Индия. На плечах Великого Хималая

Собранные люди

Любое, даже совсем незапланированное, путешествие начинается со сбора вещей. Один мой знакомый, это было еще в советские времена, вышел выносить мусор на помойку. Был солнечный весенний день, таял снег, кое-где уже зеленела трава. И ему настолько захотелось ускорить весну, что он не стал возвращаться в свою тусклую коммунальную пещеру, а бросил мусор вместе с ведром в помойку, сел на автобус и уже через два часа ехал автостопом на юг. Но и в этом случае были сборы — перед путешествием он избавился от ненужного мусора.

Мы же, собираясь, как правило, берем с собой не только необходимые вещи, но и те, которыми ни разу во время поездки не пользуемся. Бывает и наоборот: совсем ненужные для путешествия вещи вдруг оказываются весьма полезными. Однажды, например, в Фанских горах (Памиро-Алайский горный узел) я встретил человека, у которого половину рюкзака занимали книги — от поэзии до истории живописи, — парень был студентом художественного училища. И, что удивительно, книги оказались востребованными: его палатка стала настоящей библиотекой для тех, кто останавливался на озерах, чтобы акклиматизироваться до похода или отдохнуть после него. Добавлю, что вторую половину рюкзака занимали мольберт, кисти и краски.

У профессиональных походников процесс сборов — мероприятие очень серьезное. Делается так называемая раскладка по дням с учетом завтрака, обеда и ужина, калорийности и витаминности тех или иных продуктов. Затем вес мешков и пластиковых бутылок с крупами, сахаром и прочими сыпучими съедобными материалами распределяется по участникам. То же касается и снаряжения. В итоге для автономного похода по горам дней на двадцать масса мужского рюкзака достигает сорока и более килограммов.

Для неспортивных путешествий длиной в жизнь такая тщательность не нужна. В свое время в книге «Господин ветер» я довольно подробно описывал правильный сбор рюкзака типичного бэкпекера, или, другими словами, независимого путешественника, имеющего немного денег, много времени и, как правило, не пользующегося услугами туроператоров: «Сбор рюкзака (у Кристофера был большой рюкзак — путешествовал он уже не первую неделю и большую часть времени провел в горах, на Алтае) представлял собой целое ритуальное действо, которое не мог нарушить никакой облом. Даже после шмона, иногда устраиваемого на дороге местным полисом, Кристофер собирал распотрошенные вещи неспешно и правильно. Возможно, в этом воплощалась его идея о доме: ведь дома, кроме этого рюкзака, у Кристофера не было — лишь питерская прописка в коммуналке, вечно полная родственников квартира родителей и брата в Москве да многочисленные гостеприимные флэта в различных городах бывшей империи.

Коврик сворачивался трубой, внутрь опускался сложенный спальник, пара-другая книг, теплая и просто одежда, фотоаппарат и всякая мелочь типа запасных струн, слайда, кабадастра. Стопник (атлас автомобильных дорог) — в задний нижний карман, туда же — алюминиевую флягу, в задний верхний — полотенце и кружку. В боковых кармашках обитали: с одной стороны — фонарик, спички, нож и бечевка, с другой — ложка, зубная щетка, паста и мыло. Клапан предназначался для маленького полотенца и полиэтиленового тента-подстилки-накидки.

Почему-то он считал, что постеленная на землю пленка защищает во время ночевки от змей, скорпионов и прочих „гадов ползучих“. Неизвестно, от чего спасала эта подстилка, но своим шелестом (а шелестела она и от ветра, и от движений самого Кристофера) часто вызывала образы этих страшных „гадов ползучих“, мешая засыпать».

И друзьям по предстоящему походу я советовал следующее: «Разумеется, понадобятся теплые непродуваемые куртки, спальные мешки (они удобны и в жаркой части Индии — многие брезгуют спать на белье, которое выдают в дешевых отелях и гестхаусах. Ведь понятие „стирка“ весьма условно: например, в городе Варанаси, когда я катался на лодке по реке Ганге, уровень загрязненности которой в этом месте превышает все мыслимые пределы, видел, как работники одной из гостиниц сушили на берегу выстиранные в реке простыни. Меня сон на таких простынях не пугает, но уверен, что люди менее толстокожие предпочли бы ночевать на собственных спальниках.

Далее: никаких сумок и чемоданов. Хороший качественный рюкзак, правильно подогнанный по спине — залог успешного пешего передвижения. Вторая крайне необходимая вещь — обувь. Внизу можно проходить километры и в босоножках, но в горах нужны удобные кожаные ботинки, проверенные еще до путешествия. Третье, что стоит взять, — это пенки (кариматы), в расчете на то, что не всегда рядом окажется гостиница, а также накидки от дождя и непромокаемые чехлы для рюкзаков. К набору следует добавить налобный фонарик, зажигалку, нож, противокомариный и антизагарный крем, темные очки. Плюс стандартный для путешествующего набор медикаментов. Остальное — по потребностям. Еда покупается, вода тоже». Так я рассказывал друзьям, и они внимали. Однако чего только потом не находилось в наших рюкзаках!

Обо всех необходимых для путешествия по Индии вещах, лекарствах, документах, а также о многом другом есть информация на очень неплохом сайте: http:// indonet.ru/

Пересекая границу

Ранним июльским утром мы оказались в аэропорту Шереметьево, где уже чувствовалась близость границы: спящие африканцы вдоль стен, европейцы с чемоданами за соседним столиком в кафе.

Мы зачем-то запаковали рюкзаки в полиэтилен, и они стали похожи на куколок насекомых. Напрасно: при прохождении таможни в рюкзаке Сергея Носова обнаружили большой нож, который вручил ему писатель Крусанов, дабы тот смог то ли защищаться от злодеев на горных дорогах, то ли нападать на особо крупных жуков. Носов по поручению этого писателя-жуковеда ехал ловить всех жесткокрылых, которые попадутся ему на дороге, и складывать в пластиковые баночки, а я по поручению писательской общественности должен был вернуть Носова с жуками живым и здоровым. Рюкзачная куколка открывалась плохо, пришлось рвать чуть ли не зубами. Нож у Носова не отобрали.

За стойкой регистрации билетов стояла тетка, полная усталости. Узнав, что мы летим в Дели, незаметно перекрестилась, а затем потребовала указать место проживания в Индии с индексом и телефоном. Раньше этого не делали. Пришлось вскрывать мой рюкзак, чтобы из путеводителя по Ришикешу зачитать адрес, индекс и телефон. Делийского адреса у нас не было. Второй рюкзак мы открыли уже при помощи носовского ножа.

Перелеты в Индию становятся с каждым годом сложнее. Говорят, что бюрократия, обилие бумаг — наследие британского владычества, но тогда почему их становится все больше? Есть также масса других удивительных вещей: например, время сдвинуто относительно московского не час и не на два, а на полтора.

