На заре цивилизации. Африка в древнейшем мире

Культурно-исторический эпилог

В 4–2-м тысячелетиях до н. э. на территории Африки существовала только древнеегипетская цивилизация, не уступавшая современным ей цивилизациям Передней Азии, Ирана, долины Инда и других районов Азии и — вплоть до появления минойской цивилизации Крита, а затем иберийского Тартесса — значительно превосходившая по своему уровню культуры Европы.

Мощное воздействие древнеегипетской цивилизации испытали на себе не только ближайшие к ней племена Палестины, Сирии, Нубии, Ливии и прилегающих к ним пустынь, но и более отдаленные народы. Пределы распространения древнеегипетского культурного влияния отмечены находками предметов египетского искусства или художественного ремесла. На западе древнеегипетские изделия разных эпох дали раскопки Карфагена, на юге одна статуэтка (Осириса позднего периода) найдена в Катанге, на севере и северо-востоке египетские изделия

позднего времени обнаружены во Владимирской области, Коми АССР (в поселении VII в. до н. э.), Томской области и на Алтае, на северо-западе — в Англии (где были найдены типичные египетские бусы времени XVIII–XX династий), на востоке — в районе Сиалка (Иран, где был найден в некрополе конца XI — начала X в. скарабей с именем фараона Сети I). Загадку представляет обнаруженный в Белоруссии обломок каменной плиты с иероглифической надписью, содержащей имя фараона Тутмоса III. Немалое число находок египетских изделий саисского времени дают города царства Урарту (Ван, Ани, Кармин-Блур), расположенные на Армянском нагорье, затем другие районы Закавказья и Кавказа (так, в Армавире был найден скарабей с именем Менхерра), а также Северного Причерноморья (о. Березань, Ольвия, Пантикапей и т. д.). Многие из них попали сюда вследствие торговли Навкратиса — греческого города в Нильской дельте — с Северным Причерноморьем. Наконец, в степях Приуралья, близ Орска, археологи, раскопавшие курган, обнаружили египетский алебастровый сосуд VI–V вв. с надписью «Артаксеркс, царь великий» на четырех языках Ахеменидской империи: египетском, древне-персидском, аккадском и эламском.

Такие далекие «путешествия вещей» были возможны потому, что к рудным богатствам Катанги уже в 1-м тысячелетии были проложены караванные тропы и существовал, по крайней мере в эллинистическое и римское время, морской путь из Египта к берегам Танзании. А это в свою очередь заставляет предполагать развитие всей системы общественных отношений, системы «этнос-ландшафт-время» и определенной инфраструктуры торговых путей.

Археология позволяет проследить, как постепенно распространялись культурные, антропогенные ландшафты в глубь Африки. Долгое время единственным, хотя и очень ярким, образцом антропогенного ландшафта на Африканском материке был Древний Египет. Но присоединение Нубии к державе фараонов превратило ее речные оазисы, а также оазисы Ливийской пустыни в подобие Земли Египетской. Финикияне и греки, поселившись среди берберов Северной Африки, принесли культуру высокоразвитого, интенсивного плужного земледелия с широким ассортиментом возделываемых растений и применением искусственного орошения. К середине 1-го тысячелетия эта земледельческая культура, может быть, под давлением правителей Карфагена и других пунических городов, а также Кирены получила некоторое распространение среди берберских племен, населявших близкие к этим городам районы. Ведь «ливийские» крестьяне, а также смешанные группы ливио-финикиян и эллино-ливийцев составляли основное трудящееся население карфагенских и киренских владений. Во II в. нумидийские цари усиленно внедряли интенсивное земледелие среди подданных, переводя кочевников и полукочевников на прочную оседлость. К этому времени в долине Мулухи (Мулуи), на границе Нумидии с Мавританией, земледелие уже было господствующей сферой хозяйства. Что касается оазисов Феццана, то здесь интенсивное поливное земледелие появилось, вероятно, еще в конце 2-го тысячелетия, в связи с переселением сюда выходцев из древней Эгеиды, смешавшихся с ливийцами; в середине 1-го тысячелетия оазисное земледелие гарамантов Феццана находилось в расцвете. Завоевание гарамантами новых групп оазисов и горных районов с естественным орошением, возможно, привело к распространению их системы земледелия, пусть и в обедненном, упрощенном виде, на территории Центральной и Южной Сахары. В середине 1-го тысячелетия, когда южноаравийские переселенцы колонизовали плато Тигре, здесь наступает расцвет сравнительно интенсивного земледелия того же типа, что и в горном Йемене.

К концу рассматриваемого периода культура интенсивного земледелия продвигается все далее к югу. Особенно высокого развития она достигла на севере Мероитского царства, где получили распространение не только пахотные орудия, запряженные домашними животными, но и водочерпальные колеса — нории.

Освоение Африки для хозяйственной деятельности человека — основной вклад древних, а затем и средневековых африканцев в мировую культуру.

Древние народы Азии и Средиземноморья интересовались внутренними районами Африки преимущественно как источниками драгоценных металлов и драгоценных камней, экзотических зверей и звериных шкур, слоновой кости и других ценных продуктов природы.

С каждым новым этапом истории Средиземноморья и Западной Азии расширялась та зона Африки, где велась добыча золота, большая часть которого вывозилась за пределы континента. Золото Судана, Пунта и Восточной пустыни давало фараонам возможность господствовать на Ближнем Востоке, нанимать иноземных воинов, покупать британское олово для производства бронзы и оружия из нее, привязывать финикийцев и другие торговые народы к политической системе Египта.

