Как было сказано, Стратегию, разработанную в 2012 г., можно считать документом нового поколения. В ней много верных утверждений, и особенным отличием является осторожность этих утверждений — это документ продуманный, в нем мало постулатов и выводов, которые могут нанести ущерб межнациональным отношениям в России.
В Стратегии есть ст. 6, необычная для таких документов. Она гласит: «Государственная национальная политика Российской Федерации нуждается в новых концептуальных подходах.». Это признание уже обнадеживает.
Насколько реализуются эти надежды, мы увидим в недалеком будущем. А пока — анализ и конструктивная критика, которая, возможно, поможет в разработке конкретных проектов. Сейчас скажем о главных установках Стратегии.
Прежде всего не удовлетворяет самая первая статья, задающая формат Стратегии. Она гласит: «Стратегия — система современных приоритетов, целей, принципов, основных направлений, задач и механизмов реализации государственной национальной политики Российской Федерации». В этом перечне отсутствует важный раздел, без которого нельзя ставить задачи и выбирать «механизмы реализации». В нем должны быть такие подразделы: описание и анализ актуальной реальности; тенденции ее изменения и динамика процессов; «карта» расстановки основных сил и «карта» противоречий между главными акторами процессов.
Все эти условия по умолчанию представляются как очевидные. Но это не так. Скорее всего эти условия просто не учитываются («не замечаются»). На заседании Совета по межнациональным отношениям В.В. Путин сказал: «Наша базовая задача заключается в том, чтобы… люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны».551
Но почему возникла эта «базовая задача»? Какие общности в России и в каком количестве не «осознают себя гражданами единой страны»? Кем они себя осознают и почему? Наконец, почему эта задача названа «базовой»? Откуда видно, что именно в ней — корень проблем нациестроительства?
Мы помним, что еще летом 1991 г. все «люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны» — СССР, а участь его уже была решена, и еще недавно непобедимый советский народ был уже бессилен, хотя 76% населения проголосовали на референдуме за сохранение Союза. Здесь, как и в отношении легитимности («культурной гегемонии») общественного строя, важно не просто осознание, что ты живешь при таком-то строе, и даже не просто согласие на его сохранение, а активное благожелательное согласие — готовность выступить на его защиту.
Данных о том, кто в России кем себя осознает, публиковалось немного. К примеру, на основании исследований 2003 г. социологи писали: «Вне зависимости от их мировоззренческой и вероисповедной принадлежности идентифицирует себя в качестве граждан России — 62%. При этом 11% по-прежнему считают себя гражданами СССР, а 3% респондентов — гражданами мира. Около четверти респондентов (24%) заявили о неопределенности собственной гражданской ориентации. Наиболее же существенные отличия демонстрирует группа последователей ислама, в которой гражданами России ощущают себя лишь 39% респондентов, в то время как гражданами СССР — 19%, а гражданами мира — 8%. При этом уровень неопределенности в гражданской ориентации мусульман также самый высокий — 33%».552
А вот существенные данные опроса ВЦИОМ, проведенного в марте 2012 г.: «Сейчас самые сильные эмигрантские настроения зафиксированы у граждан, поддержавших кандидата в президенты РФ Михаила Прохорова. 25% “прохоровцев” заявили, что хотели бы уехать “из этой страны”. По данным ВЦИОМ, покинуть Россию желают также 19% сторонников кандидата Сергея Миронова и 18% сторонников Владимира Жириновского. Еще одни потенциальные эмигранты — студенты. 25% опрошенных в возрасте от 18 до 24 лет тоже заявили, что хотели бы перебраться за рубеж на ПМЖ».553
Эти 25% молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет, желающих эмигрировать, прекрасно осознают себя гражданами России, но они не хотят ими быть — вот что важно. Значит, «наша базовая задача» гораздо фундаментальнее и сложнее, чем представил Президент России.
Трудно согласиться с той оценкой ситуации, которая дается в ст. 13 Стратегии: «В результате мер по укреплению российской государственности, принятых в 2000-е годы, удалось преодолеть дезинтеграционные процессы и создать предпосылки для формирования общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы народов России, восстановления исторической связи времен, укрепления национального согласия и духовной общности населяющих ее народов».