Затарились в дьюти-фри по максимуму. Носов оказался полным патриотом и взял только «Журавли», Сева — наполовину: «Баккарди» плюс «Журавли», а Тоня, Катя и я повели себя абсолютно непатриотично и купили импортный алкоголь: «Гордон», «Дениссон», «Ред лейбл» и так далее.

Самолет в Индию, или О пользе попутчиков

Три — это уже много. В данном случае я говорю о том, что одиночное путешествие значительно отличается от путешествия вдвоем, и тем более от путешествия группой. Три — это уже группа, компания, замкнутая на себя и во многом отгороженная от общения с окружающими. Поэтому нет особой разницы между путешествиями втроем, вчетвером, впятером и так далее.

И здесь от наших попутчиков нам не было никакой пользы, да и мы пользу им принести не могли. В 1996-м я впервые летел в Индию, причем надолго и в гордом одиночестве. Моим соседом по самолетному креслу оказался удивительный человек — тибетец Норбу, врач, закончивший не только медицинский институт в Дели, но и владеющий традиционной тибетской медициной. Он работал в Монголии и летел оттуда к родителям, живущим на юге Индии. Однако перед этим Норбу собирался посетить в Дхарамсале резиденцию далай-ламы, которого он знал лично. На своей родине в Тибете Норбу не был с детства — родители эмигрировали сразу после оккупации. А я знал об Индии лишь по путеводителям, художественной литературе и рассказам Сурьи. В данном случае Сурья — это не бог Солнца, а прозвище моего приятеля, прожившего в Индии более года в те времена, когда «наших» (к сожалению, сейчас в эту чудесную страну из России едет слишком много людей, мало что понимающих в индийской, да и в собственной… хотел написать: культуре, но возьму шире — жизни) там было немного. Сурья был очень талантливым человеком — достаточно почитать в Интернете «Руководство для начинающего медитатора», которое он написал под псевдонимом Ра Хари (http://ariom.ntylitera/ 2001-html/rahari.htm). Помню, что перед моей поездкой мы сидели на сквоту на Остоженке, в закопченной от недавнего пожара комнате, похожей на горную пещеру, и Сурья рисовал от руки карту и рассказывал о местах, которые мне следовало бы посетить.

Норбу сразу принялся вводить меня в «курс дела». К счастью, его английский был немногим лучше моего, поэтому мы хорошо понимали друг друга.

— Лучшее место в Дели, где можно остановиться, — сказал Норбу, — лагерь тибетских беженцев[2]. Поедем со мной, и я устрою тебя на ночь. А потом, если захочешь, отправимся в Дхарамсалу. И я могу попробовать помочь тебе получить благословение Его Святейшества.

От второго предложения я отказался — было бы неправильно занимать без крайней необходимости время и внимание столь высокого духовного лица.

Пока же меня вполне устраивал лагерь беженцев, и я готов был жить в палатках — чем дешевле, тем лучше. Но когда по дороге увидел грязные поля палаток и полиэтиленовых тентов, под которыми ютились нищие индийские семьи, я понял, что пока не готов к такой ночевке. К счастью, мы их миновали и вскоре оказались в удивительно благочинном и не по-делийски чистом жилом квартале из невысоких, максимум в три-четыре этажа, домов. Мы повернули на улочку, где стояли горшки с растениями и несколько человек играли в настольную игру карром. Точнее, играли двое, остальные сопереживали.

Карром — игра, похожая на смесь бильярда с «Чапаевым». Вместо шаров используются фишки-шашки двух цветов, которые надо загонять в лузы при помощи специальной фишки — биты. Есть еще красная, королевская фишка, которая приносит дополнительные очки. Ее надо загонять в лузу последней…

В холле гостиницы нас встретила улыбчивая тибетская бабуля. Судя по всему, она хорошо знала Норбу.

— Я здесь всегда останавливаюсь, — пояснил он, — ты можешь тоже здесь остановиться и деньги поменять, тибетцы — народ очень честный.

Впоследствии я в этом неоднократно убеждался. А когда через несколько месяцев снова вернулся в тибетский квартал, бабушка (ее имя я, к сожалению, не могу вспомнить), зная, что у меня почти совсем нет денег, угощала бесплатным завтраком.

В Дели есть еще одно популярное у странствующего народа место, где можно дешево остановиться. В отличие от «тибетского лагеря» оно находится практически в центре, возле железнодорожного вокзала — это Пахарганж (Paharganj), или, в туристском просторечии, Мейн Базар (Main Bazar road). В 2010-м началась генеральная реконструкция этой улицы, и ушлые моторикши пытались всеми силами убедить нас, что дешевых отелей на ней больше нет, сама улица разрушена, вход на нее запрещен и проехать туда невозможно. А можно проехать до ближайшего туристского агентства, где нам найдут хорошую дешевую гостиницу, рупий эдак за две тысячи номер. Но можно посеяться со скидкой за полторы. Дешевле в Дели сейчас просто ничего нет! Это типичная разводка для людей, плохо знакомых с индийским сервисом. Надо твердо, но без агрессии настаивать на своем.

Действительно, на Мейн Базар шла реконструкция, фасады домов были разрушены: казалось, улица подверглась серьезному массированному артобстрелу. Но жизнь ее оставалась прежней. Рикши виртуозно объезжали горы кирпичей и строительного мусора, торговцы зазывали в лавочки, причем не только на английском, но и на русском языке, а в глубинах дворов работали отели, где можно было найти приличный номер и за триста рупий.

Еще одна общеизвестная особенность индийского сервиса — торг. Он возможен и обязателен почти везде, за исключением больших магазинов и государственного транспорта. Индия — восточная страна, и если не торговаться, можно переплатить раз в десять больше. Вот типичный шаблон для разговора с рикшей. Скажем, он предлагает:

— Сэр, я довезу вас недорого — за сто рупий.

— Нет, — отвечаю я, — это недалеко, давай за десять.

— Десять… Ха-ха, ладно девяносто.

— За пятнадцать. — говорю я.

— О’кей, пятьдесят.

— Двадцать!

— Нет…

— Ладно, возьму другого, — говорю я и делаю вид, что ухожу.

— Эй, — кричит он, — стой, стой, давай за тридцать!

И мы едем. При этом, если бы я был индийцем, он бы вез меня и за двадцать: по определению все иностранные путешествующие — богачи.

