На заре цивилизации. Африка в древнейшем мире

С конца 3-го тысячелетия центром средиземноморской культурно-исторической общности становится минойский Крит. Уже в то время на Крите складывается государство и своеобразная цивилизация, в генезисе которой наряду с северными и восточными участвовали и африканские элементы — нижнеегипетские и ливийские. Многие века Крит и Кикладские острова были единственным в Европе очагом государственности, но подспудно в этой части света назревали революционные перемены в экономике и всей социальной жизни. На просторах Средней Европы — от Волги до Атлантического океана — распространяются производящие формы хозяйства, а также металлургия меди и бронзы, боевые топоры из полированного камня, шнуровая керамика, мегалитические сооружения. Роль передатчика в движении культурной информации на север наряду с Эгеидой в это время играют Кавказ и Пиренейский полуостров.

Однако не Пиренейский полуостров, связанный лишь с ближайшими к нему районами Европы и Африки, а островная и полуостровная Эгеида оказывают в конце 3-го — середине 2-го тысячелетия решающее влияние на культурную интеграцию средиземноморских народов, как европейских, так и североафриканских и отчасти малоазийских. Эгеида, будущая Греция, уже с конца 3-го — начала 2-го тысячелетия устанавливает прочные связи с Ливией и Египтом. Древние критяне и жители Кикладских островов были в то время лучшими мореходами на Средиземном море. Древнейшие греки микенского периода восприняли от них искусство постройки морских весельно-парусных судов и управления ими в открытом море. Таблички из Пилоса и Кносса называют профессиональных кораблестроителей.

Замечательным памятником эгейско-африканских связей являются фрески минойского Крита, в частности Кносского дворца, на которых изображены такие характерные представители африканской флоры и фауны, как пальма, лотос, ливийский сильфий, гиппопотамы, зеленые и голубые мартышки и пр. Встречаются, изображения негров и даже целого отряда чернокожих воинов под командой критского командира.

Древнейшие греческие мифы заставляют предполагать, что минойские критяне заплывали и в Атлантику, может быть, достигали Канарских островов и берегов Западной Африки.

К середине 2-го тысячелетия цивилизация минойского Крита достигла вершины расцвета; но с севера на Эгеиду и Ближний Восток надвигалась грозная опасность: пробуждались к исторической жизни и начинали переселяться к центрам цивилизаций индоевропейские народы.

События в Европе и на Ближнем Востоке в конце II тысячелетия

В середине 2-го тысячелетия впервые политическая история Африки приходит в относительное взаимодействие с историей Восточной Европы. В это время в степях Украины, Южной России и долине Дуная, а также на Балканском полуострове происходили события не менее важные по своим всемирно-историческим последствиям, чем борьба крупнейших царств Ближнего Востока за гегемонию.

На историческом «мосту» между Европой и Азией — на северо-востоке Средиземноморья — около середины 2-го тысячелетия появились первые государства индоевропейских народов: Хеттская держава в Малой Азии (середина XVII — конец XIII в.), к юго-востоку от нее — царство Митанни (середина XVI — начало XIII в.) и в Греции Микенское царство (расцвет — в XIV–XIII вв.); впрочем, еще около 1742–1155 гг. в Вавилонии правили касситы — индоевропейцы по происхождению.

Ядро населения Митанни составляли протоиндийцы, которые проникли сюда через Кавказ со своей южнорусской прародины. Далее протоиндийцы или их часть продвинулись через Иран в долину Инда; их потомки заняли Индию, Непал, Цейлон, Мальдивские острова.

Вслед за тем с территории Украины и Южной России устремились в цивилизованные страны Азии древние иранские племена: через Кавказ — в Курдистан и Иран и через Казахстан — в Среднюю Азию, Южную Сибирь и далее до границы Китая. На Апеннинский полуостров продвинулись древнейшие италики, на Балканах с юга на север переселялись древнейшие греки.

Появившись по соседству с передовыми странами тогдашнего мира и подчинив себе аборигенное земледельческое и городское население, эти племена образовали обширные государства.

