На границе Кольца

* * * 01:36 * * *

– Напоминаю вам, что эскалатор – транспортное средство повышенной опасности! Будьте осторожны, не зевайте! И не поскользнитесь, пожалуйста, когда будете спускаться! Следите за жёлтой линией у края ступеньки – она для того и нарисована, чтобы вы знали, куда ставить ногу.

– Спускаются слева, стоят справа – молодой человек в белом капюшоне, не перепутайте! Пропустите девушку – она на свидание опаздывает, а вы ей дорогу загораживаете! Не с вами на свидание, сочувствую, но это не повод мешать проходу пассажиров!

– Женщина в шубе, уберите сумку с поручней, пожалуйста! Да, я вас прошу! Поручни и ступеньки движутся с разной скоростью, у вас сейчас всё упадёт и рассыплется! Придётся нам всем эскалатором собирать!

– Большие сумки и тележки на эскалаторе надо ставить перед собой и придерживать. А если вы поставите рядом с собой, то уже никто не сможет пройти. Получится пробка. И будет у нас не метро, а Рублёвка!

– Мужчина с коробкой, как вам не стыдно! Разве можно отталкивать других пассажиров! А если кто-нибудь упадёт? Зачем так нестись? Вы что, врач? Или пожарник? А может, милиционер и ловите опасного преступника? Куда так спешить? Будьте вежливы с окружающими вас людьми!

– Дети! Дети! Не надо хулиганить на эскалаторе! Здесь вам не детская площадка, чтобы так себя вести!

– Напоминаю, что до Нового Года осталось ровно четыре недели! Поздравлять ещё рано, а вот о подарках думать – самое время. Что бы вы хотели найти под ёлкой? Что хотели бы попросить у Деда Мороза? Вы верите в чудеса? Говорят, что если очень сильно верить, то обязательно сбудется! Как в песне: «В нашем мире всё бы-ва-ет…»

* * * 01:37 * * *

Преисполненное праздничной лёгкости и отточенной красоты, это место полюбилось ему с первого взгляда. Изысканные люстры спускались с ребристых сводов, и вычурная лепнина созревала на тёплой белизне стен. Аккомпанемент повторяющихся арок и орнаментов обрамлял замысловатое сочетание взглядов, улыбок и голосов – музыка, которую можно было слушать бесконечно…

Если бы не дело безотлагательной важности, Тахмей обязательно прогулялся бы по Земле. Из всех закрытых миров, где он побывал, из всех глухих уголков этот был самым человечным. Тахмей и представить не мог, что подземную транспортную систему превратят в роскошный дворец!

Деловито снующие бабушки, молодёжь в ярких одеждах, улыбчивые дети – каждый новый признак счастливой жизни заставлял радоваться за здешних обитателей! Наблюдая за пассажирами на станции, он всё больше убеждался: Земля – мирное место, никто не причинит ему вреда.

В тот момент, когда он полностью расслабился, его оглушили, аккуратно вытащили в крайний Слой и швырнули на гранитные плиты пола.

– Либо ты уберёшься туда, откуда явился, либо я тебя убью! – услышал Тахмей.

Над ним нависало лицо, которое соответствовало грозному обещанию: жёсткое, грубоватое, с клочковатыми бровями и неряшливой щетиной. Пугающий облик, который могло принадлежать только легендарному земному Обходчику.

– Я из Большого Дома! – сообщил чужак, смущённо улыбаясь. – Меня зовут Тахмей! Я простой ученик!

Он попытался встать, но Обходчик поставил ногу ему на грудь и наклонился ещё ниже.

– Я знаю, – ответил он. – Поэтому предлагаю выбор.

– К вам сюда трудновато пробиться, – пожаловался гость, пытаясь сдвинуть с груди тяжёлый ботинок. – А вы видели, что происходит с Гьершазой? Меня туда выкинуло! С нашего портала! Я не сразу сообразил, куда попал. Сначала решил, что это и есть Земля! Такое всё пёстрое, живое…

– Значит, возвращаться не хочешь, – перебил его Обходчик. – Ладно, ты сам выбрал…

– Я обязательно вернусь! – воскликнул Тахмей. – Я уважаю ваши законы! Я уйду, но сначала найду её.

– Кого? – нахмурился Дед.

– Вишню.

Это имя отвлекло Обходчика, поэтому Тахмею удалось выкарабкаться из-под ботинка и подняться на ноги.

– Она пропала. Никаких вестей. И я решил её найти, – объяснил он, счищая с груди чёткий отпечаток подошвы.

Поначалу угрозы испугали его, а манеры – расстроили, но теперь он радовался: будет что рассказать! Гьершаза – совсем не пустынна, Земля – неожиданно прекрасна, Страж Земных Границ – суров и непреклонен.

Отличный опыт!

– Мы вместе выросли, – объяснил Тахмей, дружелюбно улыбаясь Обходчику. – То есть она старше меня, но мы росли вместе, я её хорошо знаю. Она что-то забыла здесь, что-то не успела. Но не сказала, когда вернётся. И я забеспокоился…

– Она умерла, – перебил его Обходчик. – Погибла. Извини, но тела нет, так что обойдёшься без посещения могилы. Пока. Проваливай!

– Как это?.. – с трудом проговорил Тахмей.

Его разум не принимал эту информацию. Вишня всегда возвращалась целой и невредимой!..

– Как погибла? – повторил Тахмей и шмыгнул носом.

Обходчик подошёл вплотную.

– В бою. С оборотнем, который умеет вселяться в тела. И обнаружить его трудно. Так что он может быть и в тебе…

Услышав это, Тахмей поёжился.

– Единственный способ доказать мне, что ты не он, – убраться с Земли, – закончил Обходчик. – Если ты хочешь остаться, значит, ты – это он. И мне придётся тебя убить. Так понятно?

– А что я скажу в Большом Доме? – растерянно пробормотал Тахмей.

– То, что я сообщил тебе. Ты ей кто?

– Я её… я её люблю! – по его лицу было понятно, что он впервые произнёс эти слова вслух.

– Любил, – поправил его Дед, хлопая по плечу. – Утри сопли. Вишня явилась сюда по собственному желанию. Здесь закрытый мир, у нас опасно. Понял?

Тахмей кивнул. Постоял немного, окинул прощальным взглядом своды и светильники, полюбовался на лепнину. «Странно, что в месте, где столько красоты, можно умереть», – подумал он.

– Проводите меня до Гьершазы? – попросил он у Обходчика. – Я не уверен, что смогу построить здесь портал. Я же тоже… как частное лицо… Никто меня там не поддерживает.

На самом деле ему не хотелось оставаться одному. Когда кто-нибудь рядом, можно поговорить – и не придётся думать о том, о чём думать абсолютно невозможно.

– Хорошо, провожу, – согласился Дед. – Не проблема.

Он выстроил лаз до Гьершазы, вывел гостя.

Ограничения, установленные Лоцманом, продолжали действовать: Земля сохраняла защиту, хотя Лоцмана уже вывели из игры. Судя по всему, дело тут было не в магии и не в проявлении особых сил – Гьершаза сама себя перекрыла, во второй раз демонстрируя склонность к переменам. Сначала превратилась в свалку – теперь стала ещё и заслоном. Каждый, кто пробивался извне, попадал на межмирную мусорку. Но не каждый смог бы продолжить путешествие! Странно – и подозрительно – что мальчишка из Большого Дома отыскал старую точку выхода и проник в метро, на станцию «Арбатская». Как будто кто-то ему помогал …

Впрочем, если верить паранойе, то начинать следовало с себя: насколько вменяемо ведут себя внутренние голоса, не шалит ли интуиция? Не является ли паранойя результатом вредительства со стороны Отвратня, забравшегося в голову?.. Нет, так можно далеко зайти!

Поразмыслив, Дед выбрал простую тактику отсева странников: убивать каждого, кто не захочет уйти. Благо, репутация позволяла вести себя жёстко! Рыжий Норон не заподозрит, с чего вдруг Обходчик так строго блюдёт Границу…

– Я всё передам, – пообещал Тахмей на прощание.

– Предупреди, что оборотень ещё жив, – попросил Обходчик. – Пока не выведу заразу, пусть обходят нас стороной.

Тахмей кивнул, грустно улыбнулся и шагнул в портал. Глядя в спину юноше, Дед в который раз подумал, что, может быть, всё не так уж плохо? Может быть, надо кинуть весточку, попросить о помощи?

Нет, риск слишком велик. Отвратень был прав, когда говорил, что Земля – незначительный эпизод в истории вселенной. Не пожалеют. Перестрахуются – ради общего блага.

Был и другой соблазн: отправить Варю в Большой Дом и прекратить идиотское перемирие. Беда в том, что девчонка слишком глубоко увязла в происходящем. Стереть память за два месяца – слишком подозрительно, а для более детальной корректировки у Деда попросту не хватит способностей, не говоря уж о решимости манипулировать чужим сознанием напрямую…

Портал закрылся, и Дед уже собирался развернуться и уйти, как вдруг что-то пошло неправильно.

Правильно – это когда сияющая арка портала исчезает, сжавшись в ослепительно яркую точку. Но арка застыла, а вместе с ней замер Тахмей. Если бы переход был выстроен с ошибками в формулах, появились бы световые искажения или молнии, в конце концов! Но вместо этого портал переломился, словно треснувшая подкова.

Снизу, из глубин Гьершазной грязи, поднялась иссиня-чёрная пасть размером с кузов самосвала и проглотила половинку сияющей арки вместе с гостем из Уишты-Йетлина. А потом сожрала оставшийся кусок и замерла, позволяя рассмотреть себя.

Пасть была огромной, но за ней не было морды – сразу начиналась гладкая чёрная спина. В разогнутом состоянии чудовище напоминало пиявку. Когда же пасть сжималась, то тварь становилась похожей на стиснутый кулак. Воплощённая функциональность. Ничего лишнего. Даже зубов нет, потому что нет необходимости пережёвывать или хватать.

Над краем верхней губы чудовища Обходчик заметил несколько горизонтальных щелочек. Глаза? Органы осязания? Так или иначе, Дед не сомневался, что существо было разумным – иначе бы оно не смогло бы уничтожить портал Большого Дома.

«Никто не может уничтожить портал Большого Дома», – говорили ему Наставники, и он верил. Что ж, они много чего говорили, а над их головами сияли портреты Иерархов, достигших совершенства в искусстве создания порталов. Великие мастера прошлого – три мужчины, две женщины. Одну из них звали Уида Керликенри по прозвищу «Уи-Ныряльщица».

Пасть-пиявка, поглотившая Тахмея, задержалась, чтобы «познакомиться» и чтобы продемонстрировать «мирные намерения». Она не нападала на Стража Границы, потому что Норон обещал не нападать. Если, конечно, Обходчик будет сидеть тихо, как мышь.

– Ну, я увидел. Что дальше? – усмехнулся Дед, глядя на чудовище.

Приоткрылись щелки над верхней губой, задвигались глазные яблоки. Но Уи-Ныряльщица ничего не ответила и даже не взглянула на Стража Границы.

Изогнувшись, чудовище пронзило поверхность Гьершазы и вновь ушло вниз. Колыхнулись кучи мусора, а ближайшее озерцо вышло из берегов. Дед ощутил под ногами сильную дрожь, как будто Гьершазу трясло от отвращения.

Перед глазами Обходчика продолжала мерцать подлинная картина произошедшего: искажённый вектор портала, поглощённый сгустком тьмы. Яркая звёздочка гибнущей души мигнула – и пропала. Единственный человек, которого встревожило исчезновение Вишни, пропал навсегда.

В списке способностей Уи-Ныряльщицы значилось умение создавать и разрушать порталы. Вот она и разрушает.

Новый Страж Границы – привратник у дверей, ведущих наружу.

* * * 01:38 * * *

Портал, открытый каким-то бедолагой, – пусть его душа покоится с миром! – отвлёк чудовище и тем самым спас ей жизнь. Вернее, продлил на несколько часов.

Или дней. Какая разница, на сколько? Всё закончится, рано или поздно.

«И почему я сразу не свалила?» – в который раз подумала ученица Лоцмана и потёрла нос, чтобы не чихнуть.

Она сидела среди картонных коробок, набитых старыми книгами, журналами и пылью. Неделю назад это был бы клад, сокровище, которое надо перетащить домой, а потом старательно изучить, отвлекаясь лишь на сон. Теперь – всего лишь сухое убежище, несъедобное для хмерлиней и потому относительно спокойное.

Но она слишком устала и перенервничала, чтобы заснуть.

Смерть шныряла поблизости.

«Знала же, что так будет! С самого начала, когда он рассказал про волшебников, закрытые миры и духов метро, знала, что именно мне придётся за всё отвечать… Надо было сразу сматываться! И подальше».

Глупые мысли. Бесполезные. Наивные! Укрыться в одном из окраинных миров, начать новую жизнь… Теоретически осуществимо. Если бы не Лоцман. Пока он болтался рядом, можно было удрать, но он бы не позволил. Когда он исчез неведомо куда, неведомо откуда явилась пасть-пиявка и перекрыла все выходы.

Учитель никогда ей не рассказывал о таких чудовищах. Может быть, не знал, что они существуют? Или знал, но намеренно умолчал?

Поначалу она приняла пасть-пиявку за представителя местной фауны.

В тот роковой день, когда началась игра в прятки-догонялки, ученица Лоцмана бродила по Гьершазе в поисках чего-нибудь полезного. Чего-нибудь такого, что можно будет продать там, куда получится переселиться: образец новых технологий, оружие или драгоценные металлы. Как насчёт золота из промышленно развитого мира, где научились синтезировать любое вещество? На новом месте жительства такой подарочек всегда пригодится! Ведь это будет провинция типа Земли – тихое захолустье, где можно лечь на дно.

Лоцман ещё не вернулся, и Варя-2 всерьёз задумалась о своих перспективах. Судя по информации, полученной от Стража Границ, Отвратни – это надолго. Учитель будет занят. Может быть, откажется от идеи исследовать метро. Зачем ему ученица? И зачем ученице метро, Земля и Гьершаза?

Вдруг раздалось глухое «пфф!», как будто открыли бутылку шампанского. Волшебница вздрогнула. Уронила плюшевого мишку, подобранного во время прогулки. Огляделась. Вроде бы всё спокойно. Хмерлини копались в арбузных корках, ветер шелестел бумажками. Идиллия!

Потом Варя-2 подняла взгляд и поначалу глазам своим не поверила. Редкое явление в беспросветно-сером небе Гьершазы – что-то летит. Быстрое. Чёрное. Без крыльев.

Это пасть-пиявка выпрыгнула из грязи, словно ракета из подземной шахты. Однако тварь не задержалась в воздухе – начала движение вниз. Траектория падения представляла собой пологую дугу. В конце дуги находилась Варя-2.

Выругавшись, волшебница перенесла себя на вершину соседнего холма, после чего обрушила на наглую чёрную морду мощное обжигающее заклинание. Обитатели Гьершазы от такого обращения огорчались и спешили залечь поглубже.

Нападения были редкостью, но случались, когда какой-нибудь хищник пробуждался после долгой спячки, вылезал – и обалдевал от царящего в округе разнообразия. Хватало пары ожогов, чтобы наглец вспомнил, на кого можно бросаться, а на кого не рекомендуется.

С пастью-пиявкой ничего не вышло. Огонь лизнул лоснящуюся шкуру, но не оставил ни малейшего следа. Резво развернувшись, неуязвимая тварь раззявила пасть и рванула к Варе-2.

Тогда девушка решила, что чудовище было послано учителем в наказание.

Было за что: она посмела подойти к племяннице Обходчика и вообще собиралась сделать ноги. Поэтому Лоцман создал пожирателя, дабы испугать её как следует. А заодно проверить, насколько хорошо обнаглевшая ученица научилась открывать порталы.

Очень по-лоцмански – кто не спрятался, я не виноват!

Порталы она научилась открывать быстро, но не точно. Слегка промазала: до дома оставалось около километра, хотя Варя-2 рассчитывала выстроить лаз прямо к крыльцу. Усмехнулась и решила пройтись пешком. Пасть-пиявка осталась далеко позади. Даже если учует добычу, не догонит, потому что искусственные монстры не умеют строить переходы.

Если это не Вражница. Но Вражницы такими не бывают.

Шлёпая по грязи, волшебница пыталась понять: зачем нужен бессмысленный расход энергии? Откуда такая мстительность? Посылать гигантскую пасть-пиявку, чтобы испугать ученицу? Глупо!

С этими мыслями она добралась до дома, присела на крыльцо, вытерла пот со лба. Помахала Ясиню, который выглянул из умывального сарайчика.

– Всё хорошо! – сказала она.

Ясинь кивнул, вешая полотенце на гвоздик.

«Надо подождать, пока он уйдет к себе», – подумала ученица Лоцмана. С некоторых пор она старалась следить за Пушчремским иммигрантом. Это успокаивало – знать, где он находится в тот или иной момент.

«О чём думает Обходчик?»

Она рассеянно наблюдала, как Ясинь натягивает выстиранный комбинезон и аккуратно застёгивает крючки.

«Или хочет на мне проверить? Убьёт или не убьёт? Вот уж спасибо!»

Рассказав о подозрительном поведении иммигранта, Варя-2 ощутила облегчение: Страж Границы обязан заниматься такими случаями! Она надеялась, что не пройдёт и дня, как Ясиня заберут.

Но никто и пальцем не шевельнул. Пришлось пользоваться одним мылом на двоих с человеком, который спокойно убил другого человека.

«Если в нём сидит Отвратень, то нужно уходить сегодня же», – решила волшебница.

И тут тварь набросилась на неё – наискосок, прямо сквозь крыло дома. Стены треснули и развалились, во все стороны полетели щепки и осколки, а сам дом накренился на один бок.

Тот самый дом, который Лоцман называл «своим первым настоящим домом».

Стало очевидно, что это не наказание, не шутка и уж тем более не акт уничтожения бесполезной копии. Если бы учитель хотел уничтожить её, он бы даже пальцами не стал щёлкать.

Началась гонка. Неуязвимая для магии и сама способная творить волшебство переходов, пасть-пиявка шныряла по Гьершазе, терпеливо выискивая жертву. От чудовища можно было спрятаться, но ненадолго, его можно было обмануть, но каждая отсрочка лишь ненамного отодвигала неминуемый финал. Несмотря на все способности и знания, ученица Лоцмана могла лишь прыгать из портала в портал, да и то в пределах Гьершазы. Путь на Землю, как и в другие миры, был закрыт…

* * * 01:39 * * *

– Держи, я нашёл немного, – Ясинь протянул ей картонную коробку и пластиковую бутыль, в которой плескалась мутноватая вода.

Воду пришлось очищать с помощью магии, а в коробке усталая волшебница обнаружила половинку слегка зачерствелого батона и несколько червивых яблок.

– Спасибо! А ты?

– Я уже поел, – соврал он и отошёл в сторону.

Поначалу Ясинь объяснял, что может подолгу обходиться без еды. Когда устал от уговоров, придумал новый ответ. К тому времени ученица Лоцмана вымоталась настолько, что уже не спорила.

Если бы не он, охота закончилась бы, когда пасть-пиявка разрушила дом Лоцмана. Но Ясинь вытащил Варю-2 из раззявленной пасти. Вдвоём они добежали до «вездеходки», где хранилось оружие. Лучевой пистолет позволил держать тварь на расстоянии, а машина превратилась в крепость. Два дня они отбивали атаки громоздкой твари. Потом пистолет разрядился, и машину пришлось оставить.

Целью чудовища была ученица Лоцмана – они выяснили это в первый же день.

Ясиню ни разу не удалось увести за собой пасть-пиявку. Он пытался отвлечь – бесполезно. Всё, что мог: поддерживать, помогать, беречь сон, быть рядом. Не так уже мало, но меньше, чем хотелось…

Он вернулся после того, как она поела. Согласился допить воду из бутылки.

– Спасибо! – вновь поблагодарила девушка и привалилась к большой коробке с макулатурой.

Вдруг Ясинь наклонился над ней и осторожно дотронулся до её щеки.

– Не надо, – попросил он шёпотом.

– Что? – она приоткрыла глаза.

– Не надо плакать.

– Я не плачу, – фыркнула она и шмыгнула носом.

– Он не умер.

– Что?

– Лоцман. Что твоего учителя нет, не значит, что он умер.

Ясинь первым заговорил о Лоцмане. Увидел её слёзы – и не выдержал.

– Ты не понимаешь, – вздохнула волшебница. – Он мог меня бросить!

– Не мог.

– Почему? – терпеливо поинтересовалась она.

– Потому что ты его ученица.

– И что? Он мог бросить меня именно потому, что я его ученица!

– Ты права, я действительно не понимаю, – согласился Ясинь и присел рядом.

Щёки у него ввалились, щетина превратилась в бородку, но в глазах по-прежнему сияло задорное упрямство. Ясинь не собирался сдаваться.

– Я точно знаю, что они живы – и Лоцман, и Обходчик, – заявил он. – В людях я разбираюсь, поэтому знаю. Обходчика невозможно испугать или сломить. Он выстоит, что бы ни случилось. И Лоцман тоже… Они оба сильные.

– Отвратни тоже сильные, – вздохнула волшебница. – И даже сильнее.

Она указала подбородком в сторону выхода из книжной пещеры, подразумевая пасть-пиявку.

– Эта тварь способна обращать вектор перехода. Как бы объяснить… она всасывает в себя энергию и направление, так что портал возвращается в стартовую точку. Чтобы сделать такое даже со своим порталом, нужно очень долго тренироваться. Я так не умею…

– Ты умеешь многое другое, – Ясинь погладил её грязной рукой по плечу (впрочем, плечи у девушки были ненамного чище) и ободряюще улыбнулся. – Я бы пошёл с тобой в разведку!

– Что ты сказал? – она наклонилась к нему. – В разведку?

– У нас так говорят, – объяснил он. – В моей стране, на Пушчреме. Это значит…

– Я знаю, что это значит, – перебила ученица Лоцмана. – У нас так тоже говорят, – она просияла, радуясь «родству», и тут же смутилась.

– Люди не слишком сильно отличаются друг от друга, – начал было Ясинь, воодушевлённый схожестью поговорок Пушчрема и Земли, но прервал себя, заметив, как изменился взгляд его собеседницы.

– Я опять что-то сделал не так? – обеспокоенно спросил он и потянулся к её руке.

И остановился.

– Дело не в тебе, – вздохнула волшебница. – Ты меня спас. И продолжаешь спасать. А я… Я не гожусь в разведку! – она шмыгнула носом и дотронулась до своей щеки, проверяя, не текут ли слёзы. – Какой из меня разведчик? Я же… Я предатель!

Признавшись, она почувствовала облегчение.

– Я тебя предала, понимаешь? Пошла и рассказала Обходчику про того придурка, которого ты сбросил шершавням. Про книгу с фотографиями. И про твои слова. Я пошла и всё ему выложила!

– Тихо, тихо, тихо, – Ясинь осторожно обнял её. – Ты должна была рассказать!

– Я всё рассказала, хотя знала, что он может тебя убить, – прошептала девушка. – Я хотела этого. Потому что испугалась. Во-от, я не только предательница, я ещё и трусиха! Увидела тогда твоё лицо, и…

– Ты всё правильно сделала, – сказал он. – На меня такое находит иногда, как будто что-то тёмное вылезает наружу… Ты не первая, кто испугался…

Ясинь не договорил. Вскочил на ноги, огляделся, прислушался. Тихо. Кто-то шлёпает по грязи, но слишком далеко.

Макулатурная гора дрогнула. С оглушительным шелестом книги и журналы разлетелись в разные стороны – и похоронили под собой беглецов. То ли пасть-пиявка промахнулась, то ли намеренно разрушила временное убежище.

Вновь наступила тишина, но ненадолго.

Чихая от пыли, накопившейся на выцветших страницах, ученица Лоцмана встала на колени. Чудовище было где-то рядом – надо было немедленно строить новый переход. Но она не видела Ясиня. Проходить через портал одной значит потерять его, и, возможно, навсегда. У неё не хватит сил одновременно прятаться от пасти-пиявки и разыскивать его на просторах Гьершазы.

Но может быть, так лучше? Может, она не достойна его заботы?

Минуты сомнений и неуверенности лишили её последнего шанса. Поздно было возиться с порталами, и удирать на своих двоих тоже поздно: чудовище замерло прямо перед ней. Оно было так близко, что девушка смогла разглядеть блестящую чернильную кожу и пять жёлтых глаз, выстроившихся рядком над краем верхней губы. Глаза были человеческими, и они внимательно наблюдали за жертвой.

Но тут между охотником и добычей встал Ясинь.

– Не позволю, – сказал он, расставив руки, и сделал небольшой шажок вперёд. – Не пущу!!

Пасть-пиявка не шевелилась. Морда у неё была высотой с Ясиня, так что ученица Лоцмана могла легко заметить, что жёлтые глаза разглядывают дерзкого человечка в грязном комбинезоне.

«Пожалуйста, не надо!» – подумала волшебница.

Ей захотелось оттолкнуть Ясиня, оттащить прочь, не позволить ему пожертвовать жизнью ради неё, безымянной, слабой, подлой! Но от страха и отчаяния она застыла, словно статуя.

Ясинь сделал ещё один маленький шажок вперёд – чудовище дрогнуло, отступило. Это было так странно, так неожиданно, что Ясинь, приготовившийся к смерти, растерялся, не зная, что делать дальше. Он обернулся к ученице Лоцмана, ожидая подсказки.

Очнувшись, она схватила его за руку и шепнула:

– Бежим!

Держась за руки, они помчались прочь, впрыгнули в светлое окошко портала и растворились в тумане Гьершазы.

* * * 01:40 * * *

– Кто я?

Сказать по правде, Дед ждал этого вопроса. И был уверен, что спрашивать будут именно у него. Отчего-то все родственники и знакомые Деда страдали болезненной уверенностью, что он знает ответ на любой вопрос, как команда знатоков из «Что? Где? Когда?» или как Google.

Злату удалось отучить. Почти. А теперь Беседнику приспичило. Логично, предсказуемо, но всё равно бесит!..

Никки-Беседник был особенным духом – единственным в своём роде, как и сама Кольцевая. А уникальность подразумевает одиночество. Не с кем сравниться, не на кого равняться. Держители, Времееды, Дремокуры и даже неуловимые Суматошники оставались частью своего сообщества. А что делать бедному Беседнику, которого материализовали, назвали, полюбили, но так ничего и не объяснили?

Пикантности добавлял тот факт, что Страж Земных Врат состоял в родстве с «дамой сердца» Беседника.

Если у него есть сердце.

«А вдруг правда есть? – подумал Дед. – Настоящий же человек, раз он начал в себе сомневаться!»

«Даму сердца» вопрос удивил и слегка напугал.

– Ты тот, кого я люблю и кто любит меня! – ловко выкрутилась она, так и не разобравшись, что спрашивали не у неё.

«Знакомство с родителями» проходило не по тому сценарию, который сложился в голове у Вари. Судя по округлившимся глазам девчонки, она не ожидала серьёзности от своего романтичного кавалера. Не понимала, что её распрекрасный Никки не человек, а значит, не боится пафосных тем и экзистенциальных вопросов.

Проблемы бытия являлись обязательным пунктом программы, так как Беседника воплощали интуитивно, наугад и без цели. А если задача не поставлена изначально, разум постоянно пытается найти её вовне.

– Ты материализованный дух, – ответил Обходчик. – Часть самозародившейся системы человекоориентированных сущностей.

Он сделал паузу, потому что на станцию прибыл поезд. Время было вечернее, но на платформе «Киевской-кольцевой» было не слишком толпливо, особенно если выбрать крайнюю лавочку.

Дождавшись, когда поезд отъедет, Обходчик продолжил объяснение. Мог бы и не прерываться – Беседник всё равно бы услышал. Но вот Варя – нет, а ей пора начинать разбираться в том, что она натворила!

– Как дух второго порядка стоишь на одном уровне с Времеедами. Способности управлять Слоями и перемещаться в них приближают тебя к Держителям.

Мимо пронеслась троица молоденьких девушек – студенток или старшеклассниц. Куда им было спешить, что они забыли в конце платформы? Разве что захотелось полюбоваться на Никки!

Захихикав, девицы ускакали в обратную сторону. Варя сердито засопела. Что касается Деда, то его не могло обмануть ни золото волос, ни синева глаз. И даже мужественность челюсти – не отвлекала. И он продолжил:

– На твоё формирование повлияли мечты и желания разных людей. Ты можешь превращаться в кого пожелаешь. Можешь выбрать любую внешность, но питаешь склонность к этому облику, – Дед постучал пальцем по плечу сидевшего рядом с ним Беседника, – Из-за привязанности к этой вот барышне, – и он постучал пальцем по макушке племянницы, сидевшей с другой стороны.

Варя отклонила голову и поморщилась.

– А почему? – спросил Беседник. – Почему привязанность?

– А этого, дружок, тебе никто не объяснит! – рассмеялся Дед. – Любовь – штука посильнее любой магии!

Последние слова потонули в грохоте подъезжающего поезда.

Варя вздохнула. Потом всхлипнула.

– Получается, она не настоящая? – спросила она, роняя слёзы.

– Кто именно? – уточнил Дед.

Беседник потянулся к возлюбленной, чтобы передать ей платок – белый, с монограммой в виде схемы метро. Дед взял тряпочку, подержал пару секунд и вторично поразился замысловатым формам материализации.

Глубоко в душе у Вари сидела мечта о рыцаре, который будет подавать ей платочек. Беседник воспользовался этой мечтой в своей традиционной манере «всё, чего изволите, мадемуазель!» В свою очередь Варя, как и подобает Гончару-самородку, воплотила платок, сама того не замечая. И высморкалась, не понимая, что это часть её обожаемого Никки.

– Получается, наша любовь – не настоящая? – повторила Варя и вновь тихонечко заплакала.

Дед потёр лоб. Почесал макушку. Вспомнил про пубертатный период, гормоны, нервы, пресловутую женскую логику. В миллионный раз порадовался, что Злате не свойственна излишняя сентиментальность.

– Всё у вас настоящее, – сказал Дед и повернулся к Беседнику. – Натуральное!

– Но он же не может подняться наверх! – пожаловалась Варя.

– С чего ты взяла? – нахмурился Обходчик.

– Мне Кукуня рассказал. Когда придумал ему имя. Он сказал, что…

– А когда это было? – Дед перебил её. – Какого числа он дал ему имя?

Варя задумалась. Попробовала считать на пальцах. Сбилась. Пришлось доставать мобильник.

– Эээ… Сейчас… Я помню, что в кино шёл фильм про вампиров, я хотела сходить с Никки. А! Ну, да! Конечно же!

Пока она напрягала память, с Деда семь потов сошло. Про имя для Беседника он узнал давно, но тот факт, что это имя дал Кукуня…

– Девятого. В понедельник, – Варя улыбнулась, вспоминая. – Как же я мучилась! Всё перебрала! А Кукуня взял – и придумал!

Дед облегчённо вздохнул. По всему выходило, что Кукуня (покойся с миром, белобрысый тихоня!) вылепил фигурку Беседника до того, как придумал ему имя. Материализация Никки ещё не была закончена. Значит, в руках у Норона всего лишь фигурка.

– Кукуня тоже что-то говорил о материализованных духах, – продолжала Варя. – Объяснил, что Нику нельзя наверх. Потому что он родился в метро.

– Это не совсем верно, – сказал Дед. – Он родился здесь. Но подняться наверх способен. Ничего с ним не будет, – Дед внимательно посмотрел в прекрасные васильковые глаза очарованного Никки. – Разве что девушки разорвут на части, но это пустяки!

– Хватит уже! – фыркнула Варя.

– Ну, извини, извини…

– Получается, может?! – встрепенулась она. – А почему исчезал на эскалаторе?

– Может-может, – вздохнул Дед. – Главное, чтобы ты поверила в него. Пока сомневаешься, он не выйдет наружу.

– Почему? – удивилась она.

– Потому что он не хочет тебя расстраивать. Так, теперь о главном. Никки, не надо никуда выходить.

Дед услышал, как Варя перестала всхлипывать и сопеть, напряглась, готовясь к спору. Сам он разглядывал Беседника, следил за его реакцией. Но лицо прекраснейшей статуи оставалось безмятежным.

– Ты мне нужен, – объяснил Страж Границ. – В метро. Внизу. Выйдешь – и твоя связь со всем здешним, – он указал на гладкий белый свод и замысловатую люстру, – будет угасать. Станешь человеком. А мне нужен Беседник. Союзник. Здесь. Очень нужен.

– Я понимаю, – Беседник медленно кивнул. – Я согласен.

– Что?! – Варя слетела со своего места. – Как же? Ты же?.. Мы же…

– Ты тоже мне нужна, – Дед помедлил и осторожно взял племянницу за руку. – Нужна здесь.

Она с удивлением и словно бы с ожиданием чего-то ужасного посмотрела на его ладонь. Но вырываться не стала и даже робко ответила на рукопожатие.

– Я ничего не умею, – призналась Варя. – Я… я его люблю. Так, просто… Ну, мы целовались…

– Вот и хорошо, – вздохнул Обходчик. – Продолжайте.

– Ты разрешаешь? – лукаво улыбнулась она.

– Разрешаю. И прошу проводить здесь как можно больше времени.

– Что, может, даже ночевать здесь? – хмыкнула она, но наткнулась суровый дядин взгляд.

– Я был бы рад, – ответил он. – И ещё, – он вновь повернулся к Беседнику. – Если будешь чувствовать потребность исчезнуть, если твои… родственники… начнут прятаться, прячься вместе с ними и забирай её с собой, – и Обходчик соединил руки Вари и Беседника. – Не представляю, как всё сложится, но ты сможешь защитить её лучше, чем я.

* * * 01:41 * * *

Стоя на платформе, Костя Наумов размышлял о смерти.

Мысль казалась логичной. Она и раньше посещала его, но лишь как мысль – и вдруг превратилась в нечто осуществимое, в перспективу! Переходя с «Курской-кольцевой», он понял, как это просто, и как потом всё будет просто, потому что ничего не будет!

Поезд задерживался. Впрочем, Костя не собирался прыгать – даже отступил назад, за ограничительную линию, чтобы никто вдруг не заподозрил в нём прыгуна. Он лишь думал о возможности сделать Это. Пробовал на вкус саму идею. Стоял, опершись о серый гранит пилона, смотрел вверх, на узкие фаланги светильников, и размышлял о тяжести и скорости состава, вылетающего из тоннеля.

Рядом с потенциальным самоубийцей паслись двое – Дрёмокур и Времеед. Первый наслаждался потоком сладких фантазий, полных самоуничижения и жалости к себе, второй подъедал время, растраченное впустую.

Неподалёку вился Кровокус. Делать ему здесь было нечего, потому что если Дрёмокуру есть, чем поживиться, значит, ещё не всё так плохо. Но почему-то худой парнишка в расстёгнутом пальто и без шапки показался Кровокусу привлекательным. Кто знает, вдруг задумчивому недогамлету захочется проверить, какие там сны – за последней чертой, выложенной белым гранитом?

Сам Костя Шекспира не читал и даже не собирался. Без всякого чтения известно, что был такой принц Датский, а потом все умерли. И ещё Гертруда пила вино. В Финансово-Юридической Академии, где учился Костя, таких книжек не задавали.

А даже если бы и задавали…

Важно понимать, что глагол «учился» – в прошедшем времени. С этого факта и начиналась цепочка безрадостных Костиных размышлений. Он никак не мог понять, почему из всех однокашников отчислили именно его? Вроде бы и гуляли вместе, и веселились, и рубились в «Контр-Страйк», и вдруг такая несправедливость: они будут допущены к сессии, а он – вылетает!

Несправедливо, ведь в их компании только Костя зависел от оценок. Остальные, обеспеченные и с пропиской, могли бы и обойтись. Они бы устроились! А ему диплом нужен позарез. Единственный шанс вырваться из дома, вылезти из отцовской тени, шанс стать собой, а не «сыном Георгия Петровича»!..

Костя знал как дважды два, что отец не простит позорного поражения. И не даст ещё одного шанса попробовать. Просто перестанет присылать деньги на оплату съёмной квартиры. Придётся Косте возвращаться в родной город и впредь всегда и во всём слушаться главу семейства…

Конечно, оставалась смутная возможность жениться на какой-нибудь москвичке и остаться в столице навсегда. Но отчего-то подходящие девушки исчезали, стоило им узнать о клейме «приезжий, студент, работы нет, родные помогают».

Костя вновь подошёл к краю платформы. Выглянул, высматривая – не мелькнёт ли свет подъезжающего поезда? И удивился автоматическому жесту. Торопиться было некуда. Наоборот – хотелось задержаться в метро: отец верил, что под землёй телефон ловит плохо, а значит, можно отложить, пусть на несколько минут, предстоящий разговор.

Неотвратимость разговора была очевидна, поскольку новость об отчислении своего отпрыска Георгий Петрович Наумов узнал первым. Наверняка ему уже позвонили из деканата. Потому что там работала секретаршей племянница знакомой старшей сестры коллеги его двоюродного брата. Всё предусмотрел, гад! Обложил со всех сторон!

Подумав об отцовской предусмотрительности, Костя вспомнил другие похожие случаи (школа, спортивный клуб, клуб современного танца) и поёжился. Возвращаться домой не хотелось. Как бы сделать так, чтобы никогда не слышать отцовский голос и навсегда остаться в Москве! Сохранить сладостное чувство свободы, которое пьянило даже в воспоминаниях…

Эхо донесло рёв подъезжающего состава. Костя отошёл ещё дальше от края и оглянулся в поисках лавочки. Но на «Чкаловской» сидеть было негде – пришлось снова прилипнуть к пилону.

Странное чувство охватило его: он не знал, как долго простоял на платформе, обдумывая «за», «против» и «никогда». Пять минут? Час? Как и всякий человек, которым подкормился Времеед, Костя был расстроен, но не из-за потерянного времени. Удручала рассеянность: как можно было так забыться?

И как можно потерять свежие воспоминания? Первый месяц в Москве, новые друзья, свобода, пьянки – в общих чертах понятно, но что конкретно? Какой день? Какое событие?..

Дрёмокур постарался. Но не доел – скрылся, оставив половину обеда. Кровокуса тоже не было рядом, хотя Костя всё больше склонялся к радикальному решению скопившихся проблем.

Рассеянно разглядывая пассажиров, спешащих на посадку, он чувствовал себя пленником, которому позволили ненадолго вырваться из тюрьмы, а теперь загоняют обратно. Будет ещё тяжелее, ещё горше переносить домашнюю неволю и постоянное давление родительского авторитета. «Не смей мне перечить!» – ревел отец. Интересно, что он будет говорить после возвращения сына-неудачника?

Вновь подкрались мысли о смерти. Пожалуй, теперь это единственный способ освободиться! Но умирать не хотелось. Зачем свобода, если нельзя жить? Но зачем жить, если нет свободы?

– Согласен, – сказал рыжеволосый мужчина, прислонившийся рядом с Костей к вогнутой стене пилона. – Очень точно подмечено!

Юноша с раздражением покосился на говорившего. Видимо, последние слова были случайно произнесены вслух, и теперь так просто не отвяжешься!

Те, кто разговаривают с незнакомыми людьми в метро, ненормальные – так считал Костя. Сдвинулись на почве одиночества!

Рыжий псих негромко рассмеялся.

– В чём-то ты прав, – сказал он Косте. – Одиночество может стать причиной безумия. Для каждого человека важно, когда есть с кем поговорить… Но родные и друзья когда-то были чужими. Когда вы только начинаете общение, вы незнакомцы. Вот, как мы с тобой.

Костя удручённо вздохнул. Нет, не псих – хуже!

– Я не гей, – объяснил юноша, стараясь не глядеть в глаза незнакомцу. – Не пидор, понятно?

– Знаю, – отозвался рыжий. – Ты не гомосексуалист. Не студент. Скоро перестанешь быть гостем столицы. У тебя осталась одна роль: сын. Но тебе она не слишком-то по душе, верно?

Костя нечаянно сглотнул слюну, накопившуюся во рту, и закашлялся.

– Предлагаю тебе свободу. Настоящую свободу, – рыжий отлепился от пилона и встал перед Костей. – Но пути назад, как ты понимаешь, не будет.

– И что мне… что мне надо будет сделать? – спросил, запинаясь, молодой человек, ошарашенный столь неожиданным поворотом.

– Ты спасёшь свой мир, – ответил ему незнакомец торжественным голосом.

Он был облачён в сияющие одежды, которые спадали лёгкими струящимися складками, сотканными из искристого света. Глазам было больно смотреть на удивительный костюм. Впервые с начала разговора Костя перевёл взгляд на лицо незнакомца – и поразился увиденному. Там была мудрость, сила, сострадание и честность. И совершенство. Этот лик не принадлежал смертному.

Никто из людей, стоящих на платформе, не замечал ни света, ни красоты. «Я такой один, – подумал Костя. – Я один могу видеть это!»

– Твоему миру грозит беда, – сказал незнакомец. – Ужасная беда! Ты – один из немногих, кто может противостоять врагу. Но тебе придётся отказаться от прошлой жизни. Ты готов?

«Либо это сон, либо это очень круто!» – подумал Костя, задыхаясь от восторга.

В его прошлой жизни не было ничего, о чём стоило бы жалеть, и он кивнул:

– Я согласен. Я с вами.

Незнакомец протянул ему руку.

– Славься, Воин Света!

Костя сделал шаг и, повинуясь внезапному порыву, оглядел себя. Теперь он тоже был облачён в сверкающий солнечный костюм.

– Можешь звать меня Учителем Истины, – представился волшебник. – Я помогу тебе обрести Силу. Но знай, что свой мир ты будешь спасать сам!