Об обычаях и не только

Утром наш самолет успешно приземлился в Нью-Дели в аэропорту Индиры Ганди. Нью-Дели и Дели — это одно и то же, просто во всех официальных бумагах к названию города в середине прошлого века зачем-то добавили «нью». (Есть, конечно, и Олд-Дели — старый город в пределах одного огромного человеческого муравейника под названием Дели.) Возможно, это было связано с очередной генеральной реконструкцией города, проводимой по проекту архитектора Эдвина Лаченса в двадцатых-тридцатых годах прошлого столетия. Судя по очередной активной реконструкции привокзального квартала, столица Индии скоро будет называться Нью-Нью-Дели.

В аэропорту мы поменяли деньги — курс во всех банках примерно одинаков (индийская рупия в полтора раза дешевле нашего рубля. В принципе, величины одного порядка). В обменнике местные банкноты скрепляют степлером. Дырки в деньгах — нормальное дело. Зато затрепанные и надорванные купюры берут неохотно. К концу путешествия у нас скопилось довольно много замусоленных индийских пятидесятирублевок. Почему-то все они осели у писателя Носова. Я предлагал их использовать для чаевых, но Носов сказал, что сахибам не подобает давать рваные чаевые. Да он и деньги подавал всегда правой рукой.

Дело в том, что Сергей Носов очень уважительно относится к обычаям той страны, куда едет. В путешествие он взял большую и хорошо иллюстрированную книгу об индийском этикете, которую постоянно цитировал. Там было написано, что левой рукой можно только подмывать определенные места после отправления естественных надобностей, все остальное следует делать правой. Левая рука считается грязной. Впрочем, правило правой руки распространено по всему Востоку.

Еще в книге Носова было написано о трагичной и трудной судьбе индийских вдов, о том, что нельзя касаться людей ногами, что не принято проявлять агрессию, о том, что храмы надо обходить по часовой стрелке, и много других полезных вещей. Носов очень внимательно изучил все вопросы этикета и вскоре стал настоящим гуру в этой области. А когда ему на голову с неба упала коровья лепешка, то и не только в области этикета. Но об этом позже.

Мы сели на красный, довольно прохладный из-за наличия кондиционера автобус до автостанции (неподалеку от метро «Кашмири Гейт» и, соответственно, Красного форта) и стали смотреть в окно. Мотоциклистов с замотанными от пыли лицами Носов поначалу чуть не принял за джайнистов, представителей довольно редкого учения, согласно которому не следует причинять вреда ни одному живому существу. Это правило называется «ахимса». Поэтому истинные джайны носят на ртах повязки, чтобы не вдохнуть случайно мелких летающих тварей, и метут перед собой дорогу мягкой метелочкой из павлиньих перьев, чтобы ненароком ни на кого не наступить. Но у мотоциклистов метелок не было.

Мы довольно быстро добрались до автостанции, где нам тотчас же предложили «очень хороший и очень комфортабельный автобус-люкс до Ришикеша». На самом деле — до Харидвара, от которого еще 30 километров до Ришикеша, и я, уже имевший многократный опыт поездки в те места, знал это прекрасно, и знал, что представляет собой «люкс».

«Очень хороший комфортабельный автобус» был некондиционированным и двухэтажным, с обычными вентиляторами под потолками и под полками. Мы вместе с прочими иностранными путешествующими и некоторыми индийцами разместились внизу, а на втором этаже — индийские семьи с детьми.

О туалетах и национальных традициях

Одного моего друга, обладающего рациональным складом ума, любителя приключенческого кино, детективов и фантастики, в детстве занимал такой вопрос: в пространстве фильма (книги) главные герои сражались, разговаривали, путешествовали, иногда ели и даже (в те времена чаще всего за кадром) занимались любовью, но практически никогда не ходили в туалет. Эта сторона человеческого бытия была не охвачена. И, по крайней мере на этой странице, я хотел бы исправить ситуацию.

Итак, наша первая остановка произошла на берегу безымянной реки или канала и ознаменовала первое посещение общественного туалета. Тот, что в аэропорту, не в счет. Традиционно малую нужду индийские мужчины справляют где угодно (природное — природе). И туалет в виде стены, под которой желоб, — нормальное явление. Женщинам труднее.

Носов прочитал в своей книжке об этикете, что отправление естественной нужды в присутствии брахмана (представитель высшей касты) может караться кастрацией, долго озирался в их поисках и, узрев нескольких подозрительных типов, пошел-таки в общественный туалет. Мы с Севой уподобились местному населению и отправили нужды на берегу реки, брахманов-кастраторов рядом не оказалось.

Национальные традиции в туалетной сфере бывают очень разные. Во время очень давнего, в начале перестройки, путешествия по Западному Китаю мне довелось в автобусе познакомиться со студентами, которые дали мне записку, адресованную их знакомой, работающей в некоем местном общежитии, чтобы та поселила меня на ночь. Они объяснили, что девушка вряд ли поймет, что мне надо, ибо не знает иностранных языков. В записке указывалось, что меня нужно поселить на одну ночь по минимальной цене. Я вручил ей это послание, и она указала мне номер: комнатушку с кроватью, шкафом, ведром с водой, тазиком и литровым термосом, полным горячего чая. Но туалета в номере не было. Не оказалось его и на этаже. Я спросил у моей ленд-леди: «Где здесь туалет?» Сначала на английском, затем на французском, затем на русском. Она не понимала. Тогда я нарисовал унитаз… Затем нарисовал писающего мальчика. Она, рассмотрев рисунок, отвела меня в конец коридора и указала на большие настенные часы. К диалогу подключились другие обитательницы этого дома. Наконец, чуть ли не путем наглядной демонстрации, я смог объяснить, что мне нужно. Заведение находилось через дорогу, в нескольких десятках метров от моей скромной резиденции.

Туалет представлял собой отдельное одноэтажное здание неподалеку от стройки, стоящее в луже воды. Подойти к дверям можно было только по тропинке из камней. Почти полностью стемнело, но, к счастью, прожекторы освещали не только стройку, но и путь к туалету. Несколько электрических лун колыхались у меня под ногами. Я вошел в довольно длинное помещение и в слабом свете, падающем от дверей, увидел вместо унитазов-писсуаров ровный ряд желтых шаров. Вдруг один из них начал самопроизвольно перемещаться! Оказалось, что это каски сидящих над дырками в полу рабочих — судя по всему, на стройке был перерыв и вся бригада дружно отправилась «по большим делам».

Но еще раньше, в 1980 году, когда я, будучи студентом, шабашил в Республике Коми, видел место, где туалетов было больше, чем людей.

