Набат в Диньдоне

16

Отель «Саксофон» считался самым роскошным столичным отелом. Почетные гости всегда останавливались только в нем. Однажды даже настоящая иностранная принцесса, известная своей склонностью к романтике, ночевала здесь с простым портовым грузчиком. Владельцы отеля, погнавшись за даровой рекламой, на другое утро увековечили номер, в котором принцесса предавалась романтике, увесистой медной табличкой. Правда, через три часа под шумным нажимом заинтересованного посольства табличку пришлось снять, и в тот же день она была продана с аукциона частному сыскному агентству, специализировавшемуся на бракоразводных делах. Принцесса вовсе не собиралась разводиться со своим мужем, но представитель агентства в своем интервью разъяснил:

— Мы всегда верим в светлое будущее своих клиентов…

Газетная шумиха улеглась через три дня. Принцесса прибыла в швейцарский пансион для завершения образования через два дня. А грузчик за аморальное поведение был уволен на следующий день…

Члены КАП по распоряжению директора банка принимались в отеле «Саксофон» как самые важные гости сезона. Им был отведен роскошный пятикомнатный номер на восьмом этаже.

Несмотря на усилия официальных кругов удержать «дело Диньдона» в глубокой тайне, к вечеру сообщения о мифическом чеке с красной квадратной печатью появились на страницах газет. Внимание, обрушившееся на коммерсантов, застало их врасплох и, не мешкая, загнало в гостиничный номер. Усиленные наряды полиции, охранявшие входы в отель, мужественно сдерживали атаки незамужних кинозвезд, репортеров и просто любителей сенсаций. Детективы вытаскивали из-под диванов коллекционеров автографов и с помощью миноискателей извлекали из тайников микрофоны радиокомпаний. Один микрофон был обнаружен даже в ночном сосуде, стоявшем под кроватью аптекаря…

Моторолли, забравшийся с ногами на кровать, подождал, пока детективы покинули номер, и открыл экстренное совещанье. Его друзья прятались от нежданной славы в глубоких разноцветных креслах.

— Уважаемые члены КАП! — высокопарно начал аптекарь. — Я как председатель считаю своим долгом призвать вас к полнейшей мобилизации моральных и физических резервов! На нас упало огромное бремя, и всем нам нужно осознать значение этих исторических минут!..

— Кончайте с речами! — Огромный живот Сервантуса грозно колыхнулся над желтым креслом. — Говорите толком, что надо делать. Нечего сыпать словами как горохом.

— Я вас попрошу повежливей! — вскрикнул аптекарь.

— Дети мои, ну разве можно сейчас ссориться! — укоризненно сказал отец Кукаре. Он огорченно вздохнул и полез за своей фляжкой.

— Ну, хорошо. Я не стану обращать внимание на неуместные выпады, — примирительно ответил Моторолли и слез с кровати. — Мой друг Сервантус волнуется. Это понятно…

Моторолли задумчиво заходил по комнате. Члены КАП внимательно следили за ним. В последнее время аптекарь поднаторел в речах, и ему было трудно найти обычные слова для совета с друзьями. Неожиданно помог администратор отеля, неслышно появившийся в дверях.

— Прошу извинить, господа, но мы хотим вас перевести в другой номер. «Экстра-люкс» — красное дерево, турецкие ковры, бассейн с теплой минеральной водой, ароматизированный телефон… Всего пятью этажами выше…

— При чем тут этажи? — спросил Фьють. — Нам и здесь неплохо.

— Господа, уверяю, — ради вашего спокойствия! Только что с водосточной трубы удалось снять репортера. Он успел добраться до шестого этажа. Еще несколько минут, и он был бы у ваших окон!

— Если он залез на шестой этаж, залезет и на тринадцатый, — рассудительно заметил отец Кукаре.

— В том-то и дело, что, начиная с одиннадцатого, трубы сломаны. Туда газетчики не доберутся!..

— Я понял, что нам нужно! — вдруг крикнул аптекарь.

Комиссар показал администратору на дверь, и тот послушно растворился в портьере…

— Нам нужна пресса! — шепотом сказал Моторолли. — Банк не может погасить чек. Общественность волнуется. И надо так изложить дело, чтобы она нас поддержала. Тогда у правительства не будет выхода! Тогда наши позиции…

— Какие еще позиции… — перебил Сервантус. — Деньги на стол, и у нас нет претензий!

— На стол! Под стол! Вы ничего другого не можете придумать!

— Нечего мне думать. Я знаю, чего хочу! — ресторатор почти перешел на крик.

— Дети, дети мои, — уговаривал священник.

— Мы все хотим того же самого! — возмущенно кричал Моторолли. — Но как вы не понимаете, что надо припереть правительство! Иначе нам не заплатят!

— Не опасно ли ссориться с правительством? — вздохнул боязливый комиссар.

— Да мы и не будем ссориться! Мы будем его хвалить!

В дверях снова показался администратор. Он был довольно сильно помят — одно плечо стало явно ниже другого.

— Господа, умоляю вас! — администратор чуть не плакал. — Вам надо бежать из отеля! Они уже прорвались на четвертый этаж!

— Спокойно, господа, — торжественно произнес Моторолли. — Клянусь, отныне члены нашей коммерческой ассоциации займут свое место под солнцем!

Члены КАП, подавленные аптекарским величием и грозным гулом, доносившимся из коридора, молчали. Повернувшись к служащему отеля, который скорее висел на портьере, чем стоял на ногах, Моторолли приказал:

— Сообщите всем, мы готовы дать пресс-конференцию!..