Откликнувшись на призыв, его сердце забилось часто-часто. Костя больше не удивлялся – всё шло так, как и должно быть. Несомненно, он был рождён для этого.

Золотистые одежды приятно холодили кожу. Налившись волшебной силой, тело казалось непривычно послушным и лёгким. Костя понял, что мог бы взлететь, если бы захотел. Он мог всё!

– Я готов, – сказал он Учителю. – Что мне нужно делать?

* * * 01:42 * * *

– Учитель, – сказала она, – я готова!

Он не повернулся, не откликнулся – стоял на краю платформы и, наклонив голову, рассматривал что-то, что лежало внизу, на путях.

Внезапно ей захотелось толкнуть его в спину и сбросить под поезд, который должен был вылететь из тоннеля. Желание было сильным, словно болезненный зуд от комариного укуса – когда знаешь, что нельзя, но рука сама тянется и расчёсывает.

Перед ней была широкая спина, обтянутая потрескавшимся дерматином тусклого чёрного цвета. Посередине лежала её ладонь, прямо на выпирающих позвонках. Она смотрела ему в затылок, на взлохмаченные волосы, приподнятые воротом серого свитера, и не могла представить, как выглядит его лицо.

– Интересно, – задумчиво пробормотал Дед. – Посмотри…

– Я говорила тебе, что не прощу! – закричала Злата, толкая его вперёд. – Я ничего не забыла!

Неловко взмахнув руками, он без единого звука полетел вниз. Она встала на край платформы, чтобы увидеть, куда он упал. Но внизу не было ни рельс, ни шпал, ни путевого бетона – сплошной мрак, из которого тянуло запахом крови.

На затылок ей легла тяжёлая ладонь – не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это.

– Я тоже всё помню, – сказал Дед и толкнул её.

Удержаться на скользком гранитном краешке было невозможно. Вскрикнув, Злата полетела вперёд, в жадно чавкающую темноту, наполненную маленькими красными ртами. Они тянулись к ней, желая зацеловать до смерти, а потом разорвать на куски.

Чувствуя прикосновения горячих губ на своей коже, она начала карабкаться сквозь мрак, цепляясь за склизкие стены колодца-глотки. Сверху валились сгустки обжигающей слизи, толкая вниз, лишая опоры. Но Злата продолжала прорываться к свету – и наконец добралась до края бездны.

Вцепилась в гранит, подтянулась, ломая ногти, закинула ногу и вскарабкалась на платформу. Отползла подальше, перевернулась на спину, чтобы отдышаться. Едва полегчало, Злата встала, цепляясь за ближайшую колонну, и осмотрелась.

Учитель был прямо перед ней – в конце коридора, образованного рядами широких квадратных колонн.

Злата не могла узнать эту странную, неправильную станцию. Колонны здесь были облицованы мрамором всех цветов и располагались так близко друг к другу, что два человека едва могли разойтись в проходах. Когда Злата пробиралась к Деду, она заметила, что колонн в ряду ненормально много, и они полностью заполняют пространство центрального зала, словно мраморный лес, подпирающий белые своды.

Дед стоял на противоположной платформе, на самом краю. Подкравшись на цыпочках, Злата встала у него за спиной. Осторожно положила руку ему на плечо.

– Посмотри, это интересно! – воскликнул Дед.

– Не хочу, – отозвалась Злата. – Не хочу быть твоей ученицей! Я всё помню и не собираюсь тебя прощать, – и она столкнула его вниз, на рельсовый путь, под колёса поезда, который с оглушительным рёвом вылетел из тоннеля.

Поезд проехал станцию без остановки. Когда он скрылся, Злата наклонилась над краем платформы, чтобы посмотреть, что случилось с Учителем. Ничего там не было, только рельсы и шпалы, а ещё пара смятых бумажек, брошенных кем-то из пассажиров.

– Мне тоже не нужна такая ученица, – сказал Дед, и на плечи Злате легли тяжёлые ледяные ладони.

Холод вмиг добрался до её сердца, и обжигающая боль пронзила каждую мышцу. Злата уже не чувствовала своего тела, но продолжала стоять.

– Ты бесполезна, – усмехнулся Дед и легонько толкнул её.

Словно сосулька-переросток, Злата звонко ударилась о рельсы и разлетелась на тысячу осколков. Дед стоял на краю платформы и смотрел вниз, любуясь красными льдинками, сверкающими в воздухе. Он был слишком увлечён, чтобы заметить, как снизу вынырнула пара рук, схватила его за лодыжки и потянула вниз, в бесконечный мрак…

* * * 01:43 * * *

Темнота не была абсолютной – с улицы просачивался жидкий свет фонаря, приглушенный занавесками. Можно было различить люстру на потолке, стеллажи, забитые книгами, обогреватель, который стоял у постели и подмигивал зелёным глазком.

Потом привычный вид исчез, заслонённый головой Деда.

– Я тебя разбудила? – спросила Злата, садясь на постели и подтягивая колени к подбородку.

Кошмарное видение не отпускало, и детские страхи начали мучить её: голодные рты могли прятаться за дверью, под кроватью – где угодно…

– Я не спал, – отозвался Дед и откинулся на подушку.

Заложив руки за голову, он задумчиво уставился в потолок.

– Надеюсь, это не ещё один Чтец… – пробормотал он, покосившись на Злату.

– Просто кошмар, – вздохнула она и вытерла пот со лба. – Плохой сон.

Её пальцы дрожали. Она старалась не думать о том, что может скрываться в тёмных углах комнаты, за стопками книг и под письменным столом.

– А когда у тебя в последний раз были хорошие, а? – он протянул руку, погладил её по спине. – Что на этот раз? Опять Павлик?

Злата покачала головой и, вдруг, не выдержав, обняла его, прижалась крепко-крепко и замерла, впитывая его тепло и чувствуя стук сердца.

– Лучше расскажи, – сказал Дед, накрывая её одеялом. – Даже если что-то извращённое. Я переживу.

– Я убивала тебя, – прошептала Злата.

– Всего-то?! – усмехнулся он. – Тогда это не кошмар, а наоборот… Нормальная реакция. Я иногда сам готов себя убить!

– А ты убивал меня.

– Ну… Это честно. Ты – меня, я – тебя.

– Очень смешно! – пробурчала она, постепенно успокаиваясь.

Под одеялом было уютно и безопасно.

– Смешно! – фыркнул Дед. – Привыкай! Возможно, это навсегда. Ты слишком долго была в контакте с Макмаром. А он тебя не лечил и не учил. Понимаешь?

– То есть теперь я калека? – спросила Злата.

– Станешь калекой, если будешь каждую ночь просыпаться с воплями, а потом ворочаться до утра, – объяснил Обходчик. – У меня от твоих концертов крыша поедет.

– И тогда мы будем идеальной парой, – пошутила она. – Я боюсь себя, ты боишься за меня.

– Угу. И ляжем в соседних палатах. Тебе следует…

– Я не буду убивать свои эмоции, – перебила Злата. – Никакого вычищения! Ни-за-что.

– Почему?

– Не хочу стать похожей на тебя.

– Спасибо за откровенность! – ухмыльнулся Дед. – Как ты меня такого терпишь?

– Кто бы мне объяснил! – улыбнулась Злата и поцеловала его в ключицу. – Спасибо, что не бросил меня тогда!

– Когда? Когда у меня был шанс?

– Ты ведь знал, что так будет, – начала она. – Один раз Макмар прочёл меня, и…

– И что я должен был делать? Придушить тебя? Оставить в Большом Доме? Ты училась. Становилась сильнее. Я знал, что однажды ты сама прочитаешь его как следует!

Злата нервно хихикнула.

– Ну, да! Прочитаю! А может, ты специально сделал меня своей ученицей? Чтобы бы я стала приманкой для него?

– Дошутишься! Скажу, что так оно и было, – пообещал Дед.

– Давай спать, – предложила она, всерьёз испугавшись шутливой угрозы.

Дед помолчал немного, продолжая пялиться в потолок.

– Не можешь заснуть? – спросила Злата.

– Не хочу.

– Ты уже придумал, как их обыграть?

Усмехнувшись, Дед потрепал её по голове.

– Мне нравятся твоя уверенность во мне!

– Ну, ты же обыграл Лоцмана! – напомнила Злата. – Обыграешь и этих.

– Лоцман сам себя обыграл…

– А ты ему помог, – не сдавалась она.

– Помог. Заметил, в какой тупик он себя загоняет, и воспользовался. Но у Лоцмана была понятная цель. Которая, между прочим, была и моей целью. Мы оба исследовали Держителей. У Отвратней другие желания. И Земля для них всего лишь средство.

– И ты ему поверил?.. – прошептала она и осеклась.

Зажмурила глаза, даже дышать перестала. Не стоило произносить это вслух. Но может быть, он не заметит?

– Я уже говорил это и скажу снова…

Голос у Деда стал холодным и колючим.

После первого разговора с Лоцманом, когда незваный гость ушёл (забив им головы глупой болтовнёй и выжрав банку абрикосового варенья), Злата сказала: «Ты не должен ему верить. Это твой враг. Наш враг».

Дед хмыкнул и ответил, чеканя каждое слово: «Я никому не верю. Но это не означает, что я не должен слушать. В любой информации содержится правда. Надо лишь уметь её извлекать».

И он продолжал гнуть свою линию:

– У меня нет повода сомневаться. И нет повода верить в их миролюбие.

– Всё, что ты знаешь об Отвратнях, ты знаешь от Лоцмана, – не сдавалась Злата. – Если бы он хотел помочь, он бы сразу рассказал про Макмара – кто он такой и на что способен. Между прочим, ты едва отбился от Вражницы! Но твой Лоцман молчал, пока ты сам всё не выяснил! То же самое с Отвратнями. Ты чудом выжил после встречи с Хавансой! И Кукуня погиб! Этого бы не случилось, если бы Лоцман не молчал, как…

– Он не знал! – не выдержал Дед. – Для него самого это большая новость…

– Это он так говорит! – перебила Злата. – Как ты можешь знать наверняка, если он – твой единственный источник информации?

– Лоцман тоже пострадал, – напомнил Дед. – Вспомни, как отмывала кухню от его крови!

– И что? Он ошибся. Не в первый раз его лишают тела! А что, если Отвратни – его давние враги, и это очередной эпизод их… их отношений? А ты – очередная марионетка, которую он науськивает…

Договорить не получилось – Дед с силой прижал её лицо к своей груди и удерживал, невзирая на укусы.

– Я не марионетка, – терпеливо объяснил он, когда Злата успокоилась. – Чёрт, да ты и вправду готова убить меня!.. – он потёр кожу, на которой отпечатались следы зубов.

– Извини.

– Никогда, если ты не избавишься от своей паранойи! Мне хватает моей…

– Это не паранойя, – упрямо повторила она. – Ты не знаешь, чего они хотят!

– Знаю!

– И чего же? – печально усмехнулась она.

Спорить было бесполезно. Его самоуверенность, которая раздражала в начале знакомства, с годами не ослабела. Твёрже гранита, крепче рельс. Вероятно, последствия «чистки», когда он избавлялся от лишних эмоций. Или же профессиональная болезнь Обходчиков: всегда верить в себя.

– Они хотят того же, что и любые другие чужаки, – объяснил Дед, с лёгкостью читая её мысли.

Как и в начале знакомства, когда он был для неё только учителем и командиром, Злата не доверяла ему и сомневалась в каждом его решении. Что перевешивало все её недостатки, включая зависимость от Чтеца и зацикленность на теме семьи и детства. Ни любовь, ни перенесённые испытания не сгладили эту принципиальную подозрительность. К счастью.

– Я же не судья, – сказал Дед, ласково поглаживая её по плечу и шее. – Я не делаю выбор и не выношу приговор.

Нежные прикосновения отвлекли Злату, и Обходчик постарался незаметно усыпить её. Она мешала ему думать.

– Каждый нарушитель Границы должен быть изгнан или убит, – объяснил он, стараясь, чтобы голос звучал монотонно. – Потому что любое их действие вредит людям. Любое. Макмар пригласил Отвратней не просто так. Им нужны Держители.

– И ты, конечно же, знаешь, почему, – сонно пробормотала Злата.

– Догадываюсь. Естественное одушевление – не самый редкий феномен. Всё равно что естественное появление жизни… Или разума… Но я почти ничего не слышал о духах, которые зародились в транспортной системе… А, ты уже спишь?

* * * 01:44 * * *

Когда девушка наконец заснула, Ясинь вылез из наспех сооружённого шалаша и поднялся на вершину песчаной горки. Этот холм он заприметил ещё до того, как они устроились на ночлег.

Подходящее место для встречи.

Надо было разобраться. Распутаться. Раз и навсегда закончить изматывающий спор. Иначе голова лопнет…

Он давно потерял счёт дням. Казалось, охота длится вечность – и будет длиться столько же: пасть-пиявка гонится за девушкой, он, Ясинь, защищает. Быстротечные часы отдыха, разговоры ни о чём, робкие поцелуи, а потом очередной забег по грязи и лужам, в обход куч мусора и напрямик через гниль и плесень, переход, открытый в никуда, но всё в ту же Гьершазу.

Как будто они трое – чудовище, девушка и защитник – были героями легенды. Архетипы с заданным набором функций и свойств. Нападать, убегать, защищать. Чёрная тварь, худенькая жертва и её помощник, рослый детина с глуповатым лицом. Три актёра, обречённые исполнять незамысловатый танец с одинаковым финалом. Пасть-пиявка подбиралась совсем близко, но беглецы удирали от неё, прятались, а потом монстр делал следующий ход.

Из игры убрали самую важную фигурку – драконоборца, который мог закончить безумную карусель. И теперь невидимый кукловод обходится тем, что есть, раз за разом разыгрывая одну и ту же купированную пьесу.

Чудовище не может быть уничтожителем чудовищ, девушка – слишком слаба, а помощник – наивный дурак, способный лишь искать воду и еду.

Выход один: позволить чудовищу сожрать девушку. И тогда защитник обретёт вожделенную свободу.

– Нет! – прошептал Ясинь.

Он до хруста стиснул зубы, выпучил глаза и заставил себя загнать предательскую мысль поглубже.

А может быть, нужно было её выпустить и посмотреть, куда она разовьётся?

– Нет!!

Сжав кулаки, он стоял на вершине холма и смотрел на пятнистое тело Гьершазы. Где-то там притаилось чудовище – ждёт, когда защитник устанет защищать. Или когда добыче надоест убегать.

А может быть, чудовище гораздо ближе. Нашёптывает: «Ты же не собираешься до конца своих дней скакать по Гьрешазе в компании с безымянной девчонкой?»

Пора бы уже заканчивать. Кто-то должен победить!

«Пусть победит сильнейший», – предложил внутренний голос.

Ясинь устало вздохнул. Сто раз он обдумывал ситуацию. Сто раз признавал, что противник непобедим.

Голыми руками тварь не убить, а нормального оружия у Ясиня не было. Впрочем, даже тепловой пистолет бесполезен против непробиваемой шкуры. Пасть-пиявка готова бесконечно гоняться за добычей. Потому что это предусмотрено программой? Чудовище ни разу не попыталось напасть на Ясиня, как будто неведомый хозяин заложил в неё ограниченное число действий.

У Ясиня имелась своя программа: он должен был защищать девушку, потому что девушка была добра к нему, учила его языку и правилам поведения, готовила для него. Потому что она ему нравилась. И вообще, девушек надо защищать. Даже если у них нет имени. Особенно если у них нет имени.

«Может быть, придумать для неё имя? – подумал Ясинь, оглядываясь по сторонам. – Это поднимет ей настроение!»

При мысли о том, что она улыбнётся, он сам начал улыбаться.

Странно, как он раньше не додумался до такого! Своевременная идея: волшебница вымоталась, он замечал отчаяние в её глазах. Она обрадуется, когда он назовёт её, когда принесёт ей имя, как цветок, как подарок от чистого сердца…

Осталось выбрать.

Ясинь попытался вспомнить, что в его жизни было хорошего. Надо искать в периоде до армии – когда у него был дом, мама, свои вещи… Остановился на летающих волшебных зверушках. Не было счастливей того мгновения, когда он, дождавшись нового мультика, видел первые кадры.

«Маленькие помощники Гийолы» – вот как назывался тот сериал. Гийолой звали принцессу, которая сначала сидела в башне, куда её заперли заботливые родители, потом сидела под замком у строгого учителя, а потом её похитил злой колдун, и если бы не забавные летающие зверушки, бедняжке пришлось бы совсем туго!

Не удержавшись, Ясинь рассмеялся – пусть сериал был рассчитан на малышей, да к тому же являлся частью пропагандистской компании, он всё равно оставался весёлым, добрым и очень смешным. И маленький Ясинь был по уши влюблён в принцессу Гийолу…

Вдруг чья-то рука схватило Ясиня за горло.

Он не сразу сообразил, что это его правая рука. И намерения у неё серьёзные.

Левая оставалась послушной. Ясинь воспользовался ею, чтобы осторожно разжать пальцы взбунтовавшейся правой. Отвёл взбесившуюся руку за спину, потряс головой и, чувствуя себя идиотом, спросил на Синем Наречии:

– Кто здесь?

Молчание. И лишь Гьершаза продолжала еле слышно булькать, шуршать и хрустеть.

Выставив указательный палец, правая рука резко поднялась вверх, к глазу. Ясинь перехватил её левой и оттянул вниз. Но тут правая нога попыталась врезать коленом по подбородку хозяина. У неё почти получилось, потому что мышцы спины и живота заставили Ясиня согнуться.

Увернувшись от колена, он выпрямился и восстановил контроль над ногой. Правая рука продолжала вырываться из хватки левой. И тогда Ясинь убрал левую руку и мысленно приказал правой повиснуть вдоль тела. Рука послушалась.

Тело ходило ходуном. Мышцы дрожали и сжимались в судороге. Его тошнило – то ли от стресса, то ли от страха. Отдышавшись, Ясинь повторил свой вопрос:

– Кто здесь? – он сжал правую ладонь в кулак. – Ну?!

«Только ты», – ответили ему.

Ясинь узнал голос. Не по интонациям, но по тому каменному спокойствию, которое его охватило. Знакомое ощущение – оно предшествовало поступкам, которые шокировали окружающих своей безупречной логикой и рациональностью. И смертоносностью.

– Ладно, – Ясинь усмехнулся и перешёл на свой родной язык. – А какой «Я» пытался сейчас испортить наше тело?

«Это ты всё портишь! Влюбился в девчонку, которая использует тебя, – слова поднимались из глубины черепа. – Её сделал Лоцман, когда ему понадобилась помощница. Она всего лишь кукла, поэтому у неё нет имени. Её используют, и она не знает других отношений. Она прикрывается тобой. И учила тебя, потому что хотела, чтобы кто-нибудь смотрел на неё снизу вверх».

– Как тебя зовут? – спросил Ясинь. – У тебя ведь есть имя?

«Тийда Лан Хоколос».

– Приятно познакомиться! И давно ты здесь?

«Давно».

– Дай, угадаю, – Ясинь задрал голову, посмотрел в неизменно серое небо Гьершазы, где никогда не было звёзд. – Тогда, в грузовике, когда всех изжарили, а меня – нет, потому что я сидел в кабине… Ты уже был тогда? И помог мне выжить?

«Верно».

– То есть вся моя армейская жизнь, то проклятое заведение, эксперименты, проверки и всё, через что я прошёл, – всё благодаря тебе?

«Да. Благодаря мне ты выбрался».

– Откуда?

«С Пушчрема».

– А с чего ты решил, что я этого хотел?!

Ясинь сжал правую ладонь в кулак, поднёс его к лицу, посмотрел на сжатые пальцы так, как будто видел их в первый раз.

– Мразь, которая гоняется за нами…

«Уи. Уи-Ныряльщица», – подсказал голос.

– Она не нападает из-за тебя?

«Да».

– Что я получу, если позволю убить ту девушку?

«Ты выберешься на Землю. Я покину тебя. Ты получишь возможность жить так, как тебе хочется»,

– А если я хочу домой?

Чужак не ответил.

Разжав кулак, Ясинь осторожно почесал кожу на подбородке, зудящую под отросшей бородой.

Разговор с самим собой не испугал его, а скорее приободрил. Если Хоколос начал разговаривать, представился и даже что-то посулил, значит, дела у него совсем плохи. «Застрял, бедолага, не смог справиться с простым солдатом! Недооценил! Даже врать начал, что покинет тело. Ага, покинет – после моей смерти. Но мы ещё поглядим, кто сдохнет первым!»

Правая рука дёрнулась, но Ясинь вновь заставил её висеть вдоль тела. Ещё раз осмотревшись, он направился вниз с холма к шалашу, где спала Гийола.

Когда она проснётся, то её будут ждать два подарка: имя и новость. Она узнает, что её принимают всерьёз и, возможно, по-настоящему боятся – иначе не отправили бы Отвратня по имени Уи-Ныряльщица.

«Надо бы поискать еды к завтраку, – подумал Ясинь, оглядываясь по сторонам. – Чего-нибудь по-настоящему съедобного!»

* * * 01:45 * * *

– Какой ты худенький! – горестно воскликнула мама. – Сил моих нет смотреть! Тебе надо больше кушать!

Наполнив воздух положенным количеством причитаний, она полезла в холодильник. Как обычно.

Норон внимательно наблюдал, как мама накладывает салатик. Аккуратные разноцветные кубики падали в фаянсовую миску. Матовые белые из картошки, блестящие розовые из ветчины, полупрозрачные огуречные и морковные – все одного размера. Кубическое однообразие нарушали яркие крошки яичного желтка и шарики зелёного горошка. Жаль, что такая красота будет испачкана в майонезе!

Можно было попросить готовить салат без майонеза, но ещё в первый день Норон обнаружил, что малейшее отклонение от привычного сценария становится причиной долгих нотаций. «Майонез вкусный и полезный». «Оливье надо кушать с майонезом!»

Пока на плите разогревались макарончики с мяском и с подливочкой, мама пересказывала последние серии любимых сериалов. Норон делал вид, что внимательно слушает. Ему нравилось быть Кукуней. Большое везение, когда есть такая мама! И он с удовольствием наворачивал всё, что она накладывала.

Нужно было кормить тело Охотницы. Её сильное, натренированное, а главное, модифицированное тело, способное менять облик и приученное к магии.

Следовало отдать ей должное – без Вишни он бы никогда не смог поймать Лоцмана. Непроста была Охотница, непроста! Она ведь и на Землю вернулась не для того, чтобы помочь, а чтобы проверить Обходчика... Проверила. Жаль, что такую умницу пришлось стереть! Но лучше не рисковать, да и зачем ему сломленная душа, изнемогающая от отвращения к самой себе?

Достаточно тела.

Было достаточно.

Будучи агентом Большого Дома, Вишня могла адаптироваться к любому миру. В отличие от странников и нелегальных иммигрантов, ей не приходилось бороться с отторжением. Но задания Охотников длились не более десяти условно-средних суток. А тело Вишни провело на Земле почти месяц. Двадцать восемь дней.

Слишком долго.

Совершенство, которым наделяли Охотников, было ограничено временными рамками – гарантия, что они не смогут нигде задержаться. Большой Дом был их единственным домом. Попытка взбунтоваться или сбежать наказывалась по всей строгости – разрушением тела и смертью.

«Нужен новый носитель, – думал Норон, доедая макароны. – Не завтра, но скоро».

Конечно, ему никогда не найти второй Вишни. Даже обычного человека, который подойдёт на почётную роль носителя, отыскать будет непросто.

А помощи просить не у кого, потому что их осталось трое и у каждого своя задача. Уи охраняет Границу – следит, чтобы ни одна душа не проскользнула на Землю и не выскользнула. Траквештрерия ищет подходы к духам метро, его лучше не отвлекать.

Норон должен был контролировать Земную Явь. В одиночку. С телом, которое постепенно слабело, – и не было лекарства, чтобы остановить процесс.

Всё бы ничего, но смена носителя на какое-то время сделает его уязвимым. Обходчик может воспользоваться моментом. Хуже того: моментом может воспользоваться Лоцман.

Норон постоянно носил с собой черную фигурку, брал её даже в туалет, а ночью клал под подушку. И во сне касался пальцами, проверяя. Неизвестно, получится ли усмирить пленника, если влезть в тело другого носителя. Скорее всего, нет.

«На Пушчреме было хуже, – вспомнил Норон и облизнул вилку. – Вокруг кишмя кишели Наблюдатели, Траквештрерия боялся нос высунуть, и Тийда рассорился с Хавансой. Счёт шёл на секунды, но мы успели завербовать целую страну. Если бы Уи не выдала себя, если бы Макмар не сбежал раньше времени, всё бы получилось…»

Его размышления были прерваны радостным кудахтаньем:

– Какой молодец ты стал! Кушаешь как хорошо! Умничка моя!

Мама стояла рядом и смотрела ему в рот.

– Да, мама, – кивнул Норон. – Спасибо! Было очень вкусно!

– И отвечаешь не как раньше! Не фыр-фыр!

– Да, мама! – он приподнялся над табуретом, рассчитывая, что она догадается и отойдёт, чтобы дать ему пройти.

Не догадалась. Не докормила. Не договорила.

– Всё из-за той чёрной девки! Я знала, что она тебя бросит! А ты не расстраивайся! Она тебя не достойна, так и знай! Никто, кроме мамы, не будет тебя любить!

– Да, мама, – улыбнулся Норон. – Я пойду?

– А как же оладушки? – спохватилась она. – Оладушки будешь? Тёпленькие!

– Может, попозже? – предложил Норон.

– Так они же остынут! – закричала она. – Мама старалась, готовила, а ты не ценишь!

– Хорошо-хорошо! Я тогда в комнате поем. Можно?

– Чем ему не кухне не естся! – заворчала мама. – А киселёк будешь?

– Буду.

– Я тебя в новую кружку налью! В красивую! – захлопотала она и полезла в шкафчик над раковиной.

Кружка, которую увидел Норон, была щедро украшена позолотой, тигриными мордами и цифрами «2010». Стало любопытно, что именно они означают.

Отвратень мало разбирался в земных обычаях. Не видел необходимости.

Нагруженный оладушками, кисельком, а заодно вафельками, шоколадными конфетами и невероятно полезной курагой, Отвратень вернулся в Кукунину комнату. Сгрузил еду на журнальный столик. После чего пинком разбудил неофита, который сидел на корточках у стены и дремал. Воин Света послушно открыл глаза и робко взглянул на Учителя Истины, ожидая приказов. Глаза его светились счастьем и осознанием собственного величия – для чего-то другого места не оставалось.

– Поешь. Тебе надо набраться сил.

– Да, Учитель! Спасибо! – неофит на коленях подполз к столику и принялся жадно поглощать угощение.

Это был Костя, впрочем, он уже сам не помнил, как его зовут.

Когда он осознал свою великую роль и отверг прошлое, когда он вознёсся над всей низостью обычной жизни обычных людей – это было самый сладкий миг для его души. Прекрасное мгновение, которое длилось и длилось, словно нескончаемый оргазм.

Отвратень постепенно вытравливал личности завербованных, вставляя взамен нужные навыки, рефлексы и эмоции. Но без кормёжки пока не обойтись. Хорошо, хоть мама выручала…

– Как у мамы, – вдруг промямлил Костя с набитым ртом.

– Что? – вздрогнул Норон.

– Мама так готовит, – объяснил Воин Света и снова уткнулся в тарелку с едой.

– Хорошо, что ты думаешь о ней, – похвалил его Учитель и погладил по голове. – Она бы гордилась тобой, если бы знала, кем ты стал!

Ожидая, пока неофит закончит свой обед, Норон подошёл к серванту, любовно провёл пальцем по стеклу, за которым стояли фигурки Обходчика, Златы, Вари… А ещё там были Наставники из Уишты-Йетлина, Охотники, Мастера – все, кого видел тихий белобрысый мальчишка с захудалой Земли.

Такой талант – и так бесцельно потрачен! Почти бесцельно… Отвратень усмехнулся и сунул руку в карман джинсов, чтобы проверить, на месте ли фигурка с Лоцманом. Достал, повертел в пальцах. Успокоенный, спрятал обратно.

План сработал. Обходчик купился на ложь – поверил, что Норон будет использовать остальные фигурки. И, похоже, испугался. Так испугался, что захотел их украсть – иначе зачем ему было крутиться у Кукуниного дома?

«Надо будет отдать их ему в награду за хорошее поведение, – подумал Норон. – Чтоб не рыпался!»

Глупый Обходчик и не ведал, что только лоцманский дух можно так упаковать. Остальных проще прикончить!

«Нет, отдавать так просто нельзя, – решил Отвратень, отодвигая стекло и доставая с полки фигурку Стража Границ. – Пусть послужит!..»

Тихонько пропел компьютер, сообщая о новом письме.

С торжествующей ухмылкой, Норон погрузился в чтение. Интернет нравился ему не меньше, чем мамина стряпня. Похожие «информационные сети» не были редкостью в обитаемых мирах, но не везде они были такими доступными, как на Земле. Доступные, открытые и удобные для вербовки. Столько вкусного – достаточно руку протянуть!

– Учитель, я закончил, – доложил Костя, вернулся на прежнее место и немедленно уснул.

– Умничка! – пробормотал Отвратень, неосознанно копируя Кукунину маму.

Отправив ответ, он разбудил второго неофита, отвёл его на кухню, посадил за стол.

Начался следующий цикл.

– Какой же ты худенький! – горестно воскликнула мама. – Совсем ничего не ешь! У меня сердце разрывается! – и она торопливо распахнула дверцу холодильника.

Норон стоял в сторонке, невидимый для её подкорректированного сознания. Она мало что видела, кроме холодильника и телевизора. Не замечала странных гостей, не удивлялась расходу продуктов. Мама была счастлива: сын образумился, и у него наконец-то появился аппетит!

* * * 01:46 * * *

Дурной пример заразителен. Насмотревшись на счастливого Беседника, который заполучил себе дополнительное тело, а вместе с ним – чувства и желания, Небесёныш с «зелёной» ветки тоже решил внести изменения в свою насыщенную, но несколько монотонную жизнь.

Пасся юркий дух на тех станциях, где нужно задирать голову, чтобы полюбоваться мозаиками, барельефами или причудливыми люстрами: «Маяковская», «Новокузнецкая», «Театральная» и другие обязательные пункты подземных туристических маршрутов. Разумеется, на Кольцевую линию Небесёныш тоже заглядывал, так что у него была возможность понаблюдать за чудесными превращениями Беседника.

Выглядело это завлекательно: воплотить чужую мечту и при этом соответствовать тайным желаниям других доноров. Для Беседника с его тактикой «Каким ты хочешь меня видеть?» такое видоизменение имело смысл. Раньше он раздавал счастье маленькими порциями, но хватало многим, а теперь посвятил себя одной… и всё равно продолжал охмурять остальных.

Небесёныш тоже хотел обрести тело и завести друзей. Когда-то он был обычным Времеедом, но потом ему стало мало секунд, растраченных туристами на разглядывание подземных экспонатов. Шныряя по сводам станций, он ждал, когда среди макушек, шапок, шляп и капюшонов мелькнёт лицо, украшенное улыбкой и жадными глазами. Пищей Небесёныша было искреннее восхищение и желание запечатлеть красоту. Взамен он одаривал впечатлённых зевак вдохновением и гордостью от факта созерцания архитектурных излишеств столицы. Но в кого материализоваться с такой специализацией?

Подкрепившись охами и ахами приезжих на «Комсомольской-кольцевой», Небесёныш переместился на «Красные ворота» – станцию, ничем для него не примечательную, кроме планировки: длинные глухие стены, лишённые проходов, из-за чего в начале и конце платформ народу было немного. Кроме того, «Красные ворота» выводили только на поверхность – здесь не было переходов на другие ветки метро. Сумрачная и малолюдная станция вполне подходила для материализации.

Несмотря на острое желание изменить свою жизнь, Небесёныш не решился спуститься на пол. По потолку, над платформой, где ждали поезда несколько человек, он добрался ко входу в тоннель и завис над зеркалом заднего вида.

Такие зеркала были на каждой станции – они позволяли машинисту наблюдать за посадкой пассажиров в последний вагон поезда. С платформы в них толком и не посмотреться, но кроме пола были и другие плоскости.

Уцепившись кончиком длиннющего хвоста за потолок, Небесёныш спустился к зеркалу, дабы подобрать себе образ.

Конечно, пришлось дождаться, когда придёт поезд, высадит пассажиров, загрузит новых и наконец-то покинет станцию. До следующего поезда оставалось около двух минут – вполне достаточно, чтобы разобраться с внешностью.

Поначалу Небесёныш не увидел в зеркале ничего, кроме дальнего края платформы. Потом в загустевшем воздухе проступили контуры вытянутого мохнатого тельца с четырьмя рядами цепких рук. Хорошо, что это создание можно было увидеть только в зеркале – иначе не избежать паники, а потом и легенд о крысе-мутанте с двенадцатью лапами.

В действительности то, что казалось лапами с тонкими чёрными пальчиками, не было предназначено для хватания. В середине каждой ладошки размещался большой круглый глаз с бирюзовым кольцом вокруг зрачка – такой же, как на мордочке. Мордочка тоже была не совсем нормальной (если подобное слово применимо к духу, который питается взглядами): когда Небесёныш открывал рот, оттуда тоже выглядывал глаз с черным зрачком.

Облик, подаренный Обходчиком, нравился Небесёнышу, но дух понимал, что для общения с людьми надо воплощаться в кого-нибудь более человекообразного. Для пробы он превратился в синеокого золотоволосого юношу – точную копию Беседника.

Покрутив головой, Небесёныш задумался: он не знал, каким ему надо стать. Гончара у него не было, спросить не у кого. Эксперименты ни к чему толковому не привели: в зеркале поочерёдно отражались самые разные, но чужие лица.

Вдруг в галерее украденных образов промелькнуло лицо, которое было незнакомым для духа. Он-то точно помнил всех, кого видел хоть раз. Но этот... Гладкий лоб, плоские щёки, большой рот, сложенный в узкую кривую щель. Белая кожа. Маска, всего лишь маска! Но у неё были притягательные глаза... И невозможно было отвести взгляд, вырваться из их хватки.

Притягательные глаза – точь-в-точь как у Небесёныша.

Он прижался к зеркалу, стремясь разглядеть необычную личину. Потом задрожал, осознав, что не получается ни отвернуться, ни зажмуриться. Маска не отпускала. Пискнув, Небесёныш прижался к зеркалу всем телом – и вскоре оказался на другой стороне. Его отражение поморгало, приспосабливаясь к новому пространству, а потом исчезло, подтянувшись к потолку.

Настоящий Небесёныш остался в тюрьме. Перед ним светилось окошко, показывающее фрагмент станции. За спиной притаилась пустота.

И ни один из многочисленных бирюзовых глаз не повернулся, чтобы разглядеть, что там, сзади.

* * * 01:47 * * *

– Это было ловко, не спорю. Но не больно-то задирай нос: без Гончара и без Вишни у тебя бы ничего не получилось! Вот Обходчик – да, он смог меня обыграть и без посторонней помощи. А ты – вряд ли.

– Не важно, как. Важно, что всё кончено.

– А тебе, значит, всё равно, сам справился или никогда бы не смог сам, без помощи других? Никакого самоуважения – одна лишь чистая логика?

– Мне не всё равно, каким будет результат.

– Уровень, до которого ты продвинулся, это самый главный из всех результатов!

– Я знаю, кто я.

– Нет. Ты знаешь, кем ты не являешься: ты больше не человек.

– Я кое-что другое.

– Что именно? Как называется это другое? Сверхчеловек? Супер-человек? Кое-что-другое-человек? У тебя даже истинного облика нет! Ты его повторяешь, но ты не можешь его возродить. А без лица ты всего лишь супер-ничто.

– Лицо мне больше не нужно.

– Оно было тебе нужно, когда ты строил Большой Дом. Почему, как ты думаешь, Иерархи продлевают жизнь своего тела и даже тупые Охотники учатся менять облик, но всё равно остаются собой? Вы думали, это школярское правило ограничивает ваше развитие. В действительности оно защищает каждого, кто научился перемещать свою душу. Предав своё тело, вы не стали сверхлюдьми – вы перешли в разряд бестелесных, отверженных, проклятых духов. Какого бы уровня вы ни достигли, вы всё равно начинали как люди!

– Не важно, кем мы начинали – важен результат.

– А ты представляешь, каким он будет для вас? Ты же долго живёшь, ты должен был видеть таких же, освободившихся от плоти! Призраки, одержимые людскими страстями, теряют и разум, и силу, а потом становятся настолько слабыми, что с ними сможет справиться недоучившийся Гончар!

– Как с тобой?

– Что – со мной? Со мной никто не справился. Ты заключил меня в оболочку. Но не навсегда. Временно! Ты не можешь ни убить меня, ни ослабить, как, полагаю, рассчитывал. Людские души гаснут, если их заключить в неживой предмет. А со мной чего только не было! Подумаешь – пластиковый человечек! Лучше, чем расчёска для хвоста или оправа очков. Рано или поздно я выйду отсюда и обрету истинный облик. И это будет твой последний день, потому что таких шуток я не прощаю!

– Согласен, ты сможешь выйти отсюда. Но будет слишком поздно. К тому времени мы разрушим Уишта-Йетлин. И твой бесценный Обходчик будет мёртв.

– Ты не понимаешь, дорогой мой! Для меня не бывает «поздно». Для вас бывает. Вы можете опоздать или не успеть, а я никогда не теряю время, потому что в моём распоряжении – вечность. Я помню, когда не было Уишта-Йетлина, и доживу до его уничтожения или саморазрушения. И Обходчик тоже однажды умрёт. А я всё равно буду жить!

– Ты можешь опоздать к моей смерти.

– Ну, и что? Ты сдохнешь, а этого достаточно. А если понадобится, я тебя воскрешу, чтобы убить собственноручно. Думаешь, не знаю, как?

– Не важно. Важно, что сейчас ты не можешь выбраться.

– И не могу тебе помешать? Не могу повлиять на твой результат? А ты в курсе, что проиграл, и уже давно? Ровно в тот момент, когда решил, что можешь сравняться с такими, как я! Дело не в том, что ты выступил против самого Лоцмана! Дело в том, что ты занимаешься человеческими делами, а сам мнишь себя чем-то большим. Смешно наблюдать, очень смешно!

– Мне тоже смешно! Всесильный Лоцман угодил в детскую игрушку!

– Вот если бы ты смог уничтожить меня, тогда можно было бы хохотать… Нет, ты всё равно не понимаешь и не поймёшь! Ловушка страшит тех, кто находится во власти времени. Ловушка мешает сделать ход, отнимает драгоценные часы, приближает поражение. Наказание тюрьмой, которое практикуется в человеческом обществе, в том и состоит, чтобы отнять несколько лет от жизни. Всё равно что кусок смерти или небытие в рассрочку.

– Интересное толкование!

– Всего лишь интересное? Мне понадобилось несколько раз родиться в человеческом теле и пройти весь путь до конца, чтобы разглядеть смысл таких вещей. Ты про это забыл, когда решил, что ты выше! Я, бессмертный, могу понять людей, если очень захочу, но ты и тебе подобные не в состоянии выйти за пределы своей ограниченной жизни…

– Мы не только люди и мы не только жили.

– Нашёл чем хвастаться! Вы познали небытие, научились делить на ноль, но всё равно не способны перестать быть людьми. Даже наоборот. Хочешь, докажу? Вы собираетесь воевать с Большим Домом. Мстить кому-то. Что-то доказывать. Были бы вы подлинными бессмертными, вы бы предпочли пережить свих врагов. Наблюдали бы, может быть, вмешивались бы, но не всерьёз. Потому что оно не стоит того. Всё кончится – и Уишта-Йетлин, и те, кто приговорил вас. И начнётся что-то другое. Это и есть жизнь! Ты никогда не задумывался, почему бессмертные всесильные Лоцманы никогда не пытались захватить Вселенную?

* * * 01:48 * * *

Прозвище «Ныряльщица» Уи получила задолго до того, как переделала тело под свой главный талант и начала претендовать на имя «Хватальщица» и «Глотальщица». Последнее достижение наделило её титулом «Хозяйка Гьершазы», но радости от такой победы – ноль. Уи равнодушно взирала на свои владения. А чему радоваться? Свалка, как она есть: всё, что можно съесть, съели, остальное покрывалось плесенью и постепенно растаскивалось по окрестностям. Куски, осколки, ошмётки, обрывки и огрызки всех цветов радуги покрывали Гьрешазу, словно уродливое лоскутное одеяло. Она больше не была серой, но оставалась омерзительно грязной.

Как Уи ни старалась, она не смогла прекратить слепое всасывание мусора с Земли и других периферийных миров. Гьершаза изменилась – здесь больше не было ни покоя, ни тишины. Посвистывал ветер, заплутавший в лабиринте ржавых труб, шуршали бумажки и пластиковые пакеты. У подножья холма, где возлежала Ныряльщица, стайка хмерлиней дралась с визгливыми детёнышами тинников. Шуму от них было, как от ярмарки.

«Раньше было лучше», – думала Уи.

Она скучала по безысходным мертвенным просторам.

«Зачем Лоцману понадобилось всё менять?»

Спешить было некуда – сторожи себе Границу, лови нарушителей! Просто и скучно. Уи знала, что её время придёт, когда Норон и Траквештрерия соберут армию и двинутся на Большой Дом. Вот тогда-то придётся попотеть, пробивая норы для соратников и разрушая вражеские порталы!.. Но это будет не скоро. Пока что она убивала время, играя в догонялки с ученицей Лоцмана и её глупым защитником.

Не беда, что Тийда Лан Хоколос застрял в пушчремце! Так даже веселее. Лишнее доказательство того, насколько опасен и ненадёжен «метод носителей», который применяли Отвратни.

