На соискание счастья

Глава XLI

Когда он вышел, Таша уходила под руку с Антонио, по-английски, не прощаясь. Ее бедра соблазнительно покачивались, ее духи перевернули его мозг, ее родинка сводила с ума. Какого черта происходит? Как смеет этот новоявленный родственник уводить отсюда эту девушку, которая… которую…

— Дорогой, идем танцевать, — Тамара потянула Кирилла за руку и заглянула в его глаза. — Котик! Я хочу на концерт… Юля сказала, что в Москву приезжает… Пойдем?

Кирилл переступал ногами, словно танцуя. Тамарины глаза были искусно подкрашены. Губы тоже. Вся она была такая искусно искусственная.

«Я не котик. Я осел. Приятно познакомиться». Кирилла почти тошнило от всей этой компании неестественных людей. Все натянуто, пресно, никакой радости. Как быть? Как дошло до помолвки? Загипнотизировала она его, что ли? Как получилось, что он согласился? Ему ужасно хотелось вернуть Тамару. Еще год назад он мечтал об этом. Задетое самолюбие саднило, как заноза, после того как она бросила его, предпочтя ему более богатого, гораздо более богатого мужчину. Но ведь любви давно нет. Любовь прошла, а желание доказать «я лучше» осталось. Как говорится, получите и распишитесь. Вот именно. Получить… Он ее обратно получил. А теперь и расписаться придется. Да не просто так. Тамаре нужна свадьба, настоящая. Она, как всегда, забыла поинтересоваться, что надо Кириллу. А ты сам-то у себя давно интересовался, что тебе нужно, кроме хороших заказов на проведение кровельных работ желательно в самых престижных районах? И кто? Таша стояла перед глазами, вся такая вкусная, манящая. Что там она написала? Кирилл вспомнил про письмо и кинулся в кабинет. Именно этим он и хотел заняться весь вечер, но ждал, пока компания разойдется. Письма в ящике не было.

— Юля!

Это был рев. До Кирилла вдруг дошло, что Таша, если сказала, что оставляла ему письма, значит, она их оставляла. Если она говорит, что были причины уехать, значит, они были. Нет, все-таки жутчайший осел. Только сейчас стало понятно, что Таша — не тот человек, который станет врать. И зачем? А Юле зачем? А зачем ей всю жизнь это было нужно? Сейчас пытается перевести все деньги со счетов на фирму, открытую на свое имя. Переманивает заказчиков. Кирилл уже принял меры. Только еще не объявил Юле и Толику о том, что ему все известно. Куда он, кстати, пропал? Что-то давно его не видно. На Юлю, как это ни тяжело, Кирилл махнул рукой. А Толика жалко. Вот уж кто пострадал от любви. И продолжает страдать. В отношении сестры Кирилл испробовал все — и разговоры по душам, и консультации психологов. Были прочитаны сотни книг. Душа болела то из страха за нее, то из жалости к любимой младшей сестре. Теперь уже прошло. Давно. Остались сожаление и понимание, что это какой-то душевный сбой, который не поддается лечению. Как будто в Юле есть червоточина, которую она сама не замечает. Она просто патологически не умеет и не желает любить других. Сопереживать им, замечать их чувства. В кого уродился такой экземпляр, непонятно. В семье не без урода. Видимо, оно и есть.

— Юля!

Она явилась в пижаме с нарисованными котятами. Такая трогательная и беззащитная… Хорошо подготовилась.

— Верни письмо.

— Какое письмо?

— Мне не хочется препираться. Если ты сейчас же не положишь на стол письмо, которое ты стянула из кабинета, я закрою тебя в кладовке и распотрошу все твои вещи. По очереди. Из вещей у тебя останется только то, что сейчас на тебе.

По голосу брата Юля поняла, что пощады не будет. И уловки типа «я его выбросила» не помогут.

Она пошла в свою комнату и принесла конверт. Идиотка, надо было сразу изорвать и выбросить, ладно, еще не вечер. Выкручусь как-нибудь.

— Где остальные письма?

— Я не знаю ни про…

— Письма где?

— Я их выбросила.

— Уйди.

И Юля, повесив голову, потащилась в свою спальню. Только игрушечного мишки не хватает, которого надо тащить за ногу по полу, чтоб жалостливее было. Публика утирает слезы.

И за что такое наказание?