Одним из последствий этого переселения является нашествие «народов моря», которые в союзе с ливийцами устремились на Египет. Одновременно с этим восстали города Южной Сирии и внутренних районов Палестины. При фараоне Мернепта (1251–1231) египтянам удалось отразить нашествие ливийцев и «народов моря» и подавить восстания в своих азиатских владениях. Однако вслед за тем начинаются волнения в самом Египте, где вновь ожил сепаратизм номов, а право на центральную власть оспаривали сирийские и ливийские узурпаторы. В конечном счете победил один из ливийских военачальников, Сетнахт (1206–1204), основавший XX династию фараонов и вновь объединивший страну. Его сын и преемник Рамсес III (1204–1173) в начале своего царствования (около 1200 г., а по другим данным — в 1192 г.) сумел нанести решительное поражение коалиции «народов моря» и ливийцев в битве у нынешнего эль-Аламейна. К этому времени «народы моря», в том числе данайцы и филистимляне, разгромили Трою и Хеттское царство, разграбили Сирию, заняли Палестину. Рамсес III укрепил египетскую армию, забирая в рекруты каждого десятеро крестьянского парня (вместо каждого сотого, как это было при XII династии). От рекрутских наборов были освобождены лишь крепостные храмов. Несмотря на это, египетских солдат все жене хватало, да и воинственностью они уже не отличались. Поэтому Рамсес III еще шире, чем прежде, привлекал в армию иноземцев, в первую очередь ливийцев, а также шардана (сардинцев), даниуна (греков-данайцев) и прочих средиземноморцев, главным образом из числа пленных. Этих солдат Рамсес III поселил гарнизонами в пограничных и внутренних крепостях, в том числе в Нижней и Средней Нубии. В свою очередь нубийских стрелков посылали служить на север, в Нижний Египет, Сирию, Южную Палестину, города Верхнего Египта.

С помощью полков, навербованных из пленников и, может быть, наемников, Рамсес III сумел удержать в пределах империи Куш и часть Палестины. Это позволило ему утверждать, что при нем «воины могли спокойно и беззаботно вытянуться на своих спинах. Не было врага ни в Нубии, ни в Сирии. Лук и оружие мирно лежали в арсеналах, воины могли есть досыта и пить в свое удовольствие; их жены и дети были при них».

Рамсес III и его ближайший преемник Рамсес IV (1173–1163) посылали свои корабли в Пунт. В морской экспедиции Рамсеса III приняли участие 1000 человек (около 1180 г.).

Египетская держава была на время восстановлена, хотя и под эгидой полуиноземной династии. Однако это был последний, короткий период военного могущества египетского государства. В конце XII в. усиливается новый претендент на гегемонию в древнем мире — Ассирия, которая в VIII в. становится сильнейшей державой Ближнего Востока, а в следующем веке достигает вершины своего могущества.

В конце XII — начале XI в. преемники Рамсеса III стали быстро терять власть. При Рамсесе V еще поддерживались в порядке крепости в Элефантине и Бигэ, а Рамсес IX расширил крепость в Кубане. Рамсес XI и Рамсес XII продолжали назначать наместников Куша, но этот важный пост доставался теперь верховным жрецам Амона-Ра, первосвященникам Фив. Верховный жрец и наместник Нубии Херихор фактически отстранил Рамсеса XII от власти, и, хотя от имени этого фараона на 17-м году его царствования еще был издан указ о назначении некоего Паинехси наместником Нубии, на самом деле, очевидно, Херихор просто назначил себе заместителя.

Рамсес XII был последним фараоном XX династии, а его указ о назначении Паинехси — последним памятником египетского владычества в Куше. Впрочем, знатный вельможа по имени Гори, сын Кама, занимавший высшие должности в Египте, был, кажется, назначен и «царским сыном Куша», но неизвестно, насколько этот пост был тогда реальным.