Золото Африки в немалой степени содействовало росту богатства и могущества Гарамы, Напаты, Мероэ, государств плато Тигре, Карфагена, Кирены, Египта Лагидов. Кроме того, Африка давала серебро, платину, медь. Сильфий Кирены, благовония Восточноафриканского Рога, изумруды Нубийской пустыни, «карфагенский камень» Центральной Сахары, самоцветы красноморского побережья Эфиопии, кораллы, жемчуг Красного моря, слоновая кость, рог носорога, зуб гиппопотама, черепаховые щиты, всевозможные звериные шкуры — все эти экзотические товары составляли богатства городов-купцов и царей-торговцев. Кроме того, Африка уже в древности была поставщиком живых зверей для царских дворцов и зверинцев, а позднее — для римских цирков. В эпоху эллинизма в Нумидии, Восточном Судане, Северной и Восточной Эфиопии и Сомали было отловлено несколько тысяч слонов, которые затем были выдрессированы и включены в армию. К концу античности слоны были полностью истреблены в Северной Африке, большей части Восточного Судана, в прибрежных районах Эфиопии (еще раньше — в Сирии и Египте). Охотники за слоновой костью, выполняя желания средиземноморских и азиатских купцов, проникали все дальше в глубь Африканского материка: в горы Сахары, к истокам Нила, Великим африканским озерам, «Лунным горам» и т. д.

У Египта были особые причины интересоваться внутренними районами Африки. Превращение страны в одну гигантскую пашню, разделенную на участки дамбами и каналами, поставило перед населением и правительством две проблемы: мяса и дерева. Угоняя десятки и сотни тысяч голов скота из Ливии и Нубии, фараоны пытались решить первую проблему, а посылая экспедиции в Ливан, Нубию, Пунт, организуя поставки строительного и поделочного дерева из этих стран — вторую. Третьей проблемой были разливы Нила, от которых зависело благосостояние всего Египта. Если разливы запаздывали либо не достигали обычного уровня, страну ждал недород, а то и голод. Поэтому чисто практические соображения толкали египтян и их правителей (единоплеменных или иноплеменных) изучать истоки чудесной реки. Результатом их усилий были поразительно точные сведения об истоках Нила и обитателях этих мест — пигмеях, которые мы находим в античной литературе — от Гомера до Гелиодора. Вместе с тем под влиянием египетской традиции древние народы Средиземноморья и Азии были склонны связывать с истоками Нила всякую реку тропического пояса, во всяком случае все крупные африканские реки, и отождествлять с пигмеями (негриллами) все низкорослые африканские народы.

Тропическая Африка в древности не была поставщицей рабов для более развитых обществ. Это качество она начала приобретать в средние века и особенно в новое время, когда наступил невиданный в истории человечества расцвет работорговли.

Судя по совокупности различных данных (письменным документам, произведениям изобразительного искусства, антропологическим исследованиям захоронений и т. д.) темнокожие «эфиопы» составляли ничтожно малый процент среди населения древних государств Северной Африки и Евразии. Напротив, время от времени большие и малые группы людей перемещались в Африке преимущественно в южном и западном направлениях — из Передней Азии, Египта и Средиземноморья в глубь Африки. Выше мы уже проследили некоторые из этих миграций: древних египтян — в Судан, эгейских народов — в Ливию и Восточную Сахару, финикийцев — на африканские берега Средиземного моря и Атлантики, народов Южной Аравии — в Эфиопию и т. д.

Эти два направления — на юг и на запад — соответствовали главным потокам культурной информации в Африке до эпохи Великих географических открытий. С потоками информации в глубь Африки проникали культурные влияния Средиземноморья, Передней Азии, Индии и особенно Египта. Поэтому вполне законно стремление многих археологов и этнографов найти следы египетского влияния в самых отдаленных уголках материка. Другое дело, что не всегда приводятся строгие доказательства египетского происхождения тех или иных стилей искусства, обычаев и обрядов.

Еще более широким было культурное влияние Древнего Египта через посредство цивилизаций, испытавших на заре своего развития его мощное воздействие. Таковы крито-минойская, финикийская, мероитская, древнегреческая и др. Они в свою очередь помогали формироваться другим, сравнительно поздним или периферийным цивилизациям, которые оказывали влияние на более отдаленные во времени и пространстве культуры и т. д. Вклад Древнего Египта в мировую культуру грандиозен и до сих пор не изучен настолько, чтобы можно было подвести итог. Искусство и вся система древнеегипетской культуры продолжают и поныне вдохновлять художников и мыслителей.

Только с VIII в. у древнеегипетской цивилизации появились соперники на Африканском материке, сама же она в то время все больше клонилась к упадку. В середине 1-го тысячелетия, когда в древнем мире происходят революционные изменения во всей системе культуры, в Африке расцветают цивилизации Мероэ, Гарамы, Карфагена, плато Тигре, тесно связанные с Египтом и Западной Азией; ускоряется развитие культур берберских племен Северной Африки и негроидных племен Сахары и Нигерии, где в IV в. до н. э. — II в. н. э. расцветает культура нок.

Одним из величайших культурных достижений древнего мира было создание письма. К VI в. на Ближнем Востоке и в Средиземноморье уже имелись все основные типы систем письма, начиная от весьма примитивного пиктографического и кончая настоящим буквенным алфавитом у греков — единственным из алфавитов того времени, оставшимся в употреблении до наших дней.

Если не считать пиктографии, наиболее древними системами письма являются лого-силлабические (словесно-слоговые), такие, как шумерское, эламское, древнее индское (в долине р. Инд) и египетское письмо. Последнее господствовало в долине Нила в течение всего интересующего нас периода: лишь в самом конце 1-го тысячелетия оно было вытеснено в Египте греческим письмом, а в Мероитском царстве — мероитским. К концу VI в. египетское лого-силлабическое письмо насчитывало уже добрых 2,5 тысячелетия исторического существования. Оно употреблялось только с египетским языком. За 2,5 тысячи лет дважды существенно изменился египетский язык, но египетское письмо сохранялось с незначительными изменениями, поддерживая культурные традиции, подобно греческому письму.

В зависимости от характера записей применялась одна из трех основных разновидностей египетского письма: монументальная иероглифика, изящная иератика или наиболее ходовое курсивное демотическое письмо. Подобно средневековым японцам, древние египтяне изобрели весьма удобную систему слогового письма, состоявшую из 24 знаков, игравших вспомогательную роль при записи текстов, собственных имен и обучении грамоте.

