов первым установил замечательный рекорд сталеварения, сварив скоростную плавку почти в два раза быстрее установленного срока.

В нашей стране не было раньше таких мощных мартенов, не было такой замечательной техники и, следовательно, не было и таких высококвалифицированных мастеров сталеварения. В нашем цехе осваивалась новая техника. Здесь, в нашем цехе, получали настоящее боевое крещение, совершенствовали и накапливали опыт сталеварения и опыт руководства, производственными процессами сталевара, мастера, командиры производства.

Все знатные теперь мартеновцы Магнитогорского комбината, начиная от главного сталеплавильщика т. Гарченко до сталевара т. Боброва, прошли школу именно в нашем мартеновском цехе № 1. Здесь стажировались мастера Грибов, Лупинов, Любицкий. С нашего цеха, как правило, начиналось внедрение различных технических усовершенствований и новшеств, новой технологии производства.

Так, например, автоматизация управления процессом сталеварения впервые стала применяться в нашем цехе, на печи № 3, на которой я сейчас работаю. Мы с гордостью сознаем, что у нас в цехе рождались самые передовые идеи, самые смелые мысля, совершенствовалось мартеновское дело. В нашем цехе возникло такое начинание, как применение пооперационного графика. Об этом мне хочется рассказать подробнее.

До введения графика мы работали вразнобой, как говорят, кто во что горазд. Нередко было так: плавка готова, а изложницы не были подготовлены. Или: пора заливать чугун, а доменный цех чугуна не выдал.

Частое совпадение выпуска плавок на нескольких печах, одновременная завалка шихты — все это лихорадило работу цеха, вносило неорганизованность. Сколько скоростных плавок из-за этого срывалось, сколько металла не додавалось Родине! Дальше мириться с таким положением было нельзя. Стахановская практика и высокая техника создали предпосылки для рождения единого графика.

Работа шихтового двора, миксера, цеха подготовки составов и других участков должны быть подчинены процессу сталеварения.

На основании глубокого изучения опыта сталеваров-скоростников и стахановцев других металлургических специальностей в мае 1949 года был разработан график, предусматривающий порядок выполнения отдельных операций каждой плавки. График был составлен с учетом реальных производственных возможностей, материально-технического снабжения печей.

Сталевары, особенно молодежь, радостно ухватились за эту идею, почуяв в ней новые резервы повышения производительности труда. В цехе только и разговору было, что о графике. И вот, наконец, он был введен. Первыми сварили плавки по графику Мухамед Зинуров, Иван Семенов и я. Вслед за нами «обновили» график сталевары Андриевский, Козыров и многие другие.

Инженеры помогали сталеварам осваивать новый производственный ритм, следили за безупречным выполнением инструкций. Введение пооперационного графика дало возможность координировать труд подручных. Так как заправка печей производилась не одновременно, то для быстрого проведения этой операции подручные сталеваров всех печей цеха сообща производили завалку на каждой печи. Кроме выигрыша времени, достигался большой выигрыш и в расходовании сил. Работая сообща, большим коллективом, подручные затрачивали меньше сил и быстрее добивались успеха.

В связи с введением графика возник вопрос: как быть со скоростными плавками, не будут ли они нарушать общего ритма работы цеха? Но стахановская практика показала нелепость этих опасений. Ведь организация производственного процесса по графику предусматривает строгую последовательность всех операций на каждой мартеновской печи и, следовательно, сокращает и продолжительность плавок, увеличивает съем стали с квадратного метра пода печи.

Плавки стали вариться быстрее. Возросло количество скоростных плавок. Каждая пятая плавка — теперь скоростная. Но это, конечно, не предел. Мы стремимся к тому, чтобы скоростными были плавки все без исключения.

Сейчас регламентированный режим введен в практику всех сталеплавильных цехов комбината. Он открывает широкий простор инициативе стахановцев, а соревнование делает более конкретным. Мы получили возможность экономить время, рабочую силу, материалы на каждой операции.

Борьба за выполнение графика вызвала в жизни новые формы социалистического соревнования.

График явился результатом технического и политического роста рабочих и инженерно-технических работников первого мартеновского цеха, в недрах которого он возник и был впервые претворен в жизнь.

Большая роль в этом принадлежит цеховой партийной организации. Коммунисты нашего цеха во главе с секретарем партийного бюро т. Батиевым рассматривали график как кровное свое дело и последовательно боролись за его внедрение не только в первом, но и в других цехах Магнитогорского металлургического комбината.

Внедрение графика на металлургическом предприятии равноценно крупному выигранному сражению. Многие сотни тонн металла получила наша отчизна благодаря строгой соподчиненности отдельных участков, образующих единый металлургический цикл.