В ста километрах от Усть-Кулома находился поселок лесорубов Озъяг. Щитовые одноэтажные дома, заброшенный клуб на пригорке. Поселок, ничем не отличимый от других, кроме одного — турников и туалетов. Туалеты были типичными «скворечниками» и поражали не своим внешним видом, а количеством. Видимо, после того, как яма под туалетом заполнялась, старую будку не переставляли и не сносили, а просто строили рядом новую. Туалеты стояли нестройными рядами вдоль дороги, изредка перемежаясь турниками. Зачем у каждого дома был турник, я себе объяснить не мог. Никто из бригады, в течение месяца работавшей в Озъяге, не видел ни одного местного, подтягивающегося на турнике. Да и перекладины были ржавые: когда я попытался подтянуться, поперек ладони осталась коричневая полоса. Может, местная жизнь была столь тосклива, что хотелось повеситься и жители загодя готовили для себя виселицы?

«Тук-тук»

К вечеру мы прибыли в Харидвар и, слегка поторговавшись, пересели с автобуса на «тук-тук». Это мотороллер моторикши, как правило желтого цвета, рассчитанный на двух-трех пассажиров. Но между Харидваром и Ришикешем водятся особые эндемичные «тук-туки», некоторые из них не желтые и вмещают намного больше людей. У любого «тук-тука» двигатель тарахтит нещадно: тук-тук-тук. Наверное, поэтому его так и прозвали. Сзади кузова шестиконечная звезда или свастика, порой и то и другое, иногда все это дополняет трезубец Шивы.

Свастика и шестиконечная звезда впервые появились именно в Индии. Я всегда считал свастику солярным знаком, а шестиконечную звезду — единением мужского и женского начала. Однако, согласно энциклопедиям, и тот и другой имеют множество значений. На санскрите слово «свастика» означает «делать хорошо для других». Свастика в ведической традиции — прежде всего символ Варуны — бога «высшего неба», «небесных вод», то есть светового потока. Четыре лица, четыре стороны света, четыре рода существ, четыре касты и четыре Веды — четыре конца свастики. Свастика присутствует на груди Вишну.

Без свастики не обходится один из самых интересных индийских богов, Ганеша (далее ему будет посвящена целая глава). А в буддизме свастика нарисована на стопе Будды. Четыре ее конца символизируют беспристрастность, сострадание, любовь и радость.

Шестиконечная звезда также имеет прямое отношение к Вишну и называется «звездой Вишну». Точка в середине шестиконечной звезды — символ Атмана, высшего духовного начала человека, тождественного мировому, вселенскому Абсолюту (Брахману). Шесть концов — это измерения в трехмерном пространстве — верх-низ, спереди-сзади, справа-слева.

Или так: нижний треугольник (он белый) представляет собой сокровенное знание, идущее от Бога (или три Огня Духа, направленные в вышнее), а верхний, черный, — мудрость, постигаемую человеческим умом (или три материальных потока, направленные вниз, в мир форм и воплощений). Толкований множество, и им можно было бы посвятить всю оставшуюся часть книги. Талисман со звездой называют «печатью Вишну». Впрочем, в столь же древние времена в других странах шестиконечная звезда была символом культа богини Астарты.

Этой печатью испокон веков по всему миру запечатывали всякую нечисть. Например, в Иране, спрятав злого джинна в бутылку, следовало поставить на пробке эту печать. От Вишну и Астарты гексаграмму унаследовал Давид и поместил ее на щитах своих воинов. А теперь она, то есть маген Давид, присутствует на флаге Израиля и является одним из основных символов этого государства.

Одна из наиболее распространенных трактовок: треугольник вершиной вниз — символ небесного начала, которое стремится к земле, а вверх — земного начала, стремящегося к небесам. В иудейской традиции объяснений значения гексаграммы столько, что с лихвой хватило бы на второй том книги.

Мы же не стали задумываться над этой символикой, а просто сели на заднее сиденье, взвалив на колени рюкзаки, а писатель Носов сел вперед, рядом с водителем, чтобы фотографировать все, что повстречается нам на пути, и записывать увиденное в большую книгу с листочками формата А4 в квадратную клеточку. Квадрат, между прочим, тоже древний символ. Это и четыре стороны света, и постоянство с безопасностью и божественное участие в сотворении мира, и нравственные устремления и честные намерения. Последнее вполне соответствовало целям нашей поездки.

И первым нашим препятствием стал шлагбаум на переезде, точнее поезд. Пока мы ждали прохождения индийского поезда, Сергей фотографировал обезьяну, сидящую на полосатой перекладине. Поезд был пассажирский, и о нем следует рассказать особо.

Сравнительная песнь о поездах

О индийские поезда, бескрайние поля за окном, трактора в болотах да одинокие деревья.

О вагоны первого класса, что дороже самолета, о волшебные туристские поезда-дворцы, которых я никогда не видел, но где есть все для белых сахибов и богатых индусов.

О вагоны спального класса, где строгие контролеры со смешным названием «тити» не дают валяться днем на полках и пропеллеры вентиляторов крутятся, превращая вагон во внутренний вертолет.

О неугомонные любопытные попутчики, разносчики чая и еды, непрестанно снующие по вагону.

О докучные вагонные нищие и тихие воры, о цепочки и замки, спасающие пристегнутый к полкам багаж.

О летящие в окна пластиковые стаканчики, бумажные тарелки и тарелки из пальмовых листьев, кокосовые скорлупки и банановая кожура.

О «дженерал плейс», рай для безбилетников и ад для них же, ибо тяжело быть комком в каше из людей, которая кипит и выползает из окон и на крышу.

Однако крутится вентилятор, размешивая кашку, и поезд ползет…

Кто-то насчитал двадцать восемь отличий русского плацкарта от индийского слипера, но они теряются в бескрайних полях за окном и кажется, что поезд идет по России.

Когда в девяностых я впервые оказался в общем вагоне поезда, идущего из Пури в Дели, причем был зажат между телами путешествующих индусов до такой степени, что мог спать стоя и сутки с лишним этим в основном и занимался, то думал, что хуже быть просто не может. Но впоследствии убедился, что наши поезда будут покруче индийских. Это случилось через два года: я возвращался с Тянь-Шаня и смог взять билеты только в общий вагон поезда «Алма-Ата — Екатеринбург». Уже издали, на подходе к перрону я увидел весьма странную сцену. Сотни маленьких полосатых жуков нападали на большую зеленую гусеницу. Гусеницей был поезд, а полосатыми жуками — носильщики с сумками. Сумки с китайским барахлом полностью скрывали фигуры людей. Хозяева просто терялись среди них. Разбрызгивая пот и воняя сероводородом, носильщики кричали, толкались, давили друг друга, но в итоге прорывались в вагон. Однако их крики были ничтожно тихи по сравнению с голосами хозяек товаров.

Я перевесил на грудь рюкзак, а ледоруб взял в руку — не для того, чтобы расчищать им дорогу, а, напротив, чтобы случайно никого не зашибить, и влился в общий поток. Течение протащило меня сквозь вагон и выбросило в одно из последних купе прямо на стол рядом с полиэтиленовыми мешками. Пространство надо мной и подо мной уже было заполнено полосатыми сумками и сидящими на них тетками.

