На острие меча

Глава десятая. Появление поддельного рыцаря

Глаза Квинна понемногу привыкли к темноте и различали очертания мебели. Он тихо сидел на кровати, сжимая в руках оружие, которое гарантировало ему безопасность, и смотрел на дверь, только что им открытую, напрягая не только зрение, но и слух. Но прошло немало времени, прежде чем он услышал щёлканье. Тогда он подобрал под себя ноги, готовый, если понадобится, к броску.

Дверь открылась ровно настолько, чтобы дать возможность проскользнуть человеку.

— Андерс? — незнакомый шёпот.

— Здесь. Кто вы?

На мгновение осветилось лицо: должно быть, вошедший повернул свой фонарик. В дверях стоял Лоренс Кейн. Квинн расслабился и положил ручку–пистолет в карман.

— Вы неплохо сыграли, Андерс. Лучше, чтобы здесь никто не знал о нашей связи. Но я должен показать вам кое–что…

Квинн услышал звук, словно на стол положили что–то металлическое. Снова вспыхнул луч фонарика и осветил статуэтку.

Рыцарь в шлеме, с поднятым в отчаянной защитной позе боевым топором.

— Ещё один из сокровища!

— Нет! — ответ прозвучал резко. — Это только копия!

— Что? Но как… нет никаких сведений о копиях сокровища…

— Она современной работы, сделана не позже последних двадцати лет. Ван Норрис тщательно её проверил. Это копия одной из подлинных статуэток и сделана настоящим художником, но фигурка не та же самая, что у нас уже есть. Смотрите…

В луче света появилась рука Кейна. Он взял рыцаря, перевернул его и поднёс к основанию ювелирное увеличительное стекло.

Квинн наклонился и посмотрел. С помощью стекла он увидел, что имел в виду Кейн, — крошечные, но очень отчётливые очертания листа.

— Это знакомый ван Норрису знак художника. Дом ван Норрисов до войны нанимал этого человека и для создания, и для копирования известных произведений ювелирного искусства. Иногда владелец носит копию, а бесценный оригинал держит в сейфе. В своё время этот мастер копировал даже коронные драгоценности. Это его знак, но, работая на дом ван Норрисов, он не делал эту статуэтку.

Кейн рассмеялся.

— Её прислал Лоренсу коллекционер. Попросил проверить, ему показалось, что несколько крошечных драгоценных камней в основании держатся непрочно. Когда ван Норрис попытался выяснить историю этой вещи, владелец стал очень–очень уклончив. А когда Лоренс доказал ему, что это подделка, тот совсем замолчал. Ван Норрис не смог убедить его рассказать, что ему известно, хотя босс ещё с ним работает. И…

— Но почему подделка?

— Мы считаем это свидетельством очень грязной игры. Если сделана одна такая статуэтка, почему бы не сделать ещё пять или десять? Конечно, для этого нужно много поработать. Но работа окупится, даже если займёт несколько лет. Предположим, к богатым собирателям или просто богатым людям, которые хотят вложить деньги в ценные произведения искусства, обратятся с предложением купить статуэтку по цене, значительно ниже той, которую пришлось бы заплатить за неё при открытой продаже. Коллекция Стернсбергов известна. Если бы статуэтки были обнаружены, доказать, кому они принадлежат, невозможно. Их можно продавать, как часть тайной военной добычи. Покупателю, не желавшему особенно углубляться, можно рассказать множество правдоподобных историй. Собиратель получает подделку, а продавец — добрые американские доллары наличными. При этом проследить за сделкой очень трудно; даже если позже обнаружится, что куплена подделка, покупатель не станет возникать. Прекрасный способ добывать доллары, в которых так чуждаются наши друзья за железным занавесом!

— Но если это копия, у того, кто её делал, должен быть оригинал.

— Верно. Поэтому ван Норрис сейчас проводит в Штатах кое–какую детективную работу, чтобы узнать, не появлялись ли другие копии. Наши продавцы редких и необычных вещей могли подделать многое.

— А кто сделал копии?

