Твои шмотки намного прикольнее смотрелись бы на полу моей спальни.
Через полчаса я, завернутая в полотенце, стояла в наполненной паром ванной и разглядывала свои темные круги под глазами, пока Рейес принимал душ.
— Как думаешь, куда двинул Ош?
Муж выключил воду, чем капитально расстроил мертвую ротвейлершу, которая от души скакала за рикошетившими от пола струйками. Однако вскоре она нашла новое призвание, рванула сквозь закрытую дверь, и уже несколько секунд спустя мы услышали заливистый смех. Артемида обнаружила Мейко — нового лучшего друга.
— Уж не знаю почему, — отозвался Рейес, который и не думал брать полотенце, а вышел из душа, как есть, и встал рядом со мной, в то время как вода стекала по его телу и собиралась лужицей у наших ног, — но Ош волнует меня гораздо меньше, чем тебя.
Я улыбнулась:
— Ревнуешь?
Он не ответил, зато наклонился, поднял мою правую ногу и упер ее коленом в раковину. Потом наклонил меня над упомянутой раковиной и нашел пальцами чувствительное местечко. Я ахнула, когда он раздвинул складки и нежно погладил то, что крылось между ними. Так нежно, что мне захотелось помочь — вжаться в него, почувствовать его внутри и на себе. Однако Рейес крепко зажал меня между раковиной и своим боком, полностью лишив возможности сдвинуться хоть на сантиметр.
Схватившись за края умывальника, я закрыла глаза и растворилась в ощущениях: умелые пальцы, твердый живот и член еще тверже, который скользил между складок и прижимался к самому моему естеству.
Я всерьез думала, не начать ли мне умолять. Не предложить ли ему денег, массаж ног и душу в придачу. А потом вспомнила, что все это он уже выиграл за ночь в карты. Хотя нет. В карты он выиграл только деньги и массаж. А моя душа принадлежит ему давным-давно.
Пальцы пробрались внутрь, а большой кружил вокруг клитора, даря райские ощущения. Но мне хотелось большего. Хотелось почувствовать вкус Рейеса, мучить его до тех пор, пока он не кончит мне в рот.
— Погоди, — еле выдавила я и потерла бедро. — Ногу свело.
— Врешь.
Твою мать! Откуда он знает?!
— Честное слово! Клянусь! — добавила я, едва сдерживая смех.
— Ладно, — наконец сжалился Рейес. — Сейчас только сделаю одну штуку.
— Какую?
Он наклонился ко мне, убрал с моего лица влажный локон и прошептал на ухо:
— Оттрахаю тебя так, что ты стоять не сможешь.
— Это жульничество! — взвилась я.
Но секунду спустя он оказался внутри одним точным длинным движением.
Все утро Рейес мне доказывал, что легко может достичь поставленной цели и даже переплюнуть ее. Кто бы знал, как это было прекрасно!
Если мы облажаемся, миру конец, и времени оставалось совсем мало. Может быть, поэтому мы никак не могли друг другом насытиться. Всем существом я запоминала и впитывала каждое прикосновение мужа, надеясь, что этого мне хватит еще на сто лет, и молясь, чтобы мне не пришлось еще сто лет жить одними воспоминаниями.
***
Когда пришло время покинуть наш пентхаус, я все еще была в состоянии ходить. Правда, с трудом.
Куки успела принять душ и уже сидела за компьютером. Диби смылся на работу, хотя я изо всех сил предлагала ему взять отгул, прикрывшись зудом в паху. Эта отговорка всегда срабатывает на ура. Гаррет застрял у себя в комнате, по уши зарывшись в пророчества. Ей-богу, его преданности делу можно только позавидовать.
Кроме уймищи дел, которые уже лежали на плечах Куки, я поручила ей еще одно. Ну очень уж мне хотелось узнать всю подноготную дальнобойщика, который любит себя порезать. Пусть в текущих событиях у Таниэля Проста роль была нулевая, но что-то в нем меня серьезное тревожило. Что-то такое, что я никак не могла четко определить.