— Извиняюсь… — сказал я одной из теток.

— Ничего, земляк. — Ее голос был сиплым, видимо, она посадила его во время погрузки. — Здесь и сиди.

Носильщик тем временем заколачивал очередную сумку на верхнюю полку. Но та, не выдержав, лопнула, и из нее, как семена, посыпались кроссовки. Они не достигали пола и падали на очередные сумки, тела носильщиков и пассажиров.

Тетка лихорадочно хватала их и запихивала в щели между мешками наверху.

— Стой, — сипела она, — куда прешь!

Очередной носильщик остановился, перед ним образовалась лунка, из которой тетка начала вышвыривать вверх кроссовки, и несколько пар оказались в моих руках. Я разложил их вокруг себя. С последней парой и торжествующими криками хозяйку отбросил в мою сторону прорвавшийся поток челночников.

Затем в нашу заводь принесло еще двух теток, а также девочку и мальчишку лет четырнадцати. Судя по разговорам, они и осипшая были хорошо знакомы. Носильщики, упаковав багаж, почти до самого отправления спорили насчет оплаты и ушли лишь после того, как поезд медленно тронулся. На полках остались лужи пота. Теток это не смутило, и они плюхнулись в лужи. Я по-прежнему продолжал сидеть на столе с рюкзаком на коленях, обложенный со всех сторон кроссовками.

Когда поезд тронулся, начался спокойный разговор. Я узнал, что по таможенным правилам полагается лишь один тюк на человека, поэтому поехали дети — они занимают немного места, зато на каждого полагается по тюку. В конце концов мне удалось подвесить рюкзак и пересесть на один из тюков — теперь на стол можно было поставить воду и нехитрую еду. В проходе друг на друге спали таджики — на самом деле, как мне объяснили челночницы, это вовсе не таджики, а таджикские цыгане. От них пахло кислятиной.

Кажется, вагон был заполнен до предела. Но на остановках в него продолжали садиться пассажиры, и вскоре на тюке рядом со мной оказались два геолога-нефтяника, братья, возвращающиеся с похорон отца. Они, к счастью, были без багажа.

Апофеоз случился в Павлодаре, когда в вагон зашли милиционеры и потребовали освободить два крайних купе. То есть крайнее к туалету и наше, второе по счету от конца вагона. На возражения теток было заявлено, что если мы хотим ехать без таможенного досмотра, то это сделаем. И мы это сделали! В вагоне просто не осталось воздуха — все было заполнено смесью сумок и людей. К освобожденным купе подъехал автопогрузчик, и какие-то восточные люди через окно начали заполнять их коробками с обувью.

Мы с нефтяниками заползли в узкую щель между коробками и потолком, где впервые за полутора суток нам удалось заснуть. И проснулись мы уже в Екатеринбурге.

Если сравнивать этот вагон с общим индийским, то, во-первых, в индийском меньше ругались, во-вторых, над головой крутился вентилятор, а, в-третьих, в проходах прямо по плечам и головам пассажиров ходили продавцы и предлагали различную еду и чай в маленьких чашечках.

В общий вагон садятся в основном местные крестьяне (не стоит забывать, что Индия преимущественно аграрная страна), чтобы проехать пару десятков километров, или уж совсем бедные индусы. Я же после многомесячного пребывания в стране похудел, почернел и пообтрепался до такой степени, что был почти неотличим от какого-нибудь нищего бабы.

Впрочем, и денег у меня тогда не было (я ехал без билета, имея на руках лишь билет на самолет и заначку в десять долларов на аэропортовые сборы — в те времена надо было платить в аэропорту около трехсот рупий). Сейчас сервис как в аэропортах, так и на вокзалах отменный — на вокзалах есть кассы для иностранных туристов, где можно купить билет безо всякой очереди в любой из классов. Классы можно разделить на несколько типов: прежде всего SL — спальный без кондиционера, но с вентиляторами, самый удобный, потому что окна открыты и нет такой давки, как в общем вагоне; есть 2АС и ЗАС — спальные с кондиционером (2 и 3 — количество полок), они дороже, но хуже, ибо холодно и в окно не посмотреть. Каждые из этих классов разделяются по комфортабельности на подклассы. Есть и другие классы, например кондиционированные сидячие. Подробное описание этих классов с фотографиями можно найти на сайте http://www.indiamike. com/india-articles/india-railways-and-the-indian-train/. А на сайте http://pashkin-elfe.livejoumal.com/169590. html есть отличная инструкция на русском языке.

Невнимательность при покупке билета может обернуться различными приключениями. Так, одной моей приятельнице, занимавшейся индийскими танцами, нужно было с группой из шести барышень быстро добраться из Варкалы в Мумбай (Бомбей), чтобы успеть на самолет, который улетал вечером следующего дня.

Все поезда шли более суток, приходили днем, и времени на Бомбей почти не оставалось. Но — о чудо! — она обнаружила в расписании поезд, который приходит рано утром. Они успешно в него погрузились, разложили вещички, прицепили замками чемоданы, взяли чай, и когда поезд проехал несколько станций, решили спросить у тити, в какое время поезд будет проезжать Гоа, чтобы увидеть этот штат хотя бы из окна.

Кондуктор же ответил, что никакого Гоа поезд проезжать не будет. Девушки достали карту железных дорог и показали ему, что, согласно карте, поезд идет почти вдоль берега. Тити улыбнулся и нарисовал на карте реальный маршрут, огромный полукруг по континенту. Выяснилось, что поезд действительно приходит утром, но через день.

Кондуктор посоветовал сойти на следующей станции и сесть на следующий поезд, идущий вдоль побережья, благо развилка еще впереди. Билеты на следующий поезд были лишь в общий вагон. Ехать в общем вагоне шести воспитанным петербурженкам со всем их скарбом было настоящим безумием. К счастью, им удалось погрузиться в тамбур спального и упросить любезных тити поискать свободные места за доплату.

Через два часа места были найдены, но у барышень не оказалось индийских денег — все рупии были истрачены на покупки, а доллары кондукторы брать отказывались, поскольку не положено. Спас положение англичанин, который услышал призывы о помощи и разменял доллары по нормальному курсу. Как потом выяснилось, девушки могли сдать в кассе билеты, которые купили на предыдущий поезд, получить компенсацию более пятидесяти процентов и расплатиться этими деньгами с тити.

Проблемы бывают и с подтверждением билета. Эта же приятельница, заказав билет через Интернет, подтвердила его перед самым отходом поезда и села в вагон. Через минуту в вагон влетел индиец и предъявил ей билет на это же самое место. Они долго спорили, кто из них первым подтвердил билет, затем решили спать по очереди. К счастью, кондуктор нашел место для индийца в другом вагоне.