В отеле «Саксофон» умели проводить пресс-конференции. Спустившись на четвертый этаж, администратор крикнул о предстоящей встрече с удачливыми коммерсантами и бросился по коридору. Лавина журналистов кинулась его догонять. Полицейские и портье рысцой бежали сзади, подбирая потерянные фотоаппараты, блокноты, предметы мужского и дамского туалета.

Администратор бежал легко и грациозно — как лань. Репортеры топали словно стадо слонов. Бег проходил по узким извилистым коридорам. Работники прессы с трудом в них втискивались. Коридоры становились все уже, цепочка журналистов редела, вытягивалась. Опытный служащий знал, что делал. Он дважды пересек подвал, побегал минут десять по черным службам отеля и свернул к конференц-залу только тогда, когда репортеры вели себя уже достаточно прилично. Во всяком случае, в зале не произошло ни одной драки, не был сломан ни один «юпитер» и даже никого не задавили неповоротливые, хвостатые телекамеры…

Когда установилась относительная тишина, администратор, распоряжавшийся на ярко освещенной сцене, крикнул за кулисы:

— Вводите!

Зал взволнованно охнул. Но первым на сцене появился женский джаз-балет отеля. Был исполнен традиционный марш. После этого к рампе вышли члены КАП. Зал рукоплескал, неистовствовал. Слегка поклонившись, председатель КАП уселся за столик, поставленный в центре сцены. Подождав, пока Моторолли занял свое место, расселись остальные коммерсанты. Держались они с подчеркнутым достоинством. Аптекарь даже решился небрежно взглянуть на свои часы. Но шум в зале продолжался. Трещали кинокамеры, безостановочно сверкали фотовспышки.

— Время — деньги, — напомнил аптекарь.

Журналисты ответили недовольным гулом. Не сдержавшись, Сервантус довольно громко заявил:

— За это бьют морду! — Ему до крайности надоел чересчур пронырливый репортер, старавшийся сунуть свой микрофон на длинной метровой ручке чуть ли не под нос ресторатору.

Это замечание представителям прессы понравилось. И после одобрительного свиста в зале стало тихо…

— Дамы и господа! — начал председатель КАП. — Позвольте коротко изложить причины нашего приезда в столицу и наши дальнейшие планы. Как всем хорошо известно, в нашей демократической республике каждый волен продать принадлежащую ему собственность. Мы продали свою землю, свои родные огороды одному иностранному государству. Мы согласились на двести миллионов долларов.

По залу пронесся легкий стон.

— Да, господа, сумма немалая. Но земля нашей родины стоит недешево. И если мы расстаемся с ней, то только для блага своей страны…

Зал недоверчиво захихикал. Простодушный Сервантус тоже было улыбнулся, но, заметив серьезные лица своих компаньонов, быстро погасил улыбку.

— Господа, я говорю совершенно серьезно, — продолжал председатель КАП. — Деньги, которые мы получим, будут вложены в промышленность и транспорт. А это значит — новые заводы и фабрики. Это значит — ликвидация безработицы, рост национального дохода, повышение размера пенсий. Наши деньги — только нашей республике…

Зал скромно зааплодировал.

Пресс-конференция из отеля «Саксофон», разумеется, передавалась по радио. Услышав последние слова коммерсанта из Диньдона, директор банка испуганно покосился на приемник. «Кажется, я недооценил этих провинциалов, — беспокойно подумал директор. — Этот тип говорит, будто метит на пост президента…»

Но он ошибался. Моторолли метил гораздо точнее. После пятиминутного аптекарского рассказа о счастливом будущем республики директор услышал, как председатель КАП, сделав эффектную паузу, сказал:

— Вас, конечно, интересует, когда начнется эта новая эра в жизни нашего государства? Охотно скажу об этом. Новая эра начнется на следующий день после того, как мы получим деньги. Когда же мы получим деньги?..

Аптекарь снова умолк. В зале стояла абсолютная тишина. Директор банка готов был влезть внутрь радиоприемника.

— Когда же мы получим деньги? — повторил Моторолли. — Вчера мы предъявили чек в республиканский банк. Финансовое могущество нашего государства общеизвестно. Все вы понимаете, что выплата двухсот миллионов долларов не может сколько-нибудь серьезно сказаться на финансовом благополучии нашей республики…

В зале вспыхнул смех.

Директор банка рванул воротничок. А из приемника продолжал сочиться хитрый голос оратора:

— Так вот, господа, напрасно смеетесь! Могу вам сообщить, что деньги нам будут вручены… завтра в полдень!

Зал заревел, загремел, застонал. Директор банка задыхался.

— Тише, тише, господа! — кричал Моторолли. — Я еще не закончил! Итак, завтра в полдень! Двести миллионов долларов! Об этом нам сообщил уважаемый директор банка. Я приношу ему глубокую благодарность. Я благодарю наше правительство за заботу о своих гражданах. Слава нашему президенту! Обед за наш счет. Приглашаю всех вас завтра на торжественную церемонию вручения денег! Потом — обед!..

Зал гудел, свистел, восторженно топал. Члены КАП обступили своего председателя. Отец Кукаре сочно целовал его в щеку. Комиссар утирал платком глаза. Сервантус долго хлюпал носом, а потом довольно внятно произнес:

— Отец родной! Здорово ты им перо вставил!..

Этими словами закончилась пресс-конференция в отеле «Саксофон». Но директор банка их не слышал: у него начался сильнейший сердечный приступ…