Мытарства пассионариев

- Закрывайте дверь! Немедленно закрывайте и баррикадируйте дверь!! - сквозь кашель хрипели все четверо разом.

Тревога мгновенно заполнила подземную церковь. Не дожидаясь объяснений, крайние к двери прихожане, прижимая ко рту и носу кто платок, кто рубашку, захлопнули дверь и задвинули засов.

- Подоткните щели! - отец Арсений-старший удивительно быстро для своего возраста подошел к двери и, приняв из чьих-то рук серую спецовку, показал, как и где нужно затыкать щели, чтобы в храм не шел слезоточивый газ.

- Батюшка, но чем же ее забаррикадировать?

Старец не успел ответить, так как в дверь с той стороны сначала два раза резко ударили (видимо, сапогом), а потом начали стрелять из автоматов. Батюшка еле успел отскочить сам и отстранить рядом стоявшую прихожанку.

В двери появлялось все больше и больше дыр, а щепки от пуль осыпали притихших по сторонам людей. Что делать? Единственное, что утешало - дверь была сбита на совесть, крепко и мощно, и далеко не все пули могли пробить ее. Но все-таки еще немного, и дверь неминуемо превратится в решето, рассыплется.

И тут церковь потряс нечеловеческой силы рык, от которого даже автоматы за дверью перестали «сверлить». Это зарычал Остап. Рванув на себе рубаху, он одним движением допрыгнул от амвона до ближайшего к двери бревна, вышиб его ногой из-под опоры, в которую оно упиралось. Опора представляла собой массивную железную плиту размерами чуть больше канализационного люка, без которой бревно не подпирало бы потолок, а проткнуло бы его. Эта опора, оказавшись без подпорки-бревна, упала, но, не долетев до земли, оказалась в левой лапе Остапа. Правой он зажал подмышкой само бревно. Прикрываясь плитой, как щитом, от пуль, Остап поволок бревно к двери. Ну кто после этого осмелится назвать его недоразвитым! С той стороны опомнились и продолжили стрельбу. К Остапу на помощь бросился Андрей, так как отполированное бревно начало у того выскальзывать из-под руки. И как раз подоспел вовремя. Вместе они, соблюдая максимальную осторожность, благополучно заблокировали дверь.

- Это не надолго. Нужно отсюда выбираться, - Андрей подошел к старому отцу Арсению. Тот стоял посреди своей паствы, спокойный и невозмутимый.

Вдруг кто-то крикнул:

- Смотрите, другая дверь!

С дверью тоннеля, ведущего ко второму бараку, произошло то же самое: крики, дым, четверо полуживых от газа «статистов» на полу и выстрелы в дверь.

Остап с Андреем повторили маневр с бревном.

Тут начала проявляться новая напасть: начал осыпаться потолок храма.

Андрей снова подошел к старцу.

- За третьей дверью тихо. Нужно быстро уходить в тайгу, батюшка! Не застрелят - так потолок обвалится!

Было видно, что старый отец Арсений принял решение. Он поднял вверх правую руку, призывая всех к вниманию.

- Дорогие братья и сестры! Пришло время. Доверьтесь мне как своему пастырю и своему священнику. Сейчас вы все выйдете через третью дверь в тайгу и пойдете под водительством молодого отца Арсения и отца Андрея. Они вас выведут к вашему новому жилью. Отец Андрей, сможешь?

- Смогу, конечно, но как же.

- Нет времени. Подойди сюда.

Андрей подошел, сложил руки и наклонил голову.

- Благословляю тебя, воин Андрей, вывести отсюда этих людей, - отец Арсений вдруг наклонился к самому уху Андрея. - Твои знакомые в селении Новый Фавор скоро уедут домой. Может, они согласятся приютить наших?

- Да, конечно, я сам об этом думал!..

- Вот и славно. А сейчас прими мое пастырское благословение: Бог благословит тебя, раб Божий Андрей, на добрые дела. Ступай с Богом! Ангела-хранителя!

Каждый прихожанин, несмотря на опасность, старался ближе подойти к своему любимому батюшке и выразить свою тревогу от его слов и намерений. Но батюшка был занят более насущным делом.

- Отец Арсений, подойди.

Молодой священник, бледный как мел, все еще сжимая крест на груди, подошел к старцу. В это время грохот выстрелов и треск щепок словно перестали существовать.

- Отец Арсений, мой молодой тёзка. Наши прихожане приняли тебя хорошо, поэтому прошу тебя подумать, не возьмешься ли ты окормлять наш приход. Я не смею неволить тебя, и ты сам должен сделать выбор, возьмешься ли ты служить на нем или уедешь со всеми своими переселенцами в Москву. Если останешься - уверен, что и благословение правящего архиерея получишь. А если уедешь - что ж, значит, так Господь управил. В любом случае помни, что ты - православный батюшка, и неси свой священнический крест достойно. Служи Церкви, служи людям, окормляй их духовно, наставляй в немощах, подавай пример правильной жизни. Благослови и храни тебя Господь! Забери крест, забери Евангелие, забери все книги, какие есть в храме, забери храмовую икону, просфоры, оставшиеся Святые Дары и идите в Новый Фавор. Братья, сестры, помогите батюшке все собрать, быстрее!

Внезапно в ноги старцу упал Остап. Рыдая и что-то бормоча, он явно не хотел расставаться с любимым батюшкой. Отец Арсений ласково погладил самого искреннего и самого преданного прихожанина.

- Ну-ну, не надо, Остап. Лучше помоги людям. Все, кто здесь стоит, нуждаются в твоей помощи. Иди с Богом! Благослови тебя Господь и Ангела-хранителя тебе!

Мягко, но настойчиво старец отстранил Остапа от себя и подтолкнул к третьей двери. Остап, всхлипывая, опустил голову и повиновался.

Все уже поняли, чего хочет их батюшка - задержать собой, задержать ценой своей жизни вооруженных бандитов, дав возможность приходу под руководством опытного воина Андрея и под защитой нечеловеческой силы Остапа скрыться в тайге. Андрей сделал последнюю попытку отговорить старца.

- Отец Арсений, но послушайте, что вы сможете один против этой банды с пистолетами и автоматами? Двери продержатся от силы еще минут пять. За это время.

- Вот и не теряйте это самое время. Отец Андрей, кому-кому, но вам-то зачем все объяснять? Идите с Богом!

Андрей последний раз посмотрел в эти дивные по чистоте и доброте глаза и решительно пошел к двери тоннеля, ведущего в лес.

А к старцу уже двигалась очередь за последним благословением. Все люди, независимо от пола и возраста, плакали. Подходили, получали благословение и уходили в полумрак спасительного тоннеля.

Последней к старцу подвели княжну Юсупову. О, сколько они сейчас хотели сказать! Но они просто молча постояли минуту, глядя друг другу в глаза, затем княжна получила благословение и в конце оба взаимно поклонились в пояс.

Всё. Обитатели лагеря были уже в тоннеле. Крест, Евангелие, икона, Чаша, две срачицы и две индитии (с престола и жертвенника) - всё было распределено молодым отцом Арсением между прихожанами. Сам он нес крест и оставшиеся Святые Дары. Кто-то нес чемодан с книгами, вынутый из ризницы. Вышитые иконы, которыми завешивали двери, остались в церкви, так как были изрешечены и изодраны в клочья пулями.

Все двери подземного храма запирались с обеих сторон, и последний уходивший задвинул внешний засов. Отец Арсений задвинул щеколду еще и изнутри, затем во всем облачении стал на амвоне и замер в ожидании...

Боевой подводный пловец капитан третьего ранга Андрей Марченков шел первым. Он не надеялся, что американцы не обнаружили этот тоннель, просто он пытался угадать, сколько человек они поставят у выхода. Когда овальное пятно света (был полдень) сначала появилось в конце тоннеля, а потом начало стремительно увеличиваться и пахнуло свежестью леса, Андрей замедлил шаги и передал назад по цепочке, чтобы за десять шагов от выхода все остановились и затихли. Он надеялся на то, что американцам нужен прежде всего он. Его возьмут - есть надежда, что приход просто загонят назад и, засыпав, конечно, подземные ходы и церковь, все-таки оставят в покое. Да, надежда такая была, но уж больно она была призрачная и больно круто американцы взялись за штурм: с окружением, газом и боевыми патронами. Видать, намерения у них были более серьезными, чем можно предположить.

Андрей зашагал к выходу. Не таясь. Когда голова показалась из тоннеля, он услышал звук четырех передергиваемых затворов. Он замер и медленно поднял руки. По сторонам тоннеля стояли четверо американских морских пехотинцев с М-16 наизготовку, а из кустов вышли Саймон Блюмкин, офицер-морпех и рыбоглазый бывший шеф безопасности скопцов.

Никаких больше издевок и вопросов не было. Блюмкин раздраженно бросил:

- Ну всё, хватит дурочку валять!

- Дурака валять.

- Молчать, турист хренов! Дернешься - убью лично. Выходи с высоко поднятыми руками.

Андрей кашлянул. Потом опять кашлянул. Потом, как бы борясь с душившим его кашлем, кулак правой руки прижал ко рту. Левая все еще была высоко задрана вверх.

- Эй, я сказал без глупостей!

- Бх… Какие уж тут глупости... бх-кха... Там же полно газа... надышался... БХ!!

Андрей давился кашлем и незаметно сокращал расстояние до ЦРУшника. Тот стоял на месте и напряженно целился хитрому русскому диверсанту в голову.

- Стоп! Дальше ни шагу! - американец разгадал маневр Андрея. - Взять его!

