На заре цивилизации. Африка в древнейшем мире

Основное богатство Древнего Египта составляли миллионы искусных земледельцев-феллахов, которые уже на заре истории превратили всю долину Нила от I порога до болот Дельты в культурный ландшафт — сад пальм и фруктовых деревьев, разделенный на участки дамбами и каналами, перемежавшимися полями пшеницы, ячменя, полбы, бобовых и пр., огородными и бахчевыми культурами, посаженными между деревьями. Уже в глубокой древности каждый клочок долины Нила был тщательно возделан. Египет в течение тысячелетий оставался самой богатой, плодородной, густонаселенной и цивилизованной страной Африки. Тем не менее он был очень беден металлами, лесом, продуктами животноводства и охоты. Недостающие продукты египтяне стремились получить на периферии своей цивилизации, прежде всего в Северо-Восточной Африке: Судане, Эфиопии, Сомали, а также на Синае и в Сиро-Палестинском районе.

Около 2700–2500 гг. до н. э. Египет был объединен под властью первых династий, о которых мы мало что знаем. Возможно, первым правителем объединенного Египта был фараон Скорпион, о деяниях которого рассказывают рельефные изображения на каменных навершиях двух жезлов, или булав. На одном из них Скорпион шествует в короне Нижнего Египта, на другом он изображен в короне Верхнего Египта, с мотыгой в руках, работающим на берегу канала. Над головой фараона — чибисы и лук, вероятно символические обозначения номов. Предполагаемый преемник Скорпиона — фараон Нармер, о деяниях которого, между прочим, сообщает шиферная табличка, найденная в Иераконполе. На одной ее стороне Нармер изображен в короне Верхнего Египта, на другой — в короне Нижнего Египта. Перед ним знаменосцы несут штандарты четырех номов, лежат обезглавленные враги, сдаются в пленили спасаются бегством вожди Нижнего Египта. В образе могучего буйвола фараон сокрушает крепость, в образе сокола Гора властвует над землей и жителями Дельты.

На одной шиферной палетке фараона Скорпиона впервые встречается сочетание двух иероглифических значков: (метательная палица) и (земля), которое известный немецкий египтолог Карл Зете интерпретировал как «Техену, или Ливия». Ниже этого сочетания знаков изображен ряд быков, под ним — ряд ослов, еще ниже — ряд баранов и, наконец, ряд деревьев, что, по-видимому, должно обозначать добычу животных, захваченных в Ливии, и саму эту страну. Иероглиф служит для обозначения Ливии и в надписи на стене древнейшего храма Солнца в Неусарре, где богиня Нейт названа — «Нейт Ливийская». При Нармере в написании Техену (Ливия) был добавлен знак — «молочный кувшин». Так, на пластинке из слоновой кости с именем Нармера Ливия обозначена как . Точно таким же или очень сходным образом название этой страны передано на некоторых шиферных палетках или пластинках из слоновой кости времени I и даже IV династии Египта.

Знак молочного кувшина говорит о роли молочного животноводства в хозяйстве ливийцев 3-го тысячелетия, а знак метательной палицы — об их характерном охотничьем и боевом оружии.

В Древнем Египте также были широко распространены метательные палицы, но в период Древнего и Среднего царств они сохранились только как спортивное оружие вельмож — любителей охоты на перелетных птиц в болотах Дельты. Однако ливийцы и пунтяне еще долго продолжали пользоваться метательными палицами на войне и на охоте, а у различных народов Судана это оружие сохранялось вплоть до недавних лет.

В свое время К. Зете считал, что еще до объединения Египта фараоном Скорпионом, когда в Дельте существовало особое царство со столицей в г. Буто, его жители называли Ливию «землей Техену», а ливийцев — хегиу, нубийцев жеиуну, а ближайшие к Египту азиатские племена — менту. Название «хетиу» в сущности то же самое слово, что и «хетий» — вождь. Оно сохранилось в наименовании одного из кушитских племен Судана — хадендауа, которое расшифровывается как хада+эндауа (вождь+кочевники), «вожди кочевников». Действительно, хадендауа были господствующим племенем среди беджа. Известный советский египтолог и африканист Д. А. Ольдерогге высказал весьма правдоподобное предположение, что уже в 3-м тысячелетии хешу являлись господствующим родом или племенем Ливии, возглавлявшим более широкое объединение племен.

Заманчиво предположить, что цари Верхнего Египта Скорпион и Нармер, покорив Нижнеегипетское царство, обратили затем оружие против предгосударственного объединения Техену, надеясь подчинить его своей власти. С другой стороны, сами ливийские племена, побуждаемые к переселению периодическими засухами, связанными с постепенным высыханием древней степной и лесной Ливийской пустыни, стремились осесть на благословенных берегах Нила, но встречали здесь сопротивление египтян. Мы не знаем, каковы бьши связи двух древнейших египетских царей с теми, которые были включены официальной исторической традицией в I династию фараонов — династию Менеса. Фараона Менеса традиция считает первым правителем объединенного Египта и основателем Мемфиса — столицы Древнего царства. Рядом с Мемфисом и почти одновременно с ним появился знаменитый некрополь фараонов в Саккара. Вероятно, древнейшие резиденции верхнеегипетских и общеегипетских царей находились в Иераконполе (городе Сокола) и в Абидосе, рядом с гробницами Нармера и Гор-Аха. Последнего, по-видимому, и следует отождествить с Менесом. Таким образом, фараон Гор-Аха, он же Менее, имел не менее двух великих предшественников, которые, как и он, поклонялись богу-соколу Гору и, по-видимому, принадлежали к той же династии. Преемником Аха был фараон Джер, при погребении которого в Абидосе было принесено в жертву — 338 человек, в основном наложниц и слуг фараона. Другие гробницы фараонов I и последовавшей за ней II династии также сопровождались захоронениями жертв, но в меньшем числе. Размеры этих гробниц-кенотафов довольно скромные и не идут ни в какое сравнение с позднейшими пирамидами.

Уже при первых династиях соответственно трем границам Египетского царства: южной, в долине Нила, южнее I порога, северо-западной, на западе Дельты и в Ливийской пустыне, и северо-восточной, у Суэцкого перешейка, — обозначилось три направления его экспансии: в Нубию, Ливию и на Синай. В частности, Менее воевал с сетиу, жителями Нубии, и ливийцами. Целью завоевательных войн фараонов первых династий были золотые рудники Нубии и медные — Синая.

В конце II династии фараон Хасехемуи сражался в Дельте с «северными врагами», уничтожив тысячи из них. Скорее всего речь идет об иноземном нашествии, поддержанном восстанием местных жителей. Вскоре к власти пришла III династия, с правления основателя которой, Джосера, начинается собственно Древнее царство Египта.

Джосер непрерывно воевал то с кочевниками Синая, то с племенами Нубии. Для защиты от последних границы 1-го нома и подаренной Джосером храму бога Хнума двенадцатимильной полосы южнее I порога (известной в эллинистический период под греческим названием «Додекасхойн») Джосер велел построить оборонительную стену от Асуана до Элефантины. В Саккара гениальный Имхотеп, визирь Джосера, построил для своего фараона первую в истории Египта ступенчатую пирамиду высотой 63 м. Начинается расцвет экономики, культуры и военного могущества Древнего царства Египта, особенно заметный при IV–V династиях. В это время египетские войска покоряют нынешнюю Восточную (Аравийскую) пустыню, тогда еще покрытую лесами и кустарниковыми зарослями, и выходят на берега Красного моря. Здесь, как и на берегах Средиземного моря, появляются папирусные и выдолбленные из древесных стволов суда египтян, на которых отважные путешественники рискуют совершать плавания в Финикию и Пунт.

Плавания древних египтян в Пунт и Финикию

Пунтом древние египтяне называли страну, лежавшую по африканскому берегу Аденского залива и, возможно, Красного моря, т. е. нынешние Сомали и Эритрею. Историки XIX — начала XX в. искали Пунт также в Сеннаре и на берегах Юго-Восточной Африки. Как доказали известный американский египтолог Дж. Брэстед и французский ученый А. Аллио, основная часть страны Пунт находилась на севере Сомали, недалеко от мыса Гуардафуй. Египтолог из ФРГ И. Хофман помещает Пунт в южной части Красного моря, английский ученый Дж. С. Фримен-Гренвил — в Бенадире (Сомали).

Корень слова «Пунт» — pwn; некоторые ученые предлагают читать египетское название этих стран как «Пьенэ». Это слово сравнивали с суахилийским pwani (берег), с названиями населенных пунктов сомалийского побережья у Клавдия Птолемея: Пано, Опонэ, с древнеэфиопским обозначением того же района как страны Афан, с арабским названием полуострова Хафун и мыса Рас-Хафун. Самые ранние сведения о Пунте египтяне получили вместе с его продуктами (миррой и др.) первоначально через посредство других народов. Это произошло в первой половине 3-го тысячелетия. Египтяне Древнего царства считали Пунт крайней землей на востоке. Там начинали свое движение небесные светила, они же — небесные боги. Амона величали «князем Пунта», Хатор (Хатхор) — «госпожой и владычицей Пунта», а Гора —«львом Пунта» и «священной утренней звездой, восходящей на запад от страны Пунт», от острова Утен в (Красном?) море. Священным животным Амона был баран, а Хатор изображалась в виде небесной коровы. В представлении египтян середины 2-го тысячелетия Хатор была главным божеством Пунта. Не содержится ли в египетском титуловании этих богов представление о почитании в Пунте тамошних Амона — каменного барана, коровы Хатор и Гора-Астара, «священной утренней звезды» древнесемитской религии? Возможно, некоторый намек на религиозные представления пунтян середины 2-го тысячелетия до н. э. содержится в надписи царицы Хатшепсут из Дейр-эль-Бахри. Барельеф изображает коленопреклоненных вождей Пунта, которые возносят хвалу египетской царице. Надпись поясняет:

Интересен язык этого гимна. Царица названа в мужском роде «царем Египта», но имя бога Солнца Ра поставлено в женском роде. Задолго до религиозной реформы Эхнатона упоминается обожествленный солнечный диск — Атон. По мнению советского ученого В. И. Авдиева, мы можем отсюда вывести предположение, что «представление о божественности солнечного диска считалось религиозным представлением, понятным для восточноафриканских племен» Пунта[9].

Священные животные бога Ра, по представлению древних египтян, обитали в Пунте. В «Книге Ночи», мистических текстах пирамид, изображения бабуинов снабжены надписями: «Имя им — бенту. Они — дети бога Ра. Их место — земля Пунт. Они пребывают против «обезьяньих лиц» близ страны Утнет и Восточного моря». В стране Пунт обитал феникс — душа богов Ра и Осириса, так же как и священный великий змей-владыка подземного мира. Впрочем, феникс — священное животное бога Сета; судя по его изображениям в храмах, это не птица, а характерное для Восточной Африки млекопитающее — муравьед.

В Пунте находился храм богини Хатор. По мнению известного французского ученого Ж. Доресса, первоначально это было просто туземное святилище культа коровы, на месте которого в эпоху Нового царства египтяне построили часовню.

Из Пунта в Древний Египет проник культ бородатого карликового бога Бэса, жрецами-танцорами которого служили пигмеи. О том, что пигмеев привозили из земли Пунт, говорят египетские источники времени V и VI династий. В Мединет-Абу на праздниках бога Мина священную пляску исполнял пигмей, которого называли «черным из Пунта». Пляшущие пигмеи изображены в скульптурах из Гелиополя. Они служили в храмах Осириса в Гелиополе и, возможно, Мемфисе. По-видимому, к «земле Пунт» относилась и Эфиопия (или озера Центральной Африки?). В некоторых погребальных текстах пирамид упоминается оз. Кару, из которого вытекает Нил. Ж. Доресс отождествляет его с оз. Колоэ(как в эпоху Лагидов называли оз. Тана в Эфиопии.

Пунт назывался в Египте еще и Та-Нутер —«Страной Бога». Это наиболее древнее обозначение Пунта.

Уже на заре истории Египет определенно становится главным центром притяжения, инициатором торговой активности, основным потребителем товарного сырья, основным очагом ремесленного производства для стран, лежащих к западу от пустынь Сирии и Аравии. В это время устанавливается торговый путь по морю и суше от современных Сомали и Йемена до Египта.

Первая известная экспедиция в Пунт была отправлена энергичным фараоном IV династии Снофру.

Сношения с Пунтом продолжались и при других фараонах IV династии, преемниках Снофру. Один из сыновей Хуфу (Хеопса), самого знаменитого из фараонов IV династии, имел пунтийскэго раба. Американский ученый У. Эмери указывал на явно негроидные черты некоторых вельмож IV династии, погребенных в пирамидах в Гизэ. Значит ли это, что они были потомками пунтийских и нубийских рабов?

Второй фараон следующей, V династии, Сахура, направил грандиозную морскую экспедицию в Пунт. Судя по официальной летописи «Палермского камня», она привезла сказочное богатство: 80 тыс. мер мирры, 2600 стволов ценного дерева, вероятно черного, 6 тыс. весовых единиц электрума, а также камедь, ароматические смолы и ладан. Другую морскую экспедицию Сахура направил в Финикию. Она вернулась с большой добычей, в составе которой были сосуды с оливковым маслом и, может быть, вином, живые медведи, пленные мужчины, женщины и дети.

Седьмой фараон этой династии, Джедкара Исеси (около 2450 г.), также, очевидно, посылал экспедицию в Пунт. Его имя выбито на скале у Вади-Хаммамат, где в период Древнего царства проходила дорога из Верхнего Египта к побережью Красного моря — сухопутное начало морского пути в «Страну Бога». В надписи номарха (правителя нома) Элефантины Хирхуфа (или по другому чтению Хуэфхора) упоминается совершенная в прошлом (лет за 50 лет до того) экспедиция в Пунт, когда фараон Исеси дал награду своему «казначею бога» Бурдиду (или Баурджеду) за то, что тот привез в Египет карлика из Пунта. В период VI династии плавания египетских моряков в Финикию и Пунт становятся обычным делом. Одна из надписей времени Пиопи II рассказывает о «начальнике палаты» и флотоводце Хнумхотепе из Элефантины, который «вместе со своим господином, князем, казначеем бога Тети, одиннадцать раз плавал в Кебен (Библ в Финикии) и с казначеем бога Хеви (или Хуи) — в Пунт» и «возвращался благополучно, посетив эти страны».

Фараон Пиопи II, царствовавший целых 100 лет (около 2500–2400), послал в Пунт значительную флотилию под командованием «начальника Юга» Себни. Она привезла золото, слоновую кость, ладан, камедь, леопардовые шкуры и многое другое.

Другая экспедиция, посланная в Пунт также при Пиопи II, окончилась неудачей: египетский вельможа Ананхет, «начальник моряков», возглавлявший экспедицию, достиг берега Красного моря, но был убит «жителями песков» (хериума) из племени аму в то время, когда он строил корабль для плавания в Пунт. Вместе с Ананхетом погиб и его военно-морской отряд. Об этом рассказывает надпись на стенах гробницы элефантинского номарха Пиопинахта. Пиопинахт отомстил кочевникам за гибель Ананхета, возглавив против них карательную экспедицию.

Таким образом, уже в 3-м тысячелетии при энергичных фараонах IV–VI династий египетские лодочники, ходившие прежде только по родному Нилу на примитивных папирусных и деревянных барках, отважились на дальние каботажные плавания по Средиземному и Красному морям и, может быть, Аденскому заливу. То были первые шаги африканского мореходства.

Не менее впечатляющими были сухопутные экспедиции (египтян эпохи Древнего царства. Преодолевая сопротивление местных племен, подданные фараонов IV–VI династий проникли в Ливию до Киренаики, в Нубию до области близ III порога, возможно, в Дарфур, а также в Южную Палестину.

Походы в Ливию и Нубию

Энергичный фараон Снофру вел завоевательные войны на всех границах Египта. Недаром иероглифическая надпись именует его «покорителем иноземных стран». В Ливийской пустыне воины Снофру нанесли поражение туземным племенам и захватили у них 11 тыс. пленных и 131 тыс. голов скота. В это же царствование египтяне совершили поход в область Нехси (южнее I порога), где захватили якобы 7 тыс. пленных и 200 тыс. голов скота. При Снофру область медных рудников Синая была окончательно присоединена к Египту. На северной и южной границах своих владений этот фараон построил крепости.

Политика фараонов Древнего царства способствовала перемещению больших групп населения в пределах Северо-Восточной Африки. Советский египтолог Т. Н. Савельева обратила внимание на надпись на медном резце, найденном в каменоломнях Нубийской пустыни. В ней упоминается рабочий отряд под названием. «Южная Ливия». Т. Н. Савельева считает, что в отряде были собраны рабы-ливийцы. Возможно, это были военнопленные, но также, возможно, ливийские скотоводы и земледельцы, привлеченные к государственной трудовой повинности наравне с египетскими крестьянами. Как известно, на строительстве пирамид и в каменоломнях, где добывался камень для пирамид IV династии, трудились египетские крестьяне. Государство формировало из них рабочие отряды и посылало на работы далеко от родных мест, в частности в Нижнюю Нубию и Нубийскую пустыню.

Фараоны IV династии проявляли интерес не только к Ливии, Нижней Нубии и Пунту, но и к Средней Нубии. В знаменитом Дахшурском декрете Хуфу — обладателя величайшей из пирамид — среди прочих стран упоминается Иам, или Имам, — область к югу от II нильского порога.

Фараоны V и VI династий продолжали походы в Ливию, Нубию, на Синай. Они «считают себя призванными править не только египтянами, но также и ливийцами, азиатами и нубийцами, как указывает ставшее в ту эпоху традиционным изображение царя в виде сфинкса, который попирает своими лапами представителей этих племен»[10]. Фараон Сахура вел большую войну с ливийцами и покорил нынешнюю Киренаику. На северо-востоке его войска продолжали завоевание Синая и, возможно, вторглись в Палестину.

При V и VI династиях установились прочные связи Египта с Нубией. На стенах скальных гробниц эпохи VI династии близ Асуана, на скалах Нижней Нубии и Вади-Аллаки сохранились египетские иероглифические надписи времени V и VI династий; многие из них упоминают имена «начальников караванов» и «начальников переводчиков». Из Нубии в Египет доставлялся не только скот, но и ценные материалы для ремесленного производства. Особое значение имели поставки золота и добыча строительного камня, в том числе огромных глыб для изготовления статуй и облицовки пирамид и других зданий. Отсюда же фараоны получали ценные породы дерева, слоновую кость, шкуры пантер и пр. Нубия давала Египту эпохи VI династии также контингент воинов. В указах второго фараона VI династии Пиопи I и в знаменитой надписи элефантинского номарха Уны упоминаются нубийцы и египетские солдаты. Позднее, уже в период междоусобиц в начале Среднего царства, в египетской армии имелись отряды «малорослых нубийцев», вооруженных простыми луками и стрелами с кремневыми наконечниками. Из одного указа фараона VI династии Пиопи II нам известно, что солдаты-нубийцы получали довольствие из царских имений. Они действовали далеко от родины, на Синае и Сиуте. Известные французские египтологи Ж. Пиренн и Э. Майер и советский ученый В. И. Авдиев считали этих воинов наемниками.

После некоторого ослабления центральной власти в Египте в конце V династии, продолжавшегося и при первом фараоне VI династии Тети, его преемник Пиопи I смирил могущественных номархов и возобновил активную внешнюю политику. Пиопи I совершил в Нубию поход «для открытия страны Уау-ат» и проник до II порога, где в местности Томас приказал высечь на скале свою победную надпись. В Нубии его гегемонию признавали многие местные племена, по-видимому, далеко за пределами II порога, куда проникли египетские войска. Вожди местных племен были обязаны предоставлять в распоряжение фараона войска, которые он использовал в борьбе с соседними племенами либо с бедуинами на северо-восточной границе Египта, постоянно тревожившими набегами восточные номы Дельты и препятствовавшими египетским караванам совершать путешествия на Синайский полуостров для добычи минералов.

Об этом рассказывает автобиографическая надпись элефантинского номарха Уны, который начал свою карьеру при фараоне Тети мелким чиновником. По приказанию Пиопи I Уна навербовал в Нубии вспомогательное войско из местных племен и во главе него совершил пять походов против бедуинов северо-востока. Под командованием Уны нубийцы успешно сражались на Синае, на восточном берегу Средиземного моря и даже в горах Палестины, возможно в районе Иерусалима. После смерти Пиопи I фараон Меренра назначил Уну правителем Юга. Это была вершина карьеры Уны при трех фараонах VI династии.

По-видимому, начиная с Уны возвышается его род наследственных властителей о. Элефантина, которых американский египтолог Дж. Брэстед характеризует как «смелых и предприимчивых феодальных баронов».