Утверждение, будто в России «удалось преодолеть дезинтеграционные процессы» не обосновано какой-то определенной мерой, не названы индикаторы, критерии оценки и критические точки этих процессов. На наш взгляд, это утверждение не соответствует действительности. Россия — сложная система, в ней постоянно идет множество процессов интеграции и дезинтеграции. Да, территории не отделились, референдумов об отделении сепаратисты в регионах не проводили. Но в контексте Стратегии этот тезис, видимо, надо понимать как преодоление дезинтеграционных процессов в человеческих общностях — прежде всего в социокультурных группах (и обществе в целом), в этнических группах (народах в целом). Интенсивность и характер дезинтеграционных процессов могут варьировать в широком диапазоне.
Можно утверждать, что одна из главных причин продолжительности и глубины кризиса заключается в том, что в России произошла глубокая дезинтеграция общества. Этот процесс был запущен реформами 1990-х гг. как способ демонтажа советского общества. Но остановить этот маховик после 2000 г. не удалось (если такая задача вообще была осознана и поставлена). В течение последнего десятилетия социологи регулярно фиксируют ход дезинтеграционных процессов, которые оцениваются как одна из фундаментальных угроз России.
Продолжается дезинтеграция общества по ценностным основаниям. Вот вывод 2010 г.: «Достижение ценностного консенсуса между разными социальными слоями и группами является одной из главных задач политического управления в любой стране. Эта задача актуальна и для современного российского общества, так как в нем либерально-консервативная модель государственного управления, судя по материалам социологических исследований, нередко вступает в противоречие с традициями, ценностями и символами, свойственными российской ментальности».554
Если авторы Стратегии всерьез считают, что дезинтеграционные процессы преодолены, то это — большая ошибка. Без того, чтобы действительно остановить эти процессы, планы нациестроительства окажутся утопическими.
Нет оснований и для второго тезиса ст. 13, согласно которому «созданы предпосылки для формирования общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы народов России, восстановления исторической связи времен, укрепления национального согласия и духовной общности населяющих ее народов».
Когда и каким образом они могли быть созданы, если продолжается курс реформ, которые и привели к разрушению «общероссийского гражданского самосознания на основе общей судьбы»! Что в Стратегии понимается под «общей судьбой»? Мы наблюдаем именно расхождение жизненных судеб и общностей, и отдельных людей.
Перед кризисом 2008 г. положение характеризовалось так: «Современную социальную структуру российского общества нельзя рассматривать как стабильное устойчивое явление. Появившиеся различные формы собственности привели к рождению новой социальной структуры с новыми формами социальной дифференциации. Основной характеристикой современного российского общества является его социальная поляризация, расслоение на большинство бедных и меньшинство богатых. Россия активно включается в процессы «глокализации», порождая различные «гибридные практики» и «кентавризмы». Регионализация и анклавизация в настоящее время — существенная характеристика всей социально-экономической и политической жизни страны».555
Речь идет о процессах социальных, массовых, от которых не может уклониться никакой народ. Везде расходятся пути города и деревни, слоя благополучных и погруженных в безысходную бедность, обитающих и работающих в анклаве «модерна» или в местности, переживающей деградацию и архаизацию.
В ст. 14 так представлен статус указанных выше дезинтеграционных процессов: «Вместе с тем в сфере межнациональных отношений имеются нерешенные проблемы, вызванные как глубокими общественными преобразованиями при формировании в современной России свободного открытого общества и рыночной экономики, так и некоторыми просчетами в государственной национальной политике Российской Федерации».
Эти массовые и неумолимые процессы названы «нерешенными проблемами», которые пока что «имеются», как нечто второстепенное, наряду с большими успехами. Но ведь это не так! Эти «нерешенные проблемы» на деле являются факторами высшего порядка, и подобраться к их решению пока что не удается. Их лишь смягчает наличие в России мощного и прибыльного нефтегазового комплекса. А причинами этих проблем названы «глубокие общественные преобразования при формировании в современной России свободного открытого общества и рыночной экономики». Судя по фразеологии, эти «общественные преобразования» трактуются в Стратегии как положительные факторы, хотя хорошо известно, что большинство населения считает их причиной национального бедствия.556
Как же можно сплотить нацию, эту систему «отношений горизонтального товарищества», при диаметрально противоположных оценках власти и населения?