На печи нас работает трое: Мухамед Зинуров, Иван Семенов и я. Самый опытный из нас, конечно, Мухамед Зинуров. Недаром его называют ветераном Магнитки! В 1931 году он приехал с первыми строителями на Магнитострой создавать металлургический гигант. Он жил в «полотняном городе», как называли тогда брезентовые палатки, работал в знаменитой бригаде бетонщика Хабибуллы Галлиулина. При нем задували первую домну, выпускали первую плавку из первой мартеновской печи. Задолго до конца войны Мухамед Зинуров был уже известным сталеваром. Его портреты не сходили со страниц газет. Мальчишкой, учась в ремесленном училище, я вырезывал их на память и мечтал стать похожим на прославленного металлурга.

С Иваном Семеновым мы одногодки. Оба родились в 1926 году. И судьбы наши очень похожи одна на другую — школа, ремесленное училище, завод, точнее — мартеновский цех № 1.

…Я учился в ремесленном училище в группе сталеваров, много раз бывал в цехе, и все же, когда после окончания училища меня поставили к печи, растерялся: уж слишком огромное хозяйство — мартеновская печь!

В цех мы пришли мальчишками. Машинист завалочной машины Иван Григорьевич Крячко, главный сталеплавильщик завода Василий Тарасович Гарченко и многие другие нередко напоминают мне сейчас, разумеется, добродушно, о мальчишеских проказах совсем еще недавних лет. То чехарду, бывало, затеем с одногодками в свободное время, то еще что-нибудь придумаем. Опытные мастера по-отечески к нам относились, старались вызвать живой интерес к производству.

В каждом деле главное — живинку найти. Я свою живинку быстро нашел. Через несколько месяцев работы в цехе чувствовал себя уже металлургом и не потому, конечно, что был им, а потому, что решил непременно им стать.

Отец мой всю жизнь был колесником. Делал обычные деревянные колеса для телег и двуколок. О мартеновском производстве он и понятия не имел. Я работал уже вторым, подручным у печи, зарабатывал хорошо. Приоделся. Синий диагоналевый костюм в премию получил за просушку летки. Домой посылал довольно значительные суммы. Но именно это и обеспокоило моего отца:

— Откуда у мальчишки такие деньги? Надо проверить. Долго ли без присмотру свихнуться…

Не предупредив меня телеграммой, приехал, чтобы врасплох застать. Вижу, отец ко мне как-то по-особому присматривается, но виду не подаю, а потом предлагаю:

— Хотите, папаша, завод посмотреть!

Тот охотно согласился. Повел я его по всему металлургическому конвейеру, начиная с домны. Старику все это в новинку. Поминутно над головой стотонные ковши ухают, снуют краны, всюду движение, шум, незнакомые мощные механизмы… Жмется старик к стенкам, с непривычки, конечно, страшновато.

Зашли в первый мартеновский цех. Тут уж я совсем как дома. Первый подручный, не кто-нибудь. Я подробно рассказал отцу о сталеплавильном производстве. Подошел к нам начальник цеха, поздоровался со мной за руку. Отцу это понравилось: значит, парня уважают, несмотря на то, что в годы еще не вошел. Короче говоря, уважением проникся отец к профессии металлурга.

И в самом деле, прекрасная профессия — сталевар. Чем больше я работаю на печи, тем больше люблю свою горячую, смелую и красивую работу. Что может сравниться с чувством, которое испытываешь, когда могучий поток искрометного металла устремляется сквозь летку в ковш. Стоишь и не веришь, неужели это ты смог сделать выплавить эту лавину стали, которая завтра же будет превращена трудом прокатчиков, машиностроителей, металлистов в рельсы, в фермы мостов, в машины, каркасы высотных зданий.

Много плавок я выдал за пять лет работы в цехе, и каждая плавка особенная, отличная от другой. Именно поэтому труд сталевара творческий. Тот, для кого все плавки одинаковые, никогда не станет настоящим металлургом.

К мастерству сталеварения я, как и тысячи сталеваров новой школы, шел опираясь не только на личную практику, а используя опыт передовиков и те знания, которые мне дало училище, а затем и школа мастеров социалистического труда.

В методах и приемах моей работы нет ничего необычного, исключая разве то, что во время слива чугуна я не прикрываю газ, как это делают многие сталевары, а даю максимум тепла, прогреваю ванну. Ведь слив чугуна аналогичен процессу завалки. Насыщение ванны теплом в самом начале плавления является залогом получения скоростной плавки. Заправку печи стараюсь проводить быстро, чтобы как можно полнее сохранить тепло печи, пода, стен. Предпочитаю напряженный ритм работы, когда счет идет буквально на минуты. Экономить время — значит больше дать сверхпланового металла.

Правильное проведение всех этапов плавки дает уверенность в успехе. Сталевары стали подлинными хозяевами процессов, происходящих в печи. Это значит, что они могут выдавать плавку в строго заданное время. Будь это не так, не смогли бы мы внедрить пооперационный график.

Подлинным мастером скоростных плавок стал за три года самостоятельной работы мой сменщик и товарищ по работе Иван Семенов. Про Семенова можно сказать, что он врожденный металлург. Неторопливый, неизменно спокойный, он ведет печь с уверенностью и мастерством истинного ветерана металлургии. Методы его работы известны металлургам всего Советского Союза. Решением Министерства черной металлургии и Президиума ЦК профсоюза рабочих металлургической промышленности по итогам соревнования в IV квартале 1950 года Ивану Семенову присвоено почетное звание «Лучшего сталевара страны».