С падением XX династии (1071 г.) Нубия на 2000 лет освободилась от власти Египта и распалась на ряд самостоятельных княжеств. Некоторые храмы египетских богов продолжали функционировать и почитаться населением, другие превратились в развалины. Этот так называемый темный период (XI–IX вв.) был временем упадка. В этот период прерываются связи Египта с Пунтом. Внешняя торговля Пунта снова полностью переходит в руки южноаравийских купцов. Его товары перевозятся морем и сушей по караванному пути Западной Аравии. В Средиземноморье они попадали не через Египет, а через Газу и Дамаск. В V в. древнегреческий комедиограф Гермипп, перечисляя товары, доставляемые в Афины, к египетским относит паруса (льняные) и папирус, а к сирийским — ладан. В чьи бы руки ни переходила торговля с Пунтом, кто бы ни пытался ее монополизировать, она никогда полностью не прерывалась. Из Пунта в Средиземноморье постоянно проникали товары, например ладан и другие благовония. Воскурение ладана и мирры прочно вошло в ритуал древних религий Египта, Сирии, Месопотамии, Эгейской области и других стран; оно практиковалось и в аристократическом быту древнего мира.

По-видимому, и для кушитского населения Пунта многовековые связи с древним Египтом не прошли бесследно. К сожалению, археология пока не позволяет достаточно авторитетно ответить на вопрос: какие именно элементы кушитской культуры являются прямым заимствованием от египтян эпохи фараонов и каким точно временем следует датировать появление того или иного из них?

«Народы моря» в Ливии и Сахаре

Нашествие южноевропейских «народов моря» на Северную Африку оставило здесь вполне определенные следы в культуре берберских народов. По-видимому, уже в XIII в. древние европейцы в Киренаике начали смешиваться с автохтонным ливийским населением. Победы египетских армий в Ливийской пустыне преградили «народам моря» путь на восток. И вот какая-то часть северных пришельцев, в значительной мере ассимилированная берберо-ливийцами и сильно смешанная с ними, двинулась на юг, в глубь Сахары, заселяя оазисы и нагорья вдоль великих караванных дорог. С течением времени эти скитальцы пересекли Сахару с севера на юг и на юго-запад и вышли к берегам оз. Чад и р. Нигер. Их продвижение в глубь Африки отмечает изображение колесниц, запряженных конями, причем характерный стиль изображений (так называемый критский или микенский галоп) неопровержимо свидетельствует об эгейском, в основном критском и элладском, происхождении народа гарамантов.

Само название народа (или, по мнению советского ученого А. Д. Дриздо, группы политически связанных между собой народов) гарамантов связано с эгейским миром. Суффикс — ант слова «гарамант» не берберо-ливийского, а пеласгического происхождения, того же, что и суффиксы в названиях городов Эллады Коринф, Тиринф, ряда древних мифических персонажей и т. д. Греческие мифы также связывают происхождение гарамантов и соседних с ними насамонов одновременно с Критом и аборигенами Ливии. Версии мифа, сохраненные Аполлонием Родосским и Клавдием Птолемеем, считают Гараманта, эпонима народа гарамантов, сыном бога Аполлона и Акакаллиды, дочери критского царя Миноса.

Ряд эгейских по происхождению элементов культуры подтверждает участие эгейских, протогреческих народов в этногенезе гарамантов. «Только участием в ее создании эгейцев, значительный приток которых в Северную Африку в последней трети 2-го тысячелетия до н. э. связан с походами «народов моря», можно объяснить присутствие в культуре гарамантов таких экзотических для нее компонентов, как боевые колесницы, фоггары (подземные водопроводы типа персидско-туркменских кяризов), «двурогие» стелы, специфические восточносредиземноморские способы погребения покойников, огромные гарамантские некрополи, вооружение, особые не ливийские типы одежды, города и т. п.», — утверждает советский ученый Ю. К. Поплинский.

Гараманты — создатели первой в Сахаре городской цивилизации — это удивительный, во многом загадочный народ, который на заре истории стал живой связью между эгейско-средиземноморской Европой, берберской Северной Африкой и суданским поясом континента.