По-видимому, около XVIII в. под прямым влиянием египетского силлабария было создано до сих пор не вполне расшифрованное силлабическое (консонантно-силлабическое) письмо кахунских документов из Фаюма. Около середины 2-го тысячелетия также под влиянием египетского силлабария на Синае было изобретено древнесемитское протосинайское консонантно-слоговое (так называемое консонантно-буквенное) письмо. Вскоре это письмо в модифицированном виде распространилось по всей Финикии и Палестине. В XIV в. в Угарите, на севере Сирии, употреблялось клинописное по форме, но консонантно-слоговое (консонантно-буквенное) в своей сущности письмо, происходившее от древнепалестинского и протосинайского.

По-видимому, в IX–VII вв. консонантный «алфавит», служащий для обозначения определенного согласного звука плюс любого из гласных звуков, существовал в Южной Аравии, во всяком случае в Маыне, Сабе и Катабане. В V в. он был принесен из Южной Аравии в Северную Эфиопию, а затем получил здесь самостоятельное развитие, дав в конечном счете современное амхарское и тиграйское письмо.

В Азии от древнепалестинского письма произошли «алфавиты»: сирийский, еврейский, набатейский, арабский, пехлевийский, согдийский, индийский, тибетский, уйгурский, монгольский и многие другие, обычно не прямо, а через посредство других разновидностей письма, которые все в конечном счете восходят к древнепалестинскому (и древнефиникийскому).

В Месопотамии, Малой Азии и Иране это письмо вытеснило местные оригинальные системы лого-силлабического характера. В Юго-Восточной Азии через посредство индийских и индонезийских алфавитов оно дало в своем развитии большую часть систем письма Индокитая, Южного Китая и даже Филиппин; в этой части ойкумены, как и в Африке, в связи с распространением ислама появились местные разновидности арабского письма.

В Средиземноморье финикийское письмо вытеснило местные слоговые «алфавиты», происходившие от лого-силлабического критского письма рисуночного облика. Около VIII в. на основе финикийского был создан архаический греческий алфавит, первоначально буквенно-слоговой, а затем чисто буквенный. Около середины 1-го тысячелетия греческий алфавит распространился по всему Средиземноморью, первоначально в эллинских колониях, а затем и у этрусков, иберов и кельтиберов Испании, италиков и др. Лишь карфагеняне стойко держались традиционного финикийского письма, да египтяне до поры до времени не отказывались от своей весьма сложной традиционной письменности. Но в конце эллинистического и в римский периоды они начали переходить на греческий алфавит, а затем на его основе, но с сохранением весьма важных традиционных местных элементов создали средневековое коптское письмо.

Таким образом, изобретение древних египетских писцов, пополнившись идеями и опытом многих поколений грамотеев, принадлежавших к разным народам Средиземноморья, спустя тысячелетия вернулось в долину Нила. Из Египта через древние переднеазиатские цивилизации письмо пришло в конечном счете в Эфиопию и карфагенскую Африку.

В тесной связи с распространением письма происходило и распространение письменности, канонических богослужебных книг и литературы, собранных в библиотеках.

Во всех странах Ближнего Востока, Средиземноморья и Африки, в которых уже существовало письмо, древние памятники письменности были представлены прежде всего деловыми документами и надписями. Правда, до сих пор не открыты деловые документы древней Южной Аравии, плато Тигре, Мероэ, Нумидии и Мавритании, но вряд ли стоит сомневаться, что они существовали здесь повсеместно, так же как и дошедшие до нас надписи.

Иначе обстояло дело с богослужебными книгами и библиотеками. К середине 1-го тысячелетия они уже давно существовали в Египте и Вавилоне. Священные книги имелись также у персов (Авеста), индийцев (Веды), евреев (большая часть Библии). Жрецы этих народов знали мертвые священные языки (соответственно египетский времен Древнего царства, шумерский, авестийский, ведический, древнееврейский). Но у персов, индийцев и евреев еще не было собственной литературы, составлявшей библиотеки. У греков VI–V вв. уже имелась такая литература, но еще не было канонических священных книг и традиций изучения священного мертвого языка.

Среди цивилизаций Африки середины 1-го тысячелетия самая богатая литературная традиция существовала в Египте. Важнейшую ее часть составляла религиозно-магическая литература, прежде всего канонические священные тексты пирамид и саркофагов, «Книга мертвых», затем своего рода путеводители по загробному миру: «Книга о двух путях блаженного усопшего», «Книга врат», «Книга пещер», «Книга проникновения в вечность», «Книга Амдуат», а также отдельные гимны и молитвы богам и пр.

Эта литературная традиция развивалась на всем протяжении истории древнеегипетской цивилизации. «Тексты пирамид» окончательно сформировались во времена IV династии, в конце 3-го тысячелетия их сменили «тексты саркофагов», в которые вошли некоторые элементы «текстов пирамид», но в основном это было новым религиозно-магическим каноном. В самом начале Среднего царства появилась «Книга о двух путях», в период Нового царства — «Книга мертвых», в которую вошли некоторые тексты пирамид и саркофагов и шесть других священных книг, представлявших собой религиозно-магические композиции старых и новых текстов.

По мере создания новых композиций старые утрачивали актуальность и отмирали, заменяясь, вытесняясь новыми, а последние становились каноном. Этот процесс протекал чрезвычайно медленно.

Кроме религиозно-магической в Древнем Египте существовала значительная научная (математическая, астрономическая, медицинская), а также учебная литература; к последней примыкала дидактическая литература поучений. Художественная литература была представлена волшебными сказками и повестями. Шедевром всемирно-исторического значения является философский диалог «Беседа разочарованного со своей душой». Однако в 1-м тысячелетии новые идеи почти не проникали в древнеегипетскую литературу, хотя на почве богатейшей национальной традиции продолжали создаваться новые произведения.

В Напате и Мероэ египетская литературная традиция присутствовала в обедненном виде и при суженной социальной базе. В позднее время в связи с развитием мероитской письменности у мероитов начала развиваться собственная литература на родном языке. Священным мертвым языком здесь был египетский, местные же языки вплоть до конца 1-го тысячелетия оставались бесписьменными. В Карфагене и других пунических городах положение не вполне ясно. Остатки карфагенской литературы (географические и агрономические труды в греческих и латинских переводах и цитатах) позволяют предполагать существование пунических библиотек. Однако не сохранилось никаких следов богословской литературы ни на каком-либо мертвом, ни на каком-либо архаичном, скажем угаритском, языке. На плато Тигре в V–IV вв. вряд ли существовала литература в подлинном смысле слова, не могло быть поэтому и священных книг. Другие народы Африки в то время не имели еще своей письменности.