Ошибиться можно и с вокзалами, это в первую очередь касается Дели, где, помимо двух основных вокзалов Нью-Дели и Олд-Дели, есть еще несколько второстепенных. И при покупке билета надо уточнять, с какого вокзала отправляется поезд и на какой прибывает.

Впрочем, в тот момент, когда я ткал эти строки, мне из Москвы позвонила жена и сообщила, что пришла на Ленинградский вокзал, чтобы сесть на скорый поезд «Сапсан», но этот «Сапсан» оказался не тем. Выяснилось, что еще один поезд с таким же названием и практически в это же время уехал в Петербург с Курского вокзала. Дели по духу похож на Москву, и я, как коренной петербуржец, что в Москве, что в Дели испытываю ощутимый дискомфорт. К счастью, его полностью компенсируют гостеприимные друзья. В Индии же есть один крупный город, который мне намного ближе, чем Дели, — это Варанаси, в прошлом Бенарес, а в еще более дальнем прошлом — Каши, что означает Светлый город.

В сторону Харидвара

Прежде чем продолжить историю нашего путешествия, я хотел бы обернуться в сторону города Харидвара, одного из семи священных городов Индии.

Первое, что увидит всякий, кто посмотрит на Харидвар со стороны дороги, ведущей в Гималаи, — огромную фигуру Шивы с трезубцем.

За спиной Шивы возвышается гора Вилва Парват, на вершине которой находится храм Манса Деви, богини, исполняющей желания. Собственно ее имя Mansha и означает «желание». Это очень почитаемый индусами храм, и для удобства подъема к нему со стороны города протянута канатная дорога.

Правда, наше посещение Манса Деви (это было за пару лет до описываемого мною путешествия) закончилось тем, что набор из кокоса, орехов, фруктов и цветов календулы, купленный Тоней в одном из многочисленных магазинчиков при храме и предназначенный для богини, в итоге вырвала из рук обезьяна — их возле Манса Деви целая армия, и они здесь успешно реализуют свои желания вкусно поесть. Так что половина подношения ушла хитроумному и ловкому Хануману.

Но главное в Харидваре — сама Ганга, священная река, богиня, живой храм. Именно здесь Ганга покидает Гималаи и выходит на равнину, именно здесь ее вода считается «водой бессмертия», смывающей недуги и грехи. И здесь некоторые члены нашей экспедиции впервые встретились с ней, чтобы не расставаться в течение двух недель: ведь часть нашего дальнейшего пути предполагалась вдоль ее земного тела, вплоть до ледника Гомукх.

Ответа на вопрос, почему в русском и английском языке река изменила свой пол и стала называться Гангом, я не знаю. Мы говорим «Волга-мать», у индусов же существует устойчивое словосочетание «Ганга-Ма» (мать Ганга). Воды реки Ганга священны, а богиня Ганга — одна из самых почитаемых в Индии. У входа в храм Шивы практически всегда можно увидеть ее скульптурное изображение: Ганга с лотосом в руках и сосудом, наполненным водой, стоит намакаре — существе, чем-то похожем на крокодила. Часто по другую сторону двери находится Ямуна (Джамна), также и река, и богиня, она стоит на черепахе. Кстати, в крайне сложной индийской иконографии (по крайней мере для меня) того или иного бога можно идентифицировать по вахане, то есть средству, а точнее, существу передвижения: Брахма ездит на Лебеде, Шива — на быке Нанду, Вишну — на птице Гаруде, Ганеша — на мышке или крысе, Индра — на слоне, Агни — на баране, Кама — на попугае или кукушке, Лакшми — на сове, Дурга — на тигре. А Хануман, обладающий ловкостью, необыкновенной силой и умением летать, в вахане не нуждается.

Историй о происхождении Ганги несколько: по одной версии, она вышла из воды, которой Брахма уважительно омыл ноги Вишну. Согласно Вишну-пуране Ганга вышла из большого пальца левой ноги Вишну, когда тот (будучи Ваманой) зацепился ногой за Вселенную. Также ее считают, согласно Рамаяне, дочерью Химавана, или Меру, обладателя (или даже воплощения) Гималаев, и его жены Мены. Таким образом, она приходится сестрой богине Парвати.

В любом случае изначально она была только небесной рекой. Причина, по которой боги захотели, чтобы Ганга спустилась на землю, довольно прозаична — наполнить водой выпитый мудрецом Агастьей океан. Согласно Махабхарате выпил он его по просьбе богов (стоит отметить, что индийский эпос изобилует случаями, когда человек за счет подвижничества и аскезы достигает «божественного» могущества и зачастую во многом становится сильнее богов), дабы те в очередной битве победили асуров, спрятавшихся в морской глубине. Когда же боги попросили вернуть океан обратно, Агастья ничего не смог сделать — обмен веществ у мудреца был отменным, и океан давно переварился в желудке. Тогда они пошли к Брахме, и тот поведал им, что вернуть океану утраченную воду сможет только Бхагиратха, который родится в городе Айодхья.

У царя Бхагиратхи, героя Рамаяны и Бхагагвата-пураны, были также веские причины для того, чтобы просить Гангу стать не только небесной, но и земной рекой. Ему это было нужно для спасения детей царя Сагара, испепеленных и проклятых мудрецом Капилой. А их было немало — шестьдесят тысяч. Бхагиратха тысячу лет совершал тапас, то есть предавался аскезе, в Гималаях ради того, чтобы Ганга явилась к нему и исполнила его желания, затем принялся снова тапас тапати, но уже Брахме и Шиве, поскольку богиня предупредила его, что, падая с небес, может разрушить землю и только Шива способен уберечь землю от удара. Шива согласился и подставил под поток свою голову. Благодаря заслугам Бхагиратхи один из истоков Ганги (именно тот, к которому и лежал наш путь), а также вершина над ним называется по имени этого славного царя.

Гангу часто называют Вишнупади (родившаяся из пальца ноги Вишну), Хаймавати (дочь Химавана), Алакананда (спустившаяся по волосам Шивы), Бхадра-Сома, Абхараганга или Акасаганга (небесная Ганга), Дева-бхути (родившаяся в небесах), Мандакини (плавная молочная река), Джахнави (дочка Джахну).

Всего в «намавали» (перечень имен бога, произнесение которых — своего рода молитва) Ганги содержится 108 обращений. Есть очень красивые, например «дживан дайини» («дающая жизнь») или «мокша прадайини» («дающая освобождение»). 108, священное для индусов число, пределом не является. У Шивы, например, 1008 имен.

