Наблюдая за мужчинами

Романтика 17—23-летия. Период созревания, переходная фаза от юности к взрослости, продолжающаяся до 24–25 лет. Наступление правовой и личной ответственности.

Стремление к экспансии. Столкновение с жизнью: эмоциональный шок, невротическое, регрессивное поведение – словом, идентификация детской субординации с инфантильной протекцией.

Начало профессиональной карьеры. Формирование языка самоопределений и аттестаций мира: дифференциация окружающего пространства с небрежной тяжеловесностью, поверхностной легкостью и всегда категорично.

В этом возрасте внутренний мир приобретает личные формы, которые Рудольф Штайнер называет «душой ощущающей».

Первая встреча с сексуальностью. Зарождение интимной инициативы. Формирование интереса к духовной сущности партнера.

Слова Петрарки достойны стать эпиграфом к главке о периоде жизни, начинающемся с юношества и заканчивающемся 25-летием. Страсть молодости успеть совершить все подвиги подобна «смехотворным опасениям» Александра Македонского, который, «как рассказывают, боялся, что его отец Филипп, победив всех, лишит его надежд на воинскую славу, – безумный подросток, он не ведал, сколько на его веку, проживи он дольше, осталось бы еще воевать…».

Юношество – абсолютно ничем не гарантированное существование. Этот возраст – самый активный и искренний пропагандист вселенской печали, так как, по мысли японского писателя Кэндзабуро Оэ, «уверовав в свою болезненную меланхолию, невозможно справиться с состоянием подавленности». Юность – это своего рода жертвоприношение здоровья и духовных сил на алтарь богини Сомнительного Выбора.

Кто-то из начинающих жить отчаивается, что он страшненький, не умеет играть на гитаре, эффектно драться, и грудь у него тщедушная, и плечики детские. Девушкам очень нравится, когда парень музицирует, смел, нахрапист, мускулист и умен.

Главная деталь возрастного гардероба 17-летнего – нарочито гротескная маска неприятия выстраданных отцами ценностей, чернильный плащ Гамлета и дюжина кинжалов, чтобы колоть свое сердце. Кто-кто, а юноша всегда непослушник и не понимает разницы между упрямством и упорством.

Запись в дневнике юноши: «Взял энциклопедию, полистал, обозвал всех знаменитостей от А до Г суками и лег спать». Его олимпийский взгляд на вещи пугает не только энциклопедию.

У юноши те же настроения, что и у гробовщика. Очень жаль, что они не дружат: они могли бы стать добрыми приятелями – им есть что обсудить.

Как это ни странно, юноша очень быстро перестает бояться самого себя. Это опасный симптом. Старшему поколению (тем, кто уже научился дорожить жизнью) дадим совет: не вступать в соревнование с юношей, а вытащить из ножен полицейское предупреждение Бальтазара Грасиана: «Не связываться с тем, кому нечего терять. Поединок будет неравный».

Когда внутреннее чувство побуждает юношу сказать «да», чаще всего произносится «нет», рожденное волей к противоречию.

Молодые не желают идти строем. Они пытаются создать хаос даже из одного человека.

«Кто отвязал дурную собачку?» – вопрос, который не покидает человека, пообщавшегося с юношей чуть больше 10 минут.

Бранчливые старики называют подростковый возраст самым противным. Вообще для сварливых любой возраст молодости противен.

Юноша – демонстративное олицетворение печали неразрешенного, метафора тоски по уже утраченному и еще не обретенному.

Юноша намеренно неаккуратен в цитировании эффектных мыслей и слов. К каждому из них он стремится прирастить собственные болячки, чтобы преодолеть дистанцию между мировой печалью и собою, еще никем не опознанным. Он мыслит себя в качестве трагической величины, вызывающей исключительно шок и удивление: как же, он, титанический титан, справляется с такой непереносимой душевной болезненной болью! Он очень любит громкие слова, ослепительные соболезнования и красивые фразы. Каждый юноша однажды напишет в своем дневнике Сью Таунсенд (имеются в виду дневники Адриана Моула. – Ред.): «Я – убежденный радикал. Можно сказать, я почти против всего на свете».

У юноши разум-домосед не поспевает за сердцем – этим любовным авантюристом. Артюр Рембо в стихотворении «Роман» описывает ароматную благостность нежного возраста:

Далее все понятно, все в том же духе: блаженная и ленивая дрема, прохладный ветерок, виноградные лозы и т. д. Как лесть это смотрится наивно и жалко, но попытка засчитана. Артюр, Артюр, тебе бы заботы современного семнадцатилетнего!

Рембо нужно кем-то уравновесить. Уравновесим Тибором Фишером. Все-таки странно устроен мир: мысли, проникнутые оптимизмом молодости, «типа «я обязательно выиграю в лотерею», «меня примут на эту работу», «этот антикварный платяной шкаф будет отлично смотреться у меня в спальне», редко воплощаются в реальность, а мысли типа «я обязательно найду неприятности на свою задницу» сбываются практически сразу». Вот это уже о жизни!

Юноша не знает жизни и не желает ее знать. По любимым романтическим книжкам и фильмам создает гротескный, доходящий до карикатурности, образ мира. Его присутствие в этом мире не кажется ему самому жизненно необходимым.

Юноша всегда одинок. Как только он попадает в коллектив таких же, как он сам, юноша утрачивает индивидуальность, превращаясь во всезнайку, говорит глупости, пытается скрыть за громким цинизмом желание заявить о себе и свое неумение жить. За такие настроения юноше нелишне дать ремня. И он с радостью на это согласится, потому что ему часто не хватает новых поводов для страданий.

С другой стороны, каждым юношей руководит вульгарное романтическое хулиганство: лучше вести себя как первый негодяй, чем как последний пасынок судьбы. Отсутствие логики в саморецензировании и невыразительность интеллектуального ландшафта компенсируется экстатическим поведением. Юноша всегда старается казаться чуть подвыпившим.

Он мечтает об одиночестве и не может быть один. Монологическая уязвимость юноши подчеркивается его внушительной риторикой в пропаганде одиночества. Юноши, собравшись вместе, образуют орду, растворившись в которой анонимный индивид легко теряет чувство личной ответственности, способность к критической самооценке и самоконтроль. Именно для них написаны запретительные транспаранты в зоопарке: «Костры не разжигать. Фауну не трогать. В верблюдов не плевать».

Почти все юноши пишут стихи, в которых рифмуют великолепие физической униженности любовью со скорбной истиной одиночества. Беспричинная свирепость цветистого воображения часто сбивается на бесслезную тоску, и ходят по пастбищам четырехстопного хромающего ямба девушки с повадками влюбленных, добрые идеи, бесцветные метафоры и кровоточащие образы. Любовь в этих стихах никогда не отбрасывает тени на немой мир, и только убогие надгробья поспешных слов и несостоявшихся чувств припрятывают страх перед пустотой и одиночеством.

Юноша обожает фильм «Крекер – убийца марсиан», а в дневнике любит записывать что-нибудь страдательное и, как ему кажется, продиктованное жизнью: «Сердце – кладбище невоплощенных надежд»; «Печаль – это тихий стон раненого животного, уползающего в темноту»; «Гений – брат моего брата, а брат моего брата – я»; «Дружба – это вынужденная любовь людей, у которых нет уже сил бороться». И так далее…

Еще юноша обязательно купит роман, который называется «Шаги под землей». Его привлечет метафизичность названия. Однако часто случается, что под эффектной обложкой прячется летопись жизни путевых обходчиков метрополитена.

Когда разговор вдруг зайдет о классике, поинтересуйтесь у юноши о романе Стендаля «Красное и черное» – ответ будет примерно таков: ««Красное» там – так себе, а вот «черное» – что надо!» Он обычно читает ерундовые мистические книжки, исполненные всякой вреднятины и истерии. Скудная пища невротических жанров не насыщает жадный ум, но она незаменима в качестве альтернативы реальности. Каждый юноша верит в существование летающих тарелок и мечтает об иных мирах – таков удел всех, кто ищет разгадку плоти во всем курьезном, бессознательном, смутном и ненадежном.

Поэтому юноша так обожает все амбивалентное. Он даже завтракать не будет, если этот завтрак не амбивалентен. Бывает, родители интересуются: «А что тебе, милый котик, подарить на день рождения – красненький велосипед или книжку про кашалотов?» В ответ обязательно прозвучит: «Что-нибудь амбивалентное». На его языке это может означать все что угодно: поразительное и смущающее, вероятное и допустимое, велосипед и книжку, неукротимость плотских влечений и бесноватую одержимость пустыми, но звонкими идеями.

Юноша страстно убежден, что все на свете подло и непорядочно, кроме него, и что именно он должен покорить или спасти мир. Именно покорить или спасти. Только и всего. Иногда у него просыпается ненависть к солнцу, которое, не спрашивая разрешения, встает над горизонтом каждый день, игнорируя печали, переполняющие страстную душу. Гордая враждебность к миру часто сменяется банальной истерикой.

Воспоминаний у юноши хоть отбавляй – и все про первую, обязательно, вечную любовь, как у героя Паскаля Лене: «Мне было, вероятно, лет восемь (в тот год я полюбил до гроба девочку…)». Еще ни разу не поцеловавшись, он признается своим друганам: «Я не умею любить, вот что! Не умею любить. Я не говорю «заниматься любовью» – с этим все в прядке, но что делать с сердцем?»

Каждый юноша необыкновенно красив: в профиль он напоминает весеннюю мышь, а в фас – подозрительного ежа.

Юноша обожает красивые фразы, произнесет – и выжидательно так смотрит. И очень обижается, когда в ответ на банальную сентенцию не следует восторженного обморока слушателей. Близкий случай рассматривается в рассказе Л. Н. Толстого «Два гусара». Молоденький уланский корнет Ильин, проиграв в карты немалую сумму, предается горестным раздумьям: ««Погубил я свою молодость», – сказал он вдруг сам себе, не потому, чтобы он действительно думал, что он погубил свою молодость, – он даже вовсе и не думал об этом, – но так ему пришла в голову эта фраза».

Юношество – первый смутный опыт, шаг в реку конечной длительности жизни, которая мыслится нескончаемой.

Может показаться, что оптимизма в портрете юноши недостаточно. Что же, под развязку чуть подправим портрет молодого человека цитатой из произведения А. П. Чехова, которая, есть надежда, поможет кому-то: «… и чувство молодости, здоровья и силы, – ему было только 22 года, – и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной, полной высокого смысла».

Юношу надобно любить и жалеть – он придает жизни необходимое экзотическое содержание, без которого реальность грозит превратиться в пустой слепок реальности. Как можно не любить славного, глупого и застенчивого зайку, сидящего в позе «лев под лотосом».

