Далеко шла слава о русском князе Владимире, завидовали ему соседние народы, искали с ним союза, и сам он знал, что благословляют боги успехом его оружие, что велик и славен его народ среди других народов.
Трепетали перед ним и вятичи, и радимичи, и камские болгары. Занята была им Червонная Русь. Давно взята была земля Полоцкая. Полоцкий князь Рог–волод был убит, а дочь его Рогнеду Владимир взял себе в супруги.
Дружина обожала князя, и сам он дорожил дружиной. В пирах да в походах проходило все время. Но в последнее время нет–нет да и налетят на князя какие–то черные мысли, какая–то тревога, какое–то недовольство самим собой и другими.
А тут еще Лют принес весть, будто замышляют против него, князя, какое–то страшное дело: едва уйдет он, как захватит киевский престол его любимец, воевода Дулеб. В поход отправить Дулеба — больным сказывается… Привык князь, как самому себе, верить Дулебу, и тяжело было ему представить себе, что способен на такое дело Дулеб. Поздно вечером ждал к себе князь старика Люта. Кудесник наконец пришел.
Осторожной, вкрадчивой поступью он вошел в гридницу князя и низко, почти до земли, поклонился ему.
— Добрый вечер, Лют! С чем пожаловал? Привел Янко?
— Вели позвать его, княже! Он лучше меня тебе расскажет.
— Позови, — коротко приказал Владимир. Он чувствовал какое–то раздражение и усталость от всех этих черных дум и неприятных разговоров с волхвом.
Лют скрылся за дверью и через минуту вошел снова уже в сопровождении маленького уродливого человека хазарского типа. Это был холоп Дулеба Янко. Смуглое худое лицо Янка выражало лукавство, глаза беспокойно и хитро бегали по сторонам.
Он вошел, озираясь по сторонам, и, сделав два–три шага, упал в ноги князю.
— Встань, — так же коротко приказал князь, — что скажешь о воеводе?..
Янко поднял на него глаза и невольно съежился под грозным и пытливым взглядом князя, устремленным на него.
Глаза его беспокойно забегали по сторонам, и он заговорил быстро и в то же время почти шепотом:
— Приходят к боярину по ночам ратные люди… Умышляют на князя… Извести… Со свету сжить хотят… Хочет боярин сам Киевом править, как Аскольд и Дир в старину правили… И еще с ведьмами он, что на Кучинской горе, в договор вступил… Смерть они князю наговаривают, болезнь лютую навести на него хотят…
Янко замолчал, продолжая трястись всем телом. Молчал и князь, хмурый и раздраженный.
— Разберу, когда из похода вернусь, — наконец проговорил он. — Завтра в поход иду… передовая рать уж ушла. Эй, отрок!.. — крикнул он.
Молодой варяг вошел на его зов.
— Боярина Дулеба под стражу взять… В холодную избу до моего возвращения посадить… Сегодня же ночью… И этого держать, — указал он глазами на Янка. Потом отвернулся, по–прежнему недовольный и усталый. Янка увели. Лют, однако, успел подмигнуть ему и ободрить. Наедине с князем остался старый кудесник.
Князь встал и, скрестив руки на груди, несколько раз прошелся по гридне.
— Скучно, Лют… И страшно что–то. Придумай–ка, как помочь беде… Как сердце утолить? Чем?
Лют посмотрел на него долгим испытующим взглядом.
— Я бы сказал, княже.
— Говори, Лют!
— Почитаешь ты богов, княже… Все холмы, почитай, ими украсил… И дают боги тебе победу, А еще лучше будет, и сердце точить тоска перестанет, когда построишь храм в честь Перуна. У других народов есть храмы, даже у христиан, а у нас нет… Не добро это, княже… Если построить храм… Жертву сначала богам принесем и начнем строить… Приятное это будет дело богам. — Кудесник говорил как будто совсем спокойно, но глаза его зорко следили за князем.
— Что ж… Я богов всегда почитал. Пусть будет по–твоему, — сказал Владимир, садясь за стол, — стройте… А теперь прости… Ко сну клонит.
Лют поклонился так же низко, как и давеча, и вышел. Он торжествовал: «Посмотрим: уйдете ли теперь от руки Люта!».
Идя к себе, он нарочно свернул немного в сторону, чтобы пройти мимо дома Дулеба. Там горели огни, слышался какой–то шум и женский плач.
Лют понял, что Дулеба уже схватили.
— Ладно, не дождешься ты князя… Сгниешь раньше, — прошептал он, грозя кому–то в темноту ночи.
С черными думами шел Лют по знакомому лесу; крепко задумался и чуть было своей избы не прошел. Вдруг кто–то окликнул его: «Лют, сюда, Лют!» Он очнулся, вздрогнул и оглянулся в сторону.
Несколько человек на шкуре медведя несли чье–то тело. Одного взгляда достаточно было Люту, чтобы догадаться, кто это.
Рванул он седые волосы, вырвал клок и с диким воплем бросился к телу: «Олег!»
Перед ним лежало обезображенное, окровавленное тело. Вместо головы была какая–то бесформенная масса, и только по одежде да по золотой серьге, уцелевшей в правом ухе, он узнал сына. Взглянул на него Лют и понял, что медведь одолел на охоте Олега и снес ему череп. И снова дикий нечеловеческий вопль пронесся по лесу.