Каждый юноша неудовлетворен, как собака, красив, как конь, и сентиментален, как хомячок.
В 30 лет – мир приходит в движение. Собачки, кони, хомячки, любовь, хомячки, кони… Мысли разбегаются вместе с желаниями и возможностями.
У 35-летнего желания – как гнедые собачки, а возможности – как сторожевые хомячки.
В 50 лет – прочь цепь, сбрую и клетку: я сентиментален, как конь, красив, как собака, и неудовлетворен, как хомячок, но только вот хомячки любви пугаются собачек жизни…
«Первые тридцать лет – это текст, – говаривал Шопенгауэр. – Остальное – комментарий».
Временное перемирие в борьбе за жизнь и с жизнью. На лице и на теле все признаки физического утомления. Низкая самооценка любовной кредитоспособности. Борьба с инстинктами отвлекает, но не спасает.
Пора признать: этот возраст – одна из форм любовной инвалидности. Закладка судьбы покоится в энциклопедии каждодневности на любопытнейшей странице, в которой подчеркнуто слово «Брак». Жужжат ненужные мысли: как-то все неважно получается, следует что-то срочно предпринять. Довольно жить размазней! Нужно действие, чтобы поддержать бытийный хребет корсетом поступка. Мир обольщает глаза, каждая девушка источает запах жизненного творчества. Пора предпринять попытку стать абитуриентом в один из самых важных институтов жизни. Женитьба.
Если в 35 лет начать писать автобиографию, то это не будет знакомый юношам рассказ про чудесную дудочку ожиданий и волшебный кувшинчик талантов. Регистр желаний и выбора сузился. Следует научиться принимать в расчет самые нелицеприятные истины: желание, не подтвержденное возможностями, схоже с ускользающей тонкой нитью. После школы мужчину почти двадцать лет плющило – неурядицы на работе, в семье, амбиции, нереализованные цели. Подобные вещи постепенно уничтожают, делают человека несчастным, заставляют задуматься о своей ценности и усомниться в ней. На поверку выходит история, которую трудно переписать.
Следует задать себе вопрос: может, у меня с транспарентной интенцией что-то не ладится?
Страстное порицание чего-нибудь пакостного и мерзкого сменяется в этом возрасте приятием очевидного.
Ужимки лукавого обольщения. Краснобайство как форма сексуального подавления. Юмор – это позиция раба жизни: если он чем и владеет, то только словами. Мужчина по инерции еще продолжает вести отчаянные споры о призрачных понятиях, пускает фейерверки ярких, красивых мыслей, салютует возрастной трагедии, страстно жаждет мгновенно добиться пышного звания умопомрачительного оппозиционера и идеологического скандалиста. И, как в любой антрепризе, стремится сорвать побольше аплодисментов. А слушатели рукоплещут все реже.
Пришла пора на своем жизненном примере убедиться в правоте главенствующей истины, прекрасно выраженной одним из героев Айрис Мёрдок: «Жизнь ужасна, ужасна, как сказал философ».
С высоты полувекового юбилея 35 лет – пустые хлопоты, ничтожные старания, буря в стакане воды. Но как не безобидны эти бури, хлопоты и старания!
Сомерсет Моэм признался, что к 35 годам утратил вкус к чтению: просто возраст уже не тот, чтобы развлекать свое воображение историями о чужих людях и их чужих страстях.
По Андре Моруа, «самый трудный подростковый возраст – между тридцатью и сорока».
В характере человека в возрастном диапазоне 35–40 лет упрочилась уверенность в жизни. Мужчина знает, чего хочет, цель поставлена, человек целенаправленно идет к ней. Бодро движется по фазе существования, ориентированной на логику, рассудок. Еще велики душевное равновесие и физическая прочность.
К причинам раздражающим относится предчувствие, что жизнь может иметь иное содержание, чем деловито рассудочное исполнение поставленных задач. Так или иначе, личность приобретает отчетливые контуры, человек убежден, что все будет еще долго продолжаться без изменений.
В интересующем возрастном диапазоне есть очень опасная дата: 37 лет, чему свидетельством – предельность жизни многих людей. Психологи называют этот возраст «кризисом середины жизни», свойственным не только мужчинам. Женщины тоже начинают дурить.
Каждый мужчина подмечал за собой, что в иные моменты на глаза наворачивается известная по идиоме скупая мужская слеза. Наряду с романтическим объяснением феномена – мужчина стал мудр, добр, благороден и жалостлив – существует еще одно, менее изысканное. В этом возрасте печень дает первые серьезные сбои, в организме изменяется соотношение мужских и женских гормонов. Уровень женских гормонов у мужчин повышается. Женщины, напротив, маскулинизируются. Мужчина делается сентиментальным, женщина, еще недавно примерная мать семейства, заботливая жена, проявляет желание заявить свои права на самостоятельность. Семейные конфликты на этом рубеже, как правило, завершаются скандальным разрывом. Мужчина оказывается не в состоянии поделиться с кем-либо проснувшейся ласковостью и плаксивостью.
Разнообразные косвенные признаки неформулируемой драмы самоидентификации говорят о необходимости порвать с принципами и убеждениями, которыми человек руководствовался последние 15–20 лет.
Люди с хрупкой душевной организацией (и не только они!) не в силах справиться с навалившимися страданиями, уходят в запой, бессознательно мстя печени, которая так нелепо и жестоко обошлась с гормонами. Кое-кто решается на радикальные поступки и кончает жизнь самоубийством. На этот возраст приходится пик суицидов.
Для тех, кто решил выжить, самое время подумать о цене жизненных успехов: в молодости они пропорциональны случаю, в зрелом возрасте – затраченному здоровью. Это очень грустная мысль, но с любой мыслью можно научиться жить, особенно тогда, когда время не метафорически касается тебя.
В 35 лет мужчина становится говорливым, особенно в любви. Ощущению нового возраста соответствует намеченный ранее стиль поведения: принципиально неразрешимым проблемам подбирается удобный способ нахождения ответов, заключающийся в риторической рефлексии предмета обсуждения. Пережить проблему умозрительно, проговаривая ее в словах, оказывается более предпочтительным, чем совершить поступок, деяние. Здесь перестает действовать формальная логика: сказав А, произнеси Б. Переведя этот хрестоматийный закон, внушаемый семьей и школой, на существование 35-летнего, можно констатировать, что уровень прояснения реальности не выходит для мужчины за пределы литеры А, чем и удовлетворяется. Остальные буквы алфавита не нужны, пугающе излишни.
При максимальной избыточности реальности ее необходимо сузить до удовлетворительной величины, доступной для словесной классификации, удобной для пользования. Все бы хорошо, но дальнейшая жизнь, с ее метафизической диалектикой, разбивает теоретически верные посылки, лишает мысль и действие психологического фундамента. У реальности есть свой порядок существования, у судьбы – свои мелодии, в которые лучше не вторгаться с теоретическими построениями, а то не избежать неминуемого и прогнозируемого поражения.
Круг возможностей представителей данной возрастной группы сужается с ошеломительной скоростью. Первые признаки пошатнувшегося здоровья скукоживают степень присутствия мужчины в самых действенных сюжетах существования. Человек начинает обходить стороной сферы жизни, на дверях которых четким почерком начертано приглашение для активных, физически бодрых и не успевших себя философски дискредитировать. Чтобы компенсировать физическую усталость, мужчина вынужден создавать бравурные словесные ситуации, потрясать великой глубиной идей. И этим ограничивать свое присутствие в любовном сюжете. Практические поступки, подтверждающие репутацию активного в жизни человека, – удел молодых и инициативных.
Форма мысли – это знак самодостаточного «теоретического» существования человека, который проявляется в риторическом рассеянии себя – акте, имеющем самое косвенное отношение к практике сознательного переустройства мира.