Сама Уи изменила тело, едва представилась возможность, а потом столетиями пряталась в Слоях, закусывая Охотниками из Большого Дома. Никто не мог её поймать! Она не завидовала товарищам, которые могли жить среди людей. А чему тут завидовать? Малейшая ошибка – и ты растворяешься, теряешь контроль, забываешь себя.

«Лучше умереть, чем вселиться в человека!» – подумала Уи.

Тийду она не жалела – слишком уж высокомерный!

«Вот пусть теперь побегает!»

Конечно, если бы была возможность, она бы спросила совета у Норона. Но тогда придётся покинуть Гьершазу, а значит, оставить Границу без присмотра. Поэтому Уи решила подождать. Вдруг Тийда сумеет взять верх? Или ученица Лоцмана устанет и совершит ошибку…

Писк, визг и рычание усилились: драка малышни, которую заметила Уи, переросла в серьёзную схватку. Число участников увеличилось и продолжало нарастать. Из ближайших луж вылезли взрослые тинники – очевидно, на подмогу детёнышам. Среди них попадались экземпляры до пяти метров в длину. Взъерошив жёсткую шерсть, зубастые черви отбивались от наседающих шершавней, которые приползли на шум драки. Издалека это походило на борьбу макарон с вермишелью.

Ослабевшие и раненые твари пытались отползти подальше. На краю поля битвы их встречали вездесущие гидры. Даже жадуны присоединились к общему веселью, что было редкостью: они редко выбирались на поверхность.

Объедки пиршественного стола доставались хмерлиням, которые затеяли всё кутерьму.

Подножье и склоны холма, где отдыхала Уи, кишели дерущимися чудовищами. Шум стоял невообразимый: рёв, шипение, треск разрываемых панцирей и шкур, вопли и вой.

Поначалу Уи старалась не обращать внимания на происходящее, но вскоре осознала, что надо выбирать другое место для «трона». Сражение уже достигло вершины, и пара хмерлиней штурмовала нижнюю губу пасть-пиявки, спасаясь от клубка обезумевших шершавней.

«Надо заняться девчонкой Лоцмана», – решила Ныряльщица. Осталось придумать, как отогнать или отвлечь Тийду. Он был единственным, кого она всерьёз опасалась. Пасть-пиявка начала прощупывать пространство Гьершазы в поисках Ясиня – носителя было найти проще всего, а рядом с ним должна быть и добыча.

Долго искать не пришлось: они были рядом. Вскарабкались на скользкие склоны холма – и встали перед мордой Уи. В тот же миг, как по команде чудовища перестали грызться друг с другом – и все разом набросились на пасть-пиявку. Арсенал у них был великолепный, проверенный тысячелетиями ожидания. Уи ещё не родилась, а они уже умели убивать.

У жадунов кроме едкой кислоты имелась острая чешуя и восемь лап с когтями. Шершавни прыскали ядом, выделяющимся из короны щупалец на голове, а их полутораметровый язык моментально переваривал и всасывал всё, к чему прикасался. Тинники умели выделять едкую слизь: из зубов, шипа на хвосте и из шерсти.

К сражению присоединился даже Старый Ням. В нём трудно было узнать неторопливое бородавчатое создание, которое однажды пыталось проглотить Обходчика и тем самым спасло его от Крыбыса. Пробужденный от спячки, древний падальщик вспомнил прежние привычки – и теперь яростно вгрызался в тело Уи.

Застигнутая врасплох, она не успела построить портал. Попросту не ожидала, что её начнут есть с такой скоростью! Что поделать, в Гьершазе свои традиции поведения за столом: никаких ритуалов – только действие!

Не прошло и минуты, как иссиня-чёрная шкура пасть-пиявки исчезла под извивающимися телами хищников. Ещё через минуту они добрались до внутренних органов. И это был конец. Никакая регенерация не спасёт, когда в мозгу резвятся неутомимые хмерлини, ошалевшие от обилия вкусной и свежей еды!

Смертельно раненая Уи была вынуждена покинуть своё бедное, наполовину переваренное тело. Столетиями оно служило верой и правдой, поэтому Уи чувствовала себя предательницей, расставаясь с ним…

Новое тело было наготове – маленькое, кривоватое, вылепленное из пластилина, но более притягательное, чем тушки тинников или жадунов. Ей страшно захотелось вселиться туда… Каким-то чудом Ныряльщица осознала, что происходит, вырвалась из ловушки – и сбежала на Землю.

Раздосадованная Гийола швырнула фигурку в грязь.

– Не получилось? – спросил Ясинь.

Повторил погромче, стараясь перекричать оглушительное чавканье маленькой победоносной армии.

– Не получилось?!

– Нет! – ответила девушка, едва не плача. – Я ещё такая дура!

– Ничего! В следующий раз получится!!

– Лучше не надо! – рассмеялась она, с нежностью глядя на обожравшегося хмерлиня, который неторопливо отползал от пиршественного стола.

План удался – пусть не на 100 процентов. Безумный, невыполнимый план, который начался с шутливой идеи Ясиня…

– А что если приручить кого-нибудь из местных зверушек? – предложил он во время очередной передышки.

Вдвоём они сидели в куче почти сухих опилок и смотрели на озерцо, где самки шершавней учили потомство плавать и нырять.

– Я заметил, они тебя не трогают, – сказал Ясинь.

Совершено верно – почти трогали, если не считать проснувшихся от спячки хулиганов. Как обещал Лоцман: «Они тебя не обидят».

Гийола вспомнила учителя и поняла, что скучает. Беспокоится. Боится за него.

«Может быть, ты мне поможешь? – мысленно спросила она. – Ты же его любила!»

Отзываясь на просьбу, между опилками и озерцом разверзлась грязь – и Гийола увидела бородавчатую морду Большого Няма.

Шершавни подплыли к берегу и приподняли головы, ожидая приказаний. Гийола чуть не расплакалась от досады на свою недогадливость. Ведь Лоцман всегда говорил о Гьершазе как о разумном существе! Надо было просить с самого начала, а не бегать взад-вперёд!

В тот же день пасть-пиявка стала ужином для сообщества монстров. От неё даже скелета не осталось.

– Быстрые товарищи! – усмехнулся Ясинь, глядя вслед Большому Няму.

Гийола вспомнила, как умер Жглменд, но не стала напоминать. Ей было очень хорошо, хотя смертельная усталость навалилась на плечи. Если бы не Ясинь, Гийола уснула бы в ближайшей куче мусора.

– Нам надо к Обходчику, – сказала волшебница и открыла лаз на Землю.

Знакомое действие, на насколько же было приятно осознавать, что Гьершаза вновь свободна!

– Нужно рассказать ему про эту тварь и про всё остальное!..

Сквозь портал можно было различить книжные полки в комнате у Деда.

– Закрой, – велел Ясинь, и Гиойла тут же послушалась.

Потому что почувствовала его ладонь у себя на шее.

– Я должен сказать тебе кое-что важное, – начал он. – Ты остаёшься здесь.

* * * 01:49 * * *

Следить он не умел. Возможно, воображал себя крутым сыщиком, но Злата сразу его вычислила по фиолетовому шарфу и белому капюшону, надвинутому на глаза, – приметная одежда, легко запомнить.

Паренёк не выглядел опасным – узкоплечий, сутулый, двигался неуклюже, боковое зрение не работало: пару раз его чуть с ног не сшибли. А уж сколько раз он огрёб локтем под рёбра от дамочек с сумочками – не сосчитать!

Чучело! Или притворяется таким. В «хвосте» мог сидеть Тийда Лан Хоколос – последний из Отвратней, ещё никак не проявивший себя на Земле.

Злате хватило бы минуты, чтобы оторваться от слежки. Пожалуй, именно так и следовало поступить, но… что потом? Вернуться домой, не завершив наблюдения, и сообщить, что её напугал студентик в фиолетовом шарфе? И что бы это дало Деду? Новые сомнения, новые вопросы, ещё одно «не понимаю».

Обещание Норона «не вредить» пока что соблюдалось. Каждый занимался своим делом: Отвратень воплощал зловещие планы, Дед сторожил Земную Границу. Злата имела полное право знать, кто таскается за ней по станциям Кольцевой. И она начала проверку, а чтобы подстраховаться, решила использовать станцию, которая словно создана была для того, чтобы подсекать «хвосты».

Пересев с «Проспекта Мира» на Калужско-Рижскую ветку, Злата запрыгнула в крайнюю дверь последнего вагона и доехала до «Китай-Города». Всю дорогу Фиолетовый Шарф мялся в противоположном конце вагона, делая вид, что заинтригован схемой линий метро.

«Хоть бы книжку с собой прихватил, недотёпа!» – Злата едва сдержала улыбку, наблюдая, как горе-сыщик подглядывает за ней из-под надвинутого капюшона.

Выскочив на платформу, она поспешила вверх по ступенькам в общий северный зал, соединяющий параллельные станции «Китай-Города». Если оттуда свернуть налево, можно попасть на эскалатор, а потом в город. Дорога направо вела к бюсту Ногина и к лестнице на соседнюю станцию.

Когда «хвост», слегка отстав, поднялся по лестнице, он обнаружил, что не знает, куда свернул «объект». Время было обеденное, день – рабочий, и народу в переходе моталось изрядно.

Как и рассчитывала Злата, сначала Фиолетовый Шарф проверил эскалатор, а потом поспешил направо. Ученица Обходчика поджидала его у первой колонны.

Втиснувшись спиной в удобный мраморный изгиб, волшебница в упор смотрела на преследователя. Поймав его взгляд, поманила пальчиком. Фиолетовый Шарф артистично вздохнул, поник и подошёл, подволакивая ноги. Злата кивком указала ему на платформу – и вскоре они ехали обратно к «Проспекту Мира». На нём и вышли – там были удобные скамейки.

– Ну, рассказывай, – скомандовала Злата, присаживаясь рядом. – Кто тебя послал следить за мной?

– Никто, я сам, – быстро ответил он.

Заметил её скептическую ухмылку, добавил с нотками искренней обиды в голосе:

– Правда, сам! Или думаешь, Он меня отправил? Следить за вами?

«Он» была сказано с таким непритворным обожанием, что Злата рассмеялась.

– Конечно, нет! – воскликнула она, прижав руки к груди. – Шутка! Он и так прекрасно знает, где мы и чем занимаемся!

Фиолетовый Шарф понял её буквально.

– Ну, да! Он всё про вас знает! И поэтому не считает вас своими врагами! Вы… вы же не можете противостоять Ему!

– Куда уж нам! – фыркнула ученица Обходчика. – А ты тогда чего следил?

– Я не следил! Я так, просто…

Паренёк смешно почесал ладонью переносицу – словно умывающийся кот.

– Я хотел познакомиться. Когда Он показал ваши лица и объяснил, кто вы такие, я подумал: а что, если попробовать? Учитель сказал, что изначально вы хорошие. Но служите Тёмной Стороне. Потому что дали клятву. Вы слишком честные, чтобы стать предателями... Но пойми же, нет никакого предательства в том, чтобы перейти на сторону Добра! Мы собираемся спасти всех! Весь мир! А вы продолжаете служить им. Глупо! Ведь они – Зло!

Последнюю фразу он произнёс настолько убедительно, что на мгновение Злата позавидовала ему. Понятно, почему Дед строго-настрого запрещал ей практиковаться, даже на бомжах в метро. Легко поработить сознание незащищённого человека! Так легко, что опьяняет – даже когда просто смотришь на результат чьей-то мастерской работы.

Хотелось спросить бедняжку, кто такие «они», которые «зло»? Что такое «зло»? И чем оно отличается от «добра»? Но такими методами его не освободить – он лишь расстроится и убежит прочь. Паренёк завяз крепко: программу, которую ему вшили, разумными словами не снять.

В отличие от Чтеца, который опирается на тайные страхи, комплексы, стыд и чувство вины, Вербовщик использует желания – и предпочитает работать с идеалистами и фантазёрами. Особенно с теми, кто не способен здраво взглянуть на свои прекрасные мечты. Постичь истину, узреть чудо, спасти мир – пожалуйста! Бесплатно! Всем! И даже врать не надо: кое-что вывернуть наизнанку, кое о чём умолчать – и счастливые неофиты стройными рядами двинутся на битву.

Единственное, что можно сделать в такой ситуации, – применить магию и утащить паренька с собой. И, таким образом, нарушить перемирие с Нороном.

– У меня завтра Посвящение, – сказал Фиолетовый Шарф. – Сегодня должно было быть, но перенесли. Учитель сказал, что я должен дополнительно подготовиться. И я отпросился – погулять, подумать. Увидел тебя, вспомнил, ну, и решил…

– Решил попробовать? – усмехнулась Злата. – Считаешь себя убедительнее? Твой Учитель не смог нас завербо… обратить к добру и свету, а ты, непосвящённый, возомнил, что сможешь?

Парнишка смущённо покраснел.

– Тебя-то самого… как? – поинтересовалась Злата. – Долго уговаривали?

Он пожал плечами.

– Да не было уговоров! Я получил послание в личку на Контакте. От Норона… Ну, ник такой. Понимаешь, о чём я?

– Я не настолько старая! – Злата укоризненно посмотрела на него. – Понимаю. Ник. Выдуманное имя.

– Ну, да. В общем, Норон меня спрашивал, верю ли я в чудеса. Вот так, просто, взял – и спросил. Как будто с ребёнком говорил. «Веришь ли ты в чудеса? Или боишься, что они возможны?» – процитировал он, задыхаясь от восторга.

«А вот это уже промывка, – подумала Злата. – Ключевые фразы, которыми он их цепляет».

– И всё? – спросила она, изображая удивление.

– Нет, там ещё было про деньги. «Я ничего не продаю и ничего не покупаю. Я не предлагаю заработать денег и не прошу в долг. Я просто спрашиваю: веришь ли ты в то, что наш мир сложнее, чем тебе внушили? Веришь ли ты, что есть что-то ещё? Или тебя устраивает клетка, в которой ты живёшь? Если ты способен быть свободным от страха и всего того, что тебе внушили, приезжай и посмотри».

Фиолетовый Шарф шмыгнул носом и вновь потёр переносицу. Глаза у него блестели.

– Он указал место. В метро. На «Библиотеке имени Ленина». Под мостиком. Я сразу подумал, что на людях, в метро ничего плохого не случится.

– И ты приехал?

– Да. Я сам не из Москвы, учусь здесь в… – он замялся. – Ну, больше уже не учусь. Весной, верняк, в армию заберут. Чего терять? Хуже уже не будет! Я подумал, розыгрыш – с радио или «ящика». Решил, оттянусь напоследок! Пришёл туда, под мостик. Ну, и…

– Оттянулся?

– Ага…

Юноша запрокинул голову, задумчиво посмотрел на потолок станции – так смотрят на звёздное небо летней ночью.

– Я теперь другой человек. Прошло всего-то два дня, а кажется, что вечность. Вспоминаю, что я тогда думал, чувствовал – смешно! Страхи, проблемы какие-то нелепые, армия и всё такое. Не было главного.

– А теперь есть?

– Теперь – да, – он перевёл взгляд на Злату. – Ты тоже чувствуешь, да? У тебя тоже свой путь. Однажды ты поймёшь, что он неправильный. Я хотел просто поговорить и объяснить, что это не предательство, когда выбираешь сердцем. Они хотят уничтожить нашу Землю! Всех людей! Из-за того, что мы не такие правильные, как им бы хотелось! Не идеальные!

Он даже с лавочки привстал.

– Я всё понимаю, – кивнула Злата. – Спасибо, что рассказал! Я обдумаю твои слова. Как следует обдумаю!

* * * 01:50 * * *

– Попей водички! – предложил Дед и протянул ей пластиковую бутылку.

Но Злата не смогла даже крышку открутить – сидела и тряслась в приступе истеричного хихиканья. Молодец, сумела продержаться, пока не закончила отчёт о встрече с Фиолетовым Шарфом. Но на фразе «спасти весь мир» не выдержала.

Поведение ученицы категорически не устраивало Обходчика. Он ей завидовал: ему тоже хотелось видеть в происходящем сначала смешное, а уже потом страшное.

– Империя!.. – стонала волшебница. – Учитель Истины!.. Ох, мама дорогая!.. Воины Света!

– Можно подумать, есть другие варианты, – проворчал Дед.

Смеющаяся Злата начала привлекать к себе внимание пассажиров на станции – многие оборачивались в их сторону. Но чужие взгляды равнодушно скользили мимо, поскольку сценка не выходила за рамки обычного свидания: двое на дальнем диване в тупике центрального зала – она хохочет, он демонстративно разглядывает панно «Города мира в Московском метро».

– Извини, но, правда, очень… забавно! – Злата наконец-то успокоилась, допила воду и протянула Обходчику пустую бутылку. – Я не ожидала, что Норон будет использовать такие примитивные штампы!

– Не штампы, а формулировки, проверенные временем, – поправил её Дед. – Сработало? Сработало. Учись, может, пригодится!

– Для чего? – прыснула Злата. – Спасать Землю от… от нашествия… эээ…

Она несколько раз ударила себя кулаком по коленке, пытаясь придумать что-нибудь забавное. Не получалось – и не получилось бы, даже если бы стучала по голове. С воображением у Златы было так себе, и фантастикой она не интересовалась. Потому что там сплошные глупости. Зато курс «Предотвращение планетарных вторжений», который ей читали в Большом Доме, сдала на отлично и помнила каждый пункт.

При вторжении через космос надлежало немедленно связаться с Большим Домом. При вторжении через порталы следовало предупредить противника о последствиях – и немедленно связаться с Большим Домом. Если противник представляет собой растение, гриб или животное, необходимо изолировать очаги вторжения – и, правильно, немедленно связаться с Большим Домом.

Ни в одной из инструкций не было пункта «Завербовать сопливых пацанов, забить им мозг чепухой про спасение мира и отправить в бой». То, что способно уничтожить планету, остановить своими силами невозможно. Либо это естественная катастрофа типа метеоритного дождя, либо нечто рукотворное, например, флот космических захватчиков. Значит, надо поскорее связаться с Большим Домом: пусть наводят порядок, это их работа.

– Из него даже нормальный слуга не получится, – вновь хихикнула Злата, вспомнив Воина Света в фиолетовом шарфе. – Тощий, как кузнечик!

– Ничего смешного, – вздохнул Дед. – Вербовка нужна не для того, чтобы сделать из него Идеального Солдата.

Но Злата не слушала.

– Надеюсь, его не накажут! – воскликнула она, чувствуя жалость к обманутому юноше. – Такой забавный!..

– Был забавный, – прервал её Дед. – Ты… Тебе об этом знать не положено, но если я уже нарушил запрет на общение с Лоцманами… Этого мальчика завербовали, чтобы сделать Вражницу. По разделённому сценарию. Привлечение, обработка, посвящение, чтобы стереть остатки личности, потом кокон. Архаичный вариант, сейчас всё быстрее. Но у Норона вряд ли была возможность заглянуть в Уишта-Йетлин и узнать о последних… обновлениях... – он замолчал, копаясь во внутренних карманах куртки.

– Зачем ему Вражница? – ошеломлённо пробормотала Злата. – Он собирается кого-то звать, как Макмар?

– Откуда я знаю? – нахмурился Дед. – Иди к Норону, спроси, зачем он собирает неудачников, зачем кормит их тухлыми сказками…

– Неудачники? – встрепенулась Злата, которая после знакомства с Лоцманом приучилась слушать каждое слово. – В смысле, у них нет удачи? Потенциально?

– В смысле, у них нет смысла, – отозвался Дед, раскладывая на деревянном сиденье дивана схему метро. – Нечего терять и некуда стремиться. Промываешь им мозги – и можно лепить злыдня с любой программой… Ну, повеселились, теперь вернёмся к нашим баранам.

– У многих нет смысла, – насупилась Злата и отодвинулась, чтобы он мог поровнее расправить схему. – У Вари вон тоже не было…

– А я разве спорю? – Дед поднял взгляд от разноцветных кружков и линий. – Но Варьке повезло с родственниками – напрягаться не пришлось. И смысл появился, и проблемы. А большинству надо делать какие-то усилия! Норон предложил им вариант, при котором они могут оправдать собственное существование по максимуму. Даже лучше: на кресте висеть не надо. Но при этом и мир спасут, и по воде научатся ходить. Ну, чем не пряник? – вздохнул он и снова уткнулся в схему, сплошь покрытую крестиками, ноликами и звёздочками. – Что сегодня?

– «Чистые Пруды», – Злата ткнула пальцем в красный кружок, соединенный с оранжевым и светло-зелёным.

– Точно? – переспросил Обходчик.

– Верняк, – вспомнила она сленг Фиолетового Шарфа. – Там даже запах изменился. И Держитель… он больше не Держитель. Ему всё равно. Неинтересно, что происходит. Нечего держать. Не за что держаться.

– И опять на станции со свежим переходом, – Дед задумчиво почесал затылок. – Или им такие Держители по вкусу, или… Не понимаю.

К красному кругу станции «Чистые Пруды» он подрисовал глаза и зубы, чтобы получился череп.

– Больше ничего не заметила?

– На Кольцевой мелькал один. Ты его называл Небесёнышем.

– Помню такого.

– Вот. Он тоже теперь… неузнаваем.

– Внутренне и внешне? – уточнил Обходчик, усмехнувшись.

– Только внутренне, – Злата выразительно посмотрела на него. – Внешне всё такой же красавец!

– Это точно, – Дед склонился над схемой, записал что-то в уголке, а потом окинул взглядом всю картину. – Давай вместе посмотрим, что там узнаваемо, а что нет.

Они проехались по всем станциям, где начались изменения в поведении Держителей. Оказалось, изменения коснулись всего.

«Тургеневская» и «Чистые Пруды» – тусклое молчание. На недавно открытом «Сретенском Бульваре» в гладком мраморе пола не отражался свет – лишь перевёрнутые фигуры людей во тьме.

«Курские» и «Чкаловская» – выпотрошенные, обесцвеченные, глухие. «Курская-кольцевая» походила на макет самой себя, с папье-маше вместо мрамора.

«Таганская» и «Марксистская» – суета и затхлость, слепые профили на фарфоровых медальонах, низкие давящие своды.

«Третьяковская» встретила Деда безысходностью и жалобным поскуливанием. Ни одного Дрёмокура – ни здесь, ни на других отравленных узлах. Только Времееды с вампирьими повадками. На «Новокузнецкой» Дед остановился посреди центрального зала и задрал голову, чтобы рассмотреть мозаики на потолке. Когда он опустил взгляд, то выглядел не мрачным даже – взбешённым.

Постоял немного, хмуря брови и никак не реагируя на толчки спешащих пассажиров. Через несколько минут принял решение и заметно повеселел. Злата обрадовалась. Зря!

– Ты помнишь инструкции по вторжению? – спросил Дед.

Она пожала плечами, но не успела ответить.

– Если вторжение идёт через порталы, надо что?

– Сообщить в Большой Дом, – процитировала Злата. – Незамедлительно.

– А если такой возможности нет?

– Вступить в бой. Страж Границы обязан защищать свой мир. Даже ценой собственной жизни…

Грохот подъезжающего поезда заглушил её слова, но Обходчику не обязательно было слышать ответ. Он погладил её по щеке, как будто слёзы вытирал.

– Двинулись! – скомандовал Дед. – Труба зовёт!

И с самоуверенной улыбкой вошёл в открывшиеся двери, потеснив краснощёкого здоровяка в распахнутом тулупе. Злате ничего не оставалось, кроме как последовать за Обходчиком.

* * * 01:51 * * *

На каждого, кто подходил к нему, Ильич смотрел с суровым одобрением и как бы вопрошающе.

На «Белорусской-радиальной» делать ему было нечего: ни гостеприимная Беларусь, ни Белорусский вокзал, ни район, где располагалась станция, не сыграли заметной роли в жизни известного исторического деятеля. Следовало признать: бюст Ленина сюда поставили для красоты – и поэтому он избежал изгнания во время очередного этапа борьбы с идолами. Какая политика, ребята, какая история? Эстетика – и ничего кроме!

Вырезанный из тёмно-серого матового гранита, бюст Ленина не особо бросался в глаза и служил навершием для чёрного постамента. На фоне белого мрамора композиция казалась единым целым – ни дать, ни взять обугленные останки дерева, изувеченного молнией много лет тому назад.

Когда на станции установили справочный терминал, Ильич окончательно потерялся. Робко высовываясь из-за красно-синего надгробия, он подглядывал за людьми. Люди его не замечали. В контейнере для бомб больше смысла!

Справочный терминал был самым полезным на станции. Уродливый, как всё по-настоящему функциональное, он нагло заслонял скульптуру и насильно притягивал к себе взгляды пассажиров.

«SOS», – было написано на красной половинке. «ИНФО» – на синей. Отчаянное «Спасите наши души!» плюс знание, которое и сила, и спасение.

Станция делала вид, что терминала здесь нет. Он не гармонировал с фиолетово-розовой шкуркой пилонов, в отличие от чёрного Ильича, который, напротив, отлично сочетался с нею. Из-за белых и чёрных прожилок мрамор напоминал крылья бабочек. На это тоже не обращали внимания.

Подходя к тупику центрального зала, Злата наткнулась на печальный ленинский взгляд и мысленно поприветствовала: «Добрый вечер!»

«Добрый вечер, – отозвался Держитель. – Я вас ждал».

Он всегда так здоровался. Один из первых, кого смог приручить Обходчик. Хотя что тут приручать!..

Активность Держителей зависела от их возраста. Опытным путём Дед выяснил, что легче всего наладить контакт с теми, кто живёт на узлах из старых и новых станций. Однако имелись исключения – такие, как общительный Держитель «Белорусской-радиальной» (1938) и «Белорусской-кольцевой» (1952). Его потревожили во время строительства нового подземного вестибюля. Дополнительное влияние оказал вокзал наверху – бесконечный источник свежих взглядов и восхищённых вздохов. Радость от созерцания красоты была самой любимой эмоцией духов метро.

Дед с трудом удержался от искушения выйти в ближайший Слой, где нет толпы, а есть лишь мраморные крылья розовых бабочек и оправленные в золотистый оникс ослепительно-белые бутоны на бронзовых стеблях-светильниках…

Комплимент был принят и оценён по достоинству. Сквозь суетливую толпу прошествовала высокая дама в пурпурном вечернем платье. Руки, облитые сиреневым шёлком перчаток, бережно держали скрипку и смычок. Она исчезла в проходе, ведущем на платформу, и никто не удивился тому, что дама одета не по погоде.

Никто, кроме Обходчика.

Ему нравилось болтать с Белорусским Держителем: тот не пытался опуститься до уровня человеческого языка – напротив, поднимал до своего. Держители мыслят образами и чувствами людей. Перевести невозможно: слишком мало точек соприкосновения, и поэтому духи метро кажутся глуповатыми и неразговорчивыми, когда общаются со смертными. Но Держитель «Белорусской» не использовал слова – предпочитал показывать пассажиров, которые ему запомнились. Бабушка в трогательном кружевном платьице и с белым зонтиком, карапуз, закутанный в сто одёжек и оттого похожий на колобка, мускулистый парень в камуфляже, уткнувшийся в книжку, – надо лишь расшифровать, что имелось в виду.

Пару раз у Обходчика получилось. Держитель спрашивал: нет ли возможности расширить поток пассажиров, чтобы каждый день на станции появлялись только новые люди? А то «старые» совсем «пустые». У них нет «билета» (?) и много «багажа» (???)… Конец фразы остался туманным.

Но это уже что-то! Намного интереснее, чем дежурное общение с прирученными духами, которые всегда готовы помочь в поисках преступников. Потому что просьба кого-нибудь найти – едва ли не единственное, что они понимают.

Белорусского Держителя можно было назвать другом – поэтому Обходчик и решил им воспользоваться… Попросить о помощи, а потом ударить в спину. Фактически, предать, потому что услуга, в которой нуждался Деда, была лишь первым этапом операции.

Если бы дух «Белорусской» знал, каким будет последний этап, он бы не стал откликаться на просьбу, ведь из всех эмоций больше всего Держители ненавидели страх и отчаяние, которые наполняют станцию после совершённого самоубийства…

* * * 01:52 * * *

В середине декабря, когда до Нового Года остаётся всего ничего и последние дни уходящего года утекают сквозь пальцы, в людях просыпается острое желание повидаться с теми, кого принято называть «близкими». Поэтому в тупике станции «Белорусская-радиальная» было тесно – бюст Ленину считался удобным ориентиром для встреч.

Половинки пар поглядывали на часы, терпеливо убивая секунды до воссоединения с любимыми. Молодые люди поджидали друзей, чтобы отметить вечер понедельника. Девушки терзали телефоны – поторапливали опаздывающих подружек. А посреди этого цветника юности увлечённо обменивались новостями две пухлые тётушки.

Дед бесцеремонно растолкал молодёжь и завернул за чёрный постамент, как к себе домой. Там стоял контейнер для бомб, почти свободный – дамы поставили на него свои увесистые сумочки. Не обращая внимания на чужую поклажу, Обходчик залез на железную бочку, устроился поудобнее, прислонился к стене и с усталым видом прикрыл глаза.

Возмущённые тётушки едва успели спасти вещи от грязных ботинок «свинского хама». Парни усмехнулись, но промолчали. Девушки продолжали посылать эсэсмэску за эсэсмэской.

С извиняющейся полуулыбкой Злата присела на краешек контейнера, стараясь прикрыть учителя от недоумённых взглядов. В толпе могли водиться милиционеры.

– Что ты делаешь? – прошептала она – и тут же прикрыла рот рукой. – Молчу, молчу.

Дед пробормотал что-то неласковое.

Делать было нечего, и она принялась разглядывать людей. Запарившиеся в тяжёлой зимней одежде и замученные предновогодней суетой, горожане заносили с улицы грязь и грусть, перемешанную с запахом мандаринов.

«Господи, мы же ещё даже ёлку не купили! – подумала Злата. – И не купим. Какая, к лешему, ёлка? Варя слишком взрослая, чтобы верить в Деда Мороза, Деду Морозу не до подарков, а Снегурочке так надоел этот сумасшедший дом, что хочется бросить всё и уехать в Дубаи, жить в отеле круглый год и вести утреннюю зарядку для приезжих слоних. И никаких Отвратней!»

Море! Солнце! Горячий песок и пальмы! Хоть плачь! Злата вытерла ребром ладони подступившие слёзы – и недоумённо прищурилась. Кто-то мелькнул в толпе – знакомое лицо, смущённый взгляд, бесцветные вихры, выбивающиеся из-под вязаной шапки.

«Показалось, – решила она. – Перенервничала, вот и мерещится».

Но призрак не пропадал.

Толпа обтекала его, не замечая. Он оставался на месте. И смотрел на Злату.

Она смотрела на него. Узнавала и постепенно вспоминала, как её злил шутовской наряд: куртка с мультяшными нашивками, пижонские ботинки, длинный шарф, кончики которого болтались сзади на уровне колен, словно два хвоста.

Похож.

Слишком похож, чтобы поверить в случайность.

Когда Злата поняла, что задумал Дед, ей стало так тоскливо, так горько от происходящего, что она обернулась, чтобы попросить: «Прекрати! Перестань! Не надо!!» Но так ничего и не сказала.

Был вечер понедельника, середина декабря. На улице холодно, внизу душно, поезда забиты, словно консервные банки. Кто в суетливом подземном аду заметит, что у него отняли немножко плоти? По чуть-чуть – волосинку, кусочек кожи, пару клеток печени или костной ткани… Ерунда! Восстановится.

Деду требовалась очень точная копия, и поэтому он прибегнул к методу чужаков: воссоздал своего ученика из пассажиров метро. Воскресил, но не для жизни.

И пока он занимался созданием двойника, у бюста Ленину сменилась вахта ждущих. Уже никто не помнил, как Дед и Злата заняли контейнер для бомб. На них не обращали внимания. Как будто их здесь и не было.

– А если тело не опознают? – шёпотом спросила Злата, наклонившись к Обходчику. – Всякое бывает. Если он разобьёт лицо…

– Не разобьёт, – поморщился Дед.

Он достал из внутреннего кармана куртки конверт, набитый бумажками, покопался, выудил два листочка.

– Что это?! – прищурившись, Злата с удивлением вчиталась в надписи и печати. – Счёт за телефон? Рецепт из поликлиники? Откуда это у тебя?!

– От верблюда, – ответил Дед и тут же, не давая ей вставить и слова, коротко объяснил:

– Варя.

– Надеюсь, ты сам туда пошёл? Без неё?

– Нет, она сама справилась. Не маленькая, – и Дед отобрал у Златы поддельные документы. – Найди свободную лавочку и жди меня, – он указал на платформу, к которой подходили поезда, следующие в сторону «Маяковской».

Сам он направился к двойнику Кукуни, чтобы передать справки, где было указано имя с фамилией и домашний телефон. Злата не стала смотреть в ту сторону, хотя хотелось, и поспешила к платформе.

Подъехал поезд и начал выплёвывать изжёванных людей, одновременно заглатывая других, тоже не первой свежести. Возникали заторы, кто-то не успевал выйти, кто-то – зайти. Над толпой плыл запах пота. Без всякой телепатии можно было прочитать «Как меня всё достало!» в коллективном бессознательном.

Свободная лавочка обнаружилась там, где останавливается головной вагон. Долго ждать не пришлось: Дед рухнул рядом со Златой, откинулся назад. Он не смотрел ни на поезд, ни на людей – только на светильник-бра, который вырастал из стены у него над головой.

– Я с ним так и не попрощалась, – вздохнула Злата. – Совсем не до этого было…

Она пыталась вспомнить лицо Кукуни, но предательская память подбрасывала красно-чёрную маску из ожогов.

– Попрощаться и сказать, как сильно мы в нём ошибались, – пробормотал Дед. – Он бы рехнулся от радости, если бы услышал!

С оглушительным грохотом поезд покинул станцию, а люди продолжали прибывать. Поэтому Злата не видела, как двойник Кукуни вышел на платформу – ближе к последнему вагону.

То есть ближе к тоннелю, из которого скоро вылетит следующий поезд.

Бедный Кукуня, которого терпели из жалости и которому поручали самую простую работу! И прощали ошибки. И никогда не рассчитывали на него. Потеря, которая мало что изменила в расстановке сил. И от этого было ещё горше.

– Мне жаль машиниста, – сказала Злата, наклонившись к Деду. – В таких случаях мне всегда жалко машиниста. Как будто его заставляют быть убийцей!

– А мне жалко Держителя, – признался он. – Каждый раз он верит, что обойдётся. А потом жалеет, что не смог остановить…

Он не договорил – из-за скрежета колёс и женского визга.

Кто-то выругался, кто-то недовольно проворчал: «Ну вот, теперь надолго».

– Это для его матери? – тихо спросила Злата.

– Для кого?

– Ну, его мать не знает, что он умер, – пояснила Злата. – Я не умею делать копии. Поэтому Вишня приняла облик Кукуни, и…

Она закрыла рот ладонью. Теперь уже без всякого притворства.

– И до сих пор живёт там, – закончил за неё Дед.

Приподнявшись с лавочки, он посмотрел на спины и затылки людей, заслоняющих обзор, и опустился обратно.

– А если он сейчас там? Дома? – предположила Злата.

– И что?

Злата проследила взглядом за милиционером, который торопливо пересёк платформу и скрылся в комнате дежурной по станции.

Через несколько минут объявили о задержке отправлений.

Толпа отхлынула с платформы и устремилась к переходу на Кольцевую линию. Недовольных лиц было столько же, сколько преисполненных сострадания. «Он сам или столкнули?» – снова и снова спрашивала старушка в платке.

– Мне кажется, Кукуня был бы рад, – прошептала Злата. – Он всегда хотел быть полезным…

– Пошли, не будем выделяться, – Дед подхватил её под локоть и заставил подняться с лавочки.

Они вышли в центральный зал – и крепко увязли в плотной массе пуховиков, пальто и курток. На лестнице, которая вела к переходу на Кольцевую, образовался затор. «Я задерживаюсь! Задерживаюсь!! – кричал мужчина в огромной меховой шапке, прижимая мобильник к уху. – Какой-то идиот спрыгнул под поезд!.. Да не знаю я!»

– Никогда не думала, что можно сделать точную копию по памяти, – призналась Злата. – Ты, конечно, редкостная сволочь, но… но ты крут!

– Придётся тебя разочаровать, – усмехнулся Дед, наклонившись к ней. – Я не умею. С тобой, может быть, и получилось бы, но Кукуня… Я даже лица его не могу толком представить. Ужасно, да?

Помолчав и не дождавшись какой-либо реакции от Златы, Дед добавил:

– Держитель помог. Он же помнит всех, кто бывал на его станциях! Вот он и вспомнил. А я воплотил.

* * * 01:53 * * *

Первая Вражница была создана для мести.

Потом уже этих ядовитых бабочек приспособили для курьерской работы. Изначально цель их существования определялась жгучей ненавистью и желанием установить справедливость. Получилось нечто ультимативное – словно для уничтожения целого мира, а не одного конкретного человека.

Первая Вражница была создана в тот период, когда великие изобретения следовали одно за другим.

Сразу после возникновения Большого Дома (который сам считался прорывом и началом новой эпохи) установилось время абсолютной свободы. Казалось, возможно всё. Испугавшись бездны открывшихся возможностей, маги-основатели ввели ограничительные законы и покарали тех, кто не укладывался в заданные рамки. Например, создателя первой Вражницы.

В истории не осталось точных указаний, кому именно хотел отомстить тот волшебник. По одной версии, он так боялся своего врага, что предпочёл действовать чужими руками. По другой, был слишком слаб, чтобы надеяться на победу.

Первая Вражница, как и все последующие, была сделана из человека, не наделённого ни талантами, ни силой духа, ни высокими устремлениями. Собственно, смысл превращения в том и состоял, чтобы в кратчайшие сроки слепить живучего нелюдя с особыми способностями, используя обыкновеннейший материал.

Можно потратить на обучение несколько лет, но все равно не будет гарантии, что получится волшебник. Или что получится послушный волшебник. А можно экспрессом – за несколько дней. Плата будет соразмерной: потеря личности, тела, будущего. Зато способности – уникальнейшие.

До того, как была создана первая Вражница, считалось, что искусственное существо не способно самостоятельно прокладывать норы в Межмирье и строить переходы.

Когда этой технологией завладел Большой Дом, все свидетельства о Вражницах были уничтожены. Хотели заодно уничтожить и технологию: всё-таки борьба с монстрами, как естественными, так и искусственными, входила в перечень основных обязанностей агентов Уишта-Йетлина. Создавать монстров самим значит дискредитировать идею. Да и моральные аспекты настораживали.

Однако вовсе отказываться было расточительно.

Ответ нашёлся не сразу, но устроил почти всех: пусть технологией владеют Обходчики, охраняющие Границу замкнутых миров периферии. Удалённый пост, постоянная угроза вторжения, нестабильные норы, риск пропустить опасного чужака – достаточно поводов, позволяющих создать Вражницу.

Из своего ученика.

И только как Посланницу.

Вражницы оставались единственными искусственными тварями, способными путешествовать из мира в мир – так почему бы не использовать их в качестве почтовых голубей?

Чтобы избежать злоупотреблений и ограничить применение, каждый случай создания Вражницы разбирался специальной комиссией. Редко какой Обходчик решался применить полученные знания – слишком хлопотно.

Мало кто был готов вкладывать частичку своей души в тварь омерзительного вида.

Макмар проделывал такое трижды – и всякий раз его Вражница находила Отвратней. А те легко узнавали создателя Посланницы.

Вражницы не отличались сообразительностью – что им запихнули в головёнку, то и делали. А после выполнения задания складывали лапки, щупальца, крылья и тихонько умирали. В этом-то и заключалась гениальность изобретения: вместо того, чтобы сотворить умное существо, способное овладеть магией, – сделать исполнителя, который никогда не взбунтуется.

Поэтому при сборке требовалась особая предусмотрительность. Чуть ошибёшься с алгоритмом – и все труды насмарку: либо тварь сдохнет сразу, не обнаружив требуемых условий для выполнения приказа, либо извратит его и не захочет самоустраняться. Малейшее усложнение программы ставило под удар всю миссию, потому что Вражницы не умели выбирать. А если им что-то мешало, они уничтожали преграду.

В своё время Отвратни планировали создать армию Вражниц – и двинуть её на Большой Дом. Подобное считалось невозможным, ведь никакой души не хватит! Вложиться в одну Посланницу – ещё куда ни шло, но в десяток или в сотню…

Если ты не Отвратень, ничего не получится.

Впрочем, у Отвратней тоже не получилось. В первый раз их вычислил местный Обходчик – и пришлось бежать. Во второй раз Большой Дом не стал рисковать и попросту уничтожил Границу Пушчрема, который послужил плацдармом для бунтовщиков. Ничто не мешало попытаться в третий раз – на Земле хватало материала.

Главное, чтобы задание было сформулировано предельно чётко.

Например: найти Отвратней.

Потом передать им послание.

Потом вернуться на Землю и отчитаться хозяину.

…Но что делать Вражнице, если её хозяин умер?

* * * 01:54 * * *

Хлопья сырого снега сыпались с неба, чтобы после долгого пути превратиться в грязную кашицу. Влажный холодный воздух вымораживал лёгкие, наполняя кровь зимним ядом, от которого стыло сердце. Хотелось сгорбиться, сжаться в комок и как можно быстрее оказаться там, где тепло.

В такую погоду никто не смотрел в небо, поэтому заметить Вражницу было некому.

Посланница Макмара медленно летела сквозь снегопад, держась на высоте третьего этажа над проводами и рекламными баннерами. Маршрут, которого она придерживалась, принадлежал старому раскройщику: когда-то этой дорогой он ходил в студию Мадам Инессы. И теперь Вражница пыталась повторить моменты Его жизни, надеясь воскресить возлюбленного хозяина.