Сходную картину рисует распространение монументальных сооружений и монументального искусства. И снова Египет занимает первое по времени и все еще исторически ведущее место, хотя в течение всего переходного периода (1000–305 гг.) здесь не воздвигались такие грандиозные памятники архитектуры и скульптуры, как при фараонах Древнего, Среднего и Нового царств. Высокие образцы монументальной архитектуры и монументального изобразительного искусства Африки VII–VI вв. дают Карфаген, Напата и Мероэ. На плато Тигреиз Южной Аравии была перенесена культура монументализма, которая сказывается на материале и стиле памятников, но в гораздо меньшей степени на их размерах.

Выдающееся место занимает древнеегипетская цивилизация и в истории религиозной философии и идеологии. Египет дал первую в Африке политеистическую религию и первое в мире монотеистическое учение.

Ранние памятники египетского политеизма относятся к началу Древнего царства, т. е. к 3-му тысячелетию. Нигде в Африке в то время еще не было столь развитой формы религии. В эту эпоху древнеегипетский пантеизм уже имел следующие характерные черты, сохранившиеся до начала средневековья: архаические мифы о мироздании, напоминающие космогонию народов Западной Африки и других регионов мира, представление о загробной жизни и воскрешении умерших, обычай мумификации, специфические обряды погребения, типы гробниц и погребального инвентаря, архаический зооморфный облик богов рядом с представлением об иерархическом строе потустороннего мира и т. д.

С течением времени один из богов выдвинулся на роль небесного фараона. В начале Древнего царства наиболее популярным богом был верхнеегипетский Сет, покровитель охотников и пастухов пустыни, затем его оттеснили Исида и ее муж Осирис, умирающий и воскресающий бог растительности и земледелия, затем верховным богом стал солнечный Ра; в период Среднего царства — Амон, который приобрел максимальное значение в эпоху Нового царства; в поздний период на первый план выдвинулся бог-сокол Гор, вобравший в себя черты Амона, Ра и других богов.

Уже в эпоху Древнего царства оформилось представление о божественности фараона, закрепленное и подчеркиваемое соответствующим ритуалом. Существует гипотеза, согласно которой из Египта культурный комплекс «царя-бога» распространился на большинство африканских стран. В самом Египте культ царствующего и умерших фараонов сливался с культом верховного бога, царя богов, способствуя все большему укреплению культа последнего. Для народа все боги были равно могущественны: крестьяне, составлявшие огромное большинство древнеегипетского народа, не нуждались в иерархии богов. Но образованные жрецы, чиновники, вельможи, ассимилированные иностранцы, размышляя о религии, создавали ее все более утонченные синкретические формы. Что касается центральной государственной власти, то она, естественно, переносила в потусторонний мир свои принципы иерархии, централизации, унификации. В итоге в эпоху Нового царства — период величайшего расцвета древнеегипетской цивилизации — был совершен первый в истории человечества поворот религиозной мысли от пантеизма к монотеизму, а также к дуализму и триализму.

Еще в эпоху Среднего царства образ и культ Амона, ставшего царем богов, начал сливаться с образами и культами популярных богов Солнца — Ра, Атума, Гора. В эпоху Нового царства ипостасями Амона были объявлены также многие другие боги, почитавшиеся в отдельных номах. Кроме того, это синкретическое божество египетских жрецов и образованных чиновников, нередко занимавших по совместительству военные должности, стало богом войны, «непобедимым Солнцем» наподобие более поздних Митры иранцев и Махрема аксумитов. Издавна египтяне знали триады — семейные группы богов. Теперь же у них сложилось представление о божественной троице, едином в трех лицах боге.

В правление Аменхотепа IV (Эхнатона) в религиозной жизни Египта произошел решительный и насильственный поворот к монотеизму и вместе с тем первый и единственный раз в истории Египта проявилась религиозная нетерпимость. Эта религиозная форма, как и связанные с ней социальная и культурная реформы, прошла несколько этапов, причем при переходе от одного этапа к другому уничтожались многие достижения предшествующего этапа. Во-первых, Эхнатон и его сторонники сделали идеи монотеизма, лежавшие в основе религиозной философии Гелиополиса, достоянием простонародья, из которого фараон вербовал своих новых чиновников; во-вторых, они поэтапно распространяли новую идеологическую систему как в самом Египте, так и в его владениях в Передней Азии и Судане.

В окончательном виде учение Эхнатона представляло собой обожествление его абсолютистской власти. Сущность государственного солнцепоклонничества Эхнатона можно передать такими словами: «Нет бога, кроме царствующего Солнца, и земной солнцеподобный фараон — его сын и его воплощение». Советский египтолог Ю. Я. Перепелкин, глубокий знаток эпохи Эхнатона, так характеризует его реформу: «То было полное отвержение старых богов, вплоть до отказа от слова «бог», их обозначавшего, и от знаков, их зрительно и мысленно представлявших. Одновременно то было полное торжество и завершение представления о солнце как о фараоне… В своем окончательном завершенном виде… царепоклонническое солнцепочитание… представляло необыкновенное, очень своеобразное, единственное в своем роде явление среди всех прочих видов почитания природы»[65].

Энергичный, целеустремленный, талантливый и образованный правитель, Эхнатон, казалось, полностью изгнал многобожие из своих владений. Но реформа ненадолго пережила своего творца. Обычно говорят, что гениальный фараон слишком опередил свое время, что он и его сторонники стали жертвами озлобленных жрецов-мракобесов. Однако в самом новом учении были весьма существенные изъяны, препятствовавшие его усвоению народом. Государственная идеология явно выпирала на первый план и поглощала все остальное. Крестьяне и ремесленники, эксплуатировавшиеся и угнетавшиеся именем солнце-подобного фараона, отнюдь не жаждали такой религиозной идеологии. Эта вера не давала им утешения и доступной им духовной пищи. Бог-фараон Атон был недосягаем и непонятен, он де мог заменить народу великих и малых богов, всевозможных духов, «общение» с которыми было насущной, повседневной потребностью… Слабой стороной религии Атона было безразличное отношение к традиционному и столь дорогому для египтян учению 6 загробной жизни и связанному с ним представлению о загробном возмездии. Верующий в загробную жизнь египтянин оказался дезориентированным, а их было большинство, и все они были в лагере противников Атона[66].