Наслаждению и боли надобно хотя бы отчасти соотносить себя с интеллектом. Даже в 35 лет, а точнее именно в 35, этого трудно добиться. Нелегко добиться дружества между всесокрушающим Эросом и все объясняющим Логосом. Эрос и Логос – принцип удовольствия и принцип описания – заведуют разными сферами жизнедеятельности. Каждый хозяйствует на своей, отведенной только ему территории. Эрос относится к сфере природы. Логос представляет собой аналитическую селекцию, отказ от хищного растворения в хаосе эмоций в пользу интеллектуального и неслучайного.
Молодость находится под обаянием синонимии Эроса и Логоса и не сомневается в обязательности рукопожатия главенствующих побуждений. Тридцатипятилетний интуитивно чувствует невозможность их синтеза. Лимитированных жизненных сил хватает теперь лишь на озвучивание пышных идей. Мобилизация Логоса приводит к утрате авторитета Эроса.
Эрос инстинктивен, эгоистичен и требователен. Логос прагматичен в своем сценическом эффекте и при этом бесцелен для практики, вял и абстрактен для воплощения в жесте конкретной жизнетворческой пользы. В нем нет раздела о смехе, радости и поцелуях, он всецело сосредоточен на словесных призывах и мысли о нецелесообразности саморазрушающегося поступка.
Было бы не совсем верно противопоставлять разум инстинкту, дух природе, однако в отношении представителя интересующей возрастной группы это противопоставление допустимо. Ноша слов, монотонное проповедование уже немолодого человека не менее тяготят своей настойчивостью, нежели желание юноши поступком увековечить свою индивидуальность. Именно здесь обнаруживается разница в понимании возрастами проблемы подлинности. Тридцатипятилетний самореализуется в потенциальной субстанции слова. Юноша наращивает мускулы своего эго в манифестации поступка. Первый исчерпывает себя объяснениями, второй пытается переоформить реальность. Одному необходим слушатель, другому – зритель.
Повторю: Сомерсет Моэм признался, что к 35 годам утратил вкус к чтению, посчитав, что возраст уже не тот, чтобы развлекать свое воображение историями о чужих людях и их страстях. В этом и состоит стержневое различие между носителями указанных возрастов: 35-летний – это человек для слуха. Внешне он еще импозантен, но это его качество второстепенно: поэзия природы уже готова свернуться в нем до уровня анатомического экспоната. Поступки молодого человека предназначены для глаз других: юноша эффективен в поведении, действии и непрерывен, как функция, в доказательстве своей правоты, инициативности и полезности.
Лишь отчасти роднит указанные типы гастрольный характер их жизни. Тридцатипятилетний дает концерты, ему нет равных в разговорном жанре. Это человек эстрады. Невозможно представить 35-летнего Мцыри, который отчаянно борется с горной зверушкой. Так же нелепо вообразить 35-летнего безответственным романтическим шалуном.
Круг бытийных обязанностей бескомпромиссно расписан. Лет пятнадцать назад герой вел жизнь-превью, исполнял головокружительные цирковые номера. И если заламывал руки, то не жалел этих самых рук. Лет пять назад он был эмоционально и физически мобилен, поднимал тяжести планов, активно вел себя на любовном манеже жизни, был претенциозен в поступках и неистов в словах. И как любого циркового артиста, его подстерегла ранняя пенсия: к 35 годам полная профессиональная непригодность для силовых номеров. Тогда он принялся пробовать себя в клоунаде вдохновенных и остроумных реприз.
Трагический статус юноши, как правило, может быть описан с помощью эффектных социально-идеологических дефиниций. Самочувствие 35-летнего исчерпывается карманным словариком физической надломленности. И не только физической. Однажды 37-летнего мужчину охватит мистический ужас, и тогда во всей неприглядности прозвучит самопризнание, почерпнутое у Рене Фалле: «Ты всего лишь придурок, трахнутый, популист! Ты – не что иное, как посредственная часть толпы… Твоя жена посредственная, твои дети будут посредственными, ты сам – посредственность, как твой отец и твоя мать».
О себе «среднестатистическом» 37-летнем можно узнать из газет, в которых от второго лица бесстрастно излагается пошлая история: «Сколько хлеба он съедает в день, сколько выпивает вина, сколько выкуривает сигарет, в каком возрасте он женится, а в каком умирает». Все бы ничего, но главный фигурант – «это ты! Средний человек, жалкий тип, придурок, трахнутый, популист. Это ты, дурень, кто же еще! Неплохой, но все-таки дурень. Ты – толпа. Бесконечный пешеход. Великое ничто всего великого – ноль». Подобные признания делаются всеми, обыкновенными людьми и великими.
Мифология возраста, основанная на нумерологии, предполагает, что жизни каждого человека, добравшегося до середины четвертого десятка, поставлен весьма грустный временной предел. Если прислушаться к пифагорейцам, то мужчину после 17 лет подстерегает пограничный возраст, которого следует остерегаться; 36 – таинственный символ мира, который образуется из первых четырех четных и нечетных чисел: 36 = (1 + 3 + 5 + 7) + (2+4+6 + 8). Число 36 есть сумма кубов трех первых чисел: 13 + 23 + 33, то есть это своего рода математическая формула трехмерного пространства, свидетельствующая о завершенности геометрической фигуры. Именно эти качества числа делают его предельным, поворотным и пугающим.
Возвратимся к общеизвестному статистическому факту: пик смертности у великих людей, связанных с художественным творчеством, приходится на период от 35 до 40 лет. Внутреннее напряжение и тревожность достигают в этом возрасте такой степени, что человек начинает ощущать опустошенность. Мучает подавленное чувство вины за неумение распорядиться даром Божьим. Конфликт между потребностью в творчестве и недовольством собой, покорностью и бунтом усиливается до такой степени, что кажется, только смерть способна разрубить узел накопившихся противоречий.
На пороге 36 лет Фауст заключает договор с Мефистофелем.
Протяженность марафонской дистанции – 42 км 195 м. Спортсмены утверждают, что самое трудное начинается после 35-го километра, когда силы покидают бегущего и хочется в изнеможении броситься на землю.
До 35 лет Уильям Шекспир писал комедии, после 35 – трагедии.
В возрасте 35 лет Поль Гоген бросает службу в банке и посвящает себя живописи.
В 36 лет Гюстав Флобер пишет свой главный роман – «Госпожа Бовари».
В 1855 году выходит поэтический сборник Уолта Уитмена «Листья травы». Автору 36 лет.
Тридцатисемилетний Аристотель покидает платоновскую Академию.
Александр II вступил на престол в 37-летнем возрасте.
8 апреля 1341 года Франческо Петрарка, в возрасте 37 лет снискавший славу выдающегося поэта, был увенчан в Риме лавровым венком.
В 1912 Морису Равелю исполнилось 37 лет – отличный возраст для композитора, особенно если и со здоровьем у него все в порядке, и впереди еще 25 лет жизни.
Мишель Монтень в 38 лет изменяет профессии юриста и принимается за главный труд жизни – «Опыты».
В 1814 году выходит сборник рассказов «Фантазии в манере Калло» 38-летнего Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Имя писателя становится известным широкой публике.
В 38 лет Михаил Булгаков начинает писать роман «Мастер и Маргарита».
В 1879 году после публикации романа «Нана» к 39-летнему Эмилю Золя приходит долгожданный успех. Скандальный.
Как детский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк появился 21 марта 1892 года, на сороковом году жизни. В этот день родилась его дочка Аленушка. Через сутки после тяжелых родов умерла жена. У дочки обнаружилось тяжелое заболевание. Когда Аленушке не было еще и трех недель, Дмитрий Наркисович определил цель своей жизни: «Буду жить для этого маленького существа, буду работать для него и буду им счастлив…»
В возрасте 35 лет расстрелян Николай Степанович Гумилев.
Роберт Шуман, Эрнст Т. А. Гофман, Леонид Андреев закончили свою деятельность примерно к 36 годам.
