Мышка для серцееда

Глава 34

В машине воцаряется тишина, и до дома каждый погружается в свои мысли. Я периодически бросаю взгляд на профиль Руслана. Он словно за это время осунулся. Под глазами синие тени, скулы заострились, глаза стали стеклянными.

Владимир помогает добраться Руслану в комнату. Алла Алексеевна начинает причитать, как только видит Русечку на костылях. Принимается готовить ему еду, но Руслан только рычит, что не голоден, и требует покоя.

— Ну и что вот делать?

Мы сидим в гостиной.

Мама выглядит обеспокоенной и не сводит взгляда с Владимира. Он только хмуро смотрит в камин, который сейчас потрескивает и создает видимость тепла и уюта.

— Да что делать? Подождем вердикта ортопеда-хирурга, а потом будем плясать. Если нужна операция, то, извини, придется отложить отдых.

— Вов, ну о чем ты? Какие извинения? Это логично. Я бы сейчас не послушала его и отменила эту поездку. Потом отдохнем.

— Насть, он превратит нашу жизнь в ад, если мы не послушаем его. А так хоть операцией прикроемся и останемся. Не хочется, конечно, чтобы такое вмешательство случилось.

— Ну, я могу же присмотреть за ним, — подаю голос со своего угла дивана, в котором я уютно устраиваюсь.

— Ну да, знаю я, как вы любите друг друга.

При этом слове сердце замирает на секунду, а потом ускоряется.

Любим?

— Мам, ну не стану же я строить ему козни сейчас. Просто вспомни меня, когда у меня травма была. Я очень болезненно на все реагировала. Может, хоть со мной Руслан не будет так агрессивен, как с вами.

Верилось, конечно, с трудом, но и лишать Владимира и мамы отдыха не вижу смысла. Я знаю, что делать при травмах. И уверена, что Руслан не будет мне вставлять палки в колеса.

— Тебе учиться надо.

— Ну это полдня, а потом я вся в распоряжении Руслана буду.

— Уверена, что справишься?

— Конечно, на крайняк в гараже есть веревки.

Глаза мамы расширяются, а Владимир фыркает.

— Шучу я. Я справлюсь. Мы ж семья, — напоминаю реплику мамы.

— Ладо, но только если мы наверняка будем знать, что без операции обойдется.

Знали бы мы, во что превратит эти несколько дней Руслан. Он злится на все, что не по его. Рычит по поводу и без. И даже я не могу его усмирить.

С одной стороны, я понимаю, почему он так себя ведет, но это не отменяет того, что он становится опять засранцем.

Даже Виталик, который приезжает узнать, как дела у друга, не выдерживает и с руганью посылает Руслана в далекое пешее.

Я как раз готовлюсь к занятиям, когда слышу, как Руслан орет на Виталика. А тот парирует.

— Дашь знать, когда остынешь, капитан! — орет напоследок и хлопает дверью.

Решаюсь высунуться из комнаты. Встречаюсь со злым взглядом Виталика. Он делает глубокий вдох.

— Ну и засранец он сейчас.

— Есть такое, — заправляю прядь за ухо. — Чаю хочешь?

— Да не, поеду. Заехал узнать, как тут он. Огреб по полной, словно я виноват в чем-то. Мажористый эгоист.

О дверь что-то ударяется, и мы с Виталиком синхронно вздрагиваем.

— Я все слышу, придурок!

Виталик закатывает глаза к потолку.

— Пошел я. Терпения вам. Для него такая серьезная травма впервые.

В ответ только киваю, наблюдаю, как парень сбегает по лестнице и скрывается за дверью.

Вздыхаю. Такими темпами Руслан со всеми испортит отношения.

Завтра он уже узнает, что делать дальше, а пока нужно немного потерпеть.

Стучусь в его комнату.

— Ну что еще? — недовольный рык.

Без предупреждения захожу в комнату и с трудом сдерживаюсь, чтобы не зажмуриться.

Рус лежит на кровати с обнаженной грудью. В руках джойстик, и он сосредоточенно смотрит на экран.

— Не обязательно быть таким засранцем, — выдаю на одном дыхании.

Брови Руслана удивленно взлетают, и он переводит на меня взгляд.

Откладывает джойстик.