— Я хочу знать о нем все, Кук. Где родился, в какой семье, где учился и работал, был ли замешан в чем-то криминальном.
— Да поняла я, поняла, — нетерпеливо отозвалась подруга и положила ладонь мне на плечо. — Но сейчас очень советую тебе повидаться с сестрой. Эмбер и Квентин говорят, она расстроена.
— Серьезно? — От тревоги кожу закололо. — Хорошо.
Несколько мгновений спустя я уже была в комнате Джеммы, где она смотрела в запыленное окно.
— Здорово, Джем, — брякнула я, перебрав с весельем.
Сестра повернулась ко мне с полными слез глазами.
— Что случилось? — Я подошла ближе и, чуя неладное, прикусила губу.
— Думаю о дне твоего рождения.
— Понятно, — удивилась я. — Ты что-то вспомнила?
Отчасти я надеялась, что она скажет «нет». Джемма никогда не видела сверхъестественный мир, и после разговора с доктором Кларком мне очень хотелось, чтобы так оно и оставалось.
Тяжело сглотнув, она кивнула:
— Помню, что дядя Боб уснул.
— До или после любовного приключения с торговыми автоматами?
— После. Мы были в комнате ожидания, когда меня что-то разбудило. — Меня прошибло холодным потом. — Не понимаю, почему я не помнила этого до сих пор. Я услышала странные звуки из коридора. — Нет… — И пошла посмотреть, в чем дело. — Нет, нет, нет, нет, нет! — Могу поклясться, что я видела… — Джемма замолчала и смущенно отвернулась. — Что я видела монстра.
Я закрыла глаза. Еще вчера я до смерти хотела об этом узнать, но сейчас… Стоит ли оно того? А вдруг это сломает Джемму? У нее всегда было собственное идеальное видение мира. Нет, не так. Ей всегда нужно было такое видение мира. А тут всю ее жизнь за каждым поворотом я — прямой вызов всем ее идеалам и постоянная угроза ощущению безопасности в очень опасном мире.
Ну и что станет с моей сестрой, если она узнает, что за смерть нашей матери несет ответственность чудовище?
Она посмотрела на меня так, что в груди все сжалось.
— Чарли, поклясться могу, что видела, как мама с ним боролась. С этим монстром.
На голову обрушилась сокрушительная волна сомнений и отрицания.
— Боролась?
— Знаю, это дикость, но… кажется, монстр бросил ее в стену, но мама не ударилась, а прошла насквозь. В смысле сквозь стену. А потом монстр притащил ее обратно и… — Дрожащей ладонью Джемма прикрыла рот. — И набросился на нее.
Обжигающий жар и почти осязаемая тревога дали мне понять, что у двери появился Рейес.
— А потом помню, как проснулась в руках дяди Боба, — продолжала сестра, а я буквально дар речи потеряла. — Он мне сказал, что я отключилась, а сам был ужасно расстроен. Хорошо это помню, потому что думала, что он разозлился из-за того, что я потеряла сознание. К тому моменту я уже ни о каком монстре не думала. Все мысли занимало лишь то, что дядя Боб злился. — Я не могла пошевелиться. — Уже когда мы приехали домой, он рассказал мне, что мама умерла. Причем рассказал только потому, что плакал, а я допытывалась, почему он плачет. Точно не хотел мне ничего говорить, но я понимала уже тогда, что что-то не так. — А теперь я забыла, как дышать. — Чарли, — по щекам Джеммы потекли слезы, — я заражена?
Вопрос вывел меня из ступора.
— Чего? — Я сгребла ее объятия, и она вовсю разрыдалась. — Нет. Ты точно не заражена.
— Тогда как это объяснить? — Она с трудом дышала из-за слез. — Почему я помню то, чего просто-напросто не могло быть? — Сестра отстранилась и посмотрела на меня. — Ты-то, понятное дело, ангел смерти, но как могла мама — наша мама! — драться с демоном? Это же невозможно! Она… она не была такой, как ты. И я не такая, как ты.
— Джем, я думаю, то, что ты видела, вполне могло произойти на самом деле.
