На балу грёз

Глава девятая

У дороги, облокотившись на машину, пиджак брошен на плечо, стоял Раф. Элла тотчас затормозила. С минуту он сверлил ее взглядом, потом покачал головой и подошел.

— Почему я не удивляюсь, увидев тебя здесь?

— Не знаю. — Элла не сдержала улыбки. — Почему?

— Вечно ты находишься там, где тебе не место.

— Не поменять ли представление о том, где мне место и не место?

— Вот и я подумал, — проворчал он. — Не поведаешь, как ты здесь оказалась?

— А ты?

— Водяной насос полетел. Жду помощи доброго самаритянина.

— Считай, что дождался. — Улыбка Эллы стала шире. — Я охотно подброшу тебя, если сядешь за руль.

— Как, amada, тебе не по нраву наши дороги? — Раф изобразил удивление.

— Нет, — только и ответила Элла, хотя на языке много чего вертелось.

— Тогда я просто счастлив услужить сеньоре. Дай только вещи с дипломатом забрать.

Раф быстро забросил сумки и пиджак на заднее сиденье, сел за баранку и вопросительно взглянул:

— Ты так и не сказала, что здесь делаешь. Он съехал с обочины и почти вплотную — такая узкая была дорога — обогнул свою машину.

Еще одна груда веток показалась за поворотом.

— Представляешь, и сзади ветки, — поделилась Элла. — Кому только в голову взбрело набросать их на дорогу?!

— Мне. Обозначить: впереди опасно. У нас так принято. Ты не ответила на мой вопрос.

Элла поняла: о том, чтобы заговорить его, нечего и думать.

— Я ездила в Сан-Хосе.

— Одна? — Раф сдвинул брови.

— Нет, Мануэль отвез. — Муж посуровел, и Элла поспешила напомнить: — Как мой подчиненный, он не мог отказаться, хотя, надо отдать ему должное, пытался.

— А то ты поехала бы одна, — категорично заявил Раф.

— Отчасти. Мануэлю так и так надо было в университет. Мы просто поехали вместе.

— А назад отпустил одну.

— Мануэль нарисовал подробную карту, и мы не раз прошлись по ней, — запротестовала Элла. — Раф, мне двадцать шесть, я не ребенок, мне под силу доехать куда-нибудь без посторонней помощи.

— Меня нет, и ты не ждешь, пока я разберусь с делами, — Раф гнул свое, — очертя голову мчишься в Сан-Хосе! Зачем?!

Элла затравленно посмотрела на мужа. Предстояло самое трудное — рассказать, где она была. Как он воспримет ее план? Ладно, была не была, все равно делать нечего.

— Я отвезла мозаики Шейн в галерею искусств. Узнать мнение эксперта.

— Чудеса продолжаются, La Estrella, — удивительно терпимо отнесся он к этому сообщению.

— Как видишь.

Внезапно в автомобиле что-то подозрительно чихнуло.

Чертыхнувшись, Раф вильнул к обочине. Двигатель, еще немного попыхтев, благополучно заглох. Все попытки завести мотор были безрезультатны. Распахнув дверцу, чтобы выйти, он вдруг замер:

— Amada! Ей, видите ли, двадцать шесть!

Ей, видите ли, под силу доехать самой, без провожатого! Ты лучше бы проверила уровень топлива!

— Кончился бензин?! — пристыженно вскрикнула Элла.

— Да! Кончился! — О!

— «О» — и это все? — Он вылез из салона и хлопнул дверцей. — Сиди тихо и не двигайся.

— Ты куда?

— За ветками.

— Я помогу.

Раф повернулся на каблуках и подскочил к машине.

— Нет! Никаких «помогу»! Останешься здесь. Слышишь?! Еще нарвешься на кусты ядовитого манзанилло и вся исколешься!

— Не морочь мне голову! — Элла демонстративно скрестила руки на груди и свирепо посмотрела на него. — Манзанилло растет только у океана!

Раф высунул голову в окно.

— Заруби себе на носу: я не собираюсь терять тебя из-за «дерева смерти»! И плевать мне, где оно растет! Все, сиди смирно.

Раф вернулся минут через десять.

— Остается ждать. У тебя случайно нет бутылки воды?

— Случайно есть. Мануэль настоял, — не преминула Элла добавить очков в пользу студента. — А еще термос с остатками кофе и корзина с местными закусками, без которых мне не выжить… как-то так выразился Мануэль.

Раф забрал корзину и заглянул внутрь.

— Пожалуй, я буду более милостив к нему за его хороший вкус. Поздравляю, голодная смерть нам не грозит.

— А что там? — Элла заглянула через его плечо. — Я так и не посмотрела.

— Хочешь есть?

— Ужасно.

— Есть tortas и chorreados.