Надписи эпохи VI династии свидетельствуют о том, что обязанностью номарха Элефантины была охрана южной границы Египта от нападений древненубийских племен.

Иногда организация этой обороны поручалась номархам расположенных далее на север II и III номов (Эдфу и Хенобоскион). Эти же три самых южных верхнеегипетских нома, особенно Элефантина. обычно давали людей для экспедиции в Нубию, Нубийскую пустыню, Пунт, а также в Аравийскую пустыню и Азию (Финикию). Главы экспедиций — начальники караванов», «главные начальники караванов» «начальники моряков» и пр. — происходили из знати этих номов и передавали свои титулы по наследству. В состав экспедиций входили переводчики.

Властители Элефантины получили титул Хранителей Дверей Юга, или Хранителей Южных Ворот. Их обязанностью было помимо обороны южной границы Египта от нубийских племен поддерживать египетское влияние среди этих племен, а также организовывать доставку на север гранита Нижней Нубии — «эфиопского камня» Геродота. Кроме того, через Элефантину в Египет ввозились продукты Судана: золото, дерево, страусовые перья и яйца, шкуры пантер, слоновая кость. Уна рассказывает в своей надписи о том, как он доставлял гранитные саркофаг и архитектурные блоки в столицу Египта для фараона Меренра. Для этого он построил семь грузовых судов двух разных типов, причем строительный материал — дерево — поставляли вожди нубийских племен Уауата, Иртета (Ирчета), Мамоя (Маджая) и Иама. Главная трудность заключалась в проведении тяжело нагруженных речных судов через порог Нила. Уна прорыл пять судоходных каналов и по ним провел суда в обход порога.

По следам Уны совершали свои походы в Нубию его сын Ири и внук Хирхуф.

Хирхуф, современник фараона Меренра и Пиопи II, является автором автобиографической надписи, которая дает весьма ценную и разнообразную информацию о Судане конца 3-го тысячелетия и его взаимоотношениях с Египтом и Ливией (Темех). Хирхуф, будучи номархом Элефантины и «начальником Юга», получил эту должность по наследству от своего отца Ири. Первое путешествие в страну Иам Хирхуф совершил вместе с отцом, выполняя приказ Меренра «открыть путь в эту страну». За семь месяцев Ири и Хирхуф исполнили поручение фараона. Если даже предположить, что на месте назначения они пробыли целый месяц, то путь в страну Иам и обратно занял шесть месяцев, или три месяца в один конец. За этот срок египтяне могли достичь намного более отдаленных районов Судана, чем Уауат, или Нижняя Нубия. В эллинистическое и римское время, в средние века и в новое время за два-три месяца можно было пересечь всю Нубию с севера на юг или на юго-запад. Из дальнейшего текста надписи Хирхуфа следует, что страна Иам граничила с Ливией и областью оазисов Ливийской пустыни. Следует отметить также сходство названий Иам и трех племен иаму-кехех, обитавших на северо-востоке Ливии со времен XII династии. Поэтому представляется вполне правдоподобным предположение Э. Дж. Аркелла, что Иам находился в Кордофане и Дарфуре. Вторую экспедицию в Судан Хирхуф совершил уже самостоятельно. Он сообщает географические подробности своего путешествия: «Я вышел на элефантинскую дорогу («путь Абу»), спустился из Ирчета, Махера, Теререса, пробыв в (этом) предприятии восемь месяцев. Я вернулся и принес приношения из этих стран в весьма большом количестве. Никогда не доставлялось ничего подобного в эту землю. Я спустился от дома князя Сечу и Ирчета, исследовав эти страны. Никогда никакой семер (почетный титул — «друг фараона». — Ю. К.) или начальник каравана, вышедший из Иама, не совершал ничего подобного».

Из дальнейшего текста мы узнаем, что из Иама, так же как из Элефантины, можно было попасть в области Ирчет, Сечу, Мечер (Махер) и Теререс и что две первые находились поблизости от Уауат, или Нижней Нубии. По-видимому, они находились в Средней и Верхней Нубии и далее в центральной части нынешнего Судана. Надпись Хирхуфа рассказывает, как один из нубийских вождей объединил под своей властью местные племена Иртет (Ирчет) и Сечу (Сетху), а затем присоединил к ним племя Уауат. Очевидно, в период VI династии Египта в Нубии возникают первые межплеменные объединения, прообраз будущих государств. Мы узнаем также о том, что в Иам и другие земли Судана по следам Ири и Хирхуфа посылались какие-то иные египетские «начальники караванов». В третий раз Хирхуф был снова послан в Иам и двинулся в эту страну по «дороге оазисов» (возможно, «тарик ал-арба'ин», или «сорокадневный путь» арабского средневековья, проходивший из Асуана в Западный Судан через оазисы Ливийской пустыни). Где-то в пути его встретил князь Иама, направлявшийся «к стране Темех (Ливия), чтобы воевать темеху (ливийцев) до крайнего запада земли (букв, «до западного угла неба»)». «Я вышел, — продолжает Хирхуф, — следом за ним к стране Темех, умиротворил ее, чтобы она молила всех богов за фараона».

Далее Хирхуф уговорил князя Иама направить свое войско на Ирчет, Сечу и Уауат. «За князем Иама, — продолжает Хирхуф, — перед Ирчетом, позади Сечу я встретил князя Ирчета, Сечу и Уауата… (Следовательно, Ирчет был расположен в Нубии между Уауатом и Сечу, а Сечу — ближе к Иаму, что скорее всего соответствует местонахождению Ирчета где-то в районе Фараса, а Сечу — далее на юг, между III и IV порогами[11]. — Ю. К.). Я спустился с тремястами ослов, нагруженных благовонной смолой, эбеновым деревом, благовонными мазями, зерном, леопардовыми шкурами, слоновыми бивнями… Когда увидел князь Ирчета, Сечу и Уауата силу и многочисленность войск Иама, спускавшихся к его резиденции, и египетских солдат, посланных со мной, этот князь привел и отдал мне быков и коз и проводил меня к путям гор Ирчета, где я был более искусен и бдителен, чем какой-либо семер или начальник каравана, посылавшийся в Иам». Иными словами, египтяне, заключив союз с Иамом, использовали его войска для того, чтобы зажать в клещи Ливию и Нубию и принудить последнюю к уплате дани фараону.

На берегу Нила напротив о. Эль-Хессе, близ I порога, сохранилось изображение фараона Меренра с пояснительной надписью. Барельеф представляет Меренра опирающимся на дорожный посох, а перед ним нубийских вождей. Надпись же сообщает, что фараон Меренра — «владыка порога» и стоит позади горной страны, в то время как вожди маджаев, ирчет и уауат выражают ему покорность. Таким образом, союз с Иамом помог распространить власть или политическое влияние Египта на значительную часть Нубии.

Позднее, уже при Пиопи II, Хирхуф снова совершил путешествие в Иам и привез оттуда невольника-пигмея (денга), уроженца страны Ахтиу, о которой мы больше ничего не знаем. Это путешествие можно рассматривать как установление косвенной связи Египта с Центральной Африкой.

В то время Пиопи, вступивший на престол еще младенцем, был мальчиком и был вне себя от радости, получив от своего номарха необыкновенную живую игрушку — пигмея. Надпись Хирхуфа донесла до нас «повеления» мальчика-фараона оберегать карлика в пути, чтобы тот не свалился в воду, нетерпеливое ожидание прибытия диковинного человечка в столицу.

В царствование Пиопи II, продолжавшееся целых сто лет, в Нубию много раз вторгались египетские войска во главе с элефантинскими номархами — преемниками Хирхуфа. Ближайшим из них был Пиопинахт, уже известный нам своим плаванием в Пунт. Он дважды совершал походы в нубийские области Уауат и Ирчет, где захватил большое количество скота и множество пленных, доставленных затем в тогдашнюю столицу Египта. «Начальник Юга» Себни, совершивший другое плавание в Пунт, предпринял также карательную экспедицию в Нубию, чтобы наказать местных жителей за убийство своего отца. Себни, снарядивший караван ослов, в сопровождении слуг прошел области Уауат, Учеч и Мечер, «усмирил эти страны» и вернулся в Египет с телом своего отца и добычей.

В результате этих походов области Уауат и Ирчет хотя и были несколько раз опустошены, но не были окончательно покорены. Поэтому для упрочения своей власти египтяне построили в Северной Нубии крепости (у селений Кубан, Западная Коштамна и др.). Однако последовавшее вскоре ослабление Египта и совпавшие с ним по времени важные перемены в Азии и Нубии свели на нет завоевания фараонов Древнего царства и их номархов.

В 3-м тысячелетии, которым начинают по традиции курс всемирной истории, еще не существовало мировой политики в подлинном смысле слова. Однако на Ближнем Востоке уже складывалась зачаточная политическая система, двумя центрами которой были царства Египта и Двуречья. Где-то в Сирии пересекались сферы влияния этих двух держав. Они не имели общей границы и вряд ли соперничали в политике или торговле. Скорее эти два очага цивилизации были солидарны в своих взаимоотношениях с внешним (племенным и «номовым») миром и в общем развивались параллельно.

Когда Древнее царство Египта усиливало экспансию в Палестине и Финикии, цари Двуречья лишь иногда претендовали на гегемонию в северо-восточных областях Сирии. После распада Древнего царства в Сирию направляются войска Аккада, которые при Саргоне Древнем достигают берегов Средиземного моря и полностью контролируют древний путь от Алексантреттского залива по Евфрату до Персидского залива, соединявший Средиземное море с Индийским океаном. При царе Нарамсине аккадские войска вновь достигают Средиземного моря, совершают походы в Малую Азию, Аван (на западе Ирана) и даже далекий Маган. В конце его царствования Аккад громит коалицию государств Малой Азии и Сирии, где был разрушен г. Эбла, недавно открытый археологами. Египет, раздробленный на отдельные номовые княжества, не принимал никакого участия в этих событиях.

Разгром Аккадского царства гуттиями и последовавший затем (до конца XXV в. до н. э.) период раздробленности в Двуречье совпал по времени с упадком Древнего царства в Египте. В конце VI династии Египет охватили смуты (классовая борьба, феодальная междоусобица и вторжение иноземцев), а затем наступило время слабых VII–X династий — период раздробленности и непрерывных войн «всех против всех», т. е. отдельных династий за власть над страной в целом. В это время в нынешнем Иране возрождается царство Элам, образовавшееся еще в XXIII в., но затем подчинившееся гуттиям и царям Ура. На Крите возникло первое государство Европы, установившее торговые связи с Египтом, Сирией и Западным Средиземноморьем.

В конце 3-го тысячелетия начался новый расцвет ближневосточного мира, отдельными составными частями которого были Элам, Египет, Эгеида, Южная Туркмения, Закавказье, Северное Причерноморье и Нубия, а центром — Двуречье.

В 2109 г. власть в Двуречье перешла к правителю Ура. Наступил столетний период III династии Ура, когда в границах единого царства были объединены все шумеры, большая часть семитоязычных аккадцев и эламиты — три крупнейшие (наряду с египтянами) этнические группы того времени. Гудеа, наиболее известный из правителей этой династии, прославил себя грандиозным строительством, материалы для которого доставлялись из Магана, Мелуххи, Дильмуна, а также еще одной заморской страны — Губина. Надписи на статуях Гудеа гласят: «Из горной страны Мелуххи «эси» он заставил вывести [и] посадил ему… глыбы [руды] хулалу он заставил вывести, в боевую палицу «три витязя» ему он обработал… Маган, Мелухха, Губин, горная страна Дильмун на берегу ему сложили… порфир из Мелуххи он привез».

В то время в Египте вновь образуется мощная держава (Среднее царство периода ХI–XIII династий), которая после гибели Шумерского царства на рубеже 3-го и 2-го тысячелетий становится сильнейшим государством мира.

Завоевание египтянами Нубии

Тогда Нубию населяли племена так называемой «культуры С». Еще более полувека тому назад немецкий ученый Г. Юнкер определил, что эта культура современна VI–XVIII династиям Египта, т. е. существовала с середины 3-го до середины 2-го тысячелетия. С тех пор усилиями ученых разных стран эта культура была изучена настолько, что удалось выделить основные этапы ее развития и выяснить ее исторические судьбы. Однако происхождение племен «культуры С» все еще вызывает споры.

Первоначальной родиной племен «группы С» разные исследователи считают долины Атбары и Голубого Нила, Кордофан, Восточную Сахару, Ливийскую пустыню и т. д. По мнению Э. Дж. Аркелла, эти племена представляли собой ответвление ливийцев-темеху, продвинувшихся в юго-восточном направлении в связи с прогрессирующим высыханием Ливийской пустыни. Аркелл подчеркивает связь древней культуры «группы С» с культурными традициями народов Дарфура и Восточной Сахары, а также гор Вадаи, Джебель-Нуба, Эннеди, пустыни Беджа и др. Однако недавно американский ученый У. И. Адаме, один из крупнейших специалистов по археологии Судана, доказал, что культура «группы С» принадлежит не пришельцам, а коренному населению Нубии, создавшему прежде культуру «группы А». В ходе дальнейшей эволюции культура «группы С» переросла в своеобразную цивилизацию Кермы, о которой будет рассказано ниже.

Главный центр культуры «группы С» находился южнее II порога, но она была распространена и севернее, до I порога. Эта культура носит отчетливо выраженный скотоводческий характер, однако племенам «группы С» было известно и земледелие. Ее расцвет совпадает по времени с правлением XI и XII династий Египта; в это время в Нубии появляются первые поселения, приближающиеся к городским, с постройками из сырцового кирпича. Хотя основным занятием населения оставалось скотоводство, развивается и мотыжное зерновое земледелие. В захоронениях встречаются бронзовые орудия, но они по большей части привезены из Египта. Имеются многочисленные изображения женщин в тканевых юбках — первые образцы ткацкого ремесла в Тропической Африке. Развивается гончарное ремесло, причем отмечены две не связанные друг с другом группы гончарных изделий, украшенных резным орнаментом и фигурками животных, птиц и людей.

Племена «группы С», поступательное развитие которых продолжалось в течение более чем тысячелетия, сыграли выдающуюся роль в передаче культурной информации из египетского очага цивилизации во внутренние районы Африки. Английский археолог Д. Кларк и американский ученый Ф. Саймунз считают, что именно племена «группы С» принесли культуру 28-хромосомной пшеницы на Эфиопское нагорье.

Уже фараоны XI династии начинают снова интересоваться Нубией, где местные племена приступают к разработке золотых россыпей и рудников. «Золото Уауата» и «золото Куша» становятся главной целью политики фараонов в Нубии. Символические сцены на барельефах Ментухотепа II Небхотепа дают некоторую информацию о походах этого фараона в Северную Нубию. Один обломок рельефа из Гебелейна (южнее древнего Гермонтиса) изображает Небхотепа, побивающего врагов: азиата, ливийца и нубийца, причем пояснительная надпись гласит: «Поражение вождей двух стран, пленение юга и севера, нагорных иноземных стран и обоих берегов Нила, племен десяти луков (Нубии) и двух стран Египта». Рельеф из Дендеры изображает принесение дани нубийцами. На третьем рельефе, на скале о. Коноссо, изображен царь, под ноги которому боги бросают пятнадцать луков, символизирующих африканские «племена луков».

О походах в Нубию свидетельствуют и надписи того же времени. Однако речь может идти лишь об отдельных военных успехах, в результате чего нубийские вожди соглашались выплачивать египтянам дань, в том числе и золотом, но уплата дани вряд ли была регулярной. В одной из асуанских надписей говорится, что Ментухотеп IV Небхепетр, которого древнеегипетская традиция считала подлинным основателем Среднего царства, на 41-м году царствования послал в Нижнюю Нубию казначея, который на кораблях посетил золотоносную страну Уауат. Очевидно, речь идет о крупной речной экспедиции, посланной Небхепетром за золотом. О другой подобной экспедиции рассказывает и найденная в Нижней Нубии автобиографическая надпись на стеле Джеми (Джехмау), военачальника и начальника переводчиков при одном из первых фараонов XI династии, в которой он кратко упоминает о военных действиях египтян в стране Гебен, стране Уауат и других землях Нубии, а также о подготовке экспедиции на Синай, где в ту эпоху фараоны сражались с «азиатами» руками стрелков-нубийцев.

При XII династии Египет вновь становится достаточно силен для того, чтобы подчинить Нубию вооруженной силой. Аменемхет I совершил в Нубию победоносный поход и покорил области Маджай и Уауат. Интересно отметить, что более поздняя древнеегипетская традиция, сохранившаяся в «Поучении Неферреху», считает Аменхотепа I «сыном женщины из Куша». Сенусерт I, соправитель, затем преемник Аменхотепа I, сосредоточил усилия в основном на завоевании Нубии, куда он несколько раз посылал войска. Надписи самого Сенусерта и его номархов говорят о том, что Нижняя Нубия, почти до II порога, была действительно завоевана египтянами. В Семне, близ II порога, сохранился рельеф, изображающий самого фараона перед богом Менту (Монту), к ногам которого фараон повергает десять пленников, символизирующих десять общин Нижней Нубии. Номарх Амени сообщает в автобиографической надписи, что он сопровождал этого фараона, «когда он плыл по течению, чтобы уничтожить своих врагов в четырех иностранных странах… в жалкой стране Куш», причем Амени плыл вверх по течению Нила и «в войске его не было потерь». Элефантинский номарх Сиренпут (или Сиренповет) говорит в своей надписи, что фараон послал его в Нубию (Куш), чтобы ее разгромить. Как номарх самого южного нома Египта, Сиренпут контролировал доставку товаров из страны маджаев в Египет и «дани иноземных стран (Нижней Нубии)». Четвертый из участников событий, «начальник воинов» Ментухотеп, сын Аму, сообщает в своей сильно поврежденной надписи о сожжении шатров и уничтожении ячменя, принадлежавшего, очевидно, аборигенам страны Уауат. Эта надпись высечена на стеле в Бухене, который, следовательно, был одной из крепостей Сенусерта. Здесь обнаружены также остатки храма, заложенного этим фараоном. Кроме того, Сенусерт I выстроил форт в Кубане, который защищал дорогу в Вади-аль-Аллаки с ее золотоносными россыпями. При Сенусерте II была построена крепость в Анибе (Аниба-2, на месте более раннего укрепления Древнего царства), а на третьем году его царствования чиновник Хэпу был послан из Египта на юг, чтобы «проинспектировать крепости в стране Уауат».

Фараон Сенусерт III (1887–1849) совершил в Нубию четыре похода и покорил ее до III порога. Завоевания тщательно подготавливались и проводились планомерно. Для облегчения переброски войск в Нубию Сенусерт III в начале царствования организовал прорытие судоходного канала в обход I порога; канал, названный «Прекрасны пути Ха-кау-Ра» (Ха-кау-Ра — другое имя Сенусерта III), имел 150 локтей в длину, 20 — в ширину и 15 — в глубину. Несмотря на скромные размеры, сооружение канала было делом весьма трудоемким, поскольку его приходилось пробивать в гранитной скале. Однако быстрое течение заносило канал песком и камнями. Поэтому на восьмом году своего царствования фараон приказал расчистить канал, о чем сообщает его надпись на о. Сехель. Очевидно, расчистка канала производилась непосредственно перед первым походом Сенусерта III в Нубию. Первые три похода преследовали цель укрепления власти фараона в Северной Нубии и, может быть, наказания мятежных кочевых племен, или, как говорится в надписях, «сокрушения Куша» и «отражения троглодитов». Особое внимание уделялось строительству крепостей — опорных пунктов египетского владычества в Северной Нубии и баз для дальнейшего продвижения на юг. Так, в результате первого похода были не только вновь подчинены общины Нижней Нубии, но и установлена укрепленная граница у II порога, где на обоих берегах Нила, очень быстрого и узкого в этом месте, стиснутого высокими скалами, были построены крепости (в Семне и Кумме). Об установлении и режиме границы сообщают надписи на стелах, воздвигнутых в этих двух пограничных крепостях, содержащие следующий указ фараона: «Южная граница, установленная в 8-м году [царствования] его величества фараона Верхнего и Нижнего Египта Ха-кау-Ра, живущего вечно. Для того чтобы воспрепятствовать каждому нубийцу пересечь ее, будь то по воде или по суше, на корабле [или] с какими-либо стадами нубийцев, за исключением нубийца, который придет для торговли в Икен или с поручением. Следует хорошо обращаться с ним, но не следует позволять судну нубийцев проходить мимо Хех вниз по реке навеки». О походе 12-го года правления Сенусерта III почти ничего не известно, кроме того, что он двинулся из Элефантины на юг, чтобы «сокрушить Куш». На 16-м году своего царствования этот фараон, как гласит его надпись на о. Уронарги близ Семны, вновь «установил южную границу у Хех», причем, одержав победу над восставшими вождями, «взял в плен их женщин, увел их подданных, подступил к их колодцам, захватил их скот… собрал их зерно и поджег его». В честь этой победы новая крепость, сооруженная на о. Уронарти, была названа «Отражение троглодитов»; то же самое название получил храм в Семне, также построенный в это время. Кроме того, Сенусерт III реставрировал и расширил крепость в Вади-Хальфа, построенную Сенусертом I, а несколько южнее, в Матуге, выстроил еще одну крепость. Теперь южную границу египетских владений в Нубии у II порога защищала целая система из пяти крепостей. По-видимому, решающее значение имел четвертый поход, совершенный в 19-й год царствования Сенусерта III. Как рассказывает надпись военачальника Сасатета, воины фараона сокрушили «презренный Куш». На границе Египта и Куша Сенусерт III воздвиг свою колоссальную статую как символ власти над обеими странами. Память о его религиозной и военной политике долго жила в Египте, где еще в эпоху Нового царства Сенусерт III почитался в качестве бога наравне с нубийским Дедуном, также прижившимся на египетской почве. Сопротивление местных племен Сенусерту III удалось сломить, их восстания он подавил. И каждый раз его инженеры восстанавливали и расширяли старые и строили новые крепости в стратегически наиболее важных пунктах Нубии.