26 октября 1440 года в Нанте отлученный от церкви маршал Франции Жиль де Рэ, прототип Синей Бороды, обвиненный в вызывании демонов и сексуальных извращениях, после молитвы и покаяния был задушен, а потом сожжен. Было ему 36 лет.
Максимилиан Робеспьер казнен в 36 лет.
24 января 1920 года в парижской больнице для бедных скончался 36-летний художник Амедео Модильяни.
Феликс Мендельсон, Жорж Бизе, Рафаэль, Антуан Ватто, Роберт Бёрнс, Александр Пушкин, Виссарион Белинский, Джордж Байрон, Артюр Рембо умерли в 37 лет.
Винсент Ван Гог, Владимир Маяковский покончили с собой в возрасте 37 лет.
В 38 лет заканчивается активное творчество Михаила Ивановича Глинки.
38 лет жизни судьба отпустила поэтам Антуану де Бертену, Федерико Гарсии Лорке и Гийому Аполлинеру.
Дожили до 39 лет и не отметили следующий день рождения Блез Паскаль, Фредерик Шопен и Антонио Корреджо.
В июне 1959 года на премьерном показе фильма «Я приду плюнуть на ваши могилы» в возрасте 39 лет от сердечного приступа скончался Борис Виан. Фильм был поставлен по его роману. Что убило писателя – дурная экранизация или осознание собственной далеко зашедшей шутки – кто знает… Человек-мистификация, Борис Виан, один из идейных отцов бунтарства, хотел прожить долго и по-банальному счастливо, признавшись в одном из романов: «Я хотел бы затеряться, как иголка в стоге сена – и пахнет хорошо, и никто меня там не достанет».
О смягчении горечи жизненных утрат. Н. В. Гоголь – Аксакову (от 21 декабря 1844 года): «Вы меня известили вдруг о разных утратах. Прежде утраты меня поражали больше; теперь, слава богу, меньше: во-первых, потому, что я вижу со дня на день яснее, что смерть не может от нас оторвать человека, которого мы любили, а во-вторых, потому, что некогда и грустить: жизнь так коротка, работы вокруг так много, что дай бог поскорей запастись сколько-нибудь тем в этой жизни, без чего нельзя явиться в будущую. А потому благодарим покойников за жизнь и за добрый пример, нам данный, помолимся о них и скажем Богу за все спасибо, а сами за дело!»
Напутствуемые гоголевской мыслью, попрощаемся с теми, кто не дожил до 40 лет. Рафаэль (1483–1520), Джакомо Леопарди (1798–1837), Феликс Мендельсон (1809–1847).
Сколько осталось жить. Ф. М. Достоевский – В. Д. Констант (от 30 ноября 1857 года): «Знаете ли, у меня есть какой-то предрассудок, предчувствие, что я должен скоро умереть. Такие предчувствия бывают почти всегда от мнительности; но уверяю Вас, что я в этом случае не мнителен и уверенность моя в близкой смерти совершенно хладнокровная. Мне кажется, что я уже все прожил на свете и что более ничего и не будет, к чему можно стремиться».
Судьба отпустила Ф. М. Достоевскому еще 14 лет жизни.
Взглянешь на сердце мужчины – разбито, приглядишься через наномикроскоп – а там отпечатки пальцев женщины. Когда принтер распечатывает ее криминальное досье, то не хватает бумаги.
«Все это доказывает вам, ребята, – настаивает герой Питера Чейни, – что Конфуций был прав на сто процентов, когда говорил, что женщина-врунья подобна рому без запаха или сухому мартини без льда. Она все время будет пытаться вспомнить, что вам наговорила в прошлый раз, и еще больше запутается. Но с другой стороны, учил Конфуций, если дамочке нечего лгать, она не интересна, как кусок холодной говядины, и скучна, как проповедь викария. А красивая страстная бабенка должна иметь воображение и говорить про себя такие вещи, что Казанова, по сравнению с ней, будет казаться примерным мальчиком из воскресной школы».
Да, женщина такая. Даже еще хуже, но когда ты ее видишь, начинает звучать классная мелодия, услышав которую сам Шаляпин захотел бы стать танцором. Дело по обвинению женщины во всех грехах, приятных и не очень, разваливается на глазах, а жаль: сколько было суеты на кухне, а обед так не подали. А если честно, не жаль… Потому что эта женщина дарована Богом тебе. Только тебе.
Американский писатель Остин О'Малли отметил: «После тридцати пяти мужчина начинает думать о женщинах; до этого возраста ему достаточно чувствовать».
В 35 лет Лопе де Вега начал думать о тихом семейном счастье, он женился на Хуане де Гвардио. Через несколько лет родами умерла жена, оставив младенца, девочку Фелициану.
Тридцати пяти лет от роду Джон Милтон женился на Мэри Пауэлл. Она родила ему четверых детей. А вообще брак оказался неудачным.
Жан Поль Рихтер обручился в 38 лет с Каролиной Мейер. Через год он признался жене: «Я хочу быть для тебя отцом и матерью. Ты должна быть счастливейшим существом в мире, дабы я мог счастливым!»
Тридцатидевятилетний Вольтер встретился с маркизой дю Шатле, когда ей было 27 лет. Правда, свадьбой эта встреча не закончилась.
Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле» создает энциклопедию причин, затрудняющих бесповоротное решение мужчины связать себя брачными узами: жена может наставить рога или примется бить мужа, она может обобрать благоверного до нитки и т. д. Перечень преимуществ столь же солидный: неженатый влачит свои дни один-одинешенек, «буравчик должен действовать, а иначе что же это за жизнь?»; а случись заболеть – кто будет лечить и т. д.
Названные обстоятельства, следует признать, гротескны, однако игнорировать их может только мужчина, подобный гомеровским персонажам. Каждый из указанных резонов в самых зрелищных формах осваивает проблему матримониального выбора, который встает перед любым мужчиной, а особенно перед тем, кто вступил в возрастной диапазон 35–40 лет. Пора наконец-то отвратиться от унизительного холостятского положения, сделать серьезный шаг и убедиться, что не только цветы любви хороши, ее плоды куда интереснее.
Шарль Огюстен Сент-Бёв в повести «Золотой гвоздь» призывает мужчин порвать с искусными доводами холостяцкой жизни: «Обладать к тридцати пяти – сорока годам <…> женщиной, которую ты давно знаешь и любишь, – это то, что я называю вбить вместе золотой гвоздь дружбы».
Пример Достоевского: «Жениться!» Ф. М. Достоевский – А. Е. Врангелю (от 23 марта 1856 года) о предстоящем браке с Исаевой: «Я уверен, что могу прокормить семью. Я буду работать, писать».
Ф. М. Достоевский – М. М. Достоевскому (от 24 марта 1856 года): «Я живу, дышу только ею и для нее. В разлуке с ней мы обменялись клятвами, обетами. Она дала мне слово быть женой моей. Она меня любит и доказала это, но теперь она одна и без помощи».
Ф. М. Достоевский – Э. И. Тотлебену (от 24 марта 1856 года): «Для меня настала каторга – четыре года грустного, ужасного времени. Я жил с разбойниками, с людьми без человеческих чувств, с извращенными правилами, не видал и не мог видеть во все эти четыре года ничего отрадного, кроме самой черной, самой безобразной действительности. <…> Я знаю, что я был осужден справедливо, но я был осужден за мечты, за теорию… Мысли и даже убеждения меняются, меняется и весь человек».
Ф. М. Достоевский – А. Е. Врангелю (от 9 ноября 1856 года) об Исаевой: «О, не желайте мне оставить эту женщину и эту любовь. Она была свет моей жизни. Она явилась мне в самую грустную пору моей судьбы и воскресила мою душу. <… > Бедная, она терпит лютую долю».