Мы даже не знаем, на языке какой лингвистической семьи говорили гараманты: индоевропейской, как некоторые «народы моря», афразийской, как берберы и народы чадской группы, или нило-сахарской, как табу, даза, горан и другие народы, населяющие ныне основную часть территории гарамантов.

Делались попытки объяснить название гарамантов и их столицы Гарамы при помощи языка туарегов, а именно от слова, обозначающего крепость, город, селение: аghrem (вар. ighrem, аgharem) и даже арабского слова gara (последнее предположение нам кажется абсурдным).

По мнению французского ученого Ш. Сабатье, название «гарамант» происходит об берберского «гарамедден» (пастухи тара). Другой французский ученый, Ш. Тиссо, обративший внимание на название народа аманов, или амантов у Плиния, объяснял термин «гарамант» как гар+амант. Возможно, с термином «гарамедден», а может быть, и с названием древних гарамантов связано название туарегского племени игермаден, живущего на востоке Аира, а также название средневекового народа тара, обитавшего, судя по арабским хроникам Борну, на территории древних гарамантов, и goran, gara'аn или gаrаwаn, как арабы Чада и Ливии называют неарабские, автохтонные народы Восточной Сахары: анаказа, гаэда, даза, камаджа, уния, а также тибу, или тубу (иначе теда).

Весьма возможно, что название «гара», или «гараван», в устах средневековых арабов обозначало потомков гарамантов, поскольку вряд ли стоит сомневаться, что тубу, даза и другие народы Восточной Сахары, а также харатины восточной части Центральной Сахары независимо от языков, на которых они сейчас говорят, принадлежат к числу потомков древних гарамантов. Однако сам по себе этот термин не объясняет происхождения названия гарамантов и не проливает света на их язык.

В период между приходом эгейцев в оазисы Феццана и горы Сахары и временем, когда древние греки обосновались в Киренаике, связи гарамантов с эгейским миром ослабели. Зато, очевидно, сохранились их связи с ливийцами и египтянами — наиболее цивилизованным народом в этой части мира. В 1963 г. археолог из ФРГ Г. Ротерт открыл в районах Авенат и оазиса Гат (на востоке и западе страны гарамантов) наскальные изображения раннегарамантского времени, а также керамику, свидетельствующие об общности культуры этого района в тот период. Особый интерес представляет фреска, изображающая группу людей с кошачьими головами, которая, по мнению Ротерта, очень близка к египетским сатирическим рисункам XIII–XI вв. Влияние египетского искусства на искусство Тассили примерно той же эпохи отмечал и известный французский исследователь Сахары А. Лот.

Восточная Сахара — родина гарамантов — продолжала высыхать в течение всего периода существования этого народа (исчезнувшего незадолго до арабского завоевания), но гараманты не покидали ее и прилагали неимоверные усилия для поддержания созданного их руками или сохранившегося от прошлого оазисного ландшафта. Сложная система фоггар орошала рощи финиковых пальм и сады Гарамы; разумное использование природных богатств не давало исчезнуть кипарисовым рощам и диким копытным в горах; коровы, овцы и кони паслись там, где сейчас и верблюд с трудом находит себе пропитание; старатели добывали каменную соль, а караванщики везли ее на юг, чернокожим народам саванны. Несмотря на неблагоприятные природные факторы (наступление пустыни на степи, оазисы и горные пастбища) и политическое давление со стороны северных государств, гараманты в течение почти двух тысячелетий поддерживали связь между Северной и Тропической Африкой, совершая далекие путешествия.

Почти одновременно с гарамантами в Тропическую Африку начали проникать древние морские народы Передней Азии.

Финикияне в Атлантике и на Красном море

Разгром ливийцев и «морских народов» Египтом был на руку его союзнице Финикии. Освободившись из-под власти Египта и еще не подпав под власть Ассирии, города-государства Финикии в XI в. достигают расцвета. Если прежде «морские народы» Южной Европы в союзе с ливийцами господствовали на Средиземном море, препятствуя экспансии финикиян, то теперь корабли Финикии, где гегемония принадлежала Тиру, устремляются в Эгеиду, в Тирренское море, на запад Средиземного моря и выходят в Атлантику. Финикияне становятся первым по значению морским народом тогдашнего мира.

