На всемирном поприще. Петербург – Париж – Милан

Лев Мечников как писатель

Если Илья Ильич Мечников целеустремленно развивал свой могучий талант ученого-биолога и стал всемирно известным Нобелевским лауреатом, то его старший брат Лев имел столь много разнообразных талантов, что в итоге его имя чуть было не затерялось в складках истории и лишь теперь, спустя полтора века, достойно открывается потомкам.

Чем только Лев Ильич Мечников (1838–1888) ни занимался в своей недолгой жизни, всегда добиваясь значительных результатов. Он был лингвистом, художником, этнографом, революционером, публицистом, переводчиком, фотографом, социологом, географом, литературоведом. Он воевал офицером в армии Гарибальди, плел анархические заговоры под эгидой Бакунина, продвигал социалистический Интернационал в разных уголках мира, работал секретарем у великого французского географа Ж.-Э. Реклю. Уже после кончины Мечникова вышел основной его труд, «Цивилизация и великие исторические реки», принесший ему в наше время славу «отца русской геополитики».

Автору этих строк уже не раз доводилось писать о Л. И. Мечникове, но все-таки кратко напомним основные вехи его биографии. Он родился в 1838 г. в Санкт-Петербурге, в семье дворянина Ильи Ивановича Мечникова и его супруги Эмилии Львовны. Юношу отдали учиться в императорское Училище правоведения, но его Мечникову пришлось оставить вследствие болезни.

Затем Лев учился на медицинском факультете Харьковского университета, на факультете восточных языков С.-Петербургского университета (на арабско-персидско-турецко-татарском отделении) и, вольнослушателем, в Императорской Академии художеств.

В 1858 г., в 20 лет, благодаря знаниям восточных языков, его включают в миссию генерала Б. П. Мансурова, направленную на Ближний Восток с целью улучшения быта паломников в Иерусалиме и подготовки всего необходимого к приезду в Палестину великого князя Константина Николаевича. Однако юноша вскоре был вынужден покинуть эту службу. Он поступает в другое учреждение, действовавшее заграницей, – Русское общество пароходства и торговли. Проплавав некоторое время в качестве переводчика на Дунае и северном Причерноморье, он покидает и эту организацию и прибывает в Венецию, так как решает стать профессиональным художником. Именно в тот период, в 1860 г., начинается знаменитый гарибальдийский поход на итальянский Юг. Пылкий юноша загорается идеями Гарибальди – освобождение нации от иностранного ига и ее объединение – и уходит добровольцем в т. н. Армию Тысячи, которая высадилась на Сицилии, затем взяла Неаполь и всю южную часть Апеннин, сокрушив неаполитанское королевство Бурбонов. Мечников, правда, не попал в состав той самой знаменитой Тысячи, которая, уплыв из Генуи, уже высадилась на Сицилии, но почти сразу после этой успешной высадки он – на острове, где получает красную рубашку и офицерский чин (благодаря языковым способностям), участвуя в дальнейшем походе и даже получив ранение под Неаполем, близ Капуи. В этой самой крупной битве гарибальдийцев с бурбонским войском Мечников организовал особую цепочку обороны и был замечен Гарибальди.

Русский гарибальдиец остался в Италии, потому что подпадает под возможное наказание на родине: подданным Российской Империи не дозволялось воевать в «чужих» армиях, тем более в таких, как Армия Тысячи. Молодой человек решает жить на Апеннинах, посвятив себя делу объединения страны (на республиканских принципах). Обосновавшись в Тоскане (в Сиене), он выпускает политическую газету на итальянском языке – «Flagello» («Бич»).

Он сближается с флорентийским кругом художника Николая Ге, много узнаёт о жизни русских художников за границей. Там же, во Флоренции, он знакомится с очаровательной и интеллигентной русской дамой – Ольгой Ростиславовной Скарятиной, урожденной Столбовской, женой богатого сибирского золотопромышленника и журналиста В.Д. Скарятина. Хромой Мечников, невзрачный на вид, без средств к существованию, тем не менее серьезно увлекает ее и они объединяют свои судьбы. Эту историю он изложил, перенеся сюжет из Флоренции в Петербург, в своем первом художественном произведении, повести «Смелый шаг» (1863), которую мы впервые переиздаем.

Вскоре Мечникова вынуждают покинуть Итальянское королевство из-за его республиканской позиции. Он уезжает с Ольгой и ее дочерью в Швейцарию, куда стекались разного рода политэмигранты: здесь продолжается его карьера как революционера и публициста.

Ради заработка он отправляется на два года в Японию, в Токийскую школу иностранных языков. Эта «командировка» 1874–1876 гг. обозначила новый этап его жизни: в 1870-х гг. он становится известным ориенталистом, географом, этнографом, лингвистом. В 1881 г. в Женеве выходит этапная для науки монография Мечникова «L'Empire Japonais» («Японская империя», на русский не переведена), сделавшая его имя известным в Европе. В дальнейшем он работает секретарем издания Ж.-Э. Реклю «Nouvelle Geographie Universelle» (19 томов в 10-ти книгах), читает лекции в Лозанне, Женеве, преподает в Невшательской Академии наук, путешествует и пишет много работ в разных отраслях знания: естественнонаучных, социологических, исторических, географических, литературоведческих, публицистических и др.