Но возврат к многобожию, продолжавшийся в Египте еще более 1700 лет, не означал полного уничтожения идеи монотеизма и дуализма, которую можно признать одним из величайших достижений древнеегипетской цивилизации. В богословии Амона-Ра идеи религиозно-философского монотеизма продолжали жить вплоть до начала римского времени. Кроме того, они могли сохраниться и за пределами Египта. Известно, что Эхнатон жестоко расправился со всеми сопротивлявшимися его абсолютной власти. Он истреблял даже своих более умеренных сторонников, принявших на том или ином этапе его реформаторской деятельности официальную идеологию и продолжавших исповедовать эту форму идеологии и религии после ее замены более новой. Некоторые из таких негибких солнцепоклонников, по-видимому, бежали от гнева Царя-Солнца на окраины его державы: в Нубию, Палестину, Сирию, либо их ссылали туда, либо просто на окраинах меньше тревожили. Туда же могли скрыться от ярости многобожников и сторонники религии Солнца после ее запрещения в самом Египте. В Нубии надписи времени правления Эхнатона дают интересные варианты его религиозных формул, но в этой стране монотеизм не только Атона, но и Амона-Ра быстро и основательно выродился. Зато в Библии ученые находят не только идею монотеизма, но и многочисленные элементы древнеегипетской религии, например в космогонии, представлениях о загробном существовании, облике бога и пр. Замечено также, что 103-й псалом местами очень напоминает написанный самим Эхнатоном гимн Солнцу. Можно предположить, что древнееврейский монотеизм в какой-то степени обязан своим происхождением Древнему Египту. Многократно оплодотворенный другими идеями египетской и эллино-египетской философии (а также идеями, шедшими из Индии, Средней Азии и других стран), монотеизм Библии вырос в сложный монотеизм христианства.

Наряду с иранским миром Египет, по-видимому, является одним из очагов религиозно-философского дуализма. Образ бога охотников и пастухов пустыни Сета постепенно настолько оброс демоническими, дьявольскими чертами, что стал напоминать вездесущего «Князя Тьмы», «Духа Зла» — Сатану. Кстати сказать, Сет и Сатана — очень сходные имена. Тот же корень порой звучит и в именах Сатаны некоторых кушитских и сахарских народов, которых в раннем средневековье арабы считали «магами и дуалистами». Если эти близкие к Египту народы испытали влияние религиозно-философского дуализма древнего Востока, то скорее всего это влияние не иранского, а древнеегипетского происхождения.

Характерная особенность религии Древнего Египта — огромная роль магии. Вместе с тем несомненно постепенное развитие египетской религии от ритуально-магической, в которой личность верующего не принимается в расчет, к более индивидуалистической, когда упор делается не только на выполнение обрядов и магических действий, но и на этику, когда в зачаточной форме ставится вопрос о совести, чистоте души человека.

В середине 1-го тысячелетия произошел качественный сдвиг в системе древней культуры, который хотя и не был таким радикальным, как «неолитическая революция», но тем не менее дал человечеству величайшие культурные ценности, превратившиеся в основу дальнейшего развития мировой цивилизации.

В основе этой «третьей» революции лежал рост производительных сил и населения на огромной, более или менее непрерывной территории Евразии от «Пяти владений» Китая до Франции, Британии и Пиренейского полуострова. На Ближнем Востоке, как уже было показано, возникают региональные империи, столицы которых становятся не только главными потребителями ренты, но и очагами товарного производства, шумной, калейдоскопической, насыщенной разнообразной социальной и культурной информацией городской жизни. Такие же города развиваются на окраинах зоны древних цивилизаций и региональных империй. К их числу принадлежат эллинские Милет, Коринф, Афины, Сиракузы, Массилия и др., а также некоторые среднеазиатские и южноазиатские города.

К этому же времени относится появление бессмертных систем философской и религиозно-этической мысли. В субтропическом поясе от Средиземного моря до Желтого возникают почти одновременно многочисленные и оригинальные философские школы. В малоазийской Ионии в VII–VI вв. выступают со своими учениями «о природе вещей» Фалес, Анаксимен, Анаксимандр, Пифагор, Гераклит, Эпименид и многие другие, развивается профессиональная поэзия и драматургия, а в следующем веке наступает наивысший расцвет древнегреческой философии и всей великой эллинской цивилизации.

В Палестине и Месопотамии VII — начала VI в. достигает апогея движение пророков, величайшим среди которых следует считать Аввакума; оформляется иудейский монотеизм. В Бактрии и Средней Азии VII в. Заратуштра реформирует древнюю арийскую религию «Авесты» и создает стройную религиозно-философскую систему дуализма — зороастризм. В Северной Индии VI–V вв. проповедуют свои философско-этические системы основатель буддизма Сиддхартха Гаутама Шакья Муни Будда, основатель джайнизма Вардхамана Махавира Джина, материалист Уддалака, сын Аруны, аджвика Госала, авторы «Упанишад» и многие другие мыслители. В Китае конца VI — начала V в. Конфуций создает свое учение, а в IV в. Мэн-цзы развивает применительно к новым условиям важнейшие принципы конфуцианства. В конце IV в. был написан знаменитый даосистский трактат «Даодэцзин», авторство которого приписывается легендарному философу Лао-цзы; в те же годы или несколько раньше Чжуан-цзы предложил обществу свой идеал свободного человека, отринувшего пути общества и цивилизации и живущего в гармонии с природой.

В 1-м тысячелетии на Ближнем Востоке широко распространяются произведения устной словесности и письменной литературы, такие, как повести (сказания), поучения, басни, поэмы, все еще тесно связанные с фольклором.