— Дом ван Норрисов закрылся в 1940 году, старый йонхеер ван Норрис предвидел вторжение в Нидерланды. Большинству мастеров, работавших у него, он выплачивал пенсию. Лоренс знал человека, которого мы сейчас пытаемся найти. Но он жил в Роттердаме, а вы знаете, как бомбили этот город. Нам не удалось найти мастера. Кстати, в нём смешались голландская и азиатская кровь, он был замечательный златокузнец и скульптор. Звали его Вульфангер.

— Вы нашли его след здесь?

— Да, но есть и другие, — тон Кейна свидетельствовал, что дальнейших вопросов задавать не следует.

— Что касается права на сокровища Стернсберга, — продолжил Квинн, — оказывается, может существовать претендент. — В нескольких словах он рассказал о Васбурге и о найденном у него гербе.

Кейн слушал, не прерывая.

— Поскольку Васбург, похоже, не жаждет вашей крови, попробуйте связаться с ним. Может, этот Маартенс что–нибудь разнюхает о нём. Если вам удастся что–либо выяснить, я должен об этом знать. Да, мы с вами американцы, и будет странно, если мы, остановившись в одной гостинице, будем продолжать не замечать друг друга. Завтра — вернее, уже сегодня — нам лучше организовать случайную встречу.

Квинн кивнул, но сообразив, что кивок в темноте не виден, предложил:

— Я буду получать почту в восемь. Можете столкнуться со мной там…

— Хорошо. До встречи…

Кейн взял поддельного рыцаря и выключил фонарик. Чуть позже послышался звук открывающейся и захлопнувшейся двери. Квинн встал, закрыл дверь на ключ, лёг и, несмотря на возбуждение, сразу заснул.

На следующее утро, как и планировалось, состоялась встреча у стойки почты. На глазах у главного портье Квинн обменялся с Кейном несколькими оживленными замечаниями. Потом они разошлись, и Квинн отправился изучать записи Общества лучников.

Но выйдя из здания, он сразу заметил в кафе напротив смуглое узкое лицо Васбурга. Подгоняемый нетерпением и стремлением прояснить ситуацию, Квинн направился в кафе, подошёл прямо к столику Васбурга и сел, прежде чем тот успел встать.

— Мне кажется, я должен поблагодарить вас…

— Минхеер ошибается. Я вас не знаю, — холодный ответ осуждал Квинна в нахальстве.

— Как хотите, минхеер. Или мне нужно говорить «ваша милость»?

Впервые поднялись опущенные веки, и Квинн встретил взгляд необыкновенно синих пронзительных глаз.

— Минхеер ошибается. Мы незнакомы, — повторил Васбург тем же равнодушным тоном. Он достал бумажник, выбрал банкноту и оглянулся через плечо, подзывая официанта. Квинн встал.

— Пусть будет по–вашему. Но, возможно, вы совершаете ошибку, Васбург. В игре участвуют и другие, а мы могли бы объединить силы…

Квинну на мгновение показалось, что Васбург заколебался, словно на самом деле обдумывая его слова. Потом азиат еле заметно отрицательно качнул головой.

— Минхеер, есть английская поговорка: «Тот, кто хочет идти быстро, должен идти один».

Квинн потерял терпение. Решительный голос Васбурга заставил его почувствовать себя семилетним ребёнком — и по уму тоже. Что ж, если Васбург собирается провести день, следя за ним, пусть поработает. Но он мало что узнает.

Записи Общества лучников оказались очень интересными, и хранитель записей, тоже известный историк–любитель, стал очень сердечен, прочитав рекомендательное письмо доктора Рооса. Почти весь день Квинн провёл, углубившись в древние пергаменты и собирая обильный урожай записей в тетради. Когда хранитель с виноватым видом подошёл к столу, за которым работал Квинн, молодой американец удивлённо поднял голову. Перед глазами его по–прежнему стояли латинские литеры.

— Минхеер Лидере, прошу прощения. Но сейчас уже четыре часа, а по правилам в это время я должен закрыть документы и положить ключ в сейф. Мне очень жаль вас тревожить…

Квинн торопливо встал.