Сталевар-скоростник Иван Семенов выполнил квартальное задание на 110 % и достиг съема стали с квадратного метра пода печи 9,36 тонны при плане 8,42 тонны.

Но не только мы, сталевары, решаем успех работы печи. Прекрасно работают наши подручные Мельников, Баландин и другие. Все они — молодые ребята, так же, как и мы с Семеновым, выпускники Магнитогорского ремесленного училища. Мой первый подручный Ваня Дмитриев зарекомендовал себя, как одаренный и растущий металлург.

С такими учениками, как он, Мельников, Баландин, на одном месте не засидишься. Как говорится, они на пятки наступают. Впрочем, и мы не из таких, чтобы довольствоваться достигнутым. Мухамед Зинуров, который для меня не просто товарищ по работе, но и старший товарищ, с мнением которого я особенно считаюсь, любит говорить:

«Настоящий сталевар считает не выданные плавки, а те, которые ему еще предстоит в жизни выдать».

И это, конечно, правильно. Сегодня работать лучше, чем вчера, а завтра — лучше, чем сегодня, — вот основное стахановское правило.

Экономия, бережливость — дело не новое. Советские люди давно стали рачительными хозяевами своей страны. Новое в движении, инициатором которого явился коллектив нашей печи, заключается в том, что экономия идет не только за счет бережливого расходования сырья (хотя и это очень важно), а прежде всего, за счет творческого вторжения в технологию производства, за счет скоростного сталеварения. Но не буду забегать вперед, а расскажу все по порядку с момента зарождения этой инициативы.

На одном из сменно-встречных собраний агитатор рассказал, как по инициативе Лидии Корабельниковой и Федора Кузнецова развернулось социалистическое соревнование за комплексную экономию сырья и материалов, за сокращение припусков и допусков, за всемерное уменьшение топлива и энергии. Кто-то спросил:

— А как же металлурги отвечают на этот почин?

Ответ агитатора меня лично не удовлетворил. Научившись понимать технологию производства и вникать в существо процесса, я знал, какие неисчерпаемые возможности таятся в технике и, прежде всего, в работе самих сталеваров. Например, недорасходование положенного количества смолы на тонну стали влечет значительный перерасход дорогостоящего газа. Да разве только это!..

На следующий день я пришел в цех задолго до начала смены, чтобы посоветоваться с Семеновым (Зинуров в это время находился в отпуске, и мы со дня на день ждали его возвращения). Внимательно выслушав меня, Семенов взволнованно сказал:

— Представь себе, я как раз над этим же думаю. Пора за экономию браться по-настоящему, по-хозяйски!

С карандашом в руках мы стали считать наши возможности — получилось, что большую прибыль мы сможем дать Родине. При рациональном режиме плавки, при строжайшей экономии материалов, топлива мы сможем сберечь для государства десятки тысяч рублей.

На следующий день этот вопрос был обсужден сталеплавильщиками всех смен печи. Предварительные подсчеты показали, что если разумно расходовать материалы, то на сэкономленном сырье каждый сталевар может дополнительно сварить в месяц не меньше трех-четырех плавок, а в течение года это даст возможность выдать сверх плана не менее 12 тысяч тонн стали, сэкономив государству сотни тысяч рублей.

Тщательно проанализировав имеющийся богатый опыт скоростного сталеварения, накопленный в мартеновском цехе № 1, мы решили, что борьба за экономию должна сочетаться со строжайшим выполнением регламентированного графика. Совсем недавно сталевары, применяя скоростные методы сталеварения, не обращали внимания на количество израсходованных материалов: лишь бы скоро сварить плавку, добиться более высокого съема металла с каждого квадратного метра площади пода печи. Мы же поставили вопрос не только о строжайшей экономии времени, но и об экономии материалов. Но для того чтобы экономить, нужно знать, как идет расходование материалов. Однако этого мы знать не могли, так как учет был поставлен обезличенно в общем и целом по всем печам цеха.

Мы решили пойти в партийное бюро цеха поделиться своими думами и посоветоваться. Секретарь партийного бюро Павел Иванович Батиев горячо поддержал нашу инициативу начать соревнование за улучшение экономических показателей. Пригласили бухгалтера, экономистов, а затем пошли к начальнику цеха. Внимательно, цифру за цифрой, подсчитали мы все возможности и получили в результате внушительную сумму — миллион рублей…

Одна только наша третья печь может дать государству миллион рублей годовой экономии! Это глубоко взволновало нас. Особенно, когда инженер т. Октябрев перевел эту отвлеченную цифру на язык конкретных представлений. Оказалось, что миллион рублей — это десятки тракторов, большое количество машин, километры новых железнодорожных путей, 50-квартирный дом. Последнее представлялось особенно зримо. Большой красивый дом, в котором удобно разместятся 50 советских семей, может построить государство на сэкономленные нами средства. Нас охватило нетерпение: хотелось скорее, немедленно начать поход за экономию, за снижение себестоимости металла.