Другого способа приглушить нестерпимую боль она не знала. Двигаясь и действуя, Вражница поддерживала иллюзию порядка: задание ещё не окончено, трудности – временны и незначительны.

Она должна была вернуться на Землю и сообщить Макмару, что Отвратни получили его послание. Ничто не могло остановить Вражницу, никто не мог помешать ей. Она преодолела бы любые преграды… Но как быть со смертью? Что преодолевать, если смерть Макмара – свершившийся факт?

Его нет среди живых.

Нет.

Но как мир может существовать без Него?!

Отсутствие создателя воспринималось Вражницей как изъян, который необходимо исправить. Она ещё не знала, как, но была уверена, что скоро поймёт.

Такой уж её создали: сильной, уверенной, целеустремлённой.

Сначала она покружилась среди чёрных стен выгоревшей квартиры, задерживаясь над раскроечным столом и замирая у ванной комнаты. Шкаф, послуживший ей коконом, был сожжён вместе с остальной мебелью, но Вражница прекрасно помнила расположение каждой мелочи. Здесь Макмар сидел, когда пил чай, сюда клал ножницы…

Потом фанатичная убеждённость в собственном всесилии выгнала её на улицу и потащила сквозь снег и пронизывающий ветер. Заложенная Макмаром программа мешала Вражнице признать поражение. Идея «я должна Его воскресить» запустила новый алгоритм, и Посланница направилась к студии Мадам Инессы.

Частичка Макмаровой души, вложенная во Вражницу, отзывалась на каждый знакомый поворот. Как и другие маршруты, которыми пользовался старый раскройщик, этот пролегал на поверхности. В метро Макмар спускался тогда, когда был уверен, что там нет Обходчика. И теперь Вражница неосознанно вздрагивала, пролетая над подземными тоннелями и станциями.

Она чувствовала Держителей. И помнила, что жизнь и смерть хозяина была тесно связана с тем, что происходит в метро.

«Может, метро поможет вернуть Его?»

Мысль укрепилась в её сознании, словно семечко, попавшее в расщелину скалы и отрастившее тоненькие корешки. К тому моменту, когда Вражница добралась до студии Мадам Инессы, робкая надежда созрела в уверенное: «Я могу Его воскресить».

Падающий снег скрывал её от прохожих, но на грязном асфальте можно было различить бледную тень от рук и крыльев, которые застыли в каменной неподвижности, облепленные мокрыми серыми хлопьями. В Земной Яви Вражница не пользовалась крыльями – они предназначались для построения порталов и нор.

Зависнув напротив окна, Вражница внимательно слушала смех и болтовню работниц. Когда-то она тоже подслушивала, как другие пьют чай и общаются. И её тоже никто не замечал. И никому она была не нужна. Разве что пожилой закройщик обращал внимание...

Воспоминание о прошлой жизни промелькнуло – и растаяло снежинкой.

Неизлечимая болезнь пожирала её изнутри: тоска, отчаяние и горькая надежда. Не выдержав, Вражница заплакала. Ядовитые слёзы прожигали снег под окнами студии и доходили до замёрзшей земли.

Спасительный ответ был рядом. Словно письмена, начертанные в воздухе, он таял, стоило ей повернуть голову.

Слушая подсказку воспоминаний, она направилась к метро. Но стоило ей представить вход на станцию, кассовый зал, турникеты и павильон, как Вражница тут же ушла в ближайший Слой.

До этого момента она мало беспокоилась о людях. Если бы её увидели, если бы попытались остановить, она бы всё равно продолжила движение. Почему же теперь она захотела стать невидимой?

Потому что там, внизу, поджидает враг.

Враг её хозяина.

Враг её создателя.

Очевидная причина Его смерти.

Но если устранить причину – значит, всё изменится?

Последний элемент головоломки занял своё законное место. Идея обернулась очевидной истиной: чтобы воскресить Макмара, достаточно уничтожить Стража Границ. Едва она убьёт Обходчика, как создатель вернётся к ней, и она сможет завершить задание.

Активация новой программы прошла успешно. Задача: найти Деда и убить. Встрепенувшись, Вражница прижала к груди закоченевшие ладошки, облегчённо рассмеялась – и нырнула в открывшиеся стеклянные двери.

* * * 01:55 * * *

«Он сдохнет! Медленно! Так медленно, что устанет и начнёт молить о смерти!!»

Есть сотня надёжных способов. Можно одарить Обходчика раком лёгких. Или гангреной. Пусть гниёт заживо! Пусть от него отрезают кусок за куском! Медицина на Земле развитая, протянет долго, эвтаназия считается бесчеловечной, а самоубийство – греховным. Вот они, прелести закрытого мира!..

«Хороший вариант, – думал Норон, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости. – Он пожалеет! Он так пожалеет, что…»

Что?

Учителю Истины не пристало нервничать по пустякам. Надо вести себя достойно и принимать удары судьбы с высоко поднятой головой. Мстить Обходчику? Чтобы Лоцман сказал: «Ну, я же говорил!»

Бессмертным чужда месть. Стыдно ненавидеть, особенно жалкого червяка, возомнившего себя Стражем бескрайних Границ!

Для самого Норона было очевидно, что причиной столь сильных эмоций стал не подлый поступок Обходчика, но примитивные законы убогой Земли. Слишком много условностей, «невозможно» и «нельзя»! Они свихнулись на материализме! Если есть труп, то никому не докажешь, что это двойник! Потому что двойников не существует!..

Искалеченное тело Кукуни убрали с рельсов и доставили в морг – состоявшийся факт, закреплённый не только в памяти людей, но также, что более важно, в официальных документах.

Не выкорчевать: есть труп, вот справки, найденные на трупе, вот рапорт. Звонок ближайшим родственникам сделан.

Когда мама Кукуни подняла трубку, Норон был занят: сидел в Интернете, просеивая профили и странички личной информации, искал новых кандидатов.

Когда мама Кукуни узнала, что её единственный ребёнок бросился под поезд в метро, Норон отправлял очередное письмо потенциальному Воину Света.

Когда мама Кукуни закричала «Да он же дома!» и уронила трубку, Норон радовался тому, как всё удачно складывается.

Потом мама ворвалась в комнату – и праздник закончился.

– Живой! Живой! Они ошиблись! – запричитала она, обливаясь слезами облегчения.

– Что случилось, мама? – спросил Норон, ещё не понимая, что происходит.

– Мне позвонили и сказали, что ты попал под поезд!.. – объяснила она, продолжая рыдать.

И вдруг успокоилась. С недоумением взглянула на неофитов, которые сидели на полу, прижав колени к подбородкам и обхватив себя за плечи.

Комочки плоти с тусклыми искорками разума внутри.

Шестнадцать голов.

В комнате было тесно, пахло потом и нечищеными зубами.

– Кто это? – спросила мама. – Что они здесь делают?!

Она не должна была их видеть, но сильный стресс сбил установленные Отвратнем настройки и просветлил её. Сама того не желая, она прозрела.

– Что это за люди? Они что – спят?!

– Здесь никого нет, – сказал Норон. – Никого, кроме нас! Я жив и со мной всё в порядке.

Он напрягся, стараясь поскорее восстановить для неё привычную картину мира.

Повторная корректировка разума прошла успешно. Кивая трясущейся головой, словно китайский болванчик, мама покинула комнату. Взяла трубку телефона и объяснила:

– Мой мальчик дома.

Ей ответили.

– Что значит «опознание»? – услышал Норон. – Какое опознание?! Мой сын дома, и с ним всё хорошо!

Норон знал, что значит слово «опознание». В данной ситуации – сигнал к немедленной эвакуации.

Но он не сразу решился покинуть удобную базу. Гораздо проще наложить третью корректировку: пусть мама всё забудет и живёт безмятежно одним днём. Зачем ей тревожиться о пустяках?..

Утром в дверь позвонили.

– Кто там? – спросила мама.

– Милиция, – ответили ей.

Норон понял, что надо бежать.

Он мог бы испепелить милиционеров, но понимал, что придут другие. Мог бы забаррикадироваться – но как добывать еду? На Пушчреме он занимался вербовкой, а бытовые проблемы решал покойный Макмар...

Макмар, который до недавнего времени казался незаметным, а потому бесполезным.

Пока мама дважды покойного Кукуни пререкалась сквозь дверь с представителями властей и соседями, Отвратень метался по комнате, сжимая кулаки. Всё усложнилось, погрязло в мелочах и ненавистной рутине. Приходилось тратить драгоценное время на идиотские пустяки!

В последний момент он вспомнил про одного из завербованных. Понятливый паренёк, чьё посвящение было временно отложено, потому что он и без того демонстрировал абсолютную лояльность. Норон решил использовать его квартиру в качестве дополнительной базы. Пригодилось – Отвратень открыл портал и перебросил туда себя вместе с собранным материалом.

Унизительное бегство. Лишний повод ненавидеть Стража Границ!

По сравнению с уютным гнёздышком Кукуни новая база была дырой. Крошечная кухонька без холодильника. Одна комната, вся мебель – стул да матрас. Выцветшие обои, покрытые дырками от гвоздей и пятнами жира. Линолеум весь в рваных ранах и сигаретных ожогах. Неистребимый затхлый запашок.

Но другого варианта не предвиделось: Норон не знал, как снимать жильё, откуда брать деньги, как правильно договариваться. Он почти ничего не понимал в земных обычаях. А спросить не у кого.

Память Вишни содержала отрывочные фразы типа «в Москве много театров» или «аниме – это японские мультфильмы». То же самое с информацией, которую можно было извлечь из Воинов Света: в основном они интересовались прохождением компьютерных игр, сексом и спиртными напитками. Но не тем, как устраиваться в жизни.

Они потому и попались на его крючок, что были такими.

Как же не хватало Макмара! Уж он-то разбирался в земных делах гораздо лучше студентов, вылетевших с первого курса!

Закончив переезд, Норон призвал остальных «кандидатов». Они сохраняли самостоятельность лишь потому, что в комнате Кукуни не было места. Пришёл их черёд распрощаться с Волей, чтобы обрести Цель…

Церемония посвящения вымотала Норона настолько, что он упал на матрас и пролежал так несколько часов, бездумно глядя в потолок. Но отдыхать было рано – ослабевшее тело Вишни изнемогало от голода, и Отвратень отправился туда, где была еда.

Он рассчитывал прикинуться другом Кукуни и воспользоваться маминым инстинктом «накормить». Оказалось, что на еду из холодильника и вообще на квартиру претендует родственница из дальнего Подмосковья – двоюродная сестра, которая приходилась Кукуне троюродной тёткой. Узнав о несчастье, она вызвалась помочь с похоронами, а заодно и пожить на освободившихся квадратных метрах. Ведь бедная мать не способна о себе позаботиться!.. Твердит, как безумная: «А вдруг он жив? А вдруг там был не он? Похожий, но не он?»

Норон прочёл слово «опека» в мыслях тётушки – и заскрипел зубами. За этим словом скрывалась сложная система образов и понятий, уходящая корнями глубоко в прошлое. Расчёты, ожидания, взлелеянные планы, ставшие частью личности.

Не вытравить.

Страж Границ знал, что делает.

«Как он сумел предвидеть? – гадал Отвратень. – Неблагодарный смертный, подлая душонка! Его же не трогали! Как он посмел ударить в спину?!»

Обеспеченная база потеряна навсегда, вербовка сорвана, бесценная энергия потрачена на эвакуацию, а Страж Границ останется безнаказанным. Самому Норону идти нельзя – велика вероятность… нет, не погибнуть, но ослабить контроль за пластиковой фигуркой.

Лоцман непременно воспользуется ошибкой тюремщика. Ускользнёт в Гьершазу, а потом вернётся в истинном облике. Думать об этом не хотелось. Слишком многим пришлось пожертвовать, чтобы поймать бессмертного! Например, жизнями Хавансы и Макмара.

Теперь Норон жалел.

Если бы он тогда удержал Вишню, Макмар сумел бы удрать!..

«Но ещё неизвестно, как бы тогда вышло с Лоцманом», – думал Отвратень, стоя у окна нового жилища и глядя на падающий снег.

Комната была заставлена аккуратными серыми коконами. Плотная паутина оболочек ещё не успела затвердеть, и можно было различить лица и ладони, сложенные на груди.

В углу возвышалась груда одежды.

«Интересно, можно продать её или обменять её на еду?» – задумался Отвратень.

Он нашёл немного мелочи в карманах у «Воинов Света», но денег хватило лишь на ужин. В придачу к прочим неприятностям, часть купленной еды показалась ему ядовитой.

«Нужно вызвать Уи и сообщить, что Обходчик нарушил перемирие, – решил Норон. – Вдруг он рискнёт открыть переход?..»

Странный звук отвлёк его от размышлений – как будто разбилось зеркало в прихожей.

Прежде чем Норон подумал о Траквештрерии, пронзительные вопли наполнили воздух:

– Сдохни, сука! Сдохни!!

* * * 01:56 * * *

Крошечная прихожая соответствовала остальной квартире по скромности интерьера и тесноте. Бугристую стену с затёртыми обоями украшала криво прибитая вешалка и треснувшее зеркало, чьё единственное предназначение состояло в том, чтобы не дать квартиросъемщику повода упрекнуть скупых хозяев.

Изъян зеркала никак не мешал Норону общаться с Траквештрерией, который ежедневно являлся с жалобами: трудно сторожить плененных Держителей, трудно совмещать это с ловлей новых духов, трудно привыкнуть к беспечности жителей закрытого мира...

Едва лишь Зазеркальщик покидал пыльное «окно», Норон тут же отворачивался, стараясь не смотреть на своё отражение.

Тело Вишни полностью покорилось ему, от Охотницы осталась тень уничтоженной души, которая трепыхалась в закулисье сознания, но всё равно Норон опасался лишний раз заглянуть себе в глаза. Помнил, симптомом чего является пристрастие к зеркалам.

Утратив контроль над личностью носителя, Отвратни неосознанно пытались вернуть прежнюю власть – и под конец не могли отвести взгляд от собственных глаз.

Такой была старушка, пойманная Траквештрерией в больничном туалете.

Таким был лохматый бродяга, очарованный зеркальной витриной торгового центра.

В отличие от Стража Границ, который занавесил все зеркала в своём доме и отводил взгляд, проходя мимо машин с тонированными стёклами, эти двое не прятались. Наоборот – они так долго пялились в свои отражения, что Траквештрерии не составило труда заметить их и перетащить на новую базу.

Парочка была выдающаяся: худая лысая бабка в застиранной ночнушке и бородатый мужик в страхолюдном буром пальто, напяленном поверх грязного комбинезона.

Какое-то время они лежали на грязном линолеуме и тяжело дышали, словно потерпевшие кораблекрушение. С ними произошло нечто похожее: затянуло в Зазеркалье, а потом бесцеремонно вышвырнуло обратно в реальный мир.

Первой очнулась бабка. Покрутила головой, заметила бродягу, узнала – и тут же вцепилась ему в горло.

– Это он! Он!! – в исступлении повторяла она, изо всех сил сжимая тонкие морщинистые пальцы.

Она и цыплёнка не смогла бы задушить.

– Сука! Сука!! Всё из-за тебя!

Каждое слово сопровождалось запахом кабачковой икры. Было видно, как ходит ходуном вставная челюсть с жёлтыми зубами.

– Голову тебе отгрызу, скотина блядская!!

Угрозы утомили её, и старуха принялась визжать, топчась острыми коленками по груди ошалевшего Ясиня, который не делал попыток освободиться.

Звуки, похожие на предсмертную агонию поросёнка, наверняка были слышны у соседей и на лестничной площадке. Голос впечатлял! Чувствовалась многолетняя практика: сначала во дворе, потом дома и, наконец, в лечебном учреждении. Штампы на ночнушке подсказывали, что это было особое лечебное учреждение.

Норон пинком отбросил костлявое старушечье тело.

– Ещё один звук, и я сам тебе голову отгрызу, – пообещал он.

Бабка ударилась о косяк двери, полежала немного, потом завозилась и начала ворчать – еле слышно, будто полы скрипели.

– Как тебе не стыдно!.. Пожилого человека… Ногой! Ногой пожилого человека бьёшь! А я старая… Слабая… Плохо мне! Не могу ответить… Изверг! Я же ничего не могу! Ничего…

Ей действительно было очень плохо.

Уи-Ныряльщица настолько привыкла к своему великолепному телу, что разучилась существовать вне его. Поэтому выбрала податливого носителя, не способного сопротивляться. Легко покорить душу, которая ослаблена болезнями и алкоголем! Единственное преимущество таких объектов.

Теперь никто не мог ей помочь: Уи тонула в дряхлом рассыпающемся рассудке.

Тийде тоже было не сладко – он выбрал слишком сильного носителя.

Единственное «лекарство» при такой «болезни» – уничтожить тело и дать Отвратню шанс переродиться. Увы, но так поступать нельзя, потому что Уи-Ныряльщица, судя по всему, не сумеет захватить ещё одного носителя, а Тийда…

Тийда был слишком опасен, чтобы его убивать.

– Убей меня, – прошептал он. – Убей поскорее...

– Убью!.. – взвизгнула бабка, воодушевлённая просьбой. – Убью сучонка!

Она поднялась на колени и поползла к врагу, так что Норону пришлось одарить её ещё одним пинком.

– Не лезь! – зарычал он.

В зеркале маячил любопытный Траквештрерия – он не рискнул проверять свою неуязвимость на Тийде, которого не зря называли «Непобедимым». Бросив недовольный взгляд на Зазеркальщика, Норон наклонился над трясущейся старухой, заглянул в выцветшие глазёнки.

– Уида Керликенри, – сказал он, используя Красное Наречие и старое имя Ныряльщицы. – Кто уничтожил твоё тело?

– Голодные твари... – захрипела она на том же языке, но с чудовищным акцентом. – Отродья Гьершазы. Ученица Лоцмана... она была там.

– Почему ты не убила её, Уида Керликенри? Ты должна была её уничтожить!

– Тийда мешал... Сука, сука! Он защищал её. Я боялась... – старушка заплакала от обиды и страха. – Это же Тийда!

– Тийда Лан Хоколос! – поправил её второй «калека». – Не смейте сокращать!

Красное Наречие, на котором он говорил, а также суть претензии – всё это давало надежду на исцеление. На Пушчреме из-за такого пустяка Тийда чуть голову не открутил Хавансе! Норон оставил Уи-Ныряльщицу и склонился над вторым «больным».

– Зачем ты вернулся на Землю? – спросил он у Тийды на целебном Красном Наречии.

Носитель, сломавший Тийду, мог знать о проблеме с сокращённым именем, но вряд ли успел выучить язык агентов Большого Дома.

– Я хотел сообщить Обходчику, что Гьершаза свободна.

- Но не сообщил?

– Нет.

– А где ученица Лоцмана?

– Следит за Границей.

Вспомнив о Гийоле, Ясинь улыбнулся, но Тийда перехватил контроль над мышцами, и добродушное лицо Пушчремского иммигранта исказилось в чудовищном оскале.

– Почему ты не дал убить девчонку?

– Я не мог, – Тийда вздохнул. – Это он… Он её любит.

– Значит, любит…

Вздохнув, Норон примерился – и врезал ему носком ботинка под рёбра. Тийда коротко вскрикнул и сжался, готовясь к следующим ударам, но по-прежнему не пытался прикрыться.

– Лучше бы ты остался на Пушчреме, – сказал Норон и на всякий случай сунул руку в карман, чтобы дотронуться до чёрной фигурки. – Мы бы и без тебя управились!

– Извини, – прошептал Отвратень.

Норон недобро усмехнулся, глядя на него сверху вниз.

Очень хотелось ударить ещё раз. Вместо этого он спросил:

– Обходчик знает тебя?

– Да.

– Подозревает?

– Да.

– Доверяет?

– Да.

– Почему ты не пошёл к нему?

– Потому что я хотел пойти к тебе.

– Это всё, на что ты способен? Доломать себя и ждать Траквештрерию?

– Убей меня, – попросил Отвратень.

Норон лишь покачал головой.

– Почему ты помешал Уи?

– Я не смог его остановить! – пожаловался Тийда, продолжая неподвижно лежать на спине. – Он влюбился в Гийолу! У него никого не осталось, кроме неё…

– Гийола? – поморщился Норон. – Что за имя?

– Это он придумал… Убей меня! – взмолился Тийда. – Я возьму любое тело…

Отвратень лежал, не пытаясь подняться. Судя по подёргиваниям рук и судорожным гримасам, ему стоило огромных усилий удерживать Ясиня. Каждый раз, когда приходилось произносить имя ученицы Лоцмана или просто вспоминать о ней, носитель ненадолго брал верх над захватчиком.

– Да, он у тебя сильный, – пробормотал Норон, наблюдая за незримым сражением. – Зря ты его выбрал!

– Другой не смог бы выбраться с Пушчрема, – усмехнулся Тийда.

– Лучше бы ты там оставался, – повторил Норон. – Как ты вообще узнал про Землю?

– Я и не знал! Я выбрался в Гьершазу. А когда увидел Уи, то сразу понял, что ты что-то затеваешь…

– Ты здорово нас подвёл! – перебил его Норон. – Хуже некуда! И не надейся на смерть! Ты останешься в этом теле. Ты пойдёшь домой к Обходчику и убьёшь его. И его ученицу тоже. А племянницу… Девчонку убьёшь ты, – Норон повернулся к зеркалу и посмотрел в глаза своему отражению.

Траквештрерия понимающе кивнул.

– Я не смогу, – вздохнул Тийда. – Он сильный. Он мне не позволит!

– Позволит, – Норон присел на корточки перед Отвратнем. – Любовь делает людей очень сильными. А что делает их слабыми – помнишь?

* * * 01:57 * * *

Окружающий мир затуманился на миг, а потом станция обезлюдела. Шарканье ног и голоса растворились в прозрачной тишине, и теперь лишь лёгкий ветерок гулял среди красно-розовых колонн.

Варя уже привыкла к подобным превращениям – по крайней мере, перестала пугаться. Теперь её раздражало не перемещение между Земной Явью и Слоями, но собственная неспособность управлять процессом. Все умеют – она одна, как… как ребёнок!

– Никки, – она постаралась умерить градус злости, чтобы он не умер от огорчения. – Я тебя тысячу раз просила сначала предупреждать, а потом уже…

Она не договорила, потому что Ника не было рядом. Никого не осталось – только станция «Марксистская».

По насыщенности света, исходящего от люстр, и по тому, как он отражался от гладких мраморных плит, Варя определила степень удалённости от Земной Яви: глубже уровня невидимок, где-то в районе первой границы, за которой материя начинала забывать о своём прошлом. Здесь уже не было механизмов – лишь стены, колонны, воздух и «память света», похожая больше на сияющий туман, чем на нормальное освещение.

Разбираться в Слоях Варя научилась у Златы – и теперь надеялась, что та опять спасёт, как тогда, в серой кисельной дряни. Правда, пока что никакой помощи не требовалось: никто не нападал и даже не угрожал. Станцию наполняло спокойствие, а источником вполне обоснованной тревоги были обстоятельства: кто-то же должен был перенести Варю в этот не самый ближний Слой!

Или она сама научилась? Внезапно? Включились пресловутые врождённые способности, и, сама не понимая, как, она открыла портал в соседнее измерение. В конце концов, если дядя – волшебник, то и племянница может что-то уметь!

Ободрённая, Варя прошлась взад-вперёд по центральному залу «Марксисткой». Полюбовалась на флорентийские мозаики, украшавшие арку перед проходом на эскалатор, выглянула на платформу. Станция была обыкновенной – ни скульптур, ни затейливых украшений. Разве что люстры на потолке забавно скручены, да на полу звёздные цветы, выложенные красным мрамором, – вот и все достопримечательности.

А ещё Держителя не слышно.

Вспомнив о духах метро, Варя забеспокоилась. Объясняя разницу между Слоями, Злата несколько раз повторила, что Держитель станции проникает вплоть до второй границы, за которой материя теряет стабильность. Везде, где есть колонны, путевые стены и рельсы, присутствует и Держитель. И чем дальше от Земной Яви и людей, тем проще вступить с ним в контакт.

Сначала Варя поздоровалась мысленно, потом, не выдержав тишины, шёпотом спросила:

– Эй, ты здесь?

Получилось неубедительно, поэтому Варя прибавила громкости:

– Держи-итель, ты меня слышишь? – прокричала она, задрав голову. – Ау! Давай поговорим!

Собственный голос, разносящийся по пустой станции, казался чужим. И пугал.

Никто не отзывался. «Марксистская» казалась насквозь вымершей.

Но тут Варя вспомнила, что из трёх станций узла «Марксистская», как и вся «жёлтая» Калининская ветка, моложе остальных. «Может быть, поэтому он не отзывается? – подумала девушка, рассматривая информационное табло, свисающее с потолка. – Таганские построены раньше, и самая старая – та, что на Кольцевой. Кажется…»

В любом случае, на Кольцевой будет надёжнее: там Никки, это его территория.

Выбрав направление, Варя поспешила к эскалаторам. Впереди ждала бело-голубая «Таганская-кольцевая» с чудесными майоликовыми панно и медальонами – одна из её любимейших станций.

Но чтобы добраться до медальонов, нужно подняться по эскалатору.

Опыта у неё было маловато – немудрено, что Варя не приняла во внимание один немаловажный факт: эскалатор является «транспортным средством», а значит, отсутствует в дальних Слоях.

Войдя под арку, вместо эскалаторов она обнаружила крутую бугристую горку. Варя рискнула бы спуститься с такого аттракциона, но карабкаться наверх!.. Она вернулась в центральный зал и призадумалась.

У «Таганской-радиальной» два перехода. Можно выйти в город (по эскалатору, ведущему вверх) или на «Таганскую-кольцевую» – по эскалатору, ведущему вниз. Разумеется, вместо эскалатора там будет крутой спуск. Но спуск гораздо лучше подъёма!

«С «горкой» я как-нибудь разберусь!» – решила девушка и на всякий случай взглянула на обувь. Каблуки есть, но небольшие. Сломаются – не беда! Лишний повод пройтись по магазинам! Радостная, она поскакала по ступенькам перехода. Станция перестала пугать. А вся ситуация показалась чрезвычайно забавной. Будет что вспомнить!

«Наверное, я сама вывела себя в Слой, – думала Варя, предвкушая встречу с Никки. – То-то же все удивятся!»

Воображение нарисовало ей картину ближайшего будущего: сначала обучение, потом экзамены, а потом, когда она станет настоящей волшебницей, даже дядя начнёт её уважать…

Сладкие планы развеялись в тот момент, когда она подошла к ещё одному не-эскалатору, ведущему вверх. Про этот переход Варя забыла. Ещё одна крутая горка – подъём, который не преодолеть. Значит, опять тупик! Пришлось идти обратно.

Присев на нижнюю ступеньку переходного мостика, Варя обхватила руками колени и пригорюнилась. Контрастный душ из страха, радости, отчаяния и надежды вымотал её. Осталась лишь усталость и жалость к себе.

Что теперь? Версию с нападением врагов она сразу отмела: если бы могли, давно бы напали. Значит, внезапное проявление глубинных магических способностей. Взяла и сама себя заперла. «Ну, почему оно работает, только когда ему захочется?» – подумала Варя, зажмурилась и мысленно закричала: «Хочу назад, хочу назад, хочу назад!»

Открыла глаза. Безнадёга: всё та же одинокая «Марксистская». Спокойно и тихо, как на кладбище… Нет, тишины уже не было. Справа, с противоположной платформы, доносилось явственное шуршание. Или шушуканье? Варя вскочила на ноги и поспешила в ту сторону. Но, ступив в пространство между колоннами, замедлила шаг. Звук, который привлёк её, становился всё громче и резче. И судя по направлению, он шёл из тоннеля.

Кто мог вылезать на станцию в дальнем Слое? Сжав губы и стиснув кулачки, Варя выглянула из-за угла полосато-красной колонны.

Никто не выползал из чёрной пасти тоннеля, а вот из зеркала заднего вида – выбирался. Бесформенный, тягучий, кипящий, похожий на большой комок серой жвачки, которую жевали целый месяц по очереди.

В этой массе можно было разглядеть руки и ноги, лапы с когтями и лапы с перепонками, копыта, ласты и хвосты, уши, гребни, носы, клювы, пасти и рты – словно сотни существ срослись в одно, лишённое какой-либо определённости.

Выбравшись наполовину из зеркальной глади, чудовище опёрлось о платформу, приподняло переднюю часть массивного туловища и повернулось в сторону Вари. Теперь оно было похоже на расползающегося слизня, который сожрал половину Ноева ковчег и не успел переварить.

На конце тела, словно украшение, размещалась блестящая маска с невыразительными, едва намеченными чертами. Узкий рот-прорезь, пустые глазницы, плоский лоб. Стоило девушке взглянуть на мертвенный лик, он тут же преобразился. Варя увидела себя, бледную, испуганную. И визжащую.

* * * 01:58 * * *

Потеряв лицо, он расстраивался гораздо меньше, чем при утрате голоса. Что такое внешность? Обман, иллюзия! А вот когда постоянно молчишь, может показаться, что тебя нет.

Со временем он привык пользоваться чужими голосами и лицами и не пытался переделывать захваченные отражения под свой прежний облик. Из всех революционеров Уишта-Йетлина Траквештрерия первым пересёк точку невозврата и стал Отвратнем. Пока Норон с остальными готовился к восстанию, он нуждался в их защите и в маскировке, которую они обеспечивали, – поэтому впоследствии всегда откликался на их зов.

Кроме них, никто больше не помнил, кто он такой на самом деле.

Не помнил или не мог помнить? Столетия прошли с тех пор, как он в последний раз соприкасался с явью обитаемых миров. Сама реальность начала забывать его…

Однако Траквештрерия не жаловался и не жалел о содеянном. На тайнах Зазеркалья издавна стоит большая печать «Выхода нет». Самое опасное и притом бесполезное магическое искусство: чтобы овладеть им, надо отказаться практически от всего, как минимум – от выгоды. Без лица и тела какая может быть выгода? Нет ни наслаждений, ни удовольствий. Единственное, что утешает: бессмертие.

Для Траквештрерии, который был самым старым среди основателей Большого Дома, это иллюзорное преимущество оправдывало любые жертвы. Собственно, он потому и присоединился к Основателям, что нуждался в надёжной площадке для экспериментов с Зазеркальем. Соваться туда из обычного мира или даже из подготовленного Слоя слишком опасно, другое дело – из Межмирья Уишты-Йетлина.

По той же причине Траквештрерия вошёл в ряды бунтовщиков: они были против ограничений на исследования и эксперименты. Манипуляции с Зазеркальем стояли вторым пунктом в списке внутренних запретов Большого Дома. Первым значилось бессмертие. Не самый приятный сюрприз для того, кто стал Основателем Уишты-Йетлина ради этих пунктов!

Траквештрерия очень хотел избежать смерти. И у него получилось.

С точки зрения постороннего наблюдателя, существование без тела, лица и голоса мало чем отличается от смерти или, по крайней мере, от ада, если таковой существует. Но Траквештрерии было плевать на мнение тех, кто примирился с неотвратимостью гибели. Он был жив. У него были товарищи, которые ценили его. Более того, Отвратни по-прежнему отзывались о нём как о мужчине и как о человеке! И когда Норон рассказал о новом плане, Траквештрерия согласился. Стремиться к цели – значит жить. И пусть почти нет шансов одолеть Уишта-Йетлин! Если цель недостижима, то, значит, и стремиться к ней можно вечность.

Вот только на Земле у них не было вечности.

Освоившись в новом мире, Траквештрерия приступил к охоте за духами метро. Они отличались от тех созданий, которых он ловил на Пушчреме, – точно так же, как люди в разных мирах отличаются друг от друга, оставаясь людьми. Но для Зазеркальщика главным было то обстоятельство, что Держители, его главная добыча, продвинулись в своём развитии так далеко, что обзавелись постоянным обликом. Поэтому их было легче захватить в плен – и поэтому же их было непросто удержать. Те духи, у которых есть внешность, обладают и характером, подчас весьма зловредным. Так просто не сломить!

Приказ найти племянницу Обходчика и сожрать живьём сулил приятное разнообразие.

Правда, удовольствие портили защитники жертвы. Они закрасили все зеркала в доме. Они посадили девчонку под домашний арест – пришлось ждать, пока её выпустят в метро на свидание. Но и там не получилось застать их врасплох! Ученица Обходчика забила тревогу, и Беседник тут же спрятал девчонку в дальний Слой. А потом вдвоём они начали заметать следы.

В тот час на станции было много людей, а значит, много разных зеркал – от блестящих металлических деталей женских сумочек до зрачков глаз. Траквештрерия пытался приблизиться к тому месту, где был открыт портал для его добычи, но каждый раз что-то мешало. То человеку соринка попадала в глаз, то пятнышко грязи закрывало стальную пуговицу. Беседник воздействовал на людей, волшебница – на вещи, и Траквештрерия терял драгоценное время. Вход в портал всё больше размывался, и Варин след было не различить в бесконечных Слоях.

Устав от затянувшейся игры с защитниками девчонки, Траквештрерия направился к самому большому и самому надёжному зеркалу на платформе перед первым вагоном поезда. Стабильное, устойчивое «окно» подходило по размерам. Поэтому Отвратень сделал его своей «дверью» – размножив себя, он стал вылезать во всех Слоях, где могли спрятать Варю.

Ни Злата, ни Обходчик, ни любой другой агент Большого Дома не мог предусмотреть или даже представить подобного. Никто не знал и не мог знать того, на что способен Траквештрерия-Зазеркальщик.

Он действовал на грани своих возможностей, поскольку приходилось дублировать сознание и одновременно сохранять целостность. Каждая копия получилась слабой, как мотылёк, и такой же глупой. Но достаточно сообразительной, чтобы получить ответ на вопрос, есть в Слое девчонка или нет.

Если «нет», то копия должна была вернуться в Зазеркалье. И так раз за разом. Когда среди всех миллиардов «нет» осталось одно «да», эта копия стала Траквештрерией.

Высунувшись из зеркала, он удостоверился в том, что перед ним та, кого заказал Норон, после чего торопливо втянул себя обратно. Вне Зазеркалья Траквештрерия был уязвим и никогда не забывал об этом.

Он хотел жить вечно. И понимал, почему люди боятся смерти. Но ведь им всё равно предстоит умереть!

Поднатужившись, Зазеркальщик выбил стекло. В крайнем Слое материя была более податлива – в Земной Яви он бы никогда не смог проделать такой трюк. Здесь, вдали от реальности, получилось не только разбить, но и раскидать осколки так, чтобы один из них упал прямо под ноги Варе...

* * * 01:59 * * *

Когда зеркало разлетелось на мелкие кусочки, Варя закрыла лицо руками. Зимняя курточка с толстой подкладкой послужила надёжной защитой. Однако несколько крошечных осколков запутались в мехе, которым был оторочен левый рукав. Об этом никак не мог знать Беседник, вовремя выпрыгнувший в Слой и оттащивший возлюбленную подальше от платформы.

– Никки! – обрадовалась Варя и повернулась к долгожданному спасителю. – Я такое видела! – воскликнула она и протянула руки, чтобы обнять его.

Заботливый взгляд Ника скользнул по её фигуре, по курточке, добрался до рукава и меха. Траквештрерии хватило десятой доли секунды, чтобы захватить взгляд неосторожного духа – и затянуть Беседника к себе.

Варя не успела удивиться, почему любимый пропал – через пару ударов сердца он уже вновь стоял перед ней.

– Ты в порядке? – спросила его Варя и потянулась к нему.

Вдруг кто-то схватил её сзади за рукав и оттащил прочь – теперь уже от Ника.

– Это не он! – закричала Злата, закрывая собой Варю. – Не приближайся к нему! И в глаза не смотри!

Девушка послушалась – уставилась в Златин коротко стриженный вспотевший затылок.

– А кто это? – спросила Варя и хотела было выглянуть из-за плеча волшебницы, но вспомнила про запрет и замерла. – Где Никки?

– В одном нехорошем месте, – ответила Злата и попятилась от фальшивого Беседника.

Он не сильно отличался от оригинала: такой же светлый запыленный плащ, и золотистые волосы, и, наверное, такие же небесного оттенка глаза (пункт, который Злата не рискнула проверить). Но несло от двойника такой же мертвечиной, что и от остальных, захваченных Траквештрерией.

– Это не Никки, – шёпотом повторила Злата. – Это копия, только хуже. Это часть того места, которое его поймало.

– А как нам его спасти? – так же шёпотом спросила Варя.

Злата чувствовала её сбивчивое дыхание на своей шее.

– Если бы я знала! – вздохнула волшебница.

– А дядя знает?

– Наверное. Он уже должен быть здесь, – пробормотала Злата. – Всё слишком серьёзно, чтобы…

Она не договорила – фальшивый Беседник сделал шаг по направлению к ним, и пришлось отступить.

«Где Дед?! – с отчаянием подумала она. – Всё слишком серьёзно, чтобы устраивать экзамен!»

Всё, что Злата слышала про Зазеркалье и тех тварей, которые там могут обитать, все противоречивые факты и страшные сказки сходились в одном: зазеркальный двойник, выпущенный в реальный мир, превратится в чудовище. Сразу это произойдёт или постепенно – как повезёт. Но вариантов нет. Такое искусственное существо – лишь дверь в то место, откуда оно вылезло. Распахнутый голодный рот этого места.

И хотя слухи касались захваченных людей, Злата сомневалась, что Беседника ожидает другая судьба. Глупость, которую однажды сказала Варя, обернулась правдой: перед ними стоял вампир из метро.

Он протянул руки, как будто хотел обнять и прижать к груди, и сделал ещё один шаг.

– Ты должна уничтожить его, – сказал Злата.

– Что? – девушка даже дышать перестала. – Что?! Как ты можешь?!

Злата отодвинулась на несколько шагов.

Фальшивый Беседник наступал.

– Не надо бояться, – сказал он чарующим бархатистым голосом и нежно улыбнулся. – Всё будет хорошо.

– Ты должна его уничтожить. Здесь и сейчас!.. – Злата вовремя схватила рассерженную Варю за руку и запихнула обратно себе за спину.

– Это вы должны, а не я! – всхлипнула девушка. – Вы же сильные! Вы всё умеете!

– Ты его вылепила – тебе его и разбивать, – возразила Злата, не совсем уверенная, что Варя поймёт. – Он теперь не он. Никки стал вампиром. Но высасывать будет не кровь, а… Это хуже для людей и страшнее. Пока он не вышел из этого Слоя и не соединился со своей сетью на Кольцевой, его можно уничтожить. Потом будет намного труднее!

– Почему я? – Варя обняла Злату за пояс, уткнулась лбом ей в спину. – Я не смогу! Я не умею!

– Я подскажу.

Злата опустила голову ещё ниже, спасая свой взгляд от глаз фальшивого Никки.

Подумалось вдруг, что, если бы не то памятное слияние сознаний, через которое она прошла вместе с Дедом, она никогда не смогла бы сделать то, что собиралась и что должна была совершить.

Что ж, теперь она и в самом деле ученица своего учителя!..

– Вспомни тот день, когда ты впервые встретила его, – сказала Злата.

Фальшивый Беседник стоял так близко, что его длинные волосы щекотали ей щёки.

– Вспомни, как ты впервые взглянула на него, – продолжала волшебница и покрепче ухватила Варю за руки, чтобы девчонка ни в коем случае не отцепилась и не взглянула в глаза сердцееду. – А теперь вспомни, как ты вспоминала его потом, когда искала встречи, когда ждала, что он снова появится. Ну?

Варя кивнула.

– А теперь представь, что этой встречи не было, и ты не видела его, и никогда его не искала. Представь, что твой Никки – только фантазия. Ты намечтала его, намечтала ваши отношения, ваши любовь и каждую встречу. Но вот тебе надоело фантазировать, ты хочешь пробудиться для реальной жизни. Фантазия – это всего лишь сон наяву. Ты можешь легко его забыть.

Ощущение чужого, враждебного присутствия развеялось.

Злата открыла глаза и с удивлением поняла, что не помнит, в какой момент она зажмурилась и сколько простояла в темноте. Никого не было рядом, кроме Вари, которая продолжала обнимать её за пояс. Фальшивый Беседник исчез.

– Всё, – Злата повернулась к Варе, погладила её, всхлипывающую и перепуганную, по голове. – Всё кончено. Мы победили!

– Да?.. – девушка выглянула из-за спины волшебницы, потом огляделась вокруг себя. – А тот, другой, из зеркала?

– И с ним тоже справимся, – соврала Злата.

– А теперь давай спасать Ника! – предложила Варя.

– Я не знаю, как это сделать, – вновь соврала Злата.

Она знала, что это невозможно.

– А дядя в курсе? – не унималась девушка, слишком обрадованная победой, чтобы задумываться о её причинах и последствиях.

– Наверное, – Злата пожала плечами.

– А где он?

В третий раз соврать не получилось.

– Я не знаю, – честно ответила Злата.

* * * 02:00 * * *

Дед был там же, где Злата и Варя, – в метро, в одном из крайних Слоёв. Вместе с тварью, что была храбрее Зазеркальщика и крепче поддельного Беседника. Вражница вернулась закончить начатое, но у Деда не было ни единого шанса спастись. Если, конечно, не попросить о помощи.

Каким-то чудом он успел почувствовать приближение Посланницы – до того, как она вышла в Земную Явь. Поспешно нырнув в ближайший Слой, Обходчик спрыгнул с платформы и бросился в туннель, уводя Вражницу за собой. Всё-таки не стоило москвичам и гостям столицы видеть на станции «Тверская» плюющуюся ядом крылатую четверорукую тварь!

