Часть 4 Долина Спити


Дорога за Ротангом хуже, чем на Ротанг, но по гималайским меркам вполне терпимая (автобус бы прошел без проблем), а внизу, вдоль реки Чандра, вообще неплохая — мы даже смогли разогнаться до сорока километров в час.

Без остановки проехали Чаттру (Chattru) — скопление дхаб возле первого моста. Я заметил, что дхабы любят кучковаться именно в таких местах. По дороге к следующему мосту и следующей дхабе Баттал (Batted) пришлось пересекать лужи, вода которых доставала до дверей джипа, и ехать по глубоким снежным коридорам длиной в десятки метров. Такур не разгонялся, объясняя это тем, что намокли тормозные колодки.

И пусть мы ехали медленно, но зато как наш Такур чувствовал габариты и дорогу! Мы разъезжались со встречными по самому краю пропасти, практически в сантиметре друг от друга.

Чем ближе к перевалу, тем пустыннее. Только камни, лед и снег. Я видел эти горы во сне задолго до моих гималайских путешествий, и фрагмент одного такого видения даже вошел в рассказ «Темные ступени». Вот отрывок, где главный герой на одной из троп встречает невысокого человека с двумя серебристыми ведерками, полными воды.

«…Его загорелое морщинистое лицо излучало тепло и силу. Оно было единственным теплым пятном на окружающем пейзаже в холодных тонах: серовато-голубой склон, голубое небо. Человек был одет в куртку цвета камней, зеленые брюки и темные резиновые тапочки. Я подумал, куда он несет эти ведра, и пока я размышлял, он начал подниматься по узкой тропинке, прилепившейся к скале. Я последовал за ним. Кроме гор, человека и неба — ничего не было: ни строений, ни животных, ни деревьев. Лишь далеко внизу в туманной дымке — монастырь. Я знал, что часть этого монастыря находилась также и наверху, на неприступной для обычных людей скале. Мы туда и направлялись. Горец был единственным монахом, настоятелем и служкой верхней обители.

И вот мы наконец пришли наверх, к вырубленным в скале величественным сооружениям. Напротив меня у входа в пещеру лежала огромная каменная кошка, снежный леопард с ярко-зелеными глазами. Она казалась живой. Далее я оказался в одном из внутренних помещений, где проходил ритуал Раскрывающегося Будды. Колорит этого небольшого зала оказался совершенно иным: здесь полностью отсутствовали холодные тона. Желтые светильники, коричневые стены. На возвышении, в падмасане сидел некий человек, возможно паломник, так же, как и мы, сумевший преодолеть опасный подъем. Перед ним на нитках плясала небольшая, в треть человеческого роста, фигурка. Того, кто управлял куклой, видно не было — нити уходили в потолок. Лицо сидящего имело необычно крупные рельефные черты: острый нос, большой рот, глубоко посаженные глаза — паломник казался вырезанным из дерева. Вдруг кукла, прыгающая на ниточках перед ним, вместо рта раскрыла круглый, непропорционально большой череп, который распался на дольки, подобные апельсиновым, а затем снова схлопнулся. Паломник беззвучно рассмеялся, обнажая ровный сверкающий ряд зубов. В этот момент наверху приоткрылась дверь и мой взгляд уловил исполнителя этого представления: им оказался человек с ведрами, но на этот раз он был в малиновом монашеском одеянии. Затем я услышал нечто вроде комментария ниоткуда: „Он единственный, кто может показывать Раскрывающегося Будду, единственный, кто может служить в верхнем храме“. Я вышел. У входа, рядом с кошкой, меня снова окликнул монах. Он подошел близко, так что мне показалось, словно говорю я сам: „Все эти древние ритуалы сохранились здесь, потому что основная часть монастыря просела, а об этой никто не знает“.

Мы подошли к обрыву: далеко внизу, в долине, сквозь голубоватую дымку был виден монастырь. Затем перед моими глазами, как на киноэкране, нахала развертываться картина древней катастрофы: непомерно раздувшийся, мутный поток и ползущий в его пасть склон. Я обернулся и снова увидел монаха, стоящего у входа в храм, рядом с каменным леопардом, глаза которого излучали изумрудно-зеленый свет…»

И теперь я узнавал эти места, только монастыря в долине не было.

После Баттала начинается подъем на перевал Кунзум, чье название переводится как «место встречи ибексов», то есть горных козлов весьма редкой породы. Встреча с ними, как говорят, приносит счастье. Но козлов мы не встретили и потому, наверное, прокололи колесо. Правда, совсем рядом с дхабой Баттал. И пока Лаб Сингх ставил запаску, мы узнали, что дорога к озеру Чандратал, которое находится на высоте 4270 м, пока еще завалена снегом и камнями.

Трекинг к озеру занимает несколько часов, и на его берегу, как утверждают путеводители, работает палаточный лагерь Dewachen EcoCamp. В моих персональных планах в свое время был переход от Чандратала к перевалу Баралача (он находится на трассе, ведущей в Лех, и, судя по описаниям, от озёра до него всего два-три дня пути). Но тогда мне помешал снегопад. А в этот раз мы просто не были готовы к такому путешествию.

На Кунзум мы не ехали, а ползли. Во-первых, высоко: 4551 метр, во-вторых — мокро, круто, кочковато и вязко. На самом перевале — святилище бога Гейпана, покровителя Лахула, и буддийские ступы, или по-тибетски «чортены».

Ступа является символом учения Будды. Она может находиться как на месте захоронения святого человека, так и просто на «памятном» месте, на перевале, возле монастыря или дороги. Архитектура ступы должна включать пять элементов: основание, лестницу (ступени), купол, шпиль и навершие. Это модель Вселенной, пять ее составляющих: земля, вода, огонь, воздух и пространство. Или основание — омрачения ума, лестница и купол — начало пути к просветленному состоянию; шпиль — состояние бодхисаттвы, навершие — состояние будды. Или это части мистического тела Будды. Или это пять дхьяни-будд как проявлений Абсолюта, которым соответствуют пять вышеперечисленных элементов. (Подробнее см. http:// probud.narod.ru/dhyanibuddha.html)

Внутри ступы может находиться прах буддийских святых (по преданию, прах Будды (шарира) был помещен в 108 ступ в разных местах Индии), предметы, которыми они пользовались, священные тексты.

Отсюда начинается долина Спити, долина будд и бодхисаттв, дакинь и дхармапал. Ее название переводится как «место драгоценности». Сейчас это можно понимать буквально: благодаря тому, что долина осталась на территории Индии и, в отличие от Тибета, не была оккупирована Китаем, здесь сохранись такие драгоценности, как монастыри с их библиотеками, танками, скульптурами, музыкальными инструментами и другими предметами культуры и культа.

Будды и Бодхисаттвы

Прежде чем продолжить повествование о нашем дальнейшем пути я подумал, что необходимо немного рассказать о буддизме и об одном из его направлений — ваджраяне, то есть «Алмазной колеснице».

Началось все с того, в 563 году до н. э. в семье правителей королевства Шакья в предгорьях Гималаев родился мальчик Сиддхартха Гаутама. Ему было предсказано либо стать великим царем, либо духовным учителем, который откроет путь спасения. Но последнее ему грозило лишь после того, как он увидит четыре знака: старого человека, больного человека, умершего человека, святого человека. Отец мальчика (мать умерла почти сразу после родов) хотел, чтобы сбылось первое пророчество и сын стал царем. Поэтому Гаутаму старались всеми силами оградить от боли и страдания.

Но случилось неизбежное, и однажды он увидел, что все живое подвластно болезни, старости и смерти.

Вся дальнейшая жизнь Гаутамы была посвящена поискам пути избавления от страданий. Он оставил семью, жену и сына и стал странствующим монахом. Это случилось, когда Гаутаме было 29 лет. Вместе с пятью подвижниками в течение шести лет он практиковал такую жесткую аскезу, что довел себя до крайней степени истощения. Однажды дочь местного крестьянина проходила мимо и, преисполнившись сострадания к почти умирающему аскету, предложила ему рис с молоком.

Осознав, что смерть от голода вряд ли приблизит его к истине, он принял подношение. Когда другие аскеты увидели, что Гаутама ест, они покинули его.

А он сел под раскидистый баньян и дал обет не сходить с этого места до тех пор, пока не достигнет просветления. Гаутама медитировал несколько дней. И в конце концов пробудился.

После он изложил основные принципы буддизма, причем именно тем самым аскетам, которые поначалу покинули его, а потом, увидев, что Гаутама стал Буддой, вернулись к нему. Они образовали санкхью, сообщество его учеников.