Нубия — владение Среднего царства Египта

Всего в Куше было воздвигнуто 13 мощных крепостей. Они группировались в три оборонительные линии, перед которыми находился далеко продвинутый на юг форпост Семна, а позади — как крупнейшая тыловая база крепость Нехебт (около нынешнего Эль-Каба). Северная линия обороны располагалась у I порога. В нее входила стена, соединявшая Асуан с о. Абу (Филэ) и защищавшая канал «Прекрасны пути Ха-кау-Ра». Вторая линия укреплений начиналась у Кубана и Дакки и тянулась на юг до Дерра. Главной ее твердыней была крепость в Кубане, защищавшая путь в Вади-аль-Аллаки, реконструированная уже при Аменемхете III. Крепости в Дакке и Дерре также входили в эту линию. Наконец, третья линия укреплений, наиболее мощная и разветвленная, была расположена в районе II порога. В нее входили крепости в Вади-Хальфе, Семне, Кумме, на о. Дабе, в Миргиссе, Шалфаке и на островах Уронарти и Саррас, а также отдельные оборонительные стены, перегораживавшие долину Нила и форты меньшего размера в Абке, Аули, Матуге, Факузе, Кассе и других местах.

Эти крепости образовывали обширную пограничную зону, отодвигавшую южную границу Египта на сотни километров в глубь Африки. Южная граница египетских владений была закрыта для нубийских племен, оставшихся независимыми; лишь их торговцам разрешалось приходить в специально отведенное для торга место[12].

Каждая из крепостей, или фортов, выполняла местную военную задачу. Они строились не только в точках пересечения важных путей, как крепость Кубан, но и там, где прибрежная полоса расширялась и существовало сколько-нибудь значительное земледельческое население. Крепость становилась в таком случае центром, откуда египетское государство осуществляло господство над туземными общинами.

Бюрократический аппарат был сложным: надписи упоминают «начальника округа», «докладчика», «начальника суда», «начальника управления», казначея («начальника обоих домов серебра и обоих домов золота»), военачальников разного ранга, в том числе «начальников рекрутов». Среди них имелись образованные специалисты, знатоки астрономии, геометрии, медицины и других отраслей знания. На скалах около Семны египетские водомеры того времени отмечали уровень Нила, что было необходимо для нужд государственного сельского хозяйства и планирования новых ирригационных и мелиоративных сооружений, которое приняло особенно грандиозный масштаб при Аменемхете III (1849–1801). В крепостях были воздвигнуты храмы (как египетских, так и местных богов), жилища чиновников, жрецов, воинов, ремесленников; это были поселения городского типа, окруженные селами.

Города-крепости стали центрами обширных и правильно организованных храмово-государственных хозяйств. Основными тружениками в храмово-государственных хозяйствах Египта и, очевидно, Нубии эпохи Среднего царства были местные крестьяне, организованные в общины и связанные круговой порукой. Их следует считать не свободными, а крепостными. По замечанию И. А. Стучевского, в «эпоху Среднего царства государственное царское хозяйство складывалось из многих самоуправляющихся номово-храмовых образований, к которым примыкали личные владения короны… полностью контролируемые царской администрацией. Общая тенденция развития вела к слиянию всех частей государственного хозяйства Египта в единое целое»[13]. Кроме того, имелись особые крупные хозяйства номархов.

Египетские должностные лица и воины получали в условное владение определенное число семей крестьян с их долей в общинной земле и рабочим скотом. «Так, соратник Сенвосре III (Сенусерта III. — Ю. К.), воин hwj-sbk, при производстве в царские гвардейцы… получил 60, а при повышении в… офицерский чин ― 100 голов… (крестьян. — Ю. К.). Герой «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» при назначении smsw… получает 200 голов»[14]. Подобным образом распределяли не только древнеегипетских феллахов, но и нубийцев.

Коренные египетские крестьяне «и дворовая челядь знатных египтян принадлежала к сословию хему-нисут, или хему, — «царских подданных»[15]. Пленные иноземцы или иноплеменные подданные фараона (нубийцы, ханаанеяне и пр.) никогда не назывались хему, хему-нисут, хотя в храмовых хозяйствах и в имениях знати работали как нубийские крестьяне, так и египетские. Кроме того, они добывали минералы в пустыне. Одна стела эпохи Среднего царства, описывающая работы в долине Аметиста, говорит: «Всякий эфиоп Страны нубийской, работающий, как хему…», приравнивая отбывающих трудовую повинность нубийцев к их египетским братьям по классу.

Пленные иноземцы, как и собственно египтяне, составляли многочисленную челядь египетских вельмож. Каждый из слуг имел твердо установленные обязанности. Так, один папирус времени Себекхотепа III содержит перечень дворовых, полученных знатной дамой от неизвестного лица. Каждый из дворовых, среди которых были хему-несут и ханаанеяне, имел свои обязанности: земледельца, башмачника, пивовара, «причесывающей», или парикмахерши, косметички, садовницы, повара или кухарки. Интересно отметить, что земледельцев всего пятеро, садовниц — две, а на кухне занято четверо. Но больше всего женщин занято изготовлением тканей, причем среди них различается не менее пяти-шести специальностей: пряхи нитей хатиу, ткачихи тканей хатиу, пряхи нитей сешер, ткачихи тканей сешер и т. д. Таким образом, госпожа владела настоящей ткацкой мастерской, соединенной с ее усадьбой. Дети ткачих, прях и различных слуг жили здесь вместе со своими родителями, перенимая их мастерство. Другие документы эпохи Среднего царства дополняют наши представления о штате челяди египетских вельмож того времени должностями пекарей, мукомолов, прачек, кравчих, чашников, птицеловов, рыболовов, пастухов и пр. Вельмож во многих случаях сопровождала вооруженная охрана, в составе которой упоминаются сетиу, нехси, маджаи — представители племен тогдашней Нубии, а также ливийцы.

Соединение ремесленной мастерской с крупным имением было характерно и для более поздних периодов египетской истории, равно как и наследование ремесленных профессий лично зависимыми людьми. Однако вряд ли все ремесленники находились в одинаковом положении, даже если с точки зрения закона все они и принадлежали к одному и тому же податному сословию (впрочем, даже в этом у нас нет полной уверенности).

В свое время французский египтолог А. Бейе и советский ученый Д. А. Ольдерогге, исследуя стелы из Абидоса эпохи Среднего царства, пришли к выводу, что ремесленники одной и той же профессии — медники, золотых дел мастера, живописцы, скульпторы, лодочники — «сосредоточивались в определенном квартале, как в средневековых городах»[16]. Ремесло в этих профессиях наследовалось в пределах семей. Во главе каждого квартала стоял старшина, назначаемый обычно из ремесленников данной профессиональной группы, на известен случай назначения главы золотых дел мастеров из семьи потомственных чиновников. Должно быть, члены этих «цехов», как называет Д. А. Ольдерогге корпорации медников, золотых дел мастеров, живописцев, скульпторов и лодочников, пользовались большей степенью личной свободы, чем работницы ткацких мастерских. Еще более вольную жизнь должны были вести пастухи, также организованные в корпорации общинного типа. Но по отношению к государству и тем юридическим лицам (вельможам, храмам и пр.), которым государство их передавало, все они были несвободными, невольниками или крепостными. Очевидно, таково было положение ремесленников, пастухов и слуг не только в собственно Египте, но и в той части Нубии, которая вошла в Среднее царство, по крайней мере в городах.

Значение египетских городов-крепостей в Нубии не ограничивалось их ролью центров храмово-государственных и специальных царских имений и оплотов египетского владычества в покоренной стране. Они являлись также факториями, из которых египтяне отправлялись в торговые путешествия к независимым или полунезависимым племенам. Главной целью таких торговых поездок было приобретение ценного минерального сырья, а также древесины, смол и продуктов охоты и звероловства.

Однако большую часть продуктов страны: золота, камня, древесины и пр. — Египет получал из Нубии в виде дани либо производил руками собственных колонистов и местных крестьян, привлекаемых к трудовой повинности. «Несмотря на жестокую эксплуатацию Нубии египетским государством в эпоху Среднего царства, местная культура продолжала развиваться, так как длительные взаимоотношения Нубии с Египтом способствовали быстрому росту производительных сил подчиненной страны»[17].

Прежде всего сказался тесный контакт культуры племен «группы С» с египетской цивилизацией, одной из самых передовых в тогдашнем мире. Многие элементы древнеегипетской культуры были восприняты нубийскими племенами «группы С», как теми, что подчинялись власти фараонов, так и сохранившими независимость.

Во второй половине XIX в. в Нубии после длительных войн Сенусерта III наступил период мирного развития. При Аменемхете III походы совершаются редко. Только изредка в надписях встречаются указания на «разгром нубийцев и открытие страны азиатов». Аменемхет III прославился не войнами, а строительством каналов, храмов и дворцов.

Канал у I порога обеспечивал регулярное сообщение вверх и вниз по Нилу. По нему следовали на север суда, построенные из нубийского дерева и нагруженные нубийским золотом, самоцветами, поделочным камнем и другими экзотическими товарами. На этих судах находились царские агенты, по-древнеегипетски «шемсу» — слуги, сопровождающие. Между прочим, знаменитая сказка «О потерпевшем кораблекрушение» ведется от имени такого «шемсу», только что возвратившегося в Египет из области Уауат, где находились «рудники фараона». Главной целью таких походов за золотом была долина Вади-аль-Аллаки, в которой золото добывали вплоть до Нового времени. Сохранились две пространные надписи времен XII династии, дающие представление о том, как египтяне получали тогда нубийское золото. Номарх Аменемхет, правитель нома Газели, сообщает в своей надписи о двух походах в Нубию, причем в первый раз его сопровождали 400 отборных солдат его нома и наследный принц Амени; соответственно приказу фараона Хепер-ка-Ра они доставили в столицу золотые слитки; во второй раз номарха Аменемхета сопровождали 600 лучших воинов его нома и другой царевич, Сенусерт; на этот раз они доставили в Коптос золотую руду. Надпись на могиле помощника казначея по имени Са-Хатор рассказывает, что покойный в молодости посетил область золотых рудников и заставил вождей мыть золото. Из дальнейшего текста следует, что имеются в виду вожди племен Нубии. Затем Са-Хатор доставил в Египет малахит.

Нубийское золото наполняло казну фараонов XII династии. В Абидосе главный казначей фараона по имени Ихернофрет реставрировал статую Осириса Хентиа-ментиу, употребив для этого «белое» нубийское золото.

Керма

В конце 3 — начале 2-го тысячелетия в средней части Нубии, в районе III порога и южнее, возникает раннегосударственное объединение племен со столицей в Бургейге, близ нынешней Кермы; поблизости археологи обнаружили под огромными курганами роскошные царские погребения, в которых найдено множество местных и древнеегипетских изделий. Это была первая аборигенная цивилизация на территории Судана и вообще Тропической Африки.

Поселения цивилизации Кермы обнаружены и в других районах Средней Нубии, а именно на о. Сай, в Амаре (южнее II порога), между Фарасом и Гемаи на левом берегу Нила, в районе II порога, в Миргиссе. В частности, здесь открыты погребения характерного для Кермы типа с аналогичным погребальным инвентарем и отдельными египетскими изделиями второго переходного периода и Среднего царства. Но по роскоши и грандиозности они уступают главным памятникам некрополя Бургейги.

Этот некрополь состоит из курганов размером до 90 м в диаметре и площадью до 6358 м. Площадь погребальной камеры доходит до 489,5 м², во много раз превышая погребальные камеры пирамид Хеопса и Хефрена. В каждом из курганов открыто погребение вождя (князя, царя) вместе с его приближенными. Царственный покойник лежал в позе глубокого покоя, имитирующего сон, на правом боку, слегка подогнув колени. Его правая рука была под щекой, на деревянной головной скамеечке, заменявшей подушку, а левая касалась локтя правой. Тело покойника покрывала коровья шкура, реже полотняная тога. Рядом лежали пара сандалий из сыромятной кожи, опахало из страусовых перьев и различные бытовые предметы из дерева и бронзы, а также глиняные сосуды. Бычьи и бараньи черепа и кости говорят о животных жертвах, совершавшихся при погребении, которые отнюдь не исключали человеческих жертвоприношений. Интересно отметить, что на бараньи рога были надеты своеобразные футляры из слоновой кости — уникальная черта, возможно связанная с неизвестными нам ритуалами.

Кроме основного захоронения в курганах имеются обычно десятки и даже сотни сопутствующих. В одном случае погребено не меньше 322, возможно до 400 лиц. Все они были похоронены одновременно со своим вождем[18]. Большинство этих людей составляли молодые женщины, очевидно жены и наложницы вождя, кроме того, есть скелеты мужчин и детей, вероятно придворных и слуг. В антропологическом отношении погребенные принадлежали к местному нубийскому населению.

Подобные массовые захоронения с умершим вождем его жен, слуг и приближенных мы находим во многих африканских странах — от Египта эпохи I династии и додинастического времени до Мономотапы и Гегеро на юге, Бенина и Дагомеи на западе, а также за пределами Африки — в древнем Уре, у скифов украинских степей и пр. На территории Нубии этот обычай сохранялся в Мероэ, где с царями хоронили женщин их гарема, у язычников нубийцев раннего средневековья, оставивших свои некрополи в Баллане и Фирке.

В чем суть этого обычая?

Несомненно, перед нами погребальное жертвоприношение людей, ставших принадлежностью умершего, как и его личные вещи. Следовательно, все эти люди находились в личной зависимости от вождя. В то же время они были мало связаны с производством, так как трудно предположить, чтобы общество, особенно на ранних ступенях исторического развития, мирилось с уничтожением такого числа непосредственных производителей[19]. Иными словами, в жертву приносили только тех лиц, которые находились в непосредственном услужении умершего.

Рабы ли они? Совсем не обязательно. С экономической точки зрения лично зависимые лица, большую или меньшую часть своего времени проводящие в личном услужении вождю, могут являться: 1) эксплуататорами, 2) мелкими производителями, 3) паразитическими слугами-рабами, 4) полупроизводителями, полупаразитическими слугами (поварами, конюхами и пр.), 5) наемными слугами и пр. Последний случай мало вероятен для примитивного нубийского общества 2-го тысячелетия до н. э., но варианты 1, 3 и 4 представляются наиболее возможными.

Один факт свидетельствует о том, что в период конца Среднего царства Египта (около XVIII в. до н. э.) в средней части Нубии существовала работорговля. Некий «храбрый воин» Хаанхефу из храма в Эдфу был послан «на юг Куша», путь куда занял 13 дней. За это время он мог достичь района Кермы или какого-нибудь рынка севернее III порога. Во всяком случае Хаанхефу побывал на независимой нубийской территории к югу от II порога. Здесь он приобрел некоторое количество золота и невольниц (b.k.t.). И. С. Кацнельсон безоговорочно утверждает, что Хаанхефу были проданы рабыни, принадлежащие местным жителям. В этом нет ничего невероятного, но возможны и другие решения: ведь мы не знаем не только экономического положения этих «невольниц» до того, как они были оторваны от ячеек производства и превратились в живой товар, но даже самого факта их принадлежности к тому или иному, например «рабскому», сословию[20]. Наконец, «храбрый воин» Хаанхефу мог захватить их силой. Поэтому вывод И. С. Кацнельсона не оправдан ни теоретическими, ни фактическими данными.

Однако если некрополь Бургейги и другие памятники эпохи Среднего царства и не содержат данных о рабовладении в тогдашней Нубии, они позволяют судить о развитии местного ремесленного производства.

Как доказал суданский ученый Осама эль-Нур, большая часть погребального инвентаря курганов Бургейги была изготовлена на месте. Судя по количеству и качеству изделий, металлургия меди и бронзы в Керме достигла большого совершенства. В захоронениях найдено 130 бронзовых кинжалов особой формы, некоторые с рукояткой из слоновой кости, а кроме того, множество бронзовых ножей. Все они сделаны местными мастерами. Что же касается бронзовых зеркал, то они немногочисленны (9 экземпляров, из которых 7 в одном погребении) и, по-видимому, привезены из Египта. Из дерева изготовлялась мебель, бытовая и погребальная, некоторая часть посуды, туалетные принадлежности: гребни, карандаши для сурмления бровей и ресниц, футляры для бронзовых бритв и зеркал и пр. Из дерева изготовлены также ложки. Мебель составляют скамеечки для головы, ног, табуретки, столы и особенно ложа, напоминающие своей конструкцией позднейший суданский ангареб — кровать с веревочной или ременной сеткой, распространившуюся из Судана затем на Эфиопию. Все деревянные изделия отличаются от египетских, явно сделаны местными мастерами. Как мы увидим позднее, в период Нового царства египтяне получали как поделочную древесину, так и готовые деревянные изделия из Средней Нубии.

Характерная продукция ремесла Кермы — резные фигурки из слюды, украшавшие шляпы из кож и шкур. Они довольно сложны по форме, но почти всегда содержат в центре изображение животного или магический символ. Очень интересна керамика Кермы. В большинстве она изготовлена из смеси глины с илом, как это вообще было принято в Судане в разные периоды его истории, вплоть до настоящего времени. Почти 85 % керамических изделий весьма отличаются от египетских. Небольшую часть составляют обычные грубые глиняные горшки и кубки, более или менее характерные для культуры «группы С»; это, очевидно, предметы простонародного быта жителей Нижней Нубии. Свыше 75 % керамических изделий составляют прекрасные полированные глиняные сосуды, иногда с нарезным или штампованным орнаментом, заполненным белой массой. Большая часть посуды изготовлена на гончарном круге, меньшая — вручную, одним из двух способов, до сих пор распространенных в некоторых районах Судана, например в Нубии и у остаточных этносов горного Кордофана. «Уникальные керамические изделия Кермы — краснополированные с черным верхом сосуды: весьма тщательным лощением поверхности»[21]. К сожалению, это профессионально точное описание не может передать изящной и строгой красоты произведений виртуозов-гончаров древнего Судана.

Кроме глиняных найдено немало фаянсовых изделий мастеров-керамистов Кермы, которые в этом случае явно подражали египтянам. Здесь бусы, амулеты, фигурки людей и животных, браслеты, модели лодок, черепицы и изразцы и, конечно, сосуды разнообразных форм и назначения. Они либо разрисованы черными линиями, либо покрыты резьбой, заполненной цветной массой (как и некоторые глиняные сосуды). Однако этот древнейший суданский фаянс по своему качеству и по тонкости орнамента значительно уступает знаменитому древнеегипетскому фаянсу.

Правильной оценке цивилизации Кермы мешают не только ее недостаточная археологическая изученность, отсутствие письменных источников, но и предвзятые взгляды некоторых ученых. Американский археолог Дж. Э. Рейснер, раскопавший некрополь в Бургейге, не понял, что он открыл новую цивилизацию. Он полагал, что обнаружил погребения египетских вельмож, стоявших во главе египетской торговой колонии эпохи Среднего царства. Однако уже через несколько лет немецкий ученый Г. Юнкер отверг это весьма предвзятое мнение и предложил считать Керму древнейшим очагом негро-африканской культуры, поднявшейся до уровня цивилизации. Он утверждал, что «негры» древней Кермы лишь заимствовали некоторые технические приемы египетского ремесла, но в остальном их культура была вполне оригинальна и представляла собой результат самостоятельного развития. Свою статью о Керме он назвал «Первое появление негров в истории». Стройную концепцию предложил мероист из ГДР Ф. Хинце. Он считает Керму резиденцией правителя первого в истории Судана самостоятельного государства, которое в надписи Яхмоса I названо Кушем. Расцвет этого государства, по Хинце, начался в первый переходный период и эпоху гиксосского владычества в Египте, когда, воспользовавшись ослаблением Египта, царь Куша захватил все древнеегипетские крепости в Нижней Нубии. С гиксосами Куш поддерживал дипломатические и торговые отношения, в результате чего в Керме оказались египетские изделия и печати гиксосских царей. Другие предметы египетского производства попали в Керму тогда, когда фараоны Нового царства завоевали Куш и его столицу Керму (точнее, крепость Западную Деффуфу) и присоединили их к своим владениям.