— Нет. — Она помотала головой и села на раскладушку. — Это невозможно. Я не умею заглядывать в твой мир, Чарли, и никогда не умела. Ты и сама это знаешь.
Я подумала о докторе Кларке и о том, как со временем он перерос способность видеть мир сверхъестественного. И все же вряд ли эта способность окончательно выветрилась.
— Ты уверена? Ты никогда не видела привидения или…
— Все видели привидение, Чарли. Я психиатр, так что поверь мне: все когда-нибудь видели призрака, но в девяноста девяти процентах случаев этому есть вполне логическое объяснение.
— А как насчет оставшегося процента?
— Я всегда стараюсь смотреть на вещи с практической точки зрения, но уже достаточно насмотрелась, чтобы полностью отрицать существование другого мира.
— Спасибочки, — всеми порами источая сарказм, отозвалась я.
Джемма фыркнула:
— Ты знаешь, о чем речь.
— А ты знаешь достаточно о человеческой психике, чтобы понимать, что все эти годы ты всего лишь блокировала свои воспоминания.
— Думаешь?
— Думаю.
— Значит, ты не считаешь меня чокнутой?
— Такого я не говорила, — поддразнила я.
То, что пережила Джемма, объясняло кое-что еще, кроме маминой смерти. Например, почему она блокировала свою чувствительность к сверхъестественному миру. Даже зная, что я жнец, сестра отказывалась признавать то, что явно видела. Я всегда списывала ее безразличие на происки мачехи, но дело, очевидно, было не только в этом. Это был механизм выживания.
— Сама подумай, Джем. Если бы речь шла о твоей пациентке, которая в детстве видела, как некое чудовище напало на ее мать, и совершенно ничего об этом не помнила, что бы ты ей сказала?
— Что она блокирует воспоминания о травматическом событии, случившимся с ней в детстве.
— А если она блокирует воспоминания, то, возможно, блокирует и инструмент, позволивший ей увидеть то событие. Вроде истерической слепоты. Это ведь возможно?
Джемма обняла себя за плечи.
— Очень возможно. — Когда она снова взглянула на меня, в ее глазах плескалось отчаяние, слегка приправленное скептической надеждой. — Даже не знаю, Чарли. Ты всерьез считаешь, что все это время я могла видеть твой мир?
— Да.
— Я… я не могу больше об этом думать.
— Знаю, солнце, но именно это тебе и нужно сделать. Подумать. Я должна знать, помнишь ли ты что-нибудь еще.
— Постараюсь.
— Спасибо, Джем. Знаю, я о многом прошу.
— Чарли, а та тварь… то чудовище… Неужели ты каждый день с таким сталкиваешься?
— Ну, не каждый день.
— Тогда ты просишь лишь о том, чтобы я наконец стала вести себя, как взрослый человек, и прекратила притворяться, будто монстров не существует, раз уж я все это время знала, что они очень даже настоящие.
— Нет, Джемма. — Я ласково обняла сестру. — На твоем месте так поступил бы каждый.
— Но не ты, — возразила она.
— Это не твое бремя, Джем.
— Чарли. — Она отошла на шаг и смерила меня строгим взглядом. — Что бы ты ни говорила, ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю.
В груди все сжалось. Сейчас не время спорить с сестрой, поэтому я просто поблагодарила ее и крепко обняла, жалея, что этот разговор не состоялся у нас уйму лет назад. Мы могли бы быть хорошими друзьями, но потеряли так много времени!
Когда мы с Джеммой успокоились настолько, чтобы перестать цепляться друг за друга, мы с Рейесом отправились на поиски Гаррета. Вот только голова все еще шла кругом. Слова Джеммы подтвердили все, что мы узнали от доктора. А из-за того факта, что Джемма видела этот кошмар в четыре года, сердце кровью обливалось.
Гаррета мы нашли в его комнатушке в окружении книг и бумажек с каракулями на полях.
— Нашел что-нибудь новое? — поинтересовался Рейес.