Команду получили двое ближайших морпехов. Подойдя с двух сторон вплотную к русскому, они стволами М-16 уперлись в бока Андрею. И совершили роковую ошибку. Андрей, захватив стволы обеими руками, повернулся против часовой стрелки вокруг своей оси на 90 градусов, увлекая в движение солдат. Затем, наложив правый ствол автомата на левый, и прижав тем самым правого солдата к левому, ствол левого автомата закрутил вверх. Когда оба пехотинца потеряли равновесие, он еще немного докрутил всю конструкцию и одним рывком толкнул солдат на троицу командиров. Рухнули все, а оба заряженных автомата развернулись в сторону двух оставшихся вооруженных солдат.

- Guns down!

Андрей еще тогда, в ангаре, правильно расшифровал этих ушастых бройлеров: понтов много, крутизны хоть отбавляй, а как два заряженных ствола глянут в глазки - так полный ступор. Вот и в этот раз: один, парализованный страхом, чересчур прилежно прилип к прицелу, а второй от испуга зажевал жвачку, как жевательная машина.

- Are you crazy? Do you want to die? I sad guns down! Now!!

И хлопцы собрались было уже сдаваться, как вдруг из тоннеля молнией вылетел Остап, одним рывком выдернул автомат у того, кто целился, и как дубиной сшиб одного, а за ним второго солдата. Двое других, уже вставших с земли, заорали от ужаса диким голосом и пустились наутек в тайгу.

- Остап, ты их зашиб насмерть!

В ответ великан, раздувая ноздри, согнул автомат в бублик и отбросил далеко в кусты.

В то же мгновение из этих кустов раздался выстрел. Второй. Третий. Остап дернулся плечом. Затем его правая рука повисла огромной мохнатой плетью. Из двух рваных ран засочилась кровь. Андрей в прыжке с разворотом веером высадил обойму в сторону кустов, в конце падения толкнув на землю Остапа. Поэтому четвертый, пятый и шестой выстрелы из кустов не достигли цели.

Великан лежал на земле рядом с Андреем, тяжело дышал и непроизвольно постанывал от боли в плече и руке. И смотрел в глаза Андрею. Андрей смотрел в глаза Остапу. Словно два воина, первобытный и современный, которые понимали все без слов. Да так оно и было.

Андрей показал глазами на пустой автомат, указал на кусты, потом посмотрел на Остапа и указал на тоннель. Тот отрицательно замотал головой, взял автомат и шурхнул его в то место, где залегли враги. В ответ два пистолета плюнули одиночными выстрелами. И опять выжидание. Что делать?

Край неопределенности положил грохот выстрелов из тоннеля. Точнее, очередями стреляли не в тоннеле, а в подземном храме. Один раз. Затишье. Второй раз. И снова затишье.

Остап рванулся с земли, схватил одного из рядом лежащих пехотинцев и как куклу швырнул его в кусты. Затем то же самое проделал со вторым и молнией метнулся в тоннель. Ясно! Это сигнал к атаке для Андрея. Спасибо тебе, Остап, за такую убедительную «артподготовку» неприятельских позиций! Андрей вскочил и, поливая туда же для еще большей убедительности свинцом из трофейного М-16, зигзагами побежал к кустам. Увы: там были только бездыханные тела, смятые кусты и отстрелянные пистолетные гильзы. Никаких ЦРУшников и рыбоглазых предателей там не было. Андрей резко пригнулся и заводил стволом автомата по сторонам, ожидая нападения с другой позиции. Никакого нападения не последовало. Тогда он решил рискнуть и, выпрямившись во весь рост, снова огляделся вокруг. Никого. Убежали. Ну и слава Богу.

Андрей собрался для гарантии расширить зону поисков, но где-то внутри лагеря, примерно в пятидесяти метрах от выхода тоннеля на поверхность, вдруг что-то тяжко ухнуло. Через секунду над высоким забором взметнулось облако пыли, а еще через секунду из тоннеля раздался гулкий хлопок, дернуло пылью и тут же начали выходить оглушенные пыльные люди, кашляя и протирая глаза...

...Старец стоял на амвоне в полном священническом облачении и молился: «Отче Мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя»[41].

Он не боялся и не суетился, но был взволнован, ибо сейчас ему, он это осознавал наверняка, предстояло лицом к лицу встретить смерть. На ум пришло высказывание Блаженного Феофилакта: «Человеку свойственно бояться смерти. Смерть вошла в человеческий род не по природе, поэтому природа человеческая боится смерти и бежит от нее».

Почти одновременно разлетелись обе двери, точнее, то, что от них осталось, и в подземный храм ворвалось не менее двух дюжин вооруженных разъяренных бандитов, среди которых было несколько человек в американской военной форме, в том числе два негра.

Увидев, что церковь пуста, а посреди стоит старый священник, несколько боевиков от досады выпустили по обойме кто куда, в том числе и в иконостас.

Когда грохот выстрелов стих, в наступившей тишине раздался спокойный и очень твердый голос старого священника.

- Помните: «Все, взявшие меч, мечом погибнут»[42]!

Вперед выскочил странный дерганный тип в форме Украинской Повстанческой Армии времен сороковых годов XX века.

- Шо?! Ты шо сказав?! Ты ось кому цэ щас сказав, га? Чуетэ, хлопци, вин нам ще погрожуе! Ты бач, якый страшный!

Загоготав, он подскочил к старику и одиночным прицельным выстрелом из АК сбил с батюшки митру. Затем довершил глумление над старцем ударом приклада в живот. Старец согнулся, но устоял. Постанывая, он выпрямился и совершенно без злобы посмотрел на стоящих напротив бандитов. Один из них, солидного вида бородатый кавказец, за шиворот оттащил украинского наемника от амвона и швырнул назад. Тот не устоял и сел на пятую точку.

- Та ты чого, Аслан, ты що, не бачиш, що вин над намы глузуе!

- «Молящийся за человеков, причиняющих обиды, - сказал Преподобный Марк Подвижник, - сокрушает бесов, а препирающийся с первыми, сокрушается от вторых», - сказав это, отец Арсений ни разу не отвел взгляд от внимательных глаз Аслана.

Тот спросил:

- Отец, ты что, совсем не боишься нас?

- Однажды польский полководец Сапега во время осады Свято-Троицкой Сергиевой Лавры спросил о том же Преподобного Иринарха. И тот ответил: «Господь питает меня. Но как наставит тебя Бог, так и поступай».

- Может, ты и смерти не боишься?

- В Писании сказано: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне»[43]. А еще сказано: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас»[44].

Аслан хмурился, но скорее задумчиво, чем злобно, и еще более внимательно смотрел на старца. А за спиной бесновался наемник в форме УПА:

- До биса всэ! Досыть, я бильше нэ можу цёго чуты! Хлопци, заткнить йому рота, благаю! Ёй, нэ можу!

А священник, возвыся голос, продолжал:

- «Господи, что так умножились гонители мои? Многие восстанут на меня; Многие говорят душе моей: «Нет спасения ему в Боге его!» Но Ты, Господи, Заступник мой, слава моя, и возносишь Ты главу мою. Воззвал я ко Господу моему, и услышал Он меня с горы святой Своей. Я уснул и спал, но встал я, ибо Господь Защитник мой. Не убоюсь тысяч людей, отовсюду нападающих на меня. Восстань, Господи, спаси меня, Боже мой! Ибо Ты сразил всех, враждующих со мной неправедно, зубы грешников сокрушил. Ты, Господи, даруешь спасение, и на народе Твоем благословение Твое»[45].

- А-а-а! - украинский наемник заорал каким-то хриплым утробным голосом и, вскочив, с перекошенным от ярости лицом высадил в священника весь рожок автомата.

Прошитый очередью, батюшка осекся и начал оседать. Но ему не дал упасть подскочивший чеченский командир. Продолжая правой рукой сжимать автомат, левой он принял падающее тело и вместе с ним опустился на колени. Умирая у чеченца Аслана на руках, отец Арсений успел сказать:

- Благословенны вы, орудия правды и милости Божьей, благословенны отныне и до века! Мы… достойное по делам нашим приняли. Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем.

Произнеся последние слова, которые сказал Иисусу Христу распятый справа от Него разбойник, старый священник умер.

В подземной церкви наступила такая гнетущая тишина, что было слышно, как потрескивают свечи. Все, кто здесь находился, от кожи до самых печенок вдруг ощутили, что сделали нечто ужасное. Аслан, закрывая чистые, устремленные куда-то в вечность глаза православного батюшки, провел ладонью по безмятежно застывшему лицу и аккуратно положил тело на амвон.

Вдруг тишину разрезал дикий хохот ряженого украинского наемника.

- Га-га-га! Нарэшти заткнувся, сучий сыну! Га-га-га! Собаци собача смерть! Га-га-га!

- Хоть один раз ты правильно сказал. Только собака не он, а ты, - Аслан, не вставая с колен, одной рукой все еще придерживая тело священника, второй рукой вскинул автомат и длинной очередью разворотил все нутро ряженому «вояку». Тот бревном рухнул на спину. Навеки закрылись карие галицкие очи. Никто - ни окружающие, ни он сам - так и не поняли, почему он больше жизни ненавидел русских. Также никто не смог вспомнить его имени.

(Лишь в далеком Львове, где в эту минуту около резиденции митрополита Галицкого и Слуцкого проходил очередной митинг против визита во Львов Патриарха Московского и всея Руси, где все привычно скандировали «Ганьба!» и «Геть московського попа!», у одной из женщин в самой гуще митингующих вдруг подкосились ноги и закружилась голова. Словно вспышкой осветило ее разум: она вдруг со стороны увидела себя, этих беснующихся людей, которых кто-то умело подогревал и направлял для достижения только им ведомых целей. Ее подруга Бронислава Виванив передала рядом стоящему коротко стриженному молодому человеку портрет Степана Бандеры и, подставив плечо, вывела ее с митинга. Сердце матери разрывалось от чего-то тягостного и липко-жуткого. Подруга Броня вернулась на митинг, а она, посидев немного на лавочке, пошла на ватных ногах домой.)