Чему учил Гаутама?

Во-первых, он рассказал о «срединном пути», о том, что не стоит приносить вред своему телу как чрезмерной аскезой, так и излишествами.

Во-вторых, он изложил четыре благородные истины:

1. Наша жизнь — это страдание.

2. Страдание вызвано неверными желаниями. Человек принимает иллюзию за действительность и стремится обладать вещами, которым суждено исчезнуть, пытается удержать и сохранить их. Все его силы направлены на мир изменчивый, где ничто не вечно.

3. Существует возможность жизни без страданий.

4. Есть путь, который ведет к прекращению страдания.

Этот путь называется Благородным Восьмеричным Путем и состоит из правильного понимания, правильного мышления, правильной речи, правильных действий, правильного образа жизни, правильных усилий, правильного стремления, правильного сосредоточения. Другими словами, он включает добродетельную (морально-этические заповеди буддизма вполне соответствуют христанским) жизнь, непричинение зла живым существам и правильную культуру медитации, позволяющую почувствовать в себе «природу Будды» и стать им.

Пробудившийся человек не обязан крутиться в бесконечном круге перерождений. Он может пребывать в нирване, вне земных существований. Но остальные существа по-прежнему продолжают страдать. И тогда для их блага он принимает решение стать Буддой, но отказывается от нирваны, помогая в меру своих сил спастись остальным. Такой человек называется Бодхисаттвой. Шантидэва, буддийский монах, живший в VIII веке, в поэме «Путь Бодхисаттвы» писал:

Стану я врачом и лекарством

Для больных

И буду ухаживать за ними

До их излечения.

Вызову я дождь еды и питья

Для всех голодных и жаждущих,

А в тяжелые времена

Превращу самого себя в еду и питье.

Стану я неиссякаемым богатством

Для бедных,

стану я всем, в чем они нуждаются,

и буду всегда рядом с ними…

Гаутама много проповедовал, основал сангху (общину), которая вскоре стала насчитывать более 12 000 приверженцев, а когда ему исполнилось 80 лет, один из учеников случайно подал ему пищу с ядовитыми грибами. И Гаутама, почувствовав признаки смертельного отравления и не желая, чтобы его ученик испытывал чувство вины, сказал, что из всех блюд, съеденных им на протяжении жизни, только два являли собой особое благословение: первое ему подали перед пробуждением, а второе — то, что приготовил ученик. Ведь оно открыло врата к освобождению.

Будда никогда сам не записывал свое учение. Оно было записано через 400 лет после смерти Гаутамы. Был создан так называемый Палийский канон, получивший название «Типитака», или «Три корзины». Но еще до этого санкхья разделилась на 18 сект, и в начале нашей эры образовалось две крупные ветви: хинаяна («Малая колесница») и махаяна («Большая колесница»). Идеал совершенствования личности в хинаяне — архат, человек достигающий совершенства самостоятельно и заботящийся преимущественно об этом. В махаяне же — это бодхисаттва, становятся которым, как правило, постепенно, от жизни к жизни продвигаясь к просветлению. А в V веке в рамках махаянистского учения появилась «Алмазная колесница» (ваджраяна), тантрическое направление буддизма.

Вот что писал о ней профессор Е. А. Торчинов: «Следует сразу же сказать, что в отношении аспекта мудрости (прадасня) Ваджраяна не предполагает практически ничего нового по сравнению с классической Махаяной и базируется на ее философских учениях — мадхьямаке, йогачаре и теории Татхагатагарбхи. Все своеобразие Алмазной Колесницы связано с ее методами (упая), хотя цель применения этих методов все та же — обретение состояния Будды для блага всех живых существ. Ваджраяна утверждает, что главное преимущество ее метода — его чрезвычайная эффективность, „мгновенность“, позволяющая человеку стать Буддой в течение одной жизни, а не трех неизмеримых (асанкхея) мировых циклов-кальп. Следовательно, адепт тантрического пути может быстрее выполнить свой обет бодхисаттвы — стать Буддой для избавления всех существ, утопающих в болоте циклического существования рождений-смертей. Вместе с тем наставники Ваджраяны всегда подчеркивали, что этот путь является и самым опасным, подобным прямому восхождению к вершине горы по канату, натянутому над всеми горными ущельями и пропастями. Малейшая ошибка на этом пути приведет незадачливого йогина к безумию или рождению в особом „ваджрном аду“. Гарантией успеха на этом опасном пути является приверженность идеалу бодхисаттвы и стремление обрести состояние Будды как можно быстрее, чтобы скорее получить способность спасать живые существа от страданий сансары. Если же йогин вступает на Колесницу Грома (второе название „Ваджраяны“ — ведь „ваджра“ на санскрите не только „алмаз“, но и „молния“, и „громовое оружие Индры“. — Д. Г.) ради собственного преуспеяния, в погоне за магическими силами и могуществом, его конечное поражение и духовная деградация неотвратимы». (Цит. по: Торгинов Е. А. Введение в буддологию. Курс лекций. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000.)

Средством достижения состояния Будды в ваджраяне считается йогическая практика (психотренинг) в сочетании с эзотерической и магической практикой, медитация, чтение мантр, почитание духовного наставника.

Все школы буддизма, распространенные в Спити и Ладакхе — это школы ваджраяны. За время существования сформировался обширный пантеон божеств, многие из которых воистину ужасны. «Кто такие все эти тантрические йогини (ведьмы, бесовки) и дакини, волшебные девы, обучающие адептов высшим тайнам на кладбищах среди скелетов и кремационного пепла? — пишет Торчинов Е. А. — По своему происхождению это весьма малопривлекательные вампиры-кровососы (их клычки видны и на тибетских иконах-танка), упыри и демоны низшего пласта индийской мифологии. Но разве их гротескные и ужасные образы не соответствуют лучше всего сюрреалистическим порождениям раскрепостившегося и бушующего подсознания? Или не лучшим ли образом символизирует идею всеприсутствия и всеобщности природы будды, образующей суть даже порочных психических импульсов, превращение кровопийцы-оборотня в носителя тайн пути к освобождению? Буддийские йогины к тому же не упустили и возможность слегка эпатировать монашескую элиту почитанием подобных образов. Вообще же следует сказать, что Ваджраяна, использовав форму, внешность объектов древних культов и народных верований и суеверий, радикально переосмыслила их содержание, преобразив первобытных демонов и бесовок в символы тех или иных состояний психики, что превратило их в искусственно сконструированные архетипы или, точнее, в искусственно сконструированные образы архетипов бессознательного. Особый класс тантрических божеств составляют так называемые покровительствующие божества (ишта дэвата, тиб. „йидам“). Эти божества, многорукие и многоголовые, со множеством атрибутов, являются сложнейшими психологическими архетипическими символами, обозначающими высшие состояния сознания. По существу, учение любой тантры, ее наивысшая цель — пробуждение, и предлагаемые ею методы могут быть наглядно представлены в виде образа йидама. Поэтому их имена обычно совпадают с названиями тантр: Хеваджра (Ямантака), Калачакра, Гухьясамаджа и др. Таким образом, йидамы символизируют совершенное пробуждение и потому по своему статусу соответствуют буддам, тождественны им. Их же грозный вид, оскаленные клыки и прочие воинственные атрибуты помимо высокого психологического смысла демонстрируют готовность уничтожить все пороки и страсти, превратив их в кровь — пробуждение и вино — амриту (эликсир бессмертия), наполняющие каналы, чаши из черепов, на многих тантрических иконах. В процессе тантрического созерцания йогин, знающий наизусть соответствующий текст и владеющий кодирующими его дхарани, а также имеющий необходимые посвящения, визуализирует определенное божество (йидам), отождествляет себя с ним, перенося на себя его атрибуты, и в конечном итоге достигает состояния пробуждения, которое данное божество в данной тантрической системе символизирует». (Цит. по: Торгинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1998.)

Спускаясь с Кунзума

Через долину Спити по древним торговым путям в Тибет шли не только караваны с товарами, но и религиозные учения. Падмасамбхава (Гуру Ринпоче), о котором я уже упоминал, утвердил здесь буддизм. А изначально в долине, как и во всем Тибете, преобладала древняя религия Бон.

