Мы сделаны из слов

7

– Ребят! – раздалось совсем рядом. – Извините.

В нескольких шагах от них остановилась парочка: парень и девушка, наверное, где-то под тридцать. Она – высокая, стройная, яркая, длинные тёмные волосы шёлковым водопадом вдоль спины, он – крепко сбитый, широкоплечий, стрижка коротким ёжиком, держал в руках большой крутой смартфон и говорил:

– Сфотографируете нас?

– Конечно, – Илья поднялся, забрал протянутый телефон, и Дана тоже поднялась, хотя смысла и не было, ведь помощь её не требовалась.

Парень и девушка прошли чуть дальше на расцвеченную красками осени, уходящую в перспективу аллею, встали лицом друг другу. Парень обхватил девушку рукой за талию, прижал к себе, та чуть откинулась назад, отставила ногу. Смотрели они не в камеру, конечно же, в глаза, один другому, с любовью и нежностью, с нескрываемой страстностью, и Дана поражалась, насколько легко считываются эти чувства даже равнодушным сторонним наблюдателем, подобным ей. И ещё интересно – она точно таким же взглядом пялится на Илью? Не случайно же парень, забирая свой смартфон, предложил:

– Может, и вас сфотографировать?

Они ответили хором.

– Нет, – произнёс Илья, качнув головой.

– Не надо, – отказалась Дана.

Без спешки, без экспрессии, негромко и спокойно, а парень улыбнулся уголками рта.

– Ну, как знаете. И – спасибо.

Вроде бы хотел ещё что-то добавить, но не стал, только чуть отойдя тихонько сказал своей подруге. Дана не слышала, и лиц их не видела.

Возможно, девушка теперь тоже улыбается, смеются вдвоём над ними, неприкаянно торчащими на перекрестье аллей, словно на перепутье. Направо пойдёшь, налево пойдёшь или прямо? Куда? Зачем? Что дальше?

Самой не решить, но рядом есть тот, кто сможет ответить. Осталось только набраться смелости и спросить, хотя бы такое: «Что будем делать? Опять ничего? А если вместе?»

Дана сжала губы, посмотрела на Илью. Уже почти спросила. Ну, ещё секунда, и точно бы спросила. Но он вдруг вскинул руку, протянул, словно хотел положить ей на плечо или, вообще, обхватить за шею. Дана растерянно замерла, глаза удивлённо распахнулись, но… всё оказалось просто и как-то чересчур по-киношному банально. Илья вытащил из её капюшона залетевший туда берёзовый листочек, ярко-жёлтый, вощёный, зубчатый, отбросил в сторону. Дана внимательно следила за его рукой.

Ну почему? Почему всего лишь листочек? А она уже почти представила, как Илья дотрагивается до её волос, до её щеки. Она уже почти чувствовала это прикосновение. И, наверное, сейчас Дана всё-таки не спросит, а сделает ещё большую глупость. И…

– Добрый день!

На этот раз уже не пара, целая компания, шумная, суетливо-восторженная, вдохновлённая. Ещё и с воздушными шариками – олицетворением рвущего их в небо восторга.

– А он ведь действительно добрый. А может стать ещё и особенным. – Они говорили почти одновременно, перекрикивая друг друга. Не успевала закончится одна фраза, как уже начиналась другая. – Будущего не будет без настоящего. Каждый день ценен. Не стоит рассчитывать только на завтра. Живи сейчас. Присоединяйтесь к нашему флэшмобу. Станешь делать вид, что ничего не происходит, будешь только жалеть и страдать. Но зачем тратить жизнь на подобное? Хочешь кричать – кричи, хочешь что-то сказать, говори. Именно сегодня и именно сейчас. Не откладывай, сделай шаг.

– Вот! – одна из девушек сунула прямо Дане в ладонь ленточку от воздушного шарика, насыщенно красного, сердечком, и широко заулыбалась.

А потом они схлынули, словно волны в отлив, унеся с собой шум и суету, но оставив состояние восторженной приподнятости. А, может, это из-за шарика, натягивающего ленточку, стремящегося ввысь. Он болтался на уровне лиц, сиял алым, и под лёгкими порывами ветра так и норовил доверчиво прильнуть к кому-нибудь.

Илья опять вскинул руку, но на этот раз, чтобы щёлкнуть по шарику. Дана перехватила ленточку поближе к узлу, и теперь красное сердечко трепетало почти что в её ладони.

Хочешь что-то сказать, говори. Чтобы не страдать бессмысленно. Именно сегодня и именно сейчас.

Она же так и собиралась! И этот флэшмоб словно специально для неё. Для них. И…

Нет, всё-таки судьба против. Подбрасывает подходящий момент, но только для того, чтобы подразнить, дать шанс и тут же отобрать. Теперь не случайные прохожие, звонок телефона, разбивший вдребезги напряжённую тишину многозначительной паузы, оборвавший решительный вдох.