Раздраженный вздох Своупса сказал нам больше любых слов. Он бросил книжкой в стену. Причем книжка была старая и наверняка в единственном экземпляре. Оставалось лишь надеяться, что он не добыл ее в какой-нибудь библиотеке. Там крайне серьезно относятся к надругательствам над книгами. На вид библиотекари скромные и кроткие, но никогда и ни за что не стоит портить книгу. Или сразу три, расплескав на них кофеек.
— Все пророчества вертятся вокруг вас двоих, Пип и неминуемой битвы с Люцифером. Ни слова о растущем адском измерении, кроме того маленького отрывка, и я даже не уверен, что речь там о нашей ситуации.
— Но там ведь говорится о мире внутри мира, — возразила я.
— Да, но Нострадамус вполне мог писать о том, как «Макдональдс» захватывает мир.
— Там было что-то о том, что надо найти и уничтожить сердце.
— Опять же, речь могла идти о бомбардировке офисов «Макдональдса», чтобы не дать этой сети захватить упомянутый мир. Ты знала, что они уже в ста двадцати странах?
— Это большая куча «Биг Маков».
— С другой стороны, — продолжал Гаррет, — даже хорошо, что город закрыли на карантин и отменили все вылеты.
— Шутишь? — проворчал Рейес.
— Народ из ЦКЗ объявил чрезвычайное положение. Они понятия не имеют, что творится. Хотя смертельных случаев не так уж много по сравнению с количеством зараженных, сами зараженные не выздоравливают. Никого еще не выписали из больниц, которые теперь официально переполнены. Однако из-за карантина сюда не могут прислать помощь извне, и никто из зараженных не может покинуть город.
Я собралась с духом и спросила:
— Сколько уже смертей?
— Девять.
Я прислонилась к дверному косяку. Девять. По моей вине погибло уже девять человек.
Рейес взял меня за подбородок, поднял мое лицо и заглянул в глаза укоризненным и одновременно угрожающим взглядом:
— Сейчас не время.
Так он меня и держал, сверля взглядом, пока я не кивнула.
Спустя мгновение я почувствовала, как разделяются мои молекулы. Мы переместились в неземное измерение, но Рейес по-прежнему смотрел мне в глаза, а потом опустил взгляд к моему рту, отчего на щеках появились тени от невероятно густых ресниц.
Он коснулся моих губ пальцем, а через миг поцеловал. Стоило теплу от поцелуя просочиться во все чувствительные места, как мы материализовались в Джакарте.
Я чуть-чуть отодвинулась и осмотрелась по сторонам. Мы оказались на темной улице. В Альбукерке только-только стукнуло семь утра, а здесь уже было девять вечера. К нам устремился шум с местного рынка. Однако мы материализовались на боковой улочке, поэтому могли добраться до дома Панду незамеченными.
Панду Йосо, глухой и слепой семилетний пророк, написал детские книжки, в которых рассказывалась вся наша с Рейесом история, начиная с того времени, как мы были богами, и заканчивая тем, как родились на Земле и у нас появилась Пип. Только нас мальчик называл звездами.
Надо признать, книги были прекрасны. Панду рассказывал свои истории родителям, а они их записывали. И, даже будучи глухим и слепым, он сам сделал иллюстрации. С трудом верилось, что я наконец увижусь с этим ребенком.
Книги как-то обнаружил Гаррет и сразу же увидел связь. Панду называл меня Первой звездой, Рейеса — Темной звездой, а Пип — Звездной пылью. Мне же хотелось знать лишь одно: если мальчик сумел так далеко заглянуть в прошлое, буквально на миллионы лет назад, может ли он так же легко заглянуть в будущее?
Книги Панду стали международными бестселлерами, но родители отказались бросать родных и друзей и построили небольшой домик на краю района, где жили раньше. Они вполне могли позволить себе что-нибудь покруче в более благополучном месте, но решили никуда не переезжать. В городах вроде этого соседи часто становятся членами семьи. В Штатах такое встретишь редко.
Мы постучали в свежепокрашенную деревянную дверь. Открыл молодой мужчина, чьи брови сразу сдвинулись.
— Selamat sore[6], - опустив голову, поздоровалась я, традиционно пожелав доброго вечера, а потом быстренько добавила на индонезийском: — Простите за столь поздний визит.
