На острие меча

Глава вторая. Пароль — Роаджакт!

Старые часы на ратуше пробили десять тридцать, когда на следующее утро Квинна ввели в сокровищницу ван Норриса. Но проводником ему служил не хозяин дома и не миссис Эванс. У входа его встретил молодой стройный азиат, ростом не выше Квинна. Он бесшумно, с уверенностью кошки, прошёл по коридору к библиотеке. В нём чувствовались навыки прирождённого воина. Заговорил он с американским акцентом:

— Добро пожаловать в логово паука, приятель. Вот он, шеф.

Алмазы и изумруды были убраны с чёрного покрытия стола. На их месте в ярком голубоватом свете лампы стояла фигурка рыцаря. Ван Норрис опустил увеличительное стекло, в которое рассматривал статуэтку, и протянул руку Квинну.

После обмена приветствиями Квинн замолчал в ожидании. Он усвоил этот приём у отца. Пусть первым заговорит твой собеседник, если ты не совсем уверен в себе. Воздержись от огня, пока не определишь силу противника. А ван Норрис может оказаться и противником.

Первым нарушил тишину товарищ ван Норриса. Квинн заметил, что он, с момента как открыл дверь, всё время незаметно поглядывал на него. А теперь он заговорил авторитетным тоном:

— Ничего не выйдет, шеф. Тебе его не отговорить. Ни ад, ни наводнение его не остановят. Ты только посмотри, какой у него упрямый подбородок!

К удивлению Квинна, ван Норрис рассмеялся.

— Познакомьтесь с Сэмом Марусаки, — представил он азиата. — И давно ты стал специалистом по кадрам, Сэм?

Японоамериканец пожал плечами.

— Ну ладно, шеф. Только не пытайся изменить его намерений. Просто предупреждаю.

Ван Норрис в свою очередь изучал серьёзное лицо Квинна. Но вот он поднял руки в своеобразном жесте поражения.

— Несомненно, ты прав, Сэм. Итак, у нас только два часа, чтобы ввести этого упрямого молодого человека в курс…

— Два часа? — Квинн искренне удивился.

— Но ведь вы уже заказали билет на вечерний рейс КЛМ[2]?

Квинн вынужден был признаться, что сделал заказ сегодня утром по телефону из гостиницы. Он только не понимал, как узнал об этом ван Норрис, но не захотел показывать своё удивление.

— Ну и ну, — протянул Марусаки. — Придётся ещё кое–что пересмотреть, шеф. Он и глазом не моргнул. Похоже, мы заловили неплохую добычу. Она серьёзней, чем мы решили вначале.

— Говорю тебе, это неправильно! — в голосе ван Норриса прозвучало раздражение. — Посылать детей на такое! Я не могу взять на себя ответственность…

Марусаки усмехнулся.

— Детей? А в каком возрасте ты сам занялся делом, шеф? И начал с игры в мяч на съёмочной площадке? Мне кажется, нет!

— Это совсем другое дело. Тогда шла война…

— Да ну? Разумеется. Но война эта ещё не закончена. Может, несколько изменилось расположение сил, но борьба продолжается — и открытая, и тайная. Я говорю: бери, что посылает судьба, и радуйся тому, что можешь внести свою долю.

Он резко повернулся, посчитал ящички на стене к открыл один. Достал из него плоскую металлическую коробку и положил на стол перед ван Норрисом. Вначале голландец поднял руку, словно желая оттолкнуть коробку. Увидев это, Марусаки подчёркнуто взглянул на свои часы.

— Остаётся час и сорок пять минут, — жизнерадостно провозгласил он.

— Ну, хорошо! — ван Норрис резко раскрыл коробку. — Если он всё равно собрался лететь, я не смогу его остановить.

— Я предупредил об этом с той минуты, как увидел его. Ну, сынок, — обратился Марусаки к Квинну. — Шеф даст вам своё благословение. А оно стоит больше десяти тысяч, если, конечно, знаешь, как им воспользоваться. Дайте–ка мне взглянуть на ваши часы…

Пальцы Квинна потянулись к левому запястью. Однако снимать часы он не стал.

— Зачем?