В тот же день к нам в цех пришли директор комбината т. Носов, парторг ЦК ВКП(б) на заводе т. Светлов, председатель ЦК профсоюза рабочих металлургической промышленности т. Ефанов. Долго и внимательно обсуждали они вместе с нами, т. Батиевым, начальником и инженерами, цеха все вопросы, связанные с нашим начинанием. А вопросов возникло множество. Например, как известно, металлургические цехи комбината уже давно находятся на хозрасчете, но каждый агрегат в отдельности на хозрасчет не был переведен. Мы потребовали от слов перейти к делу.

— Сегодня, — заявили мы, — выплавлено столько-то тони стали. Скажите, сколько при этом израсходовано чугуна, раскислителей, газа, электроэнергии, воды? Скажите, во что обошлась сваренная нами сегодня тонна стали?

Требование было вполне законным, но конторский аппарат цеха не был готов к такому оперативному подсчету. Это дело, оказывается, выходило за пределы цеха. Потребовались данные стоимости сырья, полученного цехом, а такие данные обычно давались лишь через 15 дней после истечения месяца. Значит, нужно перестроить всю систему учета в масштабах всего комбината.

Отдельные работники считали, что вопросами экономии должны заниматься только экономисты, плановики, бухгалтеры. Нужно было доказать этим недальновидным работникам, что вопросами экономики занимается в нашей стране весь народ — бережливый хозяин своего социалистического хозяйства.

Мы потребовали пересмотра условий соревнования смежников. Ведь дело доходило до курьезов. Мы собирались экономить на всем, даже на расходовании воды, а цех водоснабжения премировал своих работников за большое количество отпущенной воды.

9 апреля в местных газетах было опубликовано наше письмо, в котором Зинуров, Семенов и я дали обязательство за счет строжайшей экономии в расходовании шихты, топлива, огнеупоров, электроэнергии, легирующих добавок и других материалов сэкономить в 1950 году одни миллион рублей, а также выплавить сверх годового плана 12 тысяч тонн стали за счет лучшего использования агрегатов, в том числе одну тысячу тонн за счет сэкономленного сырья и топлива.

Мы обратились ко всем рабочим, инженерам, техникам и служащим комбината с призывом широко развернуть соревнование за экономию и бережливость, за дальнейшее снижение себестоимости выпускаемой продукции, за изучение каждым рабочим экономики производства на своем участке, агрегате.

Первыми откликнулись на этот призыв и выступили со встречными обязательствами — сэкономить 800 тысяч рублей сталевары мартеновской печи № 2 нашего цеха тт. Крючков, Козыров и Тупикин.

700 тысяч рублей экономии обязался дать за год коллектив пятой печи во главе со сталеварами тт. Лапаевым, Кокосовым и Шамсутдиновым.

Каждый день из газет «Магнитогорский металл» и «Магнитогорский рабочий» мы узнавали о новых и новых последователях движения за экономию сырья, топлива и материалов.

Сталевары второго и третьего мартеновских цехов, доменщики, горняки, коксовики, вступая в соревнование, брали на себя конкретные обязательства.

К миллиону, который мы обязались сберечь, добавлялись все новые и новые миллионы. Одни только сталеплавильщики Магнитогорского комбината обещали сэкономить до конца года свыше 10 миллионов рублей.

Из Златоуста, Челябинска и других городов Урала приходили вести о включении целых коллективов в соревнование за экономию.

Сталевар Златоустовского металлургического завода имени И. В. Сталина, депутат Верховного Совета СССР В. Амосов от имени своей бригады заявил о желании вступить с нами в социалистическое соревнование. Соревнование за экономию охватило всю страну. Молодые сталевары «Запорожстали», узнав о почине коллектива нашей печи, написали письмо, в котором сообщили, что хотят соревноваться с нами.

Разумеется, мы охотно приняли предложение товарищей и письменно подтвердили желание с ними соревноваться. Это тем более было отрадно, что многих из них мы знали лично — по совместной работе в Магнитогорске в годы Великой Отечественной войны. Сталевар «Запорожстали» Дмитрий Парахин несколько лет работал в нашем цехе. Я работал у него первым подручным, под его квалифицированным руководством осваивал мастерство скоростного сталеварения. И вот мой учитель вызывает меня на соревнование. Мог ли я отказаться от такой чести?

Сами того не ожидая, мы оказались в самом центре широко развернувшегося движения. Это ко многому обязывало, повышало чувство ответственности. Каждый из нас понимал, что раз такое большое дело затеяли, то и спрос с нас теперь большой. То, что раньше и в тени могло остаться, — теперь у всех на виду, как на ладони.

Известно, что одним из основных источников экономии для сталевара является скоростная плавка. Чем быстрее сваришь плавку, тем меньше затратишь средств на тонну стали. Если и раньше коллектив нашей печи широко пользовался скоростными методами сталеварения, то теперь и подавно каждый из нас старался на каждой операции экономить по 10—15 минут, сокращая пребывание плавки в печи до 12—13 часов.

