На трибуне и дома

Меня к начальству вызвали весной.

— Два месяца ты будешь, — мне сказали,—

Уполномоченным на посевной.

Я возразил:

— Но справлюсь я едва ли!

— Справляются же люди! — мне сказали.

Скорей в Мары!

Затем в Векил-базар!

Молниеносно путь закончен длинный.

— Привет, уполномоченный! — сказал

Мне секретарь,

Садясь со мной в машину.

В Векил-базаре путь закончен длинный.

Пять дней мне демонстрировал район

Товарищ, отложив дела другие.

Потом второй ко мне был прикреплен.

Я удивлялся,

Видя все впервые,

Но сам молчал:

Пусть говорят другие.

Я ждал, что обратится бригадир

Иль председатель подойдет с вопросом.

Но из машины сам не выходил.

Протягивал:

— Курите папиросы…

Но, мол, не задавайте мне вопросы.

И, к счастью, непосредственно меня

Вопросы о посевах, удобреньях

Ни разу не коснулись.

И, храня

Ответственное собственное мненье.

Молчал я о посевах, удобреньях.

В Векил-базаре неплохой народ.

Везде меня с почетом принимали

И, посевную двигая вперед,

Как будто бы меня не замечали.

Прекраснейший народ в Векил-базаре!

Что сроки сжаты,

Что не ждет весна.

Они отлично понимали сами.

Где грядка послабей,

А где сильна,

Возделана упорно их руками,

И без меня все разбирались сами.

Так завершился по району сев.

Теперь настало время для отчета.

И, возвратившись,

В кабинет свой сев,

Стал ожидать звонка я от кого-то,

Кто от меня потребует отчета.

Но много новых дел нашлось, друзья,

До осени забыли мы про хлопок…

Таких уполномоченных, как я.

Что сельских и не видывали тропок,

Поменьше надо посылать на хлопок.

Они и с бригадиром плов съедят

И выпьют с председателем кок-чаю,

Но пользы делу от таких ребят

Я, честно говоря, не обещаю.

Для них и в Ашхабаде хватит чаю.