Ф. М. Достоевский – М. М. Достоевскому (от 22 декабря 1856 года): «Решение мое неизменно. <… > При всем здравом смысле твоих советов, они будут бесполезны. Я уверен, ты скажешь, что в 36 лет тело просит уже покоя, а тяжело навязывать себе обузу. На это я ничего отвечать не буду. Ты скажешь: «Чем я буду жить?» Вопрос резонный; ибо, конечно, мне стыдно, да и нельзя рассчитывать женатому на то, что ты, например, будешь содержать меня с женой».
В письме к В. М. Карепиной (от 22 декабря 1856 года) Достоевский высказывает в пользу женитьбы следующие резоны: «Она вполне мне пара. Мы одинакового образования, по крайней мере понимаем друг друга, одних наклонностей, правил. Мы друзья издавна. Мы уважаем друг друга, я люблю ее. Мне 35 лет, а ей двадцать девятый, фамилии она превосходной, хотя и небогатой (она не имеет почти ничего…)».
Противопоказания к женитьбе. М. М. Достоевский: 35 лет – «…в эти годы уже нет той энергии. Тело просит покоя и удобств». М. М. Достоевский всячески предостерегал брата от женитьбы. В апреле 1856 года он пишет Ф. М. Достоевскому: «Не скрою от тебя, друг мой, что твое желание сильно меня испугало. <… > Я боюсь за тот путь, на который ты вступаешь, путь самых мелких прозаических забот, грошовых треволнений – одним словом, за эту мелкую монету жизни, на которую ты разменяешь свои червонцы. Выдержишь ли ты все это? Не упадешь ли ты духом? <… > Тебе 35 лет, но этого-то я и боюсь, мой бесценный. В эти годы уже нет той энергии. Тело просит покоя и удобств. <… > Друг мой, об одном прошу тебя – не женись до тех пор, пока не устроятся твои обстоятельства».
Ф. М. Достоевский: если бы знал, что болен, «я бы не женился». В письме к брату (от 9 марта 1857 года) Ф. М. Достоевский рассказывает, что консультировался с врачом и доктор («ученый и дельный») поставил диагноз: «настоящая падучая» и советовал «остерегаться полнолуний». «Женясь, я совершенно верил докторам, которые уверяли, что это просто нервные припадки, которые могут пройти с переменою образа жизни. Если б я наверно знал, что у меня настоящая падучая, я бы не женился». Для спокойствия писатель собирается посоветоваться с «настоящими докторами».
И. С. Тургенев: «…она вскружила мне голову на целый месяц, но… довольно скоро это прошло». И. С. Тургенев в письме к Полине Виардо (от 18 октября 1854 года) облегчает душу исповедью и винится перед адресатом в том, что увлекся юной барышней (речь идет о взаимоотношениях с 19-летней О. А. Тургеневой). История любви вышла «неясная», «едва очерченная»: «Теперь все это уже позади, и я могу сказать вам, что молодая особа, о которой идет речь <… > белокурая, маленькая, хорошо сложена, красива и умна, что она вскружила мне голову на целый месяц, но что довольно скоро это прошло <…>. Это налетело и прошло, словно порыв ветра. И окончилось».
История с О. А. Тургеневой станет основой романов «Дворянское гнездо» и «Рудин», будет представлена в качестве психологического диагноза самочувствия 35—38-летнего человека.
Случай 35-летнего Чехова: «…бревна таскать или жениться». А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 21 января 1895 года): «Фю-фю! Женщины отнимают молодость, только не у меня. В своей жизни я был приказчиком, а не хозяином, и судьба меня мало баловала. У меня было мало романов, и я так же похож на Екатерину, как орех на броненосец. Шелковые же сорочки я понимаю только в смысле удобства, чтобы рукам было мягко. Я чувствую расположение к комфорту, разврат же не манит меня».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 25 февраля 1895 года): «Вероятно, и не женат я до сих пор только по той причине, что жены имеют привычку дарить мужьям туфли. Но жениться я не прочь, хотя бы на рябой вдове. Становится скучно».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 23 марта 1895 года): «Извольте, я женюсь, если Вы хотите этого. Но мои условия: все должно быть, как было до этого, то есть она должна жить в Москве, а я в деревне, и я буду к ней ездить.
Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день. NB: оттого, что я женюсь, писать я не стану лучше».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 18 апреля 1895 года): «Мне снилось, что я женат».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 10 ноября 1895 года): «Мне надо бы купаться и жениться. Я боюсь жены и семейных порядков, которые стеснят меня и в представлении как-то не вяжутся с моею беспорядочностью, но все же это лучше, чем болтаться в море житейском и штормовать в утлой ладье распутства. Да уже я и не люблю любовниц и по отношению к ним мало-помалу становлюсь импотентом».
А. П. Чехов – И. Н. Потапенко (от 8 апреля 1896 года): «И скука старая. 3–4 дня поплевал кровью, а теперь ничего, хоть бревна таскать или жениться. Смотрю в бинокль на птиц».
А. П. Чехов – А. С. Киселеву (от 5 июля 1896 года): «Деньги иногда бывают, но мало. Иван уже женат и имеет младенца. Миша тоже женат, я же доживаю свой век холостяком, и «любви денек срываем мы как бы цветок». Все постарели, стали положительнее, солиднее, а в общем – обидно, что время уходит так быстро».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 7 апреля 1897 года): «Надо жениться. Быть может, злая жена сократит число моих гостей хотя наполовину».
А. П. Чехов – Н. А. Лейкину (от 24 апреля 1897 года): «У меня ничего нового, жизнь течет по-старому. По-прежнему я не богат, не женат, пишу мало».
А. П. Чехов – С. А. Петрову (архимандриту Сергию) (от 23 мая 1897 года): «Я по-прежнему не женат, не богат, все еще не седею, не лысею».
А. П. Чехов – Е. М. Шавровой-Юст (от 26 мая 1897 года): «Если бы Вы умели делать фальшивые бумажки, то я на коленях умолял бы Вас развестись с мужем и выйти за меня. Будьте здоровы».
Все браки заключаются на небесах, а их участники убеждены, что изменившего супружеской клятве ждет Божий суд. Как часто все заканчивается в районном суде.
По преданию, у Дон Жуана было 1003 любовные связи. Если кто-либо в возрасте 35–40 лет решил взяться за ремесло легендарного любовника, ему следует поразмышлять над наблюдением Дона-Аминадо: «Дон Жуан менял только подлежащие, но оставался верен сказуемому». Быть донжуаном после 35 лет означает расписаться в собственной вздорности. Анархическое одиночество уже не украшает. До 35 лет еще можно зубоскалить, стремиться к абсолюту, искушать женщин, штурмовать вершины любви. Теперь следует становиться теоретиком донжуанства или потихонечку менять имя на какое-нибудь неразборчивое.
В этом возрасте романтические пароксизмы молодых желаний сменяются приступами хандры, вызванными неважной печенью.
Следует перестать быть любителем абстрактных построений, скрывающим за ханжеской диалектикой свой стыд и беспомощность. Подобает придать себе хоть какой-то конкретный смысл.
Если тебе кажется, что тебе не везет, ты пока ошибаешься. Все твои невзгоды – пустяк в сравнении со случаем кошмарного невезения в истории Тибора Фишера: «Один мойщик окон на севере Англии работал по двенадцать часов в сутки, шесть дней в неделю, в течение десяти лет, чтобы скопить на машину своей мечты, «роллс-ройс». – Голос у Влана помрачнел. – В то утро, когда он купил наконец «роллс-ройс», он остановился и вышел купить газету. Купил, значит, газету, а когда выходил из магазина, его задавила его же машина, которую он не поставил на ручной тормоз».