На языке фотоискусства юноша соответствует репортажной съемке, а 20—24-летний – постановочной съемке. В этом возрасте наиболее цитатен лирический герой В. Маяковского: «…иду красивый, двадцатидвухлетний». И никто не желает читать Д. Мильтона «По случаю моего 23-летия»:

Заслышав вдали самый незначительный любовный шум, молодой человек несется вперед, резина дымится, шум в ушах… «Тормоза придумал трус» – аксиома, выведенная двадцатилетними.

Разница между юношей и молодым человеком небольшая, но все же наличествует. Если их застать в минуту спокойствия, то можно обнаружить, что спокойствие это разного рода. Юноши полны показного интеллектуального и прочего превосходства. Осознавая некую театральность происходящего и в угоду собственному тщеславию, они стараются показать безразличие ко всему. Молодые мужчины вызывающе дерзки и довольны собой, но им слишком скучно, чтобы еще и чваниться.

Молодой человек 20–24 лет исполнен дерзкого желания предписывать миру слишком активный образ жизни: без тормозов, чуть-чуть руля и много-много ветрил. Когда родители покупают ему машину, первое, что он спрашивает: а зачем в ней тормоза? Когда он садится в автомобиль и стартует, трансляция с «Формулы 1» теряет телевизионную условность. Стиль вождения – шахматная партия, в которой все решает быстрота реакций: рвануть первым, чтоб издали крик испуганные колеса, обогнать конкурента и затормозить перед светофором под истошный визг полуобморочных тормозных колодок.

В этом возрасте молодой мужчина потенциально конфликтен. Им руководит несколько опасных побуждений, среди которых главенствуют страсть к логизированию, жажда все вогнать в рамки удобной для обозрения схемы и размягченная воля.

Эдвард Хаусман читает наивную поэтическую лекцию на тему «Ах, как глуп и расточителен возраст молодости». Вот выдержки:

Хватит цитировать Хаусмана, дальше примерно о том же. Всякие там рекомендации срочно отдать то, чего нет у молодого мужчины.

Молодой мужчина не знает мира и настойчив в создании дискретного портрета окружающего, когда один фрагмент торжествует над прочими. Мир закономерно ввергается в дисгармонию. Хаос, к описанию которого приложены вызубренные на школьных уроках математики методики анализа, усиленные прочитанным на студенческой скамье Хайдеггером, предстает еще более зловещим. Теории молодого человека рождаются из жизни – из жизни, которой он не знает. И тогда, молодой, он начинает оформлять себя в жестоких иррациональных образах. Дефицит теоретической мысли приводит к экспансии психологической рефлексии, к чрезмерной драматизации самой ничтожной проблемы.

Для молодого человека дурно не само содержание жизни, плохо то, что он не способен в ней пребывать. Он часто живет по сценарию признания 40-летнего героя романа А. Мёрдок «Дитя слова» о себе самом, только на 16 лет моложе: «Я ненавидел не общество – абстракцию, выдуманную ничтожными социологами, – я ненавидел всю Вселенную. Мне хотелось причинить ей боль в отместку за боль, причиненную мне… Меня не покидала космическая ярость, что я жертва».

Молодой человек сопровождает любую прагматическую идею мира мистико-эротическим аккордом или в худшем случае – ипохондрической жалобой. Всему виною застенчивость, нерешительность, недостаточность сексуального опыта. Ему очень сложно существовать. Он убежден, что опыт жизнепроживания до него никем не был проделан, что именно от него ожидается исполнение титанической миссии впервые продемонстрировать миру истиннейшие в своей искренности формы изъявления чувства. Молодой человек требователен и мягок, раним и груб, непоседлив и настойчив. Он нуждается в авторитетных примерах и опровергает все, что делается для его блага. Он категоричен и декларативен. И подозрителен ко всем, кто не входит в круг его восторженных фанатов.

Молодой человек любит рассуждать обо всем метафизическом, а особенно о собственной неприкаянности и загубленной молодости. У него много иных чудачеств и недостатков, но более силен он в безответственном отношении к делу и слову.

Он очень любит логические казусы, но создавать их еще не научился, да и не торопится это делать, будучи уверенным, что вся его жизнь и есть парадокс, нужно только как-то половчее ее цитировать. В конспектах его студенческих лекций на самом видном месте красуется фраза О. Бальзака: «Одиночество – хорошая вещь, но как было бы хорошо, если бы рядом был кто-нибудь, кому можно было бы признаться, что одиночество хорошая вещь».

Каждый в 17–25 лет считает себя уникальным и самосозданным взрослым.

Многообразные модели поведения мужчин настойчиво суммируются культурой и наукой. В этом возрасте закладываются основные типы мужской психологии и, соответственно, перспективные варианты жизненной самореализации. Гейл Шихи предлагает четыре варианта мужской особи.

Неустойчивым трудно наметить твердые жизненные ориентиры, поэтому и в последующей жизни их отличает склонность к экспериментам.

Замкнутые формулируют ориентиры в 20 лет и идут по жизни без кризисов и самоанализа.

Вундеркинды стремятся к успеху, не удовлетворены собой и убеждены в том, что, когда достигнут вершин, их неуверенность исчезнет. Часто их надежды оказываются тщетными. Как правило, редко бывает, что они женятся.

Смысл жизни воспитателей – заботиться о других. В 20–25 лет они уже готовые мужья и зятья.

Летопись дороги жизни по П. Брэггу. Этап четвертый: двадцатилетие. Двадцатилетние юноши независимы и вышли из-под родительского контроля. Миновавшие 10 лет были очень важными с биологической точки зрения. Наши юноши достигли полового созревания. Они начали испытывать внезапные приступы сексуального желания. Смерть была гуманна к нашей выборке. За это десятилетие из 100 000 новорожденных умерли чуть меньше пяти тысяч человек, чаще всего в результате несчастных случаев. Оставшиеся в живых 95 763 могут прожить в среднем еще 51,91 года.

Ключевые слова и понятия

Старшие классы. Первые симптомы конфликта отцов и детей. Привычка дразнить старших безделушками революционных провокаций. В умилительном родительском «ты еще ребенок» слышится рабская безысходность перспективы: «рабенок». Жизнь – как упражнение для ума. Растерянность, раздвоенность, терзание иррациональными комплексами и неврозами, порыв и устремление, склонность к иллюзиям и фантазированию.

Интерес ко всему и нежелание чему-нибудь научиться. Как тут не вспомнить горьковского героя: «Кратко говоря, в семнадцать лет отвращение к наукам наполняло меня до совершенной невозможности чему-нибудь учиться, хотя бы даже игре в карты и курению табака».

Боготворение утопических обманок. Тамбурины катастрофических идей, барабаны духовного разброда. Андре Моруа: «Кто в шестнадцать лет не революционер, тому в тридцать лет не хватит отваги, чтобы стать начальником пожарной команды». Смещающиеся перспективы. Ощущение любовной ненужности. Бандитский промысел спесивой самомысли.

Бесцеремонность самоутверждения, лихорадка высокомерия. Неудачный любовный дебют. Любовь бесплатная и неосязаемая, как воздух. Одиночество, эгоистическая демагогия, элегическое предчувствие краха, усвоенные по книжкам уроки эгоцентризма. Кризис самоидентификации. Бесквартирность: некуда девушку пригласить, а обсуждать мировые проблемы наедине ой как хочется. Поступление в вуз. Бесквартирность. Служба в армии. Бесквартирность. Диплом об образовании. Вступление во взрослую жизнь. Бесквартирность. Матримониальный выбор. Свадебный марш. Мучительное преодоление комплекса инфантилизма. Сложности социализации. Новые признаки кризиса идентификации.

Доска почета

Известны случаи крайне раннего проявления одаренности и гениальности.

Гении в возрасте от 2 до 10 лет

Камиль Сен-Санс в 2,5 года читал ноты, в 5 лет сочинял вальсы, в 10 лет дирижировал оркестром.

Пьер Гассенди в 4 года читал на память стихи, в 7 лет давал объяснения астрономическим явлениям.

Альбрехт фон Галлер, будучи еще ребенком, толковал Библию.

Андре Мари Ампер, еще не зная цифр и алфавита, проводил исчисления при помощи камушков.

Исаак Ньютон уже в младших классах проявил большие способности в изготовлении воздушных змеев, ветряных мельниц и других игрушек.

Гуго Гроций, создатель теории естественного права, уже к девяти годам был автором стихотворений на латинском языке.

Теперь пора притихнуть и проникнуться восторгом Стивена Фрая. Внимание: Моцарт! «Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь слышать Первую симфонию Моцарта, написанную им в 1764-м, всего-навсего в 8 лет. По его меркам, вещица довольно простая, особенно в сравнении с величавостью «Юпитера», оригинальностью Сороковой и коричневостью моей любимой Двадцать девятой. Но при всей ее простоте и даже малости формой она отличается совершенной. И ведь так легко разливаться в пустых словах насчет того, что она написана восьмилетним мальчишкой. Восьмилетним! Мамочки с папочками, вдумайтесь: ребенок учился всего-навсего во втором классе. Если ваш второклассник как-нибудь вернется из школы домой и притащит с собой картинку – небо, а на нем облака из наклеенной ваты – или слепленную из папье-маше маску для Хеллоуина, а с ними еще и симфонию в четырех частях, прикиньте – какие вас обуяют чувства? Вот именно. Вы будете потрясены, не правда ли?» Моцарт первые сочинения написал, будучи пяти лет от роду, с шести лет с триумфом гастролировал по Европе.

Одним из самых продуктивных писателей, когда-либо живших на свете, был испанец Лопе де Вега. Сочинять стихи он начал с пяти лет, когда не умел читать и писать. Стихи свои он диктовал сверстникам, уже постигшим секреты письма, и брал с них за это фрукты, сладости, игрушки. Детские эти стихи, конечно, не дошли до потомства, история литературы знает лишь зрелые произведения Лопе де Веги. Всего перу его принадлежит 1800 пьес. Все они написаны в стихах, по подсчетам одного ученого, это 21 316 000 строк!

Писатель Дж. Стюарт Милль читал по-гречески классиков в 4 года, в 5 лет он мог обсуждать сравнительные достоинства и недостатки полководческой деятельности Мальборо и Веллингтона, в 8 лет выучил латынь.

Французский математик и философ Жан д'Аламбер рано научился читать, в 4 года решал сложнейшие задачи, а в 10 лет его перевели из школы в колледж. В 23 года он стал членом Академии.

Когда Платону было 10 лет, он впервые услышал от своего 90-летнего деда Крития историю об Атлантиде.