— Это что?

— Tortas — хлебцы с мясом и овощами, а chorreados — маисовые блинчики. — Губы Рафа растянулись в ленивой улыбке. — Маленький урок испанского? Есть еще слова, которые тебе хотелось бы знать?

В Элле проснулось любопытство, и она кивнула.

— Что означает «esperanza»? — Она внимательно смотрела на него. — Все никак не спрошу.

На скулах Рафа заиграли желваки, веселость как рукой сняло: такого он никак не ожидал.

— «Надежда», — отчеканил он.

— Твоя la flnca зовется «Надежда»?! — Элла была потрясена до глубины души. — А «милагро»?

— «Чудо».

— А… — она затаила дыхание, — «amada»?

Раф не отрывал взгляда от невидимой точки на лобовом стекле.

— Такое обращение. Не особенно частое. — Он перебросил корзинку ей на колени. — Так ты проголодалась?

Элла отставила корзинку в сторону.

— Что значит «amada»?

— Возлюбленная, — тихо, едва слышно прозвучал ответ. Раф суетливо полез в карман. — Куда подевались эти чертовы сигареты?!

— По-моему, ты их выбросил, — пробормотала обескураженная Элла.

— В тот день, когда ты приехала. И как я забыл?

Элла коснулась его плеча.

— И все это время ты называл меня возлюбленной?

— Не обольщайся, — сказал он с издевкой. — Это просто слова.

— Не просто.

Элла придвинулась и уронила голову ему на плечо.

— Как мне тебя не хватало…

— А мне… Те длинные-длинные дни. — Раф провел рукой по ее щеке. — Пока меня не было, надеюсь, ты не работала в поле?

— Нет. А ты передумал продавать la flnca?

— Нет.

— Что, так невыносимо жить в усадьбе «Надежда» и городке «Чудо»?

— Жил же я до этого. — Он взъерошил ей волосы. — Из-за такой ерунды я не стал бы продавать отчий дом. — Раф помолчал. — Это ради Шейн. — (Вот и ответ на вопрос, который не давал Элле покоя с самого приезда.) — Не одна ты заметила, какой она стала за эти пять лет. Шейн отринула все, что так любила.

— И тебя?

— Если откровенно, и меня, — не щадил себя Раф.

— Из-за Чаза Макинтайра?

— Иных причин не нахожу.

— Ты знаешь, почему она вышла замуж?

— Да. — Раф свирепо посмотрел на Эллу. — Ей хотелось сказки. Хотелось примерить твою жизнь, amada, такую, которой у нее никогда не было.

— Мою?! — Элла встрепенулась. — Но она и так жила как в сказке. Чем моя жизнь лучше ее?

— Шейн не жила как в сказке…

— Конечно, потеря родителей…

— …наши родители погибли при кораблекрушении, когда мне было шестнадцать, а Шейн — три.

— Ты был так молод? — поразилась Элла. — Родные помогли?

— Нет.

— И… как ты жил?

— Как мог. Я хотел, чтобы Шейн осталась со мной. Хотел выращивать кофе на la finca, заботиться о ней, помогать всем, кто зависит от меня. — Раф небрежно пожал плечами, точно это были пустые слова. — Не вышло. Я потерял все: поместье — и неважно, сколько денег осталось от родителей, — и, самое страшное, Шейн.

Элле вспомнился разговор с отцом в рождественскую ночь. Не об этом ли он говорил? Но откуда он узнал?

— Что значит — ты потерял ее? Что произошло с Шейн?

— Когда я понял, что не могу позаботиться о ней, что скоро у нас не будет ни крова, ни еды, я позвонил Джеки, сестре матери Шейн, во Флориду. Она всегда была против этого брака, но попытка не пытка: вдруг в этих обстоятельствах она захочет помочь.

— А я думала, мать Шейн была костариканкой.

— Нет, то-то и оно. Во мне местной крови лишь на четверть, а в Шейн — вообще нет.

— Джеки откликнулась?

— Да, приехала. И увезла Шейн.

Элла не сразу осознала все значение этих слов.

— Только Шейн?!

— По большому счету для Джеки я не был родственником. — Он опять безразлично пожал плечами. — К чему возиться с чумазым?..

— О Господи, Раф…

— Свое сочувствие оставь для других. Мне оно ни к чему.

— А сестра?..

Затерявшийся в своих мрачных воспоминаниях, Раф слепо смотрел перед собой.

— Шейн выпала из моей жизни. Но я ни на секунду не переставал думать о ней, беспокоиться, спрашивать себя, правильно ли сделал, что отдал ее Джеки.

— У тебя не было выхода. И что ты делал после того, как сестра уехала?