В книге «Гаруда-пурана-сародхара», также называемой «Индусской книгой смерти», где Вишну рассказывает о ритуалах и о жизни после смерти человеку-птице Гаруде, написано, что вода Ганги освобождает от всяческих грехов: они превращаются в прах, подобно кусочку хлопка, попавшему в огонь. Пить воду Ганги все равно что тысячу раз совершать очищающий пост Чандраяны. Воды Ганги освящают даже малодостойного человека. И если человек, умирая, взывает к Ганге, то он выходит из круга перерождений и оказывается в обители Вишну.

Название же древнего города Харидвар переводится как «Врата Бога». Именно здесь заканчивается равнина и начинаются Гималаи, именно этот город лежит на пути в страну богов Дев-Бхуми, именно здесь упали капли Амриты, чудесного эликсира бессмертия, во время битвы богов и асуров.

Борьба богов (дэвов) и асуров (демонов) пронизывает всю индийскую мифологию. Но нельзя однозначно трактовать это противостояние как противостояние сил абсолютного добра и абсолютного зла. Скорее это борьба и единство не отрицающих друг друга и равноправных противоположностей, ведущая к развитию (Гераклит и Гегель отдыхают).

Эта очень древняя история нашла отражение в разных текстах: и в Махабхарате, и в Бхагавате-пуране, и в Вишну-пуране. Суть ее в том, что боги в течение тысячи лет пахтали вселенский океан, чтобы добыть Амриту. Этот эликсир был нужен им для возвращения сил и могущества, утерянных в результате проклятия. Причем асуры в этом процессе участвовали наравне с богами. Да и сам процесс происходил весьма странным образом: царь змей Васуки (а он по размерам не менее нашего северного Йормунганда будет) обернулся вокруг вселенской оси горы Мандара, став на время частью живого миксера для взбивания океана: со стороны головы привод осуществляли асуры, со стороны хвоста — боги. Пахтали долго и старательно, тысячу лет, и в итоге получили целый кувшин эликсира.

Но не поделились с асурами, у которых, кстати, условия труда были намного хуже — при каждом рывке их опалял огонь из пасти змея. (Впрочем, асуры сами виноваты — первыми набросились на кувшин. Но их можно понять: всем, что выходило из океана, хитростью завладевали боги.) И началась битва, во время которой часть Амриты (согласно преданию, четыре капли, но размер божественных капель мог значительно превышать обычный) упала на землю. На местах падения капель сейчас находятся четыре города: Харидвар, Аллахабад, Насик, Уджайн. Битва закончилась победой богов. По одной версии, Гаруда унес кувшин подальше от демонов, по другой — Вишну, превратившись в неотразимую красавицу Мохини, отвлек демонов и боги завладели кувшином. А завладев, выпили его содержимое и обрели силу.

Согласно преданию, распитие происходило на одной из гхат (гхата — в широком смысле спуск к реке, место ритуального омовения) в Харидваре. Эта гхата носит название Нилдхара. Другая древняя гхата, Харки-Паури, знаменита тем, что на нее упала капля Амриты во время битвы и Вишну оставил на ней след своей ноги. Здесь проводится один из величайших индийских праздников Кумбха-Мела, посвященный спасению кувшина с Амритой. Кумбха в переводе и означает «кувшин».

Кумбха-Мела проводится в разное время в четырех городах Индии, местах, куда упали капли Амриты. А даты празднования Кумбха-Мелы определяются по положению Юпитера и других планет. Считается, что в это время вода реки приобретает свойства Амриты. Кумбха-Мела — самый многочисленный религиозный праздник в мире: в 2004 году фестиваль в Харидваре посетило более 10 млн человек, а в 2007 году на Кумбха-Мелу в Аллахабад приехало более 70 млн. Начиная с VIII века по инициативе философа Шанкары ведущие аскеты и мудрецы Индии приезжают на Кумбха-Мелу, чтобы обсудить серьезные религиозные и социальные вопросы. (Индия — одна из стран, где население и правительство уважает мнение духовных лидеров.)

Кумбха-Мела бывает нечасто, но каждый вечер на закате в Харидваре на берегу Ганги собираются тысячи паломников, чтобы поклониться этой великой реке. Ритуал носит название Ганга-пуджа. Как я понимаю, пуджа в данном случае — молитва и подношение Богу. Во время Ганга-пуджи происходит символическое подношение богине пяти первоэлементов. Сплетенные из трав сосуды со светильником (он символизирует огонь), кусочками пищи (они символизируют воду), благовониями (символ воздуха), сандаловой пастой (символ земли) и цветами (символ пространства) паломники опускают в воды священной реки, очищая себя от скверны и приобщаясь к Богу.

Тем временем поезд прошел, шлагбаум подняли и «тук-тук» покатился дальше по трассе. Харидвар плавно перетек в другой не менее известный город — Ришикеш, также прилепившийся к берегу Ганги, мы проехали его насквозь и наконец остановились.

Остановились в New Bhandari Swiss Cottage, гестхауce, где мы с Тоней уже были два года тому назад, — на мой взгляд, одном из лучших мест для жилья в Ришикеше. Этот трехэтажный отель находится высоко над Гангой, зеленый массив отделяет его от шумных кварталов, притулившихся возле моста Лахманджула, а с лоджий и террас открывается красивая панорама реки. Комнаты уютные, дешевые, достаточно чистые, и, что для некоторых немаловажно, состав обитателей социально однороден: рюкзачная публика со всех сторон мира — от американцев и австралийцев до немцев и израильтян. Есть еще одна немаловажная вещь: в ресторане при отеле очень вкусно готовят.

В комнате нас встретил старый знакомый, маленький аксолотль, ящерка на белом потолке, в полутьме кажущаяся полупрозрачной. И она была не одна: еще несколько сидело на стене. Ночью они успешно защищали нас от мух и комаров, которых в этих местах мало.

На ужин Тоня, будучи не слишком большой любительницей острой пищи, пыталась взять хумус. Но на этот раз хумуса не было. В других ресторанах его тоже не было, хотя в меню присутствовала еврейская кухня и в прошлые годы она была представлена в изобилии. А вот итальянская, столь же популярная, была не только на бумаге. Сама индийская кухня требует особого рассказа. И начал его в 70-х годах XV века русский купец, путешественник и писатель Афанасий Никитин в своих записках, названных «Хождением за три моря»: «Индусы же не едят никакого мяса: ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок». С чем-то из этих утверждений я готов согласиться, а некоторые — оспорить. В частности, фразу «еда у них плохая».

Чапати, дал и паранта

Продолжить рассказ об индийской кухне следует с самого простого: чапати или роти, лепешек, для приготовления которых требуется лишь пшеничная мука, вода и соль. Тесто разминается, раскатывается тонким слоем и кладется на горячий железный лист. Можно на сковородку. Можно на раскаленную железную бочку.