— Это я должен извиниться, минхеер. Я своим неразумием подвергаю испытанию вашу доброту. Но вы угостили меня таким пиром, что я всё забыл от жадности…

— Минхеер Андерс, уверяю вас, ничто не доставит мне большее удовольствие, чем скромная помощь в вашей научной работе. Может быть, придёте завтра?

— Надеюсь. А теперь, минхеер, не доставите ли мне удовольствие, выпив со мной чашку кофе или стаканчик вина?

Маленький человечек покраснел от искреннего удовольствия. Квинн подождал, пока он закроет записи, а потом они отправились в приятное маленькое кафе поблизости. По дороге хранитель указывал Квинну на различные интересные исторические места и выяснил тот невероятный факт, что американец ещё не познакомился с древностями города.

— Но, минхеер, вы обязательно должны побывать в церкви святого Серватуса. Она построена в 560 году и является одной из старейших в Северной Европе. Вы знаете, что ещё до христианства здесь стоял римский гарнизон. На стенах Сент–Питерсбергских пещер есть подлинные римские надписи…

— Пещеры. Я хочу побывать в них.

— Конечно! Пещеры великолепны, минхеер! Во время войны там были спрятаны многие наши национальные сокровища. Но вы не должны идти туда один, без проводника, минхеер. Там пропадают люди, заблудившись в лабиринте проходов.

— Меня об этом предупреждали. Я слышал также, что там есть проход в Бельгию…

Его спутник засмеялся.

— Да, контрабандисты… Я слышал, что у них там свои тайные тропинки. Даже самых законопослушных граждан иногда что–то заставляет не платить таможенные пошлины. Так что контрабандисты — не всегда страшные преступники. Ja, контрабандисты… я слышал немало рассказов об условных знаках на стенах… если знаешь, куда идти, уйдёшь за границу, и никакой таможенник тебя не остановит.

Он говорил о пещерах, о карнавале принца — какая жалость, что Квинн его не увидит! — о предстоящем соревновании лучников, которое Квинн не должен пропустить.

— Их цель — деревянный попугай, минхеер. На прошлых соревнованиях сразу два лучника сумели сбить краску с хвоста попугая. — Он наклонился над столиком и тихо произнёс: — И вот что я вам скажу, минхеер: во время войны наши луки не лежали без дела. У них есть преимущество: они убивают бесшумно. К тому же враги начинали тревожиться, когда бесследно исчезал часовой или солдат в увольнении растворялся в воздухе. Иногда этих солдат находили пронзёнными стрелами. У нас ходили дикие слухи о древних лучниках, которые патрулировали свой город. Эти дни были очень волнующие, минхеер.

Был уже шестой час, когда Квинн расстался с хранителем. На этот раз он благоразумно взял такси и поехал в гостиницу удобно и в безопасности. А в вестибюле встретился с посетителем, которого никак не ожидал увидеть.

Это был пожилой человек с коротко остриженными седыми волосами и в таком наряде, что был бы приметным повсюду. На нём был тёмно–красный бархатный камзол с длинным рядом позолоченных пуговиц в форме лягушки, белые брюки, а на ногах блестящие чёрные сапоги. В одной руке он держал высокую гладкую шляпу с тёмно–красной кокардой — Квинн вспомнил, что видел такие шляпы на изображениях кучеров в старину. Когда американец подошёл к столику портье, этот человек приблизился к нему и с низким поклоном протянул письмо.

Квинн вскрыл конверт с гербом. Внутри оказался единственный листок тонкой бумаги, на котором старинным почерком, витым и изысканным, сообщалось, что фрейле Матильда ван т’Оостернберг будет рада принять минхеера Квинна Андерса за чаем в Шато дю Дам на следующий день в четыре часа.

Догадавшись, что нужно сделать, Квинн попросил у портье ручку с листком бумаги и написал ответ. Привидение в тёмно–красном бархате приняло его с низким поклоном. Квинн с усмешкой заметил, что уважение к нему со стороны портье возросло вдвое. Очевидно, знакомство с обитателями Шато дю Дам переводило его в ранг VIP[10].

— Итак, тётя Матильда признала ваше существование, — мимо кучера к Квинну направлялся Йорис. — Вы, должно быть, получили приглашение в логово драконессы.