Концепция Хинце была поддержана и развита суданскими историками Б. Э. Мубараком и Осамой эль-Нуром, решительно отстаивавшими автохтонное суданское происхождение цивилизации Кермы.

Что же теперь можем сказать о нубийском обществе начала 2-го тысячелетия?

Некрополи в Керме свидетельствуют о далеко зашедшем выделении верховной власти вождей, которых, видимо, следует уже именовать царями. Египетские источники говорят об объединении ряда племен под эгидой местных вождей, а в период XII династии — под властью фараонов. Следовательно, в Северной Нубии того периода имелась государственность: развитая древнеегипетская и весьма примитивная, складывающаяся местная государственность. Существовала работорговля, вероятно, существовало и патриархальное рабство. Вместе с тем общее состояние производительных сил той эпохи (как и всех последующих эпох, вплоть до новейшего времени) заставляет предполагать господство мелкого натурального производства и существование ренты хотя бы в самых примитивных формах. О последней свидетельствуют немногие сохранившиеся факты. Так, надпись Сиренпута (Сиренповета), номарха Элефантины, говорит о дани из нубийских областей, о чем Сиренпуту должны были докладывать.

Вряд ли стоит сомневаться в том, что в Нубии 3 — начала 2-го тысячелетия, как и в тогдашнем Египте, наряду с рабовладельческими развивались феодальные производственные отношения, причем именно феодальные отношения были ведущими в процессе классообразования.

Несомненно, в этом огромную роль сыграл «внешний фактор» — египетское завоевание и египетская торговля. Этот фактор сохранял свое значение и в период XIII династии Египта, и позднее, после гибели Среднего царства.

Египетская торговая и военная экспансия была важным фактором развития и других стран Северо-Восточной Африки, даже таких отдаленных, как Пунт.

Плавания в Пунт в период Среднего царства

Уже первые фараоны XI династии, начиная с Интефа Великого, подчинили себе Восточную (Аравийскую) пустыню, где проходили древние караванные пути к берегам Красного моря (для дальнейшего плавания в Аравию и Пунт). Следующим этапом возобновления экспансии в Пунт были мероприятия Ментухотепа V Небтауи-Ра по освоению дороги из Фиваиды через Вади-Хаммамат к побережью Красного моря, причем, как говорят надписи его царствования, вдоль пути из Вади-Хаммамат были вырыты водоемы, посажены деревья, поселены «дети» египтян.

Более поздняя надпись из Вади-Хаммамат сообщает, что фараон Ментухотеп VII Санх-ка-Ра (XXI в.) послал в Пунт казначея Хену, весьма высокое лицо, обладавшее множеством титулов, чтобы доставить фараону благовония, собираемые «вождями Красной Земли». Кроме того, он должен был доставить из пустыни «камни для статуй богов». Хену сопровождали 3000 воинов из Верхнего Египта. Экспедиция была прекрасно организована и снабжена всем необходимым. Она двинулась из Коптоса по суше, через Восточную пустыню, вдоль Вади-Хаммамат, к побережью Красного моря. В пути египтяне рыли колодцы и сражались с племенами Аравийской пустыни, «уничтожая тех, кто проявлял вражду к фараону». На морском берегу был построен корабль, который совершил успешное плавание в Пунт и вернулся «с продуктами той земли». В заключение Хену говорит: «Потом, вернувшись с моря, я исполнил поручение его величества и доставил ему все дары, полученные мною в Земле Бога (Та-Нутер)». В конце XI и в начале следующей, XII династии плавания в Пунт на целое столетие прекращаются. Последний фараон XI династии и первые два фараона XII династии — Аменемхет I (2000–1980) и Сенусерт I (1980–1935) — были слишком заняты войнами сначала в самом Египте, затем в Северной Нубии, Южной Палестине и на границе с ливийцами, чтобы организовать экспедиции в далекий Пунт. Но Аменемхет II (1896–1834) возобновил экспедиции в Пунт. Он послал в Пунт вельможу (казначея и начальника дворца) Хентхетура, который благополучно возвратился и посвятил богам Гору и Мину благодарственную надпись, сохранившуюся в Вади-Гасус, на берегу Красного моря, несколько севернее Косейра. Из надписи мы узнаем, что расположенный здесь древнеегипетский порт назывался Сасу. Сын Аменемхета II Сенусерт II (1896–1887) в первый год своего царствования также отправил в Пунт экспедицию под командованием Хнумхотепа, казначея бога. Эта экспедиция, соорудив памятник в Земле Бога, благополучно возвратилась в Вади-Гасус, где Хнумхотеп оставил благодарственную надпись. Интересно, что более поздняя традиция, переданная Геродотом, Страбоном и Плинием, приписывает Сесострису (Сенусерту) завоевания в районе Баб-эль-Мандебского пролива и на берегах Индийского океана, где построенные им памятники сохранялись якобы еще в конце 1-го тысячелетия до н. э. По-видимому, в этой легенде отразились воспоминания о плаваниях в Пунт и постройке здесь памятников при Сенусерте II.

Во времена XII династии Пунт становится местом действия в произведениях древнеегипетской художественной литературы. Около 1900 г. до н. э. была написана сказка «О потерпевшем кораблекрушение», содержащая ценные сведения о Пунте. Здесь передан миф о золотом змее, владыке Пунта, который жил на острове где-то у берегов современной Эритреи. Путь туда лежал по Нилу и Красному морю мимо золотых рудников, принадлежащих египетскому фараону. В сказке подробно перечисляются товары, которые потерпевший кораблекрушение вывез из Пунта.

Характерно, что египетские источники этого времени говорят не о торговле с Пунтом, а лишь об отправке в Пунт кораблей. Экспедиции египтян эпохи Среднего царства в Пунт были промысловыми, грабительскими и лишь в последнюю очередь торговыми. Говоря о «торговых экспедициях» XII династии, В. И. Авдиев утверждает: «… торговля носила тогда неприкрытый хищнический и грабительский характер. Торговые экспедиции сопровождались военными отрядами, а торговый обмен, нося довольно часто принудительный характер, принимал форму откровенного грабежа»[22].

Сношения египтян с Пунтом часто прерывались. Особенно длительный, почти трехсотлетний, перерыв наступил в XVIII–XVI вв. до н. э. Товары из Пунта продолжали поступать в ослабевший и обедневший Египет, но уже только через руки посредников. Как следует из надписи в Дейр-эль-Бахри, в эти времена «товары (Пунта) передавались от одного к другому».

С конца XII династии (вторая половина XVIII в. до н. э.) ослабевший Египет постепенно теряет контроль над своими внешними владениями, да и в самой стране появляются эфемерные династии, правившие в отдельных ее частях. От этой эпохи до нас дошли «черепки проклятия», связанные с магическим обрядом «разбивания красных горшков», с начертанными на них именами врагов фараона. Среди враждебных городов и стран фигурируют палестинские Библ, Аскалон, Иерусалим и другие, а также Темех (Ливия) и Куш (Нубия). Следовательно, и на юге египетских владений — в Африке — обстановка не была мирной. Тем не менее в Нижней Нубии, между Асуаном и Вади-Хальфой, найдено множество египетских надписей той эпохи, упоминающих имена фараонов XIII династии Неферхотепа, Ра-сехем-ху-тауи, Аменемхета, Собекхотепа и других, что свидетельствует об их власти над этой территорией. Ослабление Египта в то время еще не привело к отделению Нубии. Однако дальнейшие политические события сделали это неизбежным.

Мировая политическая система в XVII–XVI вв. Египет, Нубия и Пунт в XVI–XIII вв.

Около 1760 г. Двуречье вновь объединилось под властью вавилонского царя Хаммурапи. Наступил 300-летний период Древневавилонского царства, которое просуществовало дольше, чем все предшествовавшие ему царства Двуречья, и достигло наибольшего могущества и централизации.

В XIX в. в Малой Азии образуется Хеттское царство, в XVII в. оно усиливается и вступает в борьбу с Вавилоном за господство в Передней Азии (в 1595 г. хетты даже захватывают г. Вавилон). Активными участниками этой борьбы становятся племена субарейцев и хурритов, родственные урартам Закавказья. Они проникают в Сирию и Палестину, смешиваются с семитскими племенами и отчасти подчиняют их себе.

Не в силах одолеть вавилонян и хеттов, теснимые ими, гиксосы, как египтяне называли племена Сирии, устремляются в Египет и подвергают разгрому Среднее царство. Судя по именам, среди гиксосов были не только семиты, но и хурриты. Гиксосские цари поселяются в Дельте и отсюда в течение ста лет правят Египтом, Сирией и Палестиной или по крайней мере отдельными частями этих стран.

В начале XVII в. Нубия вернула себе самостоятельность и объединилась под властью туземного правителя, о котором сообщает фиванский правитель Камос (Камесу) в надписи на так называемой «таблетке Карнарвона» (как бы школьной тетради XVII в. до н. э.). В этом документе, составленном в третий год царствования Камоса, фараон жалуется своим вельможам, что в Аварисе на севере Египта царствует Гиксос (т. е. царь этого народа), а на юге ― Нубиец. Камос совершил поход в Нижнюю Нубию; между Эрменне и Тошкой обнаружена надпись с именами самого Камоса, его брата и наследника престола Яхмоса. Интересно отметить, что в состав египетских войск входил отряд нубийцев-маджаев; следовательно, часть их поддерживала фараона.

Связи между северной частью Нубии, подвластной прежде египтянам, и областью близ III порога, где процветала Керма, быстро восстанавливаются и растут; в результате происходит известная унификация культуры в обеих частях Нубии (Нижней и Средней). Культура «группы С» вступила в новую стадию, которая характеризуется более богатыми погребениями в «кастрюлеобразных» могилах с бронзовым оружием египетского типа (кинжалы, топоры, стрелы и пр.), отдельными золотыми вещами, прекрасной керамикой и характерными могильниками из камня и сырцового кирпича. Последняя стадия этой культуры, обнаруживающая черты некоторого застоя и даже упадка, относится к самому концу гиксосского периода и началу XVIII династии (конец ХVII–ХVI вв.).

К этому времени нубийцы достигли такой степени социального развития, что сами приступили к сооружению укрепленных замков. Так, был сооружен замок в Арейке, копирующий сооружения египтян. И. С. Кацнельсон справедливо отмечает: «Политические события, потрясшие Египет и Нубию, ослабление первого и освобождение второй, привели к существенным изменениям в общественном строе… В частности, более широкий рынок сбыта получила керамика из Кермы. Начавшиеся войны, как внешние, так и внутренние, облегчали обогащение отдельных воинов и вождей, принимавших в них участие. Так, в «кастрюлеобразных» погребениях Мустагедда были обнаружены изделия из золота, прежде в инвентаре нубийских могил не отмечавшиеся»[23].

На севере «кастрюлеобразные» погребения достигают Асьюта; на юге границу этой «субкультуры» установить намного труднее из-за слабой археологической изученности Верхней Нубии.

Однако суданским племенам в то время не было суждено развить дальше свою цивилизацию, потому что дни их независимого существования были уже сочтены.

В 3-м и в первые три века 2-го тысячелетия система международных связей древнего мира была еще очень узка. Она занимала лишь территорию Ближнего и Среднего Востока и состояла из немногих царств и нескольких десятков «номовых» государств, протянувшихся прерывистой цепью от Нила до Инда. Однако с середины 2-го тысячелетия эта политическая система начинает бурно развиваться; она расширяется почти во всех направлениях, структура ее перестраивается, границы крупных государств сближаются и впервые в истории становятся «спорными».

В конце XVII — начале XVI в. политические события в трех крупнейших странах Ближнего Востока вызвали к жизни триумвират новых или обновленных царств, которые стремились к переделу тогдашнего мира. Около 1570–1560 гг. египтяне изгнали из своей страны гиксосов и вновь объединились в мощное государство — Новое царство Египта во главе с энергичными и воинственными фараонами XVIII династии. В 1595 г. Вавилонское царство, некогда сильнейшая держава мира, было разгромлено хеттами — первым цивилизованным индоевропейским народом в мировой истории. Вскоре вслед за тем молодое Хеттское царство ослабело в результате смут, и Египет стал сильнейшей державой, не имевшей равных ни в Африке, ни в Азии. Египетские войска устремились на север — в Сирию, родину гиксосов, и на юг, в пределы некогда подвластной египтянам Нубии, а также в далекий Пунт, также ранее входивший если не в державу фараонов, то в сферу их интересов.

В первой четверти XVI в. гиксосы терпят ряд поражений от правителя Фиваиды Яхмоса I (1580–1559), преемника Камеса. Воины Верхнего Египта, сражаясь на речных судах, колесницах и в пешем строю, осаждают и берут приступом столицу гиксосов Аварис, изгоняют их из долины Нила в Азию и, преследуя вчерашних захватчиков своей родины на их собственной земле, вторгаются в Палестину и Южную Финикию. Союзниками Египта в борьбе с гиксосами выступают ливийские племена и Критская морская держава — первое царство в Европе. Яхмос I становится подлинным основателем Нового царства Египта и XVIII династии фараонов. Надписи на двух стелах Яхмоса I красноречиво повествуют о положении этого фараона в начале его царствования. В первой стеле рассказывается о том, как «его величество обратился с речью в своем дворце к совету сановников, что находились в его сопровождении: «На что мне сознавать мою силу, когда [один] властитель (т. е. царь гиксосов. — Ю. К.) сидит в Аварисе, а другой — в Куше, и я сижу в обществе азиата и кушита, и каждый владеет своей частью в этом Египте? Разделяющий со мной власть над страной!»… Повели вельможи его совета речь: «Смотри… азиаты вплоть до [страны] Куш… Мы спокойно владеем нашим Египтом: крепка Элефантина, середина [страны] с нами вплоть до Куша»». Надо думать, справедливо замечает Осама эль-Нур, что южные границы владений Яхмоса I в то время находились у о. Элефантины. Естественная крепость Элефантины стала оплотом возрождающегося Египта в борьбе против царя Куша — правителя Кермы.

Вторая стела Яхмоса I говорит о союзе царя Куша с царем гиксосов, направленном против фараона. Яхмос рассказывает в надписи на этой стеле: «Я захватил его (гиксоса. — Ю. К.) посла выше оазиса, двигавшегося в южном направлении в Куш с письменным посланием. Нашел я в нем следующее в виде записи рукой властителя Авариса: «Аусерра, сын Ра, Апопи приветствует моего сына, властителя Куша. Почему ты стоишь властителем, но не уведомляешь меня? Разве ты не видишь того, что содеяно Египтом против меня. Властитель, что в нем (Египте)… гонит меня из моих земель. Не нападал я на него, подобно тому как он делал против тебя. Обрек он на нищету Египет, мою страну и твою страну. Он разорил их. Ступай же на север без промедления. Смотри, он здесь у меня, и нет никого [кто встал бы] на тебя в Египте. Смотри, я не дам ему пути до тех пор, пока ты не придешь. Тогда мы разделим города, что в Египте, между собой в радости»».

Гиксосский посол был послан в Керму через оазис Эль-Харга в обход владений Яхмоса I. Перехваченное фараоном послание Апопи царю Куш было не единственным: в Керме найдена его печать, по-видимому скреплявшая другое послание либо иной дипломатический документ. Апопи торопил своего потенциального союзника с походом на Египет, чтобы зажать войска фараона в клещи. Но этому плану не суждено было осуществиться. Яхмос сначала обрушился на южного врага, а затем повернул на север против гиксосов и победил их.

Нубия, расположенная у самых границ Фиваиды, привлекала особое внимание воинственного фараона, а также его ближайших преемников Аменхотепа I Джосер-ка-Ра (1559–1538) и Тутмоса I Аа-хереп-ка-Ра (1538–1525). Возможно, сама династия была нубийского происхождения. Во всяком случае, как показали недавние исследования мумий, ни Яхмос, ни Аменхотеп I не были подвергнуты обрезанию — обычаю, обязательному для египтян, тем более высокородных. Аменхотеп I и Тутмос I вслед за Яхмосом совершили в Нижнюю Нубию ряд победоносных походов. Об этом красноречиво повествует биографическая надпись «начальника гребцов» Яхмоса, сына Абен (Иабанны), а также краткие надписи Яхмоса Пен-Нехбета и Пентаура, великого жреца Амона в Фивах. Последний упоминает о господстве Аменхотепа над страной Карай, очевидно в Средней Нубии, в районе IV порога. Яхмос, сын Абен, сообщает о своем участии в походе Джосер-ка-Ра в страну Куш, где он взял пленного. Сохранилась еще одна надпись, на скале около Уронарти. Она позволяет предполагать, что поход этого фараона в Нубию состоялся в 1551 г. и что египтяне дошли до II порога. Яхмос, сын Абен, более подробно рассказывает о походах в Нубию фараонов Яхмоса I, Аменхотепа I и Тутмоса I. О походе Аменхотепа I он говорит: «И я вез на гребном судне царя Верхнего и Нижнего Египта, покойного Джосер-ка-Ра, когда он плыл вверх по Нилу в Северную Нубию, чтобы расширить границы Египта. И его величество сразил того нубийского кочевника (букв. «лучника». — Ю. К.) среди его воинов. Они были взяты в плен и крепко связаны, причем никто из них не ускользнул… Я доставил его величество за два дня в Египет от Верхнего колодца (район II порога. — Ю. К.), и меня наградили золотом». Яхмос, сын Абен, говорит, что он особенно отличился б этом походе, командуя авангардом («во главе нашего войска»), за что был назначен «воином правителя» и награжден. Разбив ополчение нубийских лучников, египтяне преследовали их, когда те пытались спасти свои семьи и скот.

В третий раз Яхмос, сын Абен, вел свои гребные суда в Нубию, переправляя сюда военную экспедицию фараона Тутмоса I (1538–1525). Надпись Яхмоса, надписи на скалах о. Томбос (близ III порога), о. Сахель, о. Арко и южнее Асуана, а также надписи Тутмоса I и Тутмоса III в Карнаке позволяют воссоздать картину похода: во 2-й или 3-й год своего царствования (1535 или 1536) Тутмос I двинулся из Фив вверх по Нилу и вторгся в Нубию. «Начальник гребцов» Яхмос, сын Абен, вез на своем судне фараона, и Тура, наместник Куша и Южного Египта, находился при нем.

При переходе через пороги (скорее всего через II порог) отличился как опытный лоцман Яхмос, сын Абен. Некое нубийское племя, воины которого заплетали косы, примкнуло к египтянам. Где-то между II и III порогами произошла встреча армии фараона с ополчением племен сетау. Сам фараон начал бой, метнув копье, застрявшее в теле вражеского воина. Сетау были наголову разбиты, их вождь пал в бою, и с ним множество нубийских воинов. Потери египтян и их союзников были незначительны. Остатки сетау бежали, угоняя свой скот, но их преследовали и захватывали в плен. Торжествуя победу, фараон повесил тело вождя сетау на носу своего судна и двинулся дальше на юг. Затем египтяне прошли район III порога, заняли Керму, присоединили к своим владениям область Карай и проникли на 40 миль южнее III порога. Вождь «нехси» (негров) был «беспомощным в его (Тутмоса) руке», а гегемония Египта распространилась вплоть до «Рога Земли» (излучины Нила в области IV порога?). Таким образом плодороднейшая в Судане область Напаты — Старой Донголы вошла в состав египетских владений.

Заложив новую крепость на о. Томбос, Тутмос I повернул корабли в обратный путь, причем тело вождя сетау продолжало висеть на носу его ладьи. В начале половодья Нила, в 3-й год своего царствования, фараон прошел район I порога. Обнаружив, что построенный Сенусертом III канал засорен, он приказал наместнику Тура расчистить его, что и было немедленно исполнено.

Сообщение надписи Яхмоса, сына Абен, о том, что люди сетау были захвачены в плен, вряд ли следует понимать, как это делает В. И. Авдиев, что «все данное нубийское племя было обращено в рабство»[24]. О тех же событиях надпись Тутмоса I с о. Томбос говорит, что «не осталось ни одного [в живых] среди нубийских племен сетау, павших во время побоища», и тут же: «Отброшены они в свои области», т. е. в горы и степи. Очевидно, авторы надписей допускали сильное преувеличение. Цель этого приема, как и описания жестокостей, допущенных победителями, — устрашение нубийских племен; впрочем, и сами жестокости преследовали ту же цель.