Дед не питал иллюзий насчёт намерений Вражницы. Пускай её создатель мёртв, но и мёртвый Макмар не переставал быть хитрым ублюдком.

В иной ситуации Обходчик открыл бы портал в Гьершазу, увёл бы туда зловредную тварь и начал бы войну по своим правилам. Но теперь даже простейший лаз туда представлял серьёзную опасность. Обходчику не хотелось нарваться на Уи-Ныряльщицу. В Гьершазе поджидало чёрное чудовище с бездонной пастью, а Деду хватало чудовища со щупальцами.

Он не мог в одиночку противостоять Вражнице – и поэтому побежал. По шпалам. Сквозь поезда.

Даже без Вражницы подобное испытание прибавляло седых волос. Слой невидимости, самый крайний и самый нестабильный, позволял чувствовать людей и механизмы. Не случайно Страж Границ строго-настрого запрещал своим ученикам спускаться на рельсы в этом Слое. Нервы не выдерживали, можно было легко потерять контроль над степенью погружения – и размазаться по всему составу.

На это Дед и рассчитывал: Вражница умела создавать порталы и путешествовать между мирами, но не была способна на более тонкую, филигранную настройку формул перехода.

Чтобы не потерять добычу, чудовище оставалось в одном Слое с Обходчиком. Но поезда пугали её своим грохотом, тяжестью, скоростью. Сразиться с ними значило упустить врага. Поэтому Вражница прижималась к стене тоннеля и продолжала погоню в промежутке между составами, тем самым давая Деду незначительную фору.

Обходчик бежал, не останавливаясь. Пропускал через себя все восемь вагонов и ноги стоящих пассажиров. Старался не думать об иллюзорной разнице в пару секунд, которая отделяла его тело от Земной Яви. Сосредоточился на внешнем: шпалы, шпалы, сумрак, грохот, предвещающий появление ещё одного поезда.

Чувство было такое, будто несёшься сквозь бесконечные ряды открахмаленных до дубовой твёрдости простыней, и каждая пытается запутать тебя и свалить с ног. И ещё омерзительный привкус во рту – лучше не думать, на что похоже!..

Шелест крыльев за спиной излечивал от лишних мыслей. Главное – не споткнуться и не перепутать Слои. Крайний – убьёт, более глубокий – позволит Вражнице летать без перерыва. Впрочем, она и так догоняла.

Чтобы увеличить свои шансы, Дед поднялся в воздух. Полёт отнимал больше энергии, но так было быстрее. Хотя ещё гаже: простыни превратились в плотную мокрую паутину. И уже непонятно было – он сам прорывается насквозь или вагоны с людьми проходят через него.

Покидая «Тверскую», Дед угадал с направлением, и теперь поезда догоняли его, а значит, времени, когда он был под защитой состава было чуть больше, чем если бы поезда шли навстречу.

«Театральная» приближалась.

Выбор станции тоже был не случаен.

Дед не мог остаться на «Тверской», потому что она, как и весь пересадочный узел, включая «Пушкинскую» и «Чеховскую», относилась к молодому метро. Годы постройки – семидесятые и восьмидесятые, почти в одно время, поэтому тамошний Держитель не проявлял особой активности.

После отчёта Златы Обходчик принялся проверять все узловые станции, как захваченные противником, так и оставшиеся свободными. Подозрения подтвердились. Отвратни подчиняли себе узлы, которые включали в себя старые и новые станции. Молодые и старые Держители плохо шли на контакт и потому остались не тронутыми.

Тем не менее, Страж Границ выбрал «Театральную».

Узел «Площадь Революции» – «Театральная» – «Охотный Ряд» был не просто самым старым. Он занимал обширное пространство, и переходы у него были весьма длинные. Дед подозревал, что там не один, а три Держителя-Хранителя. Троица патриархов центрального пересадочного узла. Сердце метрополитена.

Они не отзывались и не вступали в контакт, но и не прятались.

И они очень интересовали Лоцмана.

Подлетая к «Театральной», Дед слышал шорох крыльев, задевающих стены тоннеля. Сделав решающий рывок, Страж Границ миновал платформу, поднырнул под арку прохода – и, обессиленный, упал под своды центрального зала станции.

Пассажиры вечернего часа-пик проходили сквозь Обходчика и лишь некоторые, особенно чуткие, старались обойти невидимое тело.

Поднатужившись, Дед перевернулся на спину и посмотрел наверх. К сожалению, обзор закрывали ноги и широкие полы роскошной шубы, принадлежащей полноватой дамочке, которая топталась на месте и всё не могла сообразить, какие ступеньки ведут на «Охотный Ряд», а какие на «Площадь Революции».

Поскольку поезда уже не могли помочь, Дед ушёл в Слой поглубже.

Вражница не отставала – переместилась в тот же Слой, что и Обходчик, и уже могла бы нагнать… Но почему-то кровожадная тварь не решалась подняться на станцию: цеплялась за край платформы, соскальзывая на рельсы, не нападала, напротив – морщилась и отворачивала лицо.

Когда исчезли люди и грохот поездов стих вместе с людскими голосами, Обходчик понял, что остановило Вражницу – музыка. А также хлопки фарфоровых ладоней и перестук каблучков. Звенящая какофония лилась со свода станции, заполняя воздух, как пузырьки заполняют свежее шампанское. Голове и всему телу было щекотно от искрящихся звуков.

Народные музыканты и танцовщицы, стоящие в кессонных ромбах свода, все разом принялись исполнять свои национальные мелодии и танцы. Бубен, домра, балалайка разрывали воздух, а девушки отплясывали так, что, казалось, вот-вот разлетятся на куски. Продолжая лежать на спине, Дед любовался на них, не замечая, что по его щекам текут слёзы облегчения.

Конечно, концерт союзных республик не мог остановить и уж тем более прикончить Вражницу, но задержать на какое-то время – без проблем.

– Спасибо! – шёпотом поблагодарил Дед, не пытаясь перекричать фарфоровый хор.

Рывком поднял своё вымотанное тело и, перепрыгивая через шахматные квадраты гранитного пола, поспешил к ступенькам перехода на «Площадь Революции».

Балалайки балалайками, но против щупалец и яда требовалось кое-что более действенное.

* * * 02:01 * * *

Если бы Обходчик замешкался, то, выбираясь на платформу «Театральной», он бы обязательно увидел четвёртого участника встречи: из противоположного тоннеля, со стороны станции «Новокузнецкая», выплыла клубящаяся фигура, в которой Варя без труда бы узнала крылатую черепаху-жука. Правда, теперь дух протягивал бронзовые ладони не для того чтобы поздороваться: начав охоту за Варей, Траквештрерия постарался отвлечь Обходчика.

Но к тому моменту, когда фальшивый Держитель прибыл на станцию, Дед уже миновал мостик над путями и бежал по переходу к «Площади Революции».

А вот для Вражницы прибытие нового игрока стало спасением: невыносимые звуки утихли, мстительница смогла прорваться в центральный зал и продолжила погоню.

У Держителей всё только начиналось.

С того момента, когда первый из них исчез в чреве Траквештрерии, духи пребывали в состоянии объявленной войны. Хранители Московского Метрополитена, пережившие Великую Отечественную и знакомые с историей российских войн, очень хорошо понимали, что значит сражаться за своих!

Соседа ждали. Едва Новокузнецкий черепахожук ступил на гранит платформы, пилоны «Театральной» начали медленно смыкаться, отрезая чужака от центрального зала. Выставив острый гребень бронзовых ладоней, черепахожук встопорщил крылья-отростки и поскакал к дальнему проходу, который ещё не успел закрыться.

На чужой станции возможности Держителя были ограничены. Он не мог открывать порталы – приходилось использовать линейный способ перемещения. Клацая когтями и неуклюже отталкиваясь от пола резным мраморным хвостом, он пытался изменить форму, чтобы стать кем-нибудь более приспособленным для бега и драки. Увы! В своё время образ крылатой черепахи-жука пришёлся по вкусу не только истинному Держителю «Новокузнецкой», но также некой юной девушке с богатой фантазией и способностями Гончара.

На «Театральной» не так много проходов с платформ в центральный зал, да и сам зал достаточно короткий. Фальшивый Держитель старался успеть к последней открытой арке. В какой-то момент, не рассчитав прыжок, он задел мозаичным горбом о мостик, ведущий на станцию «Охотный Ряд», и едва не слетел с платформы. На гранитных плитах остались глубокие царапины.

Совершив последний рискованный прыжок, черепахожук подлетел к последнему проходу, пригнулся и начал протискиваться в центральный зал. Почти получилось. Он не сразу понял, что хвост застрял, рванулся, взревел – безрезультатно. А к нему уже спешил хозяин – и не для того, чтобы обнять дорогого гостя. Хотя по внешнему виду трудно было сказать наверняка.

Театральный Держитель был красив и не испугал бы даже случайного зрителя. Шестилапый, кентаврообразный, он двигался плавно и слегка покачивался при каждом шаге из стороны в сторону, будто бы приплясывая. Брюхо и внутренняя сторона лап у него была клетчатой, спина – белой, вся сплошь в ромбах. Воинственное впечатление производили лишь бока, защищённые бронзовыми решётками. Спереди он казался абсолютно безобидным – в блестящих юбках, украшенных золотом, в короне светильников-шаров, с лютней под мышкой и бубном в руке.

Вот бубном он и врезал – прямо по макушке фальшивого Держителя. Не выдержав такого обращения, инструмент порвался в середине и превратился в белый фарфоровый венок из цветов и плодов, который крепко обхватил толстую шею черепахожука. Взревев, пленённый дух рванулся изо всех сил и наконец вытащил хвост, застрявший в сомкнутой арке.

Шестилапый кентавр продолжал насаживать венки на противника – на крылья, на когтистые бронзовые лапы, на бугристую голову, так что вскоре она полностью скрылась за фарфорово-золотыми грушами, яблоками и виноградом. Но красные уголья безумных глаз продолжали просвечивать.

Покончив с венками, Театральный Держитель зажал под мышкой голову черепахожука и поволок его вперёд, к проходу на противоположную платформу. Теперь арка, напротив, раздалась вширь и вверх, чтобы пропустить необычную парочку.

На платформе кентавр повернул налево и, бодро переставляя лапы-колонны, направился к тому месту, где останавливается первый вагон состава и где для машиниста установлено зеркало заднего вида.

Фальшивый дух взревел, так что с потолка посыпались куски штукатурки, и упёрся когтями в пол, что немного замедлило перемещение. Но остановиться у него не получилось.

Достигнув нужной точки, Театральный Держитель встал на задние лапы и швырнул противника, надёжно замотанного в белые венки, прямо в зеркало. Несмотря на разницу в размерах, тот туда прекрасно поместился – а наружу вылетел настоящий черепахожук, слегка подпорченный Траквештрерией, но всё равно живой. И хотя его панцирь покрывали пятна чёрной плесени, небо на его груди сияло летней синевой, и бронзовые пальчики блестели, как начищенные.

Освобождённый дух шлёпнулся на платформу и потёрся об неё, словно кот, соскучившийся по земле и весенней травке. А потом спустился на пути и отправился назад, на родную станцию. Следом трусил кентавр с «Театральной» – остались и другие Держители, которых пора было спасать.

* * * 02:02 * * *

Обходчик не успел уйти далеко – Вражница нагнала его в конце короткого тоннеля, соединяющего «Театральную» и «Площадь Революции». Едва лишь Дед подумал о соседнем переходе, где Макмар устроил ловушку для Златы, как за его спиной возник другой подарочек зловредного Чтеца.

Выставив брюшко со щупальцами, Вражница пустила в ход главное оружие – и воздух прорезали тонкие струйки жгучей кислоты. Обходчик успел увернуться, лишь несколько капель кислоты коснулись его плеч, моментально прожгли одежду, прошли сквозь кожу и добрались бы до внутренних органов, если бы Дед не знал, как нейтрализовать такое вещество.

Отпрыгнув к стене, Обходчик сотворил между собой и Вражницей ледяную преграду, благо в воздухе было достаточно влаги. Мстительница не успела затормозить и примёрзла, подарив Деду пару минут – он бросился вперёд, к проходу на станцию.

В который раз Обходчик с тоской подумал о Гьершазе. Там полным-полно воды – можно было бы заключить Вражницу в айсберг, а потом закинуть куда-нибудь… Например, в Большой Дом. Пусть разбираются с собственным изобретением!

Но Уи-Ныряльщаца лишила его привычных путей отступления. С другой стороны, концерт, устроенный Держителем «Театральной», давал надежду на более оригинальное развитие событий. Может быть, духи метро наконец-то поняли, что любое постороннее вмешательство в жизнь землян ударит и по ним тоже? Вспомнили безумие девяностых – и открыли второй фронт, чтобы поддержать Стража Границ?

Возможно. А если нет, то скоро у них будет прекрасный повод вступить в эту войну – после того, как Вражница сожжёт Обходчика ядом, а то, что останется, разорвёт на куски…

Мрачные мысли заставили его поторопиться. Спускаясь по первой лестнице перехода, Дед пригнулся, не рассчитал – и, подвернув правую ногу, упал на колени. Над его головой, разбрызгивая кислоту, пролетела четверорукая мстительница. Достигнув конца перехода, развернулась – и кинулась на Обходчика, выставив жало, торчащее из нижней части серого брюшка.

Ещё по первому сражению в квартире Макмара Дед помнил, что мороз на Вражницу не действует. Очевидно, она была создана в расчёте на таланты земного Обходчика. Поэтому Дед воспользовался пламенем – простейшим огненным шаром, который так любил применять покойный Кукуня. Страж Границ вложил в «файерболл» все силы и постарался попасть в злобное оскаленное личико. Получилось. Взвизгнув, Вражница заметалась, врезалась в стену, так что осыпались керамические плитки, и рухнула на пол, беспомощно шевеля подпалёнными крылышками.

Любоваться на приятную картину было некогда, тем более что регенерация у Вражниц проходила быстрее, чем у людей. Дед похромал вперёд, к следующий лестнице. Спуск дался ему непросто. Каждый шаг отзывался в груди, и от слабости двоилось в глазах.

Выйдя из перехода, он повернул налево, к платформе в сторону «Арбатской». С трудом переставлял ноги, жадно хватая ртом тягучий воздух и цепляясь за белёную стену, Обходчик добрался до первой статуи. Опёрся об неё, чтобы не упасть. На колене революционного солдата остался чёткий отпечаток ладони, испачканной в извёстке.

Сзади послышался зловещий шелест. Дед не стал оглядываться, чтобы посмотреть на ползущую Вражницу, а двинулся дальше.

После солдата был проход в центральный зал – а значит, никакой опоры под рукой. Сгибаясь и думая лишь о том, чтобы не упасть, Обходчик пересёк пустое пространство и опёрся о бедро рабочего с гранатой. Гранаты, впрочем, не было.

Подвернутая нога болела. В лёгких что-то сжималось и рвалось, как будто вернулась болезнь, насланная Хавансой.

Сколько времени нужно Вражнице, чтобы полностью излечиться? Спина ныла в ожидании удара, а в голове теснились мысли, одна мрачнее другой. Дед понимал, что ему трижды повезло: успел заметить мстительницу, выиграл гонку в тоннеле, сумел подранить упорную тварь. Но удача не может длиться бесконечно. Через пару минут Вражница будет как новенькая, а вот он вряд ли сможет защититься. Всё, на что хватило Обходчика, – продолжать движение вперёд, к тому, кто мог помочь.

Но туда ещё надо было добраться.

После революционного рабочего Деда встретила стена пилона. Через несколько коротких шагов – революционный матрос с револьвером. Вновь пустое пространство. Шаг, ещё один, другой... Крестьянин. Платформа казалась бесконечной… Стена. Ещё один матрос. Пустота. А шуршание всё ближе. Шуршание и шипение капель кислоты, прожигающих гранит.

Парашютистка вовремя протянула Обходчику свёрнутые стропы парашюта, иначе бы он свалился. Нога уже не болела, но в лёгких началось нехорошее свербение и сухость. Видимо, последствия применение морозного дара. Впервые после битвы с Хавансой Страж Границ обратился к своей леденящей магии – и болезнь вернулась.

Если после пустячного щита ему стало так плохо, значит, серьёзное сражение попросту прикончит его. А кто он без этой способности? Маг-недоучка на смертельно опасной работе.

Простившись с парашютисткой, Обходчик сделал пару коротких шагов и сполз на пол, прижимаясь плечом к стене. Скорчился, проклиная необоримую слабость, устало взглянул на тех, к кому пытался дойти. Вон они, терпеливые, совсем рядом – сидят, высматривают кого-то…

Приступ кашля отнял остатки сил.

Кто-то дотронулся до левой руки, которой Дед опирался о гранитный пол станции. Обходчик обречённо посмотрел туда, ожидая увидеть костлявую лапку или кончик щупальца, сочащегося ядом. Но это был собачий нос, блестящий, отполированный тысячами прикосновений.

Бронзовый Пёс обнюхал ладонь человека, потом внимательно посмотрел ему в глаза. Взгляд был добрым – так собаки приветствуют знакомых. Поздоровавшись, Пёс отошёл в сторону, и тогда Дед увидел распростёртое на полу окровавленное существо.

Приклад винтовки и бронзовый сапог не давал Вражнице подняться, но она и не пыталась. Руки у неё были переломаны, а тело покрывали глубокие вмятины.

– Убью… – прошептала тварь, глядя на Обходчика. – Убью… – и подохла.

– Обязательно! – усмехнулся Дед. – Не вечно же мне жить!

Подождав для надежности, Пограничник убрал сапог, забросил винтовку на плечо и свистнул, подзывая друга. В ответ радостно завилял бронзовый хвост, и острые уши расслабились. Пёс поскрёб лапой гранитный пол, «закапывая» Вражницу, и оглянулся на Обходчика.

– У меня был такой же, когда я служил, – прошептал тот, обращаясь скорее к себе, чем к своим спасителям. – До сих пор по нему скучаю…

Пёс зевнул, обнажив клыки. Влажный язык затрепетал – и пасть захлопнулась с оглушительным клацаньем.

– Спасибо! – поблагодарил Дед.

Не взглянув на спасённого, Пограничник направился к девушке-снайперу, к колхознице, читающей студентке и далее по платформе, в светлое будущее. Пёс шёл рядом, помахивая хвостом. Полюбовавшись на них, Дед посмотрел в противоположную сторону, откуда приковылял сам.

Напротив каждой статуи, где проползала Вражница, на полу остались большие влажные пятна. Оспины, покрывавшие гранит, однозначно указывали на кислоту, которая могла повредить материи, но была бесполезна против духов метро.

Итак, Держитель «Площади Революции» вступил в войну с чужаками. Судя по эффективности его метода, он не нуждался в Обходчике. Судя по принятому облику, он мог сам охранять Границу. Однако он спас «коллегу» и даже показался, словно бы подтверждая заключённый союз.

«Надо завести щенка, – подумал вдруг Дед. – И пусть Варька с ним гуляет. Хватит ей по метро шляться!»

* * * 02:03 * * *

Поскольку Лоцман, известный специалист по удаче и совпадениям, сидел в «тюрьме», Дед поверил в чудесное стечение обстоятельств: видимо, действительно случайность, что он сам, Злата с Варей и Ясинь почти одновременно оказались в одном месте.

Сначала Обходчик обнаружил у дверей своей квартиры убитого горем пушчремца. Через пару минут по лестнице поднялась растерянная племянница и Злата, мрачная, словно декабрьский вечер. Вчетвером они застыли в немой сцене, переглядываясь и пытаясь разобраться – кому говорить первому и какие задавать вопросы.

Злата оставалась самой вменяемой, поэтому она сообразила, что сначала надо уйти с лестничной площадки. Бесцеремонно отпихнув Ясиня, прикорнувшего на коврике, она открыла дверь, разулась, разделась и сразу же отправилась на кухню.

Месяц назад она бы кипела от негодования, но теперь было достаточно, что все живы. Остальное – мелочи.

Варя вошла второй. Ей страшно хотелось расспросить дядю про Беседника и зеркала, но услышав, как он кашляет, она промолчала. Потому что это был не просто лёгкое «кхы-кхы», какое бывает из-за плохой погоды или после слишком холодного пива. Дядю буквально выворачивало наизнанку – как в тот раз, когда он даже шевелиться не мог. Вот и теперь: стоит, согнувшись. Если бы не дверной косяк – давно бы рухнул на пол.

Вздохнув, Варя торопливо помыла руки, после чего заткнула пробку в ванной и включила горячую воду.

– Иди погрейся! – приказала она, чувствуя себя взрослой, и поспешила спрятаться в своей комнате.

– Спасибо!.. – пробормотал Дед, присаживаясь на тумбочку и медленно стягивая ботинки.

Маскировка, которая позволила ему не выделяться в вечерней толпе, сползла, обнажая прожжённую куртку и разорванные на колене джинсы. Сквозь дыры и прорехи проглядывала бледная кожа, едва регенерировавшая после ожогов. Дед по привычке глянул через плечо в зеркало, чтобы оценить ущерб, но увидел лишь пустоту, старательно закрашенную чёрной краской, чтобы не пустить Траквештрерию.

Ясинь вошёл последним и сел на тряпку с другой стороны входной двери – ни дать, ни взять бездомный пёс, которого пустили погреться.

– Значит, она погибла… – пробормотал он, обращаясь к шкафу, стоящему в прихожей.

– Кто? – спросил Дед, внимательно глядя на гостя.

– Гийола…

– Кто?

– Та девушка, которая жила в доме у Лоцмана, – объяснил Ясинь. – У неё не было имени, и я подарил ей это.

– Хорошо, – кивнул Обходчик. – Молодец!

Вполуха слушая пушчремца, Обходчик пытался пробиться сквозь горе и тоску, наполнявшую разум Ясиня. Тщетно! Искреннее «Она умерла!» затмевало прочие воспоминания.

Неплохая маскировка для Отвратня.

– А теперь она умерла … – вздохнул Ясинь. – Она умерла. Погибла! Убита…

– Кем? – поинтересовался Дед, осторожно стягивая куртку.

Оплавившись, дешёвый дерматин приклеился к рубашке и коже. Трудно было раздеваться самому, но он не стал звать Злату.

– Уи-Ныряльщицей, – ответил Ясинь, подтянул ноги и прижался лбом к коленям.

Теперь его голос звучал глухо, и Дед уже не мог видеть глаза гостя.

– Тварь, которая теперь в Гьершазе… Она уничтожает порталы…

Он говорил сбивчиво, с трудом подбирая нужные слова Синего Наречия, и делал паузы, ожидая, что Дед поможет. Но Дед лишь слушал и смотрел, поскольку сознание убитого горем Ясиня было широко распахнуто.

Пожалуй, слишком широко для того, в чьей голове обитает Отвратень. Или нет? Или да?..

– Она напала на нас… На Гийолу… Хотела её… уничтожить… Но я не позволил… Я защищал… А потом мы… Мы прятались, и я пошёл искать воду и что-нибудь поесть… Я её бросил! И тогда тварь набросилась на неё! Я не успел – и оказался здесь… Это она меня отправила… Она отправила меня, а не себя… И если я жив, значит…

Его плечи затряслись.

Дед подошёл, прихрамывая, похлопал его по плечу и удалился в ванную. Ему и самому было жалко ученицу Лоцмана: девчонка оказалась толковая, научилась многому, да и лишняя помощь не помешает! Особенно если это помощь начинающей волшебницы. Плохо, что погибла она, а не Ясинь. Какой прок в чужаке, который даже по-русски не умеет говорить?..

Какой прок в чужаке, в котором, предположительно, сидит Отвратень?

Если бы не Вражница, Дед непременно бы остался с Ясинем, побеседовал, попытался бы разговорить или спровоцировать. Можно было бы использовать Варю как триггер, если уж у него всё так серьёзно с Гийолой! И в том случае, если бы подтвердилось давнее подозрение, Обходчик попытался бы уничтожить подозрительного гостя.

Однако обстоятельства сложились в никем не предусмотренный узор. Ослабевшему измученному Деду в первую очередь хотелось согреться – и он торопливо погрузился в ванну.

Тепло обволакивало, успокаивало, утешало. Ледяная тяжесть в груди начала понемногу исчезать, и Дед подумал вдруг: а что, если навсегда? Он ведь и морозить толком не начал – один ледяной щит, а болезнь опять принялась вгрызаться в лёгкие.

Что произойдёт, если он будет драться полную силу – так, как раньше? Ведь придётся! Войну с Отвратнями никто не отменял. Месть Вражницы и прочие неприятности не более чем разминка. Норон собирается воевать со всей Землёй. Даже не так: он продолжает войну с Большим Домом. Земля и духи метро – лишь промежуточный этап. Удобный ресурс, который удачно подвернулся под руку.

Мысли об удаче заставили вспомнить о Лоцмане. Как там поживает любопытный чертяка? Держится или уже всё? Непросто выдержать заключение в неживом предмете! Рано или поздно такое испытание ломает самых сильных. Обходчик провёл пальцем по запотевшему кафелю и усмехнулся, вспоминая, с каким пылом Лоцман защищал Землю. Вот бы ещё раз увидеть этого шута…

Дверь распахнулась, впуская холод. Следом в ванную вошёл Ясинь. Заблудившись в клубах пара, он задел локтём горячий змеевик, после чего ударился коленом о край ванны.

– Извини, но купаться я предпочитаю в одиночестве, – сказал ему Дед, чертыхнулся и повторил фразу на Синем Наречии.

Гость возвышался над ним, словно статуя – ни единой эмоции на бледном лице.

Откашлявшись, Дед добавил:

– Спинку тереть не надо. Но я ценю твоё рвение!

Статуя пошевелила губами.

– Что? – переспросил Обходчик.

– Жаль… что так всё вышло… – прошептал Ясинь.

Дед был готов биться об заклад, что в первый раз он произнёс то же самое, но на Красном Наречии – языке, о котором он и знать не мог. Разве что Тийда Лан Хоколос дал пару уроков…

– Мне тоже жаль, – Дед приподнялся, откашлялся, взял с полки пачку с сухой горчицей, подсыпал в воду, размешал. – Хорошая была девочка. Она бы нам пригодилась…

«Что он может? – думал Обходчик, забалтывая гостя. – У них у каждого есть уникальная, невозможная способность! Что умеет Тийда?»

– Не расстраивайся! Она ведь копия! Лоцман слепил её с моей племянницы. Двойник, понимаешь? Очень хороший, но всё равно – искусственное существо. Так что побереги нервы! Лоцман тебе хоть сто штук таких сделает!

– Неправда! – Ясинь наклонился над Обходчиком. – Нет! Она настоящая!

Эти слова он произносил так, как будто они причиняли невыносимую боль.

– Поэтому у неё и имени своего не было, – как ни в чём не бывало продолжал Дед, внимательно наблюдая за пушчремцем. – Лоцман сделал себе помощницу и научил притворяться человеком. Хотя не сказать, что любил людей… Интересное чувство юмора – не находишь?

– Нет.

Ясинь наклонился ещё ниже и положил правую ладонь на шею Обходчика. Левой он опёрся о край ванны.

– Что «нет»? – переспросил Обходчик. – Я не прав? Ты не прав? Он не прав?

Ясинь молчал, но ладонь его оставалась расслабленной.

– Какой у тебя дар? – спросил Дед. – Вы все специализованы и оттого кажетесь непобедимыми. Норон управляет материей, Уи – порталами, Траквештрерия – Зазеркальем. С Хавансой я уже познакомился. Что у Тийды Лан Хоколоса?

– Смерть, – ответил Отвратень и погрузил голову Обходчика под воду.

Дед едва успел набрать воздуха побольше. Он не стал замораживать противника, хотя условия были идеальными: прямой контакт и воды предостаточно. Если бы не бой с Вражницей и сомнения в собственном здоровье, Дед непременно воспользовался своим даром. Но обошлось безо льда.

Не отрывая взгляда от голубых глаз противника, Дед осторожно высунул руку из-под воды, схватил Ясиня за правый рукав комбинезона и резко потянул к себе. Потеряв равновесие, убийца был вынужден отпустить горло Обходчика и опереться о мокрый кафель.

Передышка позволила Деду вынырнуть и подарить лёгким немного кислорода.

– Я всё равно тебя убью, – пообещал противник, присаживаясь на край ванны. – Меня ты не остановишь.

В его голове звучала неуверенность. Тийда Лан Хоколос был готов к серьёзному сопротивлению, к тому, что Обходчик начнёт бороться за свою жизнь или взывать к Ясиню. Беспомощный голый человек был слишком лёгкой добычей. Это уже не бой, а бойня!

– Что значит «Смерть»? – спросил Дед, чувствуя, как лёгкие сжимаются перед приступом кашля. – Объясни!

Отвратень вновь схватил его за горло и погрузил в воду. Дед беспомощно барахтался, брызгая в гостя горчичным отваром. Интуиция подсказывала, что против этого зла поможет только непротивление.

Если бы он попробовал воспользоваться боевой формулой, он бы моментально утратил способности волшебника – стал бы обыкновенным человеком. Подавив сознание Ясиня, Тийда Лан Хоколос вернул себе талант убивать неотвратимо, неумолимо, со стопроцентной гарантией, поглощая любую направленную на него энергию. Никто не смог бы побороть саму Смерть. Но Дед даже не пытался, и Тийда опять отпустил его. Глядя на задыхающегося, кашляющего и трясущегося врага, Отвратень ощутил разочарование. Всю жизнь он был воином, умел побеждать, мог признать поражение, но никогда не становился палачом.

– Я убью тебя, – повторил Тийда, не подозревая, насколько он неоригинален с этой угрозой. – А потом убью твою ученицу и племянницу.

– Понимаю, – улыбнулся ему Дед. – Конечно, убьёшь. Голыми руками, верно? Точно так же, как ты убил свою Гийолу…

Он не договорил, потому что Тийда схватил его за горло и потянул вниз, да с такой силой, что Дед ударился затылком об эмалированное дно ванны…

* * * 02:04 * * *

– Ну, я же говорил! Сначала ты переоценил его, потом недооценил! Как Макмар. Тому тоже казалось, что Обходчик может командовать духами метро. И, чтобы проверить, он портил ему жизнь всеми доступными способами. Ждал, когда Обходчик начнёт войну. В итоге решил, что никакой связи нет. Жаль, Макмар не видел, как Держитель рвёт его Вражницу на части!

– Он видел, как другой Держитель расправляется с Хавансой.

– Ты тоже любовался. Такая сила, такие способности! Небось, предвкушал, как построишь их в две шеренги и двинешь на Уишта-Йетлин? И как успехи? Получается?

Хотя Отвратню и удалось заключить Лоцмана в пластиковую фигурку, он не смог полностью подавить способности пленника. Поэтому Лоцман был в курсе последних событий – и знал, что Траквештрерия не сумел подчинить себе Держителей. Пленники вырвались. Хуже того – теперь никто не приближался к зеркалам заднего вида и другим ловушкам. План по использованию Зазеркалья полностью провалился. Пара Времеедов и разной шушеры не в счёт.

– Мы только начали, – сказал Норон, надеясь, что Лоцман поддастся на провокацию и выдаст что-нибудь из ценной информации (для того, чтобы спровоцировать тюремщика). – Вариантов много.

– Ты ещё про везение вспомни! Что ты знаешь о них, кроме того, что они легко справились с Хавансой и с Вражницей Макмара?

Отвратень действительно мало что знал о духах-хранителях Московского Метрополитена, хотя во вселенной встречались похожие существа. Редкая форма вторичного разума зарождалась не в каждом обитаемом мире и очень редко дорастала до диалога с людьми.

А как насчёт диалога с Лоцманами?

– Я знаю, что они способны существовать одновременно в нескольких Слоях пространства, – сказал Норон. – Кроме Гранкуйена никто не владел похожим искусством.

– Ты меня забыл!

– И ещё ты. Поэтому Гранкуйена и называли «Последним Лоцманом». Он один сумел превзойти всех Иерархов-Основателей. Но для Держителей это не мастерство, а естественное состояние. Прямо как для тебя!

Последняя фраза была крючком – и пленник попался.

– Ещё скажи, что они умеют открывать порталы!

– Я уверен, что умеют. Именно так они приманили тебя. Они вскрыли свой мир изнутри, и ты примчался, потому что никогда не видел такого. Ты же бессмертный! Чтобы заставить тебя влезть в человеческое тело, нужно показать тебе кое-что по-настоящему уникальное!

Лоцман ничего не ответил, и Отвратень продолжил, обнадёженный молчанием оппонента:

– Гранкуйена называли «Последним Лоцманом», потому что «Настоящие» исчезли. Ты сам стал легендой. «Давным-давно, когда ещё строили Большой Дом, во вселенной обитали всемогущие Лоцманы…» Поэтому ты и явился на Землю – ради тех, кто похож на тебя. Нечто, что появилось на свет не как человек, но обладает душой. Нечто, что инстинктивно овладело сложнейшими магическими приёмами и способно влиять на материю. Нечто постоянно развивающееся…

– Красиво! – перебил его Лоцман. – Ты забыл ещё одну похожесть. Их невозможно подчинить ничьей воле. Они – часть Метрополитена. Каждый день они пропускают через себя миллионы живых душ. Вы об этом подумали? Не-ет! Вас интересовало, насколько они сильные и на что способны. Но вам и в голову не пришло, что они остаются частью чего-то бесконечного. Да, они постоянно развиваются и учатся! Даже Зазеркальщик не способен их удержать. И что теперь? Вы прибыли сюда ради Держителей. Может быть, пора поискать новый ресурс?

– Чем плох этот?

– Тем, что вы не способны им овладеть.

Отвратень улыбнулся – он услышал достаточно.

– Мы не можем подчинить Держителей, пока сохраняются описанные тобой условии, – согласился он и уточнил: – Не можем, пока они часть метро и пока миллионы людей сохраняют их связь с этим миром.

– Вот именно.

– Вот именно! Нет ничего вечного. Если уничтожить метро и людей, мы получим бездомных духов, привыкших к ежедневной энергетической подпитке, но не способных добывать её самостоятельно. Но ведь они развиваются, верно? Они научатся новому способу, как и другие духи в похожих условиях. Они будут питаться теми людьми, которых смогут поймать. Когда я предложу им другой, более богатый источник энергии, они выстроятся в шеренгу и постучатся в ворота Уишты-Йетлина. И Большой Дом падёт перед ними. Ведь они больше, чем просто призраки или духи! Такая сила, такие способности, такие стремления! Я бы назвал их «Лоцманами», если бы это имя не было занято.

– И ты думаешь, они послушают тебя?

– Конечно! Но не меня, а себя. Единственная причина, по которой Лоцманы не завоевали мир, состоит в том, что они уже это делали. Вы живёте очень долго. Полагаю, вы перепробовали всё. Держители – ещё нет.

* * * 02:05 * * *

– Мы ещё не всё перепробовали! – упрямо заявил Ясинь, раскрывая выбранную книгу.

Картинок там не было, поэтому он вернул её на место – и тут же вцепился следующую. Дед подхватил его под локоть и потянул «пациента» прочь из комнаты.

– Хватит!

– Но я…

– Хватит!!

Ясинь сверкнул на него глазами, но тут же притих, оставил захваченный фолиант на вершине высокой стопки и смиренно последовал за Дедом.

Четыре дня прошло после исторического разговора в ванной – достаточно, чтобы привыкнуть к победе над Отвратнем. Но каждый раз, чувствуя злость – не важно, по какому поводу, – Ясинь одёргивал себя и настораживался, готовясь к новому сражению. Злость, ярость, гнев – все эти эмоции могли стать лазейками для Тийды. В эти минуты на него было больно смотреть: Ясинь становился покорным и постоянно вслушивался, как будто ждал удара в спину.

Тийда не бунтовал. Он замолчал вскоре после того, как Обходчик обвинил пушчремца в убийстве Гийолы. Но сначала заставил их обоих помучиться: Дед едва не задохнулся, нахлебавшись горячей воды, а Ясинь испытал такое отвращение и ненависть к самому себе, что, если бы под рукой оказалось оружие, он бы, не раздумывая, прекратил своё презренное бытие.

Зачем жить, если единственный близкий человек погиб по твоей вине?

После того, как Норон подкорректировал память Ясиня, сознание пушчремца замкнулось на мысли: «Она умерла! Она погибла! Зачем мне теперь жить?» Гийолы больше нет – в этом он был уверен, поэтому у него не было повода бороться – и он капитулировал перед Отвратнем, который, напротив, жаждал сражений. О, если бы Тийде дали повод – он бы показал, почему его называют «Непобедимым»!

Но Дед, наученный чередой запоминающихся поражений, сменил тактику. Не стоит и пытаться победить Отвратней с помощью магии Большого Дома! Столетиями неутомимые изгнанники противостояли агентам Уишты-Йетлина. Что против них обычный Страж Границ?

Единственный настоящий противник Тийды – это Ясинь. И Ясинь сделал свой ход.

Корректировка Норона слетела в тот момент, когда Тийда услышал «Ты сам её убил!» Ясинь мог поверить в гибель Гийолы: много раз она была на самом краю и чудом избегала смерти. Но поверить в то, что он убил её своими руками – никогда!

Фраза, брошенная наугад, сыграла решающую роль: Ясинь воскрес, чтобы опровергнуть это обвинение, попытался вспомнить подробности трагедии – и обнаружил вместо воспоминаний убеждённость, что так оно и было на самом деле. А такого не могло быть никогда! И тогда осознал, что его обманули. Он не понимал, в чём именно и какой фрагмент воспоминаний – фальшивка. Мысль о том, что у него отняли не только Гийолу, но даже память о ней, пробудила прежнего защитника – и Ясинь обратил свою ярость против врага. То есть против себя-Тийды…

– Что я сделал? Что я с ней сделал? – рыдал он.

Откашлявшись, Дед высунулся из-за края ванны и внимательно посмотрел на тоскующего пушчремеца. Гость сидел на полу, вцепившись руками в волосы, и раскачивался, как будто пытался оторвать себе голову или снять скальп.

– Я позволил ему… Он её убил… Я её убил!.. Но я не мог!

Купированная память не желала восстанавливаться. Расспросив Ясиня, Дед так и не разобрался, что произошло на самом деле. Определённо, Гийола смогла пережить первое нападение пасть-пиявки, а потом довольно долго пряталась. По расчётам Деда, «прятки» продолжались больше двух недель – если считать с того дня, когда погиб Тахмей.

Ясинь мало что помнил из посещения новой базы Отвратней. Он видел Норона, Траквештрерию и нечто, похожее на коконы Вражниц. Последнее огорчило Обходчика, хотя чего ещё было ждать?

Хуже всего, Дед не мог заглянуть в Гьершазу и проверить: Уи-Ныряльщица обязательно бы воспользовалась шансом. И, пока отсутствовали доказательства, Гиойла оставалась одновременно живой и мёртвой.

– Она спаслась или нет? – вновь и вновь спрашивал Ясинь.

Вопрос волновал его даже больше, чем условная победа над Тийдой Лан Хоколосом, который по-прежнему сидел где-то там, глубоко внутри. Отвратень казался временной проблемой: Ясинь надеялся найти лекарство, чтобы изгнать паразита.

– У тебя же получилось! – напомнил «пациент», когда Дед выдворил его из своей комнаты. – Ты же определил, что во мне кто-то прячется!

– Не определил, а подтвердил подозрения, – в сотый раз уточнил Обходчик.

Он умолчал о подлинном смысле той проверки: изучив фотографии концентрационных лагерей Второй Мировой войны, Ясинь отреагировал так, как положено иммигранту из отсталого недоразвитого мира: «Людей жалко, но есть люди, которые заслужили пытки и смерть».

Решающим был тот факт, что пушчремец не пытался изобразить ложное сочувствие и человеколюбие – откуда гуманистические порывы у солдата, который служил подопытным? Значит, Отвратень хорошенько изучил своего носителя – только и всего. Нулевой результат для Ясиня с его страстным желанием излечиться. Что касается Обходчика, то он планировал продолжить эксперименты, но последовавшие события стали для пушчремца идеальной проверкой…

– А теперь надо найти триггер, который поможет мне управлять Хоколосом!..

– Если мы ничего не нашли за четыре дня, значит, ничего не найдём, – терпеливо объяснил Дед и нахмурился.

«Потому что такого триггера не существует», – подумал он. Ясинь как будто прочитал его мысли, но понял их по-своему.

– Если я неизлечим, ты должен избавиться от меня, а не селить у себя дома! – заявил пушчремец, стоя в коридоре. – Я потенциально опасен! Не понимаю, почему ты ничего не делаешь?

– Мы все потенциально опасны! – вздохнул Обходчик. – Если тебя это тревожит – убей себя, избавь меня от хлопот!

Ясинь промолчал.

– Иди уже спать! – велел ему Обходчик. – Злата тебе постелила. Завтра всё решим.

Ясинь спал на кухне – вернее, лежал там. Каждое утро Дед заставал его бодрствующим и всё более мрачным.

– Спасибо, что помогаешь, – пробормотал пушчремец.

– Был бы рад… Но тут всё от тебя зависит. Утро вечера мудренее.

– Что это значит?

– Это значит, что я спать хочу! Завтра или послезавтра отправлю тебя в Гьершазу. Думается, Уи тебя не тронет. Останешься там, найдёшь свою Гийолу или будешь просто сидеть и ждать, когда всё кончится. Так будет лучше – и для тебя, и для нас. Согласен?

Вообще-то согласия не требовалось.

План пришёл в голову Деду ещё тогда, когда он ещё сидел в остывшей ванне и слушал спутанные воспоминания Ясиня. Предельно простой и местами крайне негуманный план.

«Кажется, старею, – подумал Дед. – Нужно было сразу ему предложить».

– Я согласен, – кивнул пушчремец. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – попрощался Дед и захлопнул дверь.