— Да. И хочу, чтобы вы просветили меня. Что такое этот Шато дю Дам? Во всей процедуре есть что–то королевское. Пойдёмте наверх, посидим, и вы мне расскажете.

Они направились к лифту.

— Да, посидеть мне необходимо, уверяю вас, — ответил Йорис. — Я сегодня стоптал немало хорошей кожи на подмётках — и очень мало получил взамен. Не найдётся ли у вас мягкое кресло и стакан чего–нибудь прохладного для страдальца?

Когда Маартенс сел в единственное удобное кресло, которым располагал номер, Квинн попросил:

— А теперь расскажите мне о фрейле Матильде и о Шато дю Дам.

Йорис развязал шнурки и снял ботинки. Размяв пальцы ног, он глубоко вздохнул и начал:

— Навещая Шато, вы уходите назад во времени, по крайней мере, в начало девятнадцатого столетия, если не в восемнадцатое. Это один из наиболее закрытых и величественных домов в мире для старых женщин. Замок сам по себе достоин внимания, построили его в расцвет Возрождения. И с середины восемнадцатого века там живут только старые девы из благородных семейств. Первоначально нужно было иметь не менее шестнадцати поколений благородных предков, чтобы поселиться в этих стенах!

Вот как обстоит дело… Знатный человек при рождении каждой дочери выплачивает определённую сумму. Если дочь выходит замуж или умирает моложе пятидесяти лет, средства переходят в распоряжение Фонда. Если же этого не случается, она может, когда открывается вакансия, получить квартиру в замке, где живёт со своими слугами, лакеями и кучером в почти королевском или феодальном стиле прежних лет. Система была основана графиней Фландрской пятьсот лет назад. Вначале женщины давали обет, тут был полурелигиозный орден. Но со времён Возрождения организация исключительно мирская. Это осколок прошлого, о котором весь мир давно забыл, и представляет интерес только для историка.

Теперь о тёте Матильде Дирка. Она тоже величественный реликт, хорошо приспособившийся к окружению. В молодости она была хозяйкой известного салона и пользовалась большим политическим влиянием, что–то вроде княгини Ливен, которая в своё время вертела, как хотела, политиками многих стран Европы. Но, к несчастью, тетя Матильда родилась слишком поздно: образ жизни, к которому она была так хорошо приспособлена, уже уходил во времена её девичества.

Мне кажется, она одна из немногих женщин благородного происхождения, которая может похвастать тридцатью двумя поколениями предков. В её гербе больше разветвлений, чем у многих королевских семейств. Ван т’Оостернберги, например, считают Ганноверскую династию выскочками–парвеню. В определённое время тетя Матильда приказывает всем членам семейства собираться у неё. И, уверяю вас, все подчиняются. Она не красавица, но у неё ясный дисциплинированный ум и множество талантов…

— Вы знакомы с ней?

— Да! И высоко ценю это знакомство. Она в нескольких прекрасно подобранных словах разнесла мою работу в клочья, так что моё эго едва не исчезло, потом сделала предложение, как восстановить мою карьеру. Я ценю её мнение выше, чем мнение любого другого человека, и если бы она изъявила желание видеть меня, бросился бы к ее ногам сломя голову.

Квинн сел на край кровати.

— Знаете… ваши слова не внушают мне бодрости…

Йорис махнул рукой.

— Я просто готовлю вас, предупреждаю. Тётю Матильду следует принимать очень малыми дозами, но эти дозы действуют очень стимулирующе. Это я вам могу обещать. А путешествие в прошлое — достаточная приманка, чтобы завлечь вас в Шато. В такое место следует приезжать в королевской карете, запряжённой двенадцатью белыми лошадьми. В дни оккупации местный нацистский комендант отправился — без приглашения, должен добавить, — нанести так называемый визит вежливости. Он нашёл ворота закрытыми, а самого его ждала записка, содержание которой он никому не сообщил. Однако впоследствии, стоило только упомянуть Шато, он вскакивал и вытягивался по стойке смирно… и ещё слегка зеленел при этом… Это всего лишь слухи, но я верю в них. Тёте Матильде следовало бы дать возможность поработать с Гитлером. Тогда не было бы никакого вздора насчёт тысячелетнего рейха.