В наш журнал мы почти ежедневно записывали данные о скоростных плавках.

Увеличение съема стали с квадратного метра пода печи — также значительный резерв в борьбе за экономии. Экономя минуты, сокращая время плавки, мы стараемся повышать съем стали. В работе мы стремимся поддерживать такой режим, при котором плавка во все ее периоды протекает ускоренно. Заправку мы обычно производим за полтора часа до выпуска плавки, когда температура в печи бывает предельно высокой.

Уже первый месяц работы по-новому дал неплохие результаты. В счет своего, миллиона мы за 20 дней апреля сэкономили материалов на сумму 100 696 рублей. За это же время мы повысили съем стали с каждого квадратного метра пода печи почти на 3 тонны против нормы. 37 тысяч рублей мы сэкономили благодаря бережливому расходованию раскислителей и добавочных материалов.

Воспитывая в себе чувство бережливости, учитывая каждую мелочь, мы приучили себя замечать то, мимо чего раньше проходили, не заметив.

Вспоминается такой факт.

Идет по цеху подручный с соседней печи. Под ногами у него кусок скрапа, споткнулся, отшвырнул ногой и идет дальше. Я останавливаю его.

— Ты что же это: деньги под ногами валяются, а ты проходишь мимо!..

— Какие такие деньги? — недоуменно спрашивает парень.

— А это что, по-твоему? — в свою очередь спрашиваю я, подняв с пола кусок железа.

По-хозяйски ценить, беречь каждый комок магнезита, каждую калорию тепла, каждый килограмм металлолома — железного скрапа, — вот к чему приучали мы и себя и своих товарищей по цеху.

На каждой мартеновской печи был заведен ежедневный учет сэкономленного сырья, материалов, что давало возможность анализировать работу каждого сталевара, следить за выполнением взятых им обязательств.

Большую помощь оказали и организованные партбюро лекции на экономические темы.

Начальник цеха т. Трифонов, работник отдела организации труда т. Шитов, наиболее квалифицированные инженеры читали лекции, проводили беседы по вопросам высокоэкономичной работы, рентабельности и себестоимости.

Прочно вошло в обиход новое слово — экономучеба. Так же, как и слово техучеба, оно обозначало целую область знаний, которые насущно необходимы в борьбе за высокоэкономическую и высокопроизводительную работу, в борьбе за построение коммунизма.

Неверно было бы думать, что выполнение взятых обязательств шло у нас гладко, без сучка и задоринки. Достаточно перелистать протоколы заседаний партбюро и партсобраний, чтобы убедиться в обратном.

Были у нас и трудности, и срывы, и организационные неполадки. Но мы были не одни. Нас учила, наставляла, вела вперед наша партийная организация нелегкой, но единственно правильной дорогой преодоления трудностей, борьбы против косности за новое, передовое.

И новое, прогрессивное брало верх, побеждало.

Одно время печь работала неровно, лихорадочно. Бывало, что, приняв печь не в начале плавки, а на ходу, я никакими усилиями не мог вывести плавку в разряд скоростных.

Объяснялось это тем, что один мастер, работавший в предыдущей смене, не хотел помогать молодому движению, тормозил работу нашей печи, не обеспечивал даже своевременную доставку материалов.

Коммунисты цеха подвергли этого мастера, справедливой резкой и принципиальной критике. Товарищ понял свою ошибку и сейчас активно помогает нам.

Спасибо и нашему цеховому «Крокодилу». Своими острыми вилами он крепко помогал и помогает изживать разного рода неполадки и недостатки.

Борьба за бережливость, экономию, за полное использование мощности агрегатов помогла коллективу Магнитогорского металлургического комбината досрочно выполнить план 1950 года, значительно увеличить производство металла и сэкономить 14 миллионов рублей государственных средств.

Мы намерены и в дальнейшем трудиться с нарастающими темпами, закрепить достигнутые успехи, распространять скоростное сталеварение, добиться еще большей экономии. Это я заявляю от имени коллектива нашей печи, от имени моих товарищей Зинурова и Семенова.

Металлургический процесс — процесс непрерывный и требует дружного, коллективного труда, требует большой производственной дружбы. Между Зинуровым, Семеновым и мной установилась такая хорошая дружба, честная и требовательная. Мы не стеснялись говорить друг другу правду в глаза, старались всем, чем можно, помочь товарищу. Но оставалась одна грань, переступить которую мы все же не могли. Ложная гордость или еще что-то мешали нам широко заимствовать друг у друга ценные приемы работы. Мне, например, казалось неудобным использовать опыт Мухамеда Зинурова, не хотелось, чтобы он подумал:

«Своих приемов не успел выработать, так на готовеньком хочет проехаться».

А Мухамед, в свою очередь, видимо, считал зазорным пользоваться методами работы таких молодых сталеваров, как мы с Семеновым. Теперь, конечно, и признаться в этом стыдно, а ведь совсем недавно у каждого из нас были такие ошибочные взгляды.