Проведи ревизию прожитого и настоящего. Восстанови картину случившегося во всех подробностях: факт за фактом, деталь за деталью. Любовь запустила в тебя корни, уточнила душу, вытащила из нафталина повседневности. Ты неожиданно понял, что у тебя есть сердце, ощутил себя властелином мира. Верный риторическим привычкам всех влюбленных, ты наградил возлюбленную ласковыми и фальшивыми именами. Как она прекрасна: ей идет полумрак вечера и яркий солнечный цвет… дальше не надо – здесь не очень понятно: ты вспоминаешь или опять начинаешь грезить о ней.
Ты стал похож на Леонардо, вдохновенно расписывающего свинюшку-копилку. Копилке этой не пустовать. С каждым днем она будет пополняться новой порцией жути.
Бесцветная любовь притупляет вкус. Страсть приучает к удовольствиям. В любви нет ни правил, ни расписания. Любовь часто дерется ногами и не признает благородства. Очень скоро ты потеряешь покой (кстати, ты его и не находил), но новое ощущение будет в десять раз сильнее самой свирепой печали. С избранницей в очередной раз тебе не повезло – ведет себя так, словно тебя любит. В ее глазах любой мужчина читает требовательный вопрос: «Вы уверены, что женаты?», – и его тотчас покидает уверенность в чем-либо. Каждый при взгляде на нее убежден: все, это случилось, теперь пожизненная эрекция обеспечена.
Эта любовь – твоя самая неудачная жизненная инвестиция. Чем можешь успокоиться – тебя облапошила незаурядная мошенница. Таких, поверь, поискать! О таких обычно пишут в неважно переведенных любовных романах: роскошная блондинка, заиндевевшая в благостности самолюбования.
Ее записная книжка на время пополнится твоим именем. Она красива, капризна, бестактна, расчетлива. Ты для нее – не более чем одна из статей спасения от скуки жизни. Безоглядная тусовщица скитается где-то дни и ночи, приводя в оправдания самые противоречивые и лживые алиби – одно глупее другого. В качестве дивидендов ты получил способность закрывать глаза на очевидное. Любовь лишила тебя проницательности, сделала сначала уязвимым, а потом уязвленным.
Очень скоро откроется тебе зловещая истина: у твоих поступков хроменький синтаксис. Начнут посещать смутные и скверные предчувствия. Признайся, у тебя нет никакой диалектической устойчивости: влюбляешься во всякую дрянь, а затем спотыкаешься о любовь.
Любовь наступает с метафизической неотвратимостью сытого гладиатора. Каждый человек, как правило, влюбляется в то, что его уничтожает, в то, что ему не должно принадлежать, или в то, что вот-вот потеряет. Все это в одной упаковке как раз твой случай.
Поцелуи, скандалы, психологические разборки, поцелуи, упреки, капризы… Душа сожмется в приступе яростного отвращения. Тебе непременно покажется, что от этой любви ты каждый день медленно покрываешься чем-то тянучим и липким. И ошпарит мысль, что любовь твоя похожа на номер в отеле, снятый для свидания. Просто избранница твоя выросла без любви и не может понять, что слово «любовь» означает. Подобное открытие будет не обвинением или оскорблением – так, рассуждением, точнее, одним из осколков сладостно-отчаянных размышлений, переходящих в воспоминания.
Представилась возможность потолковать о метафизике чувств. Поначалу все вокруг бурлит, бунтует, не умеет и не хочет ждать. Затем монтаж динамично сменяющихся кадров: похотливая праздность, игры с огнем, безалаберность, шокирующая откровенность, порочная непринужденность, злобное восхищение, леденящая безжалостность и беспомощность. Боль пускает в тебя корни, цветет, ноет и не унимается. Любовь собирает свою чудовищную жатву.
История блистательной карьеры жертвы обстоятельств на этом не прекратится. Вот и доигрался – душа сорвалась с петель. Жизнь сыграла с тобой свинскую шутку. Нервы взвинчены сумасшедшими любовными маниями, логика нарушена, факты не согласуются. Каждую ночь один и тот же сон: свадьба в марципановом замке, ты в траурном костюме жениха, флёрдоранжи всякие, танцующие куклы и добрая фея с подчеркнутой учтивостью интересуется у тебя: «А в морду хочешь?»
Сильная любовь всегда беспощадна. Она взъерошивает душу, обвораживает и огорчает, если под огорчением понимать разбитое в пух и прах сердце.
Любовь – беспечный охотник, вынюхала, вытащила из берлоги затворничества, схватила за загривок и притащила на пиршество чувств. Там тебя и освежевали.
Сначала любовь, а потом время делают нас циниками. И все же не следует думать, что ты потерян для надежды и остаток жизни пройдет бесцветно. Вспоминается, как правило, что-то приятное, а ты вспомни непристойность случившегося. Взгляни на свое сердце, испещренное автографами непомерных претензий и нескончаемых обид.
Любовь тебя развратила. До нее ты ничего сексуальнее «Евгения Онегина» не знал, а теперь тебя начинает тянуть к женщинам, и не к лучшим женщинам. «Я рассчитывал, – жалуется герой Д. Кэрролл, – что она хотя бы наполовину человек, но надежда лопнула, словно воздушный шарик. Ну почему женщина не может хоть раз в жизни оказаться такой, как надо? Не экзальтированной, не развязной, не пустой…»
Согласись, это шарлатанское чувство, оно отдает пороком и дезинфекцией, а тебе нужно иное, чтобы через 10 лет не корить себя за оплошность и нерасторопность.
Хороший совет: спасайся. Очень хороший совет: беги от нее без оглядки. Это уже не твоя вечеринка.
Хватит самому себе морочить голову. Разгневайся на себя. Перестань мучить себя ожиданием своей глянцевой красавицы. Она, быть может, и Барби, но ты зато не силиконовый Кен – вот и вся басня. Она непременно гнусно облапошит твое легковерное сердце, и потом ты будешь вспоминать ее в сладостных мечтах. Будешь возмущаться, неистовствовать. Это пройдет, не скоро, но пройдет. Очнись, тебя любят все, кроме нее. Для чего тебе, умному, в сущности, неплохому человеку, все это?! Искорени привычку волочиться за капризными и пустыми женщинами. Поверь, жизнь с такими – не аппетитнее жареной землеройки.
Все это не для жизни, все это глазам предназначено, для чревоугодного созерцания. Воздух вокруг нее запачкан сладострастием и унылой скудостью надежд. Все красивое ядовито. Теперь можешь смело рыдать, сквозь всхлипы размышляя о том, что любовь – это один из способов самоубийства. Ругайся, не ругайся – у судьбы нет ушей. Зато у времени есть сердце.
Печаль сожрала все твои иллюзии, как лениво-бесстрастный кот аквариумных рыбок, – и не поперхнулась. У тебя при всем честном народе украли сердце – и никто не пришел на помощь. У милиции, наверное, сегодня выходной, или она из деликатности стесняется вмешиваться.
Ты бранишь себя за то, что полюбил. Не стоит. Любой поступок или чувство подготавливает тебя к тому, чтобы сделать очередной выбор. Даже единение с пустотой дает результат. Да, ты истощился, на мелочи израсходовал свои чувства, сейчас ты ощущаешь себя ничтожным пигмеем, мечтающим завести морскую свинку… Но случилось главное – ты изменился, стал чуть мудрее. Потом все станет трезвее и понятнее.
Ты боялся ее потерять? Так знай, еще страшнее потерять себя.
Первое, что необходимо сделать, – поменять ее имя в телефонном меню. Переименуй ее, подбери слово, которое определит ее место в твоей жизни. Пожалуй, «Никто» будет в самый раз. Перестань отвечать на ее звонки. Остатками воли придуши желание услышать ее голос.
Дальше все наладится, а пока притихни и успокойся. Послушай Р. Гари: не ты первый, не ты последний идешь «вместе с миллионами других людей по пути, где у каждого свое горе». У сильной любви очень длинная тень и рваные края, которые делают глубокие надрезы на сердце. Только время может зализать эти раны. Оставь эту любовь, попытайся вытравить ее из памяти, чтобы не свихнуться. Нет, конечно, если тебе нравится быть грустным человеком – это сколько угодно, но только потом не скули. Если хочешь, сходи к какому-нибудь психоаналитику. Не поможет. Не потому, что, как всегда, нарвешься на шарлатана. Просто в твоем возрасте эго хреновато развито.