— Послушайте, — проговорил Марусаки с тем усталым терпением, каким объясняются с упрямым ребёнком. — Вы отправляетесь за море и собираетесь играть с очень крепкими ребятами. Эти люди знают о таких играх и забавах больше, чем мы, американцы, можем вспомнить. И когда в этой игре наступит ваша подача, сынок, лучше быть уверенным, что за вами сильная команда. Это всего лишь здравый смысл. Ведь официально вас никто не похлопал по плечу?

Квинн покачал головой.

— Ну, в таком случае мы вам даём нечто вроде команды. И если у вас есть хоть капля разума, вы благословите за это аллаха. Дайте мне ваши часы…

Квинн, всё ещё недоверчиво, снял с руки последний подарок отца. Ван Норрис снял заднюю крышку с часов, а Марусаки в это время рылся в маленьких конвертах в коробке. Закончив, он взглянул на часы.

— Хвала небу, размер стандартный. Вот, шеф.

Голландец очень осторожно вложил под крышку тонкий золотой диск и кивнул.

— Будьте добры, скажите мне месяц и день недели своего рождения.

— Февраль и среда. Но зачем?..

Ван Норрис не ответил. Он занялся тонкой золотой пластинкой, на которой Квинн увидел семь крошечных отверстий, одно в центре и шесть по кругу. Объяснял Марусаки.

— В некоторых местах это будет вашим паспортом. Слышали когда–нибудь о гороскопе драгоценных камней или гороскопе рождения?

Когда Квинн отрицательно покачал головой, Марусаки продолжил:

— Три определённых камня будут обозначать ваши инициалы, четвёртый камень — месяц вашего рождения, пятый — ангела хранителя этого времени, шестой — святого этого дня и седьмой — день недели, в который вы появились на свет. Они должны располагаться по кругу: три, соответствующие имени, вверху, три — ангел, святой и день недели — внизу, а тот, что соответствует месяцу рождения, в центре. В старину считалось, что такой талисман делает своего владельца неуязвимым.

— Но почему?..

Марусаки не обратил внимания на вопрос.

— Мы используем его как паспорт в своей организации. Если в нужном месте показать эту пластинку, она поможет вам получить информацию, помощь — и даже убежище и спасение. Как идёт работа, шеф?

Инструментами толщиной почти в волос ван Норрис вставлял в миниатюрные крепления камешки. Не переставая работать, он ответил:

— Квинн — розовый кварц, Одокар — опал, Андерс — аквамарин, ангел Бархиель — яшма, февраль — аметист, святой Андрей — карбункул, среда — бирюза. Роаджакт[3].

— Роаджакт, — повторил Марусаки. — Это ваш пароль. Вы можете использовать его, чтобы представиться, Анд ере.

Квинн моргнул. Слишком уж нелепо и похоже на фантастику, чтобы быть реальностью. Где ему представится возможность воскликнуть «Роаджакт!», чтобы появилась морская пехота или другая осязаемая помощь?

Должно быть, голландец прочёл его мысли. Положив инструменты, он закрыл заднюю крышку часов и, возвращая их Квинну, проговорил:

— Похоже на шпионское приключение, а, Андерс? Когда станете старше, поймёте, что реальная жизнь бесконечно разнообразней и фантастичней любых рассказов писателей. Я знаю, это старое и банальное утверждение, но ни возраст, ни избитость не делают его менее справедливым. Вы по–прежнему вначале хотите побывать в Дордрехте?

— Да.

— Тогда — если вы достаточно умны — в первое же утро там вы навестите антикварный магазин некоего минхеера Дидриха Бевроота на Воорстраате. Вы скажете ему, что ваши часы спешат и вы хотите, чтобы их отрегулировали, что вы турист и случайно забрели в его магазин, потому что увидели на витрине выставку старинных часов. Эти три фразы будут вашим первым паролем. Бевроот станет осматривать ваши часы. Увидев, что в них, он свяжет вас с теми, кто предоставит вам нужную информацию.

— Похоже на старую подпольную сеть, — заметил Квинн, по–прежнему почти не веря происходящему.

Ван Норрис нахмурился.

— Да, во время войны это было частью подпольной сети. В те дни мы были отчаянными людьми. Когда человек вставал на нашу сторону, мы не спрашивали, чем он занимался в прошлом. Поэтому многие боковые ответвления странных и часто незаконных занятий соединялись с нашей организацией, и через них мы получали необходимые сведения и материалы. Когда война — вернее, её часть, — закончилась, мы, сражающиеся в темноте, вышли на свет. И поняли, что мир ещё не для нас.