Однажды вечером собрались мы у Зинурова; есть у нас такая традиция собираться всей бригадой друг у друга. А тут еще произошло знаменательное событие: накануне Мухамеда приняли кандидатом в члены партии. Теперь на третьей печи все сталевары — коммунисты.

Разговор, как всегда, зашел о самом для нас дорогом — о нашей работе. Павел Иванович Батиев укоризненно заметил:

— Что же вы, ребята, все о печи да о печи? Если у вас другого разговора нет, то давайте-ка почитаем. Я вот захватил свежий номер «Литературной газеты». Здесь напечатана глава из нового романа Владимира Попова «Третий фронт». Писатель рассказывает о сталеварах…

Мы заинтересовались отрывком.

Чтение всех увлекло. В главе «Сталевары» рассказывалось, как молодой сталевар Иван Смирнов изучил опыт лучших мастеров цеха. Десять дней с утра и до ночи он находился у печей, следил за каждым шагом, каждым движением сталеваров, сопоставлял их методы работы. И если вчера ему казалось, что мастерство одного сталевара безупречно, то сегодня он видел, что оно далеко не совершенно. И когда, отобрав лучшее из опыта каждого сталевара, он сварил сверхскоростную плавку, то в ответ на обращенные к нему немые вопросы лучших мастеров-скоростников он просто сказал (это место я подчеркнул для себя, чтобы лучше запомнить): «Дорогие учителя мои, мне нечего рассказывать вам, потому что все вы знаете сами и гораздо лучше меня. Только знаете вы многое хорошее порознь, а я взял все лучшее у вас и соединил вместе. Отверстие я закрывал по-шатиловски, завалку вел по-чечурински, плавлю по-цыгановеки, шлаковый режим держу так, как меня учил мастер Пермяков Иван Петрович. И если вы все это друг другу расскажете и покажете, то ваши плавки пойдут еще скорее, чем мои».

Мы были глубоко взволнованы, а Павел Иванович легонько усмехнулся:

— Ну вот, почитали художественное произведение, теперь и о цеховых делах поговорить можно.

— Так это про нас написано, про нас с вами, — первый выразил свое отношение к прочитанному Мухамед Зинуров.

Ваня Семенов задумчиво смотрел в окно, занятый какой-то мыслью, потом поднял просветленные глаза на Павла Ивановича и тепло проговорил:

— Ну, спасибо вам, что надоумили!..

— Так разве же это я — это Владимир Попов, писатель…

Хорошо, задушевно мы в этот вечер поговорили. И выяснилось, что не трое у нас командиров возле печи, а уже шестеро: три учителя и три ученика, каждый — и учитель и ученик в одно и то же время. Работать в два раза лучше станем, если, не кичась и не скупясь, станем перенимать друг у друга лучший опыт.

В то время самым слабым местом у меня было плавление. Зинуров же этот процесс проводил мастерски.

— Пойду к тебе, Мухамед, на выучку, — сказал я.

— Ну, что же, а ты поделись со мной опытом заправки…

Прошло немного времени, и мы убедились на практике, какое это великое дело — коллективный опыт. Каждый из нас научился заботиться не только о хороших результатах своей работы, но и о такой же успешной работе сменщика. Каждый из нас готовит печь к сдаче смены так, как будто ему самому предстоит работать в следующей смене. Сообща мы отработали, отшлифовали новаторские методы труда. Все лучшее, что рождается у одного, перенимается и умножается коллективом. Я рад, что частица моего умения есть в труде Зинурова и Семенова, и благодарен моим славным боевым товарищам за то, что они щедро делятся своим мастерством, своими думами и планами. Мы не просто сменщики. Мы составляем единый производственный организм, имя которому — коллектив.

В начале октября 1950 года нас с Мухамедом Зинуровым пригласили в Москву, куда съехались знатные сталеплавильщики всей страны: лауреат Сталинской премии, мастер мартеновского цеха Кузнецкого комбината Привалов, прославленные сталевары Нижне-Тагильского комбината Болотов и Зубков, мастера скоростных плавок «Запорожстали» и «Азовстали», ленинградского завода «Серп и Молот» и другие.

Нас всех собрали в столице для того, чтобы мы смогли обменяться опытом стахановской работы и встретиться с профессорами, научными работниками Московского ордена Трудового Красного Знамени института стали имени И. В. Сталина.

Привалову, Якименко и мне предложили выступить в Институте стали с докладом о методах сталеварения. Откровенно сказать, все мы были несколько озадачены этим предложением. Готовя тезисы своего выступления, я думал:

«Ну, что интересного я могу рассказать ученым, видным деятелям советской науки?..»

Но мои опасения оказались напрасными. Профессора, преподаватели, студенты внимательно слушали мой рассказ о работе коллектива третьей мартеновской печи, о борьбе за экономию, о скоростных плавках, которые в практике нашей работы становятся явлением обычным.

Мне очень отрадно было видеть среди слушателей знатного златоустовского сталевара Ряднова, ныне студента Института стали.

Боясь занять много времени, я старался быть как можно более кратким. Но краткость доклада пришлось все равно восполнить ответами на многочисленные вопросы.