— Пришла меня пожалеть? — соблазнительная улыбка преображает лицо.

— Пришла сказать, чтобы ты заканчивал вести себя как индюк.

— Я больной. Могла бы быть понежнее, — надувает губы, а я закатываю глаза.

— Ты же орешь каждому, что ты не инвалид. А тут прям стал больным.

— Ну, если меня будешь лечить ты, то, так уж и быть, я позволю тебе меня жалеть.

— Если ты и болен сейчас, то только на голову, — складываю руки на груди и прищуриваюсь.

Руслан опускает глаза вниз, а меня ненадолго пронзает укол вины.

— А вот это было обидно.

Подхожу вплотную к нему и тыкаю в гладкую грудь.

— Просто. Прекрати. Вести. Себя. Как. Говнюк, — тычок после каждого слова.

Глаза Руслана темнеют.

— Дома кто?

Непонимающе хмурюсь.

— Никого.

Меня дергают, и я падаю сверху на Руслана.

— Дома кто?

Непонимающе хмурюсь.

— Никого.

Меня дергают, и я падаю сверху на Руслана.

— Ты что творишь? — горло перехватывает от его близости.

— Отвлекаюсь от травмы.

— Прекрати, Руслан.

— Мы можем уже наконец поговорить про Лилю?

Подавляю вздох. Отталкиваюсь от его груди и с сожалением отрываюсь от него.

— Мы можем уже наконец поговорить про Лилю?

Подавляю вздох. И в воцарившейся тишине раздается звонок его телефона.

— Да это че, заговор против меня? — рычит он.

Я соскакиваю с него, пока он отвлекается на то, чтобы ответить.

— Это знак, что ни тебе, ни мне не нужен этот разговор, — замечаю я и уже собираюсь выйти.

Меня перехватывают за руку. Приходится остановиться.

— Да, пап, — Руслан начинает непроизвольно выводить на моем запястье круги. — Что делаю? Да вот по крышам бегаю, что мне еще делать?

Ударяю его ладонью по лбу и получаю возмущенный взгляд. Одними губами произношу: "Прекрати!"

Руслан кивает на монитор. Поворачиваюсь и прыскаю от смеха. Потому что герой какой-то игры действительно бегает по крышам.

— Прием через полтора часа. Да на такси скатаюсь, — молчание. — А, ну ладно, когда я отказывался. Я не гордый, могу и на твоей машине с водителем покататься.

Он продолжает ласкать мою руку, и внутри зарождается дрожь. Его пальцы слишком нежные, чтобы просто стоять и спокойно терпеть эту пытку.

— Сейчас соберусь. Давай. Да, я понял.

— Я с тобой, — вырывается из меня, прежде чем успеваю сообразить, что это неуместно.

Руслан замирает на середине пути, пока тянется к костылям. На лице удивление, в глазах незнакомые огоньки.

— Зачем?

— В каком смысле зачем?

Теряюсь от этого вопроса и таращу глаза на него.

— Ну ты же пытаешься тут сыграть из себя безразличие.

— А, — подаю костыли, пока его глаза прожигают в моем затылке дыру, — потому что мы семья.

Самая последняя причина, по которой я хочу быть в этот момент рядом с ним.

Руслан, видимо, понимает, что я пытаюсь его обмануть. Хмыкает и окидывает меня скептичным взглядом.

— Поэтому ли? И мы не семья, — он приближается вплотную и вдавливает палец в мою грудную клетку. — Мы с тобой точно не семья. Пока.

Молча открываю рот.

— Пойдем уже. Если еще не передумала.

— Что значит твое пока?

Руслан

Пытаюсь показать мышке, что меня совсем не волнует травма, хотя каждое движение доставляет жесткое неудобство.

Еще и костыли. Вообще бесит передвигаться с их помощью. Взгляды эти жалостливые в мою сторону. Хочется встряхнуть всех и заорать во всю глотку, чтобы просто отвалили от меня.

Если сейчас доктор скажет, что операция не нужна, то сделаю все, чтобы отец с Настей свалили, и тогда мышка останется в полной моей власти.

Подавляю желание хищно улыбнуться. Это отличная возможность вернуть себе свое!

Крышу рвет от одной мысли, что никто нам не будет мешать, и я наконец смогу убедить девчонку, что мне никто не нужен. Только она.

