Медный звук сигнальной трубы взвился ввысь и, снижаясь, поплыл над окутанными дымкой сопками.
— Приступить к занятиям! — покатилось от землянки к землянке.
Все моментально ожило. Послышались отрывистые команды. На линейку отовсюду выбегали солдаты и сливались в дружные, точно спаянные, шеренги.
Минометный взвод старшего лейтенанта Кучмасова построился одним из первых. Командир взвода — подвижный, молодцеватого вида офицер, затянутый в ремни походного снаряжения, вдохнул полной грудью прохладный утренний воздух, окинул уверенным взглядом расчеты. Все были на месте. Подошел старший командир и поставил перед взводом нелегкую задачу. В районе высоты Веселой появился «противник». Перед стрелковым подразделением поставлена задача уничтожить его. Минометчики должны поддержать стрелков.
Не теряя ни минуты, взвод двинулся в заданном направлении. Путь лежал по широкой пади. Потом начались мелкие кустарники, холмы, поросшие зелеными клубками перекати-поля. В воздухе пахло отсыревшей за ночь травой. Над землей поднималось рыжее солнце. Его первые лучи уже скользнули по вершинам сопок.
Солдаты шли бодро, хотя у каждого на плечах увесистые вьюки. Быстрый, четкий и твердый шаг радовал командира взвода. «Теперь только бы выполнить задачу», — с беспокойством думал он. Это беспокойство было вызвано не слабостью или неуверенностью в своих силах, а, скорее, ответственностью, которая всегда жила в нем. Командир роты надеется на него, и приятно оправдать эти надежды — доложить, что задание выполнено, взвод действовал дружно, «как единый боевой организм». Это выражение Кучмасов услышал как-то на полевых занятиях от секретаря партбюро Бокова, когда они разговорились о командире лучшего расчета сержанте Худякове. Худяков им обоим очень нравился — задорный, напористый. Все отдаст, а приказ выполнит. Минометчик до мозга костей. Но вот о соседях сержант мало думал. Почему бы ему не помочь, скажем, второму расчету сержанта Конобеевских? Ведь силы бьют через край. Так нет же…
— Повлияйте на него, — посоветовал Боков, — ведь о войсковом товариществе надо вспоминать не только на лекциях. Сама армейская жизнь, учебные будни — прекрасный материал для воспитания этого чувства.
Хороший совет! Ему потом и следовал Кучмасов, и, может быть, поэтому его взвод называют самым дружным, самым сплоченным в части. Он — первый в учебе, первым построился сегодня на линейке. А теперь вот дружно шагает к высоте Веселой. Вьючные ремни затянуты туго, ничто не громыхает, не звякает. Шаг четкий, уверенный.
Привал сделали у ручья, густо затененного лозняком и кустами орешника. Солдаты напились прохладной воды, освежили лица, наполнили фляги. Кучмасов развернул топографическую карту. Высота Веселая была уже недалеко. Еще бросок — и взвод будет у цели. Положений осложнялось только одним обстоятельством: на пути к высоте лежало большое болото, через которое надо было переправиться. «Не задержаться бы», — подумал командир и, вглядываясь в штрихи карты, мысленно начал составлять план, как лучше преодолеть препятствие.
Проходы в болоте были очень узкие — один может задержать всех. Кучмасов решил переправляться в двух местах, расположенных неподалеку друг от друга. Слева пойдут два расчета — сержантов Худякова и Конобеевских. Остальных солдат он сам поведет правой стороной.
Вызвав сержантов, Кучмасов поставил перед ними задачу, предупредил о предстоящих трудностях.
— Пройдем! — как всегда, уверенно сказал Худяков.
— Значит, опять вместе? — спросил сержант Конобеевских, весело улыбаясь и поправляя ремень.
— Выходит, что так, — ответил Худяков.