А дальше. Никто не успел среагировать на то, что произошло дальше.

Сорванная с петель, отлетела прочь третья дверь. В храм ворвалось орущее волосатое двухметровое чудовище и, увидев лежащего на амвоне расстрелянного батюшку, кинулось к нему. Крик перешел в неистовый рев, от которого у двадцати четырех вооруженных мужиков застыла кровь в жилах. Страшный великан, оскаля кривые зубы и бешено вращая белками глаз, начал бегать по храму и выбивать бревна-колонны из своих мест. Выбив все, он схватил одно из них и начал со всей силы гулко бить им снизу вверх в потолок церкви. Тут-то все и опомнились: сейчас же всё рухнет! Без команды вскинув автоматы, все разом начали стрелять в сумасшедшего монстра. Но тот все-таки успел еще несколько раз стукнуть в потолок, и этого оказалось достаточно, чтобы в долю секунды на пол обрушилась пятиметровая толща земли, разом погребя всех под собой...

...Около тоннеля стояло полсотни грязных пыльных людей. Никто не смел пошевелиться, даже кашлять перестали. Потрясенные случившимся, все смотрели на черную земляную дыру выхода из тоннеля, из которого больше не доносилось ни звука.

Так прошло минут десять, не меньше.

Наконец, Андрей констатировал:

- Всё кончено.

Взгляды прихожан обратились к своему новому пастырю - молодому отцу Арсению. Но тот никак не мог прийти в себя от происшедшего. Наконец, он перекрестился и произнес то, что нашел в данный момент самым важным:

- «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[46].

На помощь молодому батюшке пришла княжна Юсупова. Голос ее дрожал от душивших слез.

- Друзья мои! Наш дорогой старец батюшка отец Арсений и его любимое духовное чадо Остап отдали свои жизни за нас с вами. Как сказал наш новый батюшка отец Арсений словами из Священного Писания, «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Так вот, за нас, за своих друзей они оба самоотверженно положили свои души. Будем же достойными этого подвига! Будем помнить его всегда! Вечная память!!

Все запели «Ве-е-чная па-а-а-а-мя-а-ать!»

После того, как Андрей осторожно проверил тоннель до завала и, ничего и никого не найдя, вернулся, было решено выход из тоннеля засыпать. Решили также в тоннеле похоронить и тела тех двух американских солдат, которых зашиб Остап. С них сняли медальоны, вытащили документы и внесли в тоннель.

Лаз обрушился легко. Земля была настолько податливой, что казалось, будто она сама хотела поскорее скрыть следы трагедии.

Над бывшим выходом из тоннеля поставили самодельный крест из поваленных неподалеку стволов берез, а отец Арсений сослужил молебен за упокой душ усопших.

Затем, после недолгого совещания, все согласились, что нужно идти в Новый Фавор. Андрей без труда сориентировался с направлением движения и первым пошел в тайгу. За ним последовали остальные.

...Разъяренный Саймон Блюмкин занялся организацией погони. Он пересчитал оставшихся в живых своих подчиненных. Выходило не густо. До инцидента было сорок восемь боевых единиц плюс рыбоглазый да плюс он сам. Погибло двадцать шесть человек, следовательно, вместе с ним осталось двадцать четыре. Да еще четверо скопцов со своей лабораторией полигероина. Нет, они не в счет, к тому же несколько человек нужно оставить здесь на всякий случай, то есть минимум восьмерых солдат (два караула) плюс офицера. Двадцать четыре минус девять выходит пятнадцать. Пятнадцать человек против пятидесяти колонистов, возглавляемых опытным диверсантом? О, нет, это путь к окончательному проигрышу, а проигрывать, особенно сейчас, Саймону было никак нельзя.

В офисе росло напряженное молчаливое ожидание. Офицер и рыбоглазый ждали решения шефа. За компьютером в наушниках сидел дежурный оператор.

- Куда они направляются, кто знает?

- Путь у них один: в поселение, которое они называют «Новый Фавор». Других вариантов нет, больше им идти некуда, - рыбоглазый был убежден в своей правоте.

- Хм, я тоже так думаю. Что ж, здесь останутся морские пехотинцы во главе с вами, лейтенант, а вы, - Блюмкин обратился к рыбоглазому. - Поедете со мной.

- Погоня? На такой технике мы их нагоним за час!

- Зачем? Нас будет только пятнадцать, и рисковать больше я не намерен. Поедем прямо в этот самый «Новый Фавор». Будем ждать их там.

- Но там еще опаснее. По моим данным, там проживает около сотни людей и некоторые из них очень хорошо вооружены.

- Ну и что? Мы поедем завтра утром, не спеша, а пока направим туда нашего китайского друга Ли Цзяо. Пусть разомнется, а заодно и достойную встречу нам подготовит. Мы же наведем здесь порядок и тщательно подготовимся. Всё, всем собираться! Lets go!

Последний вопрос он задал дежурному оператору за компьютером.

- Что там наши русские друзья с вертолетом?

- Сэр, вызываю постоянно, но пока связи с ними нет, сэр!

- Плохо. Продолжай вызывать. Как отзовутся - сразу мне доклад. Ясно?

- Сэр, так точно, ясно, сэр!

Последний бой

Андрей бы преодолел это расстояние одним марш-броском часов за пять, от силы за шесть, но с ним было полсотни людей разного пола и возраста, поэтому, выйдя примерно в час дня воскресенья, колонна людей, совершая многочисленные привалы с поисками сухих веток для костров и чего-нибудь съестного (в основном ягод и грибов), подошла к Новому Фавору только во вторник утром.

Андрей собрал мужчин колонии вокруг себя.

- Там нас наверняка уже ждут.

- А вы, отец диакон, думаете, ваши друзья нас не примут?

- К сожалению, я говорю сейчас не о поселенцах. Разве вы допускаете хоть один процент вероятности того, что американцы оставят нас в покое? Да еще после гибели половины их людей! У них техника, средства связи, пользуются покровительством некоторых местных коррумпированных чиновников, так что здесь они хозяйничают уже со вчерашнего дня. Это к бабке не ходи.

- Так что ж теперь делать?

- У меня есть одна задумка, слушайте сюда. Во-первых, нужна разведка обстановки. Вдруг я ошибаюсь? Так что я потихоньку сбегаю. Во-вторых, американцам нужен я, поэтому я пойду к ним, как ни в чем ни бывало, и пока буду им «заливать баки», вы спрячетесь вон за той рощицей, но будете один раз в два часа высылать сюда дозорного, лучше двух.

- А дальше?

- А дальше всё: я уведу отсюда бандюганов, а вы пойдете в поселение. Я успею предупредить тамошних хозяев насчет вас.

Мужики переглянулись и все, как один, начали хором возмущаться.

- Э-э, отец Андрей, что вы задумали. Вас, значит, увезут, а мы, как крысы, будем прятаться и с пригорочка, с мягкой травки будем за этим наблюдать. Так, значит? Вы, это, вы зачем так про нас, а? Да разве ж мы не мужики!

- Успокойтесь, успокойтесь. А что вы можете сделать вооруженным до зубов профессиональным военным, которым, к тому же, все равно, кого убивать, лишь бы деньги платили? Ну пойдете вы, ну перебьют вас в течение, скажем, пяти минут, не больше, и что тогда? А здесь ваши семьи.

- Друзья мои, примите меня в свой совет! - к группе мужчин подвели княжну Юсупову.

- Пожалуйста, Наталья Николаевна.

- О чем спор, осмелюсь спросить?

- Да вот, отец диакон хочет пойти и сдаться, тем самым дав нам возможность спрятаться.

Старая княжна нахмурила брови и взглянула своим орлиным аристократичеким взором на Андрея.

- Ну-с, молодой человек, и зачем вы хотите нас так обидеть? Нет, не обидеть! Унизить!

- Но послушайте, им нужен только я.

- Нет, это вы послушайте, милостивый государь! Наши люди рисковали в лагере, но не выдали вас. Почему же вы решили, что мы выдадим вас сейчас? Двое лучших наших товарищей отдали жизнь за нашу свободу, а вы. Как вам не стыдно!

- Но позвольте, что вы предлагаете??

- Идти в поселение всем вместе! Вы, конечно, впереди, это логично, а мы все за вами.

Мужчины одобрительно загудели и закивали головами.

- Что? Всем вместе? Но это же безумие! Блин, это просто самоубийство!!

- Молодой человек, я попрошу вас выбирать выражения.

- Извините. Но вы только что предложили повести женщин и детей под пули наемников-отморозков. Во имя чего жертва сия, не соблаговолите ли ответить? Я рассуждал, как военный, который не один десяток боевых операций провел. Успешно, кстати! А вы рассуждаете, как, извините, женщина-революционерка конца девятнадцатого века... Чему вы улыбаетесь?

Старая мудрая княжна сменила гнев на милость.

- Вы рассуждаете, как очень молодой человек.

- Но.

- Хватит! Достаточно. Нас полсотни, да в этом селении. Сколько?

- Сто душ.

- Вот, нас полсотни, в этом селении сотня. Неужели полторы сотни человек не совладают с двумя десятками бандитов??

- Может, и совладают, но какой ценой?

- Не будем говорить о цене. Лучше поговорим о том, как мы это сделаем. Обговорим, так сказать, детали. Согласны?

Мужчины снова закивали и задакали. Андрей же сказал:

- Ладно. Я приму ваш план, но только при одном условии, и это однозначно.