Ярость фараона, предавшего целую область огню и мечу, угон в неволю восставших и повешение их вождя вниз головой на носу корабля авторы надписей объясняют и оправдывают справедливым возмущением фараона действиями сетау. Единственной целью похода Тутмоса I в Нижнюю Нубию объявляется подавление мятежа и отражение набега «из области пустыни» или намерение фараона «заставить раскаяться за военные действия в горных странах и покарать за нападение в горной области».

В действительности, очевидно, имело место и восстание нубийцев, покоренных Аменхотепом I, и набеги их на египетские гарнизоны и племена, оставшиеся лояльными по отношению к египтянам. Тем не менее прав В. И. Авдиев, говоря, что, «истинной целью этого нубийского похода Тутмоса I было завоевание всей Нубии»[25]. Такой завоеватель, как Тутмос I, не стал бы ставить перед собой более ограниченную задачу; восстание племен сетау было для него не более чем благоприятным предлогом. Этот фараон не только усмирил мятежников и укрепил власть Египта в областях, завоеванных Яхмосом I и Аменхотепом I, но и захватил Керму, углубившись в область между III и IV порогами на добрых 75 км. Здесь египтяне столкнулись с негроидными племенами и одержали победу.

По-видимому, при Тутмосе I в Египет были впервые доставлены невольники-негры. Надпись номарха Инени следующим образом комментирует барельеф, изображающий толпу сидящих на земле обнаженных людей с ярко выраженными негроидными чертами лица и курчавыми волосами: «Осмотр негров, пожалованных как головы пленных для жертвоприношений Амону, после того как была сокрушена подлая страна Куш, вместе с данью каждой иноземной страны. Дал его величество храму Амону по числу лет для фараона Верхнего и Нижнего Египта Аа-хепер-ка-Ра» (Тутмоса — Ю. К.).

Однако нубийские племена «девяти луков» (иунтиу-сетиу, или сетау) восставали снова и снова. Тутмос II уже в первый год царствования должен был послать в Нижнюю Нубию «многочисленное войско», которое вновь разгромило иунтиу-сетиу, перебило якобы всех их мужчин, захватило пленников, в том числе сына вождя, и заставило нубийские племена принести дань.

О том, какое значение придавалось победам в Нубии, говорят беспрецедентные награды, полученные участниками похода: после каждого из них Яхмос щедро награждался невольниками и землей; пожалования получил и экипаж его судна.

Цели походов четко определяет тот же Яхмос: Аменхотеп I двинул свои войска «вверх по Нилу в Куш (кš), чтобы расширить границы Египта» (буквально «черной страны»)[26].

Широкая строительная деятельность Аменемхета I, Тутмоса и его детей-соправителей — Тутмоса II Аа-хепер-эн-Ра и Хатшепсут коснулась и Нубии. Здесь строятся крепости, храмы, разрабатываются каменоломни. Фараоны начинают заселять Нубию египтянами. Для более прочного удержания вновь завоеванных земель уже Аменемхет I объединил владения в Нубии и южные номы Египта в одну пограничную зону, во главе которой поставил наместника с титулом «царский сын Куша и начальник южных номов». При Тутмосе I и Тутмосе II значение этого вельможи возросло, ибо в его руках сосредоточились крупные вооруженные силы и средства и важные функции снабжения египетской монархии ценными материалами, продуктами и людьми (воинами-лучниками Нубии).

Параллельно завоеванию и колонизации Нубии шло завоевание северо-восточной части Ливии и Сиро-Палестинского района. По-видимому, еще Аменхотеп I со своими войсками дошел до Евфрата, первой большой реки, текущей на юг, а не на север, которую увидели египтяне. Затем здесь побывал Тутмос I, а за ним и Тутмос II. Вся Палестина, Финикия и большая часть Сирии стали вассальными владениями фараонов. Их политическое влияние распространилось на Месопотамию, Малую Азию, Кипр и острова Эгейского моря.

Впервые в истории одно из государств обширного и наиболее развитого региона, а именно древнего Ближнего Востока, стало гегемоном других государств. И впервые в истории целью политики было объявлено создание мировой империи, объединение в одну державу всех стран и народов, «которые обходит солнце» (по астрономическим воззрениям того времени). Эту формулу мы первый раз находим в надписи Тутмоса I с о. Томбос, где говорится, что все иноземные народы посылают дань фараону, все они работают на столицу Египта Фивы, северяне плывут вверх по Нилу, а южане плывут вниз по Нилу, дабы принести дань божественному Аа-хепер-ка-Ра, который «взял границы Земли в свое владение, сокрушил оба края ее… ища сражения, но не нашел никого, кто противостоял бы ему… Южная граница его достигает этой земли (Нубии), северная же — до перевернутой воды Евфрата, [подвластны] ему острова великого круга (Средиземного моря), вся земля — под его ногами!». Тот же тон и те же географические воззрения — в абидосской надписи Тутмоса I. «Я, — говорит фараон, — установил границы любимой страны [Египта] до тех пределов, которые обходит кругом Солнце… Я поставил Египет превыше всякой страны». Тутмос II вторит своему отцу, описывая владения Египта от «Рога Земли» на юге до болот Северо-Восточной Сирии и дань, приносимую нубийскими племенами «девяти луков» и азиатами.

При XVIII династии Египта народы Нубии оказались насильственно включенными в общую политическую, экономическую и культурную систему с народами Египта, Средиземноморья, особенно Сирии и Палестины. Племена Сиро-Палестинского района, как и средней долины Нила, снова и снова восставали против Египта, на который еще недавно смотрели лишь как на объект военного грабежа, богатую и доступную добычу. Однако энергичные фараоны XVIII династии настойчиво и последовательно продолжали завоевания.

Оппозиция их деятельности существовала и в самом Египте. В конце XIV в. противники войн объединились вокруг женщины-фараона Хатшепсут (1538–1503), жены и соправительницы Тутмоса II, и племянника Тутмоса III. В Нубии Хатшепсут строила храмы (в Бухене, Абу-Симбеле), а не крепости — опорные пункты для будущих походов. Но и она должна была считаться с энергичной и воинственной элитой тогдашнего египетского общества, которую возглавляли фиванские жрецы и военачальники. Хатшепсут направила экспедицию не в ближайшие страны, а в далекий Пунт. В 1516 г. в полулегендарную «Землю бога», путь в которую был позабыт в предшествующие века и товары которой попадали в Египет лишь через руки посредников, была послана флотилия из пяти тридцативесельных судов. Ее плавание описано в надписях и наглядно изображено на барельефах знаменитого храма Дейр-эль-Бахри (который автору этой книги посчастливилось посетить в 1975 г.). Это самое подробное сообщение о Пунте во всей древнеегипетской литературе. На кораблях располагались отряды войск. Один из кораблей вез огромную каменную статую царицы, которую собирались установить в «Земле бога». Флотилия двинулась по Нилу и древнему каналу, соединявшему Нил с Красным морем, затем вдоль берегов Красного моря направилась на юг.

Во главе экспедиции был поставлен «царский посол», который по прибытии в Пунт вступил в переговоры с «великими»(т. е. вождями) этой страны. На стенах храма Дейр-эль-Бахри изображена встреча «царского посла» вождем пунтян Париху, его женой, детьми и слугами. Стихотворная надпись, поясняющая изображение, гласит:

Египтяне, хотя среди них и находились отряды солдат, обходились с жителями Пунта миролюбиво и любезно. По словам автора надписи, даже мирровое деревце удостоилось приглашения посетить Египет. Египетские мореплаватели говорят:

Надпись и иллюстрирующие ее изображения показывают, как египтяне «рубят черное дерево в очень большом количестве», собирают мирру «в большом количестве на горных террасах», выкапывают и переносят к берегу мирровые деревца, причем передние и задние носильщики обмениваются репликами.

Со своей стороны вожди пунтян также принесли «царскому послу» золото и мирру; соответствующее изображение снабжено пояснительной надписью.

Возвратившись в Египет, экспедиция доставила огромное богатство, которым в то время не владел ни один из царей: золото в виде колец, «необработанное зеленое золото страны Аму» (Азии), электрум (по-видимому, естественный сплав золота с платиной, серебром и медью), малахит, лазурит и другие самоцветы, черную краску для глаз (очевидно, сурму), мирру и 31 живое мирровое дерево, ладан, благовоние ихмут, благовоние хекену, хесит (корицу), благовонный тростник тейшепс (или тишпес), черное и другие ценные породы дерева, бивни слонов, «шкуры южных пантер», живую пантеру, павианов и других обезьян, борзых собак, скот и пр.

На стенах Дейр-эль-Бахри богатства, доставленные этой экспедицией из Пунта, фигурируют много раз в виде изображений и в пояснительных надписях. «Ни разу подобное этому не было доставлено для какого-либо фараона, жившего со времен древности». Это заявление, которое мы теперь назвали бы пропагандистским, все же справедливо в том отношении, что оно отражает невиданный прежде успех египетского экономического и политического влияния в Тропической Африке. В связи с этим В. И. Авдиев считает, что, «установив непосредственные торговые взаимоотношения с племенами страны Пунт, египтяне вовлекли в сферу своей меновой торговли также и другие соседние с Пунтом области, населенные негроидными племенами»[27]. В подтверждение этого он приводит изображения и тексты из Дейр-эль-Бахри, где рядом с пунтянами фигурируют вожди древних нубийцев и других африканских этносов. По нашему мнению, эти изображения и поясняющие их надписи нужно трактовать символически, как апофеоз царицы Хатшепсут; древнеегипетская иконография и эпиграфия дают бесчисленные параллели такому толкованию, отнюдь не предполагающему единства места, времени и действия реальных событий, которые отражены в данном изображении и тексте.

Можно ли считать экспедицию, о которой идет речь, торговой? Утверждая так, В. И. Авдиев и другие историки переносят на Африку 2-го тысячелетия до н. э. экономические категории более позднего времени.

Все перечисленные предметы, несомненно, сомалийского и эфиопского происхождения (включая «необработанное зеленое золото страны Аму», или «азиатское золото»), все они могли быть добыты на месте, на самом побережье, разве только золото было доставлено из внутренних областей континента. Как показали исследования, из Северной Эфиопии происходила также большая часть обсидиана, найденного в Древнем Египте. Часть привезенных ценностей участники экспедиции добыли своими руками, например живые мирровые деревца и дорогие породы дерева; это вполне соответствовало практике египетского государства. Может быть, своими руками они добыли часть мирровой и другой ароматной смолы, а также слоновой кости и леопардовых шкур; возможно, сами египтяне ловили в Пунте обезьян. Но многие ценности, прежде всего золото, а также традиционные предметы вывоза из Пунта: благовонные смолы, слоновые бивни, леопардовые шкуры, борзых собак — египтяне могли получить в основном от местных жителей. Каким образом были получены эти предметы? Надпись ничего не говорит о торговле; по словам египтян, вожди Пунта принесли свои товары в виде дани. К. Зете, Р. Хенниг и другие специалисты по древней истории и географии считали, что на самом деле имело место не данничество, а торговля. («В соответствии с высокомерным обычаем многих древних народов собственные товары, предназначавшиеся для обмена, назывались «подарками», а товары другого народа — «данью»). Мы считаем это мнение неправильным.

Экспедиция Хатшепсут была организована египетской монархией, которая никогда не занималась торговлей в строгом смысле слова. Она получала определенные товары из подчиненных азиатских княжеств. Местные царьки в свою очередь получали иногда от фараона золото и ремесленные изделия. Но подобный обмен выглядит ответным отдариванием, а не платой за товары. Это было скорее наградой за аккуратный взнос дани и выражением милости и дружелюбия со стороны фараона. Характерно, что больше всего даров получали цари Северной Сирии и Верхнего Двуречья; между тем их поставки Египту были весьма незначительными. Ничего не говорят о торговле и надписи из Дейр-эль-Бахри. Сказано только, что египтяне «устроили лагерь для царского посла с его воинами… чтобы принимать вождей этой страны» (Пунта). Вождям пунтян были «доставлены хлеб, пиво (или медовое вино), виноградное вино, фрукты и всевозможные другие вещи, имеющиеся в Египте». Эти «другие вещи», может быть, фигурируют в дейр-эль-бахрийской надписи как «дары, привезенные для богини Хатор, владычицы Пунта»: бронзовые топоры, кинжалы, цепочки, ожерелья, кольца. Достоверно указывается лишь на угощение и, возможно, отдаривание туземных вождей, посетивших египетский лагерь. Этот обычай в тех же примерно краях сохранялся и позднее. Все путешественники и купцы, прибывшие в Эритрею и Сомали, заботились об угощении местных жителей.

Так, в частности, поступал Эвдокс во II в. Согласно Страбону, «приставая здесь к некоторым местностям, он располагал к себе население подарками: хлебом, вином, фигами, которых там не было; за это он получал от них воду и проводников». Псевдо-Арриан говорит столь же недвусмысленно: «Ввозится на эти рынки (в Азании) довольно значительное количество вина и хлеба — не для торговли, а как средство получить расположение варваров». Наконец, даже в 1472 г. н. э. Афанасий Никитин «много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом (Эритреи), ины судна не пограбили».

Вероятнее всего, посол-адмирал царицы Хатшепсут просто угощал и по возможности отдаривал пунтийских вождей, доставивших дань по его требованию. Была ли это настоящая дань или полудобровольные приношения, роли не играет. Торговля тоже могла иметь место, конечно второстепенное или даже третьестепенное — после дани и военного грабежа (золотое копье и некоторые другие вещи могли быть силой отобраны у пунтян). Торговали, может быть, участники экспедиции, припрятывая для себя вымененные у пунтян товары, ведь корабли предназначались только для доставки продуктов Пунта двору и храмам. Вероятно, в случае разоблачения матросам грозили кары. Но может быть, соблазн был слишком велик, чтобы они могли устоять. Таким образом, обмен все же мог происходить, но в очень незначительных масштабах.

Однако даже такой весьма ограниченный и примитивный обмен не мог не иметь определенные социальные последствия. Главные выгоды, конечно, получали вожди Пунта, которые обогащались за счет подарков египтян, находили у них поддержку и укрепляли свою власть над соплеменниками. Однако эти выгоды не могли быть особенно велики, так как целиком зависели от милости египтян. Кроме того, и это важно, торговля с Египтом велась лишь побочными продуктами хозяйства пунтян и почти не затрагивала их основной производственной деятельности — скотоводства, рыбной ловли, может быть, земледелия.

Интенсивнее могла развиваться охота ради получения слоновой кости, леопардовых и жирафовых шкур, жирафовых хвостов и других ценимых египтянами, но все-таки побочных продуктов охоты. При этом египетская монархия, очевидно, стремилась полностью взять в свои руки не только вывоз, но и саму добычу продуктов Пунта. Так она поступала в Нубии на золотых россыпях и копях драгоценных камней. Это было вполне в духе древнеегипетской монархии. Должно быть, жители Пунта были частично отстранены от сбора мирры, ладана и других благовоний, от торговли ценными сортами древесины и прочими местными продуктами. Часть последних они поставляли в виде дани, особенно смолы, золото, слоновую кость, а также скот.

Более интенсивной эксплуатации препятствовал уровень развития производительных сил, на котором находилось хозяйство пунтян.

На барельефах храма Дейр-эль-Бахри изображена деревня пунтян и процессия, несущая дары египтянам: золотые кольца и цепи, груды благовонных смол на круглых блюдах, вероятно плетеных. Во главе процессии идут вождь пунтян по имени Париху, его жена Ити, или Ари, двое сыновей и дочь. Деревня расположена на берегу моря; хижины имеют куполообразную форму; стены поднимаются вертикально вверх, а крыша является их продолжением. Вход невысокий, сводчатый. Хижины стоят на сваях и снабжены каждая садовой лестницей с перекладинами (такие точно хижины сохранились до наших дней в оазисе Аусса, на юге Данакильской пустыни, составлявшей часть Пунта). Вокруг хижины растут пальмы дум и сикоморы. Под деревьями лежат короткорогие безгорбые коровы. Видно стадо коров, которых пунтянин гонит из деревни. Есть изображения навьюченных ослов, а также пунтянки верхом на осле. Известно, что один из центров одомашнивания осла находился в Северо-Восточной Африке. До сих пор здесь водятся дикие ослы, нубийские и сомалийские, от которых происходят все домашние породы. Очевидно, главным занятием пунтян было скотоводство — разведение крупного рогатого скота и ослов.

Хозяйственно-культурный тип этого народа, видимо, был близок к типу масаев, кочевых сук, части туркана и тех племен южных галла, которые разводили крупный рогатый скот, овец и ослов, но не верблюдов. На важность разведения крупного рогатого скота указывает следующее обстоятельство: при фараонах XVIII и XIX династий Пунт платил дань быками и телятами. О земледелии нет никаких указаний, хотя оно могло быть уже известно.

Характерно, что из Пунта египтяне вывозили борзых собак. Об этом рассказывает сказка «О потерпевшем кораблекрушение» и надпись в Дейр-эль-Бахри. По-видимому, охота с помощью собак играла известную роль в хозяйстве пунтян[28]. Охотничьим оружием были метательные палицы, одна из которых изображена в руке Париху. Надпись гласит, что царица Хатшепсут пожертвовала в храм «пунтийские метательные палицы». За поясом у Париху кинжал. Есть также изображения каменных топоров.

Одеждой жителям Пунта служили набедренные повязки или передники, обшитые тесьмой и прикрепленные к поясу. Носили они также украшения: у царька Париху браслет на левой руке, ожерелье на шее; у царицы Ари — кожаная юбка, узкая повязка на голове, ожерелье на шее и браслеты на руках и ногах.

Египетские художники, изображавшие жителей Пунта, различали среди них два антропологических и этнических типа. Одни из пунтян более светлокожие, цвет их кожи египтяне, как собственный, изображали красной краской, другие — более темнокожие, закрашены черной краской, с ярко выраженными негроидными чертами лица. Лица Париху, его сыновей, дочери, его подданных и особенно Ари — типичные Эфиопеоидные. Негры, азиаты и египтяне изображались во времена XVIII династии совсем иначе. Париху и некоторые другие пунтяне носили узкую и длинную остроконечную бородку; волосы свободно ниспадали и поддерживались головной повязкой или лентой, завязанной надо лбом. У других головы бриты. У третьих волосы подстрижены, как и у египтян, причем длинные локоны пунтян первой группы — это отнюдь не курчавые волосы негроидов.

Эти этнографические данные убеждают нас в том, что флот царицы Хатшепсут совершил плавание в район Северного Сомали, где на «горных террасах» растут мирроносные и ладоносные деревья, где обитали племена скотоводов эфиопеоидного антропологического типа и отдельные группы негроидных (а отчасти также эфиопеоидных) охотников-собирателей.

В надписях ничего не говорится о сражениях с пунтянами, напротив, подчеркивается мирный характер их отношений. По-видимому, египетские солдаты выполняли строгую инструкцию царицы, запрещавшую обижать и грабить местное население. В Нубии при Хатшепсут также было относительно спокойно.

Возможно, за этой первой экспедицией последовали другие, не столь грандиозные. В. И. Авдиев в подкрепление этого предположения ссылается на фрески из гробницы № 143 в Дра-Абу-аль-Негга, датируемые первой половиной периода XVIII династии. Фрески изображают вереницу носильщиков, которые на длинных коромыслах несут мешки и ящики, очевидно, с продуктами Пунта. Носильщиков охраняют пешие воины, позади которых идет колесничий-стрелок с колчаном за спиной и конем, запряженным в колесницу, на поводу.

На других фресках мы видим продукты Пунта: самоцветы в корзинах, золотые кольца, благовонные смолы, частью сваленные грудами, частью спрессованные в форме конусов и обелисков, а также мирровые деревья в горшках и зверей. Хотя надписи плохо сохранились, в них читается название «Пунт». Очевидно, фрески на стенах гробницы № 143 изображают возвращение египетской экспедиции из Пунта, в которой принимал участие и похороненный в гробнице вельможа. Мирровую смолу в форме обелисков, которая предназначалась для воскурения в храмах египетских богов, изображают также фрески в гробнице вельможи Рехмира (или Рехмире), младшего современника Хатшепсут.

Характерно, что стиль и язык надписи из Дейр-эль-Бахри находятся под несомненным влиянием сказки «О потерпевшем кораблекрушение», написанной четырьмя веками ранее. Это подчеркивает преемственность политики фараонов Древнего и Среднего царств и царицы Хатшепсут в отношении Пунта и, возможно, противопоставляет ее чисто военному курсу фараонов Нового царства.