Конец VIII — первая половина VII в. дали мировой литературе греческую поэзию Гесиода, Гомера, Архилоха, арамейские «Сказание об Ахикаре» (тогда же переведенное не древнееврейский язык и частично включенное в Библию, известное также Гесиоду, а через тысячу с лишним лет переведенное на арабский язык как «Сказание о Хаикаре»), «Сказание об осаде Иерусалима ассирийцами» и др. При этом не только отдельные списки произведений художественной литературы перевозились из одной страны в другую (так, «Сказание об Ахикаре» найдено в Элефантине), но и устные повести и анекдоты свободно мигрировали из Месопотамии, Сирии и Палестины в Египет, Малую Азию и греческий мир, например рассказ о чуме 701 г. во время осады Иерусалима ассирийцами. Следы этого рассказа обнаружены в «Илиаде» и в «египетском логосе» Геродота, записанном «отцом истории» в Египте в V в.

Поразительно сходство ряда философских и религиозных идей, распространившихся в середине 1-го тысячелетия от Непала и Китая до Южной Италии и Сицилии. Например, в учении Пифагора и его последователей (конец VI в.) мы находим, как и у азиатских мыслителей того же времени, осуждение кровавых жертвоприношений, представление о переселении душ и цепи все новых и новых рождений, о коренном отличии бессмертной и стремящейся ввысь души от нечистого, земного тела, в которое она заключена, о причине страданий человека в поступках его прежней жизни (жизни его души в прошлом рождении), о моральной и ритуальной чистоте и возможном слиянии души, прервавшей цепь перерождений и вырвавшейся из земного тела, с небесным божеством, о значении чисел и ритмов и т. д. В трагедиях Эсхила есть почти пантеистические и монотеистические формулы. В греческой, индийской и китайской философии того времени содержатся очень сходные идеи «первоматерии», ее форм, или стихий, элементов, атомов, их движения, а также идеи рационализма и атеизма. По-видимому, следует предполагать движение информации по всей зоне древних цивилизаций, где для этого возникли необходимые социальные предпосылки.

Новые исследования вскрыли в древнегреческой философии целые пласты восточных влияний. Уже у греческих авторов первой половины 1-го тысячелетия — Гомера, Гесиода, Фалеса — заметны идеи ближневосточного, в частности египетского, происхождения. Древним грекам был известен и зороастризм. Несомненное влияние зороастризма прослеживается в произведениях Анаксимандра, Анаксимена, Ферекида и особенно Гераклида. О Зороастре и религии магов в V в. написал книгу лидийский историк Ксанф, а позднее этой темой занимался сам Аристотель. Легендарная древнегреческая традиция утверждает, что крупнейшие философы классической Эллады, в том числе Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон, изучали зороастризм. В учении Гераклида, а также Парменида и других философов классической Греции имеются текстуальные совпадения с «Упанишадами», особенно Брихадараньяка Упанишада, позволяющие предположить усвоение ионийскими мыслителями идей древнеиндийской философии, таких, как концепция мирового цикла, кальпы и махаюги, на этом этапе происходившее еще не непосредственно, а через посредство иранцев.

Иранские религиозные идеи проникли и в Библию. Таков образ Сатаны, «Духа Зла», противника бога, который фигурирует в книге Иова, в книге пророка Захарии, а также в первой книге Паралипоменон. Впрочем, как справедливо отмечают исследователи, идея царства зла так и не укоренилась в иудаизме. Если Сатана Библии весьма похож на маздаитского Аримана, то архангел Михаил, вероятно, не кто иной, как заимствованный у иранцев Митра, или Михра-воитель.

Во второй половине 1-го тысячелетия культурный синтез усилился, углубился и распространился вширь. Африка оказалась на периферии этого культурно-исторического процесса, но некоторые идеологические влияния проникали и сюда, особенно в эллинистическо-римский период.

Так, в Аксуме (Эфиопия) бог Махрем, олицетворявший Солнце и называвшийся «непобедимым для врага», не только своим именем, но и функциями и атрибутами напоминал «непобедимое Солнце», бога Михру. Находят в Аксуме также элементы буддизма и мероитской религии. У гарамантов Сахары археологи и этнографы открыли элементы греко-римской религии.

В средние века арабы считали многие народы Судана, Чада, Северной Нигерии единоверцами древнеиранских «магов и дуалистов» либо приверженцами древнесемитской астральной религии «идолов и планет». Это напоминает видение древних греков, которые «узнавали» в африканских божествах привычных Зевса, Ареса, Диониса, Посейдона, Селену, Афину, либо ранних греков-христиан, которые, пользуясь евангельской терминологией, упорно именовали традиционные африканские религии эллинскими. Как правило, в большинстве подобных случаев на африканской почве не происходило ни заимствования, ни синтеза идей. Лишь местами в узкой прослойке купцов-посредников и лиц смешанного происхождения на деле имел место религиозно-культурный синкретизм, создавалась синкретическая субкультура, обычно очень мало оформленная и непрочная, а следовательно, недолговечная. Слишком редко эта субкультура проникала в массы народа и еще реже становилась их подлинным достоянием, неотъемлемой частью их субкультуры, которая одна только и имела шансы на выживание в веках.

Из всех религий древнего Востока наиболее продолжительное и широкое воздействие на другие африканские религии могла оказать египетская, рожденная на африканской почве и развивавшаяся на ней в течение тысячелетий.

Этнографы порой находят действительные или мнимые следы влияния древнеегипетской религии у различных народов Африки. Несомненно одно: начиная с эпохи Среднего, а затем в эпоху Нового царства и далее при фараонах Напаты и Мероэ происходит распространение древнеегипетской религии в разнообразных формах в Судане.