В XII в. финикияне из Тира, пройдя Гибралтарский пролив, основали колонию в устье р. Лике (теперь р. Луккус), на атлантическом побережье Северного Марокко. Они заняли правый берег реки и остров в эстуарии Ликса, где был построен храм бога Мелькарта[45]. На левом берегу, напротив города, существовал поселок берберов-ливийцев, коренных жителей страны.

Несколько позднее на острове у берегов Испании появилась вторая финикийская колония в Атлантике — Гадес (Кадикс). Она, как и Лике, должна была служить базой для торговли металлами: испанским серебром, британским оловом, западноафриканским золотом и пр. Из Гадеса и Ликса финикияне, вероятно, уже в XI–VIII вв. до н. э. плавали на юг вдоль Атлантического побережья Африки. В это же время финикияне начали колонизацию Мальты, Сицилии, Сардинии, Южной Испании. В конце XII в. была основана первая финикийская колония в Тунисе — Утика. Затем появились новые колонии финикиян в Северной Африке: Гиппон, Хадрумет и Лептис, основанный не позже VIII в. гражданами Сидона, изгнанными из родного города в результате смут. Смешавшись с ливийскими аборигенами, жители Лептиса превратились в весьма своеобразную этническую группу. Они вели караванную торговлю с жителями оазисов Мурзук и Гадамес и вскоре добились независимости от своей азиатской метрополии. В IX в. тирский царь Итоваал основал в Африке колонию Ауза, а мальтийцы еще одну — Ахолла. Однако важной роли они не играли. Зато исключительное значение приобрела другая колония Тира — Карфаген (букв. «Новый город»), основанный в 825 г. По преданию, сюда из Тира бежали царица Элисса, изгнанная своим братом царем Пигмалионом, который убил ее мужа жреца Ахербу. Сторонники Элиссы, принадлежавшие к аристократической партии, последовали за своей царицей. К ним присоединились финикияне с Кипра. Колонисты обосновались на холме Бирса, купленном у коренного берберского населения.

О торговых связях раннего Карфагена советский ученый И. Ш. Шифман пишет: «…находка… протокоринфской вазы свидетельствует о развитии во второй половине VIII в. торговых связей Карфагена с греческим миром. Очевидно, уже в VIII в. существовали торговые связи Карфагена с Египтом, Этрурией и внутренними районами Африки»[46].

Бассейн Индийского океана, где находились такие богатые страны, как Южная Аравия, Пунт, Индия, также интересовал финикийцев. В X в., спустя столетие после выхода в Атлантику, финикийцы из Тира проникли в страну Офир, путь в которую лежал по Красному морю.

Сведения о стране Офир содержатся в Библии. Впервые золото из Офира упоминается в Библии в связи с царствованием Давида (около 1000 г., «Первая книга Паралипоменон», гл. 29, стих 4). Офирское золото упоминается и в других частях Библии, а также в одном древнееврейском документе VIII в., где говорится о доставке золота страны Офир, ценных пород дерева и камня в Бет-Хорон (город или храм древней Палестины).

Из Офира древние евреи получали мирру и ладан, очевидно, через посредство южноаравийских купцов; мирра и ладан собирались также в самой Южной Аравии.

Попытки идентифицировать страну Офир породили огромную литературу и множество неправдоподобных предположений. Наиболее часто местонахождением Офирэ называлась Индия и Южная Африка. Однако нет никакой необходимости искать эту библейскую страну золота так далеко от Палестины.

