Земля уже покрылась снежным пушистым ковром.
Мы с Жоржем пробирались из села Буды в Гуту. Вглядывались в каждое дерево. Враг хитёр и коварен, и мы могли столкнуться с ним в любом месте.
В нашем деле осторожность — сестра отваги! Поэтому шли боевым порядком: я — впереди, с наганом наготове, Жорж с винтовкой под плащом — позади. В шутку брат называл себя «всевидящим арьергардом».
Тропинка, на которую мы свернули с дороги, убегала в густые заросли. Внезапно из-за поворота на ней показался мужчина в шапке-ушанке, тёплой куртке с меховым воротником и хромовых, начищенных до блеска сапогах.
Незнакомец, видимо, не думал встретить здесь посторонних и старался нас обойти. Он свернул в кусты и принялся срезать перочинным ножом ветки.
За поворотом мы встретились с другим мужчиной. Правую руку он держал в кармане, пиджака, так же, как и я. «Напарник первого, — подумал я, — прикрывает его. Возможно, это переодетые каратели? Западня? — сверлила мысль. — Пройти мимо или, приблизившись, выстрелить в упор? Я взвесил все. Силы равные. Стрелять нельзя, а вдруг это партизаны?» — Поравнявшись со мной, рослый незнакомец поздоровался.
— Добрый день, — ответил я.
Мы разошлись. Я оглянулся: не вздумал ли он выстрелить мне в спину? Оглянулся и незнакомец.
— Подозрительные типы околачиваются тут, — встревожился Жорж, — давай перейдём на другую сторону Медведовского тракта.
— Согласен.
— Чего они бродят в наших краях? — не успокаивался брат. — Кто они?
— На полицейских вроде не похожи.
В тот раз до Гуты мы не дошли, свернули к Янчукам. Здесь застали Зигмунда Гальчука и Казимира Галинского. Они уже знали о появлении в этих местах неизвестных лиц.
Спустя два дня мы с Жоржем снова пошли к Янчуку. Бушевала снежная метель.
— Постой у дома, Жорж, я долго не задержусь!
Когда я вошёл в дом, Мария Александровна Янчук возилась с керосиновой лампой. В полутьме я увидел два мужских силуэта. Присмотрелся и узнал незнакомцев, которых видел на лесной тропе. Они сидели на скамейке под стеной. Мой приход смутил их. Разговор у нас не клеился, и я решил уйти, сказав хозяйке, будто заглянул только для того, чтобы осведомиться о её здоровье.
— Спасибо, все здоровы, посиди с нами, — удерживала Мария Александровна.
— Спешу домой, зайду в другой раз.
Жорж удивился моему быстрому возвращению:
— Что-то недоброе случилось?
Я рассказал о неожиданной встрече с неизвестными.
— Идём отсюда, — взял меня за руку брат.
В лесной глуши мы присели на ствол сваленной берёзы. Вокруг стояла мрачная тишина.
— Много таких, как мы, скрывается от фашистов и бродит по лесам и болотам, — рассуждал Жорж.
— Обидно только, что все мы действуем врозь. А представляешь, что получится, если патриоты соединятся?…
— Кто же их соединит?
— Коммунисты!
— Они же все на фронте!
— Не все, Жора. Кое-кто, хотя и молчит, что он коммунист, а дело делает так, как подсказывает партийная совесть.
— Совесть!… А фронт эта совесть не удержала…
— Да…
— Неужели фашисты всю Россию так пройдут?
— Помнишь, мы читали в газете «Волынь», что фронт продвинулся до Харькова.
— И ты думаешь, это правда? Нет! Этому не бывать!
— К сожалению, правда. Связные советское радио слушали.
В тот день в наши руки попала газета «Волынь». В глаза бросился жирный заголовок: «Послание высокопреосвященнейшего администратора святой православной церкви на Украине и в рейхскомиссариате».
В этом послании, адресованном главному фашистскому палачу на Украине Эриху Коху, говорилось:
«Господин рейхскомиссар!
…Понимая историческое значение событий, происходящих ныне в восточной Европе, как и во всём мире, сознавая, что лучшее будущее моего народа неотделимо от победы великого немецкого народа, выражаю вам, господин рейхскомиссар, готовность лояльно сотрудничать в великом деле. При этом случае прошу вас, господии рейхскомиссар, принять пожелания духовного и физического здоровья великому вождю немецкого народа Адольфу Гитлеру. Да пошлёт бог окончательную победу над врагами на востоке и западе. За эту победу буду… молиться…»
Нашу беседу прервал своим приходом Никифор Янчук. Он был в радушном настроении.