Интересное исследование египетской религии в древнем Судане произвела советская мероистка Э. Миньковская. Она сумела выделить не только общие черты, но и различия в религиозной жизни двух нильских стран 2–1-го тысячелетий. Бросается в глаза обилие местных нубийских богов, часто совершенно неизвестных в Египте. С другой стороны, египетские боги в Судане приобретали новые качества. Исида, например, почиталась здесь как лунная богиня, богиня-воительница и «госпожа подземного мира». Ее супруг Осирис порой изображался чернокожим. В ряде храмов и областей супругом Исиды оказывался иной, сугубо местный бог: львиноголовый Апедемак в Мероэ, Аренснупис в Дендуре, Мандулис в Калабше. В то же время в Нубии почиталось большинство египетских богов, выступавших то в египетских, то в местных ипостасях. Например, почиталось несколько Амонов: фиванский Амон-Ра с классическими египетскими чертами культа и теологии, местные областные Амон Пнубса, Амон Гематона, Амон-бык страны Сети (в Занаме, Абу-Доме, Мерауи) и др. В Нубии мы находим не менее трех местных ипостасей бога Гора. Что касается других египетских богов, то в Судане они также приобрели своих двойников, правда не в религиозно-египетском смысле. Таким образом, налицо широкий египетско-суданский синкретизм, поднявший демонов и духов Тропической Африки до уровня богов высокоразвитой древнеегипетской религии и одновременно наделивший египетских богов местными чертами, приблизив их к древним нубийцам. В сущности возникла новая религиозная система, наиболее высокая в тогдашней Тропической Африке, оказавшая влияние на соседние страны. Выше говорилось о дуализме в религии некоторых кушитских и сахарских племен, населявших соседние с Нубией пустыни. Целый ряд культовых предметов мероитского происхождения, в том числе стелы и амулеты, найден в Северной Эфиопии. Даже в далекой Греции были храмы Исиды, где жрецами были африканцы, скорее всего мероиты. Ювенал рассказывал об одной римской матроне, которая совершила паломничество в храм Исиды в Мероэ, а храм Исиды на о. Элефантина, как и в Риме, еще в VI в. служил местом паломничества почитателей богини, принадлежавших к разным народам. В Египет и Средиземноморье проникло представление не только об особом благочестии древних суданцев, но и о черном цвете кожи некоторых богов, например Осириса. Как в связи с этим не вспомнить фразу Ксенофонта о том, что «эфиопы (мероиты VI в. — Ю. К.) говорят, что их боги курносы и черны».

Так египетско-нубийский религиозный синтез заложил основы новой религиозно-философской системы — мероитской, наиболее высокой в тогдашней Тропической Африке и оказавшей в последующую эпоху влияние на другие культуры, прежде всего африканские.

Почти одновременно с мероитской, в V–III вв., сложились североэфиопская и пуническая религиозные системы. Их характерными чертами были: 1) общее происхождение от древне-семитской религии, испытавшей влияние Аккада; 2) элементы египетского происхождения (в Эфиопии через посредство Мероэ), вошедшие в местные религиозные системы посредством синкретизма (таковы в Карфагене богини Хатор-Маскар и Исида); 3) большое значение полисных культов: Мелькарта в Карфагене, Альмакаха в столице эфиопских сабеев и пр.; 4) развитая организация привилегированных храмовых общин; 5) широкий политеизм. В то же время даже общие по происхождению боги на плато Тигре и в карфагенской Северной Африке выглядели не одинаково: у эфиопов Астар и Син были мужского пола, у карфагенян и других африканских финикиян Аштарт и Тиннит были женского пола. Не совпадал и возраст богов: юноше Астар у соответствовала «могучая женщина» Аштарт, а седому старцу Сину — юная девственница Тиннит.

Верховным богом карфагенян был Мелькарт (буквально «царь города»), первоначально верховный бог Тира, метрополии Карфагена. Его почитали также во всех других тирских колониях Африки, Испании и островов Средиземноморья. Греки называли Мелькарта Гераклом, римляне — Геркулесом.

В его образе слились черты божества Солнца, рек, растительности, отчасти морской стихии.

Второе место после Мелькарта в карфагенском пантеоне занимала Астарта (Аштарт) — богиня плодородия и любви, которой служили жрицы в храмах, занимаясь сакральной проституцией. Греки отождествляли Астарту с Афродитой, римляне — с Венерой, Селеной или (в Карфагене римского периода) с Юноной. Богиня была наделена чертами лунного и морского божества. В Карфагене Астарта-Луна считалась не то матерью, не то женой Мелькарта-Солнца.

Кроме того, имелось божество Мильк-Аштарт, или Мелькастарт, возможно, синкретическое олицетворение Мелькарта и Астарты. Мильк-Аштарту были также посвящены храмы.

Наряду с Астартой карфагеняне почитали еще одну луноликую красавицу-богиню — Тиннит. Как и Астарта, Тиннит была богиней плодородия, матерью всего живого, божеством Луны; она также отождествлялась с римской Юноной. При большом сходстве функций этих двух богинь нелегко уловить черты различия между ними. В Карфагене Тиннит почитали даже более, чем Астарту, отчасти благодаря популярности ее божественного супруга Баал-Хаммона. Недаром в пунических надписях посвящения Тиннит обычно объединены с посвящениями Баал-Хаммону.

Баал-Хаммон многими своими чертами напоминал Мелькарта, подобно тому как Тиннит — Астарту. Он был богом Солнца, отчасти морской стихии, покровителем мореплавателей. Храм Баал-Хаммона был богатейшим в Карфагене. Этот бог изображался в виде могучего быка, иногда с солнечным диском на голове, между рогами. Этому свирепому божеству приносились человеческие жертвы. Греки отождествляли Баал-Хаммона с Кроносом, римляне — с Сатурном, а египтяне, вероятно, с Амоном-Ра, культ которого оказал влияние на формирование культа Баал-Хаммона еще в Финикии.

Богом огня, молнии и войны был Решеф, которого греки отождествляли с Аресом и Аполлоном. От слияния культов Решефа и Мелькарта уже около V в. образовалось синкретическое божество Решеф-Мелькарт, почитавшееся пунийцами.

Весьма популярен был Эшмун, бог растительности, лекарственных трав и врачевания, которому были посвящены храмы в Карфагене и других пунических городах.

Почитались в особых святилищах и многие другие боги. Для карфагенской цивилизации характерен широкий религиозный синкретизм на полиэтнической основе: финикийские боги смешивались и сливались с божествами различных народов Африки и Европы. Как известно, при таком синкретизме вклад той или иной религиозной культуры бывает тем большим, чем она выше. Поэтому особое значение имело влияние древнеегипетской религии, уже отмеченное на примере культа Баал-Хаммона. Карфагеняне издавна почитали египетского бога Беса, терракотовые фигурки которого, по их поверьям, отвращали беды. В Карфагене существовал также храм синкретической богини Хатор-Маскар, образ и культ которой восходят к египетской Хатор.