Однако, несмотря на все миролюбие великой царицы, оказавшейся во главе одной из самых воинственных держав своего времени, экспедиция в Пунт имела и военные цели. Прежде всего египтяне должны были достичь Пунта морским путем, где еще безраздельно господствовали аравийские племена, монопольно торговавшие благовониями, «передавая их от одного к другому», и готовые силой защищать свою монополию. Далее, для походов в глубь страны Пунт и для прямой добычи ее богатств египтянам требовалась многочисленная вооруженная охрана. Жителей же Пунта нужно было запугать военной мощью «флота ее величества», чтобы они, если уж сами не в состоянии доставить на корабли все необходимые товары, не препятствовали бы египтянам самостоятельно добывать их в глубине гор. И вот в надписях из Дейр-эль-Бахри мы видим характерное для политики Хатшепсут противоречие: мирные декларации и предпочтение дипломатии войне перемежаются с демонстрацией военной мощи. Эта последняя линия была неизбежным следствием военного характера египетского государства при XVIII и XIX династиях и давления весьма влиятельных военных кругов, во главе которых стояли ее мужья, которыми последовательно были Тутмос I, Тутмос II и Тутмос III.

В. И. Авдиев справедливо подчеркивает военный момент в организации этой экспедиции: «Очевидно, эта экспедиция была предпринята не только для того, чтобы установить экономические связи с далекими южными странами и вывезти оттуда богатую добычу, но также и для того, чтобы наглядно показать военную мощь Египта, который претендовал на господство в Нубии и даже в более далеких, прилегающих к Нубии с юга и востока странах… Для того чтобы подчеркнуть военный характер экспедиции в Пунт, на стенах храма в Дейр-эль-Бахри были несколько раз изображены отряды воинов, которые сопровождали корабли и должны были демонстрировать военную мощь Египта в «Божественной Стране». Особенно характерна в этом отношении надпись, помещенная под одним таким изображением военного отряда: «Ликуют все отряды царского корабля, молодые поколения (или новобранцы. — Ю. К.) Фив, прекрасные юноши из войска всей страны в радости…»[29].

Отдавая дань настроениям этих «молодых поколений», царица Хатшепсут в «демонстративно воинственной» надписи на обелиске из Карнака заявила о беспрецедентном расширении границ Египта и сферы его влияния во всех направлениях: «Моя южная граница простирается до Пунта… моя восточная граница простирается до горы Ману (Эннеди или Тибести? — Ю. К.)… Моя слава живет постоянно среди обитателей песков… Мирра из Пунта была доставлена мне… Все роскошные чудеса этой страны были доставлены в мой дворец за один раз… Мне привезли избранные продукты… кедра, можжевельника[30] и дерева менру… всякое благовонное дерево Страны Бога[31]. Я получила дань из Техену (Ливии. — Ю. К.), состоящую из слоновой кости и семисот бивней, имевшихся там, множества леопардовых шкур…»

Сходный характер имеет и сцена в Дейр-эль-Бахри, где вожди различных африканских племен славят царицу Египта. Надпись поясняет:

Здесь же изображена и перечислена дань из Нубии, которую символизирует древненубийский бог Дедун.

Дань составляют такие традиционные продукты, как живые леопарды и жирафы, слоновьи клыки, страусовые перья и яйца, луки, деревянные шесты и палки, а также 3300 голов крупного рогатого скота.

Присутствие вождей Пунта при торжественной встрече возвратившейся в Египет экспедиции, по-видимому, действительный факт. Надпись из Дейр-эль-Бахри уверяет, что они сами просили начальника египетской экспедиции доставить их к фараону. В другом месте надписи сообщается, что экспедиция привезла из Пунта «жителей с детьми их». Последнее выражение В. И. Авдиев переводит как «рабами и детьми их», обосновывая столь необычный перевод слова следующим соображением: «Доставка рабов из… Пунта имела очень большое значение для Египта, так как рост рабовладельческого хозяйства постоянно требовал увеличения количества рабочей силы, т. е. в первую очередь рабов…»[32] Не существует никаких фактических данных, которые позволяли бы думать, что нечастые египетские экспедиции в далекий Пунт привозили в долину Нила каждый раз больше нескольких десятков пунтян. Разумеется, это ничтожное число людей, незнакомых с земледелием, не имело для Египта никакого хозяйственного значения по сравнению с многомиллионной массой египетского крестьянства. Что касается общих рассуждений о рабовладельческом производстве, то В. И. Авдиев проявил последовательность, утверждая, что при Хатшепсут жители стран, находившихся в сфере политического влияния Египта, являлись рабами[33].

Колеблющаяся и неустойчивая внешняя политика Египта при Хатшепсут и во время единоличного правления ее бывшего мужа — племянника Тутмоса III Мен-хеперу-Ра (1483–1450) вновь сменяется курсом на широкие и планомерные завоевания.

Еще в период соправления с Хатшепсут Тутмос III принимал меры для укрепления египетского владычества в Нижней Нубии. Ко второму году его царствования относятся надписи на о. Сахиль (или Сехель), в храме в Кумме, в Сильсиле, в Вади-Хальфе и Семне (последние две ― в районе II порога). Посвятительная надпись в Семне начертана на стенах храма, который Тутмос приказал построить на месте развалившегося храма Сенусерта III, покорителя Куша. В надписи говорится о том, что Тутмос «соорудил этот памятник для отца Дедуна, главы Куша, и для фараона Верхнего и Нижнего Египта Ха-кау-Ра (Сенусерта III), построив им храм из белого прекрасного камня Куша». Этим молодой фараон объявил себя продолжателем дела Сенусерта III и в то же время почитателем древненубийского бога Дедуна. Дедун был включен в египетский пантеон, а его жречество — в сословие египетских жрецов. Так была намечена новая политика фараонов XVIII и XIX династий в Нубии, а также в Пунте, направленная на их ассимиляцию с Египтом.

Однако от дальнейших завоеваний в Куше и Пунте Тутмосу пришлось на время отказаться, так как с 22-го по 42-й год своего царствования (около 1481–1461) фараон был занят двадцатилетней войной на севере, против коалиции сиро-палестинских княжеств.

Международная обстановка в общем благоприятствовала этому предприятию, хотя царство Митанни достигло расцвета, а возродившееся после периода смут Хеттское царство в 1535 г. возобновило экспансию на юг, в Сирию и Палестину.

Египтяне под предводительством фараона совершили 16 походов в Палестину, Сирию и Финикию, пока не разгромили коалицию местных «номовых» княжеств и не включили всю территорию — до Александреттского залива и Евфрата — в свои владения. Царство Митанни (расположенное в Верхней Месопотамии и населенное родственными урартам хурритами, а также индоарийцами либо их потомками) справедливо увидело в египетских завоеваниях угрозу своим интересам в Сирии и вступило в борьбу с фараоном. Но египетские войска переправились через Евфрат, опустошили западные провинции Митанни и разгромили его армию, заставив царя бежать далеко на восток. Митанни, еще недавно сильнейшая держава Передней Азии склонилась перед могуществом фараона и прислала дань. Дань или дары прислали также три других царства, ставшие теперь соседями Египта: Ассирия, Сангара и Великая Хета (Хеттская держава).

Несмотря на то что в центре внимания фараона оставалась Передняя Азия, он стремился поддерживать египетское господство и в странах Тропической Африки. Эту цель преследовало широкое храмовое строительство в Нубии, предпринятое фараоном в период после 1471 г. Храм Дедуна и обожествленного Сенусерта III, построенный почти тремя десятилетиями ранее в Семне, теперь был значительно расширен. Расположенный неподалеку храм в Вади-Хальфе также был расширен, украшен импозантным колонным залом. В Амаде было начато строительство храма Ра-Горахте, законченное позднее. Эти храмы были еще сравнительно невелики по своим размерам, но тем не менее они служили центрами египетской культуры и администрации в Нубии. На крайнем юге тогдашних египетских владений в Судане, на о. Сай (между II и III порогами), принц Нехи, наместник Куша, построил не только храм, но и крепость, что ясно указывает на военный характер интенсивного строительства, предпринятого фараоном в Нубии. Возможно, что в эту эпоху в Нубии уже существовали египетские поселения, которые были опорными пунктами египетского экономического, политического и культурного влияния здесь. Таков, например, город, раскопанный в Сесеби, в развалинах которого среди множества предметов времени XVIII династии был найден скарабей с именем Тутмоса III[34].

В «Анналах» этого фараона начиная с 31-го года его царствования помимо военных и дипломатических побед в Азии указывались дань, поступавшая из египетских владений в Куше, и дары, доставляемые из сопредельных с ними стран и из Пунта. На 32-м году его царствования в тогдашнюю столицу Египта была доставлена группа вождей Пунта. Она преподнесла Тутмосу подарки и поздравления.

Более подробно, чем в «Анналах» Тутмоса III, это событие описывается в надписи на стенах гробницы визиря Рехмира, где сохранились также иллюстрирующие ее изображения. Здесь представлены жители Пунта, Кефтиу (Крита), Куша (Нубии) и Передней Азии, приносящие Рехмира «дань». «Для того чтобы отделить страны, подвластные Египту, от стран независимых, художник поместил в одну группу пунтиицев и критян как жителей независимых стран, а в другую — нубийцев и сирийцев, поскольку Сирия и Нубия были подвластны Египту. Это подчеркнуто далее и тем, что в нижнем регистре, где изображены пленники, помещены лишь нубийцы и сирийцы»[35]. Пунтяне, очевидно, прибыли в Египет на египетских судах, так как трудно предположить, что они совершили самостоятельное плавание по Красному морю и каналу, соединявшему его с Нилом. Следовательно, прибытию пунтян в Египет предшествовала новая египетская экспедиция в Пунт, которая на обратном пути захватила их с собой. Судя по изображениям, экспедиция доставила из Пунта обычные для такого рода плаваний грузы: мирру в форме конусов, пирамид и обелисков, мирровые деревья, черное дерево, слоновые бивни, леопардовые шкуры, живого леопарда, козла, обезьян, страусовые перья и яйца, ожерелья и золото в кольцах. Надпись, поясняющая эту сцену, гласит: «Прибытие в мире вождей Пунта с поклонами к месту перед его величеством царем Верхнего и Нижнего Египта Мен-хеперу-Ра (другое имя Тутмоса III), да живет он вечно! Они приносят свою дань, всякие хорошие приношения своей страны, на которую никто не ступал ногой вследствие его великого могущества в их странах. Ведь каждая страна подвластна его величеству!»

По мнению В. И. Авдиева, писец, «не имея возможности указать на то, что Пунт был завоеван Тутмосом III… ограничивается лишь общим утверждением, что «каждая страна подвластна фараону» и что поэтому торговцы Пунта являются в сущности лишь «данниками» фараона. Однако это не что иное, как преувеличение, продиктованное идеологией, типичной для этого периода в истории Египта»[36]. По нашему мнению, вождей Пунта, прибывших в Египет, правильнее, как это делает Э. Цыларц, назвать делегацией, чем торговцами.

Тем не менее, попадая в руки азиатских (аравийских, сиро-палестинских, финикийских) торговцев, экзотические продукты Африки уже в то время начинали превращаться в товар. Однако в Египте это был еще дотоварный вид богатства. Правительство фараона прямым путем, без посредства рынка и без обмена на товары, распределяло полученные из Пунта и Куша продукты среди высшего храмового персонала, вельмож, а также вассальных и союзных царей. «Дай мне золото, много золота!» — эта просьба, обращенная к фараону Египта, нередко звучит в устах азиатского царя в дипломатической переписке Тель-Амарнского архива. В словари многих древних языков, от иврита и арамейского до греческого и латинского, вошли древнеегипетские названия благовоний, эбенового дерева, слоновой кости, сурьмы и др. По-видимому, даже этнонимы «абиссинец» и «эфиоп» первоначально обозначали племена, торгующие благовонными смолами; судя по упоминанию «хабаса Страны Бога» в древнеегипетских источниках и «Эфиопии» в эллино-египетских, эти термины проникли в Средиземноморье частично через египетское посредство, по древнему пути благовоний из Пунта в дельту Нила.

Однако о сборе египтянами дани в полном смысле слова можно говорить лишь применительно к более позднему времени, когда в Пунте появились войска Тутмоса III.

К 1482 г. Сирия была окончательно покорена. Теперь воинственный фараон мог обратить свое оружие на юг, против племен Судана и Восточной Африки. Около 1480 г. в Пунт была отправлена еще одна грандиозная экспедиция. В ней участвовала 1000 человек. Фараон снова получил «дань»: 223 меры мирры, черное дерево, слоновую кость, шкуры пантер, скот, пленников и пленниц. В числе добычи, захваченной в Пунте, или, может быть, дани местных вождей фигурирует золотое копье довольно значительного веса.

Египетские источники говорят о множестве вождей («великих») Пунта; на столь обширной территории и позднее было много независимых правителей. Трудно сказать, каковы были их действительное положение, власть и богатство. Париху, его жена, сыновья и дочь одеты еще весьма примитивно и внешне мало отличаются от рядовых пунтян. На них больше украшений, часть которых могла быть из драгоценных металлов (недаром египтяне вывозили из Пунта золотые кольца). Если специальные украшения пунтийских вождей нельзя с уверенностью считать знаками их власти, то иначе обстоит дело с золотым копьем, которое Тутмос III получил из Пунта. Такое копье, как показывают многочисленные этнографические параллели, могло служить атрибутом власти племенного вождя. Однако вряд ли эту власть можно было сравнить с властью вождей племен «группы С» в Судане, которым подчинялось гораздо более многочисленное и политически лучше организованное население. В Пунте ветераны Тутмоса III легко подчинили себе местных вождей.

Затем наступила очередь Куша. В 47-й год царствования (1478) Тутмос III двинулся на покорение Судана. Возможно, первоначально он ставил задачу достичь по суше «Страны Бога» и присоединить всю Северо-Восточную Африку (до Пунта на юге) к владениям фараона. Однако египетские солдаты, преодолевая сопротивление местных племен, дошли только до IV порога. Здесь, у священной горы Гебель-Баркал, были основаны крепость и храм Амона, ставший со временем главным святилищем Судана и ядром, вокруг которого возник крупнейший город Нубии — Напата, будущая столица первого в Тропической Африке независимого царства. Среди развалин храма найдена большая стела с победной надписью Тутмоса III, рассказывающая о его могуществе и победах. Другая надпись Тутмоса III, повествующая о завоевании Нубии, высечена на пилонах знаменитого Карнакского храма. Здесь приведено 269 названий различных местностей и общин Нубии и Нубийской пустыни, подвластных Тутмосу и покоренных им. Лишь небольшая часть из них поддается идентификации.

Еще более ста лет назад известный египтолог Дж. Мэриэтт попытался отождествить, главным образом по созвучию, некоторые из первых 15–17 названий гебель-баркальской надписи с топонимами и этнонимами конца античной эпохи, а именно аксумского времени, а также позднего средневековья. Так, Атель, или Атер, он сопоставлял с Адули[сом], Букак, или Букка, — с Буга, буджа, беджа, Берберта, или Та-Бербер, — с нубийским либо сомалийским Бербером, Такару — с Тигре, Балма — с блеммиями, Атар-Маю, или Атель-Маю — с Аталмо, Аркек — с Аркико (в Эритрее), Гуресес — с Кассалой, Турурек — с Дахлах, Гулубс Гурубой или Голобои и т. д. Большинство этих названий Мэриэтт привязывал к территории между Нилом и южной частью Красного моря. Некоторые из его идентификаций удачны, например гулубу — голобои (у Клавдия Птолемея), букка — буга; другие крайне сомнительны, как Берберта — сомалийский Бербер, Гуресес — Кассала; кстати, Дж. Э. Аркелл отождествляет Гуресес (gurss) с крейш на западе нынешней Республики Судан. Итальянский эфиопист К. Конти-Россини, отчасти следуя несколько иному чтению иероглифов, отождествляет переданные ими названия Утулит, Карка, Хамасу, Текару и Утен как соответственно Адулис, Коракйо (близ Адулиса), Хамасен, Токар и Дахлак. У ряда других историков заметна тенденция идентифицировать наиболее важные географические пункты Северо-Восточной Африки, такие, как о. Дахлак или вади пустыни Беджа, с произвольно выбранными из списка «подходящими» по звучанию названиями. Конечно, это не очень-то надежный метод исторической идентификации.

Однако, как бы то ни было, размах завоеваний Тутмоса III был таков, что наиболее плодородная средняя часть Нубии между III и IV порогами и богатые золотом земли на восток от Нубии теперь принадлежали Египту.

В. И. Авдиев считает надпись из Гебель-Баркала своего рода манифестом, обращенным к египетскому населению Нубии на самой южной границе египетского государства. Надписи на пилонах Карнакского храма были адресованы к «молодым поколениям Фив», тогдашней столицы Египта; они прославляли правящего фараона и призывали к новым походам.

По-видимому, Тутмос III намеревался продолжить завоевание Африки. На 50-м году своего царствования (1475 г.) он приказал расчистить уже снова занесенный камнями канал в обход I порога, пробитый в скалах при Сенусерте III и расчищенный при Тутмосе I, чтобы бесперебойно доставлять на судах войска из Египта в Нубию. Об этом сообщает одна из наскальных надписей на о. Сахель, датированная 50-м годом царствования Тутмоса III. Надпись также сообщает, что в этот год фараон последовал по каналу на юг и повелел «рыболовам Абу» (о. Элефантина) расчищать его.

Надпись, очевидно, сообщает о последнем нубийском походе великого фараона, предпринятом, вероятно, для усмирения восставших племен, но, возможно, и для расширения границ своей державы в сторону V порога.

При Тутмосе III Египет находился на вершине своего могущества. Египтяне подчинили себе значительную часть Передней Азии, захватили важные торговые пути, соединявшие Северо-Восточную, Восточную и Северную Африку, Восточное Средиземноморье и Переднюю Азию, и превратили страну в обширнейшую, богатейшую и политически наиболее влиятельную державу своего времени— прообраз будущих империй. Казалось, теперь, опираясь на ресурсы самого Египта и покоренных им стран, фараоны могут присоединить к своим владениям все государства Азии (самым северным из них было Хеттское царство, а самыми восточными — Мохеджо-Даро и Хараппа) и Эгейского района (Кипр, Крит и пр.). Однако древний мир еще не был готов объединиться в империю: свободное крестьянство, составлявшее большинство населения тогдашнего цивилизованного мира (за исключением закрепощенного и закабаленного крестьянства Египта и Двуречья), составляло прочную основу независимости государств Восточного Средиземноморья и Азии. Египетская армия, насчитывавшая максимум два-три десятка тысяч солдат, из которых примерно половину составляли иноземцы, потратила десятилетия, чтобы привести к покорности племена Нубии и города-государства Сирии и Палестины. Преемники Тутмоса III уже не имели сил для дальнейших завоеваний. Единственное, что они могли, — это путем величайших усилий сохранять сложившуюся политическую систему, в которой Египту принадлежала гегемония.

Сын Тутмоса III Аменхотеп II Аа-хеперу-Ра (1491–1465), не менее воинственный, чем его отец, первую половину царствования был занят в основном подавлением восстаний в оазисах Ливийской пустыни, в Аравийской пустыне, на Синае, в Палестине и особенно в Сирии. В Нубии при нем царило относительное спокойствие, но и здесь, по-видимому, имелись какие-то мятежные элементы, в предостережение которым фараон приказал повесить в стране Карай, близ IV порога, одного из мятежных сирийских князей. В надписи на мемфисской стеле Аменхотеп II похваляется, что «сокрушил лук его страну Нехси» (Нубию). Для укрепления египетского господства в Нубии Аменхотеп II продолжает здесь строительство храмов.

Вторая половина царствования этого фараона прошла необычно спокойно: в политике Нового царства вновь наметился поворот к мирному сосуществованию с соседями. Тутмос IV Нефер-хеперу-Ра (1465–1455), провозгласивший себя продолжателем дела Тутмоса III, попытался возобновить его завоевательную политику в Передней Азии и Нубии. На 8-м году своего царствования (1458/7 г.) фараон совершил поход против нубийских мятежников, о котором рассказывает наскальная надпись из Коноссо. Выступив из Эдфу, египетское войско двинулось на юг, фараон плыл на своей ладье. Население Нижней Нубии с радостью встречало фараона, а мятежники бежали в «недоступные долины» Нубийской пустыни. По мнению Дж. Брэстеда, где-то в провинции Уауат произошла битва между египтянами и повстанцами, но такой тонкий знаток военной истории Египта, как В. И. Авдиев, считает, что этот поход Тутмоса IV был скорее карательной экспедицией против мятежников, чем регулярной войной с войсками противника. Возможно, взятые в плен повстанцы были поселены фараоном в Фивах на территории его заупокойного храма. В гробнице Тутмоса IV найдено его изображение на обломке трона: фараон в виде идущего сфинкса попирает поверженных нубийцев. А на обнаруженной здесь же колеснице перечислены страны Передней Азии и Нубии, «от Нахарины (на северо-востоке Сирии) до Карай» (в Средней Нубии), где Тутмос IV одерживал победы, в том числе нубийские области Куш, Карай, Миу, Ирем, Гурсес и Тиураик.