Гении в возрасте от 10 до 15 лет

Томас Чаттертон написал свои первые поэмы и баллады в 12 лет, в этом же возрасте Уильям Блейк создал свои первые стихи, а Роберт Бёрнс – в 14 лет.

Майкл Фарадей в 14 лет изучает научные труды.

Александр Сергеевич Грибоедов в 13 лет закончил университет, курс второго факультета был завершен к 17 годам.

Французский писатель Франсуа Рене Шатобриан с детства отличался поразительными способностями и исключительной памятью. В 13 лет он мог почти дословно повторить услышанную в первый раз многостраничную проповедь.

Четырнадцатилетний Виктор Гюго записал в своем дневнике: «Хочу быть Шатобрианом или никем».

Французский философ Огюст Конт в 15 лет выдержал экзамен в Парижскую политехническую школу.

Гении в возрасте от 15 до 19 лет

Михаил Юрьевич Лермонтов в 15 лет создает первую редакцию «Демона» и «Испанцев», в 16 лет – «Маскарад».

Блез Паскаль в 16 лет стал автором исследования о конических сечениях. В 19 лет он изобрел счетную машину.

Семнадцатилетний Жорж Бизе написал первую симфонию.

Величайшее открытие («декартовы координаты») было сделано Рене Декартом в 17 лет.

Александр Поп написал свои первые поэмы в 17 лет.

Франц Шуберт создал музыку первой песни в 17 лет, а знаменитую мелодию на слова «Лесного царя» – в 18 лет. За один только 1815 год 18-летний Шуберт сочинил 170 песен. При жизни композитора была издана только пятая часть его произведений. Шуберт говорил: «Меня должно было бы содержать государство, я явился на свет не для чего другого, кроме как для творчества».

Галилей открыл правило колебания маятника в 17 лет, в 19 лет – обнаружил солнечные пятна и затмения Марса.

Данте Габриэль Россетти, основатель «братства прерафаэлитов», написал в 19 лет свою лучшую поэму.

Фридрих Шеллинг первое крупное философское произведение создал в 19 лет.

Сэмюэл Кольт изобрел в 18 лет револьвер, а в 19 лет – сконструировал револьвер и ружье.

Гении в возрасте от 20 до 24 лет

Луи Брайль, ослепший в три года, в 20 лет изобрел азбуку для слепых. В этом же возрасте Рафаэль создал первую знаменитую картину «Брак Богоматери», Пьер Кюри сделал первые открытия в химии, Пауль Эрлих изобрел метод мазков крови и усовершенствовал методы окрашивания препаратов, Леонард Эйлер опубликовал диссертацию о математическом определении соотношения между длинами звуковых волн, Теодор Гроттгус основал теорию электролиза.

В 21 год Готфрид Лейбниц пишет философские и юридические статьи, Джакомо Леопарди создал выдающиеся поэмы, Гульельмо Маркони изобрел метод передачи сигналов по радио, Джоаккино Россини завершил оперу «Танкред», Джеймс Джоуль сделал свое величайшее открытие – экспериментально обосновал закон сохранения энергии.

Одна из максим Блеза Паскаля отстаивает торжество молодой героики: «На мой взгляд, Цезарь был слишком стар для такой забавы, как завоевание мира. Она к лицу Августу или Александру: эти были молоды, а молодых людей трудно обуздать».

Здесь следует сделать паузу, пристыженно помолчать и дать некоторый комментарий к славным деяниям людей, в которых столь рано проявились интеллект и творческая фантазия.

Представленные в рубрике эффектные образцы человеческой породы, отмеченные высокими показателями развития и выразительными успехами, могут вдохновить любого молодого человека на подражание великим: вот с кого следует делать жизнь! Желание это похвально. Линейную последовательность жизни разрушают исключительные натуры, являющие собой превосходные примеры всплесков природы. Дерзайте, юные, творите, вывешивайте свои портреты на «Доску почета» жизни!

Дабы избежать разочарования, тут следует все же по-стариковски несколько охладить пыл. К сожалению, приходится констатировать, что гениальность остается явлением штучным, в равной степени зависящим как от внешних условий, так и от врожденных способностей и особенностей.

Надобно понять, что приведенные примеры ранней гениальности выносят приговор любому, кто возмечтает в возрасте 20–25 лет взять и тотчас хоть чем-нибудь отличиться. Среднестатистический 20-летний не писал оперы в 10 лет, не открывал пятна на солнце в 17, тем не менее он пребывает в силках иной мифологии, в соответствии с которой считается, что творческой натуре систематические знания и культурная рефлексия отчасти противопоказаны. Следовательно, достаточно довериться природе, растормошить ее, пробудить, и она сама все как-нибудь устроит к лучшему.

Подобное заблуждение упрямо доказывается на якобы многочисленных примерах школьной либо студенческой неуспеваемости великих людей. Случайные казусы (У. Черчилль, А. Швейцер, А. Эйнштейн слыли безнадежными и почти необучаемыми школьниками) абсолютизируются в качестве эффектных знаков системы. Подобный жанр самооправдания призван служить объяснением того, почему некоторые юноши пренебрегают своими прямыми обязанностями – учиться и становиться частью культуры. Очевидна уязвимость подобной мифологии: она не учитывает миллионы иных примеров, доказывающих, что не великий интерес к учебе и самообразованию сводил потенциально одаренных людей до уровня анонимных статистов.

Молодость жаждет другого. Быть прекрасным во всем, и чтобы это все как-то само себя проявило. Только самодисциплина делает из зверушки личность. В противном случае судьба любого гадкого утенка предрешена. Как бы он ни надеялся и ни предавался праздным мечтаниям, без труда он непременно станет гадким лебедем. Природная одаренность не менее других качеств нуждается в дисциплине и окультуривании. Праздный молодой человек искажает свою натуру бездельничаньем. Разве не убеждают в том трагичные судьбы сотен людей, коим с нежного возраста пророчили прекрасную будущность, но им некогда было потрудиться над совершенствованием собственной натуры. Где они теперь, презревшие самообразование, а также благие заботы родителей и педагогов?

Лишь сочетание оптимальных внешних условий (включающее не только детский период, но и дальнейшее развитие человека, вовлеченность в культуру) и врожденной одаренности может проявить гения. Толстой излагает одно из главных условий формирования одаренной личности: «Шиллер совершенно справедливо находил, что никакой гений не может развиться в одиночестве, что внешние возбуждения – хорошая книга, разговор – подвигают больше в размышлении, чем годы уединенного труда. Мысль должна рожаться в обществе, а обработка и выражение ее происходит в уединении».

Можно, конечно, списать мысль великого Толстого в графу «моралисты для всех, но не для меня», подверстав туда же упрек Люка де Вовенарга: «Молодые люди меньше страдают из-за своих оплошностей, чем от благоразумия стариков». И все же иногда стоит прислушаться к старшим коллегам по цеху жизни и научиться осмотрительно уходить от прогнозируемых опасностей, которые тем более можно заранее просчитать. Ну как тут не удержаться от полустариковского напутствия тем, кто идет по пути, пройденном тобою и еще миллиардами людей!

Стоит отметить, что не все советы старших приемлемы. Без сомнения, юным может понравиться романтический призыв Марии Склодовской-Кюри: «Никому из нас не легко жить, но мы должны сохранять упорство и, главное, верить в себя. Нужно верить, что ты чем-то даровит и что тебе чего-то надо добиться любой ценой». Мысль красива, ее финал великолепно подойдет к речи на кладбище кораблей. «Любой ценой» – привлекательная и опасная рекомендация. Если ее перевести на язык обыденности, то выглядеть совет будет примерно так: «Усердно трудись двадцать лет по двадцать четыре часа в сутки – и из тебя выйдет успешный физик или гениальный водитель лифтов, растративший здоровье, силы и жизненный азарт».

Как бы то ни было, юноше следует мечтать, дерзать и трудиться. И тогда, быть может, природные дарования как-нибудь великолепно себя выявят, и «Доска почета» пополнится новыми именами.

Приходно-расходная книга жизни

В Древнем Египте мальчики уже в 14 лет становились налогоплательщиками и с этого возраста могли жениться, вести самостоятельное хозяйство, привлекаться к исполнению трудовых повинностей.

Библиотечные штампы по традиции ставятся на 17-й странице.

Кому из взрослых не памятны 17 лет! И запомнились они, возможно, ожиданиями или надеждами, а более – подарками. На семнадцатилетие близкие родственники по устоявшейся традиции обычно дарят часы, костюм или еще что-нибудь недетское, чтобы юноша чувствовал себя почти самостоятельным, готовым к вступлению в большую и манящую светлыми перспективами жизнь.

Освободившись от груза воспоминаний о наивном подростковом периоде жизни, обратимся к нумерологической традиции его восприятия. Пифагорейцы считали 17 лет возрастом презренным, так как число это лежит между полным квадратом (16 = 4²) и удвоенным квадратом (18 = 2 х 3²). Для большей выразительности языческого неприятия числа 17 следует привести тот факт, что окружающие его числа – 16 и 18 – единственные, которые обозначают периметр прямоугольника, равный его площади. Тождество это указывает на нарушение поступательности, эффект энтропии и первый кризисный период человеческой жизни.

Когда греку исполнялось 18 лет, он выходил из-под опеки отца и признавался граждански и политически совершеннолетним. Расширялись его права и обязанности. Он становился под непосредственный надзор законов, пользовался гражданскими правами и был обязан исполнять повинности, мог самостоятельно вести судебные процессы и призываться на военную службу.

Мишель Монтень в «Опытах» допускает возможность доступа к выборным должностям людей, не обремененных жизненным опытом, однако вероятность этого иллюстрирует парадоксальный пример: «Сам Август девятнадцати лет решал судьбы мира, а в то же время он издает указ, что надо достигнуть тридцати лет, чтобы решать вопрос о том, где установить какой-нибудь сточный желоб».

На восемнадцатом году жизни Аристотель попал в Академию и стал верным учеником Платона.

Юным Гюставом Флобером овладевает странная душевная болезнь, своего рода туманная меланхолия, хандра неясного происхождения, не поддающаяся лечению. Юноша оставляет университет и до конца своих дней поселяется в поместье в Круассе.

В 19 лет Эмиль Золя начинает публиковать свои произведения.

В 408 году двадцатилетний Платон встречает Сократа и становится его учеником.

В 20 лет Альфред де Мюссе выпускает свой первый поэтический сборник.

Двадцатилетний Миклухо-Маклай проводит исследование на Канарских островах.

Отношения юноши со старшим поколением, как правило, складываются по законам, выведенным в репризе Марка Твена: «Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет».

К 22 годам аббат Прево успел побывать дважды солдатом и пару раз монахом. Ни в армии, ни в монастыре он так и не ужился и избрал писательское ремесло.