Научные работники и студенты интересовались буквально всем: и съемом стали с квадратного метра пода печи, и увеличением кампании печей, и особенно тем, как идет борьба за экономию.

Ценным было выступление Михаила Привалова. Мне понравилась смелость и острота постановки вопроса. Привалов высказал свои претензии к работникам научного фронта.

— Почему нет новых, совершенных приборов для измерения температуры? — спрашивал он. — Ведь несовершенная аппаратура сказывается на съеме стали…

Интересным было выступление т. Якименко, который говорил о необходимости увеличить срок службы изложниц и научном обобщении теплового режима мартеновских печей.

Профессора института поделились планами своих научно-исследовательских работ.

Отрадно было еще раз убедиться в том, что мы, сталевары, и виднейшие научные работники заняты одним и тем же, что цель у нас одна — дать любимой Родине больше стали для великих сталинских новостроек.

Часы, проведенные в институте, надолго запомнятся. Во время посещения учебных кабинетов и просторных студенческих аудиторий меня не покидала затаенная мысль.

Хорошо бы через год, другой войти в это здание студентом, обогатить практический опыт сталеварения глубокими теоретическими знаниями!

Знаю, наступит такое время, и оно уже близко, когда сталевару будет обязательно необходимо высшее образование. Уже сейчас без среднего технического образования работать трудно. Пока не закончил двухгодичной школы мастеров, я работал поверхностно, механически. Знал чередование процессов, химию же сталеплавления не знал, а ведь именно в химическом процессе заключено существо плавки. Помню, однажды несколько плавок подряд не попали в анализ по фосфору. Все проверил, проанализировал — правильно, а плавка не та, что задана.

Пришел на занятия (я в то время начал учиться в школе мастеров), рассказываю преподавателю химии о своей незадаче. Как урок начался, он вызвал меня к доске да и начал про фосфор спрашивать. Поставил четверку, до пятерки я единицу не дотянул, а в этой единице и была как раз вся загвоздка.

Разобрался поглубже в этом разделе — и причины непопадания в анализ установил. Вот оно, единство теории с практикой!

Сейчас у многих сталеваров появился вкус к учебе. Вот и я все чаще и чаще думаю об институте. Без высшего образования не смогу угнаться за техникой, которая шагает семимильными шагами, а значит, и быть настоящим металлургом не смогу.

Помню, с каким волнением мы слушали по радио речь златоустовского сталевара Василия Амосова на Первом Всемирном конгрессе сторонников мира. Это было после смены. Я зашел в красный уголок сразиться в шахматы, до которых большой любитель, и вдруг услышал, что передают выступление Амосова.

Особенно меня взволновал его призыв, обращенный к металлургам всего мира:

Эти слова врезались в память. Я помнил о них всегда: и когда нес трудовую вахту, и когда раскрывал страницы газет, где рассказывалось о чудовищных преступлениях американских агрессоров.

Магнитогорские металлурги, как клятву, подписали Стокгольмское Воззвание, скрепляя свои подписи тысячами тонн сверхплановой стали.

Встав на стахановскую вахту мира, мы выплавляем добрый и надежный магнитогорский металл, о который разобьются все наглые попытки бандитов с Уолл-стрита развязать новую мировую войну.

Одним из выдающихся событий в борьбе за мир была Вторая Всесоюзная конференция сторонников мира в Москве.

Трудно словами выразить, как я был обрадован и горд доверием, когда узнал, что удостоен великой чести представлять на той конференции славный коллектив магнитогорских металлургов.

Всего на конференции выступило 72 делегата. Это были разные люди: ученые и колхозники, писатели и рабочие, юноши, только вступающие в жизнь, и седые женщины, потерявшие в минувшей войне сыновей. Но всех объединяло одно общее чувство любви к советской отчизне, к большевистской партии Ленина — Сталина, к нашему великому свободолюбивому народу, к мирному созидательному труду.

Всю ночь я не спал, до мельчайших подробностей обдумывал предстоящее выступление. Боялся, что не оправдаю доверия магнитогорцев, которые, провожая, напутствовали:

— Ты так скажи, чтобы за океаном было слышно, что нам, советским металлургам, война не нужна. Мы плавим мирные марки сталей, но если американские бандиты все же оторвут нас от счастливого труда, то пусть пеняют на себя…

Волнуясь, поднялся я на трибуну. Зал зааплодировал. Не мне персонально, а Сталинской Магнитке, сыном которой я являюсь. Посмотрел я на сидящих в зале: какие все простые родные лица! И такую любовь к этим людям, к Родине, к великому Сталину ощутил я в своем сердце, что слова полились сами собой. В конспект ни разу даже не заглянул: и без него было ясно, о чем говорить.

А говорил я о том, что магнитогорские металлурги с огромным воодушевлением плавят металл для великих строек коммунизма. Рабочие, инженеры, техники и служащие нашего комбината — гиганта советской индустрии — вместе со всем советским народом кровно заинтересованы в прочном и длительном мире и ведут борьбу за мир, Доказательством тому тысячи тонн добротного сверхпланового металла.

