Задувает метель, огибая углы и столбы,
замыкая пространство в кромешный дымящийся купол.
Головные отряды расхристанной белой гульбы
топчут пресную вату растерзанных елочных кукол.
От взбесившихся линий электромагнитных полей,
от холодных конвульсий с катушек слетевшего мира
током бьет темнота и, слепящая, кажется злей
полоумной решимости первых героев фронтира.
Чистый холод сыпучий устойчивей каменных плит —
он сметает с листа наши беды, грехи и оплошки.
Это мраморный храм под аттическим солнцем пылит,
это режут мне щеки Акрополя белые крошки.
Жерновами сухими века истираются в прах,
поддувалом гудит леденящая топка сквозная.
Перепишут нас набело в непараллельных мирах,
выдав новую версию — в ней я себя не узнаю.
Что сулят нам прогнозы? Все тех же широт холода.
В генетической памяти властвует ветер незрячий.
Только белая плоскость — и не было нас никогда,
ни пылающей крови, ни ангельской бездны горячей.