Сен-Мар – прообраз главного героя романа «Сен-Мар, или Заговор при Людовике XIII» Альфреда де Виньи – был казнен в возрасте 22 лет.

Владимир Маяковский о себе и о лирическом герое: «Иду красивый, двадцатидвухлетний».

В двадцатитрехлетнем возрасте Лев Толстой, иронизирует А. Евлахов, начинает писать «трехтомную автобиографию» – «пример единственный в мировой литературе!».

1890 год омрачил жизнь 22-летнего Константина Бальмонта печальным событием. Выход первого поэтического сборника «Собрание стихотворений» принес не чаемую славу, а огорчения.

Блаженный Августин и Декарт в возрасте 23 лет пережили сильный психологический кризис.

В «Неполной и окончательной истории классической музыки» Стивен Фрай размышляет о судьбе Джузеппе Верди: «Впрочем, в возрасте двадцати трех лет у Верди появились еще большие, быть может, основания поставить на музыке крест. Он отправился искать музыкального счастья в большой город, в Милан, и только затем, чтобы его бесцеремонно выставили оттуда, даже не позволив получить музыкальное образование: власти предержащие отказались принять его в консерваторию. «Отсутствие фортепианной техники», – сказал один умник; «Слишком стар», – сказал другой; «Недостаточно одарен», – сказал третий. В итоге Верди уполз назад, в родной Бусетто, и получил там место директора филармонического общества. Таковым он мог бы навсегда и остаться. Крупной, но не достигшей полного развития рыбой в мелком пруду. Однако не остался». Карьера композитора как раз только начиналась.

А. С. Пушкин – П. А. Вяземскому (от 2 января 1822 года): «…но каков Баратынской? Признайся, что он превзойдет и Парни и Батюшкова – если впредь зашагает, как шагал до сих пор, – ведь 23 года – щастливцу!»

Герои «Записок из мертвого дома» Ф. М. Достоевского и романа А. Мёрдок «Дитя слова» переживают свою первую жизненную катастрофу в возрасте 23–24 лет.

По свидетельству биографов И. В. Гёте, поэт начинает работать над «Фаустом» в возрасте 24 лет. Почти через 60 лет трагедия будет завершена.

В 24 года у Н. В. Гоголя случился первый приступ депрессии.

Признание Л. Н. Толстого: «Мне 24 года; а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, что я борюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность» (Л. Н. Толстой. Дневники, XIX, 100– 101).

Скорбные даты

Английский поэт Томас Чаттертон (1752–1770) покончил с собой в возрасте 18 лет.

Дмитрий Владимирович Веневитинов ушел из жизни в 22 года.

Б. Л. Пастернак – О. М. Фрейденберг (от 23 июля 1910 года): «…один 22-летний композитор, из наших, которого я считал уравновешеннее других, умер от острого помешательства».

Опасно произносить искренние комплименты, ставящие под сомнение здравый смысл. Если молодой человек на первом свидании твердит интересующей особе: «Ваша красота ввергает меня в умственный кризис», девушка, как правило, не обольщается, напротив, начинает не на шутку беспокоиться и рассуждает примерно так: «Если он теряет рассудок от таких пустяков, как моя красота, то, значит, он вообще подвержен хвори, и не исключено, что после свадьбы его будут интересовать вопросы: почему он не астероид и есть ли секс в математике?».

Пора отбросить риторику бесстрастной вежливости и перейти на «ты». Разговор коснулся вещей почти пустяковых – жизни и смерти.

Все юноши начинают с метафизики, продолжают радикальной моралью, затем осваивают логику жизни и завершают бухгалтерией потерь.

Однажды юноша сделает вселенское открытие: все в мире, все, о чем мне рассказывали родители, все, чему меня учили в школе, все не так. Открытие, безусловно, тянет на Нобелевскую премию. Ну почти на нее. Родители и школа учат банальному, правдивому, ханжескому. Никто никогда не скажет правду, потому что никто не знает, какая она, эта правда. А если скажет… Лучше бы промолчали.

Чему учит школа? Пушкин гений, Менделеев молодец, Гондурас – это какой-то гандураз, вода – аш два о.

Чему учат родители? Учись, будь послушным, не ерепенься, пока не высовывай зад из травы.

Медоточивое лицемерие, интеллектуальные маневры и терминологическая полудрема наставников никогда не озвучат несколько главных правил жизни: деревья равнодушны, моральные ценности немы, тебя непременно обманут; у судьбы иммунитет к человечьим просьбам, ты никогда ничему не научишься, ты будешь не раз надеяться, тебя сотни раз продадут; потом пять – десять лет пьянки славно и с достойным усердием поработают над твоим характером и внешностью; мечты врут, возможно, жить тебе осталось недолго и есть еще тысяча разных опасностей; правила жизни придуманы не только для тебя, дурачок ты этакий, они придуманы для всех и каждого.

Подобные версии жизни хороши, только их слабость заключается в том, что они не объясняют ничего. В исполнении наставников, самых заботливых и искренних, правда подобна вещам, которые спокойно сидят перед фотоаппаратом и позируют для официального снимка реальности и будущего. Иными словами, это дистиллированная правда, не учитывающая 99 процентов того, что вскоре может случиться и обязательно случится.

Юноша оглядывается по сторонам и многозначительно произносит: «Нужно что-то делать! Сделать бы жизнь с кого…» Но что делать, с кого делать, он не знает. Вперив взгляд в телевизор, он осознает всю правду жизни: здесь собраны все те, кого осенило Божьей благодатью быть непохожими на всех. Видимо, Бог решил, что гламурные девки, ворюги, политики-пиздоболы и бизнесмены куда интереснее, чем те, кто кладет кирпичи, варит суп, учит детей – те, которых никто никогда не назовет бунтарями, стильными, ломающими каноны.

Любому человеку много чего приходится бояться. Поэтому, наверное, юноши не любят заглядывать слишком далеко – ни в каком направлении.

При помощи советов школы и родителей можно ходить в школу и слушать родителей или заниматься птицеводством. Жизнь совсем другая. Она не ходит в вязаных носках и подтяжках, не просит дать в долг немного деньжат. Оформляющие ее зубы напоминают патроны в патронташе садиста. Она – как свинья посреди картины Шишкина «Утро в сосновом бору», как трещина в стенах величественного собора. Патроны, свинья, трещины – из этого собрана жизнь, устремленная в анонимную бесконечность.

Каждого из нас подстерегают вопросы, и, что страшнее, бесконечные вопросы, а что такое бесконечность, никто не в силах постигнуть. Герой Тома Роббинса неплохо рассказал об этом: «Мое первое представление о бесконечности возникло, когда я в детстве рассматривал бутылки с молоком. На этикетке была изображена корова. Ее голова высовывалась из-за бутылки, на этикетке которой была такая же корова, высовывающаяся из-за бутылки, и так далее до бесконечности. Изображение постепенно уменьшалось до тех пор, пока не становилось совершенно неразличимым. Это было серьезным испытанием для моего детского сознания».

Бутылки с молоком – так, частность. Есть вещи пострашнее. Однажды вся гадость жизни выберется из-под вороха одеял и предстанет во всей своей неприглядной красоте, голая, как электрическая лампочка. В насилии над мечтами юноши она не будет придерживаться академичных взглядов, она поспешно уничтожит геометрию личного пространства, искорежит мечту, испохабит характер. Юноша по привычке спросит самого себя, действительно ли человек получает то, что заслуживает, и не удовлетворится собственным ответом: «Я еще не так долго живу на свете, чтобы понять это». Так можно было отвечать в детстве, а сейчас такой ответ совсем не понравится.

Каждый юноша подозревает, что судьба может родить какой-нибудь губительно радикальный и паскудный случай, но не предполагает, что она способна подготовить его с такой прытью. Так вот случается – жил человек, тек по повседневности, молчал, смеялся, целовался, а потом – бац: какая-нибудь подлянка подстерегла. Да все что угодно может случиться: друг предал, любимая изменила, настроение испортилось, денег нет, с родителями поругался, ничего не выходит с мечтой, предстоящее заранее леденит душу. Много всего мелкого и космического может произойти.

Борьба за выживание блокирует эмоциональную реакцию, притупляет чувства и отупляет мозг.

Однажды человек услышит за спиной шорох, резко обернется, и увидит обжигающе незрячий взгляд жизни – человек издаст слабый писк, словно спелый помидор, заслышавший шаги огородника. Но будет поздно. Потому что в жизни всегда все поздно.

Юноша ни-ко-гда не сможет узнать правду, а если бы представилась такая возможность, он бы отказался, потому что это страшно и опасно для жизни. Классический пример рассуждений параноидальной судьбы: «Правду я тебе сказать могу, но тогда мне придется тут же тебя убить».

Вообще, мудрость жизни, как было проговорено одним неглупым человеком, проста и банальна: «Вначале было одно. А потом одно привело к другому. Незыблемая правдивость этой сокращенной версии первой главы Книги Бытия получает очередное подтверждение. Боги жарят гамбургеры, сделанные из амброзий. Вакуум электролизуется. Термиты вслух читают Кафку». Все, иной мудрости нет. Все остальное – частности, примечания, реплики в сторону, ремарки, постскриптумы, занавесы, эпилоги, эпитафии. Или любовь!

Юноша сначала услышит от кого-нибудь, а потом почувствует, что только любовь может спасти. Если верить непроверенным слухам, в слове «любовь» можно разместить десять Эрмитажей, и еще останется место для проведения сотни Олимпийских игр.

Что же, попробуй любовь, походи по залам, прими участие в многоборье.

Многих юношей печалит, что с такой рожицей и фигурой в любовь не пускают… Ах, вот оно что! Ты не подходишь под портрет героя? – не следует отчаиваться. Девушкам еще много что нравится или не нравится, но это не значит, что всю свою юность нужно посвящать воплощению девчачьих идеалов.

Многих молодых людей иногда посещают мысли героя Курта Воннегута: «Мне было двадцать два года… Ну а я, несмотря ни на что, собирался жениться, уже и помолвка состоялась, – я вот что думал: «Это кто же, кроме жены, со мною в постель ляжет?»». Знай, никто не останется одинок. На жизненной ярмарке женихов и невест разберут всех – и страшненьких, и хорошеньких. Каждый найдет свою половину, а кто-то – и не одну.

Подражая остальным пассажирам этой жизни, ты войдешь в любовь с таким видом, будто проделывал это сотни раз. Тебе покажется, что ты сам выбрал любовь. Извини, это не совсем так. Во-первых, ты раб всего, что тебе навязывают журналы, кино и телевизор – из них ты узнаешь, каким можешь быть ты, какой обязана быть она. Во-вторых, пока суммарная версия чего-нибудь жизненно важного сводится у тебя к голосу Membrum virile (не поленись, загляни в латинско-русский словарь). Не торопись, скоро жизнь тебя обучит всему.