* * * 02:06 * * *

Дед глубоко зевнул – и тут же сморщился от тягучей боли, пронзившей лёгкие. Не успел он подумать о перспективах малоприятной симптоматики, как раздался вежливый стук.

– Ну, сколько можно! – застонал Дед, открывая дверь и готовясь к новому сеансу терапии. – Я здесь сплю, знаешь ли! А у тебя другое место!

– Я тоже здесь сплю, – напомнила ему Злата, заходя в комнату.

Судя по влажным волосам и конфетному запаху, она только что приняла душ. Факт, который навёл Деда на мысли, никак не связанные с Отвратнями, Границей или Большим Домом. Приятные сладенькие мысли, в которых не было ничего дурного…

– Я так и знала, что этим всё кончится, – сказала Злата, поправляя подушки на постели. – Ты выкинешь Ясиня в Гьершазу и посмотришь, что будет. Как будто он не человек, а какой-нибудь космический зонд!

– Мне тоже его жалко, – пробормотал Дед, рассеянно листая книжку, отбракованную пушчремцем. – Предложи другой вариант…

Книжка и впрямь не годилась на роль триггера: третий том этимологического словаря Макса Фасмера. «Плот, – прочитал Обходчик. – Забор, ограда». Вздохнув, он вернул книгу на полку.

– Дело не в вариантах, – фыркнула Злата. – Ты не имеешь права распоряжаться его жизнью!

– Он сам хотел, чтобы его убили!

– А если Нуи-Ныряльщица…

– Уи, – поправил её Дед. – Уида Керликенри, одна из основательниц Большого Дома. Ясиня она не убьёт. Если бы могла, убила бы раньше. Она его боится. То есть боится Тийды, но это без разницы.

– А если он нападёт на ученицу Лоцмана?

– Её теперь зовут Гийола, – напомнил Дед. – Ясинь придумал ей имя. И он её не тронет.

– Почему?

– Потому что если бы мог – давно бы это сделал!

Злата не смогла найти весомое возражение – доказательства, которыми пользовался Обходчик, основывались на предыдущем опыте и потому казались весьма правдоподобными. Но что-то продолжало беспокоить. Неясная мысль, словно назойливый комар, не давала примириться с аргументами Деда. Несостыковка в поступках, нелогичность, неправда, выловленная из его сознания во время их кратковременного слияния, – отсутствующий кусочек мозаики, без которого не складывалась общая картина.

Дед наблюдал за тем, как она в сотый раз поправляет подушки и разглаживает простыню. Сам он не спешил укладываться – стоял напротив разобранной постели, растирая ладонью грудь. Болезнь немного отступила, но он продолжал хрипеть и задыхаться. Надо бы отдохнуть и вылечиться. Понять бы, от чего…

– Оставь его – он нам поможет! – наконец, предложила Злата. – Если его боятся Отвратни…

– Его боится Ныряльщица, – перебил её Дед. – Про других не знаю. И сильно сомневаюсь, что Ясинь сможет контролировать Тийду, если мы схлестнёмся с Нороном. Гийола – единственный триггер, который у нас есть. Рядом с ней Ясинь будет в безопасности. Особенно теперь, когда он знает, на что способен Тийда…

– А если Гийола в самом деле погибла? – шёпотом спросила Злата.

Дед пожал плечами.

– Мы не будем знать наверняка, пока не увидим тело… А это вряд ли – если Уи сожрала её, значит, сожрала всю, целиком. Да и Ясинь-то теперь никому не верит, особенно себе! Будет надеяться до последнего. И будет искать.

Злата вздохнула.

– Если он там выживет, представь, на что ты его обрекаешь! Бесконечные поиски, когда нет ничего, кроме надежды, и даже собственным воспоминаниям нельзя доверять! Какой смысл?

Дед пожал плечами:

– Такой же, как и в отправке космического зонда! Я открою Ясиню фиксированный лаз и посмотрю, как отреагирует Уи.

– И пошлёшь за помощью в Большой Дом?

– Нет…

Он не договорил – зашёлся в приступе тяжёлого кашля. Злата помогла ему дойти до постели, заставила сесть, протянула бутылку с водой.

– Мы уже убили одного Отвратня, – напомнила Злата, пока он пил. – Смогли противостоять другому… Гийола смогла, но всё равно – не сразу же её… Мы почти справились с третьим, – она показала ладонь с тремя загнутыми пальцами. – Зазеркальщик тоже ничего не смог, – она загнула четвёртый палец. – Ты продолжаешь портить жизнь пятому! И мы сделали сами, вместе с Держителями! – она сунула под нос Деду сжатый кулак.

Он поцеловал костяшки и торопливо лёг, накрывшись одеялом. Не помогло.

– Не понимаю, почему они так вцепились в Держителей, – задумчиво проговорила Злата, уверенная, что Обходчик не спит и слушает каждое её слово. – Нет, не так. Раньше не понимала… Вот посмотри: с Хавансой в одиночку справился Держитель «Красносельской». Зазеркальщик сумел поймать нескольких, но теперь станции свободны, и нет ни одного нового случая заражения. А ведь Отвратни – лучшие из магов Уишты-Йетлина, а значит, самые лучшие! Получается, что Держители – сильнее Большого Дома. И если заставить их напасть…

Она задумалась – и Дед воспользовался шансом остановить этот опасный процесс. Осторожно высунув руку из-под одеяла, он дотянулся до краешка халатика, в который был облачена Злата, и аккуратно потянул ткань на себя. Но ученица моментально пресекла его поползновения.

– Интересно, что же ты пытаешься скрыть?.. – прошептала она, выкручивая Дедовы пальцы. – Горячо? Совсем горячо? Ладно, пойдём дальше. Держители способны победить Большой Дом. Поэтому Отвратни прибыли на Землю – чтобы использовать этот ресурс. Может быть, они уже проделывали такое раньше? Например, на Пушчреме. А если Держители могут стать угрозой для Большого Дома…

«Надо было объяснить ей раньше, – подумал Дед. – Хотя, если бы она узнала раньше, она бы вела себя иначе».

– Почему Большой Дом ничего не делает? – возмущённо спросила Злата у своего наставника. – Почему не пытается контролировать миры, где есть такие существа? Они же не идиоты! Есть иерархи, которые знают об Отвратнях, есть специалисты по духам-хранителям – им что, трудно сложить два и два и установить контроль над такими мирами?!

Дед ничего ей не ответил – убрал руку и отвернулся к стене.

– Не думаю, что они такие глупые, – медленно проговорила Злата, пристально глядя на Обходчика.

Он чувствовал её обжигающий взгляд даже сквозь одеяло.

– Я уверена, что Уишта-Йетлин наблюдает за каждым миром, где обитают духи-хранители, отслеживает каждое подозрительное событие, контролирует траффик. Конечно, они не объясняют, в чём опасность, потому что иначе им пришлось бы рассказать про Отвратней… Но на Земле ничего такого нет. Один Страж Границы с парой учеников – и всё. Почему?

Дед негромко откашлялся и попытался исчезнуть под одеялом.

– Твои наставники ничего не заметили, потому что не искали специально, – продолжала Злата. – Держителей трудно заметить, когда они этого не хотят. Ты заметил, ты начал их изучать, но в одиночку, молча. Должен был доложить, но молчал. Поэтому в Уишта-Йетлин не знали. А если бы узнали… – голос её сорвался, и Злата закрыла рот обеими руками, пытаясь удержать слова, срывающиеся с языка.

– Они бы изолировали Землю и запустили процесс отмирания Слоёв, чтобы уничтожить Держителей, – закончил за неё Дед. – Единственный способ, который гарантирует им безопасность.

– Но ты же хотел позвать на помощь! – воскликнула Злата, стаскивая одеяло с его головы. – Ты хотел…

– Я хотел перекрыть Границу, хотя бы на время, – терпеливо объяснил Обходчик. – Но сам я не могу. А вот Лоцман – может.

– И ты его спровоцировал…

– Попытался. Получилось.

– Потому что он хотел защитить Землю, – печально улыбнулась Злата.

– Потому что он хотел защитить Держителей! На Земле обитают единственные духи, которые успели эволюционировать, прежде чем их заметил Большой Дом. Ты понимаешь, какая у них следующая ступень развития?

– Лоцманы? – прошептала Злата.

Дед усмехнулся и вырвал краешек одеяла из её ослабевших пальцев, потом притянул ученицу к себе и заставил лечь рядом.

– Лоцманы – это те, с кем мы знакомы, – сказал Страж Границ. – Они вскрывают миры, они прокладывают норы, которые невозможно перекрыть. Но они ведут себя честно! Соблюдают правила. Не вредят, хотя способны. Никто не знает, чем они питаются, но, определённо, источник их силы лежит за пределами обитаемых миров. Понимаешь? Лоцманы – это те, кем Держители могут стать... когда-нибудь… Пока что им предстоит переродиться в нечто, что я бы описал как «Лоцманы минус сознательность». Подходящий материал для армии, да?

– А мы? Мы сами что сможем сделать?

– Ничего, – Дед поцеловал её в щёку и закрыл глаза. – Время, когда мы могли что-то сделать, уже прошло. Давай спать!

* * * 02:07 * * *

Время, когда ещё можно было изменить этот мир, давно миновало. «Но им не помешает хорошая порка!» – думал Норон, улыбаясь во весь рот и с трудом сдерживаясь, чтобы не начать кланяться. Однако в Москве поклоны не практиковались – это он уже выяснил.

– Неделю на выселение! – не унималась хозяйка квартиры. – И чтоб духу вашего здесь не было!!

Она заявилась утром и сразу же ознакомила Норона с ультиматумом: «Я здесь ставлю условия, потому что сдавала без залога, и вообще, кто ты такой?!»

– Да вы что! Как же так! – ныл Норон. – Как же я найду в такие сроки?

Сроки тут были ни при чём. Отвратень понятия не имел, как это делается. Съёмом жилья занимался один из Посвящённых – тот самый, который уже не был ни студентом, ни человеком. Осталась внешность, которую использовал Норон.

Но никакие магические способности не могли предотвратить катастрофу выселения или помочь с поиском нового убежища. Память кому-нибудь стереть, преобразить тело, запечатлеть душу – пожалуйста! Но снимать квартиру… У кого? Где? Как?

– Ничего, справишься! Не дурак! – успокоила его тётка.

В пышном фиолетовом пуховике с зелёным мехом на капюшоне она напоминала перезрелый баклажан. Поджимая тонкие губы, хозяйка квартиры расхаживала по своим законным владениям, а Норон-студентик семенил следом и всё пытался заглянуть ей в лицо. Но тётка отворачивалась. Она не смотрела на него – с той самой минуты, когда он открыл ей дверь.

– Вещей у тебя, я так погляжу, немного, так что переедешь быстро! – успокоила она.

– Но ведь Новый Год на носу! – не сдавался Норон, вспомнив о дополнительном аргументе. – И Рождество уже скоро!

Хозяйка с подозрением уставилась на жильца.

– Скоро? Что значит скоро?!

– Через три дня, – растерянно выдавил Норон.

Он постоянно путался в земном календаре, что раздражало неимоверно. Цифры, даты, праздники, обычаи – тысяча мелочей, и никогда не угадаешь, какая пустяк, а за какую в глаза плюнут. Вот бы где пригодился Макмар!

– Через три дня будет двадцать четвёртое! – сообщила хозяйка. – Это у католиков Рождество! Ты что – из ихних?

Вопрос поставил Отвратня в тупик и ещё больше разозлил. Он бы с удовольствием стёр мерзкой тётке память, но неудавшийся опыт с матерью Кукуни научил, что это не поможет. Неизвестно, какие родственники у этой!

Кроме того, Норон уже знал причину скоропалительного выселения. Вычитал, что было не сложно. Причина лежала на поверхности, но уходила корнями в самую глубь. Деньги. Кто-то предложил больше. И попросил побыстрее и пораньше. Сумма была такая, что, пожалуй, даже полное вычищение памяти не поможет!

– Ты католик или кто ещё? Баптист? – прищурилась тётка.

– Не совсем, – промямлил чужак.

Обычно такой ответ выручал. Но не в этот раз.

– Что значит «не совсем»?! – заорала хозяйка, так что у Норона уши заложило.

В качестве главной причины преждевременного выселения был назван «постоянный шум», который беспокоил соседей.

Вторая причина: «слишком много гостей».

– Ты или православный, или нехристь! – продолжала хозяйка, не понижая тона. – Ну, с тобой я сразу поняла, что из тех! Странный ты какой-то! Понаехали тут!

– Так мне можно остаться хотя бы до конца месяца? – робко спросил Норон.

– Неделя! – тётка в десятый раз окинула взглядом пустую комнату.

Коконы были надёжно спрятаны в ближайшем Слое, но проблема была в другом: Норон истратил всех «Посвящённых», и теперь некому было убирать мусор.

– Мне этот бардак потом месяц выносить придётся! – заявила хозяйка и принюхалась. – Ты что, кошку держишь?

– Нет! Конечно, нет! – воскликнул Норон.

Как оказалось, слишком громко.

– Не смей на меня орать! – завизжала тётка, выпучив глаза. – Он ещё орёт на меня! Три дня! Всё! И если не освободишь, милицию вызову!! Попрыгаешь тут у меня!!!

Когда она ушла, хлопнув дверью, Норон подошёл к зеркалу в прихожей и внимательно всмотрелся в отражение. Худенький длинноволосый студент, который клялся, что жильё надёжное и волноваться не о чем, теперь существовал только в памяти Отвратня. Как и остальные «Воины Света», он стоял на пороге новой жизни – и срок рождения только что был определён.

Норон вернул себе прежний рыжий облик – однако отражение не изменилось.

– Не нравится мне этот мир, – сказал Траквештрерия и ударил кулаком по стеклу.

На мгновение зеркало затуманилось.

– Здесь всё скверно устроено, – продолжал Зазеркальщик и оскалился. – Не по правилам!

В первый раз с начала их знакомства Норон видел, что Траквештрерия выражает эмоции.

«Старик не привык проигрывать, – подумал Отвратень. – Слишком долго был бессмертным и непобедимым!»

– Согласен, – рыжий маг ободряюще улыбнулся отражению. – Сплошной бардак! Но мы их накажем!

Он посмотрел на коконы, вернувшиеся в Земную Явь. Ровные и одинаковые, идеальной формы, словно зёрна, отобранные для посева. У некоторых оболочка кое-где треснула, и в щёлки выглядывала багровая плоть. Тварям не терпелось выйти в свет, и Норон усмехнулся, радуясь спешке.

Ему пришлось изменить формулу Вражниц, чтобы освободить их от ненужных способностей – и усилить другие таланты, более важные для предстоящей миссии. По сути, они перестали быть «Посланницами». Тварей следовало называть как-нибудь иначе. Норон ещё не придумал для них нового имени – хотелось подобрать что-нибудь эффектное…

Он вышел на кухню, протиснулся между коконами и прижался лицом к окну. Город был скрыт за падающим снегом и хрустальной изморозью на стекле, но Отвратень чувствовал, как там пульсирует жизнь и перекатывается бесконечными волнами.

– Через три дня, – повторил Норон и провёл ногтём по стеклу. – Жду – не дождусь!

* * * 02:08 * * *

Здравствуй, Злата! Не знаю, с чего начать…

Давно уже подумывал о завещании, но руки не доходили. Тем более, что писать ненавижу. Но оставлять тебя без ответов будет неправильно – ты же мой заместитель! Решил записать на кассету.

Ты услышишь эту запись, если со мной что-нибудь случится. То есть уже случилось, и это наш последний разговор. Наверное, надо что-нибудь сказать… про нас... Но ты и сама всё понимаешь, верно?

Раньше я ничего тебе не рассказывал. Из-за Макмара. Он легко тебя читал, не стоило разбрасываться секретами! Потом началась история с Отвратнями. Мне самому понадобилось время, чтобы разобраться.

В девяностых, когда я стал Стражем Границ, а ты ещё доучивалась, возникла у меня идея: а что если перекрыть норы, проложенные Лоцманом? Мне говорили, что это невозможно. Но захотелось попробовать. И я пошёл искать самый первый портал. Обычно его маскируют. Оказалось, он на виду. На «Площади Революции». В замурованной арке между пионерами.

Это на платформе, где пионеры – первые, если смотреть по движению поезда. Там вход на Землю, которым воспользовался Лоцман. Прямо в замурованной арке.

Я побоялся входить туда. А я тогда, кажется, ничего не боялся, после чистки-то! Ни одной лишней эмоции. Мне было всё равно. И я умел работать с порталами, установленными Лоцманом. Потому что Лоцман устанавливает порталы для людей. Но там была не нора даже, а тоннель! Стабильный тоннель векторного типа, открытый наружу.

Очень старый портал. Не меньше десяти лет, и он был намного старше других точек выхода. Через него Лоцман попал на Землю. Потом уже Лоцман начал прокладывать лазы для своих клиентов. Но кто построил тот первый портал?

Я начал искать и обнаружил Держителей. Они сделали тот портал. Для себя. Сами. Пытались разобраться со своим прошлым, уходили вглубь, изучали, что там водится. И нечаянно пробили слишком далеко. Может быть, изучив всё доступное на Земле, они решили посмотреть на другие миры?

Когда до меня дошло, что это такое... Я почти испугался. Только Лоцманы способны прокладывать норы с нуля. И я помнил, как в Большом Доме относятся к Лоцманам. Получалось, что здесь, у нас, на Земле живёт кто-то, кто способен вскрыть мир изнутри. Что я должен был сделать?

Наверное, ради благополучия вселенной я должен был рассказать о Держителях. Пусть иерархи решают! Но я знал, каким будет это решение.

Теперь ты понимаешь, почему я не боялся Лоцмана, почему впустил его? Я не боялся его, потому что не боялся Держителей. А Держителей не боялся, потому что давно был на их стороне. Наверное, поэтому они признали меня и отозвались.

Макмар этого не понимал. Решил, что я приручил Держителей, подавил их волю, сделал своими слугами. Не догадался, что это я стал их слугой, причём добровольно… Вот он и призвал Отвратней: на Земле водились духи со способностями Лоцмана и были доказательства того, что этих духов можно поработить.

В чём-то он был прав. Держители проявляют активность после того, как меняется жизнь наверху. Лоцман прошёл через портал на «Площади Революции» в девяностом – почему не раньше, понимаешь?

В общем, Отвратни могли догадаться, что на Держителей можно повлиять через людей. Напрямую – бесполезно, а вот если так… Лишить их привычного мира и…

Я не знал об Отвратнях, когда сделал выбор между Большим Домом и Держителями. Если честно, мне плевать на Большой Дом. Это они породили Отвратней! Они решили, что Вражницы могут быть полезными, а теперь Норон лепит себе армию. Сомневаюсь, что у него вылупятся обычные Посланницы!

Чёрт, я не хочу умирать! Но я уже ничего не могу. Не могу остановить Норона, не могу позвать на помощь. Возможно, мне придётся отвечать за свой выбор, так что всё справедливо. Честно. А ты… ты не слишком-то расстраивайся!

Теперь это твой крест, твой выбор. Ты теперь Страж Границы, тебе решать. Можешь предать Землю ради спокойствия вселенной. Можешь врать дальше – ради меня и ради Держителей.

* * * 02:09 * * *

«Мы ничего не можем сделать», – сказал Обходчик и велел сидеть тихо, не мешаться, ждать, когда всё закончится. Пока открывал портал в Гьершазу, три раза повторил – для лучшего усвоения информации. Несомненно, ему было виднее. Но с некоторых пор каждый разумный приказ казался Ясиню провокацией – Тийда тоже давал полезные советы…

Портал, вопреки опасениям, вывел к Лоцманскому дому, на крыльце которого сидела живая и невредимая Гийола – и никакой Уи-Ныряльщицы. Вариант, о котором нельзя было и мечтать! Обходчик успокоился, Ясинь – наоборот.

Идиллическому воссоединению радовался каждый хмерлинь в округе, и даже вечно хмурое небо прояснилось и поголубело. Ясинь смотрел на заплаканное лицо любимой, гладил чёрные пёрышки волос, улыбался, слушал захлёбывающийся голос – и не верил.

Он очень хотел узнать, жива Гийола или нет, но эта вариативность относилась не к реальным фактам, а к тому компоту, который образовался у него в голове. Действительные воспоминания, навязанные представления, личное из детства и потенциально фальшивые факты из того периода, когда в него вселился Отвратень, – чему верить? Можно ли вообще верить себе?

На следующий день после возвращения он сообщил о своих планах:

– Хочу на Землю. К Норону. Надо с ним разобраться.

– Хорошо, – ответила Гийола. – Я с тобой. Надо спасти учителя.

Как будто ждала. Как будто в ту минуту, когда Тийда заговорил с ней через Ясиня и потребовал отправить его на Землю, «иначе однажды он не сдержится», она уже похоронила его, а всё остальное – понарошку.

Гийола начала выстраивать сложный трёхступенчатый портал, ориентируясь на координаты и метки, ведущие к новой базе Отвратней. Сложная работа, полностью захватившая её. На расчёты ушло два дня, так что времени на сомнения не оставалось.

Пора возвращаться на Землю. Они не могли сидеть и ждать. А главное, они уже не могли выносить друг друга. Едва лишь высохли слёзы радости, они оба обнаружили, что искреннее чувство, которое соединило их, осталось в прошлом. Ясинь помнил, что любил Гийолу – и помнил, что она умерла. Гийола любила своего защитника – и понимала, что он стал другим. И был другим с самого начала.

Втайне они тосковали по тем безумным дням, когда Уи-Ныряльщица гоняла их по Гьершазе и для счастья вполне хватало поцелуев. Теперь же они стали чужими: Ясинь не мог доказать, что достоин доверия, Гийола не могла доказать, что она действительно существует и всё происходящее – не навязанный сон.

Нападение на Норона выглядело наиболее логичным решением проблемы, потому что с Норона всё началось.

«Обходчик предвидел это, – успокаивал себя Ясинь. – Наверняка рассчитывал, что мы так и поступим!»

Чушь! Дед верил в умственные способности Гийолы. Ученица Лоцмана не настолько идиотка, чтобы нападать на того, кто сумел справиться с её учителем! Как можно надеяться на успех при такой расстановке сил?

На это и рассчитывала Гийола – что Норон не будет готов к подобной глупости.

Он и не был.

* * * 02:10 * * *

Норон готовился к родам.

Сидя на стуле посреди комнаты, Отвратень оглядывал расставленные вдоль стен коконы. Они уже утратили сходство с зернами и напоминали серовато-розовые клубни. Округлившиеся и мягкие на вид, коконы были опутаны толстой паутиной отростков, благодаря которым сохраняли вертикальное положение.

Если приглядеться, можно было заметить бледное пульсирующее пятно в верхней части каждого клубня. Если прислушаться, можно было уловить равномерное сердцебиение – хор из двадцати четырёх нетерпеливых душ, которые жаждали исполнить своё предназначение и очистить мир от зла.

«Подлинное Зло не приходит извне – оно начинается внутри», – сказал им Учитель. Его слова подтверждались их собственными воспоминаниями: в прошлой жизни их оскорбляли, унижали, отвергали, вынуждали терпеть несправедливость. Но теперь!..

Теперь они становились теми, кого будет трудно обидеть.

Роды приближались, и, оглядывая «кладку», Отвратень всё больше мрачнел. Слишком быстро. Ещё бы недельку! Для обычной Вражницы хватило бы прошедших шести дней. Для тех, кого он ждал, требовалось больше времени – и больше пищи.

Ускорение процесса, как и любое другое нарушение технологии, могло закончиться смертью новорожденных. Поэтому Норон крутил головой, высматривая признаки разрушения оболочки или неправильного развития плода. Чтобы не рисковать, он вытащил из кармана фигурку Лоцмана и поставил под стул: «младенцы» могли нечаянно повредить пластик.

Наконец один из коконов задрожал – и выбился из общего ритма. Норон приложил руку к бледному пятну, успокаивая. Существо рождалось нормально: оболочка расползалась сверху вниз, но продолжала защищать ещё не затвердевшую кожу.

Высунулась бледная голова, покрытая лёгким розоватым пушком. Глаза, всё ещё скрытые плёнкой, прищурились, хотя света было совсем мало.

Сумрачное декабрьское утро, промозглое и недружелюбное, приникло к окну, разглядывая чудовище.

– Всё хорошо… Ты молодец! – Норон потрепал новорожденного по загривку и обернулся на треск, прозвучавший со стороны прихожей.

«Опять Траквештрерия! – раздражённо подумал он. – Как не вовремя!»

Отвратень ожидал увидеть Тийду Лан Хоколоса, растерянного, виноватого, просящего о помощи и защите – его глазам предстал Ясинь, который покрывал поверхность зеркала краской из баллончика. Поскольку делал он это с закрытыми глазами, то стене и ближайшему кокону тоже досталось.

– Вот тебе! – торжествующе воскликнул Ясинь, истратив баллончик до конца, и заглянул в комнату.

И тут же отпрянул, рефлекторно прикрывая лицо рукавом – крайний кокон, заляпанный зелёной краской, лопнул, так что в разные стороны полетели ошметки побуревшей оболочки. На пол выплеснулась вонючая жёлтая жижа, а следом шлёпнулись красно-сизые внутренности, прорвавшие кожицу живота.

Как ни странно, голова у недоразвитого плода была вполне сформировавшейся: розовый пушок на черепе налился соком и стоял торчком, образуя защитную корону. Глаза умирающего существа распахнулись от боли, изо рта вырвался жалобный стон. Хороший признак для Норона: «Значит, живучие», – подумал он и переключил внимание на гостя.

– Тийда, мне очень жаль, – сказал Норон, медленно двигаясь в сторону Ясиня. – Ты не смог справиться со своим носителем! Мы должны попробовать ещё раз, согласен? Задержи его – я доделаю остальное.

– Ну, давай, – ухмыльнулся Ясинь, делая шаг ему навстречу. – Посмотрим, кто кого!

– Идиот! Тебя я убью первым!

Норон протянул руку… но ничего не произошло.

– Он защищается, – объяснил Ясинь, тесня Норона к коконам. – Он до сих пор уверен, что сможет меня переломить!

– Может быть, сможет, – кивнул Отвратень. – Но я не собираюсь ждать, когда у него получится!

– Я тоже! – согласился Ясинь и кинул в Норона баллончиком из-под краски.

Маг инстинктивно отпрянул – и нечаянно опёрся о ближайший кокон. Оболочка смялась, и существо, скрывающееся под ней, испуганно заверещало.

– Я, кажется, помешал? – ухмыльнулся Ясинь и со всей силы пнул другой кокон.

Лицо Норона скривилось, но он ничего не успел сказать: в комнату вбежала Гийола, огляделась, увидела стул, заметила чёрную куколку – и прыгнула к ней. Едва лишь пальцы Гийолы обхватили фигурку Лоцмана, вокруг волшебницы выстроилось окно, уводящее в Гьершазу, – и девушка исчезла.

Дождавшись, пока закроется портал, Ясинь двинулся к Норону, на ходу доставая из кармана кухонный нож – заточенный и очень удобно лежащий в руке. Душу пушчремца охватило знакомое стальное спокойствие. Он не чувствовал ничего, кроме желания отнять жизнь и уверенности, что сможет это сделать.

Не успел он замахнуться, как из-за спины Норона выскочило новорожденное чудовище и, не медля ни секунды, отбросило противника мощным ударом хвоста. Однако тварь не стала применять яд или кислоту – воспользовалась своим основным талантом: открыла портал и вышвырнула Ясиня из Земной Яви.

Там, в дальнем Слое, где не было ни материи, ни света, ни тепла, Уи-Ныряльщица принялась за Тийду Лан Хоколоса.

Она получила новое тело – не то, к какому привыкла, но лучше, чем тело безумной старухи. Это новое тело идеально подходило для охоты: широкие шипастые крылья, цепкая пара лап и пасть, полная острейших зубов. Вражницы, которых создал Норон, были совершенными людоедами.

* * * 02:11 * * *

Красный с белыми прожилками мрамор «Краснопресненской» и впрямь был похож на копчёное мясо. Стоило Деду подумать об этом, как в животе заурчало. «Грузинское месторождение вблизи посёлка Салиэти, – начал вспоминать Обходчик. – Станция открыта в одна тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом, в семьдесят втором сделали переход на «Баррикадную» и убрали Ленина со Сталиным…» Желудок историей не интересовался – ему хотелось чего-нибудь мясного, и побольше.

К счастью, Варя, сообщившая о схожести красного мрамора с едой, не слышала компрометирующих звуков.

– Я есть хочу! – вновь заныла она – Пошли домой, а?

– Надо было завтракать нормально, – откликнулась Злата.

Дед промолчал: утром он тоже не успел нормально поесть. В отличие от Вари, которую торопила надежда повидаться с любимым, Обходчика подталкивало маниакальное желание побыстрее разобраться с делами. День обещал быть очень трудным…

Посидев на «Краснопресненской», они зашли на поезд и проехались до следующей станции.

– Он, наверное, обиделся, – сказала Варя, ступив на пол «Белорусской». – Потому и прячется.

– Но ты его чувствуешь? – уточнил Дед.

– Ага. Конечно! – откликнулась она.

Слишком быстро.

– Хорошо, пошли! – придерживая за воротник пальто, он повёл её к дальней лавочке. Здесь, на платформе, любопытных глаз было поменьше. Впрочем, не стоило надеяться на уединение днём в четверг, да ещё и в предновогоднюю неделю.

«Сегодня же ещё и Рождество!» – вспомнил Дед.

Праздник был католический, но в России не бывает лишних праздников.

Сразу же захотелось домой, чтоб до вечера проваляться под одеялом.

– Варя, пожалуйста, выслушай меня, – попросил он.

Она осторожно вывернулась, присела на лавочку. Дед опустился рядом, взял её за руку. В который раз подумал, что не знает, как общаться с подростками. Если бы Варе было пять лет, всё было бы гораздо проще.

– Ты уже всё понимаешь, но не хочешь признаваться самой себе… – объяснение получалось неуклюжим и нелепым. – Ник не совсем человек…

– Я знаю, – фыркнула Варя. – Не мог выйти из метро и всё такое. Ну, не хотел выходить… Но мне всё равно! Я его люблю таким и вообще всяким!

– Да, конечно, – кивнул Дед. – Ты его любишь, потому что он именно такой, как ты мечтала.

– И что? – насупилась она.

– Не перебивай! Когда на тебя напало существо из зеркала, Ник тебя спас. Но сам попал в беду.

– Всё из-за этого, да? – вздохнула Варя, теребя верхнюю пуговицу своего пальто. – Я знала, что из-за этого! Злата сказала, что он станет вампиром!

– Давай потише, – попросил Обходчик. – Злата упростила, но, по сути, верно. Твоего Никки утянуло в зеркало, а обратно вышел… эээ… тёмный двойник.

Он не сразу придумал подходящую формулировку. О таких явлениях Дед привык размышлять на Красном Наречии, в терминах Большого Дома. По-русски получалось пошловато.

– Понятно. Тёмный двойник, – кивнула Варя.

Она рассеянно рассматривала людей на платформе. У многих в руках были пакеты с яркими поздравительными надписями. И детей было больше, чем в обычные дни.

– Ты его уничтожила, – продолжил Обходчик. – Злата тебе подсказала, как. Ты одна могла это сделать, потому что именно ты помогла Нику стать таким, каким ты его видела. Ты дала ему образ, дала направление…

– Он меня очень сильно любит, – отозвалась Варя. – Как в кино! Но это не скучно. Потому что он совсем не притворяется.

– Да, всё так... – Дед нахмурился, потому что разговор грозил затянуться.

Пора было заканчивать.

«Хватит жалеть её, – приказал он себе. – Или на тебя повлияла ученица Лоцмана, похожая на Алину?»

– Послушай, – Дед снова взял племянницу за руку, – тёмный двойник, которого ты уничтожила, был воплощённым отражением Ника. Чтобы уничтожить двойника, нужно было уничтожить самого Ника. Ни я, ни Злата не знаем другого способа. Если бы он вырвался, мы бы с ним уже не справились…

– Ну, я уничтожила того вампира, – согласилась Варя. – И я не смотрюсь в зеркала, как ты велел. Но почему тогда я не могу найти Ника?

– Потому что ты его уничтожила, – повторил Дед. – Развоплотила. Конечно, настоящий он здесь, – и Обходчик поднял голову к белоснежному своду станции. – Никуда не делся!.. Но тот Ник, который любил тебя и которого ты любила, исчез. Его больше не существует.

Варя покачала головой.

– Нет.

– Да.

– Нет! – она попыталась высвободить ладонь, но Дед удержал её.

– Ты можешь снова его создать, – быстро сказал он. – Беседник благоволит к тебе и не будет противиться материализации…

– Но он будет другой! – со слезами на глазах воскликнула Варя. – Он же ничего не будет помнить!

– Вытрись, – Злата протянула ей упаковку бумажных носовых платков. – У тебя тушь потекла, давай я помогу…

Пока Варя приводила себя в порядок, Дед снова попытался наладить контакт с Беседником. Дух был на прежнем месте, отзывался, но неохотно. Совсем как раньше – до знакомства с Варей.

«Здесь/у меня всё/везде тихо/спокойно», – сообщил он и выразил желание прекратить разговор.

Удостоверившись, что в этом направлении всё более-менее в порядке, Обходчик обратился к Держителю «Белорусской». Пусть Траквештрерия проиграл и осквернённые станции вернули былую силу, но кто знает, что придумал Норон!..

– Ты должен его изгнать!

Низкий хрипловатый голос, чёткие слова, ясный смысл. Обрывок телефонного спора? Городской сумасшедший? Оглядываясь по сторонам, Дед подивился совпадению фразы и сложившейся ситуации. Но когда разглядел говорившего, понял, что совпадений нет.

– Ты должен его изгнать! – повторил Держитель, откликаясь на призыв Обходчика.

Ответ обозначил новый уровень их взаимоотношений: раз речь зашла об обязательствах, значит, прежнее условное сотрудничество осталось позади.

Перед Дедом стоял рослый старик с длинной окладистой бородой, в сапогах и кожушке с курчавым воротником. Если бы не оттенок старой бронзы, одинаковый и для одежды, и для лица, можно было подумать, что это реликтовый вид приезжего – крестьянин из далёкой глубинки. Но автомат ППШ, закинутый за плечо, мирную версию не подтверждал.

Левая ладонь незнакомца, отполированная тысячью прикосновений, блестела под светом станционных бра. Нечего сомневаться: к Обходчику вышел старик из партизанского трио, которое украшало переход между «Белорусской-кольцевой» и радиальной.

Не удивительно, что Держитель выбрал такой образ! Если началась война, надо призывать тех, кто был создан в память о ней.

– Что случилось? – спросил Страж Границ.

– В связи с задержкой отправления поездов на Замоскворецкой линии руководство Московского Метрополитена просит вас воспользоваться наземным транспортом! – сообщил по громкоговорителю приятный женский голос. – Приносим свои извинения за причинённые неудобства.

– Это Норон? – Дед поднялся и перешёл в Слой невидимости, где было проще общаться с Держителем. – Где он?

– Пока нигде, – ответил старик и поправил ремень ППШ.

Грозный и величавый, он, однако, не производил впечатления ожившей статуи – наоборот, казался стариком, который похож на скульптуру.

«Сумма впечатлений, – подумал Дед. – Взгляды и воспоминания – вот что это такое». Он и не сомневался, что и статуя по-прежнему стоит в переходе и хранитель станции пребывает на своём законном месте.

– Ты должен его изгнать, – сказал Белорусский Держитель. – Твоя работа.

– Как, по-твоему, я это сделаю? – горько усмехнулся Обходчик.

Он посмотрел на Злату и Варю – сквозь дымку Слоя они казались призраками.

– Я бы жизнь свою отдал, но сомневаюсь, что его это остановит…

– Ты должен остановить его, – повторил Держитель. – Мы займёмся его слугами и защитим город. Ты остановишь чужого. Старший Брат поможет тебе.

– Старший Брат? – переспросил Обходчик.

Странно было слышать от духа Московского метро такой термин, больше похожий на перевод из Красного Наречия.

Дед обернулся к Злате и Варе – оказалось, они тоже покинули Земную Явь и теперь стоят рядом. Варя без особого удивления рассматривала старика-партизана, а Злата к чему-то прислушивалась: вытянула шею и легонько поводила головой из стороны в сторону. Повинуясь её примеру, Дед тоже начал слушать.

Сначала до него донесся чей-то вздох, усталый и радостный. А потом… Словно тысячи шёлковых крыльев слились в один широкий парус, и пойманный им ветер пробежался по всем Слоям, наполняя их свежестью вечности.

Лоцман вернулся.

* * * 02:12 * * *

К тому моменту, когда Лоцман освободился из плена пластиковой фигурки, Ясинь был жив, но сохранялось стойкое ощущение, что это ненадолго.

Уи-Ныряльщица избегала прямого боя: вытащив пушчремца в дальний Слой, она тут же отлетела подальше, не решаясь связываться с Тийдой. «Непобедимый» Отвратень мог лишить её магических способностей, без которых в Межмирье не выжить.

У Ясиня, например, таких способностей не было.

Порталы, полёты, превращения и прочая магия до сих пор казалась ему чем-то фантастическим, несерьёзным. Фокусы из «Маленьких помощников Гийолы», только для взрослых. Он прекрасно обходился своими силами: прошёл сквозь ужасы армейских лабораторий, выдержал испытание Гьершазой, уцелел после встречи с Отвратнями – без всякого волшебства.

В действительности Тийда Лан Хоколос старательно оберегал своего носителя. Но Отвратень не мог помочь там, где выживают только волшебники.

Ясинь тонул в густом, словно вата, воздухе. Пригодного для дыхания кислорода здесь содержалось чуть больше, чем в воде. И если Вражница легко переносила пребывание в разряженном пространстве, то пушчремец слабел с каждой минутой.

Выставив нож, он медленно поворачивался, стараясь не терять из вида Уи. Яркая, словно ёлочная игрушка, грациозная и похожая одновременно на богомола, осу и морского конька, чудовищная тварь скалила зубы и шипела, как будто собиралась разорвать его на куски.

Но Вражнице не нужно было нападать – достаточно исказить структуру Слоя портальными ловушками, чтобы запереть Тийду. В отличие от неё, он не был виртуозом телепортации – и не смог бы ускользнуть в Земную Явь.

Осталось дождаться предсказуемого финала: сначала задохнётся носитель, потом медленно угаснет лишившийся тела Отвратень. Слишком тесно теперь они были связаны – Ясинь и Тийда. И в сложившихся условиях оба были обречены.

Дальние Слои похожи на Гьершазу: ни верха, ни низа, ни направлений, серое бесплотное ничто, лишённое структуры. Собственно, Гьершаза – такой же Слой, но общий для всех миров и обладающий внутренним потенциалом к материализации. Однако в том пространстве, куда угодил пушчремец, была лишь пустота. И когда Ясинь уже не смог держаться на ногах, он начал проваливаться.

Падать.

В никуда.

В бесконечность.

Кухонный нож, по-прежнему зажатый в правом кулаке, рассекал вязкую вату фальшивого тумана. Движение ощущалось слабо, поэтому Ясинь не мог понять, в какую именно сторону он летит и где находится «дно». Вокруг него, словно ангел смерти, порхала Уи, а за спиной у чудовища вспыхивали изогнутые «бублики» ловушек.

«Ну, что, доволен?»

Тийда обратился к нему впервые после памятной схватки за тело. Тогда Отвратень проиграл, а Ясинь придумал имя для ученицы Лоцмана. После не было никаких диалогов – лишь непрекращающиеся попытки подчинить себя себе, пока драка в ванной Обходчика не поставила точку в их взаимоотношениях.

«Чувствуешь себя победителем?»

– Да. Я победил тебя, – пушчремец стиснул рукоятку ножа. – Спас Гийолу. Помог ей спасти Лоцмана, который прикончит остальных твоих… друзей… Достаточно?

«И теперь ты готов умереть?»

– Нет… я готов… я не хочу, но если надо… то можно… – Ясинь задыхался, но всё равно продолжал разговор. – Не жить же вечно!

Спор измотал его, и Ясинь закрыл глаза, уверенный, что продолжения не будет. Он понимал, что Тийда умрёт вместе с ним, и был доволен. Неплохой финал долгой дороги: направление было верное, а что до ошибок, то у кого их нет? Сожалел он только о Гийоле – о том, что больше не сможет её защищать.

«Но для неё так будет лучше, – подумал Ясинь. – Она всё поймёт. Она забудет меня…»

– Неправда! – услышал Ясинь, и в его левую руку вцепилась знакомая ладошка. – Даже не надейся! – закричала ученица Лоцмана.

Увидев рядом любимое лицо, он, не раздумывая, выпустил нож и обнял Гийолу. Тепло её тела, стук сердца, прерывистое дыхание – как будто в первый раз он ощутил это всё и

вдруг осознал, что она действительно жива! И не важно, что именно он помнит и насколько верны воспоминания!

Гийола рядом, и этого достаточно. Можно начинать новый путь.

Падение замедлилось, а потом прекратилось. Слепой туман крайнего Слоя остался позади – влюблённые стояли посреди лужи, а справа и слева возвышались кучи обглоданного мусора. Созерцая неряшливый пейзаж Гьершазы, пушчремец чувствовал себя вернувшимся домой.

– Прости, что я тебе не верила! – попросила Гийола и расплакалась. – Я больше не буду!

– Всё хорошо, – Ясинь поцеловал её в макушку. – Как ты? Как Лоцман?

– Он свободен, – ответила она, но в её голове прозвучало сомнение.

– Где он? Он нам поможет? – Ясинь покрутил головой, высматривая тощую чёрную фигуру. – Там на Земле такое начинается!