— Интересно, угадаете, кто посетил меня? — обнажил он в широкой улыбке ровный ряд белых зубов.
— Полицейские?
— Нет!
— Советские военнопленные?
— Нет!
— Парашютисты!
— Не угадали! Ладно, скажу. Сам «атаман» Тарас Бульба.
— Ого! Важный гусь!
— Он сколачивает войска из украинских националистов, — рассказывал Янчук, — а прикидывается сторонником Советской власти.
— Так поступают многие предатели, — вставил отец.
— Бульба интересовался вашей семьёй. Просил меня свести его с вами. Передайте, говорит, пусть зря не беспокоятся, есть деловой разговор.
— И что вы советуете, Никифор Яковлевич?
Янчук задумался. Действительно, что посоветуешь в таком случае? Знал он лишь одно: Бульба — хитрый и коварный человек. Заманывает к себе пряником, а потом розгами порет.
— Если он готов сражаться с фашистами, надо с ним поговорить. Только бы не обманул!
— Нет, о встрече с атаманом пока не может быть и речи, — возразил отец и обратился не то ко мне, не то ко всем присутствовавшим: — А что, если он в самом деле намерен бить оккупантов?
— Я же сказал — обещает! — повторил Янчук.
— Раз серьёзно обещает, то, конечно, неплохо бить фашистов одним крепким кулаком, но связываться с ним рановато, тем более, что мы ещё не уверены в искренности его намерений. Подобные атаманы предают народ, когда им за это хорошо платят. Отличается ли от них Бульба? Выясним…
С доводами отца все согласились. Решили немного повременить со встречей.
В районах Ровенщины появились и другие вооружённые группы, называвшие себя партизанскими. Эти группы, занимавшиеся грабежом, были созданы гестапо с целью скомпрометировать советских партизан. Наш связной Казимир Янковский рассказал о таком случае. Как-то ночью на отдалённом хуторе к одному из крестьян зашли трое вооружённых. Они назвались советскими партизанами, и хозяин открыл им дверь. Неизвестные ограбили его дочиста, избили, после чего скрылись.
Крестьянин пожаловался в полицию. Но старший полицейский накричал на пострадавшего.
— Ты сам впустил большевиков в дом, вот и пеняй на себя.
Механик Будлянского лесопильного завода Гортат огорчил нас ещё больше. Он предупредил, что под маркой советских партизан орудуют гестаповские агенты, переодетые полицаи. Однажды, возвращаясь из Хмелёвки, он в густом ельнике наткнулся на вооружённых людей, которые делили между собой награбленное добро. Они расспросили Гортата, кто он такой, проверили документы и отпустили. Среди бандитов Гортат узнал одного полицейского из Межирич.
— Здорово же наши люди досаждают фашистам, если они прибегают к таким провокациям, — заметил отец.
Зигмунд информировал нас и о других преступлениях полицейских.
— В Межиричском лесу я увидел почти донага раздетых мужчин. Ну, думаю, сумасшедшие. Когда разговорился, оказалось, то были евреи, бежавшие из лагеря. Беглецов схватили вооружённые бандиты. Под общее гигиканье раздели несчастных, забрали обувь, одежду. Главарь бахвалился: «Мы строим такую власть, какая была в Польше, но с той разницей, что тогда хозяйничали поляки, а теперь хозяйничать будем мы, украинцы».
Один из беглецов осмелился возразить, что те, кто стремится к власти, грабежами не занимаются. «Ах ты, проклятая тварь!» — заорал бандит и ударил его в переносицу так, что бедняга упал и залился кровью. Вот такой «почерк» у бульбашей!
…Тамаре Янчук удалось установить явку атамана. Он дважды заходил на хутор к Сергею.
При встрече с Сергеем я спросил у него:
— Когда ждёшь атамана в гости?
Сергей не ожидал такого вопроса и смутился.
— С такими не вожусь…
Я понял, что Сергей связан с бульбашами. Этот неграмотный человек поддался обману атамана, был им запуган и боялся сказать правду.
Установилась тёплая погода. На полянке мы сушили одежду, обсуждали дальнейший план действий.
— Необходимо создать сильный отряд, — предложил отец. — Иначе погибнем. Гестаповцы прибегают к провокациям. Медлить нельзя. Я пойду в разведку в Рясники и Гораньград, узнаю обстановку, — безапелляционно объявил он, — а вы добывайте оружие и боеприпасы.
Солнце клонилось к закату. Мы проводили отца за предел Пустомытовской зоны и, простившись, долго смотрели ему вслед.