В этой жизни много печального. Не все у всех получается сразу. Что говорить о нас, грешных, если даже Наполеона не обошли страдания, которые отлились в отчаянное признание: «Что такое любовь? Это сознание собственной слабости, которое вскоре совершенно овладевает человеком; одновременно это – чувство утраты власти над собой… Я считаю любовь вредной как для целого общества, так и для личного счастья человека, что она причиняет вреда больше, чем дает радости. И право, боги сделали бы истинное благодеяние человечеству, если бы освободили мир от нее».

Первая любовь часто бывает несчастной, и причина в том, что мужчина не успел достаточно накопить моральной выдержки и нравственного здоровья, чтобы противостоять поспешности, сомнениям, обидам. Иногда неудачи в первой любовной битве, рассуждает Андре Моруа, приводят к непоправимым последствиям: «Байрон, которого Мэри-Энн Човорт презирала за его увечье, превратился в донжуана и заставлял всех остальных женщин расплачиваться за жестокосердие первой.

Диккенс, отвергнутый за бедность Марией Биднелл, сделался властным, ворчливым, вечно недовольным мужем. И тому, и другому первая неудача помешала найти свое счастье».

Это на первых порах кажется, что первая любовь вечно будет жить в сердце. На самом деле все намного пошлее и оптимистичнее – все обязательно запамятуется, настаивает герой Айрис Мёрдок: «Человеческая способность забывать поистине безгранична». Так или иначе, следует усвоить один немудреный закон жизни: счастливая любовь, продолжает рассуждать все тот же герой все той же писательницы, – это когда «мы начинаем видеть окружающий мир. Несчастная любовь помогает, во всяком случае может помочь, приобщиться к чистому страданию. Спору нет, наше чувство слишком часто оказывается замутненным и отравленным ревнивыми подозрениями, ненавистью, низкими и подлыми «вот если бы» вздорного ума».

Дружеская рекомендация тем, кому кажется, что они успели разочароваться во всем: не следует думать, что у судьбы нет доброго юмора, а в изобилии только сарказм, не торопитесь наращивать мышцы печали и украшаться рюшечками обольщения. Через 5—10 лет вас ожидают такие жизненные испытания и радости, рядом с которыми теперешние волнения покажутся комической овчинкой. Жизнь заставит многое принять и немало отвергнуть.

Дорогой юноша, следующий абзац не читай, передай эту книжку родителям, пусть они прислушаются к совету Джонатана Летема: «Купили бы мальчику книжку для раскрашивания или альбом для марок. Ему нечем занять руки. Это ведет к онанизму».

Пора кончать с безответственными соображениями, пришло время научиться чувствовать, ощущая ежедневно приращение духовной крепости и надежности.

Тебя тревожит, сможешь ли ты закончить институт или пора бросить это занятие и взяться за какое-нибудь достойное дело. Добей глупую историю, зря что ли два-три года ходил на никому не нужные лекции. О результатах не пекись. Бог с ними. Скотт Туроу, подобно врачу-терапевту, тебя успокоит: «Знаешь, что получит после окончания учебы самый последний по успеваемости студент на курсе? Диплом».

Будь осторожен в выборе окружения. Если ты признаешься приятелям, что записался в шахматный кружок и бросил разврат, а они в ответ пристрастно поинтересуются: «Куда бросил?», значит, они дурные приятели.

В этом возрасте не следует спешно обучаться пошлому реализму. Твои мозг и душа изголодались без смысла и ясности. Это не значит, что ты должен кидаться на любую буквальную истину и брать ее за образец. Взрослей; едва ли не самое величайшее искусство – учиться на чужом опыте держать форму.

Раньше ты думал, что настоящий мужчина – это тот, кто утром преподает литературу в университете, днем – сокрушает врагов цивилизации, вечером совершает удачный донжуанский марш по поверженным сердцам, а ближе к полуночи возвращается к своему телевизору. Ты уже повзрослел, теперь сможешь обходиться без героев. Возможно, ты и сам станешь героем. «Не растрачивай, не желай» – вот таким должен быть твой любимый девиз, а другой пусть звучит так: «Тот, кто нагадил на дороге, встретит мух на обратном пути».

Один из главных советов: не доверяй книжной мудрости, не выстраивай свой любовный проект по букварю, излагающему тупую до сентиментальности историю чувств. Книжка не имеет к жизни никакого отношения. Помни предупреждение Тибора Фишера: «У счастья, помимо прочего, есть и такая особенность: мы все его ждем в глубине души – как желудок ждет пищи.

Пьеса о том, как человек уже час ждет автобуса, а автобус никак не приходит, никогда не будет такой же мучительной и раздражающей, как ожидание автобуса, которого ты ждешь уже час, а его все нет и нет. В плане драматического исполнения вымысел никогда не сравнится с реальностью. Реальность – непревзойденный мастер. Здесь и сейчас – это здесь и сейчас. Настоящим не запасешься впрок».

Второй из главных советов: не доверяй свое воображение искусственным возбудителям. Не балуйся алкоголем и наркотиками. Из этих увлечений, как правило, случаются самые банальные истории, которые даже лучше баснями назвать, пакостными баснями. Гостевание в подсознании – следствие боязни унижения и испуга перед жизнью. Искусственный рай испепелит фантазию, выжмет тебя, как лимон, обессилит. Ты утратишь навыки радости и не сможешь драться, отстаивая свое право на жизнь. Да что долго об этом говорить. Возьми книжку Андрея Ястребова про упражнения в безумстве. Поймешь мало, но испугаешься последствий дурных импровизаций по расширению сознания.

Для овладения культурой мысли и души нужно немногое: культура, мысль и душа. Учись формулировать себя, оттачивая собственную незаурядность или извлекая дивиденды из своей банальности. Еще не известно, какая из составляющих этого союза будет тебе полезна в ближайшие полвека и дальше. В этом смысле мало что может сравниться по глубине знания жизни и справедливости с напутствием Марка Твена юноше: «Мафусаил жил 969 лет. Вы, дорогие мальчики и девочки, в следующие десять лет увидите больше, чем видел Мафусаил за всю свою жизнь».

Вообще, добрых советчиков быть не может. Чужая рекомендация, к нам примененная, чахнет в сравнении с беспрецедентностью испытанного нами – вот одно из самых опасных заблуждений. Каждому из нас отведен свой путь, вытоптанный ногами предшественников. Возьми напрокат испытанные универсалии и обогати некоторые из них техникой импровизационного исполнения.

Есть слова, которые отсутствуют в твоем словаре. Одно и самое важное из них – сотрудничество.

Так вот, срочно включай это слово в свою азбуку жизненных определений. Сотрудничай с родителями. Ведь и ты когда-нибудь станешь взрослым, и тебе тоже понадобится сомнительная убежденность, что автором твоих детей был ты, а не союз землетрясения с вулканом.

Как тебе надоели родительские попреки и пыльные советы! Наконец-то до тебя дошла мудрость Тибора Фишера: «Информация бывает полезной и бесполезной. «Там в заборе есть дырка, и можно сбежать» – это полезная информация. «За углом продают апельсины в два раза дешевле» – это полезная информация. Но «Вот вам несколько полезных советов, как покупать апельсины и сбегать из чужих дворов» – это информация бесполезная».

Пойми, что задача родителей (как бы неприглядно это ни звучало, как бы ни наивны были их рекомендации) – пробудить в тебе «реальный страх» перед опасностью. Разовьем мысль Зигмунда Фрейда. Кто, если не они, предостережет тебя, научит тебя не делать ничего, что соседствует с угрозой, потому что дело воспитания – не позволить, чтобы ты «научился всему на собственном опыте». Есть в жизни такие школы, которые следует проходить экстерном.

Поговори с родителями, отвратись от бравады эгоизма, растопи холод непонимания. Сделай первый шаг. Что бы ты ни пытался сделать, каким бы мудрым ты себе ни казался, помни: есть слова, которые способен произнести только человек, единственно заинтересованный в твоем счастье. Прислушайся к нехитрым советам тех, кто чуть дольше тебя пребывает на этом свете, они подскажут что-нибудь трезвое и успокоительное. Потом, когда еще повзрослеешь, ты убедишься в их некоторой правоте, но и этого будет достаточно, потому что все сказанное ими продиктовано честным сердцем. Родители, даже не ведая того, так же искренни, как слово Н. В. Гоголя: «Верьте словам моим, и больше ничего. Если человек в полном разуме, в зрелых летах своих, а не в поре опрометчивой юности, человек, сколько-нибудь чуждый неумеренностей и излишеств, омрачающих очи, говорит, не будучи в силах объяснить бессильным словом, говорит только из глубины растроганной глубоко души, – верьте мне…»

Есть еще одно важное обстоятельство, которое тебе, сейчас холодному, черствому, лишенному всякого чувства благодарности, будет непонятно. Это материнская любовь. Сколько обидного ты выскажешь матери, когда она попытается заботливо охранить тебя от дурного выбора. Любая девчонка, бросившая на тебя призывный взгляд, перечеркнет все бескорыстные материнские труды по воспитанию тебя, такого уникального и замечательного. И только лет через двадцать или через полвека, убежден Р. Гари, придет запоздалое понимание: «Я почувствовал это только к сорока годам. Плохо и рано быть так сильно любимым в юности. Вместе с материнской любовью на заре вашей юности вам дается обещание, которое жизнь никогда не выполняет. Поэтому до конца своих дней вы вынуждены есть всухомятку. Позже всякий раз, когда женщина сжимает вас в объятиях, вы понимаете, что это не то. Вы постоянно будете возвращаться на могилу своей матери, воя как покинутый пес. Никогда больше, никогда, никогда! Восхитительные руки обнимают вас, и нежнейшие губы шепчут о любви, но вы-то знаете. С первым лучом зари вы познали истинную любовь, оставившую в вас глубокий след. Повсюду с вами яд сравнения, и вы томитесь всю жизнь в ожидании того, что уже получили». Потеплей сердцем, поторопись. Потом через много лет никакими рыданиями ты не сможешь оплатить душевный долг.

Следует прислушаться к совету Л. Н. Толстого – преодолеть в себе диктат инфантилизма и научиться принимать серьезные и самостоятельные решения: «Одна из главных причин ошибок (…) состоит в том, что мы не скоро привыкаем к мысли, что мы большие. Вся наша жизнь до 25 иногда и больше лет противоречит этой мысли; совершенно наоборот того, что бывает в крестьянском классе, где 15 лет малый женится и становится полным хозяином. Меня часто поражала эта самостоятельность и уверенность крестьянского парня…»

Тебе грустно, ты одинок. Тебе кажется, что ты потерялся и если кто и проявляет к тебе неподдельный интерес, то это контролер в автобусе. Тебя все огорчает и намекает, что в жизни смысла нет. Ты хочешь стать учителем, потому что кто-то сказал тебе, что истинный учитель должен совершить самоубийство, тем самым показав пример своим ученикам: как честнее всего распоряжаться жизнью.