– Я не знаю, – Гиойла освободилась из его объятий, сделала шаг назад, как будто стеснялась чего-то. – Мы с ним не разговаривали после того, как… Он молчит.

– Что? Почему?! Он должен нам помочь! – гневно воскликнул Ясинь. – Мы же его спасли!

– Нет. Всё не так. Всё сложнее… Он больше не человек.

– Он твой учитель!

Она вздохнула, и на её лице появилось знакомое выражение – когда-то Гийола точно также реагировала на вопросы наивного иммигранта.

– Он вернулся, – повторила она. – В подлинном облике. Он – Лоцман, и он следует своим правилам.

– Каким правилам? – автоматически переспросил Ясинь.

Он уже начал понемногу понимать, в чём причина её смущения. Обходчик упоминал, что Лоцман не обязан вмешиваться в дела людей, а значит…

– Где Уи? – спросил Ясинь, нервно оглядываясь по сторонам.

Теперь он жалел о том, что выпустил нож – своё единственное оружие.

– Кто? – Гийола проследила за его взглядом. – Та чёрная с пастью?

– Нет, другая… Но в общем-то та же. У неё новое те…

Договорить он не успел, потому что из портала, открывшегося над их головами, вылетела Вражница. Ясинь инстинктивно отпрянул, Гийола тоже отступила на несколько шагов – и тварь опустилась прямо между ними. Раззявив зубастую пасть и хлопая крыльями, чтобы удержаться в воздухе, она оглянулась на пушчремца – и потянулась к девушке.

Прежде чем Ясинь успел подумать о Тийде (которого можно ведь выпустить ненадолго, а потом как-нибудь загнать обратно), Гийола распахнула другой портал – вокруг себя и чудовища.

Ясинь остался один.

Опять один.

Без Гийолы.

Он не сразу понял, что стряслось. Сначала ждал её возвращения – терпеливо, запрещая себе думать, заставляя себя надеяться… Потом осмотрел окрестности – вдруг она смогла вернуться, но промазала с точкой выхода? Обойдя ближайшие кучи мусора, Ясинь вернулся к знакомой луже.

Гийолы нигде не было. И не будет.

Она не вернётся.

Никогда.

Следовало признать: Гийола умерла. По-настоящему.

Однажды он уже был в такой ситуации – оказалось, что это ложь, в которую его заставили поверить. И теперь Ясинь ощущал внутри себя холодную немую пустоту, как будто крайний Слой перебрался ему в душу.

Всё уже было – и слёзы, и гнев, и тоска. Зачем повторять прежние фальшивые реакции, да и какой в них смысл?

Задрав лицо к серому небу Гьершазы, он прошептал, обращаясь к тому, кто единственный мог всё исправить:

– Если ты вернулся – сделай что-нибудь!

* * * 02:13 * * *

Лоцман и впрямь вернулся. В истинном облике, как и положено: ничего человеческого снаружи, и уж тем более – внутри.

Этим долгожданное возвращение и ограничилось: Лоцман завис в одном из Слоёв Ближнего Пояса. Ни ответа, ни привета – только мощное, как органный аккорд, всепроникающее «Я здесь».

Конечно, от такого соседства кое-кто забеспокоился. Первой не выдержала Уи – за ней числилось изнасилование Гьершазы и убийство ученицы, а такого не прощают. Один раз она уже потеряла тело, и, пусть Норон дал ей новое, Ныряльщица не собиралась расплачиваться бессмертием! Бросив выполнение Норонова приказа, она покинула околоземное пространство. Были места, куда Лоцман не захочет соваться.

Вторым встревожился Траквештрерия. В последнее время он регулярно испытывал не свойственные ему эмоции: горечь поражения, обиду, слабость, растерянность, гнев. Чувство приближающейся смерти было самым неприятным. И хотя Зазеркалье позволяло укрыться от сурового взора потенциального мстителя, Траквештрерия продолжал трястись.

Но Лоцман ни на кого не смотрел. И не нападал. Как будто забыл про Отвратней, Держителей и Обходчика! Висел себе в одном из дальних Слоёв и ничего не делал – огромный, как море, безмятежный, словно рассвет. Наверное, такими должны быть боги – всесильными и глухими к просьбам смертных.

Дед попробовал до него докричаться – безрезультатно. Как будто не Лоцмана держал в плену Норон! Как будто не Лоцман влез в человеческое тело ради Держителей! Как будто не было дней, когда он называл Обходчика «другом»!

Бесполезно! Именно тогда, когда он был особенно нужен, Лоцман решил соблюсти нейтралитет.

Или специально выжидал, чтобы помучить мучителей перед актом возмездия? Но какая ему радость? Он же не человек, чтобы размениваться на мелочи!..

А может быть, Лоцман попросту забыл всё, что было с ним на Земле? Незначительные несколько месяцев – точка на шкале тысячелетнего бытия.

Месть, как и обида, удел смертных…

Норон постоял немного, готовясь к удару.

В комнате было тихо, лишь время от времени робко жужжал мобильник, который выпал из кармана квартирной хозяйки и отлетел куда-то в угол. От удара телефон утратил голос – и мог только вибрировать.

Бывшая владелица мобильника (заглянувшая, чтобы проконтролировать процесс освобождения жилплощади) ничего не могла. От неё мало что осталось – несколько окровавленных лоскутков и грязные пёрышки из пуховика.

Вылупившиеся Воины Света расправились с женщиной за несколько секунд. Они наверняка подрались бы за остатки, если бы создатель не велел им притихнуть. Теперь чудовища лежали, свернувшись клубками и постукивая кончиком хвоста по рваному линолеуму. Ждали приказа.

Прошло пять минут. Десять.

Телефон жужжал, требуя внимания. Где-то за стеной плакал ребёнок. С улицы доносился шум машин.

Всесильный Лоцман молчал.

Распрямив плечи, Отвратень гордо поднял голову и расхохотался! Никому – даже себе – Норон не признавался в возможности такого исхода. Бесполезно тешить себя надеждой, разумнее готовиться к худшему… Но вот она – победа в споре! Бессмертному и неуязвимому Лоцману и впрямь плевать на земные дела! Его не интересует проблемы вселенной! Ему скучно бороться с Большим Домом и неохота менять мир под себя!

Ему же хуже! И Норон перешёл к следующему этапу плана.

* * * 02:14 * * *

Перед тем, как сбежать от Лоцмана, Уи-Ныряльщица успела разрушить рельсовый путь в двух перегонах на Замоскворецкой линии. Ничего сложного: достаточно отправить в Гьершазу провода и рельсы со шпалами – и вот уже поезда стоят, люди в вагонах волнуются и никто ничего не понимает.

В предпраздничный день остановка движения даже на одной ветке грозила обернуться катастрофой. А если прибавить бесконечные пробки наверху, особенно в центре…

Но эта проблема вскоре отошла на второй план.

Под сводами многолюдных станций открылись порталы – по одному на каждый крупный пересадочный узел – и переродившиеся Воины Света проскользнули в метро.

Ни памяти, ни имён, ни своих мыслей – ничего у них не осталось, кроме абсолютной преданности создателю. Они были как ангелы. Они хотели сделать мир светлее и чище, освободить его от грязи, уничтожить всё, что было нечистым и лживым… Но, пока Отвратень не дал команду, псевдовражницы томились в мучительном ожидании и могли лишь наблюдать за суетой, слушать голоса и вдыхать запахи апельсинов, духов и пота.

Яркие твари медленно кружили под сводами центральных залов, словно рыбки в аквариуме. Умение летать было унаследовано ими от Вражниц, а вот облик подвергся изменению. У «ангелов» было гибкое тело, покрытое гладкой серебристой шкурой с фиолетовыми и жёлтыми полосками, пара мускулистых лап и сильный хвост. На длинной шее – изящная большеглазая голова с коралловой короной. Жёсткие полупрозрачные треугольные крылья по краям были украшены острыми шипами. Так рисуют дракончиков на обложках фэнтези. Не удивительно, что Нороновых «птенцов» сочли ненастоящими!

– Смотри, голограмма! – кричали друг другу подростки.

Ну, а чем ещё может быть красочное нечто, болтающееся под потолком станции метро?

– Чего только не придумают! – ворчали тётки с тяжёлыми сумками.

Они знали слово «голограмма», но подготовка к Новому Году была важнее любопытства.

Зеваки торопливо доставали телефоны, чтобы успеть поймать кадр, и одновременно прикидывали, кто такое придумал и сколько это могло стоить.

Маленькие дети, которых везли с Ёлки, упирались пятками в пол и ныли, упрашивая посмотреть. Дракончик был в тысячу раз интереснее Деда Мороза и Снегурочки: он махал крыльями, шевелил хвостом и открывал пасть! А там – зубы!

– Опять реклама! – ворчали усталые родители, которые давно уже не верили в чудеса.

Чуда не случилось – повинуясь сигналу создателя, твари спикировали на толпу.

Далеко не сразу люди на станции поняли, что всё взаправду. Облик «ангелов» был слишком фантастичным, чтобы поверить в их существование, а действия «голограмм» так и вовсе выходили за рамки возможного. «Вот и шоу, – сказали себе зрители, когда дракончик распахнул пасть. – Сейчас будет пламя». Разумеется, ненастоящее пламя…

Но «ангелы» не умели выдыхать огонь. Зубы и язык были нужны им для приёма пищи. Опустившись к людям, монстры приступили к кормёжке: нужно было как следует наесться, чтобы стать настоящими Ангелами Смерти!

Первой жертвой стал ребёнок, выхваченный из рук. На разных станциях это были разные матери и разные дети, но сценарии мало отличались: удивление, непонимание, нежелание принять тот факт, что происходящее действительно происходит – и что монстр только что разорвал и съел ребёнка. Но когда чудовище покрутило головой, выбирая следующего, поняли все и сразу.

Люди метались по станции в поисках укрытия, пока чудовища выхватывали жертву за жертвой, используя узкую клешню на конце хвоста. Захватив добычу, псевдовражницы разрывали лапами плотную зимнюю одежду и вгрызались зубами в тело, стараясь добраться до сердца и причинить максимальные страдания.

Вскоре серебряная шкура покрылась красными брызгами и потёками. Кровь лилась сверху на беспомощно мечущихся людей и пачкала мрамор и мозаики пилонов. Едва лишь жертва умирала, чудовище отбрасывало бесполезный труп и продолжало пиршество.

Ужас поднимался к белым сводам, словная мутная паводковая вода. Ангелы специально выискивали женщин с детьми – когда над головами возносился плачущий ребёнок, станция переполнялась удушающим страхом и ядовито-чёрной радостью от мысли «Не меня!»

В метро воцарился хаос, какого там не было никогда. Даже во время войны, когда с неба сыпались бомбы, враг приближался к столице и эвакуация шла полным ходом, здесь сохранялось спокойствие. Теперь же крики, полные отчаяния и страха, наполняли залы станций, и не было в этих криках ни понимания, ни надежды.

Эскалаторы, ведущие в город и на смежные станции, были забиты телами. Обезумевшие люди спешили выбраться наружу – любой ценой, забыв о вежливости и благородстве. Те, кто послабее, не смогли удержаться на скользких крутых ступеньках и были сбиты с ног – в результате уже никто не мог подняться.

Спасением стали тоннели, но и там было небезопасно: кого-то нечаянно толкнули на контактный рельс, кто-то споткнулся и попал под ноги толпы. Паника, словно вирус, заразила всех, и древний ужас перед лицом неведомой смерти превратил горожан в перепуганных дикарей.

Всё происходило слишком быстро.

«Теракт?» – спрашивали те, кто ещё не видел Ангела, но свидетели могли лишь вопить и вращать глазами. Что пугало не меньше, чем стоны умирающих и следы крови на одежде.

Милиционеры и дежурные станций были бессильны – они даже не могли толком объяснить начальству, что происходит. Чудовища? С крыльями?! Едят людей?!

Одновременному нападению подверглись двадцать станций – достаточно, чтобы парализовать всё метро. С каждой секундой росло число жертв – затоптанных, разорванных, раздавленных. Неизвестность, умноженная на масштаб бедствия, порождала всё новые и новые волны паники.

На это и рассчитывал Норон. Ужас, отчаяние и боль пассажиров ударят по Держителям, и духи метро не смогут помешать его планам.

А потом Ангелы Смерти переродятся и примут окончательный облик.

И будет поздно что-либо предпринимать…

* * * 02:15 * * *

Когда на «Белорусскую-кольцевую» вылез крылатый людоед, Дед оставил попытки связаться с Лоцманом – и приступил к своим профессиональным обязанностям. Которые состояли из двух простых (если не задумываться о практическом воплощении) действий: во-первых, не пропускать никого на Землю, во-вторых, изгонять либо уничтожать тех, кто проскользнул.

Первый пункт был провален. Второй выглядел трудновыполнимым. Но что это меняет для Стража Границ?

– Закрой глаза и сиди тихо, – велел он племяннице и для пущей убедительности опустил ей веки.

Варя втянула голову в плечи, словно черепашка, и жалобно шмыгнула носом.

Из Земной Яви отчётливо тянуло страхом и запахом крови. Звуки в Слой не проникали, но казалось, что кто-то кричит, как бывает при слуховых галлюцинациях или в полусне. Однако всё происходило наяву.

Дед повернулся к Злате.

– Будь с ней. Охраняй. Если не вернусь, спрячьтесь в Гьершазе.

– Я могу помочь… – воскликнула Злата – и тут же притихла под тяжёлым взглядом учителя.

– Можешь! Охраняй Варю. Хорошо?

Не дожидаясь ответа, Дед покинул Слой и вышел в Земную Явь. Он не боялся, что произведёт фурор своим внезапным появлением, потому что внимание людей, запертых на станции, было сосредоточено на другом чуде.

Из настороженной тишины Обходчик угодил прямо в водоворот лбов, локтей, коленей и каблуков. Вокруг бурлило густое рагу из тел, обильно политое ужасом и отчаянием. Они не были похожи на разумных людей – хотелось не спасать, а спасаться от них!..

Дед видел визжащую женщину в пуховике с оторванным рукавом, которая ломала ногти, отталкивая бледного толстяка, который окаменел от страха и позволил толпе нести его, словно бревно. Рядом мелькнуло перекошенное мужское лицо, измазанное кровью, и тут же сменилось морщинистым личиком бабульки, которая целенаправленно продвигалась в сторону платформы и спасительного туннеля.

Со стороны ближайшего пилона раздавался детский плач и просьбы «Мама! Мама! Забери меня!» Постепенно адский хор разложился на стоны, истеричные молитвы, мат и призывы «успокоиться и организованно покидать станцию». Солировал истошный вопль человека, схваченного чудовищем.

Думать было некогда. Дед ринулся сквозь толпу, распахнув вокруг себя широкие рукава портала и загребая без разбора всех подряд. Каждый, кто попадал в ловушку, испытывал стандартный набор ощущений: дезориентацию, головокружение, тошноту, нехватку воздуха. Но тут уж не до комфорта! Обходчик собирался переправить всех – до того, как людоед спустится за новой жертвой.

Точка выхода плавно перемещалась по улице Грузинский Вал, бесцеремонно выплёвывая порции растерянных пассажиров на заснеженный декабрьский асфальт. Не обошлось без столкновений, ушибов, сбитых с ног случайных прохожих – подземная неразбериха постепенно перемещалась наверх.

А внизу стало гораздо просторнее. Кое-кто сумел воспользоваться тоннелями, некоторым удалось вскарабкаться вверх по остановившемуся эскалатору.

Не разбирая, кто ранен и без сознания, а кто уже умер, Дед переправил наружу все тела. И лишь тогда, когда на «Белорусской-кольцевой» не осталось ни одного человека, занялся чудовищем.

Там, где совсем недавно бушевала обезумевшая толпа, теперь было слышало лишь лёгкое шуршание крыльев да скрип подошв. Страж Границ ещё раз обошёл центральный зал станции, чтобы проверить, нет ли потерявшихся, и оценить обстановку. Многие лавочки были отодвинуты от пилонов. Кое-где рельефную белизну сводов замарало красным. На глаза Деду попался чёткий отпечаток мужской ладони, расположенный чуть повыше светильника.

С тошнотворным шмяканьем на пол упало тело, похожее на разорванный мешок, и в воздухе закружилась пыль и серый пух.

«Хорошо, что сейчас зима, – подумал Обходчик. – Ему пришлось повозиться с одеждой!»

Мысль была идиотская, но о серьёзном размышлять не хотелось.

Тварь, кружащая под сводами на «Белорусской-кольцевой», не входила в перечень официально разрешённых искусственных созданий и лишь отдалённо напоминала Вражницу. Отвратень импровизировал: у чудовища не было ни задних лап, ни желез с ядом.

Яростный голод свойственен чужакам, которые не смогли слепить себе здоровое тело, – похоже, сказалась нехватка времени, и Норон не успел завершить своё творение.

– Ты меня знаешь? – спросил Дед у твари, которая беспокойно металась, задевая вделанные в свод флорентийские мозаики с картинами мирной жизни Советской Белоруссии.

Впервые за пятьдесят семь лет, прошедших с открытия станции, лица счастливых тружеников, спортсменов, школьников и военных были повернуты анфас. И счастья на этих лицах не наблюдалось.

– Я сам разберусь, – сказал Страж Границы, ощутив на себе требовательный взгляд Держителя. – Вам есть чем заняться!

Словно поняв, что говорят о нём, людоед разинул пасть – и ринулся вниз. Он не смог вволю наесться и знал, кто виноват!

Обходчик увернулся от острой клешни хвоста, отпрыгнул ближе к пилонам и спрятался под арку. Удачный манёвр, но монстра это не смутило – вместо того чтобы продолжить нападение с воздуха, он опустился на пол, шкрябнув брюхом по гранитным плиткам. Опираясь на лапы и кончики отведённых назад крыльев, чудовище вывернулось, выгнуло гибкое туловище и выставило хвост над головой, превратившись в некое подобие скорпиона.

Вглядевшись в монстра, Дед понял, что ошибся. Недоделанные существа редко бывают симметричными, и никогда – сообразительными. Короткие выросты у основания хвоста и чешуйки надкрылий намекали на дальнейшую эволюцию. Кровожадность была не изъяном, а ключевым фактором развития.

Летающий людоед должен был стать кем-то ещё.

«Интересно, кем, если он и сейчас вполне хорош?» – подумал Обходчик.

На него надвигались клацающая клешня, а под ней – запрокинутая голова с раззявленной пастью. Двигался «скорпион» до того быстро, что Дед едва успел вскочить на отодвинутую лавочку, стоящую боком у пилона, и спрыгнуть с другой стороны.

Сердце бешено стучало груди, а в голове прокручивались варианты противодействия. Самым правильным было бы сбежать, тем более что люди-то уже спасены! Но что помешает ловкой твари найти себе новую добычу?

Лавочка, обеспечившая путь к отступлению, не позволила «скорпиону» быстро развернуться – и он попятился, чтобы обойти препятствие. Обходчик воспользовался заминкой и постарался встать поближе к чудовищу, но острые края крыльев прошлись по штанине, оставив на джинсовой ткани солидную дыру.

Теперь уже Обходчику пришлось подняться в воздух. Это позволило уберечь ноги и подарило пару минут на манёвр. И в тот момент, когда изогнутый хвост чудовища опустился достаточно низко, Дед оседлал противника, зажав его узкий хвост между колен. После чего принялся морозить людоеда – руками и всем телом.

Однако замораживание не действовало! Дед явственно чувствовал, как мертвенный холод пронзает вражескую плоть. Но это никак не влияло на упругие мышцы выгнутого хвоста, зажатого между коленями Обходчика. «Скорпион» вырывался, пытаясь сбросить наездника, но собственного веса не хватало.

Крылья и лапы служили опорой чудовищу, атаковать ими не получалось, поэтому людоед вывернул длинную шею и попытался укусить. Густой запах крови обрушился на Деда, перед лицом клацнули игольчатые зубы.

Увы, от твари воняло человеческой кровью – ни намёка на разложение.

Обходчик сумел уклониться, но потерял равновесие и слегка ослабил хватку коленей. Воспользовавшись его ошибкой, «скорпион» разогнул хвост и отбросил противника прямо на ближайший пилон.

Он удара потемнело в глазах, и боль поймала в клещи сзади и снизу. Приложившись спиной об острый угол, Обходчик сполз вниз. Хватая ртом воздух и прижимая левую ладонь к паху, опёрся правой и попытался приподняться. Тут же закашлялся и скорчился на квадратиках каменной белорусской «вышивки», покрывающей пол.

«Скорпион» приближался – разлёживаться было некогда. Рывком разогнув измученное тело, Обходчик сел и сосредоточил внимание на противнике. Людоеду тоже досталось: кожа на хвосте и спине была разорвана, обнажая почерневшую плоть, из ран капала дымящаяся кровь.

С замораживанием чудовище боролось, повышая температуру тела.

«Совсем как у Макмаровой Вражницы, – заметил Дед. – Специально против меня?»

Мысль приободрила его. Если Норон создавал своих людоедов с учётом способности Обходчика, значит, считал его вероятным противником или, по крайней мере, помехой. А значит, есть шанс победить.

Когда «скорпион» был рядом, Дед снова поднялся в воздух, но нападать не стал – завис, повторяя тактику врага. Разочарованно зашипев, чудовище развернулось в прежнее положение: отогнуло хвост, выпрямило крылья и, распластавшись на полу, приготовилось взлететь. Тогда-то Дед и ударил – мраморной лавочкой, ощутимо тяжёлой, даже если использовать телекинез.

Один удар, второй, третий. Людоед не мог ни подняться вверх, ни снова принять форму, удобную для передвижения по полу. Потом ему перебило лапы, и он просто лежал, беспомощно разевая пасть после каждого грохочущего удара.

Когда тварь перестала шевелиться, Дед заставил лавочку подняться повыше – и обрушил её на размозженное тело. После опустился сам. Вновь сполз, потому что сил стоять уже не осталось.

Из-под перевёрнутой лавочки сочилась чёрная жижа. Оторванный палец с острым когтем лежал так близко, что Обходчик мог без труда разглядеть застывшую корку крови на кончике когтя.

Следующая мысль заставила его вздрогнуть от страха. Дед прислушался к своим лёгким, предвкушая приступ кашля и боли. На удивление, всё было спокойно.

«А теперь очередь Норона», – подумал он.

Но он ошибался: наступила очередь Вари.

* * * 02:16 * * *

– Пожалуйста, прости! – простонала Злата.

Она закрыла лицо руками и сгорбилась, словно ожидала удара. На лавочке она сидела одна, а рядом на полу валялось нечто, похожее на лопнувший воздушный шарик чёрного цвета.

– Прощаю, – отозвался Дед и присел на корточки, чтобы рассмотреть Небесёныша.

От духа осталась лишь горелая шкурка с пустыми дырками глазниц да переломанные лапы, раскинутые в разные стороны. Силовая волна смяла тельце, огонь уничтожил всё, что могло стать зеркалом. Дед вспомнил блестящие зрачки Небесёныша. Сколько их было? Много.

Для Траквештрерии хватило бы и одного.

– Когда Варя исчезла, я сама чуть не попалась…– прошептала Злата срывающимся голосом. – Ударила вслепую! Подумала про тебя, и…

– И я жив благодаря тебе. Ты всё сделала правильно, – пробормотал Обходчик, не глядя на неё. – Соберись, а?

– Он забрал её… Зазеркальщик её забрал … – Злата шмыгнула носом и попыталась улыбнуться. – Всё, чем я могла тебе помочь…

– Всё нормально.

Дед поднялся, подошёл к ученице, погладил по щеке, но стоило Злате потянуться к нему, торопливо отстранился.

– Варя жива, – сказал Дед. – Она же заложница!

– И что с ней будет?

– От нас зависит! От тебя и от меня. Ну, прекращай ныть!

Он внимательно посмотрел на её побледневшее лицо, перечёркнутое морщинами и дорожками слёз, и неожиданно для себя самого разозлился. Зачем притворяться, что жизнь Вари что-то значит? Чем эта девчонка лучше тех, кто погиб от когтей людоеда или был растоптан взбесившейся толпой?..

– Ничем не лучше, – признался Дед, ощутив Беседника. – Не нужно её спасать! Я и этих-то не должен был!.. Мне надо найти кое-кого. Найти и разобраться. Поможешь? – спросил он, не надеясь получить ответ.

Особенно от Беседника. Особенно после такого признания. Но Беседник ответил – явился собственной персоной.

Призрачный поезд, состоящий из одного бесконечного вагона, заполнил оба пути Кольцевой линии. Два неровных «бублика» вобрали в себя и застывшие составы, и людей, ковыляющих по рельсам. Поезд этот был сложен из тончайших прозрачнейших хрящиков – слишком нереальный, чтобы привлечь чьё-либо внимание. Однако сам он оставался зрячим, и ничто не могло избежать пристального взгляда его тёмных окон-глаз. Распахнутые двери вбирали запахи и звуки, окна – события. Всё это демонстрировалось Стражу Границ через фрагмент, который размещался на «Белорусской»: на стене призрачного вагона выросла дюжина окон – и стала экранами.

Тягостное зрелище... Ангелы Смерти продолжали резвиться на станциях, пожирая плоть и упиваясь страданиями людей. Каждую минуту умирал человек, и с каждой минутой армия Норона становилась всё сильнее.

«Я не смогу помешать им», – осознал Дед и одновременно начал прикидывать, какую бы станцию выбрать для следующей эвакуации и боя. Но выбрать одних – значит, бросить остальных. С «Белорусской» было проще. Впрочем, с остальными не сложнее. Какая там станция ближе?

Едва он подумал об этом, как трансляция прервалась, и окна-экраны показали «Курскую». Крылатого людоеда там уже не было, лишь трупы валялись на грязных гранитных плитках. Зато там был Норон. А там, где Норон, там и Траквештрерия, а значит – Варя.

Намёк был более чем понятен: Беседник готов помочь, если цель – Отвратень. И Дед с облегчением уступил, понимая, что до конца своих дней будет сожалеть об этом решении.

– Поехали! – скомандовал он и махнул рукой в сторону ближайшей двери.

– А почему так? – спросила Злата, не решаясь приблизиться к призрачному поезду. – Как насчёт лаза? Напрямую?

– Как насчёт Вражниц? – ехидно поинтересовался Дед. – Как насчёт Уи-Ныряльщицы?

Пожав плечами, она первой вошла в бесконечный вагон. Обходчик – следом. Вопреки ожиданию, вагон был прочным, и лишь пол слегка пружинил. Но ни Злата, ни Дед не стали садиться: поезд казался слишком живым, чтобы доверять ему до конца. Бугристая обивка сидений была похожа на поверхность языка, а внутреннее пространство – на плавно загибающийся пищевод.

Двери бесшумно захлопнулись, и поезд тронулся, стремительно набирая ход.

На пути к «Курской» Обходчик продолжал изучать «репортажи» с атакованных станций и всё больше мрачнел. Один за другим Ангелы Смерти прекращали гоняться за людьми. Насытившись, чудовища покидали метро через эскалаторные тоннели, а наверху проламывали крыши наземных вестибюлей.

Очевидно, первая фаза нападения завершена. Впереди трансформация. Во что? И что потом?

Стража Границ охватило тошнотворное чувство состоявшегося поражения. Может быть, в тот отрезок времени, пока Ангелы Смерти оставались на станциях, можно было повлиять на план Норона?

Может быть, не стоило спасать людей на «Белорусской»?

Может быть, уже всё кончено?

* * * 02:17 * * *

– Всё кончено, – сказал Норон вместо приветствия. – Зря ты пришёл!

Мраморный пол, покрытый пятнами крови, отпечатками подошв и кучками тающего снега, подтверждал слова Отвратня. Чтобы ни происходило здесь и на других станция, где кормились Ангелы Смерти, эта часть истории закончена – начинается следующая.

Павильон «Курской-кольцевой», архитектурой и внутренним убранством напоминающий триумфальную арку, вполне годился для финального боя. Всё здесь настраивало на торжественно-воинственный лад – белые колонны, скорбные статуи с ППШ, огромные двуручные мечи, гирлянды, звёзды и, разумеется, девизы, посвящённые подвигам и предназначению.

Сквозь отверстие, пробитое в куполе, падал снег. Дед задрал голову и увидел чернильное небо, испачканное понизу ядовито-оранжевыми отсветами городских огней. Ангелы прятались где-то там, за тучами, и продолжали метаморфозу, которая началась ещё в метро. А как ещё объяснить разрушения? Голодная тварь сдохла под мраморной лавочкой, сытая – справилась с бетонными перекрытиями и кирпичной кладкой.

Норон стоял под дырой и криво улыбался, прищурив правый глаз и выпучив левый. Неестественная болезненная гримаса, вызванная судорогой лицевых мышц, придавала ему сходство с клоуном. Судя по расставленным ногам, согнутым в коленях, и задранному плечу, восстановленное тело Вишни слушалось плохо. И никакой ремонт, даже за счёт чужих жизней, не мог исправить положение!

Делая выбор между здоровым телом без способностей и телом непрочным, но приспособленным к магии, Норон предпочёл потерпеть. Потому что ожидал Стража Границ и хотел быть во всеоружии? Значит, опять «есть шанс»?

Отвратень сохранил своё «подлинное» лицо – ещё один факт в копилке бесполезных знаний. Норон ослаб, Норон запутался и насовершал ошибок, но всё равно это один из самых талантливых и опытных магов Большого Дома. А Дед в иерархии Уишты-Йетлина занимал место чуть повыше ученика. Впрочем, теперь они оба были равны в статусе предателя.

За спиной Отвратня располагались кассы, чей фасад впечатлял роскошью оформления. Резные колонны, декоративные факелы, буква «М» в бронзовом венке... В многочисленных окнах отражалось всё, что было в павильоне: от люстры с рубиновой звездой до снега на полу.

«Зеркала, Траквештрерия, Варя», – подумал Дед, отводя взгляд от коварного стекла. Следовало продолжить: Злата, чувство вины, бессмысленный риск – но какая теперь разница?

– Я знал, что ты придёшь! – заявил Отвратень и, неуклюже обернувшись, кинул взгляд на зеркальные кассы. – Ты же не мог не прийти – верно?

– Да, мы с тобой оба предсказуемые, – согласился Дед. – Ты гадишь – я убираю!

Норон кивнул:

– Ты же Фабхрарь! Не можешь отойти, не можешь сдаться! Будешь сражаться до последнего, пока не сдохнешь!

– Все мы когда-нибудь сдохнем, – отозвался Дед.

– Думаешь, нет разницы?

– Есть, конечно! Разница в том, ради чего умирать! – и предсказуемый Обходчик предсказуемо использовал свою главную способность.

Расползаясь стремительно, словно свет восходящего солнца, плотная льдистая корка запечатала всё стекло, что было в павильоне, каждую отражающую поверхность. Предосторожность позволила Злате обойти купольный зал и прокрасться к кассам – туда, где в гобелене морозных узоров осталась круглая прореха. С другой стороны стекла стояла Варя и смотрела на родной мир. И боялась обернуться, потому что за спиной у неё сторожил Траквештрерия.

«Теперь вы как-нибудь сами», – подумал Дед.

Больше, чем безопасность Вари и Златы, его беспокоило защитное поле, которым прикрывался Норон. Дед чувствовал границу невидимого щита, но никак не мог вычислить: на отражение он настроен, на поглощение или на ответный удар?

Год назад Обходчик атаковал бы, не задумываясь, чтобы проверить, но теперь, после неоднократных – и разнообразных – встреч с Отвратнями, решил подождать. Он так и не выяснил, какая «специализация» у этого противника. Зато уже знал, какая слабость: разговоры.

– Ты ничего мне не сделаешь, – сказал Норон.

– Почему? – спросил Дед – и сделал шаг, сократив расстояние между собой и врагом.

Обходчик видел: Злата скорчилась у касс, прижавшись спиной к замороженным зеркалам. В круглом оттаявшем окошке маячило призрачное личико Вари. Девушка открывала рот, но, разумеется, не могла докричаться.

– У нас твоя родственница, – напомнил Норон таким голосом, каким разговаривают с идиотами. – Попробуй, тронь меня, и она умрёт. Понятно?

– Понятно! – Дед пожал плечами. – Она и так умрёт!

Норон недоверчиво усмехнулся, ещё шире растянув потрескавшиеся губы.

– Ты так легко распоряжаешься её жизнью?

– Это ты распоряжаешься её жизнью! – возразил Страж Границ. – Я на тебя повлиять не могу. Значит, не могу её спасти!

– Что значит – не можешь повлиять?! – заорал Отвратень, и его вопль отразился от стен павильона. – Она заложница! Ты сохранишь ей жизнь, если не будешь мне мешать!!

– Нет, – Дед покачал головой. – Трону я тебя или уйду, это ничего не изменит. Она умрёт, если ты захочешь её убить. При чём здесь я?

Норон не сразу смог ответить.

– Ты что… Ты мне не веришь? – наконец, сообразил он. – Не веришь, что я её отпущу?

– Конечно, нет, – улыбнулся ему Дед. – Как я могу тебе верить, если ты уже наврал мне?

– И когда я тебе врал? – вкрадчиво поинтересовался Отвратень, делая скромный шажок назад.

– С самого начала! – хмыкнул Обходчик. – Сразу после того, как заграбастал Лоцмана! Ты обещал мне ученика! Лучшего из тех, кого найдёшь. Даже двух. На мой выбор! Ну, и где тот лучший?

* * * 02:18 * * *

Не было среди них лучших или худших. Как и у Вражниц, способности Ангелов Смерти не зависели от исходного материала. Достаточно потерянной, неприкаянной души, пропитанной обидой и разочарованием, а остальное добавит магия. Но Вражницы сохраняли остатки воспоминаний и личности, что обеспечивало преданность создателю. Существа, созданные Нороном, напротив, утратили всё, кроме ненависти к миру.

Думать они не умели – ими управлял инстинкт. Едва закончился этап насыщения, их тела начали меняться, и Ангелы Смерти испытали жгучую потребность выбраться наружу. Похожее на зуд, чувство было до того сильным, что половина чудовищ погибла в попытках покинуть метро. Что поделать – не все эскалаторы выводили к наземным павильонам. У одних станций выход был встроен в здание, у других он оказался слишком сложным. Защитное поле, прикрывавшее тела Ангелов, имело свой предел, и никакой регенерации не хватит, если в тысячный раз таранишь земную твердь.

Меньше всего повезло людоеду, который зверствовал на «Таганской-кольцевой»: он спутал с наземным павильоном промежуточный зал между двумя эскалаторами. Купол этого зала был украшен круглой фреской. Синее небо, белые облака, алый флаг, падающие звёздочки победного салюта – одна из самых красивых картин Московского Метрополитена по совместительству являлась одной из самых используемых. Держители и другие духи давно облюбовали это «окно». Стоило Ангелу Смерти приблизился к «Салюту Победы», как флаг обернулся улыбчивой пастью – и проглотил чужака.

Лишь восьмерым чудовищам удалось выжить. Повинуясь программе, они поднялись над гущей снеговых туч и приступили к финальной метаморфозе.

Защитная аура, обволакивающая Ангелов Смерти, материализовалась и вросла в меняющиеся части заметно разросшегося тела. В воздухе твари держались благодаря магии, а органом, генерирующим эту способность, стали новые крылья. Истончившиеся до состояния паутины, они были похожи на клубы чёрного дыма и колыхались, пропуская падающий снег.

У основания хвоста выросла юбка острых щупалец. Вражницам эти органы были нужны для формирования порталов, но Ангелы были слишком глупы, чтобы овладеть искусством межмирных путешествий.

Они были настолько безмозглы, что один из них, испугавшись метаморфозы, начал грызть собственный хвост и вскоре рухнул вниз, истекая кровью. Оставшиеся семь, более стойкие, смогли вытерпеть и потерю лап, и выпадение зубов, и даже частичное зарастание пасти.

У них не было памяти, поэтому нестерпимая боль, сопровождающая процесс превращения, моментально забывалась. Одно оставалось неизменным – яростное желание уничтожать всё вокруг. И чудовища дрожали в предвкушении обещанного триумфа.

Если в своей охотничьей фазе Ангелы Смерти напоминали гибрид насекомого, рептилии и рыбы, то их финальная форма заставляла вспомнить беспозвоночных. Ничего лишнего: щупальца-манипуляторы, дымчатые «крылышки» и голова для управления несложным организмом.

Чтобы хоть как-то скомпенсировать примитивность своих творений, Норон заложил в них способность общаться друг с другом и действовать совместно. Поэтому сразу после метаморфозы Ангелы подлетели друг к другу – и всей гурьбой двинулись к центру города.

Зависнув над храмом Василия Блаженного и тем местом, где когда-то возвышалась гостиница «Россия», Ангелы Смерти по-честному разделили между собой город. Получилось семь ломтей.

Впрочем, и одного Ангела было достаточно, чтобы уничтожить Москву.

* * * 02:19 * * *

«Они должны спасти меня! Они обязаны! Они же волшебники!»

Чем больше Варя думала об этом, тем меньше верила. Присутствие Златы надежд не прибавляло. Что толку с волшебницы, которая сидит и шевелит губами? Стекло не пропускало ни звука. Варя охрипла, прежде чем поняла: если до Златы невозможно даже докричаться, о помощи лучше забыть.

Начав размышлять о своём положении, Варя предсказуемо добралась до следующей правды: если ты заложница и если твою жизнь пытаются обменять на нечто чрезвычайно важное, следует немедленно перестать быть заложницей. Но как? Варя сомневалась, что у неё получится сбежать. Альтернатива «сделать что-нибудь с собой» была ещё хуже. Понимать, что твой дядя защищает Землю, это одно. Убить себя ради благородной миссии – совсем другое дело!

Она никогда не симпатизировала эмо и вообще не помышляла о том, чтобы порезать вены или наглотаться таблеток. Глупо делать что-то назло, не имея возможности посмотреть на результат!

«Не знаешь, как убить себя – найди то, обо что можно убиться».

Следом за этой не самой гениальной мыслью явилась другая, более приятная, и Варя перестала бояться. Если ты заложница, твоя жизнь важна не только для тех, кому угрожают, но и для тех, кто угрожает. Значит, не нужно беспокоиться о том, что с тобой сделают.

А потом Варя вспомнила, кто её захватил.

Вспомнила их первую встречу.

И сжала кулачки.

Из-за зеркального монстра ей пришлось навсегда расстаться с милым Никки. Самый классный парень на Земле, самый замечательный, какого только можно найти! Сколько они пережили вместе, а теперь всё исчезло! Из-за мрази, которая сидит за спиной с гаденькой ухмылочкой на морде!

Варя ощутила твёрдую почву под ногами и развернулась так резко, что ударилась плечом о стекло. Пустота и мрак, которые ужасали секунду назад, оказались банальным туманом, влажным, густым и пахнущим гнилыми осенними листьями.

«Как в парке», – Варя вспомнила старую школу и долгую дорогу домой.

Когда она прогуливала последний урок, дорога через парк позволяла скоротать время. Главное, не встретить никого из соседей, а то ведь могут настучать! Поэтому при каждом подозрительном звуке Варя сворачивала с заасфальтированных дорожек в кусты и ждала, пока прохожий не исчезнет за поворотом.

Но теперь никаких звуков не было – ни шарканья подошв, стука трости, ни покашливания. Однако Варя точно знала, что в тумане притаился кто-то, кого надо опасаться. Попадёшься ему на глаза – и всё.

А что – всё? Ну, что будет-то?

Бабушке расскажет, маме настучит?

Бабушка умерла, мама – тоже. Некого бояться!

И Варя двинулась сквозь туман навстречу предполагаемому доносчику. Она уже знала, кто это: вредный сосед с первого этажа, вечно пьяненький Глеб Валерьич. Он не случайно пришёл в парк и не просто так прячется в тумане.

«Думает, сможет меня подловить, как в тот раз? – подумала Варя, чувствуя, как в груди поднимается волна возмущения. – Я уже не глупая девчонка! Меня так просто не испугаешь!»

Однажды Глеб Валерьич встретил её в парке и так напугал, что Варя отдала ему все карманные деньги и расплакалась, умоляя ничего не говорить бабушке. А он тряс плешивой головой и приговаривал: «Ай-я-яй, как не стыдно, как не стыдно!»

Но и вправду – ничего не сказал. Потом при встрече подмигивал. И сплёвывал на цветы, которые бабушка каждую весну сажала в клумбе у лавочки.

Варя его ненавидела, и её трясло от мысли, что гнусный старикашка опять будет учить жизни.

«Пусть только попробует!» – думала она, вновь и вновь рисуя перед собой сутулую фигуру, лысину, фиолетовый нос с красными жилками и застиранные треники с пузырями на коленках.

«А ещё у него были трясущиеся морщинистые руки и отвисшая нижняя губа», – услужливо подсказала память.

Так и есть: Глеб Валерьич вышел из тумана и потянулся к Варе, как будто хотел обнять.

«Совсем мозги пропил!» – подумала девушка и заорала:

– Пошёл отсюда, придурок! Тебе что, в психушку захотелось?

Вредный Глеб Валерьич боялся только бригаду из дурдома, которую к нему вызывали несколько раз в связи с приступом белой горячки. Упоминание добродушных ребят в белых халатах подействовало на старика волшебным образом: он ещё больше скрючился, сжался и, прихрамывая, убежал в туман.

Варя ощутила чудовищную слабость, упала на колени, расплакалась – и обняла Злату.

* * * 02:20 * * *

– Теперь у тебя две ученицы, – сказал Норон и даже как будто обрадовался бегству Траквештрерии. – Доволен?

– Нет.

– Я их не трону, клянусь!

Хотя Страж Границ стоял на месте, Отвратень попятился, вжимая голову в плечи.

– Я же не лгал, когда обещал перемирие! – напомнил он с дрожью в голосе. – Мы все соблюдали уговор, а ты… ты сам! Ты подстроил смерть своего ученика! Ты первым начал эту войну!