- Каком?

- Я схожу на разведку. Не беспокойтесь, я ведь уже здесь был и все знаю.

- А если.

- Извините, но это не обсуждается. Иначе я не поведу вас в Новый Фавор.

Все посмотрели на княжну. Та внимательнейшим образом сверлила взглядом Андрея, но его глаза были сама искренность. Наконец, она выдохнула.

- Хорошо.

Обманув таким образом старушку, матерый диверсант тоже облегченно выдохнул.

Осталось обговорить, как сказала княжна, детали.

Андрей решил идти в Новый Фавор в обед.

Когда лучше нападать на неприятеля? Когда он спит или когда он ест. А когда среднестатистический человек ест? Правильно, между часом и двумя часами дня. Именно в это время в Новом Фаворе обед. И именно в это время Андрей перелез через забор поселения.

И не ошибся. Бандиты тоже оказались людьми, придерживающимися расписания кормежки. Ошибся Андрей только в одном: в поселении кроме полутора десятков американцев и наемников с базы ЦРУ были еще и… около тридцати вооруженных китайцев. Судя по всему, из банды Ли Цзяо. Новый Фавор просто кишел бандитами!

Тьфу ты! Как говорил инструктор «Посейдон»: «Проблемы ходят паровозом». Стоп, а что он еще говорил? «Если проблемы ходят паровозом, то незаметно вскочи в последний вагон и разрушь паровоз изнутри». Это как раз то, что нужно!

Андрей снова перелез через забор и, обежав лагерь по тайге, влез в поселение через кое-как заделанный проём у дома агрономши Екатерины Васильевны. Этот проём оставил Остап, когда убегал последний раз из Нового Фавора. Андрей надеялся, что муж агрономши Иван, пострадавший от лап Остапа, все еще дома, а значит и сама Екатерина Васильевна с дочкой Оксаной тоже там.

Он не ошибся. Екатерина Васильевна как раз выносила с Оксаной вешать белье в сад. Но только Андрей дернулся подойти ближе к ним, как следом за женщинами из дома вышел худой китаец с «Калашниковым» в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. Андрей снова залег за кустом. Сойдя со ступенек, китаец хлопнул Оксану пониже спины и загоготал, оскаля кривые желтые зубы. Девушка инстинктивно залепила ему пощечину, от чего сигарета вылетела из пасти похабника. Китаец сразу затарахтел на своем языке какие-то ругательства и угрозы, подкрепив их передергиванием затвора автомата и наставлением дула на женщин. Выкричавшись, он наотмашь ударил Оксану в лицо. Девушка упала. На китайца с мокрым бельем накинулась ее мать. Пока китаец закрывался от разъяренной женщины, к нему сзади тенью метнулся Андрей. Агрономша от неожиданности выронила простыню, чем сразу захотел воспользоваться китаец. Он замахнулся прикладом автомата в голову женщине, но получил сзади мощный боковой удар ребром ладони в шею.

- Отец Андрей, вы-ы?? Вы живы!!

- Тч-ч, тихо. Еще кто-нибудь посторонний в доме есть?

- Нет, никого, все на площади около церкви.

- А что там?

- Китайцы устроили там турнир с нашими.

- Хм, что они еще могут устраивать. А других бандитов, не китайцев, много?

- Десятка полтора. Они вчера утром приехали на машинах. А накануне китайцы налетели, как саранча. Вот, велели постирать белье им! - и женщина брезгливо пнула таз с выстиранными китайскими портками. - Угрожали, грозились Ивана убить, а Оксанку. Помогите поднять.

Вдвоем они поставили на ноги девушку и посадили на скамейку. Потом оттащили в подвал и крепко связали китайского горе-насильника.

- Что вы собираетесь делать, отец Андрей?

- Мне бы переодеться в другое и кое-что во внешности изменить. Поможете?

- Да ради Бога! Пошлите в дом.

Через десять минут из дома агрономши вышел сутулый мужчина в старой летней кепке. Лицо его было нахмуренным, правая губа вздулась, а под левым глазом зиял огромный синяк. Немного прихрамывая, он засеменил в сторону площади.

Площадь перед церковью была битком набита людьми. Тех, кто хотел уйти, китайцы автоматами загоняли обратно. Досталось пару раз по ребрам и Андрею. Попав в толпу, он начал пробираться к расчищенной для поединков арене. С краю ристалища, в гуще солдат и боевиков, стоял стол, за которым восседали двое китайцев важного вида, Саймон Блюмкин и рыбоглазый бывший шеф безопасности секты скопцов. Все четверо хором смеялись и одобрительно подбадривали огромного жирного китайца, который избивал Николая Зимина - того парня, который привез Андрея с железнодорожной станции в Новый Фавор. Наконец площадь одобрительно закричала, когда китайский жирдяй, в очередной раз грянув Николая оземь, победно задрал вверх обе клешни-окорока. Бой закончился. Зимина вытащили из круга и швырнули охающим женщинам-фаворчанкам. Те сразу захлопотали вокруг бедного парня. Там же Андрей разглядел лежащего отца Василия и еще кого-то.

Какой-то низенький очкастый китаец выскочил на арену и что-то быстро-быстро затараторил, подняв руку победителю.

Следующим на арену вывели Алексея Федоровича, врача. Тот, глядя на четверку главных изуверов, отрицательно замотал головой. Ли Цзяо повелительно тыкнул указательным пальцем во врача, затем в жирного китайца и махнул рукой, мол, «пошёл!» Врач остался стоять на месте. Тогда главный бандит вытащил большой инкрустированный пистолет и наставил на Алексея Федоровича.

- Остановитесь! Не надо! Драться буду я, - из толпы на арену вышел бывший старший оперуполномоченный Московского Уголовного розыска Тимофей Ильич Скворцов. Ли Цзяо убрал пистолет и «вежливо», с улыбочкой, сделал приглашающий жест рукой. Врача пнули в живот, оттащили и бросили к избитому Зимину. Алексей Федорович, превозмогая боль, сразу занялся своим делом.

Толстяк, весь потный и грязный, хлопнул в ладоши и стал в стойку «сумо», не сводя своих заплывших глазок с Тимофея Скворцова. Китайцы одобрительно взревели. Закричал, растопырив руки, и сам борец, когда понесся на МУРовца, словно коровья туша. Еще доля секунды - и этот наглец вылетит с арены грудой мяса! Но «наглец» в последний момент юркнул в сторону, успев поставить великану подножку. Китаец обладал такой массой, а, следовательно, такой инерцией, что пролетел на подкосившихся ногах еще метра три, а потом врезался в гущу своих побратимов по разбойному ремеслу. Те, которые оказались придавленные тушей своего товарища, конечно, разозлились, но остальные неистовствовали от восторга: наконец-то на арену вышел хоть сколько-нибудь стоящий противник! Все орали, требуя нового боя с новым победителем!

В круг опять выскочил маленький очкастый китаец и, затараторив что-то на своем языке, попытался поднять руку Скворцову. Но Тимофей вырвался и врезал очкастой тарахтелке в челюсть. И снова восторг публики!

Бывший МУРовец стоял посреди ристалища спиной к столу главарей, а потому не заметил, как сперва запрыгнул на стол, а потом одним прыжком прямо со стола сзади к нему подскочил помощник Ли Цзяо и ногой заехал ему в спину. Удар был настолько сильный, что Тимофей, раскинув руки, полетел в беснующуюся толпу. Для бандитов, разгоряченных кровью и азартом, было наплевать, что русский потерял сознание - они выкинули его снова в круг под ноги подлому заместителю главаря. Тот поставил на поверженного соперника ногу и так позировал минут пять, руками подбодряя своих гавриков и вопрошая: «Что дальше с ним делать?» Жесты всех китайских контрабандистов были однозначны: добить! Толпа начала трясти руками и автоматами, ритмично выкрикивая какое-то слово, а подлец делал вид, будто размышляет над тем, каким способом ему действовать, на самом же деле он хотел довести бандюков до полного исступления.

Вдруг в небе затарахтел вертолет. Толпа нехотя затихла и начала вертеть головами в поисках источника звука. Встал из-за стола и Ли Цзяо. Но сидящий рядом Саймон Блюмкин за локоть усадил того на место.

- Расслабься, Ли. Это наши русские друзья. Наконец-то они объявились, щщщит! Я им дам, как в выходные водку жрать и на связь не выходить! Так что продолжай свое шоу. Никогда не думал, что это так азартно.

Ли Цзяо что-то коротко выкрикнул, и толпа сперва взорвалась восторгом, а потом с новой силой начала скандировать.

И снова заместитель главаря заходил над лежащим без сознания Скворцовым, демонстративно теребя подбородок и хмуря «в задумчивости» брови.

Это уже не поединок, а убийство. Андрей не знал, что ему делать. Если он сейчас выскочит на арену и спасет МУРовца, его самого через секунду уложат очередями. А потом и Скворцова тоже. Но ждать нельзя, что-то нужно делать или сейчас его убьют! Да еще вертолет этот!

Как будто неведомая сила толкнула Андрея в спину и он толкнул нескольких бандитов. Китайцы начали толкать его, он толкал китайцев. В результате его вытолкали в круг.

Перед гордым бойцом, стоящим над поверженным врагом, предстал сутулый хлюпик в смешной кепке и с разбитой рожей. Китаец сделал жест, приказывающий убрать лежащее тело. Он с интересом приглядывался к новому сопернику.

- Несчастный, ты хочешь со мною драться? Безумец, ты ищешь смерти? - заместитель главаря банды хорошо говорил по-русски.

- Нет, ну что вы, товарищ, э-э, господин, э-э-э... Меня просто вытолкнули сюда ваши люди.

