Начало

17

Слава и успех принесли с собой не только радость, но и боль.

Когда уже шла запись программы «Танцы со звездами», у меня начались серьезные проблемы с желтой прессой.

Мы с Димой тогда уже окончательно разошлись, и репортеры из разных бульварных газет, в том числе и из небезызвестной скандальной газеты «Жизнь», буквально подначивали его, чтобы он говорил про меня какие-то, скажем так, не очень приятные для меня вещи. Ужасные вещи. «Вы видели ее без грима? Да она же старуха! И ей совершенно наплевать на детей: она их не кормит, не одевает, не воспитывает, бросает и бежит к Жигунову!» Он был оскорблен моим уходом, но при этом пытался меня вернуть. А я не понимаю как относиться к мужчине, который сначала тебя порочит, а потом говорит: «Вернись, я люблю тебя!»

Пресса устроила нам всем слежку, гонки с препятствиями и все остальные прелести публичной жизни. А Дима, как человек неопытный, соглашался на интервью, не понимая реальных намерений этих пройдох, у которых нет ни совести, ни такта, ни сочувствия к предмету своего заработка – живым людям, которые для них больше напоминают такой, знаете, источник калорий.

Люди, которых когда-то связывала любовь, семейные отношения и главное – дети, обычно легко не расстаются. Сами понимаете – эмоции, боль, взаимные обиды и упреки, выяснение отношений – без этого практически ни один развод не обходится. Но когда ты у всех на виду, и информация о ситуации в твоей личной жизни просачивается наружу словно капелька крови из маленькой царапинки, «акулы пера» тут как тут – они чуют сырое мясо за версту. Дима, к сожалению, не отдавал себе отчета в своих поступках и действиях. Он не мог предвидеть, какие последствия принесет каждое его неосторожное слово. Репортеры буквально говорили ему: «Давай, давай! Говори! Рассказывай!» Я не держу зла, боже упаси, я простила его. Ему было так непросто.

Еще в начале съемок «Няни» он был активно против моей работы – даже приезжал за мной на киностудию, чтобы забрать меня домой, срывался на моих коллег. Ему тщетно пытались объяснить, что не нужно бороться с моей карьерой, что это нормально для актрисы, которая играет главную роль в сериале, целыми днями находиться на съемочной площадке. Но на него это не производило впечатления – мы постоянно ссорились, и в итоге между нами произошел окончательный разрыв.

И вот Диму репортеры доводили до того, что он мне звонил и говорил:

– Ну что? Работаешь? Попрощайся со своими детьми, больше ты их не увидишь.

А мне через две минуты выходить и вести шоу. И у меня было такое состояние, что я хотела разбежаться и удариться головой об стену, чтобы все это закончилось. Чтобы закончилась эта постоянная охота желтой прессы на меня и на мою семью. Наверное кто-то из друзей все-таки пытался его образумить, объяснить, что таких вещей ему никто не простит, что нужно остановиться, что это полное безумие. А самое главное, что ты потом с этим должен жить. Вопрос – как? Как ты будешь нести этот груз с собой?

На нервной почве я перестала спать. Я приезжала к себе домой, в съемную квартиру, садилась в плетеное кресло за круглый стол и просто сидела, глядя в окно на пруд. Тихо и без движения. Я думала и не находила выхода. Это был какой-то тупик, и мне казалось, что я останусь в нем навсегда. Какой-то беспробудный хоровод лиц, событий и слов. Мучительный и бесконечный. Постоянная пытка, даже во сне – там разворачивались события, в точности повторяющие мою явь. Деваться было решительно некуда, и отключиться не было никакой возможности. Как я пережила этот период? Я понимала, что мне нужно отказаться от себя и сконцентрироваться на своих близких. Детям нужны были педагоги, так как они не могли посещать школу. Им нужно было внимание. Они не выходили из дома месяцами. Мне нужно было зарабатывать деньги, потому что семье нужны были деньги – их пока еще никто не отменял. Нужно было заниматься делом. И стараться не думать о себе. Если ты не думаешь о себе, а думаешь об окружающих, тебе становится легче. Только любовь к ближним и спасает. Потому что я очень четко понимала – помощь не придет, никто тебя не спасет. Ни милиция, ни соседи, ни охрана, ни суд, ни адвокаты. Не в нашей стране. Потому что с охраной, знаете, тоже можно договориться, если что. Не говоря уже обо всех остальных. И никто ничего не докажет. Только ты сама. И вот это самоотречение в тяжелых ситуациях, оно очень помогает.