Эти две части России — господствующее меньшинство и большинство населения — уже живут в разных мирах, с разной совестью. И эти части расходятся, хотя еще не осознали себя двумя несовместимыми расами, жизнь которых на одной земле невозможна. А власть, вместо разрешения этого противоречия, пытается сплотить эти две общности, хотя очевидно, что это уже невозможно. Ситуация в России в 1990-е гг. была аномальной, ее можно назвать согласием без легитимности. Население России, принимая власть «демократов Ельцина», вовсе не наделяла ее легитимностью (в смысле Вебера) и даже не поддерживала ее как меньшее зло по сравнению с другими возможными в тот момент политическими режимами. Вопрос стоял так: режим Ельцина или хаос. В этой дилемме режим Ельцина все же выглядел меньшим злом.
Авторы исследования 1995 г. делают вывод: «Динамика сознания элитных групп и массового сознания по рассматриваемому кругу вопросов разнонаправленна. В этом смысле ruling class постсоветской России — маргинален».557 Можно ли собрать нацию, если ценностная система господствующего меньшинства по всем существенным позициям антагонистична населению — т. е. страной правит этически враждебная и маргинальная группа?
Но разве это состояние изменилось? Вот вывод психиатра, зам. директора Государственного научного центра клинической и судебной психиатрии им. В.П. Сербского (2010 г.): «Затянувшийся характер негативных социальных процессов привел к распаду привычных социальных связей, множеству мелких конфликтов внутри человека и при общении с другими членами общества. Переживания личного опыта каждого человека сформировали общую картину общественного неблагополучия. Переосмысление жизненных целей и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов способствовало утрате привычного образа жизни, потере многими людьми чувства собственного достоинства. Отсюда — тревожная напряженность и развитие кризиса идентичности личности. Развиваются чувство неудовлетворенности, опустошенности, постоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит что-то неладное. Люди видят и с трудом переносят усиливающиеся жестокость и хамство сильных».558
Когда в 1990-1991 гг. впервые перед людьми предстали эти «усиливающиеся жестокость и хамство сильных», они поразили многих. Речь здесь шла не о несправедливости, не об эксплуатации и даже не о неравенстве, что само по себе вызывало возмущение, а именно о хамстве как особом культурном оформлении наступившего на человека социального зла. Власть 1990-х гг. к этому культурному течению примкнула и им воспользовалась, а власть 2000-х гг. не стала с этим бороться, не встала на защиту населения. Теперь разрыв с ним, необходимый для нациестроительства, требует особой политической, социальной и культурной программы.
В ст. 14 Стратегии есть многозначительная фраза: «нерешенные проблемы, вызванные некоторыми просчетами в государственной национальной политике Российской Федерации». Смысл этого важного замечания не раскрыт, хотя именно в программных документах такого типа обозначение просчетов и ошибок играет важную роль в качестве ограничений. Мол, мы совершили такую-то ошибку, мы ее будем исправлять и больше ее не совершим. Пока что это методологическое правило не выполнено, но есть надежда, что анализу ошибок рабочая группа уделит достаточное внимание.
Максимально информативной должна была бы быть ст. 20 Стратегии, в которой сказано: «Приоритетными направлениями государственной национальной политики Российской Федерации являются:…», — и далее приведен перечень этих приоритетных направлений. Но все это — перечень банальных пожеланий типа: «б) обеспечение межнационального мира и согласия, гармонизация межнациональных (межэтнических) отношений». Никаких, даже туманных общих указаний на то, каким образом это будет достигаться, в тексте Стратегии нет. Даже самый ясный и определенный приоритет — «обеспечение социально-экономических условий для эффективной реализации государственной национальной политики Российской Федерации» — не сопровождается никакими пояснениями о механизме и ресурсах действий в этом направлении. А ведь социально-экономические условия бытия всего населения России заданы «общественными преобразованиями при формировании рыночной экономики». Чем может государство России компенсировать давление этого фактора?