- Ты испортил мне поединок, поэтому тебе придется со мной драться.

- Мне?? С вами?? Нет, ну что вы, господин, э-э-э, не знаю, как вас зовут. Я не умею. Можно я пойду, а?

И Андрей захромал прочь, но ряды смеющихся бандитов не пропустили его и снова вытолкнули в круг. На этот раз он упал.

- Ой! Ну что я вам сделал? Отпустите меня, пожалуйста!

- Встань и дерись, а то я просто убью тебя, как дряхлую собаку!

Андрей, хныкая, встал. Дрожа всем телом, он в жалкой позе согнул кулачки.

Бандиты аж катались со смеху. Смеялся и китайский боец.

- Ладно, я не больно тебя убью, ты даже ничего не почувствуешь.

Новый взрыв хохота потряс ряды бандитов.

Но смех вдруг враз затих, когда их кумир, развернувшись в прыжке,. не попал ногой хлюпику в голову! Еще прыжок, уже ближе, и. снова мимо!!

Боец смотрел на дрожащего, хнычащего соперника и ничего не понимал.

Тишину прорвал смех Ли Цзяо.

- Чен, ха-ха-ха, хватит танцевать, снеси уже ему голову!

Такого позора заместитель главаря банды Чен еще не испытывал. Но как, как это произошло, что он дважды не попал своим коронным ударом?? Раздувая ноздри от гнева, он закричал, делая один за другим выпады, из которых ни один не достиг цели! Напротив него стоял доходяга, который кричал от страха и дергался своим жалким тельцем, не в силах даже отлепить своих кулачков от туловища. Но почему-то когда Чен наносил удары, причем смертельные удары, этого доходяги никогда не было на линии атаки.

Ли Цзяо перестал смеяться. На арене происходило что-то странное.

- Чен, ты убьешь его наконец, или признаешь свое поражение от этого осла? Что с тобой, Чен?

У китайского бойца вконец «сорвало резьбу». Закричав не своим голосом, он понесся на странного, зажмурившегося от страха врага со скоростью звука. Подпрыгнул, выставив вперед ногу и вкладывая в удар всю силу, всю мощь, всю энергию, которая у него была, всё умение и навыки… Но… (он видел все, как в замедленной съемке): нога пролетает в нескольких миллиметрах от скулы противника; он летит дальше; правый кулачок странного зажмуренного врага, не разжимаясь, нелепым по своей неловкости движением тычется прямо под его подбородок. Больно!! Но что с ногами? Почему они летят вверх, а голова вниз?? Хрясь! Пыль и темнота.

Над притихшим ристалищем пролетел жирный шмель. Его сочное «ж-ж-ж» да тихие всхлипывания зажмуренного сутулого хлюпика в кепке - вот все звуки, которые были слышны на площади Нового Фавора минут пять, не меньше.

Бух! На стол взлетел сам главарь банды Ли Цзяо.

Сидящий рядом ЦРУшник вдруг начал что-то подозревать. Он встал, схватил через стол китайца за локоть.

- Ли, а ну подожди. Здесь что-то не то.

Но Ли резко высвободил локоть, толкнув американца на стул, и пошел на сближение с таинственной «кепкой».

- Ты кто?

- Х-хто, я? Я, это самое, ну.

- Прекрати комедию! Ты кто?

Расстояние сокращалось, и главный бандит уже заходил в боевой стойке Брюса Ли вокруг незнакомца. Тот продолжал сжимать кулачки и подшморгивать сопли.

Вдруг напряженную тишину разорвала короткая автоматная очередь. Все разом повернули голову в сторону выстрелов. Стреляли со стороны главных ворот поселения. Стрелял часовой. Ли Цзяо, не спуская глаз с противника, раздраженно бросил через плечо:

- Ну что там?

- Руссики идут!

- Что? Какие трусики? Ты что там. Или ты сказал «русские»? Какие еще русские??

Главарь метнулся к столу и выхватил у одного из американских солдат бинокль. Да, точно, к воротам поселения приближалась колонна гражданского населения с женщинами и детьми.

- Саймон, ты что-нибудь понимаешь? Посмотри в бинокль.

ЦРУшник влез на стол и направил бинокль на колонну

людей.

- О, вот так встреча! Это же наши «прокаженные»!

При слове «прокаженные» все вдруг заерзали и начали тревожно переглядываться.

- Нет-нет, всё о'кей, они такие же прокаженные, как мы с вами. Их так специально называли, чтобы их никто не видел. Но они совершили побег и убили две дюжины моих людей. Но что-то я не вижу с ними главного зачинщика.

- Не туда смотришь, Саймон.

Все обернулись на голос с середины арены, на которой стоял выпрямившийся диакон Андрей, в той же дурацкой кепке, но теперь не с опухшим лицом и уже без дрожи в коленях.

- А-а, то-то я смотрю: кто это такие фокусы показывает? Вот, Ли, познакомься, русский диверсант и по совместительству диакон Андрей. Фамилии пока не знаю. Да и не узнаю, не нужна она мне. Сейчас тебя упакуют и засунут в вертолет. А уж там, где тебя распакуют (поверь, это будет очень далеко отсюда), ты расскажешь все. Ребята, введите его в кому.

Двое американских солдат перезарядили и нацелили на Андрея помповые ружья, заряженные, скорее всего, транквилизаторами.

- Нет! - китаец закрыл собой ружья.

- Что «нет»? - Блюмкин начинал раздражаться. Кто здесь смеет мешать ему, фактическому хозяину окрестных мест? - Пошел вон, китаёза!

Ли выразительно повел подбородком. В мгновение ока на американцев оказались направленными три десятка автоматов системы «купца Калашникова». Более, чем убедительный довод, чтобы сменить тон.

Саймон Блюмкин, еле сдерживаясь от бешенства, сквозь зубы процедил:

- Чего ты хочешь, Ли?

- Поединок еще не закончился. Прими тех русских, а я разберусь с этим бойцом.

- А если ты его убьешь?

- Значит, так было предрешено.

- А если он убьет тебя?

Китаец в ответ зло зыркнул на американца и резко обернулся к противнику. Бандиты одобрительно закричали. Ли поднял обе руки, призывая к тишине. Все затихли. Выждав несколько секунд, он рванул на себе майку и рявкнул:

- Поединок продолжается-а-а!!

Банда взревела, не помня себя от восторга и вновь вспыхнувшего азарта.

Ли Цзяо, по-киношному похрустев суставами и сделав пару-тройку эффектных ката, начал сближение. Но Андрей стоял, словно на трамвайной остановке, делая вид, что вообще не обращает на грозного соперника внимания. Более того, он снял кепку и начал ею обтрушивать пыль с одежды. Когда Ли первый раз прыгнул, целя правой ногой в голову, Андрей наклонился и вытрусил штанину, а когда китаец, приземлившись после неудачного удара, развернулся для новой атаки, он полосонул козырьком кепки тому по глазам. В следующее мгновение Ли получил тычок ботинком сбоку под колено, от чего вся его «конструкция» «сломалась» на одну ногу набок, затем его, потерявшего равновесие, двинули в кадык и толкнули на землю. Ли Цзяо упал, хрипя и в бешенстве махая правым кулаком вокруг себя. Левая рука в это время массировала горло и глаза.

Никто не ожидал такого быстрого и трагического для вожака финала, поэтому все молча наблюдали, как Андрей обошел временно ослепленного китайца сзади и взял его горло в «морской» захват.

- Слушать всем! Если вы немедленно не разоружите американцев и всех, кто с ними пришел, я одним движением сломаю шею вашему командиру.

Напряженное молчание.

- Хорошо. Решили делать вид, что не понимаете по-русски? Тогда вашему Ли хуже. Считаю до трех: раз… (никто не двинулся), два… (никакого движения), т…

- Холосо! - очкастый китаец, тот самый, который был шпрехшталмейстером этого цирка, коротко выкрикнул команду своим собратьям, и те нехотя пошли разоружать американцев и наемников.

Саймон стоял белый и какой-то весь вялый.

- Слышь, диверсант, сейчас твои же русские вояки придут и тебе же наваляют.

А тем временем на площадь начали подходить колонисты во главе с княжной Юсуповой и молодым священником отцом Арсением.

Пока новофаворчане встречали своего пропавшего батюшку и подводили его к побитому отцу Василию, Андрей скомандовал всем китайцам сложить оружие. Для пущей убедительности он сдавил горло Ли Цзяо и у того непроизвольно вырвался жалобный стон.

Очкастый снова что-то крикнул бандитам и те повиновались.

- Ребята, подберите автоматы и обыщите каждого. Особенно смотрите не пропустите ножи. Потом вяжите всех в общую шеренгу по двое и усаживайте на землю в центр площади.

Такая работа оказалась всем в радость. Быстро связали американцев, потом китайцев. Усадили всех прямо на землю, в общую шеренгу. Спереди и сзади каждого пятого встали суровые мужики с автоматами наизготовку.

- А этих гавриков вяжи отдельно, - Андрей указал на главного ЦРУшника Блюмкина, рыбоглазого бывшего шефа службы безопасности секты скопцов и заместителя главаря китайской банды, до сих пор не пришедшего в себя после приземления на шейные позвонки. Самого же Ли Цзяо он слегка придушил, чтобы никакие глупости не лезли тому в голову, и теперь уже мягкого и податливого бандита аккуратно запеленал лично.

- Готово. А теперь внимательно смотрим на дорогу и ждем гостей! Здесь недалеко сел вертолет, поэтому скоро к нам придут те, которые присягали служить России, а потом начали служить мамоне.

К Андрею подошла княжна Юсупова и шутливо погрозила ему пальцем.