– Я её и закончу.

– Двинешься, и они сдохнут! – Норон указал на Злату и Варю. – Обе!

– Мне всё равно.

– Было бы всё равно, ты бы сюда не явился…

– Я пришёл не из-за них, – объяснил Дед. – Из-за тебя.

Как ни странно, эти слова успокоили Отвратня.

– У меня договор с Держителями, – объяснил Дед. – Я занимаюсь тобой, они – твоими зверушками.

– Значит, договорились?

– Ну, да, – кивнул Страж Границ.

– Поделили обязанности? – уточнил Норон. – Ты – меня, они – моих красавцев?

– Вот именно. Они их…

– Они не выйдут из метро, – перебил его Норон. – Сейчас не выйдут. Потом – да, когда город умрёт. Но сейчас – нет!

Страж Границ усмехнулся:

– Ты плохо нас знаешь!

– Я знаю достаточно! Я уже видел таких же Держителей! Они хотят выйти, но не значит, что они смогут. Рано! – и Норон сжал кулак, как будто одной его воли было достаточно, чтобы запереть духов метро под землёй. – Хорошо, что вы заключили договор. Всё честно: только ты и я. Готов? – Норон раскрыл ладонь и протянул руку, как будто вымаливал милостыню у Стража Границ.

Они стояли напротив друг друга, достаточно близко, чтобы Дед успел разглядеть толстые перламутровые ногти Отвратня и полукружья красной грязи под ними. Потом стало не до маникюра.

Лёгкие скрутило и стало нечем дышать. Беспомощно хватая ртом воздух, Страж Границ попытался выстроить защиту или хотя бы ударить в ответ… Тщетно! Тело уже не принадлежало ему.

Истончаясь, теряя клетку за клеткой, Обходчика отдавал себя Норону, а тот наслаждался представлением и время от времени шевелил пальцами, как будто поторапливал «дающего». Отвратень рос, расширялся и всё меньше походил на обычного человека. Широкоплечий мускулистый великан нависал над иссохшим Стражем Границ, впитывая захваченные частички плоти всей поверхностью своего чудовищного тела.

Хуже всего было состояние апатии и абсолютной покорности, охватившее Деда. Он не мог бороться, не мог даже помыслить о сопротивлении. Само понятие «борьба» утратило смысл!

Ни один человек не мог бороться с Нороном.

Всё было кончено.

Визг Вари, оборвавшийся сдавленным рыданием, вызвал лишь лёгкое удивление.

«Кто я?» – подумал Страж Границ, но это был чужой вопрос.

Услышанные фразы болтались в его голове, словно разноцветные стекляшки в калейдоскопе.

«Фабхрарь не может сдаться!»

«Они впустят сюда Вечную Ночь…»

«Я в тебя очень верю».

«Ты обещал!»

«Ты должен остановить его».

«Я помню! Мы заключили договор».

Последняя мысль принадлежала Стражу Границ.

Лишь эта мысль ему и принадлежала – тела он уже лишился.

Во всяком случае, своего прежнего тела. За несколько минут Норон вобрал в себя всю плоть, что принадлежала Деду, включая те клетки, что были воссозданы при регенерации.

И в Страже Границ не осталось ничего человеческого. Сплошная бронза! Кожу покрыл насыщенный загар, и таким же бронзовым стал цвет одежды. Но это был живой металл, тёплый, дышащий, чувствующий.

Фигура Фабхраря выросла и окрепла. У невзрачной зимней куртки, купленной на распродаже, вытянулись полы, рукава и воротник. Появились пуговицы, исчезла молния – куртка превратилась в солдатскую шинель. Ботинки трансформировались в сапоги. На голове возникла звездастая шапка с коротким козырьком и загнутыми ушами. В правой руке Страж Границ сжимал винтовку. А под пальцами левой стояли торчком острые собачьи уши.

Пёс отличался той же бронзовой мастью, что и его хозяин, но нос и часть морды были заметно светлее. Внимательно глядя на Норона из-под насупленных бровей, пёс нетерпеливо переступал с лапы на лапу.

Поведя плечами, словно он сто лет простоял в одной позе, Пограничник поднял винтовку и прицелился. Дуло указало точно в середину вражеского лба.

– Ты не оставил нам выбора, – пророкотал Страж Границ. – Пришёл с мечом – не жди мира!

В подтверждение его слов глухо зазвенел огромный гравированный меч – одна из достопримечательностей павильона.

– Войну у нас знают! Стоять насмерть! За Родину!

Над головой Фабхраря – на балках колоннады – бронзовые буквы возвещали: «Нас вырастил Сталин на верность народу на труд и на подвиги нас вдохновил». Цитата из гимна СССР, восстановленная во время последней реконструкции, оказалась весьма кстати.

– Зря ты разменял Макмара. Он бы тебе рассказал, как с нами можно, а как нельзя. И какими мы бываем…

Норон привык иметь дело с душами и телами, с энергией и материей, но теперь перед ним возвышалось непостижимое слияние того и другого, да вдобавок чего-то третьего! Невозможно было разобрать, где кончается человек, а где начинается статуя, станция, люди, которые видели её каждый день, и люди, которые создали, наполнив камень и металл своими душами.

Никогда раньше Отвратень не сталкивался с подобным творением! Но времени на исследование феномена не оставалось…

– Фас, – сказал Пограничник и нажал на курок.

Пёс радостно оскалился и присел на задние лапы. Едва пуля вонзилась в голову Норона, пёс прыгнул на него и вцепился в горло.

Падая на спину, Отвратень любовался отсветами пожарищ, раскрасивших ночное небо. Умер он счастливым, потому что знал: Ангелы Смерти уже приступили к уничтожению Москвы. А это значит, что победа осталась за Нороном. Пусть он не сможет разрушить Большой Дом, но хотя бы с Землёй поквитается!

Скоро на месте города будут мёртвые руины, и тогда Держители станут тем, кем он стремился их сделать – бездомными, голодными и мстительными демонами, новым поколением разрушителей и бунтарей.

* * * 02:21 * * *

В своём финальном облике Ангелы Смерти были не опасней бабочек – бабочек ростом с пятиэтажку и весом в полтонны. И пусть их терзало жгучее желание разорвать в клочья весь город, а лучше бы сразу весь мир – они даже кусаться не могли. Нечем! Выпали острые зубы, могучие лапы атрофировались и вросли в туловище. Осталась туповатая головёнка, хвост и крылья. И ещё отростки-манипуляторы, дарующие способность путешествовать по Межмирью, – такие же, как у Вражниц. Но Вражницы умели пользоваться этими органами, а вот создания Норона – нет.

Формулу переноса разрабатывали пару сотен лет и ещё столько же проверяли и отлаживали. Портал – самое сложное заклинание, вершина магического искусства. Если формулу использовали правильно, портал открывался когда надо и где надо. Недочёты приводили к неловкостям и несуразностям, типа точки выхода в чужом теле или в толще камня. Серьёзные ошибки разрушали объект переноса, и в Гьершазу просачивалась пыль и влага – основные составляющие знаменитой грязи.

Когда Ангелы Смерти инстинктивно активировали свои щупальца, они даже не смогли открыть стандартное окно! Криво выстроенные норы были огромны, уродливы и абсолютно не сбалансированы. Как будто вандал пырнул кухонным ножом музейную картину – и вырвал лоскут.

Семь лоскутов из карты кремлёвских стен, башен, соборов и дворцов.

Обычного мага такой эксперимент иссушил бы до смерти, но Ангелы Смерти с их неиссякаемым запасом энергии могли сколько угодно раз кромсать Земную Явь. Убедившись, что недоразвитого таланта достаточно для уничтожения города, чудовища с упоением приступили к делу, ради которого были рождены. Всё, что попадало в их порталы, переносилось в Гьершазу, а в процессе переноса растиралось в пыль. То, что оставалось, начинало разрушаться.

Семь безумных ножей рвали полотно реальности, оставляя после себя хаос, присыпанный декабрьским снежком. Раз – и падает башенка, чтобы тут же исчезнуть в портале. Два – и здание ЦУМа проваливается в себя. Три – и нет Исторического Музея… Полной очистке подвергся лишь самый центр: Кремль, Красная Площадь и прилегающие строения, а потом каждый из Ангелов выбрал направление – и занялся своим сектором.

Семерых было достаточно. Москва таяла, словно кусок грязного льда под струями кипятка, а в ночном небе расходились зигзагами крылатые чудовища.

Первый Ангел Смерти двинулся на запад, по Воздвиженке. Но он не сразу вышел на Новый Арбат: задержался над Библиотекой имени Ленина. Где-то там, под толщей земли, в сложносочленённом переходе погиб один из его неудачливых собратьев – и монстр не смог удержаться от мести. Вскоре Воздвиженка перестала существовать: по всей её длине распахнулись пасти порталов, засасывая асфальт и брошенные машины. Акция устрашения позволила спастись тем, кто застрял на Новом Арбате в чудовищной пробке.

Второго Ангел сначала отвлекло здание Государственной Думы, а потом – Большой Театр. И лишь когда окрестности Театральной Площади превратились в дымящиеся руины, чудовище принялось обрабатывать свой треугольник – с Тверской улицей в качестве биссектрисы. Исчезла громада Центрального телеграфа, переулочки заполнило битым кирпичом, и в воплях сирен потонули крики и стоны тех, кто застрял под обломками.

Третий и четвёртый на пару долго утюжили район между Никольской улицей и Варваркой. Сверху им было отчётливо видно, как мечутся крошечные фигурки, как сталкиваются машины и как столбы пара из разрушенных коллекторов преграждают путь горожанам, пытающимся спастись. Прежде чем разделиться, Ангелы расправились с Лубянской площадью, и тогда один свернул на Большую Лубянку, второй – на Маросейку.

Пятый выбрал Москворецкую набережную, и его извилистый маршрут был выстроен строго по изгибу реки. В тёмной воде отражались огненные пятна, но никто, кроме самого разрушителя, не мог оценить масштаб катастрофы: от Большого Московского моста вырастал дымный след, расширяющийся и охватывающий всё большее пространства. Смотреть было некому.

Шестой Ангел Смерти направился в Замоскворечье по Большой Ордынке, а седьмой устремился к Храму Христа-Спасителя.

Поскольку Ангелы двигались зигзагами, стараясь равномерно обработать площадь города, от них можно было бы убежать, даже если двигаться пешком. Впрочем, других вариантов не оставалось: пробки наверху, стоящие поезда внизу. Несколько вертолётов кружили над толпой, но сесть им было некуда.

Люди шли, не оглядываясь назад, обходили вставшие машины, помогали женщинам, детям и старикам. Паника прошла, снег и усталость охладили горячие головы, и уже никто не пытался командовать или угрожать. Сотовые телефоны не работали – лишь хруст снега сопровождал исход. То и дело в толпу вливались новые беженцы. Лишь немногие задавали вопросы, но ответом было неизменное «Я не знаю», и любопытные умолкали. Все силы уходили на то, чтобы переставлять ноги и двигаться дальше.

Страха они не чувствовали – лишь опустошённость и подавленность. Каждый был уверен, что из города надо уходить, как можно быстрее и как можно дальше. А потом можно будет подумать, что же произошло и кто виноват.

Край толпы лишь ненамного опережал линию разрушения. Грохот падающих высоток, протяжная песня лопающихся стальных тросов, взрывы, звон стекла – всё это подгоняло людей и укрепляло в желании как можно скорее выбраться за пределы Москвы.

Кривые порталы были единственным оружием разрушителей – и могли бы стать защитой, если бы понадобилось.

Люди не могли противостоять Ангелам Смерти.

Пришлось воевать нелюдям.

* * * 02:22 * * *

Норон был прав, утверждая «Они не выйдут из метро!»

Всё верно: Держители не могли подняться по эскалатору, пройти через турникеты и кассовый зал – и открыть тугую дверь с надписью «Выход в город». Этот путь был предназначен для людей. Таков закон: лишь превратившись в человека, дух имел право покинуть свою обитель.

Но был и другой способ, заложенный издавна, изначально – теми, кто не хотел видеть в метро только транспортную систему, теми, кто открыл небо под землёй.

Вряд ли Дейнека, нарисовавший знаменитые «окна», и Фролов, воплотивший их в многоцветной смальте, рассчитывали на такой результат! Они всего лишь создавали красоту для всех. Но каждый раз, когда гость столицы или простой пассажир, спешащий по своим повседневным делам, поднимал голову и любовался «Сутками Страны Советов», мозаичное небо становилось настоящим.

И вот тридцать четыре овальных медальона «Маяковской» и шесть восьмиугольных мозаик «Новокузнецкой» распахнулись, пропуская защитников Москвы – и знаменитые окна впервые с момента создания метро соединили подземелье с поднебесьем.

Мимо персиков и яблок, мимо лыжников и прыгунов, мимо монтажников и сигнальщиков, распугивая чаек и голубей, удивляя парашютистов и пилотов, они вознеслись в красочную смальтовую синь – и поднимались ещё выше, в пасмурное настоящее.

Иссечённая Москва корчилась в предсмертных судорогах. Переулки, набережные и площади выглядели как после массированной бомбёжки, разве что без воронок. Безжизненные развалины расстилались, насколько хватало глаз, и лишь по скоплению машин можно было угадать расположение улиц.

Ангелы Смерти обошлись с центром города, как жестокие дети с бумажной снежинкой – сотни тысяч дымящихся порезов складывались в семь треугольников с неровными краями. Если смотреть сверху, можно было заметить семь лучей на стыке обработанных секторов – там, где порталы вычерпали Москву до самого дна.

Внутри Бульварного Кольца не осталось ничего живого. Чудовищная язва неотвратимо расширялась, начиная задевать край толпы.

Мало кто оборачивался – это значило задержать себя и остальных. Но те, кто рискнул, не превратились в соляные столбы. Они лишь усомнились в целостности собственного рассудка.

Как поверить в гигантских чёрных бабочек, которые уничтожают Москву?

И чем, кроме как галлюцинацией, можно объяснить явление статуй с «Площади Революций»?

Но они воспарили – не статуи, но воплощения, готовые исполнить свой воинский долг. Рабочий и солдат, крестьянин и оба матроса, снайперша и парашютистка разогнулись, расправили плечи и встали в полный рост. Партизаны с «Белорусской», «Партизанской» и «Бауманской» не отставали от своих старших товарищей. Два красноармейца, полярный лётчик и пограничник дополнили отряд.

Могучие фигуры блестели, словно под ярким солнцем, и походили на языческих богов. За спинами защитников вставали герои сражений и труженики тыла с горельефов и мозаик. Вымпелы и знамёна с ликами Ленина, Сталина и гербом СССР реяли над головами, а ещё выше сверкали крылья самолётов. Возглавлял грозное воинство сам Святой Георгий на коне.

Не было армии сильнее – ни на Земле, ни вне Земли.

Георгий Драконоборец ударил первым: пронзил копьём Ангела, который уничтожил Храм Христа Спасителя и отправил в небытие знаменитую статую Петра Первого на стрелке Москва-реки.

Оружие Георгия било быстрее солнечного луча и с силой поезда, мчащегося сквозь сумрак тоннеля. Никакой портал не мог уберечь от атаки Держителя! Фальшивая плоть Ангела Смерти, слепленная из мёртвых тел и погубленных душ, начала распадаться. Чудовище рухнуло в Парке Искусств недалеко от Центрального Дома Художника – и скорчилось у ног статуи Дзержинского. Георгий опустился следом, конь его принялся топтать извивающегося змея.

Пока шёл этот бой, воинство разделилось: одни поспешили в сторону Арбата, другие – к Павелецкому вокзалу.

Окрестности вокзала зияли глубокими ранами и были неотличимы от вечной стройки, расположенной посреди Павелецкой площади. Когда-то котлован, огороженный высокими заборами, существенно портил вид, теперь же не осталось ни вокзала, ни делового центра, и даже башня гостиницы на Космодамианской набережной была разрушена.

По счастливой случайности уцелело семиэтажное здание, окна которого выходили на Зацепский Вал и на площадь. Каким-то чудом этот дом оказался совершенно нетронутым, хотя от его соседей остались лишь груды обломков. Ангел Смерти развернулся, завис над пропущенным зданием – и в следующий миг упал рядом, запутавшись в стропах брошенного парашюта.

По распростёртому телу вдарили партизанские ППШ, и чудовище изогнулось в последней судороге. Убедившись, что тварь сдохла, защитники направились в сторону Таганской.

Сюда свернул тот Ангел, который обрабатывал берега Москва-реки. Разметав Большой Краснохолмский мост, чудовище принялось кромсать здания вокруг площади и потому не успело почуять приближение противника. Расстрелянный из «мосинок», Ангел погрёб под собой машины, скопившиеся у пересечения Таганской и Марксистской. К нему спустился революционный матрос и для верности добил врага выстрелом из нагана.

Четвёртый Ангел Смерти, поглумившийся над Чистыми прудами, всего пару метров не долетел до Земляного Вала – и был сброшен на землю у Центрального Дома Предпринимателя. Здесь поработали белорусские партизаны. Воодушевившись примером Святого Георгия, они проткнули Ангела, использовав знамя вместо копья. Тварь повисла на древке и долго дёргалась, пока её расстреливали.

К тому моменту второй отряд защитников занимался своей половиной города. У домов-книжек на Новом Арбате Держители настигли разбушевавшееся чудовище, схватили за крылья, щупальца и хвост – и прямо в воздухе разорвали его на части. Серые комки мёртвой плоти упали на руины кинотеатра «Октябрь», и в холодном воздухе закружились чёрные лоскутки.

С мозаики, украшавшей верхний этаж «Октября», воины Революции и Гражданской с одобрением следили за казнью.

Тот Ангел, что занимался Тверской, немного выбился из графика – его собратья уже вплотную приблизились к Садовому кольцу, а он вместо того, чтобы жечь Триумфальную площадь, едва успел разобраться с Пушкинской.

Смерть этого чудовища была самой долгой: старик с «Партизанской» забил его дубиной народного гнева, а Зоя Космодемьянская – прикладом своей винтовки. Потом к ним присоединились остальные соратники. Труп бросили у памятника Пушкину – и поспешили к Последнему Ангелу.

Тварь настигли над Большой Сухаревской площадью, у института имени Склифосовского. Заметный полукруг Склифа остался нетронутым – чудовище сдохло прямо перед входом во внутренний больничный двор.

Никто из выживших жителей спасённого города не видел сражения, и некому было приветствовать героев…

Некому, кроме Лоцмана.

Но он был лишь гостем в этом мире – и Старшим Братом для тех, кто этот мир защищал.

Зачем ему радоваться или участвовать в спасении? Без него справились!

Он мог лишь привести победу к логическому концу.

* * * 02:23 * * *

Двери поезда закрылись, голос внутри сообщил, что следующая станция – «Новослободская», – и состав с рёвом умчался прочь.

Какой-то мужчина, не успев добежать, громко выругался. Ему тут же сделали замечание: «Как вам не стыдно! Здесь же дети!» Он пробормотал что-то извиняющееся. Дети болтали, смеялись и внимания не обращали на взрослых.

«Дети… – подумал Дед. – Надо увести отсюда детей! Скоро же начнётся давка!»

Он резко поднял голову, открыл глаза. Прямо перед ним стояла девочка в ярко-жёлтом пуховичке и красных сапожках – вылитый цыплёнок! Под мышкой у неё был зажат плюшевый тигр с печальной мордой.

– Дядя пьяный? – спросила девочка, но её оттащила прочь встревоженная мамаша.

Дед огляделся. Белые своды с рельефом, носатые бра, на полу – «вышивка» из разноцветной каменной плитки. «Белка». То есть «Белорусская». Кольцо. Ну, да, Кольцевая, если «следующая станция – Новослободская»!

День. Людей изрядно, и многие с покупками. Полно детей. Многие прижимают к груди или животу ярких Дедов Морозов. «Футляры для конфет, которые раздают на Ёлках», – вспомнил вдруг Обходчик, а следом пришло воспоминание, как он водил на Ёлку маленькую Варю. Но тогда конфеты выдавали в прозрачных кульках…

Атмосфера на станции была светлая, искристая. У всех планы, надежды, мечты. Через неделю начнутся долгие выходные. Кто-то собирался в тёплые страны – подальше от московских холодов. Кто-то – в горы, прочь от непредсказуемой московской слякоти.

Приближался священный праздник Нового Года. Можно упиться – и начать жизнь сначала.

Держителю «Белорусской» были по душе такие настроения. Он неспешно плыл над, под и между людьми, наслаждаясь радостными мыслями. И время от времени шевелил затёкшими пальцами вытянутой руки старика в переходе.

Держитель помнил, как встали поезда и как на станции появился голодный людоед. Белые стены не забыли про крики, плач и брызги крови на венках и колосьях. Плитки пола сохранили и топот сотен ног, и медленные шаги Обходчика, вышедшего на бой. И тот пилон, об угол которого ударился Дед, тоже всё помнил.

Всё было: разрушенный центр Москвы, пасти фальшивых порталов, перемалывающие реальность в пыль, могучее воинство под предводительством Святого Георгия. Три бронзовых партизана, которые сторожили покой в переходе между Кольцевой и Замоскворецкой, совсем недавно расстреливали Ангелов Смерти из ППШ и добивали их прикладами. И знамя их стало копьём, пронзившим грудь одной из тварей…

Недавно? Всё это было, но вот когда – Обходчик и сам не понимал. Чувства обманывали его, и мозг отказывался воспринимать раздвоенность действительности.

Будущее в прошлом в степени неслучившегося.

Лоцман сделал это? Держители?!

Белорусский партизан отказывался обсуждать эту тему. Какой смысл, если всё кончилось? Победа! Всё в порядке!

Рядом с Дедом на лавочке сидела Злата и недоумённо таращилась на окружающий мир. Варя дремала, прижавшись щекой к её плечу.

– Ты помнишь? – спросил Обходчик у своей старшей ученицы.

– Всё, – ответила она и вздохнула, то ли печально, то ли удовлетворённо.

– До какого момента?

– Пока пёс не отпустил его…

– Ясно.

Злата замялась, перед тем как задать свой вопрос:

– А ты?

– Аналогично.

Дед подумал про пса и про себя самого, слившегося со статуей. Но это была не статуя, а один из Держителей «Площади Революции».

«Надо завести щенка», – решил Обходчик, когда понял, что больше всего в слиянии ему понравилось чувство присутствия собаки. Острые уши под пальцами, вывалившийся язык, ритмичное дыхание и вопрошающий взгляд наверх, к глазам хозяина. Как давно это было – тогда, на границе, в армии! А потом был Макс и остальная дрянь. «Надо было пойти учиться на кинолога», – усмехнулся Дед.

Поднявшись с лавочки, он подошёл к краю платформы, выглянул, чтобы увидеть электронные часы, висящие над входом в тоннель. Потом вернулся.

– Сколько? – спросила Злата.

– Я пытаюсь сообразить… Я уже объяснял Варе про Беседника или ещё нет?

– Уже объяснял, – отозвалась Варя.

– Вот и хорошо, – Дед протянул Злате руку. – Пошли!

– Куда?

– Домой! Будем праздновать победу.

– С Лоцманом? – прищурилась она.

– С ним тоже, если присоединится.

– Это он всё сделал? – требовательно спросила Злата.

Обходчик ласково улыбнулся ей.

– Когда же ты отучишься приставать ко мне с вопросами? Думаешь, я всё знаю? Главное, мы победили! То есть они победили. Научились, развились, сдюжили и победили! А мы с тобой делали свою работу. И если ничего не случилось, значит, мы сделали её хорошо.

* * * 02:24 * * *

– В огонь, всё в огонь! – командовал Лоцман.

Дед ещё раз осмотрел пластмассовое изваяние себя, хмурого, бровастого и с сосулькой. Поморщился и швырнул в костёр. Взял из коробки следующее. Варя в провокационном матросском костюмчике и с узнаваемой хитрой улыбкой. Как будто опять собирается прогуливать!

– В огонь! – застонал Лоцман. – Понятно, что красиво! Но ты подумай, какая в них сила!

– А то я не знаю! – огрызнулся Обходчик.

Избавившись от фигурки племянницы, Дед принялся не глядя кидать оставшиеся. Но на последней рука дрогнула. Беловолосый маг в героической позе с красно-оранжевым файерболом, вылетающим из красиво отставленной ладони. Храбрый, сильный, но всё равно неуклюжий. Такой, какой есть. То есть был.

Заглянув в коробку, Дед увидел два других огненных шара. С ниточками.

– А вот этого я оставлю, – сказал Обходчик и отступил от костра.

Лоцман промолчал.

– Дай сюда, – Злата забрала у Деда коробку с уцелевшей фигуркой и присела на пенёк, намертво вросший в затвердевшую грязь.

Дед прикорнул рядом. Злата не глядя протянула ему банку с пивом.

– Трудно было их выкрасть? – спросил Ясинь с другой стороны костра.

– Трудно! – отозвался Дед, сделав глоток. – Всю мусорку облазил, пока нашёл!

– Мусорку? – переспросила Злата. – Его мать бы никогда не смогла…

– Его мать в дурке, а его родственники обживают квартиру. И выносят лишнее, – объяснил Дед.

Злата посмотрела на него, но едва он попытался поймать её взгляд, тут же отвернулась обратно к огню. Обсуждать было нечего: так или иначе, но Обходчик отвечал за гибель Кукуни. Впрочем, ученики знали, на что соглашаются.

«Кукуне рассказали о возможных последствиях. Его выбор», – так объяснял Дед. Но при этом не спешил искать нового ученика. А ведь Обходчику полагается минимум три помощника, в закрытых мирах вроде Земли так и вовсе – не меньше пяти!

Однако Дед взял Злату, у которой никого не осталось, и Кукуню, который напросился. А теперь и Варю – Гончара и опытного контактора пятнадцати лет от роду.

– У нас вроде бы новогодняя вечеринка! – воскликнул Лоцман и открыл банку с пивом. – Что все такие кислые? Праздник же!

Словно бы отзываясь на его слова, ветерок колыхнул гирлянды, развешенные на отремонтированной крыше дома. Новогодними украшениями занимался сам Лоцман. Он отыскал в мусорных кучах Гьершазы серебряный «дождик» и целую охапку блестящих разноцветных «змей». Даже притащил несколько искусственных ёлок и расставил их вокруг дома. Можно представить, как бы Гийола отреагировала на всё эту суету!

Но праздновали без неё.

Дед уже успел обратить внимание, что Ясинь не заходит в дом – предпочитает жить в своей «вездеходке». И Лоцман после возвращения уже не нуждаеся в месте для сна. Значит, дом пустует – выстроенный для ученицы и теперь бесполезный. Может быть, сама Гьершаза скоро вернётся к своему бесплодному мрачному облику. Для кого прихорашиваться, если возлюбленный повелитель больше не хочет здесь жить?..

– Мы встречаем Новый Год, – неуверенно повторил Лоцман. – Сегодня же тридцать первое! Или я ошибся?

– Новый Год, Новый Год, – подтвердил Дед. – Я-то думал, мы с тобой прощаемся. Тогда это прощальная вечеринка, совсем другие обычаи. Слёзы, тоскливые крики... Эй, пиво-то не порть!

Лоцман, поднёсший было банку ко рту, остановился и с укоризной взглянул на Стража Границ.

– Чем я его порчу?

– Тем, что тратишь впустую. Я знаю, что оно на тебя не действует. Ты знаешь, что я это знаю. Не надо цирка!

Состроив обиженную мину, Лоцман перешагнул через костёр, отдал свою банку Обходчику – и тут же присел между ним и Златой. Положил голову Деду на плечо. Через пару секунд выпрямился и удручённо вздохнул.

– Давайте простимся по-простому, – предложил он. – Вы всё равно меня забудете через пару недель!

– Я отвык, – проворчал Обходчик. – Раньше ты был спокойнее. Меньше кривлялся. Тело так влияет?

– Я не помню, – ответствовал Лоцман, запрокидывая голову к мутновато-белесому небу Гьершазы. – Тело помнило, но где оно сейчас?.. Кстати, что ты сделал с моим трупом?

– То же, что и с любым другим мусором, – хмыкнул Дед.

– Мы теперь мусор не выбрасываем, – объяснила Злата. – До мусоропровода три шага и пятнадцать ступенек, но куда же проще открыть дыру и кинуть всё сюда!

– Семнадцать, – пробормотал Обходчик.

– Что? – переспросила она.

– Там семнадцать ступенек.

– Я так рад, что у вас всё хорошо! – воскликнул Лоцман и обнял их за плечи.

Злата замерла, когда к ней прикоснулась человеческая рука, которая на самом деле не была человеческой и даже рукой лишь казалась.

Дед изучил ощущение и постарался его запомнить.

– Значит, займёшься Уи? – спросил он у «друга», аккуратно сбрасывая фальшивую ладонь. – Я думал, ты её простил!

– У меня должок. Не перед ней. За неё. Так что поохочусь!

– Доброй охоты! – Дед допил свою банку, смял и зашвырнул подальше.

На другой стороне костра расположился Ясинь. Он сидел на краешке ярко-зелёного пластикового шезлонга и терпеливо ждал, когда Лоцману надоест валять дурака. И тогда можно будет задать пару вопросов. О Гийоле, разумеется.

Но Ясинь напрасно надеялся, что Лоцман даст ему нужный ответ…

Лоцман встал с колонны и зашёл в костёр. Полюбовался на языки пламени, которые лениво лизали полы его балахона. Погладил их, словно ластящихся кошек. Увы, но фокус никого не впечатлил.

– Я вернусь, когда поймаю Ныряльщицу, – пообещал он, обращаясь к Обходчику, но глядя при этом на Ясиня. – Если ничего интересного не подвернётся.

Дед кивнул. Уи-Ныряльщица покинула Землю вскоре после возвращения Лоцмана. Учитывая её тесное знакомство с Вечной Пустотой, у неё был шанс спрятаться. Охота, которую планировал начать Лоцман, могла продлиться несколько десятков лет. Такая ерунда для бессмертного! Полвека туда, полвека сюда. Возможно, он ещё застанет Варю, но она уже будет взрослой, хмурой и скучной.

«Если бы можно было вернуть начало, – подумал вдруг Дед, хотя не было более бессмысленных мыслей. – Где-то я ошибся! Можно было бы избежать того, что произошло…»

– Забудь! – прикрикнул на него Лоцман – тем же тоном, каким командовал при сжигании фигурок. – Даже не думай! Взвали всю вину на меня! Хайлерран, твоя сестра, твой ученик, твой мир – если бы не я, всё было бы иначе! Ты должен… нет, ты обязан меня ненавидеть! Ты же Страж Границ!

– Ты так убедительно говоришь об этом, что я почти поверил, что ты понимаешь, о чём говоришь, – вздохнул Обходчик.

– Понимаю. Лучше тебя. Займитесь обычными делами, бытом, заботами и чем там ещё занимаются люди?.. И всё забудется! Как и всё остальное! – Лоцман развёл руки, и пламя костра взметнулось, так что несколько языков лизнули его в подбородок.

Дед усмехнулся. Пред его глазами всё ещё стояла раздвоенная картина: мирная предпраздничная «Белорусская» – и «Белорусская», превратившаяся в ад. Люди, которые спешили по своим делам, размышляя, какие подарки кому купить, – и люди, мечущиеся в ужасе по станции, прикрывающие головы руками и кричащие от предчувствия близкой гибели…

Надо было как-нибудь примириться с раздвоенностью, но Дед не знал, какой вариант выбрать, а про какой – забыть навсегда.

– Ты никогда не поймёшь, что там произошло, – сказал Лоцман, ставший вдруг страшно серьёзным. – Повернул ли я время вспять, создал ли копию вашего мира для войны или скопировал всё взамен уничтоженного… Для меня одно и то же. Для них – тоже.

– Не понимаю, – отозвался Дед. – Почему тогда я это помню?

– Я оставил вам память, чтобы отдать долг, – объяснил Лоцман. – Ты помогал мне с изучением – я обязан расплатиться!

– Мне казалось, ты поступишь иначе, – прошептал Дед, вспомнив мучительное ожидание ответа от «старого друга», который вернулся, но почему-то не стал вмешиваться.

– Ты ждал, что я разберусь с Нороном и его тварями, – усмехнулся Лоцман. – Я разобрался! Их нет! Они ничего не успели сделать! Уи удрала. Траквештрерия исчез. Я сделал то, на что вы надеялись.

– А… Остальное?

– Остальное – это подарок к Новому Году. Мои младшие братишки научились защищать свой мир. Это был полезный урок. А урок – это когда получаешь новое и живёшь дальше. Было бы жестоко оставить всё, как есть, чтобы вместо защитников они стали пожирателями!

«Ну, да, жестоко, – подумал Дед. – Московское метро – не единственная одушевлённая транспортная система во вселенной. Такие места встречаются. Как правило, в легендах. Когда-то где-то было, но было уничтожено или уничтожило свой мир…»

– Значит, «урок».

– Можешь назвать это «катарсисом»! – фыркнул Лоцман и наконец-то вылез из костра. – Зарабатываешь эмоции, узнаёшь себя, и уже не важно, что было на самом деле! У-у-у, это невыносимо! Я ничего не могу рассказать на вашем языке!

– А какой надо? – спросила вдруг Злата.

– Белое Наречие, – ответил ей Лоцман, продолжая смотреть на Деда. – Но не то, из которого вы лепите формулы своих глупых заклинаний. Мой родной язык.

«Вы» – это «люди». Сам он уже не был человеком, и нормально поговорить не получится. Уже никогда.

Всё закончилось. Это было ясно с той самой минуты, когда перед ними возник «образ для общения», как две капли воды похожий на клоуна, который не так давно уплетал абрикосовое варенье ложками. Но всё равно не он – всего лишь двойник. Знакомая оболочка, за которой скрывалась вечность.

Дед помахал вечности рукой на прощание и достал из ящика две банки – себе и Злате.

Бессмысленно гадать, кто виноват в произошедшем, но уж точно не Лоцман!

Держители, осознав себя, начали исследовать доступный им мир – и открыли портал на станции «Площадь Революции». Этот портал почувствовал Лоцман – и открыл Землю для всех. Периферийный, лишённый магии мир прекрасно подходил в качестве убежища! И вот на Землю прибыл Макмар и вскоре обнаружил Держителей. Осознав перспективность такого редкого ресурса, решил их использовать – и вызвал Отвратней. Чтобы получить власть над Держителями, Отвратни попытались уничтожить Москву, а в перспективе – весь мир. Но Держители остановили их, явив часть своей силы.

Получается, духи метро во всём и виноваты: обрели сознание, желания и мечты. Начали воздействовать на реальность – получили последствия – и справились с ними. Наверное, Лоцманы тоже так начинали: перепробовали всё, что можно, и почили в нирване. Ну, кроме первопроходцев и странников, в которых ещё осталось любопытство.

Глядя на Лоцмана, который шептал что-то на ухо Ясиню, Обходчик позавидовал тем, кому ещё предстояло познакомиться с этим доброжелательным трикстером. Сколько опасных игр, неожиданных вопросов и мозголомных парадоксов! Не слабее тех, которые обрушивались на бедного Ясиня.

* * * 02:25 * * *

– Где она?

– Пока нигде.

– Уи её… убила?

– Её так просто не убьёшь! Она же моя ученица! Моё создание!

– Тогда где она?

– Пока нигде.

– Ты можешь нормально ответить?

– &*№^#~+%!

– Что?!

– Я ответил. Ты уж прости, но перевода нет.

Ясинь закрыл глаза, и на его лице отразился весь запас бранных слов, известных пушчремскому солдату.

– Давай, я тебе её верну! А? – Лоцман сказал это так, как будто собирался подарить щенка. – Хочешь?

Ясинь не ответил.

– Мне она не нужна, – просто признался Лоцман. – Я вообще создал её, чтобы Обходчика удивить и чтобы показать Держителям, какой у них потенциал. А теперь зачем она? Ну, мне – зачем? Но если нужна тебе – другое дело!

– Нужна, – кивнул Ясинь. – Очень…

Прозвучало это не слишком убедительно: Ясинь помнил, что Гийола уже умерла, и помнил, что этого не было, но было другое, но тоже безнадёжное. Пожалуй, то странное непонятное слово, которое употребил Лоцман, лучше всего характеризовало состояние Гийолы. Но при этом всё равно хотелось, чтобы она была рядом.

– Я столько защищал её, – признался Ясинь. – И не смог защитить! Если ты помог Держителям – давай уж и мне помоги. Я же заслужил, да?

– Заслужил-заслужил, – Лоцман заглянул в глаза пушчремцу. – Ты у нас герой! Столько всего прошёл! Столько преодолел! Столько невозможного сделал! Если бы не Тийда… Ничего бы не было.

– Я не из-за него, – возразил Ясинь. – Я просто хочу, чтобы она была жива.

– Да. Потому что без неё тебя бы не было. Ну, договорились. Я выполню твою просьбу. Я верну тебе твою Гийолу и даже освобожу её от предназначения, ради которого я её создал. Но ты мне будешь должен. Идёт?

– Идёт. Всё, что попросишь, – ответил Ясинь. – Всё, что смогу.

Лоцман рассмеялся.

– Вот и славно! Договорились!

Он потянулся, чтобы похлопать Ясиня по плечу в знак заключения сделки, но пушчремец отпрянул.

– Где она?

– Она вернётся к тебе, когда ты сам этого пожелаешь! Она тебе нужна – тебе и решать!

– И она будет такой же? Такой же, какой была?

– Ни единого отличия! Все воспоминания на месте. И все чувства тоже.

– И что мне делать?

– Встань перед домом и трижды произнеси её имя. Я не напутал? – Лоцман обернулся к Обходчику. – «Три» – волшебное число?

– Не напутал. Волшебное, – успокоила его Злата, зажимая ладонью рот учителю, который был взбешён издевательским спектаклем. Как будто Ясиню мало досталось! А теперь на него взваливают такое решение!

– Три раза произнеси её имя – и она выйдет к тебе! – пообещал Лоцман, широко улыбаясь.

Ясинь резко встал и, не говоря ни слова, зашагал к «вездеходке». Когда он открыл люк и обернулся, щёки у него были мокрые, но, к счастью, никто этого не видел. Кроме Лоцмана.

– Я вправду могу это сделать, – снова повторил Лоцман. – Для тебя.

Ясинь посмотрел на пустой дом, завешанный «дождиком» и ёлочными игрушками, и кивнул.

– Только подумай сперва! – крикнул Лоцман. – Она была создана, чтобы жить ради цели. По-другому не умеет. И какую выберет новую цель, не знаю даже я!

Захлопнулся люк машины, ставя точку.

Лоцман пожал плечами и зашагал прочь, так и не сказав ничего на прощание. Злата привстала от удивления, потому что ожидала заключительной речи и новых фокусов. Даже Дед недоумённо нахмурился. И это всё?! Но, с точки зрения бессмертного, разговор был закончен, и через несколько минут Лоцман скрылся в набежавшем тумане, словно бы его и не было.

Тёплый уютный сумрак окутал Гьершазу. Глубокие тени легли между холмами, звонко зажурчали ручьи, и призрачные огоньки замерцали в небе, как будто Гьершаза захотела устроить себе новогоднюю ночь. Или Лоцман попросил её – чтобы никто не видел, как он уходит. Но долго ещё до людей, сидящих у костра, доносился скрип сминаемого мусора и хлюпанье грязи, попавшей под ботинки.

* * * 02:26 * * *

Если знаешь о тайнах Кольцевой, если здороваешься с Держителями станций, если умеешь видеть Времеедов и Дремокуров и чувствуешь, какое сегодня у станции настроение, начинаешь иначе относиться к людям в метро.

Люди здесь разные: чужаки и местные, привлекательные и невзрачные, ждущие кого-то или опаздывающие на встречу. Все они спускаются вниз, под одни и те же своды, свет льётся из причудливых ламп на злых и на добрых, и двери приветливо распахиваются и перед плохими, и перед хорошими.

Сидя в вагоне лицом к платформе, Варя смотрела на людей и пыталась расшифровать жесты, улыбки, выражение глаз. Кому они шлют эсэсмэски по мобильнику? Что в пакетах с тигром и цифрой «2010»? Какие костюмы под зимней одеждой? Ждут их там, куда они едут, или этот Новый Год они будут встречать в одиночестве? А может быть, им нравится одиночество?

Впрочем, какое может быть одиночество в метро – всегда кто-то рядом. Даже если вагон опустеет (а к этому всё и шло, поскольку часовая стрелка неуклонно приближалась к двенадцати), останутся Держители. И, конечно же, Беседник.

Теперь Варя знала, что достаточно представить нужное лицо – и рядом с ней присядет любимый актёр. Или певец. Или даже выдуманный персонаж. Кто угодно, достаточно лишь захотеть!

Он будет понимающим, заботливым и терпеливым. Будет говорить то, что ей хочется услышать, и смотреть влюблёнными глазами…

Но ей хотелось просто ехать по Кольцевой, смотреть на стены тоннеля, пилоны, колонны и на людей, слушать их голоса, голос диктора, объявляющего следующую станцию, и грохот поезда, мчащегося вперёд. Встретить Новый Год под землёй, а потом сойти на нужной станции и пойти домой.

* * * 02:25 * * *

Дом оставался пустым, и это было неправильно.

– Хорошо, – сказал Ясинь, глядя на крыльцо.

Он сжал кулаки, нервно переступил с ноги на ногу, зачем-то оглянулся, хотя никого не было, кроме Гьершазы и вечно голодных тварей.

– Хорошо, – повторил он и с шумом выдохнул воздух, как будто собирался нырнуть. – Ладно. Гийола! Гийола. Гийола…

Скрипнув, распахнулась дверь.

* * * КОНЕЦ * * *