На суше и на море

ГЛАВА II

— Я принес хорошие вести, Вильгельмина, — весело вскричал капитан, входя в комнату, где его жена обыкновенно проводила большую часть дня за шитьем и вязанием. — Вот письмо от моего старого сотоварища. Роберта принимают на службу в королевский полк, так что на следующей же неделе он оставляет свой пансион.

Довольная улыбка появилась на липе госпожи Вилугби, но она быстро исчезла, и слезы одна за другой закапали из ее глаз. Хотя ей и приятно было, что сын уже стал самостоятельным, но, с другой стороны, страх за его будущее сжимал ее сердце. Ведь сколько опасностей несет с собой всякая служба!

— Я рада, Вилугби, что заветное желание твое исполняется; знаю, что и Роберт будет в восторге; но если начнется война… А он еще так молод, так неопытен!

— Я был моложе его, когда участвовал в битве, а теперь мир, и войны ждать неоткуда. Он успеет отрастить себе бороду, прежде чем ему удастся понюхать пороху. Но ты забываешь, Вильгельмина, что с нами остаются еще наши милые дочурки; их присутствие разве не делает нас счастливыми?

В эту минуту в комнату вошли Белла и Мод Вилугби. Младшая, приемная дочь носила также фамилию Вилугби. Они пришли навестить своих родителей, что делалось аккуратно каждый день, — так учила их начальница пансиона. Одиннадцатилетняя Белла была старше своей сестры только на полтора года. Своим спокойным ясным взглядом и миловидным, с розовыми щечками, личиком она производила приятное впечатление. Таким же здоровьем дышало и личико Мод, но оно было нежнее, взгляд живее, а кроткая улыбка делала ее лицо похожим на ангельское. Они говорили по-английски чисто, с прекрасным произношением, не употребляя диалектизмов; об этом старалась их начальница пансиона, чистокровная англичанка, получившая прекрасное образование в Лондоне; отец также всегда говорил по-английски, и их матери этот язык был не совсем чужой.

— Вот, Мод, — сказал капитан, целуя свою любимицу, — я сегодня имею сказать тебе и Белле славную новость.

— Вы не поедете с мамой летом на этот противный бобровый пруд? — радуясь заранее, воскликнула Мод.

— Мне приятно, что тебе так не хочется разлучаться с нами. Но это было бы неблагоразумно. Нет, ты не угадала.

— А ты, Белла, — прервала мать, очень любившая Мод, но с большим уважением относившаяся к старшей за ее благоразумный, солидный ум, — что ты скажешь?

— Это что-нибудь относительно брата, я вижу это по вашим глазам, мама, — сказала Белла, все время внимательно наблюдавшая за матерью.

— Ну, да, да, — закричала Мод, прыгая по комнате и бросаясь на шею отцу. — Роберт получил назначение. Конечно. Милый Роберт, как он будет рад! Ах, как я счастлива!

— Это правда, мама? — серьезно, с беспокойством спросила Белла.

— Да, правда. Но тебя это, кажется, печалит, моя милая?

— Я не хотела бы, чтобы Роберт был военным. Теперь ведь он не будет жить с нами, мы редко будем видеть его, а если будет война, ведь все может случиться.

Белла сказала именно то, что так тревожило и ее мать. Тогда как Мод и отец были в восторге от назначения Роберта и рисовали себе только хорошие стороны жизни офицера. Приятно было также капитану и то, что его единственный сын пошел по той же дороге, как и он, и — почем знать? — может быть, сыну удастся добиться тех чинов, о которых не смел мечтать для себя отец. Все это ясно выражалось на его лице, и чтобы не выдавать свою чрезмерную радость перед женой и дочерью, он, приласкав Мод, ушел из дома.

Через неделю снег сошел весь, и капитан с женой уехали из Альбани в «хижину на холме». Трогательно и грустно было прощание с дочерьми. Ведь сто миль отделит их друг от друга; пятьдесят из них шли пустыней, а остальные — густым лесом или реками, полными опасностей. Много советов оставила госпожа Вилугби начальнице пансиона относительно своих дочерей и просила немедленно отослать их к ней, если случится что-нибудь серьезное.

Первая половина дороги, сделанная в санях, не слишком утомила наших путешественников; они остановились в голландской хижине на берегу Мохока, где капитан всегда останавливался во время своих поездок.