Однажды я возвращалась со съемок, а Диму в этот вечер опять накрутили наши бдительные стражи нравственности – работники желтой прессы, которым позарез был нужен скандал. И у нас получилась такая вот кавалькада: впереди моя машина, за нами с шофером – Димино авто, а замыкала эту погоню за жареным машина с репортером и фотографом. И вот, когда мы подъехали к дому, я выбежала из своей машины, чтобы сказать охране не впускать остальных на территорию дома. Но охранники сделали вид, что заснули и не впустили даже меня. Тогда из своего автомобиля выскочил Дима, набросился на меня, схватил за ворот куртки, приподнял над землей и начал трясти, да так сильно, что я стала звать на помощь. Я испугалась, что взвинченный до предела, он случайно меня убьет – косая сажень в плечах, здоровенный мужик, ему много усилий прилагать не надо, чтобы справиться со мной. И вот, я кричу: «Помогите!», – и из третьей машины выбегают репортеры, двое мужчин. Я подумала – ну все, спасена. Но не тут то было: вместо руки помощи мне протягивают микрофон и спрашивают: «Настя, что вы сейчас чувствуете?» А второй пристраивается фотографировать эту чудовищную сцену. Дима меня и не думает отпускать, колошматит. Я снова кричу: «Вы что – с ума сошли? Меня сейчас убьют! Спасите же!», – а репортеры мне на полном серьезе отвечают: «Что вы! Мы не вмешиваемся – мы же настоящие профессионалы!» И снимают, снимают. А на следующий день один из них позвонил мне на мобильный и как ни в чем ни бывало объяснил: «Это я, вчерашний свидетель вашей драки с мужем. Вы поймите, Настя, ваши с мужем отношения – это ваши отношения. Мы не вмешиваемся – у нас такой кодекс чести. Так что давайте без обид. А теперь, Настя, ответьте на мои вопросы…» Газета «Жизнь» вышла с этими фотографиями и заголовком «Заворотнюк избила своего мужа!»

Это был шок. Даже не нападение Димы – он был в состоянии аффекта, это хоть объяснимо. Шок был от того, что я поняла, как ко мне относятся эти люди, которые фактически живут за счет того, что освещают события моей жизни. Я тогда отчетливо осознала, что я для них – предмет, но ни в коем случае не личность, не человек. Я – их еда, хлеб насущный. И все. Они не задумываются над тем, что я чувствую, когда они меня ощипывают, как курицу, обезглавливают и едят. Так же, как мы не задаемся вопросом: «Нравится ли лососю, что из него делают сашими?» И самое ужасное во всей этой ситуации состоит в том, что кушать нам всем хочется каждый день. И этому процессу нет конца и края – журналистам из бульварных газет (так же как и всем остальным жителям нашей планеты) подавай свежее «мясо» ежедневно. И им всегда будет мало. Так же, как и всем остальным. В той же «Жизни», в других газетах и журналах, работают и порядочные люди. Но такое ощущение, что их гораздо меньше.

Жизнь газетная, она абсолютно отдельна, мне стыдно и страшно про нее думать, и если бы можно было без нее обойтись, это было бы просто замечательно. Журналисты любят говорить: «Если мы не будем писать, ты умрешь!» Да, я согласна! Не надо писать!

Думаю, наша пресса движется в пропасть. Я как-то лежала дома, болела, делать было нечего и из чистого любопытства я читала про всех подряд. Врагу не пожелаешь… У нашей прессы главная задача – довести человека до края отчаяния. Чтобы он сошел с ума у вас на глазах, убил кого-то и потом убил самого себя. И хорошо бы все это заснять на камеру. И продать это материал за большие деньги. Маниакальная страсть. Ищут самые больные места, питаются чужим отчаянием, болезнями, смертями. Им только это и нужно. Но, видимо, это нужно и читателям. И это особенно больно.