Тогда некоторые из нас отыскали своих прежних соратников. Мы не утратили связей с ними, не забыли и людей, хоть и нарушающих закон, но которые однажды могут оказаться полезными. Конечно, это нынешнее подполье не вполне можно назвать респектабельным, но мы сохраняем с ним связи.

Поэтому, когда нам нужно, в нашем распоряжении оказывается нечто вроде паутины. Чужак — может быть, за полмира отсюда, — касается одного из сигнальных проводов. Поступает сообщение, порой меняя на своём пути несколько языков и пересекая множество границ. Оно достигает такого человека, занимающего значительное положение в обществе, который может отправиться к высоким руководителям и сказать — и ему при этом поверят: «Сэр, то–то, то–то и то–то, похоже, происходит в этом месте. Следовало бы проверить». Мы предоставляем глаза, чтобы смотреть, уши, чтобы слушать, ноги, чтобы пройти по тропам, по которым нельзя ходить официальным путём…

— Вот именно, — Марусаки убрал коробку в ящик. — И не забывай, сынок, что у противной стороны есть своя сеть, такая же налаженная, как наша, или даже лучше. Когда удаётся, противники хватают нас, давят и косят. Это война, которая идёт в тёмных переулках и на пустынных участках границ, а также в удобных городских кабинетах. И первая же ошибка делает парня таким же мёртвым, как если бы его подстрелили в Корее. Идти нужно осторожно — или вообще больше не сможешь двигаться! Не забывайте об этом. Показать ему картинки, шеф?

Получив согласие ван Норриса, он веером разложил на столе пять фотографий. Обычные снимки, лица мужчин на них видны очень отчётливо.

— Это Бевроот.

Квинн разглядывал круглое лицо, наморщенный лоб, выпяченные, почти капризные губы. Он был уверен, что не забудет это лицо.

— Это Лоренс Кейн. Возможно, вы его не увидите. Но это один из моих партнеров, и он сейчас в Европе.

— Мастер по ликвидации аварий, как и я! — с улыбкой добавил Сэм.

На другой фотографии худое, чисто американское лицо, национальность этого человека спутать невозможно. Но линия рта противоречила весёлому взгляду.

— Корни Смитс.

Третий — в морском офицерском кителе и в фуражке с кокардой, небрежно сдвинутой набок.

Оставшиеся две фотографии ван Норрис положил рядом. Это были снимки одного и того же мужчины — в фас и в профиль. У мужчины было узкое лицо восточного типа, но с некоторыми отличиями — меньше заметна раскосость глаз и слишком выступающий крючковатый нос.

— Отметьте в своём каталоге — крайне опасен, — предупредил Марусаки. — Это Квонг, Хонг или Винг. Берегитесь его, — закончил он легкомысленным тоном.

— Первым троим можете доверять. Этого человека опасайтесь, — добавил ван Норрис.

Марусаки снова посмотрел на свои часы.

— Пора в путь, шеф…

— А какое отношение ко всему этому имеет сокровище епископа? — поинтересовался Квинн.

— Возможно, никакого, а может быть, самое прямое, — ответил ван Норрис. — Коллекция статуэток — настоящее сокровище и имеет огромную историческую ценность. И не только историческую. Если их отыщут, найдётся немало желающих приобрести их.

— А в наши дни достаточно людей, у которых много денег, — вмешался Марусаки. — И богатые люди сочтут это отличным вложением. В Европе немало тех, кто в состоянии заплатить за такие находки полноценными американскими долларами. У них такое правило. Они покупают их на чёрном рынке. Американские доллары в Европе сейчас ценятся выше местной валюты.

Предположим, сокровище будет контрабандой привезено сюда и продано за астрономическую сумму какому–нибудь крутому парню, который заработал кучу денег на чёрном рынке, но не может от них избавиться, не насторожив федеральных агентов. Деньги, которые он заплатит, уплывут за море, как раз к тем людям, в жадные руки которых ни в коем случае нельзя давать зелёные. Да, сынок, эта охота за сокровищем может стать очень крупным делом. Поэтому шеф допускает вас в один из наших тайных проходов. Понятно?