В 1882 г. Л. И. Мечников издает свою вторую повесть, «На всемирном поприще», в которой рассказывает о русской среде в Париже, о художниках-соотечественниках, о появлении там «свечей Яблочкова» и о его скрытом финансовом механизме.

Последние годы он посвящает работе над трактатом «Цивилизация и великие исторические реки», формируя оригинальную идею развития общества от несвободы и деспотии к свободным союзам, показывает связь цивилизации и географической среды.

Лев Ильич Мечников скончался в 1888 г. в швейцарском городе Кларане.

Из разных стран, где ему довелось побывать и жить, его любимой страной стала Италия. Тут он пролил свою кровь, сражаясь под гарибальдийскими знаменами, и вел политическую борьбу за преобразование страны, тут он встретил женщину своей жизни. Мечникова, даже и после изгнания, продолжали волновать итальянская история, культура, быт, обычаи, характеры, «физиономии» городов и весей: он много, проникновенно и талантливо писал об Италии для русской читающей публики.

И в самой Италии эта его страсть недавно была воспринята – в первую очередь, тосканским историком-славистом Ренато Ризалити (1935–2020), который последние годы своей жизни посвятил пропаганде наследия Мечникова: Ризалити перевел на итальянский язык его главные произведения и стал участником издания его русской трилогии-триколора[1].

Конечно, Мечников блестяще писал не только об Италии. Его, к примеру, глубоко интересовала великая французская литература, и Р. Ризалити, вместе со мною, издал сборник таких его статьей[2]. Эта книга стала последней для тосканского историка-слависта: он не успел подготовить к печати следующий задуманный им том – «Мечников об Испании». Среди дальнейшего предполагался сборник «Мечников об Англии» и многое другое…

Но Лев Мечников был еще и писателем. Его литературные дарования были очевидны уже и в самом первом его произведении «Записки гарибальдийца», опубликованном под инициалом М в трех выпусках – октябрь, ноябрь, декабрь 1861 г. – 35-го тома «Русского вестника», издаваемого М. Н. Катковым. Талантливо изложив свой опыт в военном походе и быстро опубликовав текст, 22-летний автор, вне сомнения, мечтал продолжить труды на литературное стезе, вновь черпая вдохновение из собственных жизненных перипетий.

Таковыми стали его отношения с Ольгой Ростиславовной Скарятиной. Как уже упоминалось, он встретил эту даму во Флоренции, после окончания гарибальдийского похода. Ольга Скарятина (1834–?) в тот момент была замужем за Владимиром Дмитриевичем Скарятиным (1825–1900), бывшим морским офицером, сибирским золотопромышленником, в 1860-е гг. ставшим деятельным публицистом: он писал из Италии корреспонденции в «Русский вестник» с позиций умеренного либерализма и парламентаризма английского типа, сдержанно относясь к «горячим головам» гарибальдийцев. Тем не менее, скорей всего, именно он порекомендовал юного литератора-революционера и его «Записки…» консервативному «Русскому вестнику»…

А тем временем между Мечниковым и Скарятиной зарождается глубокое чувство…

Из ее переписки с Герценом возникает образ мятущейся замужней женщины: она, в действительности, пыталась даже покончить жизнь самоубийством, о чем сообщала знаменитому изгнаннику[3]. Как говорится в одном современном очерке, «события разворачиваются с головокружительной быстротой: Ольга бросает своего безупречного мужа, его миллионы, сделанные на золотых приисках Енисейска, названных им “русской Калифорнией”, и уходит к нервному, бедствующему, хромому вследствие болезни, перенесенной в детстве, а теперь еще и ранения, поручику-гарибальдийцу. Скандал разразился невероятный. Оскорбленный Владимир Скарятин покидает Италию, оставив там бывшую жену и пятилетнюю дочь»[4].

Этот «невероятный скандал» и предоставил канву для первой художественной повести Мечникова «Смелый шаг», опубликованной в 1863 г., в № 11 журнала «Современник». В качестве автора значился «Леон Бранди», что являлось итальянизированной калькой с его реального имени: «brando» = меч. Однако несмотря на такой псевдоним и на то обстоятельство, что любовный треугольник сложился на итальянской территории, действие теперь происходило в российской столице. Главная героиня повести – «хорошенькая», с «большими глазами и длинными шелковистыми ресницами» Лизавета Григорьевна Стретнева, списанная со Скарятиной. С ее мужа, естественно, списан Стретнев (Николай Сергеевич), в то время как третьим участником коллизии выведен 20-летний студент, Богдан Спотаренко (дань украинским корням автора), мечтавший стать художником и уехать учиться этому делу в Италию – как когда-то и автор, прибывший в Венецию именно ради живописи (но увлекшийся гарибальдийским движением).

