Начальник тишины

Глава пятьдесят пятая. Александр Алконост

Крупная, как град, слеза упала на лист бумаги, лежавший перед заключенным. Он вытер ее рукавом арестантской куртки кофейного цвета. Просидев еще с полчаса перед пустым листом, Александр зло сплюнул под ноги и принялся писать:

«Завтра утром, около пяти, когда еще темно, меня казнят на электрическом стуле. Сейчас вечер. Остались считанные часы… Нет никакого смысла все это писать, но нет смысла и не писать. Смысла вообще ни в чем нет. Как все глупо, Господи!

Кто прочтет эти строки? Кому это нужно? Вере? Сыну? Вчера получил письмо от жены. Бедная, страдает из‑за меня. Теперь будет страдать всю жизнь…

Вера, любимая моя, если ты прочтешь эти строки, то знай, я сделал все, что мог, чтобы сохранить себя для вас. Но все было бесполезно и теперь уже слишком поздно. Я подавал жалобы и прошения во все инстанции, но, видно, я слишком грешен, чтобы жить на этой земле. Вера, мне страшно, очень страшно. Мне стыдно тебе говорить такое, но если не скажу, то не знаю, дотяну ли до утра. Если бы я мог, то сейчас же покончил бы с собой, как Гриша-Армянин, про которого ты мне прислала заметку. Но он‑то дурак! Просто круглый дурак. Ему‑то жить нужно было. Он кажется решил, что я его сдам. А я и не думал. Меня мысль успокаивала, что вместо меня на земле хоть дружок поживет. Думал, пусть за нас двоих поживет, порадуется. Вот он и порадовался… Вышло, что я его пережил.

Вера, когда наш мальчик вырастет, обязательно расскажи ему, что папа был страшным и злым человеком. Не человеком даже, а зверем. И что получил свое по заслугам. Мои покойнички давно уже хором на меня Богу жаловались. Они ведь тоже жить хотели, любить, цветы выращивать, с собачками гулять, яичницу кушать, по музеям ходить. А папа Саша их в расход! В расход, не задумываясь.

Как гениально и глупо: контейнер ценных контрабандных грузов из России приходит по нашей договоренности в Штаты на какого‑нибудь америкашку. Груз растаможивают, и если все гладко, то тут появляемся мы с Гришей и забираем груз, а америкашка после этого просто-напросто исчезает. И нам не нужно ему обещанные проценты платить.

Казалось бы, сколько уже таких контейнеров получено! Мы с Гришкой озолотились. И нам, и нашим детям хватило бы. Нужно остановиться было, так нет ведь! Кстати, перед последним делом сидело во мне смутное предчувствие, что сгорим. И опять не остановился… Ну вот и остановили добрые люди. Не-на-ви-жу!!!

Так что в Джорданвилль ты теперь, Вера, без меня ездить будешь. Не знаю, правда, станут ли монахи за такого, как я, молиться. А могилу отца Василия ты от меня обязательно поцелуй, или как там это делается… Он добрый был, понимающий. Только мне от этого сейчас не легче.

Ну вот и все. Пропади все пропадом!»

Александр со злостью швырнул ручку, ударил по пластиковому столику кулаками, уронил на них голову и отчаянно зарыдал.

Тем временем к рябой решетчатой двери камеры молча подошли двое, надзиратель и заключенный. Надзиратель нажал кнопку, дверь автоматически открылась. Потом он смерил заключенного неприветливым взглядом и на плохом английском с пуэрто-риканским акцентом небрежно бросил:

– Hey, Russian, there’s a guest for you until morning. (Эй, русский, к тебе тут гость до утра).