Вероятно, Офир — древнее сабейское название соседнего африканского побережья, которое у египтян называлось Пунтом. В библейской «родословной народов» Офир назван непосредственно рядом с Сабой или Шебой; оба они, Офир и Шеба — сыновья Иоктана. Если учесть, что «родословная народов» отражает лишь географические и экономические связи (например, финикияне оказываются «родичами» египтян), то это сообщение Библии можно истолковать следующим образом: Офир находился неподалеку от Сабы и был связан с ней торговлей. Ближе всего к Сабе Северо-Восточная Эфиопия. Недаром до сих пор один из народов эритрейского побережья, при этом ближайший к Баб-эль-Мандебу, называется 'афар (иначе 'афер, данакиль или адало); на противоположном, аравийском, берегу Красного моря находится плодороднейшая часть Саудовской Аравии — 'Асир (с произносится как английское th).

Очевидно, сабеи не только были посредниками в торговле Офира с городами Финикии, Дамаском, Израилем, но и посредниками в передаче сведений об этой стране. Привлекаемые богатствами Офира, сюда попытались проникнуть финикияне. Но у них не было гавани на Красном море; поэтому они должны были обратиться или к Египту, или к объединенному еврейскому государству, которое располагало портом в Эцион-Гебере, в Акабском заливе. Но Египет сам стремился монополизировать торговлю и другие отношения с Пунтом; поэтому финикиянам легче было получить согласие израильтян, рассчитывавших на участие в доходах. По-видимому, именно такова была предыстория совместной финикииско-израильскои экспедиции в Офир.

В Библии рассказывается, как тирский царь Хирам (969–936) и царь Израиля Соломон (974–932) построили каждый по кораблю в Эцион-Гебере. Корабль Соломона привез большую добычу; на долю этого царя якобы досталось 420 или 450 талантов золота. Корабль Хирама кроме золота привез много эбенового дерева и драгоценных камней. Возможно, плавания в Офир повторялись. «У царя (Соломона) был на море таршишский корабль вместе с кораблем Хирамовым: раз в три года приходил таршишский корабль, привозивший золото и серебро (или платину?), и слоновую кость, и обезьян (или ладан?), и павлинов».

Эта экспедиция выглядит загадкой; сообщение о ней давало пищу самым фантастическим домыслам. Прежде всего непонятно, каким образом финикияне и евреи могли приобрести такие огромные богатства: 420 или даже 450 талантов золота — это огромная сумма, от 40 до 50 т золота; вряд ли во всем Израиле нашлось бы товаров на такую сумму, даже если делать скидку на неэквивалентный обмен. А ведь это лишь доля израильского царя. Сколько же золота пришлось на долю финикиян? Кроме золота, они привезли и другие богатства. Библия ничего не говорит о каких-либо товарах, взятых участниками экспедиции для торговли.

Поэтому немецкие ученые А. Сутбеер и Г. Вегенер, а затем и некоторые английские авторы предположили, что финикияне и израильтяне добыли золото собственными силами на рудниках или золотых россыпях. Но в таком случае нужно допустить еще три других предположения. Во-первых, путешественники должны были знать месторождения золота. Во-вторых, они должны были уметь находить его и добывать. В-третьих, при небольшом числе участников экспедиции их деятельность должна была быть сказочно удачной, чтобы за короткий срок они добыли такое огромное количество редкого металла. Это тоже предполагает большое умение в горном деле. Между тем ни израильтяне, ни финикияне не были мастерами горного дела. Следовательно, отпадает и предположение о том, что привезенное в Иерусалим и Тир золото евреи и финикияне добыли собственными силами. Немецкий историко-географ Р. Хенниг предполагал, что финикийские мореходы во время своих плаваний в страны благовоний на Красном море при каких-то обстоятельствах обнаружили, что на юге западного побережья имеется много золота, и, воспользовавшись этим для своих торговых целей, привезли на родину «офирское золото». Постепенно у них созрело желание шире использовать золотоносный район, что легче было осуществить во время военного или пиратского похода, чем при обычной торговой поездке[47]. Итак, Офир находился на месте нынешней страны Афар или несколько южнее, в Северном Сомали. Очевидно, жители Офира участвовали в посреднической торговле золотом из золото-платиновых россыпей в Юго-Западной Эфиопии и соседних районах Судана, ибо по их территории проходил ближайший к побережью отрезок торгового пути. Если наше предположение верно, то сообщения Библии говорят о древнейших связях финикиян (которым, очевидно, принадлежала идея совместной экспедиции в Офир), израильтян при царе Соломоне и его преемниках, сабеев (по следам которых, конечно, шли финикияне и евреи) с народами Восточной Эфиопии, а через них — с народами Юго-Западной Эфиопии.