Бон — древнейшая религия Тибета. Существует предположение, что даже название страны произошло от названия этой древней религии. Согласно исследованиям, она изменялась со временем, в ее пантеон входили новые фигуры, а когда в Тибет пришел буддизм, бон сначала противостоял ему (неспроста в бон все наоборот: свастика левосторонняя, ступы принято обходить по левой стороне, молитвенные барабаны вращать в обратную сторону и мантры читать с конца к началу (например, «Ом мани падме хум» как «мух-ем-пад-ни-мо»), но со временем буддизм сильно повлиял на его характер. С другой стороны, многие обряды бон, например знаменитая танцевальная мистерия «цам», вошли в буддизм, наполнившись новым смыслом. Собственно, Падмасамбхава пришел в Тибет именно затем, чтобы сразиться с местными духами и богами, препятствующими распространению буддизма. Итогом стало их обращение в буддизм.

Само слово «бон» происходит от тибетского юн-друн-гибон, что означает «проговаривать магические заклинания» или «повторять секретные формулы». Чем и занимались бонские жрецы, одновременно и маги, и некроманты. Священник входил в мир духов и богов, защищал человека от злых демонов или привлекал к нему внимание божества-покровителя. Бонский пантеон огромен: это и «джиг» — духи места, и «цан», чем-то похожие на европейских гномов, и «лу» — духи водных стихий, в небесной части мира обитали добрые боги «лха», а под землей жили весьма недобрые духи земли «сабдаги». Однако наиболее могущественными считались Белый бог неба, Черная богиня земли, Красный тигр и Неистовый дракон.

Новые боги достаточно легко входили в традицию бон (так, например, в бон залетел, слегка трансформировавшись, индийский человек-птица Гаруда), а старые боги по мере распространения буддизма изменяли свое предназначение (Белый бог неба, Пехар, стал одним из дхармапал, защитников буддийского учения). Некоторые специалисты по Тибету развитие бон разделяют на три этапа. Во время первого, называемого «диким боном», преобладали магия и волшебство. Второй этап, «неправильный бон», определялся подвигами магов, йогинов-тантристов, приходящих в Тибет с другой стороны Пшалаев и обладающих сверхъестественными способностями. И, наконец, современный, «реформированный», или «обращенный», бон считается одним из путей к просветлению.

Правда, и до гуру Ринпоче были в Тибете цари, приверженные буддизму, и после него среди царей были ярые приверженцы бон и гонители буддизма.

Началось все с царя Лхатхотхори. В 433 году н. э., когда он находился на крыше дворца, с неба к его ногам упала шкатулка. В ней были буддийские сутры, мантра «Ом мани падме хум», золотая ступа и волшебная драгоценность, исполняющая желания. Хотя ни царь, ни его окружение не знали санскрита и не смогли ничего прочесть, он счел дарованную ему небом находку бесценным сокровищем и приказал бережно хранить ее. На его решение повлиял сон, в котором он узнал, что через пять поколений смысл сутр будет раскрыт. Это способствовало как процветанию его царства, так и его собственному долголетию. Впоследствии он был признан воплощением бодхисаттвы щедрости Самантабхары.

Об истории прихода буддизма в Тибет можно узнать из книги «Отсекая надежду и страх» знаменитой йогини Мачиг Лабдрон. В своей поэме она пишет о значении в развитии буддизма таких царей, как Сронцен Гамбо, который был воплощением Авалоки-тешвары, о том, что с его приходом мощный львиный рык священной Дхармы разогнал лисов традиции бон и тьма покинула Тибет, о том, что пришли великие учителя из Индии, такие как Гуру Ринпоче, по следам которого продолжается наше путешествие.

Но не все происходило так победоносно и безоблачно. Например, после смерти Сронцена Гамбо состоялся диспут в монастыре Самье в 790 году между китайцем Махаяной и индийцем Камалашилой. Первый, согласно поэме Мачиг Лабдрон, явил неправильное учение. Хотя основные положения дискуссии имели теоретический характер, по мнению Л. Н. Гумилева, она имела преимущественно политический подтекст: королю Тибета Тисрондецану было необходимо избавиться от проникновения в Тибет китайцев, даже в рубищах буддийских монахов, и исход диспута был предрешен заранее. Подробнее об этом можно прочитать в статье Л. Н. Гумилева «Величие и падение Древнего Тибета» (сб. «Страны и народы Востока». VIII. М., 1969).

Необходимо упомянуть и о царе Ландарме (836–841), чье имя означает «бык», почти полностью уничтожившем буддизм в Центральном Тибете. Восточный и Западный (в частности, территории Ладакха, которому будут посвящены следующие главы) пострадали чуть меньше. Ненависть царя к буддизму объясняли тем, что в прошлой жизни, будучи быком, которого использовали на строительстве монастырей, он поклялся в будущей жизни их разрушить.

Спас дело Лхалунг Палги Дордже — монах, которому ради сохранения учения было поручено свыше убить Ландарму. Он приехал под видом бродячего шута, измазав себя и своего белого коня сажей. Во время представления он насмерть поразил царя стрелой из лука. Затем, уходя от погони, отмыл сажу в реке.

После смерти Ландармы Тибетская империя распалась, и в Ладакх, то есть в Западный Тибет, также пришел буддизм, но не с Востока, а с Запада, из Индии и Кашмира. Царем Ладакха стал Ньима-Гон, представитель тибетской правящей династии. Он превратил Ладакх в буддийское государство.

Книга «Отсекая надежду и страх» была записана учениками Мачиг Лабдрон и спрятана в виде терма. Тер (тиб. gter) означает «клад», «сокровище». Традицию создания терм, «временных захоронений», предчувствуя последующие гонения на буддизм, основал Падмасамбхава. Терма могла содержать тексты учения, тантры, пророческие тексты, предсказывающие будущие события и дающие рекомендации, ритуальные предметы, статуи. Передача учения при помощи 200 терма от учителя к тертону (тому, кто открывает терму) называется короткой, она исключает ошибки, которые могут возникнуть при устной передаче в течение веков из поколения и поколение.

Терма со священными текстами и предметами продолжают находить и сейчас. Об одной похожей волшебной находке и повествует следующее стихотворение:

На стареньком белом джипе

через перевалы

такие высокие, что по ночам,

лучи раскидав по снегу,

на них спят звезды,

Учитель вернулся в гомпу.

Он привёз с собой дождь:

пыль на дороге осела,

воздух стал прозрачным,

а река — мутной.

«Пока, Учитель, вас не было,

ему говорят монахи, —

мы нашли возле самого берега

странную вещь из дерева,

похожую на трубу:

снаружи в узорах и знаках,

а внутри будто зеркало гладкую.

И откуда её принесло

если над нами лишь горы?

Мы сквозь неё смотрели

на дорогу, вас ожидая,

и видели, как белый всадник

на коне ослепительно белом

летел, обгоняя машины,

пока не скрылся в ущелье».

Слова падают словно капли,

а дождь стоит возле храма,

переступает нерешительно

с ноги на ногу.

«Не стесняйся, — говорит Учитель, —

входи внутрь,

наш Будда давно не умывался.

Помнишь, я рассказывал по дороге,

что стать снова облаком просто,

только грязь оставь за порогом

и входи, дверь для всех открыта».

«Посмотрите в неё, Учитель!»

Монахи трубу приносят,

вкладывают ему в руки,

и он смотрит, один глаз прищурив,

словно на яркое солнце.

«Не там, — говорят монахи,

белый всадник был на востоке!»

Но Учитель смотрит на запад,

где ползет по серому склону

небольшое чистое облако

к такому же чистому небу.

А более подробно о терма можно прочитать в статье В. А. Ивановой «Концепция „Скрытых земель“ в тибетском буддизме» (http://savetibet.ru/2010/10/09/ hiddenlands.html).

Море индийского буддизма в разные эпохи перехлестывало через Гималаи, формируя в Стране Снегов различные школы. И если в Индии после мусульманского вторжения буддизм начинает иссякать и к XIII веку сходит почти на нет, то по другую сторону Шмалаев все более утверждается.

Первой в VIII веке появилась школа ньингма (от тиб. raying та — «старая школа», «древняя школа»), ее развил Падмасамбхава и его ученики.

Затем возникли школы сакья, кагью, а также кадампа. Это произошло уже в XI веке в связи с возобновившимися духовными взаимоотношениями с буддийскими учителями Индии и с распространением в Тибете новых переводов тантр индийского буддизма.

И наконец, одна из самых распространенных в мире и в нашей стране школ — Гелугпа выросла в XIV веке на базе учений Кадампы. Ее появление обязано реформаторской деятельности ламы Цонкапы. Все эти школы не противоречат друг другу, существуют и развиваются. Все они поддерживают монашескую дисциплину Винаи, путь постепенной духовной практики, философские системы, базирующиеся на сутрах и шастрах, а также эзотерические медитативные практики, связанные с тантрами и мантрами.