Илья достал мобильник, глянул на экран – наверное, прочитал имя звонившего – потом на Дану.

– Я… я сейчас.

Отошёл на несколько шагов, отвернулся, поднёс телефон к уху.

– Да. Приезжаешь? Когда? – произносил он через паузы, больше слушал. Похоже, абонент был очень разговорчивым, любил обо всём рассказывать подробно. А сам отвечал коротко, слишком коротко, словно боялся сболтнуть лишнее. Лишнее не для того, кто находился далеко, а для того, кто стоял рядом. Для Даны. Но ей и маленьких рубленных фраз вполне хватало, чтобы самой додумать, достроить диалог, и каждое подобранное слово неприятно царапало скрываемым за ним смыслом.

Даже если на самом деле ничего подобного не было, а все Данины предположения – сплошная ошибка, она не может не предполагать именно этого. А потому – всё изменилось, неисправимо, словно занавес закрылся: весёлое представление закончилось, дальше опять реальная жизнь. И шарик, трепещущий в руке, это цвета крови сердечко на ниточке, воспринимался ничуть не романтично. Было в нём что-то болезненное, медицинское, нарочитое, и Дана выглядела с ним по-идиотски. Живая аллегория – девушка и её иллюзия, самой же созданная, раздутая из ничего, способная лопнуть в любой момент, или исчезнуть. В смысле – уже лопнула, уже исчезла.

Дана разжала пальцы, ленточка торопливо заскользила по ним. Шарик взмыл, устремился в небо. Поднимался всё выше, а Илья всё говорил:

– Понял. Нет, всё нормально. Как всегда? Хорошо. Да.

Нет – не хорошо, не как всегда, не нормально. И он сам прекрасно всё это осознавал. Недаром, опустив руку с телефоном, несколько секунд простоял молча и неподвижно, а потом, посмотрев на Дану, сообщил безучастно:

– Я пойду.

И стало обидно, до невозможного обидно, до раздражения и злости. На эту его безучастность, на смиренное согласие, чтобы всё оставалось так, как есть. На неисполняемость собственных желаний и уверенность, что тоже не сможешь ничего изменить. Хотя, почему не сможешь?

– Ты всегда так резко срываешься, – слова получились сухими и колкими, словно горстка иголок. Нет, не сосновых и не еловых. Заострёнными неприязнью, двойным смыслом, разочарованием и сарказмом. – У тебя какие-то особые дела?

– Почему особые?

– Ну, не знаю, – Дана задумчиво склонила голову к плечу, подозревая, что получается чересчур театрально, но не в силах справиться с собой, не в силах промолчать и сделать вид, будто она абсолютно не в курсе. – А как их правильно называть?

– Их, – повторил Илья, озадаченно свёл брови. Потом зачем-то посмотрел на телефон, который по-прежнему держал в ладони, перевёл взгляд на Дану. – А-а, ну да.

Догадался – не догадался? Скорее, почувствовал, выбрал самую очевидную причину или увидел – в глазах – то, что она не решалась высказать прямо, кивнул, похоже, соглашаясь с собственными мыслями. И не расстроился, ничуть. Озадаченность на его лице сменилась беззаботным равнодушием, и даже улыбка тронула губы, лёгкая снисходительная улыбка, которую обычно надевают взрослые, разговаривая с обиженными или недовольными детьми.

– Никак не называй. Тебя же не касается. Только меня. И давай так: в следующий раз просто – пройди мимо, представь, что мы незнакомы. И будет лучше, по-любому. Договорились?

Дожидаться ответа он не стал. Да потому что принял бы только один – подтверждение, и не сомневался в нём. Сам придумал, сам решил, а Дана вообще не в счёт. Развернулся, направился… да не важно, куда. Однозначно прочь. От неё.

– Илья! Подожди!

Он демонстративно не слышал, всё так же шёл, не сбавляя шага, не оборачиваясь. Вообще никак не реагируя. Не бежать же следом, не цепляться за руки, за одежду, пытаясь остановить и сказать…

Что? Ну вот что она скажет? Ляпнет со всей прямотой:

«Мне говорили, ты спишь за деньги. С женщинами постарше. И сейчас тебе звонила одна из них. Ведь так? Я знаю, что так. Но зачем это тебе? Неужели нравится? Это же неправильно. Не нормально. Как так можно? У нас же вполне могло получиться. Могло. Я же тоже чувствую, вижу – не только меня влечёт к тебе. Это взаимно, ведь правда? Взаимно. Но я же не могу… с тобой… когда ты…»

А вдруг Дану столь неудержимо и тянет к нему, потому что он именно такой, какой есть?