Очевидно лишь одно: в твоей жизни есть одна пикантная подробность – ты вновь одинок. Случилось почти все, как у поэта, только в иной редакции: «Шепот, бормотанье, лягушачий квак…»
Тебя не боль страшит; сильный человек способен одолеть боль (кстати, ты не сильный человек – но это так, к слову). Чего мужчина не может перенести, так это мысли о грядущем новом одиночестве, теперь уже на все времена, до скончания века (ты в этом уверен, кстати, почти недалек от истины… почти)…
Мужчина, не наговаривай на себя. Сам виноват во всем. Считаешь, чтобы выразить человеку любовь и преданность, достаточно предложить ему гамбургер? Тебе обидно, когда твою любовь сравнивают с фастфудом, но пока так оно и есть. Много чему нужно научиться в этой жизни, чтобы любовь стала изысканным пиршеством души.
Сейчас ты в ауте, к примеру, посуду вымыть, самому помыться или почистить зубы – труд для тебя непосильный. Мужчине тяжелее, чем женщине, вернуться к нормальной жизни. Женщины больше любят порядок – и через какое-то время начинают через силу заниматься домашним хозяйством. Рутинная работа потихоньку вытаскивает из ямы и не дает свихнуться. Так что бери с баб пример, чтобы не свихнуться.
Пусть тебя окутает безразличие, только на время, чтобы усыпить судьбу. Главное, не бросайся на кого ни попадя. Вот уже полгода ты не прикасался к женщине и до сих пор не привык жить в одиночестве.
Ты медленно переходишь от состояния «за что меня, я же не такой плохой» к фазе «провались все пропадом, расступись мораль». Тебя подстерегает серьезная опасность – терроризм чувственности. Худосочный любовный стаж, ощущение покинутости, озлобленность переполнят тебя. Ты обработал себя под прессом несбыточных надежд, тебя подразнили обещаниями и оставили – захлестнет неистовое желание мести. И ты решишь унизить всех женщин, сколько сможешь. Бросить вызов, совратить и опоганить. С ненасытной глумливостью ты бросишься мстить за оскорбление и предпочтешь постельно-акробатический стиль жизни. Милый, опомнись, ты не только губишь других, но усугубляешь свою тоску. Ты тщеславен, злобен, беспомощен и отвратителен. Никто не вложит ни копейки в жизненные акции того, кто безжалостно расправляется с собою. Опустошающая жестокость – это просто твоя смерть, без приличных похорон и разумных сроков траура. Так подыхает душа.
Отрасти лучше бороду, если ни на что другое более серьезное и достойное мужчины ты не годишься. Но лучше не бузи, у тебя же всегда были стойкие моногамные предпочтения. Укроти свирепый взгляд, не суетись и не торопись, ты находишься в финале своего романа с отчаянием. Скоро все наладится. У любой мрачной истории есть развязка.
Твоя правая рука сама собой потянется к карману, вытащит оттуда пачку сигарет и вставит одну тебе в рот. Когда ты придешь в себя, выяснится, что куришь.
Ты неожиданно поймешь, что все повторяется. День копирует день, ночь похожа на предыдущую. Даже женщины почти на одно лицо. О подобном парадоксе любви в 35 лет размышляет герой Э. Круми: «Принцип круговорота очень многое объясняет и в повседневной жизни. Мужчина встречается с женщиной, у них завязывается роман, и с самого начала они не могут избавиться от мысли, что их нынешние переживания и страсти – точно такие же, какие были в их прежних романах. Потом их совместная жизнь разлаживается, они расстаются, и каждый из них понимает – так всегда и бывает. Они сами создали этот круговорот, и он, как ни странно, служит им утешением.
Мир можно рассматривать как некий конечный набор образцов, и этот набор придает смысл всем событиям. Говорят, что история повторяется; но это лишь потому, что у историков есть свой словарь, и количество терминов в нем ограничено, так что историки просто вынуждены повторяться. Сколько у нас есть слов для обозначения войны? Сколько способов объяснить, почему прервались отношения между двумя людьми или двумя народами?»
А теперь самая плохая новость: без любви ты сдохнешь, любовь – это единственный шанс на выживание. Сейчас тебе необходимо мужественно выдержать паузу, собраться, сосредоточиться и отогнать мысли об этой непременно душераздирающей и обязательно единственной любви, воспоминания о которой мешают тебе сделать важный шаг.
Здесь совет один: если что-нибудь не укладывается в схему – следует сменить схему. Вспомни старика Гегеля: «Если мир не соответствует моей теории, тем хуже для мира». Теперь забудь Гегеля. Думай только о себе. Тебе давно пора жениться. Выбери что-нибудь стоящее, у тебя же есть вкус и хоть некоторое знание женщин.
Не думай, что на долю таких, как ты, робких и впечатлительных, остались только чудные, неуживчивые, прыщавые и косоглазые. Не впадай в крайности. К тебе обязательно придет любовь, которая не меркантильна, как игровой автомат, и не гримасничает, как мартышка. Возможно, она поначалу будет невесела, но в этой печали ты увидишь отражение своей пронзительной надежды: судьба справедлива к тем, кто не дружит с отчаянием. Встреча непременно случится.
Не все ли равно, какая будет новая любовь – застенчивая или дерзкая, полная участия к твоим заботам или безразличная даже к «Войне и миру» Толстого? Это совсем не важно. Ты вновь дебютант в науке жизни: наберись сил, открой сердце и возведи свою возлюбленную в ранг единственной драгоценности в мире – и сам сделайся хоть чуть счастливее.
У тебя уже достаточный опыт, чтобы не перепутать впечатлительность с любовью. Любовь – это когда ты не просто хочешь видеть эту женщину, а ты хочешь эту женщину.
Воскреси свое сердце для любви, перенеси всю свою искренность на новую женщину, дарованную тебе Господом. Скажи самые искренние слова, даже те, которые ты говорил другой женщине. Не стыдись и не считай себя фальшивкой и лицемером: ты уже создал эти слова, изваял душою. Тогда их не поняли, но ведь они были искренни. Теперь они должны дойти до сердца той, которая станет единственной. А потом непременно и другие слова отыщутся, не более честные, но только ей, только ей предназначенные.
В новой любви всегда необходима плохая память. Забудь обо всем, что было. Освободись от груза воспоминаний. Выходи, срочно выходи из удрученного состояния, переломи духовную тревогу и женись. Сделай собственную жизнь квинтэссенцией привязанности, беспокойся о ней, оберегай, будто она из тончайшего фарфора, из той самой глины, из которой Господь творил земляничных тигров и самое мироздание. Прикорми свое счастье надеждой. Сработай так, чтобы когда-нибудь на твоей могиле была выбита эпитафия: «Он жил и умер влюбленным».
Прав Том Роббинс: «Плотские объятия самодостаточны. Они с легкостью душат биологические нужды, растворяют интеллект, стирают сознание, с успехом перечеркивают голод, усталость, боль, время, голос рассудка, чувство ответственности и совесть». Ты понял, писатель говорил об объятиях любви, которая навсегда.
Любовь – это единственное, что помогает, что ослабляет смирительную рубашку жизни. Любящий – это тот, у кого за спиной мгновение, а перед глазами вечность. А ночь совместности – это святое.
Теперь о грустном. Жизненный пример И. Тургенева подразумевает сделать следующий выбор: в 35–40 лет пора переходить к вегетарианскому образу переживаний – охота, прогулки, эпистолярные жалобы на здоровье и т. д. Среди многочисленных рецептов бегства от старости тургеневский самый гуманный: примириться и по мере убывающих сил продолжать жить, а если сил хватит – то и творить.