Интересно отметить, что подобное мнение существовало еще в VI в. н. э. Знаменитый византийский путешественник и географ Косма Индикоплов считал, что сабеи в древности получали золото из Сасу (в Юго-Западной Эфиопии) через Барбарию — страну афар и сомали. Вот как он рассказывает о «царице Савской, т. е. Омиритской» (химьяритской): «К [царю] Соломону привезла она благовония из своей Барбарии, находящейся по соседству (с Южной Аравией) по другую сторону моря, и эбеновое дерево, и обезьян, и золото из Эфиопии, ибо жила она по соседству с Эфиопией, по ту сторону Арабского залива (южная часть Красного моря между побережьем 'Афар, с одной стороны, и Асиром и Йеменом — с другой)».

Финикияне и евреи не смогли закрепиться на торговых путях Красного моря. Правда, около 860 г. царь Иосафат снова попытался проникнуть в Офир. Он построил в Эцион-Гебере корабли, но они погибли в пути.

Это последнее упоминание Офира. Ни евреи, ни финикияне, ни египтяне не посещают более этой страны. Впрочем, Гомер и его современники, вероятно, слышали об Индийском океане. Именно о нем говорится в «Одиссее» как о великом восточном море, которое даже птицы не могут перелететь за год. Эти сведения могли быть получены в Греции от финикиян или египтян. В начале VI в. пророк Иезекииль, перечисляя области, с которыми вел торговлю Тир, не упоминает Офира. С экспедициями в Офир не имеют никакой связи псевдоисторические легенды о любви царя Соломона и одной из африканских цариц и о переселении израильтян в Африку, возникшие по меньшей мере полутора-двумя тысячелетиями позднее.

Греки в Ливии

XI–VIII вв. были временем расцвета не только финикийской цивилизации и связанных с ней культур Сирии, Израиля, Кипра, но также и первых царств Закавказья — Урарту в Армении и Колхиды в Западной Грузии и — особенно в VIII–VII вв. — этрусской и других цивилизаций Италии. В это время микенская цивилизация приходит в упадок и дезинтегрируется под напором «полуварваров» — дорян.

Микенские греки были неплохими мореплавателями, пересекавшими Средиземное море в разных направлениях. Рассказы о плаваниях Менелая в «Илиаде» и Одиссея в «Одиссее» описывают африканские маршруты плаваний микенских и «архаических» (гомеровских) греков. Советский историк Ю. К. Поплинский подробно анализирует древние известия о маршрутах к берегам Ливии из района Эгейского моря: «Они (маршруты. — Ю. К.) с большой точностью совпадают с наиболее удобными морскими течениями и соответствующими сезонными ветрами, способствующими плаванию под парусом из Эгеиды к Африке и обратно. Конечные пункты коммуникационных линий из Эгейского бассейна в Африку являются местами наиболее интенсивных контактов греков с ливийцами, известными по самым древним свидетельствам; во многих из них впоследствии возникли греческие колонии». Ю. К. Поплинский справедливо указывает, что «сосредоточение большей части древнейших караванных путей севера Африки — транссахарских путей — в районе между 7 и 23° в. д. является также следствием постоянных и очень древних контактов населения Африки с народами Восточного Средиземноморья именно в этих районах»[48]. К XI в. относится основание города Кирены греками-ахейцами с мыса Тенар (на юге Пелопоннеса). Более поздняя историческая традиция, в частности переданная Геродотом, представляет собой сложное напластование преданий о переселении греков с Тенара в XI в., с о. Феры в VII в., древних легенд об аргонавтах и др., переработанных в VI в. дельфийскими жрецами. Возможно, ахейцы застали в районе Кирены потомков более ранних переселенцев из Эгеиды — «антеноридов», предки которых прибыли сюда в XIV в.