Вытягиваю ногу на переднем сиденье. Больно, зараза, но терпимо.

Я, вообще, удивлен, как я избегал все это время серьезных повреждений. Но вот злит жутко, что пришлось сойти с дистанции.

Сжимаю кулаки. Главное, чтобы не насовсем. Это будет сильнее меня.

— Коль, тебе отец сказал, куда ехать?

Водитель кивает, и мы выдвигаемся. Жалею, что не сажусь рядом с Кариной, но сзади слишком мало места для травмированной ноги, а согнуть я ее чисто физически не в состоянии. Поэтому приходится крепко стиснуть зубы и терпеть временную слабость.

Мышка молчит, а я несколько раз бросаю взгляд в ее сторону. Сидит, голова опущена, изучает сцепленные пальчики.

Давлю в себе желание взять ее за руку. Знаю, что такой жест еевыбесит. Мне-то пофиг, что водитель может рассказать отцу, я отстою нас. Но вот мышка пока не созрела наплевать на все и быть со мной.

Но это поправимо, и как раз потребуется то самое время, когда не будет отца и ее матери.

Приручу и покорю окончательно, а то в голове лишнего многовато. Ненужного.

Придумала тоже. Мы семья. Семьей мы станем после того, как поженимся.

Застываю на сиденье. Сердце громко ухает вниз. От страха?

Не-е-е-е-е-е-е-т! От предвкушения. Представляю эту картину и понимаю, что не боюсь такого развития событий.

Уверен уже в своих чувствах к ней. То, что было когда-то с Лилей, — детская влюбленность. Сейчас все иначе.

Смотрю на нее и вижу наше будущее. Счастливое и долгое.

Ну да, поплыл. Мозги потерял. Кто бы сказал еще три месяца назад, что эта девчонка захватит сердце, — заржал бы в лицо.

А сейчас одна только мысль, что она будет не со мной, заставляет кровь вскипеть. Не отпущу от себя. Да и я уверен, что она не ровно ко мне дышит. Иначе не сидела бы сейчас в машине.

— Приехали, — машина останавливается возле входа в самую крутую клинику.

Кто б сомневался! Отец даже тут влез. Меня-то, в принципе, и тот врач, который осматривал меня, устроил.

Достаю чертовы костыли. Ставлю на асфальт и встаю. Слишком резко. Меня ведет в сторону, и я уже мысленно готовлюсь пропахать рожей асфальт. Но тут меня поддерживают за талию тонкие ручки, и к боку прижимается мое маленькое чудо.

— Осторожнее, — на грани слышимости шепчет и поднимает на меня глаза, полные тревоги.

Не жалости. Именно тревоги.

Сердце в этот момент, кажется, разбухает в два раза. Вот такая должна быть рядом, которая поддержит, а не посмеется над слабостью.

Моя девочка. Я сделаю все, чтобы ты вернулась ко мне! Заставлю поверить и простить то, что скрыл от тебя.

Тонкая прядка выбивается из ее прически. Взъерошенной, но именно из-за этой прически она выглядит такой простой и родной. Волосы прилипают к губам, и я даже жалею, что не могу сейчас заменить эту прядь и намертво прилепиться к ее губкам.

Боковым зрением вижу отцовский внедорожник, но не удерживаюсь. Убираю прядь темных волос за ухо.

— Спасибо, малыш, — глядя в глаза, произношу со всей серьезностью.

Реакция именно такая, какую я и ждал. Щеки краснеют, глаза вниз. И она, убедившись, что я уверенно стою, делает шаг назад. А мне становится пусто без ее тепла.

Слишком зависим. Волнует ли меня это? Нет!

Волнует только то, что она никак не идет мне навстречу.

Но и это поправимо.

— Чего это вы тут обжимаетесь? — громогласный голос отца заставляет вернуться в реальность.

Смотрю в его сторону. Вроде не злится. Даже смешинки в глазах.

— Карина меня спасла от встречи с асфальтом.

Отец хмурится и осматривает меня. А я только закатываю глаза.

— Рус, все в порядке? — слишком много участия.

Сжимаю зубы, до скрежета, чтобы не нахамить. Карина права, никто из домашних не виноват в моей травме.

— Нормально, — все же получается не так дружелюбно, как хотелось бы.