За спиной мужчины появилась женщина с маленьким ребенком на руках, и между ее бровями залегла точно такая же беспокойная складка. Они оба посмотрели на меня, на Рейеса и обратно.
— Selamat sore, — наконец отозвался мужчина.
— Если вас не затруднит, мы были бы очень признательны за возможность поговорить с вашим сыном, мас Панду. — Хозяева переглянулись, и я решила продолжить: — Я — Первая звезда.
Дешевый приемчик, конечно, но мне кровь из носа надо было увидеться с их сыном. И именно сегодня.
Две пары глаз превратились в огромные блюдца, и теперь на нас смотрели с натуральным благоговением.
— Вы Первая звезда? — переспросила женщина. — Пожирательница звезд?
Я смиренно опустила голову.
— А вы, значит, Темная звезда? — спросила она у Рейеса. — Создатель адских миров?
В ответ он коротко кивнул.
Рука женщина взметнулась ко рту, а мужчина жестом предложил нам войти в дом. Причем, судя по лицам, хозяева будто испытали облегчение от того, что наконец увидели нас.
— Вы, видимо, пак Сурья, — использовав уважительное обращение, сказала я отцу Панду, когда нас привели в маленькую гостиную.
Он кивнул и указал рукой на жену:
— Это Касих.
Фактически он дал мне разрешение называть его жену только по имени, но я все же почтительно опустила голову и проговорила:
— Бу[7] Касих, я Чарли, а это Рейес.
Хозяева последовали нашему примеру и стали звать нас пак Рейес и бу Чарли.
— Панду пишет четвертую книгу, но процесс идет не очень, — проговорила Касих.
Сурья нервно улыбнулся.
— Почему? — спросил Рейес, которому пришлось согнуться, чтобы войти в комнату.
— Он не ест, — ответил Сурья с явным беспокойством на лице. — Видения слишком яркие. Они показывают мир без света, который поглощает землю.
Я очень старалась никак не реагировать. Судя по тому, что все взгляды обратились ко мне, ничего не вышло.
— Прошу вас, продолжайте, — тихо сказала я.
— Он нервничает, бросается вещами, кричит.
— Даже припадки были, — добавила Касих. — Боюсь, его наказывают за то, что он видит чужой мир. Мне кажется, демоны украли его у меня.
— Ничего подобного не случилось, — торопливо заверила я ее, чертовски надеясь, что не вру.
Касих слегка расслабилась.
— Он говорит, мы все умрем, потому что тот мир создал Темная звезда для Пожирательницы звезд. И там живут потрошители душ.
Рейес возвышался над всеми присутствующими, поэтому, когда хозяева повернулись к нему, им пришлось задрать головы.
— Как Ош? — все еще на индонезийском спросила я у мужа.
— Вы говорите об Ошекиэле? — удивилась Касих.
Я повернулась к ней:
— Вы о нем знаете?
— Он пожиратель душ, — тихо сказала она. — Но эти демоны другие. Ошекиэль был рожден в рабстве. Для выживания ему нужны души людей, но он впитывает ровно столько, сколько необходимо. А потрошители буйствуют. Рвут души на части и стирают зубами в пыль, пока ничего не остается.
Это, блин, офигеть какое точное описание.
— Вы правы. Но можно ли нам увидеться с Панду?
Кивнув, Касих повела меня в маленькую комнатку в задней части дома. Для местных это был настоящий особняк, а я видела теплый, уютный домик, наполненный любовью и уважением к традициям.
Касих отодвинула шторку, и передо мной предстала освещенная одной-единственной свечой комната. Панду сидел и смотрел на свечу, словно в трансе, но едва я вошла, сразу повернулся ко мне.
Совсем крошечный и худенький, он казался не старше пятилетнего Мейко. Однако щечки под темными огромными глазами все еще оставались по-детски пухлыми. На Панду была белая пижама и синие сандалии.
Подзывая меня ближе, он поднял руку.