— Работал. Десять лет бился, чтобы заработать деньги. В середине восьмидесятых цены на кофе упали, поместье «Esperanto» выставили на продажу, и я купил его. Деньги перестали быть проблемой. — Его губы сжались в линию. — И я поехал поглядеть на Шейн.

Элла боялась спросить:

— И что ты увидел?

— Что смертельно ошибся. Оказалось: растить ребенка, кормить его, одевать никак не соответствовало представлениям Джеки о том, как нужно устраивать свою жизнь. Она сделала все, чтобы каждый Божий день Шейн расплачивалась за свое спасение от нищенского существования. — Раф зажмурился. — Из непоседливой малышки мое солнце, моя hermanita[35] превратилась в застенчивого, пугливого подростка, одичавшего без любви и ласки.

Слезы бежали по щекам Эллы. Бедная Шейн.

— А дальше?

— Джеки продала мне сестру.

— Продала?!

— Как товар. Я привез ее назад в Коста-Рику и поклялся оберегать до конца своих дней. Так и было. До той кошмарной ночи пять лет назад.

— До «Золушкина бала»? Раф кивнул.

— Шейн как заколдовали. В этих балах ей виделось все то, что она недополучила в детстве, — любовь, счастье, привязанность. Как тут устоять?

— Никак… Но почему ради Шейн ты продаешь поместье?

— Пока ее дом — «Esperanza», она так и будет прятаться от жизни, — Раф насупился. — Пора ей найти свою дорогу.

— А учеба на бухгалтера?

— Так. Чтобы помогать мне. Как расплата за мнимые грехи. Однажды я предложил ей денег воплотить ее самую заветную мечту. Отказалась. Она ничего не хочет, и не только от меня. Словно ей все опостылело.

— А деньги от продажи поместья… почему она возьмет эти, если отказалась от тех?

— Я не рассказывал, что терял поместье. Она знает лишь, что оно нам досталось от родителей. Юридически моя сводная сестра — равноценный распорядитель. Буду бить на это. Волей-неволей ей придется вылезти из своей скорлупы.

— И ты уже не сможешь ее опекать, — предостерегла Элла.

— В семнадцать лет, — Раф потер складку между бровей, — еще необходимо, чтобы старшие опекали от болезненных падений.

Но в двадцать три можно и попадать. Подчас стертые колени лучше всего учат, как уберечь своих будущих детей.

— Но это трудно признать.

— Очень. Особенно мне.

— Вот почему ты не рассвирепел, когда я сказала, что отвезла ее мозаики в галерею искусств?

Его взгляд стал напряженным.

— Шейн взорвется.

— Гнев — не самое плохое чувство.

Невдалеке загудел автомобильный клаксон. Из-за поворота на Эллу и Рафа выскочило такси. Марвин, просигналив приветствие, лихо затормозил перед ними.

— Я кстати?

— Как нельзя, старина. — Раф вышел из машины. — Каким ветром тебя занесло?

— Мануэль строго-настрого наказал: если к вечеру La Estrella не появится — еду выручать. А то мало ли. — Марвин расплылся в улыбке. — Здорово он удумал?

— Просто гениально, — фыркнула Элла. — Большое спасибо.

— De nada[36]. — Марвин довольно потер руки. — Чего стоим?

— Бензина нет, — ответствовал Раф.

Поглядывая то на него, то на нее, Марвин чуть не лопался от смеха.

— No problema. Подзаправлю тиу rdpido[37].

— Если есть, налей побольше. Отвезу-ка Эллу в «Abmzo de Amante» полюбоваться закатом.

— Рог supuesto, с превеликим удовольствием. — Марвин ловко и быстро перекачал бензин из одного бака в другой. — Передам Челите, чтоб не ждала.

— Как ты любезен, — хмыкнул Раф.

— Я могу быть еще любезней, — с этими словами Марвин достал из багажника сложенное в несколько раз одеяло и перебросил Рафу. — В самый раз для жарких объятий.

— О чем это он? — зарделась Элла.

— «Abrazo de Amante» переводится как «Объятие любовника». Шутит.

— А-а-а… А название такое почему?

Раф загадочно улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания.

— Увидишь.

Немного проехав, они свернули на проселочную дорогу в сторону гор и неспешно покатились под уклон. Попутно Раф показывал Элле невиданных пичуг, порхавших тут и там.

— Это мот-мот. — Его длинный голубой с отливом хвост подрагивал, как маятник часов. — А вон, на дереве, парочка туканов.

Еще раз повернув, Раф приглушил мотор, и Элла услышала резкий крик обезьянок, которые жеманничали, раскачиваясь в кронах над головой. На одном из цветков возле машины девушка увидела бабочку: на фоне лесного шатра ее кобальтово-синие крылья вспыхивали диковинными самоцветами.