Тем, кто утратил ощущение остроты жизни, следует оттачивать остроумие и прислушаться к совету Д. Д. Нейтана: «С возрастом женщины все больше полагаются на косметику, а мужчины – на свое чувство юмора». Знаешь, есть ситуации, когда чувство юмора не спасает. В семейной жизни есть множество обстоятельств, которые затрудняют пресловутое семейное счастье. Есть мужчины, рассуждает Д. Уэстлейк, которые рождены быть рогоносцами, у них судьба такая, у них профиль рогоносцев. Всякий, увидевший такого, готов был биться об заклад, что этот паренек рожден рогоносцем, не потому, что жена ему изменяла, а потому, что таков он был по натуре: «Рога, как и линии руки, предопределены нам, они вырастают не в результате измены, а измена является результатом наличия рогов. Даже холостяки бывают скрытыми рогоносцами и ждут только момента вступления в брак, чтобы стать рогоносцами явными». Посмотри на себя в зеркало, повертись, профиль изучи, а потом интересуйся, почему все так нескладненько в семейной жизни получается.
А теперь тест из Сантьяго Гамбоа. Паренек, проверь себя, насколько ты ответственный, можно ли тебе на полмесяца доверить парочку йоркширских терьеров: «Я человек безответственный и когда ошибаюсь, то первым осознаю причины провала, так как мои проблемы по большей части можно разбить на три группы: а) те, которые решаются сами собой; б) те, у которых нет решения; в) экономические проблемы, которые, в свою очередь, могут относиться к группе а) или к группе б)». Теперь все ясно. Плоховат ты будешь, как ни крути. Терьеров тебе никто не доверит. Исправляйся.
В 35–40 лет наступила пора сделать умеренными свои алкогольные и сладострастные аппетиты. О зловредности водки и слабого пола, то есть о порочности их содружества, которое дает дурную клиническую картину физического и психологического самочувствия человека, предупреждает врач и писатель А. Чехов, который 17 марта 1890 года пишет А. С. Суворину о своем 35-летнем брате Александре: «Не знаю, что делать с Александром. Мало того что он пьет. Это бы ничего, но он еще невылазно погряз в ту обстановку, в которой не пить буквально невозможно. Между нами: супруга его тоже пьет. Серо, скверно, ненастно…
И этого человека чуть ли не с 14 лет тянуло жениться! И всю жизнь занимался только тем, что женился и клялся, что больше никогда не женится».
Эту же тему развивает 35-летний Чехов в рассуждениях о 35-летнем И. И. Левитане. В письме к А. С. Суворину (от 19 января 1895 года) перечисляются обстоятельства, не благоприятствующие сохранению здоровья художника: «Был я у Левитана в мастерской. Это лучший русский пейзажист, но, представьте, уже нет молодости. Пишет уже не молодо, а бравурно. Я думаю, что его истаскали бабы. Эти милые создания дают любовь, а берут у мужчины немного: только молодость. Пейзаж невозможно описать без пафоса, без восторга, а восторг невозможен, когда человек обожрался. Если бы я был художником-пейзажистом, то вел бы жизнь почти аскетическую: употреблял бы раз в год и ел бы раз в день».
Кого-кого, а Чехова в морализме трудно упрекнуть. Писатель знает, о чем говорит. В качестве доказательства небольшая справка об отношении 36—37-летнего Чехова к горячительным напиткам. О художнике Сухове, к примеру, он сообщает: «Это мужчина 30 лет, очень добрый, смирный, интеллигентный и нескучный. Один недостаток: не пьет даже перед ужином. А непьющий мужчина, по-моему, мужчина не вполне». Казалось бы, перспективная тема жизни намечена. Однако жизнь корректирует любую аксиому. Метрика убывания чеховского задора такова.
А. П. Чехов – Е. М. Шавровой-Юст (от 28 апреля 1896 года): «Бррр! Холодно чертовски. Дует лютый норд-ост. А вина нет, нечего пить. В одном заштатном городе полицейский надзиратель сказал мне: «Хорош наш город, только любить здесь нечего!» Так и я скажу: хорошо в деревне жить, только в дурную погоду пить нечего!»
А. П. Чехов – А. С. Киселеву (от 5 июля 1896 года): «Если будет хорош сентябрь, то приеду уж в сентябре. Водку я пью, но по-прежнему не могу выпить больше трех рюмок. Курить бросил».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 29 сентября 1896 года): «…кровохарканье, должно быть, оттого, что попал с юга на север, а не наоборот. Теперь ничего, но скучно, потому что нельзя ничего пить. Лень одолела, не хочется работать. В Феодосии я страшно избаловался».
А. П. Чехов – А. С. Суворину (от 1 апреля 1897 года): «Бросаю все уездные должности, покупаю халат, буду греться на солнце и много есть. Велят мне есть шесть раз в день и возмущаются, находя, что я ем очень мало. Запрещено много говорить, плавать и проч., и проч.
Кроме легких, все мои органы найдены здоровыми… что у меня иногда по вечерам бывает импотенция, я скрыл от докторов.
До сих пор мне казалось, что я пил именно столько, сколько было не вредно; теперь же на поверку выходит, что я пил меньше того, чем имел право пить. Какая жалость!»
Тридцатипятилетний, прислушайся к совету и не злоупотребляй бражными удовольствиями.
Однажды ты прочитаешь антиалкогольную лекцию Тома Роббинса: «Алкоголь – он вроде тех хищников, что пожирают собственных детенышей. Крепкие напитки на первых порах порождают целые выводки озарений, идей и развеселых шуток. Но если не согнать вместе этих игривых и смышленых щенят и не увести их от матери, если позволить им остаться в ее логове с наступлением послеродовой депрессии (иначе говоря, если выпить больше определенного предела), мать обрушится на них и сжует либо заглотит живьем и в своей темной утробе превратит в дерьмо». Прочитаешь такое, а потом, внезапно впав в тоску, залпом опустошишь стакан виски.
Очевидно, если прислушаться к тому же Тому Роббинсу, Господь создал спиртные напитки и блюзы только для того, чтобы нас утешить, но знаешь, в алкогольном баловстве есть нечто шерстистое, мохнатое и гнусное.
Ну что тебе сказать, раздолбай натуральный, форменный андроид, неорганизованный тормоз, увесистый дебил, нехилый дегенерат, шизанутый удод, киборг невразумительный, отвратительный монстряга, недоразвитый параноик, тошнотворный долбанутик, тупая невменяйка, скунс никчемный, убогий недомерок и т. д. Слушай: это какое-то ублюдство отдаваться алкоголю.
Тебе надо банально сосредоточиться на том, чтобы изменить себя изнутри.
Быть требовательным к самому себе – значит заинтересовать людей и воспитать свою волю.
Стань чуть более дипломатичным, не следует торопиться с категоричными оценками. В сердцах можно такое сказать, что потом будет стыдно и неуютно. Предупреждая собственную поспешность, вспоминай дневниковую запись Л. Н. Толстого (от 22 июля 1857 года): «Встал в шесть, выкупался. Собаки все нет – злился, пошел к водопаду. Ненормальное, ничего не говорящее зрелище».
Снова обратимся к классику. Л. Н. Толстой (дневниковая запись от 17 сентября 1855 года) предлагает такой выход из кризиса: «Несмотря на первую минуту злобы, в которую я обещался не брать пера в руки, все-таки единственное, главное и преобладающее над всеми другими наклонностями и занятиями должна быть литература. Моя цель – литературная слава. Добро, которое я могу сделать своими сочиненьями». Следует признать, что рецепт не для всех. И все же, кому есть что сказать миру, почему бы не поторопиться, но без насилия над самим собой.