- А вы все-таки обманули старую женщину, капитан третьего ранга.

- И вы тоже. Почему не дождались меня с разведки? А если бы все повернулось иначе?

- Но ведь все же закончилось хорошо!

- Пока нет. Мы не знаем, кого и сколько принесло сюда на вертолете. Стоп, вы слышите?

- Нет, а что?

- Неужели еще вертолет? Да не один! Вот видите! Братцы, занимаем круговую оборону! Рубеж - ворота, церковь и эти два дома. Если что, прикрываемся американцами и китайцами, как живыми щитами!

Но тут сзади вдруг прозвучал до боли знакомый одесский говорок, заставивший ёкнуть сердце морского диверсанта Андрея Марченкова:

- От кого это вы должны здесь закрываться бедными несчастными китайцами? Андрей, вы говорите обидно! Мы бросаем всё, летим в эту глушь, а нам такое вот спасибо? Ага, оно нам надо? И что мы сделали такого нехорошего, чтобы стоять тут и слушать таких вот разговоров?

Андрей рванул к появившимся из толпы новофаворцев пятерым черным солдатам в тускло поблескивающей кевларовой броне и шлемах.

- Ребя-а-а-та!! Ё-моё, вы-то каким здесь ветром??

- С того самого вертолета.

- А в других вертушках тоже наши?

- Не, там фээсбэшников, как килек в банке.

Встреча боевых товарищей спецназа ГРУ ВМФ России проходила бурно. И хоть шлемов никто не снимал, видно было и так, что это друзья, а искренняя радость диакона Андрея невольно передалась всем присутствующим. Кроме, конечно, ЦРУшника. А после следующего диалога его последняя надежда окончательно лопнула мыльным пузырем.

- Оп-па, ребята, а этот предатель как промеж вами затесался? - Андрей увидел того самого пилота, который перевозил его к скопцам.

- Разрешите представиться: майор ФСБ Владимир Маслаков. Был под прикрытием.

- Да ну? Во дела! Это что ж выходит? ФСБ все время пасло эту гоп-компанию?

- Не совсем. Мы знали, что где-то здесь существует нелегальная лаборатория и канал сбыта нового синтетического наркотика. Кроме того, в этом месте стали пропадать люди. Наши особисты в ближайших к этим местам воинских частях проделали кое-какую работу, в результате чего мы узнали, что бандиты пользуются военным транспортом и транспортом МЧС. Полгода назад меня внедрили пилотом на вертолет и вот только месяц, как я здесь летаю. Мы собирали данные и о лаборатории, и о секте скопцов, и о заброшенной зоне, и даже о секретной тюрьме ЦРУ. Но тут появляетесь вы и одним махом накрываете всех. Слушайте, как вам это удалось?

- А я вам ничего не поломал? Ну, там, я не знаю, каналы сбыта героина, дальнейший канал транспортировки секретных заключенных из тюрьмы ЦРУ, резидентура, пароли, явки.

- Каналы сбыта героина мы вычислили сразу, буквально за неделю. Секретных заключенных из Китая и Северной Кореи мы тоже перехватывали и негласно передавали сопредельной стороне. А насчет резидентуры. Многих накрыли. Но еще больше полетело погонов и голов с наших военных, которые за тридцать сребреников продали Родину. Короче, вы разворотили такое змеиное кубло, причем не только здесь, в тайге, но и в федеральных центрах, даже в самой Москве, что работы дали нам вагон и маленькую тележку.

- А что с уркаганами с заброшенной зоны?

- Мы там были позавчера. Их главарь Седой умер от смертельного удара в переносицу.

- Это сделал при мне один из американских солдат по приказу Саймона Блюмкина.

- А, понятно. Что касается остальных, то все продолжают жить, как жили.

- Секта скопцов?

- Здесь сложнее. В их логове никого не оказалось. Но мы ищем.

- Регулярно проверяйте поезда, которые идут в этом направлении. Они там похищали «новоначальных». Лично при мне была одна из подобных попыток.

- Да-да, в управлении читали отчет об этом инциденте.

К группе подводных пловцов и капитана ФСБ подошли отец Василий, отец Арсений, староста новофаворского прихода Лизавета, княжна Юсупова и Петр Иванович Головин.

- А теперь два самых важных вопроса, волнующих не только меня, но всех здесь присутствующих.

- Пожалуйста.

- Первый. Кто похищал людей и отрезал головы? Потому что, как я понял, ни заключенные Седого, ни тем более лохматый Остап, ни даже скопцы этого не делали.

- А-а, вы об этом. Здесь как раз все проще, чем всё остальное. Все похищения и смерти - дело рук отмороженных деток местных заправил. Они, видите ли, так развлекались. Начитались каких-то черных книжек, насмотрелись похабных фильмов, разбесились с жиру, надулись спесью от безнаказанности, накурились-накололись - и организовали «Ложу «999», что в перевернутом виде означает «666», то есть секту сатанистов. Таежные эпизоды - только часть их зверств. Они так всех достали, что некоторые высокопоставленные родители упрятали своих ублюдков за границу от людского самосуда.

- Но откуда такие сведения? Неужели есть доказательства?

- Да еще какие! Они всё записывали на видеокамеры и мобильные телефоны, а потом отправляли друзьям.

Княжне от услышанного стало плохо и ей подставили стул.

- Вам плохо? - капитан ФСБ участливо склонился над женщиной, которой только что объявили, что мир сошел с ума. - Андрей, познакомьте нас.

- Охотно. Перед вами княжна Наталья Николаевна Юсупова, одна из «людоедов» и «монстров», которые жили за тюрьмой ЦРУ в так называемой «заброшенной колонии прокаженных».

- Это что, шутка такая? Там нет никакого поселения! В бараках жили два десятка охранников и всё.

- О-о, товарищ капитан, видать, вы еще не глубоко копнули! Я требую, чтобы этих людей реабилитировали. Слышите?

- Да-да, конечно, но как.

- Теперь второй вопрос. Этим людям, которые всю жизнь провели в бараках, негде жить.

- Простите! - вперед выступил отец Василий. - Это как «негде жить»? А наши дома? Мы еще раз всем приходом обсудили наше положение. Так вот, десять семей приняли решение остаться, а остальные - как договаривались: в Москву! Наши дома теперь ваши, уважаемая Наталья Николаевна.

Старая княжна подняла полные слез глаза, посмотрела на отца Василия, на Андрея, на офицера ФСБ, на морских диверсантов и задержалась взглядом на отце Арсении. Тот подошел, взял ее за руку и успокоил:

- Я тоже остаюсь.

Старая женщина заплакала навзрыд. Над ней склонился Петр Головин, ее «Петенька».

- Господи, Наталья Николавна, отчего ж вы так плачете теперь, когда всё плохое позади?

- Я боюсь теперь умереть, как Моисей, который водил сорок лет евреев по пустыне, и умер, лишь издали увидев Землю Обетованную.

- Ну-ну, вы не Моисей, к тому же у вас еще очень много дел. Вон, приход нужно поднимать, жизнь налаживать.

- Последний вопрос, технический. Как будут переправляться люди в Москву?

- Что касается моих полномочий, то я могу сказать вам только одно: все ваши московские квартиры отчуждены назад. Об остальном вам расскажет представитель Патриархии. А, да вот же он!

К их группе широким шагом подходил… секретарь архимандрита Илии! Вот так встреча! В рясе, могучий, немногословный, он после краткого знакомства четко отрапортовал:

- Всех прихожан перебросят в Москву военно-транспортным самолетом. Там до суда над вашим священником отцом Ипатием вы все будете жить в месте, которое для вас уже подготовлено. После суда сможете вернуться в свои квартиры. Отец Андрей полетит отдельно, со мной.

Он говорил настолько уверенно и спокойно, что ни у кого не возникло и тени сомнений по поводу того, что всё так и будет. Тем не менее, Андрей решил внести ясность в некоторые моменты.

- Но отец Арсений, который должен был вернуться со всеми, хочет остаться здесь и служить приходским священником.

- Пока это невозможно. Отец Арсений и отец Василий - важные свидетели на суде против всероссийской организованной преступной группировки. К тому же им двоим предстоит предстать и перед церковным судом.

Княжна Юсупова ахнула и ухватилась за руку Петра Ивановича.

- Позвольте, но за что? Отец Арсений столько пережил, столько сделал для этого прихода, для нас!

- Я думаю, ничего плохого не случится, и очень скоро ваш отец Арсений вернется к вам в целости и сохранности, и, возможно, ему даже выделят кого-нибудь в помощь. Отец Андрей, мы отправляемся прямо сейчас. Возьмите вещи и подходите к воротам.

Андрей коротко попрощался со своими боевыми товарищами, которые тут же ушли в неизвестном направлении, потом сходил за вещами и направился к воротам. Там его ждали жители Нового Фавора и все обитатели «колонии прокаженных». Во главе людей стояли княжна Юсупова со своим верным помощником Петенькой, отец Василий и отец Арсений. Андрей взял благословение у обоих священников, пообнимался с людьми и в конце подошел к старой княжне. У той снова глаза были на мокром месте.

- Наталья Николаевна, ну что вы опять плачете? Даст Бог, свидимся еще.

- Нет, Андрюша, я уже старая. Святой пророк Давид сказал Духом Святым, что человеку жизни на земле семьдесят лет[47], а я уже сколько лет по отсрочке живу. Так что вряд ли мы с тобой, душа моя, увидимся. Поэтому прими от меня старческое благословение и вот эту ладанку.

Княжна сняла с шеи маленькую серебряную ладанку на цепочке и надела на шею Андрею.

- Эту ладанку подарил моей маме сам Государь Император Николай II. Береги её. И ступай, воин Христов Андрей, с Богом. Храни тебя Господь и Приснодева Мария!