Через несколько минут взвод снова тронулся в путь. Худяков и Конобеевских шли рядом, оба были заметно возбуждены. Глядя на них, Кучмасов вспомнил свой разговор с секретарем партбюро и тактические занятия, в которых участвовал его взвод вскоре после того разговора. Тогда тоже надо было поддерживать пехоту. Только брали они не высоту, а мостик через речушку.
Занятия проходили ранней весной. Погода стояла капризная. Падал мокрый снег, тут же превращаясь в месиво. Двигаться было очень трудно. Но, несмотря ни на что, сержант Худяков снова показал высокие командирские качества. Он действовал смело, решительно.
«Молодец! Просто молодец! — думал Кучмасов. — Жаль вот только, что его мало тревожат неудачи соседа. Как повлиять на эгоиста?»
После занятий старший лейтенант Кучмасов собрал взвод. Худяков стоял поблизости от командира и выбрасывал из карманов шинели набившийся туда водянистый снег, как бы подчеркивая этим: «Успех, брат, даром не дается. Поползай!». По его виду можно было заметить, что он надеялся на похвалу.
Кучмасов действительно отметил старание минометного расчета сержанта Худякова. Но потом вдруг заговорил о другом.
— Да, расчет Худякова работал прекрасно. — И Кучмасов бросил взгляд на сержанта. — Но, к сожалению, труд его пропал даром…
Эти слова заставили Худякова насторожиться. Он выше приподнял голову, прислушался. А Кучмасов продолжал:
— Пропал он даром по простой причине — соседи подвели. Когда сержант Худяков прекращал огонь, чтобы сменить позицию, темп стрельбы во взводе настолько ослабевал, что огневые точки «противника» быстро оживали и затрудняли продвижение нашей пехоты. А виноваты некоторые номера второго расчета. Их заряжающий Гончар до сих пор не научился плавно выгонять поперечный уровень и задерживал этим темп стрельбы. И вот вам результат — отличные действия Худякова были, по существу, смазаны. Скажу больше: в настоящем бою его расчет мог быть уничтожен вместе с пехотой. Ведь прикрытия-то настоящего не было.
Худяков чувствовал себя неловко. Как же так? Его отличный расчет мог быть уничтожен!
— Нехорошо подводить товарищей, — полушутя-полусерьезно заметил Худяков своему напарнику после разбора занятий.
Старший лейтенант Кучмасов встревожил и заставил призадуматься не только Худякова, но и весь его расчет. Вернувшись с занятий, солдаты долго толковали о соседях, обсуждали причины их промахов.
— Я, примерно, догадываюсь, почему Гончар не умеет плавно выводить уровень, — сказал беспокойный Черняшук. — Он, наверное, руку чересчур напрягает. Была и у меня такая ошибка…
— Так помочь надо, — сказал Худяков. — Или силы не хватит?
На следующий день после занятий Черняшук подошел к заряжающему второго расчета Гончару:
— Пойдем-ка к миномету…
Они долго возились у миномета. Черняшук ощупывал руку Гончара, когда тот выводил поперечный уровень. Потом брался выводить сам. Снова менялись местами, и Гончар наконец понял свою ошибку.
Командир взвода, внимательно следивший за всем, что делалось в расчетах после того разбора, высоко оценил поступок Черняшука.
— Кто не помнит прекрасный суворовский девиз: «Сам погибай, а товарища выручай». А кто не помнит подвига сталинградца Героя Советского Союза Макарова, который в трудную минуту боя поднял свой расчет на выручку товарищам? Эта прекрасная традиция живет и у нас. Ее можно увидеть и в скромном поступке солдата Черняшука. Он болеет душой за успехи товарища, тот всегда чувствует его локоть. Вот это по-фронтовому, по-гвардейски!
Многим захотелось после таких слов помочь своим друзьям. И помогали. Дружба между расчетами крепла.
Шагая сейчас к болоту рядом с сержантом Конобеевских, Худяков бросал иногда беглый взгляд на его солдат и был очень доволен тем, что они не хуже других ни по виду, ни по выучке. Месяц назад на одном из занятий они снова совместно поддерживали пехоту и справились в основном со своей задачей.