С целым мешком надежд и улыбок отправился ты в жизнь в легком экстазе ожиданий и в полной уверенности, что ждет тебя только счастье. Где бы ты ни появился, к тебе станут приставать с предложениями поучаствовать в шоу, жениться на чьей-то дочери-красавице, потом будет интересная работа и т. д. Словом, игры ожиданий ведутся по правилам, по правилам, расписанным возрастом. Постепенно химерические образы утоньшаются, горизонт удаляется, судьба принимается тупо рыть яму. Через несколько жизненных сюжетов в глазах застывает мольба: «Только не надо вновь разбивать мне сердце, и не просите, чтобы я уронил свои чистые грезы прямо сейчас…» Расстроенный и обескураженный, ты вновь и вновь вступаешь в жизнь без самопонимания.

Опровергни собою мысль, что жить – значит быть непреклонно печальным. Это уже не печаль – это судороги непроговоренного. Пора перестать жить по романтическим конспектам первой неудавшейся любви, думать о меланхолической прохладе могильного камня. Жизнь несводима к альтернативе – любовь или смерть. «Человек, – как говорит японская мудрость, – не цикада, чтобы не думать о завтрашнем дне».

Судьба мудра, молчалива и жестока. Она ни с кем не хочет обсуждать своих планов. Задача каждого из нас разобраться в себе, а не наводить порядок в мироздании. Сделать это с неспешным достоинством, без отчаяния и катастроф. Как сказал один хороший писатель, «мир никогда не допустит, чтобы кто-нибудь из нас оказался прав. Ты всегда будешь виноват. Неважно, кто виноват на самом деле. Может быть, мир признает твою правоту на полчаса. Максимум. Извлеки из этого все, что сумеешь. Потому что это ненадолго. Ты опять будешь виноват, и теперь уже навсегда».

Только не думай о смерти. В твоем возрасте думы самые печальные и истеричные. Смерть никого не обходила стороной: каждый безудержный упрямец когда-никогда умрет. Не надо об этом, не надо постыдного страха. Ты просто придумал, что жизнь закончилась. Отшатнись от каторжного бессилия, отыщи себя, поймай, допроси – найди себя в списке живых. Однажды тебе покажется, что жизнь покидает тебя. Знаешь, что произошло?! Слесарь возненавидел рашпиль, шахтер – забой, пилот – самолет, писатель – слово. Что тут сказать… Бывает и хуже. Кстати, с тобой случилось похуже, только не надо признаваться себе в этом.

Из всего этого может получиться что-то вроде съемок фильма. Финальная сцена: волоча отстрелянное одиночеством сердце, герой выйдет наконец на свободу. Разумеется, звучит Вивальди. Стоп – снято! Что-то как-то гаденько выходит, эту сцену лучше переснять. Итак, с легким сердцем герой выходит на свободу, его встречает длинноногая красотка. Поцелуй. Мягкое затемнение. Опять звучит Вивальди. Реклама стирального порошка и памперсов.

На твоем счету ровно ноль побед. Если ты так будешь страдать, то от тебя через некоторое время останется только воспоминание о Красной площади. Какого дятла одиночествуешь?

Когда не удается связать концы с концами, связывают начало с началами. Время настало. Все начнется заново, с чистого листа, с нулевой отметки. Теперь пора стрелять из всех стволов.

Не следует отчаиваться, когда тебе кажется, что все потеряно. Ты споткнулся на мысли или в поступке. Ты упал на колени. Только-то и беда… Поблагодари судьбу, что жизнь не опрокинула тебя навзничь. Встань и иди. Сделай еще одну попытку, и еще много-много других попыток. Первый шаг всегда самый сложный. В твоей жизни будет еще много шагов, и каждый будет первым.

Жизнь выдвигает лозунг: или ты сам наводишь порядок, или порядок наведут в тебе.

Пожалуйста, запомни, что не каждый мужской экземпляр в твоем возрасте обеспечивается добротной и вечной любовью. Случается и так: тираж изготавливаемых природой девушек настолько ограничен, что тебе не удалось найти единственную и неповторимую. Отойди подальше от гильотины печали. Все обязательно обернется в твою пользу. Верь: природа и судьба – неутомимые издатели радости и надежд.

О том, чего не надо. Тебе девятнадцать, ей пятнадцать. Решил схитрить. Рассуждаешь примерно так: если сложить ваши возрасты и поделить на два, то, возможно, ты и не нарушишь закон (занзибарский, к примеру). Не глупи. Или выжди ее совершеннолетия, или махни на нее рукой и отвернись в другую сторону. Видишь, во-о-о-о-о-о-н там твоя новая любовь.

В любовном чувстве, как и в любовной поэзии, невозможна равноударность слов. Одни слова, как настроения и встречи, должны быть сильными, другие – хроменькими. Пока как-то было все неудачно и неуклюже. Поверь, жизнь наградит тебя мягким ямбом любви.

Любовная война берет в плен каждого из нас. Победители в ней редки. Если ты обманут любовью, то выбор невелик. Ты можешь стать циником или поэтом. Роль бесстыдного охальника чувств, возможно, эффектна, но уж больно удручающа для твоей пока еще искренней души. Становись поэтом, но помни предостережение Моруа: если рана «еще кровоточит, ее нужно перевязать, а не бередить. Когда она затянется, вы испытаете горькое удовольствие, прикоснувшись к ней. Боль будет не настолько сильна, чтобы исторгнуть из вас стон, но рана будет еще достаточно ныть, чтобы побудить вас запеть».

Храбрость и безрассудство еще не все. Ты должен научиться жизненной стойкости. Следует помнить, что мужчина – это тот, кто обязан постоянно держать рабочую форму неистощимого творческого азарта. Оставь сентиментальные стенания тихостным меланхоликам, тонущим в химерическом сладострастии душевного крохоборства.

Ты из породы непокорных. Жизнь дышит везде, где ты вдыхаешь воздух.

Не печалься, что в этом возрасте как-то нескладно сочиняется любовь. Пока поверь на слово: любовь вообще всегда как-то нескладно сочиняется.

Есть вещи, которые делают каждого из нас несостоятельным, потому что человек обманывает себя напускным цинизмом, злобой, страхом, пытаясь выдать за ответ то, что обречено остаться трагическим вопросом. Тщетно искать ответы. Они не найдены предшественниками. Но направление поиска задано. Всё и все на этом свете обязаны творить, ужасаться и радоваться. Жить ожиданиями. Разочаровываться и вновь обольщаться. Отчаиваться и вновь просветляться. И только потому, что в ином нет никакого смысла. Эта работа грубая и филигранная. Жизнь – изнеженный часовщик и свирепый атлет. Жизнь – это то, что побуждает к мысли, но главное – к чувству и желанию жить.

Подобает отбросить страх. Сердцу потребна тренировка, надо упражняться в жизни и не боятся совершить ошибку. Прислушайся к Р. Гари: «Когда люди стареют, у них меньше шансов все испортить, потому что на это уже нет времени и можно спокойно жить, довольствуясь тем, что уже испортил. Это называют «умственным покоем». Но когда тебе шестнадцать лет и можно еще все испробовать и ничего не добиться, это обычно называют «иметь будущее»…»

В жизненном ремесле советчиков быть не может. Каждый прошел свой ошибочный путь, обрел болезненный опыт, который станет не более чем этюдом к тому, что предстоит тебе. Ничьему опыту не верь. Но у тебя нет выбора. Придется все испытать самому и только потом убедиться в правоте тех, кто до тебя проследовал по дороге отчаяния, которая устлана телами многих несчастных – не тебе чета: сильных и хладнокровных.

Не верь тому, о чем сейчас читаешь. Не верь Толстому, Камасутре, Фолкнеру, книжкам для подростков из серии «Страхи и трахи». Каждый носится со своим дурным вкусом и ошибочным знанием жизни. Убедительность зависит лишь от невозмутимости, с какой кто-либо излагает историю своей жизни, вдохновенно врет, как он не растерялся, когда нельзя было растеряться. Одинаковых ситуаций не бывает. Есть лишь схожие обстоятельства. И то схожие только в анфас. В общих чертах у всех все одинаково, но любовь – это всегда частности: рефлекс универсален – реакции различны.

Внуши себе, что ты исключение. Без этого нельзя. Попытайся прорваться, почувствуй себя уникальным. Надейся только на себя, а пока запомни и, если чуть доверчив, прими немногое. Главное: тебе не совсем безразлично чужое мнение – человек никогда сам не поймет, какие у него проблемы, ему нужно показать его самого через увеличительное стекло чужого опыта. А теперь слушай.

Тебе предупредят, что любовь деморализует и даже самые отважные капитулируют перед ней.

Они будут правы. Тебе обязательно скажут, что любовь поначалу мила и душиста, потом требовательно вдохновляет на безрассудства, а затем гладит против шерсти и бьет по морде. И тогда человек, который еще недавно обзывал Фрейда дураком и грозился пересмотреть законы физики, начинает смотреть на мир глазами грустного спаниеля. И эти тоже будут правы.

Прочь, короли адюльтеров на скорую руку, посторонитесь, лысые теоретики. Любовь – это самая грозная и изысканная форма жизни, попасть в которую не помогут никакие солидные рекомендации.

Любовь – страна, откуда не возвращаются. Не хотят возвращаться.

От любви, властной, капризной, целомудренной, опасной, манящей, не увильнешь. Прячься в постели одиночества, воздвигай фортификации цинизма – ничего не выйдет. Любовь с видом, будто шла мимо и решила заглянуть на минутку, пропишется в твоем сердце.

Что такое любовь? О, это когда тебе очень хочется петь, минуты не пройдет, и ты уж сидишь, привязанный к стулу, в темной комнате, стены которой на протяжении веков хранят память о страхах и мучениях.

Замешкаешься, не будешь готов к встрече, оробеешь или смутишься – тебя ожидает скромный выбор: или походя вырвут сердце – и ты перестанешь чувствовать, начнешь блохою скакать из одного любовного кошмара в другой, или сделаешься эмоциональным калекой, богато украшенным бандерильями жалящих воспоминаний.