Неспроста ваджраяну называют также тантрая-ной. Понятие «тантра» означает буквально «сцепление», в переносном смысле — «сокровенное знание».

Тантра в буддизме — это текст с наставлениями. Существует четыре типа тантр: крия-тантры (тантры очищения), чарья-тантры (тантры действия), йога-тантры и аннутара — йога-тантры (тантры наивысшей йоги).

«Основные методы, предлагаемые первыми тремя классами тантр, могут быть сведены к совершению особых, имеющих сложное символическое значение ритуалов-литургий и к практике мантр, технике визуализации (мысленного воспроизведения образов) божеств и созерцанию мандал». (Цит. по: Торгинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1998.)

Тантры наивысшей йоги также включают все эти приемы, но имеют еще целый ряд специфических черт.

В их текстах часто можно увидеть призыв к совершению разных греховных деяний, от убийства, кровосмешения до каннибализма, прямо противоположных по духу самой сути буддизма.

«Все тантрические тексты высокознаковы, семиотичны и вовсе не рассчитаны на дословное понимание, не забудем, что речь идет о тайном и опасном для профанов учении, — поясняет Е. А. Торчинов. — Многое в их интерпретации зависит от уровня, на котором текст истолковывается. Так, на одном уровне требование убить родителей может означать искоренение клеш и дуалистического видения реальности, служащих как бы родителями для сансарического существа, а на другом — пресечение движения потоков энергии в позвоночном столбе задержкой дыхания в процессе йогической практики тантр. То же справедливо и для прочих метафор преступления (ср. фразу из псалма 136 „На реках вавилонских“: „И разбиет младенцы Твоя о камень“, где под „младенцами“ Православная церковь понимает грехи).

…Ваджраяна (в отличие от Хинаняны и Махаяны) прямо начинала работать с мрачными пучинами подсознательного и бессознательного, используя его безумные сюрреалистические образы для быстрого выкорчевывания самих корней аффектов: страстей, влечений (порой патологических), привязанностей, — которые могли и не осознаваться самим практикующим. Затем только приходила очередь сознания, преображающегося вслед за очищением темных глубин подсознательного. Большую роль в определении гуру конкретной практики для каждого ученика играло выяснение базового для его психики аффекта (клеши), является ли он гневом, страстью, неведением, гордостью или завистью. Поэтому тексты Алмазной Колесницы неустанно повторяют, что аффекты должны не подавляться и уничтожаться, а осознаваться и трансформироваться, пресуществляться в пробужденное сознание подобно тому, как в процессе алхимической трансмутации алхимик превращает железо и свинец в золото и серебро». (Цит. по: Торгинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1998.)

У многих европейцев слово «тантризм» часто ассоциируется с некими сексуальными действиями. Оно действительно часто входит в ритуалы индуистского тантризма, ведь изначально тантрическое учение выросло из древних культов, из представления о единении мужского и женского начала. Поэтому и в буддийской иконографии часто мужское божество изображается в соитии с женским. Но здесь женское начало символизирует мудрость, а мужское — метод, которым эта мудрость постигается.

Как подчеркивает Александр Берзин (http://dazan. spb.ru/buddhism/schools/520/), добавляя к четырем духовным традициям Тибета (ньингма, кагью, сакья и гелуг) пятую, бон, — «одно из главных различий между ними — „использование той или иной терминологии“».

И неудивительно, что основные культурные, религиозные, духовные (выберите из этих прилагательных любое в зависимости от вашего вероисповедания и религиозной толерантности) достопримечательности этих мест, то есть Спити, Лахула, Занскара и Ладакха — это монастыри, или по-ладакхски (а ладакхский язык — диалект тибетского) «гомпы». Их можно классифицировать по направлению буддизма, к которому принадлежит тот или иной монастырь, по возрасту, по размеру, но есть более интересная и неформальная классификация, услышанная в свое время из уст одного знакомого австралийского буддиста — разделение монастырей на бизнес-монастыри и просто монастыри. Бизнес-монастыри — как правило, очень известные, рекомендованные для посещения туристами монастыри. Внутри такого монастыря можно увидеть многометровую статую Будды, старинные фрески, богатые библиотеки. К бизнес-монастырям часто ведут хорошие асфальтированные дороги, эти монастыри многолюдны, в них устраиваются красочные религиозные фестивали с вывешиванием танки (огромной, площадью в десятки метров картины с изображением Будды) и танцами монахов в ритуальных масках. Эта мистерия называется цам.

Цам (чам) совершается во многих монастырях Ладакха в разное время. Считается, что в буддийскую практику эти красочные танцы ввел сам Падмасамбхава. Жанры мистерии могут быть разные — от танцевальной пантомимы до разговорной театральной импровизации с участием 4–5 человек и привлечением зрителей. Иногда это грандиозное представление, организуемое 108 монахами. Надев костюмы и маски, вес которых может достигать 30 кг, монахи разыгрывают сюжеты, в которых участвуют персонажи буддийского пантеона и народной мифологии (причем последние могут быть разными в зависимости от страны и региона — ведь цам практикуется и в Непале, и в Монголии, и в Бурятии, и в Туве). В числе сюжетов эпизоды из истории буддизма в Тибете, один из самых популярных — уже описанная мной сцена избавления от гонителя буддизма Ландармы. Целей мистерии несколько, и в зависимости от монастыря и праздника упор делался на определенные: это и демонстрация торжества буддизма, и способ нейтрализовать злых духов, и подготовка человека к путешествию в бардо, мир между смертью и жизнью. Цам — дело очень серьезное, монахи месяцами репетируют, а перед исполнением занимаются медитацией. То же касается костюмов и масок — их бережно хранят в храмах, а в случае повреждения восстанавливают или заменяют, соблюдая необходимые ритуалы.

Вход в бизнес-монастырь платный — служка даже выдает чек, где указана сумма вашего пожертвования.

Просто монастыри менее доступны, они могут находиться высоко в горах, ведет к ним тропа, вьющаяся над обрывами, да и сам путь занимает несколько часов, а иногда и дней. Монахи в этих монастырях не требуют денег, не выдают чеки с суммой пожертвования, а угощают уставших гостей чаем.

Надо сказать, что и наши православные монастыри можно классифицировать похожим образом.

Собаки и «большая игра»

Спускались с перевала медленно: дорога размокла, ручьи за день разбухли до речушек, и один раз даже пришлось выйти из машины и пересекать их вброд. Впрочем, спуск был намного положе, чем подъем, да и дорога ровнее, но наш Такур все равно не спешил. Мы тоже. Еще одна причина торможения на всех трансгималайских горных дорогах — многочисленные стада овец, коз, коров, коровяков (вообще-то гибрид коровы и яка называется «дзу») и яков. Они тоже предпочитают идти по трассе и создают вполне ощутимые препятствия. В первом после перевала городке Лозаре пили чай, пока Такур носил паспорта на регистрацию.

Регистрация в этих местах — обычное дело. Рядом Китай. А на пути из Шринагара в Лех, который мы проделали несколько лет тому назад, приходилось регистрироваться перед каждым перевалом и при въезде в каждый большой населенный пункт. Как правило, водитель автобуса собирал документы и относил полицейским или военным. Еще в более ранние времена требовались ксерокопии паспорта и визы.

В некоторые же местах требуется так называемый Inner Line Permit, разрешение на посещение погранзоны, которое можно получить в администрации.

Но лучше доверить их получение любой из многочисленных турфирм, в Лехе или Манали, переплата небольшая, а мороки меньше. Такой пропуск выдается на группу из 4 и более человек, и в нем четко указан маршрут следования. Часто на погранпосту просят оставить ксерокопию пропуска и паспортов. Один раз у нас не было — обошлось, переписали и пропустили.

Возможно, из соображений приграничной безопасности сотовые операторы в Ладакхе имеет свой собственный формат. Симка Airtel, купленная нами в Дели, в Ладакхе, где Airtel также основной оператор, не работала. С нее даже нельзя было выйти в роуминг. Как нам объяснили, за Гималаями совсем другой Airtel.

Традиционная архитектура жилых домов здесь значительно отличается от той, что за перевалами, и близка к ладакхской, то есть дома из глиняного кирпича с перекрытиями из дерева, плоские крыши (до последних лет здесь выпадало мало дождей, муссонам мешали горы) и обрамленные деревянными, в форме равнобедренной трапеции, наличниками окна. Уже в сумерках на другом берегу на холме мы увидели монастырь Ки.