— Мои нервы окончательно сдали, — простонал Квинн. — Теперь я жалею, что со сдержанной радостью принял приглашение. Нужно было отказаться. Лучше заблудиться в Сент–Питерсбергских пещерах…

— Вот как? Вы собираетесь их навестить?

— Наверное, мне следует это сделать, чтобы поддержать свою репутацию туриста. Сегодня я уже дважды очень оживлённо беседовал о них. Вы, конечно, бывали там? Нет? Отлично. Тогда вы пойдёте со мной. Я уже знаю, что туда нельзя идти одному, чтобы не заблудиться и не превратиться в мумию… потом, много лет спустя, меня найдут, и я послужу предупреждением для неосторожных. Вы будете держать меня за руку и спасёте от такой участи…

— Вы искушаете меня забыть о моём долге, — пожаловался Йорис. Он уже совсем освоился с креслом и сейчас удобно полулежал в нём. — Но так как я считаю теперь, что мой Вермеер порождён чьим–то слишком живым воображением, вероятно, я могу потратить немного времени на вас. Возможно, ваше превращение в мумию заслуживает пары строк…

— Если Вермеер оказался вымыслом, то как ваш маленький человек, которого здесь не было?.. Тьюбак?

Йорис с трудом занял обычную позу и сунул руку в карман пальто.

— Тьюбак по–прежнему числится среди без вести пропавших. Однако сегодня я нанёс второй визит в его квартиру. Мевроув рассказала мне то же самое — с теми же подробностями и три раза подряд. Но когда я сообщил ей, что за свои грехи работаю в газете, она пришла в сильное возбуждение и проводила меня в комнату этого несчастного Тьюбака. Мне кажется, она перепутала меня с полицейским…

— Может, приняла вас за частный глаз[11], — предположил Квинн.

— Прошу прощения? — Йорис не сразу понял, словно переводил про себя, а потом кивнул. — А, один из ваших крутых бойцов с преступностью. Ну нет, это не для меня, я не хочу лежать в переулке с разбитой головой. Кажется, таково постоянное состояние этих джентльменов. Во всяком случае так говорится в бесчисленных рассказах об их приключениях. Я простой собиратель новостей, который хочет сохранить в целости свою шкуру. Итак, я осмотрел комнату исчезнувшего Тьюбака. На столе лежал конверт. А в нём то, что мевроув разрешила мне прихватить с собой, когда я объяснил ей, что это поможет узнать прошлое Тьюбака. Мне кажется, это работа выдающегося художника. И кто–нибудь сможет её узнать…

Квинн взял небольшой листок чертёжной бумаги. На нём яркими красками — синей, зелёной и золотой — был изображён дракон, вызывающе поднявший передние лапы и свернувший хвост вокруг задних. Из его пасти высовывался язык. Этот дракон очень сильно напоминал геральдические изображения. Квинн недоумённо разглядывал рисунок.

— Вам знаком он? — спросил Йорис.

— Что–то в нём кажется мне знакомым. Не думаете ли вы, что это часть герба? Но я не могу опознать его.

— Хорошее предположение. Я проконсультируюсь у знатоков в этой области. Но качество самого рисунка…

— Выполнено превосходно, — согласился Квинн. — Я знаю, что он мне напоминает! Странных зверей, в виде которых написаны прописные буквы в Часослове или в бестиарии[12]*. Возможно, это копия одной из таких букв.

— Надеюсь, что это всё же часть герба. Так его легче было бы идентифицировать. А теперь, — Йорис снова принялся надевать ботинки, — я умираю от голода. Если мы собираемся исследовать пещеры, нужно всё распланировать. Может, совместим с едой?

Квинн надел пальто.

— Я ем в ресторане гостиницы. Со вчерашнего вечера у меня странное желание не выходить на улицу после наступления темноты…

Йорис одарил его одной из своих редких улыбок.

— Интересно, откуда такая осторожность? Но я согласен потакать вам в этом, минхеер Андерс.