Нужно только верить, желать жить и научиться любить женщину. О тебе пишет Дэниел Хендлер: «Говорят, что если вы по-настоящему влюблены, то мир предстает перед вами в самых лучших красках. Однако в твоем случае мир кажется еще более омерзительным, и тогда объект любви еще резче выделяется на его фоне своей красотой. Это и есть любовь». Ты должен сейчас научиться любить женщину. Сейчас! Пока достаточно искренности, мужества и нежности. Потом учиться будет поздно.

В любви куда больше обязательств, чем прав. Ты взваливаешь на себя ответственность познакомиться с ее одиночеством, запахом, нежностью, мыслями о тебе или мечтами о ком-нибудь еще. Последнее может быть самым обидным, но у тебя нет выбора. Иначе ты потеряешься, и трибунал жизни ликвидирует тебя как существо, не заслуживающее ни внимания, ни сочувствия.

Во всем этом есть опасность. Таится она в недостатке взаимности. Здесь перспектива неважная – тебе грозит переохлаждение от одиночества. Ты должен быть согрет взаимностью. Тебе самому нужна женская опека. Каждая женщина мечтает разделить с мужчиной свое одиночество. Она надеется, что ты обезопасишь ее от самой себя. Поведи ее, куда ей захочется. Быть может, она уже познала разочарование и ей не весело. Ты обязан быть сильнее ее памяти. Пусть ее смутные желания совпадут с твоей волей. Докажи, что вызволишь ее из липкой паники отчаяния, крепко возьми за руку и настойчиво веди по скользкому серпантину неуверенности. Только держи покрепче. Твоей руке необходима твердость. Воспитай женщину и себя. Это нелегкая работа. Потому что любовь – это когда оберегаешь то, что в любой момент может выскользнуть и перестать тебе принадлежать. Это то, что прерывает дыхание, и часто накануне разлуки. Между любовью и страхом почти нет различия. Возможно, это синонимы. Надо просто набраться терпения, превзойти самого себя, которого ты еще толком и не знаешь.

Ты должен научиться смотреть на женщину. Ведь она создана для того, чтобы ей любовались. Эстетические соображения в сторону. Неважно, красива она или нет, стройна или пышет телом. Главное – в тебе, в том, как ты будешь смотреть на нее, боготворить, жалеть, согревать, желать и защищать. Ей надо, чтобы ее обнимали, утешали, гладили волосы. Изучай ее, восторгайся совершенству природы, соотнеси изгибы ее тела и души с линией своей судьбы. Немей от восторга, рассыпайся в благодарностях. Удвой, утрой, удесятери нежность. Нет такой женщины, которая не мечтает о любви.

Нужно почувствовать тепло ее тела, чтобы перестать биться в лихорадке непонимания и обреченности. Иначе все бессмысленно. Тебе уже поздно исповедовать романтический культ жертвенности. Разговор сейчас не об искусстве прощаться с жизнью, а об исполнении работы, которая научит жить. Прости, но ты еще неумеха в работном доме чувств. Если ты ее любишь, ты должен относиться к ней так, будто она только что вышла из больницы и больше всех в мире нуждается в опеке и заботе.

Совершенной и дисциплинированной любви не бывает. Ты обязан многому научиться. Ты должен смотреть на женщину и любоваться ее бедрами, ресницами, руками. Она непременно станет самой красивой, счастливой и радостной. Только не стоит обольщаться. Она будет такой до тех пор, пока ты исповедуешь ее как единственный смысл твоей жизни.

Не стоит выбирать женщину по рекламной брошюрке. Обязательно подсунут куклу или дерьмо в красивом целлофане. Деньги здесь слабые помощники. В любви слишком высоки ставки. Когда она переводится на язык коммерческих операций, все становится банальным и очевидным. Выписка из букваря: женщину любят, куклу покупают, часто на распродаже, а там они все с брачком и только умеют произносить: «Должен! Еще! Мало!..» Что же, ты облюбовал себе место в иерархии душевных скорбей. Такое ощущение, что любишь Бритни Спирс, но та хоть петь умеет, а твоя, с нотами капризной гнусавости, знай ладит под фонограмму: «Мало! Еще! Должен!..» Помечтай уж лучше о Бритни – а вдруг выгорит? В любом случае твое чувство гарантированно сникнет, а с твоей певицей потребления перспективы вовсе печальные.

В этом возрасте решается твоя судьба: или ты становишься мужчиной, или завсегдатаем «Детского мира», почетным покупателем игрушек, оснащенным пачкой дисконтных карточек. Если ты инвестируешь себя в такую любовь, то таким образом допускаешь, что Господь мог вложить деньги в какой-нибудь второразрядный банк. Тебе нравится играть с куклами и прочая дребедень? Что же, в недобрый час. Ты сам предпочел вещь в форме вещи и с психологией вещи. Заурядный товар по шоковой цене. Авансы будут глянцевы, но дальше обещаний дело не пойдет. Знаешь, уж лучше купить новые ботинки. С ними хоть поговорить можно, особенно с правым.

Ничего не поделать. Механизм заведен. Скоро бомба отчаяния взорвется.

Первая любовь, как правило, не приводит к чему-нибудь жизнеутверждающему. Да, ты тысячи раз слышал про первый взгляд, после которого любовь навеки… Бывает. Но не со всеми. Поначалу все будет хорошо, даже очень хорошо. Потом тебя посетит тягостное открытие – ты догадаешься: что-то происходит не так. Ты не разберешься, что случилось. Любовь сдохнет, оставив ощущение ностальгии и привкус горечи. Дальше… Поговорим об этом «дальше».

Эпиграфом к любви может быть очень печальная мысль: тот, кого мы ждем, за нами не придет. И дело тут не в том, какой ты или как ты танцуешь, а в том, как ты любишь. Потому что любовь – она как конкурс, который выиграет кто-то один, причем не обязательно самый лучший танцор. Ты должен признать, что желания любить у тебя в избытке, но пока поверь на слово: есть вещи и понятия (любовь, к примеру), в которых ты несостоятелен и некомпетентен.

Конечно же ты будешь вспоминать о первой любви, и станет томительно сладко и тоскливо. Сумеешь ли ты забыть ту девушку? Ответ оптимистический: да! Ты еще не раз встретишь свою первую любовь. Звучит цинично, но что поделать, это жизнь, которая врачует, наказывает, приносит радость, вновь инфицирует тоской и дарит счастье. Возможно, каждая новая влюбленность так или иначе соотносится с нашей первой любовью – эта связь почти очевидна, только если расширить восприятие взаимозависимости настолько, что она будет включать не только рабское, скрупулезное копирование, но и пародию, инверсию, цитатность, стилизацию, положение на новую музыку. Ты полюбишь. Полюбят тебя. Обязательно случится всегда новое счастье… и прочая дребедень.

Причин неудачи в первой любви наберется множество: отсутствие опыта, категоричность, неумение слышать, социальные неурядицы, дурное воспитание, капризы, завышенные ожидания и т. д. Выбирай на вкус любое объяснение или все сразу примеривай к себе. Сейчас речь совсем о другом. Знаешь, в расставании есть очень обидный момент: бывшие любящие начинают поливать друг друга грязью. Это очень некрасиво, дурно, гадко и несправедливо. Вы же любили, так зачем же сейчас бессильно ранить ставшие чужими сердца? Тебе понадобится прощальный текст, который ты поставишь как нужную точку в ненужной любви.

Конечно, тебя так и тянет сказать, что любовь – магнит для притыренных психов. Не надо об этом. Лучше всего произнести что-нибудь из Алана Камминга: «…самое главное, меня убивает сама мысль о том, что когда-нибудь тебя не будет рядом. Потому что мне надо знать, что ты всегда будешь рядом. Ты не волнуйся. Я ничего от тебя не прошу. Не посягаю на твою свободу, не предъявляю каких-то прав собственности, не пытаюсь владеть тобой безраздельно. Просто мне хочется быть уверенным, что ты останешься. Я не хочу обломаться. Не хочу, чтобы нам было больно. И поэтому нам лучше расстаться сейчас, пока все не зашло еще дальше. Потому что чем дальше, тем будет больнее, и все». Согласись, сказано виртуозно – и про любовь, и про то, как больно, и о том, что быть вместе нам не рекомендуется судьбой. Этот ответ выучи наизусть: он тебе в жизни еще не раз пригодится.

Сказать, что любовь не может продолжаться – сделать одну сотую в процедуре расставания, необходимо еще кое-что понять, чтобы окончательно излечиться. Здесь, поверь, следует обратиться за объяснением к Дэниелу Хендлеру: «Все уходят с поляны. Так обстоят дела в любви и в жизни. И в любви, и в жизни мы проводим какое-то время с одними людьми, а потом встречаем других людей, тех, кого до этого даже не знали, и уходим вместе с ними, и оставляем в прошлом все те вещи, что у нас были прежде. Иногда мы оставляем других людей. А иногда уходим из леса и оставляем там людей, чтобы больше никогда их не увидеть. Такое случается каждый день. Каждый день – но никто этого не замечает и не парится по этому поводу…»

Читая все это, ты не будешь верить. Какое там верить! Ты не можешь сосредоточиться, кажется, что у тебя оторвали ноги и руки, вырвали сердце. «Любовь не случилась. По-че-му?!» – пульсирует в голове. Вокруг царит полная темнота. Тут придет удивительное открытие: оказывается, ты можешь перекатываться по полу, плакать и скулить в кромешной тьме, в полном одиночестве. Пока ты перекатываешься и скулишь, позволь продолжить: «А тем временем становится все темнее, причем гораздо быстрее, чем мы думали, и к тому же холоднее, что, впрочем, уже миллион раз случалось раньше.

Истории о любви забыта теми, кто в ней участвовал. Случись вам спросить о ней любого из тех участников, кто до сих пор еще жив, он бы наверняка кое-что вспомнил, но не все. Каждому запомнились какие-то совершенно не связанные между собой детали. С другой стороны, участники этой истории больше не видятся друг с другом. Их образы не посещают друг друга даже во сне. И не важно, куда забредет воображение, – их пути никогда не пересекаются. Они окончательно и бесповоротно распрощались друг с другом.

Каким образом мы с вами что-то забываем? Мы просто уходим прочь с того места – те из нас, кто еще жив. В нашем сердце так мало полян, так мало мест, где ничего не растет поверх того, что произошло раньше. И это тоже любовь».

В качестве резюме: тебе могут разбить сердце, оставить валяться бездыханным на заплеванном газоне, и все равно ты так и не узнаешь, что нужно сделать, чтобы это не произошло снова.

С тобой все понятно – никакие резоны тебя не урезонят: ночные мечты, беспорядочная беготня мыслей, надежда на то, что все как-нибудь случится посчастливее. Смотришь ты на нее – и охватывает тебя прилив восхитительной маниакальности, и завораживает в ней все – от прически до лицемерных клятв. Желательно не смотреть и не слушать, а порассуждать о тайне тайн: что лучше – любить или быть любимым? О, этот траурный лейтмотив печальных песен всех влюбленных!