Еще поворот — и Эллу захлестнул восторг. Перед ними открылось небольшое горное озерцо с подводными ключами. Пар клубился над его зеркальной поверхностью, окутывая деревья вокруг прозрачной вуалью. Первобытная девственность этого места рождала какое-то стихийное чувство, древнее, как сами джунгли.

— «Abrazo de Amante», — провозгласил Раф и выключил двигатель.

— Не зря Марвин дал одеяло.

Элла вслед за Рафом вышла из машины. От этого великолепия невозможно было оторваться. Сбросить бы липкую одежду и нырнуть в теплую нерукотворную ванну…

— А искупаться… можно? — почти у самой воды спросила она.

Раф зашел сзади и встал так близко, что Элла почувствовала, как от его дыхания шевелятся волосы.

— Сними блузку, — повелительно сказал он. Зной его тела волной обдал ее спину.

Завороженная кипучими водами, она послушно потянулась к пуговицам, одну за одной расстегивая их. Тонкий батист скользнул вниз, но земли не достиг — Раф подхватил легкую ткань.

— Теперь юбку.

Раф ждал, не пытаясь придвинуться ближе. Так же не оборачиваясь, Элла безропотно расстегнула боковую молнию. Его руки захватили юбку, собрали ее на талии, перекинули через голову и опять исчезли.

Для Эллы это было самое странное раздевание в жизни. Невинное и в то же время возбуждающее. Прикосновение без прикосновения. Девушка сознавала, что обнажается ради удовольствия мужчины. И ощущала это еще острее оттого, что этот мужчина был ее мужем. И то, что они еще ни разу не занимались любовью, делало ее чувства почти непереносимыми.

— Что теперь? — прошептала она.

— Лифчик.

Она расцепила крючки и прижала полусогнутые локти к бокам, чтобы задержать бретельки. Раф дотронулся до нее рукой — Элла кожей почувствовала, как та горяча, — и потянулся вперед, невольно обдавая жарким дыханием ее плечи и груди, отчего их кончики стали как тугие розовые бутоны, подцепил гладкую бретельку и выждал, пока она не распрямит руки. Кружевной лифчик упал в его ладони.

— Что дальше?

— Сними последнее, — сипло сказал он.

Элла закрыла глаза. Не остановить ли игру? Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной. Но вот два простых слова пришли к ней: доверие и любовь.

Уже не колеблясь, она сбросила сандалии, подсунула кончики пальцев под эластичную резинку и стала спускать гладкий шелк. За ее спиной Раф сдавленно вздохнул и выдохнул. Трусики упали на землю, шаг, и Элла выступила из них.

Раф не мог видеть, как улыбка заиграла на ее губах. Элла потянулась к волосам, сняла заколку, тряхнула головой — пряди рассыпались, плотным черным полотном окутывая плечи и шею.

С улыбкой Элла оглянулась — в его глазах полыхало желание, готовое вот-вот вырваться наружу, — и стрелой помчалась к озеру. Остановившись на изрезанной кромке, попробовала ногой воду — просто дивная — и нырнула. Теплые воды втянули ее как бархатная перчатка. Поистине — «Abrazo de Amante».

— Хорошо? — хриплым голосом поинтересовался он.

— Потрясающе.

— Когда-нибудь плавала так, по-дикому?

— Никогда. Это… это…

Раф ослепил ее белозубой улыбкой.

— Не говори ничего…

Озеро было глубоким, теплые ручейки, как руки любовника, струились вокруг груди и ног в утонченной, доселе невиданной ласке. Элла медленно отплывала к середине, посматривая на Рафа.

Неотступный, обжигающий взгляд его глаз, издалека — вовсе не серых, а черных — не оставлял сомнений. Он хочет ее. Неистово. Это читалось в каждой линии его гибкого тела, в каждом движении мощных мускулов. Торопливо Раф сбросил рубашку, ботинки, высвободил язычок ремня и взялся за молнию.

Легкий ветерок задул клубы пара, и теплые росинки коснулись кожи Эллы, осели в волосах, сверкая звездной россыпью. Повернувшись, она нырнула в самую глубь — какое блаженство! — под водой подплыла к ближнему к Рафу краю, чтобы в шутку неожиданно вынырнуть. Она уже всплывала, как вдруг ее волосы попали в щель между камнями. Элла дернулась — пряди застряли еще крепче, еще раз — безуспешно. Ее охватила паника. Она пробовала так и сяк — не тут-то было. Ноги соскальзывали с гладких камней, не давая хорошо оттолкнуться и вырваться из капкана. В легких начался пожар. Элла судорожно, изо всех сил гребла вверх. Выбросить руку над водой, дать знать Рафу. Пойманные волосы тянули назад.

Она тонет, стучало в висках. В немом крике Элла открыла рот и захлебнулась.