Все это — ключевые вопросы, которые определяют вероятность успеха программы нациестроительства.
Нациестроительство — это соединение людей множеством взаимных связей и обязательств. Оно возможно, когда большая часть населения ощущает свою солидарность с множеством сограждан и свободно, по доброй воле принимает на себя заботу о них и ответственность перед ними. Каждый чувствует себя членом большой семьи, хотя лично не знаком и не общается с подавляющим большинством своих «родственников». Соответственно, каждый надеется на такое же отношение к нему — «свои» его не оставят в трудную минуту. Люди в нации связаны между собой нравственными нормами, а государство подкрепляет эти нормы законом. Когда кто-то нарушает какую-то из норм, окружающие накладывают на него моральные санкции, а государство наказывает бесстрастно. Все это вплетено в основание нации. Главное препятствие в этой связи для нациестроительства — аномия, о которой уже упоминалось в разделе 3.2.
Коротко перечислим главные факторы, породившие аномию в России, которые должны быть устранены или нейтрализованы, чтобы успешно осуществить программу нациестроительства.
Первый, самый очевидный и понятный фактор — доходящее до абсурда в своей несправедливости социальное расслоение населения. Это — фундаментальный фактор; как же государство предполагает нейтрализовать его, продолжая именно ту политику, которая и ведет к атомизации населения?
Нация — это большая общность, соединенная общим проектом будущего, осознающая себя в большом времени. Объединенные таким чувством люди могут даже объяснить и принять свои личные невзгоды и эксплуатацию. К. Поланьи, описывая в классическом труде «Великая Трансформация» (1944) процесс становления капитализма в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом.559 Но ведь в России не возникло этой «всенародной стройки», главные идеи нового порядка не были приняты народом, а государство не приняло предупредительных контрмер против фанатизма частного капитала! Здесь запущен и продолжается совсем иной процесс.
Государство, как и идеология, стало явной рукой нового торгово-финансового капитала. У Поланьи государство Англии представляет «коллективные интересы», добиваясь баланса рынка и общества. В России, как отмечает социолог М. Буравой, «государство похитила финансово-природно-ресурсно-медийная олигархия».560
Теперь, чтобы вести нациестроительство, государство должно вырваться из плена олигархии и начать представлять «коллективные интересы», добиваясь баланса рынка и общества. Решится ли оно на это? Если не решится, не будет устранено мощное воздействие аномии на жизненные планы граждан — их общность будет переживать лихолетье в коротком времени. В.В. Кривошеев писал в 2009 г.: «В советский период истории не только декларировались, но и на практике осуществлялись иные, длинные жизненные проекты. Ситуация длинных жизненных планов предполагала наличие определенной системы ценностных координат.. Именно длинные жизненные планы были ориентиром и в сфере семейных отношений. Человек рассчитывал свою жизнь с одним брачным партнером, что можно расценивать и как некую инерцию элементов и характеристик традиционного общества. Для современного общества, насыщенного горизонтальными связями (сетями), обладающего качественно иными коммуникационными и информационными возможностями, все в большей мере характерна, на наш взгляд, специфичная форма проявления аномии, которую можно определить как ситуацию коротких жизненных проектов. Кардинальная трансформация российского общества, начатая в конце 1980 — начале 1990-х годов, одновременно означала и резкий переход значительного числа людей, целых социальных групп и категорий к коротким жизненным проектам».561
Это — порочный круг и даже историческая ловушка, в которую попала Россия в 1991-1992 годы. Ловушка захлопнулась, когда была проведена приватизация промышленности. Она и запустила механизм, который размолол российское общество.
Каким образом собирается теперь государство, приступая к нациестроительству, достичь не то чтобы ценностного консенсуса, но хотя бы компромисса? Ведь оно до сих пор не решается объясниться с населением — даже через 20 лет после приватизации.