Здесь была уже приготовлена лошадь для мистрис Вилугби, на которой она и поехала; капитан вел лошадь под уздцы; так они добрались до озера Отсего. Хотя этот переход занимал всего двенадцать миль, но на него потребовалось целых два дня, и ночь путешественники провели в простой хижине, ни разу не встретив на своем пути не одного обитаемого жилища.

К 1765 году по берегам озера Отсего не было ни одного заселенного уголка; несмотря на то что это место было известно и часто посещаемо охотниками, здесь не было заметно следов их пребывания. Все было пусто и глухо. Мистрис Вилугби очень понравились эти места, и, прогуливаясь по берегу под руку с мужем, она говорила, что нигде не видала такой красивой и пустынной местности, как эта.

— Есть что-то кроткое и ободряющее, — начала она, — в этом южном ветре, и мне кажется, что там, куда мы едем, должен быть здоровый климат.

— Это верно, моя милая, и если ветер не прекратится, то озеро очистится ото льда сегодня же. В апреле здесь все озера вскрываются.

Капитан не знал еще, что на две мили южнее озеро уже вскрылось и ветер стал еще теплее.

Ирландец О’Тирн, которого капитан взял к себе на службу, подошел к нему с вопросом:

— Господин едет на юг, в ту сторону озера, то есть льда. Здесь всем хватит места, да вдобавок здесь чертовски много птиц; особенно по вечерам их налетает несчетное количество.

Все это было проговорено так быстро и таким ломаным английским языком, что мистрис Вилугби ничего не поняла, но муж ее, которому часто приходилось разговаривать с ирландским простонародьем, догадался, о чем идет речь.

— Ты говоришь про голубей, Мик? Это правда, и наши охотники, я думаю, принесут их вдоволь на обед. Это верный признак, что зима кончается. Откуда ты пришел, Мик?

— Из графства Лейтрим, — ответил ирландец, беря под козырек.

— О, это вне всякого сомнения, — засмеялся капитан, — но сейчас-то ты откуда?

— Оттуда, где очень много голубей. О, это чудный уголок, и нам хватит там места на всех. Их там так много, что я думаю, если мы не станем есть их, то они сами нас поедят.

— Ирландец поражен таким изобилием голубей, — объяснил капитан жене.

— Такая масса голубей! Да ею можно заменить и картофель, и мясо. Неужели и возле хижины их столько же?

— Да, столько же, и особенно много прилетает их осенью и весной; но у нас там и кроме голубей найдется много дичи.

— Неужели столько же? Пожалуй, насытишься, только глядя на нее. Я готов дать свой палец на отсечение, чтобы дети моей бедной сестры могли тоже иметь долю в этом изобилии!

Капитан с улыбкой слушал наивного ирландца, но разговор должен был кончиться, так как нужно было сделать кое-какие приготовления для дальнейшего путешествия. Охотник, поднимавшийся на гору, принес известие, что река мили на три или четыре уже свободна ото льда. Ветер свежел, и к закату солнца свободная ото льда поверхность озера уже блестела, как зеркало.

На следующий день рано утром наши путешественники отчалили. Ветра совсем не было, и рабочие гребли веслами. Перед отъездом тщательно позаботились об оставляемой хижине, забили двери и окна. Подобные стоянки в таких путешествиях играют ту же роль, что в Альпах горные монастыри.

Переезд по Отсего был самой приятной и спокойной частью пути. Погода стояла прекрасная, гребцы работали отлично. Впрочем, дело не обошлось без маленького приключения. В партии рабочих был некто Джоэль Стрид, американец из Коннектикута. Желая снискать расположение хозяина, он встретил сильного соперника в лице ирландца, к которому капитан относился очень добродушно, улыбался его ответам, разговаривал с ним и тому подобное. Ничего похожего не выпадало на долю Джоэля Стрида, и этот последний употреблял в ход все средства, чтобы унизить своего конкурента в глазах Вилугби.

Джоэль Стрид отобрал себе лучшие весла, сел грести в лодку, в которой ехали капитан с женой, а Мику поручил везти вещи, дав в его распоряжение небольшую шлюпку и два разных весла. Последний не умел грести, но, желая доказать свое усердие и не подозревая проделки товарища, обещал отправиться в путь сразу же вслед за ними.