Здание монастыря Ки было построено в XVI веке и находится на высоте 4116 м. Но основателем его считают выдающего буддийского учителя, одного из создателей школы кадампа Дромтонпу (1005–1064). Расположение монастыря очень удачно со стратегической точки зрения, и он выполнял не только богослужебную, но и оборонную функцию. Поэтому неоднократно страдал от набегов монголов, ладакхцев, мусульман и сикхов. Сейчас в монастыре находится уникальная коллекция древних буддийских рукописей, танка, оружия, скульптур и музыкальных инструментов. Последняя — действующая, и голоса гигантских горнов, длина которых около 3 метров, по праздникам будят окрестные горы.

Первая русская туристка в этих местах — Елизавета Верещагина, жена знаменитого русского художника Василия Верещагина, в своих воспоминаниях пишет так:

«Монастырь Ки лепится высоко на скале, он нам был интересен и как монастырь, и как место, где мы могли видеть хорошую тибетскую собаку.

Давно уже еще по дороге из Хемиса (это тоже монастырь, и ему будет посвящена целая глава. — Д. Г.) мы встретили англичанина… он разговорился с мужем о собаках и сказал, что не видел нигде хороших, кроме монастыря Ки (Ки значит собака), где сторожит вход преоригинальный и презлой пес с большою львиною гривою. Вот теперь, когда мы добрались до Ки, нам и интересно было видеть эту диковинку.

Лишь только мы приблизились ко входным воротам, выбежал старый монах и со словами „Берегитесь, здесь худая собака“ бросился к небольшой будке, из которой порывалась выскочить и добраться до нас скалящаяся голова рыжего, уже старого, по-видимому, пса. Так как было тепло, то львиная грива повылезла и висела около шеи клочьями, очень длинными, продолжаясь далеко по спине, что сообщало собаке вид необыкновенной дикости.

— Продай собаку, — спросил мой муж.

Монахи оторопели:

— Зачем тебе?

— Так, нужно.

— Да ведь она злая и старая, ей ведь уже семь лет.

— Нужды нет, продай, мне нужна именно злая собака.

Нечего было делать монахам, и они согласились отдать за 10 рупий, и один из них отвел нам пса, которого мы назвали опять в честь его родной скалы Ки». (Цит. по: Верещагина Е. К. Очерки путешествия в Гималаи г-на и г-жи Верещагиных. СПб., 1883.)

О русских путешественниках в Ладакхе существует прекрасная статья доктора исторических наук А. И. Андреева «Русские путешественники в Ладакхе (конец XVIII — начало XX века)» — http://www. kozlov-museum.ru/employees/andreev/. Оттуда я узнал, что первым из русских Ладакх посетил бежавший из бухарского плена Филипп Ефремов в 1776 году.

В некоторых местах Гималаев у одинокого путешественника, обладающего собакофобией, могут возникнуть проблемы. Мы столкнулись с собаками в Лехе. Днем собаки ходят по городу, ведут себя мирно и никого не облаивают, а вечером сбиваются в стаи и становятся агрессивными. Наш знакомый, который жил в деревне неподалеку от Леха, приглашая в гости, предупредил, что вечером можно приехать только на такси — иначе собаки нападут. Мы же, отправляясь спозаранку на автостанцию, шли по пустырям, где собак было много, и я, по старой велосипедной привычке отгонять собак камнями, набрал полные карманы камней. Применить их не пришлось — собаки лаяли, но не нападали. Вот стихотворение, написанное именно по этому случаю в Ладакхе, на обратной стороне топографической карты:

Сон не идёт —

стоит на склоне холма

по другую сторону реки,

боится собак,

что ногью становятся волками.

Они воют на луну

а я повторяю стихи

и мои слова превращаются в камни:

я набиваю ими карманы,

беру в обе руки

и тогда уже сам

спокойно иду ко сну.

Что касается Верещагиных, то их конное путешествие по маршруту немного отличалось от современных автомобильных. Они шли из Леха через озеро Цо Морири и перевал Паранг (5578 м). Это прямой путь, соединяющий Ладакх и Спити. Между Паранг-ла и Ки на высоте 4205 метров находится деревня Киббер. Это самое высокогорное поселение в мире, к которому подведены автомобильная дорога и электричество. В 1983 году в Киббере умер лама Серконг Ринпоче из монастыря Табо. О жизни этого святого человека, восхищавшего многих (в том числе и создателей фильма «Звездные войны», они общались с Серконгом Ринпоче в Дхарамсале и использовали его образ в качестве прототипа Йоды, сказочного духовного наставника), можно прочитать у Александра Берзина (http://www.bera-narchives.com/web/ru/archives/approaching_buddhism/ teachers/tsenzhab_serkong_rinpoche/portrait_serkong_ rinpoche.html). В момент кремации ламы Серконга Ринпоче на каменной площадке забил источник, который считается священным и собирает паломников из окрестных деревень.

Маршрут Верещагиных, за исключением этого участка, практически полностью совпадал с маршрутом, проделанным нами два года тому назад. Только они путешествовали в 1875 году, в разгар так называемой большой игры — соперничества России и Англии в борьбе за влияние на территориях Средней и Центральной Азии.

И если замечательный художник Василий Васильевич Верещагин, порой нелицеприятно отзывается о поведении англичан в отношении местного населения, то замечательный писатель и поэт Джозеф Редьярд Киплинг в романе «Ким» представляет совершенными «отморозками» русского и французского шпионов, которые идут через горы из Jlexa в Шимлу. Как я полагаю, хороши и те и другие.

О большой игре написана книга Питера Хопкирка «Большая игра против России: азиатский синдром». В одной из глав он рассказывает о встрече противников, русского офицера Громбчевского и английского — Янгхасбенда, в горах севернее Ладакха.

Сначала русский офицер, обнаружив, что Янгхасбенд разбил лагерь неподалеку, пригласил его на обед. За беседой было выпито немало водки.

Разговор шел, естественно, и о политике, и о возможном предстоящем походе России на Индию, и об Афганистане, и о соперничестве между двумя их нациями в Азии. Причем визит затянулся до ночи, обоим противникам было что друг другу сказать.

А затем, через два дня, Янгхасбенд нанес «ответный удар», пригласив русского употребить припасенную им бутылку бренди. После очередных, совсем не агрессивных, бесед оба отряда торжественно попрощались друг с другом и разошлись в разные стороны.

Впрочем, как утверждали впоследствии герои этого эпизода, большая игра отнюдь не всегда была столь джентльменским делом. Киплинг реалистично описывал все детали взаимоотношений с «коллегами» и шпионскую подготовку своего героя Кима: она была весьма изощренной. Ким был элитой мира разведки. Мало того (этого нет у Киплинга), для шпионов и одновременно ученых-картографов, подготовленных из местного населения, талантливым молодым офицером, капитаном Королевских инженерных войск Томасом Монтгомери было разработано специальное оборудование. В молитвенном барабане ученого-пандида вместо свитка молитв находился рулон бумаги для записей, а компас был вмонтирован в крышку барабана. В паломническом посохе находился термометр, предназначенный для вычисления высот, в раковине каури — ртуть для секстана, а в двойном дне дорожного сундука — сам секстан.

Чем-то похожие шпионы есть и сейчас. Однажды, когда мы искали дешевую машину из Шринагара в Лех (автобусы не ходили из-за снегопадов и дождя), нам с Тоней удалось подсесть в джип, на котором ехала съемочная группа. Официально киношники должны были снимать фильм о животном мире Малого Тибета, но почему-то мы останавливались возле каждой военной базы (а их по этой дороге десятки, ведь она проходит вдоль границы с Пакистаном), и оператор тайно (а порой и явно, если база была далеко) включал камеру и снимал. Режиссер поделился своими политическими взглядами: он сторонник независимости Кашмира как от Индии, так и от Пакистана (при разделении территорий между этими странами в 1947 году штат Джамму и Кашмир оказался предметом спора, что вызвало последующие индо-пакистанские войны), и участвует в политической борьбе. Но мирно. Зачем тоща снимал?