Я присела перед ним и взяла его ладошку. Он улыбнулся и поднял другую руку. Я подала ему свободную руку и стала ждать, когда его пальчики привыкнут к моим. Лишь потом я поздоровалась на индонезийском жестовом:
— Привет.
Все лицо мальчика озарилось улыбкой эпических масштабов. Отпустив мои руки, он показал:
— Я понял, кто ты, едва ты вошла в дом моего отца. Я ждал.
Все его жесты были плавными и четкими, совсем не как у ребенка.
Когда он снова взял меня за руки, я спросила:
— Как ты узнал?
Запрокинув голову, Панду так весело рассмеялся, что и я не удержалась.
— Я увидел твой свет. Ты Первая звезда. Пожирательница звезд.
Я вконец обалдела. Невероятный ребенок!
— А ты видишь свет от свечи?
Он покачал головой:
— Нет, только чувствую ее тепло на лице.
У меня раздулось сердце. Чуточку.
— Но мой свет ты видишь.
— Рано или поздно его все видят.
Тут он прав.
— Твои родители говорят, что ты не ешь. Что ты расстроен.
— Ты тоже расстроена.
— Ты видишь больше других.
Улыбка сделалась еще шире, а темные глаза замерцали.
— Мас Панду, как мне все это остановить?
— Я вижу лишь то, что уже произошло, но давным-давно, когда мир был намного моложе, я видел, как то, что ты ищешь, спрятали рядом с мертвыми. Его спрятали там специально для тебя, и оно ждет тебя среди могил. Ты должна отыскать сердце.
Я недоуменно моргнула:
— Специально для меня? И когда его спрятали?
— Много веков назад. Оно глубоко в земле и защищено домом понтифика. Охраняют его человек и зверь, и лишь чистому позволено будет войти.
— Дом понтифика, значит. Ты имеешь в виду Папу Римского? — поразилась я. — Ватикан?
— Да, под городом. Но пойти туда можешь только ты. — Панду повернулся и посмотрел прямо на Рейеса, и все же явно его не видел. Складывалось впечатление, будто он смотрит насквозь. — Ему нельзя.
— Рейесу нельзя? Почему?
— Он тьма. Войти может лишь свет.
Я ощутила, как в муже вспыхнул стыд. Панду, видимо, тоже это почувствовал.
— Тьма твоя не от зла, а от пустоты, что ждет, когда ее заполнят светом. Светом Первой звезды. И, когда это случится, ты станешь тем, кем и не ожидал стать. Сам я этого не видел, но читал в пророчествах.
Ему точно надо познакомиться с Гарретом.
— Можно задать тебе вопрос? — собственно, задала вопрос я.
Панду опустил голову.
— Как так вышло, что тебе всего семь лет?
— Мое тело родилось семь лет назад.
Я тихо рассмеялась:
— А душа?
— А душа родилась вместе со звездами.
Он снова взял меня за пальцы, и я поднесла его руки к губам и поцеловала. Панду положил ладошку мне на лицо и закрыл глаза. А когда снова открыл, сказал:
— Тебе нужно поспешить. Время уходит, как песок сквозь мои пальцы.
Я начала вставать, но вдруг застыла.
— Хочешь, я тебя исцелю? Не уверена, что получится, но хотя бы попробую.
— Если ты меня исцелишь, я утрачу способность видеть и слышать.
Во второй раз я перецеловала его пальчики.
Губы Панду снова растянулись в широкой улыбке, а глаза засияли. Внезапно на его лицо упал свет от свечи, и впервые мне удалось заглянуть в глубину темных глаз. Я увидела планеты, луны и туманности. Увидела, как рождаются звезды и взрываются сверхновые. Увидела галактику за галактикой, насколько позволяли пространство и время. Это был неземной мир. Целый мир внутри одного маленького человечка.
Я моргнула и, рывком вернувшись в Млечный Путь, ахнула. Клянусь, в этот момент Панду меня как будто увидел, потому что его улыбка стала лукавее некуда.
— Мы увидимся снова? — спросила я, когда он опять взял меня за руки.
— Ты Первая звезда. Я всегда буду тебя видеть.