Преемник Тутмоса IV Аменхотеп III и преемник последнего Аменхотеп IV (Эхнатон, или, правильнее, Эхнейот) должны были отказаться от завоевательной внешней политики своих предков. Тем не менее Аменхотеп III (1455–1424) на 5–6-м году своего царствования совершил в Нубию поход, о котором сообщают несколько надписей. Судя по результатам, это была значительная экспедиция. Фараон покорил (или усмирил) Куш, Ирем, У рем и Арек, разбил в области Ибхат древних суданцев и захватил 740 пленников, а также золото в Карай, а затем достиг гор Хуа. Дж. Брэстед предполагал, что Аменхотеп III углубился в Судан далее Тутмоса III, хотя Э. Майер и В. И. Авдиев с ним не согласились. Вероятно, это была прежде всего карательная экспедиция.

По-видимому, Аменхотеп III послал экспедицию также в Пунт. В одной из надписей его времени говорится, что «страны Пунта» посылают в Египет дерево лучших пород, тогда как вожди Куша приносят дань. Очень большое внимание Аменхотеп III уделял храмовому строительству в Нубии, в области между II и III порогами. Здесь были построены храмы в Седенге, Солебе и Гематоне, а крепость в Сесеби, основанная при Хатшепсут, начала при Аменхотепе III превращаться в город, который достиг расцвета в первые годы царствования Аменхотепа IV, когда в Сесеби были построены три храма. По-видимому, при Аменхотепе III начал развиваться храмовый город Гематон (Кава), будущий религиозный центр Куша.

Аменхотеп IV вынужден был, как и его отец, подавить восстания в Нубии и Сирии. Его наместник в Куше жестоко расправился с восставшими, перебив часть из них и угнав в плен другую. Сохранились изображения фараона и его жены, прекрасной Нефертити, принимающих дань из Нубии и Сирии и с царственным спокойствием взирающих на пленных мужчин и женщин из этих стран, приведенных на веревках, натянутых на шеи, и брошенных к ногам августейшей четы.

При Эхнатоне и Нефертити Нубия больше, чем какая-либо другая подвластная Египту страна, жила общей политической и культурной жизнью с метрополией. Религиозная реформа Эхнатона коснулась и Нубии. Разрушение храмов Амона и других богов атонистами (религиозными реформаторами, последователями монотеистического культа Атона — Солнца) происходило не только в крупнейших городах собственно Египта, но и в таких городах Нубии, как Сесеби и Гематон. В последнем Эхнатон приказал разрушить храм Амона и построить храм Атону в Сесеби и Гематоне.

Официально утвержденный фараоном и его богословами гимн Солнцу называет Куш наряду с Египтом и Сирией в числе стран, поклоняющихся единому богу. Хотя монотеизм не смог укорениться в этих странах и даже не произошло культурно-этнической интеграции Северного Судана с Египтом, Нубия вошла в число передовых стран тогдашнего мира.

Установившийся при Аменхотепе III и его преемниках (Эхнатоне, Сменхкаре, Тутанхамоне и Эйэ) мирный курс египетской внешней политики был круто изменен фараонами XIX династии, которые попытались возродить военную мощь Нового царства Египта и вернуть ему доминирующее положение в тогдашнем мире. Первый фараон XIX династии Хоремхеб (1327–1314) совершил походы в Палестину и Нубию и послал экспедицию в Пунт. Великолепные барельефы храма в Сильсиле (Нижняя Нубия) прославляют победу Хоремхеба над восставшими племенами Судана, а один из барельефов Карнака изображает принесение фараону дани (в том числе мешков с золотом и благовониями) вождями Пунта.

Преемники Хоремхеба Рамсес I (1314–1323) и Сети I (1313–1293) укрепляли власть Египта в Нубии и Ливии и продолжили борьбу с хеттами и их союзниками за возвращение утерянных Египтом сиро-палестинских владений.

В первый год своего царствования Сети I направил в Нубию карательную экспедицию, которая подчинила здешних «мятежников». Вскоре сам фараон во главе большого войска двинулся в Ретену (Сирия). В последующие годы Сети I воевал против хеттов в Сирии и ливийцев на западе. Изображение его военных подвигов (с краткими пояснительными надписями) мы находим в Карнаке на северной стороне большого гипостиля.

При Сети I, возможно, была организована еще одна экспедиция в Пунт. В царствование этого фараона интенсивно разрабатывались золотые прииски Восточной пустыни. Здесь были выкопаны новые колодцы, облегчившие египтянам проникновение к месторождениям золота и их разработку. В Кубане, где от берега Нила уходила дорога на прииски, был сооружен храм — один из нескольких храмов египетских богов, построенных при Сети I в Верхнем Египте и Нубии. На папирусе времени Сети I сохранился древнейший в мире план одного из золотых приисков, снабженный надписями.

В Нубии при Рамсесе I и особенно при Сети I продолжалось строительство храмов и крепостей и велись другие мероприятия по укреплению египетского элемента в этой стране. Сети I построил ряд замечательных архитектурных памятников в Египте, Палестине и Нубии, в том числе храмы в Кубане, Курне, Эль-Амаре, близ Напаты. Как и Рамсес I, Сети I заботился о процветании государственно-храмовых хозяйств в Нубии, снабжая их людьми и средствами.

Наибольший след оставила в Нубии деятельность четвертого и величайшего из фараонов XIX династии — Рамсеса II Мари-Амон Усер-Ра-сетеп-эн-Ра (1293–1227), на некоторое время возродившего военную славу и политическое значение Нового царства Египта. Первое двадцатилетие его царствования, длившегося 66 лет, прошло в упорной борьбе с хеттами, которая закончилась в 1272 г. договором о мире и союзе между двумя державами, скрепленным династическими браками. Хеттское царство удержало за собой Северную Сирию и Северную Финикию, а Египет — Южную Сирию, Южную Финикию и Палестину. Благодаря этому союзу обе державы смогли усмирить мятежные племена у себя в тылу (соответственно в Закавказье и Судане) и договориться о борьбе с общими врагами, усиливавшимися на востоке, в Двуречье, и на западе, в средиземноморской Европе.

Рамсесу II пришлось совершить несколько походов в Судан, прежде чем он привел к покорности все племена Куша. В барельефах и надписях на стенах храмов в Бейт-эль-Вали, Эль-Амаре и Абу-Симбеле (в Нубии) запечатлены сцены его триумфа. На одном из барельефов фараон в колеснице, с луком в одной руке и мечом в другой возвращается в Египет, одержав победу. Рядом с колесницей бежит ручной лев (специально дрессированные львы сопровождали фараона в сражениях), а перед колесницей триумфатора египетский воин гонит две длинные вереницы нубийцев и негров, очевидно вождей восставших племен. В надписи на барельефе из Эль-Амары (в Нубии), открытом зимой 1947/48 г. н. э., говорится о том, что Рамсес II, покорив Ирем, «пленил» 7 тыс. его жителей. Другие барельефы изображают Рамсеса II, убивающего пленников. Одна из надписей приводит список 200 племен и городов Сирии и Куша, покоренных Рамсесом (тогда как соответствующая надпись Тутмоса III дает 119 названий в одной только Палестине); кроме известных по другим источникам здесь встречаются и редкие, с трудом идентифицируемые. Очевидно, по крайней мере некоторые из них находились на территориях, прежде не подвластных Египту. Рамсес II сумел надолго усмирить суданские племена, и в течение большей части его царствования в Нубии, как и вообще на Ближнем Востоке, царил мир. В это время египетское владычество в Куше достигло своей вершины.

Мирную передышку Рамсес II использовал для дальнейшего освоения Нубии, для более интенсивной эксплуатации ее богатств и египтизации. В частности, при нем интенсивнее начали разрабатываться месторождения золота в Вади-эль'Аллаки.

Много раз направлялись сюда караваны египетских рудокопов. И каждый раз сотни людей гибли в пути, не достигнув цели. Каждый рудокоп получал от государства на дорогу скудный паек хлеба, деревянный посох, сандалии, два глиняных сосуда и бурдюк для хранения воды. У селения Кубан рудокопы наполняли речной водой бурдюки, строились в колонну и двигались в путь. Дальше, в раскаленной каменистой пустыне, не было ни колодца, ни ручья, ни лужи дождевой воды, где можно было бы утолить жажду, пока наконец в 1282 г. Рамсес II не выполнил задачу, казавшуюся безнадежной его предшественникам: по дороге в Акиту был вырыт артезианский колодец и устроены цистерны, после чего удалось наладить регулярное сообщение с золотоносной страной. Его остатки были уничтожены английскими солдатами, посланными на подавление восстания махдистов. В 1960 г. советская экспедиция открыла местонахождение этого колодца. Советские археологи нашли на месте колодца обломки стелы Рамсеса II с иероглифической надписью, а на скалах вдоль дороги к нему ― множество надписей, оставленных участниками золотоискательских партий на протяжении царствования трех фараонов XX династии.

К этому времени в пустыне возникло несколько рудников, вокруг них выросли рудничные поселки, в которых жили золотоискатели, или, лучше сказать, рабочие, вооруженная охрана, писцы и чины рудничной администрации. План одного из таких поселков изображен на так называемом Туринском папирусе, написанном около 1300 г. Здесь видны улицы и различные строения поселка, разработки золота, окрестные горы. На рудниках работали осужденные преступники и военнопленные; да и кто согласился бы на этот каторжный труд!

Жизнь на этих рудниках, даже для чиновников и солдат охраны, была самым незавидным уделом, какой только мог ожидать египтянина. Что касается рудокопов и других рабочих, то вряд ли они были в состоянии долго выдержать эту каторгу. Иные из них пытались бежать, но большинство беглецов либо погибали в безводной, раскаленной пустыне, либо, отчаявшись достигнуть Нила, сами возвращались на рудники. Других ловили охрана или кочевые племена.

На работу в золотые рудники Нубийской пустыни египтян ссылали за самые тяжкие преступления. Например, сохранилось несколько таких приговоров за кощунственное разграбление царских пирамид. В древнем египетском суде даже существовала страшная клятва: «Все сказанное мной ― правда, если я потом буду говорить обратное, то пусть я буду отдан на работу в Куш!» Здесь, на каторге, вместе жили, трудились, страдали и умирали пленные воины из стран Передней Азии, негры из южных областей Судана, осужденные преступники из Египта, Палестины, Синая или ближайшей, но недосягаемой для беглецов Нубии.

Рельефные изображения храмов, построенных в Нубии при Рамсесе II, особенно знаменитого Абу-Симбела, напоминали об уже уходящем в прошлое первостепенном политическом значении Египта. Здесь изображены вместе нубийцы и хетты, негры Судана и семиты Сирии и Палестины, над которыми, подобно солнечному богу, несется в колеснице непобедимый фараон. Надпись под одним из барельефов Абу-Симбела, изображающим Рамсеса II, гласит: «Благой бог, убивающий [нубийские племена] семи луков, растаптывающий иноземные страны… переносящий страну негров (нехси) в северную страну, а азиатов (аму) в Куш, пересадивший Иудею в западную страну (Ливию), а ливийцев поселивший в горах [Азии]».

Рельефные изображения Абу-Симбела, этого символа древнеегипетского владычества в Нубии, в то же время указывают на тесную связь судеб Судана и Передней Азии через Египет.

Абу-Симбел десятки и сотни раз описан в научной, научно-популярной и художественной литературе. На русском языке самые ранние его описания мы находим в записках о путешествии в Египет и Судан О. И. Сенковского, которого этот выдающийся памятник истории и культуры вдохновил также на беллетристическое произведение «Эбсамбул» (т. е. Абу-Симбел). Известному русскому путешественнику и библиофилу А. С. Норову принадлежит блестящее описание этого храма.

В последнее десятилетие Абу-Симбел ярко описал академик Б. Б. Пиотровский, которому также посчастливилось увидеть этот замечательный памятник до его демонтажа и переноса на новое место: «…Абу-Симбел, поражающий и подавляющий своей грандиозностью. Он является выразительным символом египетского владычества над замиренной Нубией. Фасад храма украшен четырьмя колоссальными статуями, изображающими сидящего фараона, у ног которого помещены статуи матери, жены и дочери. Сохранились следы яркой раскраски фасада: тело царя было кирпичным, а женщин — желтым, одежды были белого цвета, а иероглифы — синего. Великолепны рельефы, изображающие пленных нубийцев и сирийцев, помещенные в проходе во внутренние помещения храма. В большом зале с кариатидами на стенах помещены знаменитые сцены войны Рамсеса II с хеттами, в частности битвы при Кадеше, повторенные и в других храмах Египта, и менее выразительные сцены нубийских походов»[37].

При Рамсесе II вновь совершаются плавания египтян в страну Пунт. В известной абидосской надписи Рамсес II говорит, обращаясь к своему покойному отцу: «Я посвящал тебе корабли с их грузом на великом море, которые везут тебе чудесные произведения Страны Бога» (т. е. Пунта).

Нубия под властью XVIII, XIX и XX династий Египта

Нубия в XVI–XIV вв. представляла собой конгломерат племен с зачатками классов, объединенных государственной властью извне.

Власть египетской монархии была представлена наместником фараона — «царским сыном Куша», непосредственно подчинявшимся фараону. Первыми известными нам «царскими сыновьями Куша» (при Яхмосе I, Аменхотепе I и Тутмосе I) были Сатаит и его сын Тури. При Аменхотепе II на этом посту был принц Усертатит. Советский египтолог Г. А. Белова составила список 27 «царских сыновей Куша», управлявших Нубией во времена XVIII и XIX династий; она тщательно исследовала их титулы, которые являлись частью должностными, частью почетными. «Царскому сыну Куша», носившему также должностной титул «правителя южных стран», со времени Хоремхеба подчинялись два идену, или «уполномоченных», т. е. губернатора, один по Нижней, другой по Средней Нубии, в связи с тем что вся подвластная египтянам часть этой страны была разделена на две провинции: Уауат (Нижняя Нубия) и Куш (Средняя Нубия). «Царский сын Куша» имел не только административную власть, но и командовал вооруженными силами своего наместничества (например, Нехи и Псиура при Тутмосе III) и, как принц Мермесу при Аменхотепе III, а позднее Панехеси, действительно командовал здесь египетскими войсками. Он возглавлял экспедиции, посылаемые на поиски ценных природных материалов, руководил постройкой крепостей и храмов, каналов и дорог, управлял золотыми рудниками. «Царскому сыну Куша» помимо идену подчинялись «начальник лучников Куша» (возможно, ответственный за созыв местного ополчения), «начальник крепостей Куша», «начальник конюшни» (командир колесничих) и разветвленная иерархия казначеев, «начальников гарнизонов», «начальников переводчиков» и других военных и гражданских чинов, а также вожди местных общин. Порой, когда на высокий бюрократический пост продвигался представитель старой нубийской знати, в одном лице соединялась власть представителя монархии и традиционного вождя. Возможно, в отдельных случаях фараон-завоеватель или «царский сын Куша» присоединял к отдельным крупным и лояльным племенам соседние чужеродные общины. Так, Тутмос I разделил Нижнюю Нубию на пять округов во главе с местными вождями.

Функции и власть этих традиционных вождей, конечно, не оставались неизменными. Прежде всего они находились под контролем египетских властей и должны были в первую очередь оказывать всевозможную помощь их деятельности на местах (аналогичное положение существовало и в египетских владениях в Азии). В пределах своих общин (племен, селений) эти вожди становились более независимыми от общинных органов власти, а во взаимоотношениях с другими общинами — намного менее свободными. С течением времени благодаря египтизации Нубии положение традиционных вождей все более усложнялось.

Египетская религия, право, классовая идеология проникали в среду нубийской знати, способствуя ее формированию в эксплуататорский класс. Наряду с туземной появилась египетская администрация, обосновавшаяся в крепостях, где стояли гарнизоны египетских войск, в составе которых были и выходцы из Азии, например хурриты. Вокруг крепостей организовывались земледельческие поселения — «колонии» в «протекторате», изъятые из юрисдикции местных вождей, если те не приобщались к египетской культуре и не вступали в ряды египетской военной и гражданской администрации.

Поэтому в Нубии XVI–XIV вв. сосуществовали в сущности два общества, оказывавшие влияние друг на друга: туземное и египетское. Египетское общество в Нубии составляли не только представители государственного аппарата и храмового персонала, но и крестьянские общины переселенцев. Какая-то часть из них переселялась в Нубию добровольно, но большинство попадало сюда как бы в ссылку. Социальное положение таких крестьян в принципе мало отличалось от земледельцев-аборигенов Нубии и феллахов в самом Египте. О последних говорят замечательные по своей глубине исследования И. А. Стучевского. Египетские крестьяне эпохи Нового царства «рабами царя или государства… не являлись ни в юридическом, ни в экономическом плане. Юридически (если, конечно, можно применить это понятие для древней страны фараонов) ihwtjiw — земледельцы были «полноправными» членами общества, несмотря на всю ограниченность прав, которыми они обладали. Экономически же они напоминали не рабов, но работников государства, получающих в оплату за свой труд определенную часть произведенного ими зерна. Величина этой части, устанавливаемая при распределении урожая… зависела, по-видимому, от размеров закрепленных за земледельцами индивидуальных парцелл и потому отождествить данных ihwtjiw с наемными работниками также затруднительно… По-видимому, это были члены общин, но общин специфических, преобразованных в нечто напоминающее государственный, фискально-производственный кооператив»[38]. «Пахота и посев производились на большой площади коллективно группой земледельцев, границы участков которых оказались стертыми разливом Нила»[39]. На фреске в одной из гробниц такая группа состоит из 3 пахарей, 12 мотыжников, 1 сеятеля, всего 16 человек; в другой — из 4 пахарей, 9 мотыжников, 3 сеятелей, всего тоже 16 человек; в третьей гробнице — из 2 пахарей, 3 мотыжников, 2 человек, разбивающих комья земли деревянными молотками, всего 10 человек. Во время жатвы все работающие в поле получали содержание (хлеб, жир для умащения тел и пр.) от администрации. Кроме того, для производства полевых работ крестьян зачисляли в рабочие отряды по пять человек. На фресках в гробницах времени XVIII династии встречаются изображения пятерки мотыжников. Пятерки и десятки работников на полях упоминаются во многих документах эпохи Нового царства. На крупных строительных и ирригационных работах эти отряды объединялись в большие группы, до тридцати и более десяток во главе с десятниками.

Земли, обрабатываемые крестьянами в порядке трудовой повинности, назывались «хата». Продолжительность повинности составляла два месяца в году. Кроме того, земледельцы, они же «мерет», платили подати, за неуплату которых подвергались избиению и аресту; их жен и детей брали в заложники. Судя по данным школьных папирусов, крестьяне-общинники были связаны круговой порукой, отвечая друг за друга перед сборщиками налогов.

Внутри египетских общин в эпоху Нового царства уже существовали имущественное неравенство и острые социальные противоречия; богачи притесняли и обирали бедняков, захватывая их парцеллы. Процветало ростовщичество.

Крестьяне подвергались жестокой эксплуатации. В случае нужды в рабочих руках в одном каком-то месте Египта или Куша администрация нома могла перебросить крестьян из других округов. О такой практике сообщает, в частности, деловая переписка князя Мериуна, правителя Элефантины времени Рамессидов. Он направил пахаря с упряжкой быков в район Ком-Омбо. Недаром еще в иммунитетной грамоте, дарованной фараоном Сети I Абидосскому храму, владения этого храма в Куше изымались из этого правила, и администрации округа было запрещено перебрасывать здешних земледельцев для пахоты или жатвы в иное место насильственно или с их согласия. Крестьяне-общинники времени Нового царства «не несли личной ответственности перед казной и потому не могли приниматься в расчет в фискальных ведомостях и других аналогичных документах. Чиновников фиска интересовали не эти люди, но те «агенты», которые отвечали за труд земледельцев, гарантируя казне твердые нормы зерновых поступлений»[40]. Эти последние также назывались ihwtjiw — земледельцы.

После того как урожай был собран, специальные чиновники делили его на три неравные части: в пользу казны, храма (большая часть земли с сидящими на них крестьянами находилась во владении храмов) и землевладельцев. Об этом говорит знаменитый папирус Вильбура, где казне отчисляется 5 мер, храмам — 7,5 меры, а земледельцам — 10 мер. В Новом царстве Египта имелись и частные земельные владения «помещиков» — немху, но их было сравнительно немного. В этот период наибольшей политической централизации Древнего Египта уменьшается и удельный вес владений старой номовой аристократии.