На легендарном «Холме Антеноридов» тенарцы основали новый полис. Судя по всему, они неплохо поладили с окрестным ливийским (берберским) населением, с которым имели традиционные этнокультурные связи. В VII в. (традиционная дата — 631 г.) в Киренаику прибыла новая большая группа переселенцев из Греции, на этот раз доряне с о. Феры. Они поселились у подножия плато близ источника Кира, нимфу которого назвали Киреной. Отсюда и пошло название основанного ими поселка. Сравнительно очень скоро киренцы-доряне подчинили себе ахейцев «Холма Антеноридов», а также отдельные ливийские общины. Все вместе они составили эллино-ливийский полис Кирену. Предводитель дорян с Феры по имени Аристотель, или Аристей, стал басилеем полиса, приняв ливийский титул Батт (Баттос). Несомненно, факт принятия греком ливийского титула свидетельствует о важной роли берберо-ливийцев в новообразованном государстве. Аристотель Батт стал первым царем киренской царской династии Баттидов, насчитывавшей девять правителей. Первостепенное значение в хозяйственной жизни Кирены имела торговля с окрестными ливийскими племенами, особенно насамонами, а также более отдаленными государствами: Египтом на востоке, Карфагеном на западе и Гарамой на юге, с полисами материковой и островной Греции на севере.

Многими чертами Киренское царство напоминает Боспорское в Крыму и на Тамани. Оба они были «протоэллинистическими» монархиями, сложившимися еще до эпохи эллинизма на окраинах двух великих степных регионов: скифской Евразии и берберской Северной Африки, прижатыми к морю и защищенными горами от нашествия степных племен. Однако Боспор оказался намного долговечнее и жизнеспособнее Кирены. Его торговые связи и культурные влияния доходили до Урала, Алтая и лесной полосы Восточной Европы.

Вопрос о связях греческих городов Киренаики с народами Сахары еще предстоит исследовать. Однако не вызывает сомнения тот факт, что эллинская культура Кирены и берберская культура племен Киренаики обменивались информацией. Геродот говорит, что жительницы Барки, греческого города в Киренаике, не едят ни свинины, ни говядины, подражая обычаям соседних с ними ливийских племен. От употребления в пищу говядины воздерживались и киренские женщины. В свою очередь ливийцы Киренаики переняли у греков целый ряд обычаев, что было замечено уже Геродотом.

Двумя веками позднее вся территория берберов была охвачена процессом генезиса примитивных, но обширных государств, которые продолжали крепнуть и расширяться в последующие века, заимствуя политические формы и идеологию у соседних средиземноморских держав, пока все они не были поглощены Римской империей.

В целом берберская Северная Африка до конца 1-го тысячелетия заметно отставала в своем развитии не только от Египта и финикийских и греческих колоний африканского Средиземноморья, но и от Нильского Судана, плато Тигре, и даже от Гарамы, находясь примерно на одном уровне развития с негроидными народами Южной Сахары, Западного и Центрального Судана. Тем не менее тысячелетние контакты со всеми этими народами не могли не отразиться на древних племенах Магриба, Сахары и Центрального и Западного Судана.

Около 950–900 гг. отмечается некоторый прогресс в культурном и социальном развитии этих народов, слишком медленно усваивавших элементы культурной информации, шедшие от народов долины Нила, критян, гарамантов, тартесцев Испании, финикиян Гадеса и Карфагена, греков Киренаики. В частности, совершенствуется производство глиняной посуды. В Куга, в Мавритании, были найдены керамические чашки с лунообразным основанием, по форме и технике изготовления восходящие к массивным горшкам 4-го тысячелетия, но такие миниатюрные, что не оставляют сомнения в развитии индивидуального потребления у местных племен. Эти чашки датируются серединой X в.

Однако берберские племена Северной Африки и соседние с ними государства, подобно племенам и государствам тогдашней Европы, составляли в 1-м тысячелетии лишь далекую юго-западную периферию широкой политической и торговой системы, вступившей в фазу невиданной до того консолидации.