Впрочем, к советам Толстого следует относиться с осторожностью. Есть обстоятельства, которые великому писателю были неизвестны, и одно из самых важных: не все молодые люди наделены таким же талантом и здоровьем.
Размышления Ф. Й. Кафки могут быть прочитаны как предостережение беречь телесные силы, лимитированные природой: «Бесспорно, что главным препятствием к успеху является мое физическое состояние. С таким телом ничего не добьешься. Я должен буду свыкнуться с его постоянной несостоятельностью».
В этом возрастном диапазоне обостряются конфликты во всех сферах жизни, особенно в семейной. В 37 лет приходит осознание середины жизни. Позади 7–8, 14–16 лет супружества, наступает пик разводов. Для того чтобы сохранить семью, нужно сформулировать и развить чувство взаимной цели, попытаться вспомнить, за что ты некогда полюбил свою жену, и часть ее недостатков переписать на свой лицевой счет.
У кого-то уже выросли дети. Иногда тебе кажется, что твое потомство могло бы испугать маркиза де Сада. Иной раз со всей очевидностью осознаешь, что полтора десятка лет тому назад тебе и твоей жене была чужда жалость к человечеству и вы не отказались от мысли завести детей. Попытайся смиренно относиться к происходящему. Усвой навсегда: продвижение по лестнице семейного благополучия обеспечивается духовными затратами и длительным стажем терпения.
Поверь, все поспешное продиктовано злобой и жестокосердием. Надейся, что когда-нибудь все как-нибудь уладится. Сейчас тебя объял жизненный жанр, в котором лет 20 тому назад ты чувствовал себя прекрасно. Вспомни, сколько переживаний ты сам доставил родителям.
В этом возрасте по-новому прочитываются классические произведения. Внимание акцентируется уже не на любовной интриге, а на конфликте отцов и детей. Раньше не покидало ощущение, что отцы – это седовласые старцы, а дети – пышущие первой любовью кудрявые блондины, романтические мечтатели. Теперь и ты превратился в оппонента всего мечтательного.
Пойми, сейчас жизнь мстит тебе за отроческое несогласие со старшим поколением. Твои дети убеждены, что именно им даровано судьбою осуществить утопический проект уникального, ни на что не похожего существования. Тщетны твои увещевания. Дети подозревают, что ты даже целоваться не умеешь. Все повторяется. Теперь на примере твоего жизненного случая. Нынче жизнь расправляется с тобою с той же категоричностью, с какой ты некогда отрицал ценности родительского мира, казавшиеся тебе ничтожными и банальными. Теперь твои дети платят тебе той же монетой, которой ты раньше расплачивался со своими родителями. Сейчас новое поколение сомневается в истинности накопленного тобою опыта.
Данная ситуация со всей обостренностью подсказывает тебе: следует искать сотрудничества с детьми. Это сложно. Будь мудр, деликатен, насколько сможешь, откажись от желания отстоять свою неповторимую правоту. На секунду допусти, что у твоих детей она неповторимей. Ужаснись, но допусти их правоту. Им претит нескончаемое бранчливое жужжание и интеллектуальная рутина попечения, они ценят парадоксализм оценок, неожиданность рекомендаций, смелость ума. Им хотелось бы видеть в качестве родителей Джонни Деппа и Мадонну.
Посмотри в зеркало, смиренно прими происходящее и обратись за помощью к своим родителям. Никакой голливудский красавчик не сравнится в мудрости с пожилыми людьми, давно переставшими бороться с миром. Лучше старческой добротой избаловать детей, чем ожесточить твоими непомерными требованиями. Об этом рассуждает Гёте в одном из писем: «Я занят воспитанием моего внука. Оно состоит в том, что я позволяю ему делать решительно все, что ему заблагорассудится, и надеюсь таким образом образовать его прежде, чем вернутся родители».
Руководствуйся и мыслью Н. В. Гоголя в пересказе С. Т. Аксакова: «Но горе, если бы не было стариков. У молодого слишком много любви к тому, что восхитило его; а где жаркая и сильная любовь, там уже невольное пристрастие. Старик прежде глядит очами рассудка, чем чувства, и чем меньше подвигнуто его чувство, тем ясней его рассудок и может сказать всегда частную, по-видимому, маловажную и простую, но тем не менее истинную правду».
Это касается уже тебя самого: позаботься о родителях. Будь кропотлив, устраняя собственные недостатки того возраста, когда ты был ровесником своих детей. Твои родители нуждаются в доверительности, помощи и совете. Поторопись дать им все это, поторопись – в жизни всякое случается.
Накануне сорокалетия придут тебе на ум всякие дурацкие мысли из Тома Роббинса: «Если Вселенная и впрямь расширяется, видать, кто-то ее преследует, не иначе». Ты даже на время почувствуешь себя доморощенным Нероном: «Дом охвачен пламенем, зато какой вид в окне». Но все это покажется чем-то заученным давным-давно в рамках школьного курса литературы, все эти глупости можно повторить не больше одного раза, от силы двух, независимо от мастерства исполнения.
Все намного проще и трагичнее: «Ковбои любят повторять: «Пока не сломается, не чини». Ломается-то всегда, вот только чинить мы не умеем. С другой стороны, ломаться особо нечему, и что, спрашивается, мы воображаем, что чиним?»
Наконец-то ты хоть что-то понял. А понял ты следующее: пора переходить в другую возрастную лигу. За день до сорокалетия возьми книжку Тибора Фишера и узнай, каким ты стал, что было, что ожидает, чем сердце не успокоится: «В юности все кажется проще. Ты рассуждаешь примерно так: вот когда закончу школу, все будет просто отлично. Когда что-то получится с этой девчонкой, все будет отлично. Когда я получу эту работу, все будет отлично. Когда я женюсь, все будет отлично. А в итоге все плохо. Я давно пытаюсь понять, в чем тут дело. Почему так происходит? Это что, невезение? Или общее правило, о котором мне не удосужились рассказать? Какую я пропустил страницу в руководстве «Как жить»? Почему у меня все не так, как должно быть? Может быть, дело во мне? Может, я делаю что-то неправильно? Или я слишком ленив? Я не знаю. И уже начинаю всерьез опасаться, что никогда не узнаю.
Остается одно: запастись терпением и ждать подходящего случая. Действие – это всего лишь ускоренное ожидание. И тут уже ничего не поделаешь».
Запасайся терпением и жди. Прислушайся к предупреждению: ты еще не испытал всю мерзостную остроту ощущения возраста и только коготком увяз в хляби страданий. По геологическим меркам человеческого возраста, прожитые годы, поверь, не более чем ничего.
Тебе недостает четкости, силы и завершенности. Если не изменишься, то при встрече с самим собой через пять лет ты себя возненавидишь. Стань сосредоточенным как музыкант, играющий на ударных. Не утомляйся в сопротивлении самому себе, обстоятельствам и трансцендентным страхам. Не утрачивай брезгливости по отношению к пошлости, дурным женщинам и подлости. Торопись повернуть судьбу. Если ты этого не сделаешь, то очень скоро жизнь покажет тебе свое исподнее, и ты превратишься в «экзистенциального печальника».
Когда юноша клянется совершить подвиг во имя любви, это не означает, что он готов стать знатным куроводом, закончить школу без троек, написать диссертацию или жениться. Нет, он просто жаждет эффектно и окончательно распорядиться жизнью, а не быть знатным куроводом.
В 30 лет мужчина – кочевник-овцевод, защитивший диссертацию.
Мужчины в сорок – это какое-то совокупное кочевье куроводов, ремесленников и овцеводов. И все они растеряны, и все хотят закончить школу жизни без троек. Но пора защищать докторские на тему: «Как детям закончить школу без троек».
В 50 лет мужчина – хвастливый куровод-овцевод, которому боязно рисковать здоровьем. Наступает пора сдавать выпускные любовные экзамены. Сколько ни старайся, жизнь в графе «любовь» поставит тройку. И то из сострадания.