Содержание повести в своем цензорском отзыве кратко передал И. А. Гончаров, тогда член Совета по печати: «Молодая женщина, жена умного, честного и благородного человека, сначала любила, или думала, что любит мужа, потом на его глазах и с его согласия, стала сближаться с кругом молодых людей; увлеклась студентом и после некоторой борьбы ушла к нему. И осталась у него жить. Муж с презрением махнул на нее рукой. Тут всё содержание»[5]. Рецензент недоумевал: «Тем повесть “Смелый шаг” и кончается, – пишет И. А. Гончаров. – Я даже сомневаюсь, конец ли тут: надо бы было осведомиться в редакции “Современника” нет ли в виду второй части, прежде, нежели допускать повесть в печать»[6].

Однако второй части не предполагалось. «Леон Бранди» о «смелом шаге», сделанном «женой умного, честного и благородного человека», высказал всё, что намеревался, и более к этой теме не возвращался[7].

Следующее литературное произведение Мечникова вышло спустя двадцать лет, в двух номерах журнала «Дело» за 1882 г. (№№ 2–3). Теперь местом действия стал Париж.

Лев Ильич прекрасно говорил и писал по-французски, часто бывал во французской столице, как всегда, живо интересуясь великой галльской цивилизацией. Одним из свидетельств этого интереса стал подготовленными нами, вместе с Ренато Ризалити, уже упомянутый сборник «Очерки французской литературы от Просвещения до натурализма» (М., 2020).

Париж того времени являлся признанным законодателем не только художественных и литературных вкусов, но и главнейшим, наряду с Лондоном, центром науки и промышленности. Здесь же ковались идеологии и политические учения. Город можно было считать не только французской, но и общеевропейской столицей.

Вероятно, творческая натура Мечникова долго копила наблюдения за кипучей парижской жизнью, выразив их, наконец, в большой повести (автор назвал ее очерком) «На мировом поприще».

И тут не обошлось без автобиографических мотивов: в образе Степана Васильевича Калачева писатель вывел своего близкого друга, художника Ивана Петровича Прянишникова (1841–1909). Они подружились в Италии, в рядах гарибальдийского движения. Во Флоренции, по окончании эпопеи «Тысячи», они, по свидетельствам современников, часто появлялись неразлучной парой на разных встречах и собраниях. Известно, что из Италии Прянишников ездил на Балканы для участия в 1862 г. в антитурецкой борьбе черногорцев, которую поддерживал Гарибальди. После этого пути двух друзей разошлись: Мечников навсегда остался в Европе, а Прянишников вернулся было в Россию, но затем уехал в США[8]. Отправленный позднее корреспондентом в Париж, он там и остался, затем обосновавшись в Провансе, где прожил до конца жизни. Последняя его встреча с Мечниковым состоялась в 1881 г. в Париже, что и послужило, очевидно, импульсом к повести «На всемирном поприще». Однако главное ее содержание – история производства в Париже «фонарей Чебоксарского», под которой подразумевались знаменитые «свечи Яблочкова». Скорей всего, Мечников присутствовал на первой Международной электротехнической выставке в Париже в 1881 г., где было окончательно признано изобретение Н. П. Яблочкова, однако его «раскручивание», говоря по-современному, началось раньше. Еще с конца 1870-х гг. французская печать пестрела заголовками: «Свет приходит к нам с Севера – из России»; «Северный свет, русский свет – чудо нашего времени»; «Россия – родина электричества» и т. д. Французская буржуазия, естественно, намеревалась пожать плоды такого успеха. В повествовании о закулисных махинациях вокруг «фонарей Чебоксарского» Мечников дал волю иронии и сарказму, – качествам, которые он обычно сдерживал в своих текстах.

И, наконец, третья книга, включенная нами в предлагаемый читателю сборник – «Гарибальдийцы». Вокруг нее долго ходили разного рода предположения: историки и литературоведы склонялись к тому, что это авторский текст Льва Мечникова, взявшего в очередной раз псевдоним, на сей раз – Виторио Отолини. Готовя настоящий сборник к публикации, автор этих строк скрупулезно изучил итальянский роман, написанный забытым романистом Витторе Оттолини. Результаты этого исследования изложены в специальном предисловии ко вновь публикуемому нами роману. Если же изложить их вкратце, то Мечников в первой половине книги действовал как переводчик, во второй – как автор. Случай в истории литературы уникальный.

Благодарим географа Владимира Ивановича Евдокимова (Москва), помогавшего ценными советами; журналиста Алену Ослину (Палермо), уточнившую ряд сицилийских реалий; редактора-итальяниста Евгению Анатольевну Подрезову (Челябинск), внимательно прочитавшую рукопись.