Именно так я готовил чапати, причем не в Индии, а на Приполярном Урале. Это было еще в восьмидесятых, когда мы, четыре псевдотуриста (ибо цели у нас были совсем не туристские, а достаточно криминальные, да и в те времена туристы там просто не водились), остановились в бывшем поселке золоторазработчиков на реке с красивым названием Лимбек-Ю. Золото уже не добывали, и поселок был полностью заброшен. Шли дожди, вода в реке поднялась, и пересечь ее вброд не представлялось возможным. Можно было идти наверх, но мы решили ждать хорошей погоды. Запас времени у нас оставался большой, чего нельзя было сказать о провианте. Но река изобиловала рыбой, к тому же при осмотре поселка оказалось, что знаменитая своим экологическим беспределом бригада Туманова, кроме выкорчеванного леса, гор железа, дизельного генератора лодки с пробитым днищем, оставила на чердаке одного из домов мешок гороха и мешок муки.

Печь в избе представляла собой железную бочку, лежащую на боку, на сварной подставке, в днище бочки была вырезана квадратная дверца, чтобы загружать дрова. Бочка раскалялась докрасна, но можно было подобрать режим, пригодный для выпекания лепешек на верхней ее части. Через два дня мы стали мастерами по выпеканию чапати, и на фоне отсутствия сухарей и хлеба они были необыкновенно вкусны.

Горох тоже пошел в дело: мы его заранее замачивали, вываривали пару часов и в итоге он также превращался в индийское блюдо — дал. Правда, дал приготовляют чаще всего не из гороха, а из чечевицы и других бобовых. Дал считается основным блюдом вегетарианской индийской пищи и вполне заменяет мясо — ведь в бобовых содержится очень много белка, который, кстати, усваивается быстрее, чем мясной белок. В Индии видов дала (в форме супа) десятки, а если его сочетать с другими продуктами, счет уже пойдет на сотни. Дал входит в состав большинства индийских блюд.

Одно из наиболее распространенных, которое подадут в любой забегаловке, по-индийски «дхабе», — это тали. Тали включает в себя целый набор, размещенный в разных плошечках и тарелочках или в разных отделениях одной тарелки, в котором обязательно присутствуют рис, дал, овощи, соусы… — в общей сложности от четырех до десяти составляющих.

Многие наши соотечественники, впервые оказавшись в Индии, не могут привыкнуть к остроте индийских блюд. Однако это и вкусно и полезно — в жарком климате значительно уменьшается вероятность заражения желудочно-кишечными инфекциями. Правда, некоторые считают, что рюмка водки, бренди или виски дезинфицирует желудок не хуже перца. Но про алкоголь в Индии чуть дальше. Пока же мои попутчики употребляли собственные запасы.

Раз уж я начал рассказ об индийской кухне, невозможно не упомянуть еще одно распространенное по всей Индии и очень любимое мной блюдо — паранту (парату). Паранта — это тоже лепешка, но кардинально отличающаяся от чапати. Тесто раскатывается, смазывается топленым или растительным маслом, складывается, раскатывается опять, и в итоге получается слоеная лепешка. Наблюдать за приготовлением паранты (ко гда ее делает настоящий мастер) не менее приятно, чем есть. Тесто летает в руках повара, образуя правильные фигуры. В паранту часто добавляют наполнитель — от смеси овощей до панира (индийского сыра). Для путешествующего паранта и чашечка чая — неплохой завтрак. В индийской кухне есть, конечно, и хлеб в обычном понимании — наан, есть и лепешка из рисовой муки — доса, в которую может быть завернута картошка или другие овощи (и тогда она называется масала-доса). Доса, как правило, подается с соусом, называемым самбар, с овощами или чечевицей. Есть и самоса (сильно измененный вегетарианский вариант самсы) — очень вкусные жаренные в масле треугольные пирожки с картошкой, горохом, паниром, которые часто предлагают в поездах.

Мясоедам следует знать, что число мясных блюд ограниченно, ни в одном из районов Индии они не найдут ни говядины (корова — священное животное), ни свинины (свинья — нечистое животное). Зато блюда из цыпленка есть везде: это и тикка — маринованное куриное мясо без костей, и тандури чикен — запеченная в специальной печи тандуре курица, и так далее…

Все, что я описал выше, относится к традиционной индийской кухне, которая есть в каждом из штатов. Однако Индия — страна огромная, мультирелигиозная и многонациональная. Своей многонациональностью она чем-то напоминает бывший Советский Союз. Даже в пределах одного штата могут существовать территории с совершенно разными языками и разной культурой. Взять, например, Ладакх, входящий в штат Джамму и Кашмир, да и сам Кашмир. В первом большая часть населения говорит на ладаки, диалекте тибетского, и является буддистами, в Кашмире живут преимущественно мусульмане и говорят на индоевропейском кашмири. А что уж говорить о кухнях!

Что же касается фруктов, то у каждого из нас обнаружились свои предпочтения: Севу интересовали преимущественно бананы, Тоню — манго, а писатель Носов не мог пройти мимо лавки с арбузами. Катя и я оказались всеядными.

Ночью мы совершили-таки вылазку в Ришикеш: по пешеходному мосту через Гангу, именуемому Рамджу-ла, перешли на противоположный берег. И там, в темноте, на одной из улочек вляпались в свежий бетон (через две недели, вернувшись от верховьев Ганга в Ришикеш, мы нашли эти следы, и кто-то из нас предположил, что пройдут годы и их могут принять за следы какого-нибудь бога или учителя, но для первого они были маловаты, а для второго неглубоки).

Затем по пешеходному мосту, расположенному выше по течению и называемому Лакшманджула, мы вернулись в отель, где я узнал от Носова, что наша поездка называется «экспедиция по непосредственному восприятию гималайской действительности».

Что же касается фруктов, то у каждого из нас обнаружились свои предпочтения: Севу интересовали преимущественно бананы, Тоню — манго, а писатель Носов не мог пройти мимо лавки с арбузами. Катя и я оказались всеядными.

Ночью мы совершили-таки вылазку в Ришикеш: по пешеходному мосту через Гангу, именуемому Рамдасу-ла, перешли на противоположный берег. И там, в темноте, на одной из улочек вляпались в свежий бетон (через две недели, вернувшись от верховьев Ганги в Ришикеш, мы нашли эти следы, и кто-то из нас предположил, что пройдут годы и их могут принять за следы какого-нибудь бога или учителя, но для первого они были маловаты, а для второго неглубоки).

Затем по пешеходному мосту, расположенному выше по течению и называемому Лакшманджула, мы вернулись в отель, где я узнал от Носова, что наша поездка называется «экспедиция по непосредственному восприятию гималайской действительности».