И вот эта вот безысходность – понимание того, что охота за тобой прекратится только с твоим собственным исчезновением либо вместе с полным забвением, что для актрисы равносильно уходу в мир иной, если не хуже.

Так мы и сосуществуем – мне звонят и вежливо спрашивают, не могла бы я рассказать о том-то и о том-то. Когда я пытаюсь вежливо отказать, мне вежливо напоминают, что уже давно ничего плохого про меня не писали. «И наши хорошие отношения продлятся до тех пор, пока вы будете давать нам интервью,» – обещают мне. Ну, как тут отказать? Такие милые, приветливые, вежливые люди меня окружают… Медленно сжимая кольцо. Да что там, когда отдыхаю – скрываю пункт назначения до победного конца, до самого вылета. И то, как-то раз, прямо в аэропорту рядом со мной вился какой-то мужчина. Он летел со мной одним рейсом и совершенно бесстыдно направлял на меня свой кейс (со скрытой камерой, естественно). Когда я прилетела в пункт назначения и поняла, что он еще и в моем отеле живет, тут же переехала в другой, зарегистрировавшись под чужим именем. Теперь только так.

Сегодня для меня совершенно точно существуют две Насти – одна в жизни, а другая – в прессе. У них есть что-то общее, но это два разных человека. Когда я даю интервью, я все-таки играю роль. Журналисты жалуются: «Вы умудряетесь столько всего говорить и в то же время не говорить ничего!» Правильно. Я уже боюсь сказать что-то лишнее, я знаю, что любое мое неосторожное слово может быть превратно истолковано. Я не хочу давать повода для грязи, сплетен, слухов, громких шокирующих заголовков. Мне этого хватило. Поэтому каждый раз когда я даю интервью, я внутренне напрягаюсь – каждое слово, каждое подлежащее и сказуемое проходят мой внутренний допинг-контроль. Я готовлюсь к интервью заранее, чтобы не дать никому лишней пищи для фривольных размышлений. Но никакие меры предосторожности не помогают – про меня все равно пишут всякую чепуху.

Одно время все говорили, что я сама распространяю о себе слухи, подогреваю к себе интерес, сама проплачиваю статьи в желтой прессе, что мне все это очень выгодно – такой черный пиар. Вот это полный бред, скажу я вам. Это такое чудовищное, невероятное вранье. Лживая ложь, простите за каламбур. Мы прятались, как могли. Мы не знали, куда деваться. За нами велась самая настоящая охота. За нами двоими и за каждым из нас по отдельности. Однажды, когда мы записывали шоу, Иосиф Пригожин дал мне свою охрану только для того, чтобы довести меня до моей машины – такой ажиотаж устроили журналисты.

Родным и близким тоже досталось – на нервной почве одновременно заболели мой папа и наша няня, которая с нами уже больше двенадцати лет. И сами они, и я, и мама, и дети – все очень переживали! Слава богу, все обошлось, но чего нам всем это стоило, каких моральных сил…

В какой-то момент количество публикаций обо мне, Стрюкове и Жигунове побило все разумные пределы. Крупицы правдивой информации и горы всевозможной ерунды. Резали по сердцу, по нервам. Позже я узнала, что в газете «Твой День» ежедневно на планерке стоял вопрос: «Что будем делать с Заворотнюк сегодня?» Мне шили в любовники всех, с кем я работала, всех, кто просто стоял рядом и кто никогда даже рядом не стоял… Я иногда вставала перед зеркалом, смотрела на себя и думала: «За что же они меня так ненавидят?» Как-то раз кто то из моих преследователей меня попросил: «Ну, скажите что-нибудь! Ну, скажите!» И я ответила: «Хорошо, я скажу. Пожалуйста, кто-нибудь, защитите нас от этого кошмара! Помогите! Кто-нибудь! Милиция, прокуратура, суд! Очень вас прошу!»