Если страсть выколет тебе глаза, не торопись изливать душу своей механической возлюбленной. Лучше испусти троекратный вопль ужаса. Отучи себя от нее, сбеги, пока ярмарочная пыль сладострастия не рассеялась.

У жизни такой взгляд, будто она решила дать тебе подзатыльник. Ты станешь похож на испуганный крем для рук. А вообще в этой ситуации о себе уместнее сказать что-нибудь еще более глумливое, чтобы понять, как ты запутался. Пришла пора расплачиваться за недостойное твоей души любопытство к вещам, тебе ненужным. Ты сам внес свое имя в список жертв разрушающей страсти.

Признайся: теперь принципы для тебя существуют от случая к случаю, а у морали нетвердая походка. Ощущение не из самых праздничных: ты стал каким-то гадким, лукавым и пронырливым. Думалось, что ты только развязываешь битву, а оказалось, что она уже проиграна. Ты попал в очень узкий сектор жизни. Здесь маловато места для вольных упражнений или метания молота. Пространства и времени достаточно лишь для написания хокку. Что же, воспользуйся случаем:

Острые ножницы обстоятельств вырезали саркастический силуэт твоей тоски. У тебя такое выражение лица, будто ты еврейский народ, который бежит из Египта, а впереди еще сорок лет скитаний. Мимика тебя не обманывает ни по настроению, ни по срокам.

Страсть разрушает, такая любовь конфискует душу. А душа-то тебе ой как нужна – она должна приблизить тебя к главным смыслам мироздания. Любовь совершенно не об этом. Это время и труд, не поддающиеся измерению в секундах и граммах. Любовь должна обучить тебя содержать свою душу в опрятности – забота не из легких, но все хлопотное, с душою связанное, стоит того. Душевные расходы всегда окупаются.

Да, еще об одном. Не клянчи у той, что тебя бросает: «Оставь мне хотя бы свою тень». Никогда не задавай себе вопрос: любовь умерла, почему же я жив? Может даже показаться, что тебе ампутировали сердце и ты уже никогда не сможешь полюбить. Не дури: обязательно полюбишь. Ты обязан. Ты должен жить, чтобы испытать новую любовь.

Возможно, через несколько лет ты признаешься вслед за героем Паскаля Брюкнера: «Я женился в двадцать один год, завел троих детей, начал выстраивать завидную карьеру. Короче, натворил глупостей даже раньше, чем все остальные». Потом добавишь: «Сказать по правде, чиновником я стал из автоматизма, а мужем – из-за недостатка воображения». Знаешь, все может сложиться по-другому – и ты скажешь, что нашел единственную в своем роде женщину, которая подарила тебе единственно возможное счастье. Будем оптимистами?! Так держать!!!

Все, с азбукой жизненных наставлений покончено. Только не ленись, не отчаивайся и не отлынивай от любви. Дело касается, как всегда, только тебя, твоей надежды на выживание. И твоей мечты сделать женщину счастливой, а самому стать мужчиной и не превратиться в веселого утопленника.

В будущем может случиться и вовсе дурно, как с героем Курта Воннегута: «Пока я был студентом, случалось мне тешиться туманными надеждами: вот кончу университет, и выяснится, что я получше других умею растолковывать разные важные материи тем, кто слабовато соображает. Ничего из этих надежд не вышло, увы». А может, все сложится славненько, и надежды воплотятся в жизнь. Всякое бывает.

Жизнь диктует главный закон – закон выбора. Он будет похлеще всех прочих: каждый должен выбрать из миллиона вещей те, которые будет любить и о которых будет заботиться. И больше ни о чем. Просто любить и заботиться. Из миллиона вещей – точность предпочтения подскажет душа, если она научилась дышать. А душа – это такая капризная и нежная субстанция, которую нужно причесывать каждое утро, поить молоком надежды, выгуливать по самым прекрасным тропинкам, мыть ей лапки и объяснять все, что происходит вокруг, иногда самыми грубыми словами. Душа – как любовь. Их нужно воспитывать, как себя, и себя нужно воспитывать, чтобы соответствовать им – чудесным, славным и прекрасным. Душа и любовь – это реванш пейзажей мироздания над философскими молотками эмпирики, торжество умолчания над увертками казуистики, пульсирование жизни над безликой смертью.

Каждый из нас гимнаст в воздухе жизни над ареной жизни, погруженной в темноту и неизвестность. Номер добрался до начала, середины – это неважно. Секундная передышка. Трапеция рассекает воздух и возвращается. Надо мобилизовать смелость и талант, чтобы воля не была рыхлой, чтобы руки не соскользнули, чтобы стиль исполнения был легким, а жанр непринужденным. Это тяжелый труд. Как жизнь. Как любовь. Любовь – это когда веришь, что руки не соскользнут с трапеции, а если что-нибудь случится, ты не упадешь в опилки одиночества и отчаяния. Потому что в жизни без страховки нельзя, потому что не следует исполнять номер, надеясь лишь на себя.

Нужен поступок, чтобы жизнь случилась поуютнее. Жениться необходимо хотя бы для того, чтобы поумнеть. Пускай чему-то научит совместность, но не капризный случай и неформулируемые обстоятельства. Семья понуждает думать, а того, кто постоянно думает о чем-нибудь, заставляет додумываться до чего-нибудь, приобретать убеждения, делать выбор. Жениться надо хотя бы для того, чтобы узнать на своем опыте, есть ли жизнь после свадьбы.

В поисках более приятных рекомендаций по вопросу «Что же в молодости следует делать?» обратимся к чеховскому герою – легкомысленному и слабому, как все люди, человеку: «Говорите, пойте… играйте! Не теряйте времени. Ведь канальское время бежит, не ждет! <…> не успеете оглянуться, как наступит старость… Тогда уж поздно будет жить! <… > Вы, друзья, как можно скорее спешите жить… Храни вас бог жертвовать настоящим для будущего! В настоящем молодость, здоровье, пыл, а будущее – это обман, дым! Как только стукнет двадцать лет, так и начинайте жить. <… > Любите, женитесь… делайте глупости. Глупость гораздо жизненнее и здоровее, чем наши потуги и погоня за осмысленной жизнью».

Эту главу следует завершить предостережением 24-летнего Ф. М. Достоевского. В письме к брату М. М. Достоевскому (от 8 октября 1845 года) он обронил мысль: «Вообще говоря, будущность (и весьма недалекая) может быть хороша и может быть и страх как дурна».

Пожалуй, нет, предупреждение писателя как-то не настраивает на оптимизм. Заручимся помощью М. Серрано: «Мир ничего тебе не подарит, поверь. Если хочешь прожить жизнь, укради ее». Звучит по-ницшеански, но ничего не поделать, когда речь идет о твоей смелости начать жить.

Ты еще не более чем мягкая глина, пассивно ждущая скульптора, и в то же время готов подняться на борьбу против чего-нибудь смутного и раздражающего даже при самых ничтожных шансах на победу. Это пройдет. Пусть тебя не покидает другое: стремление создать себя, сделаться человеком, который способен защитить тех, кого любит, тех, кто ему доверит свою жизнь.

Пора перестать нести сомнительную ответственность только за собственную беспомощность. У беспомощности привкус лжи – она отдаляет тебя от жизни. Отгони от себя навязчивый образ романтического беглеца. Остановись, обследуй местность жизни. Сверься с часами надежд: стрелки на циферблате показывают только четверть жизни.

Да, кстати, еще об одном – об «этом самом деле». Тебе некуда девать свою сексуальность, ты думаешь только этим местом, которое диктует тебе, как жить и т. д.; особенно не преувеличивай место секса в твоей будущей жизни. Поверь, по части секса могут быть самые противоречивые мнения. Для одного мужчины – это завтрак, обед и ужин, а для другого, как для героя Курта Воннегута, совсем даже не так: «Вспоминаю споры, возбужденные статьей, которая появилась в одном вызывающем журнальчике. Там подсчитывалось, сколько раз за неделю американские мужчины в постели делом занимаются, – по разным профессиональным категориям подсчеты велись. И оказалось, что тут никому не угнаться за пожарными, те по десять раз еженедельно. А хуже всех университетские преподаватели, эти хорошо, если раз в месяц раскачаются. Посмотрел статейку один мой однокурсник, покачал грустно головой и говорит: «Черт, да я бы все отдал, чтоб поскорей преподавателем стать»».

Жизнь – это выбор. Всегда выбор. Только он. Это понимают все бедолаги, за исключением врожденно слабоумных. «Перед людьми, – размышляет Том Роббинс, – Бог поставил два мешка и сказал: «Выбирай!» В одном мешке лежала колбаса пеперони, а в другом – кусок дерьма. Если бы хватило ума обследовать мешки, помять, понюхать – ведь пеперони на ощупь, по запаху, по весу отличается от экскрементного эквивалента, – то они бы… Однако мешок с дерьмом стоял ближе, не надо было тянуться; или казался меньше, легче нести; или, наоборот, выглядел крупнее, а значит, более перспективным; или они смотрели телевизор и не хотели отвлекаться – хотя те, кто любит смотреть телевизор, как правило, уже выбрали дерьмо; или мешок был окрашен в цвета их любимой команды…» Так или иначе, они выбрали не пеперони.

Сделай правильный выбор. Не разбрасывайся, будь чуть экономным в мыслях и поступках. Стань мудрее в предпочтениях и динамике. А пока запомни только одно: жизнь – это марафонская дистанция. Неразумно расходовать силы на первых двухстах метрах.

Измерение уровня самоактуализации: публично-гастрономическое времяпрепровождение

Когда 20-летний приглашает девушку в ресторан, он любит рассказывать о том, как часто ходит туда: «Вчера я был в шикарном заведении – серебро, шампанское «Вдова Клико», а потом было так смешно: я как-то неловко пролил соус на пластмассовый столик».

Когда 30-летний приглашает девушку в ресторан, он не может удержаться от гастрономических оценок: «Какой циничный антрекот», «Как глумливо смотрится горчица…»

Когда 40-летний приглашает девушку в ресторан, события, как правило, развиваются с катастрофической быстротой. Красивая, длинноногая девушка, игнорируя условности, бросается к мужчине на колени, страстно целует и выжидательно смотрит; 40-летний смущен и не знает, что делать дальше: в этот момент он обычно просыпается.

Когда 50-летний приглашает девушку в ресторан, он декламирует меню, позиционируя себя как главное блюдо. Девушка часто бывает так удивлена происходящим, что принимается флиртовать со всеми, даже с официантами. Для нее, видимо, возраст ухажера мало чем отличается от профессии.