Особенностью российского кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. В результате сегодня одним из главных препятствий к возврату России в нормальную жизнь стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал аномии накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз. Реформы 1990-х гг. создали для представителей криминального мира режим наибольшего благоприятствования. Эти реформы послужили «социальным лифтом», который в огромных масштабах поднял преступный мир сначала в экономическую, а потом и в другие сегменты «элиты». Для основной массы населения это стало бедствием.
Вернемся к проблеме коротких жизненных планов: «В состоянии социальной катастрофы особенно сильно сказалось сокращение длительности жизненных проектов на молодом поколении… В условиях, когда едва ли не интуитивно все большее число молодых людей понимало и понимает, что они навсегда отрезаны от качественного жилья, образования, отдыха, других благ, многие из них стали ориентироваться на жизнь социального дна, изгоев социума. Поэтому-то и фиксируются короткие жизненные проекты молодых: наркоману бесполезно внушать, что до 30 лет доживает редкий из наркозависимых людей. Не случайно, как свидетельствуют оценки экспертов, по сравнению с 1990 г. в 2002 г. число больных наркоманией в России возросло в 10 раз и достигло более 2 млн человек. Молодому человеку, который чрезмерно потребляет спиртное, можно сказать, уже спивается, также бессмысленно говорить о жизненных перспективах, “открытости всех дорог”. Нельзя не видеть, что все это происходит на фоне едва ли не полностью разрушенной социализации подрастающего поколения».562
Это — массивный социальный процесс, который не будет переломлен ни ростом доходов «среднего класса», ни небольшими «социальными» подачками бедным. Должно измениться само жизнеустройство страны — хозяйство, культура и нравственность как единая система. А что мы видим? Уголовные дела висят над министрами, над руководителями спорта и космических разработок, над ректорами вузов и председателем ВАК, замминистра нанимает бандитов, чтобы убить депутата, а ведущий артист Большого театра — плеснуть кислотой в глаза балетмейстеру.
10 декабря 2010 г. председатель Конституционного суда Валерий Зорькин выступил с таким заявлением: «Увы, с каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют “кущевской”, — не уникально. Всем — и профессиональным экспертам, и рядовым гражданам — очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное. Ибо граждане наши тогда поделятся на хищников, вольготно чувствующих себя в криминальных джунглях, и “недочеловеков”, понимающих, что они просто пища для этих хищников. Хищники будут составлять меньшинство, “ходячие бифштексы” — большинство. Пропасть между большинством и меньшинством будет постоянно нарастать. По одну сторону будет накапливаться агрессия и презрение к “лузерам”, которых “должно резать или стричь”. По другую сторону — ужас и гнев несчастных, которые, отчаявшись, станут мечтать вовсе не о демократии, а о железной диктатуре, способной предложить хоть какую-то альтернативу криминальным джунглям».563
Это крик отчаяния! Председатель Конституционного суда констатирует, что организованная преступность становится сильнее нынешнего государства, поскольку выработала эффективную модель сращивания с властью и с бизнесом, что создает качественно новую антисоциальную хищную силу. Тенденции негативны, так как государство не помогло возникнуть гражданскому обществу, и опереться ему не на кого.
Надо искать выход из этого тупика, и этот выход будет непростым.
В ст. 21 Стратегии «Задачи в сфере государственной национальной политики Российской Федерации» есть пункт: «Задачи по информационному обеспечению реализации государственной национальной политики Российской Федерации».
Важность этой задачи очевидна — любая человеческая общность просто не может существовать без соединяющих ее членов информационной системы. Эта система должна иметь центр, из которого непрерывно исходят сообщения «во все концы», в пределе — до каждого жилища. На уровне рода этой системой управлял шаман со старейшинами, у вождя племени или князя были герольды, глашатаи и гонцы, народ собирался уже на сложной системе информационных каналов и фондов — с государством, церковью, школами, архивами. А о нации сказано, что ее «создал печатный станок», причем уже на стадии не книгопечатания, а прессы — многотиражных регулярных газет.