О структуре туземного общества мы не знаем почти ничего. Известно только, что во главе него стояли вожди, платившие «царскому сыну Куша» дань. Состав этой дани описывают различные древнеегипетские источники. «Нубийцы, — заявлял в надписи на стеле в Гебель-Баркале Тутмос III, — подданные Моего Величества. Они работают для меня, как один, обложенные повинностями бесчисленных многообразных вещей «отрогов земли» (т. е. минерального сырья, строительного камня, руд и драгоценных камней. — Ю. К.) и неисчислимым количеством золота страны Уауат». Далее фараон добавляет: «Там строят ежегодно для двора… корабли и лодки, более многочисленные, чем судовые команды, — и это кроме податей нубийцев слоновой костью и черным деревом. Ко мне приходят деревянные изделия из Куша, бревна пальмы дум и — в бесконечном количестве — изделия из акации крайнего юга земли. Их обработали мои воины в Нубии, которые находились там в несметном множестве… Множество кораблей из пальмы дум, доставленных моим Величеством после победы».

Надпись на той же стеле Тутмоса III указывает в составе дани из Нубии золото (свыше 300 дебенов), невольников (более 300 мужчин и женщин), крупный рогатый скот (275 голов), слоновую кость и черное дерево, очевидно эбеновое. Характерно, что дань, поступавшая в сокровищницу фараона в Фивах, записана отдельно для Уауат и отдельно для Куша.

Анналы Тутмоса III позволяют установить любопытную подробность: большую часть золота в составе дани давала Нижняя Нубия (Уауат), к которой примыкала богатая золотоносными месторождениями долина аль-Аллаки; в то же время Средняя Нубия (Куш) с плодородной областью близ Кермы приносила в дань большую часть скота. Очевидно, правы те ученые, которые видят в этом указание на преобладающую роль скотоводства в хозяйстве тогдашних жителей Нубии.

«Царский сын Куша» при Аменхотепе II принц Усертатит считал своей главной заслугой получение большой дани из Нубии, особенно золота. На стенах гробницы египетского вельможи Менхеперу-Раснеба (названного в честь Тутмоса III Менхеперу-Ра, при котором он занимал ряд высоких постов в государстве) изображено поступление в казну фараона золота Нубии. Часть его сплавлена в большие кольца, часть насыпана в мешки. Писцы взвешивают золото и записывают полученные результаты. Надписи поясняют, что это золото получено из Нубии и Восточной пустыни в качестве ежегодной дани, которую доставляют «вожди каждой страны». Кроме того, в счет дани вожди ведут за собой диких животных: газелей, антилоп, нубийских каменных козлов, зайцев и страусов. Упомянута и дань «Страны Бога»: серебро, золото, малахит, лазурит и другие самоцветы, а также дань Сирии.

Изображение такого же рода, относящееся к царствованию Аменхотепа II, сохранилось на скалах Ибрима, к югу от Анибы. Здесь фараон получает дань от Нижней Нубии, в том числе золото и живого леопарда.

Еще одно аналогичное изображение мы находим на стенах гробницы Аменхотепа-Хеви (или Хуи), «царского сына Куша» при Тутанхамоне.

Нубийские вожди тремя вереницами подходят к трону фараона и приносят ему дань: золотые кольца, мешки с золотым песком, драгоценные камни красного и зеленого цвета (малахит?), слоновые бивни, бруски черного дерева, страусовые перья, леопардовые шкуры, жираф и крупный рогатый скот, а также ремесленные изделия: колесницу, два ложа, два кресла, скамейки, складной стул, покрытый шкурой, и щиты. X. Дерош-Нобелькур и Б. Б. Пиотровский доказали, что складной стул и щиты, покрытые шкурами, найденные в гробнице Тутанхамона, — те самые, которые изображены в гробнице Хеви, и что изготовили их древние нубийцы. Другие ремесленные изделия, подносимые Тутанхамону, тоже, очевидно, были изготовлены в Нубии, но уже не египтянами, как при Тутмосе III, а местными мастерами по египетским образцам. Самыми ранними изображениями образцов негритянского искусства, относящимися к XIV в., Б. Б. Пиотровский считает зарисовки трех других драгоценных предметов на стенах гробницы Хеви. Они представляют собой сложные композиции из золотых пьедесталов, скульптур, колец и бляшек, коровьих и леопардовых шкур и пр., не имеющие себе аналогов в древнеегипетском искусстве. Возможно, они были созданы в Миаме (Анибе), крупнейшем городе Нубии того времени. Князь Миамапо имени Хеканофр (Хека-Нефер) выступает во главе вождей провинции Уауат, представляясь Тутанхамону, и первый простирается ниц перед фараоном. Гробница Хеканофра была открыта и исследована в 1960–1961 гг.

Египетские источники той поры позволяют установить, что дань из Нубии (Уауат и Куша) доставлялась в Египет, во-первых, через наместника, во-вторых, непосредственно князьями, стоявшими во главе нубийских племен.

Росписи в гробнице Аменхотепа-Хеви изображают также сбор дани в этой стране. Вереницы людей подходят к Хеви, «царскому сыну Куша», окруженному свитой, в составе которой находятся египетские писцы, чиновники и местные князья. Люди, среди которых есть мужчины, женщины с детьми, старухи, передают наместнику фараона золотые кольца и золотой песок, леопардовые шкуры, ремесленные изделия(шкатулки и сосуды). Очевидно, перед нами всеобщий сбор податей. Непосредственно перед этой сценой изображено прибытие Хеви на речном судне. Представляется наиболее вероятным, что наместник Нубии лично производил сбор дани с населения, объезжая со свитой нубийские деревни. Этот порядок облегчался географическими условиями страны, все основные поселения которой были расположены вдоль одной судоходной реки. Возможно, в отдельных случаях сбор дани осуществляли заместители наместника, губернаторы Уауат и Куша, или даже отдельные князья, но сам порядок от этого не менялся.

Этот порядок сбора дани того же типа, что и «полюдье», довольно широко распространенное в раннефеодальных обществах Европы, Океании и Африки; в Судане «полюдье» сохранялось до начала XVI в. Очевидно, сходным образом египтяне эпохи Нового царства нередко собирали дань не только в Нубии, но и в Пунте и в Передней Азии. Фрески в гробнице Аменмеса, египетского вельможи эпохи XVIII династии, изображают сбор дани в горах Ливана египетским «отрядом пехоты Аменмеса», как поясняет помещенная тут же надпись. Коленопреклоненные «жители Негау» (в Ливане) передают египтянам самоцветы, ткани, кувшин (с вином), громадную вазу и множество быков. Кроме того, они, разумеется, снабжали египетских солдат продовольствием.

Дань Нижней и Средней Нубии (Уауат и Куш) состояла обычно из минеральных продуктов, в частности гематита для производства охры, золота, серебра (или естественного сплава золота и серебра, столь характерного для Северо-Восточной Африки), драгоценных камней, продуктов охоты и звероловства (шкур зверей и живых зверей, страусовых перьев и яиц, слоновой кости); продуктов сельского хозяйства (скота, отчасти дерева); ремесленных изделий (особенно из дерева), людей, гумми-смолы.

Обращают на себя внимание следующие моменты. Во-первых, сравнительно небольшое количество в составе дани продуктов сельского хозяйства. При этом скот выступал не только в качестве натурального продукта сельского хозяйства, но, очевидно, и в качестве денег. Совершенно отсутствуют продукты земледелия, за исключением, может быть, пальмы дум, если ее выращивали искусственно. Впрочем, Египет не нуждался в импорте нубийского хлеба или фруктов, имея несравненно более развитое земледельческое производство. Во-вторых, требования казны фараона стимулировали добычу драгоценного металла в Нубии и Нубийской пустыне, но вместе с тем в качестве дани отсюда выкачивалось и золото, находившееся у местного населения (украшения, сокровища, деньги).

Поставляла Нубия и людей. Многие этнографические и иконографические источники эпохи Нового царства свидетельствуют о вывозе из Нубии и Пунта в Египет «живых пленников», «детей вождей» и др. Иногда пленники дарились участникам походов в Нубии или египетским вельможам. В таком случае они, очевидно, становились домашними слугами либо, может быть, рабами, занятыми как земледельцы или пастухи в имении своего господина. На стенах некоторых гробниц той эпохи сохранились изображения чернокожих танцовщиц и нубийских музыкантов, особенно барабанщиков. Возможно, они были невольниками. Однако, по-видимому, большинство нубийцев и других африканцев в Египте превращалось в солдат. Это диктовалось все возраставшей потребностью египетского государства в рекрутах, которую в период частых и продолжительных войн становилось все труднее удовлетворять за счет военной касты и тем более мирных феллахов самого Египта. В эпоху Нового царства обычные военные наборы производились не только в Египте, но и в тех частях Нубии, которые прочно вошли в состав египетского государства и управлялись египетскими чиновниками.

Солдаты-невольники, происходившие из различных африканских (а также переднеазиатских и южноевропейских) народов, составляли весьма значительную часть тех «иностранных легионов», которые приобретали все большее и большее значение в древнеегипетской армии. Еще при фараоне Камосе в его войске наряду с египтянами сражался против гиксосов отряд маджаев. Другой отряд маджаев был у Яхмоса I. При Хатшепсут в египетскую армию были включены отряды ливийцев, которые через два столетия стали ее основной силой. На стенах одной гробницы времени Тутмоса IV изображено обучение военному строю солдат: египтян, ливийцев, нубийцев и негров.

Среди иноземцев в Египте, как и во времена Среднего царства, основную часть, по-видимому, составляли солдаты. Последних обычно считают наемниками. Однако естественнее предположить, что в ту эпоху, когда товарно-денежные отношения были еще очень мало развиты, ландскнехтов не могло быть больше, чем солдат-невольников. В «Кадешском сказании», где описана битва Рамсеса II с хеттами при Кадеше, в составе египетской армии упоминаются «шарданы, которых его величество взял в плен своей победоносной рукой». Очевидно, из членов нубийского (или кушитского) племени маджаев, захваченных египтянами в плен, формировались полицейские силы «маджаев».

При Тутмосе IV в Египте, особенно при храмах, были созданы поселения сирийских, нубийских и других невольников. Так, в Мемфисе имелись «поле хеттов», «поле шарданов» (сардинцев?) и (по Геродоту) «лагерь тирян» (финикян), в Атрибисе — «стена сирийцев» и т. п. Такие поселения были созданы и в Нубии. В Анибе, тогда крупнейшем городе этой страны, появилось «поле киприотов».

Рекруты сохраняли национальные прически, даже со страусовыми перьями. Одна шеренга, или звено солдат, состояла из пяти негров, которых художник изобразил особенно массивными. Левофланговый шеренги нес штандарт с изображением двух борцов. Вероятно, это специальное подразделение, или команда борцов-тяжеловесов. Из африканцев формировались особые подразделения лучников, большие луки для которых изготовлялись в Нубии и Пунте, очевидно на родине воинов, которые сражались своим традиционным оружием. Недаром Нубия во 2-м тысячелетии называлась Та-Педжет — «страной луков», древние нубийские племена — «девятью луками», а египетские войска в арамейских дипломатических документах из Тель-Амарны — «пидати», т. е. «педжет» — лучники. Кроме того, выходцы из различных африканских племен включались в полки смешанного состава вместе с азиатами и южными европейцами (шардана, туруша, кефтиу и пр.), находившимися под командованием египетских офицеров. При Эхнатоне ливийцы и негры, а также азиаты, были включены даже в состав гвардии фараона. По-видимому, по примеру египтян «иностранные легионы» начали формировать хетты и критяне. Так, в Кноссе была открыта фреска, изображающая отряд негров-солдат под командованием критского офицера.

В период Нового царства усиливается египтизация Нубии. Верхушка древнего нубийского общества перенимает религию, образ жизни и язык завоевателей, чему способствовала практика воспитания заложников из знатных нубийских семей при дворах фараона и его наместников. О насильственном или добровольном переселении в Египет «детей вождей» различных африканских племен говорят многие египетские надписи эпохи XVIII–XX династий. Так, большая надпись об экспедиции в Пунт при Хатшепсут сообщает о вывозе из этой страны вождей с их детьми. Коранационная надпись Тутмоса III говорит о передаче фиванскому храму Амона детей вождей стран Речену (Палестины) и Хентхеннофр (Нижней Нубии). О том же говорят анналы от 34-го года царствования этого фараона. Один из гимнов времени Аменхотепа III содержит строки о том, что дети вождей нубийских племен поселены в крепости, окруженной высокими стенами, а сами вожди Куша несут фараону дань. Об уводе в Египет из Нижней Нубии (Уауат) и Средней Нубии (Куш) детей тамошних вождей сообщают надписи и фрески в гробницах Рехми-Ра, Имахунеджеха, Аменхотепа-Хеви и др. В гробницах Хеви изображено также прибытие ко двору фараона Тутанхамона нубийской принцессы. По мнению английского египтолога Н. Дэвиса, дети вождей были обращены в рабство в наказание своим отцам. Эта мера должна была ослабить, обескровить правящие семьи. На наш взгляд, более прав И. С. Кацнельсон, который писал: «Туземные вожди, а чаще их дети или близкие родственники направлялись в египетские поселения или даже ко двору фараона, где получали соответствующее воспитание. В иных случаях египтяне брали на воспитание и детей менее влиятельных лиц. Эта система идеологической обработки и политического воздействия применялась не только к нубийцам, но и к другим племенам, с которыми египтянам приходилось сталкиваться». Так, в анналах от 30-го года правления Тутмоса III, в записи о получении дани из Сирии, сообщается: «Были доставлены дети вождей и братья их для того, чтобы пребывать в крепостях Египта, ибо если только один из этих вождей умирал, тогда приказывал его величество сыну занимать его место». О стремлении полностью египтизировать чужеземцев свидетельствует надпись Рамсеса IV, в которой говорится о помещенных в египетских крепостях ливийцах, «чтобы они слышали язык людей в свите фараона… чтобы их речь исчезла», они забыли бы свой язык. Далее И. С. Кацнельсон отмечает, что дети и «родственники» вождей перечисляются отдельно от простых людей, угоняемых в рабство[41]. Как и прочих княжеских детей из Сирии, Ливии, Пунта, детей нубийских вождей воспитывали при дворе самого фараона и его наместника в Куше в качестве пажей. Очень скоро эти юные нубийцы и пунтяне, оторванные от своих семей и воспитываемые в придворной египетской среде, становились «египтянами нубийского (или пунтийского) происхождения» и проводниками египетского культурного влияния на родине. Сохранилось немало изображений нубийских вождей, явно старавшихся подражать египтянам в одежде и прическе, носивших египетские имена, поклонявшихся египетским богам. До известной степени была египтизирована и масса населения, перенимавшая если не язык, то многие обычаи, элементы образа жизни и хозяйственной деятельности завоевателей.

В период Нового царства из Египта в Судан распространяются новые формы ведения хозяйства, прежде всего плужное орошаемое земледелие, а также профессиональные виды ремесла, социально-политические формы и пр.

На землях, изъятых из ведения местных вождей, основывались не только египетские военные поселения с крепостями, но и храмы, являвшиеся одновременно центрами государственных хозяйств. Всего при фараонах XVIII и XIX династий в Нубии было основано около 15 таких хозяйств[42].

Кто же строил эти храмы и работал в храмовых хозяйствах? И. С. Кацнельсон считает, что это могли быть только рабы, а не крестьяне-барщинники. «Едва ли на их (храмов) строительство посылались в большом числе свободные крестьяне из Египта или же привлекалось местное свободное население. Существование в Куше «работных домов» служит наглядным тому доказательством. В этой бедной плодородной землей стране едва ли было целесообразно содержать подобные дома для ведения сельскохозяйственных работ или разведения скота»[43].

В Египте того времени «работные дома» — «пер-шнау» (рr šn) — представляли собой центры барщинного хозяйства, государственно-храмовые усадьбы. В них приготовлялась пища для барщинников и персонала усадеб, хранились орудия труда и запасы продуктов, велся учет. Специальные, сколько-нибудь подробные сведения о «работных домах» Куша отсутствуют, поэтому трудно сказать, чем они принципиально отличались от «работных домов» метрополии. И. С. Кацнельсон предполагает, что в Куше они не могли быть центрами земледельческих или скотоводческих хозяйств, однако этому противоречит все, что мы знаем о сельском хозяйстве этой страны. Сам же И. С. Кацнельсон цитирует декрет Сети I в Наури, где упоминаются пастухи владений Абидосского храма в Куше[44].

Возможно, в «работных домах» государственно-храмовых хозяйств Куша трудились в основном местные жители, привлекаемые к барщинной повинности (в метрополии она составляла два месяца в году). В то же время состав приписанных к храмам работников пополнялся за счет военнопленных, а также, вероятно, провинившихся на родине египетских крестьян. Так, Рамсес I на втором году своего царствования (в 1337 г.) пополнил храм в Бухене жрецами и военнопленными, мужчинами и женщинами. Пленники были захвачены, очевидно, в Сирии и Палестине.

И. С. Кацнельсон безоговорочно называет их рабами, хотя, каким способом эти пленники эксплуатировались, неизвестно. Во всяком случае в самом Египте они нередко сажались на землю в качестве крепостных мелких производителей и даже организовывали общины, подобно крепостным египетским крестьянам. Не естественнее ли предположить, что эти «рабы» находились в Куше в сходном с метрополией состоянии и привлекались к строительным и сельскохозяйственным работам в порядке барщинной (трудовой) повинности?

В сущности нам ничего не известно и о том, каким способом эксплуатировались и частновладельческие «рабы» египетских переселенцев.

Декрет Сети I в Наури упоминает «невольников» (bkw; принадлежавших храмовым пастухам в Куше, рабов (bkw; жрецов различных рангов и «слуг» (hmw) людей (rmt), приписанных к храму. Надо думать, что речь идет прежде всего о домашних рабах, хотя у жрецов могли быть «рабы», посаженные на землю в качестве самостоятельных мелких производителей. Большинство их, по-видимому, сильно отличалось по своему этнокультурному облику от местного населения. Даже если исключить ссыльных египтян и пленных азиатов, среди африканских невольников должны встречаться выходцы из разных племен и областей.

Так, люди, переданные храму, упомянутые в указе Псиура, «царского сына Куша», принадлежали к народам аrm и trk. В надписях времени XVIII династии народы и одноименные им области аrm (irm), trk и gwršš названы обычно рядом и помещены среди окраинных областей Куша. Первое название египтолог Э. Циларц (ФРГ) сравнивает с самоназванием галла оромо, а trk — с названием Северной Эфиопии — Тигре. Э. Дж. Аркелл весьма удачно сближает аrm с арми, правящим племенем, или кланом, народа мима, trk — с туруг, или турудж, категорией зависимого населения у народа даго, а gwršš — с названием небольшого реликтового этноса крейш — все три на западе нынешней Республики Судан. По-видимому, пленники из этих народов были захвачены в районах Кордофана и Дарфура, представлявших собой крайний юго-западный предел древнеегипетской экспансии в Судане. Собранные вместе в храмовых хозяйствах, разноплеменные невольники интегрировались в этнически и социально единое целое и, по-видимому, сливались с местным населением в новую этносоциальную группу, которую можно назвать древненубийским крестьянством. Нубия была впервые в своей истории объединена, и в ней начало складываться классовое общество. В частности, нубийские крестьяне, очевидно, привлекались к трудовой повинности при массовых строительных работах. Что касается золотых рудников Нубийской пустыни, то здесь, как известно, работали осужденные преступники и пленные.

Американский археолог У. И. Адаме установил следующую закономерность: в районе между II и III порогами встречаются современные друг другу захоронения: египетские конца XVIII–XIX династий и культуры «группы С», причем количество как тех, так и других с течением времени уменьшалось, пока не сошло на нет. Не обнаружено ни одного погребения эпохи XX династии и позднее. Территория между II и III порогами в то время обезлюдела, а ее жители, вероятно, переселились на юг.

Позднее, в период Напаты, положение могло существенным образом измениться. Надписи на скалах о перегоне скота заставляют предполагать, что он был собран в Нубии в виде налога. Огромное количество золота, которым располагали цари Напаты, было, по-видимому, частично добыто на государственных рудниках, частично собрано в виде дани. Нубийские крестьяне могли привлекаться и к трудовой повинности, например на строительных работах и в храмовых хозяйствах. Все это не более чем предположения, так как прямые свидетельства отсутствуют.

В конце 2-го — начале 1-го тысячелетия египетское государство слабеет, падает его международное значение. Северо-восточная периферия его политической и культурной системы, расположенная в Азии, все более подпадает под влияние цивилизаций Двуречья и Эгеиды, причем разнообразное воздействие последней испытывают на себе и берберские народы Северной Африки к западу от Египта. Все явственнее проявляется средиземноморская суперэтническая общность, истоки которой уходят во времена мезолита и неолита, но которая во 2-м — 1-ом тысячелетиях получает новые стимулы и формы своего существования и с каждым историческим этапом все более интегрируется.