В заключение этой главки мне хотелось бы сказать, что Пшалаи вызывали одинаково сильное восхищение у людей из самых разных стран. «Кто не был в таком климате, на такой высоте, тот не может составить себе понятия о голубизне неба, — это что-то поразительное, невероятное, краска сильнее всякого чистого кобальта, это почти ультрамарин с небольшою дозою кармина. Розовато-белый снег на этом фоне является поразительным контрастом», — пишет художник Верещагин, а Киплинг добавляет, что эти места так величественны и так чисты, что здесь могут проживать только боги.

Каза

Мы остановились в городе Казе, куда приехали уже в темноте. Искать подходящий гестхаус не было ни времени, ни сил, и мы заехали в тот, что порекомендовал нам водитель.

Изначально нам заломили запредельную цену: 1000 рупий за номер, но в итоге удалось ее снизить больше чем вдвое. Наш Лаб Сингх Такур поехал ночевать к сыну, который работает в местной школе преподавателем английского. На обратном пути он показал нам здание школы, по его словам, в ней около 500 учеников из Казы и окрестных поселков. Перед школой большая статуя Будды. Если в России и в Европе площади и скверы часто украшают скульптуры великих людей, в индуистской части Индии на площадях и перекрестках часто стоят боги, то в Ладакхе и Спити — ступы, молельные барабаны или изображения Будды.

Лех, столицу Ладакха, называют городом ступ. В нем и его окрестностях они стоят не поодиночке, а часто группами из 108 ступ в виде длинного ряда вдоль дороги. Такая стена называется «мани ман тханг», то есть «поля алмазов». Стена может быть и без ступ — просто собрана из камней, на которых выбита мантра «Ом мани падме хум». Стену надо объезжать всегда с правой стороны. Обход любых святых мест, как правило, осуществляется по часовой стрелке. Сева Гуревич однажды даже записал следующий стих:

Здесь всё по солнцу — не так, как дома,

Здесь помнишь тогно, что ты — ведомый.

Еще одна особенность местной архитектуры — наличие ворот, украшенных сверху изображением колеса и двух оленей, стоящих справа и слева от него, при въезде в город или монастырь. Этот знак, который также можно увидеть на фронтоне Санкт-Петербургского дацана, символизирует первый поворот колеса Дхармы (первую проповедь, совершенную Буддой). (Восемь спиц колеса означают восемь этапов Благородного пути, ведущего к освобождению от страданий.) Во время проповеди, кроме пяти учеников, согласно преданию, присутствовало два оленя. Они и стоят около колеса.

Стоило нам расположиться на ночлег, как в номерах пропало электричество. Ресторан в отеле также не работал. Но один из менеджеров отвел нас через речушку к своим друзьям. В ресторане, расположенном на втором этаже, — а городок Каза весь состоит из одно-двухэтажных зданий, — свет горел — то ли его питали от генератора, то ли он вырубился не во всем городке.

Здесь я добрался до своей любимой еды — тибетских пельмешек, называемых момо. И я чувствую, что пришла пора рассказать о типичной тибетской кухне, которая преобладает и в этих местах. Наиболее распространены три блюда — суп тукпа, пельмени момо и хлеб — цампа. Тукпа чем-то похожа на другое восточное блюдо, распространенное в Средней Азии, — лагман, то есть это густой суп-лапша с овощами и мясом в разных сочетаниях, момо будут покрупнее наших пельменей, это скорее манты: у момо такой же защип сверху, а начинка может быть разной — от бараньего и куриного фарша до овощей. Обедая в различных местах Спити и Ладакха, мы оценивали качество питания именно по момо: количество пельмешек в порции, вкус теста, вкус начинки, эстетика приготовления и так далее. Лучшим оказался один из ресторанов Леха, кажется Tibetan Food, где удивительно вкусные момо нам принесли в специальных плетеных корзиночках с крышками.

Как готовят цампу, хорошо описал немецкий альпинист Генрих Харрер в книге «Семь лет в Тибете», по которой впоследствии был снят одноименный фильм. Сначала нагревают песок на сковородке или противне и, когда он раскалится, сверху сыплют ячмень. Зерна будут взрываться от закипевшей внутри влаги. Затем при помощи сита отделяют песок от зерна. Потом зерно тщательно толкут. Полученную муку замешивают на масляном чае или молоке и подают к столу.

Цампа (тсампа или цзамбу), согласно словарям, готовится не только из ячменя. Иногда это пшеничная и рисовая мука. Хотя ячменная цампа с точки зрения тибетской, да и не только тибетской, медицины наиболее полезна. Цампой также называют также готовое блюдо из этой муки с добавлением масла яка и тибетского чая. Вместо чая может быть использовано пиво — чанг. Цампу также едят в виде каши и пекут из нее лепешки наподобие чапати.

Цампа, будучи тибетским хлебом, имеет сакральное значение и используется во время ритуалов. В религии бон ее подбрасывают вверх, для того чтобы умиротворить духов местности и попросить их покровительства и защиты, в буддизме этот ритуал символизирует радость и удачу. Щепотки цампы бросают, когда появляется на свет ребенок, в Новый год и даже во время похорон, чтобы освободить душу умершего.

И, конечно же, чай. Тибетский чай намного «нажористей», как сказали бы митьки, чем тот, что пьют на равнине. Чай, так же как и в Индии, не заваривают, а вываривают, только вместо молока в него добавляют масло, а вместо сахара — соль.

Когда я спросил, где можно вымыть руки, мне принесли старинное медное ведро и медный кувшин, полный воды. Такое умывание было сродни некоему ритуалу, бессловесной молитве перед едой.

Табо

Утром долго собирались. Позавтракали тукпой в ближайшей кафешке — оказалось жирно и невкусно, что выработало у моих спутников некое предубеждение против этого блюда. Впрочем, вскоре в Лехе они оценили вкус настоящей тукпы.

Если Носов постоянно искал в магазинах воду, батарейки и темные очки, то я не пропускал ни одной лавки, в которой могли бы быть топографические карты. Сейчас в Гугле можно увидеть с точностью до нескольких метров любую точку земли, но для меня хорошие бумажные карты гораздо нагляднее. Да и не везде есть Интернет. Впрочем, спутниковая сеть полностью оплела землю: системы навигации развиваются стремительно, и еще десять лет тому назад карманный навигатор помогал моим друзьям в путешествиях по горам. Вероятно, скоро бумажные карты, как и книги, будут вытеснены разными электронными штучками. Однако, по мнению одного странного человека, встреченного мной на Алтае у подножия Белухи, хорошая карта — гораздо больше, чем просто карта: дороги, реки, горные хребты складываются в слова и иероглифы, по которым можно прочитать судьбы мира.

Так вот, в поисках карт мы зашли в туристическое агентство, расположенное в центре Казы. Его содержат два человека — индийская девушка лет двадцати и ее приятель-европеец. Они живут и работают в Спити только летом, во время туристского сезона. Девушка очень хорошо говорила по-английски. И пока Носов узнавал, где в Казе можно купить нормальные батарейки, я рассматривал образцы местной флоры и фауны, выставленные на витринах, а Тоня — изделия местных народных промыслов. Создателям агентства, похоже, было интереснее заниматься музейной деятельностью, нежели продажей билетов и организацией походов.

Что касается флоры, то в верхней части долины Спити она весьма бедна: трава, пробивающаяся между камнями на склонах и образующая ковер на плоскости в пойме реки, редкие кустики ивы, горные цветы непонятного вида, сухие колючки и шиповник. Розовое пламя его цветов на серых и коричневых скалах заметно оживляет эти пустынные места.

Тем временем водитель уже ждал нас у гостиницы, чтобы отправиться в монастырь Табо. Эти несколько десятков километров мы ехали медленно и с остановками — Лаб Сингх подхватил от нас вирус маниакального поиска и у каждого встречного водителя спрашивал, где можно было бы купить немного солярки. (Бензоколонка в Казе не работала, и нам не хватало топлива на дорогу в Кейлонг.) Мы проехали мимо поворота на монастырь Данкар, прилепившийся к скале над нами, и вскоре были в поселке Табо, центральную часть которого занимает старинный монастырь.

В свое время я где-то прочитал, что древность монастыря можно определить по его расположению и внешнему виду. Ранние буддийские монастыри строили на равнине, лишь впоследствии они стали взбираться на холмы и походить на замки или крепости. В качестве материала использовалось то, что было под рукой, — известковый раствор, глиняные кирпичи и дерево. Табо, отметивший пятнадцать лет тому назад свое тысячелетие, тому подтверждение. Его древняя часть внешне не впечатляет: коричневый глиняный забор, за которым большой двор и храмы — глиняные коробки с невысокими входами. Все очень лаконично, всего два цвета — синее небо и коричневая глина. Но зато внутри!