Наконец Квинн понял. Он смущённо потянул ремешок часов. Объяснение Марусаки звучало логично и показывало возможное использование сокровища. И, возможно, именно это вывело Старка на след, который так неожиданно оборвался на улице Маастрихта. Значит, ответ на его вопросы связан с сокровищем епископа.

— Это останется у вас? — он указал на рыцаря.

— С вашего согласия. А теперь, если вы готовы, Марусаки отвезёт вас в Нью–Йорк. Не забудьте…

— Воорстраат, Дидрих Бевроот…

Марусаки нетерпеливо переминался у выхода из комнаты–сейфа.

— Он справится, шеф. Таких нужно брать зелёными и довести до готовности. В этом вся хитрость!

Но ван Норрис сделал ещё одно предупреждение.

— Ваш главный враг, — медленно и подчёркнуто проговорил он, — излишняя самоуверенность. Вы должны помнить, что намерены провести лишь исследование, чтобы закончить книгу. Никаких других целей у вас нет.

Квинн согласился, что это прекрасный совет. Ему нужно справиться со своим возбуждением. Он только Квинн Андерс, незаметный студент, будущий историк, и не имеет никакого отношения к тайным подпольным организациям и информационным сетям. Очевидно, эта его решимость была понятна ван Норрису без слов. Потому что, в последний раз пристально взглянув на него, голландец улыбнулся.

— Вы справитесь…

— Конечно, шеф, — Марусаки переступил с ноги на ногу. — В своё время я видел, как приходили и уходили многие. Он настоящий!

Но когда Марусаки в наступающих сумерках подвозил его к окраинам Нью–Йорка, Квинн усомнился в его последнем утверждении. За последние несколько часов они совсем не говорили о предстоящем деле. Напротив, человек ван Норриса был занят почти непрерывным монологом исключительно о своём прошлом. И прослушав несколько минут этот поток воспоминаний, льющийся гладко и небрежно, Квинн понял его цель. Марусаки за несколько часов поездки пытался объяснить ему, как работать в подполье. И как только он это сообразил, стал задавать вопросы, на которые тотчас получал ответы, иногда очень подробные. В сущности это было быстрое, но тщательное введение в курс дела. И добравшись до своего отеля, Квинн уже знал о том, что может его ожидать, гораздо больше, чем мог представить себе утром.

Небрежно попрощавшись, как и Марусаки, Квин пошёл в свой номер. Следовало ещё кое–что сделать, прежде чем получить билет и отправиться в аэропорт. И он справился с этим, даже не снимая шляпу.

Он вырвал страницу из записок отца, дважды внимательно прочёл её, разорвал на мелкие клочки и сжёг в пепельнице. Лёгкие чёрные хлопья смыл в унитазе. Сейчас он знал всё, что возможно, о сокровище епископа, но от него этого никто не узнает.

Теперь его больше ничего не связывало с сокровищами Стернлитцев. Он был почти убеждён в этом, а нужно быть совершенно уверенным. Страницу за страницей он просмотрел две записные книжки, перечитал записи, сделанные им самим на машинке или аккуратным почерком отца. Ничего! Но он всё же вырвал и сжёг карандашный набросок башни Одокара. Потом закрыл чемоданчик, проверил на месте ли паспорт и собрал вещи.

Всю дорогу до аэропорта он думал о главном правиле, которое весь день внушал ему Марусаки. Если исполняешь какую–то роль, то каждую минуту дня и ночи нужно жить этой ролью. Если ты, допустим, торговец жемчугом из порта Дарвин, то думаешь, живёшь, спишь и ешь, как торговец жемчугом, — и больше ничего, пока не наступит момент, когда твоя роль поможет тебе добраться до цели.

В одном отношении ему очень повезло. Ему совсем не нужно было принимать чужую личину. Да он, вероятно, и не смог бы это сделать. Нет, у него есть вполне основательные причины побродить по старым городам, интересуясь разными людьми и землями. Он всего лишь изучает историю, его интересует всеми забытый военный орден, который прекратил существование около семисот лет назад.

И поэтому, как турист, он искренне наслаждался полётом на огромном «Летучем голландце» на восток, навстречу восходящему солнцу. Заняв место рядом с другими пассажирами, направляющимися через Шеннон в Амстердам, Квинн предался путешествию, как человек, слишком долго просидевший на одном месте.