Мы стремимся к миру не потому, что слабы или боимся угрозы поджигателей войны, мечтающих, как безумный Гитлер, о мировом господстве. Нет, мы сейчас сильны, как никогда, и того, кто идет по стопам Гитлера, может постигнуть та же судьба, которая постигла этого сумасшедшего ефрейтора…

Конференция удостоила меня высокой чести, избрав представителем трудящихся Южного Урала в Советский Комитет защиты мира.

Возвратившись домой, я с радостью узнал, что мои товарищи по работе с честью выполняли свои обязательства перед Родиной. Скоростные плавки стали системой в работе.

Поставив подпись под Стокгольмским Воззванием, магнитогорские металлурги стали еще больше проявлять творческой инициативы, изобретательства, производственного энтузиазма. Еще более могучей рекой пошел металл мира на строительство великих строек коммунизма, на новые больницы, школы, санатории, кинотеатры.

Хорошо закончили магнитогорцы 1950 год. Неплохо потрудился коллектив третьей мартеновской печи: мы сварили за год сверх задания около 15 тысяч тони стили и сэкономили более миллиона рублей государственных средств. Каждый из нас сварил более 76 скоростных плавок.

Правительство, народ высоко оценили наш скромный труд: Ивану Семенову, Мухамеду Зинурову и мне присуждена Сталинская премия. Одновременно Сталинская премия была присуждена доменщику Алексею Шаталину, вальцовщику блюминга Алексею Тищенко и другим знатным стахановцам и передовым инженерам Магнитогорского комбината.

1951 год был начат новой производственной инициативой: коллектив шестой доменной печи обратился ко всем металлургам с предложением начать социалистическое соревнование за превышение самых лучших показателей, достигнутых передовыми коллективами в 1950 году, И эта новая замечательная инициатива нашла горячую поддержку у магнитогорцев, у всех металлургов страны.

Все больше и больше плавят металла металлурги Сталинской Магнитки, все больше и больше изготавливается из этого металла тракторов, комбайнов, бульдозеров и других машин.

А в это время американское правительство все усиливает гонку вооружений, все больше направляет смертоносного оружия для порабощения свободолюбивой Кореи. По пути Гитлера идут американо-английские империалисты с безумной идеей покорить весь мир и установить всюду «американский образ жизни».

Не бывать этому! Не для того советские люди проливали кровь в борьбе против гитлеровского фашистского чудовища, чтобы допустить новое кровопролитие.

Магнитогорцы всегда верны своему слову. Производственный план восьми месяцев выполнен досрочно по всему металлургическому циклу. Особенно горячо, с душой, выполняются заказы для великих строек коммунизма. Только одна наша мартеновская печь выдала сверх плана более шести тысяч тонн стали для строек коммунизма, при этом мы сэкономили 350 тысяч рублей.

Много сверхпланового чугуна выдали доменщики. Они достигли замечательных коэфициентов использования объема печи; сверх плана выдают продукцию коксовики, горняки, энергетики.

И все это во имя мира, во имя дальнейшего процветания нашей замечательной Родины!

Прошел только год, как я побывал в Москве на Всесоюзной конференции сторонников мира. И вот я снова в столице нашей Родины.

Мне выпала высокая честь принимать участие в работе пленума Советского Комитета защиты мира, который принял постановление начать в сентябре проведение в нашей стране сбора подписей под Обращением Всемирного Совета Мира о заключении Пакта Мира между пятью великими державами.

Как по-родному знакомы шумные, заражающе бодрые, многолюдные улицы Москвы! С восхищением и радостью я встречаю новые черты в облике нашей столицы. То здесь, то там поднимаются высотные здания. Вот на Ленинских горах, поблескивая мрамором и гранитом, красуется новое здание Московского государственного университета — величественный памятник сталинской эпохи.

Новые зеленые барьеры, широкие магистрали, новые магазины и театры, клубы и школы — и всюду веселые, радостные лица: мужество и здоровье так присущи советским людям.

На пленуме мы встретились со своими друзьями — знатными людьми страны: кузнецом Сталинградского завода «Красный Октябрь» Белоусовым, разметчиком Ленинградского завода «Красный выборжец» Дубининым, слесарем завода «Красное Сормово» Потовым, с писателями, артистами, крупными учеными и общественными деятелями страны.

И при первом пожатии руки, при первом слове — обоюдный вопрос: «Как дела — когда выполните годовой план, как себестоимость?»

Все мысли, все дела советских людей направлены на созидание, на мирные дела. Подписывая в числе миллионов людей доброй воли Обращение Всемирного Совета Мира, мы подкрепляем свои подписи сверхплановой продукцией, добротным сверхплановым металлом.

И перед каждым из нас, борцов за мир, — вдохновляющий образ великого Сталина!

Сталин — знамя мира во всем мире!

Сталин-лучший друг и учитель трудящихся всего мира!

Сталин — наше солнце!

Мир победит войну, потому что лагерь мира возглавляет Советский Союз под руководством великого Сталина.