Они обнялись, троекратно, по-русски поцеловались, и Андрей решительно зашагал с секретарем архимандрита Илии через поле к вертолету.

Воздаяние

Шестисотый мерседес в сопровождении двух черных «кубиков» остановился около здания суда. Из машин сперва вышли грозного вида секьюрити в черных костюмах, черных очках и с «уоки-токи» в ушах, а потом из чрева «мерседеса» вылез дородный батюшка в подчеркнуто простецком рубище. Черная шевелюра с проседью, густая борода до глаз, жгучий взгляд, деревянный посох в руке и большой деревянный крест на толстом кожаном шнуре. Короче, сплошной колорит и типаж.

К нему попытались пробиться многочисленные журналисты. Шествуя сквозь эту суматоху, как ледокол сквозь арктические льды, священник наметил краем глаза молоденькую корреспондентшу, которая чуть не плакала от того, что не может протиснуться сквозь плотный строй своих более наглых коллег.

Батюшка вдруг резко остановился и, протянув в сторону журналистки свой указующий перст, громовым басом вопросил:

- Реки, раба Божия!

Та от неожиданности и такого голоса чуть не. Словом, она, заикаясь, спросила:

- Батюшка, скажите, вы признаете себя виновным хоть по одному из эпизодов?

Священник эффектно оперся на посох, набрал в могучую грудь воздуха и на всю площадь загудел:

- «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас»[48].

И пошел дальше. Секьюрити, как мошкару, отогнали журналистов от знаменитого батюшки, за которым закрылись двери суда.

Отец Ипатий вел себя уверенно, даже нагло, и гордо нес свою кудрявую голову в зал судебных заседаний. Там его поджидало несколько лучших адвокатов Москвы, которые, кстати, уже прозондировали почву и сказали, что свидетелей по делу нет, и «мы их порвем». А журналисты, которых будет полный зал, завтра же не оставят камня на камне от обвинителей.

Но свидетели были! Их начали заводить по одному в зал заседаний, и перед судьями (как и перед целым залом журналистов) во всех подробностях разворачивалась картина жутких преступлений организованной группировки, центром которой был священник отец Ипатий. Восемь часов свидетельских показаний, после которых слово попросил представитель Патриархии. Он сообщил, что решением Священного Синода Русской Православной Церкви архимандрит Ипатий полтора года назад лишен сана и запрещен в служении, а год назад предан анафеме. После чего судья стукнула молотком, объявив перерыв в слушании до завтра. Завтра снова предстояло выслушивать показания свидетелей.

Отец Ипатий встал и направился к выходу. Ему никто ничего не кричал в след, не сыпались проклятия от тех, кого он предал, чьи жизни он попытался разрушить, но его словно тяжелым камнем привалили. Ноги то и дело подкашивались, и вся его горделивая осанка все чаще походила на карикатуру. А тут со всех ракурсов эти журналюги, эти стервятники всё клацают и клацают своими камерами! Как дошел до машины, он не помнил. Что ему тарахтели виноватые заискивающие адвокаты, он не слышал.

Дома, когда он плюхнулся на колени перед иконами, на него вдруг так накатило, что он еле успел добежать до туалета, где его безудержно и долго рвало. Тугая струя холодной воды, под которую он подставил голову, облегчения не дала. Он умывался и умывался, но, как ему казалось, не мог смыть с себя той липкой грязи, которую оставили на нем взгляды его бывших прихожан и камеры папарацци.

Наконец, он поднял мокрое лицо и посмотрел в зеркало. То ли вода застилала глаза, то ли слезы, но в мутном зеркале «старец Ипатий» вдруг увидел молодого батюшку, зажигающего в маленьком украинском городке сердца людей верой. Да, не шибко книжного, но бескорыстного и бесстрашного, самоотверженно идущего на конфликт с безбожной властью и подающего пример истинного служения православного пастыря. Он узнал себя в молодости. Как давно это было! Что же с ним произошло?

Ипатий снова умылся и протер зеркало. Теперь на него смотрел совсем другой человек. От былого горения в вере, нестяжательства и истинного служения людям не осталось и следа. Теперь с зеркала на него смотрел некий барин в парчовом халате с горделивой осанкой, презрительными складками у рта и холодным блеском темных, почти черных, глаз. Вдруг его лицо стало меняться. Вытянулся и заострился подбородок, глаза зажглись страшным красноватым огнем, рот искривился в тонкую сжатую полоску. Ипатий отпрянул от зеркала. Что это? Кто это? Он уже где-то видел это мерзкое лицо! Неужели это сам дьявол? Нет-нет, это лицо явно человеческое, но… Точно! Это же Иуда Искариот!! Ипатий точно знал, что это он, и как только он его узнал, лицо в зеркале растянуло свои губы в подобие ухмылки, а из черной пустоты поднялась рука и протянула Ипатию… грязную веревку!

«Рублевский схимник» от ужаса попятился и, споткнувшись о что-то, упал на кафельный пол. В поле зрения попал посох, прислоненный к стене справа от зеркала. Не контролируя свои действия и обливаясь потом, Ипатий ползком приблизился к посоху, схватил его обеими руками и, рывком вскочив, начал бить и бить им в стекло, пока в дорогой бронзовой раме не осталось ни одного осколочка. А вдруг в зеркале был не Иуда, а он сам, его теперешний, истинный облик?

Он сидел на полу, дрожа от страха и царапая себе лицо. Так прошло не меньше получаса.

А потом наступила пустота. Черная безликая пустота, которая все больше и больше обволакивала его могильным холодом. Он снова бросился к иконам и попытался каяться, но давно уже не помнил, как это нужно делать, что при этом нужно чувствовать. Кажется, смирение? Как это, чувствовать смирение? Он забыл! Душа, выжженная гордыней, была пуста. Ипатий машинально повторял слова покаяния, но ему становилось только хуже. В какой-то миг его душе, запятнанной и отяжеленной грехами, сделались невыносимыми слова молитвы, ее бросило прочь от Бога, куда-то в черную холодную пустоту. Он пытался бороться, но в конце концов понял, что это неотвратимо. Сердце сжало ледяной рукой тоски, в голове бешено закружился черный хоровод, сознание переполнилось невыносимым отчаянием…

Утром охрана, открыв дверь комнаты «рублёвского схимника», нашла его повесившимся на старой грязной веревке, неведомо откуда появившейся здесь…

...В далекой сибирской тайге около белого березового креста сидел изможденный мужчина в изодранной одежде и плакал. Так он сидел уже второй день. Он бился о братскую могилу, скреб землю, рвал на себе волосы, потом вдруг замирал на несколько часов, впадая в прострацию, и снова скреб землю. Мужчина сходил с ума. Вдруг ему показалось, что на него кто-то смотрит. Он завертел головой, но никого не увидел. Нет, стоп, вон там, в ельнике, мелькнула красная риза священника! Почему красная? Мужчина рванулся, не разбирая дороги, на видение. Несколько раз падал, ободрал ногу и бок о торчащие ветки кустов. Но ничего этого не замечал. «Батюшка! Батюшка! Отец Арсений, постойте, простите меня, грешного! Ради Бога, батюшка!» - кричал, мечась по ельнику, мужчина. Но ельник в ответ лишь безмолвно качал зелеными лапами. Даже птицы не пели. Почему не поют птицы? Он, повинуясь какому-то порыву, резко повернулся на сто восемьдесят градусов и в кустах увидел белое пятно. Что это? Опять видение? Только не видение, иначе он точно сойдет с ума! Но нет, он подбежал ближе и увидел лежащую на земле сложенную вчетверо половинку листа тетрадной бумаги. Лихорадочно развернул кровоточащими пальцами записку, смахнул пот и слезы с глаз. В записке говорилось: «Сегодня православный священник отец Арсений и диакон Андрей, которых вы нам вчера передали, служат литургию в подземной церкви под первым бараком вместе со старым отцом Арсением». Пальцы вдруг разжались, глаза закатились, и последнее, что, падая, увидел автор записки сквозь пелену ускользающего сознания, был стоящий рядом священник в красной ризе. Красной от крови...

Говорят, этот человек вырыл себе землянку около березового креста, и каждый день плачет на братской могиле тех, кто был ему дорог, но кого он, предав, обрек на смерть.

Служба продолжается

Рано утром, когда еще не рассвело, зазвонил мобильник. Андрей взял с тумбочки аппарат и, увидев на дисплее номер звонившего, рывком сел на кровати. Это был архимандрит Илия.

- Благословите, Ваше Высокопреподобие.

- Господь благословит.

- Я Вас слушаю.

- Машина уже подъезжает. Дело важное и не требует отлагательств.

- Понял.

- Русская Православная Церковь вновь нуждается в твоем служении.

Через десять минут воин Христов командир взвода боевых подводных пловцов ГРУ ВМФ России капитан третьего ранга в отставке диакон Андрей Марченков уже мчался в затемненной машине к новому заданию. На груди рядом с нательным крестиком покоилась серебряная ладанка княжны Юсуповой.

Единомыслие есть основание и начало всех благ для человека, и надлежит никому не подавать повода к брани и ссоре. Но если где увидишь, что нанесен вред Благочестию или обижены немощные, не предпочитай мира истине, напротив того, стань мужественно, до крове противу греха подвизающеся

Преподобный Исидор Пелусиот

Будь миротворцем, чтобы сподобиться наименоваться сыном Божиим.

Преподобный Ефрем Сирин

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Письма Валаамского старца

схиигумена Иоанна (Алексеева)

о духовной жизни монахине Платониде

Христос посреди нас!

Боголюбивейшая м. Платонида!