Все знают, что нация существует на четко ограниченной территории, это очевидно (даже говорят «территориальная нация»). Менее наглядно существование национального информационного пространства, представляющего собой сложную систему «производства и переработки» информации, ее хранения, каналов доведения ее до потребителя и множество обслуживающих организаций и учреждений. Функционирование этого пространства занимается большая междисциплинарная область — социодинамика культуры.
Казалось бы, главной задачей в этой сфере Стратегия должна была назвать строительство в России современного информационного пространства, соответствующего главной стратегической цели — сборке российской нации. Об этом нет и речи. В списке благих пожеланий самым содержательным абзацем статьи 21 надо признать такой: «формирование и совершенствование мер стимулирования государственных, муниципальных и негосударственных теле- и радиокомпаний, печатных средств массовой информации, журналистов, освещающих вопросы реализации государственной национальной политики Российской Федерации, включая поддержку проектов, направленных на реализацию целей и задач настоящей Стратегии».
Итак, стратегическая задача — стимулирование имеющихся в России информационных служб. О состоянии информационного пространства России как системе в Стратегии нет и речи. Какова же реальность?
Она крайне тяжелая. В результате «ликвидации посредством слома» советской системы и ее общественного строя Россия утратила национальное информационное пространство. Это с неизбежностью происходит во время революции; но во всех революциях, которые сразу начинают государственное строительство, первым делом восстанавливаются границы территории и информационное пространство (которое, кстати, надо охранять не менее тщательно, чем собственно территорию). Этого не произошло в 1990-е гг., нет целостной программы такого строительства и до сих пор.
За последние 20 лет СМИ России, вышедшие на рынок, стали «играть на понижение». Как будто что-то сломалось в мировоззрении сообщества журналистов. Телевидение крутит лицензионные игровые шоу типа: «Слабое звено», «За стеклом», «Последний герой». Каков идейный стержень этих программ? — Утверждение социал-дарвинистских принципов борьбы за существование как закона жизни общества. Неспособные уничтожаются, а приспособленные выживают в процессе «естественного отбора».
Социологи пишут, что в этих программах «знания и эрудиция участников все более уходят на второй план. Акцент делается на возможностях победы над противником через подкуп, сговор, активизацию темных, находящихся в глубине души инстинктов. Практически во всех программах прослеживается идея, что для обладания материальным выигрышем — т. е. деньгами, хороши любые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на определенный вариант жизни, стиль и способ выживания».564
Свою функцию в нациестроительстве перестала выполнять и эйдосфера — сфера зрительных образов (живопись, фотография, плакаты). Эту свою роль активно выполняла живопись в XIX в., а в ХХ в. к ней присоединились фотография и искусство плаката. Уже с 1918 г. информационное пространство СССР стало наполняться произведениями, конструировавшими образ советского человека, который обогащался все новыми и новыми признаками в быстро меняющейся социальной и культурной обстановке. Достаточно вспомнить картины и плакаты А.А. Дейнеки, где этот образ создавался средствами и социалистического реализма, и модернизма; скульптуры В.И. Мухиной или Е.В. Вучетича. Сейчас такой поддержки в осуществлении программы нациестроительства от художников и скульпторов получить, видимо, не удастся.
То же самое можно сказать и о песне — исключительно важным для народа и нации сочетанием семантической информации с эстетикой. Советская культура унаследовала еще дореволюционные песни и романсы Серебряного века и песни с революционной эстетикой, а затем был создан огромный массив советских лирических композиторских песен, восходящих к народной песне. Если где-то сейчас люди еще поют — для себя или хором за столом — то это именно песни советского периода. С какими песнями сегодня собирать российскую нацию?
Потоки информации — во всех знаковых системах — либо укрепляют легитимность существующего порядка, либо подрывают ее, либо соединяют людей узами «горизонтального товарищества», либо разрывают эти узы. В нормальном состоянии государство контролирует основные каналы информации разными способами (не обязательно цензурой); но пока что эта система не сложилась, и эффективность государственной политики низка, особенно в сфере национальных отношений. Это резко усложняет задачи нациестроительства, и принципиальное укрепление этого «фронта» является стратегической и в то же время срочной задачей. На наш взгляд, пока что она недооценивается ни государством, ни обществом.