Его сосед явился позже и едва успел занять своё кресло, как двери самолёта закрылись. Создалось впечатление, что окружающее его совершенно не интересует, и большую часть ночи он крепко проспал. Его круглое лицо в очках в пластиковой оправе было совершенно неприметно, и Квинн почти не обращал на него внимания.

Весенняя ночь коротка. Не успела наступить тьма, как они уже встречали рассвет. Квинн проснулся, когда самолёт начал снижаться. Зелёные поля внизу казались разрезанными серебром каналов. Но интереснее всего были разноцветные квадраты и прямоугольники. Полотна алого, розового, белого, жёлтого, синего…

Очевидно, возглас Квинна разбудил соседа. Тот сонно наклонился к окну, едва не задев щеки американца.

— Это поля тюльпанов, минхеер, — по–английски он говорил с сильным акцентом. — Никогда раньше их не видели?

— Нет.

— Мы всё ещё летим на восток. Видите вон ту морскую звезду? Это Наарден. Посмотрите на каналы, по ним идут в город цветочные баржи. В это время года как раз цветут тюльпаны.

Он откинулся в кресле и откровенно посмотрел на Квинна.

— Наверное, первый раз в Нидерландах, минхеер?

— Да.

— Вы выбрали прекрасное время для поездки. Ден Хааг, Маркен, Амстердам, Роттердам — все они предстанут перед вами в лучшем виде. Вы путешествуете по делу или ради удовольствия, минхеер?

— Ни то и ни другое, — ответил Квинн. Он надеялся, что прозвучало это с достаточным энтузиазмом. — Мне нужно провести некоторые исторические изыскания.

— А, так вы учёный? Поедете в Лейден или Утрехт?

— Ещё не знаю. Сначала хочу осмотреться…

— Прекрасно! Сначала посмотрите на Голландию, прежде чем, как говорят ваши соотечественники, «закопаться в книгах». Ну, конечно, сейчас Нидерланды не такая большая страна, как была некогда. И к тому же бедная. Мы потеряли нашу Индию. И сюда — а здесь так мало земли — возвращаются сотни, тысячи людей, которые поколениями жили под чужим солнцем. Это очень печально. Затянуть потуже пояса — вот что нам всем теперь остаётся сделать. Ага, мы приближаемся к Шипхолу. Осмотритесь как следует, минхеер. В этом аэропорту пересекаются дороги из многих стран мира. Отсюда без труда можно улететь в Индию, в Египет, в Тимбукту — куда захотите.

Когда они приземлились, Квинн обнаружил, что сосед взял на себя роль его проводника. Голландец настоял на том, чтобы проводить его к таможенникам, помогал заполнять бланки и отвечать на вопросы, хотя Квинн отлично справился бы с этим и сам. Но попутчик делал всё с таким искренним желанием быть полезным, что Квинн сдержал раздражение и нетерпение. И только когда пришло время предъявлять багаж, Квинн обнаружил исчезновение своего чемоданчика.

Носильщики, доставившие багаж из самолёта, заявили, что не видели его чемодана. Последовало короткое замешательство. Новый знакомый Квинна только мешал своими жалобами и обращениями к властям.

Если бы в чемоданчике находилось что угодно, кроме невосполнимых записей, Квинн радостно распрощался бы с ним через две минуты после начала суматохи, выбрался из аэропорта и постарался улизнуть в первом же такси. Он всегда ненавидел подобные сцены и вдруг неожиданно оказался в центре одной такой.

Наконец его чемоданчик обнаружили под грудой вещей. Квинн облегчённо вздохнул и поманил носильщика, который принимал участие в поиске пропажи. Положил ему в руку гульден.

Тот взял оба саквояжа Квинна и понёс к выходу. Американец с радостью последовал за ним.

— Минхеер, этот джентльмен ваш друг?

— Да нет, всего лишь сосед по самолёту. Я даже не знаю, как его зовут.

— Тогда зачем он так пошутил? Ваш чемодан, минхеер, ваш маленький чемодан, который он так активно разыскивал, он ведь сам спрятал под вещами. Это шутка?

Квинн не решился оглянуться через плечо на дверь, через которую в любой момент мог выбежать его «друг».

— Наверное. Я спрошу его. Спасибо за помощь.

— Danke, минхеер! — носильщик коснулся фуражки.

Квинн взял свой чемоданчик. Он решил, что отныне всё время будет держать его под рукой.