Он должен был плыть последним, так как все остальные лодки вышли за полчаса до отъезда Вилугби, а его Джоэль оставил как бы для того, чтобы помочь заколотить хижину. Наконец все было готово, и, садясь на свое место, он крикнул ирландцу:

— Поезжай за нами, да смотри не отставай, — и быстро пустил свою шлюпку.

Несколько минут простоял Мик, пораженный искусством товарища, так скоро и ловко гнавшего лодку. Он был один, остальные лодки ушли уже мили на две или на три вперед, да и расстояние между ним и Джоэлем быстро увеличивалось, что мешало ему видеть насмешливую улыбку на лице товарища.

С добрым намерением не отставать от хозяина Мик взял весла и начал грести, но в правой руке у него оказалось весло более длинное, чем в левой. Это обстоятельство, да в придачу непривычка работать веслами, сделало то, что лодка его от ударов весел только вертелась вокруг, и десять минут спустя он все еще был на том же месте.

— Черт побери того, кто тебя придумал, чего ты не плывешь вслед за другими, проклятая? — разразился бранью выведенный из себя ирландец.

Тут ему пришло в голову, что, может быть, забыли что-нибудь в хижине, и лодка вернулась опять к берегу. Он обшарил все углы, но поиски его были тщетны, в хижине ничего не было забыто.

— Черт возьми, ничего не оставлено! — Он осмотрел внимательно всю лодку, но не нашел в ней никакого изъяна. Она была, как и все другие, ничуть не хуже.

Семь раз еще он пробовал плыть, но лодка, сделав оборот, причаливала опять к берегу. Таким образом его все дальше относило на запад, пока выдававшийся мыс не остановил лодку. Бедняга Мик совсем выбился из сил, он весь был покрыт потом. Ему не оставалось ничего, как только идти вдоль берега и тащить лодку за собой, что он и сделал. Сидя лицом к Мику, Джоэль прекрасно видел все его неудачи, но ни одним жестом не дал Вилугби знать о мучениях ирландца.

Между тем передние лодки беспрепятственно проехали все озеро и причалили в том месте, где Сусквеганна быстрым течением выливается из озера, осененная наклонившимися ветками деревьев, стоявших в то время еще без листвы.

Тут капитан стал беспокоиться, не видя до сих пор лодки Мика. Посоветовавшись, послали за ним в лодке двух негров, отца и сына — Плиния старшего и Плиния младшего, как звали их; остальные тем временем занялись устройством стоянки для мистрис Вилугби. Теперь на этом месте возвышается хорошенький городок Куперстаун, построенный двадцать лет спустя после того времени, к которому относится наш рассказ.

Ночь наступила прежде, чем два Плиния притащили на буксире лодку Мика. Ирландец целое лье протащил свою лодку вдоль берега, прежде чем встретил негров. И хотя тогда и не было еще той сильной антипатии, которая существует между неграми и ирландцами теперь, пятьдесят лет спустя, Мику все же вдоволь пришлось наслушаться от них злых насмешек.

— Отчего тащишь свою лодку, как бык, а не едешь в ней, как все другие? — закричал Плиний-младший.

— Ну, вы тоже не лучше других. Попробуйте-ка, черные дьяволы, заставить ее двигаться туда, куда следует.

На следующее утро капитан отправил Мика с неграми вперед по Сусквеганне, чтобы расчистить проезд, так как, по словам охотника, одно место загромождено было плавающими деревьями. Два часа спустя за ними поехали и остальные; скоро путники подъехали к месту работ и увидели, что дела еще много, так как вместо того, чтобы начать разбирать образовавшуюся плотину снизу и сплавлять бревна по течению, они таскали деревья на берег и нагромождали их одно на другое.

Причалив к берегу, путешественники вышли из лодок.

— А ведь не так они взялись за дело! — сказал капитан.

— Даже очень не так, — подхватил Джоэль, довольный тем, что и здесь ирландец сплоховал. — Всякому понятно, я думаю, что работу надо начать снизу.

— Джоэль, распоряжайся ты работами! — ответил капитан.

Этого только и ждал Джоэль Стрид. Он любил заниматься тем делом, где был первым. Презрительно побранив негров, что относилось также и к Мику, он ловко и умно повел все дело. Вытаскивая снизу плотины, а потом спуская по течению по одному или по два дерева, он довольно быстро освободил путь. Два дня спустя путешественники подъезжали уже к своей «хижине на холме».