Болото подступало постепенно. Все больше и больше пахло мхом, водорослями. Зажужжали комары. Еще несколько десятков шагов — и среди кочек, кустов желтого камыша заблестели зеленоватые лужицы. Обогнув вывороченную из земли коряжину, первый и второй расчеты пошли через болото левой стороной.
— Да, асфальт неподходящий, — шутил Худяков, медленно вытаскивая то одну, то другую ногу.
Идти обычным порядком было нельзя: не выдерживала зыбучая трясина. Солдаты первого расчета шли гуськом, соблюдая порядочную дистанцию.
С первых же трудных шагов сержант Худяков оценил обстановку: нужна не только осмотрительность, но и быстрота. Главное — суметь проскользнуть, чтоб не успела тебя засосать трясина.
— А ну живей! — торопил он минометчиков.
— Без шеста не пройти, — заныл кто-то.
— Еще рывок, еще один, — не умолкал Худяков.
Через несколько минут первый расчет форсировал трясину. Облегченно вздохнув, Худяков вытер со лба пот и посмотрел на часы. В назначенное место прибыли на двадцать две минуты раньше срока. «Вот будет доволен командир подразделения! Опять скажет: „Худяков впереди“».
Но скоро удовлетворение сменилось у сержанта беспокойством: «А как же второй расчет? Без поддержки соседа отличной оценки не получишь».
Подождав минуты две-три, он твердо сказал:
— Надо помочь! Одним нам не выполнить задачи.
Худяков отыскал расчет сержанта Конобеевских на середине болота. Соседи оказались в очень невыгодном положении. Единственная узкая полоска мало-мальски твердой почвы, по которой двигался первый расчет, была теперь совершенно размыта, кое-где опустилась, заполнилась липкой, чавкающей грязью, и приходилось тащиться по зыбучей трясине.
— По шестам надо. Дело пойдет, как на лыжах — советовал Худяков.
— Давай-ка свою плиту, — сказал Гулашвили застрявшему в кочках солдату Балакиреву. — Давай, давай…
Он взвалил на спину плиту и по шесту перенес ее к белесому, высохшему кусту камыша.
Сообща дело пошло веселее. Через несколько минут самое зыбкое место осталось позади, почва стала тверже. Еще одно дружное усилие — и солдаты выбрались к ракитовым кустам, за которыми уже виднелся косогор, усыпанный белыми ромашками.
— Взвод! — послышался призывный голос Кучмасова. — Огневая позиция у сопки Бурой, направление стрельбы высота Веселая, к бою!
Минометчики работали проворно и слаженно. Метким сосредоточенным огнем они заставили замолчать огневые точки «противника» и открыли путь пехоте. Пехотинцы ринулись в атаку. Отставать от них нельзя! И когда Худяков по приказу командира устремился вперед, второй расчет заработал с небывалым проворством. Разгоряченный Конобеевских старался отдать все, что мог: силы, знания, чтобы только обеспечить успех, не остаться в долгу перед товарищем.
Спустя полчаса взвод старшего лейтенанта Кучмасова вместе с другими подразделениями занял высоту. Отсюда, с Веселой, все сопки были как на ладони. Сизая дымка постепенно рассеивалась, приобретая нежный сиреневый оттенок. Зеленая падь прояснилась, стала светлее и ярче.
Оглядев все вокруг, командир взвода собрал солдат и сделал разбор занятий. Отделения, по его оценке, отлично справились с задачей. Особо отличился Худяков. В самые ответственные минуты боя его расчет посылал свои мины именно туда, где они больше всего были нужны. Успех Худякова командир взвода объяснил тем, что его никто на этот раз не подвел, хотя командир ставил перед расчетами сложные задачи, выводил из строя номера расчета.
Худяков и Конобеевских стояли рядом, посматривая друг на друга. Теплый ветерок гнал им в лицо бодрящий запах трав. Все выше поднималось солнце, обещая жаркий, погожий день.