...Еще пишешь, что твоя знакомая попала в секту. Очень жаль, что наши православные очень мало знают свое учение и легко уклоняются в разные секты. Ибо все секты, ереси и расколы основаны на гордости и самовнушении. В Православии авторитет - Вселенские Соборы и учение святых отцов. Господь сказал: «Блажени чисти сердцем… тии Бога узрят» (Мф. 5, 8). Вот святые отцы с Божией помощью очистили сердца от страстей. Они правильно знают волю Божию, открытую в Священном Писании, а не очистившие сердце от страстей не могут правильно понимать Святое Писание, и такие люди претыкаются на Священном Писании, уклоняются с правильного пути и идут в разные стороны. Так сказать, сошли с большого парохода и сели на утлую ладью, и хотят переплыть житейское море, и погибают в волнах суетных мудрований. Они вырывают текст из Священного Писания для оправдания своего заблуждения.

Призываю на вас Божие благословение, с любовью о Христе ваш доброжелатель и сомолитвенник многогрешный схиигумен Иоанн.

19.01.1951, Новый Валаам

Боголюбивейшая раба Божия Т.!

Я писал тебе, как исполнять молитвенное правило в семейной жизни, а теперь пишу о духовной жизни.

Преподобный Агафон сказал: «Духовная жизнь подобна дереву: телесный труд, подвиг - листья, а душевное делание - плоды». Писание говорит: «Всяко убо древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и в огонь вметаемо» (Мф. 3, 10). Вообще телесные подвиги не как добродетель, а средство, или пособие, к добродетели. Если не будет плодов: любви, радости, мира, долготерпения, благости, милосердия, веры, кротости, воздержания (см.: Гал. 5, 22), - тогда всуе будут телесные подвиги. Преподобный Варсонофий Великий сказал: «Если внутреннее делание по Богу не поможет человеку, то напрасно он трудится во внешнем».

Очень немногие знают, в сущности, о духовной жизни, и застревают на букве, убивающей дух: не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи [Кол. 2, 21].

Святой Максим Исповедник сказал: «В мале [немного] упражняйся во внешнем делании, но все силы употреби на внутреннее делание». Святой Иоанн Лествичник говорит: «Весьма развратился нынешний век, и весь стал преисполнен возношением и лицемерием: труды телесные, по примеру древних отцов наших, может быть, и показывает, но дарований их не сподобляется, хотя, думаю я, естество человеческое никогда так не требовало дарований, как ныне. И справедливо мы это терпим, потому что не трудам, но простоте и смирению являет Себя Бог». Святой Исаак Сирин говорит: «Если будешь трудиться в прекрасной добродетели и не почувствуешь от нее помощи, то не дивись. Ибо пока не смирится человек, не получит награды за свое делание. Награда дается не за делание, но за смирение».

Преподобный Антоний Великий сказал: «Когда я сидел у одного аввы, пришла некоторая дева и сказала старцу: «Авва, я пощусь и вкушаю один раз в неделю и ежедневно изучаю Ветхий и Новый Заветы». Старец отвечал ей: «Сделалась ли для тебя скудость все равно что изобилие?» Она сказала: «Нет». - «Бесчестие как похвала?» Сказала: «Нет, авва». - «Враги как друзья?» Отвечала: «Нет». Тогда говорит ей мудрый тот старец: «Иди трудись, ты ничего не имеешь».

Действительно, так постилась и изучала Священное Писание, но духовной жизни не научилась, чему учит Священное Писание. Вот и трудилась, бедная, всуе. И фарисеи назубок знали все Писание, а по Писанию не жили. Вот и не познали истины - распяли Господа.

Духовная наука важнее всех наук, ибо она учит о Боге и о загробной вечной жизни. В духовной жизни главное делание - молитва, ибо мы очень слабенькие, без Божией помощи не можем приобрести ни одной добродетели. Наш должен быть труд, а успех зависит от благодати. А благодать помогает и хранит - не за труды, а за смирение, как и выше я упоминал.

Скажу немного о молитве. В уме не надо иметь никакого воображения: ни Спасителя, ни Божией Матери, ни святых. Ум заключать в слова молитвы, и внимание держать в верхней части груди, ибо внимание - душа молитвы. На сердце не надо нажимать вниманием. Если будет внимание в груди, тогда и сердце будет сочувствовать, и голова будет как бы пустая, то и в Церкви будем стоять не рассеянно, иначе мысли замучают и по закону сплетения будут носиться по предметам мира сего. «Наши мысли не что иное, как одни мечтательные образы вещей чувственных и мирских», - сказал преподобный Исихий.

Вот что еще: надо стараться, с Божией помощью, развить в чувстве смиренный дух, чтобы увидеть себя хуже всех. На опыте так и будет, если будешь следить за собой и не обращать внимания на недостатки других.

Святой архиепископ Феофил посетил однажды гору Нитрийскую, и пришел к нему авва горы. Архиепископ спросил его: «Какое делание, по твоему опытному сознанию, есть высшее на иноческом пути?» Старец отвечал: «Повиновение и постоянное самоукорение». Архиепископ сказал: «Иного пути, кроме этого, нет» («Отечник»). Ибо самоукорение есть невидимое преуспеяние, потому что человек хорошо совершает путь свой и не замечает этого. Так и самомнение, и самоугодие есть скрытая погибель. Можно сказать - это секрет в духовной жизни, редкие люди могут понять. Большинство смотрит только на внешние подвиги человека, и духовная жизнь, по их разумению, во внешних подвигах.

Скитяне египетского скита, если какая добродетель их делалась известною, уже не признавали ее добродетелью, но как бы грехом. Вот как они боялись тщеславия, человекоугодия и лицемерия. Вот черта подвижника: простота, откровенность и естественность. Это немногие понимают.

А от повиновения, или от послушания в полном смысле, - отсечение своей воли во всем - происходит бесстрастие. Святые отцы послушание приравнивают к мученичеству. Если кто подклонит свою волю под иго послушания, тогда он будет всегда мирен и спокоен.

В данное время очень трудно найти опытного руководителя в духовной жизни. Святой Петр Дамаскин сказал: «В начале я много терпел вреда от неопытных советников». Да, один рассудок, без опыта, не может руководить, у человека, живущего духовною жизнью, только покривит духовное делание.

Не хотел сказать свое замечание, но все же скажу: «Духовные академии и семинарии изучают только переплет Библии, а духа не изучают, теорию словесности проходят и подвешенным языком могут говорить хорошо, но чувствуется, что говорит один рассудок, ибо гортань различает брашно [пищу]. Науки очень нужны, без науки как ты будешь защищать Православие и говорить народу назидание? Но к ней также надо прибавить учение о едином на потребу».

Кончаю писать, конечно, много осталось недоговорено - в следующем письме добавлю.

Призываю на тебя Божие благословение.

Многогрешный схиигумен Иоанн.

07.06.1954

Боголюбивейшая м. Платонида!

Христос посреди нас!

Твое содержательное письмо я получил и с любовью прочел.

Что ты написала о своем внутреннем состоянии, все это у меня есть. Точно жила близ меня и записывала все мои душевные уклонения. Однако унывать не будем, но с Божией помощью постараемся положить доброе начало, чтобы жизнь проводить в полном смысле по-христиански.

Просишь меня сделать указание или определить правило и наладить твою жизнь на путь истинный. Эта твоя просьба превышает мой ум и духовные способности, но за послушание, позабыв свою немощь и неспособность, пишу, что Господь положит мне на сердце.

Старайся не осуждать никого ни в чем. Чего себе не хочешь, того и другим не делай. Помни, что за каждое праздное слово дадим ответ перед Богом на Страшном Суде. Двум господам служить нельзя. Примиряйся с соперником, чтобы он не заключил тебя в темницу. Чтобы вражды не было ни с кем, иначе молитва не будет угодна Богу, даже послужит во грех. Как же будем просить у Бога прощения нашим грехам, когда сами не прощаем?

Вот тебе коренное указание, на котором зиждется наше спасение. Конечно, легко указать и легко пожелать, но исполнить очень трудно, и мы - немощные. Одних наших сил не хватит - должны просить помощи у Бога, чтобы Он, по Своему милосердию, помог нам, грешным. Вот святые отцы и избрали молитву Иисусову - непрестанную. Вам, в миру живущим, очень трудно держать непрестанную молитву, однако знай, святые отцы всякое доброе дело приписывают молитве: добрый разговор, память Божию, терпеть поношение, укорение. Презрение и насмешки и т.д. Ты хочешь иметь определенное правило молитвенное. Преподобный Исаак Сирин не советует обременять себя вычитыванием количества стихословий и быть рабом у правила. Ибо в рабском делании нет мира (Слово тридцатое «О том, как должно молиться без кружения мыслей»).

Можно читать утром и вечером несколько молитв, сами определяйте сколько, сообразуйтесь с временем, только чтобы было не на ветер, а со вниманием, ибо внимание - душа молитвы. Ежедневно надо прочесть главу Святого Евангелия и главу Апостольских посланий.

По Божией милости, что было у меня на сердце, то и написал, и прими это не как закон или повеление, а как совет. Сама усматривай и сообразуйся с условием вашей жизни.

Прошу святых молитв ваших, твой недостойный сомолитвенник многогрешный схиигумен Иоанн.

05.08.1954, Новый Валаам

Кондак 1

Нетленный Царю веков, содержащий в деснице Своей все пути жизни человеческой силою спасительного промысла Твоего, Благодарим Тя за все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царства Твоего будущего. Простирай нам и впредь Твои милости, поющим: Слава Тебе, Боже, во веки.

Кондак 5

Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет: там Христос! И сердце поет: Аллилуиа!

Из благодарственного акафиста «Слава Богу за всё».