Восточные ливийцы поклонялись Амону, храм которого находился в оазисе Сива. Берберы Триполитании чтили карфагенских богов. Какое-то божество имелось и у гарамантов, и его культ объединял различные сахарские племена, стекавшиеся к его храму.

Геродот сообщает, что ливийские номады разных племен «приносят жертвы только солнцу и луне. Этим божествам совершают жертвоприношения все ливийцы, а жители области вокруг озера Тритонида (в нынешнем южном Тунисе. — Ю. К.) — главным образом Афине, а потом Тритону и Посейдону», божествам моря и воды. Возможно, Афиной греческий историк называет то же женское божество, которое пунийцы отождествляли со своей Тиннит. «Обычаи же при жертвоприношении у этих кочевников вот какие. Сначала у жертвы отрезают кусок уха как начаток и бросают его через свой дом, а затем свертывают шею животному». Ежегодно на празднике богини озера Тритониды, где жили племена махлиев и авсеев, «девушки их, разделившись на две партии, сражаются друг с другом камнями и палками. По их словам, они исполняют древний отеческий обычай в честь местной богини, которую мы называем Афиной. Девушек, которые умирают от ран, они называют лжедевушками», а самую храбрую амазонку с триумфом возят вокруг озера на колеснице.

Обычай девичьих боев до наших дней сохранился на южной окраине этой области, в оазисе Гат. Они описаны известным французским этнографом Вивьен Пак, которая сообщает следующее: «На солончаковую равнину Тинджарабента, куда не могут спуститься духи, приходят собирать соль все девственницы Гата и Эль-Барката (27-го рамадана). Они одеты в черные и белые платья, а на их груди перекрещиваются наподобие греческого пояса два шеша — белый и красный. Каждую группу девушек возглавляет старуха, таменокальт, которая несет красное знамя войны. Рядом с ней идет вторая старуха, аидин, в маске из белой глины, она несет на голове блюдо и лает по-собачьи. Собранную соль старухи продадут на базаре, но каждая девушка оставит себе по куску и будет его хранить весь год: считается, что эта соль, будучи растворенной в воде, приобретает целебные свойства. Каждая из двух групп имеет своего кузнеца, бьющего в барабан. Собрав достаточно соли и вооружившись палками, вырезанными из лимонного дерева (табарит), на которых красными, черными и белыми красками нарисованы ломаные линии, девственницы начинают воинственный танец инкутид. Затем обе группы во главе со своими таменокальт и аидин сближаются и становятся друг против друга. Девушки скандируют песню, ударяя в землю босыми ногами: два раза одной ногой, один раз другой; затем меняют ногу. Они бьют друг друга коленями, задевают палками, скрещивая и разводя руки перед грудью. Эти жесты сопровождаются восклицаниями и попытками таменокальт отобрать у другой красное знамя, которое защищают «собака» — аидин и девственницы. Преимущество победившей группы выражается в том, что ее таменокальт проверяет девственность всех молодых участниц битвы, но, каков бы ни был результат ее проверки, всегда объявляется, что в деревне побежденного лагеря девственниц мало. Естественно, что кади Гата запретил этот праздник, оставив его на долю только рабынь и иковарен (женщины низшей касты). Тем не менее он устоял после 2500 лет всяческих потрясений».

Ежегодные побоища между группами девушек напоминают аналогичные побоища между группами юношей у некоторых народов Северо-Восточной Африки, а также ритуальные побоища на ежегодном празднике в честь Осириса в Египте, описанные Геродотом. Но у берберов ритуальные сражения устраивали девушки, что можно сопоставить с рассказами греческих авторов о ливийских амазонках, сражавшихся на колесницах или правивших колесницами в бою; недаром храбрейшая из почитательниц озерной богини объезжала озеро в панцире, шлеме и на колеснице. По аналогии с верованиями других народов можно предположить, что побоища берберских девушек были связаны с магией заклинания дождя и разлива рек. В то же время несчастные случаи в результате побоищ, вероятно, объяснялись несоблюдением предписанного обычаем правила поведения.

Подведем итог. Третья революция, завершавшая переход от первобытности к цивилизации, охватила в древности главным образом северную оконечность Африканского материка, отчасти Северо-Восточную Африку и оазисы Сахары. Здесь в римско-византийское время распространилась христианская религия, которая сама была продуктом этой третьей революции. К тому времени в Северной и Северо-Восточной Африке и в оазисах Сахары уже окончательно завершился переход к мелконатуральному производящему хозяйству, а переход к классовому обществу, происходивший здесь повсеместно, закончился только в Египте и в прибрежной полосе Средиземноморья. Лишь те берберские племена, которые оказались в подданстве греков и пунийцев, выделили класс крестьянства. Вряд ли завершилось формирование классового общества в Напатском царстве и тем более в Эфиопии середины 1-го тысячелетия до н. э. Этот процесс получил свое продолжение и завершение в следующий исторический период под влиянием более развитых обществ Северной Африки, Азии и Европы.

Бурный подъем древневосточных цивилизаций в 1-м тысячелетии был сложным образом связан с началом их интеграции и созданием более широкого и определенного культурного единства, чем это было возможно в предшествующие периоды. Это единство обладало известной устойчивостью и опиралось на синтетическую культуру Сирии 2-го — начала 1-го тысячелетия, вобравшую в себя достижения древних цивилизаций Передней и Малой Азии и Египта и отчасти Восточной Европы.

В последующую эпоху новая синтетическая культура — эллинистическо-римская широко распространилась от Северной Индии и Средней Азии до Британии и Марокко, связав всю западную половину тогдашнего цивилизованного мира в одно целое. Мощное воздействие эллинистическо-римского мира испытали все сохранившие свою самостоятельность цивилизации Африки: мероитская, североэфиопская, западно-сахарские. Сложившаяся в результате культурно-историческая традиция, подготовленная медленным прогрессом древнейшего, доэллинистического мира, органической составной частью которого являлись древние африканские цивилизации, наложила печать на все дальнейшее развитие человечества.