Внутри, а храмов всего девять, находится одна из уникальнейших библиотек, хорошо сохранившиеся древние фрески, коллекция старинных танка и скульптуры. Монастырь Табо, самый почитаемый в долине и второй по значимости во всем Гималайском регионе (первым остается монастырь Тхолинг в Тибете), является национальным историческим сокровищем Индии и находится под охраной государства. За счет многочисленных монашеских пещер вокруг монастыря его иногда называют Аджанта в Гималаях.

История Табо связана с именем буддийского просветителя, знаменитого переводчика Ринчен Зангпо.

Ринчен Зангпо, или Ринчен Санпо, или Лха Лама Еше Вё, или Махагуру, родился в 958 году. Он пришел в Тибет после гонений на буддизм Ландармы и приложил немало усилий в деле возрождения учения.

В молодости Ринчен Зангпо часто бывал в Кашмире, где изучал Махаяну. Он перевел с санскрита многие сутры, трактаты-шастры, мантры, написал комментарии к Праджняпарамите и другим тантрам. Впоследствии он создал целую школу перевода.

Согласно легенде лоцава Ринчен Зангпо основал за свою жизнь 108 монастырей в Тибете и окрестностях, причем сделал это за один день. Впрочем, что в горах день, то на равнине — век. Естественно, строительством занималась целая «архитектурная мастерская», в которой работали такие известные художники, как Бидхака, в чью задачу входило правильное иконографическое отображение буддийского пантеона. По некоторым сведениям, Ринчен Зангпо даже стал правителем царства tyre (Западный Тибет).

Рассказывают, что на дверях его комнаты для медитации было написано: «Если мысли о собственности, себялюбии и прочем хоть на момент овладеют мною, пусть Защитники Веры разобьют мне голову». Он прожил почти сто лет и умер в 1055 году. Когда он умер, с неба зазвучала музыка и стали падать цветы. И пепел после его кремации «исчез в небесах».

Благодаря его усилиям в 996 году и был основан этот монастырь. В течение всего периода своего существования и по наши дни Табо является центром обучения буддийской традиции. Многие великие ученые и переводчики работали в монастыре. Дромтонпа (1008–1064), ученик Атиши и основатель направления Кадмапа, построил в монастыре два храма.

Атиша (982–1054) — выдающийся индийский буддийский мыслитель и проповедник, восстанавливавший буддизм в Тибете после гонений царя Ландармы; основатель школы Кадам тибетского буддизма. Подробно о Дромтонпе и Атише можно прочитать в книге Ламы Сопы «Вкус Дхармы» (http://www. universalinternetlibrary.ru/book/lamasopa/ogl.shtml).

А в год тысячелетия монастыря далай-лама провел здесь церемонию Калачакры. Калачакра-тантра относится к тантрам высшей йоги и впервые была передана Буддой Шакьямуни царю Шамбалы Сучандре и его свите в течение времени, равного одному щелчку пальцами. (Сегодня традиционное посвящение Калачакры с учетом подготовки — процесс длительный и занимает несколько дней.) Сучандра записал тантру (изначальный объем которой составлял 12 000 стихов) и написал комментарии к ней. Калачакра-тантра постоянно практиковалась в Шамбале, и лишь в X веке два индийских подвижника Цилупа и Калачакрапада смогли получить от монахов Шамбалы посвящение и переписать часть ее текстов. С той поры в Индии и Тибете традиция Калачакры не прерывается.

О Калачакра-тантре такому непосвященному и непросвещенному человеку, как я, рассуждать вредно. Вредно было бы и вам читать мои комментарии.

(О ней написано множество правильных книг. Например: Берзин Александр. Принятие посвящения Калачакры. СПб.: Нартанг, 2002.) Скажу лишь, что ученые определяют Калачакру как отождествление макрокосма с микрокосмом, Вселенной с человеком. Одна из ее основных идей — единство бытия. Согласно Калачакре, все внешние явления и процессы взаимосвязаны с телом и психикой человека, поэтому, изменяя себя, человек изменяет мир. В отличие от других тантрических ритуалов посвящение Калачакры дается большим собраниям народа. Сейчас Его Святейшество Далай-лама XIV проводит этот ритуал по всему миру. Как он утверждает, это одно из самых значительных посвящений в традиции тантры, которое имеет особую важность для мира на Земле.


Исходя из моей примитивной классификации, Табо можно отнести к бизнес-монастырям, наиболее часто посещаемым туристами. На входе в храм выдают билетики, в которых указана сумма пожертвования, как правило небольшая, 10–20 рупий. И это того стоит. Каждый из храмов, которые мы посетили, имел свою запоминающуюся особенность. В одном находилась статуя Майтрейи высотой несколько метров, в другом вдоль стен стояли скульптурные изображения более чем тридцати обращенных в буддизм богов, фрески третьего можно было рассматривать часами, а в четвертом, храме Махакалы, где обитают преимущественно гневные божества, было хоть и не очень уютно, но совсем «не скучно». На входе в один из храмов, кажется, это был храм «просвещенных богов», я встретил старого знакомого Ганешу — в этих местах, как и местные божества, он принял буддизм.

Пока мы искали водителя, который продолжал искать дизельное топливо, потеряли Сергея Носова. Обнаружил я его возле сувенирной лавки. Он рассматривал отполированный и инкрустированный серебром канглинг.

Канглинг — труба, изготавливаемая из двуглавой берцовой кости человека и используемая для ритуала чод (тшед). Звук образуется благодаря двум отверстиям в конце кости. Канглинг обычно делают из берцовой кости девственника, достигшего четырнадцати лет и умершего ненасильственной смертью. Нельзя изготавливать канглинг из костей с различными дефектами, старых и больных людей. Кости убийц и самоубийц, извращенцев, садистов, людей, умерших от голода, от проказы, также не подходят для этой цели. Любая замена человеческой кости на подделку или кость животного будет распознана существами, приходящими из мира без форм, и может вызвать их гнев.

Сергей приценивался, осматривал его со всех сторон. Я был удивлен столь серьезным интересом Носова Бабы к этому изделию.

— Уж не собираешься ли ты практиковать чод? — спросил я писателя.

— Не собираюсь, но один мой знакомый…

— И ты будешь покупать для него эту дудку…

— Вряд ли, но мне надо ее рассмотреть, чтобы потом рассказать…

Как выяснилось уже в Петербурге, канглинг интересовал одного из героев будущего повествования Сергея Носова. Этот герой во время нашего путешествия, сидя в голове писателя, готовился к обряду «отсечения пут собственного эго».

Чод, или тшед, — (тиб. «отсекать») — эзотерический обряд, целью которого является отсечение привязанностей собственного эго, освобождение от иллюзии двойственности сансары. У Бориса Гребенщикова есть песня, несколько куплетов которой посвящены этому ритуалу;

Село солнце да за Гималаи,

Чтоб назавтра вновь взойти,

Бредет Йогин на кладбище,

Отсекать привязанности.

У него труба из кости,

Он нагнет в нее трубить,

Созовет голодных духов —

Их собой поить-кормить.

Они съедят его тело,

От выпьют кровь до дна,

И к утру он чист-безгрешен,

Не привязан ни хрена.

Эта песня хорошо передает внешнюю часть ритуала. Он состоит из «красного» и «черного» пиршеств.

Сначала йогин, исполняя заклинания, отбрасывает собственные страсти и собственное эго. Затем при помощи канлинга и ритуального барабана, называемого дамару, визуализирует йдам, покровительствующее божество, в данном случае женского пола, олицетворяющее волевое начало. Оно выходит через темечко йогина и начинает расчленять его тело. И тысячи голодных сущностей приступают к «красному пиршеству». «Пейте мою кровь, жаждущие, — обращается к ним йогин, — ешьте мою плоть, голодные, возьмите мою кожу, нагие, мое счастье — несчастные, мою жизнь, умирающие…»

Сущности подчистую съедают тело йогина, но на этом дело не заканчивается. Следует самый сложный этап — «черное пиршество», позволяющий осознать, что все происходившее иллюзорно: ведь что может отдать йогин, если он сам ничто.

О чод можно прочитать подробнее в книге Александры Дэвид-Ниль «Мистики и маги Тибета», но думаю, что все красочные и даже очень подробные описания не способны приблизить нас к истинной сути этого обряда.

Основателем школы чод считается тибетская йогиня Мачиг Лабдрон (1055–1149). Она соединила элементы бонских шаманских традиций с учениями праджняпарамита-сутры и традициями дзогчен, создав законченную тибетскую систему.

Недавно Сергей читал отрывки из своего уже написанного романа и разрешил мне процитировать небольшой кусочек, связанный с приобретением кан-глинга:

— Надеюсь, ты не будешь покупать эту кость? — спросила подошедшая Люба.

— Где две с половиной, там и полторы, — сказал Командор, готовый к торгу.

И тут, пожелав показать товар во всем блеске, продавец поднес канглинг ко рту и затрубил, загудел. Гуд получился жутким — низким и громким, я бы постеснялся назвать этот звук музыкальным. Командор сделал знак рукой: не надо! Он сказал мне, что трубить может только адепт при исполнении ритуала. И назвал свою цену: полторы. Продавец был готов согласиться на две, но тут вмешалась Люба:

— С ума сошел? Если купишь кость мертвеца, я уйду из дома!..

— Почему, — спросил Командор, — ты решила, что это кость обязательно мертвеца? Человек мог потерять ногу и остаться живым!..

Но Люба громко сказала:

— Мое последнее слово!

Командор вздохнул и с улыбкой сожаления отошел прочь от прилавка, а продавец еще что-то возбужденно выкрикивал, готовый на очередные уступки.

Люба, наверное, почувствовала, что была с мужем слишком резка, теперь уже примирительным тоном она говорила:

— Нас бы не выпустили. Арестовали бы в аэропорту. Наверняка вывоз человеческих костей запрещен…

— В самом деле, это ж чьи-то останки, — поддержал я Любу.

— Что бы вы понимали! — сказал Командор…


В итоге Командор купил-таки канглинг и провел ритуал на кладбище. Поэтому, если нормальные туристы в Лехе идут во дворец и монастыри, Носов сказал, что первым делом пойдет на кладбище. Хорошо еще, что не ночью. Теперь-то я знаю, зачем ему это было нужно, но тогда удивились все. Тоня предположила, что у Носова продолжается горная болезнь, я же принял это как должное воздействие коровьей лепешки, упавшей с неба, и составил Сергею компанию. Но о том, как мы искали кладбище, чуть дальше.

Данкар

Если Табо является образцом монастыря первого тысячелетия, то Данкар, как и Ки, — монастырь более позднего периода, предназначенный не только для религиозных обрядов, но и для военного контроля над окрестностями. Поэтому и место выбирали на вершине холма, желательно самого высокого внутри долины. Расположение Данкара, например, позволяло подавать из него дымовой и огневой сигнал всей долине о приближении врага.

Планировка у всех монастырей довольна схожая — есть более-менее просторный двор, на котором проводятся праздники и религиозные обряды, крытая галерея, расписанная изнутри фресками с изображениями круга сансары, Будды четырех миров и Дхарма-пал, предваряющая вход в главный храм (ихакханг) и зал собраний (дукханг).

Круг сансары, или бхава-чакра, — «колесо бытия» представляет собой три концентрические окружности. В центральном круге изображены три животных: свинья, змея и петух. Они символизируют невежество, гнев и страсть и, сцепившись друг с другом, приводят в движение все колесо.

В следующем круге — пять миров рождения живых существ, от животных до демонов и богов (последние ничуть не лучше людей — так же несовершенны и подвержены страсти и гневу, зависти, гордыне и невежеству, так что рождение в их мире еще не выход).

В третьем круге, ободе колеса, — 12 символических изображений нидан — цепи причинно-зависимого происхождения. Человек со стрелой в глазу — неведение, обезьяна, скачущая по веткам, — сознание («мои мысли — мои скакуны»), два человека в лодке — имя и форма и т. д.

А само колесо бытия держит в лапах и зубах монстр, символизирующий страдание. (По другой версии — бог смерти Яма.)

В главном храме находятся изображения будд и бодхисаттв. Как правило, здесь можно увидеть многоголового, многорукого и многоногого Авалокитешвару, воплощающего сострадание, Манджушри, воплощающего мудрость, и Майтрейю — грядущего Будду. Отдельно находится храм богов-покровителей (гонкханг). В нем хранятся ритуальные принадлежности, маски, оружие.

На более высоком уровне, как правило, располагаются апартаменты настоятеля монастыря и верховных лам (зимчунг). Ниже по горе, на первый взгляд хаотически, разбросаны кельи монахов. Безусловно, из-за сложностей рельефа эта общая структура может нарушаться, и у каждого монастыря есть свои особенности.

Чтобы подобраться к монастырю, нам пришлось свернуть с дороги, идущей вдоль реки Спити, и ехать по серпантину наверх, через поселок, мимо нового небольшого монастыря. Сам поселок Данкар некогда был столицей Спити, а подземная часть форта Данкар, от которого остались лишь руины, использовалась как тюрьма. «Оказалось, что эта столица — всего десять домишек, прилепившихся на высокой скале. Дома, правда, чистые, порядочно выстроенные из камня со множеством маленьких окон», — писала Верещагина более ста лет тому назад. С той поры мало что изменилось. Сам монастырь, построенный в конце XVI века в честь победы князей Спити над ладакхцами, Верещагину не впечатлил. Зато меня очень.

Это один из самых красивых монастырей Спити и Ладакха. А какой с его крыши открывается вид на долину! Прямо под ногами, в нескольких сотнях метров, сверкающие серебром реки Пин и Спити, а над головой трепещущие на ветру флажки — лунгта.

Флажки вывешиваются гирляндами и чередуются по цвету: белые, желтые, красные, зеленые, голубые. (Почему пять цветов и что они символизируют, можно легко догадаться, вспомнив мой рассказ о ступах: это и пять элементов, и пять Будд, и в цветовой форме исполненная мантра «Ом мани падме хум»).

Это самая известная мантра в буддизме. Дословно она переводится с санскрита как «О! Драгоценность [в цветке] лотоса!». Как поясняет Его Святейшество Далай-лама XIV, «мантра — олицетворение чистоты тела, речи и ума Будды. Второе слово (мани — „драгоценность“) соотносится с бодхичитта — стремлением к Пробуждению, состраданием и любовью. Третье слово (падме —„цветок лотоса“) соотносится с мудростью. Четвертое слово (хум) олицетворяет неделимость практики (метода) и мудрости».

На флажках помимо мантр могут быть нарисованы мандалы, изображения Будд и Бодхисатгв, а также Коня Ветра, несущего на спине драгоценность, символ буддийского учения — камень Чинтамани. Ветер, развевающий флажки, оживляет слова, написанные на них, а это вносит гармонию в мир.

Колючие волосы солнца

лезут в мои глаза,

тонкие пальцы луны

ласкают мою кожу,

я пытаюсь быть здесь и сейчас

в потоке всегда и везде,

никого я еще не спас,

приближаясь по бурной воде

к мельнице, чьи жернова

даже время в пыль разотрут,

но трепещут мои слова,

словно флажки на ветру.

Мы много времени провели на крыше, любуясь пейзажем в свете уже идущего к закату солнца, а затем в сопровождении полного улыбающегося монаха с модной небольшой бородкой посетили монастырский музей, стены которого были увешаны предметами утвари прошлых веков, принадлежавших местным жителям, а также новыми изделиями в традиционном стиле, которые можно купить. Было также много стендов с описанием природы края и его традиций, но мои спутники не позволили мне изучить повнимательнее эти стенды, справедливо заявив, что картинки я и дома в книжках посмотрю.

Монах рассказал нам, что монастырь постепенно разрушается: дождей стало больше, образуются протечки, которые портят старинные фрески. Зимой, как выяснилось, в монастыре почти никого нет, и цифра 150 монахов, указанная в одном из путеводителей, сильно преувеличена.

На обратном пути нам стало везти: около въезда в Казу Тоня и Носов нашли батарейки, водитель купил солярку, а возле отеля нас ждал джип, который привез починенное колесо. Но на это раз света не было уже во всем городке. Мы пошли на ужин в полной темноте, освещая дорогу налобными фонариками, и ужинали при свечах.

Когда вернулись в отель, неожиданно включились все лампы. Почему-то это произвело впечатление на собак, они начали лаять и не могли остановиться, поэтому мы засыпали под собачье многоголосье.

Утром перед отправлением из Казы посетили местный монастырь школы Сакья, открытый ровно год назад. Собаки уже не лаяли, пели птицы, и к их голосу примешивался звон колокольчиков и скрип молельных барабанов, закрученных проходящим мимо стены мани жителем поселка. Естественная музыка и никаких раздражающих слух звуков.

Загрузка...